Белобрысую голову Андрея было совсем непросто увидеть среди огромной плоскости песчаного пляжа. Вокруг темнели кепки, сверкали солнцезащитные очки, иногда шуршали газеты. Людей на берегу — не сосчитать.

Сашок — худощавый десятилетний паренёк — по ступенькам спускался к озеру, придерживая одной рукой два ярко-рыжих апельсина, а другой прикрывал глаза от солнца.

Он в который раз уже вновь провёл взглядом по пёстрому пляжу и наконец увидел своего друга. Тот валялся прямо на песке, неподалёку от родителей, читая какую-то книгу с синей обложкой.

Увидев Андрея, Сашок моментально свернул с бетонных ступенек и очутился на горячем песке. Поначалу босым ногам было горячо, но через несколько секунд Сашок уже уверенно шагал, стараясь погружать ноги поглубже в песок, туда, где ещё сохранялась прохлада, и одновременно внимательно следил за тем, чтобы не сыпануть на кого-нибудь из отдыхающих добрую порцию песка.

Чтобы добраться до единственного на всём озере друга, Сашку приходилось каждый раз миновать целых две турбазы, проходя по берегу от забора к забору. Та турбаза, где жил Андрей, была намного хуже, чем санаторий Сашка: обыкновенные деревянные домики, протоптанные между сосен тропинки и заросли травы; А вот Сашок с мамой жили в каменном двухэтажном доме, вокруг которого расстилались асфальтовые и плиточные дорожки, цветными пятнами выделялись клумбы и всё было очень аккуратно. В подобном санатории так и должно быть. На пляже, где отдыхал Андрей всегда было много постороннего народа, и, соответственно, много мусора, а на Сашковом с мамой пляже было чистенько, а у ворот санатория стояла даже будка с охранником.

Сегодня за обедом давали каждому отдыхающему апельсин. Мама не стала есть свой, отдала Сашку. Маме нельзя цитрусовые.

В столовой давали всего лишь одну порцию, — для мамы. У Сашка вовсе не было путёвки в санаторий, поэтому в столовой порции ему не полагалось, и от этого вначале у него не было второго апельсина.

Второй апельсин отдал мужчина с соседнего стола, подошёл к маме и, кивнув на Сашка, положил оранжевый фрукт в вазу.

Мамин апельсин был крупнее и легче, чем тот, который отдал Сашку сосед. Соседский был наоборот тяжёлый, с сухой кожурой и в одном месте даже треснутый. Сашок был горд, что апельсин, который дали его маме, был лучше, чем оказавшийся у того мужчины из столовой. Вроде бы нет причины гордиться, но всё равно Сашка это порадовало.

Он, схватив апельсины, тут же рванул к Андрею. Один апельсин для него, один для себя.

С Андреем обычно не бывает скучно. Хоть Андрей и ровесник, но знает гораздо больше, чем Сашок, придумывает различные интересные вещи, гораздо интереснее чем играть в «зассыху» на песке пляжа.

— Андрей. — сказала мама, убирая с глаз край полотенца, — вон, смотри, твой Саша идёт. Далеко не уходите только.

Андрей поднял затуманенный взгляд от страниц книги, прошёлся им по водяной глади и зажмурился от ярких солнечных бликов, пляшущих по всему озеру. Затем он кивнул в ответ на слова мамы и положил между страниц книги закладку.

Сашок улыбался ещё издалека. Андрей, заметив это, слегка хмыкнул и о чём-то на мгновение задумался.

— Привет. — выпалил сразу Сашок Андрею, а потом повернувшись к родителям друга, робко поздоровался.

Андрей кивнул и бросил на апельсины ленивый взгляд, который был тут же перехвачен Сашком. Тот сразу протянул один апельсин другу. Безо всяких колебаний, он отдал мамин апельсин, тот который хороший, другу. Так же лучше, если апельсин, который он дарит, будет приятным, без трещин. А с трещинами и самому можно съесть, пусть даже и сухая кожура в некоторых местах. Всё равно же апельсин как апельсин; снял кожуру и порядок, уже не отличишь, какой из них соседский был, а какой мамин.

Друг принял апельсин. Он не проронил ещё ни слова с момента встречи. — Нам… давали на обед. — сказал Сашок, чтобы пояснить про апельсин. — А мама сказала, чтобы я забрал. Ей нельзя апельсины. Мне можно. Она отдала мне, а потом сосед тоже. А я… вот принёс, чтобы вместе…

Андрей повернулся к своей маме.

— Мы пойдём. — сказал он ей.

— Ты слышал, что я сказала. — скорее спросила, чем ответила мама, и этот вопрос ни требовал ни ответа, ни пояснения, ничего такого, чем обычно принято завершать разговор. Андрей просто развернулся и зашагал по горячему песку к низине пляжа, где у берега вода бурлила, словно кипящая, от многочисленных купающихся. Сашок, бросив быстрый взгляд на родителей Андрея, тоже повернулся и зашагал вслед за другом.

Андрей уселся на песок совсем рядом с влажной кромкой, за которой уже совсем близко набегали волны. Сашок сел прямо на влажный песок, уже за кромкой; зато теперь ему видно Андрея и они могут разговаривать, смотря друг другу в глаза. Сашок оглянулся на волны озера, на длинный пирс, уходящий в воду от берега, на купающихся людей, а потом снова повернулся к Андрею. Тот сидел и задумчиво рассматривал апельсин, удерживая его двумя пальцами. Сашок поневоле тоже поднял свой поближе к глазам, чтобы удобнее было рассматривать его. Цитрус имел жгучий и очень приятный цвет; весь в аппетитных пупырышках, с маленькой сухой заглушечкой в том месте, где он раньше прикреплялся к ветке.

— Что ты читал? — спросил Сашок, не отрываясь от созерцания апельсина. — Такая толстенная синяя книга.

Андрей взглянул на Сашка, но потом перевёл взгляд обратно на апельсин.

— Книгу одну. — вначале коротко ответил он. Но потом, выдержав совсем небольшую паузу, продолжил. — называется «Дети и родители», педагогическая книга такая.

Сашок удивлённо посмотрел на Андрея.

— Педагогическую? — протянул он, не до конца понимая значение этого слова. — Какую?

— Книга, — лениво снова ответил Андрей. — Про детей, про родителей, про воспитание, про всякие ситуации, в общем-то.

Сашок мало чего понимал из объяснений Андрея, но где-то около горла тоненьким побегом шевельнулась зависть.

— Так неинтересно же. — совсем неуверенно пробормотал Сашок. Слова вышли как-то совсем некрасиво, буквально пробурчал себе под нос.

Андрей вскинул взгляд, сдвинул брови и внимательно посмотрел на Сашка, словно вытягивая из него какие-то ответы на свои незаданные вопросы.

— Интересно. — всё же ответил Андрей. — Очень интересно. Понимаешь, я не хочу читать про Гулливеров, или, там, про приключения солдат каких-то, это всё в прошлом, всё сочинения какие-то придуманные. А такие книги, про педагогику, — продолжал Андрей выдержанным тоном, чеканя слово «педагогика». — Они не придуманные, там про настоящую жизнь рассказывается, про разные случаи с детьми, про то, как дети вырастают плохими, воруют, или уходят из дома. Это до ужаса интересно.

Перекатывая апельсин с ладони на ладонь, Сашок не нашёлся чего ответить, поэтому сейчас только оторопело смотрел на друга.

— Мне мать не разрешала раньше брать такие книги дома. — продолжал Андрей, рассматривая другой берег озера. — А мне это вправду интересно. Сейчас читал про девчонку, например, которая в школе колотила свою одноклассницу и заставляла принести ей деньги, так вот.

— А та? — спросил Сашок, внимательно вслушиваясь.

— А та, — всё так же продолжал Андрей. — Сначала своровала дома кольца матери, отдала этой девчонке и потом от страха ушла из дома.

Андрей замолчал, Сашок продолжал перекатывать апельсин.

— А откуда ты книгу такую взял? — спросил Сашок, в тайне собираясь, как только приедет домой, где-нибудь тоже отыскать педагогические книги. — В библиотеке?

— Ха. — ухмыльнулся Андрей. — В какой библиотеке? В библиотеке, которая у вас в санатории, таких вообще нет книг, там только детективы.

— И про любовь. — добавил Сашок, вспоминая затрёпанную книгу, которую его мама взяла в библиотеке, когда они только приехали.

— И про любовь. — согласился Андрей. — А эти свои книги я дома их беру, у меня родители оба педагоги. У меня дома Сухомлинский ещё есть и всякие другие книги. Педагогические.

Чуть не уронив апельсин, Сашок вскочил на ноги и несколько раз подпрыгнул, чтобы размяться. От влажного песка промокли плавки и теперь, даже на лёгком ветерке стало холодно, от чего руки по локоть покрылись мурашками, такими лёгкими пупырышками, почти как на апельсине.

Андрей тоже встал.

— Пошли на пирс. — кивнул Сашок в сторону понтонов. Там постоим.

И они пошли на пирс.

Ступать босой ногой на разогретое солнцем дерево было гораздо приятнее, чем ходить по раскалившемуся песку. Дерево было ласковее, в меру разгорячённым и каким-то мягким. Железные перила пирса шершавые и скользкие от чьих-то мокрых рук, — кто-то недавно прыгал с самого края пирса.

— Не хочешь купаться? — спросил Сашок, когда почувствовал воду на перилах.

— Нет. — ответил Андрей, а потом осторожно повернул голову и бросил взгляд на своих родителей, лежащих на песке где-то на возвышенности пляжа.

— А я про космос. — вдруг сказал Сашок.

Андрей удивлённо обернулся.

— Что про космос? — переспросил он.

— Я читал сегодня про космос, про путешествия всякие, про приключения. — сказал Сашок, непонятно чего стесняясь. — А… — Андрей лениво махнул рукой, показывая, что ему не очень хочется вдаваться в обсуждения того, о чём читал сегодня Сашок. Он вдруг, ни с того ни с сего, заговорил о другом. — Сегодня мать говорила, что в санатории, где ты живёшь, все больные.

Андрей остановился около самого дальнего от берега края пирса и теперь облокотился о перила, сжимая подаренный апельсин в одной руке.

Сашок встал рядом.

— Больные? — переспросил Сашок, снова чувствуя себя неловко.

— Да, больные. — Повторил Андрей. — Мать говорит, что там люди, которые не покупали путёвку, а которые приехали лечиться. Значит там можно подхватить какую-нибудь болезнь. Взять и заразиться.

Сашок после этих слов моментально почувствовал укол обиды, где-то в сердце.

— Нет. Нельзя. — возразил он Андрею, хотя сам точно не знал, можно ли заразиться или нельзя.

— И значит вы тоже больные с твоей матерью. продолжал Андрей, словно не слыша возражений Сашка. Лечитесь значит от чего-то. Да?

— Я… — не нашёлся, что сказать Сашок, а потом всё же ответил. — Это мама болеет. А я так. Я с ней приехал.

Андрей развернулся к Сашку лицом и в его глазах засияла насмешка и запрыгали отражённые блики солнца на волнах.

— И у вас с твоей мамой одно место что ли? — спросил он.

Сашок кивнул.

— И вы спите в одной койке? — уже не сдерживал улыбки Андрей. — Да? Спите в одной койке?

Сашок отвернулся к перилам, насупился и сконцентрировал силы на беспомощных попытках сдержать наворачивающиеся слёзы обиды и унижения.

— В одной!? — не унимался Андрей.

Сашок снова кивнул. — Мама болеет, у неё сердце… — начал говорить Сашок и больше ничего не смог сказать, в горле стоял острый комок горечи.

Андрей удовлетворённый ответом снова отвернулся к волнам. Сейчас оба стояли и смотрели на воду.

— О-па, — вдруг сказал Андрей. — Апельсин-то из столовой… тоже, наверное, заразный, раз там все лечатся. Ты как хочешь, Сашок, но я не буду его есть…

Он размахнулся и швырнул мамин апельсин в озеро. Тот, промелькнув оранжевой точкой, упал где-то метрах в пяти от пирса и исчез в волнах. Сашок долго не мог понять, утонул ли апельсин, или всё же всплыл.

Мамин апельсин.

Сашок попытался сглотнуть комок, вдруг ставший во много раз острее и теперь буквально дерущий и ранящий горло изнутри. Он повернулся, держась за перила, шагнул по доскам в сторону пляжа, потом остановился. Ошарашенный тем, что Андрей выкинул мамин апельсины в волны, Сашок ещё ничего не понимал, что происходит вокруг. У него было ощущение, словно его ударили металлическим тазом по голове. Волны прыгали у края пирса чересчур быстро; так быстро, что кружилась голова.

— Чего? — спросил Андрей, обернувшись и наблюдая за Сашком.

Сашок помотал головой.

— Я домой пойду. — только и смог сказать он Андрею. Слова как будто улетели в пустоту, тот никак не отреагировал.

Сашок развернулся и быстрым шагом пошёл к берегу.

Он уже не замечал, насколько горяч песок, не слышал ничего. Перед глазами был апельсин, качающийся в мутной зеленоватой воде озера, мамин апельсин.

Сашок вновь вышел на ступеньки, поднялся наверх, туда, где под листвой деревьев было прохладнее и гораздо тише, чем на пляже. Он шёл, всё ещё ничего не видя несколько минут и только тогда, когда дошёл до забора санатория, остановился и перевёл дыхание.

Сердце прыгало, отдаваясь в голове ударами молота, в боку кололо, но больше всего кололо где-то в груди. Сашок сам не понимал ничего из произошедшего и меньше всего ему сейчас хотелось думать об апельсине, думать про Андрея. Ноги и руки мелко и противно дрожали, как будто Сашок два часа без перерыва бегал.

Он подошёл к одинокой скамейке на высоком берегу озера, сел и обхватил колени руками, положив свой апельсин рядом с собой. Сашок бросил взгляд в сторону турбазы Андрея, а потом его пальцы сжались на коленях, побелев и больно стиснув кожу.