— Представляете, она мне поставила «четыре» за алфавит, только потому, что я вместо «дубль вэ» сказала «дабл ю», — с обидой в голосе закончила свой рассказ про урок французского языка Вита.

— Подумаешь, оговорилась. Ты же два языка учишь. Это вполне естественно. Я, когда училась в институте, поначалу вообще все путала. Могла глагол из одного языка взять в другой и спрягать его в полной уверенности, что все делаю правильно. А были периоды, когда я вообще ни на каких языках говорить не могла, даже на русском. Вот такая у меня каша в голове была, — пыталась я успокоить расстроенную девчушку. — А тот факт, что ты читаешь и говоришь на французском единственная из класса, ей ни о чем не говорит? Я вот тоже не знаю ни одного алфавита, кроме русского. Это не показатель знания языка. Важно знать то, как буквы называются и как они читаются в том или ином положении, — продолжала я развивать свою мысль, чтобы Вита приободрилась.

Мы были с ней знакомы несколько лет. Я была приглашена к ней в качестве преподавателя английского языка. Девочку собирались отдавать в лингвистическую гимназию, поэтому решили подготовить ее по языку до того, как она пойдет в первый класс. А когда Вита достаточно освоила английский, то ее мама попросила начать с ней изучать второй язык, который скоро начнется по программе. Два года мы усердно работали над сложным произношением, над тем, чтобы запомнить написание слов, в которых больше букв, чем звуков. А теперь, ребенку ставят «четыре» только потому, что он перепутал название букв.

— Знаешь, а ты не расстраивайся, — сказала я ей. — Я понимаю, что тебе обидно получить за это четверку. Но мы-то с тобой знаем, что ты прекрасно знаешь названия всех букв, хорошо читаешь, говоришь, произносишь французское «р-р-р». Так пусть твоя учительница по французскому тоже пойдет в школу.

— Как это? — удивилась Вита.

— А вот так. Ты же играешь в школу? — спросила я.

— Играю, — подтвердила девочка, заинтригованно глядя на меня.

— Так вот и представь, что у тебя урок французского языка. Ты можешь посадить за парту кого угодно. В том числе и свою Марию Ивановну. Пусть она тебе отвечает французский алфавит. Представила?

— Представила.

— Теперь слушай, что произойдет дальше. «Мария Ивановна, — говоришь ты ей, — вы опять ошиблись. Какое «дабл ю»? Это не «дабл ю», а самое настоящее «дубль вэ». Ничего не знаю. Никаких таких «дабл ю» во французском нет. Вы снова не выучили алфавит. Что мне с вами делать? Придется оставить вас после уроков и заставить вас писать целую страницу букву «дубль вэ». Как не можете остаться? Это еще почему? Какие дела? Куда вам надо идти? Никаких дел, слышите? Все дела будете делать потом, а сначала надо закончить самое главное дело: написать целую страницу буквы «дубль вэ», чтобы выучить ее наизусть наконец. И не ревите. Чего вы ревете? Какие дети? Кого кормить надо? У вас муж есть, вот пусть муж их и забирает, и кормит, и дела делает. А у нас задача мировой важности: выучить французский алфавит. Сейчас идете к доске и пишете алфавит полностью, проговаривая названия букв громко, вслух, а потом вернетесь за парту и напишете целую страницу «дубль вэ». И хватит реветь, успокойтесь. А не то мне придется поставить вам очередную двойку и вызвать ваших родителей к директору. Пора уже разобраться, почему вы до сих пор не знаете французский алфавит. Хватит реветь, я сказала! Никаких объяснений не хочу слушать».

Вита заливалась искренним смехом, слушая мои рассуждения. У меня потеплело на душе от осознания того, что с помощью моего хитрого хода у нее не возникнет отвращение к языку, переходящее в ненависть. Как легко можно отбить у человека всякое желание и интерес к изучению того или иного предмета. А изучение языков — это так интересно и увлекательно!

— Да, я сегодня же поиграю в школу, — согласилась девчушка. — Не пойду гулять, не хочу. Лучше поиграю в школу. Устрою урок французского языка. Пожалуй, посажу за парту всех учителей и устрою им «школьную жизнь». А вы тоже так делаете? — поинтересовалась она.

— Делаю. Например, отругал меня Иван Иванович за что-нибудь. Я понимаю, что несправедливо. Мне так обидно! Тогда я сажаю его в кресло вместо себя, а сама сажусь за его стол. Или начинаю расхаживать взад и вперед по кабинету. При этом говорю ему примерно следующее: «Какие два месяца, Иван Иванович? Это надо было сделать уже вчера! Какие инспекции? Какие проверки? Никаких проверок и инспекций! Я — ваша единственная проверка и инспекция! Что там упадет? Что там разрушится? Как упадет, так и поднимется! Как разрушится, так и построится! Какие еще справки? Не надо никаких справок! И проект согласовывать тоже не надо. Вы мне это бросьте, Иван Иванович! Спорить он с начальством будет! Спорить будете дома с женой и детьми. А со мной надо полностью соглашаться! Так что там с объектом?»

Вита смеялась так заразительно, что я тоже не смогла удержаться от смеха. Обиды от несправедливой оценки больше не было.