- Если вот тут, - заменить водород на гидроксил, а вот тут - на метильную группу, то… То должно получиться красиво. В общем - идея ясная, на поверхности лежит

- Идея ясная, - лениво проговорил Жека, - но тогда лучше бутильную. И все равно получится говно.

- Да нет, ты погляди, тут даже исходный продукт… небезынтересен, говорят, - давал кое-когда.

- И исходный продукт говно.

- Сыроват, согласен, и тема темноватая, вроде как наобум выбрана, но что-то в ней есть. Мы-то, в конце концов, на что?

- Говно-о…

- Знаешь, скривить скучную рожу и все через губу обсирать, это, знаешь, проще всего. Отвечаешь?

- На что?

- По пять пэриков, и ты.

- Ты пять, я десять, - и ты.

- Ты двенадцать. И я.

- Идет. Так как делать будем, - по-моему или по-твоему? Ты гляди, бутильный "хвост" - он того… липотропность может усилить, и здорово.

- Черт с тобой, делай бутильный.

- Надолго зависнешь.

- Может, вообще ничего не будет?

- Не может, сам знаешь. Впрочем, если есть желание, - удваивай…

- Иди ты. Давай, сочиняй.

Его настоящее имя было Данияль. Данияль Аризиев. Но он предпочитал, чтобы его называли Бейбарс. Такая вот не очень понятная причуда. Может быть, не очень понятная даже ему самому, потому что он не любил копаться в собственных темных побуждениях. Попросту не находил нужным, справедливо полагая, что и тот, легендарный Бейбарс тоже не нуждался в каких-либо оправданиях, даже внутренних, даже перед самим собой, - и тем более не находил нужным их искать. Вот и он ни перед кем не отчитывался в своих действиях, в том числе перед собой. Трудно сказать, понравился бы Данияль Гэндзабуро Сато и понравился бы Гэндзабуро - Даниялю, или они с первого же взгляда возненавидели бы друг друга, каждый - на свою стать, одно можно утверждать с уверенностью: они произвели бы друг на друга впечатление. Ни в коем случае не остались бы равнодушными. Потому что были похожи между собой. Очень. Не в частностях, а всем своим обликом. Тот же средний рост, та же упругая, цепкая походка, те же движения и повадки хищной кошки. Те же железная выносливость и силища, что в пору куда более тяжелому и крупному человеку. От них примерно в равной степени исходило ощущение угрозы и постоянной готовности к насилию. И примерно сходным было полнейшее пренебрежение мнениями, интересами, чувствами, судьбами и самими жизнями окружающих. Так могли бы быть похожи братья, рожденные разными матерями от одного отца, и пошедшие именно в него. Но Гэндзабуро все-таки была еще присуща какая-то корпоративная порядочность и верность тем, кому он стал своим.

Что касается Данияля Аризиева, то, может быть, он что-то такое и слыхал про реинкарнации, но уж, во всяком случае, не задумывался над этой смутной материей, когда присвоил себе это страшное имя: он попросту ощутил себя Бейбарсом, - и больше не задумывался над причинами, по которым он поступает так или иначе. Вообще. Стоит ли удивляться, что люди, предпочитавшие держаться именно его в этом ненадежном мире, тоже были достаточно своеобразны и естественным образом составляли еще более своеобразное сообщество. Как правило, члены его не жили сколько-нибудь долго, но на их место все время откуда-то появлялись новые, так что общее число их не уменьшалось, и даже, кажется, потихоньку росло.

"Мозаичная" революция, новейшей чумой пронесшись по всякого рода производственным комплексам минувшей технологической эпохи, проявилась особенно сильно в тех местах, где города и поселки вырастали вокруг великих строек социализма. Какое-то время видимость порядка еще сохранялась потихоньку, но, однажды начавшись, процесс протекал с ускорением. Собравшееся во времена оны с бору по сосенке, по большей части, - из-за некоторой перспективы получения жилья, чуть большей, чем в тех местах, где ничего такого не строилось, население рухнуло и рассыпалось с потрясающей скоростью, как от хорошего заряда стэкса. Не все и не везде оно разбежалось, но везде, буквально везде превратилось в нечто бессмысленное, бездельное и, зачастую, очень, очень опасное. Иногда порядок восстанавливался довольно быстро, после того, как выморочное имущество прибирал к рукам какой-нибудь сильный клан из областного центра, где были: университеты, институты, НИИ и КБ, театры и музеи, старинные разбойничьи пригороды и бандитские слободки, старые липы на центральных улицах и кладбища, на которых покоилось по пятнадцать - двадцать поколений горожан по крайней мере. Бывало, что население не убегало далеко, расселившись окрест, что давало "эффект бублика" в его чистом, никогда не виданном в истории виде. Случалось, что какое-нибудь из таких предприятий модернизировалось своевременно сверху и обретало новую жизнь, но гораздо чаще подобное происходило все-таки в старых промышленных центрах. И, пожалуй, нигде больше революция не проявила себя с такой разрушительностью, как на гигантском комплексе ВАЗ-а в Тольятти.

Потом - воистину можно объяснить все, что угодно, и почти все, за редким исключением, версии будут правильными, а как глянешь, так и не возьмешь в толк: почему ГАЗ - устоял, превратившись в выполняющий заказы автомат функционального класса, этак, вэ-плюс, управляемый стабилизированным по особой процедуре и троекратно повторенным "УС-25", поставляющим изделия класса "А", - дружественным народам и армиям дружественных народов, а изделия класса "Б" - всякого рода лентяям, тупицам, юродивым, нерадивым, безруким, безмозглым и родимой Советской Армии, а с ВАЗ-ом - такое? Почему "ЗиЛ" - исчез, как пузырь на воде, без следа, сожаления и даже какого-нибудь особенного запаха, а ижевский завод - стал одной из мощнейших баз Ювелиров, а главное, - массы всякого рода ювелирствующих? Прозевав старт, ВАЗ некоторое время существовал так, как будто ничего не происходит, но уже при десяти-одиннадцати баллах понятие сейсмостойкости становится довольно-таки условным, и в один прекрасный день были просто-напросто отрезаны поставки сырья и комплектующих. Это - не страшно, это бывало и в других местах, но тут сильные семьи как-то подрастерялись, а сообразив, - страшно и как-то бестолково подрались, пустив друг другу обильную кровь, потом - договорились полюбовно, но было уже поздно, потому что тут уже был Данияль.

На ближних подступах к серым, запущенным развалинам завода не было ни травинки, и здешнюю почву нельзя было назвать ни песком, ни глиной, ни тем более землей: совершенно безжизненная субстанция больше всего напоминала смесь толченого шлака - с цементом, но выглядела заметно погаже. На исполинском, до горизонта пустыре медленно, тяжеловесно разъезжались попарно десятка два неимоверно массивных колесниц, тускло отблескивающих серым камнем. Громадные барабаны наверху непонятных сооружений медленно вращались, разматывая толстую ленту шириной метров в двадцать пять. Неимоверной ширины и тяжести колеса неторопливо и уверенно подминали почву, пока расстояние не достигало метров пятисот-шестисот, а лента, - расположенная чуть наклонно и висевшая на высоте трехэтажного дома, - не натягивалась, образуя идеально ровную плоскость. Поворачивая, он успел заметить, как каменные цилиндры колес - стопорятся, а из механизма выдвигаются, упираясь в грунт, углубляясь в него, тяжелые наклонные опоры. Кто-то прямо на его глазах взял, - да и укрыл наклонной кровлей десятка два гектаров здешнего пустыря.

- Взлетные полосы, - деликатно указала полусогнутым от смущения пальчиком провожавшая его сквозь посты и кордоны Наташа, на которую его манеры произвели глубочайшее впечатление, - тока чтой-то больно много… Поворачивай, почти што пришли что ль.

- Нет, ты подзырь устойчиво, - это ж не глюк, - задумчиво сказал он подруге, явившейся в заряженный цех в сопровождении какого-то светловолосого и белозубого дедули лет тридцати семи - тридцати восьми, потом склонил голову, посмотрел под другим углом и подтвердил, - нет, никакой не глюк, отвечаю.

- И… и что, Дань?

- А то, - рявкнул он, выкатывая глаза, - что не себешный, не глюк, а отуль колышется, так каким сквозом облик-то придуло? А?! Не знаешь?!

На Майкла он не глядел, как будто того уже не существовало. Вообще по ряду особенностей поведения был отчетливо виден богатый опыт обращения с глюками и обликами, к ним приравненными.

То, что он не отреагировал на недопустимо-фамильярное "Дань", запущенное ей в качестве пробного шара, было чуть ли не хуже всего. Она описалась бы прямо здесь, если б было чем. Помимо всего прочего, это могло бы оказаться наилучшим выходом. Но, за неимением гербовой… все равно надо было чего-то говорить и делать.

- Ну, - ухмыльнулась она в стиле умственно отсталой людоедки для усиления эффекта шмыгнув носом, - уж очень просился. Духу не хватило отказать. Так че? Пришел, глянул, - так ведь уходить-то ему не обязательно?

- Умная? А если при ем глаз? Бо просто бецал гремучий, а сам он - фаршированный?

- Да нет, - она увлеченно махнула рукой, - он вообще, если хочешь знать, - иностранец.

- Хо! - Бейбарс хлопнул себя по бедрам. - Так он же мой близнец. То-то, гля, - фотка с моей фамильной анналы. Что от бабушки Фирузы. Дудка какая-нибудь особенная?

- Да откуда же, - как-то растерянно проговорила она, разводя руками, - знать-то?

- Это не он - глюк, - задумчиво проговорил Бейбарс, - это, наверное, ты - глюк. Морочило подменное, а не Ташка. Та б - провентилировала такую вескую статью, - хер на отруб. А тя - не, не признаю, тока сперва обзырился. - Он развел руками. - Косяк стесался. Так, по всему, и я не прав.

- Да я это! Я! За него Мишка Тюмень просил. За руку привел, вместе с этим своим…

- А печать?

- Вот, - Майкл подал незамысловатый конверт без всякой печати и марки, - сказал, чтоб из рук в руки…

С первого же взгляда, в тот же миг, когда Майкл в первый раз узрел великолепную персону Бейбарса, ему тут же как-то сами собой, без малейшей натуги вспомнились все классические труды по приматологии, которые ему только довелось читать. С необыкновенной ясностью. В мельчайших подробностях. С практическими выводами, которые сложились без всяких усилий прямо сейчас. И с тем, что было воспоминанием, важной подробностью и практическим приложением одновременно: Ни В Коем Случае Не Смотреть Вожаку В Глаза. И только теперь, когда таковой погрузился в чтение, напоказ шевеля губами, поскольку по его мнению Вождь просто не имел права быть шибко грамотным, и, тем самым, вроде бы как дал разрешение к лицезрению, Майкл исподтишка вгляделся в его расписное лицо. Татуировка на лице Бейбарса отливала металлом, причем превалировали тут цвета густо-синий, изумрудно-зеленый и Вороненой Стали. Кисти рук и пальцы отблескивали тем же густо-синим и серо-стальным. Трудно сказать, какого именно эффекта предполагалось добиться в результате, но что-то такое, безусловно, получилось: нечто среднее между физиономией гигантского насекомого, - вроде сверчка или богомола, - и ликом злобного робота из дрянного фантастического фильма пятидесятых годов. Выпущенного в Голливуде специально для дрянных подростков.

- Богато, - констатировал Данияль, пробежав глазами содержимое, - и, не кривя, - шибко кстати. Вот кру-упочку, - он показал на ногте размер, примерно, средней вши, которую предстоит щелкнуть, - бы пораньше. Без чистых много чего закривить пришлось… Эй, эй, берегись там!!!

Вопль несколько запоздал, но все равно пронесло: кусок изъеденного, превращенного в Бог знает какую субстанцию бетона рухнул метрах в трех позади девицы, и разлетелся в мельчайшую пыль, как это бывает с особого рода рыхлым песчаником.

- Иссякаем, - пожаловался Бейбарс, - еще на раз в полную силу - хватит, а потом - все.

Майкл задумчиво поглядел вверх, где на глазах таяли и бесследно исчезали металлические конструкции потолка.

- А вам-то как здесь - не безопасно?

- Ништяк. Я тут кормлюсь, о, бл…

Он действительно не договорил последнего слова, невзирая на его потенциальную краткость, потому что пол под задниками его мягких чувяков начал медленно проседать, так что время осталось только на то, чтоб перепрыгнуть вперед, туда, где было потверже.

- Увело, - сказал он, - дальше, чем раскидывали. Наверное - с армой псятина какая-нибудь… Слушай, - ты и в правду интурист? Больно по-русски чисто чешешь.

- Мама русская. Но мне, вообще-то, - по барабану. Любой язык - за два месяца, лишь было б с кем… беседовать. - По ходу дела он перешел на татарский, несколько не такой, какой был принят тут, но Данияль - понял. - Но все-таки сдается мне, что отсюда пора уходить. Очень скоро просто не будет никакого "здесь".

Гигантские стекла, вместо того, чтобы выпасть из исчезнувших переплетов, противоестественно изогнувшись зависли на еще уцелевших балках, и теперь таяли, как леденец в бурлящем кипятке. Около трети пола провалились окончательно, бетонный прах обрушился в открывшийся провал, где в тяжелой, темной жиже что-то сложно и омерзительно копошилось, а от жирно блестящей поверхности ее валил пар. Провал распространялся неравномерно, двигаясь сравнительно узким фронтом: вероятно там проходили трубы, кабели и тому подобное.

Бейбарс, пятясь к выходу, достал пятнистый "комбат" и рявкнул:

- Махру в сборочный на приемку а юч минут!!!

И действительно, не прошло и нескольких минут, и в цех полезли люди, в своих одинаковых вздутых костюмах напоминающие не то водолазов, не то фигурки из пластилина, наскоро слепленные и вдруг ожившие. Они несли с собой лестницы из серого материала, сетки и веревки. Вслед за толпой в то, что осталось от цеха, въехали два разнокалиберных трактора с лебедками.

- Дробь процесс, дробь!

- Да как его задробишь? - Невнятно прогудела сквозь шлем самая громоздкая из вздутых фигур. - Без отравы - никак.

- Счас самого вструмлю, вместо. Лезь.

- Может, сами выберутся, а?

- Когда ты заряжать будешь. И встретишь тогда тоже ты, один. Ага. Так ты первый.

- А может…

- Кажется, - просвистал Бейбарс, - ты оговариваешься мне?

Тот отступил к товарищам, а когда они расступились, замер с расставленными ногами и руками, поднятыми вверх. Тогда один из толпы безликих, выступив, неуклюже обмотал его крест-накрест какой-то ветошью, а второй, дождавшись когда тот прикроет лицо чудовищными перчатками, обдал с ног до головы серой липкой пеной, которая, ощутимо дохнув жаром, почти моментально затвердела. Окончательно уподобившись копне, тот совершенно противоестественной походкой придвинулся к провалу, примерился к лестнице, махнул рукой и как был, с сетью через плечо, сверзился вниз, во вкрадчивый пар и вялое копошение. Спустя короткое время лямки, прикрепленные к трактору и тянувшиеся в провал, - натянулись, и трактор, натужно взвыв, потянул наружу первую тоню.

На первый взгляд это больше всего напоминало богатый улов каких-то фантастических ракообразных. Прозрачные, почти невещественные перепонки, перепутанная масса тонких, шевелящихся антенн и прозрачных перепонок, особый, влажный шелест, потоки оттекающей воды и неуклюжее, вялое копошение сжатого сетью улова. Поверх всего этого располагалось тело водолаза, судорожно вцепившегося в сеть. Чуть помедлив, он тяжело поднялся. Покрывавшая его защита была изъедена множеством мелких и крупных, с кулак, дымящихся кратеров из которых непрерывно, одна за другой катились капли вязкой, тускло отблескивающей жидкости, и кто-то уже старательно поливавший груду улова, тут же, как будто ждал, обдал его струей воды из шланга. Жидкость била с такой силой, что чуть не свалила водолаза с ног, но он устоял все-таки и теперь только поворачивался под струей, стараясь не пропустить ни единого участка, напоследок оставив подошвы. В первый момент брызги полетели от него веером, так что Данияль еле успел отпрыгнуть:

- Эй, эй! - Завопил он, а, оказавшись в безопасности, набрал побольше воздуху и выдал такую тираду, в которой даже блестящий лингвист Майкл не понял почти половины слов и идиоматических выражений: уж слишком сложной для непривычного уха оказалась гармоничная, отточенная, лишенная внутренних противоречий композиция русских и тюркских терминов, фени и локального подварианта молодежного арго. В общем смысл сводился к выражению недовольства, кратким пояснениям относительно возможных последствий и заканчивался рядом обещаний в адрес провинившегося.

В другое время он непременно исполнил бы обещанное, но сегодня на то не было буквально ни единой минуты… Кроме того, само по себе "сегодня" было таково, что все, буквально все обещания за него запросто могла исполнить судьба. Поэтому, вдохнув, он, бесстарастный, как будто ничего только что вот и не было, сказал только:

- Сынка к ноге, на фаршировку.

Явившийся по его приказу тощий низкорослый подросток на фоне гротескных, громадно-раздутых фигур "махры" выглядел особенно дико: у Майкла по-какой-то загадочной причине возникли ассоциации с хрупкой фигурой мальчишки-погонщика среди опившихся после долгого воздержания верблюдов. Впрочем, - мысленно поправил себя Майкл, окинув его более внимательным взглядом, - он и без фона выглядел бы достаточно э-э-э… своеобразно: голова, сидевшая на этих узких плечах, была круглой, как арбуз, и поросшей реденькими белесыми волосами, а огромные выпуклые глаза и широченный безгубый рот делали их владельца похожим на какую-то рептилию. Да нет, - на инопланетного гуманоида, произошедшего прямиком от чего-то вроде динозавра. На вид Сынку было лет четырнадцать. Впрочем, при всем своем худосочии, которое еще больше подчеркивали неимоверной ширины штаны с бесконечным количеством карманов, двигался он гибко и пружинисто, без всякого видимого слабосилия. На ходу, поддернув штаны, он вытащил какой-то потертый прибор и ткнул его в ближайшую машинку из числа уловленных:

- Один улов, - прохрипел он, ткнув в живописную груду на краю провала, - или два раза тянули?

- Один…

- Не-а, - со скучающим видом покачал головой Сынок, - лучше даже и не пытайтесь. Замахаетесь пыль глотать, тут и в цех-то не знаю, как поместится. Никак, наверное. На, глянь…

И он ткнул экранчик прибора прямо под нос самому Даниялю. И тот - только кивнул, соглашаясь.

- В общем, так: сейчас найду частоту, по этим, - он пнул ближайшее устройство, - и будем своим ходом выводить.

- Через дренаж и в болото.

- Угу. Еще идолам своим скажи, чтоб помогли шарики вкручивать. Один я неделю провожусь.

- Дотрут тока. А то шибко склизко.

- Когда габариты вылезут, - тут мало что останется. Не сплющило бы кого…

- Сынок, - ласково проговорил Данияль, - это ж страсть, каким душным ты в дедах будешь. Аж шатает с шороху. Если кто котлом не крутит, за того и не валит. - И пояснил особо непонятливым из числа окружающих. - Аллах заказал.

Они кишели в болоте, что потихоньку натекло у самой стены за последние годы, когда чья-то шалость сожрала одновременно водопроводные и дренажные трубы. Их было столько, что грязи уже почти вовсе не оставалось места и выдавленная вода вышла из берегов. Они все, сколько их было, не поместились в болоте и располагались вокруг, на поле, и на жалких холмиках, оставшихся от некогда бывших тут строений. О природе их было бы интересно поспорить, потому что изделия в своем неуемном аппетите выжрали из них все, что возможно: даже глину из кирпичей, - потому как алюминий и его окись, даже песок, - потому что кварц и вообще кремний. Виданное давеча ночью во время шабаша в Эталонной зоне показалось бы засильем приземленного, бескрылого реализма по сравнению со штучками, которые в таком раблезианском изобилии собрались вокруг, - и это еще при том немаловажном обстоятельстве, что уж здесь-то никто ничего не высасывал из пальца, не оригинальничал, чтоб обойти ближних выдумкой, окружающий паноптикум был сугубо функционален. Исключительно. Впрочем, - как и любое серьезное оружие примерно с середины девятнадцатого века. Наполненные жидкой грязью ямы из тех, что поглубже, буквально кишели змеевидными и похожими на сколопендру устройствами, на всех кочках, на всех местах, что были мало-мальски повыше, сидели, нервно сложив плоскости, невесомые крылатые создания, теперь, впрочем, уже грузные, уже отягощенные горючим и боенагрузкой, и оттого похожие на кошмарную помесь стрекозы - с беременным птеродактилем. Низина вокруг, лысая, как колено, по причине того, что вся биомасса шла на горючее, а далеко отходить было в лом, была буквально заставлена неровными рядами колесных и шагающих устройств, с кабинами и без, - те, что явно предназначались для действия без человеческого управления, - под седлом и без седла, но равно снабженные стволами или иными устройствами самого зловещего вида. И уже по самому краю, на самой периферии этой дикой выставки виднелись грузные, оплывающие книзу, как будто не в силах выдержать свой вес, Климатические Объемы, - по сути - одноразовые оперенные контейнеры с подогревом, окрашенные в то же серо-зелено-пятнистое, что и остальные образцы. На этом фоне хозяева, творцы и повелители смотрелись кучкой этакой живописной рвани, ветошью в сумке с серьезными инструментами, о которую Мастер вытер, невзначай и не глядя, руки, да и оставил среди дорогого железа. Впрочем, их тут было и не так уж много, поскольку основная часть располагалась по периметру, - по делу и на всякий случай, потому как автоматика - автоматикой, а ежели еще и свой глаз…

- По летучкам - как?

Ворохнулись хамелеоновы глаза, приоткрылась безгубая пасть, и оттуда прохрипело со скрипом:

- Один Большой Поводырь, его не разглядеть, он по виду - один к одному. Три - резервных, включаются по очереди при прекращения сигнала. По одному Малому - на десять голов, как всегда. Эти - при оружии. Три координатора, связь - через "Тень - вторую". Это на тот случай, ежели, как в прошлый раз, какое-нибудь фуфло на дорогу подкинут…

- Этот раз, - Данияль ухмыльнулся в стиле Богомола, - не тот раз. Размах другой.

- Размах другой, - сказало у Майкла под слоем пластика-имитатора на сосцевидном отростке, - а конец тот же будет. Легковат парнишка. Явно легковат. А стиль при этом дубовый.

- Ты, что ль? - Не разжимая зубов прозудел Островитянин. - Я уж думал, что отвлекся куда.

- Отвлекался. Там, внутри, никакой сигнал не проходит. Это тут… Не предусмотрели, как видишь. Впрочем, как и многое другое. Слушай, - валил бы ты оттуда, а?

- Ну?

- Ежели Постный просечет… Ежели Постный просек, говорю я тебе… Он может начать первым. Вы там как нарочно на убой собрались, так что будет вам… Сорок Первый напополам с Перл-Харбором. Хотя что это я, - это ж тоже сорок первый…

- Когда успел?

- Да ты знаешь, сколько времени вы там вошкаетесь? Без всякой причем маскировки? Шорох не то, что до Кирова, до Тихого океана докатился. Семейные, - они народ пуганый, и оттого нервный. Так что либо Постный, либо из них кто, либо все вместе… Вали-и.

- Рад бы. Да только фюрер пообещал мне, что я - непременно получу-таки свой репортаж. Так, говорит, получу, что мало ни капли не покажется. Прям при его персоне, в первых рядах буду.

- На белом коне, - хихикнуло в подушнике, - так что это не фюрер, а хан. Так вы там чего ждете-то?

- Каких-то габаритов. Хотя тут такие штуки есть, что куда там - габаритнее…

- Ты что там шипишь? - Подозрительно оглянулся на него один из подручных, успевший содрать с головы, - клочьями, приблизительно до середины шеи, - слой защитной массы. - Недоволен чем?

- Зу-убы, - оскалился во все тридцать два белоснежных Майкл, - как понервничаю, так ломить начинают, не знаю, куда и деваться… Вот веришь - нет, - к каким только врачам не показывался, какие только рентгены не делал, все говорят, что все нормально, а мне - хоть плачь…

- Не ссы, - презрительно скривился его собеседник, - все там будем. Причем ждать не замучаешься. - А потом осведомился деловым тоном. - Тебе, может, герыча? Самое то, - от зубов-то.

- Да нет, я как-нибудь того… Сам перемогусь.

- И то верно. Здоровей будешь, хоть и не надолго. А то гляди?

- Нет. Спасибо.

Скопище вокруг, уплотняясь и расширяясь, просто-напросто само собой приобретало черты некой организации и, в таком виде, мучительно напоминало Островитянину что-то Такое. Знакомое и незнакомое в одно и то же время. Потом тренированное подсознание, как и положено, сработало в штатном режиме и его осенило. Виданные когда-то давно кадры военной хроники года 1944, Южная Англия, полное сосредоточение войск перед Самым Длинным Днем, когда уже не нужно было бояться выбитой, обескровленной, изглоданной Люфтваффе, когда танки, амфибии, грузовики и транспортеры стояли вот так, колесо к колесу, трак - к траку и ось к оси, когда на аэродромах бесконечными рядами выстроились истребители, штурмовики, бомберы и транспортники, и снова бомберы и истребители, когда море с трудом вмещало от веку неслыханное количество железа, фаршированного человечьим мясом, когда… Не поле, не плац, не позиция, а просто какое-то Место, где в ожидании скорой погрузки впритык пребывают бесконечные стада убийственного железа. Так вот тут было очень, прямо-таки до крайности похоже. Только, скорее всего, этому стаду всего тогдашнего вермахта хватило бы на день-другой, - с половиной Рейха заодно.

- Вали, - проскрипело в сосцевидном отростке, - не теряй драгоценного времени…

- Сам вали, - не особенно любезно прозудел он в ответ, - авось как-нибудь…

- Вот кинут двухтонную семигерцевку, так будет тебе авось, понял?! В нынешних конфликтах не выживают. Никто. Даже авось стал подводить.

- Бригадир, - у меня тут "серебристые облака"…

- Точно?

- Очень похоже. Почти прямо на Юг, не сворачивая, скорость примерно восемьсот пятьдесят, должны пройти в двадцати верстах от нашей зоны контроля.

- Так. Готовность номер один. Сейчас буду, пока ничего не делай, будут сворачивать, - вали, не дожидайся, пока вопрутся в зону.

К сожалению, так оно и оказалось. По экрану новейшей радарной установки "Оймякон - 23" с "холодными" антеннами ползла какая-то едва заметная рябь. Что-то похожее на дрожание теплого воздуха над шоссе, когда и в тени-то плюс тридцать три. Это могло бы сойти за погрешности работы аппаратуры, вот только аппаратура эта, - не давала погрешностей и тем более сбоев, а вот картина на экране, наоборот, была неплохо знакома как по описаниям, так и из клочков собственного опыта. Рябь деловито ползла по экрану, действительно - никуда не сворачивала, и это обозначало, что где-то там, в двадцати километрах за краем зоны ответственности, на очень большой высоте летит что-то, не отражающее радиолучей ни в одном из диапазонов и обладающее адаптивной аэродинамикой похлеще, чем у птиц. В большом количестве. В очень большом. Это был просто-напросто не его уровень компетенции. Впрочем, когда он связался с тем уровнем, ему после самого краткого обдумывания однозначно приказали ничего не делать, но "поглядывать там".

- Товарищ майор, докладывает четвертый, на экране множественные цели направлением с Севера, почти точно по пятидесятому меридиану, курс и высота постоянные, средняя скорость группы восемьсот пятьдесят, эшелонированы по высоте, малозаметные.

- Понял вас, четвертый, - и, после самого короткого времени, что потребовалось ему для того, чтобы вывести на экран картинку, смутившую прапорщика Лупу, добавил, - да, "серебристые облака". Боевая тревога.

Если уж откровенно, то на воздушно-космическую атаку Вероятного Противника нелепица на экране радарной установки "Факел - 11" (умеющей, в случае чего, помимо основной антенны создавать дополнительные, из так называемой "замороженной плазмы") была похожа меньше всего. Совсем не похожа. Ни по каким параметрам. Не более, чем за три целых и пятнадцать сотых секунды проанализировав складывающуюся обстановку, он во-первых связался с оперативным дежурным ПВО округа, и запросил подтверждение от спутниковой группировки во-вторых. На всякий случай, потому что с этой стороны ничего существенного не ждал. И так ясно, что радиопротектированные, с адаптивной аэродинамикой и высокоэффективными двигателями какого-то холодного типа. Хотя, понятное дело, - не все. Даже отсюда видать.

Начальство отреагировало практически мгновенно. Ему было предписано огня не открывать, следить, сохраняя готовность номер один на протяжении двух часов, а потом переходить на "тройку".

- Данияль, - завопил выскочивший из какого-то проема на месте бывшей двери в оплывшем возвышении почвы, - там "серебристые облака"!

Глаза у него были, как у надувной совы, подключенной к дорожному компрессору, а сам он все пытался и никак не мог защелкнуть вовсе посторонний разъем на высотном костюме, так что Даниялю пришлось хорошенько встряхнуть его, чтоб придать речи некое подобие членораздельности:

- Там! С севера! Каша целая! Скоро будут тут! Километров шестьсот! И еще непонятно кто - с востока, только те совсем далеко!

Данияль, глянув на него с нестерпимым презрением, молча перекинул разъемы на обмундировке раздолбая по принадлежности и молча отвернулся. Больше всего ему хотелось в этот момент зажмуриться и с визгом засунуть голову под кровать, но вот этого-то как раз было нельзя. Совсем. Кроме того, минут пятнадцать у него было по-всякому.

За это время предстояло, перво-наперво, направить к "серебристым облакам" встречную волну, потому что если у них есть баллистические, то рубежа атаки они достигнут через четверть часа, а еще через три минуты беспокоиться будет уже не о чем, и надо во что бы то ни стало сорвать выход на этот самый рубеж, - и, разумеется, сам пуск.

Нулевую готовность ПВО - это два, причем операторов можно будет заранее списывать, а это ох, как жаль.

За пятнадцать минут, которые есть, и еще минут пять-семь которые, - может быть! - удастся выгадать, надо поднять в воздух все, что летает и, соответственно, смыться самому со всеми, кроме операторов ПВО.

Наземную технику рассредоточить и потихоньку пускать вперед, потому что погрузить в транспорты уже не получится, а без разницы, где ее накроют, тут - или много севернее.

Народ, дисциплинированно собравшись попарно, приступил к облачению: минимальный налет тут составлял тридцать часов, но у большинства было куда больше. А еще - опыт увлекательных воздушных экспедиций в те страны, которые не в курсе.

- Мамочки, - прошептал вдруг онемевшими губами Майкл, разом вспомнив упоминание о "двухтонных-семигерцевых", а равным образом все, что слышал и помнил о тяжелых модификациях химических лазеров и облаках "тетриса", тоннах свернутых в спираль бездефектных нитей толщиной в микрон и электродинамических метателях, о тучах "кусачих мух", а главное, - что ГОВОРИЛИ, ГОВОРИЛИ ЖЕ ЕМУ, ДОЛБОЕБУ БРИТАНСКОМУ!!! - ну почему мне было не поступить так, как говорят умные люди? Хотя бы ради разнообразия?

Первой жертвой драматических событий этого дня стало село Татарские Косогоры, с постоянным населением семнадцать человек обоего полу, самому младшему из которых было пятьдесят три, четыре козы, шесть свиней, девять дворняг, около шестидесяти кур и переменного количества кошек, учесть которых было невозможно даже теоретически.

Можно сказать, ему была оказана особая честь, потому что угодил в него боеприпас особый, приспособленный для нанесения первого удара, ошеломляющего и неотвратимого, от которого нет спасенья. Вещь была совсем новая, дорогая, капризная и очень немногочисленная.

Нет, дело не в носителе: "Эспадрон - А" был хоть и новой, но вполне доведенной ракетой, избывшей все детские болезни. Ей просто не повезло, - Большой Поводырь, находившийся, как положено командиру, на лихом коне, са-амую малость позади самых задних, моментально засек колоссальный выплеск энергии гиперзвукового баллистического старта, расценил это в качестве события Высшего Приоритета и в доли секунды инициировал удар из тяжелой "лахудры" одного из подопечных, выбранного просто-напросто из соображений наиболее подходящей ориентации на момент сигнала. Дистанция была явно далековата для того, чтобы разнести двухтонный боеприпас вдребезги, кроме того, - убийственный импульс пришелся не вполне по цели, вроде как вскользь, но некоторое действие на него он все-таки оказал. Оптические датчики ракеты ослепли, а удар поляризованного тепла, в которое превратился луч, зацепив радиопрозрачный протектор, угодил в монокристаллическую антенну, почти полностью выведя ее из строя. А главное, - свихнулся "мозг" ракеты, кубический сантиметр тубулярного углерода, теоретически не боявшийся ни жара, ни холода, ни тряски, ни ЭМИ близкого ядерного взрыва, но все-таки не рассчитанный на такой комплекс воздействий, как в данном случае. Он не дал сигнала на самоликвидацию, так что ракета продолжила свой крестный путь по той траектории, которая вышла.

Надо сказать, что совершенная непредсказуемость пути, по которому "Эспадрон - А", равно как и другие члены семейства Эспадронов, - "М" и "С", - достигали цели, была их родовой чертой, своего рода изюминкой, делавшей их особенно опасными, но то, что изобразил этот экземпляр, было все-таки шедевром.

"Инициирующий" слой рефлектита, разогнавший ракету до нужной скорости, - выгорел, и теперь в дело вступил основной заряд, чистый восстановитель, горевший в гиперзвуковой струе атмосферного кислорода. Это давало сверхвысокоточной тактической ракете километров восемьдесят радиуса дополнительно, но теперь шашка твердого топлива, не думавшего гаснуть, несла начинку заодно с самоустранившимся от дел процессором приблизительно так же целеустремленно, как какая-нибудь шутиха для веселых праздничных фейерверков. Нарезая разудалую спираль, она двигалась сначала чуть вверх и примерно на два лаптя левее юго-юго запада, а потом нос ее опустился.

А потом ракета попала в село Татарские Косогоры. Тут программа сработала штатно, и боеголовка успешно рванула на высоте шести метров над поверхностью, освободив примерно двести мегаватт-часов энергии. Это ничего особенного: примерно столько содержится в солярке, достаточной для работы тысячесильного дизеля на протяжении одиннадцати суток с четвертью. Правда, у дизеля, - КПД, то да се, а тут вся работа была налицо, причем сразу. Очень-очень сразу. Если бы это изделие попало в какой-нибудь областной центр, в "спальный" микрорайон, число убитых могло бы достигнуть десяти-двадцати тысяч по меньшей мере.

По сути своей была боеголовка аккумулятором, накопительной батареей, специально разработанной для космической техники и основанной на новейшем техническом принципе, - "замороженной плазме", когда колоссальная температура системы компенсировалась еще более мощными кулоновскими силами, делая плазму - парадоксальным подобием твердого тела. Это позволило-таки обмануть неразрешимую проблему изоляции сверхплотных зарядов, создав, наконец, нечто вроде сверхаккумулятора. Вот только батарея по природе своей была идеально приспособлена для невесомости, а вот в тропосфере гравитацию приходилось активно компенсировать, поэтому снаряженная боеголовка потихоньку, злобно "светилась" микроволнами и - постепенно теряла энергию. Это, помимо прочего, было серьезным неудобством, но ведь и преимущества нужно учитывать!

Потеряв связность, заряд начал стремительно терять свою парадоксальную структурность, переходя в хаотическое состояние, но произошло это все-таки не сразу, превратив вспышку в подобие огненного спрута, протянувшего ветви-щупольца ко всему, что мало-мальски поднималось над поверхностью земли. Дома, сараи и деревенские уборные, деревья и покосившиеся серые столбы вспыхнули, как облитые бензином, безоблачное небо прорезали целые заросли молний, а следом пришла ударная волна, превратившая ту часть старого села, которая окружала бывшую ярмарочную площадь, во взвихренный на десятки метров в высоту пылающий мусор. Испарилась угодившая прямо в эпицентр коза Гюльчатай, щипавшая тут плешивый, как облезлая шкура, ползучий горец, погас свет, а "тарелки" спутниковых антенн, торчавшие над холмами по ту сторону Учума, раскалились почти добела, непонятным образом спалив даже неработающие телевизоры. Старая Валия, ничего не видевшая вот уже четыре года в связи с тем, что не пожелала идти к доктору, - потому что на все воля Аллаха, - на миг увидала ослепительный свет и в тему изрекла:

- Ва, Алла, Алла…

Равиля Масягутова, гостившего у деда Девоншея и изнывавшего от невозможности сотворить какую-нибудь шкоду, скинуло с мотоцикла: сначала он почуял, как что-то огладило жаром его спину, потом, - как куст крыжовника, налетевший на него, словно вихрь, прошелся по его животу всеми своими колючками, а потом столь же внезапно возникшая перед носом трава обожгла его физиономию.

Над поверженным селением величаво, со зловещей медлительностью восставал бешено клубящийся дымный гриб диаметром метров полтораста-двести.

Характерной особенностью любой принципиально новой военной техники является то, что пользоваться ею в бою никто не умеет. Не то, чтобы не знали, как целиться или на что нажимать, этому как раз научиться недолго, а - отсутствует то, что называется тактикой и стратегией. Потому как что бы там ни говорили военные, а тактика - это производная от применяемого вооружения. Шрапнель с пулеметами живо отучили европейские армии от дурной блажи, - ходить в атаку строем, хотя отдельные попытки молодецких атак неуклонно предпринимались еще лет двадцать. То, во что превращается бой при помощи новых образцов техники, очень напоминает математические сценарии так и не состоявшейся атомной войны: какие бы хитроумные ходы ни предпринимались генералами вначале, очень скоро все сведется к судорожным попыткам как можно быстрее влепить в супостата все, что еще уцелело. Или - сценарий драки "до победного конца" между людьми, драться вовсе не обученными, без разницы. Действо убогое, омерзительное, но, порой, куда более кровавое, чем бой за звание чемпиона мира в тяжелом весе по боям без правил. В данном случае, правда, присутствовала одна поправочка, нюансик, мелочишка, которую участники междоусобицы дружно предусмотрели, парадоксальным образом вовсе не задумываясь о том, к чему это приведет.

Речь идет о программах тактических автоматов, ролью которых была координация боя.

Из одновременного действия двух этих обстоятельств получился недурной гибрид.

Когда оружие вашего визави обладает примерно той же дальнобойностью и точностью, что и у вас, естественным побуждением и категорическим императивом при желании уцелеть является попытка успеть первым. "Погонщикам" равно чужды были как естественные побуждения, так и чувство самосохранения, но зато программа их имела целую иерархию Приоритетов. Одним из первых являлось немедленное уничтожение того, что может немедленно уничтожить тебя. От тяжелых фотодинамических систем в ту ясную, как на грех, погоду, когда видимость - миллион на миллион, увернуться нельзя. Можно только выдержать, что проблематично, или закрыться, для чего нужно иметь чем. Автоматы, летевшие с Севера, выпустили целую тучу ракет воздушного боя и универсальных ракетных снарядов с расстояния, превышавшего радиус действия "лахудр", после чего, опустевшие, выдвинулись вперед, прикрывая коллег, волочивших тяжелые "карандаши" по три с половиной метра длиной, в такую вот погоду способные прожечь насквозь, через все палубы, авианосец. Те, что сами по себе были снарядами, приготовились к последнему, смертоубийственному рывку к цели. Те "летучки", которые успел поднять Данияль, имели сходные тактические программы, но с самого начала летели без всякого порядка, поскольку поднимали их в спешке. Зато и было их гораздо, гораздо больше. Если говорить военно-канцелярским языком, то, опоздав по стратегическому развертыванию, он значительно превосходил противника в силах и средствах первого эшелона: дело в том, что его визави, будучи неизмеримо более богатым и изощренным, не больно-то готовился к классическим боевым действиям. Не его это были стиль и метод, не ожидал он ничего столь примитивно-первобытного как полномасштабный сухопутный бой, не вкладывался в массовую армию.

Когда расстояние между флотами достигло двадцати - двадцати пяти километров, небо беззвучно полыхнуло десятками вспышек от разнокалиберной летающей нечисти, одновременно угодившей под сотни перекрещивающихся тераваттных импульсов, в доли мгновения раскалившейся до тысяч градусов, испотрошенной, изломанной, частично испарившейся, окруженной огненными облаками от распыленного фотодинамическим ударом горючего.

Стратегия, - есть продолжение географии, и поэтому можно смело утверждать, что жителям Поволжья стратегически повезло: времена, векторы и скорости в этот день сложились таким образом, что основные события развернулись все-таки над водохранилищем. Спустя считанные секунды после квантового удара своих целей достигли заранее выпущенные гиперзвуковые снаряды, и небо полыхнуло уже по-настоящему, облаками "тетриса", жирными мазками высших спиртов, тучами керамических стержней, соединенных бездефектными нитями, белесыми разводами подожженных "лахудр" превратившихся в подобие бешено мечущихся ракет. Некоторые из них, впрочем, без изысков, попросту взорвались с силой примерно полутонных авиабомб. Вниз, на землю, на воду, на случайных рыбаков и отдыхающих в прогулочных суденышках обрушились тяжелые, рвущие душу раскаты стэксовых стокилограммовок, ливень тяжелых осколков и остатки от превращенных в ветошь "летучек" двух крупнейших в послевоенной истории воздушных флотов, столкнувшихся в рамках одного воздушного боя.