Летели мы шесть часов до Красноярска, там самолет приземлился. На час. Только я успел съесть суп, как по радио объявили посадку на наш самолет. Пришлось второе и компот оставить. Папа все собедал, а я остался голодным. Он, конечно, сразу начал меня воспитывать.

— В следующий раз, — говорит, — быстрее будешь ложкой в супе ворочать! Зеваешь по сторонам... Учись сосредоточиваться.

Я обиделся. Взрослые всегда все успевают, потому что они не любопытные. Только и смотрят, что у них в тарелке. А я смотрел в стеклянную стенку, как приземляется самолет. Большущий — целый дом. Еще в воздухе у него из брюха вылезли рамы с колесами. Этими колесами он осторожно коснулся земли — и покатил по асфальтовой дорожке! Все медленнее, медленнее. Стоп! Подвезли большую лестницу — трап, люк открылся, и люди сошли на аэродром.

Оказывается, рамы с колесами у самолета называются шасси. Так папа сказал.

От Красноярска мы летели еще шесть часов до Петропавловска-Камчатского. Это главный город Камчатки. Я так устал лететь, что помню только, как мы в гостинице легли спать, а утром на пристани ждали пароход, чтобы плыть в заповедник.

На пароходе было много пассажиров, и я из каюты не выходил, чтобы не потеряться. Папа рано уложил меня спать, а ночью разбудил и велел скорей вставать: пароход прибыл к месту назначения.

Мы вышли на палубу. Видим, до причала недалеко, а наш пароход стоит и к нему не причаливает.

Папа пошел узнать, в чем дело, а меня оставил с вещами.

Пассажиры вокруг волнуются! Одни хотят скорей плыть дальше, а другим надо на берег. И все кричат: «Накат! Плашкоут!»

Я еле дождался папу, чтобы спросить, что это за непонятные слова. Папа сказал, что нас должны на плашкоуте везти к причалу, а накат мешает плашкоуту подойти к пароходу.

Оказалось, плашкоут — это судно с плоским дном. Оно несамоходное — не само ходит. Его тянет на буксире маленький катер. А накат — мелкие волны. На них плашкоут сильно качает, опасно для пассажиров. Надо ждать, когда накат кончится.

До утра стояли. Я совсем замерз, и спать хотелось. Пароход дает гудки, а на причале бегают люди и машут руками.

Наконец капитан приказал поставить на палубе парохода лебедку. Она — как маленький подъемный кран. К стреле, на канатах, за углы подвесили будто крышку от стола. Только это оказалась не крышка, а деревянная рама. Внутри рамы натянута железная сетка, на нее положили вещи.

— Ребенок, — говорят папе, — пусть сядет на вещи, а вы стойте и держитесь за канаты.

Я испугался, а папа говорит;

— Пожалуйста, подождите немножко, я быстро. Он снял с чемодана ремень с ручкой и пристегнул меня этим ремнем — моей спиной к своему животу. Потом встал вместе со мной на раму и руками взялся за канаты — как на качелях.

— Держись, — говорит, — за ручку ремня, расставь ноги, стой твердо и не дергайся.

Я вцепился в ручку и зажмурил глаза; очень было страшно.

Лебедка загудела, стрела понесла нас над водой и опустила на плашкоут. Я чуть-чуть разожмурился и все видел, потому что интересно было еще больше, чем страшно.

Мы сошли с рамы, расстегнули ремень и сняли вещи. Стрела потащила раму за другими пассажирами.

Бабушка в зеленом платке никак не хотела встать на раму. Кричит:

— Ой, боюсь! Ой, боюсь!

Матросы ей говорят:

— Не кричите, бабуся! Ребенок — и тот не боялся. А бабушка все равно боится.

Тогда матросы посадили ее в середину на вещи, а по бокам поставили двух пассажиров. Стрела подняла их и понесла на плашкоут. А бабушка опять кричит:

— Ой, простите меня, люди добрые! Ой, не молчится! Ой, кричится!

Когда все пассажиры перебрались на плашкоут, катер затарахтел и потянул его к причалу. Плашкоут так качало на волнах, что меня затошнило. А пароход дал прощальный гудок и поплыл дальше.

На причале какой-то дяденька все рукой махал папе. Когда плашкоут причалил, папа взял меня под мышки и передал этому дяденьке. Вместе они перетащили вещи на причал, потом хлопнули друг друга но рукам, и папа сказал:

— Ну, Иван, привет! Рад тебя видеть. Познакомься, Андрей: это мой друг, Иван Федосеевич, главный лесничий заповедника.

Иван Федосеевич со мной познакомился за руку и поздравил с благополучным прибытием.

Андрюшин альбом. 2

Корпус самолета называется фюзеляжем. В нем размещены экипаж (летчики, штурманы, стюардессы), пассажиры, оборудование и грузы. К фюзеляжу крепятся крылья, двигатели, шасси, хвост. Состоит фюзеляж из каркаса и обшивки.

Крылья создают подъемную силу, с помощью которой самолет летит. А необходимую для полета тягу создает двигатель — «сердце» самолета.

«Ноги» самолета, шасси, служат для взлета и посадки.

Шасси для посадки на землю — это колеса, прикрепленные к мощным стойкам. Если нужно посадить самолет на снег, вместо колес ставят лыжи. А если на воду — то поплавки.

При взлете шасси втягивают в фюзеляж или в крылья, чтобы воздух лучше обтекал самолет, от чего скорость полета увеличивается.

Корпус судна, как и фюзеляж самолета, состоит из ого каркаса. К нему прикрепляется наружная обшивка, а также палуба и переборки.

Над верхней палубой — надстройки: спереди — бак, сзади — ют, в середине — средняя надстройка. Надстройки, не доходящие до борта, называют рубками.

Управляют судном из ходовой рубки. Она находится в верхней части надстройки. Ниже расположены каюты для экипажа и пассажиров, комната отдыха, столовая, камбуз (судовая кухня), лазарет, прачечная, кладовые. Груз размещают в трюмах под палубами. Главные двигатели судна и другие механизмы расположены в отдельном отсеке — машинном отделении. Жидкое топливо и пресная вода хранятся в цистернах, их называют танками.

Если нужно, чтобы судно стояло на месте, на дно моря спускают на тяжелой цепи якорь.

На каждом судне есть спасательные шлюпки и плоты.