Под прицелом автоматчиков на входе Алексей ощущал себя неуютно, но был готов к недоверию. Оно могло затянуться весьма надолго, судя по информации о красной ветке. Но он уже внутри… Спутница что‑то объясняла, так и не сняв противогаза, сквозь мембрану слышно было плохо. На станции не царила тишина, как на поверхности, поэтому ни ее, ни скромно замершего в сторонке Алексея никуда не пропускали. Зато с той стороны, которую так надежно преградили вооруженные люди, подбежал человек, стволы автоматов опустились перед ним. А мужчина ничего не мог сказать, задохнувшись от волнения. Поднял руки, чтобы обнять эту драгоценную для него «посылку», но вовремя вспомнил о грязном ОЗК. Алексей строил предположения: жена или дочь?

— Ульяна!

Она потянулась к противогазу, Алексей остановил:

— Сначала чистка, потом комбез, противогаз в последнюю очередь, — похоже, он поторопился называть дамочку сталкершей. Опытный человек таких ошибок не допустит.

Лицо неизвестной Ульяны до сих пор было скрыто, блики света на окулярах теперь мешали рассмотреть даже ее глаза. Она также пыталась изучать своего спутника, но пока мало что увидела в тени между капюшоном и респиратором.

Без оружия Алексей уже не чувствовал себя так уверенно. Смывая пыль с комбинезона, он прикидывал, насколько высокий пост занимает тот мужчина, который чуть не бросился к своей Ульяне. Видно, авторитет его был немалым, потому что охрана даже не дернулась его остановить. Можно подумать, что радиация будет тут еще чины разбирать… Он ощутил прикосновение к плечу и обернулся.

Похоже, все‑таки дочь, везет в последнее время на «наследниц». Девушка после таких приключений была бы очень кстати… Но девушка, а не девчушка! Выглядела она никак не старше четырнадцати–пятнадцати лет. Ситуация была непоправимо романтичной, к сожалению, и Алексей отдавал себе отчет, какое впечатление производит на неискушенных девиц. Шрамы тому ничуть не помеха. Учитывая эффектное появление защитника ниоткуда, его крепкую руку, на которую можно опереться… Лучше бы неизвестная оказалась женой этого «красного» начальника, взрослые женщины умеют быть благодарными. Они точно знают, в чем нуждаются мужчины в первую очередь: оружие с боекомплектом или что‑то подобное и полезное. И чтобы свидетель ее слабости ушел подальше и поскорее, а не оставался с ней навечно, как мечтают молодые девушки. Предвидя последствия, Алексей обреченно стянул респиратор, опустив взгляд. Ну, хоть ноги у нее вполне симпатичные, в отличие от остального…

Девица хранила подозрительное молчание, и с тайной надеждой, что блондины возрастом за тридцатник не в ее вкусе, Алексей поднял голову. Надежда не оправдалась. Перед ним будто застыла статуя, сияющая восхищением и радостью: ух, какой ты! Не обойдется тут одним отцовским «спасибо», впечатлительная юная барышня уже балансирует на краю пропасти под названием «большая и чистая любовь»… Он рассчитывал, что хотя бы «холёсенький» в ее мыслях не промелькнуло. Остальное отразилось на лице, простом и довольно приятном, но ничем не примечательном.

Может, высказать сейчас, пока не поздно, нечто пошлое и непристойное, чтобы светлый образ спасителя померк слегка? Но конструктивная мысль была прервана неуклюжими объятиями благодарного отца. Опускаться до пошлости у него на глазах не хотелось, мужик может оказаться очень полезным. Придется помолчать, но очень хотелось спросить: как же он отправил эту сопливую девчонку на поверхность?! Что она там забыла? Вопросов было много, особенно о загадочном снайпере, но об этом нужно спрашивать не у бестолкового папаши. И лучше пока вообще не спрашивать. Поискать ответ самому. Пытаясь сохранить серьезный и суровый вид, который, как представлялось Алексею, должен иметь каждый уважающий себя наемник, он слушал сбивчивые слова благодарности, не оглядываясь на Ульяну. Незачем. Он точно знал, о чем она сейчас думает. Леночка была такой же влюбчивой глупышкой в ее возрасте, этого Алексей еще не успел забыть. И теперь настоящий холод разливался внутри: уж он‑то не Пищухин, сумеет удержать девчонку и использовать по назначению. А как использовать — время покажет.

— Значит, вас зовут Ульяна? — раздевающий взгляд ее немного смутил, но его отсутствие навредило бы делу еще больше.

— В честь Владимира Ильича… — улыбнулся ничего не замечавший отец.

Алексей не ждал от Красной линии радушного гостеприимства и, когда приятная часть приветствия закончилась, ничуть не удивился конвою, который повел его куда‑то вглубь коридоров служебных помещений. О местной службе безопасности ходили легенды, хоть касались они в основном жутких казематов Лубянки, а не почти провинциальной станции Красные Ворота. Тесные проходы не позволяли разглядеть что‑то впереди конвоира, поэтому открывшаяся вдруг дверь показалась ярким прямоугольником на черном фоне.

Когда Алексей зашел внутрь, свет не стал более тусклым, а источник его уменьшился до размеров большой лампы, развернутой от сидящего где‑то в глубине за ней человека, вырисовывавшегося темным силуэтом среди других теней. Ослепить шестьюдесятью ваттами привыкшего к дневному освещению подмосковного сталкера было непросто, но пришлось зажмуриться, в наступившей за закрытыми веками красноватой тьме анализируя картинку: человек здесь всего один, крепкого телосложения, высокого роста, если ноги пропорциональной длины. Захлопнулась за спиной дверь, оставив их вдвоем, других людей вокруг не ощущалось.

— Садитесь!

Сухие интонации, приказной тон. Хозяин кабинета ничего не боялся и возражений не принимал. Алексей возражать и не собирался.

— Присаживаюсь, если вы настаиваете, — он открыл глаза, чтобы не сесть мимо стула. Незачем разглядывать тень за этим «прожектором», она сейчас сама выйдет из сумрака, ее любопытство намного сильнее.

После небольшой паузы, во время которой незнакомец разглядывал своего посетителя, тот скомандовал:

— Отойдите к стене.

Обыск снова был профессиональным и очень тщательным, предвидя это, Алексей во избежание проблем сдал все оружие. Представитель спецслужб выглядел разочарованным, он явно ожидал найти что‑нибудь компрометирующее. Оставалось лишь уличить в том, что найдено не было.

— Кто ты? У тебя никаких документов нет.

— В Треугольнике и на Китай–городе они без надобности, гражданин начальник, — переход на «ты» показался Алексею удобным для обеих сторон.

— Ты сейчас не в Треугольнике.

— А на поверхности тем более — кому я их там показывать буду? Собак отпугивать или стигматов привлекать красными «корочками»?

Удар в лицо Алексей стерпел, пока в него не было вложено ни сил, ни злости. Но намерения особист обозначил очень четко: хочет слышать не отговорки, а информацию. В этом Алексей ничем помочь не мог.

— Я знаю, кто ты. Гнида фашистская!

— Почему? — недоумение было вполне искренним. — С чего вы взяли?!

— Похож… И даже креста на тебе нет. А их все ганзейские прихвостни носят.

— Вы бы хоть разобрались, что для вас важнее, документы или религиозная атрибутика… — Во второй раз удалось чуть уклониться от удара, но все равно во рту ощущался вкус крови. Пора остановиться. Спецслужбы в лице мужика с крепким кулаком лучше не бесить. — Обещаю в следующий раз для облегчения идентификации прихватить с собой килограммовую свастику и молитвенник. Но ведь удостоверения братка еще не придумали, гражданин начальник…

Словосочетание, позаимствованное у Грицких, Алексею нравилось. Убедительно сойти за коренного обитателя Китай–города или

Треугольника у него никогда не получится. Единственное, что можно сейчас изобразить, — это наемник с темным прошлым.

— Люди иногда теряют документы. Если бы я подсунул вам купленную с рук фальшивку, это убедило бы больше? И вообще‑то задерживаться не собирался…

— А зачем ты шел сюда? — особист пока сам не решил, что хочет узнать от скользкого чужака.

— Мог бы распрощаться с девушкой у дверей, но рассчитывал что‑то получить за свои услуги. — Левая сторона лица начинала болеть, ухмылка правым уголком губ вышла, наверное, просто издевательской. — Но вот по морде как‑то не хотелось… Не цените вы своих женщин!

— А ты у нас, значит, Змей Плискин местного разлива, так?

Имя что‑то зацепило в памяти, но не стоило тратить силы и распылять внимание, копаясь в прошлом. Проще игнорировать.

— Не понимаю, о чем вы.

— Да так… Водишь девушек по городу, будто он для таких прогулок предназначен. Отряд профессионалов не вернулся, а Ульяна…

— Отряд, хоть в неполном составе, был жив, оставался неподалеку. Но боюсь, что помощь ему сейчас уже несколько запоздала.

— Тебя не спросили… Люди уже отправлены наверх, мы все проверим и выясним. Расскажи, что ты видел.

Оставалось рассказать о перестрелке, увиденной из окна, это было совсем нетрудно. И позабыть о снайпере, будто его там и не существовало. Эта карта непонятной масти могла еще пригодиться.

Конвой повел Алексея совсем в другую сторону, затхлый воздух коридоров подсказал, что платформа осталась далеко позади. Особист не отдавал приказа поставить к стенке непонятно откуда свалившегося наемника, хоть это не значило, что такой приказ не был им отдан раньше… Риск велик, но возникшие перед глазами решетки успокоили Алексея. Не сейчас. Возможно, позже, но не сейчас. Пока события развивались в нужном направлении. Лязгнула железная дверь тюремной камеры, его заперли. Нужно спокойно подготовиться к следующему этапу плана. Никто не обязан ему верить и ничего не должен. Всё в порядке, так и должно быть. Он улегся на жесткую лавку у стены. Тут хотя бы нет никого, кто помешал бы отдохнуть, не так уж Алексей невозмутим, как кажется. Нервная система взвинчена, его могли и убить, как же тогда Лена? Еще есть шанс, понемногу он приближается к своей цели.

Лена… Если оставалось в нем что‑то хорошее, теплое, то только благодаря ей. Пришло время отдать этот долг и понять, наконец, что значит быть с той, которую… Ждал так долго. Поэтому можно и еще немного помедлить, прежде чем вознаградить себя за всё. Ее лицо с умиротворенной улыбкой так близко, но зачем смотреть, лучше снова прикоснуться губами, слегка, едва ощутимо. Потому что все другие части тела крепко и надежно прижимают девушку к постели, его мягкую, аппетитную Ленку! Ощущать ее всю собой… Ждать больше нечего, поцелуй становится горячим и глубоким, нежный язычок доверчиво предоставлен в его распоряжение, как и остальное. Переплетенные пальцы, глубокие отпечатки ее ногтей, резкий поворот головы, щекочущий лицо кончиками пушистых волос… И уже трудно остановиться, как бы ни хотелось снова слиться с ней всей кожей и замереть, но… так слишком быстро станет слишком хорошо, и все закончится! Он не хотел этого, хотел, чтобы это длилось вечно! Вспомнив, что нужно еще и дышать, уткнувшись взмокшим лбом в разметавшиеся по подушке темные пряди, не веря себе, Алексей повторял какие‑то абсурдные слова: «Лена, ты счастье мое, где же я был до тебя?» Лишь опыт подсказывал правильные действия, думать об этом он оказался сейчас не в состоянии. Подобное случалось, наверное, только в первый раз, когда ощущения были такими же новыми, сильными и яркими, когда за краем постели мир обрывался в пропасть и переставал существовать…

Вокруг уже совсем другая темнота. Слабый свет из‑за решетки клетчатым квадратом лежал на каменном полу. Разочарование мгновенно и очень болезненно сбросило с небес на землю, Алексей чувствовал себя обманутым. И он все еще никак не мог осознать нереальности видения, руки хранили ощущение ее тела, горячая волна постепенно успокаивалась внутри. Всего лишь рефлекторная реакция организма на навязчивые мысли и мечты… Где же вторая половина сна — такой облом! Обижаться не на кого, упреки можно адресовать только самому себе. Посмотреть бы в зеркало и увидеть там беспрецедентного идиота, который несколько лет не замечал самую… Свою. Что же разбудило, не позволив досмотреть сон до конца? Какая сука?! Убил бы сейчас…

Алексей сел на лавке, услышав приближавшиеся шаги. Зачем притворяться спящим? Фонарь охранника сквозь окошко выхватил из темноты его напрягшуюся фигуру и взгляд, переполненный холодным бешенством.

— Ну, обиделся, что тебя так плохо приняли? Думал, что прямо сразу своим тут станешь? — голос из‑за решетки звучал скорее устало, чем издевательски. Человеку просто не сиделось на посту, и он ходил вдоль ряда камер, присматривая за несколькими заключенными.

Алексей не отвечал. Что с ним разговаривать? Какой прок? А тот продолжал:

— Не понравился ты Виктору Петровичу. Он тобой займется всерьез, если время найдет.

— Всерьез — это как? Иголки под ногти или типа того?

— А это уже от тебя зависит… Кто ты, с чем пришел, зачем? Не завидую.

— Вот и не завидуй! Парашу лучше вынеси.

— Делать мне больше нечего, я тебе не уборщица… — охранник выключил фонарь и ушел.

Что за птица такая этот Виктор Петрович — похоже, особист — и что он может сделать, еще предстояло выяснить. Алексей запомнил информацию, окончательно проснувшийся мозг начал пристраивать ее к нужному месту в мозаике, которую еще предстояло сложить.

Пришлось провести за решеткой больше времени, чем планировалось. Минимальные удобства не вызывали раздражения — он еще жив, это главное. И никто пока не «разбирался всерьез», как было обещано. Алексей сначала ждал с минуты на минуту, что предстоит снова допрос или нечто подобное, но никто им не интересовался, а любопытных быстро отгонял караульный. О нем забыли? Нет, не может быть. Вспомнят, когда камера понадобится. То есть довольно скоро… К концу второго дня он хорошо отдохнул, в том числе и от болтливого Глюка, только доносившиеся до него громкие крики мешали спать днем. Ночью здесь стояла мертвая тишина. А утром пораньше явился сам Виктор Петрович.

— Следуй за мной.

Алексей уже привык к застоявшимся в дальних коридорах неприятным запахам, но тут от вони просто щипало глаза. Зато помещения оказались попросторней, потолок выше. Похоже на заброшенный туннель или какие‑то другие подземные коммуникации. Глюк сказал бы наверняка, для чего предназначен такой проход. Но проход никуда не вел, заканчивался тупиком, перегороженным еще и невысоким заборчиком. Доски отчего‑то дрожали и ходили ходуном.

— Ты у меня тут зря даже баланду жрать не будешь…

Увлеченный осмотром помещения Алексей уже позабыл о Викторе

Петровиче. Оглянувшись, заметил, что их осталось только двое, конвоиры исчезли где‑то по пути. Вот теперь он начал слегка опасаться за свою жизнь — особисту не нужны были помощники, чтобы вынести приговор и привести в исполнение. Впрочем, смысл его слов можно толковать неоднозначно, в чем Алексей скоро убедился.

— Останешься здесь, это теперь твое рабочее место. Из туннеля ни шагу — пристрелят, как при попытке к бегству.

— И где же рабочее место? — оглядевшись, он не обнаружил ничего, хоть отдаленно напоминающее о какой‑либо полезной деятельности. Каменный пол, стены да непонятный заборчик.

— Свиньи. И если хоть с одной что‑нибудь случится… Отвечать будешь собственной головой.

— Боюсь, из моих ушей холодец не выйдет, — Алексей искал взглядом будущих подопечных, теперь уже догадываясь, почему запахи показались слегка знакомыми. — А где свиньи‑то?

— Ты что, издеваться надо мной решил?! — сильный толчок в спину заставил пролететь вперед пару метров, врезавшись в загородку. — Вот они!

Алексей в изумлении опустил голову и увидел где‑то внизу щетинистые спинки и любопытно поднятые розоватые пятачки. Измельчали они, однако, по сравнению со свиноподами в окрестностях бункера! Теперь понятно, почему на красной линии жрать нечего.

* * *

Подозрительная личность не покидала вольера, как и было приказано. Алексей сидел в углу на табуретке, закинув ногу на колено другой, опираясь на черенок лопаты, и наблюдал за свиньями, толкавшимися у корыта с кормом. Нахал не только одежду не запачкал, но и оглядывал свои владения с видом монарха на троне! Виктор Петрович подошел поближе и заглянул внутрь.

— И как тебе дерьмовая работа? — вонь вблизи усиливалась, но пол казался довольно чистым.

— Это у вас дерьмовая работа, гражданин начальник! — раздался из угла голос, перекрывший довольное хрюканье, — а у меня работа с дерьмом. Большая разница, если подумать.

Сказать после этого, что приходится иметь дело вот с таким… продуктом жизнедеятельности, как Алексей, значило согласиться с ним. На это Виктор Петрович однозначно не хотел идти, поэтому предпочел промолчать. Вольер выглядел чище, чем при предшественнике. Может, чтобы наконец‑то навести в свинарнике порядок, и нужно было поселить там уборщика? Когда с головой в… в работу окунешься, сразу эффективность повышается.

Особист привычно устремил тяжелый взгляд на Алексея, но темнота на давала возможности оценить результат воздействия. Лицо чужака скрывалось в тени. И вряд ли тот дрожал от страха: вернуть Алексея сейчас в чистую тюремную камеру было бы для него слишком большим благодеянием. За хамство пусть посидит еще.

— Вот подумай. Поработай. Труд, говорят, даже из обезьяны человека сделал… Может, и из тебя что полезное получится.

Опять захотелось стереть навсегда со смазливого лица эту улыбку! Но привычка откладывать про запас то, что может еще пригодиться, пересилила раздражительность. Если уж давить эту гниду, так другим способом. Его страх не здесь… Насколько Виктор Петрович понимал в шрамах и ранениях, этот человек уже пережил нестерпимую боль, побывал в когтях самой смерти и все‑таки сохранил способность ехидно ухмыляться. Унизить истинно свинской грязью тоже не удалось. И даже он чего‑то боится. Обязательно. Иного не бывает.

Алексей менял воду в железном корыте, разгоняя пинками жаждущих свинок, готовых опрокинуть всё на пол. Пустая емкость была неустойчива, нужно наполнить хоть наполовину.

— Да с чего у вас сушняк‑то такой? Пошли на… фиг! — последнее слово, напрашивающееся в несколько ином виде, пришлось заменить, потому что за загородкой притаилась какая‑то тень. Судя по размерам

и робким повадкам, она точно не являлась представителем станционных спецслужб. Впрочем… Алексей хрюкнул от смеха не хуже поросенка: вдруг особист решил выследить, не вступает ли «шпион» в неформальные отношения с вверенной ему скотиной с целью навредить коммунистическому хозяйству? Пошлятина лезла на ум неспроста — незваный гость оказался Ульяной, а в ее присутствии так и тянуло на какое‑нибудь словесное непотребство. Девушка очень мило смущалась…

— Алексей Аркадьевич…

— Ульяна, ты протокол допроса, что ли, читала? Откуда взялось такое официальное обращение?

— Папа читал, я у него спросила.

— Значит, принцесса снизошла до свинопаса? Кстати, насколько я помню, там дело ничем хорошим не закончилось.

— Где там?

— Неважно, Уля…

Черт его дернул! Девчонки любят сказки, ему ли не знать? И как‑то не очень прилично разговаривать, демонстрируя девице свой зад, пусть даже и не приходилось за него краснеть. Алексей бросил шланг и подошел к загородке.

— Алексей…

— Лёша, — он облокотился на доску, наклонившись к ее лицу поближе. Ульяна отошла в сторону, но продолжала восхищенно рассматривать. — У тебя какое‑то дело?

— Да вот папа просил узнать… Может быть, ты что‑то еще умеешь делать? А вдруг для станции…

«Значит, папа просил? Или сама услышала разговор и решила быстренько сбегать и разузнать, пока папа не успел вперед тебя?»

— Любой труд надо уважать, если не ошибаюсь? — казенные фразы смягчились улыбкой и опасным блеском голубых глаз. Алексей настолько устал от вида сопливых пятачков, что хотелось посмотреть на что‑то поприятней, задержать девушку здесь хоть ненадолго. — А если серьезно, я в системах жизнеобеспечения неплохо разбираюсь. Но никто меня туда не допустит. Всемогущее НКВД не позволит.

Позади раздался металлический грохот, неполное и слишком легкое корыто все‑таки перевернулось под напором желающих напиться.

— Ёпти! — Алексей запрыгнул на загородку, спасаясь от потока грязной воды на полу.

— Лёша…

Ульяна бросилась к нему, стараясь помочь удержаться, но когда пальцы оказались в его руке, чуть не отдернула ее.

— Все нормально. Швабру только подай, она с другой стороны. Вот с… свиньи!