Натянув комбинезон, Майкл стремглав кинулся к первой попавшейся, - без затей, - "камбале", в которой проем десантного отсека уже начал задвигаться, тигриным прыжком метнулся в сужающуюся щель, упал животом на край, и вторым рывком забросил тело внутрь. К этому моменту машина уже свистела и шипела, как целый выводок злющих кобр, и почти сразу же, едва дождавшись закрытия люка, как-то боком, косо пошла вверх, изо всех сил стремясь оказаться подальше отсюда, когда НАЧНЕТСЯ, и стараясь только избежать столкновений, потому что в воздухе на этот чувствительный момент было довольно густо. Он не послал к черту все эти приключения по единственной причине: что-то подсказало ему, что пешком смотаться отсюда на сколько-нибудь приемлемое расстояние он попросту не успеет. Они успели уйти метров на семьсот-восемьсот вверх-вбок, когда это таки случилось. Проклятый скотовод накаркал, и все началось именно так, как он предполагал: над давешним плацем мигнуло, очертания всего, что находилось внизу, на доли мгновения расплылись, ровные плоскости взлетных полос на миг пошли тяжелой волной, тут же лопнув, будто бумажные полоски, а потом все скрыли облака чудовищных взрывов. Несколько машин, отставших от их собственной всего-то на две-три сотни метров, внезапно дрогнули, накренились и косо врезались в настигающую их тучу. Умница-пилот, мгновенно сообразив, что расстояние - оно и есть расстояние, прекратил набор высоты и на полной скорости резал теперь по горизонтали, так, что винтомоторная группа выла на нестерпимой, режущей, почти ультразвуковой ноте, от которой ныли зубы и ломило виски. А потом по ним шарахнуло. Все-таки тот, кто гнался за ними, был вдвое быстрее, и догнал. По машине врезало, как гигантской кувалдой, и в считанный миг, пока сознание не померкло, ему показалось, что внутренности его взболтались, а сердце - замерло. Потом, - очень быстро, - помрачение прошло, но дышать было нечем, сердце не билось, в глазах снова начало темнеть и он понял, - теперь уже с концами. Его хватило только на то, чтобы почти судорожным движением вскочить - и с размаху грянуться брюхом на чью-то голову в нелепо-претенциозном шлеме. Сердце болезненно ворохнулось, подумало, и забилось вновь, часто-часто, как и полагалось в сложившейся ситуации. "Камбала" летела как-то боком, моторы - выли, а вот фигуры в пилотских креслах - безжизненно болтались, словно парни были без памяти или откровенно убиты.

Он приподнялся на четвереньки, привстал, и не то - прыгнул, не то - нырнул вперед, к ним. Впоследствии Майкл любил говорить, что это было самым трудным делом в его жизни. Хрипя, он присел над беспамятными и быстро-быстро, по-боксерски врезал и тому, и другому под ложечку. И схватился за ручку. Человек в правом кресле с хрипом выгнулся, ловя воздух широко разинутым ртом, открыл ничего не соображающие глаза, а потом его обильно вырвало.

Майкл был еще тем пилотом, но одно, случайно застрявшее у него в памяти по совершенно вроде бы посторонней книжке "Возлюбивший Войну", он знал твердо: штурвал от себя - вниз, на себя - вверх. Оставалось только надеяться, что справедливость этих истин распространяется и на эту вот ручку, а то, что годилось для "летающей крепости", сойдет и для этой вот каракатицы. Он держал ее так, будто это очень крупная ядовитая змея, которая уже кинулась было, но он, однако же, умудрился ухватить ее за шею, перед глазами плавали лиловые пятна, и он все время шмыгал носом, не отдавая себе отчета в том, что делает, потом - демократично утер его тылом ладони и отчасти предплечьем, и увидел, что это кровь, частыми каплями падающая у него из ноздрей. Потом железная длань вырвала рукоятку у него из рук, а повернувшись, Майкл увидел несколько плавающие, но все-таки профессиональные глаза Правого, который точно так же шмыгал носом и утирал кровь кулаком. Некоторое время пилот вел машину по прямой, а потом зачем-то заложил широкий вираж, хотя запросто мог бы развернуться прямо на месте.

Надо признать, что зрелище бывшей (очень давно, - если считать по эпохам) гордости отечественного автопрома, изглоданной собственным хищным потомством до тени некогда бывшего, было и печальным и мрачным, и даже каким-то мерзким, но теперь, после бомбардировки, внизу расстилалась жуткая помесь лунного пейзажа - с помойкой. Изглоданные, с выжранной на две трети арматурой, стены повалились и рассыпались, кое-где почти что в песок, зато обширные пустоты, образовавшиеся на месте бывших коммуникаций, - провалились, образовав подобие гигантских оврагов и воронок, в которые обрушилось то, что пришлось наверху. После семигерцевых двухтонок контейнеры с "тетрисом" и орбитальные батарейки были, в общем-то, почти и вовсе ни к чему, - но кто ж это задумывается над такими вопросами, - в подобных-то случаях? Больше всего то, что осталось, с высоты напоминало город из песка, трудолюбиво выстроенный детишками в песочнице, на который какой-то злой шалун вылил с размаху ведро воды.

Встречный бой, в общем, достиг своей цели, многократно ослабив удар по бывшему комплексу, но и того, что добралось-таки, долетело, доковыляло, хватило выше головы, и придись оно не на пустое, - ну, почти, - место, из всей изготовившейся к броску армады не уцелело бы, пожалуй, ничего. Вспомнив о своих репортерских обязанностях, Майкл активировал камеру, - без особой надежды на то, что и ей удалось выжить в солитоне, рассчитанном на поражение людей, укрывшихся, скажем, на шестидесятиметровой глубине в метро. Подробностей невооруженным глазом отсюда было не видать, и не очень-то хотелось их, эти подробности видеть, но общее впечатление было таково, что все, не успевшее убраться подальше, - а не успело, надо сказать, на удивление мало, - было, скорее, смято, раздавлено, поломано, нежели разлетелось вдребезги. Больше всего пострадали "климатические объемы", по понятным причинам назначенные к вылету в последнюю очередь, и по большей части пустые, поскольку потенциальная начинка отправилась на север своим ходом, - просто так, без особых расчетов, без мыслей насчет шествия колонной по населенной местности и форсирования водохранилища, потому что все остальное показалось и еще хуже. Так или иначе, - тут не шевелилось ничего, чуть ли ни хуже, чем в эпицентре атомного взрыва, столь же жизнеутверждающая картина.

Данияль Аризиев во главе "основных", своей Старой Гвардии, вылетел сразу же вслед за автоматами, на сверхзвуковых машинах, так что уж они-то с места инцидента успели уйти поголовно все. Войны не бывает без жертв, и все планы рушатся, соприкоснувшись с волей противника, но не удалось сделать дело красиво, не получилось упасть на презренного врага неотразимо, словно меч Пророка, и сердце Бейбарса было полно горечи. За это кто-то непременно должен был ответить, и лицо его, напоминавшее морду злого насекомого и личину злобного робота голливудских фильмов одновременно, сейчас было воистину мрачно, как у ангела Азраила.

Он, понятно, вовсе не был так легковесен, как мнили скрытые недоброжелатели окрест: убежденный, что все люди одинаковы и склонны к реализации самых очевидных схем, маскируя их хитрыми финтами, решил, что Постный должен бывать в Кирове только наездами, а основную и запасную ставку, - чисто инстинктивно расположит на крайнем юге и на крайнем севере исконной своей вотчины. Для проверки этого соображения в указанных местах проводилась агентурная разведка, - не столь сложная, поскольку Постный обзавелся поистине рекордным числом недоброжелателей, в том числе и среди приближенных. Вятские Поляны - и вовсе захолустный Подосиновец, на севере. Кандидатура Малмыжа, Сосновки и станции Луза при тщательной проверке отпали. Удар предполагалось нанести в тот момент, когда придет сигнал, что Постный - в таком-то из двух пунктов, а главное - надолго. Или - надолго, но в каком-то третьем месте. Потом сигнал прошел, и Бейбарс размахнулся, но вот тот вариант, что враг, будучи слабее, все-таки начнет первым, он как-то из анализа исключил. Это бывает, и не ему чета люди поскальзывались на подобного рода рациональных выкладках, и тогда им только едва-едва удавалось устоять на ногах. Потом прошел другой сигнал, из которого он узнал, с какого именно пункта Постный командует своими ратями.

Спираль сделала огромный виток, и теперь снова, как великие сотни лет тому назад, победить - значило прежде всего повергнуть или же захватить в плен вождя вражеского клана, уничтожение его бойцов - было гораздо, гораздо худшим и почти бессмысленным вариантом, а больше никаких вариантов не было. В прошлое ушли времена, когда почти всего можно было добиться колоссальным материальным ущербом, нанесенным вооруженным силам, промышленной базе и инфраструктуре супостата: уцелевший после самого вроде бы страшного разгрома вожак с узкой группой отборных приближенных из числа специалистов, мог, в самый короткий срок восстановить свой потенциал почти до исходных масштабов. Поэтому, когда разборки переходили в горячую стадию, удар был направлен прежде всего на уничтожение людей. На старинный городок Вятские Поляны в самом начале обрушилось не пять гармонитных двухтонок, как на Заводской район Тольятти, а девятнадцать, причем довольно равномерно, с очень малой кучностью, так что большая часть населения погибла, даже не успев сообразить, что же именно произошло. По сути, - город был мгновенно убит. Солитонная волна длиной 47,3 метра несла колоссальную энергию и, способная проникать через любые преграды, преодолевала огромные расстояния. Там, где строения находились достаточно далеко от взрывов, они не были стерты с лица земли, волна только обламывала верхние этажи, сбрасывала балконы, рассыпала неряшливыми грудами бревен старые срубы, покрывала трещинами кирпичные стены и карточными домиками складывала панельные дома, - но убивала практически всегда. С перекосившейся, осевшей железнодорожной насыпи разломанными спичечными коробками свалились, сползли вагоны, опрокинулись новенькие комбинированные электровозы, а на непонятно, какой игрой хаотических сил устоявшем вновь построенном здании станции, у касс, рядом, на перроне, лежали тела тех, кого смерть застигла на ходу, за стойкой закусочной, с молотком в руке у колесной пары, рядом с детской коляской, в которой вытянулся мертвый младенец. А вниз по Вятке, уже лет пять как обретшей прежнюю чистоту, густо поплыла вверх брюхом оглушенная рыба. Так было начато в тот день, и сходным образом начинали впредь, когда на краю остановиться все-таки не удавалось. Потом, - без затей, - прилетел "тетрис" упаковками по тонне, и после этого город превратился в почти нацело стертые с лица земли, пылающие развалины. Следует ли даже говорить при таких обстоятельствах, что Постникова-"Постного"-то среди пострадавших как раз и не оказалось, потому что он смотался в неизвестном направлении сразу же, как только узнал, что его превентивная акция не дала полноценного успеха. Вот как узнал, - так сразу и забил на все и всяческое командование дальнейшими боевыми действиями. Тихонечко улетел в гордом одиночестве на маленьком самолетике километров за сорок, самолетик замаскировал, пилота пристрелил в спину, а сам пересел на архаичный велосипедик, - и уехал в глухую лесную деревушку, к бабушке, пить полезнейшее для здоровья козье молоко и ловить по утренней зоре рыбку. Этого, вообще говоря, никто не знал в точности, но предположить было можно, а до расчетливых ребят, хитроумно предоставивших двум одиозным лидерам возможность устранить друг друга собственными руками, начало доходить, что они перестарались в своем настойчивом желании воевать непременно чужими руками, так что за остатки Бейбарсовой армады дружно взялись буквально все.

К этому моменту силовая составляющая государства, кланов, мощных кондоминиумов в значительной мере срослась воедино, образуя, порой, необыкновенно причудливые, исполненные противоречий сочетания, но у них было достаточно времени, чтобы самые острые из противоречий сгладились, нестыкуемые, вроде бы, части - попритерлись, и, нелепая с виду, новая система обрела известную работоспособность. Так, например, ПВО Приволжского военного округа с дивной оперативностью объединила усилия с батареями, подчиненными татарской "семье", так называемым "казанским", по факту бывшими составной частью системы ПВО, - только с известной мерой автономности. С формальной точки зрения это осуществлялось на так уж и сложно: офицеры и прапорщики, целенаправленно внедренные в армию крупными и устойчивыми "семьями", изволили служить поблизости от дома, контролируя условленные структуры вооруженных сил, в определенных, заранее оговоренных рамках слушаясь высшего начальства, - вот и все. Об этом все знали, но дружно закрывали глаза, потому что по-другому было бы ку-уда хуже. Вот эти-то гибридные структуры, вот только что пропустившие широкий фронт "серебристых облаков" с севера - на юг, теперь с неистовой яростью вцепились в брюхо и затылок тому, что еще уцелело от флота, следующего в противоположном направлении. Стационарные ЛЗУ. Срочно выдвинутые и развернутые на пути следования ЗРК на колесном ходу. Громоздкие многоствольные установки электромагнитных и электротермических метателей, состоявшие аж из четырех машин: собственно орудия, в расчехленном виде несколько напоминавшего ракетную установку залпового огня, командной машины, фургона с боеприпасами и еще одного, еще более громоздкого фургона, - с "ЭХГ - 5000" и батареей сверхконденсаторов. Летающие и аэромобильные батареи ЗРК и ЗЛК на конвертопланах и тяжелых "камбалах". В небе было взорвано почти одновременно около сотни БЭИ вроде "Пика" и аналогичных, потом подтянулись перехватчики, получившие одинаковый, вполне конкретный и категорический приказ: стоять насмерть и отстоять любимый Киров любой ценой. К шапочному разбору пожаловали любопытствующие с Урала и даже случайно оказавшиеся поблизости экскурсанты из БЖЗ. У этих - обозначилась совершенно особая роль: каким-то непонятным способом они обнаруживали и указывали тех, кто был далеко, в стороне и пытался спастись бегством.

Многостволки - выпускали свои гиперзвуковые снаряды по два, симметрично, чтобы избежать раскачки, - но очень быстро один за другим, почти как пулемет, так что залп сливался в один долгий, ревущий раскат совершенно нестерпимой громкости. Снаряды наводились довольно точно и способны были корректировать себя на цель за счет рулей и маленьких маневровых двигателей.

"Аллах, - думал про себя Рафик Малеев, обхватив голову руками, вжав ее в колени и раскачиваясь, как от мучительной боли, - и почему писаки мнили, что электрическая пушка будет бесшумной?" На голове у него был сплошной шлем, закрывавший от звука не только уши, но и почти всю голову целиком, но и он практически не помогал: взбесившийся звук доставал до ушей через тело так, что в глазах плавали темные пятна, даже здесь, в ста пятидесяти метрах от проклятой пушки, извергающей в небо многометровые языки ослепительно, нестерпимо для глаз сияющего пламени. Маскировать подобный фейерверк даже и не пытались по бессмысленности затеи: предполагалось, что супостата просто не останется, а тому, что останется, будет попросту не до расстрелявшей боеприпасы батареи. В общем, - все, как всегда.

А вот теперь, - все-таки бегом, выкатить контейнер, - подкатить контейнер, отсоединить разъем. Откатить контейнер, - подкатить контейнер, соединить разъем. Проверить заряд батареи конденсаторов. Бегом на прежнее место, - и в яму, рядом с такими же, как он сам, вжать физиономию в колени, открыть рот, обхватить голову руками в напрасной попытке защититься от звука, - и нажать спуск. На все - про все три минуты, гоняли без дураков, как сидоровых коз. Теперь - ждать, когда мудрая автоматика сочтет, что приказ выполнять уже пора, ждать, и все равно оно начнется внезапно, так, что дернешься в удержанном порыве подпрыгнуть: РГА!!! РГА!!! РГА - ГА - ГА - ГАГАГАГА!!!!!! Пока не вылетят все тридцать пять боевых элементов с тридцать шестым - погонщиком, призванным определиться с целями и распределить их между тремя с половиной десятками подопечных, все за десять-пятнадцать секунд сумасшедшего полета. Двумя залпами из этого неуклюжего агрегата, прозванного почему-то "бешеным огурцом", в Анголе было сбито девятнадцать юаровских "миражей" разом, - все, что находились на тот момент в небе. Неопытные зенитчики перестраховались, хватило бы и одного залпа, но на наивных юаровцев и это произвело такое впечатление, что война после этого довольно быстро стихла как-то сама собой. Понятное дело, - с необходимым результатом.

- Ну он какой? Ну?!

- Голодранец! Мудак! Чурка тупорылый!

- Это понятно!!! Ты скажи лучше, где его слабое место, как нам порадикальнее разобраться с его выводком! Думай, черт бы тебя побрал, думай!!!

- Да не тряси меня!!! И без того калган ломит, как с похмелюги, так еще он последние мозги вытряхивает! М-м-м… - он стиснул голову, как будто пытаясь выдавить из нее никак не дающееся решение, - ведь было же, было же что-то такое… простое и на поверхности!

- Там рать прет, как в сорок первом, а у него - миг-греня разыгралась! Тетя Фима женскими болезнями заразила, пар-разита!

- М-м-м…

- И ведь самое говно! Расплодники волокут для "клопов" и "слепней", х-хренову тучу, а там и одного такого хватит, чтоб целый город вымер…

- Голодранец, голодранец, голодранец…

- З-заело, что ль?! Гос-споди! Ведь самое ж говно, говорю, наплодили! Ползучие мины по три кило стэкса! "Пауков" полевых моделей. Саперных "УСА - 3". Штук двести "ишаков" с фугасными огнеметами по четыре тяжелых заряда на брата! И бог весть сколько автоматических самоходок с УСС калибром от 5,45 и до 37 включительно! А главное - "Погонщики" с "УС-15" в башке, запрограммированные на маскировку и скрытое передвижение всего этого добра с то-онким учетом тактической обстановки, а на того же "ишака", когда заляжет, наступить можно, не заметив! А еще…

- З-заткнись!!! Причитает тут, как баба! Надоело! Так, го-ло-дра-нэц-с-с… К чему это, бишь, я? А-а-а-а! Ага-а-а-а!!!

- Чего? Ну, - чего?

- Так ведь голодранец он!!! Богатств не стяжал!

- Ну?!!!

- Так что чистых элементов у него - тю-тю-у. Кот нарыдал. На катализаторы к защитным насадкам, - нипочем не хватит, так? Так! Тем более, что на такую армаду! Во!

- Поподробнее, пожалуйста…

- Ну, брат… Да мы у всей его техники генераторы - в два счета потравим!

- Гений. С этим, как говорится, ничего не поделаешь.

- Да х-хватит тебе! Достал.

- Да нет, к чему? Что есть, то, как говорится, не вырубишь топором. А уж скромён, скромён-то до чего!

- А потом ему стало совсем плохо. Жаловался-жаловался, что темнеет в глазах, - да и ослеп напрочь. Крутил головой, да спрашивал, сколько до земли. Тихо-онечко вниз вел, пока не приткнул машину…

Правый хрипел, все время спрашивал, как далеко осталось до земли, начал нести какую-то околесицу на смеси русского с татарским, но упорно не отдавал ручку, пока не притер здоровенную, на восемь тонн полезной нагрузки "камбалу" к заливному лужку, вырубил ток и только потом отрубился окончательно сам. Сначала он вздрагивал, проводил рукой в пижонской расписной перчатке по незрячим глазам, как будто в попытке стереть с них невидимую пелену, а бормотание его стало уж вовсе бессвязным, негромким и монотонным, как звук ручной мельницы. Потом он только хрипел и вздрагивал. Среди тех, кто оказался в одной машине с Островитянином, пришло в сознание еще человек десять, из них способными кое-как двигаться помимо него оказалось четверо. Машина, накренясь, лежала на лугу, метрах в двухстах протекала какая-то немудрящая речка, а до изгиба проселочной дороги было и вовсе рукой подать, - метров сорок. Тут же паслись разномастные коровенки, искоса поглядывал в их сторону пастух в кирзачах и с кнутом, а выше по склону холма высыпали беспорядочной толпой разноцветные дома какой-то деревушки. И вообще картина складывалась настолько мирная, что глаз отказывался верить, а сознание не принимало: после виданного казалось, что и везде, по всей округе, по всей стране, по всей Земле клубятся облака от взрывов, а среди пылающих развалин лежат мириады трупов тех, кто даже не успел ничего понять, и что это живых - не осталось, не могло остаться после того, свидетелем чему оказался лично он. И остальные, те, кто мог, выбравшись, смотрели на эту картину с молчаливым недоверием, как на мираж с райскими садами посреди рэга Армадрор в Сахаре. Кто-то привычно полез за "комбатом", но Майкл, оборотившись к нему по-кабаньи, всем телом, проскрипел:

- Брось! Ты уверен, что твой звонок дойдет до того адресата, который нужен? Все равно отвоевались, так что этому вашему фюреру сейчас точно не до вас…

- Ты кого это ты фюрером назвал, пидор? - С трудом поднял голову один из уцелевших. - Да я тебе…

- Кончай, Синяк, - остановил его еще один, крупный и белобрысый, - нашел время…

Так они сидели, не в силах и не решаясь куда-либо двинуться, а потом за ухом у Майкла пискнул вызов.

Что-то скользнуло в высокой траве, пригибая ее, и - замерло, как мимолетное дуновение легкого ветерка. Светка нипочем на обратила бы внимания, когда бы не гуси, - они всполошились, задрали головы и начали немилосердно орать. Здоровенный, злющий вожак полез на берег и, растопырив крылья для того, чтобы казаться еще больше и страшнее, наклонившись вперед, с грозным шипением полез / Агрессия, представляющая собой потенциальную опасность в случае непосредственного контакта. Приоритет - единица, в данной ситуации - наивысший./ в осоку. И тогда его ударило в основание шеи, как топором, буквально перерубив пополам, так, что в воздух взвилось облачко пуха и бурый кровавый туман. Звук, резкий, отрывистый и острый, был такой, что зазвенело в ушах. И тут же /Объекты, аналогичные проявившему агрессию, приоритет - одна единица, в данной ситуации - наивысший./, вслед, - - Бах!!! Бах!!! - все с той же беспощадной меткостью ударило по остальным гусям, что полезли на берег вслед за вожаком, так же деля их на куски и разрывая в клочья, отделяя кости - от плоти, а плоть - от взвихренного пуха и перьев.

- В-витька, - тихонько позвала она брата, - ш-што это?

Витька, доселе занятый серьезным делом, - поиском трубочников на подводных корягах, разом притихнув, почти что на одних руках выполз на илистый берег. Теперь вроде-бы-как-ветерки пробегали по высокой траве заливного луга, по куге мелких болот то и дело, достигали полосы песка над самым обрывом - и замирали в траве. Брат как-то боком, крадучись /Объект не располагает потенциально опасным вооружением. Темп и направление движения не свидетельствуют о направленной агрессии. Приоритет - ноль единиц./ двинулся вперед, и тогда из травы вдруг поднялась, плавно вытягиваясь все выше и выше над травой и тихонько тарахтя тусклыми звеньями членистого тела, гигантская змея с головой в форме двояковыпуклой линзы диаметром сантиметров тридцать, с множеством разноцветных объективов по краям. На миг Витька встретился взглядом с Погонщиком и замер, перебирая на одном месте тонкими, облепленными илом ногами. Светка, наполовину спрятавшись за ствол толстой ивы /Объект с признаками деятельности, направленной на маскировку с использованием элементов рельефа местности. Потенциально опасное вооружение отсутствует. Признаков агрессии не наблюдается. Условный ситуационный приоритет./ каким-то инстинктом почувствовала, что нужно молчать и теперь тряслась, запихав в рот пальцы обеих рук. /Для выполнения базового задания приоритетным является движение в указанном направлении. Смещение по направлению к водной преграде второго эшелона./ И тогда на холмах над берегом возникли те, кто при всем желании не мог бы спрятаться в траве. Маленький, очень похожий на настоящий, танк, только на множестве членистых ножек вместо гусениц, на миг замер, противно шевеля тонкими металлическими щупальцами, и уверенно двинулся к реке, но он был только первым по счету, двигаясь в вершине тупого угла, которым двигались ему подобные, и скоро их показалось на этих склонах видимо-невидимо. Черный, как сатана, бугай Зык, дотоле мирно пережевывавший свою жвачку в тени кустов, поднял голову и раздул ноздри. Буйный, как, впрочем, это и положено быку, он пользовался особенно дурной репутацией: от матери, хитрой симменталки Чернухи, ему волей какого-то случая досталась толика ума. Пожелав того, он ухитрялся притвориться, улучить момент, - да и сорваться с привязи, дать себе волюшку. Но сейчас гнев его был неподдельным, а низкий, переворачивающий внутренности рев - поистине страшным. Из-за него-то он и получил свое прозвище. Нагнув голову и выставив страшные рога, зверь покатился навстречу /Агрессия, представляющая собой потенциальную опасность в случае непосредственного контакта. Приоритет - одна единица, в данной ситуации - наивысший. Активное отражение атаки./ атакующей технике, угрожая вот-вот поддеть на рога примерно метровой ширины автомат. Бах!!! - отрывисто рявкнул калибр 37мм, и в теле быка образовалась сквозная дыра, в которую можно было бы просунуть руку. Бах!!! - и на траву рухнул Витька, который, наконец-то очнувшись, пустился было наутек /Объект проявил активность, позволяющую отнести его к категории "курьер". Угроза выполнению установки на скрытный характер движения. Приоритет одна единица. Активное пресечение перемещения./, но успел пробежать только несколько шагов, когда пуля калибра 12,7мм оторвала ему руку вместе с плечевым суставом. Пьяный пастух, разбуженный стрельбой, высунулся из шалаша, откуда до этого момента торчали только его ноги в кирзовых сапогах, и заорал:

- Эй! Ты штой-то, а!? Чого…

/Объект подает акустические сигналы. Угроза выполнению установки на скрытный характер движения. Приоритет одна единица, наивысший. Активное пресечение деятельности./

Бах!!!

Программа Погонщика носила достаточно гуманный характер: потенциальной угрозе выполнению установки на скрытный характер движения, - т.е. наличию свидетелей, - приоритет придавался условный, не требующий активного воздействия. Светка уцелела.

- Товарищи! Перед вами ставится боевая задача занять оборону по западному берегу реки Желтая, остановить продвижение противника в северо-западном направлении и уничтожить его на рубеже Желтая - Кабаний Лог - опушка Рашкинской рощи…

Вот он говорил правильные слова, так, как его учили, как он привык, - только поэтому, собственно, и получалось. Потому что ставить реальную боевую задачу собранным с бору по сосенке силам, - в самой середине России! - в мирное время! - в восьмидесятые годы двадцатого столетия! - это ж было нелепо, немыслимо, невозможно!!! Настолько, что он сам не верил, и ему, - кадровому военному!!! - не интеллигенту какому-нибудь, казалось, что это - не с ним, что это не он, и вовсе не его онемевшее, как от новокаина, чужое горло выталкивает привычные, но от этого еще более немыслимые слова, придуманные вовсе для другой обстановки. И все, как всегда, - самая сильная и боеспособная армия мира, - и это так, не кривя душой! - но срочно останавливать врага непременно придется со сводным отрядам из мальчишек - срочников и курсантов военных училищ… Черт его знает еще, - у всех в наличии шлемы, броники и, главное, современные комплекты ПХ? Или у половины, а комплекты - образца пятидесятых годов? И некогда проверить, и нет уверенности, что, даже если все окажется в порядке, это хоть чуть-чуть поможет против такого противника…

- … к оборудованию огневого рубежа-а - приступить!!! Командиры взводов - ко мне!!!

Надо хотя бы в меру возможного дать инструкцию, как НА САМОМ ДЕЛЕ держаться против такого противника, чтобы ДЕЙСТВИТЕЛЬНО удержаться, потому что… Потому что это даже подумать невозможно, что будет, если вся эта жуткая свора прорвется в райцентр - и дальше. Если бы еще знать, - как это, - стоять насмерть против такого врага… И, тяжело вздохнув, он начал:

- Противник, - смешанная группа боевых автоматов класса "А" и "Б", точный состав неизвестен, приблизительная численность - до нескольких сот единиц. Единственное, что тут хорошо, так это то, что их наступление проводится вовсе без воздушной разведки, потому что все, что может летать, ушло на север, и теперь с ними разбираются… - Он замолчал, проглотил комок в горле и продолжил. - Мы тоже будем действовать без прикрытия с воздуха, временно. Временно! Предполагается, что атака будет предварена скрытым проникновением малоразмерных машин с целью разведки и широкомасштабной диверсии. Поэтому приказываю…

Заросли кустов - фугасным огнеметом, хлеб растет - к дьяволу хлеб, просто ранцевыми, заботливо сохраненными где-то огнеметами, а кое-где так попросту спичками, благо две недели стоит великая сушь, лесополоса в неудобном месте, - к дьяволу лесополосу… Пока еще есть время, если еще есть время, потому что если его нет совсем, то толку от принятых мер в лучшем случае чуть, а вот в худшем… В худшем будет еще хуже, потому что среди черной, засыпанной пеплом дымной гари видно не так, чтобы уж намного лучше, чем в высокой пшенице или прозрачной рощице.

- Вонючки, - где?

Вытирая пот со лба, из задних рядов посунулся командир Отдельного взвода химической защиты, оказавшийся под рукой буквально чудом, по дикому стечению обстоятельств, и подхваченный в последний момент.

- Есть чем задымить "зеленку"?

- Только "желтая"…

- Ладно. Вам же хуже. Будете работать в противогазах. Лейтенант Боровой!

- Я!

- Двадцать зарядов по сто, на всю длину посадок. И чтоб на равном расстоянии, а то знаю я вас. Выполнять!

- Есть!

- А чего стоишь!

- Тип взрывателя?

- А мне по херу!!! Чтоб рвануло одновременно и бегом! Марш!!!

Собранная с бору по сосенке часть действовала только с умеренной неразберихой и, в общем, лучше, чем он ожидал: захлопали гранатометы химиков и лесополосу затянуло мутно-желтым маревом, запах которого царапал горло и вызывал судорожный кашель даже здесь, метрах в трехстах: пакость, державшаяся в лесу часа два-три и незаменимая при движении по сильно пересеченной местности, чреватой засадой. Только тут смысл был совсем другой: надо было воспрепятствовать растеканию двух тонн "тетриса" до штатного объема, чтобы смесь получилась переобогащенная и он не рванул бы, как положено, а только пыхнул, дав всесжигающую высокотемпературную вспышку. По крайней мере, - по теории.

Саперы, похоже, тоже прониклись, поскольку находиться на самом переднем крае, без прикрытия, не лицом к непонятному врагу, а спиной, боком и вообще как придется, было откровенно жутко. Так что, - уж бог знает, как они выполнили его благое пожелание насчет размещения зарядов на равном расстоянии, - но доложили о выполнении неожиданно быстро.

- Давай!

Боровой нажал кнопку "комбата" и роща разом полыхнула бело-голубым, ацетиленовым пламенем, более, чем в три тысячи градусов, как будто разом истаяв в этом огне, и только те деревья, что оказались с краю, - вырвало с корнем, так, что они пылающими свечами пролетели по воздуху, сквозь сплошную завесу пепла и копоти, сотню метров. Зато те, что стояли посередине, - по большей части исчезли, как и не было, только кое-где высились истекающие серым дымом конические столбы, напоминающие обсосанные черно-оранжевые сосульки, да светились угли недогоревших пней.

Ну что ж, - остается надеяться, что облако испорошенного пепла успеет улечься раньше, чем начнется самое интересное.

Солдатики, полностью обряженные в ПХ нового образца, в тридцатипятиградусную жару рыли окопы, - по большей части по старинке, лопатками, - а злые, как дьяволы сержанты заставляли аккуратно снимать дерн и маскировать брустверы, и так же, как и их подчиненные не могли взять в толк, почему надо непременно работать в ПХ, потому что то один, то другой из ратников падал от теплового удара. Кое-где огонь тихой сапой добирался по траве до самых позиций, потрескивал, оставлял легкие дымки, и отползал назад, не сыскав себе достаточно пищи. Пшеница горела почти бездымным, невидимым на солнце пламенем, и видно было только, как по полю расползаются, сливаясь между собой, черные плеши, и страшно, почти нестерпимо пахло горелым хлебом и казалось, что именно так и должна пахнуть беда. Из-за поворота вывернулись сразу три грузовика, в кузовах которых, как дрова, были навалены "лахудры": нашелся умный человек, вытащил из ящиков, чтобы побольше вошло в кузов. Это давало шансы играть хотя бы вничью, хоть кое-когда. Глянув на позиции, майор только скривил рот и молча сплюнул: как и следовало ожидать, усилия по маскировке дали самый плачевный результат, так что жалкие укрепления были видна, как на ладони, - по крайней мере ему. Почти в самый последний момент на позиции свалился гражданский "МиК - 4", выгрузил полтора десятка молчаливых зисменов, и на душе стало хоть немного легче. Это, - надо признать, - была помощь существенная, хотя, скорее всего, и недостаточная, и черт его знает, какая - смогла бы стать достаточной, и, Господи, ну почему же перед любым боем чувствуешь себя таким уязвимым и, наоборот, не можешь себе представить, что могло бы всерьез повредить такому врагу?

А у него, у половины личного состава, - одни АКМ, а значит, всей пользы от него, - отвлекать на себя внимание прущей вперед железной своры, потому что реального толку от их стрельбы будет шиш, да маленько. Так что реальное время, на протяжении которого они смогут продержаться, зависит только от одного, - разведает их супостат, или же напорется случайно. Старший среди зисменов, подойдя, козырнул по всем правилам, и сам, - на груди зловеще растопырилось Черное Железо, таящее в магазине полный комплект урановых пуль, морда безучастная настолько, что сразу видно, насколько человек не рассчитывает ни на что хорошее, - все как положено, в полном порядке.

- Давайте так: первый залп Черного Железа и послужит сигналом того, что атака уже началась, - майор, прикрыв глаза, согласно кивнул, - вот только мало нас, везде быть не сможем.

- А останется еще меньше.

- Мало останется. В смысле совсем.

Разговаривая, он непрерывно сканировал взглядом ту сторону, а потом, повторно козырнув, как будто это ритуальное действо могло ему помочь настроиться на что-то такое, тяжелой рысью убыл куда-то на левый фланг. Майора же, укрывшегося в неглубоком окопчике, одолевала вполне идиотская, но от этого не менее навязчивая мысль: за кем останется первый выстрел, да кто начнет первым? Мы - или они?

Бах! Словно в ответ на его мысли по-особому отрывисто, оглушительно рявкнуло Черное Железо, и тяжелая пуля, пронизав панцирь из плетеного бездефектного кварца, полыхнула адским пламенем в нутре у Малого Саперного Разведчика "РССМ - 2", которого незнамо - как разглядел-таки один из зисменов. Выстрелил, стремглав вскочил и пулей метнулся в сторону, кубарем скатился под обрыв и очень вовремя, потому что воздух заныл, пропуская первые снаряды и на прежней его позиции вспухло чернобагровое облако "тетриса" от термобарических зарядов, выпущенных навесом, со скрытой позиции. И, - сразу же, как доской по всему телу, - ахнуло где-то справа, стэкс, ни с чем не спутаешь, там, где до окопов скрытно добралась ползучая мина. Механическое воинство применяло собственную, ни на что не похожую, да и просто немыслимую для любой человеческой армии тактику: поднимая черный прах, в поле зрения обороняющихся появлялись единичные автоматы, их немедленно уничтожали, открыв огонь с нескольких разных точек, а он - успевал засечь все эти позиции и навести на них не имеющий промаха навесной огонь. Несколько выручали в этом смысле "Лахудры", поскольку импульс все равно успевал быстрее, чем успевал доложить очередной разведчик, - вот только попадали по нему не всегда. Вследствие этого, как оно и следовало ожидать, "лахудры" довольно быстро оказались узурпированы зисменами, которые не промахивались вообще: на таком расстоянии импульс прожигал броню, превращая содержимое в ослепительно сияющий газ, фотогидравлический эффект буквально разбрызгивал начинку автомата, распыляя горючее пылающим облаком. Соответственно и ответный огонь велся преимущественно по ним, по тем, кого тщательно прячущиеся "погонщики" оценивали в качестве Высшего Приоритета. Эта "пешая" рать была предназначена не для борьбы с массовой армией, а, скорее, для чего-то вроде помеси городского боя с зачисткой местности, - вычленения Постного со товарищи из городской среды с последующей его добычей. Это - накладывало свой отпечаток на характер ее вооружения: довольно мощное, оно все-таки было приспособлено скорее для точечного поражения отдельных многочисленных объектов, нежели для массового поражения на большой площади. Данияль инстинктивно придерживался феодальных принципов в отношении к быдлу, хотя никогда не задумывался на эту тему специально и немало удивился бы, услыхав об этом.

Быдло нужно стричь. Быдло можно и нужно резать для острастки, если оно подвернется под горячую руку, и если этого нельзя избежать. В конце концов, - все мы люди, - для развлечения и из произвола. Но ни в коем случае - по небрежности. Это дурной тон и вообще неправильно. Поэтому, с поправкой на характерную для автоматов тактику и методу ведения боя, он развивался, скорее, по сценарию классической прямой атаки укрепленной позиции, но без артподготовки в ее классическом виде. На это попросту не хватило бы зарядов. Двоим зисменам "тетрис" до пузырей обжег спины, прямо сквозь ткань комбинезонов и куда более страшно, почти до кости, - шеи пониже шлема, когда они спешно меняли позиции. Третьему повезло куда меньше: он не сделал ошибки, очень своевременно покинув "свою" зону обстрела, а просто-напросто угодил в соседнюю, самый ее краешек, и поэтому ему сожгло лицо, обуглив даже некоторые кости, выжгло глазакрепленной позиции, без массовой артподготовки.у тему и удивлися , превратило в черные головешки кисти рук, и теперь он катался по земле, исходя розовой пеной из опаленных легких.

О том, что происходило с остальными, майору не хотелось даже думать, потому что думать было бесполезно, ибо ничего не меняло, отступать все равно было и нельзя, и бесполезно, как и не в последнюю четверть двадцатого века, ей-богу. Пока же неодушевленный враг неукоснительно разведывал их позиции и методично уничтожал сводную… бригаду? скупо отмеренными, считанными термобарическими зарядами, что выпускали "ишаки". Будь на той стороне хоть какая-нибудь воздушная разведка, им давно пришел бы конец, и стадо автоматов уже двигалось бы дальше, пройдя сквозь их позицию, как через пустое место. Будь у него хотя бы "СУБ" со всем, что к нему положено, враг потерял бы половину, не успев даже нанести им потерь… Но незачем думать о несбыточном, бой в его нынешнем виде приобрел совершенно неуправляемый характер.

Рядовой Буренин, ведомый, скорее, инстинктом самосохранения, прикрыл автомат - дерниной, а поверх "лахудры" - лег сам, с потрясающим артистизмом сыграв свой собственный труп, и выиграл, потому что ему придали нулевой приоритет, так что автоматическая танкетка УСС проковыляла мимо. Тогда он, доселе жаждавший всего-навсего уцелеть, вдруг, неожиданно для себя, с неимоверной, звериной ловкостью извернулся, ухватив "лахудру" и коварно выстрелил механизму прямо в корму, метров с пятнадцати, так, что разнес установку в клочья, и умудрился уцелеть при взрыве. Его прием - подхватили, и вообще не он один был такой умный, но некоторые остановились на первой его части.

У тактики, выработанной Погонщиком, при всех ее достоинствах был серьезный недостаток: она не была особенно быстрой, и в момент, когда ускорение движения вперед было определено в качестве Приоритета над дальнейшими попытками минимизации потерь, автоматы двинулись вперед всей массой, туда, где защитников практически не осталось. Это вылилось практически в снайперские поединки между уцелевшими зисменами и разнокалиберными автоматами УСС, причем поначалу люди выигрывали, поскольку, выстрелив, тут же укрывались или рывком уходили в сторону, опережая инерцию приводов. Но Погонщик очень быстро определил их абсолютную и угловую скорость, и вместо одного выстрела автоматы стали делать по меньшей мере три, - прямо и под определенными углами к этой оси, поединки стали сходиться вничью, а это, по сути, обозначало проигрыш вследствие крайнего неравенства сил.

- "Берег", "Берег", я "Остров", - в отчаянии орал в свой "комбат" командир гибнущего воинства, - да воз-з-зьмите вы кто-нибудь трубку, … вашу ма-а-ать!!! У, …, …, …!!!

Он не знал, сколько длились его безуспешные попытки дозвониться, но долго, очень долго, всю жизнь, целую вечность, пока вдруг трубка не ответила ясным, отчетливым голосом, спокойным, как так и надо, как будто ничего не случилось:

- Чего орешь-то? Слышим…

- А чего не отвечали?!! Короче - так: десять минут, край - пятнадцать, и - пиздарики! Они прорвутся к райцентру и вы будете иметь двадцать тыщ жмуриков!!!

- Так: ты - без эмоций, ты скажи, чего ты хочешь?

- Поддержки с воздуха, вот чего!!! Потому что мы уже кончились!

- Л-ладно. Будет тебе поддержка. Мало не покажется… Ветер там у тебя - куда?

- Как положено - на пожар. Так что в спину.

- Ну добро.

Это неправда, что порыв может овладеть только одушевленными бойцами. Уловив, наконец, ближайший и надежнейший путь к цели, побеждая, автоматы действовали очень похоже. Неотличимо. УСС, стихийно выдвинувшись на этом этапе в качестве ударной силы, двигались впереди всего остального воинства, без промаха лепя пули во все, что шевелится. Во все, что имело некие признаки вооружения. Во все, что было похоже на солдат. Все, что имело температуру в пределах определенного диапазона и при этом не остывало. Во все, в чем отмечалась пульсация с частотой от одного и до трех герц, - Погонщик надежно пеленговал этот звук метров за сто при помощи собственных микрофонов и за сорок - с микрофонов ведомых. Они двигались и потери их становились все меньше, потому что защитники - кончались, можно сказать - уже кончились.

И тогда за спиной, по бокам, впереди засвистело, завыло и глухо ухнуло, выбрасывая плотные, тяжелые облака серовато-белого тумана, и в горле перехватило от нестерпимого чесночного запаха, смешанного еще с чем-то вкрадчивым, сладковатым, но еще более мерзким. Судорожно зажмурившись и задержав дыхание, майор натянул противогаз. Стелящиеся пары затянули все вокруг, и сквозь них, сквозь выжженные окопы, через развороченные позиции, сквозь облака летучего праха, мимо трупов неуклонно, уверенно катились, семенили, скользили в пыли и пепле машины безлюдной армии. И тогда майор, забыв, что на нем маска, задыхаясь, захохотал. Как известно, любое дело можно сделать тремя способами: хорошим, плохим и армейским, но эти ребята в тылу, кажется, превзошли сами себя. Они смогли удивить даже его, опытного человека, вволю помотавшегося по горячим точкам. Похоже, они сочли это наилучшим способом замести следы. Чтобы уж совсем никаких свидетелей того, как он, старый дурак, совершенно без всякой пользы положил около тысячи ни в чем не повинных, молодых ребят.

Ряды проходящих мимо него автоматов тем временем редели, основная часть этого передового отряда воинства апокалипсиса уже миновала тот рубеж, который он не удержал, и теперь мимо двигались отставшие, вовсе диковинные твари, о которых он только слыхал что-то краем уха, не пригодные для ведения честного боя, призванные нести смерть крупным оптом и оттого не обращавшие на него никакого внимания. Одна из них, состоявшая, по сути, из контейнера в форме цилиндра с закругленным краем и объемом с ведро, удерживаемого в тускло блестящей петле с восемью ножками и телескопической головкой с объективами по кругу, двигалась почти что прямо на него, причем каким-то уж вовсе диковинным аллюром. Казалось, что подняв некоторые из конечностей, автомат забывает их опустить, проволакивая их несколько шагов на весу, а потом опускает не в лад, не тогда, когда этого поневоле ожидает глаз. При этом он еще заметно рыскал по курсу, немилосердно раскачивался, вихлялся и возникало впечатление, что эти проблемы только нарастают. Не доходя шагов десять и левее, он остановился окончательно и, неуверенно потоптавшись на одном месте, освободил из захвата свой контейнер. Освободившееся от груза шасси уковыляло в сторону метра на три, после чего вдруг опрокинулось и осталось лежать, вяло шевеля конечностями.

Контейнер тем временем вскрылся, как вскрывается нарыв: размягчившийся верхний конец его выпятился, вздулся, да и лопнул, вызвав тем самым целое извержение вязкой серой жидкости, которая, раздробившись на множество продолговатых капель, начала стремительно растекаться во все стороны. Кожу словно обдало вдруг ледяным кипятком, волосы встали дыбом, потому что он внезапно узнал, вспомнив то, о чем и слыхал-то мельком. Избавившись от остатков смазки, капли обратились четырехногими букашками с ромбическим телом длиной сантиметра полтора, серо-коричневыми и с зазубренным жалом между глаз. Одного укуса хватило бы с гарантией, но это было ничего, в отличие от "оводов", эта модель предназначалась для "скрытой инфильтрации зданий и уничтожения скрывшейся там боевой силы противника в условиях городского боя", по ровному от них было вполне реально удрать самой легкой трусцой, даже быстрым шагом… вот только он почему-то не мог вскочить, не мог побежать, не мог заставить себя предпринять хоть что-нибудь для собственного спасения, и мог только бессильно наблюдать, как на него накатывается его… ЕГО СМЕРТЬ!!! Вот только букашки что-то не проявляли особенной прыти, тормозили, теряли направление, начинали бесцельно тыкаться в разные стороны, становясь все более вялыми, пока не валились на бок, едва шевеля замирающими лапками… точь-в-точь как совсем недавно это проделал их куда более габаритный "родитель".

Он не знал, как оказался на ногах, как будто его воздели не собственные мускулы, а какая-то куда более мощная, чудесная сила, но только он встал без всякого страха, обернувшись туда, куда ушло прорвавшееся воинство. Над полем, в зарослях кустарника, под деревьями по-прежнему тянулись по ветру плотные, липкие дымки, вовсе не торопящиеся таять утренним туманом, и сквозь них виднелись более или менее смутные силуэты автоматов. Движущихся скверными, короткими рывками со все большими перерывами. Ковыляющие, спотыкаясь, боком, наискось, завязающие в высокой траве и опрокинувшиеся, не в силах преодолеть очередной бугорок. А еще те, что уже замерли в неподвижности. Кто-то там, в штабе, допер, и всю эту полимерно-керамическую свору просто потравили катализными ядами, как тараканов - дустом. И тогда он увидел, как к нему, поодиночке и мелкими группами выбираются остатки его воинства. В первую очередь, понятно, - зисмены, которые сориентировались, прямо-таки по статусу, - не то, что первыми, но просто сразу. Их осталось шестеро. Но и кое-кто из мальчиков, мальчиков, которых вредные сержанты все-таки заставили надеть ПХ, тоже уцелел. Пожалуй - несколько десятков все-таки наберется. Но явно меньше сотни. Да вот еще какая закавыка: действуя на катализаторы активного слоя всех ЭХГ, арсин, тетраэтилсвинец, органические соединения сурьмы, кадмия и ртути только не на много хуже блокировали катализаторы белковой природы. Во всяком случае в горле немилосердно жгло, а во рту стоял омерзительный металлический привкус. оторые из кончностей, автомат забывает их опустить, проволакивая на весу несколько шагов, а потом опускае

иц,ак и надо, как будто ничего не случилось:нь, целую вечность, пока вдруг

- Остальное ты знаешь. Чем дело-то кончилось?

- Перебили массу народа, по большей части, как водится, - непричастных. А будь у него граммов двести-триста палладия на катализные насадки, то было бы и совсем печально. Тогда на обоих гавриков…

- На одного из которых ваша честь возлагала определенные надежды и которого негласно подкармливала. Платиноидами, рением и редкими землями.

- От ошибок никто не застрахован. Так вот, навалились на них все, кто пришелся поблизости. Округ, татары, баба Вера, даже БЖЗ отчасти. Под конец с Курчинской авиабазы ПВО пришла десятка "МиГ - 31МММ" и привела с собой под руки Летающие Мозги на предмет перехвата, расшифровки, анализа и обобщения в режиме реального времени ВСЕГО эфира: радио, телефон, спутниковую связь. К этому моменту, понятно, от былой армады остались рожки да ножки, поэтому те, кто поспел к шапочному разбору, дружно, всей сворой кидались на запеленгованных недобитков и рвали их в клочки. Так, что только яма оставалась. После этого, как положено, отреагировала Москва… Такие забавные люди, - аж не верится, вот ей-богу!

- Твое веселье отдает истерикой.

- В противном случае осталось бы только спиться. Теперь ожидается новое толковище, дабы выработать новую же конвенцию, чтоб, значит, ничего подобного ни при каких обстоятельствах…

- Но, так или иначе, дело сделано?

- Как тебе сказать. Там еще целая пешая рать, автоматы и не только, их, в общем, потравили, но зачистка местности еще продолжается, и сообщения пока поступают каждые четверть часа… Но!

- Это не главное, не так ли? А что - главное?

- Голова, - Михаил поморщился, - под вопросом.

- Не понял.

- Это такой ветеринарный термин. Есть такой глист, - солитер, его еще "английской хворью" называли, - так вот, когда его гонют, очень важно, чтобы головка отошла, с такими крючочками, которыми она за кишки держится. Малю-усенькая такая. Но вот только если она не отошла, то все лечение, можно сказать, вовсе без пользы, потому как тогда червяк быстренько вырастет до прежнего почти что размера. Так вот, когда нет полной уверенности, говорят, что "голова под вопросом". Видишь ли, трупов-то ихних все-таки никто так и не видел…

- Чьих?

- А - обоих. Особенно хреново, понятно, что под вопросом остается Постный. Тогда через пару месяцев все опять придется начинать сначала. Очень может быть, понимаешь…

- А я-то, я, - англичанин с видом слегка отрешенным горько усмехнулся, - хотел на массовое производство поглядеть. Поглядел, называется. Вот слушай, я за время здешнего своего житья много анекдотов слышал, но больше всего мне этот, дурацкий, понравился. Про маленького крокодильчика посередине огро-омного острова посередине огрома-аднейшего озера посередине гига-антского леса. Как он сидит там и с тоской размышляет, зачем ему все это нужно…

- Слушай, у тебя жара нет?

- Есть. И, боюсь, не только жар. По-моему еще и кровь в моче. Дышать тяжело. И язык заплетается. Скоро чушь начну нести на хохдойче и южно-вестпфальцском. Похоже, - это все не просто так прошло, погляди…

Поглядеть там было на что: на запястьях, на локтях, на коленях, на ягодицах и на нижних ребрах сзади расплывались огромные кровоподтеки, сквозные, синие - с красным посередине, а опухшие суставы оказались горячими на ощупь.

- Я сначала подумал, что - так, ерунда, а вот теперь чую, - что-то не то…

- Так. - Михаил сделался угрожающе серьезным. - Тебе надо немедленно врача.

- Может, - обойдется?

- По-моему тут кое-кто излишне обрусел. - И рявкнул вдруг. - Ты чего молчал до сих пор, ур-род?!! Нет, - это ж надо быть таким м-мудаком…

- Слушай.

- Ну?

- У тебя еще сохранилось то самое виски?

- Не дам!

- Ты слушай. Налей две поллитры, - и пригласи доктора Смирнова.

- Почему его?

- Ему я доверяю абсолютно. А для полной гарантии прежде всего вольешь в него стакан прямо с порога. Слышишь? Его позови! Не сам выбирай, пусть лучше он сам каких-нибудь специалистов зовет, если понадобится… Слышишь, что говорю?

- Да слышу, слышу, успокойся… Эй, эй, ты чего это?

- Ладно, кажется, - ничего не упустил, и теперь, будем надеяться, все будет в порядке… Но вы, надо сказать, вовремя поспели! Еще чуть-чуть, - и не знаю, чем кончилось бы…

- Вот-т ведь пакость какая!

- И не говорите. Вроде бы обыкновенная контузия, - а по клинике, так совершенно новый тип боевых повреждений. Как в свое время лучевая болезнь. Хорошо, что успели-таки изучить…

- Но вы молодец.

- Миша, - разве я? Вы отстали от жизни: теперь там, где есть надлежащая связь и один вменяемый врач, - присутствует ВСЯ медицина, все специалисты, все рецептуры, вся диагностика, какие есть и какие нужно. А теперь - н-наливайте. Это вам не перелом, это всерьез запить требуется…

Это никак не напоминало мгновенного пробуждения, когда вот, только что, - ты еще спишь, а вот уже - бодрствуешь, и все окружающее почему-то, непонятно на каком основании считается так называемой "явью"… Господи, слово-то какое идиотское, точнее - нет, не идиотское, а бессмысленное, а еще точнее, - обладающее мнимым смыслом, знаете, когда на первый взгляд слово что-то такое обозначает, но ежели приглядеться, то, на самом деле, ничего подобного. Обозначает что-то до того момента, пока не вдумаешься достаточно глубоко, и так во всем, чем глубже вдумываешься, тем меньшее количество слов, мыслей, штампов и вещей вообще имеет смысл… - Тут он вдохнул единственно лишь за тем, чтобы по возможности разделить между собой две мысли, потому что, вообще говоря, дышать, заботиться еще об этом, прикладывать какое-то усилие, было вовсе ни к чему, поскольку дышалось некоторым образом само. - Понятное дело, - за исключением Откровения. Может быть, - за единственным исключением. Это получается очень досадно, когда вдруг, - да появляются еще и другие исключения, и их становится все больше. Отвлекают от Главного. От Истины такой абсолютной, такой лежащей превыше всего, что осознание ее забирает человека целиком, так что ему становится ни до чего прочего вообще, все прочее становится таким несущественным… О, какова глубина этого слова: именно "несущественное", от - "не-существования", как будто все, что кроме, - перестает вдруг существовать, теряет - свое существование. Но подобное не длится, не может длиться долго… проклятая человеческая натура не допускает такого вот уровня Слияния Со Всем сколько-нибудь долго, и в конце концов снова начинаешь обращать внимание на всякие мелкие и низменные обстоятельства. Вроде жесткой пластиковой трубки во рту, которую он не жевал - не жевал, а теперь вдруг и начал… Или того, что дышится действительно само собой, но отнюдь не Силой, данной Свыше… Так, что не особенно-то и посопротивляешься.

- А, очнулся? - Он в ответ широко раскрыл глаза. - Если можешь дышать, то моргни…

Он моргнул. Жека отключил "Спиран-Парад - 6П", профессионально убедился, что у выпавшего приятеля действительно все в порядке с дыханием, а потом столь же профессионально удалил трубку у него из трахеи.

- Пользительные капли. Думал, - ты вообще все. С концами отъехал… - Но тут любопытство взяло верх, и он поинтересовался. - А изнутри - как?

… Это Откровение в отличие от всех остальных прочих, начиная от вызванных совершенно дикими, ломовыми и дубовыми грибами-кактусами, и кончая теми, что навевают продукты Высокого Спора между супермастерами, заработавшими высокое звание Уводящих, не исчезло сразу же вслед за тем, как перестало циркулировать в крови новое снадобье. Действуя как будто само по себе, оно, сохраняя в неизменности ядро Неизреченного Смысла, быстро-быстро покрывалась слоями всяких весьма практичных соображений, позволяющих ему - утвердиться в этом бренном мире, обретя свое собственное, от всех прочих отличное существование. Так, что за время кратчайшей паузы между вопросом Жеки - и ответом он успел в точности узнать, как ему действовать сейчас, как - спустя короткое время, а как - потом, причем и просто - "потом", и потом-потом. Например, сейчас оно требовало принять вид максимально кислый и сделать это с предельным натурализмом. И подсказало, - как. Куда там Станиславскому.

Сотрясаясь крупной дрожью, сел на затянутом клеенкой топчане, вытер с подбородка струйку жидкой слюны, сплюнул прямо на пол.

- Слишком много всего. Ни на чем сосредоточиться нельзя. Вроде восточного базара, когда тебя обступили уж со всех сторон трясут перед самым носом сотней всяких чертовин сразу и орут в самые уши на сто голосов, все слишком какое-то яркое, назойливое. И так утомляет быстро, а тут еще твой бутильный остаток до кучи… Под конец дождаться не мог, когда перестанет колбасить, до того настогрызло. И - больно вегетативные эффекты сильные. Пойду подгузник сменю.

Подгузники, равно как и дыхательная аппаратура, и набор средств первой помощи, - все это стало обязательным для серьезных людей, занимавшихся тем же, что и они. Иначе все слишком часто получалось решительно неромантичным, сильно пахнущим, излишне хлопотным, - да и кончалось СЛИШКОМ быстро. Вернувшись, он уселся на прежнее место и довольно долго молчал с пустыми глазами и отвисшей нижней губой.

- Слышь, - наконец проговорил он тяжелым голосом, как будто через силу, - я, наверное, с концами соскакивать буду. Ну его на хер.

- Да ладно тебе. Хорошего человека депрессняк пожует-пожует, - хохотнул Жека, - да и отпустит. Со всеми так бывает. Че делать-то будешь, - скучища же…

- Не, точняк. Хватит с меня.

- У всех бывает, говорю. Все прошло, пройдет и это.

- Может быть. Может, это как раз и есть твое достижение. В са-амый раз для тех лекарствочка, кто соскок затеял.

- Че, - в натуре?

- Да не. Херово мне, вот и шутки непонятные. Просто говно. Ты был прав, так что пять пэриков с меня.

… Надо, непременно надо было обыграть препарат так, чтобы никому и в голову не пришло его пробовать, не то, чтобы напугать, - это было бы прямой ошибкой, а - грамотно обозначить в качестве решительно неинтересного, причем так, чтобы ни одна тварь не догадалась бы. Игра требовалась тонкая, чтобы, не дай Бог, не переиграть. Откровение прямо сказало ему, как вести себя дальше: объяснять надо. Причем не вдруг, надо сперва по-быстренькому изучить целый ряд наук, чтобы найти Слова, на которых открывшееся ему будет понято всеми, кто хочет, но так, как нужно ему, и, - через него, - в конце концов Откровению. А до той поры - молчать, иначе будет как со всеми другими пророками, которые смогли донести до других только ничтожные, почти бессмысленные обрывки того, что они На Самом Деле Поняли. Годы таиться и нести в себе Это, годы лицедейства, которые нестерпимы для того, кто Знает, - но отныне это его стезя, его крестный путь, и все, буквально все будет подчинено этому… И нет ничего такого, на что бы он не пошел, чтобы донести ВСЕ, - не расплескав по дороге ни капли.