Бах был перфекционистом. Я так считаю. Он старался во всем быть «завершенным», добротно доделанным до конца. У него практически нет ни одной незаконченной вещи. И неизвестно ни одного случая, когда он бросал начатое, сжигал, уничтожал иным способом, перечеркивал… Переделывал — сколько угодно. Но — в угоду улучшения. Раз берешься за дело — доводи его до совершенства. И даже Иисуса призывал в помощники. Чтобы уж наверняка. Чтобы уж с Божьей помощью получить точно полнокачественный продукт. Были ли у него неудачи в Творчестве? Мы их не знаем. Уверен, что их не было. Точнее, все неудачные начинания он доводил с упорством и невероятными усилиями (прежде всего — своей воли) до полноценного завершения. через переделки. Через переработки. Но — доводил! Обязательно!

«… Когда же он возвращался к ранее написанным сочинениям, то обычно основательно переделывал их. Переписывая, Бах всегда улучшал свои произведения. Но его корректуры, даже самые радикальные, обычно касались лишь деталей; план пьесы изменялся лишь в виде исключения. Среди более радикальных переработок следует назвать редакцию „Страстей по Иоанну“. К концу своей жизни он, по-видимому, собирался пересмотреть все свои инструментальные сочинения. Смерть застала его за редактированием хоральных прелюдий». (А. Швейцер).

Всё свое творческое рвение он подчинял не только (и даже, наверное, не столько) капризной музе вдохновения, а — железной дисциплине профессионального труда. К.Ф.Цельтер еще в 1827 году, в одном из писем Гёте, отмечал эту баховскую черту. Швейцер отмечал: «Бах особенно прекрасен, когда он в спешке и не в духе. У меня есть его рукописи, в которых он трижды начинал и трижды счищал написанное, у него не получалось, но музыка должна была возникнуть, так как уже в ближайшее воскресение ему неминуемо предстояло что-то: то ли венчание, то ли похороны. Порой недоставало даже самой низкопробной бумаги, но работу нужно было сделать; постепенно он входит в нее, и, наконец, проявляется великий художник. Бах как таковой».

Как настоящий перфекционист, именно в этом — в процессе и результатах скрупулезного, порой мучительного, порой титанического труда — он находил удовлетворение своим Творчеством. Возможно, именно это странное чувство (кстати, многим людям совершенно незнакомое) двигало его вперед, подкрепляло его творческие силы. Известны исторические анекдоты, в которых Бах будто бы просыпался посреди послеобеденного отдыха и в растрепанных и гневных чувствах спешил в соседнюю комнату, где один из сыновей оставил на клавесине неразрешенный, неоконченный аккорд и убежал с мальчишками во двор. Маэстро быстро завершал неустойчивость, приводил в тонику — и удовлетворенный брел досматривать свой сон. Это — яркий жест перфекциониста!

Безусловно, он четко понимал, что мир вокруг него несовершенен. Но в своем мире — в мире своей музыки — он хотел совершенства. И добивался его всеми средствами и силами. Связывал ли он эти два мира? Размышлял ли он над тем, что, создавая свой совершенный мир, он хоть чуточку способствует улучшению мира внешнего?

Можно назвать это более прозаическим словом. Более приземленно. Пунктуальностью. Педантизмом. Тем более, что мы привыкли эти качества находить именно у немецкой нации.

Так же — и в личной жизни, в быту. Он постоянно искал лучшей доли. И не смирялся с неудачами.

Вернемся к музыке. К процессу создания её. Не раз отмечалась различными исследователями-баховедами «свойственная Баху… исключительная взыскательность к творческому процессу, какая-то особенная добросовестность, самозабвенность в отношении композиторской деятельности». В труде Филиппа Шпитты читаем: «Бах не оставлял ни одной из своих композиций абсолютно такой, как в первом варианте, если они вообще полностью не меняли своего лица. Часто благодаря маленьким штрихам они делались еще более характеристичными».

……..

Вот одно из энциклопедических определений этого явления: «Перфекционизм — стремление выполнять любую работу на высшем уровне; приводит к застреванию на несущественных мелочах, отказу от работы при сомнениях в своей способности выполнить ее достаточно успешно».

Стало быть, скажут некоторые читатели, в таком понимании этого явления мы должны отказать Баху именоваться перфекционистом. Застревал ли он на «несущественных мелочах»? Отказывался ли он от задуманного? Терзали ли его сомнения в процессе Творения? Насколько часто пребывал ли он в состоянии собственного бессилия перед грандиозными стремлениями и планами? Сомневался ли он, наконец, как Демиург в своем величии и могуществе? Вроде бы — никаких подтверждений подобных вещей мы не видим в творчестве Баха!

Но — знаем ли мы толком его «творческую кухню»? Ведаем ли — что творилось в душе Мастера в моменты творения? Знаем ли мы, от чего он отказался и перед чем спасовал? Увы, все это покрыто мраком…

Вероятно, к счастью, и для нас, и для самого Баха, он, помимо всего прочего, был еще и простым смертным человеком….