Посреди ночи незнакомые мне матросы проникают к нам в каюту и тащат меня чистить пушку. Понятное дело, в наказание за споры с капитаном. Я пытаюсь вырваться, но все тело превратилось в резину, так же как корабль в медь. Мои конечности растягиваются и гнутся под неестественными углами, не давая мне ни стоять на ногах, ни защищаться. Я пытаюсь отбиваться, но руки болтаются, как лапша.
Через темный люк мы спускаемся туда, где ждет пушка.
— Каждый должен ее почистить хотя бы раз за плаванье, — говорят мне. — Ты будешь делать это, хочешь ты того или нет.
Здесь мрачно и воняет смазкой и порохом. Ядра лежат кучками, а в центре стоит пушка, настолько невозможно тяжелая, что под ее весом прогибаются медные доски. Ее черная пасть даже страшнее капитанского глаза.
— Красавица, а? — произносит артиллерист — тот самый седой, мускулистый, обветренный моряк с оскаленными черепами на руках.
Рядом с пушкой стоит ведерко политуры с тряпкой. Резиновыми руками я окунаю тряпку в ведро и начинаю размазывать его содержимое по пушечному стволу, но артиллерист хохочет:
— Не так, дурень, — и отрывает меня от земли: — Чистить нужно не снаружи.
К его смеху примешивается чей-то еще, и на мгновение мне кажется, что в комнате спрятались другие матросы. Но нет — смеются черепа-татуировки. Они на дюжину голосов каркают:
— Сунь его внутрь! Затолкни его туда! Впихни его в пушку!
— Нет! Хватит! — Но мои мольбы бесполезны. Меня головой вперед засовывают в жерло пушки, и я скольжу вниз по холодному ржавому желобу. Здесь темно и тесно. Я едва дышу и пытаюсь пошевелиться, но артиллерист кричит:
— Не двигайся, а то выстрелит!
— Как же я ее почищу, если нельзя шевелиться?
— Это уже твои проблемы! — Он и его чернильные друзья долго и громко смеются, потом настает затишье… И вдруг артиллерист принимается стучать по столу железной жердью, ритмично и так громко, что у меня голова раскалывается.
«Бум! Бум! Бум! Бум!»
— Не шевелись! — вопят черепа. — А то все начнется заново!
Кажется, вечность спустя стук меняет ритм:
«Бам-м! Бам-м! Бам-м!»
Он этой бесконечной симфонии для ударных моему мозгу хочется вылезти в ухо и сбежать. Тут я понимаю: ведь именно так это и происходит! Вот что выгоняет мозги из голов! Но я не хочу быть очередным безмозглым матросом. Не желаю, чтобы Карлайл смыл в море мой беглый мозг.
«Звяк-звяк! Бум! Звяк-звяк! Бум!»
Последовательность ритмов повторяется еще дважды, грохот становится все громче, пока я не перестаю воспринимать что-либо, кроме шума и стука собственных зубов. И я понимаю, что никто не собирается прекращать пытку. Я сижу в недрах пушки, и некому меня спасти.