После обеда я все думал, как мне стать главнее Майки. И вспомнил про муравьев — активного и пассивного. Как же я про них забыл? Буду наблюдать за ними и рассказывать Майке. И она меня зауважает.

Я пошел искать муравьев. И нашел за сараем, где гнилой пень. Бегают, суетятся, тащат травинки.

Стал я одного муравья ловить. Он такой шустрый! Удрал по руке — и в рукав! Я затряс рукой, чтобы его вытряхнуть, а он меня как укусит!

Я даже ногой топнул от обиды. И слезы сами собой закапали. Я хотел по-настоящему зареветь, только ведь никто не услышит.

Может, папа вышел на улицу? Оборачиваюсь — а у сарая стоит Майка и на меня смотрит.

Я быстрей вытер слезы рукавом. Не плакать же при Майке! А она говорит:

— Тебя кто-то укусил?

Вот разведчик! Все видит...

— Да я, — говорю, — хотел муравья поймать, а он жжется. Ненормальный какой-то.

Майка подошла к гнилому пню и посмотрела на муравьев.

— Сам ты, — говорит, — ненормальный. Кто же муравьев руками хватает? Они строят муравейник. Их нельзя обижать: они спасают лес от вредителей.

Я не поверил:

— Такие маленькие — и спасают целый лес?

— Муравьи, — говорит Майка, — уничтожают насекомых-вредителей, которые сгрызают листья и траву. Где много муравейников, там хороший лес.

— Мне их надо изучать, — сказал я и объяснил про ученого, как он наблюдал муравьев — работягу и «дохлого».

Майка дослушала до конца и говорит:

— Взялся ловить муравьев, а сам даже банки не приготовил. Правильно муравьишка тебя укусил!

Я обиделся, и слезы опять закапали сами собой. А я ведь не хотел при Майке плакать.

Майка вздохнула:

— Вот навязался на мою голову, муравьишка! Не реви, не складывай лапки. Пойдем лучше на старый баркас кино смотреть!

Кто же откажется от кино? Я вытер слезы, и мы пошли.

Баркас выбросило штормом на берег. Он лежал на боку, весь погнил и поржавел. Но все равно видно, что раньше это был настоящий морской корабль.

Я стал искать, где тут кино. А Майка забралась на борт и кричит:

— Лезь за мной, отсюда хорошо смотреть!

Я вскарабкался к ней и стал глядеть туда же, куда она глядит. И правда кино!

На боку Большого Семячика лежало солнце — все в лучах. Над солнцем плыло облако — ну точно как медведь! Только с хвостом и розовой мордой.

Солнце пряталось за Семячик, а медвежья морда краснела. Потом медведь вытянулся, и вышла рыба-кит, малиновое брюхо. Солнце совсем ушло за гору, и небо загорелось — будто пожар. А у кита хвост оторвался, и получился не поймешь кто, совсем черный.

Пожар стал затухать. Над лиманом прокричал лебедь. Потом еще раз. Стемнело, и я замерз. А уходить не хотелось.

— Давай, — говорю, — ждать, когда солнце обратно выйдет?

Майка обернулась и как закричит:

— Смотри назад!

Я оглянулся и сам себе не поверил: из-за океана поднимается солнце! Как апельсин, и бок отрезанный. Без лучей. Только один луч бежит по воде, дорожкой. И так оно быстро поднимается! Прямо в темное небо.

— Когда же, говорю, — оно успело за океан залезть? Разве уже утро?

Майка от смеха сползла под баркас.

— Ой, — хохочет, — умираю! С тобой не соскучишься! Это же луна!

Я сказал, сама она луна. Я-то знаю, что луна маленькая и белая. А эта большая, как таз.

Майка стала спорить, что солнце ушло светить другим городам и странам.

— Земля, — говорит, — вертится сама вокруг себя и подставляет Солнцу разные бока. Например, на Камчатке ночь, а в Москве в это время день. Девять часов разницы! А Луна тут ни при чем, она сама по себе.

Я никак не хотел ей поверить, и мы чуть не поссорились.

Андрюшин альбом. 9

Луна — спутник планеты Земля. Луна почти в четыре раза меньше Земли. Светит Луна не собственным светом, а отраженным от Солнца. Лучами, отраженными от Солнца, Луна освещает Землю. Когда к Земле обращена вся освещенная Солнцем половина Луны, мы видим ее круглый светящийся диск. Это полнолуние. Но чаще освещенное полушарие Луны видно на Земле лишь частично. Тогда на небе Луна выглядит полукругом — серпом.

Муравьи никогда не живут в одиночку. Даже если создать одинокому муравью прекрасные условия для жизни, он скоро погибнет. Вдвоем муравьи проживут чуть-чуть дольше. Муравьев должно быть не меньше десяти, чтобы они могли существовать нормально. А почему — наукой пока не выяснено.