Певчие начали петь. Под их торжественные голоса, которые, подобно голосам ангелов, поднимались к соборному своду, входили каноники в праздничных одеждах во главе с новым настоятелем Гансом фон Грумбахом. Вышивка золотом и серебром сверкала при свете многочисленных свеч, тяжелые кресты из драгоценного металла и благородных камней на шеях каноников переливались всеми цветами радуги.

Элизабет сидела рядом с Альбрехтом на церковной скамье, рядом с дворянами и советниками, ожидая нового попечителя епископства Вюрцбург, вступающего сегодня торжественно в должность. Иоганн фон Вертгейм в роскошном наряде был серьезен, будто король, которого сегодня должны были короновать.

Элизабет снова взглянула на Ганса фон Грумбаха, который, как и в крепости, не выглядел довольным, хотя теперь был первым среди каноников капитула. Чего он мог еще желать?

Клиросники замолчали, каноники заняли свои места. Настоятель вышел вперед и начал свою речь. Осознание молнией пронзило Элизабет, ей стоило больших усилий не закричать.

Этот голос! Вот почему каждый раз, когда она его слышала, ее бросало то в жар, то в холод, вот почему ей было не по себе в присутствии главы капитула.

Чего он мог еще желать? Все вдруг стало так очевидно. Занять место епископа! Это он дал поручение рыцарям фон Кере и фон Зекендорфу. Он хотел убить ее отца, чтобы занять его место! Ганс фон Грумбах отошел в сторону, уступая место попечителю епископства. В то время как Иоганн фон Вертгейм читал речь, настоятель обводил взглядом собравшихся в соборе людей, пока не остановился на Элизабет.

Вероятно, ужас от внезапного осознания был написан у нее на лице. Ганс фон Грумбах все понял, и его губы расплылись в холодной улыбке.

Он беззвучно произнес несколько слов. Элизабет догадалась, что это было обещание победить в следующий раз и стать наконец епископом Вюрцбурга.

Элизабет бросило в дрожь. Альбрехт повернулся к ней.

— Что случилось? Тебе холодно? У тебя мурашки по коже. — Поправив ей шелковый платок, он взял ее ледяные руки в свои, чтобы согреть. — Потом ты выпьешь глинтвейн и быстро согреешься.

— Да, конечно, — согласилась она.

Почему бы и нет? Ганс фон Грумбах не отступится от своих намерений прибрать к рукам еще больше власти, но это ее не касается. Ее отец уже, наверное, по пути к крепости Цабельштайн и не может ее защитить. Однако управление епископством возьмет на себя брат Альбрехта и ей больше не понадобится помощь отца. Ее теперь оберегал Альбрехт, и она будет жить с ним в безопасности. Элизабет подняла глаза и ответила на взгляд настоятеля дерзкой улыбкой.

Она повторила эту улыбку, когда случайно встретила его спустя несколько часов на банкете.

— Я, вероятно, могу поздравить тебя, Элизабет, — сказал он и при этом промурлыкал, как кот.

— Спасибо, господин настоятель. Я охотно возвращаю вам поздравления — даже если это не то, чего вы добивались!

Его глаза сузились.

— А, воспоминания вернулись. Значит, я правильно понял твой взгляд в соборе. Ну, в больших планах всегда есть жертвы. Разве тебя не учили, что подслушивать то, что не предназначено для твоих ушей, плохо?

— Вижу, угрызения совести вас не очень мучают, — парировала Элизабет.

— Нет, не мучают, это правда, — ответил глава капитула. — Кроме того, ты уже отомстила. Те, кто хотел тебя убить, мертвы. Заколоты женской рукой, если моя информация верна…

— Да, мы убили их, чтобы спасти собственные жизни. И теперь я знаю, что это были те двое рыцарей, которые преследовали меня и оглушили. Но также я помню, что я еще раз пришла в себя и слышала шаги третьего мужчины, которого рыцари спрашивали, что им со мной делать. Ваш холодный голос, которым вы приказывали убить меня, до сих пор стоит у меня в ушах. Ударьте ее еще раз по голове, и проблема решена, затем заройте ее тело в таком месте, где никто никогда его не найдет. Это были ваши слова!

Настоятель учтиво наклонил голову.

— Теперь, когда твои воспоминания вернулись, ты демонстрируешь на удивление хорошую память.

— Вам в голову пришла ужасная идея, — продолжала Элизабет. — Вы можете передать ее моим прислужникам. По законам матушки-церкви она дитя греха и не достойна быть похороненной на святой земле. Наиболее подходящее место для нее это старое еврейское кладбище в предместье Плайхах. Разве существует место омерзительнее?

— Все правильно. Теперь я задаюсь вопросом, что пошло не так и как ты оказалась в борделе. Хотя что было, то прошло. Ты не представляешь никакой опасности для меня, или, может, ты думаешь, что сможешь привлечь меня к ответственности? Не будь глупой, дитя. Твой отец лишен власти, он далеко отсюда, а больше тебе никто не поверит, если вообще заинтересуется этим пустяком.

Элизабет справилась с нахлынувшей яростью и спокойно ответила:

— Для вас это, возможно, и пустяк — разрушить мою жизнь. За этот поступок вас стоило бы наказать, но я понимаю, что у меня нет ничего, кроме моих слов. И таким образом, остается только утешаться тем, что мне представилась возможность вернуться к моей жизни и тем, что наши пути больше никогда не пересекутся и вы больше не помешаете моему счастью.

Ганс фон Грумбах улыбнулся.

— Еще посмотрим! Пути Господа неисповедимы, но ведут к цели… к моей цели!