- Нет, - очередной раз умилился на стакан Иван Ильич, - ну как есть божья слеза! Давайте, че сидите-то?

- Не, мне пока хватит.

- И я пас. Потом.

- Ну, а я, извиняйте, - выпью… Ваше, значит, здоровьичко!

- Пейте на здоровье.

Хозяин - выпил. Сморщился так, что, казалось, сжал всю свою физиономию, все ее бесчисленные мелкие морщинки - в кулак. Подышал, хрустнул переросшей, жгучей, пустотелой редиской и благостно расслабился.

Жидкость, которую он пил и которой угощал, была, действительно, прозрачна почти до невидимости. Глядя на нее, Майкл поневоле вспомнил давешнюю дискуссию о Водке и Нуле, как пределе ее совершенства. Тут нуль, на его взгляд, был абсолютный. Очевидно - просто-напросто никаких примесей. Вообще. Ни в спирте, ни в воде. Почти никакого вкуса и только, разве что, очень незначительный запах. Последний предел в своем роде, nec plus ultra. Уходящие в бесконечность нули после запятой, - и никаких излишеств. Этот напиток как бы говорил: Я призван делать людей пьяными, не отвлекаясь на мелочи вроде вкуса, цвета, запаха, года и букета, Я есть последняя истина винопития во всей наготе, посмевшая, наконец, отбросить драпировки.

Она была классически разлита в сосуды, напоминающие столь же классическую трехлитровую банку, - но! - представлявшие собой некий идеал трехлитровой банки, воплощение ее бессмертной Идеи: идеально ровное, совершенно прозрачное, идеально полированное стекло без малейших неровностей, и некая корректировка формы, которая, оставшись прежней, приобрела неуловимое изящество. Дело было поставлено таким образом, чтобы в любом месте, любом помещении, любом ракурсе этого хозяйства была бы видна хотя бы одна такая банка, причем - полная, за этим обстоятельством хозяин строго следил. Идеально чистые, ни пылинки на гладких боках, они выглядели на фоне холостяцкого, достаточно небрежного-таки хозяйства как нечто не от мира сего. Но это - так, основные запасы находились в довольно-таки обширном погребе: тушенка, картошка, какие-то соленья, оставшиеся аж с прошлого года, несокрушимые мешки с крупой, запах не то сырости - не то плесени, - и десятки трехлитровых банок, прозрачных настолько, с настолько прозрачным содержимым, что их присутствие на полке выдавали только блики света на полированных боках. На взгляд, - тут хватило бы выпивки на то, чтобы в стельку напоить личный состав полностью укомплектованного по штату мотострелкового батальона.

В углу двора, в будке из серых плит шипел ЭХГ - "пятидесятка", в темном гараже виднелись два покрытых засохшей грязью трактора хороших и достаточно новых линий, а также вездеход, - явный "СамАЗ", в сараюшке похрюкивали аж три кабана разом, а за забором виднелся обширный огород, - не то, чтобы уж слишком уж возделанный, но все-таки и не заброшенный, видно было, что хозяин - возится потихоньку, в охотку, не надрываясь, благо техника позволяет. На самом же дворе, имевшем форму самую неопределенную, валялась ржавая рама от какого-то мезозойского грузовика, два ободранных скелета велосипедов, дамского и обыкновенного, один без шин, другой вовсе без колес, гнилой, поломанный и поваленный набок тесовый помост для ремонта неизвестно чего, ржавая выварка, раздавленная какими-то превосходящими силами бочка и аж три ржавых корыта, одно из которых было дырявым. Впрочем, - в прямом смысле валялись только бочка и помост, а все остальное было в разной мере прислонено к стене, к плетню, к серому ажурному забору или висело на кольях того же плетня.

- Главное, я чего? Я, значит, им так и сказал: "Квартиру, - говорю, - берите, с обстановкой вместе, не надо мне ничего и денег ваших никаких, а вы, - говорю, - мне халупу в деревне того…". Ну, - купить, подделать, подмазать, то, се… С зятем, братьями, тестем бывшим и кумом за три месяца все тут закончили. "Живите, - говорю, - без меня как хотите, а я без вас буду, - как знаю." - вот и живу тут шестой год один. Когда-никогда Наська приедет, - это дочка, - приберет, привезет того-другого, я их тожа овощью какой нагружу, какая есть, салом, мясом, тушенкой, значит, - и опять один. И хорошо, и не надо мне никого, и ничего мне не надо, все у меня есть… Первое дело, понятно, - у меня всегда есть выпить. Вот захочу, - а у меня есть, еще захочу, - и все равно есть. Сколько захочу, столько и выпью… Веришь-нет, - до сих пор себе не верю… Не зудит никто, из горла не вырывает, думать не надо, где взять, да чем завтра поправиться, - потому што есть… Протянул руку, - он действительно протянул руку и подтянул к себе банку, - и налил… Веришь, нет, - помирать не хочу, мне и тут хорошо, а ведь было, чуть в петлю не залез, да не раз еще! Даже не верится теперь.

У него были сухие, поредевшие на лбу волосы цвета перца с солью и тонкая, какая-то чуть ли даже ни прозрачная кожа, характерная для привычно, постоянно и много пьющих людей. О том же говорили вполне точные, но при этом по-особому замедленные, осторожные движения и неподвижно-туманный, насильственно сосредоточенный взор. На столе стояла сковорода молодой "скороспелки" со шкварками, зеленый лук, щербатое блюдо с крупной солью, соленое сало и та самая редиска.

- Одно жалею: вот оно б самое, - да смолоду, а то чего сейчас-то, на старости лет? Почитай вся жизнь прошла зря… Вон у мужиков до чего доходит, - специально не закусывают, чтоб, значит, забрало сильнее и добро даром не переводить, - и по себе помню, а теперь - не-е, теперь выпью, гляну на банку, - и закушу, потому что могу себе позволить. Вместо того, чтоб не закусывать, я свободно могу лишнюю стопку выпить…

- Так и опиться не долго, - не выдержал Майкл, - не боитесь?

- Это почему? - Удивился хозяин. - Это когда сегодня - есть, а утром может и не быть, тогда - да, глотаешь, сколько есть, лишь бы побыстрее, - тогда да… А так - к чему? Когда она и сегодня есть, и завтра, и послезавтра, и после-послезавтра, и… - Говоря это, он машинально поглаживал гладкий бок банки, как будто лаская ее. - Нет того лучше, чем по чуть-чуть - но все время. Тут, главное, меру свою определить, - и сильно ее не перебирать.

- Бывает так, - поощряюще сказал Михаил, - что в расчетах того… ошибаются.

Иван Ильич задумался:

- Не-е, - он покачал головой после паузы, - теперь - не-е. Я ведь чего? Встаю рано-рано, сна, почти что, и совсем нет, так перво-наперво примешь стакашку, у меня специальная утренняя стакашка стоит, синенькая, прям у изголовья, подождешь, когда придет, оденешься, этак, неспехом, - и во двор. Солнышко встает, небо голубое, птички щебечут, - а у меня есть. Примешь маленькую, закусишь, - повозишься в огороде, кабанам сваришь, вот возишься, - а она есть. Часок-другой повозишься, потопчешься, - и домой, еще одну маленькую, перекуришь… Ох, - он счастливо вздохнул и махнул рукой, - да что говорить… Вот раньше, - да…

- А зимой как?

- Так я ж и говорю, - слегка нахмурился хозяин, недовольный тем, что его перебили так резко, - раньше - бывало… Первую зиму того… усугубил. Чтоб наяву, - так нет, врать не буду, а глаза закроешь, - так да, видел. Будто черти по избе ходют и папиросы курют. Веришь-нет? Обратно же, - темно, пока свет не зажгешь, а вставать, чтоб свет зажечь, - так страшно… Ну, - и лечишься, понятно. Так и усугубил: какие там черти, - в такой ад угодил, где ничего нет! Меня самого почти что совсем не было… Ой, паразиты-ы! Не знаю, как и оклемался-то тогда, какому заступнику свечку ставить. Тогда первые картиночки и намалевал, - штоб передышку, значит, сделать. И с тех пор, - все: выше меры не усугубляю…

Картиночки, ради которых, собственно, их и привез сюда лихой, развинченный Сашка, надо признаться, - производили впечатление. Очевидно, - все-таки сам по себе дар в иных случаях лежит как-то отдельно от всей остальной личности, которая определяет в таких случаях только тематику и тональность.

Лютая, стылая ночь царила на холсте, наивные звезды в ледяном небе вонзались в глаза, как ледяные гвозди, и то же небо с теми же самыми звездами виднелось сквозь окна лишенных крыш, безнадежно мертвых, давно уже остылых руин, а на первом плане, освещенная луной, шествовала Смерть в балахоне с откинутым клобуком и с косой, и полная луна в черном небе, заливавшая холодным светом всю эту картину, сама была как угловатый череп. Блекло-желтый, серовато-белый, черный - видно было, что картину писали без специальных красок, какими-то белилами и подобными же субстанциями - оставляли впечатление совершенной безнадежности, казалось, что и самой Смерти-то на картине тоскливо и уже нечего делать в том краю. И еще ряд картонок в этом роде.

- И сколько, к примеру? - Деловито осведомился Майкл. - Почем просишь?

- Не продается, - затряс патлатой головой хозяин, но потом, видно, засомневался, - или продать?

- Продавайте, Иван Ильич, тут и думать нечего, - солидно порекомендовал Михаил, - дело, - согласен, - не в деньгах, зато чертова уйма народу ваш пейзаж посмотрит, в свете будут знать и помнить, что был такой Иван Ильич, художник огромаднейшего таланта - но скромный, сам себе цены не знавший. Продавайте иностранцу, не сомневайтесь.

- Скажете тоже, - махнул рукой явно польщенный хозяин, - и, к примеру, - сколько?

- Ваша вещь, - пожал плечами Островитянин, - вам и цену назначать.

Помедлив, будто в нерешительности, хозяин зажмурился от собственной наглости и выпалил:

- Двести рублей!

- Так не пойдет, - медленно покачал головой Майкл, - давайте я вам заплачу пятьсот, а вы всем будете говорить, что тысячу.

- Это, значит, так по-вашему, по-иностранному полагается? Вовсе без стыда?

- Мы просто считаем, что он не имеет никакого отношения к делам. Уверяю вас, - так никому не хуже, а если не лучше, то уж, во всяком случае, - удобнее.

- Чудно как-то… А! Была ни была! По рукам, коли так, - и айда обмоем…

В ход пошли помидоры прошлогоднего посола, без всяких признаков порчи, но настолько резкие, злые и соленые, что из глаз вышибало слезу, а в голове англичанина мелькнула мысль, что вот это, пожалуй, может считаться образцом первобытной грубости вкуса, без изысков, без малейшей утонченности и без всяких нюансов, к подобному - не привыкнешь, тут уже необходима какая-никакая, но наследственность.

Что бы там ни говорили всякого рода умники о том, что во всех алкогольных напитках - одно действующее вещество, опьяняют они вовсе на разную стать. Отличалась в этом смысле от всех прочих и здешняя substancia absoluta: по мере увеличения дозы нарастала особая, изнутри идущая замороженность, не сонливость даже, а - Оцепенение, простое и без подтекстов. Гости давно уже молчали, не будучи вполне уверены даже в том, что присутствуют при происходящем, но хозяин, возбужденный хорошей компанией, явно испытывал подъем.

- Вот философы, - говорят, - смысл жизни две тыщи лет ищут, никак не найдут, измудрились все, до драк доходило, - а по-моему все про-осто…, - он выпил, и похлопал по округлому боку банки, - вот он где. А я пос-спорю, што прав, потому что мне они никакими словами ничего не докажут, а я - пожалста! Хоть кому! Пусть все приходют, - я ф-фсем докажу, потому как на себе убедятся. По честности любой мужик признает, что когда оно есть - почти што ничего больше не надо… Ну, по молодости, когда еще играет, - куда ни шло, а потом - все-о, шабаш! Потому что, - вот он, смысел-то, и ясен без всяких слов.

- Это что ж, - и жить только для того, чтоб выпить?

Иван Ильич в явном изумлении выпучил на него глаза:

- А для чего ж еще? Все остальное так, - по нужде, а выпить, - только для себя, чтоб душу свою согреть. Представляешь, если сотню лет вот так вот прожить, - это ж сколько раз выпить можно? Нет, ты не думай, я понимаю, - ты вот пьешь со мной, а сам гордишься, - одной пьянкой Иван Ильич занят, не то, что я… А того не понимаешь, что выпить, - это каждый раз заново, прежнего не вспомнить, если б помнили, так и не пил бы никто… А то, бывает, спецом держишь себя, все кругом сухо, ясно, плоско, - а ску-учно! - Он даже махнул рукой. - А тут наливаешь себе стаканчик синенький, а у самого душа радуется, пока льешь, - это тебе раз? Раз. Махнешь его, а он не сразу уляжется, за то уж как уляжется, - такая благодать, если кто понимающий, только недолго… Это два? Два-а. Потом, понятно, - приход, это понятно, - лучше всего, только опять не надолго… Это сколько будет, три? А потом все начинает покачиваться, игру дает, все заново, как только родилось, и это - сколько захочешь, столько будет… Не-е, - и не говорите мне ничего, потому что лучше нет. И понимаешь, главное, что оно - почти все заменяет, и ничего почти не нужно, это только казалось, что нужно, а на самом деле, - от суеты а не взаправду… Ну, - за то, чтоб всегда было!

Саня, которому категорически не налили, - маялся. Слетал на пруд, сказав что будет на связи, искупался, вернулся, поел, и продолжил маяться. Наконец, решив, очевидно, что никто на него за самоуправство не обидится, свистнул:

- Михал Аркадьич! Меня с машиной ждут, я не могу больше…

И они дружно сочли это Очень Подходящим Предлогом, вынуждены были принять посошок на дорожку, негнущимися руками завернули картон в какое-то серое рядно и на негнущихся ногах отправились к ждущему их "МиК"-у.

Субстанция, - даже отходила в своем, только ей присущем, простом и монументальном стиле, плавно и с соблюдением линейной зависимости, а на место опьянения приходила безнадежная плоскость и простота мира, который казался в эти часы подобием грубой, пыльной, дешевой декорации, наскоро сляпанной какими-то халтурщиками, чтобы прикрыть Пустоту, - не какую-нибудь, а ту, из которой, по большей части, и состоит Мир. Мир был не то, чтобы ужасен, а просто-напросто ужасающе банален, неинтересен и лишен смысла. Голова, впрочем, не болела и наблюдалась только некоторая сухость во рту.

- Слушай, - а зачем ты на самом деле взял эту штуку?

- А почему бы нет? Явно талантливая работа оригинального художника. Сделаю промоушен, так еще и наварю на ней как следует. Не знаю, чего вы-то стесняетесь…

- Правда?

- Да нет, конечно. Дяде подарю. Он у меня коллекционирует всякие такие штуки.

- Скажи правду, - за что ты так ненавидишь своего дядю? Неужели же хоть кто-то может заслуживать такого к себе отношения?

- Это, знаешь ли, вопрос твоих личных пристрастий. Вкусы у людей разные.

- Если бы я был миллионером, - Михаил говорил тихим, каким-то придушенным голосом, совершенно упуская из виду, что ни капельки не уступает западному миллионеру из того слоя, выше которого - только кучка миллиардеров, - и у меня было бы бомбоубежище под землей… Понимаешь?

- Ясно, ясно… Дальше что?

- Целая галерея проходных комнат, - со злобной мечтательностью продолжил тот, - на глубине в двадцать метров, представляешь?

- И?

- Вот тогда бы я купил эту картину. Повесил бы ее на самую дальнюю, глухую стену самой дальней комнаты и никогда бы туда не заходил… Ты что, не понимаешь, что подобную штуку в живом доме держать нельзя? Там будет скисать молоко, болеть дети и помирать мелкие животные. На окнах будут сохнуть цветы, во всех шкафах сами собой заведутся скелеты, днем все жильцы будут заняты исключительно самоубийствами, а ночи посвятят некрофилии в особо извращенной форме. На твоем месте я б ее в свинец завернул.

- Ты не понял. Это - образец. - Предельно холодным тоном проговорил Майкл, выпячивая челюсть. - Очень показательная в своем роде вещица. Считай ее чем-то вроде пробы гноя из какой-нибудь особо экзотической язвы. Или срезом опухоли. Ничего личного, никакой извращенной эстетики, чисто научные нужды.

- Прямо-таки язва? Вот все вы, которые с Запада, такие, - не можете без этого, непременно это вам подковырнуть нужно. И подбор образцов у вас такой: с подтекстиком этаким злопыхательским…

- Ничего подобного, - голос островитянина был предельно угрюмым, - пойми, это ж уникальный, один из первых в истории примеров человека, - вполне, надо признать, вменяемого, - который был бы вполне удовлетворен жизнью и при этом жив. Человек, Которому Нечего Больше Желать. Феномен, который я в своей будущей монографии назову, пожалуй, "ССС" - "социально-стационарным состянием", предположительно - первого уровня, поскольку питаю надежды обнаружить и другие, повыше. Поздравляю, русский, - по крайней мере одного феноменального результата вы в последние годы добились. Будда - и Иван Ильич. Иван Ильич с Буддой. Дело не в картине, я бы с куда большим удовольствием взял вместо нее самого Ивана Ильича, но это по известным причинам невозможно: главное - мы не смогли бы поддерживать тот уникальный комплекс условий, в которых он единственно только и может быть тем, что он есть. Так что приходится довольствоваться этой иллюстрацией к "Некрономикону"…

- Чему-чему?

- Вольное переложение "Книги Мертвых". - Любезно ответил Майкл. - Вряд ли ты читал.

- А ты?

- И я не имел счастья. Но, по слухам, очень жизнеутверждающее чтение.

- Ладно. Ковыряйся в открытых ранах, если уж по-другому не можешь. Но попомни мои слова, - не удивляйся, когда окажется, что подходящей науки-то у вас как раз и нет…

- Послушай, мне сегодня недосуг, - хмурясь, проговорил Михаил, явно озабоченный только что состоявшимся телефонным разговором, который он проводил отойдя на несколько шагов, отвернувшись и предельно глухим голосом в плотно прижатую трубку "Комбата", - так что в лавочку тебя провидит Сережа. Он у нас как раз из местных, так что проводит. Если захочешь что-нибудь купить, то тоже к нему, - там, понимаешь, товар специфический, не все можно купить за рубли… А вот развлекать его разговором ты как раз не обязан. Если, понятно, нет такого желания…

Сережа оказался невысоким полненьким человеком лет сорока, в рубахе на выпуск, сланцах на босу ногу и с аккуратной лысинкой на темени. Глядя на его сонные глазки в окружении белесых ресниц, Майкл всерьез заподозрил, что желания такого у него, скорее всего, не возникнет.

Дорога к кремлю, - а помимо московского кремля, можно даже сказать, - Кремля, в этой стране обозначилось довольно много всяких прочих, - так вот эта дорога, во всяком случае, начиналась как обычная немощеная аллея парка "Центральный". Фактически - не слишком узкая, но порядком кривая, обычная, по сути, хорошо протоптанная тропа, над которой смыкались кроны деревьев и могучих кустов сирени, жасмина и жимолости. В этот год зелень прямо-таки буйствовала, как в тропиках, откликнувшись на какое-то особенно удачное соотношение солнца и дождя. Потом заросли кончились, как обрезанные, и перед вышедшими из зеленого коридора предстал вид на Стену. Здесь, в виду ее, плавно изгибавшаяся дорожка была вымощенной аккуратными зеленовато-серыми брусками, а кусты попадались редко. До стены тут было около трехсот метров, и по сторонам дорожки буйствовал донник, белый и желтый, и стелился сплошной ковер разноцветного клевера, даже на взгляд неимоверно какого-то жирного. На травке под самой стеной из почерневшего от древности кирпича располагалась группка молодых людей, проводивших Майкла с провожатым пристальными, тяжелыми взглядами.

Там, где тропа достигала стены, ее забрало было как бы прогнуто, а потом, на очередном шаге, у Майкла буквально захватило дух: в стене открылся не столь уж узкий проход, который, благодаря очень острому углу, который дорожка образовывала со стеной, не был виден буквально с нескольких шагов. Приглядевшись, Майкл заметил, что кирпич на стенах этого прохода только притворялся старым, тем, из которого была построена сама Стена. Проход упирался в невысокую круглую башенку под зеленой конической крышей под чем-то вроде черепицы, и глубокая ниша в стене смыкалась над этой крышей.

Лысоватый Сережа первым поднялся по ступенькам к двери и постучался. Прошло несколько секунд, камера над дверью повернулась, полоснув по пришедшим взглядом своего единственного зрачка, а потом тяжелая дверь со скрипом растворилась.

Безусловно, лавочка Ювелиров отличалась от незабвенного павильона "Стройматериалы" в Тынде, как подарочное издание - от покет-бука на газетной бумаге, как призовой рысак - от лошадки старьевщика, а "Линкольн" - от малолитражки, но, точно так же, как в этих случаях, тут было налицо некое генетическое родство.

На каждом из каменных черепов, - побольше и поменьше, поугловатее и покруглее, вполне человеческих и не очень, желтых "под старину" и зеленовато-серых "под могильность" но одинаково страшно правдоподобных и выполненных с мельчайшими подробностями, виднелась табличка: "Череп могильн. накольный" - или "Череп накольн. средний".

- А что значит, - полюбопытствовал Майкл, неожиданно для себя пришедший в самое наилучшее расположение духа, - "накольный"?

- Ну как же, - в удивлении развел руками продавец, мужчина лет пятидесяти в круглых очках, мягком серо-зеленом даже на вид уютном пуловере и с бородкой клинышком, - вокруг жилья ведьмы непременно полагался тын, а на его кольях были непременно положены черепа. Вот, глядите…

Он взял одну из самых солидных моделей и что-то такое сделал на ее основании, и в пустых глазницах черепа зажегся огонь, - не лампочка, не фонарик какой-нибудь, казалось, что там клубится багровый туман, рдеют, угасая и разгораясь вновь, угли.

- Если его, более-менее, держать на свету, - просто напросто не прятать, к примеру, в шкаф, - то он практически не нуждается в подзарядке… Вон те, с функцией скрежетания зубами, - те да, кое-когда заряжать приходится. Понятно, если функция усиленно эксплуатируется. По желанию можно заказать модель с завыванием, а готовых нет, потому что уже не модно… Вот тут вот модель "Енот", потому что с желтым свечением, это Жора Мясников делал, он любит поприкалываться…

- А почем?

- Вообще черепа - от трех с половиной до шести килограмм, если на чистый алюминий. Как видите, - цены вполне умеренные.

- Ничего себе. - Пробормотал доселе молчавший Сережа. - Это, по-вашему, называется "умеренные"?

- Так ведь, - развел руками продавец, - не ширпотреб какой-нибудь, не серийная продукция. Уникальность каждого изделия гарантируется, прилагается гашеная "солома", - это когда с выбивом двадцати процентов последовательности, - так что всегда проверить можно… Тут у нас, если интересуетесь, историческое оружие.

Ярлычки-указатели к каждому предмету присутствовали и в этой секции: "Дюрандаль сувенирн." и "Нотунг сувенирн." соседствовали с "Мечом-Кладенцом", который тоже был "сувенирн." и с многими, многими другими образцами. Майкл хмыкнул:

- Вот тут у вас написано: "Обрезатель Бород" - меч японск. сувенирный" - так вот эта штука, - на катану, ну, - никак не похожа.

- О-о, - вы, я гляжу, разбираетесь малость? Но только тут все правильно. Такие мечи в Японии делали задолго до катан, а "Обрезатель Бород" - это меч наподобие того,что был одной из трех императорских регалий, сколько ему лет, сейчас уже никто точно не знает, и был он либо содран с китайских образцов, то ли попросту китайским… Впрочем, катаны, как видите, у нас тоже представлены достаточно широко. Мода, знаете…

- И кто-нибудь когда-нибудь видел, как выглядит "Эскалибур"?

- Мнэ-э… видите ли, есть представление о том, как выглядели мечи соотвествующих стран и эпох. Одно могу сказать, - этот "Эскалибур" перерубил бы Эскалибур настоящий, как гнилую щепку…

- О, так они у вас еще и рубят?

- Простите… А как по-другому? Вы, вероятно, иностранец?

- С чего вы решили?

- Да нет, простите, если обидел… Просто я давно не слыхал, чтобы "о" употреблялось в таком контексте не в книге, а в живую… Разумеется, - рубят, серьезным клиентам для проверки предоставляются объекты для проверки рабочих качеств: свернутые циновки, пластилиновые манекены, зеленая лоза, жерди бамбуковые двухцуневого стандарта, мешки с песком, мешки с галькой мелкой, мешки с галькой крупной, - это, понятно, по преимуществу для колющего оружия, - платки шифоновые, - в общем, все необходимое в зависимости от происхождения исходных образцов. По особому требованию предоставляются туши свежезабитых животных, - но это уже за отдельную плату.

В голове у Майкла мимолетно промелькнула мысль, что за еще большую плату тут запросто могут предоставить самих по себе животных, незабитых, а за еще большую, так и вообще… Но решительно пресек ассоциативный ряд и решил, что вопросы на эту тему могут быть восприняты, как неделикатные. Вздохнул:

- К сожалению, не могу причислить себя к серьезным клиентам. Но все-таки с удовольствием подержал бы в руках.

- Не возбраняется. Видите ли, экспонаты этого рода достаточно трудно повредить голыми руками.

Неожиданно ощутив, что у него пересохло во рту, Майкл - указал.

- Я не ошибся, - у вас действительно чутье. Это реплик со знаменитого клинка Сайто Ониши "Наглый Арендатор". Согласно преданию, первый владелец меча назвал его по арендатору, на которого вельможа изволил рассердиться. Там утверждается, что наглец был разрублен надвое, - от правого плеча до левой подвздошной кости. Уверяю вас, - то изделие которое в держите в руке, способно на то же самое, даже находясь не в столь умелых руках.

А глядя, как Островитянин принимает клинок в лиловых лаковых ножнах, как сдвигает их чуть-чуть, чтобы полюбоваться зеркальным металлом, добавил:

- Обратите внимание на одну подробность: ножны. Это, естественно, не магнолия и вообще не дерево, но чтобы установить это, нужна лаборатория. Во всем прочем этот материал отличается от подлинника только несравненно большей стойкостью к любым воздействиям. Поверьте, - а я не только стараюсь делать свою работу как можно лучше, но и люблю ее, люблю все это, - он обвел рукой мрачноватый не без расчета на эффект зал, многочисленные стеллажи, прилавки и витрины, - именно в таком вот дотошном соблюдении подробностей и заключается истинное искусство Ювелира. Нет! Больше, чем искусство: мастерство в прежнем, позабытом ныне смысле, когда не успокаиваются до тех пор, пока не достигнут совершенства… - Он вздохнул, как будто устыдившись слегка своего порыва и продолжил более спокойно. - Кстати, на Востоке верят, что практически у каждого из ныне живущих в предыдущих воплощениях был кто-то, кому приходилось держать меч в руках. Поэтому рука наша безошибочно тянется и выбирает себе нечто подобное.

- Боюсь, что, несмотря даже на это обстоятельство, - вздохнул Майкл, с сожалением возвращая жутковатый в своем совершенстве шедевр, - я, скорее всего, остался бы без руки или что-то в этом роде при одной только попытке обнажить его полностью. Он вызывает головокружение, как опасная высота и так же, как высота, еще увеличивает неуклюжесть профана…

- Понимаю. Вы предпочли бы что-нибудь более практичное. Обратите внимание на этот отдел: вот, к примеру, - чем плохо?

Указанный им предмет представлял собой свернутую в аккуратное колечко змейку, покрытую мельчайшей металлически блестящей чешуей глубоко-синего, сине-зеленого и желто-зеленого цвета с кораллово-красной головой. Неизбежный ярлык рядом гласил: "Змейка дератационная сувенирн.".

- Обратите внимание, - в этой модели учтены все недоразумения, время от времени происходившие с первыми образцами: она реагирует только и исключительно только на грызунов, так что ваша кошка или даже отдельно взятые котята находятся в полной безопасности. В этом плане предусмотрена даже блокада функции самообучения, причем структурная. Как видите - исключительно декоративна, но по рабочим характеристикам не уступает базовым моделям типа "АКР", "Ток -1", "УДР(а)", "УДР-3", хотя и несомненно уступает в производительности большим моделям вроде "Полоз 500-2". Топливный элемент под этанол и метанол, одной заправки хватает на пятьсот условных циклов "поиск/уничтожение". Как видите, вполне достаточно, чтобы на среднем подворье не было ни одного грызуна. Дистанционно переводится в режим "украшение", предусмотрено ношение при себе. Возьмете?

- Пожалуй.

- Пять ПЭР по таблице на сегодня, если палладием - то скидка пятнадцать процентов против табличных значений…

Майкл обернулся к Сереже, тот, ворча что-то на извечную тему: "На любой барахолке можно купить серийную, ничуть не хуже и в пять раз дешевле" - все-таки достал из кармана пачку "менделеевских" ПЭР-ов, ставших в последнее время чем-то вроде параллельной валюты для расчетов особого рода.

- Если хотите, - у нас богатый выбор изделий для детей и…, - продавец несколько понизил голос, - и не для детей…

- Простите?

- Ну, - тот неопределенно повел руками, - всякое такое. По большей части не востребованные заказы…

Сережа - густо покраснел, что-то недовольно бурча себе под нос, а Майкл ослепительно улыбнулся:

- А-а-а, - наверное, - это очень интересно. Но, видите ли, жена может не так понять. А я считаю бесчестным интересоваться товаром, который заведомо не собираюсь покупать. Нельзя ли показать мне образцы более, - он мимолетно восхитился собственной наглости, - высокотехнологичных изделий? Например, - что это возится у вас за витриной? Во-он той, что в углу?

- Где?! А б… Простите, я сейчас…

С поразительным проворством шмыгнув в указанный угол, он долго грохотал и шипел там в ходе облавы, пока не появился вновь, держа в руках вяло извивающуюся помесь летучей мыши - с чем-то вроде театрального бинокля, уменьшенного в масштабе примерно 1:5, - только из трех трубок.

- Ни слова! - Майкл повелительно вытянул руку вперед. - Это, не иначе, тоже дела этого, как его… Жоры Мясникова.

- Раньше видели, - полюбопытствовал местоблюститель, - или так догадались?

- Вы не поверите: как увидел, так сразу же как будто толкнул кто, - Жора Мясников, - думаю, - не кто иной.

- Жаль, - покачал головой продавец, который, похоже, и впрямь сожалел, - красиво могло б выйти, но только ошибся ты. И помимо него при этом деле состоит немало шутников. У этого, например, некоторые модели полностью не выключаются, потому что это может повредить их функции. Качество при этом, - не спорю, - достигается очень высокое, вот только покупатели с тонкой нервной организацией того… Нервничают, когда он, к примеру, выскакивает из открытого шкафа, просовывает объективы под одеяло во время выполнения супружеского долга или просто-напросто начинает громко возиться под кроватью. А куда деваться, если подглядывать и записывать, - смысл его существования? Возьмете? Не хуже серийных, армейских и кэгэбешных, даже потише, даром что вид такой чудной.

- Старье. - Категорически заявил Сережа и снова уставился в пол.

- Боюсь, - развел руками Майкл, - модель продемонстрировала, что не является совершенно незаметной. Кроме того, - на мой взгляд тут имеет место слишком широкая трактовка программы.

- Что поделать. И впрямь - неликвид, зато посмотрите, какой симпатичный. И на ощупь приятный, - да вы потрогайте!

Может быть, это было и так, - вот только рука сама по себе отказывалась протягиваться к этой мелкой крылатой чертовщинке, исключительно подходящей на роль шелковистого, приятного на ощупь глюка при белой горячке.

- Уважаемый, - у меня, может быть, и достаточно денег, но у меня нет ни одного… ну, не важно, - чего, лишнего. Не тратьте времени, предлагая мне великое множество очаровательных пустяков, потому что в мои намерения менее всего входит приобретение сувениров. Не пытайтесь продать то, что в другой стране давно уже уценили бы до стоимости сырья. Будьте добры показать мне, что у вас есть из крупных форм, и тогда, если мне подвернется то, что нужно, я непременно сделаю покупку.

Продавец, продолжая поглаживать "Мобильный наблюдат. комплекс малый", без споров повел их через заднюю дверь во двор, где под навесами располагались более габаритные диковины.

- Нет, безусловно, - вещь, судя по всему, - стоящая. Вот только почему окраска такая странная? К чему это кошмарное желтое пятно на самом виду?

- Как говорил Карл Маркс, - нельзя жить в обществе и быть свободным от него. Все мы, включая даже и Ювелиров, - не в безвоздушном пространстве живем. Модель оказалась слишком хорошей и поэтому военные затребовали ее себе. Что поделаешь, - за ними право Первого Тавра в пределах одной десятой изделий. А это, соответственно, обозначает серию, а значит - ни о какой уникальности не может идти речи. По правилам Ювелиров: "Непогашенная программа - погашенное изделие" - и, соответственно, не больше двадцати процентов от заявленной цены. Правда, - утешает то, что казна платит за разработку. Не то, чтобы щедро, поэтому утешение слабое, но лично я не понимаю, по какой статье они умудряются проводить даже эти деньги…

Сережа одобрительно ворчал, кивал головой и украдкой показывал ему большой палец: не исключено, правда, что в наибольшей степени его восхищала цена.

Вещь, надо признать, и впрямь оказалась потрясающей: попривыкнув за время своего пребывания здесь ко многому, он все-таки не мог представить себе, что возможно еще и что-то подобное.

- Кто-то, кто не понимает, - разливался соловьем оживившийся продавец, - считает, что ничего особенного. Мол, - те же персональные автоматы куда сложнее бывают. Так вот, я говорю вам, что это рассуждения типичных чайников. Модель самостоятельно выбирает режим движения в зависимости от местности в режиме реального времени, а приспособлена для движения по ровному месту, по лесу, по мелколесью, по сильно пересеченной местности и в горах до пяти тысяч метров. Может форсировать по дну водные преграды до двух километров шириной, не теряя ориентации. Поэтому функциональная программа здесь настолько сложна, что пришлось сначала делать программу, а уж потом, - по сути вокруг этой программы, - конструировать изделие. Причем делать это так, чтобы иметь возможность довести программу на готовой машине. Да что говорить, - конструктором пригласили самого Димова, - и, уверяю вас, - автором программы и композитором в этой группе не менее известные люди…

Трудно судить, как по горам или по буреломной гари, а по двору с кусочком армейской полосы препятствий агрегат нес Майка со скоростью хорошего мотоцикла и со звериной плавностью, так, что неровности практически не чувствовались, а препятствия преодолевал, казалось, вовсе не снижая скорости. Потом впечатления в голове как-то сформулировались: объединяет достоинства машины и лошади, без недостатков того и другого. Недостижимая мечта путешественника. Первое наземное транспортное средство человека, не уступающее человеку по проходимости.

- Видите ли, - транспорт мне нужен, а самолет, насколько я успел убедиться, остается самолетом даже этим летом и в России: слишком долго учиться, слишком легко угробиться, если не умеешь, и слишком дорого.

Сережа буркнул, что вполне хватило бы одного только последнего резона.

- Куда доставить заказ?

- А с собой забрать?

- Хм… идея не лишена, но, знаете, рассекать на этой штуке по областному центру, - это все-таки как-то…

- Вызывающе?

- Что-то вроде того. Все, конечно, все понимают, в том числе славные сотрудники ГАИ, но ведь есть же и буква, а там где есть буква, непременно найдутся буквоеды. По глупости или по подлости нрава. Лучше все-таки того, - придерживайтесь сельской местности, хотя документы мы вам выправим по всей форме, включая ксиву, подтверждающую, что вы заняты двухгодичными испытаниями новой техники. Подчеркиваю - подлинную бумагу, потому что такую вещь, как "испытание", - сами понимаете, - можно трактовать как угодно широко… Двух лет, полагаю, - хватит?

- Должно хватить, - ответствовал Майкл с широчайшей улыбкой, представив себя верхом на "Транспортере Рычажном Двухместном "Сольпуга" где-нибудь в Бруклине или Лос-Анжелосе, - я думаю, что через два года мы столь же успешно разрешим все недоразумения. Пусть будущее позаботится о себе само, не так ли?

Уплатил и, посоветовавшись с Сережей, указал наиболее подходящий адрес, куда следовало доставить ТРД. Остальные покупки он решил захватить с собой. Покупки, - потому что с характерной для людей последовательностью, присущей, как оказалось, и ему (до этого он был уверен, что чужд подобных слабостей), - он все-таки купил "Наглого Арендатора". Перспектива безвозвратно уйти отсюда без клинка вдруг вызвала предощущение пустоты в душе. Да и чего, в самом деле? Однова живем. Так и ушел, унося завернутый в крафт и перевязанный бумажным шпагатом меч, получив в нагрузку непременный точильный камень и шелковый платок, через который, единственно, и надлежало прикасаться к зеркальному лезвию со скромным ромбическим узором по выпуклому ребру. Некоторое, совершенно идиотское по сути своей, смущение вызывал только то обстоятельство, - совершенно постороннее, вовсе далекое от обычного строя его мыслей, - что он может оказаться реинкарнабулой какого-то средневекового самурая.

- Богатенький, значит? Людям похмелиться не на что, а они в хитрых лавочках ворованными тыщами кидаются?

Один из подстенных молодых людей, что давеча провожали их взглядами, теперь преграждал их узкую тропу. Он был одет в одежду немаркого цвета, далекую от лохмотьев, но все-таки казалось, что именно в подобные вещи от веку одевались молодые люди, подобные этому. Родившиеся от пьющих родителей и отсидевшего отца, сами пьющие с десяти лет и успевшие хватить малолетки. Чисто условно отмучившие ПТУ, причем, скорее всего, в той же самой колонии, и с тех пор не прочитавшие ни единой книги… Впрочем, - тут, как раз, некая особенность все-таки присутствовала: движения его отличались от тех, которые присущи трезвым людям, но и пьяные все-таки движутся как-то не так. Трудно описать словами отличие, очевидное тренированному взгляду, - а не так, - и все тут! Развинченные движения костлявого верзилы лет двадцати двух содержали некую опасную порывистость, а в расширенных зрачках немигающих глаз мерещилось что-то настолько жуткое, что Майкл содрогнулся.

- А ну дай гляну, - меж тем продолжил незнакомец, протягивая заскорузлую руку к свертку, - может, и себе куплю такую…

Это было совершенно неразумно, но мысль о том, что этот субъект будет разворачивать "Наглого Арендатора" мгновенно, вдруг, обожгла его полной немыслимостью, нестерпимостью. Почему-то в этот момент это показалось все равно как допустить, чтобы в вашем присутствии какой-нибудь субъект тискал вашу невесту. Поэтому он убрал сверток чуть в сторону, так что соискатель - промахнулся.

- Жадный, да? - Задумчиво спросил он, между тем, как трое его приятелей начали вразвалку подтягиваться к месту событий. - А слыхал, что фраеров как раз жадность и губит? Вот и вас может погубить. Прямо сейчас и начнет. Губить в смысле… Ты, падла…

- Андрюх, погоди… - Вполне деловито произнес еще один член четверки, выглядевший потрезвее. - Так, мужики: выворачивайте карманы, и будем считать, что ничего не было. И товар, что из лавочки взяли, - тоже сюда. Это ж моя вещь. Спер кто-то неделю назад, я уж обыскался, а она - вот она.

Майкл, пятясь назад, вдруг, неожиданно для себя, медленно покрутил головой, прикрывая глаза. Сознание его как будто бы разделилось, и одна его часть, - не верила в происходящее, как будто оно происходило вовсе не с ним, а другая, - в ужасе наблюдала за тем, как руки с потрясающей сноровкой сдирают с упакованного меча бумажный кокон. Деловитый сделал шаг вперед, так что он все равно не успел бы (Господи… что не успел-то? О чем сама эта мысль?), как вдруг перед ним, между ним и Деловитым возник Сережа.

- Зис, - коротко, но совершенно по-змеиному свистнул он, и повторил, по прежнему негромко и мелодично, - зис-с.

- А? - Вновь подошедший приостановился, но потом прищурился, впрочем, - не трогаясь с места. - Сказать-то все можно, - только за такие слова отвечают.

- Спрашивай. - Сонные глазки неподвижного Сережи, не моргая, вперились в собеседника. - Вот только слово это дважды не повторяют. Так что и за то, что я у тебя вроде как псом брехливым выхожу, тоже ответить можно.

- Не, Юрок, - еще один из четверки, тот, кто доселе не участвовал в беседе, помотал головой, - на это я не подписываюсь. Ну его на хер. Это дело, в смысле…

Некоторое время деловитый Юрок продолжал стоять в позе гордой и вызывающей, заставляя свой взор грозно блистать, но так, чтоб блеск этот с каждой секундой становился все менее ярким. Майкл прямо-таки видел, что все мысли его посвящены тому, чтобы выйти из положения с минимальной потерей лица, - вот только причины этого, равно как и смысл происходящего действа оставались для него совершенно непостижимыми. Наконец в узкий лобик пришла парня пришла гениальная идея.

- Пошли, Андрюх, - деловитый Юрок приобнял приятеля за плечи, пытаясь увлечь его в сторону, - без понтов, пустые они, поэл?

Но тот, подавшись было, вдруг вывернулся каким-то неожиданно-гибким, прямо-таки змеиным изворотом поясницы и торса, а потом, замедленным движением наложив на грудь приятеля вялую длань, вдруг со страшной силой отбросил его бренное тело на несколько шагов, так что тот не смог удержаться на ногах и вперед головой нырнул в клевер, пробороздив его плечом, ягодицей и всем правым боком.

- Ссыкло, - стеклянным, лишенным всякого выражения голосом сказал Андрюха, - очкун вонючий…

А Майкл при помощи своего вдруг необыкновенно, - прямо-таки до излишнего, - обострившегося зрения вдруг с ужасом заметил, что в углу рта его обсыхает скудная сухая пенка. Но даже этого зрения не хватило, чтобы заметить, откуда в руках парня появился нож со щучьим носом. Он прыгнул мгновенно, не приседая и вообще никак не изготавливаясь, как будто его швырнула какая-то скрытая пружина, но Сережа как-то страшно неудобно шагнул вперед, делая удар ножом явно невозможным, - и ударил нападавшего в челюсть. Майкл - знал толк в боксе: так вот тут все было по-настоящему, без дураков. Как кирпичом, - раздался скверный, влажный хруст. От такого удара без памяти повалился бы средневес-профи, битый-перебитый, но этого уличного драчуна только коротко встряхнуло, отбросило напряженное тело назад, и он без паузы рванулся вперед, как носорог, полосуя перед собой финкой. Сережа пятился, поворачивался то одним боком, то другим, - и непрерывно бил, попадая каждым ударом. На взгляд Майкла, - короткорычажные, толстые руки провожатого били, как молоты, с совершенно расквашенного, покрытого рваными ранами, на глазах распухающего лица при каждом ударе брызгала кровь, удары в корпус отдавались жутким нутряным гулом и хряском, но бандит, казалось, не чувствовал боли. Долго это продолжаться не могло, и, казалось, мысль эта передалась Сереже, потому что он коротко ткнул врага в горло, кажется - костяшками пальцев, но поручиться за это Майкл не смог бы. И только после этого, несколько секунд спустя одержимый, совершенно посинев, с хрипом ткнулся в камень дорожки и с выпученными глазами схватился за горло. Надо отдать должное его друзьям: позабыв все соображения благоразумия, они со страшной руганью бросились в драку. Юрок и четвертый, - на явно более опасного провожатого, а тот, что первый решил было дать задний ход, - на Майкла.

Начавшееся вместе с развитием событий растроение сознания и еще усугубилась, причем Реинкарнабула явно захватила контроль над двигательными центрами: ножны валялись в траве, клинок - каким-то образом уже оказался в руке, а сам он с необыкновенной прытью и быстротой пятился, можно сказать, - бежал задом наперед от Благоразумного. Вторая часть, - панически твердила, что можно вот так вот пятиться сколько угодно, отмахиваясь хоть и сувенирным, но все-таки увесистым и острым на вид клинком. Ну не дурак же он самом-то деле, соваться в свистящий, сверкащий полукруг потомка "Наглого Арендатора", ведь остановится же когда-нибудь, о Гос-споди!? Третья часть, как и положено, по своему обыкновению наблюдала за происходящим со стороны, ни в малой степени в него не веря.

Благоразумный не был бы Благоразумным, если бы не осознал достаточно быстро, что прет - с практически голыми руками на черт-его-знает-может-и-настоящую-железяку, которая по сути представляет собой длинный… нож!!! Он - замедлил наступление, остановился и, воровато оглядевшись, повернулся, чтобы срочно сделать ноги, потому что дело, сразу показавшееся ему гнилым, на поверку оказалось и еще хуже. Когда он поворачивался, Вторая Часть Сознания Майка хотела было облегченно вздохнуть, но Реинкарнабула, похоже, считала иначе: моментально изменив направление движения, она послала тело Островитянина в длинный, стелящийся прыжок, одновременно закручивая "Наглого Арендатора" в очередной, свистящий, наискосок сверху-вниз, - полукруг. И, довольно-низко, потому что - на выпаде, предельно вытянув руку вперед, - достала убегающего в бедро. Сверкающий металл, - на самом деле неизмеримо превосходящий остротой и прочностью клинки даже самых знаменитых мастеров прошлого, - с нежным хрустом почти без сопротивления прошел через середину левого бедра бегущего и до середины врезался в его правую голень. Будто сломавшись, Благоразумный сунулся вперед головой в клевер, вгорячах попробовал приподняться на руках, завалился снова, с удивлением обернулся назад, на косо срезанную ногу, на дымящийся, исходящий туманом мельчайших брызг фонтан ярко-алой крови, попытался что-то сказать, не смог, и ткнулся лицом в траву.

Нашкодив, Реинкарнабула немедленно смылась, оставив Паникера с Созерцателем, - расхлебывать. Сначала инициатива, - разумеется, - в его собственном фирменном стиле, - была у Созерцателя: Майкл застыл с окровавленным клинком в руке безучастно наблюдая за тем, как Сережа доламывает двух последних. В его действиях сохранялся тот же простой, солидный, как шуба с бобровым воротником, и непостижимый стиль, лишенные малейших изысков движения казались единственно возможными для того, чтобы он - попадал, а они - не могли попасть. Всем, даже, кажется, его партнерам в первую очередь, было каким-то образом очевидно, что это - невозможно, немыслимо, чтобы он не попал, равно как и безнадежны попытки причинить какой-нибудь урон ему. В отличие от одержимого, они - падали от его ударов, вопили от боли, слабые попытки сопротивления становились все более неубедительными, а он - продолжал крушить их, пока не счел результат удовлетворительным и не оставил в покое исковерканные тела, затратив на все - про все минуты полторы. Он шагнул к застывшему в каталепсии Майклу, и Созерцатель немедленно уступил место Паникеру. Островитянин уронил меч в травку, а сам согнулся в приступе неудержимой рвоты. Позывы были так сильны, что он повалился на колени и продолжал блевать до полного изнеможения. Было уже нечем, но едва только на его глаза попадалась, настоящая человеческая нога, - в замызганном ботинке и надлежащей части штанины, - отдельно от хозяина, сам хозяин, неподвижный и с меловым лицом, или огромная лужа стынущей, - с пахучим парком, со сгусточками на манер пенок в молоке, - крови, он все-таки изыскивал в организме новые резервы. Сережа подошел к нему, тряс за плечо, говорил что-то, никак не дошедшее до сознания, а потом, убедившись в бесполезности этих действий, закатил подопечному две оглушительных затрещины. Подумал, понаблюдал, - и выдал третью: трах!

- Че, фриц, - евреев было легче резать?

Островитянин, ничего не ответив, только помотал головой. Сплюнул и медленно, опираясь на землю, поднялся на ноги. Его заметно мотнуло, но продолжающий запаленно отдуваться провожатый поддержал его твердой, как угол стола, дланью.

- Э, э, - куда пошел? Железяку-то, покупочку, - на кого оставил?

Вспомнив про покупочку, Майкл передернулся, но это был последний спазм, и он, не оборачиваясь, только махнул рукой, продолжая двигаться вперед шаткой, как у чумного, походкой.

- У, Ё!!! - С глубоким чувством сказал флегматичный при обычных обстоятельствах Сережа, тщательно обтер клинок об одежду покойного, сунул его в ножны, тщательно подобрал остатки упаковки, следя за тем, чтобы, не дай бог, не оставить ни единого клочка бумаги, ни единого обрывка шпагата, кое-как завернул "Наглого Арендатора" в изодранную бумагу, и с сопением кинулся вдогонку подопечному.

- Чужими руками-то легче выходит, а, фриц? Да ты не переживай, в первый раз оно всегда тяжело. Тут уж так: либо ты, либо тебя.

Доселе молчавший, как стена, и не реагировавший на болтовню попутчика, Майкл отрицательно покачал головой:

- Он уже бежать поворачивался. Это я его вдогонку полоснул… И что на меня нашло, понять не могу?

- Раз нашло, - значит, - было. Это только ты не знал сам про себя. Теперь, значит, знать будешь… И ты это… Привыкай. Право дело - так оно лучше будет. По всему выходит, - всем привыкать придется.

- Это ж теперь что, - целой облавы ждать?

- Ага! Как же! Так тебе Ювелиры и позволили на своей территории розыск со вселенским шмоном устраивать! Вот мы идем, - а этих четверых, - будь уверен! - уже на собачий корм переделывают. Ничего-о не будет, попомни мои слова!

- Это за четверное-то убийство? - Говоря это, Майкл с брезгливым удивлением уловил истерические нотки в собственном голосе. - Хорошие у вас нынче порядки, нечего сказать! А милиция?

- А ей надо? Никто ничего не сообщал, тел нету, - значит и не было ничего. Не ссы, говорю… Этот, который первый, - помнишь? Которого хоть кувалдой? Он, не иначе, под "буром" был: много сейчас всякой дури, всю и не упомнишь, но эта как бы ни хуже всего. Те, которые торгуют, так сами между собой вроде как договор подписали: "бур" - западло… Так-то он не хуже прочего и не лучше, вот только тот, кто на нем сидит, рано или поздно сбесится, и никто-о заранее тебе не скажет, будет это на сотый раз, на десятый, или одного хватит. Тогда его только на куски рубить: с двумя десятками пуль в потрохах бегали и дрались. Ну ты сам видел… Так что не переживай, они все равно не жильцы были.

- Там только один обдолбаный был, - отрешенно проговорил Островитянин, - остальные просто выпивши…

- Что? А-а! Не, - Сережа помотал головой, - с теми, которые под "буром", никто компании не водит. Ни урки, ни те, что с другими порошками, и никакие отморозки без башни. Только такие же. Просто он сегодня успел вмазаться, а они нет.

Похоже было, что провожатый просто пытается, как умеет, успокоить его, но Майкл все-таки был ему благодарен, потому что, с другой стороны, дело вполне могло обстоять так, как он говорит. Поймав себя на этом рассуждении, он и удивился и обрадовался тому, что к нему начал возвращаться тот стиль мышления, присущий в обычные времена.

- Ты того, - сам, главное, помалкивай, что было…

- Как, говоришь, он сказал этим гопникам? По возможности - точно?

- "Зис". Точно.

- Ай-яй-яй, как скве-ерно! Человек "ЗиС" - в ближнем круге! И, судя по тому, что ты рассказал, не просто так, не кандидат какой, а настоящий, лицензированный зисмен! В моем доме! Ах, как все, оказывается, запущено!

- Гм. Не сочтите за вмешательство в чужие дела, но мне не хотелось бы, чтоб у него были из-за меня неприятности. Я ему здорово обязан, понимаете?

- Чего уж теперь-то? - Невесело усмехнулся Михаил. - Так что не волнуйся. Хотя это, надо сказать, - и впрямь вмешательство, но пусть остается, как есть, чтоб на его место не подсунули кого-нибудь, кого я не знаю… Но ты, выходит, тоже приложил ручку к своему чудесному спасению?

- Мне не хотелось бы об этом говорить.

- Нет, - ну почему? Герой с клинком наголо! Интересно, - потащишь ты с собой эту железку после того, что произошло, или тихонько засунешь куда-нибудь, чтоб никогда не видеть и со временем забыть? Так сказать, - вытеснить навроде зрелища родительского секса в лучших традициях старика Фрейда?

Майкл с подчеркнутым равнодушием пожал плечами.

- В мои привычки, понятно, не входит рубить в куски живых людей, но я на самом деле не такой уж тонкокожий. Наследственность, знаете ли. - Тут он чуть было не сказал про то, как его предки вели себя в колониях, а также про нравы, царящие в Харроу, - потрясение все-таки сказывалось, - но вовремя опомнился. - Дедушка дослужился до штандартенфюрера эсэс, - шварце эсэс, разумеется, - а папа в девятнадцать лет успел послужить в зондеркоманде на Востоке.

- Мама была, - тем же тоном продолжил Михаил, - надзирательницей в Саласпилсе, а дядю Клауса выгнали из гестапо за садизм. Знаю. Вполне почтенно.

- Боже мой, Михаил… Откуда вы знаете? С вами просто-таки страшно иметь дело… Михаил?

- Что такое?

- Да я вспомнил наш разговор про серьезных и несерьезных людей… Помните? - Тот кивнул. - Надо понимать так, что, в отличие от "арматурщиков", "ЗиС" - серьезные люди?

- Ну что вы за человек такой! Ни слова без подковырочки, ни секунды, чтоб совсем не вынюхивать! Отвечу осторожно: Не Без Того. Скажем, - процентов на двадцать…

- Судя по тому, что я видел, они запросто заняли бы первые места на всех боксерских турнирах. И в кетче. И в рестлинге.

- И в футбол. И в волейбол. Вот только в их уставе прямо запрещено участие в любых спортивных соревнованиях. Категорически. Прямо так и сказано: "Метание атомных бомб на точность не может являться спортом". Там же, кстати, прописано обязательство в случае конфликта с посторонними предупреждать о своей принадлежности к "ЗиС". Ну, вы сами были тому свидетелем… В обоих случаях нарушитель проживет очень недолго. В пределах нескольких суток. Дело в том, что тактический огневой контакт с группой зисменов, - дело еще более безнадежное, чем драка. Ку-уда более. Они и служат в армии, и армейцы привлекают к своим операциям тех, кто не служит… Запомните, - в каких бы контрах с властью ни была та или иная группа, дело на настоящий момент сложилось так, что у всех нас, - у ВСЕХ серьезных людей, - есть перед этой властью свои обязательства. Неписанные, - потому что хотел бы я поглядеть на такой кодекс, хотя бы на одну главу оттуда! - но от этого не менее серьезные. Там отлично знают, в чем именно и у кого персонально отказа ни в коем случае не будет.

- Кстати, - а почему именно англицизм, - "зисмен"? Чем хуже отечественное Человек "ЗиС"? Тем более, что никому и в голову не придет оспаривать ваш приоритет?

- Вы правы. На самом деле используются оба варианта. В зависимости от контекста. В качестве явно незаурядного лингвиста вы должны понимать, что тут есть свои смысловые оттенки.

- Скажите, Вергилий, - неужели же и появление такого рода… практики тоже есть следствие возникновения известной группы технологий?

- Вергилий? А, понял… Ну, это вы зря, не такой уж тут ад.

- Вы просто принюхались к запаху серы.

- Может быть. А что по вашему вопросу, - он задумался, - то здесь так просто уже не ответишь. Вам знакомо понятие "гармоники"? Говорят, что оно пришло в физику и математику чуть ли не из музыки? Так вот, если пользоваться этим термином, то "арматурщики" - гармоника первого порядка, а "ЗиС" - как минимум второго. Следствие следствия, при учете того, что и находится вовсе на другой ветке следствий. Может быть даже, что дело обстоит и еще сложнее: явилось результатом наложения следствий из разных ветвей. Похоже, что, в отличие от очень и очень многого, способ инициации обычного человека - в зисмена придумали где-то в государственных структурах, - есть данные, просочилось кое-что о соответствующих изысканиях в собственных лабораториях "Новфарма", - вот только локализовать полученные результат в виде живых людей оказалось делом не слишком простым. У англичан на эту тему есть хороший пример насчет тюбика и пасты, - слыхали? Что, мол, каждый дурак может выдавить, но нужно быть семи пядей во лбу, чтоб затолкать обратно? Вот и "ЗиС" во благовремении обособился, но при этом сохранилось-таки некое архетипическое сродство к силовым структурам в частности и Казне вообще…

Майкл кивнул:

- Вообще по моему мнению нет ничего интереснее, чем картина ускоренной социальной эволюции после каких-либо радикальных новаций. Вот только те, кому приходится наблюдать эти любопытные процессы изнутри, по какой-то причине не проявляют в связи с данным обстоятельством излишнего восторга…

- Да. И живут в среднем не слишком долго.

- Михаил?

- Что еще?!

- Сережа тогда правду говорил? Ну, - насчет собачьего корма?

- Что-о!? Умри, ебля!!!

Стоял поздний вечер, но достаточно северное положение города сказывалось и потому темноты еще не было, - так, заметный, но в то же время достаточно прозрачный сумрак. "Сольпуга" с мягким стрекотанием неслась по вечерним улицам, и мимо, и навстречу ему проезжало довольно много машин, среди которых были совершенно нормальные, но в порядочном проценте попадались также и крайне подозрительные: дрожащие на ходу от видимой субтильности конструкции двухместные автомобильчики, на вид - одноразовые, как презерватив, тяжелые, как танки, мотоциклы, явно обладающие убийственной мощью и огромной скоростью, оседланные, как правило, юнцами в галифе и с головами, упакованными в сплошные шлемы, опертые на серые пластиковые наплечники, почти бестелесные велосипеды, у которых колеса крутились сами, а вот никакого мотора видно не было. Куда удивительнее было то, что на тротуарах почти совсем не было гуляющего в сумерках праздного народа. Тем более удивительно, что погода стояла прямо-таки потрясающая, та, что установилась прямо с первого дня этого лета, того, которое навсегда останется в его воспоминаниях Сладким Летом. Из соображений легкого хулиганства Майкл повязал голову огненно-красной повязкой, но, скорее всего, в том не было особой надобности: и без этого на "Сольпугу" - обращали внимание. Не то, чтобы подчеркнутое, но явное: особенно отчетливо оно читалось в ж-жутко равнодушных взглядах юнцов. Оглядываясь по сторонам, он поймал себя на мысли, что, по сути дела, это первый крупный город, который он видит в европейской России. Помимо странного малолюдия на улицах, обращало на себя внимание обилие высоких заборов и солидных, хорошо запертых ворот во всех практически дворах. А дворы, - и достаточно широкие полисадники за оградой, были тут в центральной части города у всех домов, - во всяком случае, - у тех, у которых светились многочисленные окна. Те, что без оград, стояли темные, страшные и пялились на улицу темными пролетами выбитых стекол. Ограды, - без дураков, высоченные, без видимых при беглом осмотре прорех, опутанные какими-то подозрительными проводами и чем-то вроде банальной, хотя и несколько облагороженной колючей проволоки.

Милиционер, сделавший ему жест неизбывным полосатым жезлом, едва высунулся из стоящего на обочине "перехватчика" ГАИ: они, равно как и по-другому окрашенные машины ПМГ, выделялись среди общего потока транспорта особой хищной плавностью хода. По словам новых друзей - модернизированные модели завода "ГаЗ", с пятисоткиловатным ЭХГ, двумя электродвигателями "ЭД-ПМ-300", - по одному на колесную пару, - обладали утяжеленной базой, комбинированным бронированием и аэродинамикой приблизительно как у реактивного истребителя. Опережая время, конструкторы включили в состав брони водяной слой и зеркальную полировку - для защиты от "лахудр". Когда Майкл роскошно, приподняв свой экипаж на дыбы, затормозил, страж дорожного порядка сделал еще и дополнительный жест, указав жезлом место совсем рядом, буквально в притирку к своему автомобилю, а когда Сольпуга подкралась к установленному месту, - откозырял, пробормотав совершенно особой, только гаишникам присущей гугнивой скороговоркой:

- Старшинасергачеввашиправапожалуйста…

Майкл с самой обоятельной улыбкой из всего наличного арсенала подал ему роскошный, натуральной кожи тисненый бумажник, содержавший в том числе и права, и техпаспорт, и ту самую бумажку о государственных испытаниях. Старшина с ленцой просмотрел бумаги, и замедленным, - а вот как не отдам сейчас! - жестом возвращая документы, осведомился:

- Тут написано Оскар Эде Кляйнмихель?

- Совершенно верно, меня так и зовут. Должен сказать, - у вас очень неплохое произношение. Изучали немецкий?

- В школе, - старшина бросил острый взгляд на "Сольпугу", - никогда не видел, только слышал… И как?

- О! - Гортанно произнес Майкл, закатывая глаза. - Колоссально! Незабываемые впечатления. Дома буду рекомендовать закупки для специальных целей.

Милиционер наконец все-таки доотдал ему документы, всем видом показывая, что делает это без особой охоты и приглушенно сказал:

- Вы тут все-таки поосторожнее с этим своим агрегатом. Больно вещь богатая, а люди разные попадаются. Мало ли что…

И только тут Островитянин не то, чтобы заметил, а - обратил внимание, что страж порядка привычно держится между своим автомобилем, - и "Сольпугой", на плече его столь же привычно, небрежно, стволом вниз болтается укороченная "Пихта", а напарник его, остававшийся внутри и не принимавший в беседе участия, непрерывно, как радар ПВО, сканирует окрестности. Но самое интересное, что рядом с ним на крюке висело то, о чем Майклу приходилось только слышать: по описанию и жутким слухам он узнал "ШВЭТ-80", знаменитое "Черное Железо".

Оно вовсе не было шедевром вроде АК-47, а просто-напросто скороспелой, со значительным числом недостатков, первой в своем роде серийной конструкцией принципиально нового типа, назначением которой был разгон тяжелой девятимиллиметровой пули до двух с половиной километров в секунду у дульного среза. В таком случае ее не держали никакие бронежилеты из бездефектных материалов. Потом выяснилось, что, кроме того, эти пули еще и делают дырки в любой бронетехнике полегче танка, дырявят стены в два кирпича, а еще - убивают даже при касательном ранении. Отменяют само понятие "касательного ранения". По слухам, детище конструктора Никонова, который успел первым, производилось только в закрытой зоне под Йошкар-Алой, чистеньком поселке за оградой из бездефектных нитей, сплошняковых минных полей, лазерных датчиков, пулеметных вышек, боевых ЭХА функционального класса "Б", ПВО комбинированного типа и прочая, и прочая, и прочая. Зэ-ка здесь жили в аккуратных цельнолитых домиках без единой щели, в чистеньких комнатках на два человека, их сытно и разнообразно кормили, снабжали куревом и давали пиво по одной бутылке в сутки на нос. Зэ-ка носили элегантные облегающие комбинезоны без карманов - и особливые композиции в сальниковой сумке, в районе поджелудочной железы. Она давала возможность дистанционного контроля над уровнем сахара в крови, причем он снижался до критического порога через час после того, как обладатель выходил из зоны досягаемости кодированного радиосигнала. Зэ-ка берегли. Внезапно выяснилось, что УИН были немногими оставшимися вариантами создать режим хоть какой-то реальной изоляции от внешнего мира, - а заключенных было мало. Катастрофически мало.

После фантастического, взрывообразного развития золотых времен раннего "Черного Ромба", "Операции "Танго" и тому подобного, профессиональная преступность привычного типа, традиционный, - или полутрадиционный, - криминалитет пришел в глубокий упадок и стремительно, с пугающей скоростью сходил на нет. Парадоксальным образом особенно плохую службу сослужило ему как раз былое могущество, когда урки окончательно обнаглели, и, до предела обросшие стволами, начали без малейших колебаний стрелять и милицию, и сотрудников КГБ, и всех, кто подвернется. К этому моменту личный состав силовых структур претерпел глубочайшие изменения: это были, во-первых, люди, которым оказалось некуда деваться в новых условиях. Естественно, они вовсе не стремились героически погибать во время задержания особо опасных, - а они стали особо опасными, почитай, через одного, - преступников, а во-вторых - представители сильных кланов, семейных и территориальных, которые таким образом брали эти самые силовые структуры под контроль. Представители этой второй группы, а среди них уже были и отдельные подполковники и полным-полно майоров, вообще руководствовались указами клановой верхушки, а все остальное законодательство соблюдали по возможности, для видимости, и вообще постольку, поскольку это не идет в разрез с интересами их собственной группы. Так что и те, и другие стреляли уголовников в ходе задержания при первом удобном случае и по любому поводу, и находили полное понимание у начальства, которое было таким же, так что шанс уцелеть был только у застывших на месте с поднятыми руками. Вторая представительная группа не была лишена, кроме того, определенной направленность действий: все попавшиеся признавались, а настоящих воров ссучивали. Всех. Сопротивляющихся сажали на СЭН, после чего, понятно, ни о каком сопротивлении уже не было и речи. Так же без малейших колебаний поступали с отказниками в зоне. Матерые рецидивисты становились послушными-послушными, да к тому же еще передовиками производства. Об этом обстоятельстве знали, и оно тоже оказывало свое действие. Стремительно распухшие, было, зоны неудержимо съеживались, пустели, тем более, что почти что без исключения все классические криминальные жанры либо вовсе потеряли смысл, либо перестали окупать вложенный риск. Вот тут-то и оказалось, что вовсе без насильственного труда эта страна не может обходиться даже и в новых условиях, а зэ-ка стали дороги. Их берегли и значительно удлиняли сроки, заботливо лечили и подсаживали если и не на СЭН, - это и впрямь было уж слишком круто, - то на "медок". Ну, - никак нельзя было, чтоб "Черное Железо" выходило в вольный оборот! Но все эти обстоятельства ни в коей мере, разумеется, не обозначали, что у милиции, - или того, что ее заменило, - и КГБ, - или того, во что оно так стремительно превратилось, - стало меньше работы. Ку-уда там! Совсем даже наоборот.

Сакраментальное, произнесенное совершенно особым тоном, одновременно и хрипло, и визгливо: "Стоять, сука!!!" - стандартный российский призыв, обозначавший, что нужно, наоборот, как можно быстрее сматываться, а если есть из чего, - так стрелять, потому что хуже от этого уже не будет, послышалось буквально через пять минут, после того, как он свернул с центральных улиц в переулок, застроенный розовыми, лишенными балконов трехэтажными домами первой послевоенной застройки. Путь хотел срезать. Стоявший в темной подворотне мертвого дома тяжелый мотоцикл бросился на них с "Сольпугой", как носорог, а ослепительная оранжевая фара его полыхнула, как глаз самого Сатаны. "Сольпуга", - не иначе, как в автоматическом режиме, - необыкновенно резво скакнула в сторону, и тогда уже опомнившийся Майкл погнал своего скакуна во весь опор, - и куда-нибудь подальше отсюда. ТРД несся не то что как ветер, а прямо-таки впору хорошему тайфуну, воздух глухо ревел, обтекая выпуклый щит впереди. Его конечности слились в едва заметное серое марево, мелькая быстрее спиц в колесе у какого-нибудь очень хорошего рекордного велосипеда, но преследователи, которых оказалось двое, летели, как минимум, не медленнее. Двигатели тяжелых мотоциклов вместо обычного грохота издавали низкий, переворачивающий душу вой, лучи фар били в спину почти с материальной силой, и вообще на душе было как-то грустно. Сквозь оглушительный шум погони ему послышался звук выстрела, и теперь он несся вперед, бросая машину из стороны в сторону. Оглянувшись, убедился, что расстояние между ним и преследователями вроде бы сокращается, и решительно послал "Сольпугу" в темный проем настежь распахнутых ворот, в плотную, как выдержанный сыр, застоявшуюся вонь заброшенного двора. После тревожного, но довольно яркого желтого света уличных фонарей здесь показалось темно, как в пещере, и то, что небо еще слегка светилось, утешало очень слабо, но "Сольпуга", очевидно, знала, что делает: вперед, так вперед, - и она выпустила по одному дополнительному сегменту на конечности двух задних пар. Майкл почувствовал, как его вдавливает в седло, сердце ухнуло в какую-то внутреннюю яму организма, а тусклый квадрат неба буквально рухнул на него. Раз, - и ТРД зарылся четырьмя конечностями в слежавшийся почти до окаменелости сор насквозь, до ажурности проржавевших мусорных контейнеров, два, - и следующий скачок бросил их на ветхие крыши заброшенных гаражей. Ржавое кровельное железо и гнилой толь рвались и крошились под их весом, любое животное тяжелее кошки неизбежно переломало бы себе ноги, но дьявольский механизм без видимой натуги выдирал их назад сквозь пробитые бреши, даже не поцарапав поверхность конечностей, неизмеримо более крепких, чем любая сталь, чем любой сплав двадцать лет тому назад. Так, что даже не качался, чуть распластавшись и сменив аллюр, перебирая ногами в стиле "бегущей волны". И еще в момент первых двух прыжков позади раздался тупой удар, треск и тут же стихший вопль. Второй преследователь, видимо, не столь азартный, затормозил у ворот, и слышно было, как злобно воет его остановленный на полной скорости мотоцикл.

Оставляя за собой фонтаны всяческой трухи пополам с ветхими обломками, "Сольпуга" плавно проскользила по крышам всего блока разномастных гаражей, что протянулся на несколько дворов. Временами они перескакивали с крыши - на крышу, и тогда Майкл закрывал глаза, но обходилось. Потом, не без основания решив, что у преследователей теперь найдется занятие и без них, - спустились в очередной двор, оказавшийся, против ожидания, более живым, нежели прежние: кошка, до этого момента важно шествовавшая по своим делам, и старушка, сидевшая у подъезда на убогой лавочке в убогом свете одинокой лампы, надо думать, - надолго запомнят, как с низкой крыши гаража во двор спрыгнул чудовищный, с хорошую корову размером, черный паук и стремглав выскочил за ворота. Все верно. За воротами никто их не ждал.

- Кто? - Зычно взревел мегафон у тех самых ворот, которые он покинул двумя часами раньше.

- Свои.

- Свои все дома, - громогласно хихикнул мегафон, - ты один?

- Один, один…

Но появившаяся над створом ворот камера осмотрела его с очевидной подозрительностью, и только потом лязгнул массивный засов и створки уползли в сторону.

- Ты что, - осведомился Михаил после режиссерской паузы, во время которой с критичностью давешней камеры рассматривал его покрытую пылью и мусором персону, - с поля боя дезертировал?

- Не дезертировал, - с достоинством ответил Майкл, - а с боем пробился из окружения. Сохранив это, - как его? - а, вверенную мне технику и вооружение…

Хозяин бросил на него еще один, вроде бы мимолетный, взгляд, который на деле был повнимательнее всех прочих: что ни говори, а характер у ложного герра и более, чем вероятного, сэра был. Ведь попал же, явно попал в передрягу, передрейфил, как последний сукин сын, - ан уже спокоен, как ни в чем не бывало. Острить пытается. Такого вот кадра, - да на другую сторону баррикад бы…

Пока Майкл с дороги принимал душ, вытирался и переодевался в дежурный халат в желтых розах по белому фону, Танечка, бывшая в здешней резиденции колхоза "Имени II партсъезда" за хозяйку, приготовила скромный ужин: молодую картошку с топленым маслом и зеленью, свежий серый хлеб, салат и печеную кету со специями. К ужину подали без изысков - водку и "Ркацители", на выбор, причем выбор мог включать и комбинацию того и другого. Но прежде всего, до того, как поесть и даже помыться, он обиходил "Сольпугу", залив контрактильный блок регенерирующей смесью, подключив батарею к сети и, в последнюю очередь, поставив на промывку и регенерацию ЭХГ, - чтобы не забивался копотью, случайными эпоксидами, не замасливался бы и не накапливал тяжелых металлов. Все.

Выслушав взволнованный рассказ гостя, Михаил с видом смутного сомнения поскреб худую волосатую грудь:

- Нет, что ни говори, - а ты все-таки дикий человек. Ты инструкцию - читал?

- А как же? - Не понял Островитянин.

- До самого конца? - Михаил настаивал. - До главы "Дополнительные, вспомогательные и специальные функции"?

- А что - надо было?

- Ну, например, в "специальные функции" входит, в том числе, активная оборона принципала. То есть я тоже, понятно, не читал, но для автомата класса "бэ-плюс", да еще изготовленного Ювелирами, по-другому просто не бывает. Наука не допускает, компране?

- Не понимаю по-французски. И что?

- А то, что и средства там должны предусматриваться соответствующие классу изделия. Ты в два счета разнес бы их в клочья. В пыль. Я бы сказал: "Ин пульвис субтилиссимус" - но ты опять-таки не поймешь…

Тут разговор их прервался довольно надолго, потому что адреналин, оставшийся после лихого рейда, выветрился, и теперь англичанин почувствовал зверский голод. Как волк, откусывал крупные куски, с трудом сдерживаясь, чтобы не давиться. Наконец пришла относительная сытость.

- Слушайте, разве в Ярославле были немцы?

- Нет, герр Кляйнмихель, ваших тут, слава богу, не было. А почему вы спрашиваете?

- Потому что похоже. Особенно местами. Я ничего не хочу сказать, и в других странах столицы имеют такие вот районы обветшавших зданий и откровенных руин, но нигде нет такой чересполосицы. Либо район целиком приличный, - либо откровенно трущобный и населенный всякой сволочью. И кроме того, - в кинохронике прежних лет я что-то не замечал таких мер безопасности… Или имела места своего рода… избирательность съемок?

- А разве ты еще не прочувствовал причин на собственной, так сказать, шкуре? И что остается делать в таких условиях скромному обывателю, кроме как: а - ставить замки, сигнализацию и ограды, сидеть дома, покупать собак и нанимать сторожей и бэ - драпать с подобными себе в пригороды и делать все то же самое, включая локальную ПВО - на паях. Второе не в пример надежнее, вольготнее, и в итоге больше дает, но, - сам понимаешь, - не всем по силам и характеру.

- А эта ваша милиция? Вооруженная, кстати сказать, теми пушками, о которых нам рассказывал твой друг полковник.

- Друг, - странным голосом, будто у него отчаянно першило горло, повторил за ним Михаил, - ты же его видел. Или мы говорим о разных людях? А что касается милиции, то совершенно невозможно осуществлять непрерывную слежку, если объект - как минимум восемьдесят процентов городской молодежи. Особенно в условиях ее постоянного и непрерывного, как рост побега, противодействия. Как всегда, молодежь занята самым главным на данный исторический момент делом…

- Например, - не выдержал расслабившийся Майкл, - поп-музыкой и наркотиками…

- Можно сказать и так, - кивнул его собеседник, - а можно и по-другому: главным делом эпохи незаметно для вас оказалось по-треб-ле-ние, и именно им-то они и заняты по преимуществу. Потребление по преимуществу, - это когда есть возможность выбрать себе занятие по вкусу, и при этом не бедствовать. Это не им, это вам кажется, что главным является что-то другое, а оно - не главное, а всего-навсего необходимое. Как во время войны главным делом является, понятно, война, но и помимо ее остается масса необходимых дел. К слову сказать, во время большой войны молодежь занята войной, нравится ей это или не нравится. Но это у вас, а в наших условиях главным делом, безусловно, является "мозаика". Они сталкиваются с этим уже в детстве и приучаются к ней так же, как к двери, горшку, шнуркам от ботинок, цветным карандашам и книжкам для раскраски. Для них запросто, проголодавшись, - нахимичить себе порцию "Протопита" вместо того, чтобы сделать бутерброд, сходить в магазин, или, не дай бог, - почистить картошку. Среди них то и дело возникают моды на те или иные игрушки, для каждого возраста свои, очень часто глупые и, зачастую, весьма небезобидные. Тогда школы охватывает форменная эпидемия, все меняются носителями и готовой "соломой", учатся друг от друга, - и превосходно все усваивают! - все гудит и трясется, а потом поветрие уходит неведомо - куда, и через недельку-две появляется что-нибудь новенькое. От коньков и мячиков - до "дури" бессчетного количества разновидностей. От "самоходных" велосипедов - до реактивных самолетов с вооружением. От "комбатов" с бесчисленным количеством ненужных прибамбасов, - и до прямо-таки невероятно хитроумных, сконструированных с непостижимой изобретательностью, работающих на таких принципах, что вам просто так даже и в голову не придет, можно даже сказать - изысканных устройств для онанизма. Одно время чуть ли ни все старшеклассницы ходили по улицам увешанные бриллиантами, - правда в мельхиоровой, - не без того, - оправе. Скажите, уважаемый господин из ФРГ, - как в таких условиях убедить человека, что нужно долго и упорно учиться, причем только для того, чтобы потом еще более долго, до самой старости ходить на службу? А, собственно говоря, - для чего? Согласитесь, что подавляющее большинство даже взрослых людей немедленно бросило бы службу, если б вдруг получили и еду, и крышу, и транспорт, и даже электричество бесплатно… Ну ладно, ладно, - он выставил руку, заметив протестующий жест Майкла, - не бросят. Бросят только ленивые русские. А трудолюбивые немцы, энергичные янки и деятельные бритты, - не говоря уж о трудоголиках-японцах, - будут ходить на службу. Переливать там из пустого в порожнее с неизвестными целями, причем бесплатно. Что? Перегибаю палку? Не проявляю политкорректности? Ну, - извини, не буду. А если всерьез, то, в отсутствии четких мотиваций будет во много раз труднее заставить детей учиться. Мягко говоря. И как ты думаешь, чем они будут заниматься в подобных условиях? Нет, я ничего не говорю, - рано или поздно мотивация появится снова, это неизбежно, но пока-то - что?

- Ну хорошо, - с раздражением проговорил Майкл, - а тогда какого дьявола им понадобилось от меня?

- О, - тонко улыбнулся его собеседник, - этот твой паук, в отличие от всяких самоделок, - вещь исключительная. Исключительная и очень заманчивая как своими качествами, так и тем, что ее так просто не достанешь.

- Не понимаю, - англичанин вдруг почувствовал тяжелую усталость, - только что ты говорил, что они могут все, вплоть до реактивного самолета, а теперь говоришь, что "Сольпуга" - вызывает непреодолимую зависть… Где правда-то?

- У молодежи просто-напросто нет денег. Ни рублей, ни, - главное, - ПЭР-ов. А нет денег - нет элементов. Нет платины, палладия, рутения и осмия с иридием. Нет рения, гафния и ниобия с танталом. Нет редких земель. Нет банального золота с серебром. Даже с такими простецкими штуками, как вольфрам, кобальт, никель, марганец и молибден, медь, ртуть и олово - и то затруднения. А без всего этого "сборщики" многих типов просто-напросто невозможны. Приходится искать обходные пути, и оттого получается громоздко, долго, и все равно не то, что нужно. Дерьмово выходит, понимаешь? Сколько-нибудь приличный автомат класса "Б" или, тем более, "Б+", - это как у тебя! - сделать вообще невозможно. Класс "В" в собственном смысле без редких элементов невозможен просто по определению… Был один энтузиаст, возился с цеолитами, даже добился кое-чего, но кое-что… оно и есть кое-как. Если б не это, - Ювелиров давно бы не было, а они живут себе и в ус не дуют.

- И все? - Англичанин брезгливо сморщился. - Не исключено, что для вас это сравнение не покажется таким естественным, но поверьте: это до странности напоминает голливудский фильм, в конце которого оказывается, что непобедимые и неуязвимые пришельцы немедленно погибают от горячей воды. Или от музыки "Роллинг Стоунз". Или от средства против перхоти. Теоретически возможно, но на практике звучит больно уж дешево.

- Да-а? А у вас, значит, добыча денег дело простое и необременительное? И жизнь крутится не вокруг них?

- Так можно же и добывать самим?

- Самое интересное, что - можно!!! Так и делают. Свалки, понятное дело, во-первых - кому-то, да принадлежат, а во-вторых - давным-давно высосаны и обглоданы до битых черепков. Так что все традиционно, по старинке: найдут соответствующую руду, - или россыпь, - бедную или богатую, построят соответствующую энергостанцию, потом рабочую установку, наделают "мос"-ов соответствующих, кормят комаров, отбиваются от любителей халявы, питаются подножным кормом пополам с "Протопитом"… Это вместо того, чтобы кушать мороженое, заедать пирожным, запивать газировкой и играть во всякие занятные игрушки. Потом отдадут долги, поделятся с властями, с людьми, которые контролируют эту территорию, - и свободны! Часть оставляют себе, часть - кладут в "Менделеевский", получают платежные обязательства, в просторечии именуемые ПЭР-ами, и, - действительно, могут себе купить на них все, что угодно. Вплоть до земли. Есть еще вариант: точно так же занимаешь, находишь под водой…

- Понятно.

- Да чего уж непонятного-то? Вот только если это не называется - "заработать", то, очевидно, нужно менять термин… И тех, кто это делает, следует называть зрелыми людьми вне зависимости от возраста. Потому что, бывало, подобные вещи проделывали пятнадцатилетние. Не без того. Но проще все-таки, чтобы тебе рубли с ПЭР-ами платили, - за информацию, за услуги, за изделия, носящие исключительный характер. Ну и, разумеется, - за энергию. Такая вот коллизия: как только удается добыть достаточно денег на особенно дорогие игрушки и конфеты с газировкой, выясняется, что и человек уже совсем не тот, и интересы у него… несколько другие. Так что все, как всегда, - так что можете радоваться. Разве что с ма-ахонькой поправочкой: если уж очень не хочется, то можно запросто обойтись и без денег. Вообще. Без амбиций, правда, - но зато и без денег. Сыт-обут-одет-обогрет будешь, крыша - будет, грязью не зарастешь, а помереть не дадут. Все. Вполне реалистичный сценарий жизни, и вполне реалистично, что будет основным. Всего-навсего такой же, как три-четыре тысячи лет тому назад для подавляющего большинства тогдашнего населения. Но энергичных американцев с англичанами, а также трудолюбивых немцев с японцами это, понятно, не касается, так что можете расслабиться, герр Кляйнмихель.

- Если вы воображаете, что ваши слова - какое-то откровение, то вынужден вас разочаровать: с вашего разрешения, - именно я обратил ваше внимание на феномен Ивана Ильича. И можете быть уверены, - сделал все необходимые выводы.

- Угу. А мы тут, понятно, за деревьями не видим леса. Не знаю даже, что и делали бы без ваших подсказок.