При восприятии Баха нельзя пользоваться внешними образами: мне, например, мешает восприятию сам визуальный ряд — скажем, исполнителей, ковыряющих в носу во время пауз, да хоть и скорбно застывших, подперев подбородок флейтой….Тут должны присутствовать внутренние образы. Ничто не должно мешать восприятию собственно музыки. Возможно, Бах сознательно избегал сам этой участи — сторонясь сценичности и напыщенности оперного действа!

С другой стороны, я сам неоднократно убеждался в том, что исполнение Баха в интерьере живой природы, — будь то цветущие луга в долинах рек, ветра над равниной, снега на вершинах гор, облака над шпилями городских соборов, — придает самой музыке новое звучание, обогащает ее новыми смыслами, порождает в голове новые, неизвестные ранее образы и мысли. Таким образом, получается, что в этом случае визуальный ряд является полноправным помощником баховских замыслов. По крайней мере, в представлении отдельного слушателя.

В этом состоит еще один парадокс великой музыки — ей ничто не должно мешать, она самодостаточна; но ее невозможно и оторвать от жизни, от живого мира, который она собой иллюстрирует. (Или, возможно, он — иллюстрирует её).

…..

«Есть два убежища от жизненных невзгод — музыка и кошки», — говорил Альберт Швейцер. Музыка строит свой собственный мир, — а человек в него может удалиться и там переждать неприятности. С кошкой на коленях это сделать еще легче. Говорят, что кошки видят наш мир совсем не таким, каким видим его мы. Что их восприятию подвластны «тонкие сущности» и «эфирные течения». Интересно, как кошка воспринимает музыку? Мы же отчетливо видим, что эти создания весьма избирательно подходят к ней! Быть может, и правда то, что мы и кошки — суть перерожденные друг в друга вечные скитальцы на этой Земле?