Один мой знакомый музыковед сказал как-то: «Как мы можем рассуждать про тонкости и особенности «эпохи Баха», если кроме него самого толком в этой эпохе никого не знаем?!». Конечно, он говорил, прежде всего, не о равных себе знатоках. Не о музыковедах. Уж они-то — знают! А говорил он о тех знатоках и ценителях, которые…. Впрочем, он, музыковед, признавал все-таки за ними право высказаться. И — иметь мнение. Но… «какое это мнение?!, — восклицал он. «Разве можно что-либо сказать о величии Баха, не ведая, кто был рядом с ним?! Если мы ни с чем не сравниваем величину, то — как мы узнаем о ее размерности?!» (тут он вдруг заговорил не искусствоведческим языком, а терминами физики!).
И в чем-то следовало согласиться с собеседником. Ведь и современники Баха, как мы видим, то и дело сравнивали одних мастеров с другими. Просто-таки — упивались сравнениями и сопоставлениями. Возьмем, к примеру, Готфрида Генриха Штёльцеля. О, это целая романтическая история! Не хуже баховской! Если ее выдержать в драматическо-трагических тонах. Штёльцель был современником Баха. Они были знакомы. И, даже, по-видимому, дружны. По крайней мере, у Баха есть переработанные произведения Готфрида Генриха, а это уже одно означает, что Бах высоко ценил Штёльцеля как композитора. Так, его клавирную партиту соль минор Бах включил в «Клавирную книжечку» для Вильгельма Фридемана. А в «Нотную тетрадь Анны Магдалены Бах» — прекраснейшую арию «Bist du bei mir».
Все современники ставили композиторский талант Штёльцеля заметно выше баховского. Я имею в виду, прежде всего, осведомленных современников. То есть — музыковедов. Как им не верить? Самый крупный и признанный из них — Иоганн Маттесон писал о Штёльцеле как о Мастере, чье искусство «наголову выше прочих современников». А современниками, напомню, были Гендель, Вивальди, Телеманн и Бах. Этих имен, мне кажется, уже вполне достаточно. Лоренц Кристоф Мицлер, ученик Баха и основатель «Музыкального общества», ставил Штёльцеля «вровень с Бахом».
«…Он писал в основном музыку к церковным службам и неоднократно отвергал предлагавшиеся ему престижные должности при самых разных европейских дворах. Тем удивительнее, что его слава как композитора и теоретика музыки распространилась в так называемую „баховскую эпоху“ по всей Европе».
«Как люди могут судить о том, в чем именно уникальность Моцарта, если они не ведают музыки его современников?! Даже и имен-то не назовут!», — продолжал горячиться мой приятель. И, в запале даже произнес: — «Для большинства не шибко просвещенных слушателей самое сильное, самое производящее на них впечатление от творчества Моцарта и Баха, может быть, как раз то, что было самым общим местом во всей музыке тех эпох!».
Вернемся к Штёльцелю. Бедняге повезло еще меньше, чем Баху. И даже — значительно меньше. Пример каверзной судьбы — налицо. Практически все его музыкальное наследие (а все известные, дошедшие до нас без искажений факты говорят в пользу того, что Готфрид Генрих был весьма продовитым композитором!), так вот, почти все его творчество кануло в Лету. И, в отличие от нашего Баха, увы, безвозвратно!
А Штёльцель был очень одаренным сочинителем, это факт. Вот что пишет наш современник: «Музыка его свежа, не по-барочному легка и одновременно монументальна, он был знаком с Вивальди и другими итальянскими мастерами. Его стиль — это смешение немецкого барокко с присущей итальянской и французской музыке лёгкости не в ущерб качеству…».
А вот еще одно мнение: «Готфрид Генрих Штёльцель не был скромным и незначительным мастером, игравшим лишь второстепенную роль во времена Баха, Генделя и Телеманна. Отнюдь! Это был совершенно независимый композитор, самобытная личность в музыке; его музыкальный язык оказывает мощное воздействие на сердце и душу, а его профессиональное мастерство демонстрирует нам высочайший и даже экстраординарный уровень достижений».
Биографы пишут, что в дело вмешался трагический Случай. После смерти композитора его пост (придворного капельмейстера в замке Зондерсхаузен, при дворе герцога Тюрингии Фридриха) занял Георг Бенда (Иржи Бенда, правильнее, поскольку имел чешские корни). Этот композитор имел успех у публики, прежде всего, своими операми. Но с его именем биографы связывают и потерю музыкального наследия Штёльцеля. «Одна из величайших потерь в истории музыки…!», — именно так многие исследователи характеризуют этот исторический эпизод. Трагика и драматизм могут быть легко воссозданы в нем, этом эпизоде, если мы представим (вслед за некоторыми биографами), как завистливый (или нерасторопно-невнимательный) Бенда прячет рукописи своего предшественника куда подальше. И благополучно о них забывает. Там, на чердаке замка Зондерсхаузен, штёльцелевское наследие и «сгнивает» (так и пишут!). А что, собственно, пропало? Откуда мы эту пропажу знаем?
А вот что, — говорят нам осведомленные музыковеды и исследователи истории музыки, — все оркестровые увертюры! Штёльцелем было написано более сотни этих крупных произведений, а сохранилось всего — дюжина! И она, эта дюжина рукописей, была найдена случайно в коробке за органом в Готе. В том городе, где, собственно, и творили капельмейстеры тюрингского герцога. Ну как тут не провести аналогию с моцарто-сальериевской парой? Зависть? Утверждение себя за счет другого? Что-то подозрительно много таких случаев нам подкидывает мир искусства! А так ли все было на самом деле?
Если мы начнем читать как можно больше источников, а не будем принимать во внимание только один, случайно попавшийся под руку, то мы увидим знакомую картину. Ровно такую же, как и в ситуации с Бахом. Есть одна версия. Есть — другая, почти противоположная. Или старающаяся опровергнуть первую. И — посередине, множество (или несколько) вариаций. С уклоном в ту или иную сторону. Вновь мы становимся свидетелями противоборства романтическо-трагического стиля жизнеописания Гения и правдоискатетельского, сухого и бесстрастного предъявления документов.
Ровно как Сальери пытаются (и, похоже, вполне справедливо!) оправдать и снять с него клеймо убийцы Моцарта, так и в нашей паре недругов — Штёльцель-Бенда зловещая роль последнего никак не доказана! Вот, например, читаем другой источник: «Георг Бенда служил в замке Зондерсхаузен, где заменил композитора старой формации — Штёльцеля, и заменил радикально, что называется — почувствуйте разницу мира музыки барокко и мира галантной эпохи, которая и выросла из старого доброго стиля. Мода безжалостна к прошлому и современности, но она несёт в себе будущее. Двенадцать прекрасных ранних симфоний представлены Вашему вниманию, каждая из них — отражение поиска новой музыки времён давно минувших». С какой любовью к бедняге Бенде это написано! Ни слова о коробке за камином. И, что символично, тоже — 12 симфоний!
К чему я здесь клоню, спросит, должно быть, дотошный читатель? А вот к чему:
Чем больше мы читаем, роемся в источниках, чем больше узнаем нового о личности того или иного деятеля искусства, тем больше противоречий мы обнаружим буквально во всем, что касается этой личности. Ведь и сейчас об одном и том же человеке даже его два друга могут сообщить (а то и — нашептать) вам совершенно разные оценки и суждения. Так что и документы имеют авторов. Вполне конкретных людей. С их слабостями и пристрастиями.
Исходя из п.1 — плохо это? Нет, это хорошо! Интегрированная, общая картина важна! Полифония — сложная штука, но она реально существует! Важно слышать все голоса. Но не следует, однако, сформировавшуюся у вас картину превращать в хоругвию — и размахивать ею, пугая остальных и разгоняя как докучливых воробьев иные точки зрения. Ведь никто не гарантирует нам, что где-то вдруг не отыщется еще какой-либо документик… И тогда всё снова перевернется, сместится, поменяет места в нашей сформировавшейся и устоявшейся картине.
Самое важное, на мой взгляд, то, что если мы остановимся на одних лишь источниках, мнениях, спекуляциях по поводу этих мнений и прочее, и прочее, но при этом забудем само искусство (в нашем случае — музыку Баха, Штёльцеля, Бенды), то грош цена нашим исканиям и потугам! К чести человечества стоит отметить, что и музыкой Сальери многие продолжают восхищаться. И ничуть им сама «одиозная» личность славного композитора не мешает в этом. (Тем более, что, как я уже говорил, ….см. выше). И пятно на мундире Бенды многие не замечают, а говорят о его музыке вот, например, как: «…Возможно она и лёгкая на слух, но сказать, что для того времени это было развлечение среди композиторов — писать лёгкую музыку, значит обделить целое поколение композиторов, которые вполне серьёзно работали над созданием новой, прогрессивной музыки, совершали музыкальные изобретения».
Любые попытки сравнений, конечно же, истину в последней инстанции нам не откроют. Это у нас еще от детского возраста — сравнивать тигра со львом; кто победит? Но в любом случае, если мы добываем новую информацию, учимся аргументировать свою позицию и доказательно, спокойно и взвешенно спорить с реальным (или внутренним) собеседником, учитывая при этом и его мнение и стремясь найти в нем важное и полезное, везде это даст свои позитивные плоды. Прежде всего — в плане развития нашей собственной личности. А личности прошлого нас простят… Уже то хорошо, что мы помним о них! Ведь забывчивость и невнимательность человечества, как мы видим, дорого обходится потом ему же самому…
Оба, и Готфрид Штёльцель, и Георг (Иржи) Бенда, попали в немилость Судьбы сразу же после ухода из жизни. О них музыкальный мир забыл. И только недавно эти славные имена вновь засверкали в исполнительских концертных афишах. Значит, не все потеряно и для человечества, раз оно помнит и чтит «старых мастеров»? Пусть даже сравнивая их друг с другом, и даже сталкивая лбами в их реконструированных биографиях!
Разве наше понимание и восприятие Баха может стать хуже и туманнее, если мы окажемся знакомы с творчеством его современников? А если он сам знал о них, чтил их музыку, то тогда тем более и нам следует приглядеться внимательнее к его, баховскому, окружению.
…..
Сравнивать можно все. Сравнивают размеры звезд, количество электронов в разных атомах, народонаселение стран и число калорий в булках. Так же и в искусстве! Вроде бы — не царское дело, а сравнивают. Великих певцов и певиц между собою. В том числе — какова самая верхняя нота в вокальном диапазоне, например. Сравнивают исполнителей. Как великих, так и просто знаменитых. У кого кисть сколько клавиш охватывает, например. Посмотрите на Горовица! Кто виртуознее сыграет сложный пассаж, например. Вспомните Листа! Ну, и так далее. А уж композиторов сравнивать — сам бог велел. И тут тоже есть куча мелких нюансов и параметров, по которым это сравнение можно производить.
Вот, скажем, мелодия. Все знают — что это такое. Даже говорят: «композитор-мелодист». Некоторые слушатели (не думаю, что очень внимательные!) отказывают в мелодизме, например, Баху. И утверждают, что, вот Шопен, он — гораздо мелодичнее. Оставим пока это качественное сравнение. Его сложно оценить и уловить. Другое дело — количественное. Тут легче. Так как все можно сосчитать простой алгеброй. И даже арифметикой.
Вот, скажем, длина мелодии. Музыкальной темы. Ведь никто не станет отрицать, что они существуют в реальности, и их длину можно посчитать и выразить в нотах, тактах, времени (протяженности), наконец! И вот вам цитата из солидного трактата о музыке (Rosen, Charles. «The Classical Style»):
«Никто из трёх великих классических композиторов (Гайдн, Моцарт, Бетховен) не смог написать мелодию, хотя бы отдалённо приближающуюся по длине к той, что в медленной части Итальянского Концерта Баха».
А вот что касается субъективного восприятия мелодии как таковой, тут можно ломать копья. И — ломают! Мало того, сейчас уже существуют судебные прецеденты, когда один автор уличает другого в плагиате именно мелодии, а их, авторов, разнимают и выносят вердикты специально созданные при судах комиссии.
Мне вспоминается один примечательный случай, когда очень музыкально одаренный человек (и прекрасно знающий баховское безбрежное море музыки), показывал на публике с помощью фортепьяно, что практически любой шлягер современности он найдет у Баха. Точнее, мелодию. Основы ее. Зачатки. И делал это виртуозно!
«… Все мы вышли из Баха, который больше, чем композитор: Бах — наша Библия. Бог водил его руками, его талантом. Все мы вышли оттуда…», — сказал в одном из интервью известный дирижер Юрий Темирканов.
«Бах всех композиторов на 500 лет вперед обокрал», — сказал как-то Раймонд Паулс, сам не последний мелодист.
«Вот и слава богу, что не может Бах (да и не стал бы — уж очень скромен был!) предъявлять свои права на наши куцые современные мелодии…», — мнение простого слушателя.
Тем не менее, вопрос этот не такой простой. Я говорю о сравнении, плагиате и авторских правах. Понятно, что в эпоху барокко эти проблемы были не на первоочередном месте. Мы уже писали о заимствовании как об обычном приеме в искусстве того времени. Но сейчас-то мы всё это воспринимаем по другому. И та же чудная ария Готфрида Штёльцеля (Bist du bei mir, «Если Ты со мной»), которую Бах включил в нотную тетрадь своей второй жены, — она же стоит в списке Шмидера! BWV 508. То есть приписана Баху. И объявляют ее на концертах как баховскую. История не до конца ясная (как и многое в творчестве и биографиях как Баха, так и Штёльцеля, вновь повторимся!). В штёльцелевской опере «Диомед» (1718) эта ария присутствует, но у Баха она явно доработана, «усилена». Беда в том, что сама опера утеряна. От нее остались лишь какие-то фрагменты. В том числе и эта ария. Были высказаны даже соображения, что главная мелодия была популярна в Лейпциге как народная, и могла быть использована композиторами опосредованно.
А токката и фуга ре минор для органа (BWV 565)? До сих пор вокруг ее авторства ведутся споры. А Пассакалья и фуга BWV 582? Известны музыкальные основы других композиторов и более ранних эпох, откуда баховская Пассакалья берет начало. И в этом нет ничего удивительного! Музыка непрерывна. Старая музыка порождает новую. Выискивать отголоски — и находить их!, — можно везде. Но не это главное! Главное — в развитии. Что сама музыка не стоит на месте. А, опираясь на плечи предшествующих мастеров, эпох, достижений, развивается и эволюционирует. Бах, как никто другой, способствовал этой непрерывной музыкальной эволюции. Вот почему, в том числе, мы должны знать (и слушать!) его предшественников и современников!