Трудно было снять ОЗК, не говоря уж об очистке, Алексей бросил его в шлюзе. Уже внутри попытался снять и куртку, но не мог стянуть с распухшей руки. Как он добрался до бункера, сам не понимал, теперь в тепле боль стала еще сильнее. Похоже на ушиб, нужно приложить холод, но из холодных предметов здесь только мокрые тряпки. Ледник для хранения был обесточен, в этом бункере держали запасы консервов, которым не требовались особые условия. И без того отопление теперь поддерживается весьма условно. Рукав куртки, прокушенный в нескольких местах, натянулся так, что смотреть страшно, от приступа паники удерживало лишь то, что пальцы шевелились без особых усилий, а любое движение давалось с такой болью, что хотелось лечь и умереть. Вместо этого Алексей снова взялся за рукав с твердым намерением осмотреть поврежденную конечность, принять меры и не мучиться больше неизвестностью! Одно ясно: перелома нет. Боковые же–валки твари только протерли кожаную куртку, попади его локоть «снежку» под клыки и окажись меховая подкладка немного тоньше — рассматривать было бы уже нечего. Да и некому.

Рычание, разнесшееся по бункеру, лишь немного уступало голосу мутанта — от резкого движения боль охватила руку с новой силой, пульсировала внутри, жгла огнем. Надо снимать немедленно, но нельзя разрезать. Без теплой одежды он окажется запертым здесь на милость Главного Привратника, нужно сохранить за собой право на свободу передвижений. И так придется клеить ОЗК… Если гангрена не начнется, конечно. Эта мысль придала сил, и он все же стащил этот проклятый рукав, который давил на раненый локоть. Постепенно боль чуть утихла. Снять свитер было уже проще, когда Алексей немного отдышался. Сразу над запястьем начинались черные полосы синяков, кожа вокруг них натянулась, приобретя какой‑то красный нездоровый цвет. Нужен холод, это успокоит боль.

Тут Алексей не ошибся, от тонкой струйки ледяной воды стало легче, но ведь не будешь же сидеть около поддона бесконечно. Ему предстоит нелегкий день, и видно, не один. Содранная кожа от воды побелела, кроме небольших царапин других ран не нашлось, заражение крови пока не угрожает. Легко отделался… Алексей не припомнил случая, когда сталкеру в одиночку удавалось уйти от четырех «снежков» сразу, но гордость за себя анестезии не заменила. Это только начало. Придется испытать на себе тактику и стратегию охоты всего местного голодного по зимнему времени бестиария, если выполнение задания Главного сильно затянется.

Пустой верхний уровень встретил запахом пыли, приточная вентиляция после визита проверяющих снова была перекрыта, но духоты в огромных пустых помещениях не чувствовалось, ведь некому потреблять кислород. Алексей сидел у стены, опираясь на нее спиной, и слушал тишину в телефонной трубке. Через несколько секунд пришлось положить ее на аппарат и выжидать снова. Главный мог отсутствовать в кабинете и не слышать тихий звук звонков.

К ноющей боли он уже притерпелся, а после столь насыщенной событиями прогулки на свежем воздухе снова проснулся аппетит. Стоило сначала поесть, но забыл, конечно… Теперь Алексей уже не хотел отходить от телефона, вдруг все же звяканье было услышано, а Грицких просто занят или находился в кабинете не один? И перезвонит сам с минуты на минуту. Хоть одно дело надо довести до конца. Он разглядывал покрытый пылью старомодный письменный стол, коими были одинаково укомплектованы все убежища, чтоб никому обидно не было. И с недоумением пытался вспомнить, какая фантазия вдруг ударила в голову, что ему захотелось это место занять?! Сидит вот теперь… Прикрыв глаза, он представил себе плотное расписание Нестерова и Грицких, не оставляющее ни одной свободной минуты, вечный поток посетителей и нескончаемое море повседневных вопросов. Алексей знал, что справился бы и с этим. Как он всегда успевал заниматься всем, что хоть немного вызывало интерес. Был ли счастлив Борис Владленович? Нет.

Нестеров… Одинокий человек, оставшийся наедине с огромной властью и любивший ее сильно и беззаветно, потому что больше любить некого. Алексею казалось, будто Борис Владленович никогда и не был молод. А ему самому теперь старость не угрожает. Горько усмехнувшись, он осознал, что после всех взлетов и падений снова вернулся на свое законное место. Чуть позади кресла президиума, где и сидел сейчас, потому что стоять не было сил, а сходить за стулом — тем более. В тишине послышался звонок, и он поспешно снял трубку.

— Алексей, раньше не мог с вами связаться. Что‑то срочное?

— Срочное… Новые обстоятельства. Сегодня повстречался с белыми меховыми приятелями и сильно повредил правую руку. Так что в ближайшие дни наружу не выйду. Они меня просто доедят до конца, и задача останется невыполненной.

— Вам нужна медицинская помощь? — спросил Главный с беспокойством. Но оказать эту помощь смог бы разве что сам лично.

— Нет, не требуется, справлюсь. Нужны боеприпасы. Все, которые есть. Я знаю, что в бункере два «грача» под парабеллумовский патрон, а не так давно сам имел удовольствие увидеть в арсенале, сколько их осталось. Ведь не успели отстрелять?

— Остались. И немало. Хорошо, вы получите их завтра, я снова пришлю Тарасову.

Такой необходимый еще несколько часов назад визит Ксюши теперь оставил совершенно равнодушным. А вот немалое количество патронов к этому уникуму, давно снятому с производства, обрадовало по–настоящему. Юрий Борисович мог бы выдать и другой пистолет, но глушителя в запасах бункера не имелось, только рабочий инструмент киллера мог стрелять бесшумно.

— Весьма благодарен.

— Тогда через три дня будьте снова на связи. Больше времени дать не могу.

Он спустился вниз. Теплый поток из вентиляции больше не согревал, Алексей опять почувствовал озноб, будто он все еще находился снаружи на ледяном ветру. Есть уже расхотелось, только в горле пересохло. Он, не раздеваясь, рухнул лицом вниз на кровать, а легче не стало. Видно, снова организм дал сбой, и холодно ему от высокой температуры, а не долгого ожидания на верхнем этаже. Неприятные мысли о несбывшихся планах снова полезли в голову, но Алексей решительно отогнал их. Если уж думать, то о приятной… и такой же несбывшейся мечте. Вдруг это последнее? И утро не наступит? Алексей сейчас даже не был уверен, боится он этого или желает всей душой.

«Лена, единственное, что могло мне помешать, — это твое чувство вины. Но если бы никого, кроме нас, не осталось? Если бы никто не смог сказать тебе, что это непристойно любить такого человека? Я мог бы увести тебя подальше ото всех, на чистые земли, ведь они есть, я знаю, где‑то остались незараженные места. И не заселенные никем. Где остались бы только мы… Я мог бы! Даже без тебя я почти на все способен, и даже не представляю, чего могу достичь с тобой! И там, очень далеко отсюда, ты простила бы меня? Хотя бы потому, что я не оставил тебе выбора. Могли бы жить с тобой… Нет, не могли. Ведь я же ушел совсем не поэтому — не смогу быть тебе опорой и защитой, как обещал. Забыл… Прости меня, Лена, забыл. Прости…»

Но так хотелось в это поверить! Видение было таким ясным, что ощущались даже запахи нагретой солнцем травы и смолы на свежем спиле бревна деревянного сруба. Леночка с золотистой чуть загорелой кожей глядит на него из‑под ладони, закрываясь от слепящего света. И дитёнок, бесстрашно ползающий по лужайке, только что убедившийся в полной несъедобности жуков и теперь задумчиво муслякающий крупный лист подорожника. Только бы не открыть глаза! Удержать подольше эту картинку. И ему это удалось, сон пришел быстро. Алексей сделал шаг вперед по зеленой траве…

Главный Привратник был раздосадован, если не сказать больше. Но постепенно успокоился, потому что душещипательных просьб о помощи не прозвучало, а отсрочку можно пережить. Исполнитель все‑таки оказался уязвимым и смертным, несмотря на все возлагаемые на него надежды, к тому же, он оставался единственным, придется его поберечь. Оксана Тарасова даже не смогла скрыть радости, когда входила в кабинет.

— Вы правильно догадались, Оксаночка, но я попросил бы вас все‑таки быть немного сдержаннее… Я полагаюсь на молчание, а ваше лицо выдает за вас все секреты. Сделайте вид, что пришли по делу, не портите хотя бы мою репутацию.

Для влюбленной девушки просьба была совершенно невыполнимой, поэтому он махнул рукой и перешел к делу.

— Алексею нужны боеприпасы. К сожалению, патроны — тяжелый груз для ваших ручек, но до входа их поможет донести охранник.

— Юрий Борисович, я могла бы и сама… — Оксана так хотела отделаться от лишних глаз! Ведь ей не будет давать покоя мысль, что посланный с ней мужчина обо всем догадается, что будет ухмыляться, разглядывая после выхода из бункера. А то еще и подслушивать начнет! — Там совсем недалеко, я быстро добегу, правда. Только пусть поможет надеть защитный комбинезон.

— Тарасова, вы, кажется, не понимаете, что вам доверен ценный груз. Будем реалистами: сожрав вас, хищный мутант не тронет патронов, в крайнем случае, выплюнет их. И все равно придется отправлять охрану, чтобы доставить посылку по назначению.

Она не знала, улыбаться ей или пугаться слов старого циника: Грицких казался абсолютно серьезным, хотя наверняка пошутил. За спиной вооруженного бойца можно было ничего не бояться, даже не оглядываться по сторонам, поэтому верхний мир, ограниченный небольшим пятачком вырубки, казался таким же безопасным, как коридор бункера. А пример Лены вдохновлял, если она смогла, то почему бы и нет? Оксана теперь понимала, что думать надо было раньше, учиться с детства, играть с мальчишками и Лёшей в войну, а не в иные игры…

Но ведь она не просит невозможного! Просто доверять ей побольше, чем неодушевленному предмету, иначе она сама себе будет казаться такой же коробкой, которую чьи‑то сильные властные руки переносят с места на место. Не в этот раз… Пусть Главный радуется — она вышла из его кабинета, опустив голову, будто ее чем‑то оскорбили и унизили. Желаемое снова отодвигалось вдаль; ничего, когда‑нибудь можно будет легко переступить это препятствие, не свалившись по пути в яму с дерьмом. Пусть только Валерка поскорее выполнит свое обещание. Оксана вернулась домой и принялась перебирать вещи в шкафу, чтобы успокоиться. Жаль, нельзя надеть длинную и теплую вязаную юбку, облегающую ноги при ходьбе, которая так нравилась Лёше. ОЗК не позволял порадовать его нарядной одеждой. Но можно ведь положить в сумку что‑то от себя, этого Главный маразматик ей еще не запретил.

Оставив охранника в шлюзе, Оксана бегом спустилась по лестнице, остановившись лишь у медпункта, чтобы отдышаться. Дверь не заперта. Алексей не ждет ее, но должен обрадоваться, хотя бы потому, что она принесла боеприпасы, которые он просил.

— Лёша!

Никто не ответил. На этот раз он действительно спал и не слышал ее шагов, Оксана присела рядом на койку. Алексей резко перевернулся на другой бок, не просыпаясь, что‑то неразборчиво сказал.

— Тише, Лёш, это я…

Она прикоснулась к нему и через мгновение уже с беспокойством ощупывала лоб, мокрую подушку и одежду на нем. Несмотря на холод вокруг, его тело было слишком горячим, а расправляя перекрученную и скомканную простыню, Оксана увидела распухшую от локтя до кисти правую руку, исполосованную фиолетовыми синяками и ссадинами.

— Лёша, что это?! — она вскрикнула, и Алексей, наконец, проснулся.

Недоверие, переходящее в недовольство… Замутненные тяжелым сном и лихорадкой глаза смотрели будто сквозь нее. Он не произнес ни слова, только отобрал простыню, прикрывая раненую руку.

Несколько минут прошли в молчании. Оксана беззвучно плакала, сидя на краю койки. Потом Алексей снова открыл глаза и потянулся к столику за водой, но непослушные пальцы не могли удержать ручку и даже обхватить кружку.

— Не надо, я подам тебе…

Хоть чем‑то помочь ему! Она никак не ожидала застать любимого в таком состоянии, хорошо, что оказалась здесь именно сейчас, ведь он нуждается в ее помощи. Хоть раз… Алексей выпил воду, все же слегка придерживая снизу кружку.

— Еще… Там под столом ведро, только сверху зачерпни аккуратно, чтоб осадок не попал.

Отстоявшаяся вода была холодной, Оксана и сама хотела пить, но уже забыла об этом. Взгляд Алексея так и не прояснился, было заметно, что даже привстать, опираясь на локоть, ему мучительно трудно, кожа оставалась горячей и сухой. Оксана осторожно уложила его на подушку и коснулась кончиками пальцев подсохших царапин.

— Кто?

— «Снежок», — он отвернулся, будто даже смотреть на кого‑то было для Алексея тяжело. Нет, она сейчас нужна ему! Очень нужна. У него больше никого нет.

— Тебе больно?

— Ты прикасаешься, а я даже не чувствую. Кожа натянута, потеряла чувствительность. Внутри сильнее болит.

— И сейчас? — она прижалась губами к этой руке, ощутив жар его тела, снова и снова, целовала запястье, пальцы, ладонь. Тут уж он не мог не чувствовать!

— Ксюша, что за детский сад? От этого легче не станет. Лучше уходи.

— Нет! У нас с тобой еще не меньше часа времени, Юрий Борисович разрешил… Лёша, он знал, что ты заболел?

— Да, знал, — Алексей разглядывал ее уже более осмысленно, жаль, что оживился он только после упоминания Главного Привратника.

— И прислал только патроны, никаких лекарств! — девушка всхлипнула от беспомощности.

— Ксюша, не беспокойся. С болью я справлюсь, перевязки мне не нужны, потому что нет открытых ран. А патроны понадобятся уже дня через три.

— Так быстро не заживет. И ты, кажется, простыл, Лёша, — Оксана положила голову ему на грудь, но не услышала ни хрипов, ни свиста, обычных для простуды. Дыхание было чистым, вот только почему же он весь горит? Девушка хотела снова ощупать его лоб, но Алексей удержал ее.

— Просто останься тут со мной. Разве ты не этого хотела?

Не совсем… Но только здесь, в его объятиях, было хорошо, можно коснуться его, ведь он принадлежит ей! Да, ненадолго. Но только ей! Не Главному Привратнику с его секретами и темными делами… Их здесь только двое, и Алексей хочет, чтобы она осталась с ним.

— Лёш, тебя нужно обтереть хотя бы водой, это жар собьет.

— Не надо. А что, считаешь, меня уже обмывать пора?

— Что ты?! — нет, немного резкий запах пота вовсе не был неприятным, Лёша ведь не неделю здесь валяется, и до покойника ему далеко, судя по той силе, с которой он удерживал девушку, и по привычным шуткам тоже.

— Лёша… Я люблю тебя, — Оксана закрыла глаза, прислушиваясь к ровному ритму сердца. Никакое «люблю» не заставило его биться чаще…

Жаль тратить силы, их оставалось совсем немного. Пусть просто будет рядом, как любимая мягкая игрушка. Которая лет пять уже не надоедала и безотказно радовала, когда хотелось взять ее с собой в постель… Если бы Ксюша все‑таки затеяла свои медицинские процедуры с обтираниями, пришлось бы позорно признать, что мало на что способен, лишь поглаживать слегка и смотреть на нее. Одетая девушка не доставляла большого удовольствия, но зачем же раздевать, обнадеживая?

Похоже, самочувствие улучшилось, раз полезли в голову такие хулиганские мысли. А сейчас в голове прокручивался еще и прерванный сон: нападающие в темноте твари, в кобуре нет оружия, страшное ощущение слабости и обреченности на миг. Как ему вдруг захотелось сдаться, отказаться от борьбы, потому что нет сил, потому что безумно устал. Оксана не в состоянии помочь справиться ни с одной его проблемой, могла бы немного облегчить боль, но… Но Алексей и сам хотел этой боли, она проясняла разум, не следовало усыплять его снова. Пусть Ксюша полежит спокойно и не суетится, так от девушки меньше вреда.

Появилось даже чувство легкой обиды, потому что в помощи Алексей больше не нуждался. Ничего нельзя сделать с раненой рукой, со временем само заживет. Его одежда была в порядке, вещи аккуратно разложены по местам, чистая вода теперь придвинута поближе к кровати. Даже открытая банка консервов прикрыта полиэтиленом, чтобы не засохло. Лёша, похоже, окончательно отвык от людей, или просто Оксана сама чувствует себя не на своем месте рядом с ним. Он снова бессовестно и демонстративно скучал. Почему же тогда так крепко прижимает к себе, не отпуская?

Боясь уснуть рядом с неподвижным Алексеем, Оксана пошевелилась и села на койке.

— Мне нужно уходить. Если бы Юрий Борисович не отправил со мной охранника, я могла бы остаться на весь день. Но этот человек ждет меня.

— Если нужно… — Алексею было уже безразлично, ждет ли охранник, сидит ли рядом Ксюша.

— Лёш, а там вода осталась?

Под левой рукой кружка расположилась намного удобнее, но все же привстать, опираясь на распухший локоть, оказалось теперь непростым делом. Движение вышло неловким, половина воды выплеснулась на ее одежду, Алексей любовался обозначившимися под мокрой тканью вожделенными округлостями. «Ксюш, извини, я не мог удержаться! Хоть эстетическое удовольствие себе доставил, в остальном сейчас полная несостоятельность, несто… Черт, в общем, не уверен — и не пробуй».

— Что же делать? — девушка опустила глаза в растерянности.

— Не успеешь замерзнуть, тут совсем недалеко.

— Нет, Лёш… Там же охранник. Он увидит.

— Пусть смотрит, тебе нечего стыдиться. Только руками трогать не позволяй.

Себе самому Алексей позволил лишь целомудренно поцеловать Ксюшу горячими сухими губами. Даже это оказалось малоприятно — тонкая кожа потрескалась от жара. Но сил немного прибавилось. Проводив девушку, он решил все‑таки добраться потихоньку до санузла и попытаться смыть с себя эту неприятную слабость, обходясь без посторонней помощи.

* * *

— Юрий Борисович… — Оксана решительно настроилась защитить Алексея в меру сил. — Он очень плохо себя чувствует! Температура, и вся правая рука в синяках. Его кто‑то очень сильно покусал. Если Лёша… Алексей выйдет один из бункера в таком состоянии, то это рискованно. Он может погибнуть.

— Тарасова! — но пришлось чуть приглушить тон, наглость девчонки имела под собой основания. Как же надоели все эти страсти–мордасти, хоть кто‑нибудь сохранил тут ясный ум или в бункере наступила круглогодичная весна для влюбленных и шизиков?! — Оксаночка, вы плохо знаете своего Алексея. Он мужчина прежде всего. И то, что вы сейчас тут за него просите, прозвучало бы для него как оскорбление.

— Но я сама видела. Он едва держался на ногах.

— Это сегодня. Через пару дней всё будет хорошо.

— Но его рука… — такой отек и болезненные синяки не сойдут быстро, Лёше просто опасно выходить снова, рискуя ввязаться в бой с мутантами.

— Он вооружен, вы сами отнесли ему боеприпасы. Алексей отлично владеет оружием, — вот тут пришлось преувеличить, Колмогоров никогда не числился среди лучших стрелков бункера, но, как известно, экстремальные обстоятельства заставят либо стать лучшим, либо умереть.

— Юрий Борисович, я понимаю, что не имею права спрашивать… Но все‑таки, скажите хотя бы, насколько это всё опасно?

— И я не имею права вам ответить. — Привратник был доволен, что Алексей не посвятил девушку в подробности, впрочем, он безмерно удивился бы, поделись вдруг этот скрытный человек своими планами. — Но это действительно опасно. Я ничего не скрывал от Алексея, он согласен на мои условия. Согласитесь с ними и вы, Оксана. Просто поверьте, что он справится, ведь и раньше ему всё удавалось. Ведь вы любите его именно за это?

— Наверное…

— А когда ему потребуется ваша помощь, я обещаю сообщить вам.

Не каждый осмелился бы возразить Главному, вообще выразить

какой‑либо протест в этом кабинете, но девушка нашла в себе силы. Грицких задумался, не считал ли он Тарасову до сих пор слишком покладистой, слишком глупой? Нет. Красивая женщина, умом не обделенная, прирожденный манипулятор, если бы только ей не встретился именно Алексей… Могла и отступить, понимая, что эту крепость штурмом не возьмешь. Но трудно не влюбиться до потери сознания в этот гибрид Аполлона, Гермеса и Ареса в одном лице! И поэтому Оксана сделает все как надо, а протесты можно и потерпеть. Грицких ожидал чего‑то подобного, девичья истерика оказалась даже слабее, чем он предполагал. И какого черта хотел Колмогоров от Лены, теряя время?! Чего еще искать, когда такая красотка смотрит, как на бога? Что ж, шанс прожить вместе долго и счастливо они уже упустили. Теперь остается лишь умереть в один день — это Главный Привратник им обоим гарантирует. Свидетелей остаться не должно.

* * *

В уголке сумки с боеприпасами нашелся сверток, Алексей распаковал его, и на стол чуть не высыпалась куча порошка: пищевые добавки, которые выдавались всем в бункере. Оксана положила, наверное, Грицких бы не допёр. Смесь из сушеной хвои, травок и перемолотой яичной скорлупы помогала хоть как‑то поддержать организм при однообразном питании. Ему бы сейчас лекарств нормальных, а не витамины. Ничего, обойдется.

Осторожно перекладывая все это в более удобную банку, Алексей вспомнил Леночку… Когда закончились таблетки, которые еще кое‑как принимал капризный ребенок, он едва смог заставить ее съедать хоть немного этого непонятного порошка. Дядюшка с этим дела не имел, его не касалось, что девочку приходится подолгу уговаривать, рассказывая при этом чуть ли не про биохимические процессы человеческого организма… Что из этого понимала малышка, Алексей не знал. Но «умные слова» действовали безотказно!

Лена… Теперь сухая смесь и у него застряла комом в горле, некому было уговорить проглотить. Аргументов не нашлось бы — спасать быстро угасающую жизнь незачем. Но Ксюша‑то не знала, не пропадать же добру. В метрополитене Алексею этого не хватало, как здесь не хватает иногда мерзкой выпивки Китай–города. Он чуть было не превратился в такого же бледно–зеленого обитателя вечной темноты, где нет ни витаминов, ни кварцевых ламп, если только для самых–самых… А бункер жил и размножался до сих пор, пару лет так размножался, что пеленки не висели на веревках разве что в «оружейке» и в зале Совета. Алексея не мучила тоска по родным стенам, не хотелось возвращаться ни в какой человеческий муравейник, а путешествий во времени не бывает, к сожалению.

Он пил уже третью кружку воды, и все еще было мало… Наверное, долго провалялся в полубреду на промокшей от пота постели, надо бы сменить белье — чуть позже, когда появятся силы для этого; пока лишь пульсирующая под посиневшей кожей боль держит в сознании и тонусе. И злость на всю эту мутантскую сволочь.

Он встряхнул старый измятый полиэтиленовый пакет, на одеяло выпала зубная щетка и снова порошок, смешанный для экономии с толченым углем. Алексей смеялся до слез: как мамочка позаботилась, будто он сам мог об этом забыть. А носового платка все же не нашел. Видно, вытирать ему сопли Оксана еще не намеревалась. И на том спасибо.