Ранним октябрьским утром из поселка Нелькан в аэропорт Николаевск-на-Амуре настойчиво звонил командир вертолетного звена Вячеслав Мулин: требовал срочно пригласить к телефону командира отряда Анатолия Самсонова. Ни диспетчеру, ни дежурному командиру Мулин не говорил о цели звонка. Подайте ему Самсонова и баста. Летный состав на мякине не проведешь, потому прибывший в АДП командир летного отряда Анатолий Кузнецов спешно начал изучать плановую таблицу. Кто же ночует в Нелькане? То, что кто-то наломал дров, было яcно.

– Ага, Асей, мать его за ногу, – чертыхнулся Кузнецов. – Он, больше некому. Что же натворил на этот раз? – размышлял командир.

А тут и Самсонов подоспел. Пошли звонить из кабинета в Нелькан. Минут через двадцать Кузнецов появился в АДП и, обращаясь ко всем, спросил:

– Кто скажет, Асеев умеет плавать или нет?

То, что Николай Иванович хорошо летает, знал каждый, а вот о качествах мореплавания никто ничего не знал. На выручку пришел диспетчер Альфред Прозоров, всегда веселый и красивый местный поэт.

– Спроси Женю Елисеева, он вечный начальник сенокосов, уж он-то все про всех знает.

– А что, заплыв намечается? – съязвил Елисеев.

– Какой на хрен заплыв! МИ-1 Асеева с вечера стоял на берегу, а утром в речке Мая оказался без лопастей, по самую втулку в воде. Одни кальсоны развеваются, а самого найти нигде не могут.

– Плавает он, как морж, где-нибудь на острове отогревается, – успокоил Елисеев.

– Дай-то Бог, – облегченно вздохнул командир.

Накануне Асеев летел на своем «шиле» (так прозвали верткий МИ-1) в Нелькан. Под ногами проплывала многоцветная гамма таежного раздолья. Зажатая крутыми берегами голубой змеей извивалась река Мая. Ныряли в сопки прямые отрезки линии связи. На душе было радостно и тепло. Проделана большая работа: вывезены все геологические партии из таежных дебрей, оказана помощь охотникам, оленеводам, и все за месяц в отрыве от базы. Отлетал Николай без нарушений и происшествий. Главное в каких условиях и на каком вертолете, который сам Герой Советского Союза Марк Галлай в первом полете никак не мог усадить на равнинном подмосковном аэродроме.

Вертолет Асеева одинокой стрекозой плыл в осеннем мареве, согреваемый ласковыми лучами якутского солнышка.

Весть о ЧП неслась по городу, обрастая домыслами и небылицами. Точно знали лишь то, что вертолет стоит без лопастей на дне реки Мая, а на комле болтаются китайские кальсоны его хозяина. Экипаж Мулина разыскивает пропавшего пилота в акватории Нелькана. То, что Асеев выбрался из кабины, сомнений не было. Открытая дверь кабины и исподнее китайского производства служили ярким тому подтверждением. Сумел ли он в кромешной тьме преодолеть стремнину горной реки? Стремнину ледяную в десятиградусный мороз.

В Нелькан он прилетел под заход солнца. Приземлился рядом с большими вертолетами вблизи поселка. По реке шла шуга. Добраться до Николаевска было возможно в том случае, если суметь подогреть МИ-1 раньше МИ-4. Обуреваемый мыслями о подогреве, шел Асеев в кино вместе с пилотами, а после кино его уже никто не видел. Николай же, выйдя из клуба, решил прогреть вертолет: может достоит до утра, надеялся он. Не снимая чехла, не включая приборы, запустил двигатель. Подобный метод использовали буквально все пилоты Севера.

Прогрев двигатель, решил покрутить тихонько и лопасти винта, чтобы отогреть масло в редукторе. Убаюканный теплом кабины да мягким светом приборов, он вдруг понял, что вертолет висит. Может, почудилось? Перевел взгляд вперед и увидел, как вертолет Мулина медленно надвигается на него. С перепугу хватанул ручку шаг-газа, как потом выражался, «аж за ухо», взмыл в ночную темень. От страха колотило в висках: «Что ж теперь делать?»

Ничего не видно в темнющую ночь, и ни один прибор не включен. Через закрытое чехлом лобовое стекло фонаря кабины Коля увидел, как неотвратимо несется на него серая крыша шифера чьего-то дома. Каким-то чудом увернувшись, Коля решил зайти на посадку, ориентируясь по огонькам поселка, но споткнулся о невидимую преграду, разом выключил все огоньки. Вертолет страшно затрясло. «Залез в провода и повредил лопасти», – мелькнуло в голове. Поселок расположен на склоне сопки. Коля помнил об этом и потому стремился уйти подальше от крыш в противоположную сторону, к реке. Но где она, эта сторона? Как ее определить?

От тряски лопастей зубы не находили места в челюстях. Небо с яркими звездами, опрокинутое в воду, окончательно лишило пилота пространственной ориентировки. Он сбросил шаг-газ и в тот же миг ударился головой о фонарь кабины. Все стихло. Холодная вода лилась за воротник. Увидел, что стрелка температуры головок цилиндров показывала «О». Кабина наполнилась горячим паром. Выключив зажигание и перекрыв стоп-кран, командир «Наутилуса» рванулся в дверь из преисподней на свет Божий. Напор воды зажал дверь так, что открыть ее было непросто. Водопад бил в лицо, отбрасывая тело назад в кабину. Наклонив голову вниз, глотнув и последний раз оставшуюся порцию воздуха, Николай торпедой вылетел из воды. Сразу почувствовал тяжесть набухшей одежды. Вцепился руками в хвостовую балку. Мощные потоки ледяной воды отрывали тело от вертолета.

Неимоверными усилиями, удерживаясь за что придется, продирался пилот к намеченной цели. Ночью в бурлящих потоках горной реки человек в одиночку мужественно боролся за жизнь. Ждал и был почти уверен, что взревет двигатель чьей-либо моторки и снимут его, бедолагу, с разбитого вертолета. Но тщетно. Ноги примерзали к металлу.

«Надо плыть, иначе погибну», – думал Николай. Разделся, аккуратно сложил одежду, притоптав ногами, чтобы не смыло. Раздумывал, снимать кальсоны или не снимать? Без них холодно, а с ними можно оказаться связанным по ногам, если течением они будут сброшены с пояса. Здравый смысл победил, и, оттолкнувшись как можно дальше от вертолета, прыгнул в ледяную купель. До берега доплыл на одном дыхании. Камни примерзали к пяткам и тормозили бег. Волосы смерзлись дыбом. На высоком берегу чернел куст, за который, подпрыгнув, ухватился Николай. В обнимку с диким букетом шмякнулся на камни и тут же примерз к ним последним клоком одежды. Рачительно поерзал, влево, вправо, отогревая все части тела, чтобы не оставить на валунах что-либо, подпрыгнул из последних сил и припустился к спасительным домам. Ворвался в первую попавшуюся дверь, на ощупь отыскал кровать и нырнул под одеяло.

В северных поселках добрый народ никогда не закрывает двери – приходи с миром, уходи с добром. Прижимаясь к чьему-то теплому телу, услышал женский голос: «Что ты, милок! Мне уже под восемьдесят!» – «Не затем я, бабуля, согрей меня, погибаю», – стуча зубами и заикаясь мычал Николка. – «Весь ледяной, откуда ты взялся?» – волновалась женщина. – «На вертолете упал в воду», – бормотал ночной, незваный гость.

Женщина встала, зажгла свечу, достала спирт в принялась растирать тело пилота. Потом прямо из бутылки налила спирта в рот синего, похожего на мертвеца Николая Ивановича.

Проспал Николай до одиннадцати часов утра, а потом попросил бабулю принести ему из пилотской одежду. Тогда-то и узнали, что жив человек.

Коля был снят с летной работы на год, а когда восстанавливался, начальник управления спросил его: «Почему ты не дружишь со связью?» – «Как не дружу! Маме письма пишу!» – «За письма спасибо, а вот провода рвешь по всему краю лопастями винтов». – «Николай Ефремович, связисты опутали ими весь земной шарик, летать стало негде» – отвечал бравый вертолетчик.

Комиссия посмеялась и решили допустить его к полетам только после переучивания на самолет АН-2.

Николай долго еще летал в небе Дальнего Востока.