Я ожидала увидеть горы бесформенных каменных глыб, но вопреки рассказам Ленни о землетрясениях, практически стерших Ниннесут с лица земли, в городе оставалось немало впечатляющих руин. Где-то сохранялись стены, на некоторых из них даже можно было рассмотреть следы красочных мозаик. Где-то высились ряды колонн, неровных и выщербленных, словно старый, потрепанный гребень, но по-прежнему целых. Где-то полукруглые обломки шлифованного некогда камня свидетельствовали, что когда-то здесь бил фонтан. Резьба треугольной шапкой упавшего и расколовшегося надвое фронтона какого-то величественного здания поражала тонкостью линий даже спустя тысячи лет. Сохранились и части улиц, замощенных каменными плитами – расколотыми, скособоченными, с пробивающейся через зазоры жесткой сорной травой, но до сих пор существующими.

Ниннесут и вполовину не был так огромен, как Вельм (о чем, впрочем, трудно было судить по тем развалинам, что я видела), однако даже скудные остатки былого величия возбуждали воображение. Когда-то это был прекрасный город, и я даже и представить себе не могла ничего подобного. Ниннесут располагался на трех гигантских террасах, отделенных друг от друга широкими крепостными стенами – сейчас уже разрушенными и сохранившими лишь часть своих укреплений (по крайней мере внизу). От нижней части города действительно почти ничего не осталось – фундаменты, следы стен, беспорядочное нагромождение каменных глыб, отколовшихся от окружавших город гор и невесть как оказавшихся здесь. Средней части повезло больше – даже отсюда, снизу, я могла видеть остатки строений, отстоящих друг от друга на равном расстоянии, что наверняка свидетельствовало о том, что город строился не наобум, не беспорядочно, а следуя строгим четким линиям… И наконец, третья, самая верхняя часть, была разрушена менее других. Зубцы крепостных стен большей частью отвалились, глубокие трещины зияли чернотой, каменные обломки валялись бесформенными кучами, однако позади них возвышались развалины прекрасных зданий – некогда высоких и пропорциональных, богато украшенных резьбой, а теперь заставляющих лишь сожалеть об утраченном… Странным было и то, что развалины не блестели влагой – они были совершенно сухими, даже высохшими, а земля при каждом шаге отдавала пыльной трухой, словно и не шел здесь дождь, нет, дожди, которые мы оставили по ту сторону скал, словно здесь вообще очень-очень давно не было никаких дождей…

Не знаю, долго ли я так стояла, рассматривая открывшуюся передо мной картину, однако две отдаленные человеческие фигуры, мелькнувшие на крепостной стене верхнего города, заставили меня спохватиться и броситься вслед за Ленни – мой спутник, оказывается, ушел далеко вперед.

Людей на стене Ленни тоже заметил, но на их появление только неприязненно буркнул «а вот и встречающие» и поспешил вперед, прыгая с одного каменного обломка на другой и направляясь прямо к остаткам величественной арки, отделяющей нижний город от среднего.

– Что, мы прямо так и войдем? Даже не скрываясь? – удивилась я, поглядывая на верхнюю стену. Расстояние до нее было весьма приличным – человеческие фигуры я могла различить лишь с трудом, но стражи стены тоже нас заметили и замерли наверху, показательно отставив в сторону руку с копьем.

– Что толку скрываться? – мрачно усмехнулся Ленни, – Нас уже заметили. И насколько я помню, этот проход единственный безопасный.

– А что там? – я махнула рукой по сторонам.

– Ловушки. Тысячи мелких и крупных магических ловушек. Ты пытаешься спрятаться за колонной – и проваливаешься под землю. Ты ступаешь на каменную плиту – и лианы оплетают тебя с ног до головы. Ты обнажаешь меч – и обнаруживаешь рой разозленных ос. У хранителей была тысяча лет разбросать свои магические игрушки по городу и даже по долине на подступах к нему.

– Значит, ты знаешь, как пробраться туда, в верхний город?

– Не совсем, – пробормотал Ленни, подходя к арке, – Кое-что здесь изменили. Придется искать новый путь.

Он достал из сумки завернутый в шелк амулет, освободил его от ткани и подбросил на ладони. Потом закрыл глаза, сосредоточившись на своих ощущениях. Очевидно, что-то Ленни очень не понравилось, поскольку он недовольно скривился, спрятал амулет и повернулся ко мне:

– Мне нужна твоя сила, Никки.

Этот покровительственно-хозяйский тон невыносимо раздражал меня, и я собиралась отбрить Ленни… но замерцали нити вокруг меня, и изящная гладь плетений разукрасила мир. Я стала слишком быстро поддаваться гневу, а Ленни, разумеется, знал, как провоцировать меня. Но рассуждать на эту тему мне не пришлось – куда более интересные события захватили меня.

По ту сторону реальности, где я теперь находилась, Ленни искал. Я чувствовала по подрагиванию нитей, как нечто легко касается их – словно ладонь слепца аккуратно проводила по траве, разыскивая потерянный перстень. Сначала близко, потом все дальше и дальше от меня… Потом я стала замечать и изъяны в ткани плетения: кое-где нити сбивались в цветные клубки, то редкие, то плотные, но всегда инородные – эти нити не были плоть от плоти камня, или воздуха, или земли, они были чужими. Магия! Я видела клубки магии, ловушки, о которых говорил Ленни!

Чем дольше я оставалась в состоянии «видения», тем быстрее притекала ко мне сила. Она наполняла меня мощными волнами и тут же тихо уходила из меня, безболезненно, незаметно, но неуклонно. Ленни забирал силу, не нанося мне никакого ущерба и даже с некоторой пользой: теперь, не опасаясь быть раздавленной избытком магической силы, я могла осматриваться и наблюдать за тем, что делает мой спутник. А он не делал ничего особенного. Он только искал, натыкался на магические ловушки и осторожно отходил от них, стараясь не задеть и не запустить чуткий магический механизм. Это было странно и занятно наблюдать: он действовал как слепец, а вот я безо всяких усилий и приспособлений видела каждый клубок инородных нитей, что были разбросаны на огромном поле древних развалин. Чем дольше я смотрела, тем проще мне было их находить. Не сомневаюсь, что будь у меня возможность все это изучить неторопливо, внимательно и вдумчиво, я нашла бы способ распустить нити эти ловушек.

Но эти свои крамольные мысли я постаралась тщательно скрыть от своего спутника.

Поиск наконец закончился. Мы вернулись в реальный мир, а я опять не успела заметить, как Ленни это делает – как возвращает нас обратно. Я давно уже поняла, что спрашивать у него что-либо бесполезно. Он рассказывал мне только то, что выгодно ему самому. А обретение мною контроля над магией явно не входило в число нужных ему вещей. Так что это я должна была узнать сама. И узнаю, в следующий раз обязательно узнаю.

– Сюда, – озабоченно кивнув растрепанной головой в сторону, Ленни пояснил:

– Идем вдоль того портика с колоннами, через вон ту дорогу к площади, где торчит… не знаю, фонтан, наверное. Потом та стена с зубцом, видишь? Там есть разлом. Иди за мной след в след.

И мы пошли. Путь оказался не таким легким, каким казался снизу. Нам приходилось карабкаться через завалы и идти по ребру стоймя поставленной каменной плиты, нырять в лазы. Прошел не один час, прежде чем мы оказались у глубокого рва, отделяющего средний город от верхнего. На другой стороне рва высились порядком потрепанные стены въездной башни, полуразрушенная арка под ней и лента широкой крепостной стены, кое-где тоже основательно разрушенной. Через ров когда-то был переброшен мост, но время давно уже оставило от него лишь жалкие останки. Зато сам ров выглядел не таким уж глубоким и отвесным – мы с Ленни не раз перебирались через препятствия куда опаснее, чем длинная пологая яма, заполненная обломками камней. Но мой спутник отнюдь не спешил спуститься вниз, в ров, словно бы приглашавший неосторожных путников прогуляться по его дну…

– Мир вам, добрые люди.

Ленни был так сосредоточен на решении сложной задачки, что не заметил приближения незнакомца – и это испугало и разозлило его. Насмешливый ленивый голос принадлежал нестарому еще человеку, поджарому, худощавому, чуть ли не до глаз заросшему темной с проседью бородой. Дорожная одежда его явно претерпела не одно купание и лазание по скалам, не раз латалась и зашивалась, однако ни плащ-пылевик, ни добротные штаны, ни сапоги, ни тем более удобные ножны с клинком не принадлежали нищему оборванцу. Ирония в его глазах свидетельствовала об отменном чувстве юмора, как и забавная широкополая шляпа, лихо сдвинутая на затылок.

– Ищете проход? Бог в помощь. Но раз вы дошли до самих врат – милости просим в нашу компанию.

Он неторопливо развернулся и широким жестом указал куда-то вдоль рва. В проеме между двумя полуразрушенными стенами стояло трое его сотоварищей.

Ленни бросил еще один взгляд на ров, на остатки врат позади него, на возвышающиеся впереди развалины башен, потом оценивающе оглядел мужчину, стоявшего перед ним, широко улыбнулся и шагнул вперед.

– Отчего ж нет? Премного благодарны за приглашение.

Было ли для Ленни новостью, что на южной окраине Срединного города (скорее даже за его пределами с южной стороны), под сенью окружавших город скал расположился целый лагерь таких же искателей сокровищ Эрранага, как и он сам, – не знаю. Вот я точно была удивлена. Здесь было с полсотни человек, не меньше. Кто-то из авантюристов обосновался под стенами и в нишах скал, кто-то нашел укрытие в проемах между каменными плитами – вырыл там землянку. Кто-то просто незатейливо бросил на каменное месиво свои вещички и грелся у чужого костра. Но перво-наперво в глаза новоприбывающих бросался добротный шатер, стоявший посреди лагеря. Это временное убежище украшало древнюю землю Ниннесута своей несуразностью словно гриб-поганка и похоже было, что стоит оно здесь не день и не два.

Над лагерем витал целый букет разнообразных запахов – от сытного аромата готовящегося обеда до отбросов и мертвечины. Странно, почему все эти запахи, хорошо ощутимые в сухом воздухе этой части древнего Ниннесута, не разносились по всему городу.

– Ну, и кто же вы такие будете?

Очевидно, с управлением всем этим сборищем здесь проблем не было – и те, кто прибыл давно, и те, кто прибывал сейчас, сразу понимали, кто здесь главный. Этот главный занимал черный с красными фестонами по окружности шатер и его охраняла по крайней мере парочка крепких парней, окидывающих каждого проходящего мимо тяжелым взглядом. Я удостоилась взглядом еще и заинтересованным – пройдя по всему лагерю, я заметила только двух женщин. Одна из них мрачно правила свой нож и глядела исподлобья. Вторая сидела на коленях у дородного бородача и визгливо хихикала.

– Эй ты, язык проглотил?

Голос раздавался из глубины полутемного шатра. Ленни прошел вперед, вглядываясь в фигуру, полулежащую на куче шкур. Меня же незатейливо подтолкнули в спину вслед за моим спутником.

Однако ответить Ленни не успел. Едва свет от светильника упал ему на лицо, как человек на шкурах оживился и приподнялся на локте:

– Ба! Сам Лейн Тристран! Давненько я тебя не видал!

Хозяин шатра был толст и массивен, как медведь. Его рыжая шевелюра была всклокочена, борода задралась вверх, брови копошились белесыми мохнатыми гусеницами, но он отнюдь не был смешон. Его ручищи без труда раздавили бы мою талию, а толстые ноги напоминали бочки, затянутые в кожаные штаны.

– Значит, это ты, Барсук, всем этим заправляешь?

– Не называй меня Барсуком, – ворчливо оборвал его толстяк, пошлепал сочными красными губами и жестом отослал слуг и охранников, – Здесь меня зовут господином Маршем. Но для тебя, так и быть, я просто Марш. А это кто? Твоя шлюшка?

– Это моя подруга. Ее зовут Никки. И я за нее тебе глотку перегрызу.

Сказано это было скучающим, равнодушным тоном, от которого глаза хозяина шатра помрачнели, между тем как на лице его по-прежнему блуждала почти приветливая улыбка. После такого представления Ленни плюхнулся на каменную плиту, устланную шкурами, и обвел глазами шатер.

– Неплохо устроился.

– А я всегда неплохо устраиваюсь, – маленькие глазки обмеряли каждый дюйм моего тела. Марш громко рыгнул и откинулся назад, – Так зачем же пожаловал?

– За тем же, за чем и ты здесь.

– У нас тут свои правила, дружище. Твои былые заслуги, они, конечно, впечатляют, но здесь мы все равны. Хочешь оставаться – заплати за место, у нас здесь, знаешь ли, тесно. И не пытайся сунуть свой грязный пальчик в замочную скважину без очереди – это тебе не бордель. А если тебе замочек удастся открыть – ты всем поделишься с остальными. Усек? Все мы здесь мастаки друг другу в котел плюнуть, так что или принимай правила, или уходи. Только совсем уходи – явишься еще раз и останутся от тебя одни белы косточки. Без предупреждения. А подружку твою в дело пустим. Хотя я бы пустил уже прямо сейчас…

– Ну что ты, Барсук, я же не дурак. Нарываться на неприятности не буду. Осмотрюсь тут денек, а потом скорее всего и уйду. Неохота мне с вами бодаться.

Марш из-под мохнатых бровей окинул Ленни оценивающим взглядом. Лицо его, сполна несущее печать многолетней разнузданности, было угрюмым и тяжелым. Не изменилось оно даже в согласии с радостным возгласом, исторгшемся из горла здоровяка:

– Приятно иметь дело с понимающими людьми! Заходи вечерком, приглашаю отобедать!

– С радостью принимаю приглашение.

Отвесив равнодушный поклон, Ленни подхватил меня под руку, и мы вышли вон.

Разумеется, кланяться местному хапуге и оставаться в лагере Ленни был не намерен.

Разумеется, оставлять без присмотра опасного и пользующегося дурной славой гостя Барсук тоже не собирался. Каждый остался при своем мнении и своих интересах, однако господин Марш, очевидно, уже не впервые обламывал тех, кто решил поживиться сокровищами Эрранага вперед остальных претендентов. Едва Ленни делал шаг, как за его спиной вставали два громилы с железными кулаками. Лейн Тристран и сам был не дохляк, однако против этих двоих выглядел воробьем. Все конечно же понимали, что иной раз тщедушненький маг с хорошими способностями в два счета уложит подобных сильных, но безмозглых молодцов на недельку в постельку, однако наблюдать за эскортом, пристроившимся позади Ленни, делающим беспечный вид, было забавно. Меня никто в расчет не принимал, и я могла без помех развлекаться разглядыванием охотников за сокровищами. Я устроилась на каменном выступе в выемке гранитного пилястра, предварительно с великим удовольствием рассмотрев изящный рисунок тонкой каменной резьбы, и принялась глазеть по сторонам. Лагерь авантюристов. Забавная штука…

– Что такая милая кошечка делает среди волков и гиен?

Давешний провожатый, встретивший нас у ворот в верхний город, неторопливо присел на каменный обломок напротив меня. Шляпу незнакомец снял, явив свету порядком потрепанную и просвечивающуюся на макушке шевелюру. Теперь, при свете дня, его лицо выглядело куда старше. Он многое повидал, этот человек.

– А Вы волк или гиена? – тут же поинтересовалась я, глядя в смеющиеся глаза моего собеседника. Он мне нравился.

– Волк. Мне приятно думать, что падалью я не питаюсь.

– А кошками?

– Только если киски сами не против… А твой волкодав зря зубами не щелкает.

Я проследила за его взглядом и увидела Ленни, оторвавшегося от разговора с каким-то малоприятным типом, и теперь настороженно наблюдающего за нами. Мой собеседник весело помахал ему рукой, Ленни счел беседу с ним неопасной и продолжил свой разговор.

– Ходят слухи, это Лейн Тристран?

– Да. Это плохо или хорошо?

– Рыжий Марш со времени его появления плюет желчью, а это меня забавляет.

– А Вам тоже сокровища Эрранага по ночам спокойно спать не дают? Или Вы просто перережете горло любому, кто встанет у Вас на пути? – мило спросила я.

– О, так у кошечки есть коготки?

– Еще и зубки. Вы не похожи на этих, – я обвела глазами странную, пеструю, разномастную компанию, добравшуюся в Ниннесут по зову своей алчности, – Вам стоило стать менестрелем.

– А я и есть менестрель, – довольно усмехнулся мужчина, поглаживая бородку, – Дриан мое имя, Дриан-песенник. Может, слыхала? Нет? Ну и ладно. Тебе одной скажу, чур, только никому больше: за сокровищами не гонюсь, потому как хорошая история для меня ценнее. И чует мое сердце, кисонька, вот-вот выклюнет долгожданный птенчик из этого тухлого яичка…

Был ли Валдес тем самым птенчиком или нет, но с его появлением история и вправду понеслась галопом, словно гнались за ней бешеные волки.

Начать с того, что в Ниннесут Валдес въехал на лошади – слыханное ли дело! Это ж как должны были постараться сыскари, чтобы перевезти лошадь по тем шатким и ненадежным веревкам, что служили мостком через последний разлом? Или новый мост сделали? Меж тем Главенствующий маг Имперского сыска Дарвазеи и вправду ехал верхом, с высот седла взирая на останки древнего города.

Его люди еще только миновали все ловушки нижнего города и остановились у остатков арки, ведущей в Срединный город, а известие о новом, причем чрезвычайно могучем сопернике (кто ж спорит с самой Империей?), разлетелось по лагерю искателей сокровищ лесным пожаром. Даже Барсук вылез из своей норы и взобрался на утес на краю лагеря, чтобы обозреть неумолимое шествие трех десятков хорошо вооруженных и прекрасно обученных воинов по нижнему «полю ловушек».

Каждый из искателей в свое время прошел этот путь, ибо от тех, кто его не прошел, не осталось даже имен, а потому выжившие уже хотя бы за это считали себя достойными несметного богатства Эрранага. Большинство охотников пришло сюда по зову реликтов, разными путями оказавшимися у них в руках, и надеялось найти то место, где знаменитый магический камень валяется себе на траве как обычный булыжник. Но оказавшись здесь, каждый искатель непременно узнавал все подробности волнующей истории несметных сокровищ легендарного Императора и уже не мог уйти просто так. В этом и состояла главная ловушка Ниннесута.

Каждый из новоприбывающих искателей попадал в лагерь с воинствующим блеском в глазах и немыслимым рвением и оказывался в лапах умелых вымогателей, потому как за место ли, за еду или сведения приходилось платить. Если ты не платил, ты умирал – тихо, во сне, или громко, в назидание остальным, но об этом не жалели: излишние соперники нигде не в моде.

Примерно с месяц назад охотники обнаружили в южных скалах, окружавших лагерь, более простой и безопасный (в обход «полей ловушек») путь доставки еды, оружия и прочих необходимых вещей, и этот путь, разумеется, тоже стал уделом избранных, прочим же приходилось за доставку платить. Поэтому у Барсука и его людей не было нужды сокращать поголовье своей паствы, и они с распростертыми объятиями встречали каждого, кто, озадаченно постояв у магически запертых врат в верхний город, шел к собратьям по охоте выяснить, а чего же узнали до него те, кто прибыл раньше. Однако помыкавшись пару дней, новоприбывший понимал, что задачка куда сложнее, чем представлялась раньше. Что тайные проходы, что обилие магических ловушек, что даже наличие таинственно появляющихся и исчезающих «хранителей», до странности равнодушно взирающих на копошение охотников под стенами Ниннесута, – все эти проблемы уже говорены и переговорены давно. И безрезультатно – попасть в верхний город не удалось никому, ибо магическая защита его была абсолютной. Люди, добравшиеся до лагеря охотников, прибывали сюда героями в собственных глазах, но быстро понимали, что их геройство ничего не стоит. Герой здесь каждый, а лагерь – это далеко еще не крепость Эрранага.

Но плюнуть на все и уйти из лагеря означало лишиться надежды на выигрыш. «Старожилы», за последние несколько месяцев облазившие горы вокруг Ниннесута вдоль и поперек, вынуждены были признать, что другого прохода в верхний город, кроме как через врата, не существует: где-то утесы нависали так отвесно, что только безумец рискнет взобраться на них (да еще не факт, что сумеет спуститься на обратной стороне), где-то строения так опасно кренились на краю обрыва, что малейшее усилие, казалось, вызовет неудержимый обвал, где-то путь преграждали высокие заросли чрезвычайно колючего и прочного кустарника. Для авантюристов, прошедших реки, горы, глухие ущелья и леденящие душу перевалы, сражавшихся с хищниками четвероногими и двуногими, это было не проблемой. Проблемой была магия. Ловушки были везде и во всем – на гладкой стене или в ямке, в пыльце крохотных цветочков, распускающихся по весне, в колючках, цепляющихся за одежду, в помете птиц и жалах пчел, в камешках, особым образом выложенных на дороге, в пепле, развеянном по ветру… Ловушек было так много, что охотники вынуждены были ходить только по прохоженным тропам. Они были так разнообразны, что, поднося ко рту кусок мяса, охотник прежде проводил по нему амулетом, а уж потом вгрызался в него зубами. Но если с подобными мелкими ловушками искатели худо-бедно, но справлялись (и даже согласились нести ежедневную трудовую повинность по обезвреживанию этих ловушек, охотно подбрасываемых и обновляемых неуловимыми «хранителями»), то взломать защиту на вид дряхлой и рассыпающейся крепостной стены не мог никто. Да что там взломать! Никто из искателей даже понять не мог, как она устроена. Сходились в одном – тут явно задействован реликтовый камень, ибо только он один, дивный и бесценный, обладал такими странными, не до конца понятыми магическими способностями.

Все искатели (не считая горстки слуг и охранников, без которых иные охотники в силу своей родовитости и амбиций просто не могли обойтись) были магами в той или иной степени – немаг добраться в этот ужасный заброшенный край, а тем более дойти до лагеря просто бы не смог, однако их магические умения здесь подвергались очень жесткой проверке.

Так что в конце концов каждый охотник приходил к неутешительному выводу: выкрасть сокровища, немалую долю которых составлял вожделенный реликтовый камень, из сокровищницы, защищенной магией из реликтового камня, без самого реликтового камня просто невозможно. А жалкие осколки реликтового камня, которые, собственно, и привели искателей приключений сюда, в Ниннесут, даже собранные все вместе против магии Эрранага оказались бессильны.

Поэтому искатели спивались в лагере, проигрывали в кости последние гроши, скандалили друг с другом, дрались, строили несбыточные планы или бродили по окрестным скалам в поисках лазейки – сути это не меняло. Дело не сдвинется с мертвой точки, пока не найдется ТОТ, КТО ЗНАЕТ!

Наблюдательный и остроумный Дриан еще многое чего мог бы мне порассказать (ему нравилось мое общество, и он с удовольствием полоскал косточки местного люда перед моими глазами), однако дальнейшие события заставили его обратиться в слух. Тут не до болтовни – главное, не пропустить самое интересное!

А появление Валдеса в Ниннесуте было, разумеется, впечатляющим событием. Я-то знала, что он вот-вот появится в заброшенном городе, но для иных искателей сокровищ это стало неприятным откровением, к тому же помноженным на чудовищные слухи, предварявшие появление в этих местах Главенствующего мага.

Первые же шаги Валдеса по Срединному городу свидетельствовали – он знает если не все, то многое. Самоуверенность Главенствующего мага не знала границ, однако и плоды она приносила неплохие. Он не пошел проторенной дорогой. Он предпочел создать собственную. В отличие от большинства искателей, проехав под аркой Нижнего города, сыскари сразу же свернули на юг и ехали вдоль обломков и фундамента нижней крепостной стены на окраину Ниннесута, то есть почти до самых скал. Разумеется, без магических ловушек не обошлось и здесь, на этом пути, но люди Валдеса сумели их обезвредить. Не так быстро, как хотелось бы Главенствующему магу, но обезвредить. А дальше путь отряда лежал на восток, и к тому времени, как солнце село и на окрестные горы легли фиолетовые сумерки, Валдес достиг потайного прохода, контролируемого Барсуком и его людьми, и с триумфом въехал в лагерь охотников за сокровищами Эрранага.

Последние вечерние часы в лагере творилось нечто невообразимое. Спешно проверяя и правя оружие, навешивая на себя не единицы даже, а десятки амулетов, искатели готовились встретить нового наглого претендента на богатства Ниннесута в полной боевой готовности. Жару добавлял Барсук, мигом протрезвевший и ревущий ревом невыспавшегося медведя. Он так доходчиво и громогласно объяснял всем, что их ждет, когда их заставят плясать под дудку дарвазейского Имперского сыска, что ни у кого не оставалось сомнений: нужно отстаивать свою свободу всеми доступными способами.

В лагере было не только шумно и нервно. Скоро я начала чувствовать, что у меня встали дыбом волоски на теле, а по спине гуляет неприятный озноб. Я знала, что это означает – избыток магических сил. В месте, со всех сторон окруженном скрытой, но тем не менее действенной магией реликтового камня, искателям приходилось пользоваться собственной магией с осторожностью, поскольку никто не мог предугадать, во что выльется наложение многих магических сил. В лагере существовал негласный закон, запрещающий использовать магию не на бытовые цели, и большей частью этот закон соблюдался. До сего момента.

Единственными людьми, которых весь этот хаос не затронул, были я и Дриан. Мне спешить было некуда, появление Валдеса меня беспокоило, однако я полагала, что Главенствующий маг будет занят более животрепещущими делами, чем сбежавшая подопечная, потому надеялась как-нибудь скрыться. Чужая суматоха меня не трогала, чужие тревоги меня не касались.

Дриан же с интересом ждал своей несравненной «истории». Он спокойно сидел рядом со мной, развлекая меня, но глаза его не переставали возбужденно оглядывать лагерь, а уши буквально стояли торчком.

Менестрель оказался неплохим художником и с удовольствием развлекал меня тем, что показывал свои рисунки. Они были удивительно хороши. Горы и живописные развалины Ниннесута; толстый наглый Барсук в окружении своих шавок; вечно недовольная и злая Муската, единственная женщина среди охотников; искатели, рьяно швыряющие кости на каменную плиту, бывшую когда-то стеной древнего дома… Я, несуразно невинная и трогательная, в окружении алчных и перекошенных злобой мужских физиономий. Портретом я была польщена, но укорила Дриана в том, что он слишком хорошо обо мне думает. Я не невинна. И не безгрешна. Я чудовище под маской благопристойности – но это я не произнесла вслух.

Ленни то исчезал, то появлялся проверить, все ли со мной в порядке, и глаза его сверкали. Он напоминал мне наглого хозяйского кота, слизавшего у служанки все сливки и уверенного в своей безнаказанности.

– Он что-то задумал, не правда ли?

Свернув на бок свою знаменитую шляпу, Дриан делал наброски, удобно привалившись к полуразрушенной стене, торчавшей посреди прямоугольника фундамента подобно одинокому зубу. Когда-то это была красивая и просторная комната с высокими и узкими окнами. Теперь от нее остался лишь кусок эркера с остатками каменной резьбы и часть выложенного изумительной мозаикой пола. На нем мы с менестрелем и сидели, с интересом наблюдая за суматохой в лагере.

На вопрос Дриана я не ответила, однако он не унимался:

– А киска не боится, что эти задумки касаются и ее лично?

Я рассмеялась и опять не ответила.

«Киска» не «боялась». «Киска» знала это точно.

Чего она не знала – как этого избежать.

Одетые в черное сыскари высыпали из-за руин высокой каменной башни как тараканы из потревоженного гнезда. Пусть их ожидали, однако появление все равно оказалось неожиданным. Несколько мгновений лагерь затравленно молчал, а потом взорвался. Волосы у меня на затылке определенно встали дыбом, в воздухе резко запахло грозой – приятно, надо признать, ибо после «ароматов» лагеря мой нюх явно требовал чего-то изысканного и тонкого.

Стычка началась без предупреждения. Сыскари просто молча сорвались с места, охотники же с яростным гиканьем устремились им навстречу. Звон клинков оглушил, а вскоре в ход пошла и магия, если я правильно понимала – мимо дерущихся то и дело пролетали огненные шары и камни, песок и пыль закрутились множеством смерчей и смерчиков… Хаосу добавляли крики – кто-то, заживо горящий, истошно вопил, кого-то прижало обрушившейся стеной, стонали раненые… От концентрации магических сил трудно было дышать, а мы с Дрианом покинули наше ненадежное укрытие в эркере полуразрушенного дома и спрятались в соседней нише, прикрытой наклоненной каменной плитой.

А потом из-за развалин показался сам Валдес на коне. Выглядел он и внушительно, и нелепо одновременно.

– Лейн! – безо всякого вступления прокричал Главенствующий маг, совершенно игнорируя направленные в его сторону обнаженные клинки и без труда перекрывая громким голосом звуки сечи, – Лейн Тристран! Я знаю, что ты здесь! Отдай мне ключ!

Рассчитывал на то Валдес или нет, но волшебное слово «ключ» безо всякой магии и амулетов прекратило драку. Тяжело дыша, сыскари отступили, правда, по другой причине, а вот охотники, до сего момента со злобой или страхом взиравшие на царственное прибытие Главенствующего мага, опустили клинки, подтянулись ближе и уставились уже на Ленни.

– У тебя есть ключ? – промычал на глазах багровеющий Барсук, склонив голову в сторону и пальцем оттягивая узел шейного платка, словно он его душил. Рубаха толстяка громко трепыхалась на ветру. А ткани в ней, между прочим, сошло бы на два моих полноценных платья…

– Ну полно-те, Валдес, – снисходительно развеял всяческие сомнения Ленни, – Разве я взял бы его с собой в это змеиное гнездо? Разве я когда-нибудь давал тебе повод считать меня ослом?

– Это никогда не поздно, – невозмутимо заметил Валдес и мягко спешился. Главенствующий маг не изменил своей привычке одеваться роскошно и удобно, хотя в дороге его костюмчик и малость подпылился. Данью трудностям путешествия было и то, что его богато расшитый темно-зеленый бархатный камзол не украшали кружева, а шейный платок был распущен больше принятого в вельмийском обществе. И все равно с первого же взгляда в имперце видна была порода, ухоженность и холеность. Такое не скрыть запыленном камзолом.

– Я умею спрашивать, – вальяжно растягивая слова, говорил Валдес, – И мне всегда, заметь, всегда отвечают. Сначала несут откровенную ложь. Потом говорят ложь, близкую к правде. Потом шепчут или выкрикивают полуправду. Потом с кровью выплевывают чистую истину. Но многие упрямцы этого не понимают и правду они уже не всегда могут выговорить. Хотя язык я отрезаю в последнюю очередь, клянусь!

Крупный, высокий, холеный, как сытый, но ненасытный хищник, Валдес шагал размеренно и неторопливо, мягко обходя препятствия – камни, руины, раненых, убитых, брезгливо переступал через струйки крови. А люди, еще несколько минут назад готовые изрубить его на клочки-на тряпочки, расступались перед ним безо всякого понукания. В лагере, кажется, никого больше и не существовало – только он да Ленни, сверкающий опасным блеском голубых глаз.

– Экий красавец! – с восхищением прошептал рядом со мной Дриан и легонько толкнул меня в бок, – Хоть в цирке показывай… Эй, Никки, девонька моя, что случилось?

Я сумела только отчаянно помотать головой и отвернуться. Объяснять что-либо было выше моих сил, поскольку этих самых сил хватало только на то, чтобы не сорваться с места, не сбежать куда-нибудь и не зашиться в укромный уголок. Близость опекуна Угго играла со мной злую шутку. Я его панически боялась. А ведь думала, что все прошло…

А вскоре и он сам обо мне вспомнил.

– Запугивание есть признак слабости, Валдес, – хмыкнул Ленни, подбоченясь, но не двигаясь с места, – Если это все, что ты можешь, плохи твои дела.

– Тебе не сбежать от меня в этот раз и ты это знаешь. Так ведь, Лейн? Я выбью из тебя правду любым способом – слабым или сильным. А кстати, как поживает моя подопечная? Ты ведь наверняка ее с собой притащил?

Я приглушенно охнула и вжалась в стенку. Дриан окинул меня удивленным взглядом, но, к счастью, ничего не сказал.

Ленни закинул растрепанную темноволосую голову назад и оглушительно расхохотался:

– Валдес! На меня эти штучки не действуют! Неужели ты рассчитывал, что я попадусь на такую простую уловку? Да хоть убей ее, хоть изжарь и съешь – я не стану играть по твоим правилам.

– Ну, зачем-то тебе эта девчонка все же нужна, – несколько обескуражено произнес Валдес, – А она – моя собственность. Я ее все равно заберу и поступлю с ней так, как посчитаю нужным.

– Я предлагаю тебе союз, Валдес. Тебе и всем остальным, – мгновенно отбросив веселье, Ленни властно расправил плечи и говорил жестко и отрывисто, – Я знаю, как попасть в Верхний город.

Если Лейн Тристран и хотел удивить, он выбрал удачный момент. На несколько мгновений в лагере повисла оглушительная тишина. Однако первый же звук – а это был стон раненного – заставил всех говорить. Всех сразу, за исключением Валдеса и Ленни. Один раздумывал. Второй ждал.

– Что ты знаешь? – спросил Главенствующий маг, когда гвалт слегка утих.

– Союз, Валдес, союз, – хмуро ответил Ленни, нашел глазами Барсука и жестом подозвал его, – Полагаю, нам троим есть что обсудить без лишних ушей.

– Так значит, ты подопечная одного из самых одиозных магов Дарвазеи и сбежала от него? Вот почему ты оказалась в компании с этим мерзавцем? Да уж, не позавидуешь. Попасть из огня да в полымя, – Дриан покачал головой, не отрывая взгляда от шкуры, закрывающей вход в шатер Барсука. Именно там скрылись «союзники», выставив снаружи двойную охрану.

В лагере вдруг стало непривычно тихо – не мы одни напряженно наблюдали за шатром и строили предположения о том, что там сейчас происходит.

– Что ты о нем знаешь? – хмуро спросила я, не считая нужным ни подтверждать, ни опровергать слова менестреля.

– Ловкий интриган, вхож в императорский дворец, однако не к Императору и не фаворит, а очень хочет им стать…

– Да я не о Валдесе. О Лейне.

– Ах, этот… Не хотел тебя обижать, кисонька, но компанию ты себе выбрала дурную.

– Я в общем-то и не выбирала. Само собой получилось.

Дриан окинул меня задумчивым взглядом, потом медленно кивнул. Подвижное лицо его стало печальным.

– Слухи о Лейне стали появляться года три назад. Где он был до того и кем он был – не знаю, да и правдивы ли слухи – тоже не знаю, но почему-то уверен, что правдивы. Говорят, три года назад он появился при дворе Маледаны, королевы Триора – это за горами на юге, у самого океана. Поначалу вел себя сдержанно, присматривался. Королева его как-то заметила, приблизила к себе. Уж как он ее в себя влюбил – не знаю, Маледана не из тех, кто на мужчин вешается, но женщинам он нравится, если сам захочет этого… В общем, говорят, он держал ее под чарами, а сам правил от ее имени. С полгода где-то правил, пока правда не открылась – какой-то заезжий маг раскрыл обман. Местных-то магов Лейн потихоньку устранил, кого от двора прочь удалил, а кого и совсем пришиб. Умно все устроил, никто ни о чем и не догадывался. А тут как раз посольство из соседнего Лиманда прибыло – к Маледане свататься. Про мага-то в свите Лейн не подумал – а как без мага-то при помолвке государей двух держав? Так все и выплыло наружу. Лейн бежал, а «слава» его побежала быстрее. Ну, вот такую историю о нем рассказывают.

– И, наверное, не одну?

– Бывало и еще, это верно. Только во всех историях одна концовка, кисонька. Он всегда кого-нибудь да предает.

Я невесело улыбнулась и посмотрела в небо. Просто хотелось глянуть на что-то хорошее. Но небо меня не порадовало. Оно было затянуто серой пеленой – не грозовыми тучами, а просто сплошной пеленой облаков без единого просвета. Где-то там наверху было солнце, было тепло, была жизнь, в конце концов. Где-то там цвели цветы, пели птицы и люди любили друг друга, не думая о предательстве. Неужели мне просто не суждено всего этого?

Приготовления к штурму начались с утра. В чем они заключались, я не знала и знать не хотела, но суета, царящая в лагере, тревожила меня. Как-то очень уж быстро Валдес, Барсук и Ленни нашли общий язык и теперь распоряжались своим объединенным войском безо всяких колебаний и сомнений. Про меня тоже не забыли. Ленни, как бы занят он ни был, время от времени прибегал проверить, все ли со мной в порядке, а когда «войско» выдвинулось к стене, взял меня за руку и не отпускал все то время, пока мы не оказались перед вратами в верхний город. Иногда я видела насмешливый взгляд Валдеса, замечавший хозяйский жест Ленни, но поскольку Главенствующий маг в настоящий момент на меня не претендовал, то и я позволила себе отложить решение этой проблемы на потом. Дриан плелся где-то за моей спиной – как пес, которого хозяин взял с собой на прогулку, он то и дело отлучался (боясь упустить что-нибудь важное в «истории», свидетелем которой ему довелось быть), но возвращался ко мне. Надо полагать, его чутье подсказывало, что упустить мою «историю» будет еще большей глупостью… А я уже ни на что не надеялась. Я боялась загадывать далеко. В том, что в предстоящих делах мне отведена не последняя роль, я чувствовала, даже не спрашивая об этом Ленни. Да он и не ответил бы. А я ведь даже не поняла, когда и как так случилось, что он стал полностью распоряжаться мной. Когда и как так случилось, что я лишилась собственной воли и теперь лишь следую чужой?

– Давай-ка, Никки, мне нужна твоя сила.

Ленни стоял за моей спиной, так близко, что я чувствовала жар его тела. Раньше меня бы покоробило такое бесстыдство. Сейчас я не обратила на это внимания.

– Ну же, – прошипел он мне в ухо, нарочито прикасаясь губами. Ладонь его обхватила мое горло, а тело еще сильнее прижалось сзади к моему, бесстыдно полыхая похотью. Да как он смеет? И я вспыхнула гневом…

…Золотистым огнем мерцали нити, опутывающие каждый камешек, каждую песчинку на этой крепостной стене – существующей и той, что существовала некогда. Да, теперь я видела и то, что было прежде этих развалин. Ввысь взлетали шпили двойной башни, венчающей резную въездную арку – и башни, и арка, и часть крепостной стены с башенками поменьше давным-давно разрушены, но их образы существовали. И восхищали: неужели человек когда-то был способен сотворить такое чудо?

Магическое плетение из золотистых нитей, оплетающих каждый предмет в стене верхнего Ниннесута, было идеальным: гладким, ровным, однако настолько сложным, что я с трудом могла понять, как такое вообще возможно. Полотно извивалось тройным узором, каждый из которых имел свою структуру. Пробиться сквозь такое плетение будет очень трудно.

– Вот… так… очень хорошо…

Голос витал где-то рядом, но Ленни, как обычно, видно не было. Я видела другое – как прогибается полотно золотистого плетения там, где крепостная стена спускается в ров, и опять поднимается к краю обрыва, где стояли мы. Внизу, во рве, плетение было другим – более рваным, путанным, цветастым. Оно-то и интересовало Ленни.

Я чувствовала неумолимый прилив сил – и чувствовала, как они уходят, руками Ленни укладываясь в безобразный, будто сбитый в войлок комок. Слой за слоем, удар за ударом… Серый, безбрежный, тяжелый войлок… Я видела это. Наверное, надо было остановить Ленни, помешать ему. Но зачем? Я не была на стороне искателей сокровищ, но ведь и на стороне защитников Ниннесута я тоже не была. Какое мне вообще до них дело? Признаться, в последнее время я думала только о том, поможет ли мне Ленни избавиться от Валдеса, когда доберется до вожделенных сокровищ. Или мне лучше думать о том, как просить помощи у Валдеса, чтобы избавиться от Ленни? При любом раскладе выходило одно: пока Ниннесут не будет взят, я не буду свободна. А там… там – посмотрим.

Когда Ленни меня отпустил, во внешнем мире ничего не изменилось. Кроме одного – на развалинах башни за стеной появились люди. Высокие и худощавые, одетые в странные одежды, они молча стояли и смотрели, но во взорах их спокойствия больше не было.

Когда неожиданный взрыв отбросил всех нас назад, я не удивилась этому. Я знала, что произошло. Мой серый и безобразный «войлок» подобно мерзостной гнили проник под золотистое полотно и рассек чудесные нити изнутри.

Чудовищная победа.

Проход в Верхний город был открыт, однако некоторое время никто не рискнул первым опробовать на себе победу и перейти через ров – слишком памятными, очевидно, были примеры тех смельчаков, что пробовали делать это раньше. Я бы и не увидела белеющие внизу кости, если бы Дриан не запрокинул вдруг голову вверх и не сказал:

– Стервятники. Давненько их не было. Тут двое мальчишек недельки две назад сгинули – вон, во рве, косточки их лежат. Жалко дурачков, зачем лезли? Но если бы не стервятники – смердело бы тут… Если бы кто спросил меня, как бы я другим словом назвал Ниннесут, я бы сказал это слово. Костница это. Склеп для костей. Кладбище это, кисонька, большое и бесконечное кладбище. Для безымянных дураков кладбище. И радуйся, если хотя бы стервятники споют над тобой погребальную песню…

Прошло еще немало времени, прежде чем маги Валдеса и некоторые из охотников рискнули спуститься в ров. Остатки дрейфующей внизу магии оказались не смертельными, однако все еще способными причинить вред – неосторожно задев полуразрушенную, но не до конца обезвреженную ловушку, один из магов лишился ноги, а другому острым камнем пробило глаз, и он умер еще до того, как его вытащили наверх. Но больше сюрпризов не случилось. Потери ничуть не огорчили Валдеса, а Барсук и вовсе был доволен.

Половина охотников и четверть сыскарей переправилась на другую сторону рва и исчезла за неровным проемом полуразрушенной арки. Вскоре оттуда послышались воинственные вопли, крики боли и яростный звон мечей. А потом и взрывы. В небо потянулись клубы дыма. Ветер донес грозовой запах магии.

Недалеко от арки по другую сторону рва оставшиеся на безопасной земле люди вбили в землю железные костыли, на них натянули веревки. В веревки вплели дощечки. Пару часов спустя легкий, но вполне безопасный мост был готов.

Так мы оказались в верхнем городе. И начали свое «победное» шествие.

После арки и крепостной стены была заваленная обломками площадь – кое-где на шестиугольных каменных плитах, которыми эта площадь была замощена, еще сохранился рисунок. Бледные розоватые или голубоватые лепестки цветов или линии изящного орнамента давали немалую пищу для воображения, и я уже почти воочию представляла и залитую солнцем площадь с фонтаном в центре, и массивную аркаду, в нишах которой наверняка стояли искусно вылепленные статуи… Потом была другая стена, еще одна площадь, с двух сторон ограниченная высокими галереями с резными колоннами – когда-то и здесь наверняка было очень красиво. Потом мы лавировали между камнями, бывшими когда-то мозаичным куполом – я едва не наступила на молочно-белую руку с меня величиной на фоне бирюзовых небес, а рядом с ней полыхала дымом ноздря исполинского черного коня. Огромный чертог вместил бы не одну тысячу человек, однако от стен остались одни только руины, а витые белые колонны одиноко и неприкаянно торчали рядом. Потом была лестница, широкая, длинная, бесконечная лестница – местами покрытая трещинами, местами выщербленная… Потом была еще одна площадь с двумя разбитыми фонтанами слева и справа. И еще одна лестница, даже более величественная, чем первая… И уцелевший фронтон с колоннами… Былое величие удивляло, завораживало, ошеломляло! Я замечала остатки каменной резьбы, похожей на кружево – таких тонких узоров мне не доводилось видеть никогда. Под ногами моими крошились обломки раскрашенных плит, и за сотни лет не потерявших насыщенность красок… Когда-то это был великий город. Хотела бы я глянуть на него хотя бы одним глазком в пору его расцвета.

Однако наше продвижение вверх по городским кварталам не было простым и безболезненным. Каждый шаг осаждавшим давался с боем, из-за каждого уцелевшего здания, каждой уцелевшей колонны на нас летели шары огня и плети свитого жгутом воздуха. За каждым углом незваных гостей поджидали обнаженные мечи и копья, и из ниоткуда летели стрелы. Смерть подстерегала захватчиков на каждом шагу, и удивительно было, как нам вообще удавалось двигаться вперед. Как ни странно, здесь магических ловушек не было, иначе жертв было бы куда больше.

Я обнажила нож, но ни разу ни на кого не подняла его. Достаточно было и того, что Ленни и Дриан прикрывали меня.

Чем выше мы забирались, тем труднее было это продвижение. Защитников верхнего города было то ли не много, то ли они не считали нужным вступать с нами в бой – большей частью они или оборонялись и уходили, или стреляли из-за угла. И только теперь я сполна могла рассмотреть их.

Хранители все как один были высокими и худощавыми, иные даже слишком худыми. Узкие угловатые лица с темной смуглой кожей, выразительные черные глаза, красивые длинные пальцы. В них чувствовалось нечто единое, вроде породы, или рода… В конце концов не трудно было догадаться: все эти мужчины были родственниками – те же скулы, те же длинные острые носы, те же упрямые подбородки. Длинные волосы их были собраны на макушке и заплетены в косу – и ею они пользовались как плетью. Одежда удобная и простая – штаны, не стесняющие движений, бесшовная рубаха, полы которой завязаны на талии как пояс, длинная туника, скрепленная большими стежками до середины бедра. Сражались хранители умело и экономно – ни одного лишнего движения. И безжалостно. Глядя в их пустые, ничего не выражающие лица, я чувствовала леденящее прикосновение лезвия к моей шее…

– Остановитесь, люди.

Холодный, странно вибрирующий голос прозвучал так неожиданно, что сражающиеся и правда остановились. Хранители гибко и бесшумно растворились среди руин, чтобы через пару секунд оказаться рядом с женщиной, чей призыв заставил всех замереть.

На уцелевших нижних ступенях самой большой из виденных мною лестниц рядом с массивными резными колоннами стояла еще одна хранительница. Она была очень высока и столь же стройна и худа, как и ее сородичи, однако каждый глянувший на нее сказал бы, что она другая. Ее фигура может и была более хрупкой и нежной, черты лица мягче и женственнее, но дело было совсем не в этом. Ее тунику покрывали ряды странных знаков – некоторые из рун я с удивлением узнала, на груди лежал массивный золотой амулет, явно тяжелый для женской шеи, а голову украшал тонкий золотой венец. Но даже будь она нагишом, я все равно почувствовала бы исходящую от нее силу власти. Она не приказывала повиноваться, но всем своим существом демонстрировала это.

Незваные гости явно почувствовали это. И им это не понравилось.

– Остановитесь, если вы люди, – еще холодней и презрительней повторила женщина на языке Дарвазеи, – Для вас эти двери закрыты.

Она не успела еще договорить, как в ее сторону полетели огненные шары и крутящиеся сгустки воздуха. Некоторые из них, сталкиваясь друг с другом, взрывались прямо в воздухе, разбрасывая ослепительный сноп искр; другие же со свистом летели дальше, однако цели своей так и не достигли. Женщина раздраженно махнула рукой – направленные на нее магические заряды смело в сторону словно порывом ветра.

– Вы выслушаете меня. Потом уйдете и больше никогда не потревожите покой этого места.

– Еще чего! – крикнул кто-то из охотников, – Отдай нам сокровища, а потом и сторожи что хочешь!

Его крик потонул в хохоте и улюлюкании. Женщина ждала. Ленни схватил меня за руку, но тут заговорил Валдес:

– Мы выслушаем тебя. Но потом сами решим, как поступить дальше.

Главенствующий маг требовательно поднял руку вверх и люди за его спиной покорно замолчали.

– Наш род тысячи лет хранит то, чему не место на этой земле. То, что вы считаете сокровищем, и дар, и проклятье нашего мира…

Хранительница говорила, а между тем сородичей за ее спиной все прибывало. Я видела несколько женщин, одетых так же, как и мужчины, и в руках у них были такие же луки и мечи. Я видела подростков – суровых даже больше своих родителей, и гнев на их лицах нельзя было скрыть за маской бесстрастия, столь умело сохраняемой на лицах взрослых…

Когда на лестнице появился еще один высокий мужчина, одетый как хранитель, но светлокожий, с темными волосами, разбросанными по плечам, а не заплетенными в косу, я почти не обратила на него внимания. И даже тогда, когда он приблизился к родоначальнице и что-то негромко сказал ей, сердце мое громко застучало, кровь бросилась в лицо, ноги стали ватными, но я никак не могла понять отчего… Женщина выслушала его и улыбнулась – сдержано и благодарно, как человеку близкому и наделенному особым доверием…

Из-за этого короткого разговора Хранительница отвлеклась от нетерпеливых врагов, а те сразу же воспользовались ситуацией. Кто и как – не могу сказать, не видела. Но ударили мастерски – не вполне уже привычным огненным шаром или свитой из воздуха плетью. Это было что-то особенно пакостное, поскольку волна мгновенно окатила меня запахом грозы и приподняла волоски на руках…

Хранительница отшатнулась, глаза ее на мгновение отразили испуг, однако не растерянность; но еще до того, как удар достиг цели, светлокожий мужчина рядом с ней резко вскинул руку. Магическая стрела лишь по касательной задела женщину и взорвала ступеньку рядом с ней; и все же хранительница была ранена – она с досадой сжала челюсти, покачнулась и бескостно осела вниз. И упала бы, не поддержи ее темноволосый защитник.

Хранители резко натянули луки и отвели назад руки с копьями, охотники за сокровищами подались вперед.

В воздухе повисло чудовищное напряжение, такое густое, хоть режь его ножом. Такое неустойчивое, что готово сорваться от падения малейшего камешка. Все замерли, ожидая этого неминуемого мгновения…

Темноволосый мужчина с негодованием и гневом поднял красивой лепки голову со странной седой прядью на левом виске, тонкие губы его готовы были выплюнуть горькие слова… И тут он увидел меня. Глаза его распахнулись и тут же сощурились в неописуемом гневе.

– Кэсси! – прогрохотал он, выпрямляясь и поднимая на руки свою бесценную ношу, хранительницу, – Хаос тебя раздери, что ты здесь делаешь?

– А это кто еще такой? – в изумлении уставился Ленни.

– Ноилин, – с благоговейным ужасом прошептала я.

Словно буйная река прорвалась внутри моей памяти: я мгновенно вспомнила все и сразу. И этого оказалось вполне достаточно, чтобы я как срубленное деревце в обмороке рухнула к ногам Ленни.

– Эйхе Ракен! – раздосадовано стонал Ленни, – Только влюбленной дурочки мне и не хватало!

Ленни перенес меня в укрытие – по крайней мере очнулась я в хорошо сохранившейся комнате с мозаичным полом, расписными стенами и большой дырой вместо окна и большей части высокого сводчатого потолка. Подо мной лежал чей-то пылевик. За стеной буйно гомонили располагавшиеся на отдых штурмовики из лагеря охотников.

– Я не дурочка! То есть, конечно, дурочка!.. Создатель, какая же я дура!

Я рыдала, я швырялась всем, что под руку попадет, я буянила и хотела утопиться, вот только никак не могла вспомнить, где здесь была река…

После того, как Ленни с грехом пополам выдавил из меня имя человека, бывшего светом в моем окошке, он заставил меня выпить немного бренди. Потом еще выпить. А потом просто швырнул флягу на колени Дриана и счел за благо смыться до более спокойных времен – моя истерика длилась до ночи, а у него дел, как оказалось, было по горло. Дриан не лез ко мне в душу и постепенно я успокоилась, если так можно назвать полнейшую апатию. Ну и что, что он меня ненавидит и презирает? Разве возможно что-то другое? Он – это герой, это величайший маг, это умница, каких поискать, это граф, в конце концов. В него просто нельзя не влюбиться. А я… Я – это я. Была золотошвейкой. Теперь убийца. А еще жалкая пародия на мага, которую любой кукловод дергает за ниточки… У-у-у!

– Так откуда ты, говоришь? Арнах? Да что ты говоришь? – фальшиво кудахтал Дриан, тщетно пытаясь меня успокоить, – Неужто Арнах? Это на востоке, за Одумассами? Бывал, я вправду там бывал. Однажды даже до Лилиена добрался. Ну, скажу тебе, красотища! Моя хорошая други, я довольный на посмотреть Лилиен.

Последняя чудовищно коверканная фраза была сказана по-арнахски и я, несмотря на все свои переживания, расхохоталась.

– Постой, Дриан… Выходит, я все-таки домой вернулась?

– Смотря что ты домом считаешь, кисонька.

– Сюда, в этот мир.

– Вот оно как бывает. Я-то считал себя странником, а ты, выходит, путешественница побольше моего будешь?

– Да нет, Дриан, не по собственному желанию я путешествовала.

Так, слово за слово, я все ему и рассказала – и о том, как подрядилась в мастерицы золотошвейных дел у графа Хеда Ноилина, и как узнала про могучий магический талисман, и как спасали мы моих сестер, и как оказалась я на краю между жизнью и смертью, и странное существо обманом принудило меня к сделке. Рассказала и о том, что по этой сделке чуть не убила Ноилина, да вышло, что наоборот, спасла. Сделку-то, правда, разорвать не сумела, вот и отправилась договор выполнять. А когда прибыла поклониться Пернатой Хозяйке, оказалось, что не стоило и спешить: крылатую негодяйку и саму к ответу призвали за все ее злодеяния, и меня заставили освободить от постыдной связи. Так я и осталась, свободная и неприкаянная, в том месте между жизнью и смертью. Дорогу туда я нашла, а вот как обратно вернуться – не знала. И спросить не у кого. Нет там живых, только заблудшие вроде меня души… Сколько ходила, что искала, где нашла – не знаю, все теперь как в тумане, но как-то же вернулась? Из мира в мир прыгала как блоха, сама не понимаю как. Но ведь вернулась, выходит? Ха-ха, а золото и рубины я, оказывается, еще из Арнаха с собой прихватила, из шкатулочки, которую мне Хед Ноилин выдал как плату за работу! Похоже, в дороге домой я совсем умом повредилась, память потеряла. Все потеряла, его потеряла… Я ведь тогда почему так спешила к Пернатой Хозяйке сбежать? От него бежала. Не могла стерпеть его жалости, его участия. Не выдержала бы, скажи он, что рад быть моим другом. Не другом он мне нужен, не другом… А теперь поздно… Все поздно. Теперь он даже и чужим не будет…

В конце концов зареванная, вдрызг пьяная, по уши влюбленная даже больше, чем три года назад, позабыв о Ленни, сокровищах Эрранага и клейме Валдеса, под утро я уснула на плече Дриана. А он даже не возражал, а только гладил тихонько по голове и смотрел куда-то вдаль усталыми печальными глазами.

Проснулась я от того, что солнечный луч пригрел мне щеку. Утро выдалось на диво ясное, что после нескольких тяжелых пасмурных дней само по себе было прекрасно… До того самого момента, как я вспомнила, почему лежу в этой комнате. Я была одна, но пылевик Дриана все еще лежал подо мной. Создатель, что я вчера наделала? Чего я вчера наговорила? Как я теперь смогу смотреть в глаза Дриану? Мне было ужасно стыдно.

Волосы мои растрепались, одежда помялась, да и на лице, небось, остались следы вчерашней попойки и неудачного спанья на жестких складках тонкого войлока. Какой стыд! Умыться было негде – моя фляга была пуста, а в Ниннесуте воды не было. А мне надо было ее найти, ведь не могу же я показаться перед Ноилином в таком виде! А то, что я должна его найти и все ему рассказать – не вызывало сомнений. Я должна все ему объяснить, ведь то, что мы случайно оказались по разные стороны сражения – просто недоразумение. Я не враг ему. Я ведь и себя-то не помнила до вчерашнего дня, и его словно только что потеряла…

Да, я должна все объяснить Ноилину. Это была первая мысль, которая засела в моей голове после того, как ко мне вернулась память. Вот только надо было хорошенько подготовиться к разговору.

Я заплела и опять переплела косу, как смогла почистила и руками разгладила платье… А в голове моей раз за разом прокручивались картины:

«Здравствуйте, граф Ноилин, давненько не виделись».

«О Кэсси, я так удивлен, увидев тебя здесь. А ты так похорошела».

Тьфу. Что за ерунда. Прямо как из отвратительной любовной баллады.

Начнем сначала.

«Мы должны объясниться, граф Ноилин».

«Еще бы, Кэсси. Я и сам собирался это сделать. Что это ты здесь натворила?»

«Я не натворила!»

«Ты хочешь сказать, не с твоей помощью Ленни и Валдес сломали защиту верхнего города?»

«Но я не виновата!»

«Не виновата? Бездействие тоже вина, Кэсси. Оглянись, что случилось из-за твоего попустительства! Ты должна была бороться! А не можешь бороться – так умри! Не можешь справиться с магией – умри. Потому что из-за тебя не должны умирать другие!»

На этом мое воображение намертво стопорилось, в груди моей расправлял крылья Ужас, а рука, заплетавшая косу, останавливалась…

– Никки!

Голос у Дриана был тревожный и возбужденный, но я не хотела его слышать, пока не скажу то, что засело в моей голове с момента моего пробуждения.

– Дриан, прости-прости-прости, пожалуйста. Мне так стыдно! Я тебе такого наговорила, я вела себя как…

– Никки, Лейн и Валдес захватили данну Лиору!

– Какую «даннульору»? – застонала я.

– Данну! Это вроде королевы рода Аноха, служителей Эрранага, хранителей его завета!

– Так ее зовут Лиора? – упавшим голосом спросила я. Смешно сказать, мне только что сообщили о том, что она взята в плен, а я думала только о том, сколько тепла и света было во взгляде женщины, когда она улыбнулась Ноилину.

– Лиора, кисонька, Лиора.

Дриан быстро подошел ко мне и помог подняться. Потом подхватил свой старый плащ-пылевик и вытряхнул его.

– Ты помнишь, в нее вчера стреляли, – занятый делом, менестрель не смотрел мне в глаза. Или отводил взгляд намеренно, – Это был не совсем обычный заряд. Он не столько ранит физически, сколько подавляет волю – ненадолго, всего на несколько часов, а если человек сильный, то и меньше. Но главное не это. Главное, он оставляет метку. По этой метке люди Валдеса нашли Лиору, пока она была в забытьи и не могла защищаться сама, и выкрали прямо из-под носа детей Аноха.

– А… Ноилин? – упавшим голосом спросила я.

– Его задело зарядом, так что он тоже был в забытьи. Но, как говорят, его не тронули. Тех детей Аноха, что защищали данну, убили. А твой друг не сопротивлялся, потому его и не тронули.

Я представила, как он приходит в себя. Как обнаруживает, что он, сильный и умелый, не смог защитить ту, что так ему дорога. Это хуже, намного хуже, чем если бы он защищался, а его ранили и связали… Как же он теперь взбешен, как жаждет мести!

– И что же дальше? Нет, Дриан, постой. Не говори, что будет дальше. Лучше помоги мне сбежать. Будь что будет, но я должна сбежать отсюда. Не хочу, чтобы меня использовали… против него. Против них.

– Кхе… это, конечно, неожиданно, но… Может, ты и права?

Я не знала, что будет дальше. Я не знала, как смогу без Ленни управляться с магической силой, которая с каждым моим погружением в состояние «видения нитей» прибывала ко мне все быстрее и быстрее. Я не знала, смогу ли держать себя в руках, смогу ли быть настолько бесчувственной, чтобы не окунаться в магию каждый раз, когда что-нибудь выводит меня из себя. Не знала. Но знала точно одно – я больше не могу быть ничьим орудием. Ибо, посмотрев в суровое лицо Ноилина, теперь я знала точно, что никогда не смогу без содрогания видеть себя в зеркале. Ненавижу себя за слабость!

Но мое воодушевление разбилось о стену, которая звалась Ленни.

– Никки!

Он не вошел, но буквально влетел размашистым, решительным шагом. Если Валдес был хищником вальяжным, любящим поиграть со своей добычей, допускающим тот или иной вариант развития событий, то Ленни на такие мелочи, как чувства, размениваться не любил. Он всегда прекрасно знал, что нужно делать, и следовал своим планам без отклонений. А вот я этого долгое время не понимала.

– Идем, девочка моя, ты мне нужна.

Он взял меня за руку, но я решительно воспротивилась.

– Нет.

– Нет? – рука сжалась крепче, почти уже болезненно, – У меня еще слишком много дел, Никки. Не заставляй меня упрашивать тебя.

– Какие же это дела, Ленни? Данна Лиора?

– О, я вижу, ты уже осведомлена, – Ленни окатил Дриана холодным взглядом, – Тем лучше. Не нужно терять время на долгие рассказы.

– Эй, Лейн, оставь девушку в покое. Не видишь разве, она не желает с тобой идти!

Дриан не любил вмешиваться. «Мое дело – сторона», говаривал он, «мое дело – писарское, я всего лишь писарь. История диктует, что писать. А я слушаю, смотрю и пишу. Не более того».

Он и не мог ничего изменить. Он многого не знал и не понимал. И не поймет. Ведь ему было невдомек, какими разрушительными силами я обладаю, и что Ленни единственный, кто пока способен меня удерживать. Но я была благодарна менестрелю за вмешательство. На душе у меня потеплело.

– Не тебе, слизняк, указывать мне, что делать и с кем она должна идти, – рявкнул в ответ Лейн.

– Ленни! – рассерженно ахнула я и рванула руку. А мужские пальцы сжались до нестерпимой боли.

– Ты думаешь, я не знаю? – Ленни говорил не просто жестко, а презрительно и гневно, нимало не обращая внимания на меня, – Разве это не ты шпионишь для Валдеса? Разве не ты нарисовал ему карту прохода через поля ловушек? Разве не ты предупредил его о том, что мы добрались до лагеря Барсука? Где твои знаменитые птички, Дриан? Ведь именно с их помощью ты предупреждаешь Имперский сыск обо всем, что встречаешь на своем долгом и, несомненно, интересном пути? Люди охотно делятся историями с менестрелем и художником, но куда дальше эти истории попадают? А Никки об этом знает?

Никки не знала. Она застыла ледяной статуей, с мукой в глазах глядя на Дриана. Но поскольку тому явно нечего было возразить, она развернулась и первой пошла к выходу, уже и не пытаясь вырвать руку из пальцев Ленни.

А Дриан, мгновенно постаревший и сгорбившийся Дриан, так и остался стоять, держа в руке позабытый пылевик.

Но Ленни, похоже, решил меня добить окончательно.

– Кстати, этим утром я многое узнал о твоем приятеле, этом Ноилине.

Мы вышли наружу. Охотники шумно собирались брать штурмом былые покои Эрранага.

– Узнал? И что же? – бесцветно поинтересовалась я, покорно следуя за Ленни.

– Лиора клянется, что он непременно явится ее спасать и никогда не бросит. Дети Аноха зовут его «даном» и слушаются его беспрекословно. Поскольку он не единокровен с хранителями, то править ими не может, но традиции позволяют главе клане выбирать себе мужа или жену из чужаков. А он будет неплохим консортом, как я думаю. Такой беззаветно любящий, такой честный и правильный! Прекрасный король для детей Аноха! Не беспокойся, я прослежу за тем, чтобы ни твоему приятелю, ни Лиоре не причинили вреда. Я не хочу лишних жертв. Но не могу ручаться за Валдеса и остальных. Они убьют твоего приятеля, если смогут. Запомни это, Никки. Если ты хочешь помочь своему другу, уговори его не рисковать жизнью его любимой и пропустить нас в сокровищницу. Мы можем даже заключить сделку. К обоюдной пользе.

Я судорожно вздохнула. Трудно было представить, чтобы Ноилин стал меня слушать – он, небось, совсем обезумел от горя и жажды мести. Но я не могла удержаться, чтобы не увидеть его еще раз. В последний раз.

Гордая женщина, она держалась из последних сил, но и на дюйм не опустила высоты своей невидимой короны. Смуглое лицо Лиоры побледнело, скорее даже посерело. Точеные черты ее, словно вырезанные рукой гениального резчика из драгоценного дерева, заострились. В огромных глазах под волнами непримиримости и упорства плескалась боль. Ее прекрасное гибкое тело скрутили магическими путами, не дающими и шагу сделать без позволения. Ее волю давили путами не менее действенными, но менее заметными.

Она не сдавалась. И в жестоких оковах она продолжала сражаться, не произнося при этом ни слова, не сделав ни единого жеста. Сильная женщина. Цельная. Непреклонная. Превыше всего ставящая честь. Необыкновенно красивая. И десятой части всех ее достоинств хватило бы, чтобы Ноилин выбрал именно ее. Они заслуживают, чтобы быть вместе.

Я не могла даже завидовать, я просто признала свое полное поражение.

Мы стояли на площади посреди верхнего Ниннесута – хозяева и незваные гости, друг против друга. Где-то позади нас вниз уходили террасы Срединного и Нижнего города; позади же детей Аноха возвышалась стена с аркадой, и длинная широкая лента лестницы, ведущей вверх и заканчивающейся пустым фундаментом с рядом высоких витых колонн, большей частью разрушенных. Когда-то там, должно быть, возвышалось величественное здание, теперь же от него ничего не осталось.

Кое-кто из хранителей оставался полускрытым – в широкой трещине, почти надвое расколовшей ступени, я с удивлением заметила подростков. Неужели детей Аноха так мало, что они позволяют сражаться несовершеннолетним? Среди тех, кто стоял напротив нас, были женщины – и я поостереглась бы сказать, что выглядели они слабее или тщедушнее мужчин. И все-таки их было не слишком много. По крайней мере перед нами стояло от силы два десятка человек. Против семи десятков врагов. Неравенство вселяло неуемную радость в сердца захватчиков и леденило взгляды защитников. Мало кто из охотников сомневался в исходе сражения; мало кто из хранителей надеялся победить. Но и сдаваться никто из них не собирался. Особенно один из них, мрачный высокий человек с седой прядью на виске. Руки его опирались на крепкий боевой посох, из-за спины выглядывала рукоять меча, но сила его была в другом, в магии – и в этом видели свою надежду дети Аноха.

От имени захватчиков выступил Барсук. Бесцеремонно растолкав сыскарей, окружавших плененную данну Лиору словно стая волков загнанного оленя, господин Марш вынес свое грузное тяжелое тело вперед и ткнул в женщину своим толстым, похожим на сосиску пальцем:

– Она у нас. Если она вам нужна – вы пропустите нас в сокровищницу. Мы возьмем все, что нам надо, и получайте ее обратно. Сделаете по-нашему – никто не умрет.

Рыжая бороденка его затряслась, предваряя смех, которым зашелся господин Барсук. Что его так рассмешило, стало ясно из следующих слов:

– А не хотите – мы вам ее нашинкуем как капусту. И каждому подарим по кусочку.

Хранители покрепче сжали в руках свое оружие, однако устояли. И только откуда-то сзади звонкий девичий голос прокричал:

– Я вспорю твой толстый живот, гадина, и посмотрю, какого цвета у тебя кишки!

Рыжий Барсук расплылся в довольной ухмылке и согнул толстую руку в неприличном жесте. Его поддержали изрядным хохотом и улюлюканьем.

Дети Аноха тяжело молчали.

– Ну, не хотите по-хорошему…

– Делайте, что должно, – неожиданно прохрипела раненым зверем Лиора, – не жалейте меня! Честь превыше!

Глаза ее налились кровью, на лбу выступили капли пота, губы скривила болезненная гримаса – очевидно, это усилие стоило ей многих, если не последних сил. Однако и рассерженные охранники ее теперь не дремали: спустя мгновение женщина закатила глаза и провисла в руках окружавших ее мужчин.

От слов данны хранители еще сильнее сжали руки, еще неумолимее стали их лица, еще смертоноснее помыслы. Наконец один из них, благообразный седой мужчина, медленно переглянувшись со стоящим с краю и как бы в стороне от всех Ноилином, произнес:

– Чем вы можете гарантировать, что не причините ей вреда?

– Гарантировать? – в вальяжно-ленивом голосе Валдеса было больше скуки, чем угроз, – Обещать никто не может. Нас больше, вас меньше. Кровопролития никто из нас не хочет. Мы пришли не за вашими жизнями, а за сокровищами Эрранага. Но если вы не хотите их отдавать – мы возьмем сами…

Торг шел своим чередом – дети Аноха пытались понять, есть ли у них хотя бы один шанс спасти данну Лиору и не допустить грабителей в сокровищницу, а сами искатели уже вполне дозрели до того, чтобы сорваться с места и крушить все, что попадет под руку: почуяв близость победы, каждый из них хотел быть первым. И скоро, очень скоро это будет уже не остановить… Я поняла это, даже не оглядываясь. Не слыша и не видя ничего вокруг. Я поняла это, потому что прочитала это в глазах Ноилина. Он стоял, опираясь на свой посох, и смотрел на меня – мрачным, тяжелым, холодным взглядом. Взглядом противника, если не врага. Мне не нужны были слова, чтобы понять это. Он ясно давал понять – мы больше не на одной стороне. Я больше никогда не увижу свет улыбки в его взгляде. Для меня все кончено. Ничто больше не имело смысла.

А потом я почувствовала прикосновение сзади и глаза Ноилина вспыхнули жгучей ненавистью.

– Видишь, – зашептал мне в ухо Ленни, бесстыдно прижимаясь к моей спине на глазах у всех, – Ты для него никто. А вот для меня ты значишь много. Ах, Никки, Никки… Если бы ты знала, как мне трудно было держать себя в руках!

Его левая рука обвила меня чуть пониже груди, а правая ладонь ласкающе сжала горло. Спиной я чувствовала возбуждение мужчины, это покоробило меня. Я взвилась. Я попыталась оттолкнуть его, вывернуться и даже стукнуть каблуком по ноге.

…Разумеется, перед глазами моими послушно замерцали нити и смутные тени переплетений. Не сейчас, о Создатель, только не сейчас! Только не поддаваться! Он делает это намеренно!

Я глубоко вздохнула и расслабилась в руках Ленни. Хочет меня тискать – пускай. Я понимала, чего он добивается, и не могла допустить этого. Сердце колотилось испуганной птицей.

– Маленькая сладкая Никки, ты больше не сопротивляешься? Ты больше не злишься, когда я ласкаю тебя?

Кровь стучала у меня в висках, проклятые нити маячили на краю зрения… Ленни нахально терся щекой о мои волосы, покусывал мое ухо и сильнее сжимал горло. Я едва ли могла пошевелиться. Спокойно-спокойно-спокойно…

– Ты чувствуешь, как тебя хочет мое тело? Такое не подделаешь, это правда, Никки, я тебя хочу. Чувствуешь? Мои ласки тебе понравятся, обещаю. Я умею любить женщин, и они меня хотят. Ты тоже будешь довольна… Ты видишь, как он смотрит на тебя? Ты грязь у него под ногами.

Я не собиралась делать этого, но невольно все же вскинула взгляд.

И все мое спокойствие, все мои попытки сдержаться, вся моя выдержка рухнули в одночасье. Я готова была провалиться под землю. Исчезнуть. Раствориться. Развеяться дымом. Только больше никогда не видеть такого презрения в потемневших глазах Ноилина.

А в следующий миг мир запестрел кружевом переплетений. Я вошла в состояние «видения нитей», нет, бултыхнулась со скоростью камня, брошенного в воду.

Мир мгновенно изменился. И в нем явно было чересчур много магии. Она была везде и всюду – золотистая магия реликтового камня и детей Аноха; красновато-бурая Валдеса и охотников, чья-то голубовато-белая… Я видела, как в ровные структуры плетений вгрызались жесткие полотна улавливающих магических сетей или как безобразные, беспорядочные клубки остаточной магии дрейфовали по площади, словно оторванные льдины… Я видела аккуратные связки ловушек – разорванных и свернутых в кольца магических нитей, чтобы развернувшись, они могли смертельно уколоть своими игольно-острыми концами любого, кто посмеет неосторожно их задеть… Я видела паутины искрящих молниями нитей, свисающих с высокого треугольного фронтона полуразрушенного здания или оплетающих пространство между колоннами.

Я видела вокруг себя столько скрытой смерти, что удивительно, как нам до сих пор удавалось здесь выжить.

– О да, наконец-то! – хихикнул мне в ухо Ленни. Кровь необузданного гнева прилила к моим щекам и нити вокруг меня, подпитанные яростью, мгновенно пришли в неистовое движение.

– О да! – с восторгом прокричал невидимый Ленни и в тот же миг руки его перестали сжимать меня.

И я осталась одна.

Лишь на мгновение я почувствовала облегчение от того, что он меня оставил. Лишь на мгновение.

Магическая сила мощным толчком едва не сбила меня с ног – но я смогла удержать ее в себе. Цвета этого мира стали ярче, а вибрация нитей – сильнее. Меня переполняла мощь, от которой низким колоколом гудело в голове, а волосы шевелились на голове живыми змеями. Она искрилась на кончиках пальцев и капала вниз тягучими плетеными молниями.

Возможно, я и справилась бы. Сила утекла бы вниз, расплескалась вокруг… Но я не успела. За первой волной пришла вторая, за второй – третья. Я видела, как шарахнулись от меня люди, вернее, оплетенные примитивной защитной магией человеческие фигуры. Я, кажется, слышала чьи-то крики. А потом перестала слышать и видеть.

Гул внутри меня стал нестерпимый, сила переполняла меня до обморочной боли. Тогда я закричала. Безумно, страшно, нечеловечески. Руки мои взметнулись вверх, швыряя гигантские плети молний в небеса. Я не хотела причинить кому-нибудь вред своей силой, я хотела выбросить ее вон, за пределы Ниннесута, но ее было слишком, слишком много! Она нехотя соскользнула с меня и потянулась вслед за молниями, заворачиваясь вокруг них по спирали. Золотистое полотно магии реликта, накрывавшее город Эрранага, с резким режущим звоном лопнуло, его края затрепетали… и их начало затягивать в воронку.

А сила все притекала ко мне. Чем больше магии я швыряла в небеса, тем быстрее она притекала ко мне. Сила выскальзывала из клубков рваных нитей блуждающей по площади магии, выплеталась из защитной магической брони людей, распускалась из кружева оплетающих здания магических ловушек… Магия была повсюду, ее было так много, так ужасно много, что мне не стоило и надеяться на то, что когда-нибудь все это само собой кончится. Она текла и текла ко мне, болезненно переполняя меня… Спираль вверху крутилась все быстрее, разрасталась все больше, опускалась все ниже, как я ни пыталась держать ее подальше от людей! Непрестанно подпитываемая, она превращалась в смерч, страшный, все разрушающий, вбирающий все на своем пути смерч, а я не могла этого остановить. Гул в моих ушах превратился в дикий вой и свист, руки мои оплели ослепительно белые молнии, а вокруг меня кружился, кружился, кружился черный смерч, и не было ничего за пределами этого смерча – ни людей, ни развалин, ни мира… Небытие… Я тоже мечтала о небытии. Я мечтала умереть. Скорее бы… Боль стала невыносимой…

Когда в мелькающем вокруг меня кошмарном хороводе нитей показалась человеческая фигура – не изломанная как кукла, не барахтающаяся, а просто идущая, словно не касалось ее безумство магии, я возликовала. Сейчас все прекратится! Кому-то хватило сил добраться до меня. Я жаждала смерти как избавления, как величайшей милости – я так и скажу тому человеку, что шел ко мне сквозь смерч. Если, конечно, это не видение, ибо это был Ноилин. Он был черен с головы до ног – я не могла разглядеть его лица, я видела только силуэт, так, как видела это не раз: черный человек за завесой кружащегося кружева магии. Черный, странный, словно вбирающий в себя свет… Но это он, я знала. Хорошо, что я не вижу его глаз. Увидеть приговор в глазах Ноилина было бы страшнее всего… А умереть от его рук я не боялась. Я уже ничего не боялась… У меня не было сил на страх.

Одним тягучим неуловимым движением он оказался рядом. Черные ладони охватили мою голову. Черное лицо приблизилось, бездонные провалы глаз впились в меня запредельным ужасом… Я дрогнула и покорилась.

– Никки…

Дриан, не скрываясь, плакал. Слезы сбегали по лучикам морщинок в уголках его глаз и терялись в всклокоченной бороде. Он хлюпал носом, громко сморкался и бубнил что-то себе под нос. В волосах у него запуталась сухая веточка с колючками, а на ухе краснела свежая царапина. Недалеко кто-то истошно кричал от боли.

– Где твоя шляпа? – спросила я, из-за чего Дриан буквально подпрыгнул.

– Жива! Хвала Создателю, жива! Хотя чего я раскричался, дуралей, ну а вдруг кто услышит!

Он выглянул из-за камней, осмотрелся и опять наклонился ко мне.

– Ты, кисонька, не переживай. Все будет хорошо.

Его бодро-фальшивый тон меня не обманул.

– Что случилось, Дриан?

Менестрель отвел взгляд и принялся суетливо и совершенно бестолково поправлять чей-то плащ, служивший мне изголовьем. На лицо мое упали капли. Не слезы, нет. Дождь.

Дождь? В Ниннесуте не было дождя сотни лет. А теперь надо мной клубились темные низкие тучи. Ветер раздувал волосы Дриана и поднял воротник его пыльника. Я не могла этого не заметить.

– Твой друг, этот Ноилин, приказал глаз с тебя не спускать. Вот я и не спускаю.

– Он не друг, Дриан, теперь, думаю, не друг. А что было до того, как он это тебе приказал?

Дриан пожевал губами, сдвинул брови. Отвернулся. Повернулся.

– Ну…

Я молча отстранила его руку и встала.

От Верхнего города почти ничего не осталось. Лишь груды разбитого камня, рядом с которыми лежали, сидели, ползли раненые люди. Стоны и крики раздавались отовсюду.

И это моих рук дело. У меня, кажется, уже не осталось сил даже ненавидеть себя. Из меня словно бы вынули тепло и вложили туда лед – холодный, ничего не чувствующий, ничего не воспринимающий лед…

Сверкнула молния. Громыхнул гром. Порывом ветра мне в лицо бросило песок.

В Ниннесуте не бывает гроз.

Это до меня дошло как-то медленно, но все же дошло.

– Ленни? Где Ленни? – вскрикнула я, стараясь перекричать очередной рваный раскат грома.

– Внизу, надо полагать, – пожал плечами менестрель.

– Веди, если знаешь.

Дорогу искали вместе. О том, что случилось после устроенного мною смерча, Дриан ничего не знал, кроме того, что все (кто еще мог держаться на ногах) убежали в узкий разлом позади теперь уже окончательно разрушенной лестницы. Что ж, этот странный и забавный искатель захватывающих историй и сам должен был быть в числе «убежавших», однако остался со мной.

– Послушай, Никки, – продравшись в узкий, почти полностью заваленный лаз, Дриан остановился, чтобы подождать меня, – я… это… ну, Угго Валдес… Я не думал, что так получится. Я не предавал тебя.

– Не нужно, Дриан. Сейчас не время.

Время и вправду оказалось неподходящим. Между делом мы спустились в обширные подземелья, расположенные под Ниннесутом, а там шел бой. В круглом зале, стена которого с одной стороны полностью обвалилась и пропускала дневной свет, сражались трое искателей сокровищ и двое хранителей, очень живо прыгая по каменным обломкам и яростно размахивая мечами. Ни тем, ни другим помогать мы не стали. Увернувшись от нечаянного удара клинком, я пробежала в дальний конец зала, где призывно темнел проход вниз. Поскольку других проходов не было, то и выбор мой был невелик. Дриан тенью скользил за мной следом, не произнеся больше ни слова. А я спешила.

Тоннель привел нас в следующий подземный зал, но из него выходили уже два прохода, помимо того, которым мы пришли. Какой же из них? Каждый был достаточно широк, достаточно исхожен и достаточно освещен обычными лампами, висящими на цепях вдоль стен. Однако прислушавшись, мы очень скоро поняли, куда идти.

На звук звона мечей.

Барсук, несмотря на свою более чем грузную фигуру, скакал весьма шустро. И немудрено. Ему противостояли всего лишь две девушки лет шестнадцати, однако скорость, с которой девушки крутились около увальня, более чем впечатляла. У него был опыт и грубая сила, у юных хранительниц – злость, гибкость и поразительная сноровка. Он успевал лишь размахнуться, в то время как девушки молниеносно изворачивались и оказывались то у него за спиной, то под рукой. Рубаху рыжего разбойника и так уже украшали порезы и неопрятные красные пятна… Он запыхался, на его обрюзгшем крупном лице проступили красные пятна. От досады? Проиграть каким-то пигалицам? А в том, что исход боя будет не в его пользу, я сомневалась мало. У Барсука было не много шансов выжить. Девушки были молоды и не обладали мощью взрослого мужчины, но мастерства им было не занимать. Где-то я даже позавидовала им. Девушка, угрожавшая толстяку на площади, таки выпустит ему кишки и не станет колебаться и раздумывать, хорошо это или плохо. Она сдержит слово.

Мне бы такую решимость и твердость.

Наш путь лежал дальше. Через низкие сводчатые залы, совершенно пустынные и гулкие. Через длинные коридоры, полого ведущие вниз. Всюду были тела. Иногда это были тела хранителей, но большей частью мы видели то, что осталось от охотников. Изрубленные, исколотые, истекшие кровью, они не смогут больше угрожать спокойствию Ниннесута…

У одной из развилок мы остановились надолго – куда идти дальше, мы не знали. Подземелья под Ниннесутом были обширны и казались они куда более обжитыми, чем полуразрушенные строения на поверхности. На полу не было давней пыли, а светильники, висящие на стенах, использовались не так уж и редко, да и каменный свод над ними выглядел хорошенько прокопченным. Здесь явно жили, если не в этих конкретно тоннелях и залах, то где-то рядом.

Так куда же нам идти? Один из тоннелей был широк и освещен получше, да и пол там истерт сильнее… Потому я и повернула в другой тоннель. И была права. Скоро впереди мы почувствовали простор – после низких и узких проходов это походило на дыхание ветра, однако перед нами была не большая пещера и не выход на поверхность, и даже не скальный обвал. Это был глубокий колодец с длинной лестницей, бесконечной спиралью уходящей вниз. И я даже боялась представить, какое расстояние отделяет нас от дна…

Мы бежали со ступени на ступень, не считая их и не приближаясь к опасному краю – ни перил, ни каких-то ограждений у лестницы не было. На равном расстоянии друг от друга в стене горели воткнутые кем-то факелы. Их мятущийся свет бросал странные гротескные тени на стены и вселял беспокойство в мою и так уже истерзанную душу.

Мы бежали и бежали, и этой лестнице не было конца. Где-то внизу (а может, где-то вверху) раздавались крики и окрики, но в трубе колодца звук множился гулким эхом и забавлялся нашим испугом…

Ступени привели нас в большую пещеру на берег подземного озера и, как бы мы ни спешили, а не преминули напиться и умыться. Здесь было жарко, намного жарче, чем на поверхности, хотя для этого, казалось, не было причин.

Озеро было не круглым, а изогнутым, огибающим скальный выступ в дальней стене пещеры. К этому выступу вел добротный каменный мост, слегка горбатый и украшенный резными перильцами. Один конец моста лежал у самых наших ног, а другой упирался в распахнутые врата, массивные железные двери чудовищных размеров.

Эти самые врата, судя по всему, и были входом в вожделенную сокровищницу. Звуки сражения доносились оттуда, крики боли и крики ярости.

Мост мы с Дрианом миновали беспрепятственно, а вот дальше пройти не удалось. У входа путь нам преградили хранители, но пока менестрель шумно препирался с ними, объясняя, что господин Ноилин нам не враг и мы его ищем, мне удалось осторожно ускользнуть и спрятаться за массивную колонну слева… Хорошо и то, что нас не убили сразу же.

Как оказалось, не все дети Аноха говорили на языке Дарвазеи, а их собственный язык изобиловал звуками певучими и мягкими. Менестрель же, пусть и знал много чего, а понимать здешнюю речь не научился, потому изъяснялся жестами и мимикой. Что ж, объяснение с Дрианом по крайней мере отвлекло внимание хранителей от меня. Я почти ползком пробиралась вперед – прячась за невысокой стеной с желобком сверху: в нем горело масло, освещая сокровищницу. Ах да, это и вправду была сокровищница. Золотые монеты грудами лежали на полу, золото стояло в виде статуй и ларцов, в которых хранились драгоценные камни. Золотые украшения были свалены в кучу, словно ненужный хлам. И здесь было удушающе жарко.

Золото, золото, золото. Не серебро, а только золото и каменья. Пляшущий в светильнике огонь целовал золото, и то слепило человеческие глаза и туманило разум… Такие несметные богатства трудно было даже представить. От таких несметных богатств не мудрено потерять голову. Двое или трое охотников все еще дрались, подстегиваемые ошеломляющим зрелищем сокровищ, другие уже успокоились, омывая золото собственной кровью…

Но Ленни нигде не было. А меня золото не задевало. Не ради него я сюда пришла.

Задыхаясь от жары, я бежала вперед и вперед, оскальзываясь на золоте или спотыкаясь о сундуки. За одним залом нашелся другой – пониже и подлиннее, да и освещенный похуже. В конце его тревожно колыхалось красноватое марево множества огней. И оттуда доносился звон мечей.

Пол полого спускался вниз – я не замечала этого, пока не поскользнулась и не упала, и не скатилась кубарем в самый конец пещеры.

Золотые монеты не позволяли подняться. Они скользили под моими ногами, и я опять падала и ползла на четвереньках, пока не оказалась там, где пол был просто каменным, а не золотым. Здесь, среди остатков сокровищ словно одинокие утесы в море возвышались камни, вернее, осколки камня. Цепь на моей шее натянулась и меня неумолимо стало притягивать к этим камням. А это означало одно: это и есть знаменитый реликт.

Небесный камень Эрранага был не черным, как я себе представляла, а желтовато-белым. И был он не один, ибо множество осколков валялось под ногами. Осколки были большими – с меня величиной, и маленькими – с мою ладонь, однако очень тяжелыми, а еще всех их отличало одно – у них были чрезвычайно острые, словно кремниевые края.

Заинтересованная реликтом, переходя от куска к куску, я не сразу и заметила, как искусно обработанный пол сокровищницы под моими ногами сменился первозданной плотью здешних гор. Так я оказалась в гигантской пещере, далекий свод которой изукрасили сполохи огня, а дно было озером кипящей лавы.

Здесь было жарко и душно, и непонятная вонь перехватывала дыхание. Только двоим мужчинам, сражающимся на обломке реликта, ничто, казалось, не приносило неудобств.

Их ноги плясали на полукруглой поверхности самого большого из реликтовых обломков – он был размером с небольшой дом и походил на желтоватую верхушку черепа великана.

…Ленни, обнаженный до пояса, отпрыгнул назад и заглянул через плечо в бурлящее нутро вулкана.

– Ты слишком быстро ее остановил! – прокричал он, гибко уворачиваясь от блеснувшего огнем клинка противника, – Ты нарушаешь мои планы!

– Надеюсь, что так! – хрипло пролаял Ноилин. Он казался куда более уставшим и не таким быстрым, как его соперник. Мне хотелось надеяться, что не от того, что Хеду пришлось потратить все силы на меня. Однако это была очень крошечная надежда.

– Она должна была уничтожить всех вас или по крайней мере дать мне больше времени! Я провозился с ключом Эрранага больше, чем собирался. Но я рад, что ты ее остановил. Было бы жаль, если бы она погибла. Слышишь, Никки! Мне было бы очень жаль, если бы ты погибла!

Очевидно, Ноилин не ожидал моего появления. Он резко обернулся, из-за того потерял равновесие, скатился с «черепа» вниз и исчез из поля моего зрения. Ленни тоже спрыгнул вниз, однако по другую сторону, ближе ко мне и оказался на самом краю каменного обрыва. Жара и опасность явно его не пугали. Огненное варево бросало оранжево-красные блики на его полуобнаженное, потное, лоснящееся тело. Ленни был весел и задирист, и неуемная радость плескалась в нем, как кипящая лава, что булькала внизу и выстреливала огненными струями.

– Где артефакт, Ленни? Тот магический артефакт, который управляет погодой? Или про него ты врал?

– Никки, ты восхитительна, ты знаешь об этом? – он отступил назад, но камень под ногами его дрогнул. Мелкие камешки посыпались вниз, в озеро лавы. Ленни проследил за ними взглядом и повернулся ко мне, – Я только что чуть не убил тебя, а тебя беспокоит только какой-то артефакт?

– Над Ниннесутом собирается буря, Ленни! Она добралась даже сюда! Это надо остановить! Ты же обещал! Ну пожалуйста!

– Моя милая простушка, – Ленни подался вперед, вытянул ко мне руку, но от края огненной бездны не отошел. На лице его блуждала знакомая мне снисходительно-лукавая улыбка, – Боюсь расстроить тебя, но я и есть тот артефакт. Погода сходит с ума из-за меня.

Я укоризненно покачала головой.

– Не веришь? Зря. Как только я покину этот ваш занудный третьеразрядный мирок, все станет прежним. Это я тебе обещаю наверняка!

– Покинешь? Ты… разве не человек? Кто ты?

– Я – это я, – пожал плечами Ленни, ослепительно улыбаясь, – Нас называют Странниками, потому что нам нравится бродить между мирами. А Странники бывают разные – Драконы, Сирены, Грифоны…

– Он Феникс, – холодно оборвал его Ноилин. Он обошел осколок реликта и встал напротив Ленни, однако приближаться не стал.

– Догадаться было не трудно, – с вызывающей улыбкой произнес Ленни, но глаза его внимательно следили за каждым движением Хеда. Тот, впрочем, ничего не делал, просто стоял, сжимая меч, – Да, чаще всего таких, как я, зовут Фениксами. Птицами, умирающими в огне и возрождающимися из пепла. Но согласитесь, на птичку я похож мало. Кто-то думает, что мы созданы магией и из магии, что нам нужен только огонь и жар, но это чушь – мы созданы из плоти… Никки, ты же должна была это понять во время нашего совместного путешествия! Я из плоти!

То ли из-за близости бурлящего огня, то ли из-за бесполезности дальнейшего притворства, а может и по каким другим причинам, но облик Ленни за время этого короткого разговора неуловимо изменился. Фигурой он стал выше и тоньше. Лицо немного вытянулось, черты заострились, особенно нос и подбородок. Застыли в странном изломе брови. Волосы стали отливать красным, да и все тело его, казалось просвечивало насквозь пламенем кипящей лавы. Он был прежним и… совершенно другим.

– Зачем тебе этот маскарад? Почему не ушел, как все? – хмуро и устало спросил Ноилин.

– Как все? – расхохотался Феникс, – Враг мой, что ты понимаешь под «всеми»? С тех пор, как полоумный Дракон Эрранаг захватил этот мирок, ни один из Странников не мог ступить на эту землю. Точнее, ступить-то мог, а вот покинуть его живым – нет. Дракон слишком пригрелся здесь, у него было вдоволь этого нутряного жара и золота, и поклоняющихся ему рабов. Зачем ему делиться с другими Странниками, когда он может быть здесь единовластным хозяином? Он и не стал делиться, и даже наложил запрет на весь мир. Он был хитрым и изворотливым, этот Дракон, он знал, что в покое его не оставят, потому устроил здесь простую, но действенную ловушку. Он отрезал этот мир от внешней магии. Все просто – Странник попадает сюда как в паутину. Он не может пользоваться своей силой, а только местной, довольно примитивной, а это, согласись, мерзко. Странник слишком чужд этому миру, и мир день ото дня отторгает его. Он беззащитен или почти беззащитен. И в конце концов погибает, потому что против него ополчается все живое и даже неживое. Не знаю, как Эрранагу удалось это сделать, но с тех времен в ловушку попался не один я. Раньше я слышал об этом дурацком запрете, но не придал ему значения – и вот пожалуйста! Застрял в этом мире на годы!

– Эрранаг – Дракон? Кто бы мог подумать! – вслух удивилась я.

– А знаменитый реликтовый камень – всего лишь скорлупа яйца, которое предусмотрительная мамаша-дракониха выкинула в этот молодой уютный мирок, – охотно пояснил Ленни, – А вон там, видишь, белеет огромный скелет? Это и есть бренные останки нашего Дракона, который устроил из вашего мира одну большую гробницу самому себе. Тебе, Плетущая, еще много чему предстоит научиться. А что, Хед Ноилин, или как там тебя, твои друзья, дети Аноха, тебе не сказали о Драконе? Не сказали, – довольно кивнул Феникс, – А сам ты об этом не догадался. Не слишком-то они тебе доверяют, не правда ли?

– Думаю, они об этом и не знали. После смерти Эрранага сокровищницу никто не вскрывал. Ты и сам должен был это понять.

– Возможно, и так, – пожал плечами Феникс, – Но я первый, кому это удалось. Когда я понял, что оказался в ловушке в вашем мире, то вспомнил все, что говорили об Эрранаге. Дракон был жаден и алчен, и любил все контролировать, а значит, ни за что не упустил бы из виду то, на чем держится его власть. Поэтому чтобы найти источник ловушки, мне нужно было найти самого Дракона. Три года назад по местному времени я знал только то, что Эрранаг основал Ниннесут, но тысячу лет после Эрранага Ниннесут считали такой же легендой, как и его самого. Вот только я-то знал, что он не легенда! И я нашел этот город. Спрятан он был превосходно. Полгода я искал тропу среди скал, пока не понял, что прохожу по одному месту в пятый раз. А это означало, что я на верном пути: ведь кому придет в голову магически перекрывать тропу в глухом и никому не нужном месте в горах? Причем мастерски перекрывать! Скалы между Ниннесутом и рекой оказались нашпигованы искажающими, отводящими и скрывающими заклятьями, как кролик чесноком и морковкой. И только я распускал часть заклятий, как на их месте появлялись новые. Тогда я задумался, а почему так? Тогда, Ноилин, я и познакомился с некоторыми из твоих друзей – детей Аноха. Боюсь тебя разочаровать, но не все они горели желанием всю жизнь прозябать в древнем заброшенном городе, о котором никто не знает. Некоторые из них хотели и мир посмотреть, и себя показать. Я дал им такую возможность, а взамен меня провели потайной тропой в долину Ниннесута. Хранители так давно хранили то, о чем не знали, и так давно не подвергались нападениям, что не заметили меня. Знай я заранее о ключе, я бы давно убрался отсюда! Но я не знал. И, оказавшись перед запертой дверью сокровищницы, открыть ее не сумел. И пнуть ногой кости старого мерзавца не успел. А вот порядком возмутить магию вокруг его драгоценной гробницы смог. Это случилось прошлым летом. Хранители меня тогда отпустили, а зря – отступать я не собирался. До того, как уйти, я разорвал кое-какие заклятья вокруг Ниннесута, так что спустя пару месяцев магическую аномалию заметили и в долину реки Трайм потянулись искатели сокровищ. И я этому помог – я усиленно плодил слухи о несметных богатствах Эррагана и о том, как их найти. Сделать это было нетрудно, а результат превзошел все мои ожидания. Я рассчитывал на пару десятков охотников, которые в нужный момент устроят мне шум и отвлекут детей Аноха, а их оказалось около сотни с самим Главенствующим магом Дарвазейского Имперского сыска Угго Валдесом в придачу. Я считаю, что хорошо поработал.

Самодовольство Ленни (а я никак не могла привыкнуть называть его иначе) не знало границ. Даже сейчас, загнанный в угол, он не мог не потешить свое самолюбие, рассказывая свою историю с гордостью и хвастовством. Не удержавшись, я фыркнула. Ноилин зло зыркнул на меня и набросился на Феникса:

– Превратив ее в чудовище?

Ноилин избегал смотреть на меня, кроме как быстрым колючим взглядом, он даже не называл меня по имени. Поначалу я не придала этому значения, но теперь знала точно – он не хотел меня видеть. Чудовище. Вот, значит, кто я теперь для него.

– Не мог удержаться, – хихикнул Ленни и помахал мне рукой, – Никки, девочка моя, ты так восхитительно доверчива и наивна, что просто вводила меня в искушение! Ты так отчаянно краснела от самых невинных моих ласк, что я не мог удержаться! Никогда не думал, что Плетущей так легко управлять. Тебе же можно было внушить что угодно, и ты верила! Бедная доверчивая девочка! Признаться, сначала я даже тебя боялся, и все гадал, какую же гадость мне может подстроить Плетущая. А ты купилась на все! Я повесил тебе на шею амулет, и ты поверила, что он отбивает погоню. Но он не прятал следы, Никки. Его суть в том, что он расширял твои магические границы. Иногда опытные маги пользуются такими амулетами, когда хотят применить опасное сильное заклятье и им нужно магической силы больше, чем они могут удержать в себе. На короткое время – не больше нескольких часов – они становятся всемогущи, но, если они не справятся с силой, она уничтожит их. Спроси вот у него, у Ноилина. Он наверняка об этом знает.

Хед гневно сжал челюсти. На скулах его заиграли желваки, шрам, теряющийся в волосах чуть повыше виска, заметно побелел. А ведь он почти был не виден, этот шрам…

Ленни стоял на самом краю обрыва. Его башмаки и штаны определенно тлели – я видели тонкие перья дыма, обвивающие ноги мужчины, но жар, похоже, совершенно его не беспокоил.

– Ты носила амулет месяц, Никки. Ты должна была сойти с ума или сорваться. Но ты держалась, – теперь Ленни не издевался, а говорил почти с восхищением и даже какой-то гордостью, – Ты так боялась причинить кому-нибудь вред, что сама отдала мне в руки оружие против себя. Я оставлял все возможные следы для Валдеса и Рейноса, чтобы они по глупости своей случайно нас не потеряли, а ты верила, что мы успешно сбежали. Я намеренно, шаг за шагом подталкивал тебя к тому, чтобы ты испугалась своей силы, чтобы ты ненавидела саму себя. Чтобы поверила, что только я могу сдерживать тебя, что только я – твое спасение. Я заковал тебя в цепь, Никки. Ошейник должен был полностью подавить твою волю, но ты оказалась сильнее магии Дракона. Ты не стала безмозглой дурочкой, делающей все, что ей прикажут, ты отчаянно сопротивлялась, даже не зная об этом! Но боролась явно недостаточно. Я ведь тебе нравился, не правда ли? Если бы ты ненавидела меня, я не пробрался бы тебе в голову. А я был там. Ты сама дала мне возможность пользоваться твоей силой. Все-таки я заставил Плетущую зависеть от меня!

– Поганый ублюдок! – процедил Ноилин.

– Не совсем… Ублюдок, как я понимаю, это человек, рожденный вне закона. А я рожден, и это единственная правда обо мне. Ты меня осуждаешь, враг мой? Вижу, осуждаешь. Смешно. Разве можно мерить меня законами этого мирка? Меня, Феникса? Ты ведь и сам не безгрешен, разве ты не использовал людей в своих целях? А она – Плетущая! Пока она не заставит себя уважать, каждый будет манипулировать ею! Даже ты! Скажешь, это не правда? Скажешь, у тебя ни разу не возникло мысли попользоваться ее дармовой силой? Ладно, ладно, не кипятись. Мне и так пора. Задержался я тут с вами.

– Ты не уйдешь, Феникс!

– А ты можешь меня задержать? – с убийственной вежливостью поинтересовался Ленни-Феникс, – Ты ранен, поединок с Плетущей высосал из тебя все силы. Я хорошо все разыграл, правда? Никки устраивает конец света, ты бросаешься ее останавливать, хранители и охотники борются со стихией, а я тем временем спускаюсь в сокровищницу. Но ты вообще-то силен. Удивляюсь, как ты до сих пор стоишь на ногах. Тебя не должно было здесь быть. Впрочем, это не важно. Тебе меня не остановить. Даже с помощью этой драконьей скорлупки!

Змеисто метнувшись к реликту, Ленни резко и сильно ударил по нему ладонью. Раздался странный звон или даже визг, который, казалось, буквально ввинтился в мою голову неумолимой болью. Я вскрикнула и прижала ладони к ушам, краем глаза заметив, как болезненно отдернул руку от реликта, пошатнулся и едва не упал Ноилин.

А Ленни опять отступил к краю обрыва. Он неминуемо должен был упасть, ибо прокаленный вечным огнем камень казался хрупким и ненадежным, однако мужчина стоял, и даже не стоял, а переминался с ноги на ногу – то ли танцуя некий непонятный танец, а то ли и от нетерпения. Тело его сделалось почти прозрачным, огненно-прозрачным. Или это мне так казалось? От невыносимой жары глаза мои слезились, дыхание было тяжелым и прерывистым, пот тек ручьями.

– Я заберу кольцо с собой, Никки! – вдруг крикнул Ленни, поднимая руку с перекрученным черным кольцом на пальце, – Пока цепь на тебе, никто, кроме меня, не сможет управлять тобой! Никто, слышишь? Я вернусь за тобой. Не сразу, а лет через пять. Тебя ждет долгая, очень долгая жизнь, Плетущая, так что когда-нибудь мы с тобой обязательно встретимся. Сейчас ты молода, наивна и доверчива, но через пару лет это пройдет. А может и раньше! Ты поймешь, сколько клыков и когтей тебе досталось от природы, и начнешь этим пользоваться. Вот тогда ты станешь восхитительной женщиной, Никки. Вот тогда я и приду за тобой, моя дорогая. Я убью любого мужчину, который будет рядом с тобой, и займу его место!

– Прежде я убью тебя! – прохрипел Ноилин, бросаясь к краю лавового озера.

– Не сейчас, враг мой, не сейчас. Но мы еще обязательно с тобой встретимся, – хмуро ответил ему Феникс и опять повернулся ко мне, – Помни, Плетущая, всегда помни: твоя жизнь принадлежит только тебе! И мне!

С этими словами он отступил назад и, распахнув руки, летяще упал вниз. И пусть я ожидала чего-то подобного, однако непроизвольно ахнула. От падения в воздух взвились плети тягучей горячей лавы; огненные брызги, шипя, выстрелили вверх и опали яркими фейерверками.

Ноилин отшатнулся и поднял руку, защищаясь от пламенных стрел. И я отпрыгнула назад – несколько огненных капель попало мне на юбку и ткань мгновенно занялась, а пока я судорожно сбивала огонь руками…

Он вынырнул из лавы… нет, не сказочной огненной птицей, но близко к этому. Это был сильный гибкий мужчина, одетый разве что в языки пламени. Капли лавы стекали по его обнаженному телу и с шипением опадали вниз. В воздухе его держали фантастической красоты мощные крылья, сотканные из огня – теплого оранжевого, тревожно-багрового, ослепительно желтого…

Феникс взмахнул крыльями, подняв вокруг себя огненный смерч и бросая пламенные перья… А когда огненный дым разошелся, его уже не было. Феникс исчез.

– Мать твою, – восхищенно произнес за моей спиной Дриан. Глаза его были широко распахнуты и смотрели в ту точку, где только что парил в воздухе Феникс, – Это было на самом деле?

Я удрученно кивнула и опустила голову. Что за странное существо этот Ленни-Феникс! Какое смятение принес он в мою жизнь! Какое облегчение, что он наконец убрался!

Одно радовало – Ленни не скрывал, что использовал меня ради своих целей. Может, его откровения хоть немного смягчили Ноилина? Может, он сможет меня простить?

Но Хед молча прошел мимо меня. Его шатало и покачивало, однако ступал он твердо. Тонкие губы его были упрямо сжаты, по вискам стекал пот, а глаза смотрели холодно и отчужденно. Мимо меня.

Я не слышала, о чем щебетал, захлебываясь от восторга, Дриан, семенящий рядом с Ноилином. Я не чувствовала обморочной жары, иссолившей мне губы и потом щипавшей глаза. Я стояла соляным столбом, иссушенным ветром, и не могла поверить в жестокую истину, внезапно открывшуюся передо мной только что: мы чужие друг другу. Это и раньше не было по-другому – граф Хед Ноилин никогда мне не принадлежал и самой большой глупостью было бы надеяться на другое, но… Дурацкое «но»! Когда-то я смела надеяться, что немножко, на самую малую малость ему небезразлична… Прав был Ленни, я непроходима глупа и наивна!

Я догнала их, когда Ноилин и Дриан уже выходили из сокровищницы. Дети Аноха подчистили здесь все – тела охотников лежали друг на друге на небольшом каменном выступе между вратами и мостом, а тела хранителей их сородичи уже унесли наверх. Внизу оставались только живые и очевидно было, что нападение искателей сокровищ нисколько не поколебало их решительности и собранности. Их лица были суровы, однако не растеряны. Ноилина дети Аноха проводили гортанными приветствиями и короткими рубящими жестами. Мне неизвестен был этот жест, но не трудно было догадаться: прикладывая раскрытую ладонь к сердцу, хранители выказывали уважение. И он действительно достоин был уважения. Когда же проходила я… Я просто опустила глаза и смотрела себе под ноги. Я и так была совершенно раздавлена, большее меня уже не задевало… Почти не задевало…

Лестница давалась Ноилину с трудом. Он переставлял свои длинные ноги, рукой опираясь о стену, но очевидно было, что только упрямство заставляет его идти вперед… А на пятой ступеньке оступился и пошатнулся. Я бездумно бросилась вперед, хотела помочь, плечо подставить. Как когда-то уже было. Ведь было же? Когда-то нам очень многое довелось испытать вместе. И он никогда не отталкивал меня.

А теперь он резко выставил назад руку. Нет, мол, не желаю твоей помощи.

И поплелся дальше, держась за стенку. Я заледенела, замерла, слезы молча глотаю, в сторону смотрю, чтобы Дриан вдруг не заметил. Да тот знай себе о своем трещит, глаза восторгом блестят, небось, балладу новую сочиняет. Получил свою великую историю – и счастлив… Где уж ему что заметить…

В этот момент подоспели хранители. Громкий топот сверху меня насторожил, однако трое мужчин бросились к Ноилину вовсе не с угрозами.

Говорили они с еле сдерживаемым возбуждением и тревогой, это трудно было скрыть, однако речь их была мне непонятна – говорили хранители на своем языке, из чего кроме «данна Лиора» я ничего знакомого и не услышала.

Известия, однако, Хеда обеспокоили. Он резко ответил, рубанул рукой и заспешил наверх. Силы его явно были на пределе, но подхватить себя под руки не позволил, а только вцепился клещом, ухватился за плечо молодого хранителя. Тут-то он чужую помощь без колебаний принял…

Но напоследок все же вспомнил. Остановился, обернулся ко мне. Грозовыми глазищами сверкает.

– Лиора умирает, – холодно так, сдержанно сказал, только гнев нет-нет, да и прорывается, – Сегодня слишком многие погибли, Кэсси. Я еще многое должен тебе сказать, но не сейчас. Поговорим позже.

И заспешил наверх.

Ну вот, приговор оглашен. Теперь надежды больше нет.

Когда я поднялась наверх, слезы мои высохли. Шаг стал тверже и увереннее. Плечи расправились.

Разве я собачонка побитая – милость выпрашивать? Не будет этого. Не жду я ни прощения, ни снисхождения, и от вины своей не отказываюсь. Так она на плечи мои давит, что стоять прямо не могу, хоть ложись и волком вой. Но пусть меня убьет кто-то другой, не он, не Хед Ноилин. Тогда, во время смерча я бы с радостью позволила бы ему себя убить, чтобы остановить то безумие. Но не сейчас. Боюсь, сейчас при нем вдруг не выдержу, расплачусь… Показаться слабой ни перед кем не хочу, перед ним – тем более.

Не надеюсь, что кто-то захочет меня понять. Разве что Ленни… но он теперь далеко.

Да и мне пора.