Венок был поистине исполинский.

Самый большой венок, какой Мартин Бек и Гюнвальд Ларссон когда-либо видели, и, вероятно, самый безвкусный.

Цветовое сочетание, при всей очевидности замысла, вызывало несколько неожиданную ассоциацию. Издали вся конструкция напоминала раскрашенный неким полоумным юнгой огромный спасательный круг.

Венок состоял из четырех перемежающихся секций, две из белых, красных и синих, или, скорее, бирюзовых, гвоздик, две из васильков и желтых ромашек. На стыках этих символов американского и шведского флагов цветы перемешивались и сочетались с пучками привядших зеленых листьев. Внутренний обод венка был окаймлен посеребренными веточками сосны; вдоль внешнего обода тянулись искусно переплетенные позолоченные лавровые листья.

Мастера обеих фирм, которым было поручено сие творение, несомненно, потрудились на совесть, их никак нельзя было корить за диковинную композицию, во всех деталях разработанную самим высоким гостем.

В верхней части венка был укреплен большой позолоченный щит с плешивым орлом; из-за этой эмблемы выглядывали соединенные под углом американский и шведский флаги. Внизу висела голубая муаровая лента с выполненной золотыми буквами гениальной надписью: То the Memory of a Great Man His Majesty King Gustaf VI Adolf of Sweden from the Hearts of the People in the United States.

Лента была очень широкая, и текстовик, надо думать, потратил немало труда и золотой краски, выводя изящные буквы.

Венок лежал в кузове грузовика, который остановился в конце Трюккеригатан, перед южным торцом издательства "Норстедт".

Четыре офицера с американского эсминца уже полчаса стояли перед Стенбокским дворцом, ожидая приказа нести венок. Вероятно, они зябли, хоть здание дворца и защищало их от северо-восточного ветра, который нес дождь со снегом.

Только что прибывшие Мартин Бек и Гюнвальд Ларссон заняли позицию на лестнице Апелляционного суда, и ветер хлестал их по лицу. Обозрев диковину в кузове грузовика, они принялись изучать обстановку.

Риддархольмен – маленький островок с десятком государственных и прочих учреждений – составляет крайнюю западную часть "города между мостами". Железная дорога и узкий Риддархольмский пролив отделяют его от Старого города; если не считать водного транспорта, на нею можно попасть только тремя путями. Можно пройти по пешеходной дорожке железнодорожного моста, можно подняться по лестнице с набережной Мункбру, наконец, можно проехать на машине по Риддархюсскому мосту, переброшенному через пролив и железную дорогу.

Все эти три пути теперь были перекрыты.

Для Эрика Мёллера и его людей не представляло труда оцепить нужный участок и проверить, чтобы там не находились посторонние. С самого утра они следили, чтобы через ограждение проходили только служащие упомянутых учреждений.

Демонстранты и зеваки теснились на Риддархюсской площади по ту сторону моста.

За десять минут до прибытия кортежа Мёллер послал двоих человек в церковь и приказал:

– Поглядите на всякий случай, вдруг туда пробрались какие-нибудь японцы с камерами на животе – и будут таращиться на церемонию.

Это задание было поручено членам спецотряда Карлу Кристианссону и младшему инспектору Альдору Гюставссону. Кристианссон был от природы редкостный лентяй, а Гюставссон – беспечный молодой человек с большим самомнением.

Войдя в храм, Гюставссон остановился и закурил сигару; Кристианссон принялся бродить по церкви, осматривая священный исторический интерьер. Ему вспомнилось, как школьником его заставляли посещать музеи и другие славные памятники; мало того, что он смертельно скучал, еще надо было писать сочинения об увиденном. Вспомнилось также, что со времени конфирмации он не заходил ни в одну церковь.

Завершив обход, Кристианссон подошел к Альдору Гюставссону, который по-прежнему стоял и покачивался с пятки на носок, окруженный облаком табачного дыма.

– Через пять минут приедет этот янки, – сказал Гюставссон. – Пошли на пост, что ли.

Кристианссон кивнул и побрел к выходу следом за Альдором Гюставссоном.

Мартин Бек и Гюнвальд Ларссон обозревали площадь Ярла Биргера, стоя на пронизывающем ветру. По краю площади выстроился караул; еще одна цепочка вооруженных воинов протянулась от грузовика до церкви.

Внезапно Гюнвальд Ларссон протер глаза и подтолкнул локтем Мартина Бека.

– Проклятье, – сказал он. – Так я и знал. Гляди – идиотская команда!

Мартин Бек увидел, как из церкви не спеша выходит Гюставссон, сопровождаемый Кристианссоном. Одновременно появился Рикард Улльхольм – он торопливо шагал вдоль фасада церкви в сторону моста.

Мартин Бек посмотрел на часы. Осталось пять минут.

– Теперь уже ничего не поделаешь, – произнес он. – Нам остается только смотреть, чем это все кончится. Кстати, где же Мёллер?

Гюнвальд Ларссон показал на церковь.

– Вон он идет. Вместе с главными идиотами.

Он ударил себя ладонью по лбу.

Эрик Мёллер быстро направлялся к церкви; следом за ним топали Бу Цакриссон и Кеннет Квастму. У портала они остановились, и Мёллер устроил смотр своего маленького отряда.

С лестницы суда Мартину Беку и Гюнвальду Ларссону было видно, как Мёллер о чем-то говорит с каждым из четверки по очереди. Обычно столь невозмутимый, он сейчас явно нервничал, то и дело смотрел на часы и беспокойно поглядывал в сторону Риддархюсской площади, где вот-вот должен был показаться кортеж. Судя по всему, он отдавал последние распоряжения. Цакриссон и Кристианссон стали с одной стороны портала, Гюставссон и Квастму – с другой.

– Мое дело сторона, – сказал Гюнвальд Ларссон. – Пусть Мёллер сам управляется. Господи, ну и спецотряд. И какой жуткий венок. Слава богу, что предмет почестей его не увидит.

Мартин Бек поднял воротник, сунул руки в карманы и заметил:

– Не одно поколение монархов перевернется в своих могилах, когда они возложат это барахло. И вообще, что за дурацкая идея – тащить его на руках от самого Норстедта?

Гюнвальд Ларссон прищурился, глядя сквозь завесу мокрого снега на четверых офицеров, которые тем временем подошли к грузовику.

– Знать, решили, что так будет торжественнее, – отозвался он. – Мы с тобой в первом ряду партера. Аплодировать будем?

Взгляд Мартина Бека остановился на представителях прессы и телевидения, которые сгрудились у мостового устоя за церковью. В центре этой группы, оживленно жестикулируя, стоял Рикард Улльхольм. Эрик Мёллер уже шел к мосту, чтобы дать команду убрать ограждение и указать телевизионщикам, где им поставить свой автобус.

Все взоры устремились в сторону Мюнтгатан, откуда должен был появиться кортеж.

Внезапно Мартин Бек обратил внимание на хорошо знакомую личность, которая до тех пор явно пряталась за статуей на площади.

Из всех сотрудников агентурного отдела секретной полиции в Викторе Паульссоне, пожалуй, легче всего было узнать шпика, очень уж своеобразно он маскировался, чтобы незаметно слиться с окружением.

Не торопясь и не оглядываясь, он шел через площадь, старательно делая вид, что прогуливается просто так, без определенной цели.

Его одежда явно была призвана соответствовать торжественности события. Мартин Бек впервые видел Виктора Паульссона в таком облачении: тучный мужчина лет сорока, он обычно носил яркие, молодежные (как он сам полагал) костюмы, особенно когда ему поручали наблюдать за демонстрациями, студенческими сходками и политическими митингами.

Сейчас на Викторе Паульссоне было черное пальто с узким бархатным воротником, темно-серые брюки в несколько более светлую полоску и галоши. На голове – серый цилиндр, под мышкой зажата сложенная несколько раз консервативная газета.

– Где зонтик? – спросил Гюнвальд Ларссон. – Где дипломатический портфель? И он опять сбрил усы. Или же он их наклеивает, потому что на прошлой неделе он был с усами.

– Ты про те, что в духе Сальвадора Дали? – справился Мартин Бек.

В эту минуту послышались возгласы демонстрантов на Риддархюсской площади, и на Мюнтгатан показался кортеж.

Эрик Мёллер заметался, отдавая распоряжения налево и направо, потом сделал знак квартету морских офицеров, которые приняли стойку смирно, приготовившись снять с грузовика чудовищный венок.

Кортеж медленно пересек Риддархольмский мост; впереди – мотоциклисты, за ними бронированный лимузин с сенатором, премьером и Каменным Лицом, который на сей раз был без сигары. Дальше следовали машины с агентами службы безопасности, телохранителем премьера, послом США и другими видными дипломатами и членами правительства.

Молодой король тоже был приглашен на чествование своего покойного деда, но он еще не возвратился из официального визита в соседнюю страну и не смог присутствовать.

Колонна машин свернула направо и остановилась перед Стенбокским дворцом, прямо напротив Мартина Бека и Гюнвальда Ларссона.

Шофер лимузина немедленно вышел и раскрыл большой черный зонт, после чего отворил заднюю дверцу.

Подбежал телохранитель премьера с еще одним зонтом, и оба сановника, выйдя из машины, двинулись через площадь, сопровождаемые с двух сторон своими зонтоносцами. Шагавший вплотную за ними Каменное Лицо не был защищен от дождя, но его это не трогало. Он, как всегда, сохранял полную невозмутимость.

Неожиданно сенатор остановился и показал на Биргера-ярла, который обратил к ним поблескивающую от дождя могучую бронзовую спину. Вся процессия замерла и тоже воззрилась на статую.

Дождь немилосердно поливал незащищенное и все более скорбное сборище.

Премьер-министр объяснил, кого изображает статуя, сенатор энергично кивнул и явно пожелал узнать побольше об этом государственном деятеле, который, по сути, был древнейшим предшественником премьера.

Более или менее парадно одетые участники церемонии начали уподобляться мокрым курицам, взгляды щеголявших красивыми прическами дам наполнились глубоким отчаянием, а оба сановника продолжали стоять под зонтами, и премьер-министр явно настроился прочесть пространную лекцию.

Каменное Лицо стоял за спиной сенатора, глядя ему в затылок. И словно привязанный, последовал за ним, когда два деятеля со своими зонтоносцами медленно пошли в обход статуи, причем премьер продолжал лекцию, время от времени прерываемую вопросами сенатора.

– Ей-богу, хватит им уже трепаться про Биргера-ярла, – раздраженно произнес Гюнвальд Ларссон. – Или пусть уж тогда возлагает венок к его памятнику.

Он поглядел на свои итальянские замшевые туфли, которые промокли насквозь и, скорее всего, были безнадежно испорчены.

– Я все стою и думаю, как древний шведский титул "риксмарск" перевести на английский, – сказал Мартин Бек. – State Marshal?

– По-моему, у американцев скорее назвали бы так начальника цепу, – отозвался Гюнвальд Ларссон.

Он встряхнулся, будто мокрый пес, и посмотрел на двух сановников, которые теперь стояли перед статуей, запрокинув голову.

– Погляди на Каменное Лицо, – сказал Мартин Век.

– Вижу, – ответил Гюнвальд Ларссон. – Ему как с гуся вода. Ха-ха-ха.

– Откуда наш премьер знает столько про Биргера-ярла? Может, специально готовился? Или это вообще входит в обязанности главы правительства?

– Лично я помню о ярле Биргере только то, что он изобрел женское равноправие или что-то в этом роде, – сказал Гюнвальд Ларссон. – Не иначе, я корью болел, когда мы проходили его в школе.

Сенатор как будто вдруг уразумел, что он не на экскурсии и прибыл сюда не затем, чтобы слушать лекцию о первом заступнике женщин и основателе Стокгольма.

И он подошел к четверке мокрых морских офицеров, которые в эту минуту, наверно, и впрямь предпочли бы нести спасательный круг.

Сделав рукой одобрительный жест, сенатор сказал:

– Marvelous. Exactly as I wanted it.

Процессия обрела более или менее законченный вид и медленно двинулась к церковному порталу.

Глава правительства и сенатор шли впереди между шофером и телохранителем, которые изо всех сил старались держать зонты так, чтобы они, с одной стороны, защищали сановников от дождя, с другой стороны, не были вывернуты или вовсе вырваны из рук порывистым ветром.

– Вот было бы зрелище, если 6 эти два типа взмыли в воздух и полетели над заливом, – сказал Гюнвальд Ларссон.

– Как Мэри Поппинс, – отозвался Мартин Бек.

– Или Оле Лукойе.

Каменное Лицо не отставал от сенатора.

В трех метрах за ним шли офицеры с венком, далее следовали попарно все остальные.

Ветер трепал голубую шелковую ленту, и золоченая эмблема с орлом угрожающе качалась. Оформленные затейливыми складками флаги теперь больше всего напоминали хорошо послужившие тряпки для мытья посуды.

Тяжелая ноша явно угнетала офицеров. Да и мундиры их приобрели довольно жалкий вид.

– Бедняги, – сказал Гюнвальд Ларссон. – Вот уж никогда не взялся бы за такое дурацкое дело. Я бы чувствовал себя идиотом.

– Может быть, им пригрозили какой-нибудь страшной морской казнью, – предположил Мартин Бек.

– Кстати, об идиотах, – продолжал Гюнвальд Ларссон. – Не пора ли нам сменить позицию, чтобы присмотреть за идиотской гвардией.

Подождав, когда прошли замыкающие процессию четыре агента службы безопасности, они стали на углу, откуда был хорошо виден церковный портал.

Справа от него, исполненные сознания великой ответственности момента, застыли, будто каменные истуканы, Кристианссон и Цакриссон.

Слева стояли Квастму и Альдор Гюставссон; Квастму вытянулся по стойке смирно.

Виктор Паульссон жался к стене Судебной палаты прямо напротив церкви. С полей цилиндра на бархатный воротничок падали большие капли; зажатая под левым локтем газета окончательно размокла.

Эрика Мёллера не было в поле зрения, но Рикард Улльхольм по-прежнему сдерживал напор фоторепортеров и телеоператоров.

Торжественное шествие медленно приближалось к порталу.

Перед входом телохранитель премьера и шофер сенатора остановились, сложили зонты и отступили назад, присоединяясь к Каменному Лицу.

В ту самую минуту, когда высокий гость и глава правительства начали подниматься по лестнице, в портале появился человек.

Это была молодая девушка с длинными белокурыми волосами и серьезным бледным лицом, на котором выделялись широко раскрытые карие глаза и плотно сжатые губы. Она была одета в замшевую куртку, длинную зеленую вельветовую юбку и кожаные сапожки.

Обеими руками она держала маленький блестящий револьвер. Остановившись на верху лестницы, она вытянула руки вперед и выстрелила.

Не больше двадцати сантиметров отделяло дуло револьвера от точки между бровями премьера, в которой пуля пробила лобную кость.

Премьер упал на стоявшего позади телохранителя с зонтом, и вместе они повалились на лестницу.

Девушка вздрогнула от сильной отдачи, потом замерла, медленно опуская руки.

Эхо выстрела раскатилось между домами, и прошло несколько секунд, прежде чем окружающие начали как-то реагировать.

Один премьер никак не реагировал. Он умер мгновенно, как только пуля проникла в его мозг.

– Проклятье, – сказал Мартин Бек.

Гюнвальд Ларссон вопросительно посмотрел на него.

Такая реакция была необычной для Мартина Бека.

Виктор Паульссон сорвался с места и понесся к церкви; на полпути из свернутой газеты выпал пистолет и шлепнулся прямо в лужу.

Сенатор спокойно забрал у девушки никелированный револьвер, одновременно его телохранитель выхватил из недр своего просторного пальто огромный кольт.

Виктор Паульссон подбежал к порталу, держа в руке совершенно мокрую газету.

Сенатор, не отрывая глаз от девушки, передал ее оружие стоявшему рядом Цакриссону.

Каменное Лицо прицелился в обезоруженную девушку. Даже в его могучей пятерне револьвер поражал своими размерами.

Бу Цакриссон надумал выбить у него из рук оружие выстрелом из дамского револьверика, но телохранитель сенатора опередил его. Сохраняя полную невозмутимость, он ударил Цакриссона кольтом по руке. Цакриссон вскрикнул и выронил револьверик.

Кеннет Квастму, который до тех пор сохранял стойку смирно, набросился на девушку и живо скрутил ей руки на спине. Она не сопротивлялась, только наклонилась вперед с искаженным от боли лицом.

Телохранитель премьер-министра поднялся на ноги, ошалело глядя на лежащего у его ног покойника. В руке он по-прежнему держал зонт.

На площади раздавались удивленные и испуганные восклицания участников процессии; примчались репортеры и фотографы во главе с Рикардом Улльхольмом.

Одновременно с Мартином Беком и Гюнвальдом Ларссоном к месту происшествия невесть откуда подоспел Эрик Мёллер. Выкрикивая распоряжения своим озадаченным агентам, он принялся расталкивать потрясенных и взволнованных людей, окруживших убитого.

Мартин Бек посмотрел на Ребекку Линд – она все так же стояла, наклонившись вперед.

– Отпусти ее, – приказал он Квастму.

Квастму продолжал держать девушку железной хваткой и открыл было рот, чтобы возразить, но Гюнвальд Ларссон подошел и оттер его в сторону.

– Я отведу ее в нашу машину, – сказал Гюнвальд Ларссон и начал протискиваться сквозь возбужденную толпу.

Мартин Бек нагнулся и поднял оружие, которое Каменное Лицо выбил из руки Цакриссона.

Совсем недавно он видел точно такое же. У Колльберга в Музее вооруженных сил.

Ему вспомнилось, что говорил Колльберг про маленький дамский револьвер.

Пожалуй, с двадцати сантиметров из него можно попасть в капустный кочан, при условии, что кочан не будет шевелиться.

Глядя на простреленный лоб главы правительства, Мартин Бек подумал, что Ребекка справилась с этой задачей.

Кругом царило полное смятение.

Только сенатор, его телохранитель и четыре морских офицера относительно спокойно восприняли случившееся. Последние положили чудовищный венок у ног премьера.

Рикард Улльхольм, весь багровый, обратился к Эрику Мёллеру, который продолжал наводить порядок:

– Я обязан заявить об этом. Это грубейший служебный проступок, я заявлю парламентскому комиссару. Скандальный проступок.

– Заткнись, – ответил Эрик Мёллер.

Рикард Улльхольм еще больше побагровел и повернулся к Кристианссону, который неколебимо стоял на своем посту.

– Я заявлю о твоем служебном проступке. На всех вас заявлю парламентскому комиссару.

– Я ничего не сделал, – возразил Кристианссон.

– Вот именно! – вскричал Улльхольм. – Об этом-то я и заявлю.

Мартин Бек повернулся к Улльхольму:

– Ну что ты тут разорался. Займись делом. Скажи людям, чтобы отошли подальше. И ты тоже, Кристианссон.

Подойдя к Эрику Мёллеру, он сказал:

– Придется тебе разбираться тут. Я повезу девушку в уголовку.

Эрику Мёллеру удалось потеснить толпу, окружившую труп премьер-министра.

Убитый глава правительства лежал на спине на мокрой от дождя паперти. У его ног красовался гротескный венок; по другую сторону венка стоял долговязый сенатор с выражением озабоченности на загорелом лице. Его телохранитель по-прежнему держал в руке свой ковбойский кольт.

Со стороны Риддархюсской площади донесся вой сирен.

Мартин Бек сунул в карман блестящий револьверик и пошел к машине, где уже сидел Гюнвальд Ларссон с Ребеккой Линд.