Находить друга по одному только признаку — по его отношению к Баху, стало для меня наваждением. Наваждением болезненным и приятным одновременно. Приятным — потому, что это действительно оказывался друг, если только он понимал Баха также, как и я. В этом нет ничего удивительного, так как, по-видимому, люди, сходно понимающие одну и ту же музыку, оказываются внутренне сходно устроенными, и потому быстро сходятся (да простит мне благосклонный читатель столь неуклюжий каламбур!).
Болезненным — потому, что искать и находить таких людей было для меня крайне сложно, даже трудно, но — непреодолимо. Это было наваждением. Это сопрягалось с переживаниями, душевными усилиями и, порой, даже потрясениями. Разумом часто я пытался понять и объяснить себе, что вот этот замечательный собеседник, совершенно имеющий дикие представления о Бахе, имеет полное на это право, но, с другой стороны, душой я уже никак не мог его принять в свои открытые дружеские объятия.
Конечно же, отношение к Баху не являлось, да и не могло никак являться единственным критерием отбора в друзья. Это было бы просто глупо. Жизнь слишком сложна, чтобы так просто, по такому принципу «кидания монеты» устраивать человеческую дружбу. Но — уж если найденный мною человек понимал Баха сходно с моими представлениями, то он становился для меня безоговорочно близким. По духу. Как это ни тривиально (и пафосно одновременно!) звучит…
Болезненность поиска состояла еще и в том, что люди, как я вскоре убедился в этом совершенно, постигающие Баха, идущие к нему как к Богу, редко раскрывают свой путь поиска другим. Он, этот путь, сокрыт в глубинах души, — и его не так-то просто обнаружить при первой встрече с таким человеком. Больной, принимающий лекарство, не афиширует это всему свету. Молящийся не нуждается в свидетелях. Решающему жизненные задачи мельтешащие вокруг люди только мешают. Медитирующий или погружающийся в раздумья ищет уединения…
Здесь сказывается еще одна объективная особенность музыки Баха. Она не ораторствует и не витийствует. Бах говорит с Человеком один на один. Он не выступает перед толпой на митинге. Ниточка к сердцу у Баха всегда единична. Она или есть, или ее нет (вновь я повторяю эту мысль, да простит меня читатель!). Он не зовет народы за собой. Он не вождь и не полководец. Ему необходимо единичное, уникальное, конкретное человеческое сердце. Только через него, только таким способом он может поведать всему Миру свои откровения.
Как пятый Евангелист.