Спейсфлаер «Спектр-223» коснулся шершавого бетонопластика взлетно-посадочного поля учебного космодрома Льеж. Зашипели, принимая на себя все триста пятьдесят тонн веса, гравикомпенсационные амортизаторы, чмокнула гидравлика, и корабль лениво качнулся несколько раз с крыла на крыло.

Ричард пожал руки капитану и экипажу и сбежал по крутому трапу. Внизу его встречал Блумберг:

— Привет астронавтам! Где груз?

Ричард махнул рукой, приглашая следовать за собой, и быстрым шагом направился к корме «Спектра». Там, с тихим сипом опускалась аппарель грузового отсека. Как только она коснулась земли, Ричи и Блумберг вместе с двумя дроидами забежали в отсек. Криокамера по-прежнему была покрыта изморозью и из-под нее периодически вырывались клубы холодного пара.

— Выгружайте, — приказал роботам Айво.

Оба дроида ловко отсоединили все коммуникации, легко подняли камеру и вынесли из спейсфлаера. Метрах в пятидесяти стоял большой флайт с открытыми створками грузового отсека. На его борту синим было написано «КОНОКОМ». Проследив за погрузкой, Айво и Ричи расположились в кабине, и автопилот легко поднял аппарат. Оглянувшись назад, Ричард увидел, что с взлетного поля за ними следом поднялись два флаера и пристроились к ним в кильватер. Он вопросительно посмотрел на Айво.

— Почетный эскорт, на всякий случай. Файтфлаеры, приказ Дон Кимуры, — ответил тот на невысказанный вопрос.

— Куда направляемся, наука?

— В криогенную клинику профессора Морана, он нас, вернее, его, — кивок в сторону грузового отсека, — уже ждет.

— И что вы собираетесь с ним делать, Айво?

— Ричи, будет консилиум, на нем и решим.

— Ты, Айво, не темни, не ходи вокруг да около. Вы ведь уже предварительно все проговорили меж собой. Не думаю, что у вас десятки вариантов действий. Два-три, не больше, угадал?

На пульте управления засветился экран гологравизора и появилось изображение. С монитора на них спокойно смотрел Дон Кимура:

— Докладывайте, Айво.

— Господин директор, объект Н-1 прибыл, перегружен и сейчас направляется в клинику. Сноу со мной, — отрапортовал Айво.

— Хорошо, буду в клинике раньше вас.

Экран померк. Ричард с Айво многозначительно переглянулись.

Долетели до клиники Морана, слава богу, без приключений. Флайт сначала завис, а затем осторожно сел на крыше в самом центре красного круга. Сразу же в нескольких метрах от него выдвинулся большой цилиндр лифта, открылись створки и навстречу Ричи и Айво вышел сам профессор Моран — высокий мужчина преклонного возраста с пышной совершенно белой шевелюрой на голове.

— Здравствуйте. Быстро перегружайте объект! — произнес он глубоким приятным баритоном и отступил в сторону, освобождая дорогу дроидам.

Оба файтфлаера все это время кружили поблизости, патрулируя воздушное пространство. Дроиды перенесли криокамеру, Моран дождался, пока в лифт зайдут Ричи с Айво, и приказал:

— Второй уровень, лаборатория пятнадцать!

* * *

— …поэтому хотел бы в общих чертах выяснить, что вы хотите от меня и от моей клиники? Что я должен делать, что предпринимать? — наливая себе в бокал немного «Хенесси», произнес профессор.

Вокруг невысокого письменного стола в кабинете Морана, кроме самого хозяина, расположились в креслах Дон Кимура, Ричард и Айво.

Дон Кимура повертел в руках свой бокал, взял с блюдечка лимонный диск, отправил его в рот и стал медленно обсасывать.

— Видите ли, профессор, — наконец сказал он, бросая кусочек цедры в пепельницу, — мы, так же как и вы, впервые столкнулись с подобной проблемой…

— Не преувеличивайте, господин директор, я с такими проблемами в клинике сталкиваюсь чуть не каждый день, хотя…

— Охотно верю, профессор, но работая с клиентами… э-э-э… землянами, вы выполняете сложный, но, извините, стандартный набор услуг: заморозка смертельно больных, проведение операций при помощи криохирургии, сохранение жизнеспособности органов для трансплантации и многое другое. Здесь же дело сильно отличается от общепринятого стандарта: клиент не землянин и он мертв.

После минутной паузы Моран проговорил:

— Сразу же как только ваши люди вышли на меня, я заподозрил что-то в этом роде… Директор, прошу вас рассказать мне все, что сможете.

— Хорошо, но имейте в виду, профессор…

Пока директор выступал в необычной для него роли лектора-просветителя, Ричард встал с кресла и подошел к окну. Кабинет Морана выходил на небольшой ухоженный парк. Чуть вдали виднелась высокая ограда. Прямо под окном находилась площадка, засыпанная гравием, по которой прогуливались несколько человек, один в сопровождении санитара. От площадки в разные стороны, лучами расходились четыре узкие аллеи. Через каждые десять-пятнадцать метров на аллеях виднелись скамейки. Кое-где на них отдыхали пациенты. Сквозь густую листву проступали контуры фонтана и роскошной клумбы. Клиника профессора Морана была лучшей в области криомедицины и трансплантации. Уникальные операции по пересадке органов, спасшие тысячи людей по всей планете, технологии, позволяющие сколь угодно долго сохранять трансплантанты, заслуженно снискали признание этому уникальному учреждению. Да и сам профессор Моран был незаурядным ученым-медиком. Все последние достижения криогенной медицины обязаны его таланту, что сделало профессора одним из известнейших хирургов планеты. Ходили слухи, что он является кандидатом в Высший Совет Земли.

Ричард отвернулся от окна и посмотрел на троицу за журнальным столиком.

— Так что, профессор, мы ждем от вас ответы на все эти вопросы, — говорил Дон Кимура, обсасывая очередной кружок лимона.

— Вы очень многого от меня хотите, директор. Давайте так: для начала мы просканируем тело и сделаем томограмму и голограмму мозга, если от него еще что-то осталось, а там, как говорил Наполеон, видно будет.

— Ладно, договорились. Только прошу вас, профессор, надо, чтобы не только доктор Блумберг был в клинике, но и специальный агент Сноу. У меня есть основания для этого, поверьте, — добавил он, увидев вопросительно взметнувшуюся правую бровь Морана. — Более того — в небе в районе клиники постоянно будут находиться не менее двух патрульных файтфлаеров, а по периметру уже выставлены несколько постов спецподразделения «Кедр».

Моран поставил недопитый бокал:

— Директор, это так серьезно?

— Да.

Дон Кимура поднялся с кресла, одернул пиджак и протянул руку Морану:

— Спасибо, профессор, за гостеприимство, жду от вас новостей. С нетерпением.

— До свидания, господин директор, — Моран крепко пожал руку японца и обернулся к Айво и Ричи. — Мой секретарь займется вашим размещением…

— Не надо, профессор. Доктор Блумберг будет, видимо, все время с вами, а я бы хотел, чтобы меня вы устроили в палату, как обычного пациента клиники.

— Обычного… — хмыкнул профессор, внимательно посмотрел на Ричарда и нажал кнопку на срезе рабочего стола. Вошел высокий, приятной внешности молодой человек в белом халате.

— Пол, определите, пожалуйста, мистера…

— Сноу, — подсказал Ричи.

— …Мистера Сноу в одну из палат исследовательского корпуса.

— Понял, профессор. Прошу вас, мистер Сноу. — Помощник слегка наклонил голову в знак приветствия и взмахнул рукой, приглашая в приемную.

Пройдя недолгую процедуру регистрации и получив именной медальон, магнитную карточку, свежайший комплект больничного белья (просторные штаны, медицинская косоворотка с тесьмами, халат и тапочки), Ричард в сопровождении миловидной санитарки был препровожден в палату. Пожелав ему счастливого выздоровления, медсестра закрыла за собой дверь, и Ричи остался один на четырнадцати квадратных метрах площади самой дорогой частной клиники в мире.

Быстро переодевшись в больничное, Ричард положил свою одежду в шкаф и, достав специальный микросканер, принялся исследовать свою палату и вспомогательное помещение туалета и душа. Пока все было чисто.

Неожиданно ожил гологравизор, подвешенный под потолком так, что был виден из любой точки палаты.

— Мистер Сноу, через десять минут ужин. Желаете пройти в общую столовую или предпочитаете поужинать в своей палате? — произнесла симпатичная медсестра с экрана.

— Спасибо, я в столовую… а где она?

— Выйдя из палаты, следуйте желтой линии на полу, мистер Сноу, она вас приведет прямо к дверям общей столовой. Если не хотите тратить энергию на ходьбу, то в коридоре рядом с входом в вашу палату вы увидите зеленую дверь — это вход в лифт ДДЛ. Команды — голосом. Приятного аппетита.

— Спасибо… — машинально ответил слегка ошарашенный Ричард.

Пришлепав в общую столовую, он остановился при входе и стал оглядываться, решая, куда ему пристроиться. Зал был большой и просторный. Столики, каждый на четыре и два места, были расставлены так, что между ними можно было спокойно пройти вдвоем, а то и втроем, не задевая стульев. Широкие гардины были раздвинуты, и через окна виднелся великолепный сад и вечереющее небо над клиникой. Посетителей общей столовой было совсем немного — человек пятнадцать. Видимо, большинство предпочитало уединение общению. По залу прохаживался метрдотель, который, только завидев Ричи, подошел и осведомился, где тот желает устроиться. Ричард повертел головой и увидел столик на двоих, за которым сидел сутулый древний старик.

— Если месье не будет возражать…

Метрдотель метнулся к старику и склонился у него над ухом. Тот слегка выпрямился, посмотрел в сторону Сноу и кивнул. Метрдотель жестом пригласил Ричарда за столик и любезно отодвинул стул.

— Добрый вечер, месье, разрешите представиться — Ричард Сноу, — присаживаясь, произнес Ричи.

— Вечер добрый, молодой человек, вечер добрый. Располагайтесь. Барон фон Гофф, — немного дребезжащим голосом ответил старик.

— Очень приятно.

Ричи набрал на панели меню свой выбор и сделал заказ. На небольшом табло засветилась надпись: «Заказ принят. Ожидание — 10 минут». В это время из центральной части столика выдвинулся заказ, сделанный его визави — стакан сока манго, бокал красного вина, большая тарелка с павэ, овощами и картошкой, блюдечко десерта и саморазогревающаяся чашка чая.

— Приятного аппетита, барон!

— Спасибо.

Барон пододвинул поднос, выпростал приборы из салфетки и принялся обстоятельно есть.

Ричард старался незаметно оглядеть всех посетителей общей столовой. В основном это были пожилые люди, но высветилось и несколько относительно молодых лиц.

Из центра стола поднялся заказ: большой бокал белого вина сотерн, бутылочка «перье», тарелка с еще дымящимся мраморным новозеландским антрекотом и масляной золотой спаржей, блюдечко с теплой хрустящей французской булочкой и вазочка с ванильным мороженым.

Уже перейдя к десерту, Ричард позволил себе задать вопрос барону:

— Извините, барон, но каков здесь распорядок дня, а то я впервые попал в клинику и, честно говоря, даже не знаю, как себя вести…

— Молодой человек, во-первых, не надо огорчаться, что вы попали в клинику — не забывайте, что это одно из лучших медицинских учреждений на планете, во-вторых, никаких особенных выкрутасов в распорядке дня клиники нет. Если вам не назначен специальный режим, то подъем в восемь, завтрак с девяти до десяти, с десяти до часа дня либо процедуры, либо свободное время. У кого как. С часа до двух обед, а до четырех — тихий час, либо прогулки по парку. В четыре полдник, потом процедуры, с семи до девяти — ужин, потом свободное время и в половине одиннадцатого — баиньки, отбой!

— Спасибо, барон. А как здесь с развлечениями?

— Есть небольшой кинотеатр, спортивная площадка, тренажерный зал, тир, бассейн, сауна, несколько джакузи, с шести до десяти работает лобби-бар, но спиртное — только по разрешению лечащего врача. В баре есть караоке, большая фонотека. Да, чуть не забыл — за западным крылом клиники разбито небольшое поле для гольфа. Но сейчас уже… — барон взглянул на свой биоадаптивный «Лонжин», — почти девять, так что из развлечений только бар и кинотеатр, для остального поздно, молодой человек.

— Не хочу быть навязчивым, не позволите угостить вас чем-нибудь в баре?

— С удовольствием, мистер Сноу, — произнес, вставая и бросая на стол салфетку, барон. — Если не возражаете, мы прямо сейчас перейдем в лобби-бар.

Внимательно слушая оказавшегося словоохотливым барона фон Гоффа, Ричи старался незаметно присмотреться ко всем посетителям бара. К его удивлению, после ужина большая часть пациентов переместилась в лобби-бар и, разделившись на группы по два-три человека, тихо общались между собой. Благодаря тому, что барон находился здесь уже второй раз, то есть был старожилом, через сорок минут Сноу в общих чертах знал краткую историю всех присутствующих в баре пациентов.

Вдруг часть светильников в баре померкла, и раздался негромкий мелодичный сигнал.

— Эх-хе!.. — невольно вырвалось у барона. — Сигнал к отбою! Благодарю вас, мистер Сноу, за приятный вечер. Весьма рад нашему знакомству. Всего вам доброго, до завтра…

— Спасибо, барон. До свидания, — Сноу пожал старческую пятнистую руку и долго смотрел вслед удаляющейся сгорбленной фигуре. Сам он быстрым шагом направился в свою палату, быстро разделся и нырнул в кровать, пульт управления которой позволял предположить, что она являет собой чудо трансформенной техники.

Еще минут тридцать из коридора доносились шаги, негромкий перезвон медицинских инструментов, приглушенные голоса медсестер и врачей, но постепенно все затихло в ватном покое особой больничной тишины, пропитанной запахами лекарств и легкой тревоги.

Терпеливо выждав целый час, Ричард набрал на МИППСе вызов Айво.

— Ну, что тебе? — невежливо отреагировал начальник научного отдела.

— Как что? — прошептал Ричард. — Я тебе что, теленка съел? Вводи в курс…

— Блин… Ричи, мы только что завершили сканирование мозга объекта, готовимся сделать полный мнемослепок. Не мешай!.. Как что-то прояснится — сообщу… — прошипел в ответ Айво.

— Ладно, ладно… — проворчал Ричи и обиженно замолк.

* * *

Айво присел на табурет-треногу, снял перчатки, маску и бросил их в пластиковое ведро. Профессор Моран и его ассистент пристально вглядывались в монитор: по нему бежали нескончаемые ряды цифр и символов. В центре операционной на специальном постаменте покоился цилиндрический кусок льда с впаянным палеокосмонавтом. Над ним растопырились различные сканеры, томографы, рентген-аппараты, нависли магнито-гравитационные ловушки и ультразвуковые излучатели. В самой операционной было невообразимо холодно — две медсестры сидели в углу, закутавшись в теплые парки и глубоко засунув руки в карманы.

— Невероятно! — наконец проговорил Моран. — Похоже на то, что мозг объекта не поврежден и сохранил информацию, смотрите! — обратился он к своему ассистенту, что-то показывая на графике.

— Да, профессор, думаю, вы правы…

— Сохранил информацию? — выпрямился Айво.

— Не могу утверждать это со стопроцентной уверенностью, но вероятность очень велика. Видите ли, структурная ткань паутинной оболочки…

Профессор сел на своего конька, но уже было понятно, что… Что?

Блумберг вызвал Сноу:

— Ричи, тут такое дело. Судя по всему, мозг не поврежден…

— Что значит «не поврежден»? Функционирует, что ли? — не понял Ричард.

— Нет не поврежден в том смысле, что значительная часть информации сохранилась и считана нами.

— Ну и что он там знает, этот объект? — оживился Сноу.

— Нет, Ричи, ты опять не понял… Мы не можем вот так запросто расшифровать то, что было «на уме» у объекта, это очень сложная и кропотливая работа не нескольких дней, а недель, а то и месяцев. И даже после этого мы не сможем с полной уверенностью сказать, что правильно истолковали все записанные нами мнемоотпечатки. В этой области очень большие допуски. Извини.

— Айво, а что в лучшем случае вы сможете определить? О чем он думал, что знал, что ел на завтрак?..

— Что он ел на завтрак, покажет вскрытие, — огрызнулся Айво. — А мы можем определить психоэмоциональный фон объекта…

— Айво, я вам, ученым, иногда поражаюсь! — в свою очередь начал закипать Ричи. — Какой может быть психоэмоциональный фон у человека… э-э-э… разумного существа в последние мгновения перед смертью, а?! Не надо быть Нильсом Бором, чтобы понять, какие это переживания! Я задаю тебе другой вопрос: можно ли с помощью аппаратуры профессора Морана, нашей КОНОКОМовской или какой другой «прочитать» память объекта?

— Мистер Сноу, — неожиданно включился в разговор профессор Моран. — Извините, я невольно слышу вашу беседу с мистером Блумбергом. Он вам все правильно объяснил. Я бы хотел только кое-что пояснить дополнительно. У нас пока нет аппаратуры, которая могла бы с высокой степенью точности прочитывать воспоминания людей, даже находящихся в добром здравии. Так называемое мнемоскопирование очень приблизительно и не может служить надежной точкой опоры в исследованиях. Но если с живыми объектами, которые, например, по тем или иным причинам потеряли память, врачам удается добиваться значительных положительных результатов (во многом, кстати, благодаря помощи и сотрудничеству самих пациентов), то исследования постжизненной памяти умерших ведутся не столь активно и совсем с другими результатами… к сожалению. Дело в том, что если в работе с активными живыми пациентами, кроме их свидетельств, мы оперируем такими понятиями, как нейроймпульсы, нейрохимия, электрическое напряжение коры головного мозга, его температура, биохимические процессы, которые находятся в динамике, то у неживых объектов этой динамики нет. Есть только застывшая данность, и с ней разбираться значительно сложнее — приходится делать слишком много допусков и предположений, которые мало на чем зиждутся и почти не проверяются. Все, что я могу обещать, так это то, что мы сделаем все возможное, чтобы попытаться расшифровать информацию, которой прижизненно обладал… э-э-э… объект.

— Должен, кроме этого, сообщить вам, что даже у пациентов, которые были заморожены добровольно, по их же собственному желанию (в основном это состоятельные люди, ожидающие изобретения панацеи от своих неизлечимых болезней), все-таки наблюдается какое-то подобие мозговой активности, хотя не было ни одного случая успешного пробуждения таких пациентов. Почти все они умерли на стадии разморозки, а трое прожили несколько часов, но при полном отсутствии сознания, то есть в глубокой коме. Этим я хочу сказать, что вторым этапом, наверное, будет попытка разморозки и оживления объекта, но шансов у нас — увы! — почти никаких нет.

— Я надеюсь, мои объяснения достаточны, мистер Сноу?

— Большое спасибо, профессор, они исчерпывающи. Мне остается только пожелать вам удачи, а нам всем набраться терпения. Профессор, стойте! — Ричард с тревогой увидел появившийся на крошечном дисплее своего МИППСа мигающий оранжевый предупредительный сигнал. — Я бы хотел подойти к вам в лабораторию переговорить, если можно, прямо сейчас. Как бы вы выразились, профессор, пошла динамика.

— Это срочно? Тогда вызовите лифт ДДЛ и назовите западное крыло, лаборатория семнадцать, мой ассистент встретит вас.

— Сейчас буду, профессор.

Выйдя из палаты Ричард почти нос к носу столкнулся с секретарем профессора Полом.

— Добрый вечер, Пол.

— Добрый вечер, — холодно поздоровался помощник и прошествовал дальше по коридору.

Ричард посмотрел на часы: без четверти два. «Чего не спится?» — подумалось ему, но тут с тихим звуком колокольчика открылся лифт, и он нырнул в ярко освещенную просторную кабину, предназначенную для перевозки лежачих больных.

Через три минуты он оказался в западном корпусе прямо перед дверьми с номером 17, рядом с которыми уже стояли, ожидая его, ассистент профессора и Блумберг. Ассистент распахнул перед ним дверь, приглашая войти. Ричи почти вбежал в приемную лаборатории, где согревались горячим кофе две санитарки. Он прошел дальше через двери с фотоэлементом и попал в операционный зал лаборатории. Ассистент и Айво проследовали за ним.

— Профессор, вынужден сообщить вам, что все наши переговоры, скорее всего, прослушиваются. Я не знаю, как они это делают, да и не это главное.

Моран оторвался от монитора томокомпьютера и непонимающе воззрился на Ричи:

— Прослушиваются? Кем?

— Этого я не знаю, профессор, но связи теперь доверять нельзя, только личный контакт, но и это не гарантия. Надо срочно увозить объект, они знают, где он.

— Да кто «они»?! Что здесь вообще происходит, мне может кто-нибудь…

Визг санитарок и звон разбивающейся посуды в приемной заставили их вздрогнуть и обернуться. Двери открылись, и на пороге показался Пол с тяжелым импульсником в руке. За его спиной маячили два дюжих санитара в белых халатах. Лица вошедших были абсолютно непроницаемы.

— Прошу не оказывать сопротивления, оно бесполезно, — произнес глухой как свинец голос.

Всем показалось, что в операционной сразу стало еще холоднее…