«Я напугал её. Увлекшись ощущениями и желанием изучить ее силу глубже, я забыл, как это могло выглядеть со стороны. Наверное, простительно, учитывая, сколько времени я уже здесь нахожусь. Вот только мне совершенно не понравилось быть причиной её страха. Он горчил, сжимал сердце и требовал от меня каких-то действий. Успокоить? Обнять? Я перестал понимать свои желания. Или подобное нормально для человека? Кажется, невольно я стал забывать об этом».

На следующий день все буквально завертелось. Отец по какой-то неведомой причине развил бурную деятельность. Я смотрела на него и не узнавала. Всегда мягкий и улыбчивый мужчина превратился в резкого, твердого и властного человека. Он отдавал приказы слугам так, что сразу становилось понятно: ему нужно лишь беспрекословное подчинение и немедленное исполнение. Его всегда теплые глаза заледенели, а поджатые сурово губы приводили в недоумение.

Ближе к вечеру приехали братья. Я была удивлена такой скорости, а еще больше тому, какими озабоченными и встревоженными они выглядели. Лишь Герберт выглядел так же, как и я, – растерянно. Мать я и вовсе не видела весь день. Когда поинтересовалась о ней у служанки, та лишь ответила, что госпожа неважно себя чувствует, поэтому отдыхает в своих комнатах.

После того как Берхарт с Оллартом приехали, они почти сразу закрылись вместе с отцом в кабинете, прихватив с собой несколько дезориентированного и растерянного Герберта.

Мне оставалось лишь уйти в свою комнату и продолжить укладывать вещи. Что-то мне подсказывало, что в своем доме я ночую последний раз.

Спустя пару часов братья покинули кабинет отца. И если Герберт выглядел каким-то пришибленным и по-прежнему слегка растерянным, то двое старших всем своим видом пытались показать, что ничего не случилось.

 – Амелия, идем со мной, – попросил меня отец, тут же разворачиваясь и устремляясь по коридору в сторону кабинета.

Я поспешила за ним, испытывая странную смесь предвкушения и волнения. Всегда считала свою семью вполне обычной. Да, богаты, да, вхожи в королевский замок, да, известны, но кроме нас в королевстве немало подобных семей. И вот со вчерашнего дня все ведут себя так, словно что-то знают, и это знание явно не простое.

 – Садись, – коротко бросил отец, после того как дверь за мной закрылась. Я повиновалась, осторожно опустившись в кресло.

Отец между тем сложил руки за спиной и принялся вышагивать по кабинету от одной стены до другой. Выглядел он при этом таким задумчивым, что я не торопилась что-то спрашивать, рассматривая совершенно незнакомое мне суровое лицо. Даже складка между бровей вызывала у меня удивление – на моей памяти отец никогда не хмурился.

 – Амелия, ты знаешь, что означает титул геральда? – внезапно спросил он, заставив меня слегка вздрогнуть от неожиданности.

 – Защитник, – ответила тихо и так, будто на самом деле спрашивала, а не отвечала. – Этим титулом наделены главы двенадцати семей, которые также считаются высшей аристократией Хальдора.

 – Верно, – отец кивнул, но так и не остановился, продолжая выхаживать, словно ему так лучше думалось или же он пытался совладать с бьющей через край энергией, вызванной беспокойством. – Вот только ты никогда не задумывалась, от кого именно должны эти семьи защищать королевство?

Я чуть нахмурилась, размышляя.

 – Я всегда думала, что от каких-то внешних врагов, отец.

 – Поясни, – потребовал он, на мгновение останавливаясь.

 – Я считала, что главы двенадцати семей во время войны становятся кем-то вроде генералов в армии. Я ошибалась? – спросила, немного наклоняясь вперед, будто боялась пропустить какое-нибудь очень важное слово или жест.

Отец хмуро потер висок, невольно показывая тем самым, что у него болит голова. А потом, сев за стол, сложил руки в замок и посмотрел мне прямо в глаза.

 – Ты ошибалась, – ответил он довольно тихо, а у меня по спине прошелся холодок. Запах тайны взбудоражил, заставив дыхание участиться, а ладони слегка вспотеть.

Заметив, что последние секунды я даже не дышу, постаралась расслабиться. Наплевав на этикет, резко выдохнула и откинулась на спинку кресла, положив руки на подлокотники.

Отец, увидев это, лишь усмехнулся, но упрекать меня не стал, повторив за мной все действия. Даже глаза на миг прикрыл и улыбнулся, медленно выдыхая. И только в этот момент я поняла, насколько он был напряжен всё это время.

Мы посидели так минут пять, в уютном молчании, будто давая друг другу насладиться накрывшей кабинет тишиной.

 – Если я ошиблась, то кто такие геральды? – спросила, когда стало понятно, что дальнейшее молчание только навредит.

Отец тут же подобрался. Лицо его снова стало слегка напряженным, но прежняя суровость так и не появилась.

 – Ты правильно сказала, что они защитники, – отец хмыкнул. – Об этом знают все. Неудивительно, ведь слово «геральд» означает именно «защитник». Этот титул сохранился с таких давних времен, что никто уже и не знает, от кого защищали геральды. Конечно, кроме тех, кто носит этот титул, – отец посмотрел на меня прямо, а потом снял с шеи ключ, висевший там, как я помню, всегда. Повертев его в руках, он наклонился и открыл им ящик стола.

 – Вся правда здесь, – сказал он коротко, осторожно положив на стол небольшую книжицу, даже по виду выглядевшую старой. – Это дневник нашего далекого предка. Такие дневники есть у каждого геральда. Они были написаны для того, чтобы мы, потомки, не забывали о том, кто мы такие.

Я перевела взгляд с книги на отца.

 – Мне прочесть его? – спросила, всё-таки выпрямляясь в кресле.

 – Да, – отец пододвинул ко мне дневник, отчего ему пришлось приподняться в кресле. Я не торопилась брать документ в руки, смотря с легкой опаской.

 – Отец, может, ты расскажешь мне... – я перевела взгляд с дневника, в котором мне чудилась какая-то странная угроза, на отца. – Расскажешь мне своими словами. А после я прочту его.

 – Рассказать... – произнес он тихо, задумчиво, рассматривая меня с неким любопытством. Его явно удивила моя просьба. Я уверена, он думал, что я тут же схвачу дневник и погружусь в чтение. – Как скажешь. Что ж, слушай. Многие столетия назад на свете жили тринадцать геральдов – рыцарей-защитников.

 – Тринадцать? – перебила я. – Прости, прости, отец. Я больше не буду, – немного по-детски пообещала, показывая, что я вся обратилась в слух.

 – Именно тринадцать, – словно не заметив того, что я его перебила, ответил он. – Все они были крайне сильны. Обладали знаниями, которых не было у других. Они были искусными воинами и могущественными колдунами. И да, все тринадцать были мужчинами. Другим казалось, что все тринадцать равны по силе, но это было не так. Один из них отличался от остальных так же сильно, как колдун отличается от обычного человека. Он был умен, хитер, непомерно силен и довольно мудр. Двенадцать геральдов добровольно выбрали его своим лидером и беспрекословно подчинялись. Именно им мы обязаны возникновением Хальдора. Тринадцатый геральд единогласным решением стал королем созданного королевства. Все остальные поклялись ему в верности, – сказав это, отец нахмурился, замолчав. Он сжал кулаки и как-то судорожно вздохнул.

 – Все в порядке, отец? Если не хочешь говорить, я прочту, – поспешила я заверить, привставая, чтобы взять дневник. История, которую рассказывал мне отец, отличалась от той, которой меня учили. И она совершенно точно взволновала мое воображение, хотя я пока не понимала, какое ко всему этому имею отношение и почему отец решил рассказать нечто подобное.

 – Нет, постой, – попросил он, взглядом давая понять, что разговор не окончен. – Все в порядке. Просто меня всегда возмущал этот момент в истории. Вернее, то, что сделали эти двенадцать рыцарей-защитников после того, как однажды дали клятву верности.

 – И что они сделали? – спросила осторожно, уже примерно представляя, что услышу. Отец всегда не переносил лжи, коварства и лицемерия.

 – Предали, – буквально выплюнул он, переводя полный негодования взгляд на дневник, словно тот был в чем-то виноват. – Все они хоть и были сильными, – продолжил он спустя пару минут, успокоившись немного за это время, – но оставались обычными колдунами. А вот тринадцатый рыцарь, ставший королем, явно шагнул со своей безграничной силой заметно дальше. Они посчитали его угрозой – по мне, так просто позавидовали – и предали его.

 – И что с ним стало? Они его убили? – спросила встревоженно, нахмуриваясь. Услышанное беспокоило, учитывая, что один из тех рыцарей-предателей был нашим предком.

 – Не знаю, – отец выдохнул и снова откинулся на спинку кресла, только в этот раз в таком жесте не было заметно расслабленности, лишь какая-то усталость. – Я говорил с остальными геральдами. У каждого есть свой дневник, но ни в одном не написано, что сделали рыцари со своим королем.

 – И все же, от кого защищали геральды? – вспомнила я начало нашего разговора, аккуратно подхватывая дневник и открывая его на первой странице. Она была пожелтевшей и очень хрупкой. Чернила слегка потускнели, отчего я подумала, что нужно сказать отцу, чтобы переписал: еще немного – и этот дневник попросту нельзя будет прочесть.

Заговорил отец не сразу. Мне даже показалось, что он и вовсе забыл мой вопрос или не обратил на него никакого внимания.

 – В дневнике написано: от порождений скрытого мира, – всё-таки сказал он.

 – Что?.. – кажется, у меня даже голос осип от такой новости. – Но ведь скрытый мир – это всего лишь... миф.

 – Как и королевская магия, – хмыкнул отец, а потом замер пораженно. А затем и вовсе побледнел, хватаясь за ткань на груди. – Великий, это...

 – Что такое? – я подскочила. Обойдя стол, схватила его за руку, тревожно всматриваясь в белое, как первый снег, лицо.

Отец молчал с минуту, а потом тяжело выдохнул, заметно расслабляясь. Явно что-то обдумал и пришел к выводу, который его успокоил.

 – Нет, – он слабо улыбнулся, поднимая на меня взгляд. – Ничего, Амелия. Это все моя фантазия, – он тихо рассмеялся, вот только в смехе этом слышалось вовсе не облегчение, а напряженность. – Такого просто не может быть. Он просто потомок. Да, верно, просто потомок. Прошло ведь столько лет. Амелия, ты можешь прочесть дневник, но только тут. Я посижу с тобой.

Я с сомнением посмотрела на него, но, поняв, что больше никаких объяснений не будет, отошла. Подхватив дневник, устроилась в кресле удобнее, решив, что обдумаю поведение отца после того, как узнаю обо всем этом чуть больше.

И всё-таки, что же его так напугало?

Надеюсь, я когда-нибудь узнаю.