— Нельзя сказать, какой она глубины, — произносит капитан. Его левый ус подергивается, как крысиный хвост. — Если упасть в эту бездонную пропасть, пройдет много дней, прежде чем вы достигнете дна.

— Но глубину впадины уже измерили, — осмеливаюсь вставить я. — Туда уже спускались. Так вышло, что я знаю ее точную глубину — шесть и восемь десятых мили.

— Знаешь? — передразнивает он. — Да что может знать дрожащий щенок-недокормыш вроде тебя? Ты не видишь ничего дальше кончика своего мокрого носа! — Он хохочет над тем, как описал меня. Проведя всю жизнь в море, капитан весь покрылся морщинами, хотя большая их часть скрыта под темной спутанной бородой. От смеха морщинки натягиваются, так что на шее проступают мышцы и сухожилия. — Верно: мореходы, заплывавшие в воды впадины, хвалились, будто видели дно, но они лгут. И их ложь расстилают ковром, и выбивают из нее пыль — и поделом.

Я уже перестал пытаться понять речи капитана, но они все равно действуют мне на нервы. Может, я что-то упускаю. Что-то очень важное и настолько обманчиво простое, что до меня дойдет не раньше, чем станет слишком поздно.

— Этот путь длится целую вечность, — продолжает капитан. — И не позволяйте никому разуверить вас.