Мы все играем. Для этого вовсе не обязательно отправляться в казино. Мы играем каждый день, не осознавая этого. Самый простой пример: вечером во вторник ты не делаешь домашнее задание по математике, зная, что в среду математичка дежурит в столовой; значит, шансы, что она станет проверять домашнее задание, практически равны нулю, поскольку дежурство в столовой сломит дух любого, даже самого стойкого учителя.

Ты фактически играешь в орлянку, когда откладываешь поиски летней работы до первого июля, ставя на то, что невозможность получить ее перевесит твое желание подзашибить деньжат. Так к чему тогда тратить драгоценное время, которое можно отлично провести, к примеру, не убирая в своей комнате, или не моя посуду, или не делая домашку по математике на среду?

Словом, принимая то или иное решение, мы все играем. Мои родители сейчас в самом разгаре большой игры. Они рискнули всем ради ресторана. Я безмерно восхищаюсь ими, ведь они сделали ставку на себя, а это дело благородное. Но, с другой стороны, мама каждую неделю покупает десяток лотерейных билетов — а вот это уже стыдобище.

— Зачем выбрасывать деньги на ветер? — каждый раз возмущается мой брат Фрэнки при виде валяющегося где-нибудь билета. — Разве не знаешь — ученые выяснили, что человека скорее пять раз долбанет молния, чем он выиграет в лотерею?

И тогда я задумываюсь: неужели когда кому-то выпадает выигрыш, в другом месте какой-нибудь неудачник получает свой законный пятый удар молнией? Чем можно прогневить Господа до такой степени, чтобы Он избрал тебя на роль этого страдальца?

— Я знаю, что шансы почти нулевые, — всегда отвечает мама. — Но все равно — а вдруг? Вот за это «вдруг» не жалко десяти долларов в неделю.

Это, пожалуй, мелочь, но что если десяток долларов превращается в сотню? В тысячу? В какой момент игра вырастает в проблему? Должно быть, это происходит так медленно, так исподволь, что ты не замечаешь неладное, пока не становишься неизлечимо болен.

Понимаете, мои родители играют с рестораном, и это окей, потому что тяжелый труд и талант могут изменить соотношение шансов в твою пользу.

Но ничто не может изменить твои шансы в казино, и доказательство тому — все эти роскошные отели в Лас-Вегасе. Казино всегда забирает себе не менее 15% всех находящихся в игре денег. Сегодня ты можешь выиграть тыщу баксов и будешь прыгать от восторга, полностью позабыв, что за весь прошедший год проиграл намного больше, чем только что выиграл.

Жизнь — это сплошная игра; думаю, Гуннар сознавал это лучше, чем кто-либо другой. Маленькие будничные радости не изменят того факта, что наши фишки с каждым днем убывают. Таков тот самый кипяток правды, с помощью которого нам нужно заварить чай. Чай — вещь хорошая, если только ты не тот бедолага, которого пять раз долбает молния. В этом случае я ничем не могу помочь, кроме как утешить, что у твоей жизни возвышенная цель: благодаря тебе мы, все остальные, чувствуем себя счастливчиками.

Я не знал, где в точности на шкале молниевой лотереи находился мистер Умляут, но у меня было ощущение, что он стоит посреди чистого поля в грозу, с ног до головы увешанный металлом.

* * *

В субботу вечером я собирался полностью выкинуть из головы все проблемы семьи Умляутов. Этот вечер должен стать праздником. Я иду на первое свидание с Кирстен.

Правда, мы будем не одни, потому как это двойное свидание — с Лекси и Щелкунчиком Раулем. Я не нашел в себе сил отказаться от шанса сводить Кирстен в шикарный ресторан, а ресторан Кроули был из самых шикарных. Я быстро обнаружил, что ответственность, налагаемая отношениями с женщиной старше тебя, способна выжечь все твои мозговые клетки. Взять хотя бы вопрос транспорта. Как ты планируешь добраться до ресторана? Неужели твоя дама будет у тебя шофером? Это же унизительно, нет? А если поехать на автобусе, то может показаться, будто ты жмешься на такси. А если вызвать такси, то рискуешь очутиться на мели, еще, собственно, не успев добраться до места. А если вы пойдете пешком, то все встречные-поперечные будут исподтишка посмеиваться — ведь твоя дама выше тебя ростом...

В конце концов я решил попросту предложить ей встретиться в ресторане. Мама приподняла бровь, когда я перед уходом ненароком проговорился, что у Кирстен есть автомобиль:

— Девочка, с которой ты встречаешься, водит машину?

— Не-а, — ответил я, — у нее такая навороченная тачка — едет сама, а она только сидит и ничего не делает.

Мама, человек, в общем, сообразительный, кажется, подумала, что отстала от жизни, потому что неуверенно сказала:

— Правда, что ли?

У нее вышло очень по-ховиевски. Я посчитал это тревожным признаком.

— Буду дома около одиннадцати, — проронил я, направляясь к выходу. — На случай, если не вернусь, я заложил номер морга в быстрый набор на твоем телефоне.

— Как помрешь, не забудь звякнуть.

— Занесу в список первоочередных дел.

Я сделал в уме заметку: надо и вправду заложить номер морга в ее телефон. Мама, конечно, рассвирепеет, но и посмеется тоже. У нас с ней одинаковое чувство юмора. И это я тоже считаю тревожным признаком.

Облаченный в свои лучшие рубашку и слаксы, я прибыл на десять минут раньше назначенного времени. Кирстен опоздала на три минуты, и одета она была как для вечернего приема в клубе «Ривьера».

— Наверно, я чересчур расфуфырилась? — спросила она, оглядывая свое платье, сверкающее, будто зеркальный шар на дискотеке. — Я слышала, в ресторане Кроули существует дресс-код...

Не поймите меня неправильно — ее наряд вовсе не был вульгарным; собственно, как раз наоборот. Когда Кирстен вошла в зал, все головы повернулись в ее сторону. Я на полном серьезе ожидал, что сейчас засверкают вспышки фотокамер папарацци.

— Ты великолепна, — заверил я, улыбаясь от уха до уха. И платье, и уложенные в высокую прическу волосы визуально делали ее еще старше. Мне представился тест для младших школьников «Убери лишнее»: девушка в роскошном платье, хрустальные люстры, официанты, разносящие омаров и... Энси Бонано. Даже первоклассник шутя справился бы с этим тестом.

Я поцеловал Кирстен в щеку на глазах у всего ресторана — на случай, если кто сомневается, с кем она сюда пришла.

— Выглядишь потрясно, — сказал я. — Да ты и сама это знаешь, правда?

Нас проводили к столу на четверых. Я не был уверен, где мне сесть — рядом с Кирстен или напротив, поэтому поспешил усесться, и пусть она сама выбирает. Кажется, это был неверный ход, потому что официант метнул в меня такой же взгляд, каким меня одаривает мама, когда я творю очередную непростительную глупость. Затем он отодвинул стул для Кирстен — вот, наверно, что я должен был сделать.

— Надеюсь, ты ничего не имеешь против двойного свидания, — проговорил я.

— Лишь бы они все не оказались двойными, — ответила она с тонкой улыбкой, потянулась через стол и взяла мою ладонь в свою. — Меня еще никогда не водили в такие шикарные места. Десять баллов из десяти, Энси!

Значит, теперь мне остался только один путь — вниз.

— Ах да... — добавила она, немного замявшись, — я еще никогда не была на двойном свидании со слепой парой.

— Не волнуйся, они точно такие же, как зрячие, только не видят.

— Боюсь сказать или сделать что-нибудь не то...

— Не бойся. Делать или говорить что-нибудь не то — эту задачу я всегда беру на себя.

Лекси с Раулем появились минутой позже, и я задался вопросом, где же это они задержались — ведь Лекси живет прямо над рестораном, а потом задался вопросом, почему я задался этим вопросом. Поднявшись, я взял Лекси за руку. На лице Кирстен появилось недоуменное выражение, но тут я вложил кисть Лекси в ее ладонь. Я просто привык так поступать, чтобы моя слепая подружка не попала в неловкое положение при неточной стыковке во время рукопожатия.

Мы сидели за тем самым столом, который ранее предназначался для знаменитых бруклинцев — пока наконец кто-то умный не сообразил, что, став знаменитостью, означенные бруклинцы больше в родные места не возвращаются.

Лекси спустила с поводка Мокси, собаку-поводыря, и пес послушно улегся рядом с ее стулом.

С чувством некоторой неловкости мы завели светскую беседу на тему различий между общественными старшими школами и суперпрестижной школой для богатеньких слепых. Потом несколько коротких, но неприятных мгновений девушки совсем по-теннисному обменивались мнениями о моей персоне, словно меня здесь нет, а я лишь беспомощно следил за мячом.

— Мне нравится Энси, потому что он не боится говорить, что думает, — подает Кирстен.

— Точно, — отбивает Лекси, — даже когда ему вообще не стоило бы рот раскрывать.

— А вот тогда как раз и можно услышать самое интересное! — Кирстен зарабатывает очко.

Я решил, что пора сменить тему.

— Я правильно понимаю? — обратился я к Раулю, в то время как помощник официанта наливал нам воду — совсем не с тем шиком, как это делаю я, эксперт в данной области. — У тебя нет собаки-поводыря, наверно, потому что щелк — и тебе сразу все ясно, да?

— В основном да, — с гордостью ответил тот. — По сравнению с эхолокацией тросточки и собаки — средневековье какое-то. — До этой минуты он помалкивал, но как только беседа зашла о нем, оживился. — Лично я думаю, что это приспособительный признак. В эволюционном смысле.

— У Рауля нет собаки, потому что их дают только людям, достигшим определенного возраста, — безжалостно откомментировала Лекси. — Собственно говоря, мне тоже не положено, но ты же знаешь дедушку — потянул за нужные ниточки.

— Да мне она все равно ни к чему, — возразил Рауль и, пощелкав языком, определил местоположение наших стаканов с водой, а также сообщил, что мой полон только наполовину. Это действительно было так — у «водолея» закончилась вода. Не проверил заранее, сколько у него в графине, а ведь должен был! Тоже мне специалист!

— Невероятно! — восхитилась Кирстен.

Но меня обуревали сомнения:

— Может, он просто это услышал, когда нам наливали воду.

— Может и услышал бы, — возразил Рауль, — если бы обратил внимание. Но я не обратил.

— Ну хорошо, — сказал я и скрестил на груди руки. — Сколько пальцев я поднял?

Лекси поспешила другу на помощь:

— Ты требуешь от него невозможного!

Однако Рауль пощелкал и сказал:

— Нисколько. Ты даже руку не поднял.

Кирстен с улыбкой воззрилась на меня.

— Ну ладно, Рауль выиграл, — признал я. — Трюк просто зашибись.

— Публика визжит от восторга, — подхватил Рауль.

— Может, давайте уже закажем? — проговорила Лекси, скользя пальцем по меню, напечатанному шрифтом Брайля. Мне показалось, что она слишком быстро ведет палец, чтобы что-то разобрать. Я же видел раньше, как она читает, знаю, какая у нее обычно скорость. Кирстен заметила, что я наблюдаю за Лекси, и мне пришлось отвести взгляд. Нет, все же, наверно, двойное свидание с Лекси было ошибкой.

— Меня на следующей неделе везут в Чикаго, — похвастался Рауль. — На ток-шоу по национальному телевидению.

В этот момент Лекси захлопнула меню — пожалуй, слишком резко. Мокси всполошился и вскочил на ноги, но тут же улегся обратно.

Рауль провел пальцами по ее рукаву и накрыл своей ладонью ее руку.

— Что-то не так, малышка?

Меня аж передернуло. Я ничего не мог с собой поделать. Если ты хорошо знаком с Лекси Кроули, то должен знать, что ее нельзя называть «малышкой». А еще эта его рука, лежащая на ее руке! У меня начались, если можно так выразиться, ментальные рвотные позывы. Ну, то есть, конечно, моей подружкой была Кирстен, а не Лекси, но, думаю, человеческий разум на подобные ситуации не рассчитан.

Я посмотрел на Кирстен — та заметила мою реакцию, и я вынужден был опять отвести взгляд.

— Тебе совсем не обязательно принимать все предложения от телевидения без разбору, — сказала Лекси Раулю. — И не стоит сразу же пускаться в эхолокацию по первому требованию. Ты же не клоун какой-нибудь.

— Да я не придаю значения.

— А надо бы!

Внезапно я обнаружил безопасное убежище — мое меню.

— Наверно, закажу ребрышки, — проговорил я. — Ты как, Кирстен?

— А разве этот ресторан не специализируется на морепродуктах?

— Вообще-то да, просто я их не люблю.

И тут у Кирстен зазвонил телефон. Даже рингтон у нее был супер — новый хит «Нейро-Токсина». Она вытащила телефон из сумочки, взглянула на номер и сунула телефон обратно.

— Неважно, — буркнула она, хотя выражение ее лица говорило об обратном.

Как только официант принял у нас заказы и удалился, повисло гнетущее молчание. Наконец Рауль проговорил:

— Хотите, я пощелкаю и скажу, сколько в этом зале людей?

Лекси неожиданно встала.

— Мне нужно попудрить нос. — Мокси тоже вскочил, но она приказала ему оставаться на месте.

Хотя Лекси знала ресторан как свои пять пальцев, сейчас здесь было столько народу, что пробраться к туалету — все равно что проложить путь сквозь пояс астероидов. Я поднялся, чтобы проводить Лекси.

— Я мигом, — обратился я к Кирстен, вежливо улыбнувшейся в ответ. — Мне все равно тоже туда нужно.

Как раз когда мы с Лекси подходили к туалету, я услышал, как зазвонил телефон Кирстен, и оглянулся. Она отвечала на звонок.

— Мне нравится Рауль, — сообщил я своей спутнице. — Он клевый.

— Как только перестает говорить о себе. — Мы стояли у двери в туалет, однако Лекси не торопилась входить. — Иметь особые таланты, конечно, хорошо. Но человек должен быть чем-то бОльшим, чем только сонаром.

— Да уж... Думаю, не будь у него этой способности, он был бы жутким занудой.

Я вспомнил наш с Щелкунчиком разговор за столом, вращающийся исключительно вокруг его уникальной персоны. И еще я понял: это не оттого, что Рауль самодовольный бахвал. Ему просто больше не о чем говорить.

— Кирстен очень приятная, — произнесла Лекси. — Я рада за тебя...

Я знал свою подругу достаточно хорошо, чтобы почувствовать: в конце этой фразы подразумевалось «но». Я подождал, что воспоследует дальше. И Лекси договорила:

— Но... есть в ней что-то... не могу определить... Что-то с ней не так.

— Да вы же всего парой слов перекинулись!

— У меня чутье на такие вещи.

— Если ты невидящая, это еще не значит, что ты ясновидящая. — В моем тоне звучало несколько больше раздражения, чем мне хотелось бы. Хотя стоп. На самом деле раздражения было ровно столько, сколько мне хотелось.

— Что-то в ее голосе не то, — сказала Лекси. — И в молчании тоже. Оно какое-то... нездоровое.

— Семья у нее нездоровая. Брат смертельно болен. И что?

— Да, похоже, это одна из причин.

— Причин чего?

— Почему она встречается с тобой.

Что-то мне не по душе направление, какое принял наш разговор.

— А может, я ей просто нравлюсь. Эта причина тебе в голову не приходила?

— Приходила. Но почему ты ей нравишься?

— А что, обязательно должно быть какое-то «потому что»? Просто нравлюсь, и все! Или тебе кажется странным, что я могу понравиться девушке на два года старше меня, умнице с внешностью супермодели? — Ой мама. Некоторых вещей вслух лучше не произносить. — Ладно, может, это и правда странно. Ну так что? Значит, Кирстен странная. И я странный, и ты тоже. Что-то я не припомню — когда был издан закон, запрещающий быть странным?

— Возможно, ей нравишься не ты. Возможно, ей нравится идея тебя.

— Знаешь что? — выпалил я. — Возьми-ка ты идею себя самой и уведи ее в сортир, хорошо? Потому что у меня пропала охота с ней разговаривать.

Лекси рванула в туалет без всякой посторонней помощи и с грацией человека, точно знающего, куда идти. Попадись ей на дороге какой-нибудь астероид в человеческом обличье — не поздоровилось бы. Обратно я ее не поведу, обойдется. Я подозвал того самого «водолея», который так халатно относился к своим обязанностям, и попросил проводить мисс Кроули к столу, когда она закончит свои дела.

Лекси ревновала, вот и все. Точно так же, как я ревновал ее к этой щелкающей знаменитости. Но это пройдет. Между Кирстен и мной все только начинается, и я не позволю Лекси разрушить наши отношения.

Вернувшись к столу, я увидел, что Кирстен надевает пальто.

— Что случилось? Тебе холодно?

— Извини, Энтони. Мне нужно идти.

Я воззрился на Рауля.

— Что ты с ней сделал?! — рявкнул я, вообразив, что тот, чего доброго, прощелкал декольте Кирстен и озвучил размер ее бюстгальтера.

— Ничего, — оправдывался Рауль. — Ей позвонили по телефону!

— Это был отец. Мне запретили выходить из дому.

Несколько мгновений я стоял столбом и таращился на нее — в точности как в детстве, когда мама сообщила, что мы не едем в Диснейленд, потому что авиакомпания разорилась.

— Но... ты же на свидании! Как тебе могут взять и запретить посреди свидания? Это же... это же незаконно!

— Мне запретили еще до того, как я вышла из дому, — призналась она. — Просто мама такими вещами не заморачивается, а папы не было дома.

— Вот именно! Его никогда нет дома. Значит, тебе незачем соблюдать комендантский час.

— Сейчас он дома. — Кирстен застегнула пальто, скрыв свое потрясающее платье от меня и от папарацци.

— А ты не могла бы того... взбунтоваться?

— Я уже взбунтовалась. Потому я и под домашним арестом.

Интересно, что такого она натворила? В голову мне полезли идеи куда более экзотичные, чем то, что, по-видимому, случилось в действительности. И тогда я жалко проныл:

— А взбунтуйся еще раз, со мной!..

Она посмотрела на меня, и в ее взгляде я прочел, что ей очень не хочется уходить. Однако тот же взгляд ясно говорил, что она не останется. Затем Кирстен поцеловала меня, а когда я пришел в себя, она уже ушла. Официант, не ведающий о разыгравшейся драме, принес наш заказ и поставил на стол, за которым остались только мы с Раулем. И еще неизвестно, вернется ли к нам Лекси после всего того, что я ей наговорил.

Я опустился на стул в полном ошеломлении от постигшей меня катастрофы. И тут Рауль говорит:

— Так что — сказать, сколько в зале людей, или нет?