1.1.1. Базис христианства

Христианство обычно подразделяют на три основные ветви: католичество, реформаторские течения, православие. Прежде чем описывать каждую из этих ветвей, необходимо отметить ряд общих моментов. Не вдаваясь в подробности и не подтверждая детально все представленные ниже положения (для этого существуют другие работы), нужно сказать следующее:

1. Христианство сформировалось и развилось не только в результате древних исторических событий, непосредственно связанных с деятельностью Иисуса Христа. Это учение в течение последующих веков подверглось заметной трансформации, причем различной трансформации в различных его ветвях. Многие идеи не совсем христианского происхождения впоследствии были синтезированы христианством в процессе его распространения, завоевания умов и сердец миллионов людей (см., например, /2–4/). Можно было бы это счесть за недостаток христианства. Однако это не так. Глубокие синтетические корни в значительной степени и обеспечили последующую его живучесть и фундаментальность. В частности, в процессе своего развития христианство активно впитывало и преобразовывало так называемые языческие религиозные идеи /1, 5, 6/. Здесь надо напомнить, что западное христианство туземные верования называло языческими /7/, слово «языци» обозначало тогда просто народы.

2. Обладая заметными элементами иудейского наследия, христианство сегодня содержит в себе элементы многих других религиозных традиций. Многовековое развитие христианства после его официального возникновения происходило в основном в условиях его отхода от установок иудаизма. Более того, христианский идейный и обрядовый массив можно сегодня считать заметно удаленным от догматов иудаизма. Так, например, христианские деяния не почитаются иудаизмом, праздник Рождества Христова здесь не отмечается. Да и само имя «Христос», по-гречески означающее «посвященный», с еврейского даже не переводится /6/.

3. В течение многих веков происходила борьба между различными направлениями и школами христианства, сопровождающаяся их отпочковыванием от основных канонических стволов. Об этом свидетельствует обилие древних источников апокрифического и полемического характера. Даже сегодня в полном объеме канонических христианских источников имеется большое число мест, которые с формальнологической точки зрения являются либо не вполне соответствующими друг другу, либо чрезмерно многозначными в своем толковании. Так что совсем не случайно, что в ряде ветвей христианства миряне до XIX века имели крайне ограниченный доступ к чтению Библии.

4. Хотя многие христианские церкви считают себя слабо связанными с государственными структурами («Кесарю – кесарево, богу – божье»), хотя христианство зачастую формально не вмешивается в государственные дела, это вовсе не означает, что оно потеряло свою социальную значимость в тех государствах, в которых оно заметно распространено.

В подтверждение вышеизложенных пунктов приведем некоторые данные из различных источников информации. В /3/, например, сказано, что идея Сына Божия есть «идея греческой идеалистической философии», что «христианское учение о смерти и воскресении Бога есть отражение восточных культов умирающих и возрождающихся богов» и даже что христианство возникло не только на земле «еврейской Палестины». День рождения Иисуса Христа приурочен к 25 декабря, то есть фактически к моменту зарождения солнца нового планетарного года, что соответствует празднованию рождения бога Митры. Многие важные христианские праздники неплохо соответствуют основным вехам солнечного цикла. Крест распятия Иисуса Христа имел форму буквы Т, культ же четырехконечного креста (и восьмиконечного тоже) существенно более древний /4, 6/.

Идея непорочного зачатия была широко распространена в ряде восточных и античных культов задолго до христианства. Кстати, она не имеет ничего общего с иудейской традицией. Библейский царь Соломон был язычником, у него было 700 жен и 300 наложниц (это полное нарушение иудейских законов), по происхождению он был хабером /3/. Почитание женского начала, в том числе Матери Божией, также связано не с иудейской традицией (культ Богоматери здесь совершенно неуместен), а с культами других богов, в том числе с культом богини Исиды (здесь, кстати, прослеживается связь: Исида – Иса – Исус – Иисус), с женскими богинями Макошь, Лада, Леля в древнерусской традиции.

Понятие Троицы, как троичности Бога, формально-логически труднообъяснимое с позиций единобожия (вот почему оно нередко объявляется непознаваемым для человеческого разума), легко «расшифровывается» в системе представлений древнерусского православия /6/.

Обряд причащения хлебом и вином как священной едой (но не как кровью и телом) наблюдался в культе Митры, Аттиса и других восточных богов /3/. Авторитетный исследователь язычества Б. А. Рыбаков пишет о том, что древнерусский календарь праздников неплохо соответствует праздникам христианства /5/. Здесь наблюдаются следующие соответствия:

1. День молодых всходов – христианский праздник Бориса и Глеба.

2. Праздник Ивана Купалы – праздник Иоанна Предтечи. Кстати говоря, в свое время для устранения праздника Ивана Купалы был введен «…новоизобретенный пост», который «…покрывал самый главный языческий праздник – русалии на Ивана Купалу» /5/. Не случайно сам И. Грозный называл праздник Иоанна Предтечи «русалиями» /5/.

3. Праздник Перуна – Ильин день (день Ильи Пророка).

4. Праздник первых плодов – Спас.

5. Древний праздник урожая – со временем был «закрыт» христианским праздником Преображения Господня.

6. Главный праздник бабьего лета – праздник рожениц, праздник Рода – «…после принятия христианства на Руси совместился с праздником Рождества Богородицы» /5/.

Можно расширить этот список дополнительными соответствиями /6/:

– Рождество Иисуса Христа – праздник Коляды;

– Троица – праздник почитания предков и рождения нового (число 3 символизирует рождение нового), а также Триглав;

– праздник Масленицы (встречи с солнцем), содержит в себе ярко выраженные «языческие» атрибуты;

– праздник Пасхи, главный праздник в православной ветви христианства, символизирует победу жизни над смертью, света над тьмой. Он есть воскресение в широком смысле этого слова, в том числе и в смысле воскресения природы после «зимней смерти». Не случайно православная Пасха всегда празднуется в разгар весны, близко ко дню весеннего равноденствия.

В целом уместно сказать, что древнерусские праздники не только имеют четкую связь с основными вехами солнечного цикла, но и соответствуют основным христианским праздникам:

– зимнее солнцестояние – Рождество Христово – Новый год, святки, праздник Коляды;

– весеннее равноденствие – Пасха Христова – воскресение природы, начало полевых работ, древнерусский праздник Красная Горка (см. ниже);

– летнее солнцестояние – Иоанн Предтеча – апофеоз лета, Иван Купала;

– осеннее равноденствие – Рождество Богородицы – сбор урожая, праздник рожениц, Рода.

Символически эти вехи можно выразить в виде замкнутого креста.

Вполне возможно, что эта схема раскрывает глубокий древний смысл креста вообще, а также смысл чисел 4 и 8, связь креста с кругом-колесом. Отсюда – правая, то есть православная, свастика как символ правильно движущегося Солнца, движения «посолонь». Пора забыть всю грязь, которую ныне набросали на этот древнейший символ, он совсем не виноват в том, что им воспользовался гитлеровский фашизм, который, кстати, воспользовался лишь левосторонней свастикой.

Анализ многих источников информации показывает, что древний языческий культ солнца не только проник в каноническое христианство, но и осветил его в прямом смысле этого слова. Перечень таких близких по значению «солнечных» слов, как «свет – светлый – святой» (без огласовок – «свт»), совсем неслучаен. Недаром одного из великих князей на Руси называли Владимиром Красным Солнышком. Как говорил Б. А. Рыбаков /5/, «…солнечный признак роднил его с далеким… (праславянским) царем Кола-Ксаем, Царем-Солнцем». Здесь становится заметным еще одно интересное соответствие: ксай – ксарь – кесарь – царь – cap.

Слово «коло» есть древнерусский символ коловращения, или кругового движения солнца. Да и слово «солнце» произносится в русском языке как «сонце». Отсюда становятся понятными соответствия со многими латинскими словами, начинающимися на «сан» или «санта» (то есть солнечный, святой). Отсюда также понятно, почему первый день недели по-английски называется «Sunday», то есть солнечный, святой день.

Здесь автор позволит себе высказать соображение, что и уменьшительное имя Коля от имени Николай происходит от слова «Кола», что имя Николай есть наименование Никейского Колы. Ведь Никея – всем известное место проведения православных христианских соборов. Именно с Никеей связана слава Николая = Никейского Колы = Николая Чудотворца – Николы Угодника. Да и «неожиданное» для многих происхождение имени Санта-Клаус (читай – солнечный-святой Кола) совсем неслучайно.

Европейский Санта-Клаус (по-русски – просто Дед Мороз), как правило, изображается в шубе красного цвета. Русский Николай Чудотворец также изображается на иконах в виде пожилого, но сильного человека в одежде красного цвета. Он считается выходцем из Русского Севера, по преданию, из города Великий Устюг, то есть попросту – из города Великой Стужи. О том, что Санта-Клаус исторически эквивалентен Николаю Чудотворцу, писали многие. Мощи св. Николая в XI веке были увезены в Европу из города Миры /8/. В Европе образ св. Николая стал очень популярен, его именем стали одаривать детей на Рождество елочными украшениями и подарками. Итак, Санта-Клаус, он же Дед Мороз, он же Николай Чудотворец, то есть Кола, прославившийся на Никейском соборе и, вполне возможно, некогда живший в древнерусском городе Великий Устюг. Единая непротиворечивая логическая цепь.

Такие коловращения совсем не единичны в истории. В процессе распространения христианства по землям и весям происходили довольно любопытные метаморфозы. Всякая побеждающая религия так или иначе, но обрабатывает старое идеологическое наследие, причем кое-что сразу искореняется, другое берется на службу, третье изменяется до неузнаваемости, иногда приобретая смысл, прямо противоположный первоначальному.

Например, в Средневековье в Европе была известна так называемая Вальпурга или Вальбурга, в свое время считавшаяся святой. Наиболее ярко празднование св. Вальпурги происходило в ночь с 30 апреля на 1 мая. В значительной степени это празднование олицетворяло собой силу пробуждающейся природы, весеннюю победу грядущего лета над зимой. Со временем такое празднование, демонстрирующее буйство жизненных соков, стало рассматриваться западным христианством как проявление демонической направленности. Бывшая святая приобрела славу ведьмы со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Однако широкие всенародные гулянья в ночь с 30 апреля на 1 мая продолжались, так крепки были народные традиции. Вот откуда берут свое начало знаменитые маевки, которыми, в частности, воспользовались революционеры для распространения своего влияния на массы, вот где зарыты глубинные корни празднования 1 Мая, государственного праздника в СССР. Сегодня первоначальный смысл этого праздника давно забыт, он просто «зарос» под наслоениями самого различного свойства. В сознании большинства современных людей ночь с 30 апреля на 1 мая уже полностью связывается с сатанизмом. Да, история чрезвычайно богата самыми причудливыми метаморфозами.

Многие древние так называемые языческие боги и богини трансформировались так или иначе в православных святых. Приведем несколько примеров такой трансформации:

1. Культ богини Макоши «превратился в культ Параскевы Пятницы» /5/, он также частично был замещен Богородицей при христианизации русских земель.

2. Стрибог – стрый бог = старый бог (в прежнем понимании старый не есть дряхлый, а есть зрелый) = бог отец был «уподоблен христианскому богу-творцу Саваофу» /5/. Кроме того, бог Саваоф в значительной степени оказался подобен древнерусскому богу Роду.

3. Христианской Троице созвучен образ Триглава, а также «тройкам» других богов, таких как Сварог + Стрибог + Даждьбог (кстати, сын бога Сварога) или Стрибог + Сварог + Род.

4. Древнерусский бог Белее = Волос, с одной стороны, бог подземного мира, в котором покоятся предки, а с другой – «скотий бог», покровитель скотоводства, богатства и торговли, то есть приземленный и как бы двузначный бог. Становится понятной столь же «двузначная» цепочка слов (везде сочетание букв «в» и «л»): Белее – Волос – Ваал (бог богатства) – Вол (животное с двумя рогами) – диа (два) – вол (двурогий вол) – дьявол. Вот таким путем, скорее всего, произошла трансформация древнего бога Велеса в дьявола в процессе христианизации. Возможно, что в связи с этим и число 2 вынужденно приобрело негативную окраску. Вспомним сохранившиеся в музеях мира скульптуры древних праотцев с рогами на лбу. Превратности истории, скажете вы? Нет, все закономерно. Кстати говоря, негативным по отношению к человеку в древнерусских верованиях был бог Чернобог (созвучие: Чернобог – черт). А вот Сатана в переводе означает «ненависть».

5. Многие качества личности Иисуса Христа можно считать состоящими из свойств богов более древних верований, в том числе древнегреческих, египетских, древнеперсидских и древнерусских (в том числе Даждьбога). Даждьбог – податель благ, божество белого света, недаром сочетание слов: даждь-бог – дающий бог. Не случайно основная христианская молитва «Отче наш» включает в себя такие слова: «Хлеб наш насущный, даждь нам днесь».

6. «Языческий, победный, боевой» бог Перун после христианизации Руси был «уподоблен пророку Илии» /5/. К тому же, как утверждается в /9/, он передал свои основные качества всем известному св. Георгию Победоносцу. Апофеозом земных проявлений бога Перуна является, как известно, гроза с громом и молнией. В связи с этим вполне логичным выглядит трансформация Первого «грозового бога-победителя» – Перуна в св. Георгия Победоносца.

7. Известно (см., например, /4/), что идея воскрешения-возрождения была связана в древности с культом богини Исиды, которая якобы собрала по кускам тело бога Осириса и впоследствии зачала от него, в результате чего появился новый бог Гор, символизирующий восходящее Солнце – Новый Свет. Богиня Исида знаменита своим солнечным диском – нимбом вокруг головы. Вот, скорее всего, откуда появились нимбы в христианской иконографии. Головные уборы на головах русских женщин в виде венцов, символизирующих солнце /9/, имеют, скорее всего, такую же смысловую связь.

8. В /4/ представлено довольно любопытное символическое описание четверых главных библейских ангелов: Михаила, Гавриила, Рафаила и Уриила. Архангел Михаил символизирует высшую справедливость, меч Божий, борьбу с низовым миром. В духовном смысле Михаил есть символ сущности человека, то есть его духа. Дух человека, если понимать его почти буквально, то есть исторически верно, есть то, что исходит от человека, то, чем он «дышит». Вот откуда такое созвучие слова «дух» со словами «воздух» и «душа». А чем, какой силой приводится в действие воздух или дух? Путем махания или мехами (в старину в печах кузниц использовали меха). Теперь вполне понятными становятся такие словесные соответствия: меха – махать – механизм и т. п. Итак, сила исполнения духа есть меха, а сила исполнения высшего духа есть, соответственно, «высшие меха» – Святой Михаил. Перейдем к следующему библейскому ангелу, к Гавриилу. Гавриил – ангел возвещения, наиболее известный как ангел Благовещения Матери Божией. Имя Гавриил без огласовок сводится к следующему набору согласных букв – «гврл», который с новыми огласовками можно прочитать просто – «говорил». Все встает на свои места – «Гавриил» = «говорил». Архангел Рафаил известен как утешитель и целитель людей, как ангел благодати Божией. Имя Рафаил созвучно слову «рай», и не просто созвучно, а соответствует ему по смыслу, ведь рай есть благодать Божия. А как называлась в древности река Волга? Известно – река Ра. Вот вам и исторически-логическая локализация рая. Вот почему общепринятым символом ангела Рафаила является Рыба, то есть рыба, которая живет в реке Волге – в реке Ра – в раю. Все сходится, все предельно ясно, Древняя Русь опять неожиданно энергично заявляет о себе. Что же касается окончания «…ил» в именах ангелов, то здесь все тоже понятно. Как начала слов на «ил», «эл», «ел», «ие» и т. п., так и их окончания символизируют святость того, к чему оно относится. Примеров здесь более чем достаточно: Эллада (святая земля), Ил-ион (святой город), Или-я Пророк, Иерусалим, Самуил, Иоанн и мн. др. Традиция исполнения окончаний многих имен в виде возвышающего или освещающего слова-символа также широко известна. Вспомним здесь хотя бы такие имена, как: Влади-мир, Свято-слав, Все-волод, Нафана-ил и др. В связи с этим описанное в Библии добавление буквы «а» к имени Аврам = Абрам с преобразованием его во всемирно известное Авраам, непонятное современному человеку, может приобрести более прозрачное звучание.

Уриил – ангел, символизирующий силу Святого Духа, силу огня Божия. Тут все еще более прозрачно. Понятие «Ур» соответствует древнерусской традиции. Четко прослеживается единая цепочка слов: ур – Урал – ура (клич атаки) – Урата (древнее государство в районе Урала /10/). Медведь – урчащий Миша, широко распространен в культуре Руси как в виде героя сказок, так и в виде основного элемента в гербах поволжских городов. Кстати, опять «случайность», опять Медведь – Миша = Михаил является символом справедливой борьбы и силы.

Итак, оказывается, что все основные библейские архангелы не только имеют древнерусское «произношение», но своими корнями связаны с русской культурой.

Историки давно подметили, что многие идеи, ритуалы, бытовые и культурные особенности в различных цивилизациях мира являются очень подобными, если не сказать идентичными друг другу (см., например, /2, 3, 11–13/ и др.). Так, в /11/ сказано, что «библейский рассказ о Всемирном потопе заимствован из Двуречья. Но и в самом Двуречье имело место заимствование». В /3/ утверждается, что первого человека звали Агапа (= Адам), что он потерял бессмертие, что крылатые христианские херувимы есть не что иное, как вавилонские керубы. В /9/ говорится, что всем известная идея реинкарнации была присуща и древнерусской вере. Специалисты нередко прямо говорят об уникальной сплетенности всех религий в единый ствол, корни от которого исходят из чего-то одного, более общего /3/. Как хотелось бы найти это общее и доказать его право на существование!

 

1.1.2. Основные постулаты христианства

Сегодня христианство состоит из трех основных ветвей: католицизм, православие, протестантизм. И хотя это разделение продолжается, все же можно говорить о наличии в христианстве мощного единого идейного костяка. Перечислим основные идеи этого костяка, выдвинутые христианством на первый план и формирующие его именно как христианство:

1. Признание божественной природы Иисуса Христа, существующей в единстве не до конца познаваемой Троицы (Отец, Сын и Святой Дух). При этом во всех своих движениях христианство утверждает высшим авторитетом для любого христианина авторитет именно Иисуса Христа. Внимание к Богу Отцу становится существенно менее выраженным. Иконописное искусство, особенно православное, говорит об этом со всей очевидностью. Если пересчитать число иконописных изображений Иисуса Христа и Бога Отца в любом из православных христианских храмов, то вывод будет однозначным. Недаром все основные христианские праздники связаны с деятельностью именно Иисуса Христа, его учеников и последователей. Недаром Иисус Христос – и человек, и бог в одном лице, бог, осуществивший свое воплощение в живом человеке.

2. Идея спасения, спасения на небе с последующим поселением в раю – самая животрепещущая и притягательная идея христианства. Эта идея опять же непосредственно связана с Иисусом Христом, с его Воскресением и уходом в горний мир.

3. Идея бренности земных ценностей и соблазнов, идея собирания ценностей для небес, доходящая до утверждения о принципиальной греховности мирской жизни. Однако эта идея все же не доходит в христианстве до крайностей – здесь самовольный уход из жизни является большим грехом, здесь безграничная власть и безмерное богатство не всегда могут быть признаны дарами лукавого. Разработки этой идеи неплохо вплетаются в практическую жизнь многих социальных групп. С одной стороны, христианство формально не вмешивается в социальные, в том числе классовые, отношения, а с другой – оно всеми фибрами своими проникает в общественную жизнь. При этом униженных и оскорбленных, «малых» мира сего она утоляет, дает им надежду, заставляет смиряться перед невзгодами. Возникает даже вера в то, что чем больше страданий выпадает на долю того или иного человека, тем большее будет ему воздаяние на небесах. Социальная значимость такой позиции довольно весома, хотя эта позиция может иметь и положительное, и отрицательное значение.

В руки же властных сил она дает легкоорганизуемый и легкоусмиряемый человеческий материал, который способен сносно переносить тяготы жизни, позволяет закреплять на себе хомут социального давления. Гибкость, сбалансированность, уживаемость этой религии с социальными верхами доказана многими веками истории.

4. Идея вселенскости, всеохватности, действительной, а не показной наднациональности («несть эллина, несть иудея»), можно даже сказать, идея итогового равенства всех пред лицом Иисуса есть одна из основных идей христианства. Здесь важно то, что социальные достоинства, принадлежность к верхам общества, индивидуальное или семейное богатство и т. п. совсем не являются «пропуском» в будущее посмертное блаженство. Наглядный пример – одному из разбойников, распятому вместе с Иисусом Христом, был обещан рай. Равенство перед Богом, воздаяния за грехи и благие дела вне зависимости от социального статуса – вот идеи, поднятые на щит христианством, которые продолжают притягивать к себе миллионы людей.

5. Другой важной идеей является идея возвышения меньших над большими («блаженны нищие духом», «блаженны униженные и оскорбленные» и т. п.). В какой-то степени ее можно рассматривать как непризнание установившегося рационализма социальной жизни в виде государственного или имперского устройства. Она также является очень привлекательной для эксплуатируемых масс. Эта идея исходит из призыва служения прежде всего горнему миру, однако она неплохо эксплуатируется определенными силами. В последовательном развитии этой идеи христианство дошло так далеко, как никакая другая религия. Здесь проявлено не просто уважение к нищим духом, не простое отречение от мира сего, здесь проявлена даже некоторая возвышенность социально падших и меньших над большими. Евангелие демонстрирует нам это очень наглядно: заметно выраженная негативная реакция по отношению к книжникам и фарисеям, земное бытие Иисуса Христа протекало в основном в среде простых людей, выбор ближайших учеников осуществлен из этой среды. Следует, однако, напомнить, что во многих ветвях христианства идея возвышения меньших над большими прекрасно уживалась с тем, что в истории те или иные деятели церкви становились «управляющей рукой» государства и не гнушались пользоваться благами мира сего. Нелишне также напомнить, что деяния по схождению вниз, вообще идея снисхождения также присутствуют в христианстве. Сам Иисус Христос, по преданию, совершил сошествие в ад, об этом нам говорят многочисленные иконографические изображения этого события.

6. Еще одной важной идеей христианства является идея жертвенности, отражением которой служит идея искупления грехов. Нагляднейшим примером здесь служит жертва самого Иисуса Христа, сам Бог пожертвовал собой для спасения человечества. Тем самым на сверхвысоком уровне было продемонстрировано всему миру, что жертва-искупление есть благо. Важно подчеркнуть, что речь идет именно о жертве действительно большего, даже много большего по сравнению с обычным. Принцип «на тебе, Боже, что нам негоже», а также известный принцип «жертвы чужим, а не своим» (например, платить жизнью или кровью другого за свои прегрешения) здесь не в почете. Эта идея, как бы она ни была впоследствии искажена в различных ветвях христианства, все еще продолжает жить в нем. Идея жертвенности была преобразована христианством в идею святости мученичества, если мученичество, разумеется, было продиктовано христианской верой. Пожалуй, ни в одной мировой религии нет того, чтобы так откровенно, массово и чуть ли не подавляюще выставлять различные аспекты мученичества в качестве важнейших символов своего учения. Это мы видим и в иконописных изображениях различных «страстей» (мечи, копья, колеса с острыми зубьями и т. п.), и в многочисленном сонме христианских мучеников, причисленных к лику святых, и в крестном распятии – главном символе христианства. 7. И все же основой первоначального христианского духа, первоисточником всех других положений христианства является не Закон, а утверждение Любви. Не законы – конкретные установления и ограничения практической жизни, а именно Любовь признается христианством наипервейшей заповедью (кроме признания Бога и Иисуса Христа, разумеется). Все остальное – вторично. Любовь, доходящая до полнейшего национального нерационализма (предлагается даже любить врагов своих), любовь, которая является не просто средством возвышения над земными законами, но основой устроения индивидуальной жизни и средством спасения, – вот основной стержень исконного христианского учения. Кратко можно сказать, что вера в Христа, почитание Христа, вера в грядущее спасение во Христе, Любовь, как пропитывающая все 10 заповедей сущность, а также две основные молитвы («Отче наш» и «Символ веры») – вот что является основой христианства. Такая «концентрированная простота», понятная всем и каждому, в сочетании с обещанием посмертного воздаяния для истинных последователей вне прямой зависимости от социального положения, в сочетании со значительной привлекательностью как для низов, так и для верхов общества, является могучим базисом, который удерживает массивное и многоликое древо христианства на лоне Земли вот уже многие-многие века. Разумеется, вышеперечисленный комплекс основных идей христианства в различных его ветвях может иметь различное наполнение, однако как фундамент христианства, пусть даже фундамент, поросший иногда не очень привлекательным мхом новых веяний, все же пока остается.

 

1.1.3. Католицизм

Можно подойти к определению характеристик католицизма путем описания его теологических отличий от других ветвей христианства. Эти отличия, разумеется, существуют, однако надо помнить, что не только они определяют суть католицизма, если подходить к нему с социологических позиций. И все же полезно будет перечислить эти отличия /3, 13/:

• утверждение чистилища как промежуточного уровня между раем и адом;

• признание того, что Святой Дух исходит не только от Бога Отца, но и от Бога Сына;

• существование идеи создания священного фонда заслуг перед Богом и право римско-католической церкви распоряжаться этим фондом по своему усмотрению;

• наличие догмата о непогрешимости Папы в делах веры;

• существование ряда обрядовых отличий-установлений (причащение мирян одним хлебом, миропомазание совершеннолетних, крестное знамение пятью пальцами и др.);

• признание установлений существенно большего числа древних христианских соборов вместо, например, семи основных соборов, признаваемых православной ветвью христианства;

• длительно существовавшие ограничения в ознакомлении мирян с текстом Библии, в толковании ее отдельных положений.

Обычно считается, что католицизм оформился как самостоятельное направление в 1054 году, когда произошло разделение христианских церквей на западную и восточную. С этой датой почти совпадает начало эпохи Крестовых походов. А что такое Крестовые походы? Это прежде всего захват «под символом креста». Можно по-разному к этому относиться, но с социологической точки зрения это именно так.

Практически до самого последнего времени католицизм отличался высокой активностью. Борьба с обильно возникающими ересями, инквизиция, насильное обращение огнем и мечом в христианство язычников, в том числе населения колоний, интенсивная экономическая деятельность католических орденов, проникновение в государственный аппарат, даже периоды фактического церковного управления – все это не случайные явления, все это отражение былой активности, если хотите, агрессивности католицизма. Такова история, по крайней мере история прошедшего тысячелетия. Только в последние века этот пыл заметно угас, угас на фоне активизации других религиозных направлений западного христианства, прежде всего протестантизма.

В католицизме сильно развита идея социального разделения, причем не простого разделения человеческого материала по уровням социальной иерархии, а разделения, доходящего до идеи превосходства. Последовательное же развитие идеи превосходства в свою очередь доросло до идеи презрения одних другими. Так что не случайно, что для католического Средневековья вполне уместным было сравнение простого люда с недостойной скотиной. Некоторые высказывания католических священников о простых смертных (см., например, /7/) сегодня вызвали бы бурю негодования у этих самых смертных. Даже в самом названии католического священника – «пастор» сохранилось отношение к его подопечным, отношение как пастыря к пастве, то есть «пастуха» к «овцам», которое может быть даже понято почти как отношение «хозяина» к «скотине». А что в связи с этим есть признание непогрешимости Папы? Это есть развитие все той же идеи превосходства, точнее говоря, есть завершенное плодоношение этой идеи. Выше этого, наверное, уже остается только прижизненное признание Папы святым.

Так что не случайно именно в католической ветви христианства мощное развитие получил индивидуализм. При этом собственные интересы личности ставятся на одну доску, а то и выше интересов общества, в котором эта личность обитает. Признание индивидуализма такого уровня и есть так называемый феномен Запада: все вроде бы вместе, но все – очень «свободные» друг от друга личности, все – индивидуалы. Можно даже сказать, что католицизм сам уготовил свою судьбу, выпестовав своего ближнего соперника – протестантизм.

Еще одной чертой католицизма является допущение интенсивной церковной экономической деятельности. Исторически это было связано с тем, что в эпоху Крестовых походов католическая церковь стала заметно обогащаться. Когда же Крестовые походы перестали приводить к успеху, к захвату лакомых кусков Востока, то началось интенсивное использование накопленного. То, что католическая церковь «пускала деньги в оборот» /7/, и то, что принято сегодня называть практикой индульгенций, – это все не случайности, а закономернейшие следствия в жизни этого религиозного направления.

Объективно здесь все понятно: раз крестоносное движение не привело в итоге к победе, к захвату «старого» Востока, раз единение западного креста и меча не дало ожидаемых результатов, в ход пошли другие средства – финансовые и политические. Внешняя активность стран Запада не угасла, подкрепляемая католической церковью, она переместилась на захват народов Африки, Америки и более удаленных районов Востока. Схема действия здесь предельно проста и стара как мир: захват Нового Света – порабощение – эксплуатация – наращивание превосходства метрополии и т. д. /14/. Вот почему впоследствии католицизму удалось охватить собой самую большую часть населения Земли.

Причем католическая церковь не только обосновывала устремления Запада в освоении Нового Света, но и сама становилась инициатором подобных движений. И как только накопленные богатства и соответствующий им технический прогресс позволили Западу создать новые военно-технические средства, политика в отношении «старого» Востока вернулась в старое русло – силовое давление резко возросло. Правда, полностью считать причастной ко всем этим процессам католическую церковь уже нельзя, в значительной степени Западная Европа уже была перерождена эпохой Реформации, более соответствующей духу Нового времени. Католицизм оказался прародителем протестантизма, который перехватил у него пальму цивилизационного первенства.

Историческую дорогу католицизма можно выразить в следующей краткой формуле: всплеск воинствующего христианства – Крестовые походы – Латинская империя на территории Византии – поражение в борьбе со «старым» Востоком – внутренние деформации, борьба с ересями и обновлениями – переориентация на освоение Нового Света – достижение церковного и финансового могущества – крен в сторону индивидуализма – Реформация, протестантизм – борьба с секуляризацией и новыми религиозными направлениями – уступки в борьбе – потеря былого могущества – современные попытки повышения социального влияния.

Сегодня католицизм существенно более миролюбив, чем ранее. Несмотря на еще большую по объему паству, его мировое влияние продолжает падать. Будущее католицизма, выбравшего себе стратегию обороны и нишу ортодоксии в соперничестве с другими религиозными направлениями, не столь завидно, как кажется. Выдвижения новых, свежих идей теологического характера, которые бы смогли вдохнуть в тело католицизма новую жизнь, не предвидится. В свое время католицизм стремился к построению Мирового Царства, созданию всемирной армии послушников, окормляемой католической церковью и находящейся под «абсолютно безгрешной» дланью Папы Римского. Этой цели, скорее всего, не суждено будет сбыться, по крайней мере сбыться под «католическим венцом».

И все же католицизм имеет два важных по социологическим меркам качества:

1. Сохранение хотя бы элементов духа общинности как среди глубоко развитых членов общества, так и в глубине широких народных масс.

2. Выражение идеи духовной централизации и пирамидальной иерархии, распространяемой на значительную часть населения нашей планеты.

 

1.1.4. Протестантизм

Принято считать, что протестантизм родился как альтернатива католицизму. Он возник как реакция против доминирования католицизма в Западной Европе, реакция на злоупотребления, монополизм и проникновение католической церкви в государственные структуры. Действительно, власть аристократических западноевропейских верхов опиралась на католицизм, и всякие силы, вступающие в борьбу с этими верхами, так или иначе, но неизбежно вступали в борьбу с католической церковью. Идеологические атаки как внутреннего, так и внешнего свойства на любую ортодоксальную религиозную концепцию – обычное явление мировой истории. Но для того, чтобы родилось новое или возникло хотя бы модернизированное течение, одного этого недостаточно. Необходимо создать такие идеологические, в данном случае религиозные, установки, которые были бы более адекватны уже произошедшим социальным изменениям, оказались бы более привлекательными для новых слоев общества. Таким оказался протестантизм, несущий в своем зародыше протест против католицизма.

Исторические корни протестантизма довольно прозрачны /14/. Он возник именно тогда, когда и должен был возникнуть, то есть тогда, когда произошла переориентация Запада и открылась перспектива освоения Нового Света, когда наметились крупные задачи, требующие не простого рабско-скотского подчинения при «безапелляционной» власти феодальных верхов, а значительной личной активности так называемого среднего класса.

Протестантизм не представляет собой сплоченного единства, он состоит из отдельных подветвей, таких как лютеранство, кальвинизм, пресвитерианство, англиканизм и др. И все же главными свойствами всех протестантских направлений можно считать следующие:

• сильно выраженный религиозный индивидуализм, то есть признание того, что вера отдельного человека стоит выше какой-либо «обобщенно выраженной» веры, сохранителем которой является та или иная церковь; вот почему соборно-массовые процедуры служения Богу, возглавляемые крупными религиозными иерархами, здесь не очень-то типичное явление, типичным как раз является возвышение личного религиозного опыта;

• повышенный интерес к древнему Священному Писанию, доходящий до буквального следования всевозможным библейским предписаниям;

• упрощение догматики; одной из крайностей этого упрощения является распространение аскетического духа, пропитанного фанатизмом, особенно это было заметно в прошлом; отсюда – доминирование мужского начала; широкое распространение многих упрощений на нижние и срединные, самые массовые слои общества;

• оправдание и даже возвеличивание стремлений к богатству, восприятие богатства как дара Божьего, почти дословное понимание связи «Бог – богатство» – все это полностью соответствует духу капиталистического предпринимательства;

• содержание элементов недовольства, протеста (отсюда и название – «протестантизм»), воинственности против прежней власти, в том числе власти католической церкви.

Протестантизм сыграл значительную роль в истории человечества, он вполне соответствовал духу капитализма, духу эксплуатационного атлантизма вообще. Исторически он способствовал тому, что европейский Запад переваривал Новый Свет не с психологией полураба-полукрепостного, не с психологией ревностного послушника, а с психологией освобожденного предпринимателя и «справедливого» захватчика. Со временем это вылилось в освобождение Нового Света от праматери Европы и создание гиганта – США.

Сегодняшняя дорога протестантизма предвидится вполне определенной. Это дорога к устроению неокапиталистического общемирового порядка, оправдания существующей и грядущей мировой власти и концентрированного частного богатства, в теологическом плане – дорога к «неканонической околохристианской простоте», в которую впоследствии можно будет существенно проще внедрить самые различные религиозные установки. Вот почему он предпочтительнее для власть имущих, чем более ортодоксальный католицизм.

Здесь у читателя может сложиться впечатление, что эта ветвь христианства отличается одними недостатками. Это не так. Помимо многого прочего, протестантизм отражает стремление освобождения от канонических оков церковной власти, от некоторых явных извращений первичного христианского духа, например от идеи индульгенций. Исторически протестантизм олицетворил собой стремление к реализации личной практической инициативы средних слоев, к активности и свободе, в том числе свободе экономической. Эти устремления во многом инициировали процессы, связанные с общеевропейской цивилизационной волной по освоению Нового Света /14/. Можно даже сказать, что без протестантской идеологии мы не имели бы сегодня такого общемирового лидера, которым являются ныне США.

Однако широкое развитие индивидуализма, возвеличивание идеи личностного общения с Богом, бедность теологической новизны, установка на простоту не могли не сказаться как на идеологическом упрощении протестантизма вообще, так и на развитии им преимущественно материалистической направленности человеческого бытия. В свою очередь эти обстоятельства создают предпосылки для такого поворота событий, при котором протестантизм в принципе может быть преобразован-деформирован какой-либо иной идеологией или религией. Где, например, гарантия, что «индивидуальный дух» протестанта при его «сугубо личностном» общении с Богом не сможет стать легкой добычей каких-либо внешних идей. Воинственность, непримиримость, внутренняя религиозная сосредоточенность, аскетический дух и многое другое давно остались в прошлом протестантизма. Религиозное же служение протестанта сегодня больше напоминает периодическое и краткое исполнение не очень-то обременительных обрядовых норм-минимумов, чем истовое и всепоглощающее моление о Боге.

 

1.1.5 Православная ветвь христианства

Православный мир охватывает ныне относительно небольшую часть населения Земли, примерно 150 млн человек, то есть сила православной ветви вроде бы невелика. К тому же глубина охвата населения этой части остается все еще недостаточно высокой. Известно, что практическая, а не формальная глубина религиозного охвата населения в странах западного толка тоже не очень велика. Так, например, в /15/ говорится: «Верующих в развитых странах насчитывается не более 5 % населения». В сегодняшней России относительное число действительно верующих тоже, наверное, не намного больше. Однако православная ветвь отличается целым комплексом свойств, существенно отличающихся от других ветвей христианства, что придает ей качество самобытной неповторимости.

Православная ветвь включает в себя солидные пласты древнерусского наследия, которые иногда она мирно принимала внутрь себя, иногда начисто отвергала, а иногда, исказив до неузнаваемости, придавала им прямо противоположный первоначальному смысл. Так что не случайно, что православие в большей степени, чем другие ветви христианства, удалилось от «ветхозаветности». В ветхозаветной части Библии либо отсутствует, либо довольно смутно просвечивается жизнь многих неиудейских народов (например, русских, татар и др.), в то же время постоянно встречаются указания на существование многих и многих народов мира, многих высокоразвитых культур.

К таким культурам принадлежала и древнерусская культура, культура земледельчески-оседлого хозяйствования. Вот почему христианство, которое затем широко распространилось в огромных пространствах земледельчески-оседлого хозяйствования, должно было обогатиться многими элементами древних верований. Вот почему христианство в лице его православной ветви так долго находилось в положении «княжеской» религии на Руси и даже вплоть до XIX века не охватывало полностью все население России. В течение многих веков проходила упорная борьба «ортодоксально-княжеского» христианства с различными низовыми течениями древнерусских верований, которая и породила такие «многоличия» православия. Сегодня православное христианство можно считать некоей смесью ветхозаветного наследия, ортодоксального христианства, древнерусских и других верований.

Приведем некоторые наглядные примеры такой трансформации, одновременно отмечая ее социальные последствия.

А) Промысел бога в древнерусских верованиях достаточно гармонично уживался со свободной волей человека, с необходимостью проявления активности в социальной жизни. Сегодня в православном христианстве, к сожалению, нередко упование на Бога фактически превращается в индивидуальную пассивность, то есть в развитое до самоуничижения смирение, а не в осознание необходимости борьбы за правду. Подобное «развитие» доходит до прощения того, что с социологической точки зрения не надо бы прощать. Например, сохранение жизни злостным выродкам-маньякам, лишившим жизни не одного человека, может расцениваться здесь как благо. Но прощение закоренелого убийцы может способствовать новому преступлению. Здоровая логика нарушена.

Развитие духа самоуничижения с неизбежностью подводит к состоянию бездумного некритического повиновения, глубочайшего неоправданного терпения, доходящего до самостоятельно надетого на себя рабства. Плоды всех этих веяний с неизбежностью породили то, что вполне можно сегодня назвать отсутствием боевитости христианского православия. Где они, прежние времена святых, одетых в доспехи и крепко держащих оружие в руках?

Потеря воинственности налицо. Более всего православное христианство готово на призывы к пастве не поддаваться на происки врагов веры и церкви. Уже давно отсутствуют всякие попытки мобилизации христиан на жесткие силовые действия с целью пресечения всевозможных неблаговидных дел, творящихся в мире. В качестве основных подавляющих средств в большинстве случаев применяется лишь ненавязчивое осуждение греховности, укоризна за неблаговидные деяния с увещеванием приостановить их. При этом во всех храмах регулярно осуществляется массовое «принятие» грехов молящихся. Сегодня, в наше обостренное и даже жесткое время, это фактически сводится к тому, что мир наполняется свободой деяний неправедных при молчаливом допущении остальных. Происходит либерализация духовной жизни, когда открывается дорога к негативным, в том числе и к антихристианским, движениям. Ох как прав был А. С. Панарин, когда писал /16/, что антихрист есть «…либерал, поборник безграничного плюрализма безграничной терпимости».

Б) Границы чувства любви, которые православный христианин должен изливать на окружающий мир, ныне очерчиваются как-то очень неопределенно. «Ближний» рассматривается почти как «любой», причем любовь должна изливаться на всех, в том числе на врагов, и даже на носителей Зла. С чисто теологической точки зрения, возможно, такой подход есть следствие высокого духа христианина, но с социологической точки зрения он подчеркивает социальную уязвимость такого учения. И что это за враги такие, которых следует любить, а не уничтожать социально (здесь нет речи об убийстве, часто вполне достаточно изолировать личность от центров социальной жизни)? А что, если этими врагами оказываются закоренелые рецидивисты, которые убивают в том числе крепко верующих? Их тоже надо прощать и любить? Где здоровая самосберегающая мера? Нет ли здесь противоречия здоровым основам социальной жизни?

Еще один момент. Любовь должна быть всеобщей, она должна изливаться на всех, в том числе и на уродов, больных, ущербных и т. п. Спору нет, им она нужна, и даже очень. Но не следует ли сильнее любить все же более здоровых и развитых, а не эту категорию явно менее продуктивных личностей? Надо откровенно признать, что в христианском православии чрезмерно развит, прямо скажем, культ любви к малым сим, при переходе к наиболее продуктивным членам общества он как-то ослабевает.

Вот откуда сильно выраженная национальная «неразвитость» православного русского человека в плане сильной поддержки ближних своих. Вот почему в России так распространено было явление юродства и чуть ли не почетного нищенства. Сегодня у нас распространено какое-то прохладное отношение к своим сородичам. Они самостоятельно, без существенной протекции своими лбами или кулаками вынуждены пробивать гранитные плиты социальных пластов для достижения привилегированного положения. Более того, очень часто создается ситуация, когда пробравшийся наверх тот или иной «наш родной» человек игнорирует своих менее удачливых родичей, за что они платят ему соответствующей «любовью». Учитывая объективно существующий дефицит здорового человеческого материала в верхних эшелонах власти (см. /14/), такая позиция с чисто социологической точки зрения оказывается очень близорукой. Этим свойством нередко с успехом пользуются представители других культур, не «нагруженных» идеалами всеобщей любви, но цепко придерживающихся родовых традиций. Они поступают, как правило, совсем иначе, они «вытягивают» за собой всех, кого только можно, выстраивая цепочку близких своих снизу доверху социальной пирамиды, нередко заполняя верхние слои общества самым недоброкачественным материалом.

Сегодня в наше отношение к действительно лучшим-большим въелось даже некое чувство подсознательного отторжения (как же – он лучше нас?!). Внутреннее, а не показное уважение лучшего-большего человека у нас сегодня почти потеряно. Душевно проще (загляните внутрь себя, это именно так) и вроде бы благодатнее (а так ли это?) «возлюблять» малых сих, чем восхищаться, помогать, одаривать, искренне почитать и продвигать еще выше тех, кто уже сегодня выше нас самих.

Однако задумаемся, нет ли в таком подходе к окружающим некоего более высокого смысла, некоей высшей мудрости? Попробуем в этом разобраться.

Если тот или иной член общества не отличается острым умом, способностью к непредвзятому и глубокому аналитическому мышлению, не имеет всепоглощающих интересов в области философии, религии, социологии и культуры, не отличается высокой энергией и стремлением выделиться, не наделен талантами, сдобренными хорошим образованием и серьезными знаниями, не отличается особой продуктивностью, а живет простыми, приземленными, практическими интересами, то скорее всего ему будет более уместно такое индивидуальное и общественное бытие, которое заключается в следовании социальным и религиозно-нравственным нормам, уже выработанным той ветвью человечества, в которой он постоянно живет. При этом эти нормы становятся как бы законами жизни такого рода людей, а критическое прикосновение к этим нормам со стороны подобных лиц вряд ли окажется полезным. Это нормально, это сберегает стержень нравственных устоев в народных пластах, сохраняет костяк обрядовых норм, так необходимых для подрастающих поколений. Что же касается лиц, отличающихся вышеперечисленными свойствами, то они должны руководствоваться опять же известным принципом – «дерзай, и тебе приложится», то есть воздастся по заслугам. Именно такие люди являются локомотивами нового.

Так что истинная православная христианская нравственность (именно истинная, а не ханжески «осредненная» по всем) хотя и не в полной мере, но все же старается проявить в этом вопросе разумную гибкость, позволяя наиболее здоровым и энергичным выделяться и занимать достойные вершины духа и власти, одновременно направляя массы рядовых членов общества на проявление таких необходимых социальных качеств, как послушание, смирение, почитание авторитетов и поклонение им, осуществление поддержки малым сим и т. п.

Свидетельств такого дифференцированного подхода к различным членам общества довольно много. Вспомним в связи с этим и знаменитую притчу о зарытых в землю талантах, и приобщение, казалось бы, самых простых смертных к Великому Учителю – Иисусу Христу с последующим превращением их в апостолов. Так что в таком комбинированном подходе вполне можно усмотреть глубокую социальную мудрость.

Однако когда такой подход будет действенен? Когда народ изнутри способен выделять-направлять вверх значительные потоки молодых, свежих, энергичных и здоровых своих представителей, с успехом вытесняющих большинство негативных элементов с важнейших иерархических постов. То есть для здорового, находящегося на подъеме общества такой подход является не только приемлемым, но и наиболее целесообразным. Совсем другое дело, если мы имеем дело с ослабленным социальным организмом, находящимся на спаде того или иного цикла развития, с фактически срезанной элитарной «верхушкой» и тем более с его порабощением каким-либо другим, более сильным социальным организмом. В последнем случае такая религиозно-нравственная «рубашка» может выполнять лишь функцию подавления-смирения масс. А хорошо ли это сегодня?

В) Религиозный подвиг сдеформирован в сторону пассивного подвига – подвига смирения, испытания тягот, в том числе перенесения мучений. О действенном понимании подвига (подвинуть, то есть активно и существенно что-либо изменить в окружающей жизни) и тем более о подвиге великой победы как-то забывается. Еще в древности князей Бориса и Глеба первыми среди русских христиан причислили к лику святых именно за непротивление своему убийству. Очень показательный пример. Да, времена святого Георгия, воина-героя, а не скромного послушника, прошли. Но хорошо ли это в наш бурный век?

Г) Как уже говорилось выше, в процессе христианизации русских земель происходило переосмысление многих более древних религиозных установок, зачастую придание им смысла, прямо противоположного первоначальному. Так, например, слово «дьявол», по мнению автора, есть слово, происхождение которого не столь однозначно, как кажется на первый взгляд /4, 7/.

Луна связывалась в древности с такими понятиями, как «лоно» – «живот» – женщина вообще. Женщина же долго считалась в христианстве низшим существом, даже чуть ли не исчадием ада. Вот почему со временем была выращена некая система негативных символов-представлений, причудливо сочетающих в себе качества женщины, серпа Луны (ночь, луна – символы тьмы, смерти, колдовства, всякой нечисти, но времени зачатия и рождения) и двух рогов сильного животного – вола (недаром дьявола изображали с двумя рогами с приданием ему атрибутов нечистого, низменного животного мира – копыт, шерсти и т. п.).

Еще одно слово – «ведьма» (или «ведьмак»). Это слово явно происходит из такого набора слов, как: ведун, ведать, уведомить, Веды. То есть в древнерусском религиозном наследии это были явно позитивные слова. Так что, скорее всего, слово «ведьма» получило негативную окраску именно в процессе борьбы христианства с древнерусским наследием /17/.

А вот слово «демон» скорее всего связано со словом «демократия». Демосами или димосами назывались в Древней Греции поселения негородского типа (см. /18/). Если управление государством осуществлялось с активным привлечением представителей димосов, то такое управление и следовало называть широкой демократией.

Представители димосов являлись выразителями интересов низовых слоев общества. Ясно, что эти интересы были, как правило, интересами приземленного, прагматического, ограниченного свойства. Поэтому они и назывались, скорее всего, демоническими, то есть, попросту говоря, «низкими». Недаром говорят, что низкий человек обуреваем низменными или демоническими страстями.

Д) Осознание своей первозданной Адамовой греховности вовсе не присуще древнерусскому наследию. Оно было привнесено именно христианством и опять же способствовало подавлению личности, признанию самого себя принципиально греховным, а не возвеличенным рождением. В древности греховностью называлось прежде всего отклонение от религиозно-нравственных устоев коллективной жизни, а не признание себя априорно ущербным. Не следует ли считать это более правильным с социальной точки зрения?

Так что православная христианская российская цивилизация корнями своими уходит в древнерусское наследие. Это следует из целого ряда исторических подтверждений. Широко известна языковая общность, которая называется индоевропейской, она охватывает языковые культуры от Индии до западных частей Европы. Чем отличается эта общность от других? Прежде всего наиболее частым, пусть нередко и редуцируемым использованием звука «р». Но где географически расположена середина-сердцевина индоевропейской языковой территории? В районе Поволжья и Урала. Где наиболее часто и явно используется звук «р»? Опять же в районе Поволжья и Урала. Если перечислить большинство географических названий в этом районе и наименование народностей, его населяющих, то мы увидим, что звук «р» встречается здесь очень часто. Да и в древнем названии главной реки этого региона – Волги первой буквой является буква «р» (Волга = Ра). Главный горный хребет этого региона тоже содержит букву «р» (Урал). Прослеживается цепочка созвучий: Урал – Ур – Урата – Уриил – Ра – рай и др.

Символом этой цивилизации стал самый сильный северный зверь – медведь /9/. Недаром на Русском Севере медведя называют «уркой», недаром гербы поволжских городов и поныне изобилуют изображениями медведя. Медведь – символ силы, могущества, отваги и храбрости.

Вспомним клич атаки «ура», напоминающий рев медведя. А где основное место обитания медведя? Ясно, в лесной, сельскохозяйственной зоне, на Руси. Уж явно не в скотоводческой зоне, вообще в местностях, бедных животным и растительным миром. Вот вам и преобладание глухих или шипяще-свистящих звуков у населения этих географических зон.

Кстати, в связи с этим интересно отметить, что в языках народов, населяющих изолированные от Евразии территории, например в туземной Северной Америке, как правило, отсутствовал звук «р». Так, в большинстве жизненно важных слов американских индейцев нет звука «р» /4/: «тахуан тин суйя, попол-ву, теакол, кайалон, маниту, коатепль, теночтитлан, уициолопочтли, тувоттаот, кецалькоатль, уитцилопочтли». К тому же четкое произношение звука «р» нередко вызывает затруднение с самого детства, дети трудно осваивают этот звук – основную заботу наших логопедов. Для существования этого звука в языковом наследии того или иного народа просто необходимо как присутствие наглядного природного аналога, так и его символической значимости в жизни народа. Иначе он просто исчезнет в поколениях людей или редуцируется до неузнаваемости. Последнее, в частности, и произошло в некоторых языках Западной Европы, например в английском языке, в языке народа, наиболее удаленного от древнего исторического индоевропейского центра. Вот как много можно почувствовать из простых этимологических сопоставлений.

 

1.1.6 Теологические отличия православной ветви христианства от других его ветвей

Говоря о православной ветви христианства, следует отметить «отеческий», а не «приказной» статус горнего мира по отношению к миру земному и, соответственно, более «отеческий» статус религиозных иерархов по отношению к миру простых смертных. Для православных христиан Бог и его мирской представитель – священник есть прежде всего Отец, а не просто пастырь-пастор-пастух стада Христова над несмышлеными овцами. Недаром священников на Руси называют не пастырями, а нежным словом «батюшка».

Важным свойством православного христианства является сложность системы иерархических представлений о горнем мире. В этой системе в непростых и непознаваемых до конца взаимоотношениях находятся: Бог Отец-Вседержитель и Иисус Христос-Спаситель-Господь, составляющие две ипостаси Святой Троицы, Матерь Божия, ангелы (со своей иерархией), херувимы, серафимы, апостолы (со своей иерархией), ветхозаветные пророки, равноапостольные, святые, преподобные, мученики, блаженные и пр. Темные силы в православном христианстве также имеют много обозначений и соответствующих им признаков: Сатана, искуситель, дьявол, Люцифер, нечистый, змий, не говоря уже о ведьмах, демонах и т. п.

Из всего этого следует важный момент. Идея чистого монотеизма, которая в большей степени соответствует иудаизму и является ветхозаветным наследием, в его православной ветви как бы размыта идеями древнего иерархического монотеизма. Иерархический монотеизм нельзя смешивать с политеизмом. Иерархический монотеизм предполагает существование множества божественных сущностей, но сущностей, образующих свою систему иерархии, возглавляемую единым центром. Сегодня православное христианство в значительно большей степени, чем другие ветви христианства, хотя и является по признанию монотеистической религией, но приближается по своей сути к идее иерархического монотеизма.

Корни такого рода представлений следует искать, разумеется, не в иудаизме, а в древнерусском наследии. Сегодня рядовой православный христианин, молящийся в церкви, прямо обращается со своими житейскими заботами не к Богу Отцу и даже зачастую не к Иисусу Христу, а к тому или иному святому: Николаю Угоднику, св. Пантелеймону и др. В подсознании русского человека сохранены представления о том, что не следует, скажем так, утруждать просьбами Всевышнего Бога. Обращение к Всевышнему Богу как к богу Саваофу не очень-то распространено, существуют конкретные святые, которые как бы и поставлены свыше для помощи в исполнении конкретных житейских просьб. Не случайно, что Николай Мирликийский со временем «преобразовался» в Николая Чудотворца и в Николу Угодника. Не случайно, что Матерь Божия стала настолько сегодня «многоликой», что простые смертные молятся уже ее отдельным образам-воплощениям. Сегодня иконографических изображений Матери Божией, отвечающих этим образам, довольно много, порядка 100.

А теперь попытаемся ответить самому себе на следующий вопрос. Неужели каждому человеку из многомиллиардного населения планеты надлежит напрямую обращаться к самому высшему существу – Всевышнему Богу? Общий принцип мироздания заключается в ступенчатом восхождении от простого к сложному, в данном случае к суперсложному – Всевышнему Богу, владыке всех и вся. Неужели наивысшее существо должно заниматься просьбами и проблемами всякого живого творения, в том числе любого человека на Земле? При таких теологических представлениях об общей структуре мироздания происходит нарушение ряда очевидных принципов.

Если мы обратим свой взор на окружающий нас мир, то увидим, что здесь все не так. Рационально ли обременять своей просьбой наивысшее существо, а этому высшему существу отвечать на это обременение, то есть так или иначе реагировать на возможно мизерную по масштабам просьбу. Явно не выполняется при этом также принцип ступенчатости при восхождении от простого к сложному. Природа же следует ему почти неукоснительно, какие бы объекты мироздания мы ни рассматривали. Конкретная просьба, как и конкретное деяние в жизни, должны иметь свой, если так можно выразиться, адресат и проходить свою цепочку иерархических ступеней, определяемых уровнем данной просьбы или деяния.

Так, например, не мозг в целом, а только конкретный участок мозга пианиста посылает по конкретному каналу связи свой сигнал конкретному пальцу этого пианиста нажать на конкретную клавишу рояля. Так, например, боль от уколотого пальца человека передается по конкретному каналу, нерву в определенный участок мозга, а не во все его закоулки. При упрощенной же схеме мы должны будем прийти к выводу, что высшие божественные силы выражаются фактически в одном Едином Боге и что Единый Бог должен пониматься не только как наивысший и всегосподствующий элемент бытия, но как неразделяемая, непознаваемая и далеко удаленная от человека сущность, реагирующая на все, одновременно объемлющая все и вся. В окружающем же нас мире все многофункциональное всегда сложно и имеет свою структуру. И чем многофункциональней объект, тем более он сложноструктурен.

Зададимся еще одним важным вопросом. Отвечает ли упрощенная и жесткая монотеистическая идея требованиям современного мира? Сомнительно, если сопоставить ее с идеей иерархического монотеизма. Очевидно, что последняя идея существенно лучше соответствует вышеописанным общим принципам (рациональности, ступенчатости, структурности и т. д.), она лучше отвечает реалиям окружающего нас мира. Эта идея в большей степени соответствует представлениям, характерным для древнерусской веры. Поэтому многие элементы такого видения мира были восприняты православным христианством в заметно большей степени, чем другими его ветвями. Теперь становится понятно, что чем более та или иная религиозная конфессия отвечает идее иерархического монотеизма, тем более она многогранна и всеохватна.

Еще один важный момент. Жесткий монотеизм пусть постепенно, но с неизбежностью подводит как к герметизации определенных «избранных», единственно допущенных говорить от имени Единого Бога, так и к герметизации религиозных устоев, к сокрытию от подчиненных исполнителей – овец многих откровений Божиих (если таковые имеются) и, скорее всего, к созданию собственных установлений, созданных исключительно этими «избранными», но объявленных истинами Единого Бога.

При иерархическом монотеизме Всевышний оказывается более проявляемым и открываемым Богом, открываемым одновременно сразу по многим и многим «каналам». Но является проявляемым и открываемым не обязательно непосредственно, а через целый сонм элементов подвластной ему иерархии, через различные земные чудеса, в результате встречного человеческого сознания, порождаемого духовной энергетикой земных душ. Возникает как бы два потока духовного энергетического взаимодействия между небесным и земным мирами. Причем эти взаимодействия могут происходить между самыми различными уровнями как земной, так и небесной иерархии. Богатство возможностей во всей своей красе.

При таком подходе Всевышний Бог и другие представители небесной иерархии в представлениях жителей Земли становятся наделенными признаками антропоморфности. Они изображаются в силе, величии и славе, в прекрасных одеяниях и с неизменными источниками света (святости), исходящего от них самих. Их функции применительно к земному бытию рассматриваются как вполне определенные. Безусловно, что такой комплекс представлений о горнем мире отличается огромной духовной силой, и чем более та или иная религия будет следовать ему, тем большей ценностью для будущего она будет обладать.

Еще одной важной особенностью русского православного христианства является то, что оно воспитывает паству в духе равенства всех перед Богом, в духе грядущего воздаяния по реальным заслугам, вне прямой зависимости от занимаемого социального положения, уровня богатства и т. п. Идея равенства перед Богом присутствует здесь в более явной форме. Такого явления, как утверждение идеи непогрешимости Папы, здесь невозможно представить.

Православное христианство есть «солнечная религия», есть религия Света, побеждающего Тьму. Связь идеи солнца с христианскими символами и с христианскими догматами была замечена давно. Четкое соответствие главных православных праздников основным фазам солнечного цикла, наполненность светом многих образов горнего мира, особая храмовая красота, яркость и многоцветье церковных росписей, божественность песнопений, проведение служб не только в сумраке келий, но при ярком свете свечей – символов огня и света, даже торжественное и обильное вкушение лучших яств земных в праздничные дни и еще многое, многое другое выделяют православное христианство как «солнечно-радостную» ветвь христианства. В существенно меньшей степени, чем в других ветвях христианства, здесь встречается немилосердная религиозная жестокость. Веротерпимость здесь очень сильно, возможно, даже чрезмерно сильно развита.

Ведь именно западная культура принесла на Русь смертоубийство как наказание за религиозные убеждения. Подобного не было ранее. Да и кровавых ритуальных человеческих жертв, как ни пытаются нас убедить в противном апологеты других религиозных направлений, в древнерусской вере и в пришедшем ей на смену христианском православии практически не было. Кровь людей и животных не используется при исполнении священных обрядов, хотя отголоски этого древнего обряда еще сохранились.

В православном христианстве заметно выражена идея соборности. Эта идея в плане государственного строительства выражается в собирании различных земель в единую православную государственность. Соборность в социальном плане есть, по сути, использование общинных принципов бытия не только для выдвижения лучших представителей народа во власть, не только для поддержания нравственных норм в обществе, но и для создания достаточно гармоничной системы регулирования социальных отношений между верхами, срединными сословиями и низами общества. Конечно, не в полной мере, но все ж в православной ветви христианства элементы соборности присутствуют. Истинная соборность не есть демократия в ее традиционном понимании, где голоса всех социально равны (от закоренелого бездельника до великого гения). Но соборность не есть и механическое давление общества на личность. Она предоставляет каждой конкретной личности определенные правила поведения, дает ей вполне конкретный перечень как обязанностей, так и прав в соответствии с ее социальным статусом. О формальном, но абсолютно недееспособном «демократическом равенстве», вообще о земном равенстве здесь не может быть и речи. Известный американский деятель Бенджамин Франклин как-то высказался в отношении демократии следующим образом, выразился достаточно честно и откровенно: «Демократия – это когда два волка и ягненок решают, что сегодня будет на обед» /19/.

Соборная же человеческая справедливость есть установление всех членов общества по соответствующим им уровням иерархии. Религиозная вера выступает здесь в чисто социологическом плане в качестве объединяющей, собирающей единой ответственностью и нравственностью силы. Соборность предполагает определенную довольно высокую степень развитости и свободы личности, высокую степень ее социальной активности и независимости. Без этого условия никакого действенного собора не может быть в принципе. Вот почему уничтожение всяких потуг к организации собора в истории нередко начиналось с развращения народных масс, с ликвидации лучших, наиболее активных их представителей. При этом надо помнить, что соборность не есть жесткое подавление личности государственными структурами, последнее как раз и есть нарушение соборности, ведь в этом случае никакой собор уже и не нужен, а нужно лишь беспрекословное исполнение приказов.

Прямых и косвенных признаков наличия принципов соборности в православном христианстве довольно много. Это массовые богослужения, общее храмовое исполнение песнопений и молитв, общественное участие в исполнении основных праздничных обрядов, это даже стояние всех людей в храмах во время службы (знак единения и уравнивания всех пред лицом Господа) и еще многое, многое другое.

О русской соборности написано предостаточно многими выдающимися людьми, поэтому повторять здесь известные вещи мы не будем. Но кое-что сказать все же надо. Непосредственно связанным с соборностью явлением русского духа является особо чуткое, можно даже сказать, болезненное отношение русского человека к несправедливости, к добру и злу, трепетное улавливание русским сердцем всякой неправедности вообще. Из этого свойства проистекает и относительно слабый национальный эгоизм православного сердца.

Христианская церковь всегда имела претензию на выстраивание мощных столпов между низами и верхами, цементирующих верой общество в единое целое. Социальную структуру такого общества, которую можно назвать классической (недаром она имеет классический вид), можно схематически представить себе в следующем виде:

В таком обществе срединные сословия, наиболее продуктивные в плане поиска новых идей и путей прогресса, заключены в обрамляющие их рамки. Эти рамки, с одной стороны, организуют деятельность срединных сословий и в чем-то, разумеется, ограничивают их, но с другой – обеспечивают жизнь всего организма в целом. Получается классическая общегосударственная пирамидальная структура с руководящей верхушкой и низовой питательной средой, в которой, как в ковчеге, сохраняются творческий потенциал общества, его срединные сословия.

Наличие этих столпов, связывающих верхи и низы общества, если они действительно эффективно трудятся, приводит к консолидации общества. При этом религиозно-нравственный столп оказывается в этой «тройке» очень важным, он обеспечивает комфортное духовное и нравственное существование общества в целом. Именно такой идеал земного мироустроения и находится в сердце каждого истинно православного человека, хотя сохраняется в нем иногда в чисто интуитивном, не оформленном виде.

Еще одним немаловажным качеством православного христианства является его повышенная приверженность, если так можно выразиться, к чудесным проявлениям. Причем, что очень важно, чудеса, как правило, должны здесь быть массовым явлением, доступным многим окружающим, как бы «соборным» явлением. Такого рода чудовоплощения божественной силы имеют очень сильный притягательный эффект. Эти чудеса воспринимаются русским сердцем как свидетельство вселенской истинности учения, что является еще одной характерной чертой православного христианского духа. И как это ни покажется многим удивительным, чудеса случаются в православном мире довольно часто. Сегодня это и мироточение икон, и чудесные исцеления от мучительных и смертельных болезней у сильно верующих, и возгорание Священного Огня в Иерусалиме, и многое другое.

Очень важным качеством православного христианства является также то, что смысл любви здесь намного шире чисто «определительного» понятия любви (хотя и по сей день это понятие имеет очень различное толкование). Любовь в христианской традиции понимается как средство, без которого социальное земное Зло чисто материальными человеческими способами победить невозможно в принципе. Христианство вообще исходит из убеждения, что мира без любви быть не может. Более того, и любви недостаточно. По канонам христианства, необходимо вмешательство высших сил – пришествие Иисуса Христа, знаменующего собой конец «старого» Света, гибель старых социальных отношений. Такова социологическая суть христианской любви, если даже формально отвлекаться от других важных аспектов этого многогранного явления.

В рамках христианского видения мира всеобщая гармония, построенная на чисто материальных основаниях, невозможна в принципе. Вот почему христианство, и особенно православие, «предлагает» радикальнейший путь перерождения человеческого общества – через смерть старого мира, второе пришествие Иисуса Христа, Страшный Суд, за которым последует новое жизненное устроение – Царство Божие. Таким образом, с православной точки зрения смысл всей истории человечества есть, помимо прочего, демонстрация стратегической беспомощности «материального человека», его собственного разума в плане построения рая на Земле. Упование на Бога и уклонение от зла – вот истинно христианский подход к жизни.

Отсюда и свое понимание страха Божия. Это не мелочный, подавляющий, пугающий всех и вся страх, нет, это страх, подвигающий прежде всего на совершение богоугодных дел, страх, который должен довлеть над человеком при совершении им любых деяний.

И как-то слабо вяжутся с этим известные представления о том, что спасенными после Страшного Суда окажутся только 144 000 человек, записанных в Книге Жизни. Сопоставив эту цифру с числом живущих ныне и уже отживших свой срок на земле (пусть это будет ~100 млрд человек), мы получим довольно мрачное соотношение 1,4· 105 / 1011 ~ 10s. Что, лишь один из миллиона будет достоин райской жизни? Буква Закона не всегда соответствует Вере.

Еще одной характерной чертой православного христианства можно считать то, что культ женского начала поднят в нем на очень большую высоту. Такого числа икон Матери Божией нет более нигде. Разумеется, это есть результат переработки древнерусского наследия. Не случайно Матерь Божия признана покровительницей Руси-России.

Довольно интересной чертой православного христианства и русского духа вообще является то, что снисхождение вниз, к меньшим мира сего, не считается зазорным. Сам Иисус Христос снисходил в ад, его ученики-апостолы не происходили из высших слоев общества, распространенная в православном христианстве тенденция умаления себя самого не только не осуждается, но интенсивно поощряется. Интересно напомнить в связи с этим, что в древнерусской азбуке первой буквой алфавита является буква «Аз», то есть «Я». А вот в современной азбуке буква «Я» есть «последняя буква алфавита», о чем нам очень любят напоминать педагоги в школе. Это умаление самого себя доходит до пренебрежения собой, до юродства. Институт монашества тоже в какой-то степени можно считать структурой, направленной на личностное отрешение от земного бытия. Отказ от собственной воли, от целого ряда мирских обязанностей и забот, беспрекословное повиновение вышестоящим, даже сам факт ношения черной монашеской одежды – многое говорит об этом.

Конечным итогом всего вышеизложенного служит выращенная веками социальная пассивность населения, уход в духовный и обрядовый мир при трудностях в разрешении практических проблем, фактическое проявление эффекта социального безволия. Не является ли это сознательное обособление от мира в наше бурное время еще большим грехом, чем совершение некоторых «частных» грехов в процессе открытого и даже агрессивного проявления своей доброй воли? Поднять на активные социальные действия людей такого сорта чрезвычайно трудно. Немудрено, что это качество православного христианства с успехом использовалось власть имущими. Вспомните историю России, и вы убедитесь в этом сами.

Не менее значимой чертой христианского православия является повышенная направленность на жертву. Высокая жертвенность, как подобие жертвы самого Иисуса Христа на кресте Голгофы, в западных ветвях христианства развита заметно слабее. Сегодня представители западного мира не очень-то хотят платить своим достоянием и тем более своим «животом» за достижение своих целей. В православном мироощущении такого крена еще полностью не произошло. До последнего времени мы еще умели стойко переносить тяготы и напасти и даже безвозмездно идти на жертву. Кстати, если истовый мусульманин идет на жертву, то он получает обещание в посмертии попасть в рай. Православный же такого обязательного обещания не получает. Разница огромна.

 

1.1.7. Итоговое заключение о христианстве

На этом можно было бы закончить изложение основных отличительных свойств православного христианства, а также завершить краткий социологический анализ христианства в целом. Однако кое-что хотелось все-таки добавить. А именно, полезно остановиться на некоторых итоговых положениях, которые пригодятся нам в дальнейшем:

1. Христианство содержит в себе определенные качества, которые с теологической и социологической точек зрения позволяют рассматривать его как в целом позитивное учение, хотя по многим пунктам и не соответствующее требованиям настоящего времени.

2. Теоретические и практические установки христианства в принципе способны обеспечить его существование на мировой арене.

3. Основные ветви христианства заметно разошлись друг от друга, разошлись настолько, что говорить об их объединении пока преждевременно.

4. С полным основанием можно утверждать, что христианство в период его становления явилось некоей идеологической революцией. По этой причине, а также по целому ряду других причин оно существенно отличается от многих других религий мира.

Рассмотрим последний пункт более подробно. Коренные отличия христианства от иудаизма мы разбирать здесь не будем, об этом поговорим чуть позже. Рассмотрим такого рода свойства христианства при сопоставлении его с древнегреческой религией.

В древнегреческой религии считалось, что боги живут на небесах, люди – на земле. Было два мира: мир бессмертных богов и смертных людей. Эти миры заметно отличались друг от друга. Возможности проникновения рядового члена земного мира в мир бессмертных богов просматривались по меньшей мере довольно смутно. Для общения со смертными боги либо в различных обличьях спускались вниз, на землю, либо давали наставления смертным, являлись им в снах и видениях. При всем при том высший мир представлялся как некое отображение человеческого мира. Боги были наделены практически всеми свойствами человеческой натуры, они любили, ненавидели, испытывали симпатии и антипатии, создавали союзы, враждовали между собой, наслаждались и даже страдали. При этом если переход сверху вниз осуществлялся довольно часто и легко, то переход снизу вверх оказывался чрезвычайно затрудненным. Получить бессмертие, то есть стать богом, – для этого надо было очень и очень постараться смертному человеку. Достаточно перечитать «Илиаду» и «Одиссею» Гомера, чтобы почувствовать религиозный дух того времени.

А что же христианство? Оно во многом пропитало себя всем предшествующим ему наследием, но при этом выработало свою систему представлений, как бы собрав ее из различных кусков, принадлежащих к различным религиозным учениям. С одной стороны, христианство заметно возвысило горний мир, одновременно несколько упростив представления о нем, идея единобожия – наглядное тому подтверждение. С другой стороны, оно приблизило человека к этому миру, приблизило хотя бы в посмертии. Теперь праведный человек мог рассчитывать на свой посмертный переход в рай, на переход в небесные божественные сферы. Хотя эта идея тоже не принадлежит христианству (см. ниже).

Теперь Всевышний Бог, Сын Божий, Матерь Божия, большинство апостолов, а впоследствии и многие причисленные к лику святых наделялись такими свойствами, как святость, неземная мудрость, безгрешность, справедливость, праведность и т. п. При этом они лишены были ряда негативных человеческих качеств, таких как ненависть, злость, порочность и т. п. Иначе нелогичным было бы признание существования идеального рая, как нелогичным было бы признание того, что душа каждого праведного человека в посмертии могла бы получить не абсолютно справедливое, а ошибочное, то есть неправедное, решение и попасть вместо рая в ад по прихоти кого-либо из небожителей. Более того, теперь не просто самому обыкновенному человеку, но даже и грешнику, искренне уверовавшему во Христа, предоставлялась возможность оказаться в посмертии в раю.

Совершенно очевидно, что эти качества христианства оказались чрезвычайно заманчивыми, они-то в значительной степени и облегчили победное шествие христианства по странам мира.

Однако нельзя не отметить и ряд не столь удачных моментов в христианском учении. В веках истории в нем накопилось некоторое число несоответствий и «многомыслий». Об этом свидетельствует и наличие всевозможных, порой противоречащих друг другу толкований одних и тех же мест библейского наследия, и обилие не вполне канонической литературы, и сложность всевозможных «увязок» ветхозаветных, новозаветных и других первоисточников, и множество сект и ответвлений, свидетельствующих, вообще говоря, о не вполне четком и однозначном понимании различных положений христианства.

Нынешняя эпоха требует от религии большей ясности понимания и большей определенности, закрепленной в головах смертных. Религия должна не только оставаться добротным средством окормления масс, она должна быть и неким руководством к действию, а не уходом от социальной жизни. В связи с этим будет полезно немного остановиться на некоторых свойствах православного христианства, которые можно с полным основанием считать недостатками в наше бурное время.

К такого рода свойствам можно отнести следующее.

В последнее время среди верующих чрезмерно развилось явление, которое условно можно назвать «отданием Богу собственной воли». Проще говоря, оно сводится к известной формуле: «Что Бог ни делает – все к лучшему». Личность в своей и не только своей судьбе все более и более полагается на Бога, сознательно лишая себя воли, покоряясь судьбе, смиренно принимая на себя всевозможные тяготы, несправедливости, гонения и т. п. Кстати, монашество как религиозный институт предполагает полное подчинение монаха вышестоящему руководителю, то есть осуществляет отдание воли нижестоящего вышестоящему. Такие явления, безусловно, централизуют церковь и упрощают работу с паствой, но они же выращивают в массах ощущение покорности судьбе. Отсюда прямой дорогой вызревают такие неблаговидные с социологической точки зрения явления, как примирение с неправдой, принятие несправедливости, согласие на рабское подчинение и т. п.

Симптомов подобного рода предостаточно. Так, былая боевитость христианской православной церкви резко, можно даже сказать, катастрофически упала. Святыми сегодня преимущественно становятся всевозможные страстотерпцы, а не герои, здравствующие или павшие на поле брани за родину. Времена святого Георгия, наверное, навсегда канули в вечность. Что говорить, если, например, уже появляются сообщения о том, что православная церковь готова серьезно обсуждать вопрос о совершении панихиды и даже об отпевании Ульянова-Ленина /20/! Можно верить этому сообщению или нет, но сам факт публикации такого сообщения уже говорит о многом.

Именно в таком смысле сегодня начинают трактовать известное христианское изречение «Богу – Богово, а кесарю – кесарево». В социальном плане такая позиция понижает активность позитивных слоев населения, «размывает» их в обществе, дает возможность определенным силам лепить из масс все, что им пожелается. Вызревает масса негативных последствий. В том числе открывается дорога наверх не глубоко духовным, высокообразованным и одаренным коренным национальным кадрам, а не очень-то доброкачественному человеческому материалу. Не случайно в русской истории на различные уровни власти нередко пролезали всевозможные выскочки, далекие инородцы, а иногда и вовсе не здоровые личности.

Знаменитое изречение «Блаженны нищие духом» воспринимается нередко как благодать идивидуальной духовной слабости вообще. Наблюдается явный перекос в сторону именно «малых сих» и «нищих духом». Именно в отношении них нас призывают проявлять самую большую любовь. При этом любовь к самому себе не очень-то поощряется и даже как бы порицается. Такая любовь расценивается как эгоизм. Получается логический парадокс: горячо любить ближнего, дальнего и даже врага своего – поощрительно, а вот себя самого – вроде бы и не очень. Сия мораль уже основательно въелась в душу русского человека. Проявлять трепетную нежную заботу о высокостоящих ближних своих мы как-то уже и не привыкли. Корни этого общего явления проросли уже очень глубоко.

Но и этого мало. В христианстве такие проявления, как обильные мирские наслаждения, буйные увеселения, активная социальная борьба за свое законное место под солнцем, упоение земным счастьем, опять же не в чести. Благие воздаяния в большей степени обещаются как раз за перенесение личных тягот бытия или мучений. Где святые воины на фоне приобщаемых к лику святых страстотерпцев? Почему такой подход? А идея такова – все проявления индивидуального духа должны находиться под контролем церкви. Жизнь, свободная от христианского храма, рассматривается как «холостая», то есть бесполезная. «Бог терпел и нам велел» – расхожий тезиз многих христианских проповедников. Распятие самого Иисуса Христа является мощным базисом такого подхода. Вот почему буйная земная радость, счастье и т. п. формально хотя не возбраняются, но и не ставятся в заслугу пастве. Задумайся на минутку, читатель, испытываемое тобой счастье на земле тебе в заслугу не ставится!

Однако аскетический дух раннего христианства все же пропитался в течение последующих столетий живительной силой здоровых проявлений. Древние богослужебные действия первых христиан, совершаемые в укромных местах, в основном ушли в прошлое, хотя среди ряда монахов-затворников они все еще распространены. Великолепные интерьеры храмов, их величественная архитектура, яркие краски богато расписанных икон, праздничный характер богослужений налицо, мирская радость проникла и закрепилась в христианских нормах. Сюда же можно отнести и торжественные массовые шествия, и богатейшие застолья и пиры, и широкую православную Масленицу, и искрящуюся цветами рождественскую елку, и пасхальные куличи с яйцами и творожной пасхой. Конечно, заметную роль здесь сыграло то, что христианство на длительный период стало государственной религией в ряде стран мира, однако одного этого фактора было бы явно недостаточно.

Пойдем далее. В христианстве существует некоторая нечеткость представлений о том, кто и за что попадет в посмертии в рай, а кто в ад. Сколько и каких деяний нужно совершить, чтобы заслужить рай? Иногда для этого может не хватить целой жизни, а иногда, согласно Писанию, нужен один мученический возглас на кресте распятия. В этом вопросе все должны уповать на волю Божию.

Дополнительно к этому вводят в смущение диаметрально противоположные крайности-однозначности – либо рай, либо ад (у католиков есть еще чистилище). При преобладающем заселении ада (вспомним здесь о Книге Жизни) такое простое деление не служит притягательной силой, а оказывается в большей степени эпицентром рождения личного страха. Хотя надобно сказать, что эта нечеткость заключает в себе практический смысл, поскольку она позволяет постоянно держать руку на пульсе каждого живущего человека, признающего себя истинным христианином. Однако довольно о недостатках. Напомним еще раз некоторые характерные свойства христианства, которые пригодятся нам при последующем анализе:

1. Пусть и не очень откровенно, но все же в канонических ветвях христианства угадывается идея существования высшей небесной иерархии и постоянной связи ее с живущими на Земле, а не только идея существования одного «монобога».

2. Идея конца Света, присущая христианству, в принципе означает:

• построение силами самого человека рая на Земле, построение самим человеком нового благого мира невозможно;

• построение нового мира возможно только путем второго пришествия Иисуса Христа;

• грядет разрушение старого мира, для жизни в новом мире необходимо перерождение, очищение человека, коренная переделка духовных основ его существования;

• грядет Страшный Суд, который будет сопровождаться воскрешением всех живших ранее и соответствующим воздаянием им по их личным заслугам.

3. Основным средством для перерождения человека, достойного нового мира, является развитие в нем широкого иррационального чувства – чувства всеобщей любви. Христианскую любовь следует понимать в том числе и как глобальную замену стародавнего ветхозаветного Закона. Об этом говорит весь дух Евангелия. Здесь уместно напомнить о знаменитой идее Святой Руси, которая не является идеей сверхсправедливого устроения земного мира, равного божественному, что противоречило бы канонам христианства. Она является идеей организации такой жизни, которая смогла бы стать носительницей святых христианских постулатов, способной донести их в чистоте и силе до второго пришествия Иисуса Христа.

4. Личное спасение достигается с помощью покаяния, исполнения заповедей, послушания, служения, но главное – всеобщей любовью; идея личного спасения очень сильна, она способна сгладить многие социальные напряженности.

5. Наличие идеи христианской вселенскости, то есть идеи единения всех людей по христианским заповедям вне зависимости от цвета кожи, национальности и т. п. Эта идея уравнивает всех людей перед лицом Великого Бога.

Заканчивая раздел о христианстве, нельзя не сказать несколько слов об объединительных тенденциях, то есть о тенденциях соединения всех ветвей христианства под одно церковное управление. Общее христианское понимание мироустроения еще много веков назад было выражено в кратких словах Блаженного Августина: «Бог указывает душе, а душа указывает телу. Нет ничего более согласного» /21/. Эти слова с откровенной красотой, простотой и ясностью еще раз говорят нам о вселенскости христианства. Они были произнесены знаменитым католическим богословом, но, по сути, могут быть включены в катехезисы всех ветвей христианства, да и не только его. И все же проведенный выше анализ позволяет сделать вывод, что в настоящее время отдельные ветви христианства имеют не только формально-структурные, но и исторически сложившиеся глубинные различия, они уже основательно разошлись друг от друга. И все же почва для объединения христианских ветвей в одно русло будет существовать всегда, пока существует христианство.

Тенденции к сближению встречались неоднократно в истории христианства. Во второй половине XX века при Папе Иоанне XXIII потуги в сторону налаживания более тесных связей были выражены довольно сильно. Вот что пишет об этом один из биографов Папы Иоанна XXIII в связи с деятельностью Второго Ватиканского собора:

«…православные и протестанты, англикане и копты, представители реформаторских и свободных церквей… протянули руки римско-католическим христианам. Такого не бывало уже на протяжении веков» /22/.

Рассматривая эти тенденции с учетом всего вышеизложенного, а также ориентируясь на общемировые социальные тенденции /14, 16, 23/, православной ветви, вероятнее всего, полезно будет придерживаться следующих принципов церковной политики:

1. Надо ли идти на интенсификацию контактов между религиозными конфессиями? Безусловно, надо. Это уточнит базис для возможного единения, а также конкретизирует отличия каждой ветви христианства друг от друга. Кроме того, это послужит хорошей традицией и школой для развития в будущем плодотворного диалога между различными конфессиями.

2. Надо ли именно сегодня стремиться к ускоренному объединению основных христианских ветвей? Нет, не надо, это принесет более отрицательных, чем положительных моментов. Особенно это относится к русскому православному христианству, являющемуся сегодня, пожалуй, одним из немногих самобытных оставшихся еще оплотов в ныне пока нравственно ослабленном, теряющим лицо населении России.

 

Перейдем теперь к не менее интересному религиозному направлению – иудаизму. Почему именно к иудаизму и именно сейчас, сразу после христианства? Официальных носителей этой религии не так уж и много в современном мире. К тому же многими историками и социологами иудаизм не признается в качестве мировой религии /3, 13/. А потому, что, во-первых, нынешняя эпоха по очень многим пунктам неплохо коррелирует с этим религиозным направлением, а, во-вторых, потому, что многие носители этого направления наделены сегодня немалой властью. Существуют и другие веские доводы на этот счет, но о них чуть позже.

Начнем с того, что следует считать наиболее важным в этом религиозном учении, существенно выделяющим его из всех других учений. Это важное можно свести к следующей краткой формуле: вера в собственную избранность (1), в грядущую власть на Земле (2), вера в приход своего Мессии (3). Из этой трехсоставной формулы можно вывести большинство наиболее характерных черт иудаизма. Разберем эти черты по порядку.

Из идеи избранности с учетом относительной малочисленности носителей иудаизма и ряда других обстоятельств вытекает следующий набор его вторичных качеств:

• стремление к господству; вот как сказал об этом известный религиозный православный деятель конца XX века митрополит Иоанн /24/: «Иудаизм есть утверждение исключительного права иудеев, гарантированного им самим фактом рождения, на господствующее положение не только в человеческом мире, но и во всей Вселенной»;

• обилие элементов архаизма; такой степени архаизма и буквальности следования Закону, пожалуй, не найти ни в какой другой религии мира;

• сплоченность носителей иудаизма, продиктованная в том числе заманчивыми идеалами априорной возвышенности и обещаемого господства; эта сплоченность делает им честь на фоне атрофии аналогичных качеств у других народов; кстати, идея избранности действует и внутри самих иудеев, среди многих колен Израилевых левиты имеют привилегии;

• отношения с представителями других народов строятся прежде всего на оценке их пользы для избранного народа, истинные интересы иудеев часто прячутся за их артистизмом, демонстрацией неагрессивности, образованностью, умением использовать чужие достижения.

Достаточно окинуть Тору непредвзятым взглядом, чтобы почувствовать это со всей определенностью. Можно согласиться с мнением В. Истархова /6/, что иудаизм есть не столько религия, сколько система национальной организации евреев, пригодная для проживания их среди других народов. И один из принципов поддержания такой организации есть интенсивная эксплуатация всего внешнего по отношению к человеку, в данном случае к носителю иудаизма. В иудаизме идея эксплуатации любого чужеродного материала получила, если так можно выразиться, свое теоретическое подтверждение и завершение. Раз чужое признается за более низкое, то отсюда логически следует вывод – можно эксплуатировать.

Забегая несколько вперед, нужно, однако, сказать, что эту идею не следует считать сугубо иудейской, как не следует считать сугубо иудейскими большинство идей иудаизма вообще (это может показаться странным, но читайте далее).

Архаизм иудаизма также проявляется довольно откровенно. Здесь и пронесенный через века обряд обрезания, и множество мелочных талмудических установлений, и заметная косность учения, и огромная доля «кочевой нравственности». Архаизм и косность наиболее ярко проявляются еще и в том, что Закон для истинного иудея буквален, грехом здесь называется не грех в собственном понимании этого слова, то есть не грех души, совершившей и даже не совершившей (но помышляющей об этом) то или иное деяние, а неисполнение буквы Закона. Здесь нет, по сути, Добра и Зла, а есть исполнение или неисполнение Закона. Ни одна другая религия не наполнена до такой степени мелочными предписаниями, как иудаизм. Да и рабство также рассматривалось здесь как вполне приемлемое явление. В /3/ сказано, что «рабов вообще Талмуд оставлял без всякого внимания, они не считались членами еврейских общин, тем более что рабы у евреев-рабовладельцев были обычно из чужеплеменников».

Есть еще один важный момент. В иудаизме признак рода, признак крови является очень важным. Этот признак выполняет много функций: он скрепляет ряды евреев, не позволяет смешиваться им свободно с представителями других народов, помогает сохранять основные догматы иудейской веры.

 

1.2.1. Вопрос происхождения древних иудеев

Для лучшего понимания многих свойств иудаизма полезно рассмотреть вопрос о происхождении еврейства.

В классической истории считается, что евреи, как основные носители иудаизма, принадлежат к семейству семитских народов, которые издавна проживали на просторах Центральной и Юго-Западной Азии. Как утверждает эта история, скотоводство было освоено сначала именно семитами, а только затем тюрками /25/. Существует также иное мнение, заметно менее распространенное и не считающееся общепринятым, что семиты обязаны своим происхождением переселению древних ариев с севера на юг и смешению их там с туземным населением /26/. Результатом этих движений и явилось рождение смешанной, как сказано в /26/, «серой» расы, в том числе семитов.

При глубоком анализе вторая версия о происхождении Израиля выглядит довольно правдоподобной. Во всяком случае, она объясняет прихотливую смесь самых различных теологических идей, присутствующих в иудаизме. Здесь есть как идеи, с необходимостью требующие источника высокого цивилизационного развития (утверждение единого высшего божественного существа, признание исключительной важности родовых корней и выполнение определенных правил продолжения рода, высокая внутренняя самооценка и др.), так и идеи и ритуальные установления, чрезмерно приземленные.

С течением времени евреи стали проникать в Европу. Сегодня они расселены практически по всему миру, по крайней мере по так называемому цивилизованному миру, причем во многих ведущих странах они научились занимать привилегированное положение. Здесь надо определенно отметить, что именно евреи, а не арабы, которых, вообще говоря, даже можно считать более семитами, чем современных евреев, достигли таких выдающихся результатов. Последний факт еще более подкрепляет последнюю версию о происхождении еврейства.

Длительное историческое сожительство с другими народами в условиях явного относительного численного меньшинства, жизнь без родины, в диаспорах, в условиях «вкрапления» в другие народы (только в XX веке появился современный Израиль) наложили свой отпечаток на иудейское учение. Для его длительного самосохранения должно было произойти выращивание и поддержание легенды об абсолютной глубинной еврейской самобытности, истинности, оригинальности, недосягаемой высоты и прародительской древности. Допускать свою «вторичность» еврейство не склонно до сих пор. И это несмотря на то, что с социологической точки зрения вполне разумным было бы считать, что еврейство родилось и развилось на постоянно перемещающемся стыке кочевой и оседлой частях Евразии и заимствовало определенные знания как у той, так и у другой части. Разумней было бы считать, что именно на этом стыке и возникло учение иудаизма. Здесь мы не будем, как говорится, с пеной у рта настаивать на подобной мысли, приведем пока лишь некоторые соображения, заставляющие подвести к ней читателя.

Одно можно сказать вполне определенно. Еврейство, как слабоизменяющееся в веках вероучение, донесло до нас очень древние первоосновы социальной жизни, в том числе некоторые первоосновы жизни и оседлой части населения нашей планеты. В этом, пожалуй, можно усмотреть первую и довольно ценную составляющую иудейского наследия.

Путешествуя по странам и континентам, иудеи укрепляли свои кочевые первоосновы, однако при этом сохраняли и некоторые постулаты древней «оседлой» мудрости. Таким образом, если исходить из вполне разумной версии о смешанном происхождении еврейства, то становится понятным, какому наиболее вероятному источнику оно обязано своим происхождением. Ясно, что этот первоисточник не находится в Африке (в Египет евреи пришли), в Западной Европе, что он ничего не имеет общего с буддизмом, конфуцианством, даосизмом и зонами их территориального распространения. Версия же о том, что древние малоазиатские кочевые племена смогли самостоятельно в своем индивидуальном развитии породить качественно новое религиозное учение, воплотившее в себе все библейское богатство, не выдерживает серьезной исторической критики. Пример ислама, заимствовавшего много теологических идей из предшествующих религиозных течений, является тому порукой.

Так что логично было бы считать, что иудаизм и еврейство в целом своими корнями уходят в социальные образования Среднеазиатского и какого-то еще более северного региона. То есть, вероятнее всего, они уходят своими корнями в районы Каспия, низовий Волги, Междуречья и др. Вот почему, в частности, в более поздние времена в низовьях Волги возник легендарный Хазарский каганат, не случайно, что иудеи в древности находились и в Междуречье.

И все же «оседлый» второй источник несколько сокрыт в тумане. Но недаром помимо понятия «иудей» существует и другое понятие – «израильтянин» или «Израиль». А оно «расшифровывается» более чем прозрачно. Как уже говорилось выше, частицы «эль», «иль» и т. п. (Эль-Дорадо, Эль-Кудс и т. п.) являются символами духовной высоты, святости носителя этой частицы. Не случайно ветхозаветный Авраам «называет своего Бога Эль-Эльон» /27/. Корень слова «Из-ра-иль», то есть «ра», тоже вполне понятен. Это древнее название реки Волги или обозначение местности в районе Волги, которому, скорее всего, и приписывались некогда свойства земного рая /26/. Кстати, вот откуда появились скорее всего такие логически созвучные с этим районом понятия, как «кисельные реки» или «молочные берега». Частичка же «из» есть обыкновенное русское слово, указывающее, откуда произошло это движение.

Итак, «перевод» слова «Израиль» становится теперь очень простым. Это люди, пришедшие из мест святой реки Ра. Становится понятен и один из общеизвестных «переводов» слова «Израиль». Так назывался народ, который «пришел из-за реки» /3, 13/. Становятся понятными и «внутренние» войны в районе Палестины между иудеями и израильтянами, пришедшими на первичную семитско-кочевую почву и являющимися выходцами из района Ра. Становится более понятным и признание самими евреями двух основных ветвей своего народа. В ином свете может быть увидена и Иудейская война, переписанная затем историками в выгодном для них свете. Неслучаен и «загадочный» рыжий цвет волос у наиболее древних представитедей еврейства, который никак не увязывается с темными, почти черными волосами коренных жителей Центральной Азии.

А теперь задумаемся, какой контингент людей пришел на новые земли, в том числе и в Палестину, из района реки Ра? Кто покинул «райские реки» и «кисельные берега», организуясь в колена-колонны /10/. Во-первых, те, кто покинул рай земной, то есть представители оседлой среды, уже обладающие частицами цивилизационной мудрости. Во-вторых, среди них были и простые завоеватели, решившие поживиться на чужих землях. В-третьих, это был и легкий на подъем человеческий материал, пропитанный духом кочевничества, который мог по-быстрому сняться с места в поисках лучшей доли и которого всегда можно было набрать в избытке.

Вполне возможно, что библейские легенды об исходе и о последующей погоне за израильтянами содержат в себе некоторые элементы этого первого исхода из первоначальных мест обитания, а не только исхода из Египта. Известно, что евреи изгонялись из разных мест неоднократно. Так что, скорее всего, описанный в Библии исход оказался неким обобщающим «собирательным» исходом, содержащим в себе элементы и других, более древних исходов.

Однако вернемся к составу этих исходящих еврейских масс и анализу того, что они могли принести с собой на осваиваемые ими территории. Это многоликое движение первоначально, как уже говорилось выше, скорее всего состояло из следующих основных частей:

• привилегированных знатоков-левитов, прикоснувшихся к тайнам мудрости;

• профессиональных воинов-завоевателей;

• кочевых низовых масс.

Еще шаг, и станет понятно, почему колено левитово считается самым привилегированным среди всех колен Израилевых. Что обозначает слово «левит»? Есть мнение что это слово связано со словом «левитация», что уже кое-что. Но существует и другая версия. Левит есть сторонник «левого» движения, «левого» направления, то есть движения неправильного с точки зрения тех мест, откуда произошел первоначальный исход. До сих пор в русском народе выражение «пошел налево» является отражением мысли о совершении какого-то не совсем праведного деяния. Теперь и знаменитая библейская погоня за исходящими коленами окрашивается новым светом – «правые-праведные» хотели остановить движение «левых-неправых».

Возглавляли этот исход левиты, прикоснувшиеся к оседлой мудрости, но затем по-«левому» изменившие эту мудрость. Не исключено также, что в первоначальном месте обитания они занимали достаточно высокие иерархические уровни. Так что левитов можно даже считать своеобразным жречеством израильского движения. Второй составной частью этого «колонного движения» были воины, воины довольно высокой квалификации, иначе бы все это движение быстро сошло на нет. Сказки о том, что евреи голыми руками и одними каменьями побивали всех своих врагов, пусть остаются сказками. Третьим составным элементом были значительные по объему низовые массы, отличающиеся довольно развитыми кочевыми качествами.

Такие представления, по мнению автора, имеют право на существование. По крайней мере, с социологической точки зрения они в полной мере объясняют дальнейшую историю мирового еврейства от древности до наших дней. В контексте вышесказанного могут несколько по-новому рассматриваться многие явления мировой истории, так, например, история волжских хазар, исповедующих иудейство, и даже версия их довольно странного перемещения после падения Хазарского каганата через территорию современной Украины (то есть через земли победителя?) в Польшу /28/. Ну что, скажите на милость, мешало бы при этом хотя бы части хазар переместиться в Землю обетованную? При таком историческом наследии, разумеется, не могут не наблюдаться и некоторые общие корни еврейства и ряда народов Европы и Азии. Эти корни не исчезли в веках истории. Так, например, пусть это и покажется многим по меньшей мере странным, но эти корни наблюдаются и в русском народе, который пусть даже теперь и подсознательно, но все же ощущает некоторые элементы какой-то странной и непонятной общности с еврейским народом. Обо всем этом мы поговорим чуть позже, когда накопим существенно больше фактов, подтверждающих эту общую версию.

 

1.2.2. Бог иудеев

Не вдаваясь в массу деталей и целый ряд тонкостей, можно дать несколько обобщенных качеств иудейского Бога, характеризующих его с чисто социологической точки зрения.

1. Первоначально бог Иегова являлся богом исключительно иудеев, только много позже стало распространяться представление, что бог Иегова есть единообщий бог, оставаясь при этом, разумеется, богом прежде всего иудеев.

2. Никаких промежуточных уровней небесной божественной иерархии, кроме бога Иеговы, иудаизм, по сути, не устанавливает, отсюда нередко возникает абсолютно неправильное соображение о том, что иудаизм принес в мир идею монотеизма.

3. Общение с самим Богом осуществляется только через очень избранных людей, причем это общение с избранными осуществляется, как правило, в темное время суток, ночью, во сне этим избранным /29/, но не через прямую связь с большим числом людей.

4. Бог установил Закон, больше похожий на договор или соглашение между народом и им самим; народ должен исполнять Закон, за это он получает обещание в исполнении своих конкретных земных просьб. Закон распространяется на народ Израилев.

5. Блага обещаются не в высшем мире, а на Земле в виде продолжения родовых линий, обещания окончательной грядущей власти и др.

6. Подчеркивается непознаваемый, тайный характер Бога, Бога, удаленного от простого смертного, требующего поклонения и подчинения своей воле. Бог представляется вершителем еврейского идеального земного устройства, идеала иудейской мировой власти с верховным синедрионом, власти сокрытой, никем снизу не контролируемой и никому не подвластной.

7. Слово «бог» может иметь различные толкования. Нельзя не отметить, что слова «бог» и «богатство» имеют единый корень. По-видимому, это не случайно. Так, в протестантизме богатый человек рассматривается как лицо, облагодетельствованное самим Богом.

Итак, даже из столь краткого обзора следует, что иудаизм есть религия, заметно отличающаяся от других религий мира. По ряду признаков она не подпадает под понятие мировой религии, хотя по своему мировому влиянию уже давно является таковой. Именно поэтому она и рассматривается здесь как действительно мировая религия.

Интересно рассмотреть в связи с этим так называемую идею единобожия в иудейской трактовке. Всегда ли и везде эта идея и в какой трактовке будет позитивна? Не является ли она, как говорится, частным и упрощенным случаем какой-либо иной идеи? Автор осознает, что здесь он вступает на зыбкую почву, сворачивая с твердой протоптанной дороги традиционных представлений, по которой движется, иногда особо не раздумывая, большинство людей. Однако он придерживается мнения, что каждый здравомыслящий человек должен испытывать желание хотя бы попытаться самостоятельно разобраться в непростом вопросе. Разве аксиомы, установленные в древности, должны по абсолютно всем своим пунктам оставаться нормой и сегодня? Во всех сферах человеческой деятельности по мере развития мы вполне резонно производим корректировку своих первоначальных установок. Почему же на духовную сферу должна быть наложена печать архаичного табу?

Рассмотрим идею крайнего монотеизма в виде схемы, однако рассмотрим ее не только саму по себе, но в сравнении с соответствующей схемой другой идеи, идеи иерархического горнего мира. Здесь следует заметить, что в этой второй идее не отвергается Всевышний Бог, как считается многими, а, наоборот, устанавливается на пьедестал иерархии, то есть в данном случае он является действительным и полным Владыкой и горнего, и земного миров.

Идея крайнего монотеизма

Идея иерархического горнего мира

Проведем сравнение этих схем с двух точек зрения:

1. Наибольшей вероятности существования с позиций элементарной логики.

2. Наибольшей эффективности взаимодействия горнего и земного миров.

Легко сделать следующие выводы:

А) В первой схеме единый монобог взаимодействует со всеми элементами земной иерархии одновременно, то есть со всеми индивидуумами земной иерархии, так или иначе реагируя на их мольбы, просьбы и потребности от простейших бытовых до самых глобальных. Такая, скажем так, организация дел горнего мира, вообще говоря, довольно примитивна, она не соответствует реалиям наблюдаемого нами мироздания, посильным для понимания даже простому смертному. Большое взаимодействует с большим, на малое же оно просто оказывает влияние. Так в масштабе Солнечной системы Солнце взаимодействует с планетами, но никак не с различными живыми тварями, на последних оно оказывает просто одностороннее, пусть и очень мощное воздействие. О взаимодействии здесь не может быть и речи.

Для того же, чтобы слышать глас простых малых сих, логичнее предположить существование в горнем мире соответствующих сущностей небесной иерархии. Да и вообще трудно представить себе единого монобога, вершину мироздания, который бы взаимодействовал, то есть отвечал на все запросы, просьбы и мольбы всех простых смертных. Общий принцип иерархии здесь явно сдеформирован не в лучшую сторону.

Б) Взаимодействие единого монобога с земным миром, если следовать духу Торы /29/, в основном заключается в эпизодическом воздействии на избранных вождей-пророков, даже не на жрецов-учителей-священников, а тем паче не на рядовых людей. И только затем этим рядовым людям передаются концентрированные установки в виде откровений или Закона. При этом жрецы-священники служат для контроля за правильностью исполнения установлений, для контакта с рядовыми членами общины, для исполнения ритуалов, истолковывания догм и т. п. Создается как бы монолиния духовного воздействия сверху вниз.

Такая система позволяет цементировать общину, подчинять ее единой подконтрольной жрецам духовной вертикали. Но она же страдает и неизбежной косностью, сохранением всевозможных атавизмов архаики, подавлением духовного творчества со всеми вытекающими отсюда последствиями. Поэтому окружение тайной, наполнение паствы чувством повиновения, требовательность в исполнении всевозможных обрядовых норм, теологическая некритичность, отделение от себя всех стоящих за пределами своего общинного круга и еще многое другое являются неотъемлемыми следствиями реализации такой системы на практике.

Вот почему в обществах с такой духовной ориентацией становится заметным стремление к построению концентрированной вертикали земного социального устроения. Применительно к иудаизму с учетом идеи избранности это также выливается в стремление к построению столь же концентрированной вертикали глобальной власти. Таким образом, идея еврейского монобога есть одновременно и идея земных устремлений евреев на земле – идея построения глобального мирового общества с еврейством во главе и с единой верховной властью.

Такая сугубо земная нацеленность приводит к еще одному следствию. Взаимодействие высшего и земного миров с миром мертвых «не проработано» в иудаизме так, как это сделано в других религиях. Нет четко очерченного рая, нет существенного посмертного воздаяния, все в иудейском аду влачат довольно унылое существование. Совсем недаром, согласно христианскому учению, Иисус Христос сразу после своего воскресения разбил врата ада и, спустившись в него, вызволил из него некоторых праотцев. А ведь, казалось бы, согласно нашим представлениям, все они должны уже были находиться в раю. Так что это деяние Иисуса Христа является крупным символическим и революционным актом, который дал надежду на посмертную дорогу вверх всем заслужившим в земной жизни эту благодать.

А теперь подойдем к идее единого монобога с других позиций, с позиций наиболее эффективного взаимодействия горнего, низового и земного миров. Совершенно очевидно, что вторая схема является более эффективной и с этой точки зрения. Здесь каждому элементу земного мира соответствует определенный уровень взаимоотношений-связей как с горним, так и низовым миром. Эта схема гармонично расставляет всех по своим местам, в том числе людей, находящихся на различных уровнях своего духовного развития. Структура горнего мира становится более наполненной различными существами, которые выполняют самые различные функции. Она более соответствует реалиям окружающего нас мира.

Ведь как-то сомнительно выглядят представления о том, что в таком сложном мире, в котором мы живем, существовала бы преимущественно только одна духовная вертикальная связь, и связь сразу с самым-самым верховным владыкой всей безграничной системы мироздания. Даже несопоставимость геометрических размеров малюсенького существа, коим является человек, с размерами галактик никак не вяжется с такого рода представлениями. В нашем повседневном мире мы наблюдаем совсем иные соотношения. Разве существует одна прямая вертикальная связь какого-либо царя или правителя персонально с каждым низовым членом общества? Такого нет нигде. Так почему же это должно существовать в горнем мире? На это нет никаких указаний свыше. Кстати говоря, традиционная китайская философия /30/ предусматривает почти полное повторение на небесах земной иерархии и даже чуть ли не плавное «перетекание» ее в небесную. Что же, это совсем иной взгляд на мироздание.

Итак становится понятным, что вторая схема в существенно большей степени соответствует общему принципу иерархии, условиям большей вероятности, реальности и логичности.

 

1.2.3. Термины, символы и методология иудаизма

Рассмотрим терминологию еврейства, точнее говоря, смысловую подоплеку ряда его символов. Проведем краткий анализ тех символов, которые в наибольшей степени используются иудаизмом и которые присущи ему, как говорится, по определению.

Прежде всего отметим одно довольно любопытное обстоятельство. Мировоззрение древних всегда в качестве основы содержало в себе идею о том, что небо представляет собой обиталище высших божественных сил. Но какие два крупных объекта мы регулярно наблюдаем на небосводе? Известно – Солнце и Луну. К какому из этих небесных тел тяготеет в большей степени иудаизм? Анализируя историческое наследие, так или иначе связанное с иудаизмом, становится понятным, что он в большей степени тяготеет к Луне. Доказательств этому более чем достаточно. Прежде всего понятие «Луна» по своему смыслу соответствует таким известным понятиям, как «серп» (как часть луны), «месяц» (как часть луны и одновременно как длительность лунного цикла) и «лоно» (без огласовок «лн» = «луна»). Какие ассоциации у нас возникают в связи с этими словами? Тоже вполне определенные.

Слово «серп» соответствует таким понятиям, как «серебро» и «серый» (общее коренное буквосочетание «сер»), недаром серебро и серп луны имеют серый цвет. Известно также, что серебро было главным металлом, служившим в древности и в Средние века основным денежным средством в Европе и Азии. Учитывая бесспорно важное значение торговли в жизни скотоводческих народов, в том числе народов, исповедующих иудаизм, такие понятия, как «серебро» – «серп» – «Луна», не могли не играть заметной роли в их жизни. Так что серебро не могло не нести в себе значение некоего культа-символа.

Еще одно интересное замечание. Коренное буквосочетание «сер» созвучно буквосочетанию «cap» или «царь» (здесь уместно вспомнить, что жену Авраама звали Сара, возможно, она была царской дочерью). Почему такое, казалось бы, странное подобие, в чем тут дело? А дело в том, что в жизни людей всегда огромное значение имела социальная власть. Царское происхождение многих израильских и не только израильских лидеров непременно подчеркивается в исторических документах, в том числе в Библии. Эту власть дополняет богатство. Вот вам и единение таких понятий, как «царь», «cap», «серебро», «серп» и т. д.

Слово «лоно» ассоциируется с понятием «женское лоно», то есть с женским животом, обобщенно говоря, с материальной жизнью при заметном акценте на плодоносящую, возрождающую эту жизнь женскую природу. Так оно и есть. В еврействе очень сильно практическое начало, в нем причудливо сочетаются явления и патриархата, и матриархата. Всем известно, что еврейство, как наследственный признак, передается до сих пор преимущественно по женской, а не по мужской линии. Кстати, из слова «месяц» напрямую следует обозначение того, что является естественным отправлением всякой молодой женщины.

Еще одна логическая цепочка. Луне в древности покровительствовала богиня Диана, отсюда следует единство таких понятий, как «Диана» – «диа» – «два». Опять все сходится, число два находится в большом почете у последователей иудаизма. Анализируя смысл числа «два», мы начинаем прикасаться к мироощущению древнего человека. Можно было бы считать, что древний человек отличался примитивизмом мышления и что далее простейшего дуалистического восприятия мира (да – нет, добро – зло, Бог – Сатана и т. п.) дело у него не шло. Однако это не так, имеется информация, что дуалистическим восприятием мира «страдали» вовсе не все народы мира даже в глубокой древности /26/.

Проследим цепочку установленных выше близких по смыслу символов, дополнив ее некоторыми новыми элементами. Будем иметь: «Диа» – «два = 2» – «2 рога вола» – «серп луны» – «свет с неба» – «месяц» – «серебро» – «женское лоно» – «жена – жизнь» – «Сара – царственная». Обобщая все это единым смысловым символом, мы получим известный символ – символ Чаши. Чаша символизирует гармоничную земную жизнь (совсем недаром Евангелие повествует нам знаменитое Моление о Чаше в Гефсиманском саду, пусть здесь Чаша и несет совсем иную смысловую нагрузку), поддерживаемую с двух сторон-краев двумя столпами. Что же это за столпы? Во-первых, это социальная, организующая жизнь сила, в данном случае земная царская или княжеская власть, базирующаяся в том числе и на экономической зависимости (за эту смысловую подоплеку ответственны символы: «серебро», «Сара», «Диа» – «два» – «2 рога вола» = «вол = Ваал»). Во-вторых, это духовная сила, точнее говоря, организующая сила религиозной власти (за эту смысловую подоплеку ответственны символы: «свет с неба», «сияние серебра», «серп луны»). Видимо, совсем не случайны в связи с этим и такие созвучия: «церковь» – «царь» (без огласовок – «цр»), а также «свет» – «святой» – «священник».

Обобщающий символ Чаши с двумя возвышающимися краями может быть представлен как символ гармонии земной жизни, поддерживаемой с двух краев двумя силами: социальной (царской) и духовной (священнической) властями.

Итак, из древности во всей своей красе и одновременно простоте выступает лик двуединой власти. Вот откуда проистекают, вероятно, корни идеи царя-священника. Этот лик символизирует, говоря современным языком, представления о справедливом и разумном мировом порядке. При этом два «рога власти» как бы поддерживают и обрамляют всю сферу общего природного и человеческого бытия, не дают расплескать «чашу жизни», охраняют ее от хаоса. И ничего плохого, ничего сатанинского в таком осмыслении числа 2 нет.

Символ Чаши присутствует практически на всех православных храмах. Кресты на вершинах храмов как бы вырастают из центра Чаши, христианский символ – крест как бы опирается на очень древний символ земного бытия и одновременно возвышается над ним. После этих слов не такими шокирующими покажутся нам известные скульптурные изображения библейских праотцев с рогами на головах и вообще всякие «двурогости» в искусстве.

А где была распространена идея царя-священника? Мы вдруг с удивлением обнаруживаем, что легенды о царе-священнике Иоанне еще не забыты в русском национальном сознании /31/. В очередной раз мы опираемся на важное созвучие-единство иудейских символов с символами Древней Руси (пусть здесь не обижаются закоренелые националисты как с той, так и с другой стороны). Предположение о единых древних корнях иудаизма и древнерусских верований высказывалось и ранее. Теперь опять мы получаем материал в пользу этой гипотезы.

Пойдем далее. Мы знаем, что Змея, как мистический символ, присутствует в представлениях людей с незапамятных времен. В дальнейшем этот символ в ряде учений начал приобретать негативную окраску, вспомним здесь Змия, искусителя Адама и Евы. Но ранее это было не совсем так. Известны многочисленные изображения змей на различных культовых предметах, найденных на территориях различных древних государств, в том числе в Египте. В /27/ сказано: «Существует предположение, что Змей был геральдическим знаком левитов… что само название клана «леви» связано со словом «левиафан» (извивающийся), которым в Библии обозначаются змеи и чудовища». Моисей, согласно преданию, укрепил на своем посохе Медного Змея, то есть посох Моисея был «змеиный» /27/. Однако сам по себе Змей (или Дракон), с одной стороны, символизирует земную жизнь или высокую степень приземленности. Ведь слова «змей», «земля», «земное» явно не случайные «родственники». Но, с другой стороны, некоторые историки считают, что слово «левиты» связано по смыслу с явлением левитации, т. е. способностью человека летать. Что ж, Змей-Дракон, по преданиям, раньше был способен летать. Но затем был низвергнут к земле… Недаром говорится в Книге Книг, что Змей в наказание будет ползать брюхом во прахе по земле, то есть что он будет находиться ближе всех к земле. Вот он и является теперь символом всего земного.

Всякое возвышение над земным бытием, над земными страстями есть символически победа над Змием. Вот где прослеживается современное духовное осмысление символа Георгия Победоносца, побеждающего Змея-Дракона, – сие есть победа духовных идеалов над земными целями, победа человека над природными искушениями, победа высшего мира над низшим, земным. В эпоху христианизации этот символ приобрел всем известное значение, как символ победы христианства над язычеством. Теперь мы видим, что это значение скорее всего вторично.

А теперь другое осмысление личности Георгия Победоносца. Примерно 7,5 тысячи лет назад на евразийском континенте произошла страшная, грандиозная по масштабам война мирового значения. Это была война древней арийской цивилизации, выступавшей с Севера, с расположенной южнее цивилизации, живущей под знаком Дракона. Северная цивилизация, возглавляемая полководцем по имени Гюргий-Георгий, победила. Был заключен-сотворен великий мир (это и есть «сотворение мира», а не легенды об Адаме, Еве и пр.); не случайно, что именно от него с древнейших времен долгое время велось летосчисление.

Затем была возведена стена-ограда (по сути, высокий прочный забор), отделявший победителей от побежденных. Действительно, какой смысл победившему возводить высокие толстые каменные стены, нет смысла, а вот прочную стену-ограду очень даже кстати. Эта ограда имела сокращенное название – кита. Вот почему побежденные племена, живущие за ней, стали называться китайцами. По аналогии, в Древней Руси почти всех иноземцев с Запада величали немцами. Из Германии их было немало, вот германцы стали у нас – немцами. Заметьте, китайцы не очень-то любят называть себя китайцами, они имеют собственное название – china.

Остатки этой стены-ограды видны из космоса, они пролегают неподалеку от современной Великой Китайской стены, построенной много позже и обращенной лицом на север. Американские и китайские ученые недавно исследовали эти остатки и с удивлением обнаружили, что эта более древняя стена-ограда была обращена лицом прямо наоборот, с севера на юг. Вот так вот.

А слава Георгия Победоносца не канула в Лету, она разлетелась по всему миру, от арктических морей до Индийского океана, от Атлантического океана до Тихого. И почти везде его почитают не только как воителя-победителя, а как святого.

Теперь многое становится понятным. Понятно, почему на российских монетах-копейках изображен Георгий Победоносец, попирающий Змея-Дракона, теперь понятен истинный смысл герба Москвы (кстати, о такой его трактовке многие и не ведают). Понятно, откуда в Москве взялось название Китай-город, это были поселения, расположенные вокруг основного укрепления города – Московского Кремля, охваченные более слабым укреплением-оградой – Китой. Теперь и слово «скит» также становится более понятным.

Да многие деятели так называемой истории, в том числе деятели христианского толка, мягко говоря, немало постарались, чтобы заретушировать этот великий образ, образ Георгия Победоносца. Многое еще предстоит распутать…

Перейдем к другому символу, символу «суббота». Известно, что суббота является праздничным днем иудеев, как у христиан – воскресенье. В этот день последователям иудаизма предписывается не работать. Субботой назывался раньше 7‑й, завершающий день недели, а сегодняшнее воскресенье раньше так и называлось – «неделя», оно было первым днем известного нам цикла из семи дней. Вот откуда и появилось название «понедельник», как день, следующий за «неделей». Кстати, теперь становится на свое законное место и среда, как действительно срединный день, делящий неделю пополам.

Но что означает термин «суббота»? «Господином субботы» в древности считалась планета Сатурн (по-английски слово «суббота» = Saturday). Считается также, что суббота одновременно является символом завершения, символом конца и даже смерти /4/. Все опять на своем месте – суббота есть день смерти. Вспомните, в какие дни недели происходили события, связанные с последними днями земного пребывания Иисуса Христа?! Все понятно?

А что в окружающем нас космическом мире является наглядным и простым символом конца? Ясно что – темнота или, попросту говоря, ночь. Но какой природный и самый мощный светильник работает ночью? Только один – луна (или месяц как часть луны). А каким светом светит луна? Ясно каким – отраженным светом от солнца, светом не солнечно-золотым, а именно тускло-серебряным, как бы серебряным отсветом солнца.

Итак, логическая цепочка анализа очередного символа дает нам следующее. Приверженцев иудаизма можно рассматривать и как поклонников завершения, глобального окончания, и как поклонников ночи, тайны, и как поклонников не прямого, а отраженного света, и как поклонников земного мира.

Теперь многое становится понятным в иудаизме. Понятными становятся не столь красочные и многозвучные храмы, как в других религиях мира, понятным становится осуществление ряда ритуалов в темное время суток, понятна знаменитая Стена Плача, понятен приход божественных откровений к пастырям преимущественно в позднее, часто ночное время, во сне, ночью /18/, понятным становится герметичность многих деяний, помыслов и писаний, сокрытия их от «гоев». Никаких чудесных явлений в сиянии дня, подобных явлению Иисуса Христа после Воскресения, здесь нет и в помине. Пожалуй, только один Моисей, если верить Торе, был приближен к прямым и наиболее ярким божественным откровениям.

Во всем этом ощущается вполне определенная направленность еврейства – установление власти, власти вполне земной (символ Змея), тайной (ночь, тьма), в значительной степени финансовой (серп луны, серебро), не солнечной (лунный свет – только отражение), приводящей к концу-завершению исторического пути (суббота, Сатурн). Теперь также становится понятным, что иудаизм должен был сконцентрироваться на идее единого, удаленного, могущественного, иногда страшного, непостижимого для простых смертных (его лик никогда не изображался в иудаизме), но опекающего «избранный» народ божества.

Еще один момент. Как назывались лица, которым надлежало быть избранными в священнослужители у иудеев? Известно как – левитами. А как они определялись? Тоже известно, по родовым корням. Левиты были поставлены над всеми остальными 11 коленами сынов Израилевых, когда они шли на завоевание Земли обетованной. А почему было 12 колен Израилевых, а не, скажем, 5, 7 или 10? По числу месяцев в году. Ведь число 12 есть следствие симбиоза лунного и солнечного исчисления времени. Кстати, в Древней Руси число 12 также считалось священным числом.

Мы вновь приходим к выводу, что в иудейской традиции присутствует большое число древнерусских элементов. В частности, это сохранившееся предание о древнерусском царе-священнике Иоанне, в одном лице заключавшем две ипостаси – государственного управления и духовного владыки. Кстати, о самом имени Иоанн. Дело в том, что это имя не имеет древних еврейских оснований. Откройте, к примеру, Библию и посмотрите, распространено ли это имя среди древних праотцев – потомков Адама? Оцените также цепочку различных прочтений имени Иоанн: Иоанн = Иван = Иоган = Иохан = Ио-Хан. Из этой цепочки мы вдруг начинаем улавливать, что, скорее всего, это имя означает «Ио – хан», то есть – святой Хан. Вот, оказывается, где кроются корни, казалось бы, простенького русского имени – Иван.

Многие скажут, что все это не более чем догадки. Но обратимся к известному писателю Э. Ренану, написавшему основательный труд – «Жизнь Иисуса» /32/. Он «вдруг» находит еще одно прочтение имени Иоанн – «Иоханан». Здесь виден внутренний смысл этого имени, смысл потомка святого Хана (Ио – хан – ан). Дополнительно Э. Ренан пишет, что Иоанн = Иоханан происходил из семьи священника. Не слишком ли много придется признать случайным, чтобы отмахнуться от этих доводов и не признать наиболее вероятное очевидным? Разумеется, сам Э. Ренан не пишет о такой подоплеке этого слова, но от этого польза от многих «нюансов» его работы ничуть не умаляется.

Получается, что имя Иоанн именем-то, собственно, и не является. Вот почему в свое время на Руси оно не раздавалось направо и налево, им наделялось только соответствующее ему лицо, простонародью оно не было присуще. И вот, кстати говоря, почему с приходом династии Романовых оно как бы спустилось вниз и стало чуть ли не нарицательным именем русского народа вообще (русский Иван, русский Ваня и т. п.). Ни один царь из этой династии этого имени не носил – тоже очень примечательный, но не примечаемый никем исторический факт.

Да, немало древнерусского вкраплено в архиаксиомы и символы Израиля. Это еще раз наводит на мысль о действительном первоисточнике исхода 12 колен Израилевых. Можно даже высказать соображения, что большинство важнейших религиозных идей иудаизма, пусть и в очень трансформированном виде, но так или иначе исходили из древнерусских корней. Многими сынами Израилевыми были, скорее всего, и потомки древних русов-урусов, и массы семитских племен, и последующие продукты их «перемешивания». Они-то и составили эти разношерстные (теперь понятно, почему разношерстные) 12 колен Израилевых. Часть первопроходцев дошли до Палестины. В этой разнонародной и разнорелигиозной смеси и были выпестованы основы иудейского религиозного наследия. Вот где, вполне возможно, находятся подлинные корни длительной и жестокой войны между Иудеей и Израильским царством. Вот где, возможно, находятся истоки перворазделения еврейства внутри себя на два основных ручья (сегодня это сефарды и ашкенази). Вот вам и рыжие волосы, неожиданно, но нередко признающиеся даже более еврейскими, чем «коренные» черные вьющиеся локоны.

Совсем не случайным считается некоторыми авторами, что Авраам вывел своих первых последователей из местности Харрана в северной Месопотамии, где обитало племя арамеев /27/. Там же сказано, что «Библия указывает на Ур Халдейский как на родину Авраама». Вот и созвучие слов «Авраам» и «Арамей», вот и общее созвучие с названием реки Ра, вот и указание на Ур – общий символ ариев-русичей.

В связи с этим еще один интересный момент. Задумаемся на минуту, откуда в иудаизме, если рассматривать его только скотоводческо-кочевническое, торговое и узкоплеменное происхождение, такие претензии на власть и богатство, причем власть, распростираемую очень широко? Неужели сие свойство иудаизма и еврейства в целом не имеет каких-то более глубоких объективных первоисточников? Где корни такого стремления, не утихшего в веках тысячелетий? Ведь многие другие народы этим свойством обладают в заметно меньшей степени.

И здесь самым разумным, исторически наиболее вероятным объяснением может служить как раз то, о чем мы говорили выше. Такая многовековая устремленность есть следствие «из-Ра-ильских», то есть древнерусских корней. Древние русичи известны своей склонностью к созданию крупных социальных образований. Но еврейство донесло до нас эти корни в крайне архаичном и искаженном виде. Ведь известен перевод слова «Израиль» и как «борющийся с богом» (см., например, /6/). Скорее всего здесь отражен факт борьбы нового движения с каким-либо древним государем. Причем при своем исходе лидер этого движения, вероятно, «прихватил» с собой и царскую дочь (слово «Сара» означает – «царская»). Исход Израиля из прежних мест обитания происходил не с миром, а как движение беглецов-завоевателей, не подчиняющихся власти прежнего властителя. Было за чем гнаться стародавним войскам, чтобы остановить движение уходящих израильтян в те незапамятные времена. Тяга к созданию могучего и всемирного государства была связана с «воспоминанием» Израиля о прежних традициях, традициях первоначальных мест, из которых произошел исход.

Итак, древние израильтяне своим происхождением так или иначе, но связаны с древними русичами. Теперь становится понятным и другое явление, связанное с еврейством, а именно то, что и сегодня эти народы (евреи и русские), несмотря на многие отрицательные моменты в их взаимоотношениях (что греха таить), все же неплохо уживаются друг с другом. Уживаются, скорее всего, потому, что они имеют пусть далекие, но все же сохраненные корни общей исторической памяти. Недолюбливают потому, что на древних русских землях остались одни, а ушли в поход колена, возглавляемые другими.

Однако пойдем далее. Многие поколения иудеев-израильтян, попутешествовав по Европе и испытав там трения при взаимодействии с коренными народами, периодически перемещали центры своего национального управления из одной страны в другую. Со временем через Польшу они вновь попали на земли Российской империи. Здесь они прижились, укоренились и впоследствии приняли самое активное участие в революции 1917 года. Так что совсем не случайно на стенах подвала Ипатьевского дома, где была застрелена царская семья, были написаны знаменитые слова о смерти царя Валтасара (опять «Вал» – «вол» и «cap» – «царь»). Возвратившиеся дальние-предальние потомки изошедших иудеев-израильтян вернулись-таки на праотеческие земли и сумели «вернуть свое» живущим на этих землях, хотя последние уже в огромнейшей степени были не похожи на древних русичей. Не случайно, что именно здесь была сделана попытка осуществить коммунистический эксперимент на теле народов Российской империи /14/. Кстати (метаморфозы истории), этот же народ стал основным человеческим материалом, который буквально своей кровью переломил хребет гитлеровскому рейху, так откровенно выступающему против еврейства. Что ж, сегодня, отступя на некоторое время от этих событий, многое начинает окрашиваться новым светом.

 

1.2.4. Десять заповедей

Полезно привести текст десяти заповедей Ветхого Завета, записанных, по преданию, на каменных скрижалях. Текст этот, разумеется, адаптирован к современному русскому языку. Скрижали до нашего времени не дошли, но сохранились копии, в том числе написанные на египетском папирусе. Вот то, что, как считается, было записано на этих скрижалях /27/:

«1. Я – Ягве, Бог твои, который вывел тебя из земли Мицраим, из Дома рабства. Ты не должен иметь других богов перед Лицом Моим.

2. Ты не должен делать себе никакого изображения божества.

3. Ты не должен употреблять понапрасну имя Ягве, Бога твоего.

4. Помни день субботний. Чтобы праздновать его.

5. Почитай отца и мать.

6. Ты не должен убивать.

7. Ты не должен распутничать.

8. Ты не должен красть.

9. Ты не должен давать ложного свидетельства на ближнего своего.

10. Не желай дома ближнего своего, ни жены его, ничего, что и ближнего твоего».

Разумеется, этот сравнительно древний текст впоследствии подвергся некоторой переработке (см., например, /33/). Напомним, что в эпоху широкого распространения христианства определяющими, наиглавнейшими заповедями стали две новые:

1. Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, всей душей своей, всем разумением твоим.

2. Возлюби ближнего твоего, как самого себя.

Но вернемся к иудаизму. Поскольку мы не имеем на руках скрижалей Завета, то будем руководствоваться приведенной выше редакцией иудейских десяти заповедей. Рассматривая эти заповеди, бросается в глаза следующее: бог Ягве есть единственный бог иудеев, остальные боги не допускаются в систему духовных ценностей полноценного иудея. Но отсюда же следует, что факт существования других богов не только не исключается, но как бы явно прослеживается. Иначе зачем понадобилась бы такая заповедь под № 1, то есть как наиглавнейшая заповедь? И зачем последовало не простое указание о существовании единственного монобожества, а проявились запрещающие слова – «не должен иметь других богов»? Отсюда следует, что десять заповедей никоим образом не утверждают вселенский жесткий монотеизм, они утверждают лишь, что племенной бог Ягве вывел иудеев из «Дома рабства» и за это требует, чтобы они считали его своим единственным богом. Вот и все!!!

Возвеличивание же иудейского бога в глазах других народов, исповедующих другие религии, является лишь возвеличиванием не присущего им, как говорится, «от рода» бога Ягве и одновременно недопущением всех других богов в пантеон почитания этих народов.

Итак, идея вселенского монотеизма, как это ни покажется многим странным, фактически не имеет чисто иудейского происхождения. Скорее всего, признание бога Ягве в качестве главного или единственного Божественного Господина есть один из способов распространения иудаизма в других народах. Вот, в частности, еще и почему сегодня, в начале XXI века, мы наблюдаем активные попытки насаждения гибридных иудеохристианских религиозных учений (см., например, /1, 34, 35/). При этом нередко происходит умаление христианских истин и возвеличивание иудейских.

Так, например, в /1/ говорится о возможности постепенного построении рая на земле и тем самым как бы отодвигается в сторону один из основных постулатов христианского учения о втором пришествии Иисуса Христа, о неизбежности грядущего конца Света, гибели старого мира, то есть о его стратегическом несовершенстве.

Однако успехов в этом направлении, по крайней мере в православной ветви христианства, не наблюдается. Нечасто изображаемый на иконах бог Саваоф не вполне понятен по своим функциям рядовому христианину, он как бы удален ввысь на фоне великого практического богатства благовествования самого Иисуса Христа (да не сочтут это опять за кощунство).

Пойдем далее. Сразу бросается в глаза, что текст первой заповеди в иудейском изложении отличается от соответствующего текста первой заповеди в изложении православного христианства, где она звучит следующим образом: «Я есть Господь Бог твой, да не будет у тебя других богов, кроме Меня» /36/. Отличия от ветхозаветного текста оказываются существенными, хотя они и не кажутся таковыми на первый взгляд. В иудейском изложении четко прослеживается мысль об обязанности иудеев перед богом Ягве за то, что он освободил иудеев от «Дома рабства». В православном христианском изложении этого нет, здесь высшее божественное существо уже обобщенно-вселенски называется «Господь Бог».

Еще один интересный момент. В Библии упоминается о рабстве, о местонахождении этого рабства и об избавлении от него с помощью бога Ягве. Бог Ягве способствовал удачному исходу евреев из Мицраима, где, скорее всего, их так или иначе заставляли работать (кстати, понятие рабства в прежние века могло иметь самое различное толкование, см., например, /37/). Но что такое Мицраим? Считается, что это Египет, по крайней мере сами евреи называли Египет «Землей Мицраим» /27/. При этом слово «Мицраим» нередко переводится как «старый, ветхий Рим». Но возможна и другая трактовка, тем более что в древности не все народы так называли Египет. В английском языке приставка «mis» (а приставка, звучащая как «миц», в этом языке отсутствует) переводится как «неверный» или как символ отрицания. То есть получается – «неправильный Рим», неправильный для иудеев, разумеется.

Во всяком случае, обобщенный смысл различных прочтений слова «Минраим» приводит к тому, что государство, из которого изошли евреи, должно пониматься как некая мощная и исторически «старая» метрополия. Вполне возможно, что это была древняя столица, древний Рим реки Ра, а вовсе не Египет. Возможно, что было и то и другое, учитывая, что евреи «исходили» очень часто от самых различных мест. Старым Римом не обязательно мог быть только Египет, ведь известно, что египетская цивилизация тоже не самая древняя.

Еще раз приходится признать, что вся «сложность» вопроса происхождения евреев-иудеев заключается в том, что их рождение обязано не столько их первозданной древности, сколько стыку различных культур или, как считается в /26/, стыку древнеарийской культуры и местных верований кочевых скотоводческих племен. На этом стыке и соответствующего заимствования идей из двух источников и родилось еврейство. Этого же стыка оно отчасти придерживается до сих пор, уйдя, с одной стороны, от рабочей закоренелой оседлости, а с другой – от отсталого скотоводства-кочевничества племен Востока. Вот вам и причина для появления светловолосых (рыжеволосых), голубоглазых израильтян, белокурых выходцев из древнего арийского мира, и темноволосых кочевников Средней и Малой Азии.

Пойдем далее. Из всех десяти заповедей только две являются наставительно-указательными: помни день субботний, почитай отца и мать. Все остальные восемь заповедей носят, по сути, запретительный характер. Причем большинство из всех заповедей нравственного свойства: не убий, не распутничай, не кради и т. д. Они есть правила поведения в социальном мире, правила в основном чисто мирские, а совсем не «небесные».

Большая часть заповедей служит прежде всего идее выживания в окружении других народов. Это почитание отца и матери, как сохранение родовых традиций и идеологического наследия, а не только простой семейственности, это правило «не убий», как средство и гарантия сохранения свой численности, это заповеди «не желай…» и «не укради», как средства сглаживания внутренней социальной напряженности, это заповедь «ты не должен распутничать», как средство сохранения элементарной ячейки общества – семьи, необходимой для продолжения рода. Кстати, многие из этих идей, скорее всего, были просто заимствованы из древнеарийского арсенала /26/ и из зороастризма /12/.

Строгое выполнение этих заповедей при необходимости выживания в массе других народов и слабой способности к ведению систематических открытых кровопролитных наступательных войн не могло не привести к развитию среди еврейства своей методологии поведения. История не знает громких сражений еврейства подобного рода, кроме периода завоевания Земли обетованной и эпохи Иудейской войны. Победа же Давида над Голиафом, так широко «разрекламированная» в свое время, не имеет ничего общего с крупным открытым сражением (см. уточнение этого события в /26/). В течение веков происходило накопление опыта в том направлении, что свои собственные цели следует достигать не открытыми, например силовыми военными способами, а совсем другими, косвенными методами.

Типичным примером поведенческой сути здесь является известный ритуал «козла отпущения». В этом ритуале происходит фактическое убийство «козла отпущения» путем лишения его еды и питья и изгнания в пустыню, где он обречен на естественную гибель. Перед этим изгнанием иудеи возлагали на него руки, символизируя этим, что сей «козел отпущения» взял на себя их грехи. Для того и нужен был «козел», чтобы он принял грехи, унес их на себе, погиб и тем самым очистил бы их от грехов. При этом сами этого козла они не убивали, формально демонстрируя, что они не повинны в его смерти. Ведь по Закону кровь убийства не должна падать на самих иудеев.

Вот почему такие средства, как подставление других вместо себя, проникновение во власть коренных народов с последующим извлечением личной пользы, разрушение изнутри властных структур этих народов при их ослаблении, являются закономерностями, а вовсе не случайностями такого поведения. Это есть судьба и опыт еврейства в веках истории. Достаточно почитать Библию, чтобы почувствовать такую методологию (даже в отношении Сары, жены Авраама), не говоря уже о целом ряде других книг /28, 38, 39/.

Следует обратить внимание вот еще на что. В девятой и десятой заповедях запреты распространяются не на всех, как в других заповедях, а на ближних своих. Кто же это такие ближние, ведь это слово здесь явно не случайно? Кстати, этот вопрос является непростым и в христианском православном учении. Как и все остальные, 9‑я и 10‑я заповеди служат родовому единению иудеев, запрещают посягательства на достояние друг друга. Но если иудею запрещено по отношению ко всем, в том числе и не к ближним своим, убивать, откровенно красть, распутничать (что вредно и опасно), то ложно свидетельствовать и посягать на собственность ему нельзя только в отношении ближних своих. Здесь «ближние» это, скорее всего, просто такие же иудеи, то есть члены иудейской общины. А «не ближние» – это все остальные. Поэтому ложно свидетельствовать на них, обводить их вокруг пальца вполне допустимо. Более того, в отсутствие откровенной воинственной силы это есть наиболее применимые способы воздействия на окружающий неиудейский мир. И эти способы реализовывались в истории неоднократно, недаром иудеев изгоняли из многих стран, в том числе из стран Европы, причем изгоняли так, как не изгоняли ни один другой народ.

Итак, многое в логике поведения еврейства своими корнями уходит в десять заповедей Моисея. Вот, кстати говоря, почему в христианстве подчас можно встретить неопределенные, расплывчатые и даже противоречивые трактовки понятия «ближнего своего», ведь христианское миропонимание и нравственность никак не хотят мириться с такой однозначной избирательной определенностью, непосредственно согласующейся с идеей избранности.

В православном христианстве понятие «ближний свой» трактуется нередко как «всякий» или «любой». В тексте десяти православных христианских заповедей помимо слов «ближний свой» используются также такие слова /36/: «…не лжесвидетельствуй на друга своего», «не пожелай жены искреннего своего…» Итак, здесь вместо одного понятия «ближний свой» используется целых три: «ближний», «друг», «искренний». Это что, ошибка или литературная обработка? Вряд ли, не такого сорта этот документ, чтобы так вольно с ним обращаться. А как здесь можно трактовать слово «искренний»? Его можно понимать как «из того же корня» (ис-крн = из-крн), то есть из того же рода-племени. Итак, в православном христианстве нельзя желать жены из того же рода, то есть женщины – ближайшей родственницы. И опять «вдруг» все встает на свои места, все очень разумно – инцест здесь запрещен.

Итак, иудейско-израильское ощущение мира и поведение в мире продиктованы десятью заповедями Моисея. Переработанные христианством и дополненные двумя заповедями самого Иисуса Христа о любви, эти 10 + 2 заповедей звучат уже существенно по-иному.

Теперь несколько слов об общеизвестном иудейском символе – шестиконечной звезде Давида. Этот символ, вообще говоря, можно понимать по-разному. Как звезду небосвода с шестью лучами. Природных аналогов такому символу предостаточно, от кристаллических форм и снежинки до шестиконечного нимба вокруг источника света, направленного прямо в лицо. Здесь ничего негативного нет. Но существуют и другие представления. Эта звезда может восприниматься как символ объединения двух начал-сил: силы высшего мира – силы духа (правильная пирамида) и силы земного мира – силы земной жизни (перевернутая пирамида). Однако такая трактовка не выдерживает серьезной критики. Непонятным в этой трактовке остается то, что почему-то символ земного бытия изображается в виде перевернутой пирамиды. Что земная жизнь и большинство из нас такие уж негативные или земная жизнь имеет «обратную» иерархию? Логичнее было бы в этом случае использовать другую суперпозицию символов-пирамид, например символ, который изображает и горний, и земной мир в виде правильных пирамид, расположенных друг под другом и частично друг в друге.

Есть и еще одно видение символа звезды Давида. Учитывая, как уже говорилось выше, наличие в иудаизме идеи избранности, а также заметную материальную направленность еврейства вообще, можно представить себе, что этот символ изображает стремление установить свою иудейскую пирамиду (разумеется, правильную) над покоренной (перевернутой) чужой пирамидой. Такое объяснение этого символа вряд ли многим может понравиться, но оно реально отражает мечты и заботы Израиля, его стратегические ветхозаветные устремления. Читателю предоставляется право самому определиться с выбором трактовки звезды Давида.

 

1.2.5. Социологический анализ иудейского наследия

Теперь можно привести более или менее полный ряд характерных черт иудаизма, которые он проявлял в эпоху древности и которые хотя бы отчасти пропитали его современное положение:

1. Воздвижение непознаваемого, грозного, единого, властного Бога на недосягаемую высоту.

2. Признание жесткости, нередко жестокости проявлений верховного Божества даже в отношении самих иудеев. Это может служить основанием для принципиального допущения самых крутых мер в мировой истории.

3. Борьба со всеми другими верованиями, в частности неприятие Иисуса Христа как пророка и Мессии (а вот мусульмане считают все-таки Иисуса Христа = Ису пророком).

4. Использование крови животных при религиозных отправлениях.

5. Исключительная упорность в достижении поставленных целей.

6. Преобладание денежно-договорных взаимоотношений между членами еврейской общины и внешним миром. Комплекс еврейских установлений, включающих знаменитые десять заповедей, смахивает на своеобразное соглашение-договор иудеев с Богом (я отдаю часть своих личных свобод, соблюдаю запреты, а за это получаю земные блага в настоящем или будущем). Однако это тоже не оригинальное явление в истории человечества. Известный социолог И. А. Ильин говорил в связи с этим, что определенный уклад жизни в древности приводил к «попыткам связать богов договорными отношениями» /40/.

7. Поддержание родового единства, уникальное сохранение себя в среде других народов. Вера в свою родовую избранность, в свое превосходство. Глубокое развитие чувства национального единства и национальных корней, даже чувства национального эгоизма.

8. Бережная сохранность древних установлений. Передача этих установлений из поколения в поколение как некоей суперистины, нарушение которой считается большим грехом. При таком сохранении дело доходит до мелочности и даже до абсурда. Приведем в связи с этим один пример. Здесь с полной серьезностью может обсуждаться вопрос – разрешается ли в субботний день убивать вошь или блоху /41/? Ответ: блоху нельзя, вошь можно. Корни такого решения читатель, если сочтет это нужным, может узнать сам в /41/.

9. Герметичность многих религиозных и не только религиозных деяний.

10. Ставка на обещанную грядущую общемировую власть. Это и есть, по сути, тот лакомый кусочек, тот завораживающий религиозный соблазн, на которых держится «конструкция» иудаизма (о будущем небесном блаженстве для праведных довольно смутные представления).

11. Использование широкого арсенала иногда не очень-то благовидных средств для достижения своих целей (хитрость, граничащая с обманом и безжалостностью, натравливание своих врагов и просто чужих друг на друга и т. п.). Типичным примером такой методологии служит широко практикующийся способ подставления «чужого» вместо себя. Это чувствуется даже в отношении к ожидаемому Мессии, который должен привести иудеев к мировому господству, то есть своими собственными усилиями посадить их на общемировой престол, как бы подставляя себя под «дело Израиля»; всякий, кто этого не сделает, не достоин звания Мессии и будет ими опорочен. Пример Иисуса Христа здесь более чем показателен.

12. Отсутствие истинного почитания духовно великих людей, действующих не в их религиозной сфере, отсутствие тяги к установлению всеобщей справедливости. Подавляющая нацеленность на следование своему Закону.

13. Высокая степень развития индивидуализма при одновременном стремлении к объединению еврейства и к отделению его от всех других народов. Идеи избранности и обещаемого грядущего земного господства являются основными цементирующими идеями этого единения. Без этих идей все расшаталось и рассыпалось бы.

Некоторые авторы склоняются к тому, что можно было бы дополнить выше представленный перечень рядом других характерных черт (см., например, /41, 42, 43/), но мы этого здесь делать не будем.

Еще несколько дополнительных слов.

Ряд крупных иудейских праздников являются праздниками избавления их от каких-либо бед или снятия в отношении них каких-либо угроз. Так, например, праздник Песах (в христианстве принято считать, что ему соответствует Пасха) посвящен тому, что иудеи совершили исход и спаслись от врагов. А праздник Пурим связан с тем, что в Древней Персии был учинен погром коренных жителей, который миновал самих иудеев.

Иудейская вера в узком смысле может пониматься как вера в сугубо еврейского бога Иегову, в более широком – как вера в самого высокого и единственного бога, исключающего тем самым всех других богов. В первом случае основные свойства иудаизма являются как бы узконациональными. Во втором – эта прямая претензия на исключительность и нацеленность на построение системы мирового господства с верховной иудейской властью. Именно этот последний вариант имеет склонность к реализации в современном мире, что придает иудаизму социальный статус не национальной, а именно мировой религии.

С иудаизмом сегодня, по сути, не связано никаких особых чудес. Ссылки на чудеса и общение с богом Иеговой лидеров иудаизма в глубокой древности более похожи на легенды, чем на реальные события. Они слишком удалены от нас в прошлое, слишком несовременны. Никаких мироточений икон или ежегодно повторяемого схождения Священного Огня в Иерусалиме над какой-либо святыней иудаизма здесь нет.

Еврейский народ талантлив, спору нет. Об этом говорят хотя бы его успехи в финансовой деятельности, а также в многочисленных сферах исполнительского свойства. Среди евреев много прекрасных музыкантов, артистов, адвокатов, врачей и т. п. Однако приземленный характер их веры приземляет и их дух. В сфере высочайшего духовного творчества они, как бы высоко фрагментарно ни поднимались, нередко скатываются на землю.

И здесь знаменитый «Черный квадрат» служит наглядным примером. Примером пропагандирования «великой» идеи, которую можно охарактеризовать всего одним словом – «ничто». Люди должны понять, что сие, с позволения сказать, «творение» является совсем не пустышкой и не бессмыслицей, оно является символом завершения развития изобразительного искусства (квадрат не случайно закрашен одной краской – черной). Но «Черный квадрат» есть не только символ, он есть одновременно и лакмусовая бумажка, по которой легко можно определить, последователем какой идеологии является тот или иной человек в зависимости от его реакции на этот «шедевр». Трудно представить себе, чтобы идея «Черного квадрата» могла родиться в недрах исконно русского, французского, германского или китайского национального духа.

Остановимся теперь на вопросе, почему иудаизм становится сегодня заметной силой в социальном мире, почему он распространяется все шире и шире, окрашиваясь иногда самым экзотическим образом /1, 28, 38, 41, 44/. Перечислим идеи иудаизма, которые с чисто социологической точки зрения определяют его живучесть. Перечислим, возможно несколько повторяя, то, что уже было сказано выше:

1. Обещание грядущего земного господства с приходом Мессии.

2. Распространение идеи своего избранничества и превосходства. Здесь важен автоматизм причисления к избранным прежде всего по признаку рождения, то есть главное заключается именно в априорном зачислении в отряд избранных. Идеи избранничества и превосходства способны заманить и увлечь многих, они являются очень притягательными, чем и обеспечиваются потоки человеческого материала в веках истории в сторону иудаизма (см., например, /26, 28,41–43,45/).

3. Методичность и последовательность в реализации целей, отмеченная в веках истории.

4. Ритуальная и теологическая простота иудаизма, по крайней мере для его рядовых последователей, простота, сопряженная с определенной герметичностью. Так, например, теоретическая простота идеи монобога соответствует не только идее построения одностолбовой вертикали власти (при этом, однако, не исключается существование тайного синедриона), но и идее прямой связи любого человека с самим монобогом. Все это служит дополнительным фактором для воспитания самосознания исполнительного иудея в духе его прямой, простой и единственной «исключительности».

5. Общинная цементация является очень ценным качеством, утерянным в значительной степени у очень многих других народов мира.

6. Широкий спектр средств при реализации своих целей, дающий значительные методические преимущества в социальной борьбе.

7. Высокая мобильность человеческого материала, многовековой опыт жизни в диаспоре. Нет родины – нет государственного чувства, но есть опыт кочевничества и неокочевничества. Отсюда большие успехи в деле оседлания современного трансконтинентального бизнеса, установления виртуальной финансовой власти и т. п.

Кстати говоря, жизнь в диаспоре есть естественное состояние жизни еврейства вообще, а не только результат их контактов с другими народами. Именно жизнь в диаспоре, прикрываемая сверху государственностью, дает возможность успешно устроиться внутри других народов (1‑й тип социального устроения). Это и является идеалом жизни еврейства, если, разумеется, государственность к ним благоволит. При существовании же еврейства в замкнутом пространстве, где существовали бы только они одни, пришлось бы заниматься эксплуатацией своих ближних, что для еврейства не очень-то приемлемо. Так что ежели где и возможно сгармонизированное еврейское государство, то, скорее всего, оно может существовать только при наличии получаемых этим государством энергетических потоках извне, со стороны других социальных образований (2‑й тип социального устроения).

Так что диаспора является очень устойчивой формой существования еврейства, формой, которая будет существовать очень долго, возможно, до попыток «мессианской» реализации мировой истории. Если эти попытки увенчаются успехом, глобальная общемировая структура будет выглядеть в виде господствующего иудейского государства второго типа, восседающего на массе государственных образований первого типа.

Сегодня пока такой сценарий еще не реализован, но потуги в этом направлении не могут не существовать. Во всяком случае, если говорить об этом в крупноисторическом масштабе без всякого намека на ту или иную религиозную направленность, то есть без упора исключительно на иудаизм, то такой сценарий развития мировой истории представляет собой реванш кочевничества над оседлостью, установление интернациональной власти над коренными народами, живущими на своей родной земле. Ранее оседлость, как система бытия, одержала победу над кочевничеством, поскольку она обеспечивала лучшую систему воспроизводства и организации жизни, более эффективное техническое развитие. Теперь неокочевничество в лице новых экономических властителей мира старается взять реванш, по сути превращая все остальное «некочевое» человечество в эксплуатируемое население.

Из изложенного становится понятным, что основными направлениями деятельности мирового еврейства, а значит, и иудаизма как его основной идеологии, являются следующие:

1. Путем оседлания научно-технического прогресса, герметизации власти, мобильности капитала, усиления интернациональных связей, ослабления национальных свойств многих народов мира, ослабления их культурных элит и др., вероятно будет сделана попытка строительства неовавилонской башни общемирового масштаба. На вершину этой башни будет возводиться государственное образование первоначально с официальным демократическим фасадом, а затем с четко вырисовывающимся лицом. При этом в других государственных образованиях будет сделана опора на дочерние диаспоры. 2. Одновременно часть усилий будет направлена на развитие запасных, резервных вариантов в ряде потенциально важных участков земли.

Сейчас трудно сказать, к какому результату приведут такого рода действия. Однако тот, кто хочет попытаться проанализировать перспективы развития человечества, обязан их учитывать. И здесь иудаизм нам дает наглядный пример, как религиозная идеология может стать по сути мировой политикой.

 

В настоящее время ислам охватывает своим влиянием примерно 1 млрд человек, причем большинство из них достаточно компактно проживает в центре Евразии. По одному этому следует обратить на ислам самое пристальное внимание.

Сегодня некоторые ученые придерживаются той точки зрения, что ислам в значительной степени следует считать суррогатом идей христианства и иудаизма с некоторой примесью древних языческих верований /3, 13/. Спору нет, теологический базис ислама заметно пропитан идеями и символами этих религиозных учений, которые в определенной степени можно считать его первоисточниками. Однако своеобразие ислама в том и заключается, что он представляет собой не только интегрирующее учение, но и содержит в себе существенно новые качества. Поэтому в полной мере ислам можно считать вполне самобытной религией, тем более что многовековая практика существования ислама подтверждает его живучесть.

Кстати, о ближайшем будущем ислама. На этот счет имеются самые различные точки зрения. Так или иначе, но сегодня все они сводятся к разрешению геополитических и государственных проблем основных исламских стран. Учитывая их значительную сырьевую значимость, довольно низкий, за редкими исключениями, средний жизненный уровень мусульманского населения, вмешательства западного мира и ряд других обстоятельств /46, 47, 48/, нередко делается вывод, что государства этого региона (и, соответственно, ислам) окажутся подавленными в своем развитии и не смогут принимать участия в общемировом соревновании.

Но существует и прямо противоположное мнение, заключающееся в том, что так называемый исламский фундаментализм «представляет колоссальную опасность для остальных… цивилизаций мира» и что Запад либо должен преобразоваться в альтернативную цивилизацию, либо исламская цивилизация его захлестнет /15/. В связи с этим будет полезным проанализировать ислам как социальное явление, оценить его перспективы в современном мире.

 

1.3.1. Происхождение ислама

Происхождение ислама считается хорошо изученным, по крайней мере, изученным существенно лучше, чем, например, происхождение христианства, иудаизма или буддизма /3/. И поскольку ислам несет в себе огромные пласты наследия, заложенного в него при его рождении, то рассмотрение явлений, связанных с его возникновением, может оказать неоценимую услугу при его анализе. Поэтому следует уделить внимание историческим первоосновам ислама, рассматривая их, разумеется, под современным углом зрения.

Возникновение ислама связывают с деятельностью пророка Мухаммеда, который не только передал, согласно этому учению, ряд откровений Божиих своим подопечным, но и осуществлял активную практическую деятельность по насаждению нового учения в Юго-Западной Азии. Письменных источников, принадлежащих руке самого Мухаммеда, история нам не предоставила. Но остались записи его речей и поучений, записанных разными людьми в различное время. Свод этих записей был сделан при третьем преемнике Мухаммеда – Османе /3/. Тогда он и получил свое название – Коран, что в переводе означает «чтение». В более позднее время некоторые мусульманские богословы добавили к Корану так называемые священные предания о его жизни, чудесах и делах, которые и составили другую часть мусульманской литературы, называемой сунной. Сунну, помимо Корана, признают большинство мусульман, они и называются суннитами. Их в исламском мире большинство.

Деятельность Мухаммеда и его окружения считается хорошо известной, более того, она, как правило, лишена того фантастически-литературного налета, который обычно сильно выражен в преданиях об основоположниках других мировых религий. Это очень важно, так как позволяет выявить коренные зерна ислама во всем богатстве его всевозможных проявлений. В связи с этим будет крайне полезным обратить наш взор прежде всего на исходную историческую точку ислама, то есть оценить историческую обстановку и те изменения в азиатском мире, которые имели место при возникновении и первоначальном распространении ислама.

Многие важные деяния и факты жизни пророка Мухаммеда легли в основу религиозных установлений ислама. Первая жена Мухаммеда, Хадиджа, а также его дядя Абу-Талиб приобщили Мухаммеда к торговому делу, среди ближайших соратников Мухаммеда также было довольно много купцов (Абу Бекр, Омар и др.). Так что не случайно, что в исламской культуре торговля считается достойным, уважаемым занятием.

После смерти Хадиджы Мухаммед имел довольно много жен. Вот и результат – мусульманин имеет право иметь несколько жен. Конечно, это вовсе не означает, что женщина в этой культуре существо во всех отношениях приниженное. Например, знаменитая паранджа, в европейском понимании являющаяся якобы символом унижения женщины, служит в большей степени средством сокрытия таинств женского лица от посторонних глаз.

Из родной Мекки Мухаммед вынужден был из-за гонений уйти в Медину. Именно в Медине, городе, имеющем сильно развитую земледельческую культуру, был сформирован первый отряд воинов-единоверцев, который, кстати говоря, стал осуществлять набеги на купеческие караваны, следующие в Мекку. Через некоторое время Мекка покорилась ранее изгнанному из нее будущему великому пророку.

Мухаммед не считается в исламе богом, но он высший среди равных, он «совершенный человек» /13/. Он Раб Божий (без малейшей тени уничижения в слове «раб») и одновременно Посланник Божий. И даже чудесное вознесение Мухаммеда на небо, осуществленное, по преданию, в районе Иерусалима (явно не случайное совпадение с судьбой Иисуса Христа), не описывается как свойство-деяние самого Мухаммеда, но как воля Аллаха.

По преданию, для общения с высшими силами Мухаммед уходил в горы, там беседовал с ангелом Джебраилом (Гавриилом) и даже с Богом. Считается, что Коран был продиктован Мухаммеду ангелом Джебраилом. Кстати, здесь нелишне напомнить о простоте названий главных священных книг основных мировых религий: Библия – просто «книги», Коран – просто «чтение», Евангелие – «благая весть».

Развитие этого исторического первобазиса со временем привело к тому, что в исламе сформировались и закрепились следующие характерные черты или свойства:

• истинно верующий мусульманин в принципе сам непосредственно способен общаться с горними силами и обращаться к самому Богу;

• необходима личная активность человека для достижения религиозных целей;

• связь с высшими силами может осуществляться не во сне, не во тьме ночи, что мы часто наблюдаем в других религиях, а наяву, например при совершении индивидуальной молитвы.

Все это очень важные моменты, ставшие исходными точками для идеологии ислама и закрепившие его в веках истории в широких народных массах.

Еще один важный момент. Известно, что в период зарождения ислама основной удар тогда еще молодой религии был направлен не на иудаизм и христианство (последователи этих направлений тогда еще не признавались неверными), а против язычества, против мелких действительно языческих племенных богов и божков. Новая религия смогла стать объединяющей основой для многих племен и народов, она очень простым языком и простыми обрядами охватывала всех сверху донизу, от самого маленького человека до верховного владыки. И хотя родовые традиции не могли быть полностью уничтожены (это и не стояло в качестве цели ислама), однако так или иначе, но они были потеснены. Территориальное, экономическое и социальное разделение было объято и даже частично снято новой объединяющей идеологией. Вера в Аллаха стала главной в объединении. При этом произошло понижение «статуса древности». Важнейшим стал переход к государственной религии, то есть религии, полностью охватывающей и даже образующей государственное устройство огромных территорий, населяемых самыми различными народами.

Это был огромный, можно сказать, революционный шаг, сделанный исламом. Ранее подобный революционный шаг был осуществлен в лице Иисуса Христа, кстати признаваемого исламом в качестве пророка. Теперь новый шаг был сделан в лице Мухаммеда. Здесь заключен один важный момент. Идея большего возвеличивания более позднего пророка несет в себе подспудно идею большей веры новому, чем старому. При этом первоначально все более или менее полезное в «параллельных» религиях напрочь не отвергалось. В исламе многому нашлось место: и местным святым, и священному камню Кааба, и ветхозаветному Ибрагиму (Аврааму), и Исе, и Мариам (Иисусу Христу и Марии – Матери Божией), и еще многому другому.

Идея монотеизма в исламе выражена предельно четко, и выражена самим Мухаммедом. Здесь мы имеем дело уже не просто с каким-либо частным племенным богом, здесь перед нами встает всеобъемлющий, всенародный и всевышний бог – Аллах. Недаром главная и неустанно повторяемая в молитвах заповедь мусульманина гласит: «Нет бога, кроме Аллаха». Это уже не простое утверждение и возвышение своего национального бога над всеми другими богами, а утверждение единого Бога-Аллаха и одновременное отрицание самого факта существования всех других богов. Статус родоначальников всех других религий был существенно понижен – все они так или иначе, но потеряли собственный божественный ореол и в лучшем случае объявлялись исламом пророками. Четко и последовательно выраженная идея монотеизма сразу же обеспечила исламу не узконациональный, а общенациональный смысл.

Какой исторический толчок послужил основанием для возникновения ислама? Считается, что ислам возник на базе иудаизма и христианства. Синтезирующий религиозный эффект можно считать первым источником ислама. Но должен был иметь место и второй источник, а именно – ислам должен был внести нечто безусловно свое, иначе он не смог бы так длительно и устойчиво существовать и распространяться, тесня другие религии. И здесь одних имперско-объединительных тенденций, о которых мы говорили выше, недостаточно. Для того чтобы внести свое, нужно иметь некий объективный исторический толчок и одновременно базис своего дальнейшего существования. В чем же он заключался?

Известно, что во время возникновения ислама произошел упадок караванной торговли в Малой Азии, что основные торговые пути переместились в другую сторону /3, 13/. А караванная торговля тогда была важнейшей статьей дохода населения Малой Азии. Что же пришлось делать населению этого района? Становиться более оседлыми или попытаться вернуть утраченные позиции? Начались поиски, начались подвижки. Вот он, ключ к пониманию исторического толчка, связанного с зарождением ислама.

Итак, рассматривая проблему начального периода развития ислама более широко, можно сказать, что ислам возник и окреп на базе синтеза ряда уже существующих религиозных учений (1), а также стремления реализовать объединительно-имперские устремления с последующими попытками завоевания новых земель, которые были вызваны изменением исторической ситуации (2). Ислам есть религия, возникшая на стыке земледельческого и кочевого образа жизни. Вот откуда его синтетические теологические и нравственные основы, вот откуда его стремление к всеохватности. Мухаммед получил первоначальную поддержку не в торговой Мекке, откуда он был первоначально изгнан, а в земледельческой Медине. Из Медины и началась его историческая миссия. Вот почему считается общепризнанным /3, 13/, что ислам в качестве своего человеческого наполнения имеет «три источника, три составные части»: торговые сословия, земледельческие массы, бедуины-кочевники (воины ислама).

Еще один любопытный момент. Считается, что ислам имеет аравийское происхождение. Но где в аравийских пустынях пригодные для сельского хозяйства угодья? Это никак не согласуется с «земледельческим креном» в истории возникновения ислама. Для прояснения этого момента любопытно сопоставить известные факты, а именно:

• сразу же после смерти Мухаммеда аравийские племена восстали против новой мусульманской власти (совсем не вяжется с положением «аравийского лидерства»?);

• слово «араб», скорее всего, имеет чисто социальное происхождение («араб» = «а-раб» = «не-раб»); это слово может обозначать освобожденных, в том числе самоосвобожденных от рабства людей или определенные пласты вольного населения;

• жители Аравии в эпоху становления ислама не называли сами себя арабами (!);

• практически сразу после возникновения Арабского халифата его столицей становится не Медина, не священная Мекка, а расположенный совсем не в Аравии, а в Сирии (читай – «сир» – «cap» – царский) город Дамаск;

• Аравия не признавалась доминирующей метрополией Арабского халифата, она была всего лишь одной из его провинций;

• ислам довольно быстро распространился на просторах Азии, Африки и даже Европы, одной аравийской мощи здесь было бы явно недостаточно;

• Аравия по географическим, климатическим и другим признакам имеет очень мало ресурсов для создания мощной цивилизационной волны.

Так что, скорее всего, почва для распространения ислама была создана в сердцевине Азии, на стыке земледельческой и кочевой культур. А Мухаммед оказался одной из наиболее ярких звезд, возникших на утренней заре ислама. Здесь нелишне заметить, что представления об аравийской значимости в исламе очень похожи на аналогичную легенду о чисто монгольском (в современном географическом понимании) происхождении Орды. Из расположенной за «тридевять земель» малюсенькой, малонаселенной, нецивилизованной и степной глухомани, совсем не обеспеченной ни необходимым сырьевым, ни культурным, ни техническим, ни идеологическим уровнем, якобы пришли тьмы диких кочевников-победителей и завоевали полмира. Эти малочисленные неграмотные дикари (а сам Чингисхан до сих считается в классической истории неграмотным человеком!) сразу научились и брать города, и побеждать многочисленных врагов, и строить огромные империи, и управлять народами. Так что, скорее всего, сказки о Монголии аналогичны сказкам об Аравии.

Все это становится еще более прозрачным, если вспомнить, что сегодня мы опираемся на историю Орды, Арабского халифата и Османской империи, написанной в основном историками Запада, которые писали историю, что называется, «под себя». Вполне понятны те трактовки, которые выдаются за «истинную» историю. Крайне выгодно «загнать» корни возникновения великих империй и религиозных учений в глухие, дикие, малонаселенные, степные районы современной Монголии или в засыпанные песком пустыни Аравии.

В чем здесь идеологический фокус? А он в том, что в этом случае такие корни либо приобретают свойство исторической случайности, либо будут легко пропитаны домыслами о дикости, варварстве и кровожадности населения этих районов (отсюда якобы и следует результат победы над «цивилизованными» странами) и, что особенно важно, приобретают как бы эффект беспочвенности своих социальных претензий на будущее. Отсюда легко сделать шаг к объявлению исторической несостоятельности таких идеологических учений.

В параллель с этим другие религиозные направления, пропитанные западной культурой, стараются доказать свою «древность», подтвердить свою классическую и вследствие этого якобы очень обоснованную историю.

Еще об одном важном свойстве ислама нужно сказать несколько слов. Как религиозно-нравственное учение ислам является сторонником умеренности во всем. Сам Мухаммед не имел каких-либо значительных официальных государственных постов. И сегодня в исламе, несмотря на существование различных его служителей (мулла, кади, муфтий, улем, шейх-уль-ислам), жесткой церковной иерархической структуры, пронизывающей не только народные массы, но и государственный аппарат, нет. И это несмотря на разносимый по всему миру стереотипный намек на так называемый религиозный тоталитаризм исламских государств. Так, к примеру, издаваемая каким-либо крупным духовным мусульманским лидером фетва не является, вообще говоря, официальным документом. С юридической точки зрения она есть лишь мнение частного лица по какому-либо вопросу, хотя сама по себе может иметь огромное религиозное и социальное значение.

В знаменитой легенде-притче о том, сосуд с какой жидкостью выбрал себе Мухаммед, сказано, что он не взял сосуд с водой и не взял сосуд с вином. Он взял сосуд с молоком. В этом деянии наглядно прослеживается идея умеренности (вино – излишнее наслаждение и наркотическое средство, вода – символ только крайне необходимого). Элементы исламского самоограничения общеизвестны. Это и запрет на употребление сильных наркотиков (в том числе запрет на спиртное), и запрет на изображение всего живого (кстати, какое великолепие красочных узоров породило это ограничение), и регулярные посты, и многое другое.

В свое время ислам сумел синтезировать различные религиозные установки в некое единое целое. Здесь можно напомнить о признании им местных провинциальных святых, об использовании в своем теологическом базисе основ христианства, иудаизма и зороастризма. Наконец, здесь можно сказать о знаменитом камне Кааба в Мекке, который сам по себе является, вполне возможно, отражением языческих культов более глубокой древности /3, 13/.

Можно даже сказать, что ислам в период его средневекового развития (например, в рамках Османской империи) являлся в определенной степени своеобразной реакцией исправления религиозных канонов, существовавших тогда в христианстве, иудаизме, местных верованиях. Совсем недаром мусульмане называют себя правоверными, то есть правильно верующими. Таким образом, ислам приобретал статус исправленной религии. Следует не забывать, что в период существования Османской империи исламская государственность прекрасно управлялась со своими подданными, исповедующими православное христианство /37/. Грозная османская пехота (янычары) набиралась из православных христиан.

Только со временем, базируясь в том числе и на непоколебимой уверенности в исключительной правильности своего пути, ислам стал страдать нетерпимостью к другим религиозным конфессиям. Поэтому любое посягательство на ислам (именно на ислам) встречало и встречает активное противодействие со стороны его носителей.

Теперь хотелось бы отметить еще одно свойство ислама, которое заметно отделяет его от многих других религий мира. Это его высокая активность и боевитость. Само становление ислама в эпоху Мухаммеда напрямую было связано с боевыми действиями /3, 13/. Здесь следует оговориться. Ортодоксальный ислам агрессивностью не страдает. Известно, что в эпоху существования Османской империи в Стамбуле прекрасно уживались между собой и христианство, и ислам, и иудаизм /37/. По учению Мухаммеда, мусульманам не предписывалось применять силу против народов, имеющих Писание, то есть Ветхий или Новый Завет. И все же многие исламские государства проявляли в истории свойства высокой боевитости. Не случайно многие исламские страны официально не были колониями.

И сегодня среди многих мусульман продолжает жить болезненная память о былом величии исламских империй, которое теперь меркнет на фоне экономических и военных успехов стран западного толка. Историческая память оказывается мощным основанием для выражения негативной реакции в сторону Запада.

Сегодня основной ареал существования ислама – сердцевина и Юг Азии, население которых существенно меньше затронуто цивилизационным процессом, чем население других регионов. Отсюда не только склонность к традиционному мышлению, но и определенная непритязательность в жизни, доходящая до готовности идти на открытую борьбу и на жертву, даже на кровавую жертву. Обещание рая при гибели мусульманина в борьбе за дело ислама – здесь не пустые слова. Однако агрессивностью отличается как раз не ортодоксальный ислам, а отдельные его ответвления, некоторые из которых в большой степени можно даже назвать сектами. Именно они и призывают к широкому джихаду и непримиримой борьбе с «неверными». Исламское население может и мирно сосуществовать с представителями других вероисповеданий (например, мусульмане Поволжья).

Многие другие религии такую боевитость и жертвенность давно утратили. Так, последователи иудаизма в истории Средних веков не использовали практику открытого массового выхода на битву с оружием в руках. Они применяли другие средства для достижения своих целей. Только в последнее время мы вновь можем говорить о поднятии иудейской боевой активности в связи с образованием государства Израиль.

Христианские государства ранее тоже были довольно агрессивными, как это ни стараются ныне «пригладить» многие историки. Крестовые походы, практика «освоения» Нового Света, беспрецедентный в истории массовый перевоз негров из Африки в Америку, обращение в христианство огнем и мечом, религиозные войны, инквизиция – все это реалии прошлого. Однако сегодня оно в целом растеряло свой воинственный пыл. Военные действия со стороны христианских государств давно уже не поддерживаются какими-либо христианскими догматами и не подкрепляются лозунгом «за веру Христову».

В мировой истории практически не бывало случаев, чтобы народы, так или иначе принявшие ислам, затем с легкостью переходили в христианство. А вот переходы из христианства в ислам происходили раньше довольно часто /37/. Сегодня православные продолжают переходить в ислам. Так, например, в /49/ делается прогноз, что «…если священноначальники русской православной церкви не найдут выхода из сложившегося положения, то лет через двадцать – тридцать количество православных в России сократится более чем вдвое». И это притом, что «…Аллаху… нужны не рабы Божий, а гордые мюриды» /49/.

Что же, ислам не стесняется призывать к оружию, если кто-либо угрожает жизни мусульман. Однако воинственная реакция исламских государств с течением веков стала приобретать больше оборонительный, чем наступательный характер. Позиция стала такова – не вмешивайтесь в наши дела, и мы не будем враждовать. Сегодня некоторые боевые группировки, так или иначе опирающиеся на учение ислама, используют способ борьбы, который теперь у всех «на слуху» и обобщенно называется терроризмом. Что такое терроризм? Это есть периодическое нанесение локальных кровавых ударов со стороны ограниченной по численности и силе оппозиции, выступающей против господствующих и доминирующих в военном отношении государств. Когда открытое военное сопротивление невозможно, на передний план выдвигаются другие формы борьбы.

Одной из этих форм и явился вытащенный из древности терроризм. Что ж, в очередной раз ставится под сомнение идея поступательного социального развития человечества к вершинам цивилизации.

Психологическое воздействие терроризма в наше время объясняется просто. «Цивилизованное общество» с его комфортом, размеренной прилизанностью быта, с доступностью и с ритмикой стандартных наслаждений довольно болезненно воспринимает явления грубо-насильственного, дикого плана, которыми общепризнанно наполнен терроризм. И только суперсовременные военно-технические преимущества, дополняемые наймом высокооплачиваемых военных специалистов, дают над ним стратегическое превосходство. Вот почему расходы на техническое усовершенствование военной техники и вообще расходы «на оборону» будут постоянно расти, несмотря на прогнозы «розовых» идеалистов.

Еще одной характерной чертой ислама издревле считается его открытость. О каких-то тайнах в исламе или о сокрытии от масс каких-то фундаментальных его идей здесь речи быть не может. Разумеется, есть знания высокого уровня, которыми оперируют высокообразованные теологи-мусульмане, но все же в большей степени это говорит об утончении исламской мудрости, чем о стремлении к сокрытию его истин от простых смертных.

Малая степень герметичности ислама логически вытекает из простоты его догматов. Иначе такой высокой степени охвата масс этой мировой религией мы не увидели бы. Кстати, христианство похвалиться такой степенью охвата масс не может. Не случайно, что христианская церковь разрешила читать мирянам Библию только чуть ли не в XIX веке, не случайно, что в христианстве ранее существовало целое море апокрифических текстов /50/, не случайно, что европейская цивилизация породила масонство. В исламской цивилизации подобного не было, если не считать обилия всевозможных сект.

В дополнение к этому следует заметить, что мнение о том, что ислам закостенел в своей простоте, является абсолютно неверным. Он продолжает развитие даже в сегодняшнее неспокойное для него время. Приведем для иллюстрации выдержку из интервью режиссера Назыма Аббасова газете «Московские новости», в котором содержится информация о лекарях-табибах суфийского ордена яссавийя одной узбекской провинции. Вот что говорил Н. Аббасов: «…они перевернули все мои представления об исламе… мусульмане… знатоки Ван Гога и почитатели Пушкина, свободно говорящие на нескольких европейских языках… ищущие тайны жизни» /51/.

 

1.3.2. Иудейское и христианское влияние. Основные свойства ислама

Теперь можно отметить некоторые черты ислама, которые напрямую связаны с иудаизмом, христианством и языческими верованиями. Но перед этим полезно будет отметить один момент. Благодаря своему синтезирующему качеству ислам вобрал в себя очень многое из предыдущего исторического наследия. Ислам провозгласил, что его учение базируется на более позднем, третьем по счету после Торы и Библии откровении. То есть, по сути, он провозгласил идею большей веры более позднему откровению, менее древнему, менее «ветхому». Это имеет очень важное общефилософское значение. Помимо прочего, это позволяет не консервировать ислам в его первозданном состоянии. Обилие всевозможных ветвей и сект в исламе служит тому еще одним наглядным подтверждением.

Древние идеи иудаизма и христианства здесь не отвергаются, но, погружаясь в объемное тело ислама, как бы нивелируются перед деяниями-поучениями пророка Мухаммеда и его последователей. При этом сугубо обрядо-бытовые и ритуальные составляющие ислама содержат значительное число элементов еще более древних учений. Знаменитый камень Кааба в Мекке, широкое распространение практики мусульманского знахарства, почитание ряда местных святых, использование крайне простых и понятных принципов социального поведения (к примеру, за добро воздавай добром, за зло – злом) и еще многое другое говорит об этом.

Из иудаизма исламом было взято, разумеется, существенно больше. Здесь и идея божественного предопределения, и запрет на изображение животных и людей, запрет на употребление свинины. Это и обрядовое заклание баранов, и идея одного Бога, выраженная исламом в наиболее концентрированной форме, как исключение всех других богов в принципе. Это и требование беспрекословного подчинения религиозным установлениям, и известный всем обряд обрезания, и многое другое. В мусульманской транскрипции Авраам превратился в Ибрагима, Исаак – в Исмаила, Моисей – в Мусу, ангел Гавриил – в Джебраила. А библейскую Агарь можно даже назвать родоначальницей мусульман.

От христианства тоже было взято немало. Здесь и включение в исламский «пантеон пророков» Исы (Иисуса Христа) и матери его Мариам (Марии), и выдвижение идеи рая, где истинным правоверным обещается блаженство, и наличие легенды о чудесном вознесении Мухаммеда на небо (именно в Иерусалиме). И даже то, что Мухаммед не оставил нам ни одной записи, сделанной его рукой, сродни земному поведению Иисуса Христа.

Но в исламе много и такого, что заметно отличает его как от христианства, так и от иудаизма. Прежде всего это различные «вариации» общего для ислама свойства умеренности, к которому можно отнести следующее:

• запрет (не всегда обязательный) на употребление спиртных напитков и наркотиков;

• деньги в рост запрещено давать всем;

• существование детально проработанной системы классификации поступков мусульманина (обязательные, рекомендуемые, разрешенные, порицаемые, запрещенные);

• разрешено убивать человека, но только если он покушается на жизнь мусульманина;

• в пост в определенное время суток в принципе не возбраняется принимать любую пищу;

• ислам существует без пафоса и благости страданий, без аскетического, «обезжизнивающего» живую человеческую плоть стремления к попаданию на небеса;

• отсутствует обрядовая мелочность, но присутствует обязательная пятикратная молитва;

• обрезание мальчиков хотя и осуществляется, но эта процедура производится не в младенческом возрасте, а при достижении ими 7–10 лет;

• исламские духовные лидеры в старину не очень часто занимали крупные государственные посты.

Существуют и еще более самобытные свойства исламской культуры:

• правоверный имеет право иметь до четырех официальных жен, не считая наложниц;

• на аборты в исламе – категорический запрет;

• в мусульманской теологии демоны и сам Сатана являются полностью подвластными Аллаху (данное свойство не следует считать принадлежащим исключительно исламу);

• есть пять обязательных деяний для всякого мусульманина: исповедание веры (почитание Аллаха), молитва (5 раз в день), пост, налог в пользу бедных – закят, паломничество – хадж.

Здесь будет интересно остановиться на мусульманском посте. В дневное время суток правоверным во время поста запрещено принимать пищу, что не возбраняется в ночное время. Вполне возможно, что разрешение принимать пищу не при свете дня, а в темное время проистекает из желания не «осквернять Солнце» во время поста. Отголоски этой идеи можно встретить и в христианстве. Вспомним запрет на прием пищи «до первой звезды» на Рождество.

Теперь, опираясь на эту первичную информацию, мы можем перейти к перечислению основных свойств ислама.

Важнейшим фундаментом ислама, как мы уже говорили выше, является признание того, что свое учение он базирует на третьем по счету (после иудейского Закона и христианского Благовествования) и завершающем откровении Бога. Образно ислам можно представить себе в виде храма, который стоит на древнем иудейском и христианском фундаменте, который выстроен из множества местнонациональных идей, обрядов и чисто бытовых установлений – кирпичиков здания, соединенных между собой крепким мусульманским цементом.

Отсюда проистекает целый ряд вторичных идей ислама, таких как:

• идея правоверия, то есть идея утверждения истинной, правильной веры, исправляющей некоторые старые установления «предыдущих» религий;

• идея полного религиозного охвата больших человеческих масс и, соответственно, идея полного бытийного охвата каждого мусульманина;

• идея установления на земле, а не только на небе справедливого земного устроения; отсюда такое следствие, которое поверхностному наблюдателю может показаться странным, а именно – отсутствие жесткой церковной иерархии, которая «административно» проникала бы в государственные структуры.

Мощной, подчас обезоруживающей и очень заманчивой силой ислама является исключительная простота его догматов и обрядовых установлений. Эта простота заключена и в идее единобожия, и в простоте молитв мусульманина, и в открытости ислама. Из этого общего качества ислама непосредственно вытекают и такие его вторичные свойства:

• ислам имеет мировой, а не узконациональный характер, всякий, принявший ислам, уже в значительной степени считается «своим» в мусульманской среде; хотя здесь надо прямо сказать, что ислам все же локализуется в основном в среде азиатского населения;

• ислам охватывает своим влиянием очень высокий процент населения, не идущий ни в какое сравнение со степенью охвата населения в цивилизованных странах мира (таких, как оценено в /15/, всего ~5 %); ежегодное число паломников в Мекку исчисляется миллионами;

• обещание в посмертии рая для истинно правоверных, где будут дарованы блаженные удовольствия как награда за праведные земные деяния; эти удовольствия, как правило, вполне мирского свойства, они понятны любому простому смертному;

• сильнейшее развитие идеи прямого общения каждого правоверного мусульманина с самим Аллахом; это чрезвычайно заманчивое идеологическое средство для масс простых смертных – прямое обращение любого правоверного сразу к самому Всевышнему.

Провозглашение идеи равенства всех пред лицом Аллаха является той идеей, которая более всех остальных придает исламу значение мировой религии. Не случайно, что ислам не имеет мощной церковной иерархии, не случайно, что по численности коллективно молящихся в одно время исламу нет равных в мире, не случайно отсутствие рабской психологии у каждого истинного мусульманина. Вспомним в связи с этим, что ислам проявился в истории в том числе и как контрреакция на распространение рабства (араб = не раб).

Однако идея равенства продемонстрировала нам в истории и свою оборотную сторону. Чрезмерно сильно развитая, она привела к тому, что сегодня в исламе существует огромное число всевозможных ветвей и ответвлений, причем ряд из них находится часто не совсем в дружеских отношениях между собой (см., например, /52/). Так что внутренняя энергия исламских народов частично перегорает в огне междоусобия.

Еще одним свойством ислама является его способность поддерживать религиозную и, соответственно, социальную дисциплину на достаточно высоком уровне. Не следует забывать, что слово «ислам» в переводе означает «покорность». Важным его качеством является также то, что он воспитывает в каждом мусульманине дух активности, развивает в нем волевые импульсы. И это качество прекрасно уживается как со свойством поддержания дисциплины и покорности, так и с идеей предопределенности. Вот парадокс (по европейским меркам), демонстрирующий нам симбиоз различных идей и образно напоминающий прихотливое слияние в единое целое великолепных мусульманских узоров. Чем же питается это «волевое» качество? В том числе и обещанием воздаяния за деяния, совершенные во благо ислама. По учению ислама, воин, павший за веру, получает вечную блаженную жизнь на небесах. Отсюда, в частности, проистекает целый каскад всем известных качеств, таких как:

• проявление общего миролюбия во взаимодействии с различными народами мира, даже исповедующими другие религии, при периодических всплесках ярой воинственности и нетерпимости к иноверцам со стороны отдельных ответвлений исламского мира;

• претензии на статус мировой религии с одновременной преимущественной географической локализацией ислама именно в среднеазиатской и в североафриканских зонах.

Не вызывает сомнения также практическая нацеленность ислама на земную жизнь. Не следует забывать, что ислам возник как движение за исправление земного мироустроения. Так что жизненная направленность ислама является неоспоримой. Об этом говорит хотя бы высокая и яркая мусульманская культура. От великолепных храмов и уникальной литературы до самых обыкновенных бытовых предметов – все испытало на себе воздействие творческого импульса мусульманских гениев. Об этом же говорит и целый набор очень рациональных обрядо-нравственных и чисто житейских установлений, таких как:

• патриархальное начало при организации отношений между мужчиной и женщиной;

• допущение многоженства и как средства повышения рождаемости, и даже, пусть не сочтут это за кощунство, приобщения к делу «лишних» женщин;

• не очень обременительное, но регулярное исполнение религиозных обрядов (в том числе 5-кратная молитва каждый день);

• разрешение на убийство, но только при наличии угрозы жизни мусульманина или других тяжких деяниий, категорический запрет на самоубийство;

• комплекс разумных ограничений в финансовой деятельности, практицизм человеческих отношений.

В сфере практической социологии все эти качества приводят к тому, что ислам, ранее пустивший свои корни в те или иные народы и ставший в этих народах доминирующей религией, как правило, продолжает оставаться там столь же доминирующей религией. В веках истории практически не было случаев, чтобы народы, массово принявшие ислам, вновь возвращались бы в лоно прежней религии.

Еще одним характерным свойством ислама является то, что по большому счету он не соответствует ускоренному темпу развития современной цивилизации. Ислам распространен прежде всего в азиатских странах, не отличающихся собственным высоким научно-техническим уровнем. Здесь следует к месту заметить, что современному западному человеку совсем не свойственно исполнение таких установлений, как обязательная молитва пять раз в день, отказ от приема пищи и питья в дневное время суток, совершение хаджа, отказ от алкогольных напитков и т. п. Представить себе такого человека, ревностно исполняющего все эти установления, довольно трудно. В целом мусульманский уклад жизни соответствует не сверхмобильному, интернациональному, сверхрациональному и одновременно изнеженному западному духу, а духу человека, находящегося на своей земле и поддерживающего свои национальные традиции, довольно консервативные и самодостаточные. Хотя в последнее время носители ислама стали активно расширять сферы своего влияния и на западный мир.

 

1.3.3. Взаимодействие исламской культуры с другими культурами

А теперь обратим свое внимание на две интересные точки зрения на ислам. Первая, довольно смелая точка зрения относится к его теологической части. Она заключается в том, что, как пишет известный писатель Даниил Андреев /53/, у ислама нет собственного удела в горнем мире, то есть что он не имеет «собственного» бога и столь же собственного рая или ада. Мы не будем здесь вдаваться в теологические тонкости, чтобы заниматься опровержением или поддержкой этой точки зрения. Только отметим, что некоторые основания для существования в головах ряда людей такой точки зрения все же имеются.

Прежде всего нельзя не отметить, что у ислама не так уж и много фундаментальных, специфических, присущих только ему одному особых теологических идей о горнем мире, идей, которые не были бы ранее выдвинуты другими религиями (иудаизмом, христианством и др.). Как уже говорилось выше, идея Единственного Бога, низвергающая всех других богов, является скорее всего трансформацией представлений иудаизма о возвышении племенного бога Ягве до статуса Единого Бога. При наличии такой идеи «жесткого» монотеизма Мухаммед был обречен остаться в ранге пророка, хотя и главного, самого высокого, непререкаемого пророка. Ни он, ни его последователи не внесли каких-либо радикальных новшеств в представления о горнем мире. Рай и ад тоже не являются, если так можно выразиться, «изобретениями» ислама.

В значительной степени ислам стал системой правил жизни на Земле, точнее говоря, исправленных с его точки зрения правил для народов, проживающих во вполне определенной географической зоне. Нельзя не забывать здесь и чисто мусульманской устремленности на простоту, умеренность, на справедливое устроение земной жизни, а не на чрезмерное философствование о сложностях горнего мира, свойственное, например, буддизму. Да и вообще включение в свой теологический «арсенал» идей других религий опять же «льет воду на мельницу» вышеизложенной точки зрения.

Возможно, все это и послужило поводом для формирования такого взгляда на ислам, взгляда такого рода, что его духовные ценности не имеют отражения в горнем мире. Безусловно, что такая точка зрения точкой зрения и останется, не оказывая существенного значения на судьбу ислама. Однако подобные взгляды все же создают определенные условия для распространения мнения о теоретической уязвимости ислама.

Вторая точка зрения относится к социологической стороне дела. Она заключается в том, что ислам ныне рассматривается как религиозное направление, противостоящее прежде всего христианству, а не какой-либо иной религии. Действительно, многовековая борьба различных государств, народы которых исповедовали, с одной стороны, ислам, а с другой – христианство, вроде бы непосредственно свидетельствует об этом, тем более что прямой географический контакт между такими образованиями был самым обширным в мировой истории. С эпохи Крестовых походов накапливалась традиция противостояния христианства и ислама. И то, что в самое последнее время многие конфликты происходят прежде всего между христианскими и исламскими государствами (здесь пока не будем учитывать, какова степень христианизации многих стран западного толка), опять должно было бы говорить о том же.

Но так ли это на самом деле? Вопрос лучше поставить следующим образом. Существует ли комплекс принципиальных религиозных несоответствий ислама и христианства?

Безусловно, в теоретическом плане ислам имеет почву для неприятия некоторых идей христианства. Несмотря на то что в исламе и Иисус Христос, и Матерь Божия являются почитаемыми личностями, они не признаются божественными сущностями или богочеловеками. Идея обожествления кого-либо, кроме Аллаха, неприемлема для ислама, несмотря на всю его теологическую гибкость. Да и идея любви ко всем, даже к врагам своим, так широко, почти безгранично принимаемая ныне христианством, опять же в целом неприемлема для мусульманского мира. Убийство неверного в ряде случаев не рассматривается как грех. Платить добром за зло – принцип, не логичный для мусульманина. Есть в исламе и другие отличные от христианских установления: запрет на изображение людей и животных, запрет на употребление спиртного (что греха таить, христианская паства не гнушается обильных возлияний), разрешение на многоженство и т. д. и т. п.

Итак, в идеологии и мировосприятии ислама и христианства имеется довольно много существенных различий. Но являются ли они в принципе уж такими непримиримыми? Вовсе нет. Они просто отражают различия в принципах экономической и трудовой деятельности, в основных жизненных целевых установках, в представлениях о должном земном и горнем устроении, в степени влияния родовых и наследственных принципов на жизнь человека, даже в темпераменте и, если хотите, в этногенетических особенностях, существующих в различных регионах нашей планеты. Эти различия – характерные черты в жизни населения этих регионов, черты, выстраданные многовековой жизнью в каждой региональной зоне.

Несмотря на многовековую борьбу ряда исламских государств с государственными образованиями христианского толка, можно все же сказать следующее. Накоплен большой опыт длительного и довольно мирного совместного существования ислама с православной ветвью христианства. Вспомним здесь хотя бы богатую историю взаимодействий Османской империи с Древней Русью и эпоху существования Орды. Христианская заповедь «не убий» (любого человека) и запрет на убийство человека в ортодоксальном исламе (если этот человек не посягает на убийство мусульманина) вполне согласуются между собой, что, вообще говоря, обеспечивает определенную почву для их мирного сосуществования. Религиозная открытость, откровенное отсутствие запретных религиозных тайн, коллективизм, некоторое единство представлений о рае, идея ожидания нового, справедливого мира, идея самоограничения (в исламе – в форме умеренности), не очень рьяное отношение к частной собственности, призывы к миру и справедливости для всех, а не только для избранных, принятие человека по его вере, а не по национальности – это общие качества как ислама, так и христианства.

Сопоставим ислам с иудаизмом. Здесь мы можем также заметить большое сходство. Это и признание одного единого божества, и идея божественного предопределения, и почитание иудейских пророков, и откровенное поощрение торговой деятельности. Дополняют сходство и такие всем известные установки, как обряд обрезания, отсутствие изображений животного мира и горних сущностей, комплекс единых торгово-скотоводческих норм (запрет на свинину, заклание баранов и т. п.) и еще многое другое.

И все же существует целый ряд важных свойств ислама, которые коренным образом отличают его от иудаизма. Настолько коренных, что они на современном этапе не могут не влиять на взаимоотношения исламских государств со странами, пропитанными духом иудаизма, в том числе с Израилем. Прежде всего надо обратить внимание на важное теологическое отличие. Оно заключается в признании большей веры именно в более позднее Откровение, то есть, по учению ислама, в третье Откровение, данное Богом (Аллахом) большему пророку Мухаммеду. Первое Откровение, совсем древнее – иудейское, второе – христианское. Вот, кстати говоря, почему христианство может быть даже признано более близким к исламу, чем иудаизм. Магия древности в исламе отступает перед лицом большего доверия более позднему, то есть завершающему по учению ислама, Откровению. Это фундаментальнейшая позиция ислама, которую не устранить никакими изощренными мудрствованиями.

Вспомним здесь такое качество ислама, как признание равенства всех пред лицом Аллаха и стремление к устроению справедливости для всех, устроению в исламском понимании, разумеется. Это опять никак не вяжется с идеей «избранности по крови». Принявший ислам становится пусть и начинающим, но все же в значительной степени равным среди равных пред лицом наивеликого Аллаха и уж никак не презренным прислужником.

Дух откровенно проявляемой гордости мусульманина за то, что он мусульманин, открытая демонстрация своего собственного достоинства и силы, а не только внутреннее ощущение этих качеств, боевитость и даже жертвенность некоторых носителей ислама – все это плохо вяжется с поведением типичного последователя иудаизма. Выращенные в недрах иудаизма средства и способы достижений целей имеют мало общего с открытым боем в чистом поле грудь с грудью с прямо стоящим напротив врагом, с массовой боевой жертвенностью. Только в последнее время Израиль стал самостоятельно воевать с исламскими государствами, опираясь на помощь Запада. Но грандиозных успехов он так и не сумел добиться. Плохо вооруженные арабы дают отпор и не позволяют израильтянам спокойно жить.

Еще один момент. Времена величия исламских империй, наверное, канули в прошлое. И все равно исламский мир, несмотря на его некоторую разобщенность, не дает возможности относительно свободно поселиться внутри себя другим религиозным конфессиям.

В итоге можно сделать следующий вывод. Учитывая, что ислам является ныне всеохватной религией для многих стран Центральной Азии, учитывая геополитическую значимость этих стран на пути достижения целей мирового лидера – США, учитывая техническую слаборазвитость этих стран, а также интенсивное заполнение государств западного толка выходцами из Центральной Азии, мы не можем не прийти к выводу, что борьба исламской культуры с культурами западного толка будет продолжаться. При этом будут проявляться все известные и ставшие уже типовыми методологические приемы обеих соперничающих сторон.

Теперь, выявив основные социологические свойства ислама, определив его достоинства и недостатки (опять же с социологических позиций), опираясь на известные общемировые тенденции /14, 54, 55/, мы можем провести оценку его сегодняшнего состояния и сделать пусть и предварительный, но все же прогноз его ближайшего будущего.

Во второй половине XX века и в самом начале XXI века основные конфликты с привлечением боевых сил происходили преимущественно в Азии (Корея, Вьетнам, Афганистан, Израиль, Ирак). Именно в XX веке осуществилось освобождение, пусть и не полное, многих азиатских стран от иноземного ига. В середине XX века возник «переселенный Израиль», и напряженность с этих пор в этой зоне не прекращается. Так что пульс современной региональной борьбы, если так можно выразиться, забился наиболее часто именно на азиатских территориях, в том числе на территориях исламского мира.

В настоящее время этот мир оказался зажатым между другими цивилизациями регионального уровня: с запада – европейской, базирующейся на христианстве, а также на иудаизме, с востока – крупными коренными национальными образованиями (Китай, Индия, Япония и др.), имеющими свои религиозные основания. Только на севере после гибели СССР и явной рыхлости сегодняшнего «подбрюшья» России появилась возможность укрепления ислама. Но Запад уже основательно запустил руку в исламский регион.

Какие стратегические цели преследует он в этой борьбе? Вот эти цели:

1. Подавление Центрально-Азиатского региона, мешающего реализации господства «запланированного» геополитического лидера – США и западному влиянию в целом.

2. Расчистка плацдарма для обеспечения возможности расширения Израиля.

3. Стремление подобраться к странам Большого Востока с суши (Китай, Индия и др.).

Так что борьба «Запад – исламский мир» выглядит в связи с этим не просто как «самостоятельное» дело, а как подготовительная работа перед грядущей борьбой «Запад – Большой Восток» /14/. Расхожее мнение о том, что основной причиной борьбы Запада с исламскими государствами является захват сырьевой базы, не выдерживает серьезной критики. Не погоня за нефтью стала главной причиной ввода американских войск в Ирак в 2003 году. В /56/ сказано, например: «Иракская нефть никогда не была ключевым фактором рынка. Даже в лучшие времена ее добыча не превышала 3 % мирового производства».

Что придает силу исламским государствам в этой борьбе, точнее говоря, какими положительными и отрицательными свойствами они обладают в этой борьбе? Вот какими:

А) положительные:

– широкий охват населения исламской идеологией;

– высокая степень религиозно-нравственной самобытности;

– активность, боевитость;

– непритязательность быта, способность идти на жертву.

Б) отрицательные:

– отсутствие единства религиозных ветвей ислама и отдельных государственных лидеров;

– слабое соответствие темпам развития мировой цивилизации;

– слабые военно-технические возможности;

– оторванность от других религиозных конфессий, мешающая нахождению союзников.

Какие основные задачи тактического характера попытается выполнить Запад в этой борьбе? Очевидно, этими задачами будут следующие:

• максимально разрушить фундамент исламских государств и исламской идеологии;

• исключить возможность использования сырьевых ресурсов государств исламского региона будущему стратегическому сопернику – Большому Востоку, в связи с этим развитие отношений «Россия – Большой Восток» может оказаться крайне плодотворным, отсюда вывод – Россия не является такой уж разменной монетой в мировой игре;

• связать напряженной борьбой христианскую и исламскую паству, придать общемировой характер этой борьбе, навесив на нее самые различные громкие ярлыки типа противостояния «цивилизованный мир – терроризм»; лишить ислам поддержки со стороны других религий мира.

Запад сегодня находится на подъеме, так что с высокой степенью вероятности можно ожидать, что в целом исламский мир потерпит поражение в этой борьбе. Однако полной победы Запада скорее всего не произойдет, население поверженных государств останется в основе своей верным исламу.

Несколько слов в связи с этим о России. Ее задача в данном контексте будет одна – не ввязываться глубоко в эту борьбу. Не ввязываться в хитросплетения различных исламских течений, лучше демонстрировать диалог «ислам – православие» в границах своей страны. Ни христианские ветви Запада, ни иудаизм, ни пропитывание российского населения исламским «менталитетом» не принесут ничего хорошего национальному русскому духу. При всем при том борьба Запада с исламскими государствами окажется не только отсрочкой в его дальнейшем «разбирательстве» с исконно русским духом, но и полезной в плане возможного ослабления и западного христианства, и иудаизма, и ислама. Да, для восстановления здорового русского духа в нынешней России сегодня вполне уместен здоровый эгоизм.

 

Перейдем к рассмотрению индуизма и буддизма, религий сугубо восточного свойства. Изучение индуизма является важным потому, что это учение донесло до нас основы древней ведической культуры, причем не просто донесло, но оказалось как бы многовековым претворением-воплощением этой культуры на богатой индийской почве. Кроме того, именно учение индуизма в форме брахманизма оказалось тем учением, которое стало исходной точкой возникновения буддизма. Изучение буддизма важно для нас не только потому, что эта религия интересна и уникальна сама по себе, но и, как мы увидим далее, потому, что такое изучение поможет выявить впоследствии историческую дорогу возникновения и развития многих других религий мира, то есть позволит построить своеобразное генеалогическое древо религиозной мысли всего человечества в целом.

Конечно, можно рассматривать индуизм и буддизм отдельно друг от друга, они вполне этого достойны. Но мы этого делать не будем, во-первых, потому, что многие индуистские положения, по сути, будут рассмотрены в разделе, посвященным ведизму, и, во-вторых, потому, что возникновение буддизма нельзя рассматривать отдельно от индуизма.

При анализе религий чисто восточного свойства надобно помнить одно. Мировоззрение человека западного толка если и базируется сегодня на каких-либо религиозных догматах, то в основном находит их на страницах Библии, содержащей комплекс христианских и иудейских установок. Людьми западного толка, как правило, считается, что Ветхий Завет знаменует собой как бы самую исходную, самую «нулевую» точку возникновения мощных религиозных систем в принципе. Но, оказывается, это не так, изучение индуизма, буддизма, конфуцианства и ведизма позволит нам в дальнейшем с неотвратимой уверенностью убедиться в обратном.

Однако начнем все по порядку. Прежде всего, говоря о буддизме, надо учитывать, что буддизм возник не на пустом месте. Первоисточником его возникновения признаются события, связанные с деятельностью его основоположника – великого Будды Шакьямуни. Однако отправными точками буддизма, то есть своеобразными трамплинами, от которых он отталкивался, отчасти не признавая их, являлись установки индуизма и брахманизма, широко распространенные в Индии во времена его возникновения. Поэтому, прежде чем изучать буддизм, необходимо хотя бы в краткой форме перечислить основные религиозные постулаты индуизма и брахманизма, не разделяя их заметно между собой и не акцентируя внимание на всевозможных деталях, которые они успели накопить в веках истории.

И пусть не обижаются на столь краткое изложение основных положений индуизма и брахманизма многочисленные последователи этих религиозных течений. Все-таки эти течения оказались, во-первых, существенно национальными (то есть заключенными преимущественно в рамках одного государства – Индии), а во-вторых, расположенными как бы между двумя основополагающими «крайностями» – ведизмом и буддизмом. К тому же при проводимом на страницах этой книги качественном, не очень детальном и преимущественно социологическом анализе основных мировых религиозных учений подвергать подробному анализу абсолютно все более или менее значимые религиозные течения просто не представляется возможным.

 

1.4.1. Основные положения индуизма и брахманизма

Главными установками индуизма и брахманизма, так или иначе формирующими социальный облик исповедующего их населения, являются следующие:

1. Ведические первоисточники признаются в качестве священных религиозных книг. Все три высшие касты (см. ниже) были обязаны изучать ведические законы. Посвящение на изучение Вед, исходящее от учителя, рассматривалось как второе рождение человека. Обязанность по сохранению и толкованию Вед лежала на касте жрецов.

2. В обществе утверждаются касты. Справедливость и богоустановленность каст признается незыблемым. Наличие каст есть признание четкой стратификации общества.

Общество делилось на четыре основные касты:

– жрецы-брахманы (носители и хранители высшего знания, ученые, советники высокого ранга, судьи, мудрецы, толкователи учения и земных законов);

– кшатрии (воины, служилые сословия, включая высших иерархов государственной власти);

– вайшьи (мастеровые, мелкие земельные собственники, торговцы, свободные труженики);

– шудры (низовая часть общества, обязанность которой заключалась прежде всего в служении трем высшим кастам); шудры представляли собой большинство представителей коренного населения Индии, им запрещено было прикасаться к ведическому знанию.

3. Утверждается, что каждый человек имеет нетленную душу (атман), которая способна многократно перевоплощаться в различные земные тела после смерти «очередного тела» – вместилища души. Каждое новое земное воплощение души зависит от поведения в предыдущей жизни. Этот постулат является первоосновой учения о карме и переселении душ. Улучшить свою карму для будущего воплощения можно в течение «текущей» жизни.

4. Важное место занимает учение об аватарах, о нисхождениях или земных воплощениях богов. Каждое божество способно иметь земную аватару. Аватарой бога Вишну является Кришна-спаситель (вот вам неплохая аналогия с идеей Спасителя в христианстве, таких аналогий будет далее подмечено предостаточно). Животные тоже могли стать аватарой. Следствием таких представлений являются проявления уважения многих индийцев к представителям животного мира, коровам, обезьянам и др., что, вообще говоря, является самобытным качеством индийской национальной культуры.

5. Важнейшими богами признавались три бога: Брахма – созидатель, Вишну – охранитель, Шива – разрушитель (разрушитель отмирающего старого, а не просто банальный уничтожитель окружающего без всякого разбора). Эти боги олицетворяли собой явление круговорота в природе, охватывали целиком все основные аспекты мироздания от их возникновения до гибели. Поэтому они и понимаются как некое триединое божество.

В брахманизме это триединство Брахмы, Вишну и Шивы охватывается единым богом Ишварой, который осмысливается в данном случае как высший Творец, вечный Божественный Владыка вечной вселенной, как первопричина возникновения мироздания. Кстати, «Ишвара» соответствует названию высшего единого небесного божества в классическом древнеарийском ведизме – богу Сварогу, который также «находит» свое триединство в триаде своих воплощений-богов (см. раздел, посвященный ведизму) и который прежде всего характеризуется своим основным качеством – качеством великого Творца.

В индуизме и брахманизме принцип пирамидальной иерархичности горнего мира выдерживается очень четко. Соображения же о непоследовательности применения данного принципа возникают, скорее всего, в связи со сложным и красочным переплетением свойств множества богов в пантеоне этих учений. Так, к примеру, ближайшими аватарами бога Вишну можно считать следующих богов: Парашурама, Рама, Кришна, Будда, Калка. Здесь следует отметить, что даже в названиях этих божеств чувствуется сильнейшее наследие ведизма, хотя и наследие с заметной трансформацией в результате перенесения «чистого» древнеарийского ведизма на национальную индийскую почву. Так, наименование бога Вишну является трансформацией наименования древнеарийского бога Вышеня (отсюда, скорее всего, и известное сочетание – Всевышний Бог). В названии бога Парашурама улавливается связь с древнерусским богом Перуном. Бог Рама, скорее всего, отражает общий смысл, обозначаемый буквосочетанием «Ра». А вот индийское божество Кришну есть «один в один» то же самое, что древнерусский бог Крышень, хотя многие историки никак не хотят этого признавать /13/. Известно, что в «функцию» русского бога Крышеня входило сохранение, укрывание от уничтожения ранее созданного. Вот откуда и всем известное название «крыша», понимаемое сегодня в различном, но в то же время совершенно однозначном смысле.

Еще один момент. Аватарой бога Вишну является бог Калка. Это грядущий бог, который придет в будущем и установит благодать и порядок на всей Земле. Здесь мы видим сильнейшую аналогию с христианской идеей о грядущем Спасителе, с идеей о втором пришествии Иисуса Христа. Причем бог Калка не есть «самостоятельный» бог, он есть воплощение бога Вишну. То есть грядущий приход бога Калки можно рассматривать как очередное пришествие одного и того же бога (в христианстве – второе пришествие). Здесь мы опять видим, что христианская идея Спасителя оказывается вовсе не новой. Вот почему известный историк Э. Ренан, автор знаменитой книги «Жизнь Иисуса» /32/, пишет, что Иисус Христос не принес какой-либо качественно новой фундаментальной религиозной идеи, что все эти идеи в том или ином виде существовали ранее. Он даже свел всю суть учения Христа к одной простой формулировке: «Любовь к Богу, милосердие, взаимное прощение – вот весь его закон» /32/.

Обилие божеств предполагает и обилие религиозных установлений и запретов. В индуизме и брахманизме получила сильное развитие практика совершения ритуалов, в том числе принесение всевозможных жертв. Здесь надо не забывать, что жертвоприношения в индуизме и брахманизме были бескровными, они не связаны с умерщвлением каких-либо живых существ, а только растений. Вообще пища древних ариев, то есть ведическая пища, была преимущественно вегетарианской (см., например, /57/). Этим обеспечивалось здоровье и долгожительство многих поколений древних людей.

В этих учениях признается существование высшей духовной субстанции – Брахмана. Наш земной мир является как бы одной из стадий «развертывания» этой высшей субстанции. Такие представления дополняются идеей о единстве мира. Это единство выражается в понятии о Мировой Душе, которая является как бы суммой отдельных неделимых душ (атманов) всех живущих на Земле. Квинтэссенцией учения брахманизма является тезис о слиянии атмана и Брахмана, что выражается в известной формуле «тождество атмана и Брахмана». Как это следует понимать? Эта формула подразумевает слияние индивидуальной человеческой души (атмана, подлинного своего «Я», воплощенного на данном этапе жизни в определенное земное тело) с вечно существующей высшей «духовно-космической субстанцией» /58/. Слияние личного «Я» с высшей космической субстанцией, достигаемое в течение земного бытия человека, и являлось высшим прижизненным блаженством.

То есть блаженство в миру признается здесь вполне возможным. Поэтому достижение состояния, когда человек становится Брахманом, и является одной из целей земного существования. При этом считается, разумеется, что человеческое воплощение есть благая форма рождения и что брахманы – лучшие из людей.

Но что нужно делать для того, чтобы осуществилось такое слияние личного «Я» с высшей субстанцией? Здесь предлагаются следующие средства, кстати присутствующие в буддизме:

• приобщаться к высокому знанию, устранить неведение;

• отказаться от многих земных страстей и влечений;

• подвергнуть себя нравственному очищению.

Итак, в основе этого пути лежит практика самоограничения, постижение истин высокого знания и поддержание нравственной чистоты. Прежде всего состояние брахмана требует достижения совершенного знания. Достигший этого знания уже «не родится никогда более в мире страданий» /3/. При этом настоящий брахман должен полностью очиститься, то есть отказаться от земных желаний и страстей. Отметим этот последний момент, так как он полностью был взят на вооружение буддизмом.

Комплекс же практических деяний, который должны выполнять простые люди, был достаточно простым. Это жертвоприношения богам, исполнение ритуальных очищений, в том числе постов, паломничества к индуистским богам. Но это, разумеется, только начало дороги в цепи перерождений к достижению состояния Брахмана.

Учитывая то огромное внимание, которое в буддизме уделяется явлению мирского страдания (см. ниже), следует остановиться на оценке этого явления в индуизме и брахманизме. Здесь страдание признается как мирская данность, причем причиной страдания считается неведение и грех, в том числе бездумное следование своим влечениям. Однако на страдании не делается особого акцента, здесь оно уравновешивается праведной жизнью и участием в ритуалах. Более того, страдание прижизненно побеждается достижением состояния Брахмана. Причем этому состоянию Брахмана соответствует не только освобождение от страдания, но и достижение высшего прижизненного блаженства (чего у буддизма нет).

Теперь, после рассмотрения основных постулатов индуизма и брахманизма, остановимся на идее перевоплощения, переселения душ, на идее «колеса перерождений» или, говоря по-иному, на идее реинкарнации. Современная историческая наука по этому поводу склоняется к мнению, что идея реинкарнации перешла в буддизм от древних местных верований /3/. Считается, что уже в незапамятные времена у древних дравидов существовали представления о реинкарнации. Это стереотипное мнение базируется на том, что якобы древнеарийская ведическая система была нацелена прежде всего на окружающий земной, а не небесный мир.

Но так ли это? Даже если положить, что эта идея широко распространилась в Индии именно в брахманистский период, нельзя не учитывать следующие обстоятельства:

• брахманизм утверждает и поддерживает кастовую систему, в которой высшее и господствующее положение занимали брахманы, то есть выходцы из древнеарийской ведической аристократии; тогда следует признать, что эта идея была, по крайней мере, развита и укреплена именно высшими эшелонами арийской аристократии; а часто ли случалось в истории, чтобы господствующая каста руководствовалась чужими идеями туземного покоренного населения? Практически никогда; • древнерусская ведическая вера в эпоху брахманизма была уже основательно проработана, она предусматривала наличие сложной структуры мироздания и содержала в себе комплекс фундаментальных религиозных идей, большинство из которых мы в самых различных вариациях и трансформациях находим в других религиях (об этом см. ниже).

Но это довольно общие соображения. Приведем по этому поводу более конкретные доводы. Возьмем текст Вишну-Пураны /59/. Это довольно древний источник, который в мировой науке признается как очень авторитетный. Он содержит в себе комплекс основных идей, напрямую исходящих из аксиоматических постулатов ведизма, и считается одним из основополагающих документов индуизма. Отметим основные куски текста Вишну-Пураны, наиболее четко выражающие идею реинкарнации. Для наглядности выпишем их в порядке упоминания по тексту, при этом ограничимся только примерно половиной текста Вишну-Пураны (этого будет достаточно). Тогда получим следующее /59/:

«Вновь и вновь закатываются и возвращаются в мир луна, солнце и иные планеты, но не возвращаются в мир те, кто про себя повторяет двенадцатисложную хвалу Богу»;

«Подобно тому, как Хозяин мира… рождается в образах различных аватар, так и его подруга Шри»;

«Какое бы обличье ни принимал Вишну – божественное или человеческое, она также принимала соответствующий образ»;

«Царь расположен к Суручи за ее заслуги в прежних рождениях»;

«О боги, давайте быстро проникнем в лоно Адити и родимся в следующей манватаре»;

«Все эти тридцать три сонма божеств вновь и вновь рождаются согласно своему желанию в конце каждой тысячи юг»;

«Иные боги существуют четыре юги, иные – манватару»;

«Твоей милостью да будут у меня в последующих рождениях достославные мужья…»;

«Мертвые обретают новые рождения, и это не может быть иначе…»

Рассматривая эти упоминания, можно отметить следующее:

– во-первых, здесь мы имеем дело с перерождением не только людей, но и богов;

– во-вторых, имеет место сильное развитие идеи всевозможных перевоплощений (аватар), что подразумевает существование идеи перерождения в принципе.

Если в индуизме и брахманизме идея многообличий-перевоплощений-многопроявлений раскрывается широко и ярко, если она так подробно «иллюстрируется» в многочисленных религиозных текстах и изображениях, то в целом ряде других религий мира она выражена довольно слабо или завуалирована. В христианстве, иудаизме и исламе, например, эта идея не нашла развития. Но и здесь присутствует появление Бога или его посланцев избранным людям в различных обличьях, и здесь есть борьба древнего праотца с самим Богом (начало Ветхого Завета), и здесь есть приход Бога в гости к усердному праведнику в виде трех путников-ангелов («Троица»), и здесь есть многоявления Матери Божией в христианском православии.

Так вот откуда проникли эти идеи в христианство! Так вот откуда так называемые древнегреческие воплощения богов, включая самого Зевса, в людей и даже животных, вот откуда рождение Афродиты из пены морской. Кстати, в индуизме аналогичное рождение было осуществлено не из воды, а из молока /59/. Так вот откуда этот «эффект непознаваемости» Троицы! Этот эффект «объясняется» в христианстве признанием невозможности осмысления человеческим разумом этого явления, то есть широкого многообличья высших божественных сущностей. В ведизме и индуизме этот эффект прост и понятен.

Идея перерождения, в том числе идея многорождаемости человеческих душ, пронизывает в качестве религиозной аксиомы всю текстовую часть Вишну-Пураны (как, впрочем, и другую древневедическую литературу). Причем, что очень важно, она пронизывает текст Вишну-Пураны как само собой разумеющаяся и уже давно понятная всем истина. Эта идея здесь даже не утверждается, а как бы считается уже давно принятой. То есть при чтении Вишну-Пураны она воспринимается как данность, понятная всем.

Поэтому с очевидностью можно утверждать, что такая глобальная идея, как идея реинкарнации, не могла прийти из каких-либо местных верований. Нет, она появилась задолго до своего «брахманистского воплощения», то есть эта идея целиком принадлежит ведизму. Здесь следует отметить, что этот вывод нами был получен без использования других ведических источников исключительно древнеарийского или древнерусского происхождения.

Кстати, эта идея не могла быть выдвинута древними ариями в качестве особо важной. Говоря современным языком, это не есть та идея, которую бы они откровенно афишировали. Почему? Да очень просто. Согласно древнерусским религиозным представлениям, все русичи мужского пола «по рождению» были сынами Божьими, в посмертии многие из них переходили на небо под руководство бога Перуна, где они составляли Святое Воинство /17/. Так что им, образно говоря, не опасно было «крутить» колесо перерождений, реинкарнация в виде животного или даже неодушевленного предмета им не грозила (разумеется, если они не совершали страшных преступлений). Однако поскольку души умерших русичей, сынов Божиих (вот откуда появился термин – сын Божий), составляли это верховное воинство, совсем не исключалось не только их вмешательство в дела живущих на земле их родичей, но и, скорее всего, появление этих душ вновь на Земле в новом человеческом обличье.

Отзвук этой идеи мы можем найти в виде легенд об описании сражений, в которых представители Святого Воинства изображались как активные их участники. Типичным примером здесь служит легенда о знаменитом Мамаевом побоище. Вот откуда появлялись древние иконы, в которых изображается многочисленное Святое Воинство, наполненное образами русских воинов. Происхождение этих икон, вообще говоря, не совсем христианское.

В дополнение к этому надо отметить, что идея реинкарнации присутствует не только в индуизме, брахманизме и буддизме. Так, например, в исламе, отличающемся, как мы уже говорили выше, высокой собирательностью по отношению к другим религиям и, соответственно, стремлением к всеохватности, тоже присутствует идея реинкарнации. Оказывается, по учению ислама, после смерти достойно проведшего свою жизнь правоверного ангелы представляют его душу пред лицо Аллаха, после чего он может воплотить эту душу в новое человеческое тело. При этом, однако, мы имеем дело с перевоплощением ограниченного свойства – человека опять в человека (заметьте, как в ведизме).

Отметим здесь еще один интересный момент, связанный с вышеприведенной цитатой из Вишну-Пураны, а именно со словами «…повторяют двенадцатисложную хвалу Богу». Здесь содержится прямое указание на двенадцать частей основной молитвы, воздающей хвалу Богу. А какая основная молитва христианства? Известно – «Отче наш». А как она читается? И здесь «вдруг» оказывается, что при чтении этой молитвы каждый молящийся, как бы поддерживая ритм этой великой молитвы, делит ее (может, и неосознанно) на двенадцать смысловых частей, выделяя определенные паузы между ними. Мы читаем эту молитву так:

Отче наш (обращение к Богу)

1. Иже еси на небесех…

2. Да святится имя Твое

3. Да приидет Царствие Твое…

4. Да будет водя Твоя

5. Яко на Небеси…

6. Так и на земли

7. Хдеб наш насущный…

8. Даждь нам днесь

9. И остави нам долги наша…

10. Якоже и мы оставляем их должником нашим

11. И не введи нас во искушение…

12. Но избави нас от лукавого.

А далее добавляются еще 4 части:

Яко Твое есть Царствие, и сила, и слава

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа

И ныне и присно,

И во веки веков, аминь

Здесь надо отметить, что последние 4 части являются поздними добавлениями к первозданному тексту молитвы, данной самим Иисусом Христом.

Что же мы имеем? Основной текст молитвы построен по ведическому канону, его двенадцатисложная ритмика и передает всю глубину, прелесть и полноту молитвы. А добавленные слова, состоящие из четырех частей (4 – символ креста), как бы завершают ее, придают ей мощь и силу всераспространения (последние слова и имеют такой смысл). Ведь известно, что четырехконечный крест является древним ведическим символом, символом всераспространения, единства и завершенности /6, 17, 26/.

Вот как много интересного можно почерпнуть, анализируя древние первоисточники.

Кстати, еще одно маленькое замечание. Европейская теологическая мысль дальше понятия однократного земного существования человека и существования человеческой души с последующим ее перенесением в иномир так и не пошла (кстати, довольно простого перенесения: либо в рай, либо в ад, ну еще в чистилище у католиков). В глубине Востока все по-другому, там сохранились крупицы древнего ведического знания. Буддизм же пошел еще дальше, он как бы разбил единство и сохраняемость души, он разбил ее на составные элементы, признавая ее существенно делимой сущностью. Но об этом чуть позже.

Если в краткой форме с исторических позиций охарактеризовать брахманизм, то можно сказать следующее. Брахманизм является этапом трансформации ведической древнеарийской, взращенной в огромных массах местного населения. При вживлении первозданной ведической культуры в национальную местную почву нужно было создать идеологию, позволяющую разделять общество на касты. Идея кастовости общества не могла не возникнуть в эпоху древнеарийского меньшинства, находящегося в колоссальных объемах разновеликих общин местного населения. Необходимо было как-то сдерживать ассимиляцию. В том числе необходимо было и говорить о возможности последующего рождения привилегированных ариев на более низких уровнях, если они совершали неблаговидные деяния.

К такого рода деяниям относилось скорее всего и смешение с туземным населением. Размывание древнеарийских корней рассматривалось как большой грех. С другой стороны, нужна была идеологическая концепция, позволяющая за благовидные дела лучшим представителям туземного населения постепенно подниматься в колесе перерождений все выше и выше, теоретически вплоть до положения брахмана. Поэтому такой идеологический базис и был детально проработан, а в основании этого базиса и были положены две идеи – идея кастового строя и идея реинкарнации. Вот тогда-то, скорее всего, идея реинкарнации и стала такой особо заметной и особо значимой и в индуизме, и в брахманизме.

Однако пойдем далее.

Суть концепции индуизма в практической сфере бытия человека сводится к следующему:

• основные мирские обязанности живущего:

– следовать дхарме (комплексу нравственно-религиозных установлений, соответствующих определенному иерархическому уровню живущего);

– выполнять жертвоприношения и ритуалы;

– уважать Веды, изучать их (для высших каст);

• основные ценности живущего на Земле: дхарма (познание дхармы считается ценностью), богатство, наслаждение, Освобождение (уход от страданий и перерождений в сансаре, то есть переход в высшие миры);

• целевые установки, которыми должен руководствоваться всякий живущий: улучшение кармы (путем соблюдения соответствующих норм, жертвоприношений и т. п.) с последующим достижением Освобождения;

• основные пути достижения целей:

– духовное стремление к Вишну и к его воплощениям;

– отрешение от своей эгоистической индивидуальности;

– отрешение от соблазнов земного мира;

– практика йоги (в том числе как «обуздание жизненных дыханий» /59/);

– приобщение к высокому Знанию.

Основным средством преодоления ненависти между людьми считается вера во Всевышнего (Вишну). Трактуется это так – мир наполнен страданием, поэтому всякий, имеющий истинное Знание, не будет испытывать ненависти к страдающим существам, находящимся в глубоком Заблуждении, в том числе и к своим врагам; а если люди живут без ненависти, то всякому, знающему истину, следует возрадоваться, так как сие есть плод их благости.

Эти установки в сжатой форме представляют собой социальную суть концепции индуизма.

Теперь полезно будет отметить несколько слабых мест индуизма (с социологической точки зрения, разумеется) и брахманизма, которые во многом повлияли на зарождение конкурирующей религии – буддизма:

1. Для сохранения высокого ведического знания были созданы мощные социальные перегородки – касты, резко отделяющие избранные верхи общества от его низов. После арийского завоевания ставилась цель надолго сохранить в первозданном виде основы учения. Однако, учитывая крайнюю малочисленность высших арийских эшелонов и неизбежную при этом хотя бы медленную ассимиляцию древних ариев, а также нежелание широко и по-рабски эксплуатировать местное население (что противоречит древнеарийскому духу вообще), кастовый строй с неизбежностью должен был «размягчаться». Вопрос «размягчения» стал вопросом времени. Но времени этого оказалось очень много, много более тысячелетия. Затем в соперничестве с другими цивилизациями и идеологиями индуизм и брахманизм были потеснены. Чрезмерная элитарная консервация любого учения без мощной пропитки этим учением всех без исключения сословий общества, как известно, рано или поздно, но приведет к его относительному ослаблению.

В чисто теологическом плане эти учения содержали некоторые положения, которые можно в определенной степени считать теоретическими недоработками. Они-то и были подвергнуты резкой критике со стороны нарождающегося буддизма. В разряд таких недоработок попала индуистская идея бога-творца, которая являлась одной из основополагающих идей ведизма и индуизма. В брахманистской интерпретации этой идеи мотивировкой бога-творца при творении мира объявлялось то, что бог-творец (Ишвара) творит мир для своего наслаждения. Именно такое понимание творческого начала и подверглось резкой критике со стороны буддизма. В трактовке буддизма из этой идеи якобы следует, что присутствующее в мире страдание тоже является результатом наслаждения высшего божества. Этот теологический момент был выставлен буддизмом на арену религиозной борьбы как теоретическое противоречие брахманизма и раздут им в споре с брахманизмом и ведизмом до огромных размеров. Подверглось резкой критике и указание ведизма на невозможность познания до конца всех законов мироздания смертным человеком. Это положение трактовалось как невозможность постижения истинной цели человеческой жизни, как невозможность прижизненного достижения высшего духовного состояния для человека. Отсюда следовала мысль о якобы ошибочности Знания в индуизме и брахманизме. Все это, разумеется, логические «выверты», но они были использованы буддизмом, как говорится, «на всю катушку».

2. Большое число ритуалов, практикуемое индуизмом и брахманизмом, стало основанием для формирования критического отношения как к этим религиозным направлениям в целом, так и к совершению ритуалов вообще. Ритуалы, широко распространенные в народной среде, стали восприниматься как деяния, совершаемые без должного духовного пафоса, то есть формально. При этом индивидуальное духовное развитие (индивидуализм всплывает наружу) объявлялось первоосновой человека, оно было поставлено много выше ритуалов. Со временем исполнение ритуалов стало подвергаться со стороны буддизма жесточайшей критике.

3. Подвергся критике и ряд практических действий со стороны религиозных деятелей брахманизма. Так, в Древней Руси отчуждаемая от каждого члена общества на общие или государственные нужды часть создаваемых им ценностей определялась всем известной десятиной (1/10 часть). В эпоху брахманизма в Индии эта часть составляла уже 1/6, причем она отчуждалась непосредственно в пользу брахманов. Такое положение объективно должно было вызывать недовольство, что было активно использовано нарождающимся буддизмом.

 

1.4.2. Зарождение буддизма. Будда Шакьямуни

Прежде всего следует хотя бы в краткой форме отметить основные столпы буддизма, тем более что эти столпы не очень-то легко воспринимаются людьми западного толка. Мы не будем на страницах этой книги разбираться в огромном письменном наследии, принадлежащем буддизму. Объем этого наследия настолько огромен, что всякий, кто не знаком с культурой Востока, в нем просто заблудится. Не следует удаляться от поставленных в работе целей.

Поэтому, как это было сделано при анализе ислама, остановимся на исходной точке буддизма, то есть на главных моментах жизни самого Будды Шакьямуни, родоначальника буддизма. Будда Шакьямуни был выходцем из привилегированной касты кшатриев. Первую часть своей жизни он провел в комфортных, изнеженных условиях. Если верить преданию, его окружение всячески оберегало его от столкновения с неприятными и болезненными моментами человеческого существования. Все это не могло не повлиять на формирование основ нового учения. Оно и повлияло, причем повлияло в самой что ни на есть сильнейшей форме. Столкновение с грубой реальностью у всякого чувствительного человека, первоначально ведущего изолированную от тягот бытия жизнь, не может не породить особый, можно даже сказать, животрепещущий интерес к проблеме земных страданий.

Вопрос о страдании красной нитью проходит через все учение буддизма, этот вопрос становится как бы его краеугольным камнем. Можно даже сказать, что победе над страданием и посвящено все это учение. Многие другие проблемы бытия, в том числе проблемы чисто социального свойства, остаются вдалеке от костяка идей буддизма. Найти благой путь, устраняющий земные страдания, – вот так ставилась главная задача. При этом земная благодать рассматривалась именно как прекращение страданий, а не как испытание глубокой мирской радости, счастья земного бытия и т. п. Страдание же понималось очень широко, как «неотъемлемое свойство круговорота рождений» /58/, то есть считалось, что оно присуще бытию вообще, и земному, и космическому. Таким образом, страданием пропитывался и земной, и адский, и даже горний мир. Вот такое, скажем прямо, доминирующее значение приобрела проблема страдания в буддийском учении. Вот такая логическая цепочка протянулась от личной судьбы Будды Шакьямуни до первооснов буддийского учения.

Итак, первоначально Будда Шакьямуни вел изнеженный образ жизни, был богат и, скорее всего, неплохо образован. Затем в своем религиозном порыве он отринул и богатство, и изнеженность. Сначала он пошел путем аскетизма, пытаясь в изнуряющем самоограничении найти разрешение своего главного вопроса. Семь лет он подвергал себя аскетическим процедурам и не достиг ожидаемого результата /13/. Вообще говоря, аскетизм, если он осуществляется в период сомнений, в начальный период духовного поиска, а не в период, следующий за уже принятой сознанием аскета доктриной, оказывается бессильным и даже способным выработать ответную негативную реакцию со стороны начинающего последователя. Ведь аскетизм, по большому счету, есть лишь приземленный инструмент для развития уже сформированной высокой духовности.

Итак, практика аскетизма не дала удовлетворения Будде Шакьямуни. И тогда он выбрал так называемый срединный путь – без роскоши и ярких наслаждений, но и без сознательного истощения природных сил и потребностей. Это и стало толчком для формирования в буддизме представлений о благодати умеренности, в том числе умеренности в чисто житейском плане.

Следует отметить, что религиозный поиск Будды Шакьямуни был направлен не столько на самого себя, сколько на окружающих его людей. Он пытался найти дорогу истины для всех без исключения человеческих созданий, а не каких-то отдельных пластов общества. Вот почему буддизм был по сути антикастовым учением, он был религией всех, прежде всего религией масс против брахманистской власти. При всем при том он был первоначально религией, выказывающей исключительно пассивное сопротивление. Сама собой напрашивается аналогия с христианством в период его становления. Иисус Христос тоже апеллировал к простым смертным, он тоже выступал против фарисеев-книжников, выступал за равенство всех перед Богом. Он не призывал к социальному неповиновению или к борьбе с оружием в руках, а говорил прежде всего о внутреннем состоянии человека, о его сознании.

Здесь нельзя не сказать о том, что, согласно древним преданиям, Иисус Христос некоторое время провел в путешествиях по странам Востока. Во всяком случае, известно, что буддизм уже задолго до христианства прочно укоренился в одном из самых цивилизованных центров Средней Азии, в столице Персии, и что путешествующие буддийские проповедники не могли не занести элементы буддийской идеологии на территорию Древней Палестины /32/. Иисус Христос знал основы буддизма или, по крайней мере, был знаком с ними, то есть его проповеди могли питаться новыми для того времени идеями, рожденными в недрах буддизма.

Будда Шакьямуни был вполне земным человеком, он умер мирно, своей смертью, без всяких чудес и каких-либо особых явлений (без распятия, вознесения на небо и т. п.). Его никто не убивал, никто на него не покушался, его кончина не произошла в связи с какой-либо борьбой. Все это нашло отражение в том, что его учение не отличается духом агрессивно-активным и воинственным. И хотя впоследствии он был наделен статусом божественности (культ Будды именно как культ бога в простом народе сильно развит, простоту миропонимания и идею персонифицированного верховного существа искоренить из сознания народных масс довольно трудно), все же его место в учении буддизма не соответствует понятию бога.

 

1.4.3. Основы буддизма

Теперь мы подошли к важному моменту, который обычно не выделяется историками в качестве основного. Тем не менее его следует поставить в первый ряд. Речь идет о том, что буддизм появился на свет и активно проявился в истории прежде всего как религия отрицания основ индуизма и брахманизма, отрицания Вед и дискредитации многих обрядовых установлений. Причем буддизм заострил свою энергию отрицания на ведических положениях, хотя он и боролся в практическом плане прежде всего с брахманизмом.

Здесь следует остановиться и высказать следующую точку зрения, которая впоследствии найдет свое подтверждение. Она заключается в том, что многие религии мира тоже родились из толчков отрицания или хотя бы существенного изменения фундаментальных основ ранее существующих религий. Последнее отчасти относится и к христианству, и к исламу, и к иудаизму. Но если христианство и ислам не полностью отрицали первоосновы «старого» наследия, то буддизм проявился в самом своем начале именно как религия отрицания.

Перечислим религиозные положения, которые ставят буддизм на идеологическую платформу, явно отличную от многих других мировых религий:

• в буддизме, по сути, отсутствует высшее божество, владычествующее над всей системой мироздания, многие даже называют буддизм религией без бога;

• буддизм отрицает акт первосотворения мира как исходную точку всего мироздания, при этом конкретно отрицается существование бога Ишвары – творца вселенной;

• буддизм отрицает существование вечной неизменной души (атмана); им вообще отрицается вечное существование чего бы то ни было, все в нем крутится в колесе перерождений, главное – он не признает существования персонифицированной верховной целенаправленной воли во всех «оборотах» колеса перерождения;

• постулат о страдании становится краеугольным камнем учения, практически во всех мирах признается его наличие; утверждается, что никакого конечного блаженства вообще не существует, тем более оно невозможно на Земле.

Безусловно, отрицание таких основ, которые являются первичными в ряде мировых религий, показывает, что буддизм должен, с одной стороны, заметно отличаться от этих религий, а с другой – что он своим острием должен быть направлен в сторону той религии, которая существовала на момент его возникновения. Им оказался брахманизм. Помимо того, что сказано было выше, буддизм в отношении брахманизма выступал со следующих позиций:

1. Буддизм выступал против кастовости, устанавливаемой брахманами, утверждая равенство всех, находящихся в колесе перерождений, на пути восхождения вверх.

2. Злоупотребления иерархов брахманизма подверглись резкому осуждению. Подвергся осуждению, к примеру, обычай «госава», предусматривающий внебрачные половые контакты ради обретения мужского потомства среди высших каст индийского общества. В этом обычае, однако, все-таки было рациональное зерно. Если рассматривать задачу сохранения родовой чистоты, надежного продолжения рода по мужской линии в качестве одной из главных задач, то обычай «госава» можно считать не таким уж и греховным, как бы мы ни стремились его очернить с позиций нашей сегодняшней «цивилизованной морали».

3. Буддизм выступал против практики ритуалов, прежде всего против жертвоприношений.

4. Он выступал против Всевышнего Бога и высокой значимости многих других богов; здесь надо, однако, помнить, что буддизм не отрицал существования богов как таковых, но утверждал, что они не могут помочь людям в плане улучшения их собственной кармы.

Главным источником зла буддизм считал ведизм /58/. Именно ведизм в его брахманистской «интерпретации» и приводит, по мнению сторонников буддизма, ко всем негативным проявлениям в обществе: к воровству, убийствам, лжи, к преждевременной смерти, прелюбодеяниям, хищениям и т. п. На ведизм навешивались все собаки, его упрекали во всех грехах. Ненависть к ведизму (это так, хотя в буддийской практике вроде бы не принято считать ненависть благим чувством) и являлась одной из важнейших черт буддизма, проявленной на заре его возникновения и сформировавшей многие его последующие черты.

Однако что же сам буддизм? Что он предложил нового взамен старого? Привел ли буддизм к повышению благосостояния подопечных ему народов, укрепил ли их социальное единство и государственность, способствовал ли расширению государственных территорий, пропитал ли он собой огромные массы населения? Победил ли он ведизм, индуизм и брахманизм в плане социального переустройства, то есть, как говорится, положил ли он их «на обе лопатки» и вытеснил с мировой арены? Или он переделывал лишь духовный мир человека, не занимаясь, по сути, социальными проблемами? Пора дать ясный ответ.

Буддизм, выступивший на арену истории с резкой критикой ведизма, индуизма и брахманизма, с отрицанием их основополагающих ценностей, не стал бороться с ними активно направленными социальными методами. Он фактически ушел от них в другую сферу, в сферу асоциальную, в сферу индивидуального сознания и индивидуально-безличностного бытия (вот такой сугубо буддийский алогизм). Произошла не победа нового над старым, а произошел исход из старого в иную область, не сильно охваченную вниманием этих «старых» религий.

Таким образом, ожидать, что буддизм может предложить нам нечто новое в плане лучшей организации человеческого общества, не стоит. И хотя некоторые принципы совместного проживания людей были буддизмом все же предложены, никакого целостного учения по поводу построения социальных систем в буддизме не найти. Буддизм не победил ведизм, он ушел от него в сторону, заняв свою собственную нишу. Противопоставить ведизму новый порядок земного социального устроения буддизм не смог, да и не мог. При всем при том он с успехом заимствовал очень многие религиозные установки своих «предшественников». Так, например, факт заимствования буддизмом таких идей, как идея кармы и идея реинкарнации, признается большинством современных историков.

Вероятнее всего, резко отрицательная позиция буддизма к ведическому наследию и позволила ему более основательно обустроить свои собственные идеи. Так что если смотреть на буддизм с объективно-исторических, а не с предвзятых религиозно-мистических позиций, то историческую суть его многовекового пути можно свести к следующему:

• отрицание ведизма;

• выработка собственных идей на базе этого отрицания;

• заимствование и некоторая переработка наследия ведизма, индуизма, брахманизма;

• уход в сторону, поиск и развитие своей собственной религиозной ниши;

• интенсивное развитие этой ниши.

Выдвинув явление страдания на передний план, буддизм занялся разработкой учения об этом явлении, о причинах его возникновения и средствах ухода от него. И здесь в полной мере воплотилась длительная и поистине мучительная работа по поиску путей выхода из страданий самого Будды Шакьямуни. В религиозном исследовании проблемы страдания буддизм превзошел все другие религии мира. Более того, явление страдания оказалось тем самым стержнем, вокруг которого строилось это учение. Акцентируя внимание на страдании, буддизм подразделяет его на три основных вида:

1. Обычное мирское физическое и душевное страдание.

2. Страдание перемен, связанное с возникновением новых трудностей и новых ситуаций при проявлении собственной активности любого существа в процессе его роста.

3. Страдание нестабильности, связанное с изменениями, приходящими извне.

Последние виды страданий, согласно буддизму, могут присутствовать и среди богов, где обычное мирское страдание отсутствует.

Полагая, что мироздание состоит из трех уровней (чувственный мир, мир «форм», мир «не-форм» /58/), буддизм, по сути, утверждает принцип всеобщности страдания на всех уровнях. Величие Будды Шакьямуни, согласно учению буддизма, как раз и заключается в том, что он понял «всеобщность» страдания, узнал его причину, а затем, устранив причину, победил его. Так он приобрел духовную высоту и мудрость, стал архатом.

Отчего же возникает страдание в мире людей? Буддизм отмечает три основных корня неблагих деяний, которые приводят к возникновению страдания, ухудшению личной кармы и продолжению перерождений в сансаре (круговороте рождений):

• алчность как стремление к удовлетворению неумеренных материальных потребностей;

• вражда как агрессивный способ достижения мирских целей;

• неведение как незнание или ложное знание, следствие неразумных душевных устремлений.

При этом буддизм утверждает, что основа возникновения страдания заключена и в самом удовлетворении желания. В /58/ сказано: «Удовлетворение желаний порождает вражду», а вражда порождает борьбу между людьми за обладание объектами материального мира. Получается, что желание является источником вражды, борьбы и, соответственно, Зла. Победив же всякое желание, человек якобы уходит от неблагих деяний, он уже не способен ухудшить личную карму, чем и способствует выходу из сансары – колеса перерождений. В этом и заключается благостное состояние для всякого ревностного служителя буддизма.

На основе детально разработанной системы представлений о страдании как об общемировом явлении буддизм разработал учение о так называемых благородных истинах, которые стали его своеобразным катехизисом, указующим направление выхода человека из колеса неблагих перерождений. В кратком изложении эти благие истины сводятся к следующему:

1‑я благая истина. Природа всего живого есть страдание, все живые существа находятся в круговороте перерождений («Все есть страдание» /58/). Земная жизнь понимается как поток элементарных психофизических моментов бытия, неких мгновенных атомарных состояний, называемых драхмами. Драхмы являются своеобразными квантами психофизической жизни. Набор этих драхм в теле биологического существа и является, собственно говоря, жизнью этого существа. В очередном посмертии составные части души распадаются на элементы-драхмы, и при воплощении в новое тело в каком-либо мире (чувственном, мире «форм», мире «не-форм») обновленная душа может состоять из нового набора элементов. Таким образом, постоянно сохраняемой в череде перерождений индивидуальной души – атмана не существует.

Буддизм принес с собой качественно новую идею, идею непостоянства души, идею возможности ее разложения на составные части. Вообще говоря, эту идею можно считать своеобразным развитием крайне простого комплекса представлений, характерного для современного человека западного типа, где индивидуальная душа всякого живущего человека признается неизменной константой, имеющей воплощение на Земле всего один раз в своем бесконечном бытии, после чего она направляется либо в рай, либо в ад. Буддийская теологическая модель является более гибкой, более динамичной. К тому же для всякого самого последнего грешника она оставляет надежду улучшить свою карму в последующих перерождениях. В этом плане она является более привлекательной, чем слишком «однозначная» теологическая модель европейского толка, хотя идея несохраняемости индивидуальной души несколько понижает степень этой привлекательности.

В буддизме есть еще один примечательный момент. Буддизм утверждает, что страдания не могут быть исчерпаны сами по себе или по чьей-либо воле, в том числе и по воле богов. Только деяния самой личности могут избавить ее от страданий, улучшить или ухудшить карму. Это очень важный тезис буддийского учения. При наличии такого тезиса понятие Спасителя-Мессии, берущего на себя грехи огромных людских масс и своими силами создающего рай на Земле, уже не находит места. Идея Божественного Спасения в буддизме отсутствует.

Однако идея грядущего второго пришествия Великого Учителя в нем все же есть. Буддисты верят во второе пришествие Будды, но пришествие его не как Бога, а именно как учителя, наделенного огромной духовной исправляющей силой. После этого произойдет обновление земного мира. Не исключено, что вера во второе пришествие Будды имеет те же корни, что и вера во второе пришествие Иисуса Христа. Похожую идею мы находим и в иудаизме в виде ожидания Мессии. Во всяком случае, одно можно считать бесспорным – идея пришествия Великой Личности, облагодетельствующей Землю, существует во многих религиях мира.

2‑я благая истина. Эта истина называется истиной возникновения страдания. Как уже говорилось выше, согласно буддийскому учению, причиной возникновения страдания является наша привязанность к чувственным земным наслаждениям и ложным воззрениям. Страдание порождается нашими желаниями, прежде всего желаниями обладать чем-либо.

3‑я благая истина. Эта истина называется истиной прекращения страдания. Для прекращения страданий, согласно буддийскому учению, следует очистить свое сознание от притока различных аффектов (читай – мирских желаний), избавиться от алчности, вражды и невежества (здесь под невежеством понимается все, что противоречит буддизму).

Разъединение с корнями неблагого и есть дорога избавления от страданий. Если аффекты устранены, желания умерщвлены, то, согласно учению, отсутствуют личностные негативные воздействия на окружающий мир, не выращивается более негативная карма и может наступить освобождение от рождения в низших мирах. Таким образом, путь прекращения страданий (но не путь личного спасения) по сути заключается в уходе от мирских радостей, от земных наслаждений, то есть фактически в уходе от жизни.

Но и в буддизме тоже не все так абсолютно отрешено от земного мира. Буддизм реально оценивает ситуацию, полагая, что не все пойдут по пути истины. Он вынужден признать, что многие должны усердно, в поте своего лица трудиться, обеспечивая хотя бы минимальные человеческие потребности, должны создавать семью, обеспечивать потомство и т. д. и т. п. Кто-то должен охранять государственность и управлять массами, наказывать нерадивых и преступников. При таких «нагрузках» полагаться только на буддийские духовные ценности, не пытаясь хотя бы отчасти компенсировать их прижизненными наслаждениями, – задача трудная и практически невыполнимая для большинства смертных. Поэтому буддизм признает неизбежность круговорота рождений в сансаре и ниже, в адских мирах.

Для придания законченного логического единства своим идеям буддизм счел необходимым опереться на концепцию о периодически наступающих концах света, совершаемых при чрезмерном развитии мирового Зла. После каждого конца света очередной мир погибает и рождается новый, в котором начинают вновь протекать те же самые процессы, что протекали ранее, процессы рождения, расцвета, угасания и последующей гибели. И так до бесконечности, не имея ни завершающей цели, ни итоговой направленности, ни смысла.

С теоретической и психологической точки зрения такие представления не являются сильным местом буддийского учения. В христианстве тоже есть конец света, здесь тоже его приход связан с представлениями о чрезмерно распространившемся Зле. Но за этим следует качественный переход – рождение нового, более благодатного мира. Такие представления, вообще говоря, являются более позитивными хотя бы потому, что они указывают на стратегическую перспективу.

4‑я благая истина. Эта истина есть истина пути. Она включает в себя перечень практических установок или благих правил поведения любого последователя буддизма на его жизненном пути. По сути, они сводятся к следующему:

• не грешить (в буддийском понимании);

• изучать буддийское учение;

• достигать мудрости.

Эти установления и правила представлены в так называемых учениях о восьмеричном благородном пути, о пути Малой Колесницы, о пути Большой Колесницы, об Алмазном пути, а также в учении о Шамбале, легендарной мифической стране, где в грядущей войне благое воинство Шамбалы (сторонников буддизма, разумеется) одержит победу над силами тьмы. Последнее положение буддийского учения довольно любопытно. Здесь «стандартная» небоевитость буддизма при строгом указании не причинять никому зла и тем паче никого не убивать с легкостью согласуется с легендой о грядущей битве и победе воинства Шамбалы. Здесь идея существования вполне земного, но более благодатного мира – Шамбалы оказывается созвучной с идей прихода Спасителя и устроения им Нового Мира. Здесь сам факт существования другой страны – Шамбалы, где все для всех намного лучше, опять же согласуется с представлениями о независимости истинного буддиста от внешних условий бытия. Как много все это опять созвучно с христианством.

Приведем теперь перечень откровенно неблагих деяний, неблагих с буддийской точки зрения, разумеется. Их десять (опять аналогия с десятью христианскими заповедями):

1. Убийство.

2. Воровство.

3. Прелюбодеяние.

4. Ложь

5. Клевета.

6. Грубая речь.

7. Пустословие.

8. Алчное стяжательство.

9. Проявления злобы. 10. Ложные воззрения.

Если сопоставить эти десять видов буддийских неблагих деяний с десятью христианскими заповедями, то мы найдем здесь чрезвычайно много общего. Первое, второе, третье, четвертое и пятоое неблагие деяния практически эквивалентны соответствующим христианским заповедям. Седьмое буддийское неблагое деяние не так уж далеко ушло по смыслу от христианского установления «не упоминай имя Господа всуе». Восьмое и десятое деяния созвучны христианскому «не сотвори себе кумира», причем десятое деяние является практически тем же самым, что и христианское ограничение о недопустимости веры в других богов. Девятое деяние «находит себе» встречное христианское установление в виде требования любви (возлюби Господа, возлюби ближнего).

Пожалуй, только шестое неблагое деяние не имеет прямого аналога в христианских заповедях, хотя и здесь надо учесть, что оно в буддизме трактуется не дословно. Данное неблагое деяние имеет более широкое смысловое значение. Оно сродни таким христианским установкам, как требование почтительного обращения к родителям, уважения к ближним своим, как недопустимость проявления гнева и т. п. Сквернословие в христианстве тоже считается большим грехом, хотя запрет на сквернословие и не выделяется в отдельную заповедь.

Отличие буддийских норм от христианских заповедей заключается прежде всего в их значимости в объеме основных канонов каждой из этих религий. Если в буддизме эти нормы имеют дополнительное, методическое значение, то в христианстве десять заповедей вынесены на самый передний план. Если в буддизме эти установления отражают начало пути человека к достижению буддийских ценностей, то в христианстве это чуть ли не весь путь. Согласно христианскому учению, всякий христианин, достойно и неукоснительно исполняющий десять заповедей и еще две дополнительные (см. выше), считается праведником, он вполне может рассчитывать на благодатное воздаяние на небесах после смерти.

И все же в целом десять буддийских и десять христианских установлений очень близки между собой как по форме, так и по духу. Эту близость можно объяснять по-разному. Можно объяснять ее общностью нравственных представлений о том, каким должна быть в принципе благая человеческая личность. Можно объяснять ее близостью духовных потребностей человека вне зависимости от того, где и в какое время он проживает. Однако большое сходство этих десяти установлений, вполне возможно, имеет и другие корни. Указание на то, что Иисус Христос был знаком с буддийским учением /32/, наводит на определенные мысли. Вполне возможно, что в значительной степени именно под воздействием контакта с древними учениями и были сформулированы основные положения христианства.

Исходя из этих десяти установлений, последователи буддизма формируют свое нравственное «обрамление» человеческого социального бытия, которое несколько отличается от систем представлений, характерных для других религий. Так, в буддизме считается недопустимым убийство любого живого существа, даже невидимого глазом. В более жесткой форме действует и запрет на произнесение лживых слов – никому никогда нельзя говорить неправду. Предаваться опьянению и употреблять наркотики тоже нельзя. А вот в христианском мире нет такой строгости, здесь считается грехом предаваться пьянству, но запрета на употребление спиртных напитков все же нет. Да и ложь во благо здесь вполне допустима.

Очень любопытно буддийское понимание прелюбодеяния. В христианстве любые сексуальные деяния, не освященные церковью (а освященными являются только традиционные сексуальные действия между мужчиной и женщиной, находящихся в браке), признаются греховными. В буддизме же под запрещение попадают далеко не все любовные деяния.

В классическом буддизме действуют такие моральные нормы:

• запрет на совращение чужих жен и мужей, приводящий к расторжению брака;

• запрет на совершение сексуальных действий в неподходящем месте (например, вблизи святынь и т. п.) или в неподходящее время (например, во время беременности);

• запрет на невагинальные сношения;

• запрет на инцест;

• запрет на сожительство с монахинями, на совращение беззащитных женщин и т. п.;

• полное половое воздержание для монашествующей братии, начиная со статуса послушника (послушницы).

Следует признать, что комплекс этих норм довольно рационален, хотя и не идеален. Эти нормы более или менее понятны, только первая из них требует некоторого пояснения. В отношении мужчины она предусматривает запрещение половых сношений с чужими женами. Любить же других женщин, потерявших мужа, незамужних и др., даже женатому мужчине, получается, не возбраняется. Главное, чтобы эти любовные отношения не приводили к распаду семьи, являющейся важнейшей ячейкой общества. Таким образом, вступая в брак, мужчина здесь дает клятву не абсолютной верности жене, а клятву сохранять брак. Незамужняя женщина тоже имеет достаточную свободу. До замужества она в принципе довольно вольна в своих действиях, ей не разрешено только разбивать уже сложившиеся семьи. Но после замужества нравственные требования по отношению к ней существенно возрастают. Здесь наиболее четко прослеживается одна основная идея – идея сохранения семьи. Своим поведением человек не должен вызывать огорчений у окружающих и близких. Доставлять же радость себе и ближнему своему без ущерба для других, в том числе и «даме сердца своего» – как бы не возбраняется.

Следует учесть и то обстоятельство, что сексуальная активность большинства мужчин и женщин продолжительна в течение всей их жизни, тем более в условиях жаркого климата. По-видимому, чтобы «разрядить обстановку» в этой сфере и не приводить к комплексу негативных последствий, и сделано было такое нравственное «послабление».

Если отбросить традиционные нравственные шоры, становится понятным, что такой комплекс норм оказывается довольно разумным. Он в принципе позволяет надолго сохранять здоровье нации. И здесь неважно, что своим происхождением он, вероятнее всего, обязан не столько самому буддизму, сколько его религиозным предшественникам, здесь важно то, что он остается действующим в буддизме. Разумеется, такая оценка сделана была исключительно с социологических позиций, поэтому этот вывод никоим образом не следует рассматривать как оскорбляющий религиозные чувства других учений мира.

Однако пойдем далее. Руководствуясь этими мерами, а также распространенной в буддизме практикой очистительных суточных постов (суточное воздержание от пищи), даже самый простой человек, согласно буддийскому учению, может встать на путь истины. Со временем он может стать праведником, то есть человеком, совершающим только праведные деяния. В комплекс праведных деяний входит следующее:

• глубокая вера;

• проявление решимости в борьбе с мирскими соблазнами и в вопросах веры;

• совершение только благих деяний;

• словесное изложение мыслей должно иметь только благопристойную форму;

• поддержание здорового образа жизни;

• подавление негативных устремлений и помыслов;

• систематические занятия практикой углубленного созерцания.

Закрепившись на этом уровне, праведник может встать на еще более благородную стезю – стезю святости. Святые в буддизме называются архатами. Архат считается способным погружаться в нирвану. Достигший состояния архата уже не перерождается более в земную жизнь, он выходит из круга сансары. Дорога индивидуального буддийского развития личности имеет своей целью вырваться из колеса перерождений и перейти в иномир.

Здесь надо отметить, что понятие нирваны в буддизме оказывается не таким простым, чтобы его можно было с легкостью определить в рамках представлений человека, воспитанного на штампах западной культуры. Но можно уверенно сказать следующее. Нирвана есть такое состояние, которое содержит в себе три причинно-обусловленные драхмы, причем драхмы, не связанные с земным миром, а как бы уже принадлежащие миру горнему. Нирвану можно понимать как переходное состояние между миром живых людей и иномиром. Это состояние, согласно буддийскому учению, характеризуется тремя основными моментами:

• видением благих истин;

• сосредоточением сознания, отсекающим уровень чувств;

• достижением состояния «акаша» или, как говорится в буддизме, занятием собственным духом области мироздания, где происходит развертывание сознания абсолютной чистоты.

Теперь пора хотя бы в краткой форме дать картину буддийского горнего мира, тем более что эта картина не только интересна, но и весьма необычна для человека с европейским складом ума. Как уже говорилось выше, в буддизме отрицается акт сотворенности мира. На передний план здесь выступает идея Мирового Космоса. Состояние Мирового Космоса определяется совокупной кармой «всех без исключения живых существ, населяющих вселенную» /58/. При этом вся вселенная представляется состоящей из пяти качественных состояний, которым соответствует пять форм рождения:

• две благие формы рождения: божественная и человеческая;

• три «несчастные» формы рождения: животные, голодные духи (преты), обитатели адов (нараки).

Существа этих пяти форм рождения заполняют три мира: чувственный мир, мир «форм» и мир «не-форм». Идея о трех мирах заимствована буддизмом у индуизма. Высшим миром считается мир «не-форм», при этом надо не забывать, что этот мир не является вершиной мироздания, такой «окончательной» вершины у буддизма просто нет. Как говорится в /58/, буддизм считает, что «во вселенной нет такой абсолютно благой обители, попадая в которую сознание обретало бы не только блаженство, но и вечную жизнь…». Высшие миры заселяются богами, но и они являются смертными, подверженными «страданию нестабильности».

Буддизм детально разработал структуру горнего мира, он, как говорится, все разложил по полочкам: кто какие миры заселяет, какова продолжительность жизни в каждом из миров населяющих их существ, каковы свойства миров и т. д. Чтобы придать мирозданию динамические свойства, в буддизм привнесено учение о космических циклах. При отсутствии в буддизме идеи итоговой целенаправленности и централизации системы мироздания идея циклов пропитывает эту систему принципом непрекращающегося движения. В конце каждого цикла человеческий род приходит в состояние нравственного и физического вырождения, что является следствием накопившегося негатива кармы всего предыдущего времени. Вселенная как бы ветшает под влиянием этой суммарной отрицательной кармы. Далее наступает космическая катастрофа, все гибнет, и воцаряется космическая пауза.

Во время паузы якобы вызревает новая карма прошлых действий живых существ, и далее происходит рождение новой Вселенной. В этом моменте уважаемый читатель может усмотреть элементы некоторой логической нестыковки – если накопление отрицательной кармы уже привело к гибели мира, к хаосу, то какие же силы позволяют «вызреть» новой, позитивной карме, создать новый цикл вселенной с новыми планетами, богами, живыми существами? Это могут быть только некие формирующие внешние силы по отношению к погибшей ранее вселенной. Какие силы создают аналогичную структуру мироздания, пусть и с измененными, но все с теми же мирами, богами, живыми существами и т. п.? Не логичнее ли признать, что эти формирующие силы и есть силы Всевышнего? Но буддизм это категорически отрицает, поэтому и вынужден говорить об эффекте «самовозрождения» вселенной.

Вот, скорее всего, почему рождение нового мира в буддистской теологии передано столь образно и красочно. Делается акцент на грандиозности природных явлений, связанных с этим рождением (ну чем не попытка скрыть за масштабностью и яркостью слабое место). Здесь и «сверхмощный вихревой столб», и «космические дожди», и «закипание золота», и упоминание о великой горе Меру, и много еще чего столь же грандиозного /58/. Создается впечатление, что это делается для того, чтобы придать весомость идее «автоматизма» рождения новых циклов. Ведь идея централизации, несмотря ни на что, все же крепко сидит в головах большинства здраво мыслящих смертных. Недаром даже Будду Шакьямуни почитают как Великого Бога, хотя это и не соответствует классическим канонам буддизма.

При всем при том надо не забывать, что в буддизме боги не могут помочь смертным в их делах, только сами смертные могут улучшить свою карму. Здесь мы вновь видим ярый антиведизм, цель которого вполне понятна – разорвать связь богов с людьми. Кстати, такая позиция коренным образом отличает буддизм от других религий мира, во многих из них связь с богом или богами считается насущной аксиомой. С другой стороны, это ставит в буддизме во главу угла земного бытия человека внутреннее состояние самого человека. Не вера в Мессию-Спасителя, не служение богу (или богам), не совершение ритуалов с целью получения благосклонности и помощи богов, а внутренняя направленность на улучшение кармы. По буддийским представлениям, все находится в руках самого человека, извне никакого спасения или улучшения его кармы не произойдет. Заметим, что эти представления должны еще работать при условии делимости человеческой души. Совсем непросто, не правда ли?

Очевидно, что такое миропонимание и мироощущение совсем неприемлемо для многих иных религиозных учений. Однако к христианству последнее неприменимо в полной мере. Здесь огромную значимость имеют и вера во второе пришествие Иисуса Христа, и земное поведение самого человека (греховное или благое). Здесь присутствует и вера в Единого Бога Отца Вседержителя, и одновременное поклонение целому сонму всевозможных святых, праведников, блаженных и т. п. Здесь и стремление к мощной церковной иерархии, и идея асоциальности личного спасения, ухода от мира, доходящая до крайних форм (затворничество, отшельничество, странничество, нищенство, юродство).

Завершая обзор основ буддизма, можно подвести некоторые итоги, а именно дать краткий перечень его основных характеристик:

• пропитанность духом антиведизма;

• отсутствие внимания к большинству социальных проблем;

• сильнейший крен в сторону проблемы земного страдания и страдания вообще;

• детальная проработка средств освобождения от этих страданий, основанная на тезисе о постепенном отказе от всех земных желаний;

• установление своей цели земного существования человека, этой целью является, по сути, уход от земного бытия для духовного выхода в иномир.

 

1.4.4. Социологические качества буддизма

Теперь, после описания основ буддийского учения, будет полезно остановиться на некоторых его свойствах, характеризующих его с социологической точки зрения.

1. Буддизм направлен почти исключительно на внутреннее совершенствование личности, на улучшение собственной кармы каждым живущим человеком. Можно даже сказать, что в буддизме действует правило: «Ни на кого не надейся, кроме как на самого себя». Не надейся на Спасителя, на Мессию, на Единого Бога (или богов), на государя, ни даже на своих близких. Так что индивидуализм в буддизме довольно сильно развит.

2. В период возникновения буддизм излил из себя заметную долю энергии отрицания. Он отрицает и Бога-Творца-Вседержителя, и существование вечно неизменной души. Знаменитый тезис европейской культуры «все течет, все изменяется» буддизм распространил и на горний мир. Получается, что личностное духовное «Я» человека, неизменное в других религиях, в посмертии как бы растворяется в грандиозных просторах Космоса и может быть впоследствии возвращено на Землю уже не в виде старого «Я». Такое «пропадание» личностного «Я» еще более способствует развитию чувства социальной пассивности.

3. Буддизм приводит к формированию у личности чувства уверенности и спокойствия, которые возникают прежде всего потому, что за каждой «очередной» жизнью обещается следующая, в которой можно будет поправить карму. В социальном плане это способствует созданию атмосферы умиротворенности, развитию миролюбия и социальной уживчивости.

Здесь надо заметить, что всякому последовательному буддисту не свойственно чувство глубокого страха и великих душевных мук. То есть ему совсем не свойственно то, что характерно для приверженцев ряда других религий, признающих существование только одного жизненного цикла человека, не говоря уже о всяком логически последовательно мыслящем атеисте, которому должно быть в принципе присуще следующее: жгучий страх смерти, ощущение стратегической бессмысленности своего существования, стремление к наслаждениям любой ценой (чего стесняться, если дальше – ничто).

С идеей реинкарнации связан еще один момент. Это признание величия земного существования человека, а значит, и признание величия самого человека. В чем тут дело? А дело в том, что только в человеческом обличье, согласно буддийским представлениям, может быть изменена карма. Даже божества лишены этой возможности. Вот почему истинному буддисту присуще состояние глубокой личной ответственности.

Итак, мы видим, что буддийские установления, связанные с идеей реинкарнации, способны вызывать в человеке самые различные реакции, в том числе реакции чисто социального свойства. Это и миролюбие, и социальная уживчивость, и высокая ответственность за совершенные деяния, и чувство уверенности и душевной свободы, и сохранение внутреннего достоинства при высокой оценке значимости своего существования.

4. И все же наиболее важным свойством буддизма в социальном плане является свойство развития в людях фундаментальной социальной пассивности. Согласно буддийским представлениям, Великий Космос существует без «чьего-либо целеполагания» /58/, у вселенной нет ни причины возникновения, ни целевой направленности, ни стратегического смысла. При этом хотя в буддизме и присутствует иерархическая пирамида различных уровней бытия, но эта пирамида не имеет единого завершения. Здесь нет верховно-управляющего, первотворящего и полностью владычествующего над всем и вся центра, центра, сводимого к единой верховной сущности. Дополнительно к этому, как опять же говорилось ранее, в буддизме отрицается существование вечно неизменной индивидуальной души каждого живого существа.

Так чего же ради, если говорить попросту, стараться активно жить в земном мире, если верить в эти теологические установки. Положения буддизма не могут не порождать в покоренных им человеческих сердцах ощущения некоторой безличности своего «Я», даже ощущения стратегической бессмысленности существования этого «Я». Совсем не случайно состояние созерцательного неделания считается не только благим, но и присущим самому Великому Космосу. При этом, разумеется, и земное бытие не становится главным. Вот где корни буддийского аскетизма. Вот где корни того, что боевитость никак нельзя назвать характерной чертой этого учения. Так что не случайно в эпоху исламских завоеваний мусульмане сумели основательно потеснить часть населения Индии, пропитанную духом буддизма. То, что не удалось Александру Македонскому, сравнительно легко сделали мусульмане.

Однако из отсутствия боевитости еще не следует, что буддийская пассивность не обладает социальной значимостью. Национальное освобождение Индии от английского владычества в середине прошлого века является примером того, что и пассивность способна стать социальной силой, если она обладает признаками массовости и прочувственной нравственной глубины. Основываясь на традициях своего народа, национальные лидеры Индии того времени не призывали народ к вооруженной борьбе, они не искали помощи у соседей. Они призывали просто отказаться от сотрудничества с англичанами, в чем бы это ни выражалось /60/. Прежде всего это касалось отказа от работы на английских предприятиях, что и возымело свое действие. Англия сначала изменила статус Индии, затем Индия получила независимость.

5. В буддизме чрезвычайно широко развит институт монашества. Так, например, на Тибете, где буддизм глубоко пустил свои корни, число буддийских лам в свое время достигло 1/4 всего мужского населения. Такого мы не найдем ни в одной другой религии мира. Когда уход от мира считается благим делом, ярко становится видна вся несоциальность буддизма.

6. Приверженцам буддизма свойственно чувство самоограничения. В большинстве мировых религий западного толка самоограничение связано прежде всего с выполнением конкретного перечня религиозных ограничений. При выполнении этих ограничений действует как бы негласная установка – чем точнее и полнее выполняются эти ограничения, тем большее будет воздаяние за их исполнение, прижизненное или посмертное. Причем чем жестче ограничение, налагаемое на себя личностью, тем на большее воздаяние может она рассчитывать. Не случайно нищие, юродивые, мучающие сами себя люди зачастую считаются здесь более религиозно достойными, чем герои, гении и другие труженики, много послужившие на благо общества. Здесь психологически действует некое подобие расчета: я сегодня отказываюсь от радостей мирской жизни – мне воздастся более другого. И я более религиозен, чем другие. Иногда на этих чувствах ловко и успешно спекулируют проходимцы от религии.

Здесь работает своеобразная психологическая цепочка: самоограничение – участие в ритуалах – упование на воздаяние – уверенность в прощении грехов и в грядущее спасение. Другие индивидуальные достоинства личности при этом как бы отступают на второй план. И если даже некоторая часть священства и пытается исправить положение в этом вопросе в сторону превалирования значения индивидуального развития личности по сравнению с совершением ритуально-обрядовых процедур, но в массах верующих продолжает доминировать эта упрощенная логическая цепочка. Она ведь проста и доступна именно для ничем не выдающихся смертных, она ведь ставит этих самых смертных на одну доску с самыми выдающимися людьми, уравнивая всех со всеми.

Буддизм в вопросе самоограничения идет своей дорогой. Здесь самоограничение не является благостью само по себе, оно «автоматически» не улучшает карму, оно просто не дает возможности ее ухудшить. Здесь как бы работает другая формула: отсутствуют неблагие деяния – отсутствует ухудшение кармы. Причем за самоограничение не следует никакого воздаяния, не говоря уже о спасении. Самоограничение в буддизме есть только первый шаг, только начало благого пути, за ним должны следовать конкретные благие дела самого человека. Причем здесь под благим деянием понимается и так называемое недеяние. Но это «недеяние» не является абсолютным бездельем в полном смысле этого слова. Такое «недеяние» следует понимать как невмешательство во внешний мир, как резкое ослабление взаимодействий с ним. Самоограничение же играет роль одного из инструментов на этом пути, не более того.

Буддийское самоограничение нельзя смешивать с сознательным мученичеством, налагаемым на себя человеком, и тем более со смакованием его, то есть с теми «акцентами», которые присутствуют в других религиях мира. Здесь не может быть и речи о наложении на себя великих мук в надежде на великую посмертную награду, ведь основная идея буддизма как раз и заключается в уходе от страданий. А вот подвергать себя упражнениям, позволяющим сосредоточиться, отрешиться от мира и прикоснуться к иномиру (путем медитации и др.) – это да, это есть. Чувствуете разницу! Только так и именно так следует понимать все то, что связано с самоограничением в буддизме. И пожалуй, только в нем это явление так ненавязчиво, но в то же время сильнейшим образом пронизывает всех своих последователей, пронизывает настолько, что оно становится сильнейшим социальным явлением.

7. На волне антиведических настроений буддизм распространил в сознании своих подопечных идею, что все люди равны. Здесь, конечно, подразумевается, что люди равны не во всех отношениях, а в том смысле, что сословность и кастовость не имеют определяющего значения в плане улучшения их личной кармы. К примеру, буддизм до сих пор не признает женщину равной мужчине во всех отношениях. Становится понятным, что буддийский смысл равенства заключается прежде всего в том, что путь истины открыт для всех без исключения, вне зависимости от того или иного уровня, который занимает человек.

8. Еще одно свойство буддизма нельзя не отметить. Оно заключается в относительной простоте его культа. Здесь надо напомнить, что буддизм активно выступал против обилия ритуальных действий. Конечно, он тоже не может обойтись без них. Основными формами религиозной деятельности здесь являются медитация, молитва и поклонения так называемым ступам и святым, в том числе изображению Будды Шакьямуни. При всем при том религиозный культ буддизма, несмотря на все его призывы к отрешенности от мира, вовсе не сух и не аскетичен. Нет, он достаточно ярок, красочен и музыкален. Буддийские праздники действительно светлы и коллективны. Наверное, если бы этого не было, буддизм так и не сумел бы распространиться в странах Востока.

9. Буддизм, по сути, выступает против личного материального богатства. При этом он отнюдь не отрицает богатства. Нет, он просто не считает его каким-то особым достоинством, а считает его даже некоторой обузой. Ни о какой высокой значимости богатства, ни о какой ее благости здесь и речи не может быть. Кстати, заметим в очередной раз, что такая позиция согласуется с первоначально евангелистским учением Иисуса Христа. Христос призывал своих будущих учеников оставить все, что они имеют (включая семью), и следовать за ним. Так и Будда Шакьямуни оставил свое имущество и надолго ушел из семьи. Правда, со временем, став Великим Просветленным, он вернулся в семью.

В целом можно сказать, что отношение буддизма к богатству равнодушно-прохладное, по современным меркам его можно считать даже очень здоровым – нет полного отрицания, нет весомой негативной реакции, но и нет признания какой-либо особой значимости.

10. Теперь несколько слов о буддийском понимании земной любви. Как говорилось выше, буддизм не признает вечности души, душа в посмертии может распасться на первоэлементы – драхмы. Но тогда спрашивается, что, собственно говоря, следует любить – очередной «набор драхм», который может с легкостью распасться в посмертии и в принципе не появиться более никогда? Где здесь место для завораживающе-огненной или «вечной» любви, где здесь представление о земном и посмертном слиянии душ в великое и сохраняемое единство? Многие мировые религии западного толка, по сути, считают, что неделимой человеческой душе в итоге предназначено в горнем мире только два места: либо в раю, либо в аду. Вот почему слияние индивидуальных душ здесь может иметь большое и долгоживущее значение. Отсюда и огнь сердец, и накал страстей, и мощь одножизненного земного бытия.

В буддизме же поддерживается скорее не любовь к чему-либо или к кому-либо конкретному, а пассивно-доброжелательное отношение ко всему окружающему, в том числе к окружающим людям. Здесь предписывается равно относиться к сильным и слабым, к здоровым и больным, к добрым и злым. Здесь предписано даже бесстрастно относиться ко злу, не следует только принимать в нем участия. При всем при том не рекомендуется даже пресекать зло силовыми методами, поскольку силовые методы вообще буддизмом не приветствуются.

Читателю ничего такой подход не напоминает? Опять «невооруженным глазом» становятся видны многие корни христианства, корни, из которых затем выросли всем известные тезисы: возлюби врага своего, подставь другую щеку, прости причинившему тебе зло и т. п.

Итак, мирская любовь в буддизме, если продолжать пользоваться западными представлениями об этом сложном явлении, не имеет признаков всепоглощения и глубокой неземной чувственности, она вообще теряет здесь свою высокую значимость, к которой мы, люди европейского склада ума, уже привыкли. В буддизме отношение к людям не только благожелательно-уважительное, но одновременно и какое-то отстраненное и поверхностно-прохладное. Безусловно, это относится только к буддийскому пониманию любви, индуистская же национальная традиция отличается существенно большей горячностью и даже своеобразным «профессионализмом» в этом вопросе.

 

1.4.5. Новое в буддизме. Его достоинства и недостатки

Теперь пора остановиться на вопросе о том, что, собственно говоря, буддизм внес нового в область фундаментальных религиозных идей и вообще в мировую религиозную сокровищницу. Мы уже говорили выше, что многое в буддизме на стадии его становления было проникнуто духом отрицания ведизма, индуизма и брахманизма. У читателя может сложиться впечатление, что все в буддизме исходит из этого духа отрицания. Спору нет, в нем много присутствует того, что было рождено за счет сильных импульсов этого духа, в нем нет верховного центра, нет бессмертия богов, нет вечной души, нет стратегической направленности, нет полного блаженства, в нем абсолютно все крутится в колесе перерождений.

Однако буддизм не победил ведизм и его последующие исторические воплощения, индуизм и брахманизм, он ушел в сторону от социальных проблем в поиске другого благого пути. Кстати, именно то, что буддизм не сумел победить эти направления в практической жизни, свидетельствует о добротности или хотя бы об основательности этих направлений.

И все же в буддизме достаточно много того, что можно считать присущим лично ему, или, по крайней мере, того, что можно считать пересаженным и взращенным на его собственной почве. В буддизме существует один мощный духовный пласт. Этот пласт связан с попыткой разрешения проблемы страдания, с уходом буддизма в сторону психического саморазвития личности и сугубо духовного, можно сказать, надматериального бытия. Индивидуальное самосовершенствование и самоограничение, доходящие до самых границ нашей бренной жизни, являются важным стержнем буддийского учения. По детальности проработки аспектов, связанных с индивидуальным страданием, самосовершенствованием и самоограничением, буддизму нет равных в мире. Так что если, к примеру, произойдет вселенская катастрофа, то вероятность сохранения на земле каких-либо аскетов – представителей буддизма по сравнению с изнеженными и проматериализовавшимися жителями Запада окажется неизмеримо выше. Может быть, в этом и заключается историческое значение буддизма как некоего страховочного варианта человечества?

Нельзя забывать также и то, что буддизм породил свое видение Великого Космоса и разработал в этой сфере довольно много любопытных идей. Это и идея смертности богов, и отсутствие возможности у богов изменять карму, и идея вечной цикличности (хотя и бесцельной) всего мироздания. Именно в человеческом воплощении, согласно буддизму, только и возможно улучшение кармы. Что это как не чрезвычайное возвышение человеческой жизни. Человек здесь становится даже выше богов, хотя такой подход, вообще говоря, никак не соответствует общему принципу иерархии. Этот принцип отражен в буддийской космогонии тем, что боги лишены низких форм страдания и их жизненные циклы намного длиннее жизненного цикла человека. Вот как высоко в буддизме поставлен вопрос о страдании, вокруг него, по сути, строится вся система буддийских религиозных ценностей. Но в том и величие буддизма, что в нем каждая индивидуальная земная жизнь, так или иначе пропитанная страданием, может рассматриваться как работа на общее будущее всего человечества.

Итак, даже из того малого, что мы здесь указали, становится понятным, что у буддизма есть свое индивидуальное лицо. Возможно, что и по этой причине буддизм с относительной легкостью, без грозного меча и насилия распространился по Азии. Он проник в Китай, сумел закрепиться и там, несмотря на существование в этой стране мощных религиозных систем.

Теперь мы можем оценить положение буддизма в общей системе религий мира. Это нам впоследствии очень пригодится. Представим эту общую систему мировых религий в виде развернутой по времени дороги. Как теперь становится понятным, первотолчком возникновения буддизма стал не разработанный на местной национальной почве конгломерат самобытных религиозных идей (хотя исключать полностью такого рода «вкрапления» в костяк идей буддизма мы не будем), а акт противодействия ранее привнесенному в Индию ведическому учению. Затем из ряда «трещинок» в поздних трансформациях ведизма (индуизме и брахманизме), с учетом некоторого крена этих трансформаций в социальную сферу бытия, с учетом национальных особенностей, а также элементарного не– или трудноприятия всего инородного вообще, было рождено новое религиозное учение. Этим учением и стал буддизм, со временем нашедший свою нишу в сокровищнице мировых религиозных учений.

Схематически дорогу мировых религий, точнее говоря, одну из ветвей этой дороги (здесь нет христианства, ислама и др.) можно представить следующим образом.

Позже мы дополним эту схему, когда будем строить общую дорогу мировых религий.

Ну что же, теперь можно непосредственно перейти к перечислению основных достоинств и недостатков буддизма, достоинств и недостатков прежде всего социального плана.

Начнем с перечисления достоинств:

1. Что бы ни говорили о буддизме, как бы под него ни подкапывались, но все же в нем содержится очень ценная идея о высоком предназначении человека и человеческого бытия вообще. Здесь достаточно вспомнить о том, что улучшение кармы в буддизме возможно только в течение человеческой жизни и что даже боги лишены такой возможности. Человек в земной жизни не просто «отбывает» отпущенный ему природой срок жизни, не только служит своеобразной «результирующей» кармой предыдущих жизней, нет, он создает карму будущего, причем не только личного своего будущего, он создает коллективную карму. Вот, в частности, почему в буддизме существует такое уважение к человеческой личности (да и не только к ней, но и к любому живому существу). Хотя можно сказать, что такой бережный подход ко всему живому свойственен индийской культуре вообще.

2. Из изложенного выше пункта вытекает целый «букет» вторичных достоинств буддизма. Это прежде всего миролюбие, миролюбие, доходящее до своей крайности – до идеи несопротивления злу. Позиция такова – главное не участвовать во зле, уйти от него в сторону и даже не применять к нему силу. И все же надо не забывать, что здесь мы имеем дело «с палкой о двух концах». В социальном плане эта позиция довольно-таки мягкотела, хотя на индийской почве она способна дать неожиданные социальные плоды.

3. Буддизм сумел воплотить в жизнь целую систему довольно здравых и рациональных норм жизни, таких как: умеренность в личном потреблении, простота и необременительность религиозных ритуалов, отказ от грубости, отрешение от лжи, обмана и т. п., утверждение равенства всех людей на Земле перед лицом горнего мира.

4. Достоинством буддизма можно считать также то, что он старался показать, что принципиальное устранение страданий в социальном мире невозможно и что абсолютный уход от страданий связан, по сути, с уходом из земного бытия. Буддизм в очередной раз подтвердил принципиальную невозможность разрешить эту проблему для всех без исключения живущих. Уход в сферу духа – вот путь, который был предложен буддизмом и развит им во всех деталях.

5. Еще одним достоинством буддизма является то, что он оказался способным успешно окормлять угнетаемые низы общества, дать им утешение. Он всегда апеллировал ко всем, в том числе к простым смертным, и добился в этом плане определенных успехов.

6. Буддизм воспринял идею цикличности и мирового исторического процесса, и космического бытия вообще. Такое видение идет вразрез с представлениями о монотонном поступательном развитии, вечности прогресса, движении только вперед и т. п. В данном вопросе позиция буддизма глубока и весома.

Итак, мы убедились, что достоинств буддизма довольно много. Однако он имеет и столь же большой перечень недостатков. Приведем наиболее важные их них.

1. Теологическая система буддийского миропонимания в целом не имеет конечной завершенности. Иерархическая пирамида буддийского Космоса не имеет центрально-ориентирующей, вечно существующей и всесильной вершины. Здесь нет Владыки-Господа, нет Всевышнего, нет Творца, нет Спасителя, как нет и Врага-Погубителя. Многие другие мировые религии имеют свою теологическую вершину в виде, например, идеи Единого Бога. В буддизме нет вечного рая и ада, здесь боги смертны, и все крутится в колесе перерождений. Такие положения приводят к набору асоциальных следствий, о которых мы говорили выше.

Схематически нарушение принципа иерархии, связанное с отсутствием конечной завершенности горнего мира буддийского Космоса в сравнении с типичным монотеистическим представлением о системе мироздания, может быть выражено следующим образом:

Монотеистическая система представлений

Буддийская система представлений

2. Как уже говорилось выше, буддизм считает, что только рождение в виде человека позволяет улучшить карму. Божественное существование не дает таких «привилегий». При внимательном взгляде на весь окружающий нас мир мы наблюдаем (а религиозные представления часто исходят из вполне земных оснований), что все объекты, расположенные более высоко в системе иерархий, как правило, имеют больше возможностей, отличаются способностью совершать воздействия большей мощности, отличаются большим количеством степеней свободы и т. п. В социальном мире это выражено наиболее сильно. Владыка государства несравнимо могущественней большинства своих подданных.

Но даже и в мире мертвых форм мы наблюдаем ту же закономерность. Так, относительные движения материальных тел в энергетическом плане определяются кинетической энергией. Хаотическое движение молекул в этих телах определяется столь же известной величиной – температурой. Однако «емкости» этих энергий несоизмеримы. К примеру, для того, чтобы нагреть одно ведро воды до 100° С, требуется такое же количество энергии, которое необходимо затратить человеку, чтобы подняться на гору высотой 6 км. Если проникнуть в природу молекул, то обнаружим, что химическая энергия является еще более «емкой». Если же мы захотим проверить энергетическую емкость еще более тонкого уровня, то есть перехода «атом – ион», сопровождающегося отрывом электрона от атома, то обнаружим, что для ионизации одного грамм-атома вещества (~10…30 г) потребуется уже столько энергии, которое необходимо для поднятия человека на высоту ~60 км. При переходе в еще более тонкую внутриядерную структуру уровни энергетической емкости достигают немыслимых высот. Типичный пример – атомная бомба. Даже здесь все наиболее «тонкое», находящееся на более высоком уровне, обладает, как правило, более мощным энергетическим «выходом».

Теперь становится понятно, что буддизм выступает в этом плане в качестве идейного нарушителя общемирового принципа иерархии. Однако это нарушение имеет определенный смысл. Он заключается в том, что, согласно буддийскому учению, человеческий уровень является самым низшим из всех благих форм рождения. То есть именно на границе между благими и неблагими формами рождения возможно улучшение кармы с целью последующего кардинального определения, в какую сторону пойдет тот или иной набор драхм, то есть тот или иной человек в буддийском понимании. Человеческое бытие рассматривается здесь как критическая зона всего Великого Космоса, которая определяет, куда в посмертии пойдет дальше «набор драхм», вверх или вниз. В глубинах как благих, так и неблагих форм рождения такой возможности нет. В этом видна определенная логика.

3. К недостаткам теологического свойства можно отнести двойственное понимание смысла существования человека. С одной стороны, мы имеем дело с вполне четкими жизненными личными ориентирами: улучшением кармы, стремлением к уходу от страданий, к нирване, стремлением к рождению в более высоких формах рождения и т. д. С другой стороны, поскольку, согласно представлениям буддизма, вечной индивидуальной души нет, то эти заботы становятся, если так можно выразиться, не очень-то мотивированными. Зачем все это, если набор драхм, то есть суть человека в его однократном земном существовании (то есть «Я»), распадается в колесе перерождений, формируя новый набор драхм (уже не-«Я»), то есть, по сути, не произойдет никакого личного перерождения. Если добавить к этому отсутствие идеи целенаправленности мироздания, то личные активные прижизненные движения во многом теряют смысл. Вот, кстати говоря, откуда проистекают такие явления буддизма, как его социальная аморфность, созерцательность, стремление к покою, подмена страстной горячей любви состоянием пассивной благожелательности и бестрепетного равнодушия.

4. Теперь можно перейти к рассмотрению недостатков практического свойства. И здесь опять во всей своей первозданности выступает упомянутая выше асоциальность. Да, буддизм не пытался победить всевозможные земные нестроения земными социальными методами. Он уходил от этих забот в сферу индивидуального духа и индивидуального совершенствования.

Кстати, вспомним здесь опять известное изречение Иисуса Христа: «Царство Мое не от мира сего». Выше по тексту мы уже неоднократно говорили о духовной близости буддизма и христианства. Опорой для этого служат не только легенды (скорее всего, совсем не легенды) о путешествии Иисуса Христа по странам Востока. Христианское учение прямо говорит, что при рождении Иисуса Христа его посетили волхвы с Востока, которые подарили ему золото, ладан и смирну. Так что связь христианства с восточными религиозными идеями не исключается. И хотя некоторые специалисты не признают факта длительного путешествия Иисуса Христа по странам Востока, настаивать на отсутствии межрелигиозных контактов зарождающегося христианства и уже существующего в то время буддизма не имеет смысла.

Известный исследователь христианства Эрнест Ренан высказывался в пользу того, что контакты между зарождающимся христианством и буддизмом могли иметь место. Он пишет: «Не направили ли свои стопы в Иудею некоторые из таких бродячих буддийских монахов, которые обходили весь свет… и которые, несомненно, заходили и в Сирию, и в Вавилон»/32/. Далее он еще более подтверждает версию о возможности такого контакта, говоря, что: «Спустя некоторое время Вавилон превратился в истинный очаг буддизма»/32/. При этом не надо забывать, что многие районы Малой Азии находились в то время на перепутье дорог между Западом и Востоком. Так что утверждать, что христианство развивалось и крепло без всякого, по меньшей мере, знакомства с буддизмом, будет неразумно.

5. Несколько слов надо сказать о буддийском индивидуализме. Буддийский индивидуализм не столь глубокого свойства, каким он оказывается на Западе. В европейском миропонимании, основанном, по сути, на идеях иудаизма и христианства, душа признается нетленной сущностью, сохраняемой в посмертии. В буддизме, как уже говорилось выше, душа в посмертии распадается на драхмы, которые в новом сочетании могут быть вновь «посланы» на Землю.

Целевая установка здесь определенная – улучшить карму и в новом перерождении максимально уйти от страданий. Вот почему понимание индивидуализма в буддизме особое. Это одновременно равнодушие и благожелательность ко всем живущим, это личная направленность на уход от тягот мира, это стремление не наносить вреда всем окружающим, не причинять им боль. Это и огромное уважение к авторитетам, желание приблизиться к ним, научиться у них, почитать их. Это и признание самого себя не червем земным, не малой песчинкой, а привилегированной частью Вселенной, это и огромное желание достигнуть нирваны. Так что баланс «общинное – индивидуальное» в буддийском мире имеет особые, только ему присущие качества, иногда очень трудно воспринимаемые умом и сердцем европейца.

6. Еще одним недостатком исключительно социологического свойства можно считать то, что буддийский институт монашества развит до чрезвычайных размеров. Совершенно очевидно, что с чисто социологической точки зрения такое огромное число людей, фактически оторванных от продуктивного производства на пользу общества, в том числе уклоняющихся от задачи продолжения рода, является очень нерациональным.

Но довольно перечислять недостатки буддизма. Скажем только, что буддизм в целом не смог, как, впрочем, и любая другая религия, исправить нравственность подавляющей части исповедующего его населения. Он не смог ни ускорить процесс цивилизации, ни создать хотя бы подобие революционного взрыва. Вероятно, такие цели он перед собой и не ставил. Но, несмотря на недостатки, буддизм не сошел с мировой арены, он сумел закрепиться в умах и сердцах миллионов людей. В нем все же присутствует системно связанный комплекс свойств, которые с социологической точки зрения являются определенно позитивными (см. выше).

Так что несмотря на то, что в буддизме очень многое замыкается на индивидуальном страдании и на способах ухода от него, несмотря на то, что буддийское утешение в перипетиях нашего грешного земного мира кажется порой иллюзорным, и даже несмотря на то, что буддизм преимущественно распространен в слаборазвитых странах, у него есть место под солнцем в современном мире. И пусть он противопоставил социальной силе, в том числе государственной власти и мощи оружия, исключительно силу идеи. И пусть буддизм в чисто социальном плане в принципе оказался не столь уж и состоятельным. И пусть буддизм является в итоге не жизнеутверждающей религией. У него есть чему поучиться.

Да, человеческое земное бытие есть не только страдание и поиск средств ухода от него, оно включает в себя и полеты высокой мысли, и утонченные наслаждения, и творческий экстаз, и вдохновение гения, и обыкновенную радость от самых простых удовольствий. Разумеется, все это сосуществует с тяготами жизни, с периодическими мучениями и ощущениями горя, зачастую с тяжелым трудом. Но в том-то и суть жизнеутверждающих религий, что они призывают к победе над этим негативом доступными материальными средствами.

И все же у буддизма есть своя собственная ниша, ниша исхода личности из тягот земного бытия в мир духовного раскрепощения, в мир осознания самого себя и последующего отрешения от себя, в мир нирваны. Это ниша людей, не склонных проявлять свою социальную силу, ниша внутреннего успокоения и умиротворения. В этих направлениях буддизм продвинулся более всех других мировых религий, из этих источников он и черпает свою силу.

Очевидно, что подобного рода ниши будут существовать всегда, пока существует наш бренный и несовершенный мир со всеми его напастями и страданиями, с людьми, не желающими вступать в открытую борьбу для достижения чисто мирских целей. Такого рода человеческий материал будет существовать довольно долго (если не всегда) в мировой истории. Поэтому буддизм будет иметь под собой вполне объективную почву.

Более того, чем быстрее цивилизованный мир достигнет апогея своего могущества, чем больше общемировых шлаков будет накоплено, тем более мощный фундамент будет подведен под буддизм, тем в большей степени станут распространяться его идеологические и философские установки. При этом буддийская идеологическая доктрина может даже выдвинуться в качестве одной из альтернатив общемирового спасения.

 

Теперь мы переходим к рассмотрению учения, казалось бы, не очень и интересного и даже не вполне религиозного. На самом деле оно очень самобытно и исторически ценно. Его изучение приведет нас впоследствии к целому комплексу чрезвычайно полезных социологических выводов.

Конфуцианство долгое время сосуществовало с другими религиями, в том числе с даосизмом и буддизмом. Это сосуществование не было отмечено никакой значительной борьбой между ними. Можно даже сказать, что эти учения существовали и продолжают существовать, дополняя друг друга. Сегодня многие китайцы, смотря по обстоятельствам, прилежно исполняют обряды всех трех религий – конфуцианства, даосизма и буддизма.

Нельзя не отметить, что конфуцианство почти в полной мере включило в свой состав некоторые идеи, которые можно считать идеями даосистского происхождения:

• идея единства мироздания и гармонии Вселенной;

• идея духовной сугубо бестелесной первоосновы, пронизывающей все и вся во Вселенной, то есть идея существования Дао в знаменитой даосской триаде (Дао + Дэ + Ци); эта идея целиком вошла в теологический базис конфуцианства (здесь Дао – творческий, порождающий все Абсолют, Дэ – благодать, истечение, эманация Дао, Ци – жизненная сила);

• идея внутренней непротиворечивости и стройности учения;

• культ Неба, признание существования множества духов, богов и т. п.

Совсем не случайно, что Конфуций неоднократно обращался к понятию Дао и Дао-пути /61/.

Для лучшего понимания конфуцианского учения полезно рассмотреть личность Конфуция. Так мы поступали ранее при рассмотрении других религиозных учений, от этого принципа мы не будем отступать и теперь.

 

1.5.1. Конфуций и Поднебесная

Конфуций – личность исторически достоверная, причем в полной мере земная, не наделенная никакими признаками божественного проявления. Он родился в 551 г. до н. э. в семье обедневшего аристократа. Первую часть жизни занимался государственным служением и сделал на этом поприще неплохую карьеру. Затем, уже в преклонном возрасте, ушел в отставку и начал формировать свою религиозную систему. Он стал путешествовать, собрал вокруг себя учеников и пытался распространить свое учение среди окружающих, в том числе среди сильных мира сего. Принято считать, что по его высказываниям была составлена знаменитая книга «Лунь-юй» («Беседы и суждения»). Собственных записей Конфуция не сохранилось.

Рассматривая конфуцианство как некое отображение основных личностных качеств первоучителя, нужно отметить следующее.

1. Конфуций родился в эпоху упадка Поднебесной (так раньше называли Китайскую империю), то есть тогда, когда, по мнению самого Конфуция, «…мир вновь одряхлел, а Дао-путь измельчал…» /61/. Судьба самого Конфуция в тот период тоже не была к нему особо благосклонной, он не снискал славы и не дождался победы своего учения. Так что целевая направленность конфуцианства на оздоровление и переустройство Поднебесной проистекала из веских оснований как объективного, так и субъективного свойства.

2. В связи с этим главное внимание Конфуция было направлено на создание благоденствующего государства, на поиск средств поддержания его устойчивости в течение длительного времени. А поскольку сам Конфуций был выходцем из слоя государственных служащих, то основной костяк выдвинутых им идей был связан с государственным служением. Этим обстоятельством объясняется, в частности, и то, что Конфуций сравнительно мало уделял внимания горнему миру. Замечания в свой адрес по этому поводу Конфуций удачно парировал следующими словами /61/: «Как можно служить духам, не научившись служить людям». Такая глубоко социальная направленность учения Конфуция послужила впоследствии поводом для многих историков утверждать, что конфуцианство нельзя в полной мере считать религиозным учением. Но это не так, далее мы это покажем со всей определенностью.

3. Конфуций исходил из того, что средства для обеспечения благоденствия Поднебесной следует искать не в туманном будущем, а в древности, когда, по преданию, Поднебесная находилась в фазе подъема. Так что Конфуция никак нельзя назвать пламенным революционером, уповающим на открытие чего-либо кардинально нового.

Об этом свидетельствует и преклонный возраст Конфуция, в котором он начал заниматься своей основной деятельностью. Более того, сам Конфуций неоднократно и настойчиво повторял, что он не излагает никакого нового учения.

4. Еще одним личностным качеством Конфуция было то, что его совсем нельзя считать Спасителем или Мессией, вообще нельзя считать наделенным какими-либо чудесными свойствами. Конфуций – это не божество, это Учитель.

5. Поскольку Конфуций принадлежал к верхним эшелонам среднего слоя общества, то отношение его к простым смертным не было таким повышенно-внимательным и «вселюбивым», как это имело место в других учениях. Он не считал народные массы первоосновой всего, он не считал, что все в народе прекрасно и здорово, он не считал, что если народу предоставить полную свободу, то тогда ему будет хорошо жить. Такими иллюзиями он не страдал.

Историки упоминают следующий факт из жизни Конфуция, наглядно демонстрирующий, что жестокость по отношению к определенным людям считалась им вполне допустимой и даже необходимой. В период своего государственного служения Конфуций как-то потребовал смертной казни для актеров, которые играли на подмостках сцены неподобающим, с его точки зрения, образом. Он обвинил их в шутовских насмешках над представителями княжеской власти. Этот эпизод показывает, что Конфуций не был сторонником либерализма, не был поклонником идеи всеобщей любви и всепрощения.

6. Конфуций во всем старался опираться на традиционные китайские ценности. Он понимал, что если речь идет о создании национального государства, благоденствующей Поднебесной, то такое государство должно иметь самобытные национальные корни. Одним из таких корней явилось то, что конфуцианство поставило семейно-родовые отношения на очень высокий уровень. Отношение к браку здесь очень серьезное. И сегодня в Китае реальная жизнь, конечно, не обходится без разводов, но все же их существенно меньше, чем в любой западной стране. Развод по сей день считается для китайца позором /62/.

Придание такого статуса семейно-родовым отношениям служит заметным отличием от целого ряда других религиозных учений. Так, например, буддизм считает акт ухода человека из семьи ради религиозного служения большой религиозной ценностью. Вспомним здесь хотя бы уход из семьи самого Будды Шакьямуни. Подобный поступок в христианстве тоже расценивается как более значимый, чем «рядовое» нахождение человека в естественных семейно-родовых условиях. Монашество в христианстве вообще считается уделом избранных людей. Вспомним в связи с этим, что сам Иисус Христос, набирая своих учеников, призывал их оставить свои семьи и следовать за ним. Хотя и брак по канонам христианства должен быть обязательно освящен церковью.

В традиционной культуре Китая очень важным элементом является культ предков. Обращение к душам предков со своими житейскими просьбами – основа типичной китайской молитвы. В культуре Китая широко развито приношение воздаяния предкам или богам (бескровное и вполне умеренное, часто носящее характер красочной имитации), а также исполнение всевозможных ритуалов.

А вот что по сей день совсем не свойственно жителям Поднебесной, так это концентрация религиозной активности на сугубо индивидуальную связь с потусторонним миром. Индивидуальная возвышенная связь «Бог – Я» совсем не типична для китайского духа. Китаец обращается за помощью к Небу, к духам предков, к духам природных явлений (к духам вод, горных пиков и т. п.), особо не выделяя себя в этом плане по сравнению с другими ближними своими. При этом он совсем не склонен как к глубокому мистицизму и метафизическому мудрствованию, так и к какому-либо аскетизму или юродству. Китайские обряды начисто лишены религиозной экзальтации и театрализованной «душещипательности». Средний китаец, если так можно выразиться, коллективное существо, он всегда ориентируется на то общество, в котором живет, оглядываясь, именно оглядываясь, на Небо.

Вот почему, в частности, китайская национальная культура оказывается такой восприимчивой к извне приходящим идеям. Но при этом надо помнить, что эти идеи никогда не поглощают традиционные китайские духовные основы. В этой внешней мягкотелости китайского духа заключается его немалая сила. Китаец как бы говорит: «Пожалуйста, приходите со своим учением и научите нас; если нам это пригодится, мы им воспользуемся; но знайте, что основы нашей национальной культуры вы этим не вытесните». Вот почему истинный китаец с чистой совестью будет исполнять ритуалы и буддийского, и даосского, и какого иного свойства, ничуть не смущаясь того факта, что они из «чужих» религий. Здесь надо не забывать, что для китайца его родная страна – Поднебесная, то есть расположенная «под небом», а все вокруг нее – как бы варвары. Эта духовная установка, несмотря на ее древность, в определенной степени продолжает жить и сегодня.

Еще одной опорой, на которую, как на постамент, смог поставить Конфуций свое учение, является то, что чиновник в Китае считался очень важным членом общества. Авторитет власти здесь всегда был высок, почти священен. Склонность к порядку, к регламентации жизни издревле свойственна китайскому духу. Поэтому Конфуций и сконцентрировал острие своего интеллекта и языка на идее устроения властных государственных структур.

Нельзя не сказать также о сильно развитом практицизме китайского народа, одна из составляющих которого реализуется в виде здоровой тяги к радостям земного бытия. Практицизм населения Поднебесной проявляется во многих плоскостях, иногда довольно неожиданных. Достаточно оценить хотя бы чрезвычайно многообразное и поистине высочайшее китайское кулинарное искусство, чтобы понять, как этот народ любит жить, не считая греховным то наслаждение, что отпущено ему природой. Показной аскетизм, практика самоистязаний и т. п. – вещи, совсем не вписывающиеся в традиции Китая.

Деловитость и трудолюбие – еще одна общеизвестная сторона китайского практицизма. Страсть к торговой деятельности, как деятельности очень почитаемой, тоже, по сути, является следствием все того же китайского практицизма. И даже некоторая отстраненность китайского национального духа от глубокого проникновения в сферы горнего мира тоже можно рассматривать как проявление этого свойства. Причем та же практичность заставляет китайцев уважительно относиться к горнему миру. Почитание духов предков, духов природы, богов различных религий и т. п. – все это вполне закономерно. Все продиктовано одной простой мыслью – предосторожностью: «пусть помогут, не навредят и пригодятся». Вот почему культ почитания Неба распространен здесь очень широко.

Вполне практическая установка опять же ясна и понятна – «Великий Космос всемогущ и вездесущ».

Еще одной несомненной чертой китайской национальной культуры является то, что в ней сильно развито чувство коллективизма. В частности, и поэтому в ней не находит значительного места идея глубокого почитания героических самопожертвований со стороны выдающихся деятелей, даже если они и направлены на всеобщее благо. Приспособление к жизни всегда ставилось выше всевозможных революционных порывов. Наличие гармоничного баланса двух основных противоборствующих сил мироздания (активной – ян и пассивной – инь) рассматривалось как наиболее достойное состояние для человека и общества. Гармония всегда ценилась в Китае выше всяких резких изменений. Недаром получило широкое распространение одно китайское изречение – пожелание добра, которое переводится примерно следующим образом: «Да не жить тебе в эпоху перемен». Такой консерватизм несколько тормозил развитие китайского общества, но, с другой стороны, он же обеспечивал ту уникальную длительную устойчивость, которую мы не наблюдаем ни в одном другом регионе земного шара.

 

1.5.2. Основные положения конфуцианского учения

Пора перейти непосредственно к основным положениям конфуцианского учения.

Среди важнейших «кирпичиков», находящихся в фундаменте этого учения, надо прежде всего отметить сложившиеся в веках истории ритуальные нормы. Многие последователи Конфуция полагали, что именно ритуал «…является наиболее подходящим средством утверждения в человеческих коллективах гармонии и стабильности без применения прямого насилия» /61/. Они считали, что если отменить ритуал, то для нормирования социальных отношений придется широко применять силу закона. А последнее всегда сопряжено с применением насилия. Конфуцианская же доктрина предпочитает построение такого общества, где закон не выполняет основную роль в урегулировании общественных отношений.

Конфуций исходил из того, что если отменить ритуалы и обряды, то «…все перемешается и возникнут нестроения» /61/. Уничтожение брака приведет к разврату, при ликвидации обрядов жертвоприношений и погребений исчезнут забота детей о родителях и почтение к высшим силам, уничтожение ритуалов государственного свойства приведет к исчезновению уважения к государственной службе, люди начнут своевольничать, возникнут притеснения и насилия. Вот почему конфуцианство укрепило и подняло на очень большую высоту социальный статус этих ценностей, например статус семейной жизни.

Второй характерной его чертой является то, что вся система мироздания здесь строится на основе точного соблюдения принципа иерархии. Причем здесь нет резкой линии разрыва различных миров, разрыва, который имеет место в целом ряде других религий. Здесь земное бытие представляет собой как бы плавное продолжение небесного мира. Более того, земной мир в целом считается даже неким зеркальным отображением небесного. Горний, разумеется, считается более завершенным и полным, а земной представляется как частичное продолжение его. При этом считается, что наверху есть все!

Такой взгляд на мироздание существенно отличает конфуцианство от ряда других религиозных учений. Чтобы почувствовать это, достаточно обратить внимание на типично китайский взгляд на происхождение причин неурядиц государственного характера. Если человек западного толка в тех или иных неурядицах склонен обвинять прежде всего отдельные слои общества или государственное устройство, то квинтэссенция конфуцианского взгляда на эту проблему может быть выражена в следующей простой формуле: «Дисгармония в мире есть следствие дисгармонии на Небе».

Общую систему мироздания, в конфуцианском понимании, можно представить себе в виде следующей схемы (см. ниже).

Система мироздания согласно этой схеме функционирует следующим образом. Небо дает благодать свыше главе государства, обеспечивая наиболее важную связь высшего мира с миром земным. Государь император выступает в качестве главной персоны для обеспечения «устойчивой ритуальной коммуникации» /61/. В этом заключается, по сути, его основная роль в Поднебесной, то есть роль своеобразного общегосударственного медиатора.

Получив благодать свыше, государь распространяет ее на своих подчиненных, на служащих высокого ранга. Помимо выполнения этой основной роли в обязанность государя входит также расстановка кадров по высшим уровням иерархии и поддержание ритуальных норм в отечестве. Государственным служащим тоже могут при этом доставаться частицы благодати, иначе конфуцианство не было бы конфуцианством, а Конфуций не был бы Великим Учителем.

На служащих лежит ответственность за всю работу по управлению государством, по организации трудовой деятельности масс, по поддержанию порядка в Поднебесной, по обеспечению ее устойчивости. Трудовые массы ответственны за производство предметных ценностей, исполнение распоряжений власти, за должное выполнение ритуальных установлений, соблюдение семейных обязанностей и т. д. Такого рода представления об организации должного общественного порядка в краткой, но емкой форме изложил известный приверженец конфуцианства Мэн-Цзы: «Те, кем управляют, кормят других людей. Те, кто управляет, кормятся от других людей. Это всеобщий долг в Поднебесной» /61/.

Горний мир здесь также представлен в виде иерархической пирамиды, в нем нет одного-единственного Бога, представляющего все и вся, но и нет буддийского «верховного безуправства», когда отсутствует персонификация высшей власти.

Вот почему китайцы называют свою страну Поднебесной. Это название отражает китайское мироощущение, заключающееся в том, что китайское государство располагается сразу «под небом», причем главным лицом этого государства является верховный владыка – император. Он как бы прижизненно находится на границе земного и горнего миров, как бы стоит на вершине высокой горы, утопающей в облаках горнего Неба. Вот оно, теологическое обоснование того уважения, которое традиционно «привыкло испытывать» население Китая к верховной власти. И здесь уже не столь важно, будет ли это пропитанный религиозностью император или коммунистически настроенный лидер, например Мао Цзэдун.

Теперь о народных массах. Конфуцианство очень здраво оценивает возможности и социальную значимость народных масс. Основной принцип здесь следующий: «Достойная власть – покорный народ». Народ должен прежде всего честно трудиться и сохранять нравственные устои, так считал сам Конфуций. Требовать от масс, чтобы они были инициаторами всего полезного и разумного в обществе, чтобы они были первоисточниками мощных идей, чтобы они могли глубоко осознавать эти идеи, – такого Конфуций, разумеется, не допускал. Вот как он высказывался по этому поводу: «Народ можно заставить следовать надлежащим путем, но нельзя заставить понимать этот путь».

Однако народ, в конфуцианском понимании, все же не такое бессловесное стадо, как это принято нередко считать. Народ рассматривается также как барометр хорошего или плохого управления государством. Ежели народу живется хорошо и спокойно под государственным крылом, если он при этом сохраняет здоровые нравственные устои, то это признается за свидетельство здорового государственного управления, если нет – то это признак деградации власти. Такова конфуцианская доктрина. Кстати, в последнем случае конфуцианство считает вполне оправданными действия по свержению недостойной власти силовым способом, при помощи восстания народных масс.

Итак, основное внимание этого учения сосредоточено не на народных массах и даже не на самых высоких иерархах Поднебесной. Нет, оно концентрируется прежде всего на государственных служащих и на образованных представителях средних сословий. Этот срез общества признается самым главным, Конфуций обращает свой взор именно на него. Таким образом, основной идейной направленностью конфуцианства является разрешение проблемы управления Поднебесной и поддержания в ней здорового состояния и устойчивости посредством деятельности государственных служащих и образованных представителей средних сословий. Эта направленность практически целиком упирается в проблему выращивания надлежащих кадров государственного служения. А людьми, которые должны, по мнению Конфуция, стать такими кадрами, являются так называемые «совершенные мужи». Вот почему конфуцианство зачастую не называют религиозным учением, оно почти целиком переносит свою концепцию на почву государственного строительства.

Конфуцианство сформировало комплекс представлений, определяемый единым понятием – совершенный муж. Это понятие в сжатой форме сводится к следующему:

• с почтением служить вышестоящим по уровню иерархии и одновременно оставаться благосклонным к простым людям, всегда подавая им пример социальной справедливости;

• во всех случаях вести себя благоговейно, соблюдать надлежащие нормы поведения, не гнушаться бедности, смело отказываться от богатства, нажитого нечестным способом;

• заниматься самосовершенствованием во всех смыслах, побороть личную зависимость от потребительских ценностей материального мира, в максимальной степени освободить себя от влияния внешних воздействий этого мира, следовать принципу самоограничения;

• обладать чувством долга;

• обладать чувством гуманности.

Первое из этих требований, которое можно назвать начальным, отражает прежде всего признание незыблемости принципа социальной иерархии. Кроме того, это требование является начальным для развития в «совершенном муже» чувства гуманности и долга. Второе требование предполагает не только соблюдение «надлежащих норм поведения» /61/, но и наличие в человеке стартового базиса для развития чувства нестяжательства. Третье требование направлено на отказ от личностных устремлений, отрицательно влияющих на развитие общества. Оно требует от человека значительных усилий, а не простого повиновения при отправлении каких-либо уставных норм. Оно является преддверием на пути формирования действительно достойного мужа, способного занять важный пост в Поднебесной.

Согласно конфуцианской концепции, человек, честно и в полной мере соответствующий третьему требованию, оказывается уже в значительной степени способным проникнуться чувством гуманности и долга. Чувство долга, в конфуцианском понимании, заключается в способности накладывать на себя определенные обязательства социального плана, не имеющие под собой никакого личного расчета, но служащие Поднебесной в целом.

Пятым требованием является развитие чувства гуманности. Это требование, по сути, венчает собой пирамиду конфуцианских требований, предъявляемых к «совершенному мужу». Конфуций говорил, что «совершенный муж» есть человек, который, глядя на выгоду, думает о долге, видя опасность, готовится к самопожертвованию и никогда не забывает своих обязательств. Краткой характеристикой объемной системы представлений о «совершенном муже» является следующее изречение Конфуция: «Совершенный человек осознает свой долг, низкий заботится только о своей выгоде». Эти слова могут быть поставлены в качестве эпиграфа ко всему конфуцианскому учению, настолько они отражают его внутреннюю суть.

Требования, предъявляемые к «совершенному мужу», трудно, разумеется, распространить на все слои общества, однако они должны, по мнению Конфуция, как минимум, действовать в отношении верховного правителя Поднебесной, являющегося, согласно традиционным китайским представлениям, наиболее сакральным членом общества. Правитель должен быть правдивым, любить свой народ, побуждать его к труду, он должен быть достаточно экономным, следовать традиционным ритуалам, но главное – иметь связь с Небом.

Система представлений о «совершенном муже» оказалась довольно продуктивной. Она породила ряд вторичных следствий, которые просуществовали тысячелетия и которые продолжают в значительной степени жить в Китае и сегодня. Статус чиновничества был поднят очень высоко, причем не того чиновничества, которое в России веками существует под обозначением-кличкой «бюрократ», а действительных служащих, заботящихся о Поднебесной. Можно даже сказать, что благодаря конфуцианскому учению в Китае на долгое время был сохранен культ мудрых, талантливых, энергичных и справедливых чиновников.

Совершенно очевидно, что такие служащие, как минимум, должны быть хорошо образованы. Конфуцианец как высокообразованный эрудит и эстет – вот норма, которая продолжает жить и сегодня. Тезис о необходимости образования для аппарата чиновников вылился в истории Китая в создание сложной системы экзаменов, которые должны были сдавать все, претендующие на тот или иной государственный пост. За одно это надо бы поставить памятник этому учению. Пустая политическая болтовня, откровенно воровским путем нажитые капиталы, нечестные способы взлета по служебной лестнице или просто чрезмерно узкий профессионализм при абсолютном «узколобии» во всем остальном – вот удел, за который расплачиваются многие культуры мира, в том числе и европейские.

Рассмотрим теперь конфуцианскую трактовку понятий гуманности и долга. Чувство долга здесь понимается как сочетание активной воли и стойкости в выполнении поставленной цели при значительной отрешенности от устремлений к приобретению личных благ. Конфуций говорил, что «служба для совершенного мужа – это выполнение его долга» /61/.

Понятие гуманности в конфуцианском учении уже не такое простое, как понятие долга. Возможно, это связано с тем, что современная система представлений о социальном мире слишком подавлена идеей примитивного дуализма, которая применительно, например, к типу организации социальной власти выглядит следующим образом: либо тирания – узурпатор – диктатор с кликой слуг, либо свобода – равенство – братство – либерализм – демократия. Между этими «штампами» и «болтается» в полной бесполезности мысль рядового человека на потребу эксплуатирующих его верхов.

Конфуцианская трактовка гуманности совершенно иного сорта. Однако надо пояснить, почему требование гуманности стоит в одном ряду с другими требованиями. Это сделано для того, чтобы основные силовые черты «совершенного мужа» (бескомпромиссность при исполнении долга, активность, доходящая до жесткости при государственном служении, нетерпимость при интеллектуальном превосходстве и т. п.) сглаживались бы чувством гуманности, не приводили бы к «диктатуре мудрецов», диктатуре аристократов. Последней возможности опасался сам Конфуций, поэтому он с помощью требования гуманности хотел придать своему учению более миролюбивый характер и гибкость. Подавление государственной машиной трудящихся масс населения Поднебесной им совсем не приветствовалось, идея ненасильственного управления этими массами всегда выставлялась в качестве важной идеи его учения. Как говорил Конфуций, гуманность правителя лишает его тиранических наклонностей, гуманность чиновника лишает его жажды власти и материальной ненасытности. Чувство же гуманности, в конфуцианском представлении, способно сделать государственную власть ненасильственной.

Конфуцианское понимание гуманности имеет мало общего с любовью ко всем без разбора, оно не есть всеобъемлемая любовь ко всему живому. По мнению Конфуция, обладающий гуманностью человек может «…и любить людей, и ненавидеть их». Таким образом, гуманность, в конфуцианском понимании, есть нацеленность только на то, что дает благотворные плоды. Что же, вполне здоровый подход, коренным образом отличающийся от, прямо скажем, не всегда чистосердечной, а потому и несколько лукавой общечеловеческой любви ко всем без исключения.

Вот какие жизненные принципы охватываются этим понятием /61/:

• если ты сам стремишься к становлению, то помогай становлению других;

• если ты сам стремишься к совершению дела, то способствуй успехам других.

В конфуцианском гуманизме нет пассивности, нет уважения ко всем без исключения окружающим. Ведь последнее, по сути, открывает дорогу для бездеятельности любому лоботрясу, позволяет безнравственному человеку оставаться безнравственным, а откровенному паразиту, с постной миной уповающему на чувство всеобщего миролюбия и всепрощения, предоставляет нравственное право наживаться на эксплуатации своих ближних.

Критерием гуманного управления обществом Конфуций полагал такое его состояние, когда власть осуществляется не насилием, а мудрым управлением, при этом народ спокойно наслаждается жизнью. Когда же правитель оказывается недостойным и негуманным, не способным обеспечить сакральные связи с горним миром на благо Поднебесной, это дает народу нравственное право на восстание и свержение существующей власти («ге-мин»). То есть социальную революцию, насилие над недоброкачественной властью Конфуций вполне допускал и не видел в этом никакого греха. Кстати, последнее тоже можно рассматривать как своеобразную гуманность – устранить негодное государственное управление и заменить его на новое есть благо, есть высший гуманизм. Смирение должно быть не безоглядно и безрассудно, оно должно быть подчинено высшей цели – цели здорового мироустроения.

Таким образом, конфуцианский гуманизм не есть всеобщая любовь, а есть любовь к здоровым членам общества, то есть к тем, кто стремится к его благосостоянию. Вот как писал по этому поводу последователь Конфуция знаменитый Мэн-Цзы: «Господин Ян учил эгоизму, что должно было привести к анархии, господин Mo учил всеобщей любви, что означало безотцовщину. Но анархия плюс безотцовщина – царство зверей». Далее Мэн-Цзы поясняет: «Еретические учения одурманивали народ и пресекали практику гуманности и долга», «Когда же практика гуманности и долга затруднена, то это равносильно поощрению зверей поедать людей, тогда и люди станут пожирать друг друга»/61/. Как просто и понятно показан здесь итог двух крайностей – эгоистического индивидуализма и всеобщей всерастворяющей квазилюбви. И как нелепо выглядят эти крайности, если они сосуществуют одновременно. Примерьте-ка эти высказывания к современности. Что получится?

С чувством гуманности связано еще одно качество «совершенного мужа», которым он должен обладать. Это качество называется чувством искренности, которое понять не так-то просто. Согласно конфуцианскому учению, у каждого человека есть его фундаментальная индивидуальная природа (син). Эта природа не уникальна, она является не более чем индивидуализацией в каждом конкретном человеке так называемых общих принципов Ли, имеющих свое происхождение и бытие в горнем мире. При своем рождении человек получает небесную путевку – повеление на жизнь (мин). Здесь мы опять имеем дело с доминантой общинного в жизни человека, причем это общинное утверждается на самом верху, в горнем мире. Разумеется, все это вовсе не исключает, что человеку может быть дана индивидуальная задача высокого уровня и ему могут быть предоставлены при этом огромные права и возможности. Последнее, в частности, вытекает и из принципа пирамидальной иерархии, который строго выдерживается в конфуцианской доктрине.

Все мироздание, согласно конфуцианской системе представлений, состоит из двух уровней: на одном – весь наблюдаемый и ощущаемый мир, на другом – духовные эталоны всех явлений и вещей, существующие как бы в форме идей. Определяющим признается не вещный мир, а мир духовных эталонов. Эти эталоны и представляют собой принципы Ли. Сугубо китайское конфуцианское мировоззрение предполагает, что существование этих принципов, во-первых, не дает превратиться земному бытию в хаос, а во-вторых, выстраивает на Земле некую иерархическую пирамиду, являющуюся отражением пирамиды горнего мира. В земном бытии принципы Ли формируются в творческую, материально-жизненную субстанцию – жизненную силу Ци. Известное китайское изречение звучит так: «Сначала Ли, затем Ци». Абсолютно все, что проявляется в окружающем нас мире, рождается и живет в результате того, что оно существовало и существует в метафизической сфере, в сфере горних Ли.

Китайское понимание искренности как раз и заключается в реализации каждым смертным заложенных в нем принципов Ли. Важнейшей составной частью искренности является обеспечение сакральной коммуникации между живущими на Земле людьми и Великим Небом. Император Шень-цзун писал в связи с этим: «…только высокая искренность может воздействовать на Небо». Согласно конфуцианской концепции, только искреннее служение Небу дает возможность человеку получить от Неба ответы и дары как знаки благодарения.

Так что неправы те, кто считает, что конфуцианское учение нерелигиозно. Нет, оно проникнуто глубокой религиозностью и лишь акцентирует большее внимание на земной жизни, чем на закрытом в значительной степени от человеческого разума горнем мире. Кстати, такое понимание искренности очень близко к тому, о котором мы говорили выше.

Идейным наполнением понятия «совершенный муж» занимался Мэн-Цзы. В краткой форме развитая им система представлений сводится к следующему. Небо дает человеку задатки (способности), человек занимается познанием, питаясь этими задатками, и превращает их в благую сущность, в том числе в «упорядоченное сознание». Постепенно он преобразуется в «совершенного мужа», после чего становится способным служить Небу и государству.

Здесь мы подошли к важному моменту, к моменту нахождения базиса для превращения обыкновенного человека в «совершенного мужа». Человек не просто осуществляет волевое усилие над собой на дороге своего превращения в «совершенного мужа». Нет, он должен наслаждаться этим своим новым состоянием. Мэн-Цзы утверждает, что чем больше человек совершает добрых деяний, тем сильнее в нем «беспредельный дух» и жизненная энергия Ци, тем более этот человек способен наслаждаться жизнью и состоянием «совершенного мужа». Другому известному деятелю конфуцианства, Су Ши, принадлежит изречение: «Различие между мудрым человеком и совершенным мудрецом заключается в способности знать истину и наслаждаться ею» /61/. Прекрасные слова о достойном человеческом существовании.

Отсюда, в частности, становится понятным, что практика следования идеалу «совершенного мужа» совсем не обязательно должна вознаграждаться какими-либо благами материального мира. С позиций личностного «эго» вполне достаточно наслаждения пребыванием в состоянии «совершенного мужа». Эта, если так можно выразиться, «самодостаточность совершенства» и стала важной и очень симпатичной психоэнергетической изюминкой конфуцианского учения. Так что если «совершенный муж» оказывался невостребованным, не призывался на достойную государственную службу, в этом не следовало усматривать никакой личной трагедии. Пример Конфуция, который всю свою наиболее значимую для потомков часть жизни провел вдали от государственного служения, является наглядным тому подтверждением.

Заниматься самосовершенствованием и совершенствованием своих близких и учеников – тоже достойнейшая задача для «совершенного мужа». Конфуций так говорил о степени совершенства человеческой личности: «В учении познающий не может сравниться с любящим, а любящий – с тем, кто получает наслаждение» /61/. Вот почему пребывание в радости в любых условиях, вне зависимости от уровня материального потребления и вообще вне зависимости от материальной среды, считалось Конфуцием чуть ли не самым достойнейшим качеством человека. При этом Конфуций, разумеется, разделял радость на благотворную и вредную. К первой он относил удовольствия от совершения ритуала, от музыки, удовольствия от проявления моральных совершенств, радость от дружбы, от общения с мудрыми и др. А вот радость от расточительства, безделья, загула и т. п. считалась им вредоносной.

Теперь необходимо несколько слов сказать о социологических достоинствах конфуцианского учения. Прежде всего следует отметить его здоровую жизненную направленность. Конфуцианство фактически выступает против многих форм ухода от мира, против чрезмерного развития монашества, отшельничества и других способов «уединения». Оно требует активного включения человека в общественную жизнь, в том числе «совершенного мужа» в сферу государственного служения. Единственным оправданием «неслужения» для «совершенного мужа» является только невостребованность его самим обществом, находящимся, например, в состоянии упадка.

Конфуцианство выступает и против чрезмерного погружения в мистицизм, в метафизические тонкости. Оно как против обыденной узости, приземленности и бытового банального практицизма, так и против отречения от земного бытия. Конфуцианское учение в целом не отличается крайностями, его позиция, если так можно выразиться, находится посредине. Личный пример Конфуция здесь достаточно показателен.

Еще одним важным качеством этого учения является то, что интересы семьи, рода, клана, общества в целом ставятся много выше интересов отдельной личности. Свойство общинности, проявляемое той или иной личностью, ни в какое сравнение не идет с индивидуалистическими качествами этой личности. И все это притом, что статус верховного владыки здесь поставлен на очень большую высоту. Развитый этой религией социальный, а не индивидуалистический подход в значительной степени продолжает жить в сознании населения Китая и сегодня. Возможно, он является залогом его здорового будущего.

Высший духовный мир, мир богов здесь как бы несколько отстраняется от земного бытия. Отстраняется в том смысле, что ответственность за земные деяния возлагается прежде всего на людей, а не на богов. Такого широко распространенного религиозного взгляда, что все и вся находится под Богом, что ни один волосок не упадет с головы любого человека без воли Господа, здесь нет и не может быть. Мир Неба, мир богов, разумеется, признается существующим, но, как было сказано выше, прямое и энергетически мощное общение с Небом делегируется прежде всего верховному владыке и его ближайшему окружению. Так что полного перенесения ответственности за мирские дела на богов здесь нет. А поскольку важной частью общества в конфуцианстве признаются «совершенные мужи», то ответственность возлагается прежде всего на них (разумеется, здесь не рассматриваются периоды упадка).

При всем при том сохранение «внутренней чистоты» приверженца конфуцианства нередко ставилось намного выше, чем «ординарное» служение не очень-то достойным правителям. Так что каждый «совершенный муж» имел право уклониться от недоброкачественного государственного служения. Он вполне мог заниматься другой деятельностью, а не пятнать себя участием в принятии неблаговидных государственных решений. Вот, кстати говоря, почему классическое китайское искусство, прежде всего литература, в большой степени обязано своим высоким уровнем именно конфуцианству, которое сумело поставить в ряды этого искусства людей очень высокого интеллектуального и духовного уровня. Конфуциански образованные литераторы в свое время были очень распространены в Китае.

 

1.5.3. Историческое развитие конфуцианства

Теперь хотелось бы несколько слов сказать о развитии учения Конфуция в веках истории, развитии, которое впоследствии позволило говорить о неоконфуцианстве как об обновленной ветви классического конфуцианства. Это развитие осуществлялось в двух основных направлениях. Первое заключалось в своеобразном приспособлении классических основ учения к постоянно изменяющимся условиям жизни, второе было напрямую связано с некоторыми его усовершенствованиями в теоретическом плане.

Рассматривая динамику учения Конфуция, нельзя не отметить выдающуюся фигуру Мэн-Цзы, который, в частности, расширил систему представлений о понятии гуманности. Ему принадлежит суждение, что свойство гуманности присуще мирозданию вообще, то есть оно присуще всему Космосу. По мнению Мэн-Цзы, гуманностью пропитана вся окружающая нас природа, она есть неотъемлемый признак единения человека с горним миром. Мэн-Цзы даже утверждал, что любой кризис в обществе есть прежде всего этический кризис, кризис, связанный с нарушением принципов гуманности. А отклонение людей от их истинного пути, от принципов гуманности связано, по его мнению, с их личностными желаниями (юй), которые оказываются пагубными для человека и общества и деформируют здоровую работу сознания человека (синь). В связи с этим установка на самоограничение стала все более и более набирать силу среди последователей неоконфуцианства.

В дальнейшем возникла идея о «вместимости мира в индивидуальное сознание» и даже идея о главенстве индивидуального сознания вообще /61/. Здесь мы имеем дело с явным влиянием буддизма. Сформировалось учение о трех мирах (окружающий мир, мир философствующего субъекта, мир индивидуального сознания) и об их единстве. При этом опять же под влиянием буддизма большое распространение получила идея, что для обретения «совершенномудрия» у «совершенного мужа» необходима фаза покоя, а не период активных действий.

Сам Конфуций, как известно, не акцентировал основное внимание на горнем мире, однако его последователи стали уделять ему все большее внимание. Так, большое развитие получило в свое время учение об Абсолюте, который только частично может быть реализован в земном мире. По сути, это означает, что ничего принципиально нового в земном мире нет и быть не может, что все уже создано ранее в горнем мире и потому в земной жизни просто должно поддерживаться на достойном и постоянном уровне.

Идея самоограничения также подверглась дальнейшему развитию. Она дошла до того, что собственные желания каждого «совершенного мужа» должны быть сведены к абсолютному минимуму, при этом он должен руководствоваться прежде всего как принципом «непричинения страданий», так и процедурой «спокойного сидения в тишине» /61/. Здесь опять мы видим несомненное влияние буддистских установок.

Говоря в целом о неоконфуцианстве, можно сказать, что основные деформации первоначального учения Конфуция свелись к следующим основным моментам:

• собственное развитие и самосовершенствование «совершенного мужа» намного важнее его государственного служения;

• сдвижка в балансе «общинное – индивидуальное» произошла в сторону индивидуального;

• в течение длительного исторического периода осуществлялся «массовый исход» неоконфуцианцев в области искусства, в том числе в сферу изящной словесности;

• одновременно с этим имел место заметный крен в сторону более активных поисков разрешения чисто социальных проблем (рационалистическое направление).

Рационалистическое направление в конфуцианстве следует связать прежде всего с именем Сюнь-Цзы. Его постулаты кратко сводятся к следующему. Природа человека, особенно простого человека, принципиально зла, поэтому необходимы Закон и, соответственно, строгость с подчиненными. Но поскольку Сюнь-Цзы все же был конфуцианцем, он распространил требование этого Закона только на ту часть общества, которая непосредственно участвует в производстве предметных материальных ценностей. По сути, им была предложена следующая принципиальная схема социального устройства:

Разумеется, эта схема отличается от того, что было предложено самим Конфуцием. Конфуций мечтал об идеальном государстве, руководимым «совершенными мужами», в котором большинство людей общается между собой как «равномудрые люди». Единство мудрых – вот идеал государственного устроения, о котором он мечтал. Немудрено, что такому государству и нарекалось имя – Поднебесная. Кстати, к таким взглядам на общество культура Запада подошла только в XIX веке в виде идей социалистов-утопистов.

Отметим теперь несколько наиболее заметных недостатков конфуцианского учения социального плана. Почему мы начали с недостатков? Да потому, что достоинств у этого учения существенно больше. При этом менее значимые из недостатков, которые, вообще говоря, можно считать лишь некоторыми недоработками этого учения, мы отметим при рассмотрении его достоинств.

Прежде всего нужно сказать об идее ненасильственного гуманного управления огромными по численности и составу массами людей, не предусматривающей наказаний. Уже здесь мы сталкиваемся с религиозностью конфуцианского учения, то есть с верой в возможность построения по сути идеального общества, в построение некоего подобия рая на Земле.

Вторым недостатком следует признать чрезмерную идеализацию возможностей человеческой личности. Проблема становления людей, вознесенных во власть и никогда не пользующихся этой властью для личных целей, «повисает в воздухе». Где гарантия, что они сами, а тем более их потомки не поддадутся соблазну? Как показывает опыт истории, потомки даже очень заслуженных перед обществом людей часто оказываются абсолютно никчемными членами общества. Надо учесть также и то, что при государственном служении практически невозможно отделить свои властные полномочия от личных интересов.

Проблема здесь заключается даже не столько в выращивании в определенный момент времени высококачественного человеческого материала. Дело даже не в возможности создания в их душах стремления к высокому самоограничению, к отрешению от личных интересов. Великие народы в определенные периоды своей истории порождали великих людей. Дело в том, каким образом эти люди смогут выдвигаться во власть и каковы будут потомки этих людей. Предположим, что многие благородные мужи в какой-то исторический период (золотой век) заняли достойные и высокие места в системе государственной иерархии. Но потомки этих благородных мужей первой волны, уже занявшие свои привилегированные места, но не отличающиеся талантами и благородностью своих предков, не станут с легкостью пропускать наверх одаренных более их «совершенных мужей» второй волны. Так что со временем может наступить нивелирование государственных структур до состояния, когда среднего качества человеческийматериал будет преобладать на вершинах власти.

В целом надо сказать, что Конфуций в большей степени отвечал на вопрос, каким должно быть идеальное социальное устройство, чем как реально это можно построить. Он больше внимания уделял методике выращивания «совершенного мужа», чем проблеме перемещения этих лучших из лучших на вершины социальной иерархии и сохранения этого положения на длительное время. Конечно же, объективных мотиваций для собственного преобразования какого-либо человека в «совершенного мужа», сопряженного с преодолением трудностей и лишений, все же маловато. Вот почему многие последователи Конфуция старались так или иначе заделать эту брешь его учения.

Ко всему прочему конфуцианство оказалось сильно подверженным чужеродным влияниям. Первоначальные установки конфуцианства со временем размывались под влиянием даосизма и буддизма. Они привнесли элементы индивидуализма, созерцательности и асоциальности. К примеру, идея государственного управления посредством высокогуманного, ненасильственного и миролюбивого «недеяния» скорее всего пришла именно из этих источников.

Перейдем теперь к рассмотрению достоинств конфуцианства. Можно смело утверждать, что некоторые из этих достоинств являются достижениями социологической мысли общемирового масштаба. Прежде всего обратим внимание на практические результаты конфуцианского учения. Широко известно, что благодаря этому учению из глубин человеческих масс Поднебесной был выращен «…такой тип личности… который на протяжении самого большого периода в истории человечества обеспечил стабильность самого большого коллектива в обществе» /61/. Разумеется, устойчивость не есть еще процветание. И все же этот результат пока никому не удалось перечеркнуть и превзойти.

Заслуга этого учения состоит еще и в том, что в нем ответственность за те или иные деяния не перекладывается полностью на высшие силы. Нет, она лежит на самих людях, жителях Поднебесной. И как ни велико было влияние на конфуцианство других религиозных течений в сторону «недеяния», традиционные китайские ценности, традиционное китайское трудолюбие победили эту антисоциальную «блажь». Пусть конфуцианство окончательно не решило поставленную перед собой задачу, задачу построения идеального государства, гармонии «социума с Космосом» /61/, все же оно явно способствовало существенному укреплению Поднебесной в веках истории. Кстати, а какая религия ее сегодня разрешила?

Опора на семью как основную ячейку общества также говорит о здоровых основах этого учения. Такими же основами являются и учение о гуманности, долге и искренности, требование уважения к предкам, стойкости, упорства, иерархической дисциплины. Конфуцианство официально подняло статус кровнородственных и семейных отношений в своей национальной культуре на такую высоту, на которую эти отношения официально не поднимались почти ни в одной другой культуре мира.

Оно придало им почти первостепенное социальное значение. Ни одна существующая ныне религия мира этого не сделала. Вот надежный залог не только мудрого подхода к социальным явлениям, но и залог здорового будущего.

Это учение направлено на коллективную, а не на индивидуальную жизнь каждого члена общества. Разумеется, оно не ратует и за широкую демократию, резко отделяя «совершенных мужей» от простонародья. При этом широкие пласты общества, согласно учению Конфуция, обладают нравственным правом на всенародное восстание «ге-мин», если правитель оказывался недостойным. Вот пример мудрого и диалектического подхода к социальным проблемам.

Следует отметить, что конфуцианство представляет собой целостную систему представлений о здоровом устроении общества, так что проникновение в эту систему нездоровых идей всегда происходило и будет происходить с большим трудом. Поэтому если чужеродная духовная экспансия вновь затронет Китай, то там она, скорее всего, встретит заметное сопротивление.

Внутренний отказ от индивидуального эгоизма для каждой достойной личности конфуцианство компенсировало тем, что оно утверждало, что при достижении состояния «совершенного мужа» у личности возникают более благородные интересы. Если европейская культура пошла по пути приземления интересов, замыкания их на индивидуальном потреблении, личной свободе, то здесь мы можем наблюдать иную картину. Достойная личность как бы приобретает направленность своего «Я», своей силы Дэ на государственное служение, на самосовершенствование, на истинный гуманизм и на чувство долга. При этом, согласно мнению конфуцианца Гоа-Шу-Чжи, это позволяет каждому «совершенному мужу» обрести «спокойствие духа и чистоту воли», а не вечно «голодную» погоню за телесными удовольствиями и пагубным упоением властью /61/.

В этих установках еще раз ощущается полнота конфуцианского религиозного взгляда на человека. Идея возможности «выращивания» «совершенного мужа» как социально идеального человека уже сама по себе служит доказательством высокой духовности этого учения. Идея такого совершенства возникла в те незапамятные времена, когда многие другие культуры еще только начинали «мечтать» о ненасильственном управлении либо вовсе находились в зачаточном состоянии. Немудрено, что многие народы мира, контактирующие издревле с Поднебесной, считались жителями этой страны дикарями или варварами.

Важные выводы конфуцианскому учению, по сути, удалось получить и в теоретической части социологии. Оно впервые указало на крайне важное, почти определяющее значение средних сословий, прежде всего тех их представителей, которые наделены государственной властью. Ни самые-самые верхи общества, ни его низовая часть не удостоились в этом учении такого внимания, как эти сословия. При этом сам Конфуций осознавал сложность проблемы комплектования властных структур достойным человеческим материалом. Он, разумеется, понимал, что в ту эпоху, в которой он жил, таких людей в необходимом количестве просто нет, то есть он воочию ощущал дефицит качества власти. И что же, он отвернулся от проблемы? Нет, он разработал основы учения по созданию достойного человеческого материала. И здесь уже не так важно, что его методики оказались не столь уж безупречными. Важно то, что они дали конкретные результаты, что и обеспечило практическую значимость его учения.

Конфуцианство сумело поставить и ответить на еще один очень важный вопрос: существует ли возможность устранить злоупотребление властью у власть имущих в течение многих поколений? Конфуцианство ответило – такая возможность имеется. Но для достижения этой цели необходимо осуществить комплекс непростых мероприятий, в том числе мероприятий по выращиванию и введению во власть «совершенных мужей», а также по распространению надлежащих религиозно-нравственных установок в различных слоях общества. Этот ответ конфуцианского учения по сути означает, что, основываясь только на материальном базисе без идеологического, то есть без определенной степени религиозности, построить идеальное или близкое к идеальному государственное образование практически невозможно.

Несомненной значимостью обладает также методологическая база конфуцианства по формированию здорового государственного аппарата. Конфуцианство старалось создать нового человека тройного сплава, который обладает: 1) определенной государственной властью, что позволяет активно участвовать в управлении государством; 2) глубоким образованием; 3) комплексом нравственных совершенств, включающим чувство долга, гуманности, искренности, нестяжательства и т. д. Эти три компонента признаны конфуцианством насущно необходимыми. То есть фактически конфуцианство утверждает, что если власть имущим не удастся избавиться от своекорыстия и жажды неуемной власти, не удастся пропитаться нравственными совершенствами, то такое государство неминуемо, рано или поздно, постигнет катастрофа или в лучшем случае его ждет прозябание на задворках мировой цивилизации.

Последнее заключение содержит глубокий смысл. Оно означает, что государственное строительство есть кропотливый, постепенный и крайне напряженный процесс, а не простое почивание на лаврах верхов общества или результат каких-либо «демократических» выборов. Заметные послабления или отступления от здоровых принципов государственного строительства чреваты ослаблением государства и могут привести к его гибели. При этом одним из таких принципов является необходимость очищения верхов общества от недоброкачественного человеческого материала, проникающего наверх или просто рождающегося там. И конфуцианство нащупало всю сложность этой проблемы.

Еще один момент в связи с этим следует подчеркнуть особо. Он заключается в том, что конфуцианство сумело предложить не просто одно или несколько средств по выращиванию и введению во власть «совершенных мужей», нет, оно предложило целую систему подготовки и выдвижения их на важные общественные позиции. Конечно, оно не рассматривало при этом какие-либо личные способности-таланты научно-технического свойства. Речь, конечно, шла прежде всего о талантах в области системы управления людьми. И здесь Конфуций, по сути, выдвинул идею о необходимости создания глубоко и многосторонне образованной, эстетически и нравственно высокоразвитой элиты, а не просто отдельных членов общества.

Говоря о достоинствах конфуцианства, нельзя не сказать еще и о его религиозной терпимости. Сформированная конфуцианством китайская национальная культура оказалась способной принять и усвоить любые извне приходящие идеи, если они более или менее вписываются в общую конфуцианскую канву и не противоречат ее традиционным установкам. Разумеется, такое свойство может оказаться и достоинством, и недостатком в зависимости от степени проникновения внешних идей в основы той или иной культуры, а также в зависимости от качества этих идей. Но, удивительное дело, сила китайской национальной культуры как раз и заключается в том, что она встречает любые идеи, но принимает только те, которые она признает полезными для нее.

Рассматривая в исторической ретроспективе всю судьбу конфуцианства, можно сделать один полезный вывод. Это учение и все его практические реализации, по сути, показали, что построить мощное, здоровое, устойчивое и длительно существующее социальное образование без подавления индивидуального эго, без напряженного труда со стороны верхних эшелонов власти и лучших представителей средних сословий, без религиозной иррациональности в принципе невозможно. Суметь выполнить все это в течение продолжительного периода довольно сложно. А раз так, то циклический ход развития человеческого общества в целом, когда историческое движение каждого народа сопровождается периодически повторяющимися спадами и падениями, становится, по большому счету, «органически» неизбежным /14, 63/. Последнее утверждение, если хотите, можно рассматривать как всемирно исторический вывод, к которому приводит нас великое учение Конфуция.

В заключение этого раздела хотелось бы еще раз несколько слов сказать о конфуцианском понимании любви. Конфуцианская любовь находится между двумя крайностями – между эгоистической индивидуальной любовью и любовью ко всему человечеству. Всеобъемлющей любви ко всем в конфуцианстве нет. Можно определенно утверждать, что конфуцианское понимание любви, точнее гуманности (именно так следует воспринимать любовь «по-китайски»), оказывается существенно более широким.

Как известно, в конфуцианскую гуманность в качестве основного элемента входит акт значительного отрешения от самого себя, значительно большего, чем акт так называемой общечеловеческой любви западного толка. Согласно конфуцианскому учению, «совершенный муж» должен смело и без колебаний идти даже на смерть ради установления гуманности. Здесь со всей очевидностью выражена максимальная степень отрешения «совершенного мужа» от своей индивидуальности для общего блага, а не только и не столько совершение сугубо религиозного акта, в подоплеке которого может быть скрыто желание личного посмертного воздаяния на небесах. Конфуцианское понимание любви, выраженное в чувстве гуманности, не только четче и точнее отражает акт индивидуального отрешения, но и глубже отражает саму направленность этого акта – направленность человека не на свое спасение и «посмертное благополучие», а на родное общество, в котором этот человек живет.

При этом следует особо подчеркнуть, что это отрешение, согласно конфуцианской доктрине, должно распространяться прежде всего не на массы простых смертных, а именно на лиц, имеющих высокий социальный статус, на наиболее достойных членов общества, гуманность которых должна быть много больше крупиц гуманности у масс простых людей. Ну разве это не здоровая точка зрения, когда такие члены общества должны быть действительно более высокими, высокими прежде всего по нравственным критериям. Наблюдаем ли мы это сегодня в окружающих нас социальных конструкциях?

В заключение хотелось бы привести одно высказывание самого Конфуция: «Совершенный муж тревожится о наказаниях, тогда как маленький человек уповает на милосердие» /61/. Видите, насколько отличными бывают фундаментальные положения в различных религиозных учениях. Этими словами Конфуций, по сути, утверждает, что все в руках человека, если он действительно человек, а надежда на милосердие – удел слабых, малых и не очень-то достойных. Эти слова являются настолько значительными и характерными, что их можно было бы даже поставить в качестве эпиграфа ко всему конфуцианскому учению.

 

Теперь мы переходим к рассмотрению ведической религиозной системы, или к ведизму. Почему к ведизму, ведь, казалось бы, сегодня в современном мире от этой религии не так уж и много осталось, разве что в Индии. А потому, что значимость ведизма в становлении других мировых религий и в религиозном мышлении вообще, как будет показано ниже, очень высока. Целый ряд прямых и косвенных подтверждений этому лежит на поверхности.

В научном мире давно было подмечено, что в различных религиях мира присутствует очень много общего как в теологическом, так и в обрядовом плане. На страницах научных трудов появляются соображения о том, что уже в незапамятные времена существовало некое единое религиозное учение, ставшее первоисточником большинства других религий мира. Но выводов о том, что это за религия, авторы этих трудов, как правило, не делают.

Подтвержденный современными историками чрезвычайно обширный ареал существования древних ариев (от туманного Альбиона до Индии, Китая и Тихого океана), основных носителей древнего ведического учения, и их многовековое существование на этом грандиозном пространстве не может не наводить на мысль, что арии не могли не иметь мощного религиозного учения, которое в свою очередь не могло, как минимум, не оставить хоть каких-либо следов. Вероятно, что именно из этого первичного учения многие последующие религии могли черпать свою энергию, то есть могли использовать ведизм как почву для своего собственного роста.

Ученые отмечают факт существования языка, имеющего единую коренную основу и распространенного на огромной территории. В современной этимологии этот язык называется индоевропейским. К семейству индоевропейских языков сегодня причисляют большинство современных европейских языков, древнегреческий, латинский, прусский, этрусский, славянский, а также и многие другие языки, например санскрит, группу иранских языков /17/. К древним ариям-русичам-славянам так или иначе можно причислять древних скандинавов, германцев, саксов, скотов, персов, иранцев, сирийцев и многих-многих других /6/.

Существуют, разумеется, и более веские основания для пристального взгляда на учение ведизма. Общепризнанным считается мнение, что Ригведа является одним из первых вполне законченных из дошедших до нас литературных произведений, более или менее наглядно отражающих индоевропейские традиции /64/. Современная наука датирует ее концом второго – началом первого тысячелетия до н. э. Безусловно также, что Ригведа имеет свою предысторию, и предысторию немалую. Так, в вводной статье, предшествующей текстам Ригведы в /64/, говорится, что задолго до написания Ригведы «…некоторая часть индоевропейских племен двинулась с заранее занимаемой ими территории из где-то района южнорусских степей Каспийского моря… на юг», а также, что «…в начале второго тысячелетия до н. э. на территории Малой Азии, Месопотамии, Сирии и Палестины уже достоверно находятся индоевропейские племена». Интересно отметить, что здесь прямо указывается на заселение Палестины этими племенами. Запомним этот факт, он нам впоследствии пригодится.

Глубокая древность индоевропейской, то есть славяно-русско-арийской цивилизации, теперь ни у кого не должна вызывать сомнений. В самом конце XX века в Челябинской области России был обнаружен древний город Аркаим. Об этом открытии в /11/ говорится следующее: «…Аркаим был центром древнерусской культуры 3600–3800 лет назад», «…Урал является многотысячелетней древнейшей на Земле металлургической базой Русской империи». Здесь же утверждается, что возраст основных поселений этой древнейшей цивилизации составляет более 12 тыс. лет. Как пишет автор этой книги: «Эти открытия вызвали шок во всем мире, так как они сделали нашу страну самой древней на Земле цивилизацией».

На еще один важный факт следует обратить внимание. Речь идет о широко распространенном заблуждении, что будто бы ведизм является языческой религией. При этом термин «языческий» воспринимается многими людьми как имеющий определенно негативную окраску, то есть как примитивный, архаичный, узконациональный, теологически крайне приземленный и даже просто дикий. Вероятнее всего, ведизм был «клеймен» этим термином в эпоху интенсивного распространения новых религий для идеологического воздействия на обращаемые в эти новые религии массы. Но следует ли называть ведизм язычеством?

Как известно, термин «язычество» имеет свое происхождение от слова «языци», обозначающего народы, говорящие на различных языках. Он должен применяться только к какому-либо местному верованию, если это верование нельзя считать всеобъемлющей, широко распространенной, теологически развитой и логически завершенной религиозной системой. К язычеству можно причислить и некоторые осколки древних религий, точнее говоря, их примитивно-вульгарные списки или окончательно выродившиеся во времени верования, доходящие до суеверий. Ничего подобного, как будет показано ниже, о ведизме сказать нельзя. Нельзя уже хотя бы потому, что ведизм всеохватен, он соответствует требованию системности и подробно описывает все сложноструктурное мироздание в целом. Не случайно термин «ведизм» происходит от слова «ведать», то есть знать.

Вот как говорит по поводу язычества древнерусский автор Велесовой книги /17/: «Мы… с богами нашими, а своим богам свои не в тягость. Оттого едины мы и… никогда мы не должны называть Их иначе, как это делают язычники». Здесь прямо говорится, что язычниками следует называть совсем не древних ариев-славян-русичей. Всякий, кто хоть немного, но серьезно и без предубеждений знакомится с ведическим учением, не сможет отрицать, что это учение представляет собой стройную, завершенную, глубокую, теологически сильно развитую и всеохватную религиозную систему. Многие наши обрядовые установления своими корнями уходят в это древнейшее учение, хотя об этом сейчас мало кто помнит.

В связи с этим приведем несколько примеров.

Большинство религиозно ориентированных людей знают, что кульминацией многих религиозных обрядов является круговой обход молящимися некоего важного символа – святого места (ритуального возвышения, стола-престола, алтаря или храма). Причем в наиболее ответственные религиозные моменты такой обход может совершаться не один, а три раза подряд. К примеру, сочетающиеся браком в православной ветви христианства и по сей день делают троекратный обход святого места. Так вот, такого рода троекратный обход святого места был типичен для ведического культа, он являлся кульминацией религиозного служения.

Таких забытых примеров можно привести много. Небольшое земляное возвышение над местом захоронения, которое сегодня мы называем могилой, является уменьшенным образом (миниатюрой) знаменитых древних курганов, возводимых нашими древними предками над местами захоронений умерших. В целом ряде других культур такого просто нет.

Итак, ежели мы хотим разобраться в социологическом фундаменте религиозных учений, то должны подвергнуть анализу ведическое учение. Автор надеется, что этот анализ перевернет некоторые представления, существующие сегодня в головах многих людей нашей планеты.

 

1.6.1. Основы ведизма

Прежде всего начнем с одного из фундаментальных положений ведизма, которое окончательно отсекает все потуги различных деятелей от науки обвинить его в язычестве. Это положение можно свести к краткой и не совсем понятной сегодня для многих формуле – «Бог един и множественен». Согласно ведическим представлениям, на вершине Мироздания находится Космический Абсолют – Всевышний. Все остальные божества не есть независимые и самостоятельные сущности, они являются ипостасями, проявлениями, воплощениями или так называемыми аватарами Всевышнего различного уровня. Таким образом, Всевышний как бы является верховной частью единого целого – пирамидальной структуры ведических богов. Упрощенная схема такого видения горнего мира имеет следующий вид.

Таким образом, Всевышний – это и вершина пирамиды горнего мира, и одновременно вся пирамида в целом. То есть Всевышний имеет структуру, и через эту структуру он и проявляет себя в различной форме – в форме различных богов.

Такие представления становятся более понятными, если в качестве аналога рассмотреть человеческое тело. Здесь мы имеем руководящую часть тела – голову и основные средства механических воздействий на внешний, окружающий человека мир – руки и ноги. Здесь есть туловище с основными органами, необходимыми для жизнедеятельности, и отдельные мелкие элементы, например пальцы. Так и ведизм, представляя образ Всевышнего, рассматривает его и как единое целое (по аналогии – весь человек), и как состоящее из отдельных частей. При этом самого Всевышнего можно представлять себе как верховную часть общего «тела» – голову или даже как только некий мыслящий орган – мозг.

Но можно и нужно усматривать во Всевышнем и отдельные его проявления. При этом, говоря о проявлениях Всевышнего, ведизм говорит об отдельных его аватарах, нисколько не умаляя ни значения Всевышнего, ни значения его отдельных частей, то есть нисколько не отделяя эти части от целого. Так, к примеру, мы говорим «человек», подразумевая его целиком, и мы говорим «палец», подразумевая вполне определенную часть этого человека, не отделяя, разумеется, палец от тела. Оторванный же палец по сути таковым уже не является, он мертв, он теряет жизненную силу (по аналогии – божественную силу), он просто кусок неживой материи.

По отношению к внешнему миру, как известно, наибольшее воздействие как правило осуществляет не человеческая голова (по аналогии – высшая часть горнего мира), а другие части тела, являющиеся, разумеется, менее значимыми, чем голова. Такими частями являются руки, ноги, язык и др. Так и в горнем мире, согласно ведическому учению, сам Верховный Абсолют непосредственно не оказывает воздействия на низшие миры. Для этого существуют его менее значимые аватары или, говоря упрощенно, отдельные боги. Они-то и являются основанием для формирования пирамидальной иерархии богов-аватар Единого Бога = Всевышнего. Соответственно, эти боги делятся по уровням, как, например, отдельный палец отличается по значимости от руки, а она в свою очередь от всего человеческого тела. Вот как следует понимать ведическое изречение – «Бог един и множественен», вот как следует понимать и другое ведическое изречение: «Единое – не есть единственное».

Так что совершенно необоснованно возникает у посредственного наблюдателя столь же посредственное представление о ведической религии как о религии большого числа отдельных, независимо существующих богов.

Тот, кто делает подобного рода умозаключения, совершенно не разбирается в первоосновах ведического учения.

Если кратко охарактеризовать ведизм в целом, то его можно представить в виде одной, пусть очень сокращенной, зато четкой и ясной формулы: «Ведизм есть система представлений об окружающем мире, в котором каждое существенное для бытия человека явление наделено определенным символом-божеством, а все эти божества собраны в единую пирамидальную иерархию, являющуюся проявлениями-аватарами одного Единого центра – Всевышнего».

Следует отметить, что ведизм не строит своих канонов из отдельных частных изречений когда-либо живущих людей, впоследствии получивших божественный статус, или людей, не получивших этого статуса, но ставших непререкаемыми авторитетами своих учений. Он строит свое учение, исходя из глубокого анализа природных явлений, окружающих человека в его земном бытии, из четких, а не расплывчатых представлений о предназначении этого бытия, из осознания меры, ценности и смысла человеческой жизни, из желания придать этой мирской жизни красоту, долголетие, мир, процветание и уверенность в завтрашнем дне, в том числе уверенность благого посмертного бытия при соблюдении вполне здоровых социально-нравственных принципов. Вот она, коренная суть учения ведизма, заметно выделяющая его из многих существующих и доминирующих ныне мировых религий.

Рассмотрим один пример. В ведизме есть место и добрым и злым по отношению к человеку богам, все эти боги считаются аватарами Всевышнего, но, разумеется, не превосходят сущность его самого. В современной системе представлений европейского типа такого просто представить себе невозможно. Здесь считается, что зло является как бы отдельной сущностью. Нам преподносится при этом так называемая идея падшего ангела, отошедшего от Бога, но все же ранее созданного им (иначе идея Великого Бога Творца просто не работает). В ведизме же проявление зла считается допустимым. Так, например, побеждая своих врагов, мы так или иначе, но причиняем им зло. А раз так, то зло вполне допустимо считать такой же необходимой ипостасью Всевышнего, как и добро. Так, разрушая вредоносное старое, мы так или иначе совершаем зло в отношении этого старого, но оно необходимо, поскольку открывает дорогу позитивно новому. Но, разумеется, добра должно быть много больше, иначе мы вошли бы в противоречие с позитивной жизненной направленностью ведического учения.

В европейской же культуре на зло, причиненное врагам, как бы лукаво закрываются глаза, то есть такое деяние злом как бы и не считается. А вот, к примеру, силовое «вовлечение» в свою веру считается великим добром. В свое время к добру фактически причисляли и колонизацию всего мира, сопровождающуюся огромными страданиями туземного населения. Злом считается все то, что вредит этой культуре. Но, с другой стороны, врагам надо вроде бы все прощать, если строго следовать все той же канонической европейской морали. При всем при том по количеству врагов и по кровавости войн Европа, как говорится, была впереди планеты всей, XX век это наглядно показал. Вот такая идеологическая чехарда.

В ведизме другое дело. Здесь есть Белобог как олицетворение доброго начала и есть Чернобог – олицетворение сил зла. Живущему на земле человеку предоставляется возможность прибегать к помощи либо того, либо другого. Причем предоставляется эта возможность исключительно с личной ответственностью, без перенесения этой ответственности на религиозных служителей, богов или кого-нибудь еще. Таким образом, Чернобог представляет собой составную часть пирамидальной иерархии горнего мира, а никак не независимую и отдельную ее часть, борющуюся с самим Всевышним, как это принято считать в ряде других религий мира (вот где мы видим как минимум подобие дуалистического подхода). В этих религиях Сатана нередко представляется чуть ли не как равноправный с Богом владыка в борьбе за души людские. Ну чем не шаг в сторону? В сторону чего? Язычества?

Второй пример. В культе большинства религий мира существует практика прямого обращения великого множества смертных к самому Верховному Богу (в данном случае неважно, как его называют), обращения с самыми что ни на есть житейскими, иногда просто примитивными просьбами. В ведической культуре такое считается грубым нарушением общего принципа иерархии. В ведизме указывается только путь к Всевышнему, путь через других богов, точнее говоря, через отдельные ипостаси-аватары. Если опять воспользоваться методом аналогий, то ведическое понимание здесь можно выразить следующим образом: обращения-просьбы высокого уровня, проходящие иерархическую систему горнего мира снизу вверх, в принципе могут достигать высоких уровней этой системы, обращения малого уровня ограничиваются уровнем малых частных богов.

Перейдем к рассмотрению ведической структуры горнего мира. В ведическом пантеоне насчитывается большое число богов самого различного уровня. Качественно иерархическая структура этих богов выглядит следующим образом:

1‑й уровень – небесные или высшие боги;

2‑й уровень – воздушные боги;

З-й уровень – низшие боги, непосредственно связанные с земным материальным миром;

4‑й уровень – полубоги, осуществляющие в том числе связь с человеком.

В ведизме присутствует идея трех миров, которые охватываются системой представлений о триедином боге Триглаве, состоящем из трех ипостасей: Яви, Нави и Прави. Эти ипостаси имеют в ведической трактовке четкое определение. Вот почему, вероятнее всего, христианское понятие о Троице своим происхождением обязано именно этой системе представлений. При этом нельзя не сказать, что христианское понимание Троицы всегда имело некий налет «непознаваемости». А объясняется эта «непознаваемость», скорее всего, тем, что христианство, с одной стороны, не могло с легкостью отбросить укоренившуюся в массах ряда народов мира идею триединого мира, а с другой – должно было как-то привязать ее к христианству.

Такая «привязка» была осуществлена в виде библейского визита трех ангелов (именно как визит Единого Божества в виде трех ангелов) к одному из богоугодных рабов Божиих. И все же этот визит по его теологической значимости как-то не стыкуется ни со значимостью христианской идеи триединства Бога (Отца, Сына и Святого Духа), ни с весомостью представлений о триедином боге Триглаве. Кстати, теперь становится понятным, почему идея Триединого Бога так развита именно в православной ветви христианства – слишком велико было именно там влияние ведического наследия – идеи Триглава.

В ведизме же идея триединства предельно ясна. Триглав в целом представляет собой божество трех мировых пространств, в котором способна существовать человеческая личность как в виде земного бытия, так и в виде того, что мы называем душой.

Явь представляет собой ипостась вещественного материального мира, она есть этот свет, есть проявленная часть нашего бытия, воплощение человеческой души в земное тело (вот откуда такие слова, как «явный», «проявиться» и т. п.).

Навь представляет собой не проявленную земному миру ипостась бытия, это есть «тот свет», нижний мир, мир неявный, мир духов, мир черных сил и ряда душ человеческих после их земного воплощения. Отсюда такие слова, как «наваждение», «навет» и др. В представлениях ариев-русичей наши сны и являются свидетельствами контактов с этим миром.

Правь – это управляющая, верховная, горняя часть бытия, это, если так можно выразиться, система законов, по которым устроено бытие; законов, по которым должна протекать земная жизнь. Вот откуда произошло известное выражение – «живи по прави», да и само слово «правда», которое должно пониматься в данном контексте как следование небесному закону.

Еще одно замечание. В ведической теологической системе нет ада=Аида, нет, по крайней мере, для истинных ариев-русичей. Идея ада, по-видимому, является более поздней идеей, она никак не связана с первоосновами ведического учения. Более того, она противоречит всему духу ведического учения в принципе. Об этом мы будем подробно говорить ниже.

Теперь надо несколько слов сказать о ведической доктрине Сотворения мира. Согласно ведическому учению, в самом начале «не было не сущего и не было сущего» /64/. А было «нечто Одно» (или Абсолют), на которое вначале сошло «желание», породившее «семя мысли» /64/. Далее появились аватары-боги, различные миры и лишь затем первый человек. Так что многие библейские представления о великом акте Сотворении мира выглядят, скорее всего, как упрощенная трансформация этих более древних идей. А ведическое выражение «первое семя мысли» со временем, скорее всего, преобразовалось в известное – «в начале было Слово». На что еще полезно обратить здесь наше внимание? А на то, что, согласно ведизму, при Сотворении мира не было ни грехопадения первого человека, ни вкушения запретного плода (хотя древо познания было, причем именно в ведическом мире), ни Змия-совратителя.

 

1.6.2. Пантеон ведических богов

Перейдем к описанию богов ведического пантеона. Вообще говоря, богов в ведизме очень много. Как уже говорилось выше, своим происхождением, если так можно выразиться, многие из них обязаны явлениям окружающего нас мира. При этом сферы деятельности одних богов, как правило, пересекаются со сферами деятельности других. Вот почему при поверхностно-небрежном взгляде на ведизм может создасться впечатление о его языческом многобожии и даже некотором беспорядке в иерархии богов. На самом деле это, разумеется, не так.

Чтобы не утомлять читателя, мы не будем здесь приводить всех богов ведического пантеона. Приведем лишь краткие и далеко не полные характеристики наиболее важных и характерных богов. Начнем, разумеется, с Всевышнего.

1. Всевышний, космический Абсолют, верховная Истина, Первоначало, во многом закрытое Тайной и Небесным Законом от сознания человека. В Велесовой книге прямо сказано по этому поводу: «Нет у нас богов, кроме Вышня» /17/. Здесь четко отражено изложенное ранее ведическое представление, что все другие боги являются лишь аватарами Всевышнего. В индуизме аналогом Всевышнего является бог Вишну. Всевышний имеет разные названия, он и Бог Отец = Вышень = Вишну, он и Единый Бог, и Бог-Творец, он же и Питар, или Патар, или Патер-Отец, Отец Небесный, то есть Отец, питающий нас с Неба (вот откуда появилось название древнегреческого верховного бога – «Ю-Питер», а возможно, и имя Петр). Заметим, что в древнем ведическом прочтении сочетание слов «Отец – Небо» произносится как «dyaus – pitar» /64/. Как это созвучно латинскому слову «deus», обозначающему Бога.

2. Род, первичное воплощение Всевышнего, его порождающее начало, это Отец всех других богов, кроме, разумеется, Всевышнего. Аналогом этого бога в индуизме является бог Брахма. Род ответственен за всякое рождение, поэтому он как бы сочетает в себе и мужское, и женское начало. Мужское его начало называется богом Сварогом, женское – богиней Ладой. Так что обращение к богу Сварогу является обращением-дорогой к богу Роду и далее к Всевышнему. От названия бога Рода произошли такие всем известные слова, как: родители, родина, родник, природа, урожай, народ и еще многие-многие другие.

3. Триглав. О Триглаве и его трехсоставной сущности (Явь, Навь и Правь) мы уже говорили выше. Идея единения трех божественных сущностей в одно целое развита в ведизме очень сильно. В Велесовой книге, например, упоминаются другие сочетания богов, которые также называются Триглавами. Одним из наиболее важных Триглавов является, к примеру, единство таких богов: Сварог + Перун + Святовид. В /17/ говорится, что Святовид – «Земле, Солнцу и Звездам Держатель и Свету Крепитель», «Он Свет».

4. Сварог. Этот бог считается богом-творцом нашего земного мира, богом-Создателем. Одновременно он является и богом Неба, слово «Сва» означает небо. Отсюда же происходит и слово «сва-с-тика», которое означает изменяющееся в своем круговороте Небо («тик» означает время, вот откуда известные «тикать» или «тик-так»). Сварог – четырехликий бог, то есть бог, распространяющий свое влияние «на все четыре стороны» мира, «вперед-назад-направо-налево». Вот он, смысл четырехконечного креста, взятый затем на вооружение христианством.

5. Порождение бога Сварога есть бог Солнца Ра, который является творцом первичного Света и Огня. Свастика и есть символ бога Солнца Ра, так что тот, кто поклоняется свастике, является, по сути, приверженцем солнечного культа. И никакого тут фашизма в «гитлеровском изложении» нет. Ипостасью бога Ра является бог Ярило, который считается покровителем нашей Солнечной системы, покровителем весны, весеннего яркого солнца. Другой ипостасью бога Ра является бог Хоре, покровитель хорошей погоды. Так вот какое происхождение имеет слово «хорошо» и даже связанный с этим словом набор других слов, которые считаются ныне не вполне литературными.

К примеру, слово «похерить», которое ранее использовалось в том числе и для исправления ошибок в религиозных текстах, по смыслу означает не просто перечеркивание слова или бук вы, а как бы соединение этой ошибки с Солнцем («похерить» произошло от «хорошо», «Хорс»). С божественными книгами не уместно было обращаться по-иному. А для простой ликвидации существовало другое слово – «почеркать», имеющее следующую смысловую основу – «чер» – «черн» – «Чернобог» – «черт». Вот как бережно относилась древняя культура к своим письменам. Сегодня нам это не дано, да многое и позабыто. Так что когда при вас ненароком произносят слово «похерить» или что-нибудь близкое к этому (!), то, по сути, вы должны это воспринимать не как оскорбление, а, наоборот, как «соединение с Солнцем».

Еще одно добавление. Как уже говорилось ранее, слово «боярин» произошло от соединения слов «бол – ярин», то есть от слов «большой Ярин» (от бога Ярило). Это слово обозначало почетное воинское звание, которое давалось за особую храбрость воинам и военачальникам, добившимся его своим тяжелым ратным трудом.

Богиня Лада – олицетворенное женское начало бога Рода, мать многих богов, богиня красоты и любви. Культ богини Лады был распространен очень широко, ведь статус женщины у древних ариев-русичей находился на очень большой высоте. Они изображали богиню Ладу облаченной в красивые одеяния, с младенцем на руках или держащей за руку крылатого мальчика – своего сына Леля, бога любви. Ну чем не символ Великого Материнства, который может вполне стоять в одном ряду с христианской Матерью Божией. Да и крылатый мальчик тоже «многого стоит», и поныне крылатые младенцы существуют в пантеоне существ горнего мира почти всех других мировых религий. Богиня Лада была очень почитаема, недаром и сегодня мы используем очень много благодатных слов с коренной основой, присущей имени Лада, в том числе: семейный лад, ладный, сладкий, ладушки, леди и др.

6. Богиней Земли считалось божество, которое называлось Мать Сыра земля. Она, как правило, отождествляется с богиней Макошь или Матерью Ковша – богиней Большой Медведицы. По преданию, древние арии-русичи прибыли на Землю с созвездия Большой Медведицы. В слове «Макошь = ма-кошь» первый слог вполне понятен, это слово «ма» = «мама». Слово «кошь» тоже довольно легко «переводится». От него произошли такие слова, как: кошель, кошевой атаман, кошелек, кошара для овец /65/. В древности под словом «кош» подразумевалась большая корзина для сбора плодов земли. Таким образом, богиня Макошь олицетворяет собой материнское начало, позволяющая нам пользоваться благами Земли нашей, помогающая выращивать хороший урожай. Вполне возможно, что и так называемая кошерная пища имеет под собой именно древневедическое происхождение. Да и всем известное слово «каша», скорее всего, имеет такое же происхождение. Существовала и еще одна богиня, которую тоже можно отождествить с вышеописанными, это Матерь Слава Всех.

Теперь уже хорошо известно, что богиня Макошь есть «…богородица славянского народа, всепрощающая и всепонимающая» /66/. Так что современная Богородица, которой мы сегодня поклоняемся, по сути дела, представляет собой симбиоз всех наиболее значимых древневедических богинь. Русский публицист Д. Ф. Самарин еще в начале XX века прямо писал, что этот божественный древний женский образ был «…виновницей примирения древнего язычества и христианства» /66/ (простим здесь Д. Ф. Самарину употребление термина «язычество»). Так что женский культ в христианстве и в ряде других религий мира возник не на пустом месте, он имеет под собой очень мощное основание.

7. В ведизме существует также богиня смерти, которая является одновременно богиней зимы, ночи и тьмы. Имя этой богини – Марена, или Мара, Марь, Мармора. Она считается супругой Чернобога (см. ниже) и является темным божеством, божеством зимней стужи и зимы, божеством, олицетворяющим любое умирание вообще. От этого наименования получили свое происхождение такие известные слова, как смерть = с-мерть (соединение с Марой), мор, морг и даже, по-видимому, имя Мария. Сегодня считается общепринятым, что имя Мария напрямую связано с понятием моря. А в древности зона моря рассматривалась именно как зона смерти. Опять все сходится. Тот факт, что христианская Матерь Божия носила имя Мария, выглядит вовсе не случайным, а вполне логичным, ведь она не просто породила Иисуса Христа, но как бы предвосхитила его земную смерть. Так что, вероятнее всего, имя Мария означает не только «морская», но означает – «несущая смерть», как бы это ни казалось кощунственным для многих. Хотя ничего кощунственного здесь нет.

8. В ведическом пантеоне, как уже говорилось выше, много богов. Среди них есть как светлые, так и темные боги. Все боги, приносящие счастье, удачу, добро людям, считаются светлыми богами, все боги, приносящие горесть, разрушение и смерть, называются темными. Светлых богов объединяет Белобог, темных – Чернобог. В индуизме бог Шива является подобием ведического бога Чернобога. Считается, что Белобог постоянно борется с Чернобогом. Кстати, не следует думать, что Чернобог воспринимался древними ариями-русичами всегда в негативном смысле. Так, например, по отношению к врагам в моменты напряженной борьбы с ними допустимым было проявление ненависти и яростного стремления к сокрушению вражеской силы. В этом случае вполне уместным было обращение к Чернобогу. Но был один бог, который рассматривался древними ариями-русичами всегда с негативной точки зрения. Это был Сатана, бог лжи, обмана и дьявольских искушений, – лжец и отец лжи. Считалось, что лик его ужасен. Отсюда, кстати говоря, следует вывод, что ложь в ведической культуре считалась страшным грехом, много более страшным, чем другие деяния, которые ныне выдаются за большой грех.

9. Важное место в пантеоне богов занимал бог Перун, бог войны, грозы, бог борьбы, проявлений внешней активной силы вообще. Он особо почитался вождями и воинами. В Индии ведический бог Перун нашел свое воплощение в виде бога Индры. В Велесовой книге о другом наименовании бога Перуна сказано со всей определенностью: «Вот ведь Ондер есть у нас, который есть по-другому Перунец» /17/. В этих словах помимо прочего подчеркивается, что Перунец меньше по значимости самого Перуна (на это указывает окончание «ец»), это то божество, которое непосредственно считалось мечущим с неба молнии.

Сказания о деяниях Индры в Индии подтверждают статус этого божества. В Индии Индра знаменит своими силовыми, боевыми земными деяниями. Помимо прочего, Перун (Индра) считается предводителем Небесного Воинства. Вот почему мы имеем сегодня иконы с изображением Небесного Воинства, эти изображения проникли в христианскую культуру, скорее всего, благодаря ведическому влиянию. Этот бог был очень почитаем среди ариев-русичей. Вот как описано его скульптурное изображение, стоявшее в городе Киеве /66/: «Тело было вырезано из дерева. Голова отлита из серебра. Уши и усы были изваяны из золота. Ноги выкованы из железа….Перед Перуном горел неугасимый огонь». С богом Перуном был связан обряд посвящения молодых людей в воинов. Кстати, можно считать, что образ Перуна сегодня, по сути, перевоплотился в образ Ильи Пророка /65/.

10. Значительное место в пантеоне богов принадлежало также богу Велесу или Власу. Этот бог играл большую роль в жизни древних ариев-русичей. Он считался покровителем волхвов, мудрецов, домашних животных, домашнего хозяйства в целом. Он олицетворял собой природную живительную мощь. В Велесовой книге так сказано об этом боге: «Велес учил праотцев наших землю пахать и злаки сеять и жать» /17/. Вот почему такое сильное животное, как вол, стало земным символом этого божества. Вот почему это божество так и называлось: «вол» – «Вол» – «Ваал» – «Влас» – «Велес» (везде сочетание букв «в» и «л»). Вот откуда появилось два рога на изображениях ряда библейских праотцев. Вот почему на вершинах индуистских пирамидальных храмов мы и по сей день можем четко наблюдать два белых рога. Так что ничего негативного в этих двух рогах по сути-то нет, если они имеют именно такой смысл, разумеется. Вероятнее всего, только в более поздние времена изображение двух рогов на челе того или иного существа стало рассматриваться как негативный признак.

Кстати, древнерусский символ активного проявления силы имеет четко выраженный вид рога, нижняя часть которого связана с источником силы, а верхняя указывает на направление действия (см. ниже) /67/.

Со временем двумя рогами стали «награждать» изображение дьявола или Сатаны. Кстати, мы уже говорили выше, что слово «дьявол» или «диавол» можно «перевести» просто как «диа-вол» или «два-вол», то есть, скорее всего, просто как «вол с двумя рогами». Вот и все. Так вот почему мы сегодня имеем такие «странные» разночтения, если хотим выразить откровенно негативную сущность чего-либо на современном языке. Здесь присутствуют: Сатана (как действительно ярко негативное божество), черт (скорее всего, это наименование напрямую связано с Чернобогом), дьявол (придание негативного осмысления бога Велеса-Ваала), ведьма (придание негативного осмысления ведающей, то есть знающей женщине, женщине-знахарке, предсказательнице и т. п.) и многое другое.

Еще несколько слов о Велесе. О связи этого бога с земным миром мы уже говорили выше, так что этого бога совсем не случайно называли «Великим властителем мира земного» /66/ («Белее – Великий – Властитель»). Более того, считалось также, что этот бог стоит на границе двух миров, мира Яви и мира Нави, он как бы прорастает из тверди земли в наш живой, наполненный солнечным светом мир. Вот почему все растения и деревья считались «велесами-волосами земли» /66/. Вот почему бог Велес считался богом великой физической силы, а его прообразом считали не только Вола – Тельца – Тура, но и медведя, то есть могучих животных, которые все-таки ближе к тверди земной, чем к высотам небес. Вот почему бога Велеса нередко изображали в виде божества, представляющего нижний мир /65/.

Существовал также Змей Волос, которого тоже отождествляли с богом Белесом /65/. Об этом божестве говорится в мифе о борьбе Перуна со Змием (в русском фольклоре со Змеем Горынычем). В этом мифе Змий сначала победил Перуна и заточил его в подземные чертоги, но затем Перун освободился, наказал и усмирил Змия /65/. Здесь Змий олицетворяет собой сугубо земное бытие и земные страсти, а Перун – духовную составляющую бытия. Таким образом, этот миф символизирует собой победу человеческого духа над всем земным, а бог Велес в образе Змия является символом не контролируемого духом буйства-разгула природы, силы животных инстинктов человека, его земную чувственность. Однако ведизм не наделял многие чисто земные проявления свойством абсолютной негативности. Ведизм утверждает только необходимость существования этих проявлений в определенных рамках. И все же недаром святилища Перуна располагались на вершинах холмов, а Велеса – в низинах.

11. Даждьбог – бог непосредственно русичев-ариев, он их родной бог. Сами арии-русичи часто называли себя Даждьбоговыми внуками. Поэтому этот бог может пониматься более дословно, то есть как «дающий» бог Неба, как Отец, дающий свыше что-либо своим сыновьям и внукам. Поэтому совсем не случайно словосочетание «даждь нам днесь» дошло до нашего времени в составе основной и поистине очень красивой христианской молитвы «Отче наш».

12. В ведическом пантеоне было много богов, если так можно выразиться, практического свойства. К таким богам принадлежали:

Прок – божество деловых и предприимчивых людей.

Баба-йога = Баба Яга – волшебница леса, покровительница детей (совсем не мучительница), которая умеет лечить и всегда помогает добру молодцу в его благородных делах. Но она не любит глупых, ленивых и слабых духом, поэтому к такого сорта людям проявляет свое откровенное недружелюбие. Образ Бабы Яги приобрел сегодня негативную окраску. И все же даже в современных русских сказках Баба Яга не выглядит однозначно жестокой, она наделена юмором, шаловливостью, веселым характером и даже теплотой. Следует учесть, что малодушие, глупость, слабость всегда считались большими недостатками у наших предков. В их глазах образ Бабы Яги не содержит никакой особой негативной окраски. Не случайно, что и по сей день молодые мамы, укладывая малышей спать, поют им колыбельную, начинающуюся со слов: «Баю-баюшки-баю…» При этом они начисто позабыли, что обращаются к Бабе Яге (бабе Ешке = ба-юшки).

Варуна (распространен в Индии, дословно слово «varuna» означает – «истинная речь») – божество закона и морали, хранитель истины и верности – веры («верная руна»). Без огласовок слова «Варуна» и «верно» идентичны друг другу – «в-р-н», так что наименование этого бога прекрасно соответствует его, если так можно выразиться, смысловому назначению. Одновременно бог Варуна являлся богом, карающим грешников за их прегрешения.

Митра (сегодня распространен в Индии) – божество упорядочивания, заключения мирного договора между людьми, божество социального порядка. Митра удерживает Землю в единстве с Небом, объединяет людей в коллектив. Митра, по сути, является богом, который устанавливает и поддерживает в мире Закон. Он бог мира и согласия между людьми (miBra – mihr – mir – мир). Становится понятным, откуда в православной ветви христианства появилось слово «митрополит». Более понятным становится происхождение и других слов, например слова «метрика» и даже слова «мать= матерь» (без огласовок – «м-т-р»). Слово «митра» можно понимать и более обобщенно – как упорядоченную «материю» (без огласовок опять – «м-т-р»). Митра часто выступал в единстве с богом Варуной, то есть как единое двубожие Митра-Варуна, что символизирует собой устроение земного порядка и согласия под божественным законом Неба, то есть союз Неба и Земли или, говоря более определенно, установление и сохранение небесных законов среди людей.

Служение Митре-Варуне сопровождалось обрядовыми действиями, совершаемыми при огне или при воде (использовались два наиболее «чистых» в земной практике вида материи – огонь и вода). Клятвы Варуне обычно произносились при воде, Митре – при огне. И сегодня в мировых религиях высокую значимость приобретают очищающие, целебные и, можно сказать, святые качества воды и огня (от процедуры крещения, превращения обыкновенной воды в святую воду до возжигания светильников и свечей при богослужениях).

Савитар – бог, олицетворяющий творящую силу Солнца, приводящую в движение весь зримый мир. Вполне понятно наименование этого бога, представляющее собой словесное сочетание «сави-тар», которое можно прочитать как «Творящий Небесным Светом» и одновременно как «са-вита» – порожденная Солнцем жизнь (vita).

Сурья = Сур – бог, олицетворяющий Солнце во многих его проявлениях (отсюда, кстати говоря, появилось слово «сыр»). Этот бог был довольно почитаемым.

Агни (распространен в Индии) – божество огня, отсюда и очень простое прочтение: «Агни» = «огонь». Согласно древним ведическим представлениям, Агни является основным божеством, обеспечивающим связь «человек – бог» при проведении ритуальных действий (см. ниже).

Бхага или «Бог», дословно переводится как «наделитель земными благами» или просто как «богатство». В /64/ сказано, что «сопоставление ведийского имени Bhaga с авестийским Ьоуа и славянским Ьодъ является этимологически безупречным». В буквальном своем значении слово «бхага» переводится просто как «часть», «доля», «наделить» или «имущество», то есть оно напрямую связано с материальным достатком в жизни человека. По-персидски это слово понимается также как «господин» (вот почему слова «Бог» и «Господь» стоят в одном ряду). В ведическом пантеоне Бхага = «Бог» не занимал какого-либо особо выдающегося места, его никак нельзя по значимости поставить в один ряд, например, с Перуном или Митрой, не говоря уже о Всевышнем и любом из Триглавов. Так что выведение этого божества сначала на доминирующее, а затем и монопольно-единственное положение не может быть связано с ведическим учением. Такое его выдвижение определяется целым рядом причин, в том числе приходом на мировую арену других религиозных течений. Теперь становится понятным, почему слова «бог» и «богатство» имеют единую коренную основу и стоят рядом.

Крышень (в Индии – Кришна) – бог, укрывающий от всяких бед и несчастий (вспомним «крышу»). Это бог оберегающий, сохраняющий, спасающий и очищающий от всяких негативных внешних воздействий. С учетом спасительной и очищающей функции это божество становится очень созвучно как христианскому Иоанну Крестителю («криш» близко к «крес»), так отчасти и самому Спасителю (спасающий и очищающий «Криш» близок к «Христ»).

Яма – царь-божество над умершими, господин над отцами ариев-русичей. Согласно ведическому учению, Яма первоначально не был бессмертным, он был первым человеком, который умер. Лишь затем он приобрел бессмертие. Как сказано в /64/: «Души умерших пируют с Ямой на высшем Небе». Но Яма не считался, вообще говоря, первым человеком мироздания. Таким первым человеком был Ману. Оба они – дети бога Вивасвата («переводится» достаточно просто – как «дарующий жизнь небесный свет»). Ману считается господином над живыми, Яма – над умершими.

Шива (распространен в Индии, по-русски – Сивый) – божество разрушения, дикой природной силы, бури и уничтожения вообще. Аналогом ему служит индийский бог Рудра.

Вена – божество любви (буквально «любящее» или «жаждущее любви»). Теперь понятно, как появилась всем известная Венера «западного» происхождения.

Корова Зимуня (распространена в Индии) – олицетворяет собой по сути питающую нас с вами Землю (без огласовок сочетание «Змн» близко к «Змл»).

13. Помимо богов в ведизме существует класс полубогов, духов и демонов. К этому классу принадлежат, например, нимфы, любовь которых могла выпасть и на долю простого смертного. К этому классу принадлежат также так называемые Рибху, которые являются искусными мастерами, способными сотворить уникальные вещи. Считалось, что они могли в принципе смастерить любой предмет. Кстати, идея существования Рибху практически совпадает с идеей существования древнегреческого умельца – любимца богов Гефеста.

Родоначальником класса полубогов являлся бог Ангирас, под крылом которого было много полубогов, также называемых Ангирасами. Особенно почитаемы были Ангирасы среди людей творческой направленности. Кстати, вы не находите, уважаемый читатель, что слово «Ангирас» очень легко «переводится»? Это «Анги – расы» или просто ангелы русов. Враждебные людям духи тоже присутствуют в ведическом учении. Это, например, известные в индуизме Рикшасы – духи, вредящие человеку, а также Дасы (или Дасью) – демоны, не почитающие богов.

14. Души ранее почивших предков древних ариев-русичей, как уже говорилось выше, населяли высшие небесные миры. В Велесовой книге /17, 68/ говорится, что предки-пращуры смотрят на нас с неба в виде звезд. Здесь мы видим не только красоту и поэтичность мыслей наших древних родичей, но и косвенный намек на их бывшее космическое происхождение. Души почивших предков обитали в Ирии или в И-раю, то есть в Святом раю.

Итак, мы убедились, что ведический духовный мир очень богат. Каждое более или менее значимое явление в жизни древнего ария-русича всегда находило себе духовное отражение в виде какого-либо божества. При этом все боги четко выстраивались в пирамидальную структуру. В пантеоне богов явное предпочтение отдавалось светлым богам, то есть тем, кто близок к Свету, Солнцу, к творческому порождению всего сущего. Богов, «посвященных» смерти и увяданию, здесь не так уж и много.

Теперь перейдем к более подробному рассмотрению одного из фундаментальных постулатов ведической доктрины. Этот постулат заключается в том, что древние арии считали себя потомками богов. Вот как сказано об этом в Велесовой книге /17/: «Вот речет Орею Сварог наш, как того сотворил: „Сотворю вас из перстов моих и будете как дети мои, и Даждьбог будет Отец ваш“». Здесь Орием = Арием назван первый вождь древних ариев-русичей.

Чувство родства с богами, с горним миром, с Космосом сохранялось очень долго. Например, сегодня в христианстве помимо таких известных понятий, как «паства», «раб божий», «божий слуга» и др., широко распространено такое понятие, как «сын божий», которое употребляется как в конкретном и узком смысле (Иисус Христос), так и в широком смысле, применительно к простым смертным-христианам. Особо надо обратить внимание на то, что, согласно ведическому учению, не из глины, не из праха земного сотворен человек. И не из его ребра была сотворена женщина (получается, она была сотворена из не очень-то и нужной кости). Подобного рода представления противоречат духу ведического учения.

Идея божественного происхождения древних ариев-русичей имела колоссальное значение. Эта идея не только порождала в душах наших предков чувства высоты, личной и родовой гордости, но и являлась крепким основанием для искренней любви как к богам, как к почившим праотцам, так и к здравствующим родичам. Ведь без любви небесной вкупе с любовью к самому себе (две составляющие, и обе необходимые) нельзя породить здоровую и благую любовь земного свойства ко всему остальному, любовь к ближнему и дальнему своему. Уж это-то наши предки знали, знали то, что многие из нас теперь основательно подзабыли.

Одновременно эти чувства являлись и базисом для глубокого осознания долга как перед праотцами и богами, так и перед своими близкими. В ведизме нет и не может быть любви, продиктованной страхом, угрозой или простым, если не сказать примитивным преклонением перед мощью. В нем страх божий не имеет такого значения, какой он имеет в других мировых религиях. За свои проступки каждый должен отвечать сам, при этом не просто демонстрировать свою веру куплей-продажей (например, практикой индульгенций), изображением страха или смирением под ударами судьбы. Невместно вести себя так сыну богов. Он должен исправлять эти проступки конкретными делами, которые должен лично претворять в жизнь. Таков ведический закон. Не числом молитв и поклонов, не временем преклоненного стояния в храмах, не отпущением грехов батюшками определяется посмертное место души человеческой, а только личными деяниями. Таков ведический закон.

Просьбы-молитвы сынов богов можно считать вполне естественными, такими же, как просьбы сынов у отцов своих. При всем при том боги древних ариев-русичей, если верить преданиям, не принуждали их молиться. Никакой обязательности в этом плане не было. Да и не так уж это и важно, если душа ария-русича, при условии его достойной жизни на земле, направлялась на высшее Небо. Каждый достойный арий-русич, если он не совершил какого-либо серьезного вероотступничества, как говорится, «по определению» попадал туда. На Небе его ждали отцы, которые пируют с богами. Вот так, не менее того. Далее душа ария-русича могла претерпевать различные метаморфозы. Она могла остаться на высшем Небе, при этом став, например, легом, а могла и соединиться с новым человеческим телом, то есть получить новую жизнь-задачу на Земле. В /64/, например, говорится о душах, «живущих после смерти в высшем Небе, в третьем шаге Вишну, наподобие богов».

Из всего этого, по крайней мере, следует, что никаких низших миров для достойных ариев-русичей не существовало. Никакой строгой и разработанной системы представлений об аде у древних ариев-русичей не было и не могло быть. Какие же это тогда сыны богов, если они в великом множестве будут обречены своими богами на великие мучения? Какие же это тогда боги (не сочтите, пожалуйста, последние слова за кощунство)? Максимум, на что мог пойти ведизм в этом направлении, так это на изгнание отступников из своих рядов и, соответственно, на возможное изгнание их из посмертного благого обиталища. Такие явления конечно же наблюдались при многовековом сосуществовании древних ариев-русичей. Вот откуда произошли такие слова, как «урод», «выродок» (не член рода), «изгой» (изгнанный) и т. п. Теперь эти слова приобретают свой исконно-первозданный, истинный смысл.

А существует ли ад для других людей, заселяющих Землю, то есть не ариев-русичей, это не вопрос для ведического учения. Если каким-либо народам хочется, чтобы он был, ну что же, пусть тогда они его и заселяют. Можно согласиться с автором /69/, что понятие ада было просто «…нелепо для былинных пращуров». Так о каком же подавляющем личность страхе смерти для древних ариев-русичей можно тогда говорить? Вот где можно усмотреть мощные корни их бесстрашия, в том числе бесстрашия, проявляемого в борьбе с врагами.

Однако пойдем далее. Анализируя различные источники информации, можно прийти к выводу, что идея реинкарнации издревле принадлежит ведическому учению. Об этом мы уже говорили выше, теперь вернемся вновь к этому вопросу. В /6/ прямо говорится о «языческой идее многократных жизней, перевоплощений и переходов из одного мира в другой» (простим здесь автору термин «языческий») и о связанной с явлением реинкарнации «…идее индивидуальной кармы».

Кстати, само слова «карма» имеет то же происхождение, что и слово «кара» /17/. Ныне слово «кара» воспринимается многими в явно негативном смысле. В то же время древнеарийский смысл слова «кара» означает просто «делать». И тогда кару = карму можно рассматривать как нацеленность человека на вполне определенную деятельность, служащую в том числе для исправления-искупления своих греховных поступков (слово «искупление» здесь лучше понимать не в «денежном» смысле, а в совсем ином, исходя из слова «искупаться» – то есть «омыться – очиститься водой»). В данном случае мы опять встречаемся с негативной окраской и искажением первоначального смысла важных терминов, имеющих откровенно ведическое происхождение. И это не случайно, в процессе ослабления ведизма на фоне появления новых религиозных установок ведическую терминологию старались всеми силами не только изменить, но и очернить, придать ей откровенно негативный смысл. Вспомним такие известные термины, как «ведьма» (от слова «ведать», то есть знать), «жрать» (от слова «жрец», смысл этого слова означает – принимать жертвенную пищу), «похерить» (от слова «Хоре») и др. Неудивительно, что многие исконно русские древнее слова имеют теперь даже некоторое оскорбительное звучание. Вот как со временем был перевернут первоначальный смысл.

Некоторые авторы утверждают (см., например, /6/), что ранее в Библии идея реинкарнации присутствовала. Когда же она исчезла? Вероятнее всего, в середине I тысячелетия н. э. Как сказано в /6/, «…в 553 году на Втором Царьградском соборе византийский император Юстиниан изъял из Святого Писания (из Библии) идею реинкарнации». Автор /6/ объясняет это тем, что «…эта идея полностью противоречит идеям одноразовой жизни, единственного спасения через Христа и идеям бесконечного Ада и Рая».

Действительно, исключение идеи реинкарнации из теологического багажа христианства повышает религиозную значимость Иисуса Христа.

А вот в ведическом учении идея реинкарнации почти «автоматически», самым что ни есть естественным образом проистекает из его первооснов. Предполагать, что при наличии ведического системного подхода ко всему мирозданию, наличия иерархической «множественности», многофункциональности горнего мира имелась бы возможность только однозначно-окончательного определения-закрепления человеческой личности в системе мироздания (одно рождение – одна жизнь – далее либо рай, либо ад, и все!), было бы, скажем так, сильным упрощением этого учения. Одновременно надо сказать, что додуматься до существования реинкарнации и построения на этой основе стройной всеохватной религиозной системы никакое примитивное язычество просто не смогло бы.

 

1.6.3. Основные установления ведического закона (закона «rta»)

В ведизме существует понятие Верховного Закона, который произносится как «rta». Этот Закон является не только земным законом, но и Законом Высшего Мира. Многое из того, что охватывается этим Законом в горнем мире, для живущих в земном мире является великой тайной. В Ригведе об этом говорится следующим образом /64/: «Закон закрыт законом». Здесь надо отметить, что идея существования высшей тайны, закрытой для человека, существует во многих религиях мира, в том числе в христианстве и иудаизме. Из Закона Высшего Мира вытекают законы земного мира – законы прикладного значения, которые предназначены, разумеется, для ариев-русичей. Им много дается, с них много и спрашивается.

Сочетание звуков «рта» не так уж и редко встречается в различных языках мира в значении закона, знания, правила, установления порядка, главенства и т. п. Можно вспомнить следующие слова: рота, когорта, ритуал, аорта, карта, парта, art (обозначающее не только искусство, но знание и умение), артист, ортогональный, артиллерия, артикуляция и др.

Первый земной закон утверждает иерархическое разделение всего общества на группы, выполняющие различную роль в обществе и, соответственно, занимающие в нем столь же различное социальное положение.

Примером такого разделения служат известные касты древнего индийского общества.

1‑я каста – жрецы. Это высшая каста, каста учителей и знатоков, являющихся также наставниками крупных руководителей, которые имеют высокий иерархический уровень.

2‑я каста – кшатрии. Это воины, вожди, государственные служащие различных уровней. Из этой касты, как правило, происходили князья и цари. Здесь надо ввести уточнения в последние понятия. Князья – суть управляющие населением, расположенным на определенной территории. Цари – это владыки государственной системы, неподвластные другим структурам в рамках этой системы (кроме, разумеется, жрецов). Вот почему вполне нормальным делом были, например, поездки князей за правом на княжение в Орду, ведь князья – управляющие. Вот почему у князей существенно более низкий социальный статус по сравнению со статусом царя.

3‑я каста – вайшьи. Сюда входили земледельцы, скотоводы, торговцы и ремесленники.

Эти три высшие касты в Индии почти целиком состояли из ариев-русичей, которые назывались также дважды рожденными. Почему так? Потому, что ведическое посвящение, которое должны были пройти все члены этих каст, считалось вторым рождением человека. Кстати, в христианском мире и поныне сохранилось нечто подобное. Акт крещения воспринимается здесь как акт нового, духовного рождения – приобщения к Иисусу Христу. Немудрено, что статус крестного отца и крестной матери в традиционных русских семьях и поныне остается очень значимым. А истоки всего – вот они, в ведизме.

4‑я каста – шудры. Представители этой касты должны были служить перечисленным выше кастам. Каста шудров в Индии преимущественно состояла из туземного населения.

К эти четырем кастам можно добавить пятую, самую низшую касту, касту дасъю. К этой касте в Индии принадлежали также лица арийского происхождения, вступившие в кровосмешение с местным населением. Дасами в ведизме называли также демонов.

Из закона разделения общества на иерархические слои вытекает ведическое понимание таких важнейших социологических понятий, как понятия справедливости и равенства. Систему представлений о том, что следует считать справедливым и в чем заключается равенство, можно считать вторым законом «rta».

Известно, что в животном мире нет абсолютно равных между собой особей как внутри любого вида, так и вне его. Ведизм распространяет такое понимание и на человека. С его точки зрения, различные люди не равны между собой, в том числе они не должны быть равны ни в плане социальных прав, ни в плане одинаковой затратности при реализации своих возможностей.

Следует отметить, что многие религиозные и не только религиозные учения также стоят на позициях неравенства людей в различных сферах бытия. Некоторые из этих учений находят почву для оправдания такой позиции в малости, греховности и несовершенстве человека. Возможно, именно отсюда «растут ноги» сугубо религиозной идеи первородного греха (хотя какой грех у новорожденного младенца?). Другие учения находят корень зла в неправильном устроении общества. Третьи, наоборот, трубят во все голоса о чуть ли уже не наступившей эпохе равенства. При этом последние лукаво отводят глаза от того неопровержимого факта, что одни люди в поте лица добывают свой хлеб насущный и живут далеко не лучшим образом, а другие, практически палец о палец не ударяя, пользуются всеми благами жизни.

Ведическая культура в этом вопросе не лукавит, она прямо говорит об определенном неравенстве и одновременно утверждает, что именно на этом неравенстве как раз и базируется истинно справедливое устроение общества. Разделение людей по иерархическим уровням признается вполне нормальным, как, например, вполне нормальным следует признать не равными по значимости отдельные части человеческого тела. Что было, если бы все органы этого тела «захотели» и добились полного «демократического» равенства. Тогда любой, извините, мизинец был бы приравнен к мозгу в плане принятия общих для человека решений. Очевидно, что в этом случае человек не смог бы нормально существовать, поскольку здесь мы имеем дело с нарушением очевидного закона – каждому органу должно быть свое место в общей иерархической структуре человеческого тела.

Вот почему утверждение и соблюдение гармоничной нормы прав и обязанностей для различных групп людей, а не полного их равноправия составляет основу ведического понимания справедливого социального устроения.

В чем же тогда заключается ведическое понимание социального равенства? Разумеется, это не есть равенство всех во всех своих правах, возможностях и уровне потребления, от великого гения до презренного нищего. Социальное равенство здесь понимается прежде всего как равенство в своем социальном слое. При этом такое равенство включает в себя такую составляющую, как осознание и реализацию на практике различных преимуществ своего привилегированного положения по отношению ко всем представителям нижерасположенных социальных слоев с одновременным осознанием большего величия и могущества представителей вышестоящих слоев. Приведем для уяснения этого положения пусть несколько упрощенную, но наглядную и простую аналогию. Человек, как правило, ощущает свою более высокую значимость по сравнению с растениями и иными представителями животного мира. Одновременно он осознает большее величие высших сил (если он хоть капельку религиозен) или хотя бы мощь целого ряда окружающих его явлений природы. Такое понимание своего места в мире не только логично, но и вполне рационально.

Один из основоположников христианского учения Павел (Савл) однажды сказал, что перед лицом Господа «несть ни эллина, ни иудея». Обычно мы это понимаем как фразу, утверждающую полное и абсолютное равенство всех перед Богом. Эта христианское положение выглядит очень привлекательным в глазах широких народных масс. Но всякий глубоко верующий христианин в то же время не должен забывать, что в Библии прямо сказано также о том, что различные народы созданы самим Богом. То есть разделение человечества на отдельные ветви рассматривается как Божье деяние, а никак не сатанинское. К тому же никто не отрицает, что в обществе всегда существовали и будут существовать неравные его члены, неравные как по уровню интеллекта, духовного развития, потребления, так и по социальному положению. Таким образом, против существования отдельных частей-ветвей человечества и различных социальных уровней выступать вроде бы не следует.

Поэтому и приведенную выше фразу Павла следует воспринимать скорее как признание равенства весомости одинаковых человеческих грехов и заслуг перед горним миром и как то, что не сам факт принадлежности к тому или иному народу, к тому или иному социальному положению и т. п. будет автоматически обеспечивать спасение того или иного человека, а прежде всего баланс его греховных и добрых деяний.

Итак, утверждение и соблюдение гармоничной нормы прав и обязанностей различных групп людей для обеспечения не только личного благоденствия этих людей, но прежде всего благоденствия народа и родов, его составляющих, – вот основа ведического понимания социальной справедливости. Исходя из этой основы оформляются и рамки ведического понимания меры равенства и неравенства.

Утверждаемое ведизмом неравенство в виде деления общества на касты в целом нельзя рассматривать как какое-то особо жесткое социальное угнетение. Реально каждый древний арий-русич пользовался довольно большим набором возможностей, причем каждый социальный уровень имел вполне определенные права и обязанности, отличные от других уровней. То есть социальная нагрузка на каждые слои была различной. Так, к примеру, принадлежащие к низшим кастам члены общества освобождались от ряда обязанностей, которые должны были выполнять представители вышестоящих каст. Так что «несвободные» и «неравные» древние арии-русичи, охваченные ведическими установлениями и кастовыми перегородками, на деле оказывались более «дифференцированно свободными», чем сегодня оказываются таковыми «демократически свободные» граждане современного общества.

Ничего себе современное равенство, равенство между бомжем и миллиардером, ничего себе свобода, у одного – от любых неприятных дел, у другого – от многих радостей земного бытия. Ничего себе равенство, когда в случае войны богатей всегда найдет себе лазейку в ней не участвовать, а бедняк вынужден отдавать свою кровь и жизнь на защиту этого богача от пуль. Да, сегодня в обществе у многих его членов есть много формальных прав. Но при этом реальные возможности богатой и благодатной жизни для большинства простых смертных не очень-то привилегированных стран либо очень малы, либо могут быть реализованы с очень невысокой степенью вероятности. Так что возможности и права, демократия и равенство, свобода и справедливость – далеко не эквивалентные вещи.

Возьмем хотя бы, к примеру, набивший всем оскомину вопрос об обеспечении всех дееспособных членов общества равными избирательными правами. Дались ему, простому смертному, эти права. Его «личный голос» в многомиллионной армии таких же избирателей настолько ничтожен, что он практически не значит ничего. Создается даже впечатление, что это право – лишь демонстрация равенства и свободы в современном мире.

Приведем еще один характерный показатель «неравенства» в древнеарийском мире, связанный с положением в нем женщины. Известно, что женщина здесь задолго до «цивилизованного Запада» имела высокий социальный статус. В Ригведе об этом сказано вполне определенно. Достаточно прочесть хотя бы «Песнь похвальбы» /64/, в которой женщина ставит себя выше мужа, откровенно смеясь над ним, и «вдруг» окажется, что наши представления о древности являются результатом нашего глобального исторического незнания. А вот христианская культура только на Третьем Вселенском соборе (431 г. н. э.) признала, что у женщины есть душа. О равноправии при этом и речи не стояло.

Вот, наверное, почему именно в православной ветви христианства, которое в наибольшей степени пропитано древним ведическим духом, так популярны и поныне женские образы, в том числе образы Матери Божией. Число икон с изображениями Матери Божией здесь несравнимо больше, чем икон с изображениями любых других святых, апостолов, преподобных и т. п. Не исключено, что их даже больше, чем изображений самого Иисуса Христа (жаль, такие статистические данные сегодня не являются широко известными).

В чем же заключается ведическая справедливость? Она заключается в том, что каждый человек должен занимать подобающее ему место в обществе, не перемещаться слишком вниз, где его способности не смогут быть в полной мере реализованы, и не лезть слишком высоко, где его уровень развития и уровень совершенства не будут соответствовать тем высоким требованиям, которые должны предъявляться к лицам, расположенным на вершинах власти. Кухарка не должна управлять государством, она должна кормить людей, на этом месте она принесет пользу и не наделает бед по неразумию или алчности, если она вдруг «вознесется» наверх. Царь-государь, президент или какой иной властитель (наименования здесь не столь важны) должен мудро управлять своим достоянием, уметь подбирать, расставлять кадры и т. д. и т. п. Но ему «невместно», например, работать на кухне, этим пусть занимаются другие люди. Каждый должен находиться на своем месте, а хочешь расти вверх – то учись и расти, рассчитывая на поддержку сверху. Вот кратко суть ведической социальной справедливости.

Однако пойдем далее. Важнейшими законами ведического мира были так называемые законы рода. В краткой форме эти законы сводятся к следующему:

A) Каждый человек должен жить в составе рода, подчиняться родовым правилам, являться как бы частью родового дерева, кирпичиком своего рода, а не «пылью на ветру». Родовая система предполагает существование старейшин рода, она основана на уважении своих предков, старых членов рода, как более опытных, более заслуженных, более знающих.

Б) Качества каждого человека в значительной степени определяются его предками, его родословной. В связи с этим важнейшей социальной ячейкой рода является семья. Огромное значение приобретает то, в какой семье живет тот или иной человек, с женщиной какого рода соединил свою судьбу мужчина. Брак является не только и не столько личным делом самих вступающих в брак, сколько делом родов, к которым они принадлежат.

B) Лучшие представители того или иного рода должны вступать в брак тоже с лучшими представителями противоположного пола, предпочтительно из других родов. Люди среднего уровня должны выбирать себе пару также из представителей среднего уровня, а посредственные личности, соответственно, из среды посредственных. Казалось бы, здесь мы так или иначе наблюдаем ограничение личной свободы. На самом деле это установление содержит в себе огромный социальный смысл. Если хорошенько вдуматься, то мы придем к выводу, что именно такое установление способствует наилучшему развитию рода в целом. Если лучшие роднятся с лучшими, то это способствует выращиванию наиболее добротного потомства. Происходит сохранение, а не ассимиляция лучших. Если средние роднятся со средними, то это способствует созданию вполне приемлемого уровня развития основного костяка производителей ценностей. А вот у худших эта система позволяет создать направленность на вырождение. Вполне рациональная система.

Г) Родовой закон предполагает запрет на кровосмешение, то есть на браки как между близкими родственниками, так и с представителями удаленных народов. Закон здесь диктует следующее – разрешено вступать в брак либо с представителем своего рода (но не с кровноблизкими), либо с представителями родов из своего народа. Такое установление имеет двоякий смысл. Во-первых, он препятствует генетическому вырождению, а во-вторых, предотвращает от возникновения потомства, мягко говоря, не очень высокого качества, которое могло бы возникнуть при браках между особями, принадлежащими к удаленным друг от друга народам. О последнем социальном эффекте ведизм был «уведомлен» достаточно хорошо, ныне этот выверенный веками факт основательно подзабыт. Более того, многие сегодня придерживаются того мнения, что браки между инородцами способны породить более добротное потомство.

При расширении ареала существования древних ариев-русичей этот закон сберегал арийское ядро, предохранял его от ассимиляции в массах туземного населения. Это позволило не только сохранить на значительное время, исчисляемое тысячелетиями, древнюю арийскую культуру, но и в значительной степени приобщить к ней туземные массы. Обратим здесь внимание на то, что иудеи и по сей день стараются сохранить свои корни, довольно четко соблюдая свои традиционные брачные установления.

Д) Важнейшей составной частью родового закона является также культ предков. Согласно ведическому учению живущие на Земле люди помимо богов обращаются к своим предкам за помощью. Считалось, что наши предки оказывают на нас заметное влияние. Вот, в частности, почему культ предков, а также культ пока еще здравствующих старцев, как бы уже одной ногой стоящих в горнем мире, поставлены в ведической культуре на большую высоту. При этом старики и старцы считаются родовым оплотом по поддержанию на должном уровне родовых и общеведических установлений. Когда они становятся неспособными активно трудиться, эта функция становится в их жизни основной. Кстати, в ряде культур, не связанных с ведизмом, такого почитания нет.

Здесь можно усмотреть еще один очень важный момент. Сохранение культа предков является гарантией того, что в старости каждый человек своего рода не будет брошен на произвол судьбы. Такие родовые традиции способствуют не только укреплению всего рода в целом, но и являются свидетельством истинного, а не надуманно-дутого рационалистического гуманизма, когда от стариков, по сути, просто отрекаются.

Е) За злостные преступления (например, отречение от ведического учения, взятие жены из низших слоев туземного населения и др.) древний арий-русич мог быть изгнан из своего рода. Так что слово «изгой» скорее всего имеет древнерусское происхождение. Оно означает просто «изгоняемый», то есть изгоняемый из рода за какие-либо существенные прегрешения.

Важнейшей составной частью ведических законов являются вполне конкретные установления по совершению религиозных отправлений.

Прежде всего надо сказать несколько слов о строительстве ритуальных сооружений. Как говорится в /67/, «храмы в Русской Ведической Религии были только в городах». В /67/ также отмечается, что, «к великому сожалению… жилые храмовые и крепостные сооружения в Русской Империи испокон веков делались из дерева… поэтому из красивейших городов… в настоящее время ничего не сохранилось». С элементами культуры деревянного зодчества мы знакомы, кое-что можно увидеть даже сегодня, например в Кижах. Однако древневедического деревянного зодчества уже нет. Вот почему мы так мало знаем о нашей древней истории, вот почему древняя ведическая культура сегодня обозначается одним словом – «язычество».

Кстати, слово «храм» происходит от слова «хранить». Древние храмы представляли собой сначала просто хранилища культовых принадлежностей и всевозможных запасов для ритуальных действий. При этом обычное ведическое святилище, как правило, состояло из несложных земляных сооружений и скульптурных фигур богов /65/. Да и города, в которых жили арии-русичи, как правило, не имели значительных размеров. Много позже города Руси восточной Европы в Средние века тоже были небольшими. Их было много (недаром Древнюю Русь называли Гардарикой, то есть страной городов), но все они не имели больших размеров. В /67/ говорится, что у древних русичей «…обычно строились небольшие города, до 40 га». Так, к примеру, древняя Рязань, к которой подошли войска Батыя в середине XIII века, обладала укреплениями, не превосходящими по размерам 100 × 100 м. И только начиная где-то с XVIII века размеры городов стали интенсивно расти.

Главным ритуалом в ведизме был ритуал жертвоприношения богам. Воздаяние жертвы осуществлялось, как правило, путем возжигания огня на вершине холма, где устраивалось большое кострище. Считалось, что языки пламени костра возносят жертвенную пищу в горний мир, к богам, а также к своим умершим предкам. Жертвы были, как правило, бескровными и уж, во всяком случае, не человеческие. Этим ведизм коренным образом отличался от ряда других религий мира. В жертву приносились продукты земледелия, в том числе блюда, изготовленные из молока и меда, то есть то, что употребляли в пищу сами русичи.

То, что они были такими полувегетарианцами, имело довольно большое значение. В значительной степени благодаря этому средняя продолжительность их жизни была по сегодняшним меркам очень высока. Кругом жизни назывался период, равный 12×12= 144 годам. В то время это считалось нормальной продолжительностью (один круг жизни).

Однако вегетарианский или полувегетарианский образ жизни в сравнении с «мясоедческим» имел и недостатки. В чем преимущество «мясоедов»? Оно заключается в использовании высококалорийной пищи, в возможности сильной энергетической подпитки организма. Помимо прочего, это обеспечивает возможность быстро увеличивать численность населения, в том числе восстанавливать эту численность в случае потерь военного характера.

В чем основной недостаток постоянного «мясоедения»? В засорении организма вредными веществами, которое приводит к раннему старению и сокращению продолжительности жизни. В целом «мясоедческая культура» приводит к более высокому темпу роста населения, несмотря на меньшую продолжительность жизни. Надо учесть также то, что принятие обильной мясной пищи перед сражением или тяжелой работой благотворно сказывается на итоговых результатах. Все это бесспорно является существенными преимуществами «мясоедческой культуры». Только военная выучка, дисциплина и мастерство позволяли древним ариям-русичам в течение длительного времени одерживать победы над постоянно возобновляемыми многочисленными набегами-волнами их врагов, приверженцев «мясоедческих культур».

Важную роль играло здесь то, что практически каждый мужчина обязан в случае необходимости вставать в ряды воинов. Поэтому все мужчины с самого детства обучались воинскому делу. Они учились тактике ближнего боя, учились стрелять из лука, строить защитные сооружения. Многие из них овладевали искусством использования лошади в качестве наступательного средства (от тяжелой конницы до колесниц). В /64/ сказано, что «арии сражались на боевых колесницах, запряженных конями». Вот и объяснение высокого воинского искусства так называемых татаро-монголов, то есть в значительной степени потомков древних ариев-русичей. Вот и древнейшие корни идеи всеобщего воинского служения мужского населения, трансформированной сегодня во всеобщую воинскую обязанность. Вот вам и происхождение так называемых древнегреческих колесниц.

Отношение к чужим, то есть не принадлежащим к ведическому миру, было тоже определенным. Это терпимость и мирное сосуществование. Собственно говоря, в глазах древних ариев-русичей они были именно теми, кого как раз и следует называть язычниками. Только с течением времени термин «язычество» закрепился за самим ведизмом, хотя, как было показано выше, такое его использование не имеет под собой никаких оснований. Религиозная позиция, обосновывающая такое отношение к чужакам, сводилась к следующему. Арии-русичи есть сыны богов, они почитают их и славят, приносят им жертвы, в посмертии переходят на высшее небо. Ежели представители других народов не служат арийским богам – то это их дело, поэтому куда они попадают в посмертии – тоже их дело. И если они хотят, чтобы в посмертии большинство из них попадало в ад = Аид, то и ладно. Ариям-русичам того не надобно.

Следует признать, что существование древней ведической цивилизации было проникнуто духом здорового национального эгоизма, эгоизма народного, родового и даже индивидуального плана. Так, к примеру, наличие значительного богатства у кого-либо из ариев-русичей нравственно не осуждалось и не определялось как грех, это богатство считалось его достоинством-достоянием. Нищих же, разумеется, никто не считал приближенными к богам.

При всем при том достоинство древних ариев-русичей подчеркивалось еще и тем, что никакого рабского унизительного преклонения перед сильными мира сего, включая старейшин рода, вождей и князей (уважение и почитание, конечно, присутствовали), здесь не было. А вот почитание религиозных символов считалось нормой. Кстати, первые известные изображения свастики относятся примерно к десятому – пятнадцатому тысячелетию до н. э. /6/. Вот как древен этот символ, как давно он существует (куда там гитлеровский рейх с его 12 годами).

Понимание любви тоже было вполне здоровым. Все сводилось к простой формуле – люби себя, потом своих ближних, затем свой род, свою родовую и государственную власть, потом свой народ в целом. Явных обязательств в отношении любви к лицам неарийского круга, разумеется, не было. В целом по отношению ко всем, как своим, так и инородцам, действовал вполне здоровый принцип – живи сам и давай жить другим. Так что никакой равной любви ко всем без исключения здесь нет и не могло быть.

 

1.6.4. Социальная организация ведического мира

Теперь рассмотрим основные принципы социальной организации древних ариев-русичей, которые в комплексе можно считать социологической основой всей ведической цивилизации. Наиболее высокое положение в этой системе занимали жрецы-волхвы. Кстати, от термина «жрец» происходит всем известное слово «жрать», то есть попросту – «вкушать от жертвенной пищи». Таким образом, слово «жрать» не носит в себе ничего оскорбительного. Более того, оно говорит о ритуальном приеме пищи, то есть об акте более возвышенном, чем обыденный, рядовой каждодневный прием пищи.

Типовая схема такой организации представлена ниже.

Верховной исполнительной властью обладал князь. Но он не имел неограниченной власти, поскольку находился на выборной должности. Основной костяк населения подразделялся на отдельные роды со своими старейшинами и главами родов. Последние принимали самое активное участие в жизни общества: в выборе князя, в разрешении трудных или спорных вопросов, в поддержании религиозно-нравственных устоев и т. д. Избираемые князья и их окружение (в том числе дружина) занимались поддержанием порядка в своем конгломерате родов, организацией общественной жизни, собирали средства на общие нужды, участвовали в выработке наиболее важных решений, принимаемых общенародным собранием – вечем. Помимо этого они составляли основу боевых соединений в случае борьбы с врагами.

При ближайшем рассмотрении представленной выше схемы сразу бросается в глаза, что «геометрическая правильность» социальной пирамиды здесь соблюдена не полностью. В чем социологическая суть отступления от этой «правильности»? Она заключается в стремлении сохранить максимальное равенство членов общества, сохранить единство всех его элементов.

И пока на высоком уровне поддерживалось военное искусство ариев-русичей, пока сохранялась их общая воинская обязанность, этот недостаток «незавершенной пирамидальности» не имел определяющего значения. Однако со временем во многих народах, соседствующих с русско-арийской цивилизацией, стала формироваться жестко централизующая общество царская система власти. Эта власть сформировала мощный аппарат слуг, который возвышался над массами рабского или полурабского населения, что в целом позволило усиленно его эксплуатировать.

Царскую систему в упрощенном виде можно представить себе следующим образом.

При такой системе организации общества появляется не только возможность сильной эксплуатации масс, появляется возможность выделять значительную часть сил и средств для осуществления военных действий, для формирования захватнических армий. Из низов доминирующей пирамиды и даже из низов порабощенных пирамид могут быть сформированы огромные по численности солдатские массы, возглавляемые наемными слугами различного уровня – офицерским командным составом. Даже в случае гибели захватнических армий, созданных на этих принципах, основное тело доминирующей пирамиды остается неразрушенным. Такая пирамида может вновь набрать солдатские массы и сформировать новые офицерские кадры из многочисленного слоя слуг и прослоек средних сословий. Здесь важно подчеркнуть, что царская система была преимущественно распространена на территориях, где господствовали «мясоедческие культуры». В этом случае дополнительно работал упомянутый выше факт большей плодовитости «мясоедческих культур». Так что в царских системах рабов-солдат или солдат-наймитов всегда можно было набрать в достатке.

Таким образом, древнеарийская социальная цивилизация, несмотря на то что именно она обеспечивала большую свободу личности и принципиально отличалась меньшей эксплуатацией трудовых масс, рано или поздно, но должна была уступить свои позиции более жесткой, более агрессивной, более эксплуататорской, быстрее восстанавливаемой, более устойчивой и более централизующей системе – системе царской власти. В дальнейшем в полном соответствии с исторической тенденцией централизации власти и логикой более монотонного наполнения пирамиды человеческим материалом появилось и укрепилось то, что сегодня мы называем монотеистическими религиозными учениями.

Со временем русско-арийская культура нашла встречное решение, которое позволило в значительной степени сохранить прежние принципы большего равенства и свободы и на значительное время защитить русско-арийскую государственность от нашествий внешних врагов. Этим решением стала Орда.

Возникла система, схема которой в упрощенном виде представлена ниже.

Суть ордынской системы заключалась прежде всего в создании профессиональной армии, которая являлась защитницей всех подведомственных Орде княжеств. Дружины князей и всенародные ополчения являлись теперь дополнительным средством борьбы с врагами. Ордынские войска, разумеется, были несравненно более боеспособными, чем княжеские дружины и тем более народные ополчения, что, по сути, и обеспечило довольно длительное существование ордынской системы на территориях ведического мира.

На содержание Орды выделялась примерно 1/10 часть доходов всех жителей системы (вот она – знаменитая десятина). Эта доля была общепринятой в древнем русско-арийском мире, как до существования Орды, так и во время Орды, она всегда выделялась на общественные нужды. На содержание князей теперь шло существенно меньше средств. Вот, кстати говоря, почему по сравнению, например, с роскошью ханских дворцов, по сравнению с богатством древнего Каракорума русские князья Средневековья не являлись обладателями несметных богатств. Так, даже Иван III передал по завещанию своим потомкам не такой уж и большой запас драгоценной утвари. Кстати, сегодня подоходный налог во многих странах мира обычно превышает 10 %. Так что же это за ордынское «иго» такое, которое так клеймит наша классическая историческая наука?

И только со временем царские принципы социальной власти проникли в Орду и уничтожили ее окончательно. Такому историческому повороту способствовало еще два обстоятельства. Во-первых, князья, недовольные отчуждением значительных средств на Орду, нередко испытывали желание освободиться от ее опеки, стать независимыми. Это все мы прекрасно знаем хотя бы из классической истории западной части средневековой Руси, в которой Орда представлена в самых негативных красках. Во-вторых, при создании ордынской системы князь становился как минимум представительным лицом в глазах ордынского руководства, фактически умаляя прежнюю значимость родовых вождей и лучших людей родов. Родовые принципы стали ослабевать. Этому способствовала еще одна важная деталь. Жречество концентрировалось теперь преимущественно в самой Орде /26/. В княжествах теперь находились жрецы-волхвы не очень высокого уровня. В народных массах высшие религиозные ценности теперь уже не могли поддерживаться на высоком уровне, традиции не сохранялись во всей своей полноте и не имели должного теологического обоснования. Это не могло не привести к тому, что началось проникновение инородных религиозных установок в ранее целостную ведическую культуру.

Следы такого разложения можно обнаружить, если сопоставить Велесову книгу с Ригведой. Автор Велесовой книги откровенно сетует на то, что в его время произошла значительная утрата древнего ведического знания, что многие его современники верят и следуют тем или иным указаниям лишь из соображений сохранения традиций, что глубокий внутренний смысл ряда ведических установлений утрачен. В Ригведе ничего подобного еще не ощущается.

С течением времени в Орде произошли заметные изменения, в частности прежние принципы формирования ордынского войска сдеформировались, родовые основы ослабели. Так, к примеру, в войсках Чингисхана тысячниками были уже не обязательно главы родов. В эпоху же Ивана III в Московии, по сути, произошел переход к царской системе власти. Московский князь становится теперь более или менее самостоятельным государем-царем.

В итоге ордынская система со временем совсем сошла на нет. Окончательный конец ей положила практика массового использования огнестрельного оружия, пришедшая с Запада. Теперь любой солдат, нажав на курок мушкета, мог легко поразить самого что ни на есть искусного воина. Огнестрельное оружие положило конец доминированию тяжелой конницы на полях сражений, основной ударной силы ордынского войска.

Мы кратко рассмотрели основные положения ведического учения, так или иначе относящиеся к социальной сфере. Хотелось бы отметить только следующее. Мировая история не руководствуется принципом постоянного человеческого улучшения, улучшения как индивидуального, так и общественного. Иначе мы не имели бы таких «подарков» истории, как мировые войны, уносящие миллионы жизней, жестокую эксплуатацию, рабство и тиранию. Жестко централизованная и интенсивно эксплуатирующая народные силы царская система на тот исторический период оказалась более жизнестойкой. Эта система и победила в мировой истории, победила, по крайней мере, до эпохи интенсивного межнационального взаимодействия, взращенной на дрожжах развития капитализма, достижений науки, в сфере коммуникаций и др.

 

1.6.5. Ритуалы, праздники и символы ведического мира

Ну что же, теперь более подробно рассмотрим комплекс норм древних ариев-русичей, которыми они руководствовались в своей повседневной практической жизни.

Как уже говорилось выше, основным ведическим ритуальным действием являлось жертвоприношение. В жертву приносились прежде всего продукты растительного происхождения. Большое значение в жизни наших предков имели также праздники. Праздников было много, все они имели четко выраженную религиозную окраску. Это были действительно праздники, они практически всегда сопровождались радостью и весельем, совершением красочных обрядов. Наши предки умели веселиться и делали это со вкусом и со знанием дела, чего совсем не скажешь о многих ныне живущих. Праздники справлялись коллективно, в кругу своих друзей, близких и даже зачастую с участием всех членов рода.

Заметное место в обрядовой стороне занимали также молитвы. Они нередко исполнялись как гимны (см. «Ригведу»), то есть как песнопения. Важной частью гимна было прославление богов. Значение молитвам и гимнам придавалось очень большое. В «Ригведе» /64/ сказано: «Боги создали сначала исполнение гимнов, затем Агни, затем жертвенное возлияние». Итак, по значимости исполнение гимнов ставилось на первое место, затем следовало возжигание огня и лишь затем – жертвоприношение. Действительно – «в начале было Слово». В конце молитв-песнопений содержались просьбы, в том числе просьбы бытового характера. Обычно это были просьбы о ниспослании благоденствия и богатства, увеличения силы и могущества, удачи в делах, победы над врагом, об обретении знания, о защите от напастей и бед.

Важным ритуальным действием, совершаемым перед каждой молитвой, было омовение водой. В ведической культуре вода всегда рассматривалась как сильное очистительное средство. Обряд омовения считался находящимся под покровительством укрывающего от напастей древнерусского бога Крышеня (в Индии – Кришну) /6/. Вот почему напрямую связанный с омовением водой христианский обряд называется крещением, он связан с богом Крышенем (Крещен = Крышен). Кстати, христианский обряд крещения имеет смысл приобщения к богу, отдания себя под его покровительство, то есть тот же самый религиозный смысл, носителем которого и был бог Крышень.

Теперь рассмотрим само жертвоприношение. В этом плане ведизм резко отличается от многих других религий. В ведизме принято считать, что преданные огню дары-жертвы являются символом передачи своеобразной пищи богам. Причем передача этой пищи богам осуществляется непосредственно языками пламени. Главным божеством, ответственным за передачу богам, является бог Агни (или просто – «Огонь»). Огонь здесь рассматривается как вид материи, наиболее близкий к горнему миру. Кстати, теперь становится вполне понятным, откуда появилось смысловое объединение понятий «пламя» и «язык». Это единение имеет смысл передачи пищи богам с «языками» пламени.

В образе Агни мы можем увидеть еще одну трактовку ведического понимания идеи множественного и единого. В праздничные дни в ведическом мире возжигалось множество костров-огней, на которых в жертву богам приносились различные дары. Но божество, передающее пищу другим богам, было одно – Агни. Здесь мы вновь можем наблюдать реализацию идеи единства множественного, в данном случае идеи множественного присутствия одного бога в разных местах. Здесь эта идея выглядит как логически обоснованная и реализуемая с должным чувством меры. При развитии же ее до крайностей мы можем прийти к другим итоговым положениям, которые хорошо известны.

Как уже говорилось выше, в ведизме идея жертвенности, то есть идея отдания своего в пользу более высокого и более значимого, выражена довольно сильно, причем эта идея реализуется на самых различных уровнях. Выше расположенный уровень так или иначе взаимодействует с «энергетикой» ниже расположенных уровней, в том числе использует результаты деятельности этих уровней. Одним из таких результатов является жертва. Согласно ведическим представлениям, понятие жертвы охватывает довольно широкий круг явлений. Приведем для примера общую «иерархию жертвенности», характерную для этого учения:

• неживая природа представляется в жертву растениям, то есть является пищей для них;

• растительный мир приносится в жертву животному миру, он является их пищей;

• и растительный, и животный мир предоставляется в распоряжение человеку, многое из того, что принадлежит этим мирам, служит пищей, строительным материалом, предметами для созидания и творчества людей;

• люди в свою очередь уже вполне сознательно приносят в жертву богам продукты своей деятельности, но сами люди не являются предметом для жертвоприношения;

• жертвы богов тоже существуют (см. ниже).

Здесь необходимо еще раз подчеркнуть, что запрет на человеческие жертвоприношения является одним из фундаментальных положений ведического учения. Такая позиция подкрепляется двумя соображениями. Во-первых, в акте жертвоприношения богам мы наблюдаем качественный скачок, который заключается в том, что в этом акте уже необходимо осознание жертвы со стороны человека. Боги не растения и не животные, они и не должны полностью уподобляться начальным стадиям «иерархии жертвенности», когда сознательности жертвы вовсе не требуется. Что же это были бы за боги, если бы они удовольствовались бы только принятием «бессознательного жертвоприношения»? Они выступали бы в данном случае как простое повторение акта взаимоотношений «неживая природа – растительный мир» или «растительный мир – животные». Так что совсем не случайно человек наделен в своем земном бытии и разумом и душей. Это необходимо в том числе и для сознательного жертвоприношения со стороны человека, в этом заключается одна из его задач пребывания на земле.

Во-вторых, как уже говорилось выше, древние арии-русичи считали себя потомками-сынами богов. Бережное отношение к человеческой жизни они распространяли везде, куда бы ни приходили, приучая туземцев следовать запрету на человеческие жертвоприношения. Ведь человек принадлежит к более высокому иерархическому уровню, чем уровни неживой природы, растительного и животного миров, и это должно быть закреплено. Так вот, скорее всего, где гнездятся истинные корни религиозной идеи о том, что человек создан по образу и подобию Божию. Так вот где находятся корни всем известной заповеди – «не убий».

Итак, начиная с человеческого уровня, сознательность становится неотъемлемым свойством человеческого и всех расположенных выше уровней мироздания, с этого уровня она становится как бы неотъемлемой сущностью бытия. А мир людей можно рассматривать не только как средство для передачи пищи богам, но и как первый серьезный уровень сознательности. И кто не служит богам и не почитает их, тот, согласно ведическому учению, сам себя переводит на уровень животного, его земное и посмертное бытие тоже недалеко уйдет от животного бытия.

На более высоких уровнях иерархии принцип жертвенности также сохраняется. Жертвы, которые осуществляют сами боги, приводят к сильным подвижкам в мироздании. Так, например, акт сотворения нашего материального мира рассматривался как некая жертва Всевышнему. Согласно индуизму, бог Пуруша (по-русски – Перун) как бы принес сам себя в жертву /64/. Из этой жертвы родился весь зримый нами мир, то есть совершен великий космический акт. При этом появились люди. Вот как сказано об этом в Ригведе /64/:

После этой жертвы Пуруша, как бессмертный бог, разумеется, вновь возродился, причем его роль в общей системе мироздания резко возросла (опять напрашивается аналогия).

А вот человек не бессмертен, и если он принесет себя в жертву, то тем самым пресечет свою жизненную функцию, функцию своего земного творения, служения богам, в том числе совершения сознательного жертвоприношения.

Вот почему с этой точки зрения принесение себя или себе подобного в жертву есть нарушение воли Всевышнего, есть истинный грех. Недаром и в иудаизме, и в христианстве, и в исламе убийство человека и особенно самоубийство считается великим грехом. До сих пор в православной ветви христианства и у старообрядцев самоубийц не хоронят рядом с мирно усопшими на одном кладбище.

С другой стороны, поскольку идея жертвенности пронизывает всю систему мироздания, то жертвенность человека, точнее говоря, его самопожертвование для великих целей должно считаться вполне допустимым в исключительных случаях. Так что героизм и стойкость в боях наших древних предков, известные с незапамятных времен, основываются на вполне определенном базисе, на «самосознательной жертве», которая допускалась.

Все основные элементы жертвенности, в том числе самопожертвование, пожертвование божественной сущности, ее последующее славное возрождение, мы находим в христианстве, когда осознаем все, что связано с распятием (жертвой) и последующим воскресением Иисуса Христа. Вероятнее всего, многие из этих идейных установок, считающихся сугубо христианскими, перекочевали в свое время из гармоничной системы ведических представлений о жертвенности, при этом став более простыми, более доходчивыми для понимания и одновременно более яркими и сильными по психологическому воздействию. В христианстве это и жертва Бога, и одновременно жертва со стороны живого человека – Иисуса Христа. Здесь тоже говорится о том, что в результате этой жертвы произошли заметные подвижки в системе мироздания: Иисус Христос спускается в адские чертоги, открывает врата ада, разрушает их, вызволяет оттуда часть душ (см. икону «Сошествие во ад»). Зарождается идея спасения во Христе, которая дополняется идеей второго пришествия Иисуса Христа на Землю.

И даже идея христианского причастия, которая включает в себя процедуру символического вкушения тела (пресного хлеба) и крови (вина) Христовых, скорее всего исходит из некоей своеобразной трансформации ведических представлений о божественной жертвенности.

Но пойдем далее. Заострим теперь свое внимание на наиболее характерных праздниках и символах ведизма. Как уже говорилось выше, одним из важнейших его символов был четырехконечный крест и его динамическое развитие – свастика. Эти символы напрямую связаны с Солнцем, основным светилом на небосводе, с основными фазами природы. Четырем ветвям креста, имеющим также смысл всераспространения, соответствует разделение года на четыре периода: зиму, весну, лето и осень. Для деления каждого из этих периодов на меньшие части используется уже не только основное светило – Солнце, но и его «отражение» – Луна. Продолжительность лунного цикла равна чуть более 28 суток, то есть примерно 30 суткам. Вот откуда и пошло разделение времени года на три месяца, слово «месяц» и отражает факт «лунного» исчисления времени в каждом сезонном периоде года. Деление же месяца опять «на крест», то есть на четыре части, и приводит к тому, что мы сегодня называем неделей (28: 4 = 7). Вот откуда «взялось» число 7 (число дней в неделе) и число 12 (число месяцев в году). А число 7 есть простое число, оно уже больше не делится, вот вам и – «не деля».

Поэтому ничего сугубо мистического во многих древних символах, в том числе в числовых обозначениях, нет. Многие числа считаются благими и даже священными (2, 3, 4, 7, 8 = 2×4, 10, 12 и др.), а некоторые, наоборот, считаются наделенными негативными свойствами. Так, например, число 13 часто считается несущим глубокий негативный смысл. Оно рассматривается как «неправильное 12», как «перебор» числа 12, как число, не имеющее очевидного природного аналога. Хотя если умножить 28 на 13, то как раз и получим 28 × 13 = 364, то есть число, которое ближе к годовой продолжительности (365 дней), чем число 28 × 12 = 336 и даже число 30 × 12 = 360. Деление года «на крест» (число 4), а затем на число 3, то есть деление года на 12 месяцев, оказалось более простым, более «крестообразным», чем деление на «неправильное» число 13. Вот почему оно закрепилось в веках истории, закрепилось в связи с победой идеи «солнечности», а не «лунности». Вот почему продолжительность месяца «плавающая» – все для того, чтобы в итоге набрать продолжительность года в 365 дней.

Рассмотрим основные праздники «крестообразного» деления года.

1. Первый зимний праздник – праздник Коляды (начало нового коловращения). Наименование праздника связано со словом «Коло», отсюда же происходит и имя Кола, получившее свое дальнейшее развитие в имени Никола. Это имя напрямую связано со всем известным Дедом Морозом из города Великого Устюга. Отсюда же произошло и такое всем известное «бытовое» слово, как «колотун» (сильный мороз). Праздник Коляды справлялся 25 декабря и посвящался переходу, когда начинается увеличение продолжительности светового дня в Северном полушарии Земли. С этого дня Солнце поворачивает на лето. Именно из этого праздника и возник всем известный Новый год. Вот почему Рождество Христово справляется именно в этот период (в католической ветви христианства именно 25 декабря). То есть, по сути, праздник Рождества Христова имеет в основе вполне языческий (в традиционном понимании) источник – переход Солнца в фазу роста. Считающаяся общепризнанной сегодня дата рождения Иисуса Христа является теперь логически вполне обоснованной. Она связана, во-первых, с сильной приверженностью «солнечной идее» христианского учения и, во-вторых, с необходимостью «привязки» христианских праздников к уже существующей системе праздников, существовавших ранее в дохристианскую эпоху.

2. Вторая группа праздников приходится на весну. Наиболее известными весенними праздниками в России (не считая государственных) сегодня являются Пасха и Масленица.

Начнем с Масленицы. Этот праздник считается праздником языческого происхождения. Масленица отмечалась обычно в период весеннего равноденствия, где-то в конце марта. Масленица есть праздник победы весны над зимою, праздник яркого весеннего солнца. В этот день пекли блины, разбивали построенные из снега крепости (символ победы над снежным закрепощением), отмечали время пробуждения медведя от зимней спячки (культ медведя на Руси известен давно), скатывали с горок огненные колеса. В скатывании с горок горящих колес мы можем явственно разглядеть и символику огня-света, и свастическую символику (колесо с крестообразными перекладинами – Коло – свастика, динамический крест – символ коловращения природы – символ движения Солнца).

Наиболее интересными из весенних праздников являются праздник Пасхи и почти совпадающий с ним по времени праздник Красной Горки. Оба праздника имеют глубокий религиозный смысл. Прежде всего они символизируют полную победу солнца над тьмою, знаменуют собой разгар весны и преддверие лета – апофеоза солнечного света и торжества природы. Яркость этих праздников была поразительной. Она определялась еще и тем, что эти праздники непосредственно связаны с культом Леля, покровителя любви, веселья и счастья.

Обрядовая сторона праздника Пасхи и сегодня неотделима от кулича, крещеных крашеных яиц и сделанной из творожной массы пирамидки.

Прежде всего скажем о куличе. Очевидно, что слово «кулич» связано с древнейшим словом «коло» (или с «уменьшительным» колобком, до сих пор очень любимым с детства). Кулич и выпекается в форме, наиболее близкой к форме сферы. Здесь все понятно и не требует пояснений. Кулич является символом достойного и обильного человеческого земного бытия, бытия, находящегося в постоянном движении. Это дар природы.

Яйцо, второй главный атрибут праздника, тоже имеет округлую форму, чаще всего его окрашивают в красный цвет. Оно является символом весеннего рождения всего нового, символом плодородия, символом жизни вообще. Яйцо – это зародыш, рожденное весной яйцо к осени превращается во взрослое живое существо. Яйцо – это весеннее обновление жизни. Традиционный цвет яйца можно связать по смыслу со следующей цепочкой слов: крашеное – Крышень – крещеное – красное – красивое, а не только исключительно с красным цветом, тем более что яйца в этот праздник обычно окрашивают в самые различные цвета, создавая яркую и праздничную игру разноцветья. Да и для обозначения красного цвета в древности употреблялось обычно другое слово – червленый.

В связи с этим хотелось бы указать на еще один символический смысл крашеного яйца. В Древней Руси существовал ритуал Радогощ, связанный с системой представлений о так называемом Золотом Яйце /66/, в котором якобы заключен источник жизни всей Вселенной. Эта система представлений возникла не случайно. Яйцо представляет собой наиболее доступную для человека, простую, красивую и приемлемую модель единства различных субстанций-пространств, размещенных одна в другой (наши древние предки полагали, что именно так устроена Вселенная /70/). Так возникла модель Мирового Яйца, модель живая, заключающая в себе источник жизни. Мировое Яйцо было золотого или, проще, желтого, а совсем не красного цвета. Кстати, по этой причине, наверное, так популярна знаменитая русская матрешка, состоящая из множества матрешечек, размещенных одна в другой, причем каждая из них имеет округлую форму, приближающуюся к форме яйца.

И все же наиболее важное значение имела конечно же творожная пирамидка, которую ныне называют пасхой. Уважаемый читатель, наверное, уже догадался, что творожная пасха имеет более глубокий религиозный и исторический фундамент, чем тот, который известен широким народным пластам. Почему пасха представлена в виде творожной массы и имеет пирамидальную форму? А потому, что пирамидальная форма пасхи является символом пирамидального устроения горнего мира. Как уже говорилось выше, аватарой Всевышнего, которую часто рассматривали почти как самого Всевышнего, был Сварог. Сварог именовался также Истварогом. Здесь определенно заметна ориентация на творческое начало и на соответствующее этому началу слово «творог» (твор-ение – твор-ог). А слово «сыр» (в древности творог назывался сыром) происходит от наименования бога Солнца – Сурья, ведь в древности творог получали за счет сворачивания молока под воздействием солнечных лучей («Сварог» – «сворачивание»). Творческое начало Солнца здесь подчеркивается со всей определенностью. Так что совсем не случайно тем блюдом, которое предпочтительнее всего было приносить в жертву богу Сварогу, являлся творог – по сути древнерусский сыр.

Эта сырная-творожная пасха приготовлялась на Великий День, а также в дни поминовения праотцев. Она являлась символом горнего мира и служила приобщением к нему живущих. Поэтому и выкладывали творожную массу – пасху в виде пирамидки и, вкушая ее, как бы приобщались к горнему миру. Вот почему пасха так сладка, так сильно сдобрена маслом и так обильно наполнена сладостями: изюмом, цукатами и т. п. Смысл творожной пасхи, этого наивысшего ритуального атрибута Великого Дня, становится теперь понятен, он заключается в символическом изображении пирамидального горнего мира и приобщения к нему.

Кстати, в этот праздник людям разрешалось есть мясную пищу. Вот почему застолье справляемой ныне Пасхи до сих пор остается таким широким и обильным. К тому же этот праздник имел и продолжает иметь четко выраженную общинную направленность. Обычно на Пасху собираются вместе многие ближние и дальние родственники, члены одного рода, они справляют этот праздник сообща, за одним общим столом. И сегодня считается, что в этот великий день все должны насытиться, все откушать пасхи, все должны приобщиться к горнему миру. Так что недаром в православных христианских церквах на всю пасхальную неделю алтарные врата остаются открытыми для всех – никого не должны стеснять врата, ведущие в символический небесный мир, в алтарь – святая святых храма. Теперь окончательно понятно, почему именно творожную массу называли пасхой, а не кулич и не яйцо, они являлись как бы приземленными символами, связанными непосредственно с земным бытием человека.

Но почему творожная пирамидка именуется словом «пасха»? Говорят, что слово «пасха» напрямую связано со словом «Песах», являющимся наименованием одного из иудейских праздников. Понятно, что смысловая подоплека иудейского праздника Песах не так и сильно связана с существенно более высоким смыслом христианского праздника Пасхи и уж совсем слабо связана с древним ведическим смыслом и традициями празднования Великого Дня. Да и основные атрибуты праздника Пасхи (творожная пирамидка, кулич, яйцо) совсем не увязываются с атрибутами иудейского праздника Песах. И как бы некоторые религиозные иерархи ни пытались увязать все это в единое целое, ничего не получается. Основные религиозные атрибуты (и не только они) этого поистине великого праздника откровенно отвергают исторические наслоения и вскрывают его истинный первоисточник.

Кстати говоря, и сегодня в православном христианстве праздник Красной Горки следует по календарю сразу же, ровно через неделю, за праздником Пасхи. Видите, праздник Красной Горки все же остался в ряду праздников православного христианства, он стоит рядом с Пасхой, хотя его значимость и считается существенно меньшей, чем значимость Пасхи. Но в нем до сих пор присутствует одно важное качество, пришедшее из глубины веков. А именно, сегодня праздник Красной Горки считается праздником поминовения усопших, именно в этот день православные христиане должны посещать могилы предков (кстати, посещать могилы предков в первый день Пасхи православные священники не рекомендуют). Но хорошо известно, что ведическая культура предполагает существование тесной связи между живыми людьми и их умершими предками. Эту связь живые должны постоянно поддерживать, в том числе во время праздников. И опять здесь мы видим еще одно подтверждение ведического источника происхождения праздника Пасхи, праздника Великого Дня и Красной Горки.

Итак, что в итоге мы можем сказать о празднике Пасхи? По сути, его первоисточником является древний «языческий» праздник Великий День. Он имеет глубокий и в то же время простой и понятный ведический смысл и содержит совсем не иудейские и лишь частично христианские атрибуты-символы: кулич, яйцо и творожную пирамидку. Эта пирамидка олицетворяет собой горний мир и его пирамидальное устроение, она явно указывает на творческое начало этого мира (сделана из творожной массы). Яйцо олицетворяет постоянно возрождающуюся живую природу, находящуюся в весеннее время еще в зародыше. А кулич отражает собой и коловращение мира и весь земной мир, отданный в том числе в питание человеку, он символизирует хлеб наш насущный, который мы должны потреблять каждый день. Кстати, заметьте, здесь мы опять имеем дело с тремя символами, выступающими в глубоком триединстве – триглавенстве – триглаве. Прошедшие века так и не смогли до конца исказить ни внутреннюю суть, ни атрибуты, ни время проведения этого великого праздника.

3. Перейдем теперь к летнему периоду. В июне древние арии-русичи праздновали Триглав (кстати, православную христианскую Троицу как раз справляют в начале лета). Затем следовал праздник пика лета, праздник максимальной интенсивности Солнца – праздник Ивана Купалы. Его отмечали в ночь с 6 на 7 июля (или 24 июня по старому стилю, то есть во время максимальной активности Солнца). Празднество было очень красочным. Повсеместно разжигали большие костры и прыгали через них. И разумеется, купались в различных водоемах, символически очищая себя (кстати, слово «искупить» в древности было связано не с «куплей-продажей», а именно с «купанием», то есть с очищением себя от греховной грязи). Это был праздник расцвета природы, праздник цветения, праздник наибольшей силы лета. Не случайно, что в этот праздник, по преданию, завязывались брачные пары. Здесь нельзя не заметить, что в христианстве в течение всего июля, когда в нашей средней полосе устанавливается настоящее лето, никакого значительного праздника нет. Более того, праздник Ивана Купалы «прикрыт» Петровым постом, приходящимся как раз на конец июня и начало июля (время для поста – в самый расцвет природы). И только в конце августа в христианском календаре появляются более или менее значимые даты, в том числе Успение Пресвятой Богородицы.

Удивительно, максимум солнечного торжества природы не нашел должного отражения в христианстве. А вот в ведизме – все наоборот, пик лета однозначно находит свое отражение во всенародно справляемом празднике, да и не в нем одном. 12 июля праздновался Белесое день (ныне Петров день), а 20 июля (добавьте 13 дней, и получите Ильин день) справлялся праздник Перуна. Во время созревания хлебов прославляли растительную силу солнца (Ярило), при этом молились также о ниспослании плодородных дождей, обращаясь к русалкам (вот вам и смысл праздников-русалий). В конце лета начинались праздники урожая. 15 августа, например, отмечали день уборки снопов /67/.

4. Осенью, как уже говорилось выше, отмечались праздники урожая. Эти праздники посвящались Роду и Роженицам, а также богине урожая Макоше. В конце сентября (21‑го числа) древние арии-русичи отмечали праздник Овсенъ – праздник проводов лета. Осенью превалировали праздники женского рода. Немудрено, что после сбора урожая и завершения полевых работ наступал период свадеб, что еще в большей степени подчеркивало женское начало праздников осени. Этот «женский эффект» осеннего периода мы как в своеобразном историческом зеркале наблюдаем сегодня и в православных христианских праздниках. Все логично: осень – время сбора плодов, а «плоды» в человеческом племени дают именно женщины. Это и сентябрьский праздник Рождества Пресвятой Богородицы (отмечаемый как раз 21 сентября), и праздник Покрова Божиеи Матери 14 октября. Именно в этот день наши древние предки «…творили ритуал Крышня, праздновали Покровское Свято»/66/. Так вот где, вероятнее всего, находятся корни отмечаемого ныне праздника Покрова Пресвятой Богородицы. Они в ритуале бога Крышеня, бога укрывателя, защитника, сохраняющего жизнь человека и все необходимое для этой жизни. Да и отмечаемый в народе Покров связывался в значительной мере со снегом, впервые покрывающим землю.

А вот в самом конце осени и в начале зимы древним ариям-русичам особенно нечего было праздновать, они не очень-то почитали тьму да стужу. Ведь как раз из холодных северных районов и происходил их исход /2/. Да и зачем откровенно солнечной ведической религии почитать периоды умирания природы? Так что никаких особо значимых праздников начала зимы – конца осени (до поворота Солнца на новый круг) в ведизме не наблюдается.

Итак, можно определенно сказать, что ведизм, со всей очевидностью делящий год на четыре части (по «системе креста»), концентрирует свои основные праздники в четырех периодах:

• начало и первая половина зимы, поворот Солнца на новый годовой цикл;

• серия весенних праздников, знаменующих собой окончание зимы, победу Света над Тьмою, праздники обновления природы, начала сельскохозяйственных работ;

• летние праздники – апофеоз Солнца, апофеоз бытия вообще;

• праздники начала и середины осени – праздники сбора урожая, завершения сельскохозяйственных работ, праздники плодородия с подчеркиванием женского начала.

 

1.6.6. Основные правила поведения человека в древнеарийском обществе

Начнем с системы требований и правил, прямо направленных на гармонизацию социальной жизни. Как уже говорилось выше, одним из установлений ведизма в социальной сфере являлось разделение общества на уровни-слои, отличающиеся по своему социальному статусу, основному виду деятельности, правам, обязанностям и т. д., с соответствующим закреплением основного массива человеческого материала по их иерархическим уровням.

Разумеется, что все эти слои должны быть объединены в единую пирамидальную иерархию с общим центром. При этом считалось, что в земном мире должны существовать сильные связи, объединяющие всех членов общества в одно целое. При отсутствии таких связей ведическое общество существовать не может, точнее говоря, оно уже будет не ведическим. Таким образом, основные ведические социальные идеи (идея единства, централизма и разделения на социальные слои) кратко выражают социальную суть ведизма. Назовем для краткости эту суть «триединой идеей» или «триединым социальным требованием» (опять число 3!).

Тяжким преступлением древнего ария-русича долгое время считалось вступление в брак с представителем туземного населения. За это могли изгнать из рода, лишить всевозможных преимуществ. Однако проявлений жестокости к туземным народам, если они не проявляли враждебности, не допускалось. Принцип взаимодействия с туземными народами был прост и понятен – отделяй от себя, не смешивайся с ними, но мирно взаимодействуй, в том числе через развитие ремесел и торговли, путем налаживания прочных взаимовыгодных контактов. При выполнении этого правила появляется возможность не только сохранить ядро своих традиций, но и мирно сосуществовать с массами местного населения, постепенно прививая им надлежащий порядок и удаляя вредные реликты, например человеческие жертвоприношения.

Ведизм четко отслеживал положение человека в балансе «общинное – индивидуальное». Существовал даже символический образ, отражающий эти отношения, образ древа жизни.

Каждый род представлен на древе жизни в виде крепко стоящего на земле дерева со своим прошлым, настоящим и будущим. Народ же («на – род») есть множественная сумма деревьев одного типа или большой сад деревьев. А племя – объединение близко расположенных родов-деревьев. Просто, понятно и с глубоким смыслом – каждой веточке, каждому листочку свое место с опорой на другие слои более раннего происхождения.

Здравствующие члены рода располагаются на достойном месте древа жизни, но не на самом высокозначимом, какое бы высокое место в социальной иерархии они ни занимали. Каждый из нас есть определенная ступень в жизни рода. Человек среднего возраста представляет собой как бы одну из стволовых ветвей древа жизни – не более, но и не менее того. А здравствующие, умудренные жизнью старцы и старицы, которые сами уже не способны давать ни новых молоденьких веточек, ни листочков (не порождают потомство), представляют собой единый ствол этого древа, на котором, вообще говоря, держится вся его крона.

Итак, в ведизме полностью отсутствует идея безоговорочного индивидуализма. Каждое «единственно-неповторимое Я» есть прежде всего часть родового дерева, а также часть сада этих деревьев, то есть часть своего народа. Частное «единственное Я» есть в значительной степени связующий элемент прошлого (предков) и будущего (потомков). Такое осмысление значимости отдельного человека становится еще более понятным, если мы сопоставим время жизни человека с временем жизни его рода или целого народа, к которому он принадлежит.

Разумеется, все это никоим образом не умаляет необходимости индивидуального развития каждого человека. Наоборот, это заставляет его поддерживать на должном уровне традиции своего рода, гордиться родовыми и своими достижениями. Это заставляет не просто почивать на лаврах, заработанных твоими предками, ничем не утруждая себя, а напряженно трудиться, заботясь о благополучии и рода, и самого себя. Это не дает возможности запросто опуститься вниз, тем самым подвергая себя как минимум насмешкам со стороны близких. Значимость принадлежности к роду и народу становится более понятной. Она заключается в поддержании традиций, в ощущении чувства локтя, во взаимной поддержке, сохранении генетических основ рода, в помощи в раскрытии способностей и талантов, в наставлении изучать ведическое учение, знать и уважать историю своего рода, своего народа и т. д. и т. п.

Все это составляет то, что можно назвать духом народа, тем самым, без чего не может быть ни победы над серьезным врагом, ни собственного независимого существования. В таком обществе трудно навязать дух рабской покорности и беспрекословного подчинения негодному правителю, трудно воспрепятствовать людям говорить правду, заставить фарисейски-бездумно покориться чужой идеологии. Здесь намного естественней служить своим, а не чужим богам.

Ну что же, мы видим, что так называемое древо жизни представляет собой неплохую и поучительную модель здоровой социальной жизни. Кстати, вспомним, что уже в самом начале Библии используется понятие древа. Адам и Ева съели яблоко с древа познания добра и зла. Сила древа здесь выступает четко, а вот приобщение к нему почему-то посчиталось грехом. Уже в этом моменте мы можем увидеть высокую смысловую значимость понятия древа. Возможно, теперь становится более понятным и происхождение идеи о сотворении Адама из глины земной. Может быть, в этом акте содержится смутное напоминание о ведической модели древа жизни, в которой учтено то, что мы происходим из корней-предков, тела которых находятся в прахе земном, а все мы так или иначе связаны с мертвой материей.

Еще один социальный ведический принцип нельзя не отметить. Служение обществу являлось обязанностью всех без исключения его членов, от верховного владыки и жреца до рядового труженика. Каждый должен был исполнять свою социальную функцию, а не уклоняться от нее. В связи с этим полезно будет на некоторое время остановиться и сопоставить с этим положением основную целевую установку капиталистического общества. Если вдуматься, то конечной целью капиталистического общества оказывается такое его состояние, при котором образуется замкнутая и недоступная для простых смертных каста высшей элиты, не жаждущей обременять себя никакой продуктивной деятельностью, полностью освобожденной от всех обязательств и имеющей возможность «потреблять» все, что ей пожелается. Эта элита перепоручает свою работу управляющим, ограничиваясь в лучшем случае лишь «ценными указаниями». Подобное «достижение» и является, если так можно выразиться, идеалом капитализма. Таким образом, безграничная элитарная власть, безответственность и паразитизм – вот по сути итоговая цель такого общества.

Разумеется, в ведической системе тоже присутствуют высшие слои общества. Эти слои даже защищаются специальными мерами. Так что аристократизм ведизма не только очевиден, он намеренно подчеркнут. Причем подчеркнут именно действительный аристократизм, то есть подчеркнута необходимость концентрации в верхних эшелонах власти лучших и действительно работающих членов общества. Так что в этом плане ведизм оказывается очень созвучным учению Конфуция, на знамени которого, образно говоря, в свое время можно было бы начертать девиз «Вся власть совершенным мужам».

А теперь перейдем к рассмотрению системы ведических ограничений и запретов. Напомним, что ведическая культура, по существу, не является «мясоедческой культурой». Хотя в праздничные дни и позволялось употребление мяса, все же основной пищей древних ариев-русичей была пища растительного происхождения с включением всего того, что можно приготовить из молока. Однако разнообразию в этой полувегетарианской культуре не было предела. К тому же в ней использовался широчайший спектр всевозможных пряностей.

Но почему в ведизме существовали такие ограничения? Потому, что многовековый опыт показал нашим предкам, что такая полувегетарианская пища оказывается наиболее полезной для здоровья человека, она продлевает ему жизнь. Немудрено, что кругом жизни в те времена назывался период, равный 12 × 12 = 144 годам!!! Ну-тка, современные жители Земли? Много ли вам дала современная цивилизация?! Где же на исторической шкале времени расположена эпоха настоящей дикости? Так что упомянутая в Библии продолжительность жизни многих легендарных праотцев имеет под собой вполне добротное основание.

Итак, ведический многовековой опыт показал, что каждый человек должен жить не только долго, хорошо, счастливо и социально гармонично, но он должен жить в балансе с природой. Вот центральная основополагающая установка ведизма. Кстати, это и есть истинный гуманизм, истинная любовь к человеку действительно разумному, а не ко всякому «человекоподобному существу», живущему по другим нравственным законам или вообще без оных.

Здесь надо отметить, что в древности корова являлась основным поставщиком важнейшего продукта – молока, из которого приготовлялось огромное количество продуктов. Да и так называемые отходы жизнедеятельности коровы (навоз) не являлись отбросами, они оказались прекрасным средством для повышения плодородия почв. Так что корова являлась важным звеном сельскохозяйственной культуры древних ариев-русичей.

Как уже говорилось ранее, в ведическом учении существует система ограничений, связанная с продолжением рода, с выращиванием достойных потомков. Этому вопросу уделено очень большое внимание. Прежде всего в ведизме действовал запрет на брак с ближайшими родственниками. А ближайшими родственниками в роду могли считаться родственники аж до девятого колена /67/. Было известно, что это приводит к постепенному вырождению рода. Но не менее значимым был запрет на браки с чужеродцами, то есть с представителями сильно удаленных от древних ариев-русичей народов.

Поясним принцип действия этих ведических ограничений на наглядном примере. Ранее мы уже говорили о понятии «народ», вводя соответствующий аналог в виде сада деревьев, в котором произрастают однотипные деревья, например яблони. Другой достаточно удаленный народ изобразим в виде множества деревьев другого типа, например кленов. Так вот, браки типа «яблоня – клен» были запрещены, поскольку в итоге они не давали в целом добротного потомства, хотя и способны породить множество подвижных особей. Только в случае этнически близких народов такие браки могли получить одобрение. Обратим наше внимание на то, что в природе при выведении устойчивого вида или подвида животного или растения после первого скрещивания многократно размножают лучших особей из каждого нового потомства, а не скрещивают вторично новое потомство с кем попало. Наглядно проиллюстрируем все это на приведенной ниже схеме.

Здесь белый цвет стрелок на схеме обозначает разрешенные браки, черный – запрещенные, а серый – не очень поощряемые. Номера стрелок обозначают следующее:

1 – браки с близкими родственниками – категорически запрещены;

2 – браки с удаленными родственниками – не очень поощряемы, но допустимы внутри рода;

3 – браки с представителями других родов своего народа – очень поощряемы;

4 – браки с представителями близких народов – допустимы, для удаленных – не поощряемы или запрещены;

5 – браки с народами, не сохраняющими родовых норм, – категорически запрещены. Становится понятным, что ведическая доктрина предполагает одновременное сосуществование множества отдельных народов, а совсем не обезличенную вырождающуюся «интернациональность». Ведизм, по сути, исходит из того, что существование человечества в виде отдельных народов является наилучшим способом не только развития этих народов, но и развития человечества в целом. При этом обеспечивается выращивание потомства, наиболее адаптированного ко вполне определенным, разным в различных регионах условиям жизни.

Итак, ведизм является сторонником идеи существования всего человечества в виде отдельных народов. При этом, разумеется, вовсе не отрицается их активное взаимодействие, включающее заключение браков между представителями отдельных дружественных народов. Но массовой ассимиляции, грозящей уничтожением ценных культур, не должно быть, на этом ведизм стоял очень крепко. Размывание народов, нивелирование их до массы, состоящей из типовых «цивилизованных человеков», здесь недопустимо.

Следует учесть еще один важный факт. Практика жизни предоставляет нам наглядные свидетельства о том, что все живое подвержено циклическому закону «зарождение – расцвет – угасание». Ведическая культура есть прежде всего родовая культура, в которой народ есть общность близких по духу, крови и образу жизни родов. Если тот или иной род или народ целиком замыкается внутри себя и не принимает ряда специальных мер по своему обновлению, то его со временем ждет упадок. Так, отдельные яблони в саду сначала растут, потом плодоносят, затем со временем угасают. При этом весь сад, несмотря на угасание отдельных деревьев, может находиться в устойчиво-стабильном состоянии значительно дольше, чем каждое дерево в отдельности. То есть время жизни сада, как более сложного объекта, обычно больше времени жизни отдельного дерева. Но и сад, если не принимать своевременных мер, тоже может погибнуть. Таким образом, более сложные социальные объекты живут, как правило, существенно дольше, чем отдельные составные части этого объекта. Так, жизненные циклы социальных организмов, в том числе различных государств, обычно значительно превосходят продолжительность жизни отдельного человека, гражданина этих государств /14/.

Поэтому всякий, кто заботится о долгой жизни своего рода и народа, должен в своей жизни руководствоваться поддержанием не только вышеизложенных принципов. Необходимо добавить еще кое-что. Таким «кое-что» является принцип преимущественного размножения лучших. В первых рядах продолжателей рода (или народа) должны находиться лучшие его представители. Лучшие должны жениться на лучших. Они должны порождать большое число потомков в общей массе потомков всего рода, они должны занимать более достойные и более ответственные социальные уровни. Иначе род будет склонен к вырождению. Все дегенерирующие должны вырождаться в следующих поколениях, иметь пониженную плодовитость. Только такими мерами можно обеспечить благоденствие рода и народа на длительный исторический период, только так можно сохранить и передать полезные родовые признаки более молодым родам при угасании «старого» рода. Наши древние предки знали эти азы социологии, азы, которые мы основательно подзабыли под натиском чуждых и разлагающих нас идей, идей псевдогуманизма и либерализма.

Лучшие представители родов, находящихся в фазе своего подъема, должны обладать большими преимуществами в составе своего народа. Это ускоряет и облегчает процесс выдвижения наиболее качественных кадров на различные рубежи власти, является важным условием длительного процветания народа. Именно так, нисколько не смущаясь, надо говорить об этом, так как речь идет о жизни и смерти народа на мировой арене.

Так что нечего удивляться, если женщина, родившая, как говорится, «на стороне» здорового ребенка, ценилась в Древней Руси выше, чем девица, не проявившая еще своих деторождающих способностей /9, 65/. Нечего удивляться, что обряд обручения следует рассматривать не просто как предварительную договоренность желающих вступить в брак. Почему это целых 12 месяцев нужно ждать бракосочетания после обручения? А все объясняется просто. При обручении происходили действия, в результате которых у будущей жены рождается дитя (через ~9 месяцев), и если женщина еще через 3 месяца, оправившись после родов, остается здоровой и пригожей, а дитя хорошо развивается, то вот вам и свадьба – будет новая здоровая семья, а не «нечто» с непредсказуемыми результатами. Колечки же, которые надевали на пальцы молодые люди, прошедшие обряд обручения, как раз и говорили, что эта процедура уже проведена, что они уже, как говорится, не просто «договорились», а стали близкими, что никто не должен нарушать их грядущего единения. И ничего кощунственного во всем этом нет. Все посвящено рациональному принципу – выращиванию добротного потомства и настоящей любви, а не сиюминутной страсти.

Вот, кстати говоря, почему так высок был культ женщины в ведической культуре. От женщины зависел не только быт, но и в огромной степени выращивание здорового потомства. Наши древние предки чрезвычайно заботились о своем потомстве, мы теперь осознаем это в полной мере. К тому же высокое понимание глубокой любви, в том числе и чувственной любви между мужчиной и женщиной, совсем не чуждо было нашим предкам.

Вот почему и идея крови, то есть крови как носительницы генетических качеств рода и народа, также очень сильно развита в ведизме. Вот почему и богатство, если оно достигнуто честным путем, не вызывало в ведической культуре такой негативной реакции, которую мы так или иначе, но наблюдаем в современном мире. До сих пор у нас низовые трудовые массы не испытывают, мягко говоря, особой симпатии к богатому человеку. Зависть, превращение богатства в фетиш, желание постараться «ухватить» его – это да, это присутствует. А вот искренней симпатии и тем более истинной любви к богатым людям у нас что-то не наблюдается. В ведической культуре достойно заработанное богатство рассматривается именно как личное достоинство-достояние, уж не как порок. Не случайно многие молитвы наших далеких предков сопровождались просьбами о ниспослании им свыше богатства /64/.

Итак, мы приходим к выводу, что ежели не предпринимать никаких мер в направлении преимущественного выращивания лучших представителей своего рода и народа, то природа и «рыночно-естественный» отбор со временем сделают свое дело, они нивелируют действительно лучших, что в конце концов приведет к ослаблению общества.

Механизмы процесса ослабления вполне очевидны:

• растворение лучших в захлестывающей приземленности низовых слоев и прорвавшихся к богатству и власти псевдоаристократов;

• продвижение на вершины власти выскочек, карьеристов и т. п.;

• распространение духа личной наживы и безграничной личной власти у сформированных таким образом власть имущих, которые не контролируются никакими силами;

• нивелирование нравственного и духовного уровня таких власть имущих;

• необходимость напряженной борьбы за место под солнцем для большинства членов общества; такая борьба довольно сильна, если на общество не наложена никакая система ограничивающих рамок, если процветает индивидуализм и каждый в принципе может все (бывший уголовник – стать депутатом; ничем не выдающаяся личность – миллиардером?!); в современных условиях такого рода явления нельзя уже назвать естественным отбором, так как умения и знания не будут играть здесь основной социально утверждающей роли.

Полезно еще раз отметить то, что ведизм не является сторонником культа «нищих и слабых духом». Не доброе это дело – стенать под окнами, пассивно страдать, прося подаяние, эксплуатируя доброту ближних и дальних, опираясь на чувство жалости, всепрощения и общемировой любви, а иногда и активно провоцируя эти чувства. Ведическая культура придерживается здесь весьма четкой позиции. Вот как об этом сказано в /67/: «Русская религия осуждает как неправедное богатство, так и нищету», «Русская религия запрещает человеческие страдания и требует от людей быть оптимистами, любить жизнь и все прекрасное в ней».

В этих высказываниях мы ощущаем высокий позитивный настрой, рационализм и глубокое жизнеутверждающее начало ведического учения. Одно дело – любить малых мира сего, заслуживающих этой любви, в том числе детей, инвалидов, пострадавших от войны или труда, наших стареющих родичей и т. д., и совсем другое дело – презренных людей, самостоятельно погружающих себя в пучину пороков, страданий, в доходящую до мерзости нищету, порождающую неспособность любить и унижающую человеческое достоинство.

Ведическое понимание Зла сводится к тому, что Зло это то, что мешает Развитию, понимаемому в самом широком смысле этого слова, то, что противопоставляется Знанию.

Раскроем детально содержание этого понятия при сопоставлении признаков Добра и Зла.

Мы видим, что система ценностей ведической культуры, понимание этой культурой любви и ненависти, греха и добродетели, Добра и Зла несколько отличается от соответствующих ценностей и категорий ряда других культур. К примеру, многое из того, что связано со сферой продолжения рода, с любовью, с естественными восторгами чувств, в ведизме не только не подвергается осуждению и подавлению, но откровенно поощряется. Грехом здесь считается необузданная сексуальная энергия, которая во всяком здоровом теле должна быть просто подвергнута ограничению, помещена в разумные и рациональные рамки.

Повернуть эту энергию в здоровое русло, ограничив ее здоровыми традициями, – вот задача общества. При этом, разумеется, что всякие извращения должны находиться под полным запретом. Но, к примеру, ни о каком принципиальном подавлении сексуальной энергии как одной из составляющих очень емкого чувства любви здесь не может быть и речи. А уж признать, что естественное зачатие порочно в принципе и что на каждом человеке уже от рождения «наложен» первородный грех – до этого ведическая культура конечно же не «додумалась». Возможно, что другие религиозные учения «додумались» до этого для того, чтобы преобразовать народы в послушную паству, замкнуть ее на своем учении.

Ведизм утверждает и поддерживает все естественно здоровое в человеческой природе, не отвергая от нее ничего, кроме того, что может оказаться вредным для своего рода и народа. Здоровый эгоизм, признание своего личностного Эго – это аксиома ведизма. Иначе о какой действительно личной активности, о каком пламени чувств, о каком собственном высоком разуме и развитии, о каком глубоко осознаваемом личностью служении, в том числе служении богам, о какой сознательной жертве на благо общества может идти тогда речь. Ни богам, ни здоровому обществу пассивного (чуть не сказал – скотского) послушания не надобно.

«Живи сам и давай жить другим» – вот известный постулат ведизма. Так что здоровое честолюбие (любовь к чести), то есть стремление человека занять достойное место на социальной лестнице, используя свои способности и таланты, не подлежит здесь осуждению. Поэтому стремление к власти, к богатству, к уважению и славе, к достойной безбедной жизни, к наиболее полной реализации всех своих способностей само по себе не содержит ничего негативного. Все это столь же очевидные ценности ведической культуры, как продолжение рода, любовь, мирное житие и т. п. Кстати, мы с вами, как правило, именно с таких позиций и оцениваем удачно сложившуюся ситуацию, если вдруг нам улыбнется фортуна и мы оказываемся (заслуженно или не очень) на вершинах власти, богатства или славы. При этом мы «совершенно естественно» не испытываем угрызений совести в связи с отказом от раздачи своего богатства, от резкого самоограничения и т. п., которые в наш бурный век, по сути, приведут к уходу с того или иного сладостного для нас Олимпа.

Отношение к греховным поступкам у древних ариев-русичей было тоже вполне определенным, если не сказать однозначно определенным. Искупление своих более или менее значимых грехов каждый должен был делать только сам и только своими практическими делами. Никакими молитвами, поклонами и стенаниями, никакими многочасовыми бдениями на службах, никакими публичными самобичеваниями этого добиться было нельзя.

Какое резкое отличие мы здесь наблюдаем от большинства других религий, где допускается искупление своих грехов путем «переложения» их на другие плечи, например на плечи священника, который совершает при этом определенные ритуальные действия, как бы очищающие наш грех.

Еще одним примером такого «переложения», которое можно назвать даже «подставлением», является очищение себя за счет крови жертвы или за счет всем известного козла отпущения. Индульгенция тоже находится в этом же ряду средств отпущения грехов. Существует еще одно средство, это искреннее раскаяние, сопряженное с уединенностью молитвенного человека. И хотя в нем откровенно выражена внутренняя готовность человека не совершать более подобного греха, все же в нем отсутствует одно важное качество – необходимость совершения активного земного деяния.

Кстати, идея ожидания приходящего извне Мессии, спасающего свой народ, опять же хотя бы отчасти проникнута идеей «переложения» своих дел на плечи Агнца-Спасителя-Мессии, а не на освобождение собственными активными благими деяниями. Ведь библейский приход Мессии связывается как раз не с очищенной от грехов, а погрязшей в грехах Землею.

Здесь следует также заметить, что в ведическом учении грехом считается кое-что еще, что не признается за грех в большинстве других религий мира. За неблаговидные деяния других людей, совершаемые в присутствии того или иного человека, ответственен не только совершающий этот грех, но и тот, кто, находясь рядом, хотя бы не пытался принять меры к предотвращению этого деяния. По этому поводу в /6/ сказано: «Непозволительно прощать того, кто умышленно совершает зло… ибо зло, оставшееся без наказания, умножается и вина за приумноженное зло лежит на том, кто оставил совершенное зло ненаказанным». Сильная установка, расставляющая все на свои места.

 

1.6.7. Десять заповедей

Основные десять заповедей ведизма, а такие, разумеется, существуют, выглядят несколько по-иному, чем те десять заповедей, к которым многие из нас давно привыкли. Число этих заповедей равно именно 10, оно не равно никакому другому числу, например числу 9, имеющему смысл конечной завершенности. Почему так? А потому, что число 10 имеет вполне определенную смысловую подоплеку. Все эти заповеди являются, по сути, заповедями для совместного проживания людей друг с другом, данными им в лаконичной и очень понятной для простых смертных форме. Эти заповеди являются постулатами земного практического бытия, поэтому их число и равно 10, то есть тому числу, которое мы носим с собой, – числу пальцев на руках.

Приведем ведические установления, содержащтеся в десяти ведических заповедях и сопоставим их с известными христианскими и иудейскими заповедями. При этом назовем наиболее важные ведические установления установлениями 1‑го порядка. На страницах данной книги автор излагает эти установления в достаточно свободной форме, возможно, далекой от формы их словесного изложения, представленного в древнейших текстах. Однако он надеется, что их смысловое содержание ему удалось донести до читателя в полном объеме.

Назовем установлениями 1‑го порядка следующие ведические заповеди:

• слава Всевышнему Творцу, Единому, Всеобщему и Многоликому, великому во всех своих проявлениях, заключающему в себе все, в том числе великую Тайну, недоступную смертным;

• прославляйте Всевышнего, но не призывайте его к помощи во исполнение всех своих деяний, для этого существуют его отдельные воплощения-аватары, к ним и следует обращаться, через них и выходить к Всевышнему;

• сыны богов должны верить своим богам-отцам, уважать их, они должны почитать своих земных отцов и своих предков, при этом следует от всего сердца приносить дары богам в виде бескровных жертв, совершая эти действия в соответствии с ритуалом.

Аналогичные установления-заповеди в иудейской и христианской транскрипции выглядят по-другому. В иудаизме главная заповедь заключается в почитании одного своего бога при наличии жесткого запрета на почитание всех других богов. В христианстве такая установка выражена в более мягкой форме, она выражена как идея существования всеобщего божества и Сына Божьего. В исламе идея одного бога выражена также очень четко, здесь Аллах – это Бог всех, а не отдельных людей или народов, это как бы Всевышний.

Нельзя не обратить внимания также на то, что требование «возлюби Господа…» в ведических установлениях прямо не подчеркнуто. Не подчеркнуто потому, что сыны богов «по определению» должны любить своих отцов, тем более если эти отцы – боги. А вот для паствы других религий следует напомнить о необходимости такой любви в основных заповедях.

В целом следует сказать, что ведические установления 1‑го порядка хотя и отличаются от соответствующих установлений других мировых религий, но все же очень похожи на них. Скорее всего, здесь мы имеем дело с постепенным изменением первичных ведических установлений в веках истории, а не с рождением чего-то идейно качественно нового. Так ведическая идея о наличии в горнем мире великой Тайны, недоступной человеку, а также указание на обращение простых смертных не к самому Всевышнему, а к отдельным богам-аватарам, впоследствии трансформировались в целый ряд более простых теологических установок. К ним, в частности, относится требование «не упоминать имени Господа всуе», доходящее до сокрытия имени Господа вообще. Сюда же можно отнести и запрет на изображение всех объектов горнего и живого земного миров. Сюда же следует отнести и идею о непознаваемости многих религиозных основ, например смысла Троицы в христианстве и др.

Перечислим те установления практического свойства (назовем их установлениями 2‑го порядка), которые уже не со столь заметными изменениями перекочевали в Ветхий, а затем и в Новый Завет. К таким установлениям-заповедям можно отнести следующее:

А вот такие установления и запреты, как:

• возлюби ближнего своего, как самого себя;

• гордость, стремление к богатству, наслаждение радостями земного бытия и т. п. – грех;

• возлюби врага своего;

• ненависть к врагам и проявление гнева – грех;

• блаженны нищие духом,

в ведической культуре выражены довольно слабо или не выражены вовсе. Некоторые из этих установлений прямо противоречат фундаментальным положениям ведизма.

Проанализируем комплекс установлений 2‑го порядка.

1. Требования «не убий» и «не убивай без необходимости» отличаются друг от друга. В ведическом требовании «не убивай без необходимости» содержится запрет на безответственное обращение с человеческой жизнью, но абсолютного «не убий» в нем нет. В чем тут дело? Дело в том, что бывают ситуации, когда абсолютное требование «не убий» оказывается вредным. Если напали враги-инородцы, жаждущие поработить, убить, уничтожить культуру народа, то ответная реакция, согласно ведическому мировоззрению, должна быть однозначной – активная борьба с проявлениями чувства ненависти и гнева в отношении врага. Здесь «необходимость» встает во всем своем грозном обличье. Арии-русичи, как сыны богов, обязаны были оберегать себя, своих родичей, свой народ и культуру от угрожающих ей напастей. И в этой позиции ощущается дух мессианства, причем мессианства не только небесного, но и земного.

Поэтому активное отражение враждебных натисков, в том числе путем истребления врага – это не только вполне допустимые, это необходимые средства ведического арсенала. Никакой полной абсолютизации, подобной требованию – «не убивай вообще», здесь нет и не может быть. Согласно ведической доктрине, древний воин-русич, отдавший свою жизнь в борьбе с врагами на поле брани, отдавал только свою земную жизнь, сразу переносясь на Верхнее Небо под крыло бога Перуна (см. выше). Кстати, нечто подобное по духу мы сегодня наблюдаем в исламской культуре, когда павший за дело Аллаха считается также уходящим прямо в рай.

Разберемся, а во что вырождается требование «не убий», если досконально ему следовать, одновременно сохраняя себя, свой род, свой народ и свою культуру от всевозможных врагов? А вырождается в единственное средство – в подставление вместо себя других, то есть создание таких ситуаций, когда за твои интересы воюют и погибают другие. Так что практика найма воинов или даже более простая практика применения рабского «пушечного мяса», использование хитрости и обмана при выделении чужеродных сил на борьбу со своим врагом имеет под собой вполне определенные исторические и идеологические корни. Вот так отсутствие или наличие одного, казалось бы, малозначительного «добавочного» слова может кардинально изменить суть дела, вот так наличие или отсутствие этого «добавочного» слова во многом определяет поведенческие основы людей.

2. Требование «не распутничай», вообще говоря, шире требования «не прелюбодействуй». Требование «не прелюбодействуй», по крайней мере в христианской культуре, означает по сути следующее: совершение «любодействия» с объектом противоположного пола допускается только после наложения брачных уз на данную пару. При этом даже мысленное увлечение вполне определенного свойства другим объектом противоположного пола считается грехом. Безусловно, это трудновыполнимое требование, непосильное для многих простых смертных. Получается, что человек не может симпатизировать никому до брака, переживая различные «моменты» хотя бы в сердце своем. В то же время разрешается вступать в последующий брак, освященный церковью, если наступила смерть одного из супругов. Это не считается грехом, хотя повторный брак часто не приводит ни к рождению новых детей, ни к надлежащему воспитанию детей, рожденных в предыдущем браке, то есть он не выполняет в должной мере своей главной функции – функции выращивания добротного потомства.

А как человеку быть, если он, связанный узами брака, находится в длительном отсутствии, например работает в другой стране? А как мужчина должен себя вести, если им интересуется другая, любящая его женщина? Безапелляционно отказывать, отказывать хотя бы в общении, которое конечно же может стать «опасным» (мы же живые люди)? Верно ли такое поведение? Правилен ли здесь подход с принципиально социологической точки зрения на эту непростую проблему? Известно, что продолжительность жизни мужчины короче, чем женщины, что после «среднего» возраста число женщин намного более числа мужчин. Куда им деваться, если они способны жить полнокровной жизнью? Замаливать грехи, которые они не совершали, заживо хоронить свои чувства, свои здоровые потенции? Так где же здесь охватывающее всех человеколюбие, о котором распространяются господа-нравственники? По отношению к этим «избыточным» женщинам мы его здесь что-то не наблюдаем.

А как ему или ей поступить, если он (или она) ошибся (ошиблась) в спутнице (спутнике) жизни? Это довольно частое явление современной жизни. В нашем так называемом цивилизованном мире выбор мужа или жены осуществляется из соображений, иногда довольно далеких от интересов добротного продолжения рода. Проявляемая в этом вопросе безграмотность иногда просто поразительна. Страсть, внешние «прелести», экономические и престижные соображения стали самыми актуальными причинами заключения брака.

В ведической же культуре в выборе невесты для жениха всегда принимали участие доверенные представители родов жениха и невесты. Их мудрость и жизненный опыт помогали им быть более тщательными в выборе, позволяли более четко предвидеть будущее создаваемой пары. Кастовые же соображения препятствовали заключению неравных браков. Здесь следует не забывать, что в древнерусском мире и сама процедура заключения брака была во многом совсем не такой, какой мы себе сегодня представляем, все было направлено не на соблюдение псевдонравственности, а на создание здоровой семьи /9/. Подробности, изложенные в этой работе, здесь мы приводить не будем, дабы окончательно не смутить «высоконравственные» основы современного человека. Сохранившаяся в Индии традиция выбора невесты и жениха показала свою эффективность – в индуистском мире разводов почти не наблюдается.

Если подойти более основательно к проблеме взаимоотношения полов, то мы должны учесть, что в жизни каждого человека существуют определенные циклы, причем амплитуда активности человека в различных сферах его деятельности в этих циклах и частота этих циклов для каждого человека могут быть различными. Каждая особь развивается по-разному в течение своей жизни, в том числе в силу нерегулярно действующих внешних факторов. Так что если на момент заключения брака жениха и невесты фазы их циклов были, что называется, когерентными, то это совсем не означает, что они окажутся такими же когерентными далее.

Поэтому чисто теоретически со временем интересы как мужчины, так и женщины могут, что называется, «уходить в сторону». Но это совсем не означает, что тот или иной человек должен бросать семью, разрушать важную ячейку общества, создавать угрозу понижения качества созданного им потомства и «перебегать» в новые узы, тем более что и эти новые узы будут подвергаться аналогичной динамике. Но в то же время утверждать, что человек должен, именно должен в течение всей своей жизни испытывать постоянную и всепоглощающую любовь только к одному объекту противоположного пола или тем паче вообще уходить от искушений земного любовного непостоянства, это значит стоять на совершенно нереальной платформе, не предусмотренной самой природой. Последнее может быть справедливо для людей, не укладывающихся в русло стандартных законов, в том числе для духовно стоящих много выше рядовой обыкновенности, либо для действительно счастливых «когерентных» пар.

Устойчивые брачные узы очень нужны для здорового общества. В условиях устойчивого брака, во-первых, выращивается наиболее добротное потомство, а во-вторых, обеспечивается надежная передача ему необходимого наследства, как материального, так и духовно-нравственного. Это главное. Но в остальном должны быть позволительны определенные отступления. Так что ведическое требование недопущения распутства, вообще говоря, не эквивалентно более жесткому требованию – «не прелюбодействуй». Это тем более важно, что реальная жизнь постоянно «скатывается» с высокой «горы» этого последнего требования.

Ведическое понимание «рас-путства» или «рас-путства» ближе понятиям «бес-путства» или «бес-пут-ства», где слова «путь» или «пут» являются определяющими. То есть под распутным в данном случае следует понимать человека, не выбирающего определенного пути-направления или полностью лишенного пут-обязательств в своей личной жизни. Это понятие относится к человеку, который не регламентирует свою личную жизнь, а имеет связи с кем попало без всякой последующей организации жизни, без наложения на себя обязанностей по содержанию и выращиванию потомства, без передачи этому потомству части своего достояния. Такой человек не выполняет свою социальную задачу, он не способен вырастить и сформировать надлежащее потомство. В итоге этот человек вреден для общества. Поэтому от таких людей ведическая культура рекомендует тем или иным способом избавляться.

Что же в итоге получается? А получается, что если человек надлежащим образом выполняет свою социальную задачу в сфере продолжения рода, ограничивает моральными рамками личную жизнь, выполняет обязанности по выращиванию потомства, передает ему в положенное время свое достояние и т. д., то такого человека, даже если он и склонен к проявлению любви к другим лицам, нельзя назвать распутным. Кстати, нечто подобное мы наблюдаем в ряде других мировых культур. Так, в исламском мире вполне допустимо иметь несколько жен и немалое число наложниц, здесь практикуются временные браки, не считающиеся безнравственными. Временные браки существуют и в Японии. Так что не все так однозначно и просто в нашем мире, не все то, что порицается в одном месте, оказывается таковым в другом.

3. Требование «не укради» практически без изменений перекочевало в Новый Завет. Правда, смысловая подоплека этого требования со временем претерпела заметные изменения. В ведическом мире оно распространялось на всех без исключения людей. В религиях более позднего времени это требование стало в основном распространяться на ближайшее окружение человека. Нещадно эксплуатировать, обманывать, обкрадывать и даже убивать более далеких людей практически разрешалось и даже поощрялось. Например, обманывать туземцев, обменивая стеклянные побрякушки на золото, драгоценные камни и тропические деликатесы, а то и вовсе отнимать у них ценности силой вовсе не возбранялось в эпоху европейской колонизации. Такие тенденции сегодня стали более изощренными и сокрытыми от глаз людских. Но сущность их, если сбросить с них фарисейские одежды, не изменилась.

4. Смысловая трансформация требования «не укради» особенно становится понятной в связи с анализом требований «не лги» и «не лжесвидетельствуй». Между последними требованиями имеется колоссальное различие. Только при поверхностном взгляде они могут показаться эквивалентными. Абсолютное «не лги» не равно суженному до предела «не лжесвидетельствуй». Ведическое «не лги» означает одно – всегда, при любых обстоятельствах, даже при угрозе смерти следует говорить правду и только правду. Именно так и поступали древние арии-русичи, часто оказываясь добычей более лукавых ловкачей, «легких» на ложь и обман.

Требование же «не лжесвидетельствуй» говорит о необходимости говорить правду в ситуации, когда ты оказываешься свидетелем какого-либо разбирательства, когда от твоего свидетельства зависит судьба того или иного человека, когда начальство требует признания при дознании того или иного дела. Согласитесь, это совсем не одно и то же.

5. Требование «чти отца и матерь свою» как одно из требований по поддержанию семейных и родовых отношений осталось практически неизменным. Однако общеизвестно, что исполнение этой заповеди сегодня не находится на должном уровне. В современном западном мире социальный статус старшего и тем более престарелого поколения невысок. А вот, к примеру, в Индии уважительное отношение к старости до сих пор находится на высоком уровне.

6. Следующее требование заслуживает большого внимания. В ведической культуре четко различают своих (ближних), не своих (дальних) и врагов, то есть делят всех живущих на 3 категории. К этим категориям остается применимым костяк основных нравственных установок 2‑го порядка: не убивай без необходимости, не кради, не распутничай, не лги, чти старших. Конечно, в войне с врагами требование «не кради» перестает действовать в полной мере, добыча есть добыча. Но применительно к ближним и дальним своим (к дальним можно отнести и дружелюбное местное население) это требование работает без послабления.

Ближними считали всех тех, кто полностью принимал ведическую культуру, чтил и выполнял установки 1‑го порядка и был связан кровными отношениями с единой общностью ариев-русичей. Дальними являлись все остальные, а врагами – те из них, кто проявлял враждебность. С ближними следует руководствоваться правилом – «миром решай все проблемы», с дальними нужно действовать по принципу – «око за око, зуб за зуб», а с врагами следует руководствоваться одним правилом – устраняй врага самыми различными средствами. Правда, в последнем случае вполне допускалось и даже поощрялось милосердие, если враг смирялся и более не проявлял враждебных качеств.

Если же ближние не соглашались на примирение и приходилось решать ту или иную проблему, говоря современным языком, в судебном порядке, то к ним тоже приходилось применять меру «око за око, зуб за зуб». Кстати говоря, в установлении «око за око, зуб за зуб» прослеживается не только ведическое понимание справедливости, но и ощущается чувство меры, не допускающее жесткой эксплуатации человека человеком. Нельзя на человека налагать повышенное бремя, в том числе нельзя наказывать человека более того ущерба, который он принес, нельзя убивать голодающего человека за краюху хлеба, отнимать у него последнее, платить нищенскую зарплату, если он усердно трудится.

7. Следующее требование в значительной степени охватывает сферу отношений собственности. Для мирного устроения в этой сфере нет лучшего средства, чем выполнять требование «не посягай на достояние ближнего своего». Это установление имеет высокую значимость в жизни народов мира, вот почему оно без изменений перекочевало в их социальные кодексы. Не случайно, что выражение «не посягай на достояние ближнего своего» эквивалентно библейскому «не пожелай дома ближнего своего, ни жены его, ни…».

Если богатство достигнуто честным трудом, то оно считается достоянием-достоинством этой личности. И никакого отречения от богатства, никакого юродства по этому поводу нет. Причем богатство здесь понимается более широко, оно не только материальное, оно включает в себя и духовное богатство, и богатство знания, и богатство мастерства, и богатство социального положения. Богатым быть хорошо, богатым быть достойно, с богатством можно сделать много добрых дел, с богатством легче наслаждаться жизнью, а принцип наслаждения жизнью также является важной составной частью ведической культуры.

Поэтому и известное изречение «блаженные нищие духом» здесь неприемлемо. Из нищих духом (лишенных собственного духа?!) можно вить веревки, их можно тянуть в любую сторону, в том числе и в сторону Зла. А вот богатого духом свернуть в сторону уже куда труднее. Так что чувство заслуженной гордости не считается здесь греховным. Никакого самоуничижения, отречения от своего человеческого достоинства нет и не может быть. Никакого смирения перед лицом истинного врага. Кто не борется с окружающим Злом, тот несет грех за совершение этого Зла. В связи с этим можно сформировать еще одно требование ведического учения, которое следовало бы считать еще одной его заповедью: грех на том, кто не пытается остановить Зло, а примиряется с ним.

При всем при том в ведической культуре частная собственность не играла такого значения, которое мы наблюдаем сегодня. Общинно-родовые интересы всегда ставились выше личных интересов, общественная собственность оценивалась выше индивидуальной. Наш древний предок прекрасно понимал, что свести к индивидуальной собственности многие «ипостаси» земного бытия, такие как солнечный свет, свежий воздух, личную свободу, счастье, защиту от общих врагов, либо невозможно, либо такое сведение жесточайшим образом ограничит ту самую личную свободу, ради которой вроде бы эта самая собственность и введена.

Чем сильнее распространена в обществе идея частной собственности, тем в большей степени присутствует в нем откровенное или завуалированное принуждение, доходящее до рабства, в какие бы демагогические одежды квазисвободы оно ни облекалось. Рабство же было противно ведическому духу. А уж о том, чтобы продать своего родича в рабство, вообще речи быть не могло. В Велесовой книге об этом очень красиво сказано: «Цены же не бывает за сынов своих» /17/. В целом же ряде других культур практика рабовладения, практика продажи своих родичей была распространена достаточно широко.

 

1.6.8. Практика жертвоприношений

Как уже говорилось выше, древние арии-русичи должны были не только молиться, но и совершать ритуальные действия. В этих действиях главным считалось жертвоприношение. Процедура жертвоприношения содержала в себе три основных момента: изъятие от себя части наиболее качественных плодов земных в пользу богов, приготовление плодов-даров для принесения их в жертву, преподнесение богам приготовленных даров с соблюдением ритуалов и с изъявлением просьб о помощи в тех или иных мирских делах.

В качестве даров должны были приноситься в жертву плоды земли, но никак не тело и не кровь человека. Представить себе, что боги питаются кровью и плотью человека, для древнего ария-русича было просто недопустимо. И хотя многие историки приписывают древней ведической культуре практику кровавых человеческих жертвоприношений, это не так. Ниже будет показано, в какую эпоху происходило привнесение «кровавых эффектов» в культуры, которые мы называем языческими и которые так или иначе связаны с ведизмом. А пока мы ограничимся одним высказыванием из Велесовой книги: «Боги русов не берут жертв людских и не животными…» /17/. На какую бы территорию русы ни приходили, они всегда искореняли среди местного населения практику человеческих жертвоприношений.

Каким образом преподносились богам приготовленные дары? Ясно, что, поскольку речь шла о контакте с горним миром, для этой цели должна была использоваться какая-либо тонкая, не совсем подвластная человеку физическая субстанция. Наиболее подходящей для этой цели субстанцией был огонь, ближайший «родственник» плазмы. Твердое состояние (твердь), вода и воздух в меньшей степени подходили на эту роль, они были более познаваемыми, более доступными, постоянно воспринимаемыми и даже в некоторой степени подвластными человеку. А вот четвертое состояние вещества – нет. На суше, в среде воздуха и даже в воде человек мог существовать, в огне – нет. К тому же огонь ощущался как совершенно невесомая сущность (сродни представлениям о невесомости субъектов горнего мира), сущность, быстро и радикально преобразующая живую материю в кучку пепла.

Процесс сгорания предметов в огне приводил к выделению тепла, он сопровождался ярким светом и клубами дыма, то есть является впечатляющим зрелищем, демонстрирующим мощь огня. Если же учесть, что процесс сгорания топлива, прежде всего древесины, использовался очень широко в жизни наших предков (от приготовления пищи и обогрева жилища до плавки металла и применения в военных целях), становится понятным, какое значение придавалось этому процессу и пламени огня. Особенно это было значимо для ариев-русичей, пришедших, по преданию, именно с севера на юг. К тому же огненное пламя не только красиво само по себе, в кромешной тьме оно служило источником света. Не случайно, что огонь считался наделенным магическими свойствами. До сих пор, сидя на природе у костра, мы как завороженные смотрим на игру языков пламени, не желая разрушать созданные этим зрелищем ощущения.

Итак, огонь просто не мог не оказаться выбранным в качестве основного средства для совершения ритуальных действий. Осознание такой значимости огня продолжает жить до сих пор. Мы и поныне зажигаем свечи-светильники у себя дома, в храмах и на открытом воздухе вне зависимости от того, к какой религиозной конфессии принадлежим.

Древние арии-русичи возжигали, как правило, костер для получения большого пламени. При этом языки пламени считались тем средством, которое как бы и осуществляло передачу богам преподносимых им жертвенных даров. Одновременно произносились молитвы, которые содержали почтительное обращение к богам, прославление их деяний, подчеркивающих их могущество и силу, за которыми следовали конкретные житейские просьбы. Обращались также к праотцам, души которых, согласно ведическим представлениям, находились среди богов. И поныне мы называем пламенные струи костра, восходящие к небесам, «языками пламени». Этими «языками» и осуществлялась символическая передача богам жертвенных даров. Чем больше костер, тем больше пламя огня, тем лучше обеспечивается передача этих даров богам. Поэтому жертвенный костер старались делать большим.

Жертвоприношение осуществлялось, как правило, коллективно. Костер располагался на вершине холма, как бы поближе к небу, а люди размещались кольцом вокруг него. Общая архитектура такого ритуального действия символизировала иерархическую схему не только жертвенного ритуала, но и всего мироздания в целом (см. ниже). Человек при этом представлял посредника между Небом и Землей, демонстрируя служение земных существ высшим божественным сущностям. В Индии до сих пор существует практика сжигания тел усопших на кострах под открытым небом. Топливом для этих костров является исключительно древесина. Эту практику нельзя считать эквивалентной распространенной сегодня кремации тел в закрытых помещениях в специальных печах. Эта индийская традиция совсем не случайна. Она символизирует переход душ усопших на Небо вместе с языками пламени костра.

Практика сжигания тел усопших была скорее всего довольно широко распространена в ведической культуре. Впоследствии применялись и захоронения в землю, причем такого рода практика всегда сопровождалась возведением над местом захоронения земляного холма или кургана, которые отражали все тот же символ пирамидальности и вознесения душ в горний мир. Использование такого типа захоронения было связано в том числе и с тем, что при массовой гибели воинов после кровопролитных сражений вдали от родины возникали сложности при сжигании тел погибших на кострах. Проще было предавать эти тела земле.

При проведении ритуальных действий не требовалось возведения каких-либо грандиозных храмовых построек, тем более если вести речь о рядовых ритуальных действиях, проводимых в значительно более простой обстановке /65/. Большой надобности в особых огромных постройках, полностью закрывающих всех молящихся сверху, а также со всех сторон, не было. Вот, в частности, почему от древних ведических культовых сооружений так мало что сохранилось к настоящему времени. Однако все же надо было где-то хранить ритуальные принадлежности и припасы. Для этого устраивались так называемые хранилища или храмовницы. Отсюда и пошло всем известное название – храм. Вот почему одни строения, предназначенные для богослужения, называются храмами, а другие – церквями. Причем храмы обычно имеют более внушительный вид, чем церкви.

Некоторые историки считают, что слово «церковь» произошло от слова «цирк». Во всяком случае, созвучие этих слов бесспорно, случайности же простых совпадений в сфере языка встречаются не так уж и часто. Кстати, ничего обидного в таком совпадении нет. Что происходит в цирке? В нем происходят зрелищные мероприятия по окормлению масс, которые резко отличаются от обыденных действий. Так и в церкви осуществляются мероприятия религиозного свойства для духовного окормления масс, которые также отвечают всем признакам зрелищности и отличия от повседневности. В церквах проводятся службы в свете множества красочных огней, с многоголосым песнопением и с целым рядом других эффектов, рассчитанных на сильное психологическое воздействие. Здесь и яркость одеяний священнослужителей, их отточенная декламация, мощь и красота архитектурных форм, сверкание серебра и золота и т. д. Что же, в борьбе за паству религиозные конфессии используют достижения в науке, технике и искусстве. И ничего плохого в этом нет.

Здесь уместно заметить, что необходимость присутствия Неба при совершении богослужений мы наблюдаем и сегодня. Купола многих церквей и храмов расписаны с внутренней, а иногда и с внешней стороны именно «под небо». На них изображены облака, звезды, а нередко и существа, которые, согласно той или иной религии, должны обитать на Небе.

Подводя общий итог, мы можем со всей определенностью сказать, что ведический ритуал имеет следующие основные отличительные черты:

• откровенное отражение принципа иерархии всего мироздания и отдельных его частей;

• относительная простота культа с четко выраженной логикой совершения ритуалов;

• совершение наиболее важных ритуалов под открытым небом на возвышенном месте;

• наиболее важным элементом ведической ритуальной практики являются жертвоприношения;

• отсутствие жертвенных приношений в виде человеческой крови и человеческого тела;

• обязательное возжигание огня и предание огню жертвенных даров;

• коллективный характер совершения ритуальных действий;

• отсутствие необходимости в постройке громоздких строений для совершения ритуалов.

 

1.6.9. Воинская обязанность, равенство и свобода

А теперь рассмотрим еще одну черту ведической культуры. Речь идет о том, что каждый мужчина должен был в случае необходимости становиться в ряды воинов. То есть воинами должны быть все, вне зависимости от того, чем занимался тот или иной член общества в мирное время, будь то землепашец, ремесленник, князь и др. И только в эпоху существования ордынской системы это требование постепенно сошло на нет. В Велесовой книге постоянно даются упоминания о войнах, как победах, так и поражениях древних ариев-русичей. В то время войны были частым явлением. Так что каждый здоровый мужчина, по крайней мере в доордынский период, должен был с малолетства коллективно обучаться военному делу. Всеобщее обучение способствовало родовому и общенациональному единению.

Результативность такого единения была довольно высокой. Вот как об этом говорится в Велесовой книге /17/: «…мы узнали воистино, что у нас есть сила – когда мы вместе, никто не может одолеть нас». Все народы, с которыми соприкасались арии-русичи, отмечали их высокое боевое искусство и бесстрашие в битвах. В чем заключался корень их бесстрашия? Они верили, что погибшие на поле брани за правое дело после смерти попадают на Небо под покровительство бога Перуна. В Велесовой книге сказано /17/: «Есьми мы Русичи. Гордиться нам происхождением нашим надобно и, держась один другого, бороться до смерти правой». Здесь мы встречаемся с понятием «смерть правая», которая (поскольку она «правая») должна рассматриваться как благое, а вовсе не как ужасно-роковое событие.

В христианской православной иконографии появились изображения святого воинства, в рядах которого можно увидеть не ангелов, а обыкновенных «бескрылых» воинов. Что это за воинство такое, наполненное не святыми или ангелами, не херувимами и серафимами, не душами блаженных, мучеников и т. п.? Сегодня такая иконография объясняется либо игрой художественного вымысла, либо просто соответствием духу времени, когда люди должны были заниматься не только хлебом насущным, но и борьбой с врагами. Однако скорее всего источник такой иконографии находится в другом месте. Кстати, в более позднее время, то есть в период XVIII–XIX веков, икон с такой иконографией уже почти не наблюдается.

Вспомним здесь также боевой клич «ура», связанный как с названием «ур-ская = ар-ийская культура», так и с грозным звуком, издаваемым медведем, который символизировал боевую мощь этой культуры. Это клич бесстрашия и отваги, издаваемый ариями-русичами, когда они бросались на врага. До сих пор многие русские люди находятся под его сильнейшим психологическим воздействием. Кстати, рожденное в недрах ведической культуры бесстрашие и соответствующий ему клич «ура» впоследствии нещадно эксплуатировались различными властителями, когда эти властители и их слуги, не владея военными знаниями и не умея грамотно подготовить боевые операции, безжалостно бросали в кровопролитные атаки потомков наших предков, не слишком заботясь о сохранении их жизней.

Вот, в частности, почему, начиная с эпохи Романовых, Россия за редкими исключениями (к последним все же следует причислить А. Суворова) почти всегда в сражениях платила большей кровью, чем противостоящий ей враг. Достаточно напомнить основные войны XIX и XX веков, чтобы это осознать: эпоха наполеоновских войн (включая сражение при Бородине), Крымская война, война с Японией 1904 г., Первая мировая война, война с Финляндией, Вторая мировая война (где опять мы потеряли больше всех!).

Немного остановимся на одном любопытном моменте. Наши древние предки употребляли известный тогда алкогольный напиток – мед (не путать с медовухой). Употребление этого меда отличалось отсутствием похмельного синдрома и приводило к оздоровлению организма, к очищению его от вредных веществ. Оно способствовало не упадку жизненных сил, что мы регулярно наблюдаем при употреблении современных спиртных напитков, а приливу этих сил. Вот почему в древнерусском эпосе добры молодцы на следующий же день после многодневного пира, полные энергии, отправлялись на подвиги и не чувствовали при этом никакого недомогания. Так что сказания об Илье Муромце и других русских богатырях – это не легенды, они содержат в себе полезную и вполне достоверную информацию, которую нередко мы воспринимаем как допотопный вымысел. А зря.

Но вернемся к военной стезе. Всякий, кто испытывал откровенный страх перед лицом врага, был презираем нашими предками. Велесова книга так говорит о слабости такого рода мужей: «…а сегодня жены наши, не хотящих бороться с врагом, говорят, что блаженны мы и потеряли разум…» /17/. Так вот как в ведической культуре квалифицировались люди, уклоняющиеся от брани с врагом, их называли блаженными и потерявшими разум. Так вот что означает слово «блаженный», оно от слова «блажь» или «блажить». То есть, согласно ведическому учению, блаженным является не тот, кто угоден высшим силам, а прямо наоборот. Ведическую позицию на этот счет можно выразить простой краткой формулой – «блажить – не Богу служить». И только в более поздние времена с приходом других религий словом «блаженный» стали нарекать людей, которые считались максимально приближенными к Богу.

Если военные действия сопровождались большим кровопролитием, то землю, политую своей кровью, древние арии-русичи считали своей. Вот как в Велесовой книге /17/ сказано по поводу одного из типичных эпизодов былой истории: «И тут у Белогорья мы сели, усеяли костями своими и кровью своей полили и она есть наша». Логика такого поведения становится понятной, если учесть, что древние арии-русичи считали себя потомками богов. Поэтому гибель сынов богов рассматривалась как очень важное событие. Пролитая кровь сынов богов как бы освящала то место, где она была пролита. Поэтому это место считалось святым.

А вот человеческая жизнь представителей туземного населения оценивалась древними ариями-русичами довольно низко. Так что если к ним в руки попадал кто-либо из врагов, то особой жалости к нему они могли и не проявлять, как, впрочем, не проявляли жалости к ним самим их враги, если они в свою очередь попадали к ним в руки. В /17/ сказано: «Белояр… Ягов разбил. И взял коров их и говяд их, а дочерей, юношей и стариков насмерть перебил». Да, здесь общечеловеческим гуманизмом, прямо скажем, совсем не пахнет. Однако это было в порядке вещей того времени. И не следует думать, что такое поведение было более жестоким по сравнению с тем, что наблюдалось в прошлом веке: Первая и Вторая мировые войны, в которых погибло огромное количество людей, исчисляемое миллионами, применение страшного ядерного оружия и др. Да и сама Библия приводит нам примеры крайней и даже изощренной жестокости. А уж какие пытки творились, например, в казематах средневековой инквизиции! В ведических же текстах на смакование жестокости нет ни малейшего намека. Ведь по большому счету изощренная жестокость является оскорбительной и для тех, кто ее проявляет. Ведическая позиция здесь проста и понятна: зло врагу – благо для себя, добро врагу может обернуться злом своим ближним. Все четко, здраво и без всяких садистских «излишеств».

Еще одному качеству ведического мира надо отдать должное. Речь идет о чрезвычайно развитом свободолюбии древних ариев-русичей при одновременном строгом подчинении их требованиям дисциплины в критических ситуациях, а также при подчинении их родовым законам. Одно совсем не исключает другого, а дополняет друг друга. И нет нут никакого алогизма, что бы там ни говорили нам приверженцы идеи абсолютной свободы. Честь, самоуважение, гордость за свои личные достижения, почитание своих богов, признание большей важности общинных интересов по сравнению с индивидуальными – вот чувства, находящиеся в одном ряду со свободолюбием.

Таков был комплекс основных устоев наших предков, источник их духовной высоты. Где здесь допущение нещадной эксплуатации, превращающей человека в бессловесную скотину, где «демократически» объявляемое равенство всех перед всеми при фактической реализации прав только для «избранного меньшинства»? Где отправление в мясорубку войны миллионов, вынужденных воевать друг с другом и погибать за совершенно чуждые им интересы, интересы власть имущих, воздвигающих на крови жертв недосягаемые для простых смертных вершины личной власти и подсчитывающих за их спинами баснословные барыши? Где рабское преклонение перед сильными мира сего, доходящее до почти искреннего их славословия? Где обвешанные деньгами глашатаи успеха, становящиеся чуть ли не оракулами правды жизни? Где лжепророки, источающие из себе эрзац-псевдоистины?

Не случайно учение марксизма, как учение крайнего материализма, сводило понятие свободы именно к понятию необходимости, а не к выбору из множества реальных возможностей, стоящих перед человеком. Кстати, так называемая свобода по типу «выбор по необходимости» отражает реальное положение дел в современном обществе, по крайней мере для многих его членов, не принадлежащих к элитарным слоям.

Ведизм стоял на других позициях. При решении вопроса о свободе личности он исходил из предпосылки, что только активное, напряженно претворяемое в жизнь деяние, пропитанное искренним сознанием исполняющей это деяние личности, и одновременно деяние, сопряженное с божественным Небом, должно в итоге стать истинным предназначением человека и отражать его настоящую свободу. Только в таких рамках может быть она достигнута. Кстати, именно таковыми были многие гении-творцы мировой истории, здесь они находили свою свободу. Возможно, такой подход покажется многим чрезмерно идеалистическим, но только он способен подчеркнуть высокое предназначение человека по сравнению с окружающей его природой, принести благодатные дары на алтарь действительной справедливости и социальной гармонии. Только такое поведение рассматривалось как действительно достойное для сынов богов. Богам не нужны рабские чувства и слепое подчинение, им не надобно полного отдания воли человека в руки других людей. Им не нужно абсолютное отрешение от себя и, соответственно, упование лишь на милость, приходящую извне.

Не случайно постановка философского вопроса о смысле человеческой жизни не вызывала в ведической культуре никакого гнетущего разноголосия, многочисленных и противоречивых трактовок, никаких сверхуглубленных мудрствований, то есть всего того, что наблюдалось в западной культуре. В ведизме в этом вопросе все четко, все стоит на своих местах. Повышение уровня своих знаний, активная деятельность, напрямую сопряженная с творчеством, развитие индивидуального духа и одновременно устойчивых форм коллективной жизни, продолжение рода с передачей накопленных ценностей, как материальных, так и духовных, потомству, совершение ритуальных жертвоприношений – вот основные функции человека на Земле.

И нет никакой надобности ни в умалении собственной личности, ни в подобострастии перед вышестоящими, ни в безропотном смирении и долготерпении, доходящим до прощения зла, ни даже в идее земного спасения, приходящего извне. При такой высокой значимости человеческой жизни рабство, унижающее человеческое достоинство, уже не может являться широко распространенным явлением. Рабство было вообще неприемлемо в ведическом мире. Более того, там, куда приходили древние арии-русичи, они старались и среди туземного населения искоренить по крайней мере наиболее жесткие формы рабства.

Все это вполне естественным образом порождает развитие еще одного чувства – чувства отделения себя и себе подобных от масс инородного населения. Возникает установка на нравственное обособление своих от «не своих», которая кратко сводится к следующему: среди своих – единение и поддержание максимального равенства, при взаимодействии с «не своими» можно руководствоваться принципом здорового эгоизма. Примером здоровых взаимоотношений с «не своими» можно считать торговлю, участие в совместных предприятиях, опеку и т. п. А вот вражда должна возникать в случае негативных реакций со стороны этих «не своих». Из вышеизложенного непосредственно вытекает, что чувство здорового национального эгоизма в ведической культуре вовсе не считалось негативным чувством.

В полном соответствии с такими нравственными установками, переходя от общенационального на атомарный уровень общества, то есть на уровень отдельной личности, чувство здорового честолюбия не подлежало никакому осуждению. Что следует понимать под здоровым честолюбием? А то, что каждый человек должен занимать такое место в социальной иерархии, которое в достаточной мере соответствует его способностям, продуктивности и заслугам. Не дело, если истинный творец нового существует в среде, не позволяющей ему творить, не дело, если искусный мастер поставлен в условия, в которых он не может создавать предметы своего труда. Не дело, если талантливый руководитель не наделен надлежащими для его уровня властными полномочиями, а бездарь руководит коллективом.

Активное проявление таких личностных качеств оказывается полезным не только для личности, но и является необходимым условием для построения здорового общества. Только при таком условии можно создавать здоровые пирамидальные иерархии – сильные и устойчивые государства. Иначе во власть станут проникать недоброкачественные элементы, а достойные люди будут прозябать в низах общества, что не может не привести к его гниению и последующей деградации. В государствах же с рабской психологией, по сути, окажутся действующими только рабские порядки вне зависимости от того, в какие помпезные демократические и гуманистические одежды эти порядки будут облекаться. Сильный порыв личной воли априорно не рассматривался как проявление зла, он служил источником развития. Пассивность же считалась разновидностью зла, она, как минимум, есть победа хаоса над жизнью. А жизнь есть порождение высших божественных сил, от этого постулата не отказывается ни одна религия мира.

Еще одно небольшое добавление. Ведизм утверждает, что душа человека после его смерти может не только перейти на Высшее Небо в царство Ямы или под покровительство Перуна. Душа человека, если он при жизни проявил себя, может преобразоваться в высокий божественный дух, называемый легом (вот отсюда слова «легкий», «легко», имя Олег = «Святой лег», «ангел», как лег «наоборот», возможно, слово «элегия» и др.). Подобного богатства возможностей восхождения человеческой сущности в небесные сферы мы, пожалуй, не наблюдаем в других религиях мира, разве что в буддизме.

 

1.6.10. Ведическая дюбовь

А теперь посмотрим, как же относились наши древние предки к такому уникальному и важнейшему явлению в жизни, название которому – любовь. Ведическая доктрина исходила из предпосылки, что любви ко всем не должно быть. Любовь ко всем не является любовью в принципе, в этом случае для такого чувства должно быть при желании использовано какое-то другое понятие. Настоящая любовь всегда избирательна, она четко ориентирована и сконцентрирована на вполне конкретный объект, а не размыта в пространстве и времени и не охватывает все и вся. Глубоко любить ближнего своего это правильно, это нормально. А вот глубоко любить дальнего, любить того, кого ты и знать-то не знаешь, или даже любить врага своего не только не естественно и не логично, но может оказаться в итоге очень вредным для себя и своих ближних, для своего рода и народа.

Так что раздаренная направо и налево любовь, иногда раздаренная попусту, уже не будет являться собственно любовью, а будет чем-то иным. Безусловно, это что-то иное (конечно, в случае искренности этого чувства, а не натужного лукавства) обладает глубокой нравственной и духовной чистотой, высоко поднимающей человека над земным миром. Таков был призыв Иисуса Христа в великий момент его обращения к народу (Нагорная проповедь). То есть для всеохватной любви необходимо значительное, можно сказать, сверхкачественное возвышение. Кстати, близкое чувство обычный человек может ощутить в отношении живых существ, расположенных ниже его в системе природной иерархии, например к субъектам растительного или животного мира. Многие из нас способны умиляться окружающей природой, нисколько не задумываясь, какие жесткие законы и трагедии действуют и разыгрываются в ней постоянно.

Но по силам ли будет проявление таких чувств для простых смертных по отношению ко всем таким же смертным, как к ближним, так и дальним? Следует ли требовать проявления этого чувства в массовом масштабе, тем более что многие люди и по сей день живут в условиях, очень далеких от действительно достойных? Своевременно ли это будет сегодня?

Так что скорее всего о «массовой всеобщей любви» говорить пока не приходится. Разве что использовать это понятие в качестве довольно удаленного от нас, грешных, совершенного идеала. А вот с уважением относиться к дальним своим, представителям другого образа жизни, другой культуры и другой нравственности, обмениваться с ними полезными достижениями, вступать с ними в деловые, в том числе взаимовыгодные контакты – это совсем другое дело, это не только нормально, но и необходимо для мирного сосуществования.

Приведем простой, но наглядный пример. Пусть два человека живут рядом, но один живет в окружающей его природе и считает себя самодостаточным. Он имеет самые незамысловатые потребности и не испытывает интереса ни к поэзии, ни к изобразительному искусству, ни к высокому творчеству вообще. А другой не может существовать без искусства, без высокого знания и постоянного общения с себе подобными. При этом эти люди не состоят в родстве и их ближайшие родственники не общаются между собой, то есть и с этой стороны у них нет ничего общего. Кто в этой ситуации будет кого любить, когда у них в значительной степени отсутствует взаимный интерес, по крайней мере любить больше, чем многих других людей, с которыми они заняты общим делом или объединены кровным родством? А если они к тому же являются представителями разных народов, исповедуют разные религии и говорят на разных языках? Они и понять-то как следует друг друга не смогут.

Так о какой же возвышенной всеобщей любви можно тогда говорить, разве что о доброжелательном отношении. Положа руку на сердце, нам и дела большого нет до того, как где-то проживает далекий от нас человек. Так, типичный европеец не будет особенно думать о том, в каком положении находится, например, тот или иной абориген тихоокеанских островов.

Итак, истинная любовь, если она, разумеется, истинная, а не фарисейская, не показная и не содержит в себе «подкладку» личной выгоды, всегда строго избирательна. Иначе это либо сознательный обман, либо дешевый розовый сироп для одурманивания масс. Любить всех без разбора – это удел богов или единичных высокостоящих избранных личностей, мы же в подавляющем большинстве случаев таковыми не являемся.

Всеохватная же любовь со стороны земного человека, если он, разумеется, не является особой, избранной личностью, по отношению ко всем людям является обратной стороной социальной пассивности, которая чаще всего проявляется в повышенном смирении, в уклонении от разрешения проблем мирской жизни. Вот почему такого рода любовь или, скорее, равнодушно благожелательное отношение так распространено в буддизме. Но в подоплеке такой любви скорее всего лежит нежелание, читай – просто страх, ухудшения своей личной кармы и последующего личного перерождения в низших жизненных сферах. Этот «идеалистический прагматизм» вполне понятен. Не случайно, что в православной ветви христианства любовь считается почти эквивалентной смирению (см. хотя бы /70/).

Ведизм же утверждает, даже настаивает на том, что любить следует прежде всего достойных людей. Чем более достойным является тот или иной человек, чем более он имеет заслуг, тем большей любовью мы должны его награждать. А что у нас сегодня получается? Мы привыкли или приучены любить не лучших людей, а зачастую прямо наоборот. Положа руку на сердце, следует признать, что больших мы привыкли любить меньше. Зависть к таланту или к богатству часто переполняет нас больше, чем искренний восторг от осознания величия достойного человека. Во многих из нас с пеленок въелась идея уравниловки, идея принижения значимости талантливых личностей и их заслуг и даже идея нивелирования талантов до уровня среднестатистического члена общества. Намного приятнее извергать из себя любовь или ее подобие на малых мира сего, ведь им живется, как правило, не лучше нашего, их можно и пожалеть. А вот боготворить тех, кто пролез наверх, но остался при этом духовно, интеллектуально и нравственно «серым», – это пожалуйста, это мы уже научились, на это мы оказываемся вполне способными. Это просто и приятно, они же «как все».

Однако такой подход даже с формальной точки зрения оказывается совершенно нелогичным. Если мы будем акцентировать наше внимание и наши чувства исключительно на такого сорта людях или на малых мира сего, то как же мы научимся любить все то, что принадлежит к действительно, а не к формально высшему миру, то есть к горнему миру? Как же мы, приучаясь любить малых и недостойных, научимся тогда любить Господа, высокого-превысокого? Будет ли тогда это истинная и глубоко прочувственная любовь? Где тут логика? Так кого и как мы тогда будем учиться любить в нашей земной жизни!

Так вот, наверное, еще и почему так сильно развита в ряде религий идея Спасения, приходящего извне, идея Мессии, который придет в наш грешный мир в период его разложения. В этой последней идее уже прослеживаются элементы логики, но эта логика напрямую связана с допуском и наличием большого Зла в окружающем нас мире и в нас самих, причем большего Зла именно на вершинах власти. Ну что же, на Бога мы надеемся, а сами все плошаем, уповая на Спасение свыше. Такова социологическая суть этой идеи. Разумеется, для ведического учения, для сынов богов такая позиция являлась неприемлемой.

Итак, в вопросе любви ведизм стоит на следующих позициях:

• любовь должна быть избирательна, в ней нет места для абсолютно всех;

• любовь должна быть активно проявляема;

• любовь должна подчиняться строгой иерархии – люби сначала себя, потом ближних, затем свой род, свою власть, потом свое государство, свою нацию;

• большая любовь – лучшим, меньшая – худшим;

• в отношении к дальним следует руководствоваться принципом рационализма, основной подход здесь таков: уважение + взаимовыгодное сотрудничество;

• ненависть, как антипод любви, следует проявлять только том в случае, если дальние становятся откровенными врагами.

Расширим понятие любви до уровня нации. Согласно ведическому учению, национализм есть любовь к своей нации, к своему народу, к своему языку и своей культуре, это уважение к своей истории и к родовым корням, это практическая помощь и поддержка в первую очередь выходцам из различных пластов своего народа или своей нации и только во вторую очередь при их выдающихся качествах и очевидной пользе – всевозможным инородцам. Вот и все. Как мы видим, в ведической постановке национализм принципиально не содержит в себе негатива. Его положения, если они не сопровождаются экстремизмом, могут быть положены в основу национальной идеи. Можно даже утверждать, что реальное, а не формальное существование серьезной национальной идеи без чувства здорового национализма невозможно. Такое его понимание дает основание считать, что он является мерой взаимодействия между крупными социальными организмами и образующими их нациями и народами, на базе которой могут добротно сосуществовать различные ветви человечества.

А вот шовинизм есть национализм со знаком минус, есть пропитанный Злом национализм, его обратная сторона. Шовинизм есть по сути ненависть и презрение к другим народам, ненависть, приводящая к периодически повторяющимся, а то и постоянно совершаемым агрессивным выпадам. Таким образом, шовинизм совсем не является логическим развитием или завершением национализма, развитием или завершением той или иной национальной идеи вообще, он является его прямой противоположностью. Национализм и шовинизм не близнецы-братья, они должны рассматриваться не в единстве, а в качестве социальных доктрин, явно противостоящих друг другу.

В ведизме, как уже говорилось выше, основные принципы взаимодействия со всеми соседними, «не своими» сводятся к установлению следующей меры:

1. Уважение.

2. Налаживание взаимовыгодного обмена ценностями.

3. Помощь в развитии наиболее слабо развитых народов.

4. Отпор агрессии в случае проявления враждебных действий.

А вот распространение на этих «не своих» высоких чувств любви, эквивалентных чувствам к «своим», должно иметь под собой очень добротное основание. Таким основанием может быть, например, генерация гениальных идей наилучшими представителями этих народов, совершение героических деяний, пропитанных высоким духом, создание произведений искусства высокого уровня, получение очевидной пользы и т. п. Никакой одинаковой «общечеловеческой любви» ведизм не признает, он вообще не признает никакой одинаковости в принципе. В Ригведе /64/ прямо сказано по этому поводу:

«Две руки, хоть и одинаковы, не делают одинаковую работу, Две коровы, хоть и одной матери, не дают одинаково молока».

С ведическим пониманием любви напрямую связано еще одна качественная сторона ведизма. Здесь нет презрения к радостям земной жизни, умерщвления плоти, самоистязания, самоугнетения, как физического, так и духовного. Наоборот, постоянное испытание этих радостей, систематическое проявление здоровых физических функций своего тела – вот основы этого учения. До наших дней дошло изречение – «в здоровом теле – здоровый дух». Здесь под здоровьем, разумеется, надо понимать не только отсутствие болезней, но и желание жить и наслаждаться жизнью. Поэтому в ведизме и наслаждение любовью, в том числе физическое наслаждение, не является греховным деянием. Оно здесь считается не только вполне «оправданным», но и признается в качестве важнейшей составной части счастья человека. Такое отношение к земному бытию заметно отличается от того, что мы наблюдаем в ряде других религий мира. И буддизм здесь является не единственной религией.

Ведизм придерживается той точки зрения, что многие наслаждения человека нельзя считать греховными даже с чисто логической точки зрения. Ведь земные наслаждения в теологическом плане можно рассматривать в качестве некоего «зеркального» отражения того более полного и чистого наслаждения, которое существует в горнем мире и уготовано душам достойных людей. Их можно рассматривать в качестве дара богов нам, земным смертным, а также в качестве примера того, каким может быть бытие в горнем мире. Наслаждение дает нам возможность хотя бы чуточку почувствовать небесные ипостаси. Недаром мы наиболее «сладкие» наши наслаждения наделяем такими эпитетами, как «неземное блаженство», «небесное состояние», «божественное ощущение», недаром считаем себя находящимися на «седьмом небе», когда достигаем желаемого и наслаждаемся им с полным упоением. Кстати, седьмое небо в ведизме предназначено всего лишь для душ животных, это так, для справки.

Вот почему каждый человек должен не только сохранять, но и создавать красоту и гармонию земного бытия во всех его аспектах, а не оставлять после себя обезображенную природу, свалку отходов, ненависть потомков и мерзость запустения. Наша Земля не есть обитель грешников, рабов и презренных, она есть школа, есть средство для испытания, научения, приобретения мудрости, развития сердца и духа в душах смертных людей, которые только после этого могут соответствовать званию истинных сынов богов, стать достойными Высшего Неба.

Ведическое понимание личного человеческого счастья теперь становится более прозрачным. Оно заключается в сочетании определенных составляющих в их неразрывном единстве:

• истинная любовь к близким людям;

• рождение и воспитание детей, трудовая деятельность на благо своей семьи, своего рода и народа, своей родной власти, дающая удовлетворение и радость;

• жизнь в добротной родовой, народной и национальной среде, а не в отшельничестве и не в безродном интернационализме;

• общность интересов в среде своих ближних, радость от общения с ними;

• создание и сохранение красоты в окружающем мире;

• мирное сосуществование со всеми окружающими;

• почитание своих богов, служение им в виде исполнения ритуалов, уважение предков и людей старшего возраста, следование нравственным установкам.

Вот основы для образования связи с горним миром и поддержания гармонии в собственной душе. Согласитесь, уважаемый читатель, что это очень неплохое наполнение понятия земного счастья. А если вы с этим не согласны, ну что же, тогда ведическое учение не для вас. Ведать – значит знать, и всякий, уходящий от ведения-знания, есть человек неразумный. В Ригведе /64/ по этому поводу сказано так: «Понапрасну получает еду неразумный – истину глаголю я: ведь это смерть его». Быть неразумным в ведизме приравнивается к смерти.

 

1.6.11. Достоинства и недостатки ведического учения

Теперь можно перейти к достоинствам и недостаткам ведического учения. Так мы поступали ранее при рассмотрении других религий, так мы поступим и теперь. Начнем с достоинств. Прежде всего отметим достоинства теологического свойства:

1. Ведизм является сторонником идеи пирамидального центризма горнего мира. Он стоит на позиции, что горний мир, как, впрочем, и все мироздание в целом, представляет собой пирамидальную иерархическую структуру, на вершине которой находится единое верховное начало – Всевышний. Чем выше уровень иерархии, тем большей мощью обладают соответствующие существа в различных аспектах бытия. Ни одна другая религия мира не придерживается с такой откровенностью и полнотой этого принципа пирамидальности, хотя почти любая из них считает, что горний мир наделен существами, так или иначе выстраивающимися в некую иерархическую структуру.

2. Ведическое учение не предполагает существования для ариев-русичей ада и адских мук. Все достойные приверженцы этого учения в посмертии попадают на Высшее Небо. Эта доктрина, если ее придерживаться неукоснительно, не только повышает статус человеческого бытия, но и способна сильно влиять на поведение человека.

3. Идея реинкарнации является одной из важнейших идей ведизма. Догмат об отсутствии реинкарнации приводит как минимум к умозаключению, что высшие силы не обладают возможностью распоряжаться душами людей, в том числе направлять их снова на Землю для выполнения новых задач. Такое соображение разрушало бы стройную систему ведического учения и все понимание иерархичности мироздания. Развивая идею реинкарнации далее, мы должны прийти к выводу, что душа человека не должна представлять собой нечто закостенело-завершенное, постоянно повторяющееся при всяком новом воплощении. Логичнее будет считать, что душа способна изменяться. Например, душа, очистившаяся от чего-то в горнем мире, может быть вновь послана на Землю для выполнения более важной задачи. Иначе будет потерян динамизм бытия, в том числе динамизм горнего мира. Кстати, отсутствием идеи стратегического динамизма «страдают» очень многие религии мира.

4. Ведизм является религией, отличающейся четко выраженной позитивной жизненной направленностью. В целом можно сказать, что ведизм – солнечная религия, религия света, радости и счастья, она не содержит в себе никаких заметных элементов культа мученичества и страданий. Немудрено, что ритуалы этой религии так красочны и жизнерадостны.

5. Ритуалы ведизма просты и понятны, они легко выполнимы и не тягостны, его установления не обременительны, особенно если сравнивать их с соответствующими установлениями многих других религий мира.

6. Ведизм дает своим приверженцам не только осознание высокой значимости своего земного существования, но и ощущение уверенности в посмертном бытии, что способствует становлению аналогичного ощущения в бытии мирском. Всем достойным сынам богов уготовано Высшее Небо, причем, что особенно следует подчеркнуть, таких достойных большинство, а не меньшинство. Ведизм не содержит никаких указаний, ограничивающих потоки большинства и приводящих к Небу только меньшинство. Всем известное изречение «Легче верблюду пройти сквозь угольное ушко, чем богатому попасть в царствие небесное» здесь не может быть применено. К слову говоря, в настоящее время и много ранее последнее ограничение совсем не порождает в западном мире массовых стремлений отказаться от богатства. Судя по всему, мы наблюдаем нечто совсем противоположное.

7. К негативным силам здесь принципиально иное отношение, чем в большинстве других религий мира. Здесь бог Чернобог (см. выше) включен в пантеон богов наравне с другими богами. А над всеми ними – единый Всевышний. Такая система представлений выглядит вполне логичной, ведь в ведической культуре допускается и ненависть к врагам, и одержимость в битве, и гнев в отношении падших, и презрение к недостойным. Такие проявления находятся под эгидой бога Чернобога. Кстати, как многие религии якобы гуманистического свойства ни пытались вытравить эти естественные проявления из арсенала мирских средств, большого успеха в этом деле они не достигли. XX век показал это со всей очевидностью.

В ведизме же все четко и понятно. Причем здесь нет «двоевластия», нет фундаментального дуализма – «добро – зло», нет падшего ангела, который по могуществу в земном мире приравнивается чуть ли не к самому верховному божеству (надо же – «князь мира сего»). И что такая доктрина означает в практическом плане? А то, что чувство ненависти к истинным врагам своим, презрение к выродкам и многие другие «квазинегативные» чувства являются вполне законными, здоровыми и не наделенными никаким качеством греховности.

Перейдем теперь к достоинствам более приземленного свойства, которые напрямую связаны с социальными устоями:

1. Ведизм нацелен прежде всего на интересы общества в целом, а только потом – на индивидуальные интересы. Известно, что широкое единение древних ариев-русичей было их неотъемлемым качеством. Во многом благодаря именно этому они добились таких успехов в самых различных сферах человеческой деятельности, находясь среди масс туземного населения и в окружении довольно многочисленных врагов. Причем это качество общего единения поддерживалось при непременном обеспечении широких свобод внутри своего народа. Эти два взаимосвязанных, а не взаимопротиворечащих качества подкреплялись отсутствием рабства, стремлением к мирному сосуществованию с местным населением, искоренением человеческих жертвоприношений и целым рядом других позитивных моментов.

2. Ведические родовые и семейные законы, правила взаимодействия членов общества между собой, брачные установления, направленные на выращивание здорового потомства, обладают несомненной социальной ценностью. Кстати, многое из того, что было заложено давным-давно, продолжает жить среди нас и поныне. Оно настолько прочно пропитало нашу жизнь, что сегодня мы его с легкостью и психологически априорно принимаем за норму.

3. Нельзя не отметить также целого ряда особых качеств ведического учения, которые сегодня в значительной степени оказались заметно сдеформированными. Это свое понимание любви, как неотъемлемого качества человеческой личности, это высокая значимость чувства гордости и собственного достоинства, значимости творчества и труда. Забегая немного вперед, можно отметить, что по сравнению с другими мировыми религиями в ведизме четко указывается на то, что труд существует везде, даже на Небе, что там души трудятся, а не просто разделяются на грешников и праведников, после чего грешники низвергаются в ад, а праведники помещаются в раю, где вроде бы трудиться совсем не обязательно.

4. Нельзя не обратить внимания также на здоровую организацию жизни наших далеких предков. Завершить круг жизни (144 года) – это значит завершить некий необходимый комплекс земных дел. Круг жизни принимался за норму.

А как же быть с историками, которые указывают на среднюю продолжительность жизни в древности, исчисляемую примерно тридцатью годами? Нечто подобное, конечно, могло происходить в древние времена среди диких племен. Но это не характерно для ведической цивилизации в периоды ее устойчивого существования. В связи с этим можно что угодно говорить о высоком гуманизме современной цивилизации, но существует ли подобное хотя бы в каком-нибудь избранном кусочке нашей Земли, хотя бы в течение одного поколения людей?

5. Скажем также несколько слов об институте жречества. Мы не будем здесь подробно останавливаться на достоинствах и недостатках этого института. Скажем только одно. Как минимум, этот институт отличался одной важной особенностью. Он позволял отбирать и продвигать на определенные иерархические вершины наиболее достойных людей. При этом эти люди не должны были затрачивать свою социальную энергию на преодоление иерархических перегородок, если они, к примеру, располагались в срединных слоях общества.

Вопросам формирования властных структур и связанных с этим формированием энергетических затрат со стороны претендентов на власть при преодолении ими снизу вверх иерархических перегородок автор в свое время уделил больше внимание в работе /63/. Было показано, что при заметной бюрократизации общества и его деградации поток доброкачественного человеческого материала снизу наверх становится явно недостаточным. Поэтому жреческий институт, если он, разумеется, здоров, оказывается, как минимум, очень полезным средством для добротного устроения общества. В значительной степени по этой причине существование ведической культуры в мировой истории было таким продолжительным.

Теперь пора перейти к рассмотрению недостатков не только самого ведического учения, но и ведической культуры в целом. Анализ этих недостатков сослужит нам хорошую службу. По крайней мере, он позволит нам в дальнейшем осознать, почему погибли и ведическая религия, и ведическая культура.

Надо прямо сказать, что недостатки сугубо теологического свойства отыскать в ведизме непросто. И все же недостатки имеются, особенно если учесть ряд особенностей, связанных с адаптацией этого учения к массам населения, не принадлежащего к ведической культуре. В полной мере эти недостатки нельзя считать недостатками ведического учения как такового. Но они явились теми критическими точками, теми центрами концентрации негативной энергии, которые способствовали уходу ведизма с исторической арены.

Первой такой критической точкой можно считать обилие богов ведического пантеона. Как уже говорилось выше, все более или менее важные явления в жизни древних ариев-русичей, в том числе природные явления, формировали некоторое божество, как бы ответственное за это явление. Наиболее значимые из этих явлений «получали» столь же значимых богов. Введение отдельных проявлений-аватар Единого Бога («един и множественен») при сохранении Единого не может рассматриваться как внутреннее противоречие ведического учения. Об этом мы уже говорили выше. Однако это обстоятельство со временем стало использоваться врагами ведизма в качестве одного из главных аргументов в борьбе с ним.

И хотя многие из враждебных ведизму учений не отличались ни глубиной внутренней проработки, ни логической завершенностью, ни непротиворечивостью, они обладали двумя важными качествами – простотой догматов и соответствием социальной структуре общества, сложившейся в среде этих учений. Простота имеет особую ценность применительно к широким народным массам населения. Сложность ведического учения, его всесторонняя развитость и наполненность божественными сущностями были представлены конкурирующими с ним религиями как его слабые стороны, хотя на самом деле, разумеется, они таковыми не являлись.

Конкурирующие и противопоставляемые ведизму религии осуществили переход от сложности к простоте, от осознания многообразия и многогранной иерархичности мира к его дуалистическому, упрощенному восприятию (ад – рай, добро – зло, белое – черное, мужчина – женщина, бог – сатана и др.), от стремления к гармонии к противопоставлению частей мироздания (загробного и мирского миров, тела и души и т. п.), от светлого и радостного земного бытия к пропаганде страха и угрозе мучений в загробном мире, к неизбежности конца света с вмешательством высших сил и спасением части избранных. Был осуществлен переход к единственно-единому богу, который был напрямую связан с переходом многих народов мира к царской системе власти, жестко централизующей все тело социального организма и столь же жестко эксплуатирующей огромные массы подведомственного ей населения.

Подойдем к этому недостатку с другой стороны. Пусть, к примеру, какое-либо природное явление ознаменовалось появлением в пантеоне ведических богов соответствующего этому явлению божества. Для того чтобы это явление получило, скажем так, свое божественное покровительство, оно должно быть не только существенным для человека, но и быть частично ему неподконтрольным, отличаться неполнотой объяснимости и предсказуемости.

Со временем, по мере развития человека и человечества, многие из вышеперечисленных свойств этого явления могут потерять свое значение, а то и вовсе сойти на нет. Человек может начать всесторонне изучать это явление и со временем лишить его качеств непознаваемости и непредсказуемости. Он может даже подчинить это явление, причем подчинить собственными, то есть человеческими, средствами. И если в упрощенно-традиционной ведической культуре продолжать признавать это явление наделенным самостоятельной божественной сущностью, то очевидно, что в глазах потомков и тем более в глазах современного человека этот ореол божественности может быть утрачен. Итак, со временем те или иные, скажем так, частные божества (о высших богах здесь речь не идет) могут терять свою значимость в глазах людей.

Приведем один пример. Несколько веков назад было открыто явление магнетизма. Этому явлению был придан статус, близкий к сверхъестественному («магнетизм» от слова «маг»). А что сегодня? Сегодня никто не считает, что это явление наделено божественностью. Оно добротно описывается физическими законами и лишено в глазах миллиардов людей подобного ареола. На этом примере мы можем почувствовать диалектику реакций со стороны местного населения на ряд древних ведических божеств, напрямую связанных с природными явлениями, начиная от момента встречи этого населения с ведическим учением и кончая эпохой его ослабления, то есть от первоначального почтенного религиозного восприятия до полного психологического отторжения наиболее агрессивной частью этого населения.

То ли дело один бог и более никакого иного божества. Его можно поместить на самую вершину мироздания, не предусматривая бытие множества других божественных сущностей. Такой теологический подход в свою очередь является мощным основанием для построения в земном мире не многообразных и многосвязных социальных организмов, а адекватной идеи единственного бога царской пирамиды. Такой подход возводит царя в ранг непогрешимого владыки, чуть ли не бога, и низводит трудящиеся массы до состояния послушной паствы, а иногда и просто рабов, малопохожих на сынов божиих. Как все здесь просто, приближено к земле, удобно для средних умов и выгодно для власть имущих.

Итак, наличие сложного и очень наполненного самыми различными составляющими ведического горнего мира следует все же признать в качестве недостатка этого учения, недостатка хотя бы в плане борьбы с другими учениями.

Следующий недостаток заключается в том, что ведическая религия не оснащалась, если так можно выразиться, фундаментальными, длительно сохраняемыми предметными носителями. Археологическое наследие здесь, прямо скажем, выражено слабо, разве что сохранились некоторые пирамиды и курганы. Письменных источников информации до наших дней вообще дошло крайне мало. Записывалась эта информация не на каменных скрижалях, а на недолговечных носителях, например на дереве. Именно на деревянных табличках была записана Велесова книга /17/, чудом сохранившаяся до наших дней. В ведической культуре длительное время существовал запрет на письменную фиксацию любых элементов ведического знания. Ведические каноны передавались устным порядком без закрепления их на каких-либо материальных носителях, не говоря уже о том, чтобы они массово тиражировались.

Различные изображения ведических божеств скорее всего были полностью уничтожены другими религиями, пришедшими на смену ведизму. Исторических примеров тому, как одна религия немилосердно расправлялась с атрибутикой другой религии, мы имеем много. Такое происходит даже сегодня, что же говорить о древности. К тому же ведические ритуальные действия совершались не в помпезных каменных сооружениях, а, как правило, под открытым небом, на вершине холмов. Если и возводились мощные ритуальные сооружения, то обычно из дерева, материала, не отличающегося большой сохранностью.

В условиях нарастающей борьбы с соседними культурами без закрепления основ учения не только в головах и сердцах отдельных людей, но и на длительно сохраняемых предметных носителях, никакая культура в крупном историческом масштабе устоять не может. При этом следует иметь в виду закрепление культурных основ не на единичных образцах, а на массово воспроизводимых и трудноуничтожаемых носителях. Только это позволяет оставить надежный исторический след. Многие молодые культуры осознали это быстро.

Теперь следует рассмотреть еще один важный недостаток ведической культуры, который связан с принципами ведического социального устроения. Этот недостаток должным образом повлиял на стойкость ведических конструкций в нелегкой борьбе с другими социальными образованиями, которые являлись носителями других религиозных направлений. При подходе же к этому недостатку не с социально-практической точки зрения, а с позиций высокой нравственности его можно рассматривать даже как достоинство ведизма.

Рассмотрим вновь типовую схему социального устройства древнего ведического мира.

Ведическое социальное устроение находилось под всевидящим оком и контролем жрецов. Непосредственное текущее управление возлагалось на князя и его окружение. Должность князя была выборной. Большое значение в организации жизни имели также главы родов. Их контакт с массами был очень продуктивным. Это древняя система предусматривала существование трех органов власти. Постоянно действующим органом был аппарат выборного князя и сам князь. Наиболее важные решения принимались советом глав родов и жрецов. Самые же значимые для практической жизни решения, напрямую касающиеся большинства людей, принимались уже всенародным вечем, в котором участвовали все без исключения дееспособные члены общества. Такая система по сути является примером наиболее правильной реализации демократической идеи, поскольку она сохраняет некоторые ее достоинства, но убирает многие ее недостатки. Здесь нет ни жесткого централизма, ни разгула вседозволенности.

И все же стратегические направления в развитии древнего ведического общества в целом определяли жрецы. С одной стороны, они находились внутри общества, но с другой – располагались как бы рядом с пирамидой, то есть находились на некотором удалении от нее и немного даже возвышались над ней. Жреческий институт поддерживал духовные и нравственные устои, развивал и передавал из поколения в поколение сложную ведическую теологию, в значительной степени формировал структуры власти. И как это ни покажется многим странным, но идея создания современной теневой элиты с принципиальной точки зрения вовсе не является новой, она имеет в качестве своего предшественника жреческий институт ведического мира. Кстати, идея поголовного военного служения (теперь это всеобщая воинская обязанность) тоже была «изобретена» очень давно. Так что человечество за последние тысячелетия очень мало нашло принципиально нового в области социологии. Причем нередко мы видим все это «новое» в перевернутом, потерявшем первоначальную суть виде.

Как уже говорилось выше, при рассмотрении структуры этого общества сразу бросается в глаза, что эта структура не отвечает требованию строгой пирамидальности. Ее верхняя часть не имеет достаточно наполненных и мощных промежуточных слоев между вершиной и массами. Почему так? На это существовали две причины. Первая заключается в том, что древняя ведическая культура стремилась обеспечить максимально возможную степень свободы и социального равенства между членами общества, исключить сильное угнетение низовых слоев.

Велесова книга /17/ содержит указание на то, какую часть своего личного дохода древние арии-русичи отдавали на общественные нужды. «Общественная» часть была невелика, это была всем известная десятина – 1/10. Кое-что при этом передавалось князьям, но это кое-что в те древние времена было очень и очень малым: ~1/10 от десятины, то есть ~1/100 часть. А вот в других обществах, включая так называемое современное цивилизованное, мы наблюдаем иную картину. Сегодня официальные налоги составляют ~13 %. Да, ситуация изменилась, сегодня мы кормим огромные пласты населения, фактически не участвующие в производительном труде. Но это официальные отчисления. А какова, например, доля зарплаты производителей материальных ценностей в общем экономическом балансе той или иной фабрики?

Вторая причина заключается в том, что в течение значительного исторического времени древняя ведическая культура не нуждалась в проявлениях повышенной агрессивности. Так, сочинения Заратустры /12, 26/, которые в определенной степени неплохо отражают эту культуру, содержат указания на то, как следует вести себя ариям-русичам при переселении их в новые районы. Им предписывалось поступать следующим образом:

1. Строить города, обороняющие от набегов враждебной части местного населения; города должны являться также центрами управления и развития.

2. Заниматься ремеслами и земледелием, торговать с местным населением продуктами своего труда, устанавливать мирные добрососедские отношения.

3. Сохранять родовую федерацию, не растворяясь в массах местного населения.

При такой политике, не провоцирующей местное население к агрессии, и при отсутствии враждебных соседних социальных образований надобности в создании постоянной многочислененной армии у древних ариев-русичей не было. В случае необходимости каждый арий-русич мужского пола вставал в воинский строй. Кстати, вот откуда мы узнаем о существовании так называемых ополчений, которые участвовали в сражениях наряду с княжескими дружинами, а впоследствии и с ордынскими войсками. Идея набора ополчений просуществовала многие-многие века. Даже в тяжелом 1941 году правительство СССР вернулось к идее народного ополчения.

Военная организация древних ариев-русичей в наиболее древний период истории (если не учитывать верховные общенациональные органы власти) представляла собой следующее:

• князь с его немногочисленной дружиной;

• главы родов со своими ближайшими соратниками;

• рядовые члены общества, составляющие основной массив воинов ополчения.

Ополчение формировалось по родовому принципу, все члены рода объединялись в единую боевую единицу, а не разобщались-разбрасывались по отдельным соединениям. Такой принцип комплектования рассматривался как очень полезный, он скреплял единство рода, позволял грамотно расставлять людей по их боевым качествам, а в случае необходимости укорять и наказывать наиболее нерадивых воинов на глазах всех других членов рода. Он позволял поощрять и продвигать наверх наиболее способных в военном деле.

Однако со временем эта система организации вооруженных сил стала работать не столь эффективно. Это время наступило, когда большая часть неарийского мира, окружавшего древнеарийскую цивилизацию, перешла к царской системе власти.

Приведем схему этой царской системы.

Рассматривая эту схему, становится понятным следующее:

1. Царская пирамида отличается более сильным «пирамидальным наполнением», чем древняя ведическая система. Здесь присутствует многочисленный аппарат слуг и привилегированных сословий, которые помогают держать в повиновении всю систему.

2. Уровень эксплуатации основных производителей ценностей здесь выше, чем уровень эксплуатации в древней ведической системе. Это позволяет концентрировать в необходимых для центральной власти направлениях значительные ресурсы, ресурсы экономические, людские, военные.

3. В явном виде отсутствуют родовые принципы формирования общества. Здесь все централизуется единой царской (читай – государственной) властью. Со временем эта власть начинает олицетворять собой и верховную социальную власть, и верховное духовное начало.

4. Царская система позволяет быстро мобилизовать часть населения на военные цели и направить эту часть на захват какой-либо соседней территории. Здесь уже не нужен общий подъем народного духа для формирования ополчения, здесь нужно повиновение + угроза наказания за неисполнение приказа. Царская система позволяет сохранить свое центральное тело даже в случае гибели отмобилизованной и ушедшей воевать части в бою. Много позже, когда появились сравнительно простые в употреблении средства огневого боя, не требующие высокого военного искусства от исполнителя-солдата, стал широко использоваться принцип рекрутирования «пушечного мяса». Появилась возможность формирования огромных армий, что придало еще большую мощь господствующей государственной власти и привело, соответственно, к многочисленным и кровопролитнейшим военным конфликтам.

Технология войны теперь во многом сводилась к реализации двух основных мероприятий:

• техническое усовершенствование средств ведения войны с возможностью использования этих средств рядовыми «тружениками войны» без особого искусства с их стороны; типичным примером здесь может служить огнестрельное оружие индивидуального боя;

• формирование многочисленных армий на принципах найма (офицерство и др.) и рабского комплектования основной части бойцов (солдатские массы), оснащение этой части простыми в употреблении военными средствами.

Так что в конце Средних веков многие индивидуальные боевые качества привилегированного высокородного дворянина стоили уже очень мало перед «пулей-дурой», которую на поле боя выстреливал из мушкета самый обыкновенный наймит и бывший крестьянин.

Итак, царская система в плане выживаемости и устойчивости имела некоторые преимущества по сравнению с «классическим» устроением ведического мира. Ведический мир должен был либо противопоставить этой системе нечто свое, либо он должен был взять царскую систему себе на вооружение. Но заимствовать эту систему в первозданном виде древние арии-русичи в течение очень долгого времени не хотели, их вольный дух не позволял им с легкостью ни входить в двери рабства, ни склоняться под тяжестью царской власти. И тогда была рождена ордынская система. Общая структура ордынского социального устройства на начальный исторический период имела следующий вид.

По сути, Орда была создана с целью более эффективной защиты ведической цивилизации в эпоху широкого развития царской системы во вражеском стане. Орда представляла собой уже не временно собираемое, а постоянное военное образование. Стремление сохранить древние традиции и определенную степень свободы при сохранении родовых устоев и избираемости княжеской власти в условиях, когда отдельные княжества уже не могли противостоять массам вторгающихся на их территории вражеских войск, – вот объективная причина возникновения ордынской системы внутри древнего ведического мира.

Здесь важно отметить, что ордынскую систему никак нельзя считать тяжким игом, сильно обременяющим население и навязываемым ему сверху, как принято сегодня считать. Нет, как раз наоборот, ордынская система в течение очень длительного времени являлась эффективным средством, позволяющим сохранить древние устои, многие поистине демократические традиции. Она позволяла мирно существовать многочисленным княжествам под крылом мощных военных соединений Орды.

Наиболее значимой составляющей ордынской системы стало то, что она включала в себя профессионально комплектуемую, обучаемую и оснащаемую армию. Недаром слово «орда» переводится как «упорядочение». В немецком языке существует аналог этому слову, слово «орднунг», которое также переводится как «порядок». Все правильно, ордынское войско было четко регламентировано. Оно подразделялось на тьмы (десятки тысяч), тысячи, сотни, десятки. Каждый из этих составных частей имел своего начальника. Любой ордынский отряд, по численности равный какому-либо ополчению, оказывался намного боеспособней его.

При всех достоинствах ордынской организации, если бросить внимательный взгляд на схему, становятся заметными некоторые ее недостатки. Во-первых, основные институты жречества теперь концентрировались в центре, то есть непосредственно в самой Орде. Это привело к тому, что в самих княжествах высокое ведическое знание стало постепенно угасать.

Во-вторых, связь Орды с княжествами стала также ослабевать, дороги их развития не всегда стали совпадать друг с другом. При малейшем ослаблении Орды, при возникновении внутри нее смут и нестроений у ряда князей стали появляться попытки освободиться от ордынской опеки. Так что Орде периодически приходилось предпринимать усилия не только для защиты своих территорий от внешних врагов, но и для наведения порядка в собственных уделах. К тому же раз основная военная и организационная тяжесть теперь возлагалась на Орду, то изменились и направления финансовых потоков. Так, московские князья до Ивана III не обладали большими богатствами, что подтверждается описью ценных вещей, передаваемых по наследству. О несметных же сокровищах Орды ходили легенды, вспомним здесь в связи с этим хотя бы описание Каракорума.

В-третьих, с течением времени с неизбежностью стали ослабевать родовые устои. Орда в значительной степени формировалась по профессиональному, а не по родовому принципу, хотя статус родовой крови все еще поддерживался, особенно в среде наиболее высоких ее слоев. Однако в средних эшелонах родовой принцип заметно размывался, сюда набирались люди из разных земель, им приходилось решать задачи, требующие высокого профессионализма.

С течением времени ордынская система эволюционировала в сторону царской, пытаясь так или иначе использовать ее принципы, хотя до конца полностью преобразоваться в царскую систему она так и не успела, погибла. Царская же система все более и более набирала силу.

Когда же западный мир, в полной мере освоивший принципы царской системы, дорвался до колониального владычества к середине прошлого тысячелетия, а ордынская система вошла в череду кризисов, ситуация начала кардинально меняться. Запад получил в свои руки сокровища Нового Света, он преобразовал эти сокровища в средства превосходства и постепенно стал вытеснять Орду с завоеванных ею позиций. Тяжелая конница, основная ударная сила Орды, потеряла свои преимущества /14/. В этих условиях ордынская система, не сумевшая ничего стратегически нового противопоставить надвигающемуся на нее противнику, вытесняемая с юга в северные районы под напором многочисленных врагов, разъедаемая изнутри корпоративными дрязгами и наполненная к этому времени уже очень разношерстным и разнорелигиозным человеческим материалом, сошла на нет. Орда пала под напором более агрессивной и централизованной царской системы, построенной на жестком угнетении многих своих поданных и сумевшей вооружиться современными техническими средствами. С этого времени государства Запада постоянно старались достигать технического превосходства.

Через некоторое время и царская система власти подверглась той же участи, к концу XX века от нее остались только реликты. На Западе ей на смену пришла краткая эпоха господства сильных сцентрализованных государственных образований, со столь же сильными государственными структурами. Со временем и эта эпоха преобразилась в эпоху торжества интернациональной элиты при формальной свободе частного предпринимательства с официально выбираемыми квазихозяевами, но с действительными закулисными властителями. В ту самую, в которой мы сейчас живем.

В контексте такого понимания исторического процесса четче высвечиваются основные вехи истории Руси и России.

Так, в эпоху Ивана III произошел переход западной части древнерусского мира к царской системе власти. В эпоху Ивана IV с последующими смутными временами произошел захват древнерусского мира прозападной династией Романовых. Это было время западных побед на широком фронте, русском, турецком, колониальном /14/. Русь стала Россией, все «доромановское» было объявлено древнерусским, а многое более позднее, как правило откровенно заимствованное у Запада и привитое к нам, стало российским. Это был коренной перелом не только русской, но и мировой истории.

Но вернемся к Орде. Надо определенно сказать, что в социологическом плане первоначально древнеарийская, а затем ордынская система в большей степени отвечала духу сохранения свободы человека, чем царская система. Это можно сказать хотя бы потому, что только в них каждый человек мог свободно ощущать себя сыном или потомком богов. Ну как ты привьешь дух рабства человеку, если он считает себя сыном богов?!

Кстати, интересный момент. Факт не совсем благожелательного, если не сказать мучительного, перехода населения многих регионов Земли к эпохе царств запечатлен даже в Святом Писании. В Ветхом Завете, по сути, отражена негативная реакция высших божественных сил на поставление царя на вершину социальной власти. Такова была реакция по крайней мере у древних евреев, если следовать тексту Библии. Такую же в целом негативную реакцию можно почувствовать и в знаменитом ответе Иисуса Христа искушающим его фарисеям: «Богу – богово, кесарю – кесарево». В этой фразе становится заметным как минимум отделение царя-кесаря от Бога. Библия сумела запечатлеть негативное отношение к переходу в эпоху царств, эпоху, не только ограничивающую свободу человека, но и как бы даже отдаляющую его от Бога. Надо внимательно читать Библию, и тогда многое предстанет в своем истинном свете.

Ослабление родовых принципов стало осуществляться на этом общем фоне со всей неотвратимостью. Однако оно происходило все же не так быстро.

По этому поводу нельзя не сказать следующее. Исторические изменения, которые затрагивают самые глубинные пласты человеческого бытия, протекают довольно медленно. Это, разумеется, не относится к периодически возникающим и столь же периодически гибнущим государствам, их объединениям и тем более к их политическим режимам. Вот почему многое из того, что следует признать социально важным, издалека дошло до наших дней. К примеру, в тысячелетиях истории остались почти постоянными такие социальныне «инварианты», как иерархический принцип организации общества, как семья, традиции поддержания родовых связей у ряда народов мира, типы социальной власти и еще многое другое. Да и набор основных способов эксплуатации низовых слоев общества тоже не особенно изменился /63/.

Немало недостатков ведического мира связано с наличием в нем института жречества. Казалось бы, уж в этой-то области не должно быть никаких недостатков, но и здесь все не так просто. В древности в функции ведического жреца входило не только «типовое» выполнение ритуальных действий, чтение молитв и т. п. Жрец не имел права быть простым смертным, его, как правило, должны были почитать как знатока и мудреца. Кроме того, он должен был быть оракулом, то есть он должен был не только объяснять происходящее, но и предсказывать будущее. Совершение каких-либо не совсем обычных явлений, типа исцеления больных, возжигания огня необычным образом и т. п., также вменялось ему в обязанность. Очевидно, что лиц подобного рода в массах населения наберется не так уж и много, если исключить из их рядов примитивных шарлатанов. А ведь по большому счету именно такого рода люди должны бы составлять костяк тех или иных религиозных конфессий.

Возвышение таких людей на вершины духовной власти с неизбежностью порождало их истощение в массах тружеников. Это всеобщая проблема, она существовала и в то далекое время. Особенно это стало заметным в ордынскую эпоху, когда институт верховного жречества концентрировался в самой Орде, а не в подведомственных ей княжествах. Обычных же служителей культа, не обладающих особыми качествами, можно было набрать предостаточно. Не качеством, а числом они могли добиваться успеха в распространении своих учений.

Помимо вышеизложенных существовал ряд дополнительных факторов, которые заложили фундамент грядущего упадка ведической культуры, способствовали поражению ведизма в веках истории. К таким факторам относятся следующие:

A. Кастовое строение общества, приводящее к значительной изоляции ариев-русичей от туземного населения, не способствовало сильным устремлениям этого населения поддерживать ведическую культуру. Только при наличии двух встречных потоков, откровенного желания ариев-русичей к приобщению туземного населения к основам ведической культуры и встречного движения этого населения, желающего приобщиться к этим основам, такое двуединство могло длительно и устойчиво существовать. Подобное произошло в Индии.

Б. Древние арии-русичи при своем расселении на занятых ими территориях не занимались полным выкорчевыванием местных культур, как это нередко делали западноевропейцы при освоении Нового Света. Это было с их стороны, разумеется, очень гуманным, но в плане социального выживания ведизма сыграло свою историческую роль.

B. Единство огромных социальных образований ведического мира в период его расцвета, простирающихся с запада на восток от Атлантического океана до Тихого и с севера на юг от Северного Ледовитого океана до Индийского, поддерживать в те времена было чрезвычайно трудно. Эти территории находились в различных географических зонах и были заселены различным населением. Коммуникационные же возможности того времени были несильно развиты для такого географического массива. Так что сохранить единство отдельных ветвей древних ариев-русичей и их дальних потомков было практически невозможно. Поэтому с течением времени, особенно в эпоху Орды, когда она начала комплектоваться людьми различного этногенетического состава, единства уже не наблюдалось. При перемещении ордынских войск из одной части этого мира в другую многие ордынцы часто рассматривались коренным русско-арийским населением как инородцы. Поэтому не случайно, что когда в ХШ веке войска Батыя, включающие в себя уже не только ариев-русичей, но и выходцев из глубин Азии, появились на европейских территориях, то многими славянорусами они были восприняты как инородцы. Впоследствии это дало повод ряду западных историков считать ордынские войска Батыя не войсками, наводящими порядок на европейской части своих исконных земель, а якобы дикими татаро-монголами, жестокими варварами-язычниками.

Г. Борьба внутри самой Орды нередко разъедала ее так же сильно, как эта борьба разъедает в принципе любой социальный организм /14, 71/. Поэтому история Орды изобилует не только победами или поражениями в борьбе с внешним врагом, но иногда страшными и кровопролитнейшими внутриордынскими сражениями (см., например, /67, 69/).

Д. Нельзя не сказать несколько слов об одном качестве древних ариев-русичей. Ложь, обман, подлость были им внутренне несвойственны. Только в арийско-русской среде могли родиться такие широко известные и гордые слова – «иду на „вы“!». Со временем это качество с выгодой для себя научились использовать враги ариев-русичей.

Ускорили падение ведического мира и другие факторы. Как только лошадь перестала играть основу главной ударной силы на полях сражений, то есть тяжелая ордынская конница потеряла свои былые пробивные возможности в связи с массовым применением огнестрельного оружия, то ситуация для ведической цивилизации, находящейся под крылом ордынской системы, стала резко ухудшаться. Теперь не военное искусство воина, не его боевой дух стали решающими факторами победы, а массовое применение огнестрельного оружия, другие технические средства и высокие мобилизационные возможности царской системы.

Нельзя не обратить внимания на еще один любопытный момент. В русском фольклоре часто встречаются упоминания о многоголовых драконах, у которых, если отрубить одну какую-либо голову, на этом месте опять вырастает новая. Вероятнее всего, это литературный образ имеет под собой реальное основание, то есть здесь мы имеем дело с литературным аналогом очень простого и часто повторяемого исторического явлениея. Скорее всего, часто бывало так, что русские войска, победив кого-либо из своих врагов, в скором времени опять должны были встречаться на поле брани с войсками этого же врага, вроде бы уже побежденного ранее.

Ну что же, мы рассмотрели ведическую культуру. Теперь пора перейти к сравнительному анализу религиозных учений. Никаких обвинительно-критических замечаний в адрес той или иной религии этот анализ, разумеется, содержать не будет, не такие задачи мы ставим перед собой, да и неблагодарное это дело – подмечать отдельные плюсы и минусы религиозных учений, как бы сталкивая их между собой, тем самым вызывая самые различные реакции у их сторонников.

Но прежде чем перейти к новому разделу, хотелось бы еще раз отметить один важный момент. Многое из того, что мы рассматривали выше, относится, если так можно выразиться, к наиболее чистым образцам ведической культуры, то есть относится к временам, когда прямые и длительные контакты этой культуры с другими культурами не приводили еще к заметной деформации ее первоначальных устоев.

Постепенно с течением времени происходили вполне естественные изменения и внутри ведической культуры. Они происходили, несмотря на принятие некоторых мер по защите первоучения. К таким мерам следует отнести и сохранение в довольно герметичном виде института жречества, и длительно существующий запрет на запись ведических текстов, и поддержание кастового строя, и еще многое другое. Однако в веках истории при контакте с массами местного населения внутри самого ведического мира с неизбежностью должны были происходить определенные подвижки. Особенно заметно они должны были наблюдаться вблизи границ ведического мира, то есть там, где проживало чужеродное население, не охваченное ведической культурой. Именно там происходили более или менее постоянные не только стычки или войны, но торговый и культурный обмен, там происходило смешение этногенетических признаков.

Вот почему, в частности, элементы «мясоедческой культуры» не могли не проникнуть в ведический мир. Вот почему со временем там не могли не происходить хотя бы попытки теологических упрощений ряда сложных для понимания ведических положений. Вот где находили себе почву плоды ревизионизма, вот где возникали ростки контррелигий. Всего этого не могло не происходить, несмотря на всю стройность, всеохватность, кажущуюся незыблемость мощной тогда религии – ведизма.

В значительной степени именно «благодаря» этому на древнее ведическое учение сегодня навешан ярлык язычества. Считается почти общепринятым, что это «язычество» замешано на невежестве, дикости и примитивизме, оно основано на кровавых ритуалах, на принесении в жертву людей и т. д. и т. п. О человеческих жертвоприношениях пишут многие (см., например, /67, 69/). Однако не следует забывать, что подобные жертвы, которые конечно же могли иметь место, должны быть отнесены к более поздним периодам истории, которые характеризуются уже заметными деформациями первоначального ведического учения, когда в него уже проникли действительно языческие культы. Ритуальные жертвы живой плоти или символической плоти являются более поздними историческими наслоениями.

Следует помнить, что значимость крови в ведических культах была очень высокой. Поэтому и закопанные в основании домов черепа животных /67/, и барашки-агнцы, сжигаемые на огне, и даже символическое питие крови, и человеческие жертвы, которые совершались в наиболее ответственных случаях, – все это есть элементы более поздних, смешанных или откровенно торгово-скотоводческих культур, которые, собственно говоря, и следует приписать язычеству.

Пониманию высокой значимости крови, пониманию того, что ее нельзя употреблять в пищу, мы все обязаны именно ведической культуре. Выше мы уже приводили цитату из Велесовой книги /17/, в которой говорилось, что древние арии-русичи считали своей землей ту, где они пролили кровь в борьбе с врагами. Это место они старались так или иначе отметить. Вот почему вблизи мест кровопролитных сражений очень часто возводились различные ритуальные сооружения, а то и строились целые города. Возможно, что интенсивному строительству Москвы способствовало то обстоятельство, что здесь некогда происходила очень кровавая битва (и тогда, наверное, правы авторы книг /10, 72, 73/). Не случайно, что знаменитый храм Воскресения Христова (Спас на Крови) в Санкт-Петербурге был возведен на месте гибели российского государя. И это произошло аж в XIX веке н. э., причем со стороны государя это была никакая не жертва.

Так неужели же мы будем продолжать стоять на той точке зрения, что древним ариям-русичам нужно было жертвенное пролитие своей собственной крови при совершении ритуальных действий? Ведь это была кровь сынов богов, то есть по сути кровь богов?! Неужели богам-отцам надобно, чтобы их сыны жертвовали им свою кровь?! Так какие же в таком случае они были бы боги?! Кстати, косвенное отражение, скажем так, непростого понимания этой проблемы мы находим в Ветхом Завете в знаменитом описании событий, связанных с приказом Бога о заклании отцом своего собственного сына. Видите, и здесь это оказалось лишь проверкой личной преданности Богу, никакого убийства не произошло.

Почитайте «Илиаду» Гомера, где описываются события, связанные с захватом Трои. Вы почувствуете, что сжигание на кострах мяса животных и якобы питание богов продуктами сгорания этого мяса являлось составной частью ритуала прежде всего этих древних греческих племен, которых по этногенетическим и культурным корням не следует причислять к потомкам древних ариев-русичей. Так что ритуальное использование мяса, жира (тука) и крови животных есть признак заметного влияния малоазиатской, среднеазиатсткой и южноазиатской культур, отличающихся сильно развитым кочевым скотоводством в отличие от классической ведической культуры, в основе которой всегда было земледелие.

К какому принципиальному выводу мы можем теперь прийти? А вот к какому. Если рассматривать ведическое учение глазами современного человека западного образца, то такие глаза всегда будут видеть в этом учении прежде всего дикость, архаизм, языческий примитивизм, ограниченность и красочные картины бессмысленно жестокого жертвоприношения. Если же взглягнуть на первозданный ведизм без этих первоначальных предубеждений, то «вдруг» оказывается, что все эти представления являются чистым домыслом, который тает, как утренний туман, в лучах истинного знания.