Мне представляется, что у большинства современных людей причина неприятия и непонимания Баха та же, что и причина поклонения и восхищения Бахом другой частью человечества. Как это так? Может ли быть одна и та же причина для неприятия и восхищения!? Звучит парадоксально, но, потерпите, я сделаю попытку сейчас доказать вам это!
Мне представляется, что эта причина была единой и тогда, когда Бах жил и знал, что ЕГО современники не понимают его музыки. Что ж это за причина все-таки?
Начну издалека. Сначала поговорим о жизни. Как, кстати, вы, дорогой читатель, воспринимаете жизнь? Как круговорот событий? Как пеструю череду дней, стремительно сменяющих друг друга? Дней, наполненных суетой и беготней, очередями и покупками, мелкими бытовыми неурядицами и склоками с начальством, телевизионными дебатами политиков и разномастными газетными сплетнями? Как сутолоку мыслей и размышлений, перемежающихся с какими-то мелочными обидами, ненужными знакомствами, житейскими проблемами, мелкотравчатыми интригами? Как маету души, не успевающей за бегом времени и не находящей в себе сил, чтобы проанализировать и прочувствовать происходящее? Скорее всего, вы ответите положительно. Наверное, все мы (или почти все) вынуждены большую часть жизни воспринимать именно такой.
Да, так было всегда, потому что так устроен человек. И такому человеку трудно придти к Баху. Он слишком затюкан суетой и слишком покрыт налетом суетного бытия, чтобы решиться «сменить шкуру». К непонимающим Баха относятся разные люди. Они отнюдь не черствые сухари. Это — прекрасные, добрые и умные люди. Просто они не находят в себе сил для того, чтобы сбросить панцирь обыденности и заставить свою спрятанную где-то глубоко душу пусть чуть-чуть, но потрудиться. Им проще слушать Вивальди. Или — Чайковского. Так как эта действительно красивая музыка не требует серьезных усилий души для своего восприятия. Она успокаивает, волнует, будоражит, пьянит, ласкает, — но делает это просто и сразу. Как глоток шампанского. Она вкусна, обворожительна, искриста! Она созвучна времени, которое мы называем «моментом настоящего». И — Бах непонятен таким людям в силу нежелания их преодолевать трудности. Есть же другая музыка, которая ничего такого не требует! И она прекрасно украшает «настоящее», каким бы оно суетным не было.
Другие люди также страдают от «момента настоящего». Они также вовлечены в суету времени. Но однажды они познали этот божественный переход — переход своей души из времени настоящего во время вечное. Он труден, этот способ перехода, но они его ждут. Им, этим людям, благостен момент перехода из настоящей обыденности в вечное сокровенное. В безвременное. Ибо Бах — вне конкретного времени. Он не связан, по большому счету, ни с настоящим, ни с прошлым, ни с будущим. Бах — это воплощение времени вообще. Помните?, — на временной стреле нет никаких зарубок!
Однако, нельзя долго пребывать вне времени. И потому невозможно много слушать Баха. Это — как космические перегрузки. И, вдохнув Баха, такие люди возвращаются в настоящее и становятся точно такими же, как и любители Вивальди и Чайковского.
Один современный поэт написал:
Лета, как известно из греческой мифологии, — река забвения. Попробовав глоток ее воды, души умерших забывали напрочь о своей земной жизни. «Кануть в Лету», значит, исчезнуть в памяти оставшихся. Как это все, однако, печально и безысходно!
Конечно же, восприятие Баха вряд ли можно уподобить «глоткам» или «вдохам» из реки Забвения. Разве только что в том смысле, как если бы мы с его помощью отвлекались от суетного земного бытия и воспаряли к небесам…
Если под «настоящим» мы условимся понимать сейчас ту его часть, которая ассоциируется с обыденностью, житейской суетой, чередой обыкновенных будней, нежеланием души трудиться, леностью души, то мы должны и признать тот факт, что в настоящем есть другие части! Именно искусство заставляет нас вспомнить о них.
Таким образом, причина действительно одна: мы идем к Баху, чтобы уйти из «настоящего», оторваться от него; мы бежим от Баха, чтобы в настоящем остаться… Для одних это боязнь, нежелание себя тревожить или неумение, для других — это спасительный способ одушевления.
Помните, как о музыке Баха сказал Бернстайн: «…Но вскоре я понял, что в самой этой музыке таилась величайшая красота; она лишь не так очевидна, как мы ждем. Она скрыта глубоко внутри. Но именно потому она не так-то легко стирается, и воздействие ее безгранично во времени…».
Часто получается (к счастью) так, что человек, не принимавший музыку Баха, вдруг открывает ее для себя. Об этой эволюции души, собственно, и говорит Бернстайн. Я бы даже назвал этот процесс революцией (по внезапности и сокрушительности перелома представлений, хотя, конечно же, бывает и иное течение процесса). И тогда человек переходит в стан приверженцев Баха.
Но никогда я не видел, и никогда не поверю в существование обратного процесса! Никто не убедит меня в том, что знает человека, который вдруг изменил свое мнение о музыке Баха с восторженно-почтительного на «непонимающее». Если человек пришел к Баху — то это навсегда! Он попал во вневременное течение, из которого нет обратного хода. И здесь исчезает временная зарубка «настоящего». И далее время течет легко и свободно, словно баховская ария из сюиты №3 ре мажор.
Мне представляется, что сам Бах не называл никакими лишними словами свои музыкальные произведения, так как невозможно объективно иным образом назвать время — только как «время»… Этому слову нет никаких иных синонимов в человеческих языках и наречиях.
Музыка на все времена…