Александра натянула поводья, сдерживая коня, и приподнялась на стременах. Зубцы горных вершин возвышались на горизонте, кое-где сливаясь с облаками. Тропа впереди расширялась, образуя чуть ли не настоящую дорогу, ведущую вниз, к Кашгару. «Никогда не придавала значения, насколько чудесно может звучать слово „вниз“», — подумала Александра.

Мысленно ей даже послышался гомон восточного базара: суета, шум, диковинные песнопения, рев трудяг-ишаков и ржание чистопородных коней, приведенных для продажи; мир красок, мир разноцветных тканей; горячая пища на постоялом дворе, а даст Бог, так еще и горячая вода, чтобы помыться. Слезы благодарности застлали веки, и некоторое время Александра ждала, пока глаза снова не прояснились.

Рядом послышался приглушенный голос отца Базиля:

— В Кашгаре братья-монахи держат конгрегацию. Первым делом надо будет ее отыскать и воздать хвалу Господу, что кое-кто из нас не ушел-таки на тот свет.

«Достойные слова», — подумала Александра. И усмехнулась, Она понимала, скорее всего коротышка-пастор, чье кругленькое тельце, похоже, меньше всего пострадало во время снежной лавины, первым делом бросится наводить среди своей несторианской братии справки, остались ли в целости шелковые мануфактуры, уже работавшие в Кашгаре. Счастье, если каким-нибудь образом здесь удастся купить шелковичных червей: тогда не надо будет отправляться в жуткий путь через пески Такла-Макана.

Шэньян по-прежнему манил к себе, а вот Брайениус и еще кое-кто так и остались лежать там, на перевале. Эта земля дала понять, что к ней надо относиться с уважением. Честно признаться, Александра и сама не надеялась выжить. Вздохнув, она принудила себя отвести взор от распростершегося внизу города (рвануть бы сейчас вниз по склону, по-варварски взвизгивая на лету!), повернувшись, оглядела людей и лошадей, столпившихся сзади. Ферганских скакунов уцелело всего шесть; к счастью, все именно той гнедой масти, которая ценится в империи Цинь. Кое-кто из конюхов сменился, проводники и носильщики все были новые. С ними помог настоятель монастыря, чье гостеприимство спасло Александре жизнь. Какое-то время глаза привычно разыскивали тех, к отсутствию кого привыкнуть никак не удавалось: служанку, двоюродного брата, офицеров… В конце концов Александра остановила взгляд на Харальдре и отце Базиле, ехавших рядом с нею.

Харальдр как всегда: боевой топор прилажен за спиной, на шее висит рог. Бедная лошадь, каково ей выдерживать тяжесть такого великана? Спешившись, воин приблизился к Александре, ведя коня на поводу. Пальцы правой руки, поврежденной укусом по-волчьи лютой человеческой твари, теребили уздечку. Предоставленные обителью конюхи с суетливой почтительностью расступились, озираясь на великана со страхом и некоторой неприязнью (Александра не преминула лишний раз отметить, что конюхов в Кашгаре надо будет сменить). Харальдр безошибочно угадал мысли Александры. Их глаза встретились. Харальдр широко улыбнулся.

Вот еще один из тех, кому посчастливилось выжить, и даже более — не сойти с ума. Глядя на этого исполина, трудно было представить, что не так давно этот человек, обескровленный, съежившись, лежал во дворе монашеской обители, и Александра пыталась перетянуть кровоточащую рану на его руке. А раненый великан немеющим от ужаса языком лепетал, что вот сейчас явится волк Фенрир и наступит последняя тьма.

Александра внимательно оглядела варяга, остановившегося около ее стремени.

— Горы позади. Молва о тебе там, наверное, будет с трепетом переходить из уст в уста, от отца к сыну, — вслух заметила она. — Ты спас ту деревушку. Бог ведает, может, и не ее одну, а всю округу, не говоря уже о всех нас. Ты прикончил того демона, которого наслала моя тетя. Но сами они об этом даже спасибо не скажут.

Харальдр звучно хмыкнул. Набравшись, наконец, храбрости, он взглянул на свою госпожу. Ее взор был прикован к городу, соблазнительно раскинувшемуся в долине. Аббат твердил, что надо довериться, едва ли не полностью положиться на этого негодяя Рудре, от которого ей суждено было получить урок. Те слова звучали как заклятие. Один раз она их уже послушалась и едва не поплатилась за это и жизнью, и самой душою. Неудивительно, что ею тогда овладел страх.

— Рог, Харальдр, — попросила она. — Можно, я посмотрю? — Рог перешел от Харальдра к Александре. — Он сказал… — Харальдр понимал, что речь идет об аббате, — что есть карта, надо только уметь ее прочесть.

Какое-то время она молчала.

— Говорят, вы, северяне, бесстрашны. И все-таки…

— В наших сказаниях герои дают обет не отступать ни на шаг. Только вперед, моя госпожа, — сказал Харальдр. — Когда я был там один, а вы и все остальные, как я думал, умерли, я поклялся поступать точно так же.

Александра кивнула, возвращая рог:

— Тогда не буду надоедать вопросами. Я вижу, ты не передумал идти через пустыню.

Темень стояла у нее на душе. Харальдру подумалось — и уже не впервые — были ли их отношения с принцем Брайениусом просто симпатией двух родственников, или же за этим крылось нечто большее?

Собравшись с духом, Александра стряхнула с себя мрачное настроение.

— Ну что ж, — воскликнула она, обращаясь ко всем. — Какие бы козни нам ни строили — тетя ли, демон, плохая погода — до Кашгара мы добрались. Отец Базиль желает вознести молитву, я — выкупаться, а вместе нам не мешает поесть, прежде чем думать что-то насчет дальнейшего похода или про шелковичных червей. — Она взмахнула рукой, давая команду отправляться. — Харальдр, держись сзади. Вы, отец Базиль, если желаете, займите место сбоку. И да будет ясно каждому всаднику и каждой лошади: держаться достойно и вид иметь самый гордый. Вступим в Кашгар как господа, а не как изгнанники!

Один из конюхов извлек откуда-то знамя, развернул его и передал древко Харальдру. Пурпурный шелк — цвет и гордость Византии — возреял на ветру. Александра и ее отряд въезжали а Кашгар. Харальдр видел лицо Александры, исполненное величия, и не мог отвести от него восторженных глаз. Ему это чем-то напоминало триумфальное шествие в Миклагарде, где вождь варягов, имеющий привилегию сопровождать в бою императора, скачет вслед за Его Величеством на белом коне, а следом шествует вся гвардия — алые одежды, топоры сияют.

Может быть, их путешествие закончится благополучно. В таком случае Тор получит белого жеребца, да еще и кобылицу впридачу.

Подступы к городу охранялись, и постов оказалось даже больше, чем ожидал скандинав, а караульные въедливей. Какой только народ не проходил через Кашгар! И, конечно же, всем было на руку, чтобы в городе всегда было спокойно, сыто и благополучно. Заслышав окрик, Александра вначале окоротила караульных взглядом, а затем снисходительно швырнула начальнику кошелек.

«Такая хрупкая на вид, — думал Харальдр, — и в то же время сколько в ней силы. Как цепь, на которую взят настоящий волк Фенрир. Голова надменно поднята, волосы волной струятся по стройной спине, и вид такой величавый и неприступный… Ну чем не царствующая особа?»

Горделиво расправив плечи, отряд — гордость Миклагарда — гарцевал через базар. Сияющая на солнце медь, тонкая вышивка, аппетитно лоснящиеся фрукты. А народ — бесчисленный, разноязыкий, разномастный — что-то притих. Рассматривают…

Александра раскинулась на подушках, давая служанкам возможность закончить с сушкой волос. Мягко играли наливом фрукты на серебряных блюдах, щербет был подан по-персидски — в запотевшем кувшине тонкого стекла. Персия чувствовалась здесь во всем: в фасоне голубой облицовочной плитки, во всей этой роскоши, предоставляемой к услугам гостей, откуда бы те ни прибыли, с гор или из Такла-Макана — знай плати! Судя по доспехам и оружию стражи, этот торговый город принадлежит, скорее всего, персам и аббасидам. Свидетельством тому и многочисленные мечети. Или взять тот же рокот, поднявшийся на базаре при их появлении («Женщина, да еще во главе процессии!»).

Александра предвидела связанные со всем этим затруднения. Она рассчитывала, что во всех случаях, когда предпочтительнее будет присутствие именно принца, а не принцессы, за дело будет браться Брайениус. Теперь же придется быть единой в двух лицах. Поднявшись, Александра жестом повелела: одеваться! Служанки повиновались с явной неохотой. Подали плащ, поднесли сапожки, шальвары (вначале навязывали женское платье, но она настояла на своем). Шальвары оказались из черного шелка. Они одели ее бедра настолько плотно, что Александра вздрогнула, ощутив легчайшее прикосновение ткани к коже; со времени отъезда из Византии она надевала подобное впервые.

Отец Базиль дожидался в наружных комнатах.

— Надеюсь, вы и за меня вознесли молитву? — улыбнулась Александра.

Тот кивнул с таким видом, что, дескать, и спрашивать не стоит. Отмахнувшись от предложенного вина, оба молча дождались, пока принесут свежий щербет. Как только комната опустела, отец Базиль вместе с подушкой переместился поближе к Александре.

— Вы обратили внимание на доспехи охраны? — начал он, обращаясь на греческом. — Кашгар нынче принадлежит мусульманам, но за прошедшие годы он менял хозяев несколько раз. Уже после того, как западные соседи вытеснили отсюда Поднебесную империю, я сталкивался в Самарканде со следами их владычества. Я имею в виду воинов из Страны Снегов, уйгур, сюнь-ну. Это было что-то страшное. Когда город находился во власти мусульман…

— Здесь есть ваши люди, — вставила Александра.

— Пока, слава Богу, с ними все в порядке. Вероотступники они или нет, — губы отца Базиля тронула тароватая улыбка, — в руках у них Святое Писание, так что все они под благостным оком Всевышнего. Точно так же, как иудеи, почитатели Мани, или служители Будды. Здесь все они примерно в том же положении, что и в Поднебесной. Но стоит самим правителям почуять зыбкость своей власти, они могут начать выискивать козлов отпущения.

— Получается, на шелковичных червей нам рассчитывать не приходится, — поняла Александра.

— Увы, моя принцесса. После волнений все, связанное с шелком, охраняется еще тщательнее. Мои братья помогут тем, что возьмут на себя все издержки, связанные с нашим переходом через Такла-Макан. А это…

Объяснять было не надо. Уже за одно это монахи-несторианцы заслуживали огромной благодарности.

В пол-уха слушая несторианца, Александра лишний раз убеждалась, какой он превосходный лазутчик. Уж сколько ей приходилось иметь с ними дело, но такого толкового она еще не встречала. Византия знала толк в хороших лазутчиках и щедро им платила.

Саму Александру обилие жрецов и священников в городе не сказать, чтобы радовало. Да, некоторые из них обладают неподдельной святостью, как тот аббат, спасший ей жизнь. Но память хранила и темный образ «отца Андроника», истинного дьявола во плоти. А кто знает: здесь, вблизи от пустыни, среди песков могут таиться исчадия и пострашнее. Повадки служанок, их по-недоброму вкрадчивые, скрытые движения лишний раз напоминали, что название Такла-Макан означает «Для вошедшего выхода нет». Эта земля, должно быть, само запустение. Случайные попутчики сбиваются в группы, чтобы как-то защититься — не от одиночества, но от перешептывания и зловещего хихиканья демонов пустыни. Временами «кара буран» — «черная буря», насылаемая демонами, слизывает целые караваны. Торговые пути там сплошь мечены человеческими и звериными костями. Отбеленные и высушенные пустыней, они лежат вперемешку с остатками товаров: никто не осмеливается прикоснуться к ним.

Иногда путешественники из тех, кто посмелее, натыкаются на остатки стропил или рухнувших стен — развалин наполовину погребенного города. Но стоит им начать раскопки в поисках сокровищ, как песок тут же принимается осыпаться в отверстие столь стремительно, что едва остается времени унести ноги, чтобы не провалиться и не оказаться погребенными заживо.

В глубь пустыни не осмеливается идти никто, хотя и существовали легенды, что где-то в середине ее находится скрытый источник.

"Шамбала?" — подумала Александра. Хотя, конечно же, нет. Шамбала, по преданиям, лежит между снежных вершин, а не среди исполинских змеевидных барханов.

— Поблагодарите от меня своих друзей, — попросила она священника. Отец Базиль почтительно умолк. Он мельком глянул на ее мужскую одежду и тактично отвел глаза.

— Как мне еще вести разговор с азиатскими торговцами насчет нашего похода? — воскликнула Александра. — Пусть увидят, что имеют дело с принцессой, а не с женщиной, которую можно купить лестью или обмануть.

— Я слышал еще вот что, моя принцесса. Говорят, что недавно из Самарканда сюда якобы прибыл циньский принц императорской династии, и сейчас думает отправляться в путь через пустыню.

— Что же его занесло в такую даль от дома? — спросила Александра и рассмеялась, уловив смысл собственных слов.

— Принц, очевидно, тоже поэт. Значительная часть земель, которые мы пересекаем, когда-то принадлежала империи Цинь, но теперь находится в руках мусульман и завоевателей из Страны Снегов. Он хочет посмотреть, чего лишилась его империя. А она, помимо прочего, лишилась и конных заводов на западе. Так что если мы ему покажем наших скакунов…

— И как мы, по-вашему, сможем это сделать?

Круглое лицо перса расплылось в широкой улыбке.

— Насколько мне известно, покоя нет ни на одном из переходов Шелкового пути, от Византии до самого Шэньяна. На протяжении целого столетия Империю Цинь постоянно лихорадят смуты и междоусобные войны. Однако жизнь продолжается. Кашгар, пусть и во враждебном окружении, но все-таки полон всадников. Скоро у них здесь должна начаться игра в конное поло. Циньский принц, по слухам, обожает это зрелище. Если мы приведем своих лошадей, он непременно обратит на них внимание.

Александра снова рассмеялась. Священник священником, но отец Базиль был к тому же еще и персом. А назовите перса, который не встрепенется и не заерзает от волнения при одном лишь упоминании о конном поло! Они завезли эту игру в Византию, проникли с ней всюду, где только есть люди — неважно, знать или простолюдины — располагающие на то лошадьми и готовые рисковать (а без риска какая игра?). Женщина, играющая в конное поло, в Византии явление достаточно редкое. Но Александра слышала, что и в империи Цинь дело обстоит примерно так же. С болью вспомнилось: дома этой игре ее научил Брайениус.

— Что ж, тогда и я приму участие? — спросила она. Если спрятать волосы под шапкой, можно будет сойти за юношу. Тем более, что за время перехода она похудела настолько, что ее действительно можно не отличить от мальчика. Подумав об этом, Александра положила в рот еще один леденчик.

Отец Базиль покачал головой.

— Эта игра, моя госпожа, из тех, что любят кочевые племена на берегах Окса. Она напоминает скорее сражение, чем забаву. Не редкость и человеческие жертвы. И вместо мяча у них используется туша убитого козла.

Александра брезгливо поморщилась, тут же, однако, решив, что впредь подобных гримас быть не должно.

Надо заставить себя относиться к игре как к развлечению храбрых мужчин, а не как к варварскому игрищу. Или, если угодно, как к одному из способов составить разговор с купцами, от которых в конечном итоге будет зависеть, удачно или нет сложится их поход через пустыню.

— Когда начинается эта игра? — спросила она.

— Сегодня, ближе к вечеру.

— Нам надо быть там.

Когда конюхи, получив оплату, собрались уже обратно в горы, Александра и отец Базиль решили дать оставшимся людям отдых. Харальдр, двое уцелевших его соплеменников-варягов, несколько греков и пара горцев, ни с того ни с сего примкнувших к отряду, получили возможность погулять по базару, побродить по городским улицам. После строгих, упорядоченных торговых рядов Византии восточные базары Александру попросту ошеломляли. Алеппо был великолепен, Самарканд просто чудо. Но Самарканд — это, по крайней мере, Персия.

В Кашгаре Александра впервые наблюдала такое диковинное, пестрое скопление племен и языков, от хинди до синь-ну. Ламы из Страны Снегов, персидские купцы, даже люди из империи Цинь — страны, куда им предстояло еще добраться. Очевидно, она и ее офицеры были единственными в этом городе уроженцами Запада, и их более светлая кожа и округлые глаза — судя то тому, как здесь перешептывались меж собой и тыкали в их сторону пальцами — воспринимались как нечто невиданное. Варяги… Да, попытайся светловолосый великан Харальдр успокоить ребенка, разревевшегося при его виде от испуга, он мог бы вполне нарваться на скандал.

Александра держала ладонь на рукояти подаренного аббатом меча и была втайне рада, что нацепила его. Каждый встречный теперь видел в ней лишь щеголеватого безусого юнца, может быть, излишне хрупкого сложения.

Торговые ряды ломились от изобилия. На одной лишь рыночной площади места было достаточно, чтобы разместить целый полк торговцев. Тончайшие ткани с блестками соседствовали с чеканными подносами и кувшинами; чудесное свечение исходило от лазуритов, солнце играло на нефритовых и рубиновых украшениях. Смертоносные острия клинков отстреливали слепящие блики. И надо всем этим, не утихая ни на миг, реял густой гул голосов. Люди торговались, ссорились, божились, улюлюкали, сплетничали, просто чесали языки, чтобы как-то скоротать время.

От этого неуемного гомона веяло чем-то родным. Видно, азиаты такие же любители поболтать, что и греки. Отец Базиль беспрестанно сновал, выведывая новости (дело очень полезное, хотя священнослужителю как-то не очень к лицу), и то и дело подносил их Александре. Вон тот человек в шубе из козьего меха — тот, с которого не спускает бдительных глаз стража — он из кафиров, прибывших на север за покупками (а возможно, что и красть коней). Более того, он прибыл как сопровождающий именитого купца и его сводного брата — по слухам, короля кафиров. Глядя на этого немытого, жуликоватого оборванца, Александра неприязненно подумала, насколько все-таки бессовестны хвастливые заявления этого народца, что они, дескать, прямые потомки Александра Македонского. Тьфу, хуже лжи!

— Я услышал, моя принцесса, — послышался вблизи шепот отца Базиля, — что сегодняшняя игра — затея короля кафиров. Это будто бы его прощальный подарок своему народу, который он собирается покинуть, поскольку отправляется на Край Света.

Очень умно, подумала Александра. Эти кафиры каждый свой шаг делают с оглядкой на мифы об Александре Великом, так что, похоже, и этот их «король», по знатности вряд ли превосходящий саму Александру, не составляет исключения. Александр Великий был одержим идеей двигаться все время на восток; этот, видимо, тщится проделать то же самое… Что ж, очень хорошо. Прекрасная возможность вовремя сменить компанию варваров на более цивилизованную и куда более выгодную компанию купцов.

За кафиром возле почти уже собранного в дорогу каравана стояли священники из свиты циньского принца, все в одеяниях холодного голубого цвета. Возле стены сидел бритоголовый старик в желтом халате. Глаза, за множество лет утомившиеся смотреть на солнечный свет, плотно зажмурены, рука вертит молитвенное колесо. Губы беззвучно движутся: «Ом мане падме хум».

Александра по наитию остановилась напротив.

— Ты что-нибудь знаешь о Шамбале? — спросила она.

Старик, глубоко вобрав ее открывшимися глазами, кивнул. Его губы, все в трещинах, разъехались в улыбке.

— Шамбала! — прежде чем возвратиться к молитве, выкликнул он бесцветным голосом. Колесо не замедлило свой бег ни на йоту. Александра поняла, что старик глух, и мысли его, витающие в пустоте, обращены внутрь.

Слово он угадал потому, как Александра складывала губы.

Она прибавила шаг. Городские стены вскоре остались позади. Вдали, на горизонте, к небу всползали горы, и высь была цвета персидского опала. Сухой была земля: песок и шершавая желтоватая зернь («гоби», как назвал ее отец Базиль). Щурясь под слепящим солнцем, Александра пыталась высмотреть, где там может начинаться пустыня. Но если углядеть ее было нельзя, то уж запах определенно угадывался. Не такой, какой бывает от верблюда, лошади или человека — ощущение чего-то дикого проникало в душу и разрасталось там по мере того, как близился срок отправляться вглубь Такла-Макана.

Вместе с сопровождающими Александра подошла к широкому полю, осмотрительно обогнула здоровенных, злобных бактрийских верблюдов, оставленных кем-то здесь, и взыскательно, изучающе оглядела лошадей. Среди прочих здесь, теша взор, стояли несколько чистокровных ферганских скакунов.

Поодаль, за рядами привязанных к общей коновязи животных, люди шумно спорили о правилах предстоящей игры, об отводимом под нее пространстве, и о том, кто даст команду начинать. Варяги подыскали Александре хорошее место для обзора; чтобы видеть лучше, она села верхом на лошадь. На той стороне поля под натянутым паланкином, красуясь одеждами всевозможных расцветок, привольно расположилась компания из мужчин и женщин — по всему видно, что придворные циньского принца. Возле шатра гарцевало несколько мусульманских всадников в полном боевом снаряжении. Надо будет отправить туда отца Базиля, а с ним одного из офицеров-греков и одного варяга.

Словесная перепалка затихла. На центр поля на всем скаку вылетело трое всадников: представители соперничающих сторон и старик в черной кожаной одежде, с обилием серебряных украшений на груди. Поперек седла у него, испуганно блея, бился козел не то темно-серой, не то коричневой масти. Игроки и зрители с молчаливой сосредоточенностью наблюдали, как старик, прокричав что-то, ударом ножа рассек козлу горло и подкинул его, еще сучащего ногами, в воздух. Кровь тугой струей ударила в пыль, толпа одобрительно заерзала.

То, что последовало за этим, по мнению Александры, напоминало не игру, а скорее потасовку. Число участников с каждой стороны было довольно велико, за этим никто, собственно, не следил. Целью игры было, видимо, или как-то покалечить противника, или, схватив уже околевшего козла, умчаться с ним в тот или иной участок кое-как размеченного поля, где зачастую свои же товарищи вновь вытесняли счастливца в общую кучу-малу. По меньшей мере уже двое всадников оказались вышибленными из седел и лежали на земле ничком, пока соплеменники или слуги не утащили их за ноги с поля, где их запросто могли затоптать. Кони то и дело с пронзительным ржанием грузно падали на колени, но, выправляясь, поднимались-таки вновь. Несколько человек в ссадинах и синяках, выхаркивая сломанные зубы, вышли из игры под улюлюканье толпы.

— Игра совсем не та, что во дворце, — осуждающе покачав головой, заметил кто-то из офицеров.

Александра согласно кивнула. Не похоже и на те игры, которые ей доводилось видеть в Персии. Там все напоминало превосходно отрепетированный парад коней и всадников. Судя по жестам и оживленным возгласам, доносящимся с той стороны поля, циньским гостям такая игра тоже была вновинку.

Постепенно стали прорисовываться и довольно условные правила игры. Перерыва для отдыха игроков не было. Каждый скакал до тех пор, пока лошадь под ним не валилась с ног. Тогда, если оставались силы, игрок хватал с боковой линии свежую лошадь и снова кидался в бой. Стиль игры (если о таковом вообще могла идти речь) Александра уяснила для себя так: как можно больше жестокости на манер тех нравов, что бытуют у племен, кочующих вдоль берегов Окса — таджиков, кафиров, туркменов, выходцев из Цинь, киргизов да мало ли кого еще. Кое-кто из участников использовал персидские приемы верховой езды. Двое выделялись из общего числа богатыми одеждами и доспехами, какие носят аббасидские купцы. Оба скакали на ферганских жеребцах, почти таких же, как у Александры.

Она отметила, что в этих двоих чувствуется и задор, и отвага. При охране каравана это, безусловно, нисколько не помешает. Надо будет попросить отца Базиля переговорить с ними. Самой надо держаться в тени. Вид женщины-госпожи, а не безмолвной рабыни, может уязвить азиатов настолько, что из разговора ничего не получится. Александра наклонилась к священнику:

— Вон тот, высокий, в чешуйчатом панцире… Выясните, как его зовут…

Монах возвратился буквально через минуту.

— Сулейман Мисьяр ибн Мулхамиль, — сообщил он. — Принц из Поднебесной остановился в его доме. Мы с Сулейманом встречались в Самарканде. Может быть, помните?

Увлеченная зрелищем Александра издала подавленный стон, затем вскрикнула вместе со всей толпой, видя, как Мулхамиль со своим напарником, оттерев плечами несколько визжащих горцев, разом нагнулись к козлу. Вот-вот, и он у них в руках… Вдруг вывернувшийся откуда-то согдианец попросту взял и утянул у них добычу, ухватив запыленный труп за ногу. Ворье они, эти согдианцы, каждый из них.

Ибн Мулхамиль… Семья, похоже, известная в торговых кругах Самарканда. Брайениус, помнится, был в восхищении от хозяйки их дома… Наверное, здесь есть и другие купцы, с которыми не мешает поговорить.

— А вон что за человек? — поинтересовалась она, имея в виду второго удальца.

— Это не совсем понятная история, моя принцесса. Вы ее от меня уже слышали.

В самом деле, подумала Александра. Только теперь святой отец говорил так, будто ему стало известно и что-то новое.

— Несколько недель назад ибн Мулхамиль возвратился домой в сопровождении кафиров, причем в караване не было ни людей, ни товаров, с которыми он должен был выехать из Персии. Молва гласит, что кафиры якобы случайно обнаружили его на одном из перевалов где он лежал избитый и ограбленный, и их вождь приказал взять его в племя. Я же лично склонен полагать, что те кафиры попросту налетели на его караван, а затем решили загладить свою вину — а заодно и избежать мести — и возвратили пленника родным.

— Значит, это он и устроил сегодняшнее зрелище? Да еще так, будто наслышан о гладиаторских боях. Забавное совпадение. Он чудесно держится в седле, — одобрительно заметила Александра. Подавшись вперед, она пристально всмотрелась; ее впечатляло мастерство этого наездника. Приемы езды доподлинно персидские, но вот что-то в его стиле, в самом облике…

Господи Боже, ей знаком этот невероятный по ловкости боковой завал корпуса на полном скаку. Сколько раз она аплодировала ему на Гипподроме…

— Не может быть, — проговорила Александра. — Пыль мешает… Надо разглядеть лицо этого всадника.

Ткнув лошадь коленями в бока, она подъехала ближе. Дьявол бы побрал эту пылищу и солнце: ничего не разобрать. И зной, зной… Она не привыкла к такой жаре. От зноя голова шла кругом.

Ладонь Александры, приложенная к губам, предательски дрожала. Она снова тронула поводья. Удалось приблизиться почти к самой площадке. Какое-то время лошадь притиралась, осваивая место среди уличных мальчишек, конюхов и юношей, которым по возрасту не годилось еще участвовать в игре вместе со своими отцами и старшими братьями. Были здесь даже несколько лекарей и священников. Некоторые подозрительно косились на нее. Чужеземец, неверный; враг, должно быть.

«Король кафиров» резко натянул поводья лошади. Та выдала ловкий курбет, взметнув сноп пыли и гоби. Всадник весело оскалился в сторону зрителей.

Александра пронзительно вскрикнула. Совершенно забыв о гомонящей толпе, разглядевшей, что едущий на коне иноземец вовсе не мужчина, за которого себя выдает, она во весь опор ринулась прямо к центру площадки.

— Брайениус! — кричала она. — Братик!

Игра бушевала по обе стороны. Александра вовремя увернулась, давая дорогу таджику и узбеку, схватившихся с кафиром за обладание козлиной тушей. Одной рукой она неистово размахивала, выкрикивая имя двоюродного брата.

Он снова дернул на себя поводья, на этот раз так свирепо, что жеребец вскинулся на дыбы и встретил Александру яростным ржанием. Опять пришлось увернуться, иначе игроки налетели бы прямо на нее; кавалькада пронеслась мимо. Послышался вой разочарования: таджик обронил козла.

Брайениус, привстав в стременах, во все глаза смотрел на Александру. Провел по глазам ладонью, снова опустился в седло.

— Александра? — почти прошептал он. — Александра, Господи, ты жива! А я-то думал, ты исчезла под снегом! — с изумлением и радостью выкрикнул он, стискивая ее в своих железных лапищах.

Она чувствовала, как тело брата содрогается от рыданий, и сама не могла сдержать слез. Вопреки всякой надежде… Она уже оплакивала Брайениуса как погибшего. Какое внезапное откровенье: ее брат, и вдруг самозванный король кафиров… Это неспроста. Вокруг облаками вихрилась пыль, тяжелым галопом проносились всадники. Брайениус вдруг чуть не съехал с седла (или это, наоборот, он успел подхватить ее). Жара и запах потных тел вызовут головокружение у кого угодно.

Уперевшись одной рукой в грудь брагу, Александра пыталась отодвинуться и лишь успевала трясти, головой в ответ на скороговорку его бестолково-радостных вопросов.

— Я все, все тебе потом объясню, — заверял он ее… — Только сейчас, видишь, нельзя бросить игру. Езжай назад, сестричка! — он жестко шлепнул по крупу ее лошадь, веля отъезжать назад к зрителям.

Александра заметила, как какой-то человек, указав из толпы в ее сторону, что-то нашаривает в складках своего темного одеяния. Она покачнулась в седле. До границы поля оставалось примерно полпути. Вон уже один из ее офицеров начинает пробиваться навстречу. Александра попыталась сесть прямо.

Хотя небо было ясным, впечатление создавалось такое, будто где-то поблизости собирается гроза: парило, было одновременно и жарко и холодно. Земля и воздух неприятно, переливчато дрожали. Однако ей надо добраться до своих. Даже шум игры позади будто бы смолк. И вдруг — истошный вопль смертельного ужаса.

— Александра! Сзади! — раздался крик Брайениуса. Александра изо всех сил рванула поводья, пытаясь развернуть коня, но сила в руках у нее была не та, что у брата. Лошадь споткнулась, уронив всадницу на окропленную кровью землю. Александра неподвижно распласталась на песке. Медленно встала на колени, в конце концов поднялась на ноги. Похоже было, что земля под ногами мерно раскачивается.

Теперь ей был виден человек, который вопил. Кафир, тот самый, что держал козла последним. Он, раскинувшись, лежал на земле, из горла ручьем хлестала кровь. Жестокую рану ему нанес тот самый козел, тушу которого перекидывали с места на место, словно мяч. Невесть каким образом голова у животного вновь очутилась на теле, и теперь, выкатив остекленевшие глаза, скрежетала окровавленными зубами.

И неестественной твердой поступью этот козел вдруг двинулся в сторону Александры.

Брайениус, пустив лошадь, со всего маху рубанул козла мечом. Лезвие сломалось, самого седока буквально вышвырнуло из седла. На помощь поочередно бросались другие воины, пытаясь окоротить остервенелое животное — бесполезно. Не помог даже Харальдр, с размаху встретивший козла тяжелым топором. Не в силах убить странную тварь, мужчины встали, образовав вокруг Александры подобие круга.

Пытаясь прогнать дурнотную вялость, Александра встряхнула головой, от чего собранные под головным убором волосы выпростались, расплескавшись по плечам. Краем уха она слышала, как всадники тревожно переговариваются между собой. Козел, похоже, учуял ее, а может, и увидел: вылезшие из орбит глаза налились изнутри неестественным светом.

Вытянув наружу подаренный аббатом легкий меч, слегка скрипнувший о металл ножен, Александра, примерившись, ударила животное. Клинок угодил по ноге, едва не отчленив ее от странно-живого тела, но рана затянулась прямо на глазах.

Солнце палило голову. Александра испытывала не столько страх, сколько злость. Надо ж так: она, византийская принцесса, и вдруг на цирковой арене силится свалить какую-то нечистую тварь, в то время как истинные воины, сгрудившись кучей, беспомощно глазеют, не в силах ее защитить. Гнусное зрелище. И ведь как некстати; и брат ее воскрес, и надо еще произвести впечатление на циньского принца… Вытеснив гневный вопль, Александра ударила снова. На этот раз клинок обрушился твари на спину и засел так плотно, что едва удалось вытащить.

Нежить, крутнувшись, искоса уставилась на нее. «Как похож на тетю», — глядя на животное, удивленно заметила Александра, ожидая следующего броска. Хотя небо было совершенно безоблачным, она улавливала далекие, приглушенные звуки громовых раскатов и чувствовала, как в небе, годами не знающем туч, медленно собирается гроза. Застывшая толпа безмолвно наблюдала за происходящим.

Поединок проходил в середине прокаленной солнцем, недавно еще такой оживленной площадки. В уме у Александры обрывки молитв бессвязно переплетались с разрозненными воспоминаниями; то «Кюри элейсон», а то вдруг: «Не отступлю я ни на шаг, но дальше двинусь…» — откуда-то из бесконечных саг Харальдра. Отступать и в самом деле некуда.

Мысль о том, что вот сейчас здесь ее может настичь смерть, казалась нелепой. Александра никогда не чувствовала себя такой живой, собранной, полной энергии и силы, благодаря которой держалась на ногах и наносила удары клинком, все более точные. Это был, можно сказать, не клинок, а она сама! Осознание собственной силы повергло Александру в трепет. Ей снова послышалось отдаленное погромыхивание. Может, будет гроза. Может статься, ливень размоет демоническую силу, загадочным образом связанную с окостеневшей плотью этой нежити.

Тварь метнулась снова. Александра успела отмахнуться мечом; козел отпрянул. И так еще, и еще раз… Неожиданно запнувшись, Александра чуть не упала. Козел в тот же миг кинулся на нее. Из его зева пахнуло таким зловонием, что у Александры перехватило дыхание. Ее силы (а может, уже и стойкость?) иссякали… Сердце зашлось от досады. Нет, так умирать не годится. Аббат предупреждал, что путь на Восток для нее будет связан с опасностью — вот это она, наверняка, и есть. Но, кроме того, он обещал ей и помощь. Где же она?

В очередной раз увернувшись от неутомимой твари, Александра с тяжелым стоном, в котором прорезалось отчаяние, наудачу ударила нежить по шее. Неожиданно с сухим оглушительным треском полыхнула молния, — мелькнула над дальней горой и пропала, озарив мгновенным светом клинок. Удар, отделивший зверю голову от туловища, отозвался в руке звонкой гудящей дрожью. По лезвию шло ровное свечение. Александра взглянула на клинок. Крови на нем не было: она, дымясь, стекла в пыль.

Александра покачнулась. Не упала только потому, что оперлась на меч, воткнутый в землю. Мужчины, безмолвно теснящиеся вокруг, взирали на нее со священным ужасом. Брайениус опомнился первым. Встрепенувшись, он вышел вперед. Вытянул было руки, собираясь подхватить сестру и вынести с поля, но та жестом отстранила его. Не она ли добивалась, чтобы мужчины относились к ней как к ровне? И чтобы теперь, когда удалось не только это, но и гораздо большее, вновь превратиться в обыкновенную женщину — из тех, что падают в обморок и приходят в себя лишь после того, как их отнесут на ложе?

— Коня! — потребовала она. — Подведите коня!

Харальдр подвел ей лошадь, и Александра нежно к ней прильнула, легонько поглаживая гладкую теплую шею животного собранными в кулак пальцами. Лошадь опустила голову на плечо хозяйке. От этого Александре стало легче. Харальдр, торжественно опустившись на одно колено, выставил вперед ладони, сведя их наподобие чаши. Его госпожа попыталась как можно грациознее сесть в седло и, взявшись за поводья, какое-то время безмолвно сидела, набираясь сил перед обратной дорогой в гостиницу.

Толпа снова оживилась. С высоты седла Александре видны были радостно скалящиеся лица обступивших ее людей. Слышались приветственные возгласы, крики, кое-кто, похоже, пустился уже и в богословский спор. Совершенно внезапно неподалеку от себя она обнаружила того самого старика, что молился под городской стеной неподалеку от базара. Их взгляды встретились. Александра удостоила его царственного кивка. Старик, согнув спину, подобрал с земли что-то, стрельнувшее мгновенным ярким отсветом. Подняв, подошел и протянул ей.

Это был предмет, который аббат, помнится, назвал «дордже» — имеющий форму скипетра металлический прутик, используемый жрецами при ритуале Алмазной Тропы.

— Шамбала, — прошамкал беззубый рот, — Шамбала.

Приняв прутик, Александра с изумлением почувствовала, как необычное тепло, словно бы влившись в руку, волной прокатилось по всему телу, не оставив ни следа от утомления. Брайениус посмотрел на сестру в некоторой растерянности.

— Чтоб была удача, — пояснила она, затыкая прутик за пояс.

— Сестрица, у тебя хватит сил добраться до гостиницы? — участливо спросил он.

— Это еще что, брат мой? — с негодованием воскликнул подъехавший Сулейман Мисьяр ибн Мулхамиль. — Посылать женщину, свою соотечественницу, — он из вежливости избегал глядеть в ее сторону, — в какую-то убогую гостиницу, когда жены моего дяди только и ждут, как бы наперегонки броситься выполнять малейшее ее пожелание!

«Бьюсь об заклад, на это я не пойду, — подумала Александра. — Византийка, женщина, да еще и христианка. Уж лучше держаться подальше от купеческого гарема со всеми его сомнительными соблазнами».

— Прежде чем переселяться или хотя бы подумать о трапезе, — благодарно кивнула она купцу, — мне нужно выкупаться и переодеться. Может, вернемся к этому разговору позже?

Кроме того, ей хотелось вина — может, даже и не один кувшин — а главное, отдыха. Более же всего сейчас ей хотелось слезть с этой несчастной, измученной лошади и поскорее выбраться из гомонящей, пахнущей терпким потом людской толчеи. Многочисленные зеваки, начав уже забывать об Александре, на все лады толковали о поединке, силясь протиснуться поближе, взглянуть, с кем это там так расправились.

— Сжечь эту падаль! — выезжая из толпы, повелительно бросала она тем, кто мог ее слышать.

Лошадь постепенно вынесла ее из людской толчеи.

Сулейман Мисьяр ибн Мулхамиль издали, почтительно раскланявшись, тоже ускакал.

Подъехал Брайениус:

— Если ты чувствуешь себя сносно, то я отлучусь на похороны своего сына.

Некоторое время Александра недоуменно смотрела на брата, пока до нее не дошло, что речь идет о кафире. Человек, погибший от рогов нежити, был одним из воинов Брайекиуса.

— Так это ты король кафиров? — спросила она.

— Они называют себя симпошами. А насчет того, король ли я, отвечу: да. И сейчас должен ехать к ним.

— Мои офицеры проводят меня до гостиницы, — заверила брата Александра.

— Лео умер, — тихо произнес Брайениус. Его лицо исказила гримаса боли. Чувствовалось, как отчужденность, разделявшая их, исчезает.

Он отвернулся, чтобы Александра не видела его глаз. Так, молча, они держали путь до самых ворот.

Внезапно послышался дробный перестук копыт. Отделяя путников от ворот, перед Брайениусом и Александрой развернулась на скаку кавалькада всадников. Рука Александры легла на рукоять меча. Но она ошиблась. Всадники оказались людьми из империи Цинь, По жесту принца один из них, спешившись, приблизился к Александре. Она, застыв лицом, величественно восседала в седле, напоминая мраморного Цезаря, украшавшего ее дом в Византии. Приблизившись к ногам Александры, придворный опустился на колени и ткнулся лбом в дорожную пыль — знак почтения, который у нее не родине оказывался разве что ее брату, базилевсу.

— Мне, ничтожному, выпала честь состоять в услужении у его императорского величества принца Ли Шу. Принц, велел мне, недостойному, просить принцессу Фу-Линя, а также ее соотечественников и слуг, отобедать с ним.

Александра с некоторой рассеянностью огляделась по сторонам. Взгляд ее прошелся по разодетой в шелка свите придворных, сопровождающих циньского принца. Сам он находился в центре процессии. Это был худощавый человек, смолянистые волосы и длинные усы его были тронуты серебром. Он походил скорее на книгочея, чем на путешественника. Повстречавшись с ним взглядом, Александра вздрогнула: в глазах принца сквозил ум, и вместе с тем под толстоватыми веками плясали смешливые искорки. Он чуть заметно кивнул ей, затем обернулся к купцу-мусульманину, ехавшему сзади на расстоянии нескольких почтительных шагов.

Именно так и было сделано приглашение. Новости распространяются в Кашгаре со скоростью ветра. Подтверждая это, подоспевший отец Базиль, коротко переговорив о чем-то с коленопреклоненным придворным, перевел Александре:

— Он назвал вас принцессой Восточной империи, Рима и Антиохии. Он сказал именно так — принцесса, а не просто — женщина.

Вот она, та самая возможность, которую она, Александра, так долго искала. Рукой она незаметно коснулась заткнутого за пояс прутика дордже. Он и в самом деле принес удачу.

— Скажите его императорскому высочеству, что я принимаю приглашение, — велела она духовному отцу. — Причем по возможности велеречивее.

Отец Базиль опять вступил в переговоры с придворным, уже поднявшимся с колен. Частые благодарные поклоны, и вот они уже оба простираются ниц перед принцем. Кивнув им, тот глянул на Александру и улыбнулся. Затем решительным взмахом руки велел свите освободить дорогу и долго смотрел вслед неожиданной гостье, уже второй раз с победным видом въезжающей в ворота Кашгара.

Перевод с английского А. Шабрина