Что бы там ни говорили высокоученые историки, похоже, существует всего две основные модели формирования совсем нового народа. Условно их можно обозначить: «шайка» и «семья». И то, и другое именно условные названия и не несут особого эмоционального заряда, ни одобрения, ни осуждения. И то, и другое может быть успешно или же нет.
Вариант «семья», скорее всего, все-таки более частый. Семья превращается в род, род — в племя, и, в случае успеха, племя порождает племенной союз. В легенде китайский суперэтнос возник из «ста племен», и легенда эта, как ни странно, скорее всего, очень близка к истине. Народов, которые возникли таким способом, несть числа. Древнерусский этнос, практически без сомнения, тоже возник таким образом. Нет особой разницы, если племенной союз возникает из племен, не числящих за собой общего предка: в любом случае, каждое из них возникло из семьи.
Второй вариант, судя по всему, несколько реже, но тоже част. «Люди общей судьбы», изгнанники, бандиты, вынужденные переселенцы поселяются рядом друг с другом в каком-нибудь труднодоступном для любых гонителей месте. Примерно по такому сценарию возник Рим, такие протоэтносы образовывали русские и украинские казаки, так возникли США, монгольский каганат, чеченцы, историческая (после-мидийская) Персия. То же относится, судя по всему, к германским племенам последней «волны» великого переселения. Достаточно сказать, что те же «аллеманы» дословно обозначают «всякие люди». По-русски это звучит не так красиво: сброд. Или «сволочь» от слово «волочить»: те, кого сволокло вместе.
На самом деле, такая традиция тоже имеет свой до-человеческий архетип: изгнание подросших самцов из семейной группы. Молодые самцы, причем вовсе не обязательно из числа приматов, будучи изгнаны, образуют неустойчивые сообщества на время, которое необходимо им для нахождения пары. Так что такой сценарий этногенеза тоже вовсе не редок.
Семья — исконно, с самого начала человечества и, скорее всего, до появления современного человека воспитывает и не может не воспитывать послушание младших — старшим. Если этого нет, то единственной альтернативой является изгнание подросших самцов, а это — мешает росту численности группы и, тем самым, ее боевого и трудового могущества. В этом смысле особенно показательны принципы конфуцианства: можно назвать эту систему своего рода пределом этических систем, построенных на «семейном» по происхождению принципе безоговорочного подчинения младших — старшим. Базовый принцип, не требующий обоснования или объяснения причин. В обществах такого типа легко и естественно формируются всякого рода деспотии с достаточно жесткой иерархией. В своем «чистом» виде общество такого типа не имеет внутренних предпосылок к возникновению демократии.
В варианте «шайка» дело обстоит диаметрально-противоположным образом: поселившиеся на каких-то свободных угодьях, подальше от гонителей, прежних властей и/или собственных семей новоселы вовсе не желали никому подчиняться. Никто из соседей не мог ничего приказать такому же, как он сам, вольному человеку. С ним приходилось так или иначе, прямо или косвенно, но договариваться. Именно на основе такого рода договоров, — вторично! — возникала со временем власть, как единственная альтернатива борьбы всех против всех. Именно в обществах такого типа возникают различные варианты демократии, договор равных, о совместном труде там, где необходимы коллективные усилия, о четких правилах общежития, которые потом становятся кодексами законов.
Естественно, системы комбинировались: у новоселов росли семьи, образовывая сильные дома, ветви разросшегося клана расходились, вступая в противоречия, но исходная матрица, судя по всему, сохраняла свое действие до тех пор, пока существует данное общество. И, соответственно, обе системы имели свои врожденные, генетические неотъемлемые от их природы стигматы.
«Семья»: деспотия, со временем преходящая в полнейший произвол, «вторичный» характер законов, которые играют роль не основы общества, а всего лишь удобного вспомогательного механизма, плохая работа социальных лифтов, бюрократия, замедленный прогресс, при старении системы — коррупция, застой, обнищание. Традиционно неуважение к суду, который, по сути, является частью карательного аппарата Власти. Разделения властей на сколько-нибудь высоком уровне никому даже не приходит в голову. По мере развития, постепенная выработка механизмов, обеспечивающих социальную мобильность, искусственно, но, в некоторых случаях, достаточно эффективно (система экзаменов в Китае была внесословной). Гибель, как правило, в результате внешнего вызова, военной или организационно-экономической агрессии. После этого, вторично, возникают бунты, восстания, носящие особенно жестокий характер, не имеющие конструктивных целей, и оттого бесплодные, зло в чистом виде. Без внешнего толчка «гниение» такого общества может длиться столетия. Предвестником близкого конца является абсолютная апатия среди «простонародья». Сравнительно простой базовый «код» такой культуры дает, зато, возможность относительно быстрого восстановления, расцвета, и т. д. Сила этого механизма такова, что структура общества в общих чертах может воспроизвестись даже на иной этнической основе.
«Шайка»: рабство с самого начала и до конца, сначала из тех, кто «дал слабину», потом — из задолжавших, потом, при наступлении зрелости общества такого типа, — из чужаков. Всевластие законов приводит к немыслимому усложнению законодательства, а это, в свою очередь, приводит к всевластию законников. Высокая социальная мобильность в период становления и расцвета, экспансия, агрессивность, конкуренция, в новые времена — научно-технический прогресс, как самостоятельный фактор. Быстрое истощение всех и всяческих ресурсов, постоянное стремление к захвату новых источников. Как следствие прогресса, — крайняя диспропорция развития внутри государств и на международной арене. При этом характерен краткий период процветания, который совершенно неправомерно считают эталонным, закономерным, и оттого заслуженным. Гибель, при всем разнообразии внешних проявлений, имеет одну причину: истощение ресурса, давшего возможность к цивилизационному рывку. До наступления такого момента проявляют гибкость, цепкость, устойчивость, после — буквально поворот событий, когда каждое телодвижение обреченного общества только усугубляет положение, гибель носит характер катастрофический и необратимый. Общества — «наследники» широко используют богатейшее наследие погибшей цивилизации, но НИКОГДА не воспроизводят ее базисные структуры. Признаком (но не истинной причиной!) близящегося конца является деградация демократии, как жизненного, — и живого! — принципа: от свободы, равенства и законности остается видимость, усилившиеся в череде ряда поколений сильные кланы подминают демократическую процедуру полностью.
Если у кого-то возникло впечатление, что в последнем случае речь идет о США и современном капитализме, то это не так: ознакомьтесь с одной из книг по истории древнего Рима, рассмотрите ее с данной точки зрения. Прочитайте хотя бы, если слишком уж лень, сериал «Владыки Рима» К. Макклоу. Римляне времен поздней республики были куда большими «американцами», нежели нынешние жители США. С той же вызывающей восхищение и зависть способностью к самоорганизации, сборке из отдельных людей — машин-корпораций. Империю разрушило несоответствие территории — и длины границ, предназначенных для всасывания главного ресурса империи: рабов. Все остальное, судя по всему, — только проявление действия данной причины. Термин «раб» тут используется расширительно, и обозначает человека, ЛЮБЫМ способом вынужденного работать за количество благ, в несколько раз (кратно) уступающее тому, что получает «гражданин». Нынешние демократии разными способами истощили источники рабов, не понимают, отчего вдруг все стало хуже, когда все было так хорошо, и крах данной системы, по всей видимости, близок. Тут нет никакого злорадства, смакования, «карканья», поскольку даже крах Западной Римской Империи был страшнейшей политической катастрофой в истории, а то, что имеет быть, неизбежно будет во много раз страшнее и масштабнее.