Два часа Элизабет бесцельно бродила по городу, не имея ни малейшего понятия, что ей делать и где провести ближайшую ночь. Хотя днем припекало весеннее солнце, ночи были достаточно холодные. Кроме накидки, второй рубашки и сменных чулок у нее ничего не было. У нее не было даже одеяла, чтобы закутаться. Она достала монеты, которые ей дала мадам, и пересчитала пфенниги. Долго она так не протянет.

— Ты глупая гусыня, — ругала она саму себя. Как можно было уйти такой неподготовленной? Что такого произошло бы, если бы она обслужила еще одного мужчину и за это поела с девушками и провела еще одну ночь в тепле?

— Завтра ты все равно оказалась бы на этом же месте, — сказала она себе. Но, по крайней мере, ее желудок не урчал бы от голода. Может, ей следовало купить хлеб? Элизабет посмотрела на монеты в своей руке. Нет, кто знает, может, они ей еще понадобятся для чего-то более важного? Элизабет спрятала их обратно в узел. Наверное, настало время получить долги!

Элизабет пошла по переулкам, пока не очутилась перед дубовой дверью. Разумеется, она оказалась закрыта, потому что было темно. Элизабет постучала и сразу услышала шаги: это был звук не тяжелых мужских сапог и не быстрая легкая походка девушки. Элизабет теряла мужество. Еще прежде чем задвижку отодвинули, Элизабет уже знала, кого увидит.

— Добрый вечер, Маргарет. — Ее лицо было еще более сморщенным, чем Элизабет себе представляла.

— Маргрет, — поправила она. — Хотя я не понимаю, зачем тебе знать, как меня зовут. Что ты хочешь? Тебе нечего здесь делать!

— Советник Майнталер дома? — Элизабет не спрашивала, можно ли с ним поговорить, потому что служанка ответила бы отказом.

— Его нет, — грубо ответила она и попыталась закрыть дверь, но Элизабет придержала ее плечом.

— Пожалуйста, мне нужно с ним поговорить. Где он? Когда он вернется?

— Тебя это не касается, — ответила служанка.

«Вы самые ужасные, — подумала Элизабет. — Простые женщины, зарабатывающие тяжелым трудом свою скудную зарплату, которых может выбить из колеи малейшее дуновение судьбы. Нас разделяет не так уж много! Возможно, именно поэтому они так ненавидят тех, кто пал».

Маргрет еще раз попыталась закрыть дверь, как вдруг за ее спиной раздался голос Оттилии.

— Кто там, Маргрет?

Элизабет слышала, как она ступает своими мягкими кожаными туфлями по каменному полу зала. Маргрет неохотно открыла дверь шире.

— О, Лиза, это ты, какая радость! У тебя все в порядке? Что ты здесь делаешь в такое время?

— Ничего законного, — проворчала служанка.

Оттилия бросила на нее уничтожающий взгляд.

— Ты можешь идти и присмотреть за детьми, — сказала она тоном, не терпящим возражений.

Борьба за власть продолжалась несколько мгновений, затем служанка сдалась. Еще раз презрительно посмотрев на Элизабет, она ушла подчеркнуто медленно. Оттилия завела Элизабет в дом и закрыла дверь.

— Что случилось? У тебя проблемы?

Элизабет криво улыбнулась.

— Наверное, можно и так сказать, поэтому я хотела поговорить с твоим отцом. Я ушла из борделя — с позволения мадам.

Оттилия хлопнула в ладоши.

— Замечательно! Это место было не для тебя. Что ты собираешься теперь делать? Куда идти?

— В этом как раз и заключается моя проблема. Я не знаю. Мне даже сегодня ночью негде остановиться на ночлег.

Улыбка исчезла с лица Оттилии.

— Это скверно. Но здесь ты точно остаться не сможешь. Маргрет меня не беспокоит, но отец, думаю, тоже не согласится.

— Понимаю, — кивнула Элизабет.

— Я могла бы тебя спрятать, ну хотя бы на какое-то время, но не навсегда.

— Я этого и не требую.

— Ты сегодня вечером что-нибудь ела? — перебила ее Оттилия.

— Нет, но…

— Ты же не станешь утверждать, что не голодна?

Элизабет замолчала. Говорить такое было бы очень легкомысленно.

— Хорошо, я принесу тебе что-нибудь. Поднимешься в комнату? — нерешительно спросила Оттилия.

Элизабет отклонила это предложение и осталась в зале, что Оттилия приняла с заметным облегчением. Подобрав платье, девушка побежала на кухню. Она как раз вернулась в зал с полными руками вкусностей, когда дверь открылась и вошел Ганс Майнталер. Он посмотрел сначала на свою дочь, затем на Элизабет и снова на дочь.

— О, добрый вечер, папа! — поприветствовала его Оттилия, затаив дыхание.

Элизабет стояла молча.

— Вы не хотите мне объяснить, что здесь происходит? — спросил советник.

Элизабет не услышала гнева в его голосе, поэтому она подошла и рассказала, зачем пришла.

— Оттилия, оставь нас, — приказал отец.

На лице девушки появилось разочарование.

— Ты поможешь ей, не так ли, папа? Она освободила тебя из темницы и рисковала жизнью, чтобы принести тебе подарки к Рождеству! — напомнила она ему.

— Ступай!

— Можно я оставлю ей еду? — Оттилия решилась на последнюю попытку.

— Да, положи все на стол и уходи! Не испытывай больше мое терпение!

Оттилия послушалась, но не без того, чтобы демонстративно обнять Элизабет, прежде чем подняться по лестнице и скрыться в комнате. Отец тяжело вздохнул.

— Ты плохо на нее влияешь, даже если это и не твоя вина, — сказал он.

— Мне очень жаль, и я бы не пришла, если бы знала хотя бы одно место, куда можно пойти. Я знаю, что не могу здесь остаться, — добавила она, прежде чем советник сам смог это сказать. — И не прошу милостыню. Я хотела бы сама заработать себе на пропитание — честным трудом.

Советник вздохнул. В его глазах было сочувствие.

— Как ты себе это представляешь? Из такой жизни нет дороги назад.

— Я выбрала такую жизнь не добровольно! — выкрикнула Элизабет. — Меня никто не спрашивал!

— Ах, девочка, кто же выбирает этот путь добровольно? Я не отношусь к глупцам, считающим шлюх испорченными с рождения женщинами, которых в объятия мужчин бросает сладострастие. Знаю, ты хороший человек, но ничем не могу тебе помочь. Ты хочешь найти честную работу? Для этого тебе нужны рекомендации, подтверждающие, что ты вела приличную, скромную жизнь. Я не могу такую ложь зафиксировать на бумаге, рискуя своей репутацией, своей должностью советника и уважением к моей семье в городе. Мои дети впоследствии должны будут расплачиваться за эту ошибку.

Элизабет опустила голову и прищурилась. Она не хотела при нем плакать.

— Я тебя разочаровал, и ты считаешь меня неблагодарным.

— Нет, — сказала она приглушенным голосом. — Я разочарована, но не вами. Наверное, на вашем месте я поступила бы так же. — Она повернулась к двери.

— Не забудь свой ужин! — Ганс Майнталер указал на принесенную Оттилией гору продуктов. Взяв корзину, он сложил фрукты, хлеб, сыр и ветчину. — У тебя есть еще пожелания, которые я могу выполнить?

Элизабет приняла корзину.

— Возможно, одно старое одеяло?

— Конечно, это не проблема.

Казалось, ему стало легче от того, что желание было таким незначительным. Ганс Майнталер позвал Маргрет и велел ей принести одеяло. Пока она, тихо бормоча, поднималась по лестнице, советник снял кожаный кошель с пояса и достал горсть шиллингов.

— Возьми! Я помню, что ты для меня сделала, и не хочу быть неблагодарным.

Ее гордость запрещала ей принимать монеты, но нужда заставила взять их.

— Спасибо.

— Это я благодарю тебя и желаю найти свой путь.

Советник провел ее через зал и открыл дверь.

— Я хорошо к тебе отношусь, пожалуйста, поверь мне, но мне бы не хотелось, чтобы ты впредь общалась с Оттилией. Я могу на это рассчитывать? Она еще так молода и неосмотрительна, и я не хочу, чтобы на ее репутацию упала хотя бы малейшая тень. Ты меня понимаешь?

Элизабет тяжело вздохнула.

— Да, господин советник, я понимаю ваши отцовские чувства. Желаю вам и вашей семье всего хорошего и Господнего благословения.

Элизабет вышла на темную улицу и пошла по направлению к собору.

Часы собора пробили одиннадцать часов. Элизабет сидела на ступеньках перед воротами, на которых днем толпились торговцы, чтобы продать посетителям и паломникам изображения святых, свечи и прочие священные атрибуты. Стражники уже дважды проходили по Домштрассе, но никто не подошел, чтобы ее прогнать. Элизабет съела кусок хлеба и яблоко, остальное решила оставить на следующий день, о котором она не знала, что он ей принесет. Накинув на плечи одеяло советника, она сидела на ступеньках и ждала. Чего? Она не знала. Она ждала утра или того, что что-то могло произойти. Несколько раз она пыталась молиться, но не знала, к кому с такой просьбой обращаться. А в чем заключалась ее просьба? В конце концов она попросила Богородицу, чтобы все было хорошо.

Часы на башне пробили полночь. Шаги приближались. Вот теперь стражники заметили ее и сейчас прогонят. Или бросят в камеру? Может, она сможет там поспать, она уже была рада даже башне.

Элизабет подняла глаза и увидела ноги — мужчина остановился прямо перед ней.

— Ты не объяснишь мне, что здесь делаешь? — присаживаясь рядом, спросил мейстер Тюрнер, будто ничего особенного не было в том, что он встретил ее здесь посреди ночи.

— Разве мадам ничего вам не сказала? Она прогнала меня… нет, она меня отпустила! Не знаю, есть ли разница.

— Ах вот оно что! — произнес палач и выслушал всю историю. — И что дальше? Ты не можешь жить на ступеньках собора.

Она слегка улыбнулась.

— Это вы мне скажите! Я не знаю, что делать. Мадам посоветовала мне покинуть Вюрцбург и уйти как можно дальше, но странствия в одиночку пугают меня.

— Это не место для тебя, — рассерженно заговорил палач. — Я поговорю с Эльзой, ведь это на нее не похоже. Интересно, что на нее нашло!

— Спросите ее, все это так странно. Я не знаю, на что мне надеяться. Разве я не мечтала освободиться от оков борделя? А теперь все еще хуже, и я должна мечтать вернуться туда.

Палач поднял брови и удивленно на нее посмотрел.

— Ты должна?

Элизабет кивнула.

— Да, возможно, у Бога другие планы относительно меня и моей жизни. Может, это он склонил мадам к такому решению.

— Я еще никогда не слышал, чтобы Бог вмешивался в дела маленьких людей, чтобы улучшить их судьбу, — фыркнул палач. — Но если ты считаешь, что ты особенная, то можешь в это верить.

— Какая польза от этой веры, если я не знаю, что делать дальше?

— Хорошо, я скажу тебе. — Палач поднялся. — Ты пойдешь со мной и переночуешь в нашем амбаре. А завтра я поговорю с Эльзой.

Элизабет поднялась, выпрямляя замерзшие конечности.

— Спасибо!

— Не стоит, — ответил палач немного смущенно. — Я могу оставить тебя только в амбаре, и было бы неплохо, если бы ты вела себя там тихо… — Он замялся.

— Не беспокойтесь, — уверила она его. — Меня никто не услышит и не увидит.

Она догадалась, что его опасения связаны с бесцеремонной супругой, — она слышала, как над ней смеялись другие женщины. Элизабет могла себе представить, что супруге городского палача не очень понравится, если ее муж приведет домой шлюху — не важно, по какой причине.

Остаток ночи она провела на соломе в амбаре палача. Компанию ей составили две пятнистые кошки и маленькая лохматая собака, надеявшиеся на кусок колбасы, которую вместе с кувшином вина и хлебом принес мейстер Тюрнер, прежде чем отправиться спать. Обессиленная Элизабет уснула, хотя в борделе она ложилась спать значительно позже.

Во сне ее преследовали темные тени. Страх парализовал ее и приковал к полу, превратившемуся в вязкое болото. Затем она услышала несколько мужских голосов. До нее доносились обрывки фраз. Она сразу узнала его голос, голос ее возлюбленного. Если бы она позвала его, он поспешил бы к ней и спас. Элизабет кричала изо всех сил, пока болото, жадно заглатывая, тянуло ее все глубже, но из ее рта не исходило ни звука. Голоса мужчин удалялись и становились все тише. Она оказалась в темноте.

Рано утром палач принес ей миску теплой каши.

— Подожди здесь, — сказал он. — Я скоро приду.

Элизабет была не уверена, что это хорошая идея так рано будить мадам, но не решилась указывать палачу. Так в ожидании она сидела в сене и гладила кошек, которые довольно потягивались.

По выражению лица мейстера Тюрнера, когда он вошел, она поняла, что его миссия не удалась вопреки его ожиданиям. Он был сбит с толку.

— Эльза не примет меня обратно, — сняла с его языка Элизабет. Когда палач утвердительно кивнул, ею овладело не разочарование, но и не облегчение.

— Не понимаю, что произошло, но мне кажется, что она в панике, — сказал палач. — Она непременно хочет, чтобы ты покинула город, и невозможно было от нее добиться почему.

У Элизабет появилось смутное предчувствие, но прежде чем ей удалось его уловить, голос палача рассеял его.

— У меня хорошие связи с Нюрнбергом. Я спрошу, сможешь ли ты присоединиться к группе странников, а я мог бы дать тебе официальный документ.

Элизабет нерешительно кивнула. Что это значит для нее? Новый город с такой же жизнью, как и под тяжелой рукой Эльзы Эберлин. Но разве у нее был выбор?

На улице послышался женский голос. Палач едва заметно вздрогнул. Жена не просто звала его, а приказывала немедленно явиться.

— Иду, — уверил ее мейстер Тюрнер и быстро вышел.

Элизабет услышала достаточно из их разговора, чтобы понять, о чем идет речь. Хозяйка дома, очевидно, узнала, кто у них в гостях в амбаре, и набросилась на мужа с упреками. Палач, ведавший жизнью и смертью в Вюрцбурге и пользовавшийся уважением самой Эльзы Эберлин, не мог защититься от потока ее оскорблений. Жена не давала ему и слова сказать.

Элизабет сдержала тяжелый вздох. Исход этого боя был очевиден: здесь она оставаться не может. Взяв свой узел с пожитками, она погладила кошек и ушла прочь.

И снова Элизабет стояла перед закрытой дверью, отделка которой указывала на то, что хозяин этого дома относится к уважаемым и богатым людям в городе. Точнее сказать, это был не отдельный дом. Это был один из тех дворов, которые с многочисленными постройками и со стеной вокруг двора были больше похожи на маленькие замки. Не хватало только хода по крепостной стене и сторожевых башен. В городе было много таких дворов, многие из них с давних пор находились в собственности капитула, но этот был самым роскошным, хотя и не принадлежал настоятелю. Элизабет знала, что у каноников в собственности есть еще виноградники и поля и множество слуг, работников и ремесленников, которые не только собирают урожай, но и производят вино, хлеб и всевозможные вещи — все это они могли продавать без налогов и прочих сборов намного дешевле в отличие от трактирщиков, пекарей и городских ремесленников. То, что этот факт вызывал недовольство горожан, было не удивительно. Элизабет часто слышала гневные речи посетителей в борделе, когда разговор в очередной раз заходил об этой вопиющей несправедливости.

Почему священнослужители и их крепостные имели право жить в городе, пользоваться всеми удобствами и защитой его стен и башен, но при этом они не должны были разделять расходы, нести караульную службу и выплачивать налоги? А бремя налогов изрядно отягощало горожан! К тому же епископ каждый год выдумывал новые сборы.

Как бы там ни было, но Элизабет волновал другой вопрос: вспомнит ли высокопоставленный священнослужитель свои так опрометчиво произнесенные слова? И даже если вспомнит, сдержит ли он свое обещание?

Элизабет целый день опять бродила по городу и к вечеру не стала разыскивать мейстера Тюрнера. Возможно, это было глупо с ее стороны, отвергнуть единственную руку помощи, но все в ней противилось дороге в Нюрнберг, которая привела бы ее в другой бордель.

Но приведет ли куда-нибудь выбранная ею дорога? Или это был тупик — очень короткий тупик, заканчивающийся у этих ворот? Пришло время выяснить это! Элизабет подняла железное кольцо и стукнула им по двери. Она услышала приглушенный гул, но так как ничего не происходило, она постучала еще раз. Открывший дверь мужчина, по всей видимости, был одним из слуг каноника.

— Да? Что тебе нужно?

— Я хотела бы поговорить с каноником фон Грумбахом.

Элизабет даже не надеялась, что ее просто так пропустят к высокопоставленному священнослужителю, и вот теперь целую вечность уговаривала и молила, но никто из служанок и работников, собравшихся вокруг нее, не хотел пропустить ее к порогу дома, в котором располагались покои хозяина.

— Пожалуйста, господин сказал мне, что я могу прийти к нему! — настаивала Элизабет.

— Ну все, хватит! — рассердилась пожилая служанка. Слуга попытался прямо перед ее носом закрыть дверь, но Элизабет решительно сделала шаг вперед.

— Что здесь за переполох?

Голос заставил всех вздрогнуть. Элизабет, сдерживая дрожь, почувствовала, как у нее по спине бегают мурашки. Расступившись, служанки и работники пропустили Элизабет. Как в трансе, она подошла к канонику с бесстрастным лицом. Он был высокий, с прямой осанкой. Какие благородные черты лица! Казалось, своими темно-синими глазами он мог заглянуть ей прямо в душу. По телу снова пробежала дрожь, и у нее возникло такое чувство, что ей нужно развернуться и убежать прочь, так далеко, как только сможет. Кто мог выдержать такой взгляд? Тем не менее она ступила вперед, чувствуя, будто идет вброд по меду.

Фон Грумбах все еще не произнес ни слова, лишь повел левой бровью. Элизабет вдруг рассердилась на себя, и это придало ей мужества говорить.

— Каноник фон Грумбах, когда мы с вами встретились, вы сказали мне, что я могу к вам обратиться, если так сложатся обстоятельства.

— Я помню, что я сказал, — холодно ответил он.

— Вот обстоятельства так сложились! — выдавила из себя Элизабет и подняла подбородок.

Брови мужчины немного поднялись.

— Проходи в дом и расскажи мне, что за обстоятельства привели тебя сюда. Я заинтригован!

Каноника не волновали удивленные лица вокруг. Казалось, что он даже не замечал их, ведя Элизабет в дом.

— И что ты сейчас собираешься делать? — спросил каноник, когда она закончила свой рассказ.

Элизабет пожала плечами.

— Я не видела никакого выхода и вспомнила ваши слова.

— И ты не можешь объяснить, с чем связано такое резкое изменение в поведении мадам? Не бойся мне все рассказать! Я не буду тебя судить за то, что ты сделала!

Элизабет покачала головой.

— Нет, я ничего не сделала! Легат остался доволен мной, во всяком случае, не высказал никаких пожеланий, которые я для него не выполнила. Заявление мадам было как гром среди ясного неба.

Она сидела с каноником в маленьком, но изысканно обставленном кабинете. Ганс фон Грумбах поднялся и начал ходить по кабинету туда-сюда.

— Она заявила, что тебе нужно уехать из города?

— Да, для нее это было важно. Она сказала это еще раз мейстеру Тюрнеру.

— Палач в курсе? Твоя мадам говорила с ним на эту тему? — Он остановился и так пристально посмотрел на Элизабет, что ей пришлось опустить глаза.

— Да, они беседовали, но ему ничего не удалось узнать. Для него это такая же загадка, как и для меня. Мейстер Тюрнер уверял меня, что не припомнит за мадам такого поведения.

Ганс фон Грумбах снова начал ходить по кабинету. Элизабет, напротив, сидела с прямой спиной на стуле, сложив руки на коленях и следя за каноником. Вдруг он остановился перед ней и наклонился.

— Кто ты? Откуда?

— Не знаю! Я вам уже это говорила. Я ничего не могу вспомнить, что происходило до того дня прошлой весной, когда я очнулась в борделе мадам.

— Ничего? Действительно ничего? — он внимательно посмотрел на нее.

Какое-то мгновение Элизабет думала, рассказывать ему о своих снах и прекрасном юном принце, чей голос она узнала. Но она отбросила эту мысль и вместо этого покачала головой.

— Совсем ничего!

— Кроме своего имени. Или тебя так назвала мадам?

Элизабет задумалась.

— Девушки называли мне имена, но они ничего для меня не значили. При упоминании имени Элизабет во мне что-то дрогнуло. Это было скорее чувство, а не воспоминание, и затем они сказали, что так и будут меня называть, ведь их заведение было основано изначально в помощь нуждающимся женщинам и названо именем Элизабет.

— Это правда, — сказал каноник.

— Что же теперь делать? — спросила Элизабет. — Близится ночь, и я должна найти себе место для ночлега.

— Знаю. Ты поэтому и пришла, не так ли? Я пока не могу сказать, что с тобой будет дальше. Я должен сначала все обдумать. А пока я распоряжусь подготовить для тебя комнату и ужин. Пойдем, я проведу тебя.

Они прошли по двум лестницам, прежде чем оказались в комнате под самой крышей. Но она была больше и обстановка была уютнее, чем Элизабет ожидала. Она скорее была предусмотрена для гостей, а не для прислуги, если вообще не для каноников или папских легатов.

— Оставайся здесь, пока я тебя не позову. Ты найдешь здесь все, что тебе понадобится. Прислуга принесет тебе еду. — На этом он оставил ее одну.

Элизабет осмотрелась. Кровать была широкая, с хорошим матрацем, пуховыми подушками и чистым покрывалом. Под окном стоял сундук, а напротив, с другой стороны, тяжелый комод. Полку, прикрепленную над ним, украшали тарелки и кубки. Слуга принес ей еду и кувшин с водой, но, очевидно, ему было велено не разговаривать с Элизабет. Она внимательно изучала невысокого мужчину с кривыми ногами, узким лицом и необычайно длинными передними зубами. Ей не понравилось лукавство в его глазах. Манерой смотреть он напоминал крысу. Непроизвольно Элизабет отошла к стене, когда он ставил поднос на сундук.

— Спасибо. Господин каноник не сказал, что будет дальше? — Она решилась спросить, хотя единственным ее желанием было, чтобы он вышел из комнаты.

Слуга молча покачал головой.

— Как тебя зовут? — спросила она, когда он шел к двери.

— Фритц Хазе, я личный слуга и доверенный господина, — добавил он гордо, чтобы продемонстрировать свою значимость. Элизабет сомневалась в том, что каноник разделял его мнение. Фритц Хазе закрыл за собой дверь и звук его шагов притих. Элизабет села на кровать. Она поужинала, практически не замечая вкуса. В ее голове был только один вопрос: какое он примет решение? Интуиция подсказывала ей, что она подошла к поворотному пункту. Но куда заведет ее новый путь?

— Из чистилища прямо в ад, — прошептал ей ненавистный голос в голове, который сложно было заставить замолчать.