После многолетнего стояния в интеллигентской очереди и заискивающего поскребывания в дверь университетского парткома, в 1988 году Собчаку, возраст которого уже перевалил за пятьдесят, наконец-то удалось протиснуться кандидатом в члены КПСС.

К моменту проведения предсмертного съезда КПСС зреловозрастный Собчак имел уже годичный партстаж, что, как известно из Устава партии, исключало даже возможность давать рекомендации вступающим в КПСС, но зато ему было доверено, как делегату съезда, решить судьбу самой партии. Механизм попадания в число делегатов «годовалых» членов КПСС мне до сих пор непонятен. Думаю, это было сознательным, злонамеренным комплектованием делегатской похоронной команды по выкапыванию волчьей ямы для партии и государства в целом.

Собираясь тогда на финальный съезд КПСС, Собчак с гордостью рассказал мне, как сам Горбачев, углядев в «патроне» пламенного трибунного интригана, со свойственной генсеку манерой предложил-попросил-посоветовал Собчаку выступить с призывом к делегатам не избирать Лигачева в руководящие органы партии. То, что Горбачев начал интригу против этого, невзирая на возраст, очень активного, домоткано-пахотно-дремучего функционера, давало все основания полагать: Лигачев одним из первых сообразил, с кем мы в лице Горбачева и его шайки имеем дело.

Я же тогда высказал Собчаку сомнения в целесообразности выступления против Лигачева. По моим оценкам, он бы и так не смог набрать более пятой части голосов делегатов, одурманенных семидесятилетней уставной дисциплиной. Полагаю, именно на это в основном и рассчитывал Горбачев, но все равно подстрекал Собчака принародно подергать политический труп за нос. Возможно, для дискредитации его же самого в будущем. Однако желание Собчака блеснуть за партию псевдорадением ее годовалого «членика» взяло верх, и он, как тетерев на току, ничему не внимая, выпорхнул на трибуну съезда, с которой сильно драматизировал персону Егора Лигачева, приписав ему качества и черты, о коих сам Лигачев до этого даже не подозревал. Впоследствии Собчак у каждого встречного выспрашивал оценку своего сольного номера на партийном съезде, бессмысленность которого была очевидна.

В то время восходила звезда еще одного нежданно-неистового партийца-новобранца, также ленинградского профессора, только из ученой плеяды Политехнического института, А. Денисова, вдруг ставшего на возрастной финишной прямой членом бюро обкома партии, председателем Комиссии по этике Верховного Совета Союза и почти приближенным Генерального секретаря ЦК КПСС. Несмотря на набор такой головокружительной иерархической высоты, он оставался простым, светлым, а главное – честным человеком, сильно пропахшим своей любимой домашней длинношерстной кошкой. Этот Денисов так и не научился носить галстук и не помышлял о замене квартиры, продолжая жить в старой на улице Рубинштейна. Не глядя на внезапно извергнувшийся перед ним водопад перспектив и возможностей, он, видимо, прекрасно понимал, что занимается не свойственным ему делом, тосковал по прежней работе, к которой, как я слышал, потом возвратился, ничего не украв и не «прихватизировав» по дороге.

* * *

Прибыв в Ленинград после съезда, Собчак, возбужденный участием в этом историческом событии, не удержался и прямо в аэропорту, где я его встречал, с ходу поинтересовался моим мнением об основных ошибках партии. «Патрон» свой вопрос задал с гримасой экзаменатора начальных классов, когда знания ученика ничтожны по сравнению с учителем. Пришлось уже по дороге в машине повести длинный разговор о целях, принципах и задачах создания таких идеологических надстроек, какой является однопартийная модель. Ибо, не представляя себе цели партийного строительства, невозможно вообще судить о ее ошибках, иначе само понятие ошибки становится продуктом лишь субъективного мышления оценивающего. Это так же верно, как, скажем, не зная, для чего построен завод, глупо судить о недостатках производимых изделий по дыму и гари из заводской трубы.

В довольно продолжительном разговоре я обнаружил, что делегат прошедшего съезда часто ошибается даже в хорошо известном. Это говорило о слабой подготовке Собчака вести разговор на эту тему. Мы с большим трудом пришли к выводу, что основной смысл существования партии и ее бесспорная заслуга заключается в способности и умении сосредотачивать всю силу и мощь государства на главном направлении нужного удара, невзирая на любые трудности и пересечения каких угодно интересов, а также противоречий межотраслевого, национального, территориального и иного порядка.

На мой взгляд, недооценка немцами этого фактора явилась одной из главных причин поражения Германии в минувшей войне. К примеру, оперативно разгромив промышленные центры Европейской части СССР, враги не могли даже предположить, что после выброски с железнодорожных платформ прямо в заснеженное поле под Челябинском спасенных от бомбежки в Ленинграде остатков демонтированного оборудования, уже буквально через месяц этот новый завод без крыши даст фронту первые танки. Об этом мне поведал легендарный еврей Зальцман, руководивший эвакуацией Кировского завода и возглавивший его возрождение в заснеженном Приуралье. После войны он угодил в зубья трансмиссии сталинских репрессий. Был исключен отовсюду и разжалован из генерал-полковников. Потом доведен до уровня лагерной канализации, но все равно остался убежденным в могучей организационной силе партии, без которой не могло быть победы. Я думаю, ему можно верить.

Впоследствии, с годами, цели и смысл, ради которых партия появилась на свет, сильно потускнели и облупились, как и осыпались когда-то неприступные идеологические брустверы несокрушимого единства. Партия со временем расслоилась, как бекон, и превратилась в государственную службу для тысяч функционеров, которые, словно в армии, отслужив положенный срок, возвращались в штатскую жизнь, но на командные посты. При этом имея довольно слабую подготовку, зато хорошую «общепартийную», стандартизированную калибровку. Занимая эти посты, они подбирали себе в заместители только тех, кто не мог конкуририровать с ними, уступая во всех показателях личности. Те же, со временем сами становясь начальниками, также подбирали себе замов по такому же принципу. Именно таким образом неуклонно ползла общая деградация. Кто же высовывался над этим ровным рядом, не скрывая свой творческий рост, превосходство и профессиональные достоинства, того безжалостно укорачивали, как правило, за счет их шеи. Я сам, пройдя через эту партийную систему отбора и подготовки кадров, лишь за противление калибровке враз угодил в тюрьму. Такое усреднение и укорачивание с годами свело почти к нулю показатель интеллекта и профессиональной годности всего руководящего эшелона страны.

В этом мне видится основная ошибка партии. Все остальное ее производные и метастазы уже экономического порядка.

– Это понятно, – перебил Собчак, – сейчас многие, указывая на ошибки партии, в основном кивают на могильники тридцатых годов и призывают к разгрому аппарата НКВД-КГБ, проводившего тогда эти репрессии, хотя и так ясно: целью партии уничтожение людей не являлось. Это стало скорее косвенным продуктом достижения самой цели. Для того чтобы заставить перманентно и оперативно совершенствоваться саму систему, необходимо было публично уничтожать вредящих этому процессу субъектов. Бесспорно, жаль безвинно пострадавших, но обвинять в неправильности избранного направления НКВД-КГБ абсурдно, так как эта организация, по сути обыкновенная государственная конструкция, и нелепость нападок на нее очевидна. Это как колотить палкой по капоту машины за то, что она, управляемая шофером, сползла в кювет.

Я с интересом покосился на «патрона». Нет, вроде не шутит и не «прокачивает» меня на реакцию. Для самообраза декларированного им пламенного «демократа» высказанная мысль, мягко говоря, была странноватой и резко не гармонировала с его публичной политической окраской. Поэтому для памяти я ее почти дословно поместил в блокноте.

С трибуны Верховного Совета СССР он излагал совершенно противоположное.