В 1754 году, спустя четыре года после смерти Баха, известный музыкальный критик Цахария называет Телеманна «величайшим композитором эпохи». Баха уже успели забыть? Или еще плохо знали?

Стал пристальнее приглядываться к имени Георга Филиппа Телеманна, искать сведения о нем и о его отношениях с Бахом. Источники и документы убедили меня в том, что Телеманн был истинным другом баховской семьи. Так, почти все авторы книг о Бахе поминают о том, что 10 марта 1714 года Телеманн стал крестным отцом второго сына Иоганна Себастьяна — Филиппа Эмануэля. Собственно, Филипп и получил свое имя от крестного: такой обычай был заведен в благочинных протестанских семьях. Вряд ли на такую почетную «должность» — крестника — приглашали случайных знакомых.

Должность кантора в Гамбурге досталась Филиппу Эмануэлю также после смерти самого Телеманна. Потому «гамбургский» Бах чтил память не только крестного-друга семьи, но и своего предшественника!

И, тем не менее, ряд авторов где намекают, где пишут достаточно прямо, что Телеманн был более удачливым музыкальным соперником Баха. «Счастливым соперником», например, называет его Ромен Роллан (а вслед за авторитетным французом — и наши баховеды). Что означают такие слова? Применительно к тогдашней Германии они означали, скорее всего, следующее: Телеманна как композитора лучше знали современники, и его должность была более стабильной, устойчивой, нежели у Баха — вечного скитальца по «бюргерским городкам».

Телеманн был при жизни признан великим композитором. Он не знал тех лишений и житейских бед, которыми судьба сопровождала весь баховский земной путь. Даже скупой на лестные оценки современников Маттесон, и тот разразился стихами в честь Телеманна:

«Корелли хвалят все; Люлли — у славы в храме,

Один лишь Телеманн взнесен над похвалами!»

Но были ли эти два человека — Бах и Телеманн — соперниками? Вновь соперничество? Какова его природа? Почему людей страстно влечет истолкование биографий двух великих художников в духе столкновений и конфликтов между собой, а не их искренняя дружба?

Телеманн практически всю свою долгую жизнь (а прожил он 86 лет, на 17 лет пережив своего более молодого коллегу по музыкальному цеху Баха) творил в Гамбурге. Этот «вольный» город был значителен по всем, что называется, статьям. Бах, по-видимому, страстно желал устроить свою жизнь именно в Гамбурге, так как считал его наидостойнейшим в плане отношения горожан и властей города к музыке (и музыкантам). Осесть в «великом городе» (еще один эпитет тогдашнего Гамбурга) — благая цель скитальца Баха. Но не суждено было сбыться мечтам. И вовсе не Телеманн встал у Баха на пути. Судьба подготовила Баху очередной удар — его место органиста в церкви святого Иакова было просто куплено другим претендентом (кстати, бездарным, — беру в свидетели Маттесона!).

Куплено за 4 000 марок. Без всякого конкурса.

…

Но вернемся к Телеманну. Он знаменит также тем, что попал в книгу Рекордов Гиннеса как самый плодовитый композитор! (Интересно, как считали «плодовитость» — по весу рукописей, количеству названий или общей длине нотных станов?).

В этом плане любопытно сравнить Телеманна и Баха по, так сказать, параметрам «качества» и «количества». Хоть мы и противились выше всяким сравнениям, но — видимо, ничего с человеческой натурой сделать нельзя!

Итак, первый (Телеманн) прожил жизнь долгую, ровную, «солидную», лишенную волнений и катаклизмов, практически все годы в одном и том же городе, признанный и прославленный. Музыка Телеманна также не отличается большим разнообразием, если сравнивать ее с баховскими масштабами и диапазоном охвата. Она — ровная. Достойная. Чудесная. Но — вся какая-то «одинаковая» (это, конечно же, мое субъективное мнение!). Нет у нее такой амплитуды колебаний (и в жанрах, и в содержании), такого накала, как у Баха. Даже телеманновское спокойствие куда мельче баховского.

Второй (Бах) жил «кипучее», если можно так сказать. Столкновения с начальством, ссоры то с магистратом, то с каким-нибудь князем, две женитьбы, громадная семья, куча родственников по всем городам и весям Германии, постоянные переезды из города в город, поездки, встречи с королями и герцогами, апробации новых органов (Бах работал в стиле современной «госприемки» новых инструментов!), педагогическая деятельность, обязательное написание новой кантаты к каждому воскресению (был и такой период!) и прочее, и прочее.

В этом плане музыка его отражает вполне объективно непоседливый и энергичный характер автора. В ней есть все — от полюса до полюса!

Но — Телеманн взял количеством. Его ровной, спокойной, «достойной» музыки гораздо больше, чем баховской. (К последней, как видите, эпитетов я не подобрал — в этом контексте, признаюсь честно, не смог!). И что же лучше?

Ответ очевиден: можно сравнивать, но не следует говорить о лучшем. Каждый из них делал свое дело; упрямо шел вперед своим путем, своей дорогой, соразмеряясь со своими возможностями, данными судьбой и способностями, дарованными природой.

Я хочу от себя тихо сказать слова искренней признательности славному «плодовитому» композитору Георгу Филиппу Телеманну даже за одно только, что своей музыкой он создавал среду, в которой было легче, радостней и свободнее творить его коллеге Баху.

…..

Когда скончался великий Бах, его друг Телеманн откликнулся на смерть мастера сонетом (Телеманн считался, и по праву, еще и «музыкальным литератором»! ):

Пусть виртуозами Италия кичится, Превознося до звезд искусных имена, Талантами и нам нетрудно похвалиться, И чтить умеет их немецкая страна! Усопший Бах! С тобой немногий мог сравниться: Ты стал как органист Великим издавна, А то, что ты нанес на нотные страницы, На долгие тебя прославит времена. Спокойно спи, твои заслуги велики: Ученики твои и их ученики Посмертный твой венок плетут тебе отныне. Кто из сынов твоих не славный музыкант? Но нам всего милей наследственный талант, Что оценил Берлин в твоем достойном сыне! (перевод И.А.Лихачева)

В этих строках Телеманн сумел оценить сразу, по крайней мере, три ипостаси Баха — исполнителя-органиста, композитора-творца, отца-педагога.

Интересный ход насчет Берлина: Телеманн апеллирует к самому Фридриху II, королю Прусскому, под крылом которого нашел теплый приют крестный сын Телеманна и второй сын Баха — Филипп Эмануэль. Он служит аккомпаниатором короля (король известен своей музыкальностью и даже любит сочинять для своей флейты). Слава Филиппа Эмануэля надолго затмит славу отца: «Он опередил свой век!», — напишет о нем Чарльз Бёрни. Ни больше, ни меньше!

Вернемся вновь к Телеманну. История была несправедлива к нему. Параллельно непрерывному росту популярности Баха (от его возрождения во времена Мендельсона до наших дней) таким же образом убывала слава блестящего композитора Телеманна. Буквально через полстолетия после его смерти о нем практически забыли.

И вот Телеманн и Бах словно специально придуманным историческим курьезом иллюстрируют своими судьбами капризы «признания». У одного — прижизненное, но затем уходящее в забвение, у другого — ровно наоборот: забвение при жизни и слава после смерти. Так что же лучше? Что ищет художник в этом мире? Или, быть может, он думает о мире том?