Но две души живут во мне,

И обе не в ладах друг с другом.

Гете, «Фауст», часть I

«Фауст жалуется на то, что в его груди две души; в моей же их таится множество, и они не ладят между собой. Так все происходит, как в какой-нибудь республике...»

Бисмарк

До сего момента в этой книге принципы ССТС применялись для понимания индивидов и семей. Культура и общество, в котором существует семья и развивается человек, оказывают на них огромное влияние. В этой главе обсуждаются различные аспекты массовой культуры американского среднего класса в противопоставлении к обобщенным характеристикам разных этносов и производимых ими семей. Хотя зачастую может возникнуть впечатление, что мы слишком отдалились от интрапсихического уровня, представленного в главе 2, это не так. Чтобы во всей полноте понять все те крайности, которые во внутренней системе, следует понимать культурный и социальный контекст, в котором эти крайности развиваются и поддерживаются.

Затем я представлю три типа семей: «сверх-американизированные», «переходные» и «основанные на традициях». В каждом из этих вариантов есть место возможному дисбалансу, противостоянию между членами семьи и проблемам с властью в семье, но причины тому различны и зависят от разницы культур как той, из которой они выросли, так и той, в которой находятся.

 

ЧАСТИ И САМОСТЬ ОБЩЕСТВА

Можем ли мы представлять себе общество так же, как мы представляем себе человека или семью? Чтобы приложить принципы ССТС к обществу, нужно рассматривать его как огромный организм, состоящий из организованных в группы (части) взаимодействующих людей. Рассматривая американское общество в целом, можно увидеть его составленным из множества разных групп, количество же их зависит от степени приближения и призмы, через которую смотрим. Через политическую призму можно увидеть либералов, консерваторов, феминисток, религиозных фундаменталистов и т.д. Через социально-экономическую призму можно разглядеть бедняков, рабочий класс, средний класс, верхушку общества и многочисленные подгруппы, в них входящие.

В этой главе я, однако, в основном буду рассматривать общество через этническую призму. Через нее общество в США выглядит как находящееся под влиянием «американских» культурных ценностей, транслируемых с помощью СМИ, и которые полностью разделяет меньшинство населения. Внутри этого общества также присутствует множество различных культур, с системами ценностей, отличающихся от ценностей массовой или общепринятой культуры. У каждой этнической группы есть собственные, отличные от прочих, отношения с преобладающей культурой и другими этническими группами. Одни группы противостоят массовой культуре и становятся изгнанниками, другие ценятся и наделяются высоким статусом. Некоторые группы противостоят друг другу. Если представить себе американское общество в виде человека, у него будет несколько преобладающих субличностей (вероятнее всего ориентированных на достижение, оценивающих, деятельных субличностей); другие субличности будут отправлены в изгнание коалицией Менеджеров, поскольку производят впечатление ленивых или опасных; некоторые же будут восприняты и пристроены к делу, потому что показались надежными и компетентными.

Что является аналогом Самости для общества? В идеале это правительство, которое в случае успешного руководства проявляет те же качества, которые я описал как отличающие эффективного главу семьи в главе 6. К сожалению, правительство США демонстрирует четыре самых типичных проблемы руководителей, перечисленные в той же главе. Слишком часто наши политические лидеры оказываются пристрастными, противоборствующими, доверие к ним подорвано и они уходят от ответственности. Среди этих четырех наибольшей проблемой оказывается предвзятость; несправедливость, встроенная в систему, посредством которой только люди из господствующей группы могут себе позволить карьеру политического лидера и могут сделать это лишь при поддержке других представителей господствующей группы. Предвзятое, пристрастное руководство либо поддерживает, либо усиливает дисбаланс и противостояние между группами, составляющими американское общество. Тревога, вызванная возникшей поляризацией, делает лидера еще более пристрастным и настроенным против групп-Изгнанников.

 

КУЛЬТУРЫ И ИХ БРЕМЯ

Продолжая аналогию с человеком, все части общества (составляющие его культурные группы) несут на себе то или иное бремя последствия травмы в истории этой культуры. Например, ранние американские переселенцы (выходцы из Британии и другие европейцы), чьи ценности со временем стали тем, что я называю господствующей менеджерской коалицией, были преследуемы и подвергаемы гонениям у себя на родине, а затем столкнулись с тем, что было для них враждебным и опасным окружением Нового Света.

Также они являются носителями наследственного бремени расизма. Европейский расизм как таковой существовал и до появления переселенцев, и его воплощением можно считать «доктрину открытия». Это политика, которой придерживались исследователи Нового Света, чтобы оправдать грубое покорение и порабощение туземцев. По сути, это было объявлением войны всем нехристианским народам мира; оно восходило к указу, изданному Папой Римским Николаем V в 1452 году, почти за 40 лет до великого «открытия» Колумба. В этом указе все не-христиане были представлены как враги католической церкви, в связи с чем признавались существами более низкого, чем люди, порядка. Это вдохновило европейцев-христиан подавить язычников, присвоить их имущество и поработить навечно (Newcomb, 1992).

Это бремя страха, гнева и расизма восходит к, в общем-то, варварскому и хищническому отношению европейцев к коренному населению Америки, далее принявшему форму бесчеловечного и существовавшего три столетия института рабства. Тяготы, с которыми столкнулись европейские переселенцы, добавили к их бремени расизма страх и боль. В них стали преобладать и доминировать агрессивные субличности, субличности-индивидуалисты, честолюбивые, самоуверенные субличности, оставлявшие мало места для сочувствия совершенно отличным от них людям или своим соперникам. Столетия спустя массовая культура США остается обремененной этим агрессивным, индивидуалистским, честолюбивым и самоуверенным образом мыслей, который подпитывает (и подпитывается) общество крайними современными версиями поддерживаемого ими капитализма и материализма.

Другие этнические группы несут собственные Грузы. В истории происхождения той или иной этнической группы могли быть периоды вражеских вторжений и завоеваний, эпидемии, голод, природные катастрофы и другие события, оставившие свое бремя на культуре. Сама эмиграция, а также то, что послужило ее причиной, также оказывается для группы источником бремени. Далеко не все эмигранты по доброй воле оставили свои дома и страну; до сих пор у них может оставаться сильный страх нищеты или политических гонений. Мучительный процесс разрыва родственных и профессиональных связей на родине, встреча с новой и подчас недоброжелательной культурой только добавляют тяжести. В этом отношении бремя афро-американцов особенно жестоко, поскольку их предки были насильно вырваны из своих племен, доведены до звероподобного состояния и превращены в рабов. Для этой группы поверх бремени страха наложились бремена гнева и бессилия. Усугубляя тяготы афро-американцев, сейчас дела обстоят так, что культура, наделившая их этим бременем, является преобладающей в той стране, где они в настоящее время живут.

Как и в случае отдельных людей и семей, бремя, связанное с культурой, может создать дисбаланс, противостояние и сложности с властью внутри этнической группы. Кроме того, оно может привести к противостоянию между группами и среди групп.

Этнические группы несут не только то или иное бремя, но и ценности и обычаи, которые, возможно, были полезными или адаптивными в том контексте, из которого группа происходит, но отличаются от ценностей и обычаев массовой американской культуры и могут оказаться в разной степени совместимыми с нею. То есть, как чувствительный, сочувствующий ребенок плохо вписывается в семью, где принято вести себя жёстко и конкурировать, культурные характеристики отдельных этнических групп не вписываются в общество, в котором среди преобладающей группы ценятся способность к сильной конкуренции и мобильность. Ниже более подробно буду обсуждать некоторые крайности, существующие в среднеамериканской культуре, и то, какие семьи и люди в ней формируются, а затем некоторые типичные характеристики групп, развивающихся в разных контекстах.

 

АМЕРИКАНСКИЙ СРЕДНИЙ КЛАСС

МАТЕРИАЛИЗМ

Первая и главная характеристика США это капиталистическое общество, где корпорациям нужно много сотрудников среднего звена, готовых поставить интересы и процветание корпорации, а также собственное продвижение в ней, выше, чем интересы своей собственной или родительской семьи. Также необходимы миллионы потребителей, уверенных, что недостающие в семейной жизни тепло и близость можно восполнить благодаря дорогим товарам, которые им можно купить.

Чтобы влияние частей, ценящих семью, поубавилось, из СМИ несутся материалистические послания, формирующие культуру «сперва Я»; культуру, в которой стремление к персональному успеху в виде достатка или статуса перевешивает все относящееся к системе взаимоотношений. По мнению Тодда Гитлина (Gitlin, 1983),

Мир телевидения непреклонно оптимистический, стерильный и материалистичный. В прайм-тайм мы (за редкими исключениями) видим людей, одержимых персональными амбициями. Если они не целиком поглощены амбициями и страхом оказаться в конце концов лузерами, эти персонажи считают амбиции и страхи чем-то самим собой разумеющимся... Личные амбиции и консьюмеризм движущие силы их жизни... и это еще не считая вклинивающейся рекламы, несущей идею, что человеческое стремление к свободе, удовольствиям, достижениям и статусу может быть удовлетворено в реальности потребления (с. 268-269).

ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ И СОЦИАЛЬНАЯ МОБИЛЬНОСТЬ

Еще одно бремя страха появилось у целого поколения американцев после Великой Депрессии, сделавшей миллионы людей готовыми на что угодно ради достижения финансовой стабильности. Для этого поколения самый главный вопрос, возникающий при появлении перспективы переезда, «Как это скажется на моей карьере», а не «Как это скажется на моей семье, на детях, на родителях?». По мере их восхождения по корпоративной лестнице семьям часто приходилось переезжать, иногда раз в два-три года. Как описывает Роберт Белла и его коллеги {Habits of the Heart Bellah et al., 1985) в своем фундаментальном исследовании преобладающих ценностей среднего американца, «быть привязанным к определенной работе, в определенном местоположении равносильно тому, чтобы оказаться застрявшим, загнанным в ловушку, лишенным возможности развиваться как личность» (с. 186). Межличностные связи едва успевают пустить корни, как приходится снова их выкапывать и приживаться на новом месте, за тысячи миль от прежнего места.

ИЗОЛЯЦИЯ

Изоляция, образованная в результате такого повторяющегося раз за разом пересаживания с места на место, может усилить материалистичные части в людях. Поскольку семье постоянно приходится производить какое-то впечатление на новых незнакомых людей и получать довольно мало того, что приносят с собой эмоциональные связи, на первый план выходят вопросы статуса и внешнего эффекта. В свою очередь, стремление к материальным благам предписывает мобильность, а мобильность в свою очередь подкрепляет материализм.

Эта круговая зависимость между изоляцией и материалистичностью была очень выразительно описана в классическом исследовании Янга и Вилмотта (Young, Willmott, 1957) влияния на семью переезда из социально очень устойчивой, однородной рабочей окраины Восточного Лондона в район частных домов за городом.

В Бетнэл Грин [окраина] люди обычно состоят в плотной сети личных отношений. Они близко знают с дюжину соседей, живших с ними буквально на расстоянии вытянутой руки... Жизнь в многоквартирном доме с детства закладывала костяк дружеских отношений. В такой обстановке жители Бетнэл Грин очень мало заботились о том, что принято называть «статусом». Разумеется, верно, что у людей разная работа, разные дома... Но людей оценивают не по ним. Личные характеристики вот что на самом деле имеет значение... В долго существующем сообществе статус, который определялся бы работой, достатком и образованием, в целом практически ничего не значит и не учитывается при оценке человека. Оценивают (если вообще оценивают) по более общим характеристикам, как человека с обычной смесью качеств плохих, хороших и в большинстве своем неизменных... Люди находятся в безопасном кругу перекрывающихся маленьких группок, и получают от окружающих нужное им внимание.

Не таков Гринлэй [район частных домов]. Хотя практически никто никого не знает, возможностей раскрыться как личность здесь нет. Судить о людях по их личным качествам нет возможности... Суждению приходится опираться в большей степени на первое впечатление от человека, чем на него самого. Когда людям не остается ничего другого, они начинают судить по внешнему виду, по дому, даже по его мопеду. Дети (особенно они) должны быть хорошо одеты, чтобы у соседей, а тем более у школьных друзей и учителей, сложилось хорошее впечатление о ребенке и его родителях... Можно было бы дойти до обобщения и заключить, что чем меньше признания человек получает в малой группе, тем больше стремление получить безличное признание, зависящее от статуса. Одинокий человек, опасающийся, что на него смотрят сверху вниз, превращается в стяжателя; его имущество бальзам на раны тревоги; тревога подгоняет недружелюбие (с. 161-164).

Янг и Вильмот находят, что изоляцию и закономерно вытекающую из нее материалистичность можно обнаружить даже у тех, кто живет в загородном доме более 6-7 лет, причем по соседству с другими лондонцами. Насколько труднее обстоят дела с построением новой стабильной социальной сети обстоят дела в более гетерогенной Америке, где люди часто оказываются в окружении очень разных людей. Такая изоляция, в свою очередь, усиливает зависимость от телевизора, он становится центром, вокруг которого собирается семья, и это, в свою очередь, приводит к усилению материалиалистичности.

Частая потеря связей с кругом друзей или родных имеет и другие последствия, кроме материалистичности. Проведенный Кэрол Андерсон (Anderson, 1982) анализ литературы по проблеме изоляции семей показал, что среди последствий отмечается снижение степени солидарности в паре; учащение случаев обращения в больницы в связи с проблемами психического здоровья и здоровья вообще; увеличение количества собственных жалоб на те или иные симптомы.

ОЖИДАНИЯ ОТ БРАКА

В очень мобильной культуре американского среднего класса от детей ожидают, что они достаточно рано покинут родительский дом, так что единственными стабильными отношениями среди всех других, преходящих, будут отношения в браке. Таким образом, вместо стабильной сети эмоционально удовлетворяющих отношений люди складывают все эмоциональные яйца в одну брачную корзину. В отличие от того, что диктуется другими культурами, от супруга ожидается нечто намного большее, чем просто партнерство в выполнении родительских обязанностей или борьба за экономическое выживание, или что брак станет мостом, соединяющим две расширенных семьи. Идеализированная американская семья среднего класса союз родственных душ, выбравших друг друга и долгие годы вместе с радостью делящих друг с другом общие интеллектуальные, эмоциональные и сексуальные предпочтения. Такое превозношение романтической любви (в сочетании со страхом близких отношений) в некоторой степени результат Груза больших ожиданий, возложенных на отношения очень мобильной культурой.

Это отнюдь не означает, что в более стабильных, однородных сообществах не существует такой ценности, как супружеская любовь. Скорее, массовая культура в США подняла романтическую любовь до статуса «главного основания супружеских отношений» (Hareven, 1982, с. 456). К тому же, определение любви изменилось, чтобы больше соответствовать контексту сильно выраженного индивидуализма. Традиционный взгляд на любовь, тот, который лучше подходит большинству этнических групп, описывает любовь как нечто, что приходится творить, то, что возрастает по мере того, как каждый из супругов учится все больше и больше жертвовать собой, отдавать себя другому. Как определил Белла (Bellah et al., 1985), «Любовь оказывается в большей степени продуктом воли и действия, чем чувств. Невозможно полагаться на чувства, но можно учиться повиноваться Божьим заповедям и самозабвенно любить других» (с. 94).

Напротив, для любви, в представлениях американской массовой культуры, необходима определенная степень эгоизма. Люди уверены, что для любви к другому важно уметь любить себя и правильно себя ставить. Мысли о любви самозабвенной и жертвенной краеугольном камне традиционного представления о любви, воспринимаются как признак излишней зависимости, как нечто удушающее, средним американцем, которому не хочется, чтобы семейные обязанности ограничивали его возможности наслаждаться хорошей жизнью. В идеале, один остается с другим, поскольку он удовлетворяет его больше, чем кто-то другой; если это изменится, должна быть возможность сменить партнера.

Обобщая, можно сказать, что брак среднестатистических американцев несет на себе Груз не только невиданных доселе эмоциональных ожиданий, но и не менее беспрецедентную свободу от традиционных обязательств. Это согласуется с упомянутой выше потребностью капиталистического общества в людях, готовых ставить материальные и нацеленные на успех ценности выше, чем семейные обязательства и интересы. В упомянутой выше работе Белла приводится интервью с человеком по имени Брайан, рассуждения которого могут служить образцом такой этики:

Пока лишь на пути к пику своей карьеры, пути, определяющем сейчас его идентичность, Брайан оглядывается на то, каким он был в двадцать-тридцать лет, в годы, которые были посвящены продвижению в карьере ценой брака и семейной жизни, и заключает; «Меня просто смыло волной собственного развития, всеми этими продвижениями и ростом доходов». Но даже и сейчас Брайан определяет успех как нечто связанное с неограниченными возможностями карьерного роста, с пребыванием на постоянном подъеме... «Это когда я почти дошел до абсолютного предела своих возможностей. Это и есть успех» (с. 68).

Таких Брайанов так много, и культура настолько им благоприятствует, что любви и браку приходится к ним приспосабливаться.

АМБИЦИОЗНЫЕ, НЕЗАВИСИМЫЕ ДЕТИ

В стабильном этническом сообществе, где возможностей для экономических и географических перемен довольно мало, дети, по среднеамериканским меркам, никогда не покидают родительский дом; «опустевшего гнезда» не бывает. Воспитывать у растущих в таком контексте детей дух личных амбиций и независимости значит или готовить их к жизни, полной разочарований, или ставить под угрозу саму существующую систему взаимоотношений в случае, если дети на самом деле станут действовать в соответствии с прививаемыми ценностями и покинут родительский дом. Поэтому в национальных общинах многие родители воспитывают в детях послушание, верность традициям, умение быть поддержкой и утешением для родителей и ставить интересы семьи намного выше собственных. Для таких семей характерен авторитарный родительский стиль. Обычно дети вырастают с теми же моделями мышления и поведения, что и родители.

Напротив, из ребенка в семье американского среднего класса не должна получиться копия родителей. Этот ребенок должен «стремиться к успеху и любви, и быть готовым ради этого уйти очень далеко от родительских стереотипов» (Bellah et al., 1985, с. 60). Сильнее, чем в любой другой культуре, политика воспитания детей направлена на развитие у них способности договариваться с родителями о выполнении своих желаний, соперничество со сверстниками во всем, обладание и стремление к материальной собственности, умение самостоятельно решать свои проблемы и не опираться на традиции или чей-то авторитет. Предполагается также, что эти дети покинут родительский дом на пороге зрелости и успешно войдут в жестокий, действующий по правилу «выживает сильнейший» мир деловых отношений. Все их детство долгий процесс тренировки и отработки навыков для такой жизни.

ОТНОШЕНИЯ ЗА ПРЕДЕЛАМИ СЕМЬИ

Сильно выраженная приверженность расширенной семье черта, ценимая в стабильных однородных сообществах, часто сочетается со страхом или недоверием к тем, кто оказывается за пределами семьи, и сильным предубеждением против близкого общения с теми, кто не входит в «семью» или хотя бы не той же национальности. Такие

трудно проницаемые границы, окружающие семью или этническую группу, залог выживания в случаях, когда нарушение границ может повлечь за собой разрыв сети взаимных социальных обязательств и традиций. В США многие некогда самобытные культуры растворились в потоках массовой культуры и теперь забыты.

Современные средние американцы, в свою очередь, очень мало озабочены вопросами общественного долга и традиций, и их едва ли ограничивает связь с другими людьми. Они часто переезжают и меняют соседей, поэтому должны уметь быстро встраиваться в новую социальную сеть и при этом не слишком привязываться к новым людям эмоционально, поскольку неизвестно, когда и кто снова переедет. Поэтому средние американцы освоили тип дружеских отношений, который позволяет быстро завязывать связи на уровне приятельских, включаясь в сеть взаимоотношений на работе, в школе и т.д.

Такой тип взаимоотношений также в интересах американского капитализма, поскольку в большинстве случаев друзья оказываются потенциальными клиентами или источником контактов. Поскольку каждый может скрыто действовать как продавец, бывает трудно поверить в искренность чьего бы то ни было дружелюбия. И поскольку все продают сами себя, прекрасная внешность и стиль вопросы необычайной важности. Особый упор, который делается на внешнем эффекте, создает благоприятную среду для оценивающих, перфекционистских частей, стремящихся к успеху и известности, так что они постоянно оценивают чужую и собственную внешность. При таком климате едва ли может сформироваться круг друзей, способный дать человеку эмоциональную поддержку.

Изоляция один из побочных продуктов нашей соревновательности. С тех пор как в начале XIX века произошла индустриальная революция, отделившая работу от дома, американцы стали относиться к своим домам как к тихой гавани среди бессердечного мира (Hareven, 1982). Тогда как во многих национальных сообществах дома и кварталы средоточие изрядной доли общения, дом американца среднего класса место для частного уединения, единственное место, где хозяева могут передохнуть и укрыться среди джунглей эгоизма, конкуренции и безнравственности.

С тех пор и по сей день основная роль жены обслуживать это целительное убежище. Предполагается, что она направит все свои таланты домохозяйки на создание свободного от потрясений, напол­ненного любовью и заботой приюта, где ее муж, усталый воин, смо­жет зализать раны и набраться сил перед завтрашней битвой. Хотя державшего женщину взаперти в домашнем замке запрета выходить на работу более не существует, по-прежнему живы другие ожидания, связанные с этим «культом домашнего очага». С высокой вероятно­стью (и, если только семья не обладает довольно высокоразвитыми социальными навыками и инициативой, так оно и бывает) это при­водит к довольно изолированной жизни семьи, несмотря на то, что вокруг много таких же семей среднего класса. И жены в таких семьях, скорее всего, будут избыточно нагружены и одиноки.

ТРЕВОГА

В большинстве своем средним американцам и правда бывает нуж­на тихая гавань, поскольку их мир и правда кажется бессердечным, и им приходится бороться против него в одиночку. Даже в XIX веке сторонние наблюдатели, например, французский писатель Алексис де Токвиль, отчасти объясняли такое положение вещей постоянным стремлением использовать «по полной» все, что может быть исполь­зовано в этой стране широких возможностей:

Я видел самых свободных, наилучшим образом образованных лю­дей, находящихся в обстановке, благоприятнее которой в мире не найдешь; и все же тучи, казалось, навсегда нависли над их голо­вой. Да, в своих удовольствиях они казались очень серьезными и даже грустными, [потому что они] не переставая думали о всех тех прекрасных вещах, которых у них нет (цит. по Bellah et al., 1985, с. 117).

Это очень живое описание беспокойных, жадных субличностей, преобладающих сегодня у многих американцев.

К тому же, в условиях капиталистического свободного рынка было легче, чем когда бы то ни было, потерять все (особенно до окон­чания Великой Депрессии, после которой в стране появилась система социальной защиты). Без надежного круга родных или друзей ошиб­ка оборачивалась катастрофой. Поэтому в США стремление к успеху движется в той же мере страхом, в какой и соображениями прибыли. Никто не знает, когда и как повернется рынок или когда конкурент сделает неожиданный ход, и все будет потеряно. Как заключает Белла (Bellahet al, 1985),

Именно тогда, когда круг на «безусловно принимающих» людей приходится рассчитывать все меньше, человеку приходится брать себя в руки, конкурировать, быть амбициозным, быть в состоянии ответить на быстро изменяющуюся ситуацию и требования, быть в состоянии уехать из дома на учебу и использовать все возможности для профессионального продвижения. Именно в такой обстановке понятие «психического здоровья» стало основной заботой американцев, и появилось множество терапевтических панацей (с. 120).

Развившиеся в таком культурном контексте терапевтические мо­дели были призваны помочь этим тревожным американцам развить и укрепить те самые ценности, которые и породили тревогу. Многие те­рапевтические школы ставят перед собой цель помочь людям и семь­ям приспособиться к массовой американской культуре, не задаваясь вопросом, здорова ли сама культура. Практически все формы терапии в США разработаны для того, чтобы снижать считающиеся устарев­шими чувства социальной ответственности и вины, не дающей кли­енту достичь своего потенциала в полной мере или самовыразиться.

Мы помогали людям сбрасывать балласт и смотреть на вещи проще, чтобы они могли эффективнее конкурировать друг с другом.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Закаленный в боях индивидуализм первопроходцев сформировал контекст американской корпоративной капиталистической экономики и культуры. В нем параллельно развивались следующие ценности : ма­териалистичность; предпочтение личных амбиций интересам семьи: романтическая любовь как основа брака; демократический стиль вос­питания; мобильность и независимость; дом как тихая гавань: дружелюбие без эмоциональной привязанности. Они лучше всего соответ­ствуют такому контексту и поддерживают его, и очень отличаются от ценностей других контекстов.

Соответственно, максимально вписывающаяся в такой контекст структура семьи включает в себя только ядерную семью, в которой основной альянс родительский; бабушки и дедушки могут только помогать и давать советы, и делать это на расстоянии; детей воспитывают в духе соперничества, амбициозности и учат уметь рассчитывать на себя. Семьи, выработавшие такую структуру, имеют более высокие шансы на «успешное функционирование» в таком контексте, а ведь цель семейной терапии в конце концов сделать семью «функциональной». Семьи, которым не удались такие огромные структурные преобразования, для соответствия требованиям среды, демонстрируют ту или иную степень «патологии» в поведении или общении.

Идея, которую я пытаюсь донести до читателя, звучит так: массовой американской культуре сильно недостает уравновешенности, и это связано с многочисленными обретенными в ходе истории обременяющими обстоятельствами, которые привели к подъему и активизации деятельных, индивидуалистических частей у руководства страны. «Гипер-американизированные» семьи становятся миниатюрными моделями сообщества с так же нарушенным равновесием, что, в свою очередь, обеспечивает воспроизводство этой модели в культуре. То есть: такие семьи эмоционально изолированы, властью в семье наделена коалиция деятельных, оценивающих и наделенных особыми правами частей, там довольно нетерпимы к проявлениям слабости и несовершенства; остается мало времени и мало склонности к доверительным, близким отношениям. Внутренние системы членов таких семей отражают этот дисбаланс и поляризацию. Проблема с синдромом (например с булимией) воспринимается совершенно иначе, и ее пытаются решать совершенно не теми же способами, что в «национальных» семьях с более традиционными системами ценностей.

 

ТРАДИЦИОННЫЕ НАЦИОНАЛЬНЫЕ СЕМЬИ

В разных культурах по всему миру ценности и модель семьи значительно отличаются друг от друга, и многое было написано об этих различиях (Falicov, 1983; McGoldrick et al., 1982). Я, однако, считаю, что ценности и семейные структуры, просуществовавшие на протяжении многих поколений в относительно стабильных и этнически однородных сообществах, имеют в своей основе много общего, сильно отличающего их от описанных выше ценностей и структуры гипер-американизированных семей. Животные, обитающие в разных уголках земного шара в сходных климатических условиях, ландшафте и занимающих сходное положение в пищевой цепи точно так же имеют много общих основных характеристик и так же отличаются от животных, эволюционировавших в другой обстановке. Эволюция ценностей и семейных структур ничем от этого не отличается. В этом разделе я особенно остановлюсь на тех ценностях и аспектах семейной структуры, которые вступают в противоречие с преобладающим среднеамериканским контекстом. В большинстве своем эти обобщения касаются сельских или не осовремененных этнических контекстов, из которых произошло большинство мировых культур.

НИЗКАЯ МОБИЛЬНОСТЬ

В обстановке, где людям не свойственно сильно менять свой экономический статус или место проживания, индивидуалистические амбиции приводят либо к разочарованию, либо к тому, что человек покидает общину. Выживание и продолжение существования системы зависит от сплоченности ее членов. Если молодые уедут, некому будет позаботиться о стариках или взять на хозяйство и дела вместо них. Поэтому подчеркивается более высокая, чем личное продвижение, значимость верности клану и его традициям.

РЕПУТАЦИЯ СЕМЬИ

Молодые люди не только не должны «выпархивать из гнезда» слишком далеко, еще на них лежит ответственность за хорошую репутацию и имидж семьи; обычно этот прессинг означает в первую очередь умение не отклоняться от традиционных для данного сообщества мужских и женских ролей. Все живут по соседству, так что человеку, идущему по улице, кажется, что на него обращены сотни глаз. К тому же, во многих культурах единственный доступный семье способ подняться вверх по социальной лестнице породниться с более обеспеченной семьей в результате брака детей. Основной мотив такого брака репутация семьи. В относительно безличной, анонимной среде американского среднего класса репутация семьи очень незначительный для социальной успешности фактор, и детям предоставляется гораздо больше пространства для индивидуальности.

ОЖИДАНИЯ ОТ БРАКА

Во многих национальных сообществах гораздо труднее и гораздо менее важно иметь именно в супруге основной источник эмоциональной поддержки, в отличие от среднеамериканского идеала, описанного выше. Труднее, потому что при таком количестве близких родственников паре очень трудно избежать их вмешательства в свои споры; кроме того, очень трудно переключиться с родителей на супруга, если всегда остаешься на прежнем месте, и зависимость или близость никогда не прерывается. Как заключают Фаликов и Бруднер-Уайт (Falicov, Brudner-White, 1983), «расширенная семья имеет тенденцию к принижению статуса превозносимых над всеми прочими супружеских уз, потому что они составляют угрозу для идеала непрерывной связи поколений, основной для существования расширенной семьи ценности» (с. 55).

Брачный союз не является приоритетным также и потому, что у каждого из супругов и вне брака достаточно возможностей для поддержания близких отношений. В отношении семей, оставшихся в восточном Лондоне, было отмечено следующее: «Они остались в своем районе и, следовательно, в своей родительской семье. Жена сохраняет близость со своей матерью, потому что они уже и так имеют общие интересы и связи, и, поскольку она живет неподалеку, эти связи сохраняются и поддерживаются (Young, Willmott, 1957, с. 117). Похожим образом во многих культурах муж остается частью системы amigo, проводя время в компании коллег, отцов или братьев. Родившиеся у пары дети оказываются еще одним удобным объектом для эмоциональных вложений. Ну а роли каждого из супругов в браке очень четко определены, различаются между собой и зафиксированы в культуре, поэтому способность сотрудничать, умение скооперироваться и договориться оказывается не так уж востребована. Советы и помощь в избытке поступают от родственников, так что супруги могут меньше полагаться друг на друга.

Следовательно, такой брак не может, не должен соответствовать идеалу брака гипер-американизированного. Не то чтобы в таком типе брака нет места любви, просто природа этой любви иная. Она в меньшей степени связана с самопознанием и самораскрытием, больше с совместностью, и появляется в ходе совместных усилий по достижению общих семейных целей или из ощущения, что семья успешно встроилась в расширенную систему. Поэтому в таком контексте первичные эмоциональные привязанности каждого из супругов будут в межпоколенческих отношениях (с родителями или детьми), а не в супружеских.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Суммируя содержание этого раздела, можно сказать, что семейные ценности и структура, резвившиеся в соответствующем этническом контексте, в силу вполне понятных и обоснованных причин отличаются от тех, что развились в среде американского среднего класса.

В расширенной семье ценится лояльность, самозабвенная верность семье, приоритет традиции над личными амбициями или независимостью; репутация семьи и соответствие ролям, которые ставятся выше индивидуальности; важность отношений и связей, превышающая значение материальных благ; стремление оставаться со своими, а не общительность американского типа. В семейной структуре скорее всего наиболее значимыми будут межпоколенные, а не супружеские близкие отношения; скорее авторитарный, чем демократический стиль воспитания; во главе семьи стоят скорее всего семейные лидеры, а не родители; довольно жесткие, труднопроницаемые границы между семьей и теми, кто в нее не входит.

Многие семьи в США остаются в рамках своих этнических групп и общин, создавая неповторимое «лицо» некоторых американских городов. Так, они могут оберегать традиционные ценности и обычаи от затопления волной гипер-американизированных ценностей. Но, оставаясь в своих этнических общинах, они страдают от расизма и предрассудков, которыми их нагружает преобладающее большинство. Их возможности ограничены, и часто возникает противостояние между поколениями, поскольку молодое поколение, сталкиваясь с этими ограничениями, беспокоится о будущем и потому стремится вписаться в окружающий мир.

 

СЕМЬИ ПЕРЕХОДНОГО ТИПА

И вот, семьи покидают свои национальные «острова» и пытаются плыть по тому же течению, что и средние американские семьи. К сожалению, многие из этих семей не приспособлены для выживания в полном конкуренции потоке, в изоляции, и у них нет противоядия от «токсичных» ценностей, загрязняющих поток. Проводились исследования специфических этнических групп, в которых люди, живущие внутри национального сообщества, сравнивались с теми, кто живет в отрыве от них. Последние гораздо чаще бывали госпитализированы с диагнозом «шизофрения» (Mintz, Schwartz, 1964; Rabkin, 1979; Wechsler, Pugh, 1967). Чтобы функционировать вереди большинства не обзавестись многочисленными тяжелыми симптомами, семье приходится перестраиваться и стать одной из обтекаемых, мобильных американских ячеек общества, описанных выше. Часто это невозможно, хотя именно это и пытаются сделать многие семейные терапевты. Даже если такая трансформация прошла более или менее успешно, семья с высокой вероятностью будет нагружена отвержением и стыдом, поскольку разрыв с расширенной семьей оставляет открытые и, возможно, незаживающие раны.

Таким образом, национальные семьи, оставившие свои анклавы (их я и называю «семьи переходного типа»), рискуют оказаться изолированными и сфокусированными на детях. Так происходит, потому что у родителей меньше, чем у детей, других эмоциональных отдушин. У них больше нет круга друзей и близких своего пола, а на близость в супружеской диаде они не ориентированы (что из-за изоляции само по себе оказывается невыносимым Грузом). Поверх всего, они скорее всего будут нести либо Груз патриархальных установок (реликт культуры, из которой вышли) либо адаптироваться к современной американской версии этих установок, в которой предполагается, что женщина будет и заботиться о домашнем очаге, и приносить деньги в дом. Поэтому семьи переходного типа находятся в ситуации высокого риска. Часто они оказываются очень спутанными эмоционально реактивными и контролирующими, особенно по мере того как приближается время взросления детей и когда они, по американским стандартам, должны оказаться на большей эмоциональной и физической дистанции.

В случае, когда муж и жена происходят из разных (или даже противостоящих) этнических групп, все эти темы в совокупности дополняются еще двумя Грузами для этого брака. Первый столкновение культур внутри брака. Второй неодобрение со стороны семьи происхождения каждого из супругов, и иногда со стороны культуры большинства. Это бремя только прибавляет семье чувства отчужденности и усиливает внутреннее напряжение.

Семью переходного типа не обязательно образует пара, покинувшая свою страну или общину в первом поколении. Многие семьи сохраняют этот тип функционирования на протяжении нескольких поколений, и в результате страдают. Такие семьи будто застыли во времени, примерно так же, как части у травмированных людей. Индикатор семьи переходного периода недостаточное соответствие ее ценностей и структуры той культуре, в которой существует семья.

 

КЛАССИФИКАЦИЯ СЕМЕЙ

Сейчас можно перейти к классификации семей в США:

1.      Семьи, основанные на традиции, живущие в этнической общине и стремящиеся сохранить свои традиционные ценности.

2.      Семьи переходного типа, живущие в контексте массовой среднеамериканской культуры и воспринявшие часть ее ценностей, но не полностью отказавшиеся от своих национальных ценностей и структуры.

3.      Гипер-американизированные семьи, живущие в соответствии и вписавшиеся в культуру большинства, и воспринявшие многие из ценностей американского среднего класса.

Эта классификация, естественно, слишком упрощена и неполна, но может помочь терапевту понять культурный контекст и обстоятельства конкретной семьи. В разных семьях будут разные типы дисбаланса, разные противостояния и проблемы с властью в семье, в зависимости от того, под какую из трех категорий семья попадает.

Чтобы помочь читателю систематизировать все эти соображения о культуре, я предлагаю снова обсудить ограничения. Как вы помните, клиент жил бы в гармонии, балансе и состоянии лидерства Самости, если бы в течение жизни не оказался обременен и обстановка не была бы ограничивающей. Эта глава позволила рассмотреть обременения и ограничения среды чуть шире, чем с точки зрения травмы и испытаний, выпавших на долю отдельного человека или семьи. Ограничения клиента могут быть связаны с национальной общиной, из которой он родом; с Грузом прошлого, которое несет вся этническая группа; ее отношением к преобладающей культуре, и тем, к какому типу относится его семья переходному, традиционному или гипер-американизированному.

 

РАЗЛИЧИЯ МЕЖДУ ГИПЕР-АМЕРИКАНИЗИРОВАННЫМИ И ПЕРЕХОДНЫМИ СЕМЬЯМИ

Я привожу сравнительный анализ двух случаев девушек, страдавших булимией, чтобы показать, как разные культурные установки оказываются по-разному ограничивающими. София росла в семье переходного типа. Ее родители выросли в греческом квартале Чикаго; ее отец получил юридическое образование, нашел хорошую работу, и после женитьбы родители переехали в обычный северный пригород. Сара, напротив, была из средней американской семьи, такими же были много поколений ее предков. Ее отец работал на большую корпорацию, семья годами переезжала с места на место по Среднему Западу, и в конце концов осела в пригороде Чикаго. Я начну с истории Софии и затем сравню ее с историей Сары.

СЕМЬЯ СОФИИ

Предыстория

Семнадцатилетняя София Д. училась в выпускном классе, и последние полгода страдала от тяжелой булимии. Родители мало общались с родственниками, оставшимися в греческом квартале. Когда родители Софии только оттуда уехали, семьи очень ими гордились и поддерживали их социальное продвижение вперед и вверх все, кроме матери миссис Д., которая хотела, чтобы они жили неподалеку.

От их нового дома в пригороде до греческого квартала было около часа езды, а отец хотел, чтобы жена оставалась дома с Софией. Она согласилась, хотя чувствовала себя одинокой и чужой среди соседей, которые, казалось, в основном сидели дома или, если уж выбирались на улицу, но тщательно наряжались на выход, даже если собирались в магазин за углом. Миссис Д. пыталась поддерживать близкие отношения с матерью и сестрами и часто им звонила, но поездка к ним с Софией занимала столько времени, что ее можно было себе позволить не чаще раза в неделю, да и домашнее хозяйство (поскольку нужно было «держать лицо» перед соседями) требовало сил и времени. Также она видела, что родные и друзья стали относиться к ней по-другому, будто деньги и новый статус встали между ними.

Начинающий молодой адвокат, мистер Д. посвящал долгие часы работе, чтобы не отставать от коллег, и на молодую семью оставалось очень мало времени, а на поддержание прежних родственных и дружеских связей еще меньше. Грусть жены, ее жалобы на недостаток внимания были для него угнетающими и приводили в недоумение ведь он проводил с женой и дочкой все свободное время. К тому же ей явно нравились деньги, которые он зарабатывал. Она тратила как сумасшедшая, постоянно затевала ремонты и переделки, чтобы дом выглядел идеально. Мистер Д. отвез жену к психиатру, который диагностировал послеродовую депрессию и назначил медикаментозное лечение.

Оба родителя жили ради Софии. Предполагалось, что она будет отличной ученицей, послушной и верной дочерью. Страдающая от депрессии и изоляции, миссис Д. постоянно держала дочь рядом, отпуская только в школу, и особенно гордилась ее веселым нравом и вежливостью. София стала меняться, когда начался переходный возраст. Родители старались придерживаться некоторых греческих традиций, и их огорчало явное отсутствие у дочери интереса к семейному наследию. Мать смущала ее манера одеваться и вести себя, особенно если ее видели родственники (которые, как она знала, не одобряли ее стиль воспитания). Миссис Д. и София стали ругаться: мать считала, что София чрезмерно увлекается одеждой и неправильно относится к питанию. Сама миссис Д. считала питание семьи одной из своих главных задач. Она готовила то же, что и ее мать, и ожидала, что семья будет это ценить и с благодарностью есть.

София была «папиной дочкой» до тех пор, пока оставалась маленькой и ребячливой, а затем он резко перестал проводить с нею много времени и в ее обществе чувствовал себя явно неловко. Он старался поддерживать в семье патриархальный уклад, это распространялось и на жену, и на дочь. Но когда женщины ругались, он был склонен становиться на сторону Софии, потому что и он, и дочь устали от назойливых попыток миссис Д. их переделать. Оба считали, что мама слишком старомодна и пытается остаться в прошлом.

Родители чрезмерно (по сравнению с родителями ее сверстников) опекали Софию. Когда София стала ходить гулять с друзьями, мать начала обыскивать ее комнату в поисках свидетельств недостойного поведения. Ее отец разрывался между стремлением защитить право дочери на личное пространство и общим с женой страхом и недоверием к внешнему миру.

Когда семья обратилась за психологической помощью, ссоры между матерью и Софией превратились в непрерывный процесс, вплоть до вспышек физического насилия. Из-за булимии основной причиной для ссор было питание Софии; мать постоянно «капала на мозги», чтобы та прекратила переводить продукты и взяла себя в руки. Она была настолько одержима проблемой питания дочери, что это доходило до смешного, в то время как ее муж (к тому времени страдающий от высокого артериального давления и стенокардии) продолжал разрываться между попытками унять жену и отвращением к тому, что делала дочь.

София стала вести себя дома замкнуто, хмуро и предпочитала действовать тайком. Во время редких вылазок с друзьями она сильно напивалась. Родители сошлись на том, что в таком состоянии она не сможет в будущем году уехать из дома в колледж. Хотя она сопротивлялась и говорила, что это не так, сама девушка относилась к перспективе покинуть дом со смешанными чувствами.

Послание семьи переходного типа

Семья без культуры. Это очень показательный пример семьи переходного типа в случае семьи Д. присутствует много тем, знакомых мне по опыту работы с такими семьями. Оба родителя находились под бременем эмоционального разрыва с родительской семьей. При этом то один, то другой видели в тех или иных сторонах массовой американской культуры нечто угрожающее, и были встревожены, когда увидели в своем ребенке ее проявления. Многое в их оберегающем и вторгающемся поведении объяснялось страхом потерять дочь в этой чужой культуре; однако у них больше не было круга поддерживающих родственников, которые поддержали бы их родительскую политику, и они чувствовали, что София должна быть в какой-то степени американкой, чтобы достичь успеха.

Коалиция отца с дочерью. Есть много причин, по которым образуются коалиции отца с дочерью против матери, и все они связаны с патриархальным бременем. Во-первых, в основном миссис Д. была ответственна за социализацию дочери, поэтому больше включалась и пыталась влиять на ее поведение, день за днем критикуя, как дочь одевается, ест или поддерживает чистоту. Во-вторых, одобрение отца было крайне значимым для обеих женщин; за него конкурировали. Отец все еще очень заботился о «своей малышке» время от времени, поэтому ей не хотелось бы ему перечить и потерять свое особое положение. В-третьих, отец иногда защищал Софию от вторгающейся матери, и винил жену в проблемах дочери. И, наконец, поскольку матери было очень скучно и одиноко, она стала использовать дочь как источник близости или как средство отвлечься от своих Изгнанников. Хотя некоторые части Софии приняли на себя это бремя, другие отвергали его и реагировали на мать с позиции этого неприятия.

Напряжение между супругами. Как я уже отмечал, родительский брак во многих семьях переходного типа не структурируется настолько, чтобы обеспечить изоляцию ядерной семьи; в результате между родителями всегда есть тайное и все и возрастающее напряжение. Напряжение вызывает необходимость в разрядке. В семье Д. София хорошо подходила на роль хранительницы родительского брака, и несла на себе это бремя. Ниже приводится диалог между матерью и терапевтом:

ТЕРАПЕВТ: София говорит, что очень беспокоится о вас с мужем. Она боится, что ваш брак не устоит, если она вырастет.

МАТЬ: Глупости. Почему ей нужно беспокоиться о нашем браке? Так не бывает, чтобы все время все были счастливы.

ТЕРАПЕВТ: Она говорит, что не боится, если вы расстанетесь. Она не думает, что это вероятно. Она думает, что вам будет очень грустно. Вы так долго были матерью. Она уедет и что тогда вы будете делать?

МАТЬ: Глупости. Мне не надо, чтобы она обо мне волновалась ей своих проблем хватает. Я никогда не переживала за свою мать. У нее было десять детей и никто за нее не волновался.

ТЕРАПЕВТ; А ее мать была рядом? А сестры и подруги? МАТЬ: Да.

ТЕРАПЕВТ: Неудивительно что Вам не о чем было волноваться. Сейчас Вы можете поддерживать связь с матерью, с сестрами и братьями, с родственниками?

МАТЬ; Нет, уже не очень-то.

ТЕРАПЕВТ: У вас много подруг?

МАТЬ: Я понимаю к чему Вы ведете, но мне не нужно, чтобы София обо мне волновалась. Ей надо думать о своей жизни.

Трудности матери. Приведенный выше диалог иллюстрирует не только затруднения, в которых оказываются многие женины в традиционных семьях, но и трудности, с которыми они сталкиваются при попытке их обсудить. Им мешает семейное бремя, требующее самоотречения, жертв и отказа от стремления к чему-то; бремя, в особенности касающееся женщин и тех их субличностей, которые готовы постоянно напоминать им эти правила.

Поэтому миссис Д. во многом оказалась в самой незавидной позиции в семье. Изолированная от женского круга, в отдалении от мужа, озабоченная выполнением нереалистичной задачи «воспитать дочь так, чтобы она думала и действовала как хорошая гречанка», и обвиняемая мужем, дочерью и своими родными в проблемах дочери. Она находилась в зависимости от Софии, потому что только от нее могла получить какую-то близость, и в то же время отвергала ее и завидовала их особым отношениям с мужем.

Для многих женщин в такой изолированной позиции роль домохозяйки, которая была в традиционной национальной культуре одной из основных, становится просто одержимостью. Имея очень мало других способов для самовыражения, мать вся вкладывается в кулинарию и правильное питание для домочадцев. Поэтому при отсутствии других, более прямых форм коммуникации, еда и отношение к ней в семье становится главной ареной для выяснения отношений. Например, София могла выразить матери свою любовь или хотя бы признательность тем, что от души ела. Свое же отвращение или протест она могла выразить, отказываясь от еды или, и того хуже, наевшись, вызвав рвоту и исторгнув съеденное.

Это могло быть воспринято не только как жест неприятия, направленный в адрес матери; бессмысленная порча продуктов считается особенно возмутительной и немыслимой в семьях переходного типа, в прошлом переживших нужду и до сих пор несущих это бремя. Особое отвращение и неприятие именно булимии у многих родителей становится понятнее, если рассмотреть ее с этой стороны. Страдающая булимией дочь разрывается между двумя полюсами; чтобы порадовать родителей, нужно много есть; чтобы быть принятой в кругу сверстников и в своей культуре, нужно сидеть на диете и быть стройной. Ее пищевые привычки и вопрос веса оказываются опутанными дополнительным слоем смыслов, именно с их помощью определяется, верна ли она своей семье или массовой американской культуре.

Трудности отца. Многие отцы в таких семьях довольно смутно представляют себе отношение к женщине как к равной. Отец может унаследовать традиционное, патриархальное отношение из своей семьи, и усилить его из-за разочарования в своей способности удовлетворить потребности жены, оказавшейся в изоляции. Не зная, что еще сделать, если она им недовольна, муж становится еще более гиперопекающим, предлагает инструментальные способы решения проблемы или авторитарно командует «держись!».

Как это часто бывает, больше всего тепла в жизнь мистера Д. приносила София, пока она была маленькой девочкой и ее можно было обнимать, нянчить и заботиться о ней, не боясь своей сексуальности. У них были особые отношения, которых ему сейчас недоставало, особенно в периоды стресса, когда ему нужно было восстановиться. Проблемы Софии повергали его в растерянность. Когда она оказалась не в состоянии делать так, как он сказал, то есть использовать силу воли, чтобы прекратить приступы булимии, он почувствовал себя лично уязвленным, как будто потерял авторитет или свою роль ее героя. Не говоря уже о том, что люди вроде мистера Д. с трудом примут терапевта, которому может удастся то, в чем он потерпел неудачу. Из-за таких противоречивых переживаний или из-за своих субличностей он скорее всего будет метаться среди защищающихся частей, то самоустраняясь и признавая свое поражение перед дочерью, то через минуту гневно требуя от нее немедленных перемен, а в следующий момент пытаясь восстановить былую близость с «папиной девочкой».

Эгоизм и недоверие к посторонним. Озвучивание всех вышеописанных правил и убеждений имеет смысл, так как напрямую требовать чего-то для себя или отказываться делать что-то для семьи значит, с точки зрения семьи, впадать в смертный грех эгоизма. Эта «сначала-семья-потом-я» установка, препятствующая личному развитию, может быть очень полезна семье для сохранения единства семьи в условиях изоляции, разрыва с кругом родных и близких. Поэтому желание дочери покинуть дом (а в некоторых семьях даже просто начать ходить на свидания) оказывается эгоистическим; отказ проводить с матерью больше времени эгоизм; отрыгивание съеденного эгоизм, равно как и отказ от еды при диете, и т.д. Запрещающее предъявлять собственные интересы правило блокирует прямое обсуждение различий, что не позволяет их разрешить.

Тогда как изоляция гипер-американизированной семьи поддерживается конкуренцией, семьи переходного типа относятся к миру за пределами семьи с сильным недоверием. Страх внешнего мира не только усиливает их изоляцию, но и создает границу, через которую американизированному терапевту трудно проникнуть. Также это приводит защитные части страдающей булимией девушки в такой страх, что ей не удается построить со сверстниками доверительные и близкие отношения, так что переедание оказывалось самой надежной опорой.

СЕМЬЯ САРЫ

Предыстория

Сара Б. Страдала булимией 2 года, прежде чем родители это обнаружили. Для мистера Б. это был гром среди ясного неба: он был уверен, что у Сары все идеально. И потом, как он ей часто говорил, почему бы ей просто не проявить больше самоконтроля и не прекратить это раз и навсегда. Миссис Б. по отдельным признакам догадывалась, что у дочери какие-то проблемы с питанием, но ничего не говорила, чтобы не напугать и не смутить Сару и не огорчить мужа. Приступы гнева сменялись приступами вины, она часто ссорилась с дочерью из-за еды.

Сара ненавидела свою внешность, особенно вес, ей было очень стыдно, что из-за нее в жизни родителей появилась такая отвратительная проблема. В то же время она винила мать, придававшую слишком большое значение внешнему виду, в том, что проблема возникла из-за нее. Озабоченная проблемой старения, миссис Б. сделала несколько пластических операций на лице и теле. Сара жаловалась, что куда бы они с матерью ни пошли мать заставляла ее тщательно и красиво одеваться, но при этом обязательно делала что-то, чтобы выглядеть чуть-чуть лучше, чем дочь. Также Сара жаловалась, что мать вмешивается в ее жизнь и пытается ее контролировать, особенно сейчас, когда проблема с питанием вышла на поверхность.

Решив помочь своему мужу сделать успешную карьеру менеджера по продажам, миссис Б. занялась домашним хозяйством, обустроив идеальный дом. Сейчас она чувствовала, что все пропало. Последние семнадцать лет основным ее занятием было воспитание дочери, и теперь ее худшие подозрения об успешности своего материнства оправдались: у Сары была постыдная проблема. Ее страстное желание помочь дочери поправиться касалось не только здоровья Сары, но и благополучия своего собственного представления о себе. Ей было так стыдно, что она не говорила никому, даже своим родным, о проблеме Сары. Она никогда не делилась с друзьями личными проблемами, хорошо зная, как в их кругу обсуждаются отсутствующие, и если у кого-то проблемы с детьми, обязательно звучит «этого следовало ожидать, зная родителей».

Работа мистера Б. была связана с постоянным стрессом и необходимостью конкурировать, и кроме денег мало что давала, для него семья была единственной гордостью и радостью. Поэтому проблемы Сары и связанные с этим конфликты просто выбивали его из колеи. Если его семья не удалась, тогда для чего оставалось жить? Чем более подавленным он становился, тем больше жена и дочь чувствовали, что подвели его, и ссорились между собой.

Деятельные и требующие совершенства части, преобладавшие у всех членов семьи Б., не позволяли им сблизиться и заставляли бежать от своих (и чужих) грустных и одиноких частей. Жизнь, полная тихого отчаяния, требовала культурно приемлемых обезболивающих; еда Саре, работа и алкоголь отцу, погоня за красотой и имуществом матери. Все они все больше нуждались в чьей-нибудь ответной реакции, чтобы справиться с переживаниями опустошенности и собственной ничтожности. Миссис Б. было важно знать, что она по-прежнему привлекательна для мужчин, и что у нее дом, муж и прическа лучше, чем у подруг. Мистеру Б. нужно было оставаться лучшим продавцом программного обеспечения в корпорации. Саре отчаянно хотелось отцовского одобрения, что доставалось ей крайне редко, хотя она отлично училась.

Угроза разочаровать родителей (особенно отца) была так сильна, что Сара скрывала свою булимию на протяжении двух лет. Когда проблема обнаружилась, у Сары часто возникло ощущение, что главная забота матери как это выглядит в глазах окружающих, а отца как совместить визиты к семейному терапевту с рабочим графиком. Как и матери, Саре было очень стыдно рассказать кому-то из друзей о своей проблеме. Она сошла с дистанции в ежедневной гонке за статус среди старшеклассников, и большую часть времени проводила у себя в комнате.

Сравнивая семьи двух девушек, Сары и Софии, интересно отметить, что, несмотря на разные Грузы, которые гнетут их семьи, на выходе у них получились похожие трудности и схемы взаимодействия. Обе семьи жили в изоляции, беспокоились о производимом впечатлении и были очень поляризованы. Причины и истоки различались, но в итоге все развернулось по той же схеме.

Трудности гипер-американизированной семьи

Патриархат, внешность и материалистичность. Семья Сары много лет назад усвоила американские массовые ценности материалистичность, соревновательность, одержимость моложавостью и красотой. Как и семья Софии, семья Сары была патриархальной, что особенно проявлялось в двух областях. Во-первых, их готовность делать все, что требуется, для карьерного роста мистера Б. Поскольку он приносил основной доход, семья была готова пожертвовать многим ради нее а жертвовать приходилось немало. Как и большинство гипер-американизированных мужчин, мистер Б. много времени проводил на работе; даже когда он был дома, его деятельные субличности не могли успокоиться, так что он был раздражен и недоступен. Он ожидал (и получал) больше возможностей для отдыха и восстановления, чем миссис Б.

Миссис Б., как и многие гипер-американизированные матери, чувствовала себя одинокой и растерянной в связи со сложившейся ситуацией (хотя в ходе терапии они признаются в этом далеко не сразу). Она страдала тихо, с редкими вспышками гнева, поскольку, как и муж, придерживалась преобладающей в семье этики материалистичности.

Некоторые ее субличности требовали мириться со скучным браком, несбалансированностью, несправедливым распределением домашних обязанностей и власти в семье, лишь бы сохранить привычный образ жизни и социальный статус. Также она заметила, что муж старается отодвинуться, если она как-то выражала, что несчастлива.

Второй областью проявления патриархального уклада было настойчивое требование к женщинам быть привлекательными для мужчин. Оба родителя часто комментировали вес дочери, но поскольку отец был воплощением точки зрения успешного мужчины и потому что он обладал в семье высоким статусом, его комментарии ранили сильнее. Миссис Б, разумеется, сама была более чем озабочена собственным весом; ее деятельные и стремящиеся к успеху субличности были заняты диетами. Она знала, что мужу нравятся стройные женщины, потому с возрастом было все более и более важно поддерживать привлекательную для мужчин фигуру.

Побеждает стройнейшая. С детства Сара знала, что быть стройной в соответствии с модой чрезвычайно важно, что она получит билет в счастливую жизнь, если понравится успешному мужчине, и что люди судят о ней в первую очередь по тому, как она выглядит. Во многих гипер-американизированных семьях девочки очень серьезно и ревностно относятся к количеству съеденного; обсуждение еды и разнообразных диет составляет львиную долю семейных разговоров. Соперничество в весе иногда оказывается прикрытием для более серьезного соревнования за одобрение отца. Страдающая булимией нередко уверена, что отец любит ее больше всех, отчасти потому, что она привлекательная, а мать кажется отвергающей и пытающейся подточить ее отношения е отцом.

Продолжать держаться за внешний эффект значит отрицать. Хотя нарушения равновесия, вызванные этими патриархальными и материалистическими установками, привели к возникновению напряженной коалиции в семье Б., эти трудности оказывались сокрытыми за видимостью благополучия и близости, которую семья етаралась поддерживать любой ценой. Из типичного для корпоративной культуры США страха проявить слабость, непривлекательность и несовершенство и тем самым потерять конкурентоспособность члены гипер-американизированных семей скрывают свои конфликты от внешнего мира, друг от друга, от самих себя. Ими руководит «сила позитивного мышления»: жаловаться на семейную структуру, проявлять грусть или одиночество значит поддаваться негативному мышлению, поэтому такие становятся «изгнанниками» семьи. Предполагается, что люди должны чувствовать и быть в состоянии делать все что угодно, если у них хватает силы воли, поэтому если у кого-то в семье есть проблемы значит ему недостает силы воли. Полные люди считаются крайне слабовольными и отталкивающими (единственное допустимое исключение болезнь, когда вес от человека уже не зависит; неудивительно, что многие клиенты с булимией и их семьи предпочитают называть ее «болезнью»).

Это облако отрицания, пожалуй, наиболее опасный побочный продукт гипер-американизированных ценностей. В культуре, где выживает сильнейший, сильнейшие безупречны. Американцев с детства учат показывать миру безупречный фасад; прятать свою «слабость», и «пусть никто не видит, что ты вспотел»; притворяться, что у них нет проблем, печалей и погрешностей. Как отец однажды сказал Саре, «продавать себя вот она и есть жизнь». А люди не покупают бракованное. Эта философия «притворись идеальным» определяет не только то, как члены семьи предъявляют себя миру, но и то, как они относятся друг к другу.

В такой обстановке члены семьи не только отрицают свои чувства отталкивая субличности, испытывающие грусть, испуг, скуку, одиночество или злость но и критикуют самих себя (и друг друга) за наличие таких чувств. В этих семьях дочери с булимией ужасно стыдятся того, что делают, часто подолгу скрывают булимию и панически боятся, что их разоблачат. Несмотря на тщательные попытки скрыть проблему, во многих семьях, с которыми мне приходилось работать, все все знали, но не говорили вслух, до тех пор пока проблема не выходила на поверхность и отрицать ее было невозможно.

Часто, однако, субличности этих девушек хотят прорваться сквозь барьер семейного отрицания; они устали притворяться и хотят, чтобы их страдания заметили. Поэтому, после того как булимия перестала быть секретом, некоторые такие клиентки начинают делают свои симптомы подчеркнуто заметными, будто выполняя данное самим себе обещание, что их переживания больше никто не будет отрицать. Или клиентки мечутся, скрывая происходящее, но явно объедаясь, в зависимости от того, какая субличность в данный момент взяла верх и как реагируют другие члены семьи.

Часто дочь с булимией не единственный член семьи, кто, хотя бы изредка, не проверяет на прочность идеальный образ семьи. Давящее ожидание совершенства не может бесконечно мешать скрытым конфликтам выйти на поверхность, а грусти проявиться. Когда члены семьи поддаются таким импульсам, они часто делают это в вызывающе резкой форме, потому что при этом оказываются на свободе долго подавлявшиеся субличности, а также, потому что таких эпизодов все остальные очень боятся и очень сильно на них реагируют. За этими вспышками эмоций обычно следуют попытки минимизировать их или отрицать, или гневные санкции в отношении члена семьи, который может быть повинен в том, что их спровоцировал. Например, если во время конфликта с Сарой миссис Б. неожиданно расплачется и скажет, как она несчастлива в жизни, муж гневно обрушится на Сару за то, что она расстроила мать.

В такой семье трудно выжить без какого-нибудь способа отвлечься или обезболить себя нужен способ делать то, что делают Пожарные. Среди родителей в таких семьях нередко можно обнаружить проблемы с алкоголем и излишнее увлечение транквилизаторами, а среди детей с наркотиками. Ну а стоит булимии быть обнаруженной, как она становится центром, на который обращается всеобщая тревога или презрение, что помогает семье отвлечься от напряжения и страха, как было описано в главах 6 и 7.

Трудности матери. Как и в семьях переходного типа, матери в гипер-американизированных семьях одиноки и несчастливы, но боятся открыто в этом признаться. Потому они активно включаются в жизнь своих дочерей. Многие мои клиентки с булимией из семей такого типа рассказывали, что с детства были для мамы самыми близкими подружками, терапевтами и компаньонками, и чувствуют ответственность за счастье матери. Они пытаются подбодрить мать и создать ей комфорт гораздо чаще, чем мать делает это для них. Еще такие клиентки чувствуют себя несостоятельными, потому что они не могут избавить мать от хронического ощущения несчастья. Обычно дочери с булимией рассказывают о том, что у них есть непримиримые субличности, испытывающие противоречивую смесь вины за свою неспособность исцелить хронический недуг матери, возмущение, что мать так поглощена собой и эмоционально недоступна, и еще больше вины при мысли, что это она отняла своего отца у матери.

Матери также рассказывают о многообразных конфликтах. Они обеспокоены здоровьем дочерей, возмущены безответственностью дочерей и их неспособностью контролировать себя. Они считают (иногда с подачи своих дочерей, что виноваты в булимии дочерей в первую очередь они, потому она их очень беспокоит, и матери полны решимости изменить ситуацию.

Такая смесь из впадающих в крайности субличностей матери и дочери обычно получается взрывоопасной. Например, между Сарой и матерью быстро вспыхивали ссоры из-за болезненных тем еда, одежда, уборка. Ссоры бывали тем серьезнее, чем больше С ара включалась в защиту отца от матери или конкурировала с матерью за одобрение отца. В таких случаях болезненные темы были безопасной заменой ссор по поводам, которые их на самом деле серьезно тревожили.

Трудности дочери. Девочки, выросшие в таких гипер-американи-зированных семьях, относятся к другим девочкам как к потенциальным соперницам, а к мальчикам как к потенциальным партнерам; потому у них, как у Сары, очень мало настоящих друзей, с которыми они могли бы делиться своими огорчениями. У таких девочек есть субличность, уверенная, что они должны найти мужчину, который сможет о них позаботиться. Благодаря этой субличности они прекрасно себя чувствуют, если получают знаки внимания от мужчин, даже когда худеют (для них это означает первый шаг к такому вниманию). Соответственно, та же часть заставляет их чувствовать себя ужасно, когда они не получают внимания или толстеют.

К тому же, такие дочери получают довольно противоречивые предписания касательно того, какими должны быть их жизненные цели. В соответствии с образом идеальной семьи они должны хорошо учиться; еще их учат «быть милыми» («не давить», «не быть упертой», «не умничать»), чтобы не отпугнуть «правильных мужчин». Социализация в таком ключе способствует развитию и усилению влияния субличности, ориентированной на успех и достижения, но сужает фокус этих двух потребностей в превосходстве до двух о6.ластей: превосходной должна быть внешность или успехи в учебе. Другие субличности, способствующие пассивному, ожидающему одобрения отношению к жизни, при таком типе воспитания также оказываются довольно могущественными.

Отношения отца и дочери часто вращаются вокруг достижений. Так, например, Сара рассказывала о своих успехах отцу в первую очередь для того, чтобы просто с ним пообщаться. Поскольку мистер Б. часто был занят или его не было дома, его внимание было редкой удачей, и одним из способов получить его было какое-нибудь достижение. Субличности Сары отчаянно хотели иных отношений с отцом, где было бы больше безусловного принятия и заботы; они верили, что если Саре удастся быть достаточно хорошей она, может быть, заслужит такое отношение. Поэтому во внутреннем мире были существовали перфекционистские стандарты и требования к достижениям и, следовательно, основания для жестокой самокритики, если не удавалось соответствовать этим стандартам. Сара обнаружила, что после того, как семья узнала про булимию, появился еще один путь к отцовскому вниманию. К тому же, если уж ей не удавалось предъявлять новые и новые достижения, болезнь служила этому хорошим оправданием.

Булимия как многофункциональный синдром.

И Сара, и ее родители были ограничены бременем своей культуры, что повлияло на их внешнюю и внутренние семейные системы, сделав их несбалансированными и поляризованными. Точнее, поскольку Сара получала довольно мало заботы со стороны обоих родителей и вместо этого сама несла на себе бремя заботы о них, некоторые части ей пришлось отправить в изгнание части, которые чувствовали себя обделенными, испуганными и опустошенными. Окружающая среда научила Менеджеров Сары держать Изгнанников подальше, отрицая их существование, уходя в усердную учебу и шоппинг, а также в постоянную озабоченность весом. Пожарные полагались на приступы обжорства отчасти из-за того что Менеджеры заставляли ее морить себя голодом так возникало противостояние. Также Сара вспомнила, что в детстве, когда она была расстроена, мать давала ей мороженого или конфет, так что она привыкла искать утешение в съестном, а не в людях.

Такая структура внутренней семьи получила дополнительное подкрепление, когда булимия стала выполнять роль отвлекающего маневра для внешней семьи. Она обеспечила пространство для семейных ссор; она позволила Саре и ее родителям убедиться, что девушке еще далеко до взросления и самостоятельной жизни; и была хорошим объяснением перепадов настроения (связанных с тем, что Изгнанники пытались пробиться через стену отрицания) и недостаточно блистательных успехов. Приступы обжорства были формой протеста некоторых субличностей против «повернутых» на диете родителей и их занявших в психике Сары руководящую роль представителях во внутренней системе. Наконец, это был способ получить какую-никакую заботу и внимание со стороны родителей.

Как следует из предыдущих двух параграфов было бы упрощением говорить только об одной функции иди причине большинства хронических проблем все они оказываются многофункциональными и являются следствием множества причин. Обобщения, вроде того что эпизоды обжорства были способом привлечь внимание родителей, или потому что она бунтовала против родителей, верны лишь отчасти. Правда и то, что Сара объедалась, чтобы защитится от невыносимых чувств, или потому что большую часть времени голодала. Такой синдром, как булимия, имеет множество причин и функций, потому что люди содержат множество субличностей, каждая из которых использует синдром по-своему, и потому что люди встроены в сложный семейный и культурный контекст.

Также важно отметить, что булимия Сары угнетала саму девушку и ее семью, хотя все по-разному использовали этот симптом. Субличности Сары ненавидели ее за неспособность контролировать то, что казалось им отвратительной дурной привычкой к обжорству, отчасти в связи с тем, что они существовала в семье и в культуре, где силе воли придавалось особое значение. Eй было так стыдно, что иногда она размышляла о самоубийстве. Ее родители были совершенно сломлены беспокойством, виной и стылом из-за се проблемы. Субличности каждого из них больше всего на свете хотели, чтобы Саре стало лучше, и были готовы на все, чтобы помочь этому.

Параллельные уровни отрицания. Позволю себе завершить эту главу о культурах и обществе, проведя еще одну параллель между системами разных уровней. Обсуждая семью Сары, я делала особый упор на отрицании. Ее мать какое-то время назад узнала о проблеме, но сказала, что «просто выкинула это из головы». Эго отца держалось на шатком основании веры в то, что у него безупречная, беспроблемная семья. Боль, слабость, ошибки, одиночество не только никогда не обсуждались; эти чувства даже не признавались. В этом смысле внутренняя семейная система Сары была точной репликой ее реальной семьи; субличности отрицали существование боли и одиночества, и успешно проделывали это годами, пока Изгнанники не прорвали и ее собственную, и семейную защиту отрицание булимии.

И неслучайно американское общество может послужить превосходной макромоделью внутренней и реальной семей Сары. Правительство США, как и субличности многих граждан, обладает удивительной способностью отрицать боль и страдания, существующие в стране. Способность к отрицанию особенно впечатляет по мере того, как свидетельства становятся все более очевидными. Процент убийств в США возрос настолько, что это уже не статистика в газетах и телевизоре; жертвами убийц становятся те, кого мы знали. Бездомные семьи можно встретить на улицах. Кварталы-«Изгнанники» в городах взрываются по малейшему поводу. Загрязнение окружающей среды отравляет и губит детей, влияет на погоду и урожаи. Цитируя популярную песню, «How сап we sleep while our beds are burning?»

При этом Америкой продолжают править жадные деляги, а с их точки [тоннельного] зрения по-прежнему важно быть лучим и иметь максимум, не обращая внимания на то, чего стремление к безграничному росту будет стоить миру и стране. Хотя постепенно становится все труднее отрицать существование культур-Изгнанников, американское общество обращается к любым отвлекающим или снижающим чувствительность средствам Пожарных таким, как патриотические войны в других странах, наркотики, одержимость здоровым образом жизни или жизнью знаменитостей.

В каком-то смысле я предлагаю рекурсивную, предполагающую переход на более низкий уровень теорию. Бремя прошлых травм, нарушение равновесия, противостояния, проблемы с властью просачиваются с уровня сообщества на уровень семьи и далее на индивидуальный уровень и обратно, создавая параллельную, связанную общим происхождением систему ячеек, являющихся отражением друг друга и друг друга подкрепляющих. На каждом из уровней можно увидеть очень мало свидетельств лидерства Самости, и на каждом уровне мы можем видеть систему из трех групп (Изгнанники, Менеджеры и Пожарные). Хотя остаток книги посвящен тому, как помочь вернуть равновесие и гармонию индивидам и семьям, я надеюсь, что мы как терапевты не ограничим свою деятельность только этими уровнями и будем трудиться для достижения большего равновесия и гармонии и в обществе.