В морге (2)
Юрий бродил по кабинету отца взад–вперёд, заложив руки за спину.
— Итак, что мы имеем? Если разобраться — то же, что и вначале. Труп — раз. Факт… способ убийства — два. Историю болезни трупа — три. Ну, ещё разные мелочи. А толку–то от всего этого? Всё только ещё больше запуталось. И соседей я опросил — никто ничего не видел и не слышал, как сговорились. Какого чёрта Лаховский попёрся на кладбище, хотел бы я знать? Был ли гомосексуальный акт принудительным или же добровольным? И как это всё происходило: на могильной… на скамейке той, что ли?
Патологоанатом задумчиво посмотрел на сына и закурил папиросу.
— Проверь ещё раз его сестру, — сказал он наконец. — Такое впечатление, что она знает что–то, но скрывает, пускай и неумышленно. Может, она считает это незначительным, тогда как в таком деле важны даже самые мелкие детали.
— Думаешь, стоит её навестить?
— Не мешало бы.
— Так, — Юрий посмотрел на часы. — Сейчас полтретьего. По всем правилам она должна быть на похоронах.
— Ну вот и поезжай прямо туда. Вырази соболезнования. И как следует присмотрись к присутствующим.
— Да, пожалуй, я так и сделаю…
— А если вдруг получится, уточни вот какую деталь: не был ли её брат пассивным гомосексуалистом. И выясни круг его бывших знакомых. Может пригодиться.
— Понятно, что может, — вздохнул Юрий. — Ну ладно, тогда я поехал. Если получится, вечером заскочу.
На кладбище
Хоронили Сашу на том же самом кладбище, где его и убили.
— Простите?
Марина поняла, что обращаются к ней. Повернувшись на голос, она заметила стоящего рядом невысокого мужчину лет сорока, склонного к полноте и с залысиной. На нём были чёрный костюм, белая рубашка и коричневый с жёлтыми разводами галстук.
— Вы ведь Марина, сестра Саши? — девушка кивнула. — Я Дмитрий Фёдорович Терехин, Дима. Вы меня помните?
Да, что–то знакомое было в этом лице…
— Вы… вы когда–то лежали с Сашей в одной палате?
Мужчина энергично закивал. Глаза у него были карие и немного выпученные. И вообще, в выражении его лица усматривалось что–то овечье. Могильщики тем временем уже заканчивали свою работу; скоро нужно было устанавливать памятник и оградку. Народу на похороны пришло немного: кое–кто из соседей, коллег Марины по работе и ещё этот Дмитрий Фёдорович. Её единственная подруга Рита, бухгалтер в «СибЭнерго», уехала на месяц в Москву — бросила её, сучка, в самый ответственный момент… Но, впрочем, она ведь не могла знать, что Сашу убьют…
— Меня выписали вчера.
— А как вы узнали о смерти Саши? — действительно странно. Кто же ему сообщил об этом?
— Ну… мне сказали, — уклонился от прямого ответа толстяк. — Ещё не выяснили, кто его убил?
— Нет.
Одна из бабок–соседок начала вдруг истерично завывать. Господи, ну ей–то с чего расстраиваться? Разве кто–то умер у неё? Нет. Марина закусила нижнюю губу и снова повернулась к бывшему соседу брата по палате.
Но того уже рядом не было. Ещё одна странность. Девушка посмотрела по сторонам, но маленькой и толстой фигуры в чёрном нигде не увидела. Куда же он делся? А что, если этот Дмитрий Фёдорович всего лишь («Ничего себе всего лишь») игра её воображения? За последние дни мозг перенапрягся, плюс к этому ещё и приём транквилизаторов, причём, в таком количестве, которое запросто свалило бы с ног самого закалённого токсикомана. Смерть Саши, седуксен, сонапакс — всё это в совокупности могло без проблем породить фантом человека, которого Марина видела в последний раз тремя месяцами раньше.
Но нет. Слава Богу или кому–то ещё, всё было в порядке. Терехин просто стоял теперь несколько дальше, спрятавшись (намеренно или ненамеренно?) за ещё более толстого, чем он, главного хирурга, который, в основном, и помогал Марине с похоронами. Девушка прекрасно знала, что этот вдовец влюблён в неё и ради этого готов пойти на любые жертвы, но он был совершенно не в её вкусе и к тому же чуть ли не в два раза старше, поэтому шансов на успех не имел практически никаких. Хочет делать подарки, помогать в чём–либо, не обращать внимания на опоздания на работу — всегда пожалуйста, а на большее пускай и не надеется.
Могильщики — четыре мужика с мордами профессиональных алкоголиков — наконец распрямились и выжидающе уставились на Марину. Откуда–то появился тот самый молодой невысокий следователь, что таскал её в морг и потом допрашивал, и принялся помогать главному хирургу устанавливать памятник. Марина стояла чуть в стороне, наблюдая за происходящим со странным равнодушием и безразличием. Наверное, это давал о себе знать сонапакс.
Каким–то образом возле неё снова оказался Терехин. Он выглядел взволнованным.
— Вы должны выкопать его, немедленно! Он умер не до конца!
— Боже, отвалите! — прошептала Марина. — Не надо никого выкапывать, я вас прошу.
— Я знаю имя убийцы! — хватая её за руку, зашептал толстячок, и его глаза безумно блеснули. — Его зовут Астронавт!
— Да отвяжитесь вы от меня!
Он отпустил её руку, уставился на памятник и вдруг закричал неожиданно визгливым голосом:
— Он не умер! Он не умер!
Рядом, словно некий мистический защитник, тут же возник Юрий — страж закона и порядка.
— Какие–то проблемы, гражданин? — поинтересовался он. — Здравствуйте, Марина!
Девушка кивнула и обхватила себя за плечи — крест накрест. Нижняя губа у неё слегка дрожала.
— Проблем нет никаких, за исключением одной, — заявил Толстяк. — Так, совсем мелочь. Этот человек, — его палец, похожий на сардельку, указал на могилу, — умер не до конца!
Юрий непонимающе посмотрел на Марину, которая вдруг начала плакать, хотя слезы у неё при этом из глаз не текли. Сглотнув слюну, толстяк заговорил снова:
— Вы должны выкопать его. Сейчас же.
— Кто вы такой? — стараясь казаться как можно более грозным, задал ему вопрос Юрий. — Что вы здесь делаете? Он ваш родственник, Марина?
— Он сумасшедший. Убери его отсюда, прошу тебя!
Юрий воспрял духом: девушка сама просила его о помощи, о защите. А он уже и не надеялся…
— Вам лучше уйти! — сказал он толстяку, но тот как будто и не услышал его слов.
— Он жив, жив! Если…
— Я из милиции! — тихо сообщил ему Юрий, извлекая из кармана удостоверение. — Ты что, хочешь проблем, мужик?
— Ишь ты, из милиции! Запугивать меня вздумал, да? Не имеешь права, понял?
Юрию всё происходящее начинало не нравится. Он уже хотел было принять решительные меры, но сумасшедший вдруг махнул рукой и направился прочь от могилы, что–то бормоча себе под нос. К Марине и Юрию приблизился главный хирург.
«А это кто такой, интересно? — подумал следователь. — Ничего себе рама! Метра два с чем–то, да и весит, наверное, килограмм сто сорок. Вдвоём хрен обхватишь!»
Больше всего он напоминал Юрию медведя. Или гориллу? — тут же возникла новая аналогия. Ну и ручищи… Юрий вспомнил, как тот один поднимал тяжеленный памятник и даже не поморщился. Уф-ф.
Алкоголики–могильщики тем временем возились с оградкой. А ведь её потом ещё и красить надо будет, подумала Марина. Боже, и на хрен ей это надо — с кисточками всякими тут ползать?
Главный хирург спросил басом:
— Что это был за псих? Он тебя расстроил, Мариночка?
По его взгляду и этому «Мариночка» Юрий понял, что перед ним конкурент. Отцом девушки он быть не мог: та говорила, что её родители умерли, да и внешне они абсолютно не похожи. И что самое плохое, такому конкуренту страшно предъявлять какие–либо обвинения. Вот был бы он чуть меньших габаритов…
Итак, этот жирный великан, годящийся Марине в отцы, по всей вероятности имел на девушку вполне определённые виды. В сердце Юрия закралось нечто вроде ревности, а в мозг идиотская мысль: а не он ли убил Сашу, чтобы Марина, оставшаяся одна, относилась к нему более благосклонно? Почему–то Юрий был уверен, что его возлюбленная (или просто объект страсти?) не испытывает к — Боже, какие у него кулаки! — взаимной симпатии. Почти уверен. Но этого «почти» было вполне достаточно для того, чтобы Юрий ощутил прилив новых сил и оптимизма.
— Кто это был, Мариночка?
Опять «Мариночка»!
Но девушка не слушала его — её внимание было приковано к могиле. Двое мужчин переглянулись, впрочем, один раз они уже так друг на друга смотрели — когда устанавливали памятник. Пожилой гигант и невысокий юноша. Юрий знал, что выглядит моложе своих двадцати четырёх и по этому поводу немного комплексовал. Тем более, сейчас, в контрасте с конкурентом…
— Меня зовут Герман Эдуардович! — произнёс внезапно мужчина, протягивая ему огромную руку. — Я работаю вместе с Мариной. Моя фамилия Браун, я хирург.
Юрию ничего не оставалось, кроме как представиться тоже и скрепить ритуал знакомства рукопожатием.
— Я следователь, — добавил он, — веду дело об убийстве Марининого брата.
— Ты молодой, — непонятно для чего сказал хирург, вновь заставив Юрия почувствовать себя не в своей тарелке. — Я думал, ты родственник, а ты, оказывается… Из какого ты отделения?
Откуда такой интерес? Ему–то какая разница?
— А вы знали брата Марины?
— О, понимаю, понимаю! Работа прежде всего. Похвально, молодой человек! Нет, я не был знаком с Александром.
Спустя двадцать минут все начали расходиться. Марина отказалась уезжать и беседовать с Юрием, отдав предпочтение главному хирургу. Чёрт возьми, она что, специально? Юрию показалось, что, садясь в свою машину, Браун бросил на него злорадный взгляд победителя. Следователь сплюнул и, закурив, направился к жигулям, рядом с которыми был атакован какой–то бабкой (соседкой Марины) — одной из тех, кого он опрашивал позавчера. Отвязаться от неё ему удалось лишь с большим трудом.
Всё, что было известно следствию:
1. ФИО трупа — Лаховский Александр Андреевич. Проживал по адресу Некрасова, 24–77, вместе с младшей сестрой Лаховской Мариной Андреевной. Возраст трупа — 31 год.
2. Способ убийства и причина смерти: на затылке трупа имеется рана с тремя лучами неодинаковой длины, что характерно для большинства случаев, когда убийство совершено каким–либо тупым предметом. Следы борьбы отсутствуют. Изменение положения тела после смерти не выявлено.
З. За несколько часов до смерти (от одного до двух) Лаховский имел половое сношение в прямую кишку. Насильственное или добровольное — не выяснено.
4. Труп был обнаружен возле могилы некоего Котова, одет в голубую рубашку, серые брюки, обут в кроссовки. Следов нигде не найдено в ввиду прошедшего в период между убийством и обнаружением трупа дождя. Предположительное время наступления смерти: от 19.00. до 23.00., 2 августа. Обнаружен на следующее утро (7.10.) смотрителем кладбища. Ничего подозрительного за день до этого тот не видел и не слышал. Как и для чего убийца и жертва попали на кладбище — не выяснено.
5. На протяжении девятнадцати месяцев Лаховский находился на излечении в психиатрической больнице № 32 с диагнозом «инициальная депрессия», которая позже переросла в депрессию «эндогенную». Выпущен из больницы 1 мая в связи с ясно выраженной терапевтической ремиссией.
6. Убийца (предположительно) — гомосексуалист, склонный к некрофилии.
Вот, практически, и всё, что было известно следствию.