Правильно говорят, что радость окрыляет людей. Тима, Юля и Павка испытывали ее чудодейственную силу: десять километров от горы Крутой до города промелькнули незаметно. По дороге ребята мечтали, строили различные предположения о надписи. Возле первых домиков городской окраины Тима вдруг спохватился:

— А как будем действовать в лагере?

Юля предложил о надписи никому не говорить и запросить Академию исторических наук о том, жив ли Григорий Лапин, стальной солдат революции, разузнать все и только после этого всем открыть свою тайну.

— Ты, Юлька, — эгоист и единоличник, — сказал Тима. — Я от тебя, Юлька, не ожидал такого. Ясно?

— Мы нашли надпись?! Мы!

— Семену и Васе рассказать стоит, — твердо заявил Павка. — Надо рассказать.

— Как хотите. Свою тайну другим…

— Тайна, Юлька, наша, общая.

Друзья вышли на широкую центральную улицу. Она казалась узкой, потому что с обеих сторон ее высились дома. По блестевшему, недавно политому асфальту мягко скользили автомашины. На панелях было многолюдно. Ребята с трудом пробирались в гуще людей. У магазина «Гастроном» с розовым поросенком в витрине отряд пересек улицу и вышел прямо к массивным воротам рабочего городка.

По словам Коли Хлебникова, известного скептика, городком это архитектурное сооружение было названо не по правилам. «Городом или городком, — утверждал Коля, — именуется населенный пункт из нескольких сотен домов». А рабочий городок, во дворе которого десятиклассник Семен Самойлов организовал пионерский лагерь, был всего-навсего одним домом. Зато этот шестиэтажный дом занимал целый квартал. Белизна его стен подчеркивалась пышной зеленью настурций, украшавших балконы. Раскрытые настежь окна бросали на землю тысячи солнечных зайчиков. Перед фасадом в сквере бил фонтан. Радужные брызги искрящимся зонтом покрывали яркие цветочные клумбы.

Дом выглядел настоящим дворцом, да таким, какой ни одному королю и во сне не снился. Королевские дворцы угрюмые и скучные, а дворец-городок всем своим обликом говорил о счастье и радости живущих в нем людей.

Тима с гордостью давал знакомым ребятам адрес: Новострой, улица имени Героев революции, рабочий городок, корпус 2, квартира 80.

А тут, пожалуйста, новая хлебниковская «теория». Ох и разозлился же Тима, узнав о Колиных сомнениях! Немедленно собрал он своих друзей, целый день совещался с ними в голубятне, а под вечер произошла история, о которой вот уже месяц с удовольствием вспоминают даже взрослые жители рабочего городка.

В тот памятный день вторая сборная команда волейболистов проводила тренировку. Закончив игру, спортсмены в полном составе толпились на волейбольной площадке у сетки. Володя Сохатов, капитан команды, размахивая руками, «громил» недостатки отдельных игроков.

— Коля! Ты на подаче каждый раз подводишь, — укорял он Хлебникова. — Надо драйфом подавать, а не свечкой. Отработай подачу! Бей по мячу так, чтобы над самой сеткой проходил и сильно!

— А свечкой, что — нельзя?.. — начал Коля, но умолк.

Из-за кустов акаций, обрамляющих площадку, показался отряд заготовителей. Впереди энергичной упругой походкой шел Тима, за ним — толстый увалень Павка, замыкал шествие длинный худощавый Юлька с выражением крайнего любопытства на добродушном скуластом лице. Заготовители приблизились к площадке, молча вошли в круг притихших волейболистов и демонстративно выстроились шеренгой перед Хлебниковым.

Тима выдержал паузу, что всегда угнетающе действует на противника, улыбнулся дружелюбно и, как будто между прочим, спросил:

— Колька, триста одноэтажных домиков можно назвать городом?

— А что? — растерялся Хлебников, одергивая синюю майку с коричневым ромбом на груди. Светлые глаза его беспокойно забегали по фигурам заготовителей, а живое, подвижное лицо чуть покраснело.

— Мы вот поспорили с Юлькой, решили у тебя спросить.

— Как вам сказать, — успокоился Коля, — триста одноэтажных домиков немного. Города бывают разные…

— Я говорю, что город, — сказал Юлька. — Нечего, Тимка, спорить! Ты, Тимка, неправ!

— Пожалуй, город, — согласился Коля и по ухмылкам заготовителей, по вспыхнувшим вдруг озорными искорками карим глазам звеньевого понял, что совершил непоправимую ошибку.

— Вот и хорошо! — обрадовался Тима. — А сколько жителей в небольшом одноэтажном доме?

— Как тебе сказать…

— Три человека, — ввернул Павка.

Его реплика, так же как и Юлина, готовилась заранее.

Прежде чем «выводить Хлебникова на чистую воду», Тима распределил между друзьями роли «подгоняльщиков». По ходу разговора Юля с Павкой должны были вставлять нужные реплики и подзадоривать ими скептика. Коля клюнул на эту удочку.

— Ну-у, Павка, ты и придумаешь, — сказал он, твердо решив не уступать, — в небольшой домик свободно поместятся четыре человека!

— Четыре? Хорошо! Значит, четыре? — подхватил Тима, и Коля почувствовал, что окончательно сел в лужу.

Под одобрительные возгласы ребят звеньевой первого начал блестящий арифметический анализ.

Дом, вернее городок, был похож на букву «Е», положенную на землю. Состоял он из четырех корпусов. В каждом корпусе имелось шесть подъездов, в подъезде по двенадцать квартир, в каждой квартире — три комнаты…

— Будем считать на комнату по два человека, — говорил Тима. — А два человека — мало. Ты, Колька, знаешь, какие комнаты. Учти, я еще кухни не считаю. Сколько получилось? Одна тысяча семьсот двадцать восемь! Ясно? Теперь перемножить триста на четыре. Сам сказал, что по четыре. Сколько?

Подавленный столь молниеносным подсчетом, Коля хмуро молчал.

— Молодец, Тимка! Доказал ты ему! — засмеялись ребята.

— Больше, Колька, о городке не говори, что он не городок. Ясно? — заключил звеньевой.

Таков был городок. А двор…

Года три тому назад сталевар Василий Тимофеевич Катаев, отец Павки, посоветовал ребятам заняться озеленением двора. Произвели планировку, утвердили проект на общем собрании родителей и пионеров, заложили парк: посадили акации, сирень, тополя и клены. Двор преобразился. В густой зелени, как в чудесном лабиринте, переплелись песчаные дорожки, спрятались скамеечки и беседки.

Цветущий парк-двор делился на южную и северную части. Границей служила широкая асфальтовая дорога — проезд для автомашин к гаражам, что тянулись вдоль забора.

В южной части помещались волейбольная и баскетбольная площадки да опытная станция садоводов. Ее создали тоже по инициативе Василия Тимофеевича, который считал, что парк — хорошо, а сад — лучше.

Теперь на «опытной» пионеры во главе со старшим садоводом Колей Хлебниковым выводили новые сорта ягод и фруктовых деревьев. Был у них и цветник.

В северной части — лагерная площадка с мачтой посредине, местечко игр для дошколят, и сквер, названный «уголком родителей». Этот уголок пионеры оформили с особым старанием: поставили столики, скамейки с покатыми удобными спинками. На столиках всегда можно было найти газеты и журналы, шахматы и шашки.

После работы по вечерам родители охотно посещали свой «уголок», чтобы сразиться в шахматы, почитать свежие газеты или просто подышать ароматным воздухом.

И еще было в северной части одно место… Впрочем, когда заготовители явились в лагерь, звеньевой, послав Юлю и Павку разыскивать Семена с Васей, направился именно туда.

С видом по возможности беспечным Тима приблизился к низкому деревянному сарайчику, скрытому в зелени тополей. Спрятавшись за кустами сирени, он стал наблюдать. Дверь сарайчика была прикрыта. Над нею красовалась фанерная вывеска с надписью «Фабрика «Пионер».

«Неужели никого нет», — подумал Тима, поглядывая на дверь. Но тут послышались легкие торопливые шаги. Тима прижался плотнее к траве. Мимо кто-то прошел… Звеньевой приподнялся, осторожно раздвинул густые ветки. На поляне мелькнуло голубое платье Нюши Котельниковой. Напевая какую-то веселую песенку, она поминутно вертела головой, отчего ее льняные косички, в палец толщиной, перелетали с одного плеча на другое. Нюша проворно снимала с туго натянутых веревок ботанические прессы — деревянные рамки с проволочными сетками вместо крышек. Она складывала прессы на руку, как поленья.

— Нюша! — позвал шепотом Тима. — Нюша! Семена или Васи на фабрике нет?

Девочка вздрогнула от неожиданности, быстро повернула к зарослям сирени полное румяное лицо с серыми испуганными глазами. Различив среди ветвей Тиму, она успокоилась и почему-то также шепотом ответила:

— Я, Тима, не знаю. Я только что из дома пришла. Ты посмотри сам.

— Люська где?

— Гербарии готовит. Она с утра на фабрике, даже на экскурсию не пошла.

— Нюш, ты не говори, что меня встретила, — попросил Тима. — А прессы понесешь, не закрывай дверь. Ладно?

— Ладно! Только Люся все равно узнает, что вы пришли.

— Потом пусть узнает, это — ничего.

Нюша сняла еще несколько прессов и скрылась внутри сарая. Тима подкрался к самым дверям. В лицо пахнуло ароматом увядших трав. Вороха их лежали на фанерных щитах. Небольшое окно с кружевной занавеской-задергушкой бросало на чистый земляной пол солнечный квадрат. Хорошо было на фабрике. За длинным из выстроганных досок столом работали сушильщицы. Они вынимали из прессов и сортировали подсохшие растения. Среди белокурых и темноволосых головок пламенел ярко-красный шелковый бант. Тима узнал его сразу. Звеньевая второго сидела к дверям спиной и сосредоточенно перебирала растения. Тима облегченно вздохнул: «Все в порядке, не заметит».

Боком, с величайшей предосторожностью протиснулся он в дверь, сделал несколько шагов и заглянул за дощатую перегородку к упаковщикам. Коля Хлебников — и зачем только водятся на свете скептики! — не поверил своим собственным глазам и громко удивился:

— Тимка?!

Звеньевой замер, но возглас успел сделать свое: сушильщицы дружно оглянулись. Белесые Люсины брови взметнулись вверх, а курносый нос-пуговка стал пунцовым.

— Тима! И вы пришли сегодня так рано? Где папки? Кипарисовых принесли?

Тима поспешно изобразил на лице бесконечную радость, невинно улыбнулся и, прикинув на глазок расстояние до порога, бросился к двери.

— Тима! Ти-мо-фей! Ти-имка-а-а! Подожди-и-и!

Звеньевой с топотом мчался по дорожке все дальше и дальше. Отчаянно колотилось сердце, приятно посвистывал в ушах ветер. Как пуля вылетел он из аллеи к лагерной мачте с алым трепещущим флагом. На линейке — ровной песчаной дорожке, обрамленной меловыми полосками, Тима заметил Зимина и Павку. Они разговаривали.

— Вася! — обрадовался Тима. — Наконец-то!..

— Вот он, прилетел, — сконфуженно произнес Павка.

— Погоня за тобой, что ли? — спросил Вася, и на его круглом добродушном лице, усеянном темными точечками веснушек, мелькнула улыбка. — Молодцы вы, Тимка! Надпись-то!

— Историческая! Уф-ф, — Тима перевел дух. — Пока тебя разыскивал, устал даже. Весь лагерь обегать пришлось. Поговорим?

Внезапно появился Юля. Рядом с ним шагал староста кружка «Умелые руки» Володя Сохатов. Правая сторона лица и шея у него были забинтованы, и Володя был похож на мусульманина в чалме.

— Что с тобой? — спросил Тима.

— Так, ничего особенного.

Юлька хитро улыбнулся. Он уже успел разузнать, что сегодня утром Володя проводил испытания межпланетного корабля.

Ванюшка Бобров с ужасом рассказывал, как огромный столб дыма и огня вырвался из маленькой ракеты, как вскрикнул Володя и как он, Ванюшка, увел изобретателя домой.

— Опять ракета? — спросил Тима.

Володя кивнул головой.

— Брось ты ее. Без глаз остаться можно.

— Все равно, Тима, построю ракету, — упрямо сказал Володя. — Все равно! Ты лучше расскажи про надпись, — попросил он.

Для беседы ребята выбрали укромный уголок, в кустах сирени за игровой площадкой для малышей.

— Слышишь, как наигрывают, — со смехом сказал Вася, кивая в сторону площадки. — Симфония.

— Трагическая, — отозвался Тима, намекая на то великое старание, с которым малыши извлекали звуки из дудок, гармошек и пищалок.

Тима стал подробно излагать историю открытия надписи. Вася слушал не перебивая и, казалось, был спокоен. Но по тому, как покусывал он губу, как насупливал брови, угадывалось волнение. Тима, заканчивая рассказ, обиженно добавил:

— И еще я о Люське хочу поговорить с тобой. Она же нам проходу не дает. В каждое дело суется!

— О Волковой — потом. А с надписью у вас здорово получилось! Стальной солдат революции…

— Надо Семену о надписи рассказать, — предложил Вася. — Пошли к нему.

Начальник лагеря Семен Самойлов сидел в штабе. Крохотный домик, сколоченный из жердей и фанеры, был тесен. Два окна наполняли комнату светом. Низкий потолок и стены, сплошь оклеенные таблицами турниров и соревнований, картами походов и графиками экскурсий, делали ее похожей на самый настоящий боевой штаб. Семен, навалясь грудью на стол, что-то писал.

— Так… — протянул он вдруг задумчиво. — Первое звено срывает заготовку… Опять Тимофей…

У штаба послышались возбужденные голоса. Дверь широко распахнулась, в комнату ввалилась целая ватага ребят. Они с шумом разместились кто где: на стульях, на подоконниках, прямо на полу. Вася рассказал начальнику о находке заготовителей.

— Думаю, что придется созывать Большой совет, — сказал он в конце.

— Стальной солдат революции? — переспросил Семен. — Знакомое название. Я где-то его встречал, ребята. Так-так… Ну конечно, встречал! В какой-то книге о гражданской войне на Урале. Интересная и ценная находка. Молодец, Тимофей!

— Созывать Большой совет? Ванюшка! Павка! — Вася выбежал из штаба. — Давайте сигнал! Будет Большой совет! Тима, готовь сообщение!

Не прошло и минуты, как у лагерной мачты запел горн. Поддерживая его, у фабрики гулко загремел «сигнал». Бритоголовый Ванюшка Бобров с азартом колотил железным прутом по ржавому обломку рельса, подвешенному к балке. Звук получался дребезжащий, со скрежетом. Призыв и тревога слышались в сигналах. Со всех сторон на площадку стекались пионеры. Кто с молотком, кто с книгой.

Садоводы, которые никогда не ходили поодиночке, подкатили к мачте последнее слово лагерной техники «лейку-самолейку», или, как еще ее называли, «самобрызг «УР-1», и уселись возле нее.

Ребята галдели, перебрасывались словами. Соломенные шляпы, панамы, тюбетейки колыхались как полевые цветы на ветру. Вася взошел на трибуну.

Стройный, подтянутый, в плотно облегающей широкую грудь голубой майке-безрукавке, черных трусах с красными каемками, легких тапочках, он был похож на спортсмена, готового к старту. Окинув ребят взглядом, председатель лагерного совета поднял руку:

— Внимание! Внимание! Сейчас звеньевой первого звена сделает важное сообщение. Сушильщицы, не шумите! Тишина! Большой совет открыт! Говори, Тима.

Надо заметить, что Большой совет лагеря созывался только в самых исключительных случаях. Не считая сегодняшнего, было их всего два. Первый… В начале летних каникул дружина ходила в лес на прогулку. По дороге пионеры насобирали растений сразу на несколько гербариев. Люся Волкова предложила один гербарий оставить для школы, а остальные разослать по Советскому Союзу: в Крым, на Дальний Восток, на Украину и попросить, чтобы пионеры тех местностей тоже прислали гербарии своих растений. Семен посоветовал Васе созвать Большой совет. Обсудив Люсино предложение, ребята постановили организовать фабрику по выпуску гербариев растений Северного Урала.

«Будем посылать по Союзу, — решили все, — а взамен получать другие. В школьном ботаническом кабинете соберем гербарий растительности нашей Родины».

Сразу же образовали цехи: заготовительный — должен был доставлять фабрике сырье — растения; сушильный — сушить и сортировать растения; упаковочный — выпускать гербарии. Упаковочным руководил старший садовод Коля Хлебников. Он недоверчиво отнесся к созданию фабрики, но этикетки с указанием, где и когда взято растение, заполнял добросовестно и точно. Изготовление фанерных коробок для отправки гербариев взял на себя кружок «Умелые руки».

Второй… Лагерь сдал металлургическому заводу около шестидесяти тонн железного лома. Дирекция решила помочь пионерам оборудовать спортивную площадку. Большой совет единодушно от этого отказался и просил из металла, который был собран и сдан пионерами, выпустить машину для новостроек.

Третий… В третий раз Совет слушал сообщение заготовителей.

— Ребята, — сказал Тима, — мы сделали открытие. Ясно? Очень важное открытие. Ясно? Очень важное. Павка его сделал!

Тима замолчал. Стало тихо-тихо. Все ждали, а Тима нарочно медлил.

— Говори, Тимка!

— Чего замолчал?! Не тяни!

Семен строго взглянул на Тиму, а Вася незаметно толкнул его локтем. И Тима заговорил, заговорил страстно, взволнованно. Смуглое узкое лицо его озарилось вдохновением, щеки разрумянились. В ярких красках обрисовал звеньевой штурм Крутой, открытие надписи в неприступных скалах и, не останавливаясь, перешел в наступление на Люсю Волкову. Этот хитрый ход родился в его голове внезапно.

— Мы, ребята, не одни травы собираем. Как видите, делаем кое-что другое. Волкова требует только за травкой охотиться. Ясно? Скажите, открыли ли бы мы историческую надпись?

— Нет — звонко выкрикнул кто-то.

— Не-е-ет!!! — подхватил сбор.

— Это к делу не относится, — заметил Вася. — Говорим о надписи!

— Давайте организуем поиски Лапина, — сказал Володя Сохатов.

— Правильно-о!!!

— Разыскать!

Вася поднял руку:

— Все сразу не кричите. Давайте по порядку. Как будем разыскивать?

К мачте, пыхтя и отдуваясь, пробрался круглый, как шарик, Ванюшка Бобров. Наморщив лоб и деловито заправив белую рубашонку в черные трусики, он солидно кашлянул и проговорил:

— Я еще не пионер. Буду только скоро. А можно мне вопрос у Тимы спросить? Лапин — это солдат стальной, да?

— Стальной солдат революции, — ответил Тима. — Вопрос не спрашивают, а задают. Что такое «Стальной солдат революции», я, Ванюшка, и сам пока не знаю. А Григорий Лапин — герой.

— Ага, — согласился Ванюшка, преданно смотря звеньевому в глаза. — Тима, а надо, как у пограничников, заставу на горе выстроить и стоять там день и ночь?

— По Советскому Союзу поездить и поискать! — не выдержал Юля.

— Самое верное — ехать!

— Разве найдешь… — сказал Коля Хлебников.

Спорили долго. Вася записывал в тетрадь Большого совета варианты поиска. Все они были по-своему интересны и, казалось, осуществимы. Взял слово Семен. Говорил он четко, уверенно:

— Ехать по Советскому Союзу, как предлагает нам Юля, я думаю, нет необходимости. Да это и бесполезно: мы ничего еще не знаем. А вот в истории гражданской войны я встречал название «Стальной солдат революции». Так назывался полк. Давайте напишем письмо в областной краеведческий музей. С сегодняшнего дня мы и займемся поисками — подберем книги о гражданской войне на Урале и прочитаем их.

Юля, убежденный в своей правоте, проворчал под нос, что не героизм это — разыскивать живого человека по книгам, что надо действовать, а не книги читать и письма писать.

Садоводы схватили «самобрызг» и уже тронулись с места, но Вася их остановил.

— Не расходиться, — крикнул он, — будем говорить о фабрике!

За спинами ребят кто-то стал быстро пробираться подальше от мачты. Это был Тима. И тут ему окончательно не посчастливилось: он столкнулся с Люсей.

— Куда торопишься? — коварно спросила она, крепко ухватившись за рукав Тиминой рубашки. — Не нравится?

— Жарко, — поспешно выпалил звеньевой, не замечая, что говорит невпопад.

От высоких корпусов рабочего городка на лагерную площадку легла тень. Жара спала, и цветочные клумбы разливали запах левкоев, резеды, душистого табака. Закатное солнце позолотило крышу городка и окрасило в розовый цвет стены соседних домов, окружающих двор с двух сторон. В ветвях тополей и кленов щебетали птицы. На прохладном ветерке ласково шелестели листья.

Люся исподлобья взглянула на Тиму.

— Из тени — тень ищешь? — спросила она.

— Люсь, давай не будем ссориться.

— Не заговаривай зубы, Тимка. Знаешь, что вы сегодня принесли?

Тима с ожесточением ковырнул песок носком видавшего виды желтого походного башмака и отвернулся. Сейчас он просто ненавидел Волкову. И что у нее за дурная привычка совать нос в чужие дела? «Доверили козлам огород стеречь… Бродят где хотят… Проверить их, лодырей!» Обида на Люсю охватывала его все больше и больше. Разве он для себя старается? Нет, с такими, как Волкова, не сваришь каши. Когда-нибудь Тима выскажется о ней. Ой выскажется! И тогда… Он представил, как его гневные слова подхватывают ребята, как веснушчатое лицо Люси заливает краска стыда, как беспомощно повисает красный бант в белокурых кудрях, как…

Но толчок в спину возвратил Тиму к действительности. Люси рядом не было. Она стояла на возвышении у мачты, готовилась к выступлению и смотрела на Тиму.

— Отправили мы пять гербариев, — без вызова начала она.

— Два — на юг, один — на север и два — на Дальний Восток. Мало? Очень! А кто виноват?

Тима насупился, Юля и Павка отвернулись. Люся взмахнула кулачком и крикнула:

— Вот кто виноват! Посмотрите, наши открыватели, голубеводы и тихоходы. Вы не хмурьтесь, не отворачивайтесь! Ребята, видели бы вы, какие экспонаты приносят эти заготовители! Слезы приносят. Мятые, ободранные растения. Да, да… Тимка, нечего улыбаться, нечего. Сегодня вы в одной папке винегрет принесли…

— А по скалам ты хоть раз лазила? — выкрикнул Тима. — Легко говорить. Павка сегодня чуть коленную чашечку с мясом не вырвал. Ясно?

— Мне до этого дела нет! Сами в горы уходите, не я вас посылаю. Из сорока растений, которые вы принесли, всего пятнадцать годных! Да за день можно тысячи насобирать! По вашей милости у меня в цехе прессы пустуют. Я говорила, ребята, что нельзя назначать первое звено в заготовители! Тимка ничего не слушает. Как я просила принести побольше растений из семейства кипарисовых…

— Что за кипарисовые? — спросил у Тимы сидящий рядом с ним Володя Сохатов.

— Можжевельник, — буркнул Тима.

— А-а-а…

В это время кто-то звонко-звонко предложил:

— Нас в упаковочный!

Тима вихрем понесся к трибуне и в мгновение ока был уже у мачты.

— Нас в упаковочный?

— Перевести-и-и!

— Остави-и-ить!

— Ти-ши-на! Ти-ши-на! — запели в один голос садоводы.

Тима топтался на дощатом настиле. Вид у звеньевого был растерянный и жалкий. Мысли, одна горше другой, теснились в голове. Ведь если переведут в упаковщики, рухнет план дальнейших исследовательских работ. А Крутая, а Лапин, а раскопки у Черного мыса…

— Обидно нам! — громко закричал он. — Стараемся, стараемся, а Волкова… Кто открыл надпись? Ясно вам?

Поднялся Володя Сохатов. Его сутуловатая, нескладная фигура возникла перед Люсей, как знак вопроса. Близоруко сощурив добрые светлые глаза, он поправил повязку на голове и проговорил:

— А Тима прав. Их надо хвалить, а мы ругаем. У Люси есть такая привычка. Люся, ты тоже нехорошо поступаешь иногда. Вот вчера без спроса взяла у меня в мастерской рейку. Ну зачем она тебе?

— Для дела! — вспыхнула Люся и надула губы.

— И я с тобой, Люся, не ругался. А спросите, пожалуйста, ребят из нашего кружка, они подтвердят, что на каждую рейку мы тратим очень много труда: стеклом шлифуем, шкуркой…

— Понятно, — сказал Вася, — заготовители носят растения с оборванными корнями. А лопатки им сделали? Обрывают корни и мнут листья. А папки у них есть?.. Значит, они — виноваты!

— Виноваты?! Мы виноваты? — вскипел Тима.

— Да, виноваты. Правда, что вы больше по горам лазите, ищете все, только не травы и растения. Надпись — хорошо! Фабрика стоит — плохо. Во всем этом мы еще разберемся на лагерном совете. И боюсь, что вам крепко достанется!