«Песнь о Нибелунгах» дошла до нас в десяти рукописях XIII–XVI веков и многих отрывках.

В новое время она стала известна с середины XVIII века: в 1757 году Бодмер издал последнюю часть Нибелунгов вместе с так называемой Жалобой (Klage) — небольшой лирической поэмой, написанной двустишиями и повествующей о том, как Этцель, Дитрих с Гильдебрандом, семья и люди Рюдигера и другие оплакивали павших (Chrimhildens Bache и die Klage, Zwei Heldengedichte etc., Цюрих). В 1782 году К.Г.Мюллер (Myller) издал полный текст Нибелунгов, но без всякой попытки к ученой критике и разбору. С начала XIX столетия появляются характеристики и разборы поэмы; один из переводчиков, Ф. Д. Гаген, уже в 1810 году стремится дать критическое ее издание, с разночтениями.

Честь первого строго научного исследования нибелунгов принадлежит К. Лахману. Горячий приверженец теории Вольфа в гомеровском вопросе, убежденный, что народные песни сами по себе — верх художественности, что их портят и разбавляют водой поздние поэты-собиратели, Лахман задался мыслью отделить в Нибелунгах подлинные песни от позднейших добавлений. Материалом для этого послужил тщательный анализ текста Нибелунгов. Из трех древнейших (XIII века) пергаментных рукописей каждая представляет особую редакцию: одна (гогенемская, ныне мюнхенская, — А) значительно короче всех других; другая (санкт-галленская, — В; в ней, как и в А, поэма называется Der Nibelunge Not — «Горе Нибелунгов»), к которой примыкает большинство рукописей позднейших и которая поэтому может считаться вульгарной, стоит в этом отношении посредине; третья (прежде тоже гогенемская, ныне в Донауэшингене, — С, Der Nibelunge Lied — «Песнь о Нибелунгах») представляет текст наиболее пространный. Лахман заключает, что А ближе всего к песням, а В и С — ее позднейшие распространения. С помощью приемов, несомненно остроумных, но иногда искусственных, из 2316 строф рукописи А он выбрасывает 745, а остальные 1571 разделяет на 20 песен, которые, по его убеждению, явились на свет между 1190 и 1210 годами (все остальные переделки, до С включительно, произошли в последующее десятилетие). Так как Лахман в то же время разъяснил основу поэмы и определил ее отношение к скандинавским сказаниям о Нифлунгах, то его выводы до 50-х годов считались общепринятыми.

Но в 1851 году обратили внимание на курьезное обстоятельство, скрытое Лахманом: число строф в каждой песне оказалось делимым на 7 — а он был известен как сторонник гептад, в своих работах по истории греческой поэзии. В 1854 году против теории Лахмана выступили независимо друг от друга два германиста: Гольцман (Untersuchungen ueber das Nibelungenlied) и Царнке (Zur Nibelungenfrage). Они отвергли возможность механически соединенных народных песен и пришли к заключению, что С ближе всех к оригиналу, а В и A — его сокращения. Разгоралась полемика (имевшая, кроме специального, весьма важное общее значение: речь шла об участии личности в создании памятников народной поэзии), так как на защиту теории Лахмана выступил его ученик Мюлленгоф (Zur Geschichte das Nibelunge па ôt, 1855).

В 1865 году появилось исследование Барча (Untersuchungen ueber das Nibelungenlied), который, приняв остроумную догадку Пфейфера, что автором «Песни» был австрийский рыцарь Кюренбергер, писавший размером «Песни», отнес создание поэмы к 1150 году, а первую ее переделку — приблизительно к 1170. Из нее вышли независимо В и С; А же есть только плохое сокращение популярного текста В, который и должно класть в основу издания.

Новейшие исследователи сходятся во мнении о том, что первоначальную редакции поэмы в настоящее время восстановить невозможно, а следует стремиться к ее историческому объяснению и выделению разнообразных элементов, из которых сложил эту поэму единый автор; в настоящем своем виде поэма предназначалась не для пения, а для чтения в придворных кругах Австрии.

Сюжет поэмы построен на основе «Сказания о Нибелунгах», которое сложилось в эпоху переселения народов в землю прирейнских франков. Он состоит из двух несходных элементов. Первый — древнегерманская героическая сага (по мнению большинства, миф) о Зигфриде — убийце дракона, освободителе вещей девы Брунгильды, который попадает во власть злых братьев и теряет сокровище, невесту и саму жизнь. Вторая составляющая — историческая сага о гибели бургундского королевского дома в 437 году, в битве с гуннами Аттилы (Этцеля). В 453 году между немецкими племенами распространяется слух о смерти страшного завоевателя в ночь его брака с Гильдико, которую народный голос считает виновницей смерти мужа. Начинают искать мотив для этого деяния — и находят его в событии 437 года. В результате появляется сага о том, как Аттила, муж бургундской принцессы Гильдико, убивает ее братьев, королей Гундахари, Годомара и Гизлахари, и гибнет от руки их мстительной сестры, которая прежде была женой трагически погибшего Зигфрида. Как в убийстве Зигфрида, так и в гибели братьев Гильдико роковую роль играет сокровище, добытое ранее Зигфридом и потом возбудившее жадность Аттилы.

В этом слитном виде сказание рано распространяется по всем землям немецкого языка и уже в конце VI века (по мнению иных — в VIII) через саксов проникает в Скандинавию. Здесь оно подвергается переделке, воспринимает в себя кое-что из туземных сказаний о Гельге, убийце Гундинга, и становится предметом песен Эдды. После этого с ним сливается готская сага об Эрманрихе, принесенная сюда саксами не позднее VIII столетия.

Еще большим видоизменениям от времени и новых понятий подвергается сказание на материке (в скандинавской редакции менее единства и заметнее спайка), особенно в верхненемецкой редакции. С Зигфрида снимается всякая ответственность за вольно или невольно (вследствие питья забывшего) покинутую им Брунгильду; радикально изменяется обстановка его ранней юности (королевский двор вместо одиночества в диком лесу); Аттила отодвигается на задний план и освобождается от упрека в жадности; мстительницей является его жена, и мстит она не за братьев, а братьям за первого мужа; вставляются новые эпизоды и лица (например, Рюдигер, уже в Австрии), а вместе с тем устанавливается и новая локализация.

До середины XII века сказание и песни, на нем основанные, существовали только устно; на границе XII и XIII веков возникает национальная поэма, проникнутая единством идеи (нем. верность — жены к мужу, вассала к господину, господина к вассалу) и единством миросозерцания — немецкая Илиада. В ней — золотая середина между тривиальной грубостью поэзии шпильманов и изысканной утонченностью рыцарского эпоса эпохи Гогенштауфенов; в ней — истинная поэзия отрочества народа, сдержанная и страстная, простая и глубокая, верная жизни, но возвышающая ее, живые и в то же время высокие даже в проявлении ужасных страстей своих характеры; в ней — лучшее, что осталось немцам от их средних веков. Вот почему «Песнь о Нибелунгах» распространилась так широко; в Баварии и Австрии поэма имела огромное влияние; со второй половины XIII века оно охватывает и Швабию.