Конец пресловутого 2011, накануне выборов в ГД. Они пришли к нам и, только после очень сокращенной, формальной преамбулы начали требовать, чтобы мы голосовали за «Единую Россию». А иначе нам будет ай-яй-яй как бо-бо по части финансирования и ставок. А для того, чтобы процесс был подконтрольным, от нас требовали, чтобы мы откреплялись по месту жительства и голосовали на работе: там тоже организовали пункт для голосования. Чтоб открепились все! Чтоб тут! А то! А те, что с дежурства и на дежурство (воскресение все-таки!), — так сто процентов! А то вообще!!! Заведующим проследить! Лично ответите!
А перед этим, где-то на протяжении полугода, заставляли вступать в эту самую «ЕР». Чтоб не меньше сорока процентов! А заведующие — так сто! Сто пятьдесят!!! А то у-у-у!!! Нет, не все сделали ЭТО подчинившись грубому насилию. Я, по уму, может, и хотел бы, да не смог: тошнило постоянно и со страшной силой, прямо как беременную в первый триместр, ей-богу. По чему не прихлопнули? Не Даже не могу сказать, что повезло, наверное все закономерно: сначала им было не до отдельных одиночек, а после выборов, как положено, про электорат прочно забыли.
Ради объективности, надо признать, что некоторые пошли по доброй воле, по зову, так сказать, горящего, как у Данко, сердца. Один из главврачей, к примеру. Он прославился еще в далеком 1970-м особо эффектным началом своей административной картеры: выступил с почином организовать в больнице Ленинскую Комнату. Как положено, с кумачом и громадным, чудовищного обличья гипсовым бюстом, который, говорят, видели еще недавно, среди всякого хлама.
Тут я немного отвлекусь, отдав дань чистой теории: она имеет прямое отношение к теме.
Нет системы власти без системы отбора кандидатов в ряды властных структур. По родству, по знакомству, по личной преданности, по деловым качествам (не у нас), — это всегда и везде. Но у нас, и в советские времена и сейчас, есть совершенно особый способ, незнакомый другим народам. Можно было стать человеком Системы, совершив поступок, от которого окружающих — воротит, но при этом не противоречащий официозу. Говорят, в свое время стандартным в этом смысле являлось делание карьеры по «комсомольской линии»: пошедший на это был, заведомо, с одной стороны, — беспринципен, и заведомо бездарен, — с другой. Исключений, в общем, не было. Этот молодой (в то время) кадр избрал такой способ, и Начальство безошибочно узнало своего парня.
Этот будет делать карьеру не считаясь ни с чем. Надо — по головам пойдет.
Этот будет гнуть подчиненных в бараний рог, без жалости. Уж такой-то отучит их вякать! Уж у него-то они забудут, как хвост подымать!
Этому и в голову не придет возражать начальству. Наперед остальных, со всем рвением побежит выполнять любую, самую идиотскую, самую разрушительную директиву, лишь бы СВЕРХУ спустили.
Прошло сорок лет, и он точно так же был в первых рядах горящих сердец, вступивших в ЕдРо. Есть в русском народе такие, с вечно юной душой. Вот собери в тесную толпу тысячу российских начальников, плюнь с закрытыми глазами, — непременно попадешь именно в такого. Плюнь, — и безошибочно попадешь в негодяя.
И стало так: что ни начальник, то «единоросс», и каждый с вечно юной душой, и каждый с горящим сердцем. Так что простые бюджетники однозначно считали «ЕдРо» партией начальства. Именно такого, прошедшего отбор на соответствие по вышеописанной процедуре.
А у нас, аккурат перед выборами, под вздорным предлогом, изыскав немыслимую щель в законодательстве, отменили двойную оплату работы в выходные. Сначала в субботу, а потом, чтоб не мелочиться, заодно и в воскресенье. А тех, кто, сдуру, начал вякать, зажали так, что они поголовно поувольнялись за какой-то месяц.
Вот я, в своей среде, перед теми, недоброй памяти, выборами, спрашивал о том, что именуют «электоральными предпочтениями». Так вот не встретил НИ ОДНОГО человека, собиравшегося голосовать за партию власти. Включая самих членов этой партии, и их, может быть, в первую очередь. Можно, конечно, предположить, что врали, — но СМЫСЛ? Голосование за ЕР стало чем-то неприличным, тем, что стоило скрывать, как свежий триппер?
Когда до властей дошло, чем пахнет, — до этого не знали! — ох, что тут началось. По селам начальники стояли у кабинок, забирали у организованно пришедших подчиненных листки, — и с пачкой проходили к урне на глазах у избиркомов. Тут стеснением не пахло, — какие там «карусели»? О чем вы?
И ведь не помогло! Просрали даже по области, не то, что по городу. Страшно представить себе, какими вышли бы цифры, если бы отражали действительное волеизъявление народа.
Но по стране-то — выиграли! А теперь скажите, как мало-мальски нормальному человеку реагировать на подобное хамство? На всю совокупную сумму хамства, лжи и подлости пролившуюся на наши головы за полтора-два месяца?
Да, с тех пор прошло три года, и теперь я, пожалуй, верю, что на госдеповские деньги действительно существуют злокозненные НКО, которые мутят воду и раскачивают ситуацию. Верю, что они-таки дораскачали ее на Украине аж до Майдана. Вот только… Сейчас, пожалуй, верю, а вот тогда, в декабре, когда Путин пятого числа начал что-то такое про агентов влияния, — не поверил ни на грош. Чувствовал искреннее омерзение к властям всех уровней и так же искренне сочувствовал «белоленточникам», «Болотной», Навальному, Быкову, и прочим. По причине, вероятно, неизбывной наивности, некоторой глуповатости но, главное, исходя из собственного повседневного житейского опыта.
Не знаю, как в Москве. У нас, в глубинке, для раскачки ситуации платить каким-то НКО какие-то деньги значит выкидывать их на ветер. Для этих целей у Госдепа на местах есть совершенно бесплатные агенты влияния, работающие исключительно за идею*. С Российским Начальством в госдеповских деньгах, ей-же-ей! — нет никакой нужды. Мы ни разу не видели агентов влияния, оплаченных Госдепом США, а родное начальство видим каждый божий день. Вот где настоящая Пятая Колонна. Куда там Макаревичам с Шендеровичами и Быковым с Гозманами.
А каждый отдельно взятый рядовой бюджетник, голосуя против** «Единой России», в том декабре просто-напросто проголосовал против родного начальника. Декана, директора школы, главного врача, завуча, заведующего отделом, начмеда, — у каждого свой набор, но все они, как один, единороссы. Начиная с определенного уровня исключений практически не было. А те, которые есть, только подтверждают правило.
Я возьму на себя смелость утверждать, что это именно они проложили дорогу Майдану, грянувшему спустя два года. Нормальный человек голосует сердцем, а если его заставили сделать то, что ему противно, то он чувствует себя слегка изнасилованным. Более или менее, в зависимости от характера вынужденного деяния. Даже если ему объяснили, что так будет разумнее, поскольку в случае неповиновения — ой-ей-ей! А он вынужден притворяться, что согласен. Притворяется, а сам с удовольствием убил бы. Вот мы, — помимо всего прочего! — подумав, что будет, если устроить бучу в декабре месяце, того… уступили грубому насилию. Повторяю, — помимо того, что мы очень хорошо знаем, как у нас принято поступать с теми, кто вякает.
Помимо того, что мы твердо знаем, — НИКТО не заступится за вякающего, ни коллектив, ни профсоюзы, а знакомые перестанут здороваться.
У нас еще было и понимание: после революции бывает только хуже, а ВТОРАЯ революция за четверть века — и вообще перебор. Такой, что и не вылезем. Вот только ощущение легкой изнасилованности от этого не проходит. Умно — не умно, а ты поддался, тебя в очередной раз нагнули. Опять стерпел, когда хочется убить, причем за дело.
Ну, а как это выглядит со стороны? Рабы по своей натуре русские снова дали себе плюнуть в рожу и снова стерпели. А мы вот, — не стали терпеть, мы захотели, — и прогнали поганого компрадора! И плевать, кто его сменит: он всегда будет помнить, что мы можем точно так же прогнать и его. Поневоле будет считаться, с оглядочкой действовать. Поостережется хамить без крайней-то нужды. Так что мы, — Украинцы! — люди, мы отважные, мы победили, а русские — рабы, ватники, их так и будут пороть на конюшне и гнуть в три погибели.
Господа, а ведь Майдан показал, что выбор-то у нас совсем невелик. Более того: и раньше-то был-то невелик, а после Майдана еще сузился. Теперь каждая мразь из числа Россейского Начальства, этой истинной Пятой Колонны, помимо всего прочего, будет ссылаться на Украинские события?
Ах, ты против закрытия поликлиники? Да ты, наверное, сторонник Майдана? Госдеповские доллары отрабатываешь?
Ты что, против меня? Значит, — против власти? Значит, — против Путина?!! Да ты, как я погляжу, из Пятой Колонны? Так что, на виду, всего два варианта.
Наша Пятая Колонна остается там, где была, то есть у власти. По- прежнему будет врать, посылать дутые отчеты о мнимых успехах и разворовывать казну, буквально вылизывая ее досуха. По-прежнему будет нас давить без жалости, по ноздри вбивая в землю тех, кто вякает. Погнием некоторое время, и подохнем от водки и безнадежности.
Второй вариант: в какой-то момент срываемся со стопора с концами. Как раз в тот неудачный и совершенно неожиданный момент, когда наше начальство окончательно обнаглеет, наконец, соптимиздив все на полный оптимиздец. Настолько, что вконец разучиться думать и потеряет чутье. Тогда мы с острым наслаждением, высоким душевным подъемом, который люди, видимо, испытывали на Майдане, устроим что-то вроде у себя, только, понятно, в куда большем масштабе. Если на зиму, как в 2011, то до июня доживет процентов сорок, на юге.
Поступать так, как велит сердце, — неслыханная, наивысшая роскошь и самое высшее наслаждение, но страшнейший риск всегда, и большая глупость почти всегда.
Быть благоразумненьким, — благоразумно, но есть риск прожить жизнь в таком отвращении к самому себе, что и жить-то ни к чему. Все пойдет наперекосяк, все сгниет и развалится, ни в чем не будет удачи.
А «макаревичи»… Что «макаревичи»? У них есть свой идеал хорошей жизни: иметь возможность в любой момент сесть в самолет (причем деньги на билет у тебя есть), — и махнуть, без границ, хоть в Нант, хоть в Лос-Анджелос, хоть в Бангкок. Идти там по улице, — и все тебе улыбаются. Зайти в приглянувшееся кафе (непременно «маленькое и уютное», а у тебя, при этом? золотая «Visa»), и к тебе подходит добродушный, улыбающийся, немолодой официант, и спрашивает по-ихнему: «Что изволите?» — а вы можете изволить все, и он это видит, он опытный, и такое у вас с ним взаимопонимание, как будто вы братья. А потом подает… И такое все немыслимо, ЩЕМЯЩЕ вкусное… А ты никуда не торопишься и рассеянно сидишь, занятый своими мыслями. И, откушав кофию, так же неторопливо выходишь на улицу.
А сейчас где-нибудь в Нормандии, на берегу старой, доброй Атлантики, — благодать (если, понятно, нет шторма), тепло, но не жарко, на улице маленького городка почти нет людей (не положено в это время суток — гулять), на пейзаже — флер легкой осенней грусти, на домах — патина времени, у каждого закоулка — душа… Ах! Да что говорить. И кто скажет, что это плохо? И кто, — положа руку на сердце, — скажет, что этого МАЛО? Что за это не стоит бороться изо всех сил?
Вот скажи такому «человеку мира», что он борется именно за это, — так удивится. Он на эту тему не думал, он себе свой идеал не формулировал, но, подумав, пожалуй, согласится, хотя, может быть, не вслух.
Ну какая из него «пятая колонна»? Вот он весь, весь на виду, ясен насквозь, всем известен, и без подвохов. Типичная фигура для отвлечения, не больше. Ну, — не думает он, что такой вот замечательный мир, мир К УСЛУГАМ Европейца с Деньгами, похоже, вот-вот кончится. Что на любимых курортах — ширящийся шухер, а европейцам, — без последствий режут головы.