Лирическое отступление третье, очень личное

1996 год. Лето. Центр Москвы.

– Как идти, куда? – тихо спросила она и заплакала.

– Я должен, служба, извини, – ответил он и опустил глаза. Врать любимой девушке совершенно не хотелось.

– Какая служба, Игорь, ты же до конца недели в отпуске. Как они вообще тебя нашли?

– Я позвонил сам из ресторана и доложил, у нас так принято.

– Никуда ты не пойдешь! Я, я полдня в парикмахерской просидела, – жалобно проговорила она, и ему стало мерзко.

Самая красивая девчонка Москвы, да, что там Москвы, всей планеты, ради него несколько часов проторчала в парикмахерской, надела лучшее, что было у нее и соседок по комнате в институтском общежитии, а, самое главное, сегодня был самый счастливый день в ее жизни. По крайней мере, до того момента, пока он не начал пороть чушь.

– Извини, – прозвучало достаточно жалко, да и сам он казался себе жалким и убогим одновременно.

А как все здорово начиналось: знакомство не по пьянке в кабаке, а на выставке. Прогулка по вечерней Москве, ужин в кафе... Никакого торопливого и пьяного секса, просто долгий разговор, когда каждый из собеседников не трещит бестолково, а жадно вслушивается в слова другого. Мгновенно пробудившийся взаимный интерес. Она не такая, как все: очень красивая, умная, серьезная, совсем не затронутая пошлостью и лезущим во все щели рынком, короче, настоящая. Он сильный, надежный, уверенный в себе, но не наглый. С ним интересно и ничего не страшно, потому что он офицер. Девушка приехала учиться в столицу из провинции, где еще не научились относиться к военным с большей гадливостью, чем к сифилитикам.

Сегодня он собирался предложить ей стать его женой. Заказал столик в шикарном ресторане в центре. Для этого пришлось занять деньжат у сослуживцев и продать одному майору тыловой службы старинный, взятый в бою, кавказский кинжал. Ушлый тыловик, по прозвищу Губастый, дал за него совершенно нереальные деньги, целых двести пятьдесят долларов, как раз хватило на колечко будущей невесте и на галстук себе, любимому.

– Игорь... – тихонько проговорила, буквально, прошептала она, все еще отказываясь верить в происходящее.

– Все, Ира, мне надо бежать.

– Ты меня проводишь?

– Прости, мне надо бежать, – тупо повторил он, развернулся и, действительно, понесся прочь, так ни разу не обернувшись.

Она заплакала, теперь, уже в голос, бросила в урну букет и тоже помчалась, но совсем в другую сторону.

Перед тем, как идти к метро, встречать без пяти минут невесту, почти жених, старший лейтенант Коваленко заскочил в ресторан, проверить, все ли в порядке, и отдать официантке цветы, чтобы поставила в вазочку на столе. И тут же, прямо поверх букета, увидел его. За столиком в углу в компании бородача в камуфляже (это в Москве-то!) и пары грудастых блондинок.

Алхазур Джанхотов, неустрашимый моджахед, герой, борец за независимость своего маленького, но крайне гордого народа. Естественно, бригадный генерал. К тому времени в Чечне их было больше, чем бригад в Москве. А еще кровавый садист и последняя сволочь. На войне люди взрослеют быстро, и Коваленко давно понял, что есть солдаты, которые стреляют в тебя, и ты стреляешь в них, а есть отморозки, которые отрезают пленным русским солдатам головы и кромсают на куски медсестричек. И если первых можно брать в плен, то со вторыми следует поступать совершенно иначе. По справедливости.

В конце девяносто пятого группа под командованием подполковника Волкова – позывной Бегемот, разгромила временную базу бригадного генерала и захватила его самого вместе с личным охранником и адъютантом Сату Орсаевым. С учетом его героической биографии, брать живым очень не хотелось, но был строгий приказ из Центра, вот и пришлось. В той операции волковская группа потеряла двоих, один погиб, второй стал инвалидом. Через месяц прошел слух, что Джанхотов снова на свободе, потом подтвердился. В марте девяносто шестого Игорь своими глазами наблюдал результаты налета этого героя на военный госпиталь. Казалось бы, повоевал, кое-что увидел в жизни, куда там, еле успел выскочить на воздух, как вывернуло наизнанку. Да, что он, все в этой жизни испытавший и через очень многое прошедший Волков, тоже здорово побледнел лицом. Вот, тогда-то он и сказал.

– Боюсь, – он прикурил третью сигарету от второй, – даже уверен, что взять его живым во второй раз просто не получится... – И все сразу поняли, не жилец этот самый Джанхотов. Несмотря на всю крутость и завязки в верхах.

Держа букет на уровне глаз, он прошел через зал и внимательно осмотрелся. Игорь прятался за цветами от персонала, а не от чеченцев, те не могли помнить его в лицо: тогда, в декабре он был в маске. Кстати, и голос его они тоже не слышали, потому что он все время молчал. Говорил, вернее, орал тогда сам Джанхотов, корчась от боли в стальном захвате щуплого Гоши Рыжикова. А его телохранитель Сату вообще ничего не видел и не слышал, в самом начале их увлекательной встречи лично Волков послал его в глубокий нокаут, сломав при этом челюсть.

«Так, кто у нас здесь? Ага, господин, блядь, генерал собственной персоной. Румяный такой, прикинутый тысяч на пять баксов. Мясо правой рукой режет, зажила, значит, ручка. И этот клоун в камуфляже и со «Стечкиным» жует, аж за ушами трещит, как будто челюсть не ломали, надо же. Кто еще, девки? Девки не в счет. Все, что ли? Как же, размечтался...» За соседним от горцев столиком сдержанно пили минералку «трое в штатском», коротко стриженные подтянутые парнишки в недорогих костюмах и при галстуках. Гуляющего по буфету в самом центре Москвы террориста, убийцу и врага государства явно это же самое государство и охраняло. Или те, кто его об этом попросил и занес денег в кассу. И были эти трое явно не ментами из соседнего околотка, а самыми настоящими волкодавами, подготовленными и очень опасными.

Игорь пересек зал и, свернув налево, оказался в баре. Бросил взгляд на тамошнюю публику, посмотрел на часы и, протяжно вздохнув, устремился к выходу. Что было дальше, вы уже знаете.

Общежитие, которым его и других бесквартирных офицеров управления, осчастливила Родина-мать, на счастье тоже располагалось в центре, в каком-нибудь километре от метро, так что добежал он быстро. Игорь, как и другие его сослуживцы, обитал на половине не до конца расселенного дома, в одном крыле жили офицеры, в другом нашли приют бомжи и другие незваные гости столицы. Он вставил ключ в недавно лично установленный хитрый замок. Два поворота влево, один вправо и еще один – влево, готово. Вошел в каморку три с половиной на три метра, вскочил на табурет, открыл дверцу антресолей, протянул руку и достал из-за сумок что-то, завернутое в тряпку. Подошел к столу, положил и развернул: не новый, но ухоженный «макарка», законный сувенир из прошлогодней командировки, и россыпь патронов. Не «Глок», конечно, и даже не «Стечкин», но точно знал, даже был уверен, что не промахнется. Натянул тонкие перчатки и принялся снаряжать магазин. На самом пистолете и патронах его отпечатков не было, он знал это, потому что чистил и протирал оружие, обязательно надев что-нибудь на лапы, чтобы в случае чего, честно признаться, что видит найденное у него в шкафу первый раз в жизни. В последнее время участились проверки возвращающихся с Кавказа офицеров, начальство сильно тревожилось, чтобы они, не дай бог, не притащили чего-нибудь запретного в рюкзаках и сумках. Генералов, вывозящих трофеи грузовиками, досмотрами не утомляли, им верили на слово.

Быстро переоделся, засунул ствол под ветровку, снял перчатки и рассовал по карманам. Глянул на часы, присвистнул и пошел к выходу. Следовало поторопиться, не факт, что Джанхотов будет сидеть именно в этом кабаке дотемна, может, в казино пожелает прошвырнуться или еще куда.

Прошел мимо ресторана и убедился, что все интересующие его персонажи на месте.

Пересек дорогу и стал прогуливаться вперед-назад. Прокрутил в голове маршрут отхода, район он знал неплохо, а потому, куда потом бежать и что дальше делать, в общих чертах представлял. Из-за того, что надел на себя много лишнего, было жарковато, но, в принципе, терпимо. Да и потом, тепло не холод, от этого не умирают.

К выходу из ресторана подкатила длинная темная «Камри», а следом за ней джип с мигалками. Продолжая прогуливаться, он скосил глаза влево. Начинается! Из ресторана вышел Орсаев. Немного постоял, оглядываясь, обтекаемый немногочисленными, удивленными такой экзотикой прохожими. Поднес ко рту рацию и что-то забубнил. Из ресторана вышел один из парней в штатском. Как по команде, он с Сату сделали по шагу влево и вправо; перекрывая движение переходов. В дверях показалась процессия: сам клиент, потом шлюхи и наконец, охрана. Красиво гулял по захваченному им городу простой чеченский парень Алхазур, ничего не скажешь.

Коваленко присел за припаркованную у бордюра машину, и, не обращая внимания на обалдевших прохожих, надел на голову шерстяную маску с прорезями для глаз, натянул перчатки. Достал из-под куртки пистолет и передернул затвор.

Он выскочил из-за машины как черт из табакерки в тот момент, когда Джанхотов ступил на ядовито-зеленый коврик у выхода. Бах, бах-бах-бах, бах-бах, в голову, в шею, в грудь и напоследок в спину уже упавшему. Бросил пистолет и рванул в подворотню. Пробежал меж домов и уперся в трехметровый забор. Подпрыгнул, подтянулся на руках и оказался уже совсем в другом дворе. Скинул маску, зеленую ветровку и широкие серые штаны с множеством карманов, оставшись в выцветших голубых джинсах и того же цвета жилетке поверх черной футболки. Достал из-за пазухи бейсболку с длинным козырьком и натянул на голову. Прошел через двор, вышел на улицу и направился прогулочным шагом в сторону бульвара.

После того, как прозвучали выстрелы и Джамхоев упал,, охране первое время было не до преследования стрелка, надо было разбираться с Орсаевым: тот, заорав, выхватил «Стечкин» и собрался было начать поливать очередями улицу. Пришлось оглушить и на всякий случай «окольцевать». Потом один остался на месте, а двое все-таки побежали следом, но не очень быстро: во-первых, стрелок мог устроить засаду, а, во-вторых, все-таки не президента подстрелили. Ну, вы понимаете...

Какой-то парень на бульваре пел в окружении стайки молодежи и играл, на гитаре. Игорь купил в киоске пару бутылок «Клинского» и подошел поближе. Прислушался. Что-то под Цоя, хотя стихи похуже будут.

– Классно поет, – сказал он стоящей чуть в отдалении высокой девице в едва заметной глазу юбке и высоких бутсах на рифленой подошве.

– Это ж Димон, – девица повернула к нему довольно симпатичную, самую малость улучшенную пирсингом мордашку.

– Я и говорю, Димон, – и протянул ей бутылку: – Будешь?

– А то, – она взяла ее, сделала пару глотков. – Класс! – обняла его за плечи и они стали слушать Димона вместе.

Мимо пробежал один из тех парней. Чуть поотставший второй, остановился рядом с Игорем, бросил взгляд на поющего и слушающих, махнул рукой и заспешил дальше. Коваленко осторожно выдохнул воздух, попытался глотнуть из горлышка, но не смог, горло переклинило. Повернул голову к новой знакомой, оказывается, она все это время смотрела на него.

– А ты клевый, – решительно заявила, как вынесла приговор, девица. – Закурить есть?

– А то, – через силу засмеялся он и обнял ее за талию.

Он вставил карточку в таксофон и набрал номер.

– Да.

– Командир, ты один дома? – как и многие в профессии, Волков жил без жены, но иногда у него бывали гости.

– Во-первых, здорово, отпускник. Можно поздравить?

– Я тут недалеко, можно зайти?

– Ну, давай.

Сергей достал из холодильника бутылку и водрузил на стол.

– Вот, значит, как... – проговорил задумчиво, и принялся разливать, себе немного, гостю – до краев. – Поехали, – скомандовал он, и процесс пошел.

Коваленко выпил налитое, как воду, и посмотрел просящее. Волков добавил еще. Игорь повторил и поднял глаза на собеседника.

– Ну?

– Баранки гну! Дурак ты, Тихий, и лечить поздно.

– Почему дурак-то?

– Это не ко мне, с вопросами к семье и школе. Хотя, каюсь, и я руку приложил, значит, тоже виноват.

– А как бы ты поступил, командир?

– Не знаю. Меня там не было. Ладно, проехали. Ушел ты, как я понимаю, чисто.

– Вроде, да. Налей еще, пожалуйста, что-то меня потряхивать начало.

– Вообще-то, лучше бы сейчас тебе не пить, а просто взять да кого-нибудь с особым зверством трахнуть. Мигом бы отошел.

– Да я вроде бы уже... – и засмущался.

Когда успел-то?

– Там же, в скверике.

Он схватился за ту девчонку, как тонущий за спасательный круг и прижал к себе.

– Ты что? – удивленно спросила она. – Дрожишь весь, – и, поняв все по-своему, – ладно, пойдем, – они отошли за памятник, миновали кусты и протиснулись между каких-то киосков.

Говорят, что после перенесенного стресса мужик если и может выступать в качестве сексуального партнера, то только пассивного. Но, не в этом случае. В Игоря, как будто, вселился бес или даже два.

– Ну, ты жеребец, – сказала она потом, жадно допивая пиво из его бутылки. – Кстати, я – Жанна. – Дальше сообщила, что у нее отродясь не случалось такого чумового секса, по крайней мере, на этой неделе и предложила встретиться завтра, на том же месте, в тот же час, а на прощанье чмокнула его за ушком и промурлыкала: – Буду ждать, ты только пива купи.

Когда во второй бутылке осталось на донышке, Волков включил телевизор.

– ...буквально в центре столицы, – бойко тараторила в микрофон винтажно одетая тетка, стоя у входа в тот самый ресторан. – На этом самом месте, – она показала рукой, где конкретно. Игорь присмотрелся, Джанхотов, по идее, должен был валяться у ног сыплющей словами репортерши, но его не было, значит, уже унесли.

Сергей переключил канал, на сей раз появилось демократического вида лицо, покрытое седоватой шерстью. «Успешный влиятельный бизнесмен», «наглое преступление», «вызов демократии», «взято под личный контроль»...

Он вздохнул и снова нажал кнопку пульта. Теперь экран явил миру частично влезшее туда личико какого-то важного милицейского чина. Чин бодро отрапортовал о проведенном комплексе оперативно-розыскных мероприятий, задействованном личном составе и служебных собаках. Тут же в кадр попала одна из них, серая длинноухая немецкая овчарка сидела у ног проводника и смотрела на оратора, как на последнего идиота.

– Несомненно, работала группа профессионалов, – прокуковал тот напоследок. – К сожалению, задержать их по горячим следам не удалось... – Потом рассказал о каких-то фотороботах и напоследок жалобно призвал граждан проявить сознательность и рассказать органам, что же все-таки произошло, а то они сами никак не возьмут в толк.

– Ну, вот и все, – Волков выключил телевизор. – Главное, что фотороботы уже сделаны.

– Я так понял... – проговорил Коваленко и потянулся к бутылке. Налил командиру, потом себе.

– Ни хрена ты, Тихий, не понял... – Сергей чокнулся с ним и забросил в рот содержимое стакана. – Ты хоть подумал, что бы случилось, если б тебя побрали? С тобой, ишаком безмозглым, с группой? Сколько говна вылили бы на всю контору?

– Я просто вспомнил госпиталь, – не поднимая головы, ответил Игорь. – И, потом, не побрали же.

– Твое счастье, – проворчал Волков. – Но, все равно, стрельба в центре столицы! Что скажет мировая общественность?!

– Да, хрен с ней, с общественностью. Что теперь со мной будет, командир?

– Хороший вопрос, – Сергей закурил. – Значит так, сейчас еще немного выпьем и отбой. Заночуешь у меня. Утром поедешь на базу. Ты, кстати, там уже трое суток кантуешься, ребят я завтра предупрежу. Сиди тихо, как подводная лодка на грунте.

– В Москву звонить можно?

– Запрещаю. Побудешь там недельку, а потом поедешь вместо Гвоздя на три месяца в Среднюю Азию, готовить тамошних «Барсов». И вот еще что, ты мне ничего не рассказывал, а я ничего не слышал. Уразумел?

– Да.

Выпили еще, вернее, выпил Игорь. Поначалу, водка его не брала, потом все-таки прихватила.

– А вот теперь, достаточно, – поставил диагноз Волков. – Иди спать, я постелил в гостиной на диване.

– А ты? – Коваленко встал из-за стола, его качнуло.

– Еще посижу немного. Иди, говорю! И не ори.

– Спасибо, тебе, – театральным шепотом проговорил тот, придерживая рукой стенку, чтобы не упала.

– За водку?

– За то, что из группы не выгнал.

– Обязательно выгоню, если не поумнеешь. Считай, что последнее китайское предупреждение уже получил.

Осторожно ступая, Игорь двинулся из кухни. В дверях обернулся: – А все-таки ты бы выстрелил?

– Может быть. Знаешь, Тихий, – вдруг сказал тот, не оборачиваясь, – я иногда думаю, что стрелять надо в других.

Троим, охранявшим тело «видного бизнесмена» офицерам ФСБ объявили по строгому выговору, и только один из них огорчился. Переведенный всего полгода назад в Москву из Курска старший лейтенант, еще не до конца расстался с иллюзиями и продолжал строить планы покорения столицы.

Сату Орсаев сразу же после случившегося был увезен из Москвы, а на следующий день посажен в поезд и отправлен на родину. Почти сразу же, чтобы успокоить нервы, он немного пыхнул в тамбуре под стук колес. Не получилось, нервы продолжали побрякивать. Тогда достал со дна сумки «ТТ» и решил немного прогуляться и развлечься. В своем вагоне шуметь не решился: купе через стенку оккупировали трое серьезного вида, коротко стриженых мужиков, у которых тоже могли быть стволы.

В тамбуре плацкартного вагона перекуривали и о чем-то негромко беседовали два офицера,, возвращавшихся к месту службы на Северном Кавказе после краткосрочных отпусков. Офицеры теперь ездят исключительно в плацкарте и это правильно, не баре ведь. А в СВ путешествуют чиновники и буржуи среднего калибра. Олигархи в них не ездят, западло тратиться на билеты, когда есть собственные вагоны.

– Ну что, русские свиньи... – вежливо вступил в разговор Сату и приподнял свитер, чтобы те увидели, что у него есть.

Он даже не успел понять, что сильно погорячился, потому что немедленно получил в морду и вылетел из вагона на рельсы, прямо под колеса идущему навстречу составу. Офицеры аккуратно закрыли за ним дверь и вернулись на места, согласно купленным билетам, беседовать дальше и пить водку. Ни тот не другой не владели приемами рукопашного боя или модным в определенных кругах дзюдо и даже не служили в спецназе или десантуре. Обычные чернорабочие в погонах, зампотех танкового батальона и командир мотострелковой роты. Просто в тот день никакому Рембо не рекомендовалось произносить при них слово «свинья» и чего-нибудь, от него производного.

Провожая одного из них на вокзале, жена сказала, что забирает ребенка и уезжает на Урал к маме, потому что даже свиньи не заслуживают того, чтобы существовать в таких условиях. Она же не свинья, молодая и довольно симпатичная женщина, а потому еще запросто сможет устроить жизнь.

– Ты че расхрюкался как свинья? – спросил второго, тридцатитрехлетнего капитана, командира роты, командир батальона, тоже капитан. Отличный, перспективный офицер, двадцати шести лет роду. Два боевых ордена, три командировки на Северный Кавказ (все – заочно), папа в штабе округа. – Какой перевод, какая больная мамочка? Служи, где Родина прикажет!

К сведению любителей бытового хамства, перед тем как обозвать кого-нибудь или послать куда подальше, неплохо все-таки на секунду задуматься. Вдруг человеку кто-то уже успел испортить настроение, и он воспримет ваши слова слишком близко к сердцу. Будьте добрее к людям, иногда это крайне полезно для здоровья.

* * *

Вернувшись через четыре месяца в столицу, Коваленко разыскал-таки любимую девушку, побеседовал и узнал, что все у ней хорошо. Прекрасно учится, много читает, занимается аэробикой. Познакомилась с одним хорошим человеком, сотрудником «Банка Москвы», у них отношения. Колечко он ей так и не подарил: пока его где-то носило, дверь в комнату сломали и вынесли оттуда все, что было можно и нельзя.

В чем же, спросите, мораль? Да, в том, что нечего шляться по кабакам, проще надо быть и скромнее. Если бы Коваленко выбрал для предложения руки и сердца Третьяковскую, например, галерею или музей земледелия при МГУ, то наверняка бы не только обрел семейное счастье, но и сэкономил столь необходимые для совместной жизни деньги. Да и тот же Алхазур Джанхоев, реши он круто расслабиться в «Макдональдсе» на Юго-Западной или «Крошке-картошке» на Профсоюзной, глядишь, и прожил бы чуть дольше.

И все-таки история, как говорят классики, сослагательного наклонения не имеет, а потому все случилось, как случилось.

 

Глава 8

– Такая вот джигурда вышла, – сокрушенно покачал головой Костя. – Едва, блин, разрыв сердца не заработал.

– Говори за себя, – вступил в разговор, вернувшийся из кухни Женя. – У меня точно инфаркт был, – поставил на стол поднос и упал в кресло. – Командир, у нас здесь валидола случаем нет?

– Зачем тебе?

– Веришь ли, до сих пор сердце колет.

– А у меня руки трясутся, – скорбно сообщил Берташевич.

– Значит, нет, – догадался Сироткин. – Ну, тогда мы с Бертой по соточке, исключительно в медицинских целях.

– Максимум, по сто пятьдесят... – добавил тот, и они, дружно вскочив, помчались на кухню к холодильнику. Через пару минут вернулись, заметно повеселевшие, и тут же принялись за еду. Сволочи...

Впрочем, по порядку. В 9.58 клиент приехал в офис. В 11.23, когда он только-только принялся сопеть, раздался звонок. Несмотря на протестующие вопли партнерши, прервался, коротко переговорил, сказал: «Еду» и на всех парах рванул из офиса, даже не извинившись перед дамой за случившийся форс-мажор. Та, бросив ему вслед: «Козел», отправилась на кухню и принялась сердито греметь посудой.

Выйдя из офиса, фальшивый Вадим поймал частника и добрался до метро, доехал до «Смоленской». Выбрался из метро в начале Арбата, прошел мимо Макдональдса и направился к кафе на противоположной стороне. Женя с Костей двинули следом и едва не спалились, потому что...

– ...стоял у входа в кафе и внимательно так смотрел, кто идет. Хорошо еще, что я свернул к киоску за сигаретами, а то точно узнал бы.

– Дальше.

– Наш клиент прошел мимо него и зашел в кафе. Тот постоял еще минут пять и тоже, следом. Я – пулей во двор, позвонил оттуда Берте, чтобы тоже шел туда, сидел тихонько и не выходил, пока я не скажу.

– Так.

– Я вошел, устроился через пять столиков от этих двоих, заказал чаю с булочками, у них там выпечка классная.

– Очень ценная информация, а что они?

– Сделали заказ, нашему пиво принесли, а тому кексу – кофе. Ну, сидели, говорили. Наш ему что-то рисовал на салфетке.

– А потом?

– Потом наш ушел, а тот посидел еще минут десять, расплатился и тоже пошел на выход.

– А салфетка?

– Перед уходом положил в карман.

– Клиент, – вступил в разговор Сироткин, – когда из кафе вышел, протопал до Макдональдса и остановился. Постоял, покурил, подождал второго. Тот подошел, они еще немного постояли рядом, поболтали, потом наш пошел к метро, а тот следом в отдалении.

– Контрнаблюдение, – грустно проговорил Кирилл.

– Точно, – согласился я, и, обращаясь к Сироткину, спросил: – Он тебя засек?

– Думаю, нет.

– Думаешь или уверен? – уточнил Крикунов.

– Я уверен только в том... – начал было Женя, но встретив мой взгляд, постарался спрятать эмоции, – девяносто процентов, что нет. Не спорю, парень он зоркий, но я прятал физиономию под козырек кепки и, вообще, шел несколько в другую сторону.

– А Берту?

– Берта вошел в кафе рядом с еще двумя мужиками, а, потом, он его никогда раньше не видел.

– Теперь, если можно, об этом красавце поподробнее. Откуда он тебя знает?

– Учились когда-то вместе.

– На притворщиков?

– Точно.

Да, значит, хвост за ним не пустишь, срубит на раз-два. В адрес по месту жительства и работы тоже не сунешься, наверняка, и там, и там установлены «секретки». Хреново.

– Небось, отличником был?

– Старался очень, все мечтал выбиться в асы. Когда нас разогнали, страшно расстроился, даже слегка запил.

– Данные на него помнишь?

– Стрельцов Владимир, только, толку-то с этого. У нас там имена-фамилии были сплошь служебные.

– Облом.

– Но... – тут Сироткин сделал трагическую паузу, – но так получилось, что спустя полгода мы с ним опять учились вместе. На курсах, помнишь такие?

Еще бы мне не помнить. От ...ского вокзала сорок минут на электричке. Дальше выйти из первого вагона, перейти через мост и сесть в автобус на площадке перед овощным магазином. Через три остановки покажутся железные ворота и КПП. Каждый из нас в свое время отучился там, кто год, а кто – чуть меньше.

– Вот там-то мы учились под нашими родными ФИО, а потому, – Сироткин прокашлялся и торжественно произнес: – Кремляков Виталий Николаевич, тысяча девятьсот восьмидесятого года рождения. Между прочим, москвич, я у него даже в гостях был.

– И где это?

– На Варшавке, возле театра «Шалом». Мы там всей группой пару раз зависали.

– Понятно. Потом пересекались?

– Ни разу.

– Ясно. Кстати, как этот Виталий держался с нашим полковником?

– На равных.

– Дальше.

– Дальше мы с Бертой подождали минут двадцать, потом я поехал на Электрозаводскую, а он на Пресню.

Как выяснилось, клиент уже был на месте, в Барабанном. И пахал он там, как Карла за растрату, добрых три часа без перерыва. В 15.53, перед уходом, сделал последний звонок и поинтересовался, как обстоят дела с квартирой. Услышав ответ, пришел в хорошее настроение и даже начал насвистывать.

В 16.45 наш труженик вернулся в офис на Пресне, перекусил, но сопеть не стал, а продолжил ударно работать. 17.20 принял первого клиента и передал какие-то документы.

В 18.10 принял второго и представил записи, подтверждающие то, что любовница хранит ему трогательную верность, а супруга – вовсе даже наоборот. Тот пришел в неописуемый восторг, расплатился, выдал премию и тут же попытался договориться о проверке нравственности еще одной «одной милой девушки». Островский, или как его там, отказался, сославшись на чрезмерную занятость, и проводил счастливого рогоносца до дверей.

В 19.03 в кабинет зашла секретарша и грудным голосом сообщила, что очень соскучилась, но бездушный шеф резко бросил ей, что не время и не место, и приказал собираться. В 19.12 они выехали из офиса, в 20.25 уже были дома. Перекусили, быстренько, как кролики, посопели разок, после чего Наденька предложила попить чайку и продолжить веселье, но была жестоко обломана.

– Даже не мечтай, мне завтра вставать в полпятого... – минут через десять из спальни раздался легкий храп, а из кухни – все тот же звон посуды: неудовлетворенная партнерша отводила душу, хлопоча по хозяйству.

Следующие два дня наш клиент, позабыв о лени и привычных милых глупостях, вкалывал как проклятый. Встречал приезжающих в столицу (Внуково, Шереметьево – по три человека, Курский, Белорусский вокзалы, Домодедово – по два, Ленинградский вокзал и автовокзал – по одному) и отвозил на базу за Сергиевым Посадом. Раньше, как стало известно, там располагалась какая-то войсковая часть. Когда выяснилось, что врагов у демократической России, кроме ее самой, не осталось, вояк разогнали, а какие-то шустрые ребята быстренько под шумок прихватили освободившуюся территорию с постройками. Время от времени туда приезжали желающие пострелять по мишеням, покататься на БТРах или попариться в бане с девками. Иногда территория просто сдавалась в аренду. Как в этот раз, для «проведения курсов усовершенствования сотрудников частных охранных структур».

А еще наш герой-полковник возил на базу какие-то ящики, совершенно не опасаясь при этом проверок на дорогах, потому что ездил в сопровождении самой настоящей милицейской машины с мигалкой. Очень в духе времени и, кстати, совсем недорого.

На второй день он отвез троих в Москву. У ВДНХ они спустились в метро и разъехались, кто куда.

– Вышел на Маяковке, – сообщил Берташевич, – прошел около сотни метров и остановился возле кафе. Минут пять делал вид, что звонит по телефону, а на самом деле фотографировал улицу и подходы к кафе. Потом зашел туда и сразу же направился в туалет. Вышел, сел за столик. Сделал заказ, потом опять начал «звонить». Выпил кофе, покурил, посидел еще немного и пошел к выходу.

– Ты его снял?

– Конечно, – на стол легла фотография. Совсем молодой парень, на вид около двадцати лет, может, самую малость постарше. Внешность среднеевропейская, вполне заурядная, не за что зацепиться глазу. Таких по московским улицам ходят целые толпы.

– Сам, надеюсь, в кадр не попал?

– Обижаешь.

– Тебя обидишь. Что было потом?

– Вернулся на ВДНХ, сел в тачку и стал ждать остальных.

– С этим понятно. Жека?

– Дамочка между тридцатью и сорока, прикинута стильно и очень недешево. Вышла на Парке Культуры, немного прошлась...

– Сколько?

– Метров сто пятьдесят-двести, не больше. Зашла в галерею в Кропоткинском переулке, что самое интересное, все время якобы с кем-то болтала по телефону.

– А что там за выставка?

– А хрен его знает.

– Понятно. Что дальше?

– Прогулялась по залам. На картины особо не отвлекалась, все по сторонам смотрела.

– Ну?

– Что ну-то?!? Там даже системы наблюдения нет, и из охраны всего два старпера лет по шестьдесят и без пушек. Идеальное место.

– Для чего? – полюбопытствовал Кирилл, оторвавшись от компьютера.

– Да для чего хочешь!

– Это все?

– Да. Погуляла еще немного и вернулась на точку. Хочешь прикол?

– Только приколов не хватало, что у тебя?

– Любуйся... – Сироткин выложил передо мной фото.

– Ни хрена себе! – та самая женщина, с которой я начал четыре года назад отстрел супостатов в ресторане. Живая и невредимая, даже в меру упитанная.

– То ли ты, командир, стрелять разучился, то ли...

– То ли пора переходить на серебряные пули, – предложил Костя, любуясь фотографией... – Ничего тетка, правда, старовата, но, в принципе...

– Достал уже, озабоченный ты наш. Что у тебя, Дед?

– Клиент доехал до Тимирязевской. Вышел, прогулялся метров триста по Дмитровке, подошел к группе рабочих, зашел в передвижную бытовку. Через четыре минуты появился наружу, уже в спецовке Мосводоканала и оранжевом «слюнявчике». Залез в люк.

– Сколько отсутствовал?

– Чуть больше восьми минут. Вылез, переоделся и уехал на ВДНХ. Все. Вот, любуйся... – и бросил на стол фотографию.

Я посмотрел, ничего особенного, мужик как мужик. А что, собственно, я ожидал увидеть? Отодвинул все три фото в сторону и поставил на плане Москвы три жирных точки.

– Теперь о базе, – я достал лист бумаги и ручку, – вот территория, приблизительно, четыреста на триста пятьдесят метров. Обнесена забором. Подъезд по грунтовке вдоль лощинки.

– Один? – спросил Кирилл.

– Да. Можно, конечно, пешочком через рощу или полем. Ворота в юго-восточной части. Охраняются какими-то охламонами в черной униформе.

– А где речка?

– Примыкает к территории с юга и юго-востока.

– Значит, въезд-выезд всего один, – еще раз уточнил Дед.

– Совершенно верно. Они, как только прикатили туда, сразу все облазили, а потом высказали нашему красавцу... – лично наблюдал за тем, как четверо что-то энергично нашему другу втолковывали и даже размахивали руками. Я провел несколько часов в рощице возле базы и наблюдал за всем этим в бинокль. Едва, между прочим, все на свете себе не отморозил. Вроде и не так холодно, а попробуй, полежи неподвижно часок, другой, пятый, сразу поймешь, что не Ташкент и не май месяц.

– А, знаете, – задумчиво произнес Костя, – все-таки здорово, когда базу подбирает такой разгильдяй – он высказался несколько иначе, но с тем же смыслом. – И все дружно закивали. Когда выход и вход находятся в одном и том же месте, появляется некоторый простор для маневра и полета мысли.

– С базой все более или менее понятно, – сказал я и громко чихнул.

– Будь здоров, – вежливо проговорил Сироткин.

– Не твое дело, – любезно ответил я, – давайте вернемся к этому, – и постучал пальцем по лежащему на столе плану. Какие мысли?

– Три точки в различных районах, – задумчиво произнес Дед, – кафе, галерея и шоссе...

– А общее у всех их... – перебил его Берташевич

– Что все три рядом с метро, – перебил в свою очередь его Женя.

– Пока менты глаза протрут, все уже и разъедутся, ищи их потом – подытожил Шадурский.

– Короче...

– Мумбай (Индия. 26–29 ноября 2008 года там произошла серия террористических актов, погибло около двухсот, ранено свыше тысячи человек), – тихо произнес Кирилл, оторвавшись от компьютера. – Самый настоящий Мумбай, только, в меньших масштабах и без планируемых потерь со стороны террористов.

– Очень в духе Режиссера: быстренько отработали и скромненько скрылись, – грустно сказал я. – Если у них получится, шум поднимется...

– Ты даже не представляешь, какой, – заявил Крикунов, – и, кстати, я могу сказать, когда все это произойдет.

– Иди ты! – восхитился Костя.

– С этого момента... – поднял голову от плана Дед.

– Запросто. Сегодня у нас понедельник...

– Да что ты говоришь, – съязвил Сироткин и все дружно на него зашипели.

– Акция произойдет через три дня, в пятницу.

– С чего ты это взял, Кира?

– А с того, что именно тогда в Москве открывается международное совещание глав спецслужб. Повестка дня, не поверите, борьба с терроризмом. Газеты надо читать, други мои, и в ящик заглядывать, когда новости показывают.

Наступило молчание. А о чем говорить-то? Симпатичное получится совещание по обмену опытом с террористами, главное – очень своевременное. Нет, потом нам, конечно, и соболезнование выскажут, и всяческое содействие пообещают. И в то же время тихонько похихикают, всегда, знаете ли, приятно, когда кого-то (не тебя) «опустят», причем, так нагло и с издевкой.

– Юморист, – мрачно проговорил Шадурский.

– Петросян, блин, недорезанный, – согласно кивнул Берташевич.

– Значит... – начал было Сироткин, но его перебили.

– Значит, у нас три дня всего! – заорал Кирилл.

– Это понятно, – продолжил тот, даже привычно на него не рыкнув. – Я к тому, что настало время работы над прессой. – Бросил на стол несколько «желтых» изданий и с головой погрузился в чтение.

– Все равно, что-то здесь не то, – упрямо проговорил я.

– А, если поконкретнее? – поднял голову от экрана Кирилл.

– Понимаешь, – я достал из пачки сигарету и принялся в задумчивости катать ее по столу, – наш клиент, между прочим, специалист с репутацией, многолетним опытом и, что самое главное, с обалденным самомнением.

– Кто ж спорит?

– Подожди. Доходящая до абсурда оригинальность, неожиданные повороты сюжета, нелюбовь к повторам, – это все о нем, не забыл?

– Ну.

– А тут вдруг бездарное повторение пошлой бойни годичной давности.

– Может, и пошлая, – заметил Берташевич. – Но шум на всю планету поднялся.

– Все равно, работа по чужому сценарию это не для Режиссера.

– А кто тебе сказал, что Мумбай – не его работа? – вдруг спросил Дед.

– Никто не говорил, просто...

– Там, в Индии все было слишком примитивно, – подсказал Кирилл.

– Именно, – согласился я, – до крайности тупо и жестоко. Совсем не в его стиле.

– А, может, и был такой заказ, чтобы тупо, жестоко и примитивно, – Сироткин отложил в сторону обработанную газету и полез через стол за сигаретой. – Ты же помнишь, командир, какая там была паника и в какой жопе оказались все до единой спецслужбы.

– Допустим.

– Это я к тому, что к совещанию спецслужб в Москве наш друг подготовил небольшой сиквел по индийским мотивам.

– А кто-нибудь опять с удовольствием возьмет на себя ответственность, – добавил Костя, – из тех, о ком никто и никогда не слышал.

– Все просто и ясно, – подвел итог Сироткин.

– Слишком... – буркнул я.

– Ты опять все усложняешь, командир, – тихо сказал Кирилл.

Женя очень нехорошо посмотрел на него и с видимым усилием вернулся к обработке желтой прессы.

– Может и усложняю. Я сам был бы рад ошибиться, – дальнейшие события показали, что не все наши желания исполняются. К сожалению.

 

Глава 9

– Все, больше не могу, – Женя откинул голову и принялся тереть глаза. – Как будто песка под веки насыпали. Берта!

– Чего тебе?

– Ничего. Бери газету и читай вслух, где скажу.

– А сам?

– А сам не выспался. Начинай с раздела «Услуги».

– Да, как скажешь, – он взял в руки газету и с большим чувством начал: – Кафе «Ирэн», шедевр кофейного сомелье.

– Молодец, дальше!

– Медицинский центр «Про-Вит», узи-диагностика, гинеколог, маммолог-онколог, аптека, вакуумное лечение геморроя.

– Что?!?

– Это я так шучу.

– Шутки у вас, боцман... Ты сам-то себе это представляешь?

– Не очень.

– То-то и оно, что, не очень. Дальше.

– Менеджер ногтевого сервиса.

– Круто. Не останавливайся!

– Хозмаг «Фистинг», теперь не нужно далеко ехать, у нас есть все!

– Как называется этот хозмаг?

– Я же сказал, «Фитинг»!

– А до этого как было, ты о чем, вообще, думаешь?

– О бабах, – сознался Берташевич, – там дальше «Знакомства» идут и даже фотки есть.

– Пошляк. Извращенец. Кобель. Давай читай дальше.

– Легко, слушай: «Сделаю отдых незабываемым даже для самых искушенных мужчин».

– Следующее.

– Нежная куколка с великолепной фигурой подарит незабываемое свидание...

– Дальше!

– Самые откровенные фантазии, чувственные ласки...

– Проехали, дальше.

– Не хочу дальше, желаю ласк и смелых сексуальных игр. Слушай, Сиротка, – вкрадчиво промурлыкал Берташевич. – Давай у командира отпросимся на пару часиков, а то сил уже нет.

– Терпи, озабоченный. Дальше читай. Там, кстати, еще много таких?

– До хрена, – продемонстрировал разворот страницы Костя. – И везде фотки. А как тебе это: Мое упругое тело?..

– Значит так, зачитывай только те, где есть слово «кошка». Не котенок, не кошечка, а именно кошка. Уразумел?

– Выходит, к бабам не едем, – разочарованно протянул тот. – Ладно, будем страдать. Что у нас дальше? Так, не то, не то, а, вот...

– Что?

– Тоже не то, написано «котик».

– Точно, не то.

– А как тебе это: Мартовская кошка?

– В самый раз, дай сюда газету, – почеркал немного ручкой возле объявления с фотографией толстой тетки в маске. – Готово, – и полез за телефоном. Набрал номер и, замер в ожидании. – Привет, это я. Да. Да. Нет, я уже здесь. Завтра, крайний срок в среду. Хорошо, заеду сегодня, передам заказ.

– Я так понял, речь идет не о девках, – огорченно проговорил Костя.

– Правильно понял. Командир... – Сироткин вскочил на ноги и подошел ко мне.

– Да.

– Я тут связался с одним чертом, он оружием торгует. По-моему, самое время прикинуть, что нам потребуется.

– Это можно. Как у него с ценами?

– Кусаются, зато достанет все что угодно и очень быстро.

– Что-то я не понял, как ты с ним связался, через интимные объявления, что ли?

– Конечно. Только я немного изменил порядок цифр в телефонном номере.

Остаток понедельника и вторник прошли спокойно. Наш друг работал в штатном режиме: торчал на рабочем месте, мотался из офиса в офис, встречался с людьми. Во вторник принял в офисе в Барабанном какого-то юношу растаманского обличья, а вечером того же дня свозил собственную секретаршу в ресторан на романтический ужин при свечах. В среду началось движение. С утра клиент заявился на базу в Подмосковье. Через полчаса выехал оттуда, прихватив с собой четверых. Они следовали за его тачкой в «Hyundai», крохотном корейском микроавтобусе. На Ярославке возле Мытищ их взяли под наблюдение Сироткин с Берташевичем и дотащились с ними до Москвы.

– Проехали по МКАД до Дмитровского шоссе, в 9.23 въехали в Москву. В 9.57 остановились в районе Тимирязевской, там же, где в прошлый раз был тот мужик.

– Что делали?

– Ничего особенного. Постояли минут десять. Потом водитель вышел из автобуса, прогулялся немного и вернулся назад.

– На том же самом месте, – задумчиво проговорил я. – Ну, более или менее понятно. Что дальше?

– Через два часа тридцать пять минут приехали на Таганку.

– Долго добирались.

– Пробки, сэр.

– Что было на Таганке?

– Заехали во двор в Товарищеском переулке.

– А вы, конечно же, следом.

– Не издевайся, – прогудел Костя, – я проехал дальше и остановился метрах в пятидесяти, а Сиротка просочился вовнутрь между домами.

– Там мужики возле ларька пиво пили, вот я к ним и присоседился.

– Тоже, небось, пивком побаловался?

– А как же, шеф, исключительно для конспирации и с отвращением.

– И так все пять бутылок; – заржал Костя.

– Клевета, не больше двух.

Если серьезно, они очень правильно поступили, когда не полезли следом, потому что...

– Тачка этого красавца и микроавтобус, – Сироткин взял лист бумаги и принялся за черчение. – Стояли у подъезда вот так. Здесь стоял джип «Тойота», а вот здесь – «шестерка». Оба водилы торчали вот тут, у подъезда и очень внимательно следили за обстановкой.

– Как билетеры у входа в зал.

– Совершенно верно, тщательно и почти демонстративно.

– Понятненько.

– Наши клиенты находились в квартире номер пятнадцать на третьем этаже.

– Как узнал?

– Пару раз выходили курить на балкон.

– Интересно.

– Без двадцати пяти три наши вышли, погрузились в транспорт и укатили. Мы за ними не поехали.

– Правильно.

– Через десять минут после них из квартиры вышли еще двое. Сели в джип и поехали, «шестерка» двинулась следом. У выезда из двора минуту-другую и перекрыла въезд-выезд. Простояла-постояла, потом уехала. Мы никого не преследовали.

– Опять правильно. Фото, надеюсь, прилагаются?

– А как же, любуйся, – и Сироткин положил на стол стопочку фотографий. – Вот эти двое отслеживали обстановку. Это мой бывший соученик Виталя Кремляков, а рядом с ним...

Теперь стало ясно, почему желающие перекурить, дымили исключительно на балконе. Господин Чжао, он же Леша Разгильдеев, он же Режиссер на дух не переносит табачного дыма. А, вот и он сам и очень не похожий на того, кого я имел счастье видеть несколько дней назад. Теперь он брюнет с ярко выраженными азиатскими чертами лица. Похож на... точно, на богатенького гостя столицы из ближнего юго-восточного зарубежья, я бы предположил, из Казахстана.

– Все как всегда, – Кирилл закончил любоваться фотографиями и потянулся к общаковой пачке сигарет. – Провел итоговое совещание, уточнил задачи. Зуб даю, где-то в центре он вышел из машины и растворился. Никто не знает, когда он приехал, где остановился...

– И как уедет, – продолжил мысль Берташевич.

– А вот в этом я не уверен.

– Можно поподробнее? – попросил я.

– С твоего разрешения, командир, чуть позже.

Ну, что же, диспозиция противника и предполагаемые действия более или менее понятны. Теперь дело за нами. Если все задуманное сложится как надо, каждый из супостатов получит все, что заслужил.

Как это ни странно звучит, меньше всего проблем я ожидал в работе с теми четырнадцатью, которые расположились на базе в Подмосковье. Несколько дней я плотненько наблюдал за ними. Ничего не скажу, мишени на тренировках дырявили они лихо, а вот нормальное охранение на ночь выставить ни разу не сподобились, да и местность с дорогой плотненько не проверили. Типичная болезнь всех тех, кто обучен внезапно нападать. Их не посещают мысли о том, что в один прекрасный день объектом атаки могут стать они сами. Думаю, их получится прихватить при выезде. Как уже говорилось, на шоссе с базы ведет одна-единственная дорога. Если как следует подготовиться, больших шансов выжить у этих ребят не будет. Машины пойдут гуськом, одна за другой, и будет их не больше четырех. Как раз, по одной на каждого из нас.

Женя Сироткин участвовать в этом непотребстве не будет, у него совсем другая задача всего-навсего убить Режиссера, причем не просто убить. Ну, действительно, не брать же его живым. Как-то раз мы это уже пробовали. Да, и потом, какой смысл? Если уж он ликвидирован спецслужбами, то и пусть отправляется прямиком в ад, на заранее забронированное место.

А вот с его двумя ближайшими помощниками, неудавшимся притворщиком и настоящим полковником, к моему глубокому сожалению, придется поступить гуманно.

Мы их прихватим и, как следует, выпотрошим, а потом сдадим в нашу бывшую контору. Со всеми возможными доказательствами. Думаю, так будет правильно: во-первых, бывшие коллеги десять раз подумают перед тем, как попытаться нам нагадить, ежу понятно, что кое-какие материалы мы сохраним на память. Во-вторых, эти двое – все равно уже не жильцы. Через недельку-другую, в лучших традициях программы защиты свидетелей, они обязательно вымрут от каких-нибудь естественных причин, типа аппендицита, геморроя или просто обычного насморка.

Потом мы, как следует, отметим победу и опять расстанемся. Дед вернется к себе командовать буржуйской службой безопасности, Сиротка продолжит свои острые дела, Толя отправится на Дальний Восток торговать водкой. Почему-то мне кажется, что сексуальная секретарша нашего клиента поедет с ним, уж больно Берта на нее запал. Кира вернется в семью, а я опять заступлю на смену. Или не заступлю? Наверное, все-таки, нет. Что-то изменилось во мне за эти дни, прежде всего, в отношении к самому себе, а потому захотелось жить, а не тупо существовать.

А если все пройдет не так и нас всех грохнут? С той стороны, между прочим, играют неплохие профессионалы, других у них не держат. Все равно, многих из них мы прихватим с собой, и акции в Москве уж точно в этот раз не состоятся. Что же касается Режиссера, то в Женю я верю. Жека Сироткин ни разу меня не подводил. И в этот раз не промахнется.

Меньше чем через двое суток, все станет ясно. А пока остается ждать, верить в себя, надеяться на лучшее. И, конечно же, готовиться.