Романтической точке зрения на Баха, как на «непризнанного гения, опередившего свою эпоху» (Л. Кириллина), как мы уже отмечали, всюду противостоит «правдоискательская» позиция. Истины в последней инстанции, по-видимому, нет ни у той, ни у другой. Точнее сказать, в случае с Бахом мы находим обычно нечто среднее между двумя этими подходами, поскольку и документально сейчас вполне можно многое подтвердить как с той, так и с другой позиции. Ловко интерпретировать факты в любом угодном направлении человек научился давным-давно…
Давайте попробуем подробнее рассмотреть вопрос — как возрождалась музыка Баха после 100-летнего забвения? И было ли это забвение само по себе? А если все-таки было — то каким? Полным или частичным?
Согласно «романтической» точке зрения, Бах был забыт нацело, везде и надолго. Даже за гробом его (уже!), как вы помните, шли только вдова да несколько учеников. Другие исследователи доискались до фактов, что, дескать, «весь Лейпциг был на похоронах». И, кстати, славное имя Баха ничуть не было забыто. Где истина?
Компромисс (если здесь можно употребить такое слово) выражается в том, что, скорее всего, с позиций узкого кружка знатоков и ценителей баховской музыки, полного угасания интереса к его творчеству и к нему как к личности не было никогда: его чтили многочисленные ученик, а его литургическая музыка (конечно, далеко не вся!) звучала в немецких кирхах. Но — в более широком смысле, прежде всего среди других стран и народов, а также среди широкой публики самой Германии, Бах был и оставался долгое время просто неизвестным! Так что романтика здесь ни при чем!
Совершенно понятно, что, имея множество учеников, Бах не мог просто так бесследно «раствориться» во времени. В том времени хотя бы, в котором жили и творили его ученики. Доказано многими исследователями, что количество баховских учеников просто поражало! Как педагог, он совершил невероятное: воспитал, по сути, целый пласт единомышленников, да еще при этом — на своей собственного изготовления музыке! Созданой именно для образовательно-педагогических целей!
Музыковед Л. Кириллина приводит неполный список баховских учеников. Заметим, что в него вошли только самые известные, прославившиеся в свое время и сами как музыканты и композиторы (курсивом указан город, где тот или иной музыкант работал):
Иоганн Фридрих Аргикола из Альтенбурга (1720—1774) — Берлин;
Иоганн Кристоф Альтниколь из Силезии (1720—1759), ученик и зять Баха — Наумбург; учитель Иоганна Эрнста Альтенбурга (1734—1801) — Биттерфельд;
Иоганн Фридрих Долес из Штайнбах-Галленберга (1715—1797) — Фрайберг и Лейпциг (кантор школы св. Фомы в 1744—1755);
Генрих Николаус Гербер (1702—1775) — Зондерсхаузен; его сын — лексикограф и органист Эрнст Людвиг Гербер (1746—1819) — там же;
Иоганн Готлиб Гольдберг из Данцига — ныне Гданьска (1727—1756) — Дрезден;
Готфрид Август Гомилиус из Розенталя в Саксонии (1714—1785) — Дрезден; учитель Иоганна Адама Хиллера (1728—1804; в 1789—1801 — кантор школы св. Фомы в Лейпциге), Иоганна Фридриха Рейхардта (1752—1814 — Берлин, Кассель), Даниэля Готлоба Тюрка (1750—1813, Галле);
Иоганн Филипп Кирнбергер из Заальфельда в Тюрингии (1721—1783) — Берлин; учитель принцессы Прусской Анны Амалии и Иоганна Абрахама Петера Шульца (1747—1800) — последний работал в Берлине и Копенгагене;
Иоганн Кристиан Киттель из Эрфурта (1732—1809) — Эрфурт; учитель Иоганна Вильгельма Гесслера (1747—1822) — Эрфурт, Петербург, Москва;
Иоганн Людвиг Кребс из Буттштедта (1713—1780) — Цвикау и Альтенбург;
Иоганн Готфрид Мютель из Мёльна (1728—1788) — Рига; ученик — Иоганн Готфрид Вильгель Пальшау (1741? — 1815?), с 1777 — Петербург;
Кристоф Нихельман из Тройенбритцена (1717—1762) — Берлин;
Иоганн Шнайдер (1702—1788) — Лейпциг;
Иоганн Мартин Шубарт из Гераберга (1690—1721) — Веймар;
Георг Генрих Людвиг Шваненбергер (? — 1774) — Вольфенбюттель;
Иоганн Каспар Фоглер из Арнштадта (1696—1763) — Веймар;
Иоганн Георг Фойгт (1728—1765) — Ансбах;
Фридрих Готлиб Вильде из Лейпцига (1700—1762) — Петербург.
Какие выводы можно сделать, глядя на этот список?
Непосредственно с великим Бахом общалось очень много «талантливой молодежи» (как бы сейчас сказали). Без всякого сомнения, все эти «подмастерья» испытали мощное влияние гения и сами впоследствие стали Мастерами, вобрав в себя счастливые «плоды просвещения».
Названные ученики имели, в свою очередь, своих учеников (некоторые из них указаны в том же списке). Эта «вторая волна», без сомнения, также знала имя великого Мастера и явно была знакома с его музыкой. Поскольку трудно представить, что ученики «первой волны» не использовали имя и уж тем более музыку своегоУчителя в хотя бы педагогических целях.
Музыка Баха и его имя непосредственно или «опосредовано» через этих посвященных людей попадают в географически довольно обширный регион, добираясь, как видим, даже до России и Дании. Таким образом, это — первый очаг, где тлевшая память о Мастере не позволила полностью угаснуть огню…
Поскольку подавляющее большинство названных учеников становились штатными органистами в кирхах немецких городов и городков, то и тамошние обитатели, простые бюргеры, «широкие слои народа» постоянно слышали баховскую музыку (или обработанные этими исполнителями «отзвуки» ее). Вряд ли без нее обходилась хоть одна значимая служба.
В учебниках и пособиях по музыке (ее истории, особенностям исполнения на различных инструментах, контрапункту и пр.) приводятся многочисленные примеры из творений Баха. Это, прежде всего, трактаты «Die Kunst des reinen Satzes» И.Ф.Кирнбергера, «Abhandlung von der Fuge» Ф.В.Марпурга, «Gründliche Anweisung zur Komposition» И.Г.Альбрехтсбергера.
Теперь — о печальном. Увы, за это время (примерно полвека после смерти Мастера!) не было издано ни одного его творения! Единственным исключением стали уже упоминаемые органные хоралы (совместными усилиями сына К. Ф. Э. Баха, ученика И. Кирнбергера и издателя Брейткопфа).
Влияние Баха через учеников, опять же — увы!, не затрагивает ни Италию, ни Францию, ни Англию. То есть — налицо некая географическая изоляция, усугубившаяся впоследствии еще и тем, что там, в указанных странах и при жизни Мастера его знали только единицы. Таким образом, там, по-видимому, Бах действительно рождался заново. Спустя уже многие годы после смерти.
И романтическая, и правдоборческая позиции сходятся во мнении, что за пределами Германии (и, даже, точнее — центральной Германии) Бах был и оставался неизвестен. О нем знали только самые просвещенные представители мира искусств. Так, в Италии поклонником старого кантора мы находим знаменитого падре Мартини (Джованни Баттиста Мартини), теоретика и историка музыки, композитора и капельмейстера, учителя, между прочим, Иоганна Кристиана Баха. Вот его слова: «Полагаю излишним описывать редкостные достоинства г-на Баха, ибо они достаточно хорошо известны и высоко ценимы не только в Германии, но и во всей нашей Италии; скажу лишь, что трудно найти мастера, который превосходил бы его, ибо ныне он по праву может считаться одним из первых в Европе». Сказаны (точнее, написаны в одном письме) они в 1750 году, в год смерти Баха.
В Австрии, в Вене, большим баховским поклонником оказался также весьма просвещенный человек — барон Готфрид ван Свитен. Тот самый, который «открыл на Баха глаза Моцарту». Он обладал, кроме всего прочего, и большой коллекцией баховских рукописей. Моцарт (цитата из письма отцу): «Каждое воскресенье я хожу к барону ван Свитену; мы играем там исключительно только Генделя и Баха. Сейчас я как раз составляю себе коллекцию из фуг Баха, причем в нее входят произведения как Себастьяна, так и Эммануила и Фридемана». Кстати, любопытно, что Н. Форкель свою книгу о Бахе (первую в мире, Лейпциг,1802!) посвятил ван Свитену.
А что же Англия? Ведь туда перебрался и завоевал там прочные музыкальные позиции младший сын Баха — Иоганн Кристиан («лондонский» Бах)! Увы, этот отпрыск «вовсе не являлся в искусстве последователем своего отца и не утруждал себя пропагандой его творчества». На берегах «туманного Альбиона» первым бахианцем оказался немец. Что не удивительно. И — органист. Что вполне естественно. Это Август Фридрих Кристоф Коллман, несший функции кантора церкви Св. Якова в Лондоне. Его трактат, посвященный вопросам композиции («An Essay on practical musical Composition», 1799), содержит множество упоминаний Баха, а также примеры из клавирных и органных баховских произведений. Прелюдия и фуга C-Dur из первой части ХТК приведены Коллманом полностью (впервые печатно за пределами Германии!), а в 1812 г. Коллман публикует (и тоже впервые в мире!) подробный теоретический анализ прелюдий и фуг. В опубликованной коллмановской диаграмме (известной у музыкальных англичан как «Солнце Коллмана») нашли место в виде лучей от сердцевины (или лепестков от центра цветка) 30 известных композиторов. В первом круге — 3 имени. Это Йозеф Гайдн, Георг Гендель и Карл Генрих Граун. Во второй круг «лепестков» попали 14 композиторов (среди них Моцарт, К. Ф. Э. Бах и Глюк). В третий — еще 14. Где же Бах, как по Вашему? А вот где: в центре, в тщательно выделенном треугольнике, значится его имя!
Вторым бахианцем Англии следует назвать Сэмуэля Уэсли. Этот известный в Англии органист и сочинитель музыки уже в 18 лет занимал официальный пост композитора королевской вокальной капеллы в Сент-Джемсе. Уже в 1820 г. Уэсли издал на английском языке написанную Форкелем книгу о Бахе. Всеми силами и везде, где только мог, Уэсли пропагандировал музыку И.С.Баха («Letters referring to the Works of J. S. Bach», написаны в 1808—1809 гг.) в Англии, состоял в переписке с главным британским музыковедом того времени Ч. Берни. Братом его был Чарльз Уэсли, также превосходный органист, исполнявший некоторые произведения Баха в Лондоне. Сам же великий музыковед (я имею в виду Чарльза Бёрни) отзывался, однако, о «старом Бахе» в таком ключе: «Этот поистине великий человек, казалось бы, постоянно искал нечто новое и трудное, не уделяя ни малейшего внимания естественности и легкости».
Интересно и значимо, что С. Уэсли, по-видимому, впервые столь ярко среди прочих баховедов выделил моральные качества личности Баха. Он всюду подчеркивает «редкое по своей гармоничности сочетание человека и художника», совмещенное в личности Баха, его высочайшие моральные качества — скромность, непубличность, полное отсутствие стремления к славе, уважение к другим одаренным людям, простоту в общении, верность своим идеалам. Чем доказывает все это Уэсли, не очень понятно, но уже вслед за ним на все перечисленное смело указывают и Альберт Швейцер, и Андре Пирро, и Филипп Шпитта. Хотя, уже в «Некрологе» (составленном, напомним К. Ф. Э. Бахом и И.Ф.Агриколой в 1754 г.) мы читаем такие слова:
«О моральном величии его (Баха — прим.) характера пусть скажут те, которые наслаждались его обществом и дружбой и были свидетелями его честности по отношению к богу и ближним».
Наконец, в 1802 году в Лейпциге выходит первая книга о Бахе. Подвиг Форкеля сложно переоценить: ведь он дал импульс к небывалой волне интереса к Баху, своего рода породил «цунами», которая прошлась по всем континентам. Благодаря этой книге многие высокообразованные люди того времени, слышавшие о Бахе лишь вскользь, наконец получают достойный материал к осмыслению. Из забвения встают инстументальные творения Баха. Оркестры и ансамбли Европы начинают «с трепетом и благоговением» разучивать Бранденбургские концерты (название им дал Ф. Шпитта), оркестровые сюиты, сонаты. Органные произведения «выходят» из церквей и начинают звучать на концертных подмостках.
«Музыка Баха — это беседа вечной гармонии с самой собой, она подобна Божественной мысли перед сотворением мира». (И.В.Гёте об органной музыке Баха).
Поворотным моментом, когда становится понятно всем, с чем человечество чуть было не распрощалось навсегда, является… нет, не исполнение Ф. Мендельсоном «Страстей по Матфею». А, все-таки, еще один подвиг. И еще одного человека. Учителя, кстати, упомянутого Мендельсона. Это Карл Фридрих Цельтер. В 1811 году он возвращает из забвения Мессу h-moll и руководит первым ее исполнением (правда, не полным) Хором берлинской Певческой академии. Своим энтузиазмом и любовью к Баху Цельтер заражает не только своего ученика Ф. Мендельсона, но и друга Гёте. Через 18 лет (в 1829 г.) Цельтер совместно с Мендельсоном «ставят на ноги самый колоссальный монумент» Баха — «Страсти по Матфею». И тоже — только частично: слишком непривычно велико творение, слишком сложно и требует невероятных усилий и ресурсов! Интересно, что Цельтера возмущали тексты, точнее их качество, к литургическим произведениям Баха. Ему претило несоотвествие великой музыки «гнуснейшим церковным текстам».
Любопытно, что отношение к Баху как к «классику» складывалось совершенно по-другому, нежели ко многим великим композиторам (уже признанным великими к тому времени — началу XIX века). Исследования немцев Х.-Х. Эггебрехта и К. Кропфингера показали, что ярлык «классическая» полноправно получила музыка Генделя. Но в это же время музыку Баха никто и нигде не упоминал как «классическую»! Было лишь одно исключение, — пишет Л. Кириллина, — «но весьма важное исключение». В предисловии к своей книге о Бахе Н. Форкель называет Баха «первейшим классиком прошлого, а возможно, и будущего».
В представлениях В.А.Моцарта и Л. Бетховена Бах предстает, конечно же, не современником, но представителем старой, уже ушедшей эпохи и, соответственно, «старой» музыки. Но — достойной к изучению. Впрочем, как мы уже знаем, музыка Баха и к Моцарту, и к Бетховену, шла трудно и долго. Всего Баха, конечно же, ни тот, ни другой не ведали.. Хотя и того, что они знали, с лихвой хватило, чтобы признать за Бахом титулы «идеала органиста» и «праотца гармонии» (Бетховен). Известен период творчества Моцарта, когда он пытался подражать стилю Баха, явно находясь под сильным влиянием всего услышанного (хоть и немногого).
Моцарта познакомил с творчеством Баха меценат барон ван Свитен. Бетховена — его учитель Христиан Нефе. Сам Нефе узнал о Бахе от своего учителя, Хиллера. И.А.Хиллер был учеником Г.А.Гомилиуса. Последний был учеником Баха в Лейпциге. Как видим, от человека к человеку, (как, впрочем, всегда) шел Бах.