— Впервые, — начал папа свой рассказ, — о Камчатской пихте написал русский исследователь Камчатки Степан Крашенинников. Он путешествовал по этим местам более двухсот лет назад. Крашенинников говорит, что «по низменным холмикам растет малое число пихтовнику» и такого дерева «нигде на Камчатке более не примечено».

Камчадалы — жители Камчатки охраняют этот лес, как заповедный. Пихты нельзя не только рубить, но и прикасаться к ним. Старики передают из уст в уста легенду, что всякий, кто дерзнет прикоснуться к пихте, непременно умрет.

А еще легенда гласит, что пихтовая роща выросла над телами погибших камчадалов. Они воевали с неприятелем, попали в эти места и «так оголодали, что несколько времени принуждены были питаться лиственничной корою, а напоследок померли».

— Кошмар! — сказала Майка. — Может, хоть один живой остался?

— Об этом легенда умалчивает, — сказал папа и продолжал: — В начале нашего века замечательный ученый Владимир Комаров первым описал пихту по-научному. У него была своя гипотеза, то есть предположение, о происхождении рощи. Комаров считал, что пихтовая роща — остаток древних пихтарников и что она пережила древнее оледенение Земли.

— Здесь вулканы, — сказала Майка. — Земля теплая. Вот пихта и спаслась от оледенения.

— Не исключено,— сказал папа. — Молодец, хорошо мыслишь. — И ласково поглядел на Майку. — Многие ученые тоже так думают. Но есть и другие гипотезы. Одна из них мне нравится, и я склоняюсь к ней.

Папа стал что-то разглядывать на столе, будто склонился к своей гипотезе.

Я посмотрел — ничего там нет. И стал слушать дальше.

— Мы предполагаем, — продолжал папа, — что пихта появилась на Камчатке недавно, всего лет девятьсот назад.

— Ничего себе недавно! — не выдержал я. — Это же было, когда жили наши... — я стал считать, — пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-дедушки!

— Сколько получилось «пра»? — Иван Федосеевич почему-то развеселился.

— Девять! Потому что человек живет по сто лет! — сказал я.

— Пусть по сто, — сказала Майка. — Пожалуйста, рассказывайте скорей. Как вы думаете, кто ее тут посадил?

— Давайте думать вместе, — сказал папа.

— Может, виной всему птицы? — сказал Иван Федосеевич. — Они склевывают семена растений — это их пища. В птичьем желудке некоторые семена не перевариваются, остаются невредимыми. Птицы улетают далеко от тех мест, где склевывали семена, и там их выбрасывают с испражнениями.

Я как фыркну, а папа рассердился:

— Прекрати глупые смешки! Разговор серьезный. Понимаешь, Иван, похожая пихта растет на острове Сахалин. За полторы тысячи километров отсюда. Даже если птица склюнет семечко пихты, оно у нее в желудке пробудет не больше полутора часов. А за полтора часа птица далеко не улетит. К тому же семена пихты нежные и повреждаются при склевывании.

— Значит, семена перенес человек! — сказал я.

— Археологи с тобой согласны, — сказал папа. — Они считают, что семена пихты сюда занесли племена тончей. Тончи в древности жили на Сахалине. На них с юга нападали айны, выходцы из Японии. И тончи от них уплывали на своих быстроходных байдарах, сделанных из кожи тюленей, искали новые места для житья. Они могли с одеждой, утварью, в щелях байдар занести в эти края семена пихты. Кстати, воины, о которых говорит Крашенинников, возможно, были именно тончи.

— А почему, — спросила Майка, — ваш Крашенинников пишет, что если пихту тронуть, от этого можно умереть?

— Чепуха, конечно, суеверие, — сказал папа. — Но эта чепуха — мудрейшая! Она спасла пихте жизнь. Местные жители боялись ее рубить, и она выжила. А сейчас пихта считается заповедной, ее охраняет государство.

— Подумаешь! — сказал я. — Надо выкопать маленькие пихточки и посадить у дома. Вырастет роща, и можно будет из пихты строить дома!

— Кабы так, — сказал Иван Федосеевич, — все было бы проще простого... Мы пытались и пересадить ее, и из семечка вырастить — нигде она не приживается! Засыхает, и все.

— Да-а, загадка! — сказал папа. — Выбрала себе двадцать два гектара — и никуда больше не желает переселяться.

— А это сколько — двадцать два гектара? — спросил я.

— Примерно как двадцать два футбольных поля, — сказал Иван Федосеевич. — Пойдем полюбуемся поближе на камчатскую красавицу.

Мы вошли в рощу.

Вглубь не проберешься — там чаща: деревья растут густо, много поваленных стволов и сухих веток.

Папа отыскал молодую пихту и показал нам, какая у нее хвоя.

Каждая хвоинка сверху зеленовато-лиловая, а снизу голубая.

Папа сказал, когда дуют холодные океанские ветры, пихта поднимает нижние ветви. Они загораживают собой ствол.

А хвоинки, когда непогода, поворачиваются так, что видна их нижняя сторона — голубая. И вся пихта меняет цвет — становится голубой.

А зачем она поворачивает хвоинки, наука пока не выяснила.

— Скажите, пожалуйста, — попросила Майка, — почему вы назвали пихту грациозной?

— Так назвал ее не я, а академик Комаров, — сказал папа. — А тебе она разве не кажется грациозной?

— Елка в Кремле грациознее, — сказала Майка и смело так посмотрела на папу.

— Не спорю, — улыбнулся папа. — Но ты же видишь, какие тут леса — сплошное криволесье. И когда люди встречают наконец дерево, уносящееся вверх конусом темной кроны, это их радует. Вот и назвали пихту грациозной.

Домой мы вернулись, когда стемнело.

Я так устал, что, поужинав, положил голову на стол и уснул.

Папа меня потом перенес на постель, раздел и укрыл одеялом.

Андрюшин альбом. 18

У ели хвоинка короткая, четырехгранная, колючая.

У пихты хвоинка плоская, с ребрышком посередине, мягкая.

У сосны хвоинка как крохотная зеленая сабелька: узкая, остроконечная, двуострая, по краям зазубринки. Пучки хвои расположены вдоль ветки по спирали.