- Триста восьмой кабинет, - сообщил мне полицейский в форме, сидевший у входа за пуленепробиваемым стеклом. Я читал на ходу номера, написанные на серых табличках возле кассетных дверей, покрашенных серой краской: 304, 305. Мой стук остался без ответа. Анетта Глазер, склонившись над письменным столом, перекладывала с места на место записную книжку, ручку, пудреницу и другие мелочи, вываленные из сумочки.
- А-а, господин Принц! Слава тебе господи! - Анетта Глазер едва подняла на меня глаза. - Присаживайтесь! Замечательно, что вы нашли время приехать, несмотря на своих клиентов. - Рукопожатие отпало.
Я уселся на стул для посетителей. Он был ниже, чем у Анетты Глазер. В ее кабинете царила приятная прохлада. Потолок был высокий, мебель соответствовала типу учреждения - два письменных стола, крутящиеся стулья и огромнейший шкаф с сейфом. Такой я и представлял себе полицию, серой, нет, скорее зеленой. И все это окружали мощные стены импозантного старинного здания. Под светильником медленной смертью умирала пальма. Обстановка настолько же унылая и скучная, как и в кабинетах журнала «Вамп», только немного иная.
Анетта Глазер пошарила в боковом кармане своего вязаного жакета, доходившего ей почти до колена, и вытащила губную помаду, вероятно, красную с коричневым оттенком. Потом села и проговорила, подмазывая губы:
- Мы все еще заняты делом Каспари.
- Вы хоть немного продвинулись?
- Вот поэтому я и хотела с вами поговорить. - Анетта Глазер впервые взглянула на меня по-настоящему, прямо. Помада оказалась гигиеническая, бесцветная.
- Если только я вам чем-нибудь смогу помочь… - ответил я.
- Кофе хотите?
- Нет, благодарю.
- Итак, господин Принц, что вы делали сегодня утром в журнале «Вамп»?
- Сегодня утром? У меня была назначена встреча с главным редактором. Откуда вам известно, что я там был?
На мгновение вокруг глаз Анетты Глазер разбежались морщинки.
- Через пять дней после убийства вашей постоянной клиентки вы посещаете главную редакторшу? Для этого должна иметься причина!
- Я собирался поговорить с Евой Шварц по поводу рождественского номера, - спокойно ответил я.
- Александра Каспари пять дней как убита, а вы беседуете с фрау Шварц о рождественском празднике?
- Не о празднике, а о рождественском номере.
- А дальше?
- Разумеется, мы говорили и про Александру. О том, что она была супержурналисткой, постоянно искрилась идеями. И о том, как же пойдут дальше дела журнала. Короче, обо всем, о чем обычно говорят люди, соединенные скорбью о человеке, которого они знали и ценили.
- А кроме этого?
Должен ли я был рассказать комиссарше про свои подозрения? Про то, что Александра, вероятно, слишком тесно сотрудничала с фирмой «Клермон»? Должен ли был ввести в игру имя Фабриса Дюра, менеджера «Клермон» по Германии? Ведь все это были лишь мои домыслы.
- Господин Принц! Ведь речь идет об убийстве! Я всюду встречаю замечательных, вежливых людей, хорошо причесанных, но ни один из них ничего мне не рассказывает. Меня уже тошнит от этого.
Мне тоже стало скверно. Эта особа отчитала меня будто мальчишку. Но нет, все равно мне следовало смотреть на эту беседу - или форменный допрос? - как на взаимовыгодную сделку и предложить ей кое-какую информацию. И я сказал:
- После смерти Александры я прикинул: кому она могла мешать? Кому было выгодно убрать ее с дороги? - Я выждал, скажет ли что-нибудь Анетта Глазер, но она молчала. - А вы сами-то как предполагаете? Кто убийца?
Комиссарша тяжело вздохнула.
- У нас тут не викторина, и я ничего не предполагаю. Я опираюсь на факты. Это не игра. О чем вы говорили с Евой Шварц?
- Она заметила, что во многих номерах «Вамп» чаще всего упоминается продукция фирмы «Клермон». Причем на тех полосах, которые вела Александра.
- И что? Вы хотите сказать, что фрау Каспари получала за это плату?
- Этого я не могу себе представить. Мы все не можем. Александра была не из таких журналистов.
Анетта Глазер что-то записала, а что, я не сумел прочесть.
- Вы знаете Александру лучше, чем пытаетесь мне представить.
- А вы постоянно обвиняете меня, что я не говорю вам правду или ограничиваюсь лишь полуправдой. Прошу, оставьте это. Я парикмахер, я уважаю тайны своих клиентов и не выбалтываю имена и адреса. Даже полиции. Я говорю, что знаю, но я не комиссар. Делайте свою работу, а я буду делать свою. - Во время этого заявления у меня скребли на душе кошки.
- Так мы никуда не продвинемся. - Анетта Глазер встала и подошла к окну. Ее письменный стол показался мне пустыней. С кухонной тарелки кто-то аккуратно счистил остатки шоколадной глазури.
Мне все-таки хотелось что-нибудь выведать у нее. Поэтому я спросил:
- Вам уже что-нибудь известно об орудии убийства?
Комиссарша не отвечала и смотрела в окно. Потом повернулась ко мне, и на фоне светлого прямоугольника я не различал ее лица, видел лишь темный силуэт, обрамленный решеткой.
- Мы еще не выяснили, каким орудием совершено преступление. - Она скрестила руки на груди. - Но речь идет о предмете с острым кончиком.
- Может, ножницы? Или нож для разрезания бумаги?
- Вы носите с собой ножницы, господин Принц?
Я рассмеялся.
- Нет, фрау Глазер, тут вы ошиблись. У меня никогда не бывает с собой ножниц. Даже дома их нет. Для меня они чисто рабочий инструмент.
- Преступник нанес удар только один раз. Фрау Каспари тут же потеряла сознание и прожила максимум пару минут.
- Ее можно было еще спасти? - взволнованно спросил я.
Комиссаршу не интересовали мои чувства.
- Насколько личным было ваше отношение к фрау Каспари? - спросила она.
- Сколько вы еще будете спрашивать меня об этом? Я уже сто раз отвечал на этот вопрос!
- Прямо перед смертью у фрау Каспари был половой акт.
- Теперь мне все понятно! Вы думаете, что я и Александра … - Тут я рассмеялся.
- Что тут смешного? Разве это так необычно?
- Извините, я забыл вам сообщить, что я гомосексуалист. Чистейшей воды.
- Этого я не знала. - Комиссарша вернулась к письменному столу и села. - Скажите…
- Да?
- Что, все парикмахеры такие?
Я был поражен.
- Я понимаю, вопрос глупый, так что оставим…
- Нет, - возразил я, - вопрос, пожалуй, оправданный, так многие думают. Но только это предрассудки.
- Нет, возьмите хотя бы ваших коллег здесь, в Мюнхене. Или того знаменитого парикмахера из Берлина. Да что там! Даже мой парикмахер в Штарнберге носит одну серьгу.
- Я назову вам многих известных парикмахеров с традиционной ориентацией. Например, Видал Сэссон. А также Кристиан из Нидерландов. Или вспомните о Джоне Фриде.
- Ага. Хорошо.
- Так что любовника Александры вам придется искать где-нибудь еще. У вас вообще нет никаких конкретных наметок?
- Расследование еще не завершено.
- Значит, вы предполагаете, что Александру убил ее любовник?
- Это лишь одна из возможных версий.
- А зачем любовнику становиться убийцей? Ведь Александра и не думала о повторном замужестве.
- Все это предположения. И вот что я хочу вам сказать, господин Принц: не играйте в детектива. Если вы сами станете вести расследование собственными силами, вам это может выйти боком.
- Между прочим, Холгер Каспари приехал в Мюнхен еще до убийства.
- Откуда вы знаете?
- Случайно. Я увидел за ветровым стеклом его машины квитанцию на парковку в Мюнхене. На ней стояло число - день накануне убийства.
- Господин Каспари сообщил нам, что прибыл из Берлина не на автомобиле. Машина все время стояла в Мюнхене. Мы проверили. Одна берлинская коллега господина Каспари подтвердила это. - Анетта Глазер улыбнулась. Кажется, она верила каждому слову Холгера Каспари.
После разговора в полиции я был измочален, словно после трудного экзамена. И еще больше укрепился в своем прежнем намерении - найти любовника Александры. На эту роль напрашивались уже двое: Фабрис Дюра и Клеменс Зандер. Или, может, существовал еще какой-нибудь выдающийся незнакомец? Я решил поговорить с Холгером и Каем Каспари. К сожалению, я не мог пригласить старшего из них на стрижку волос. Но у меня возникла идея, как мне это сделать. С помощью Стефана.
На безлюдном дворе я повернулся и еще раз посмотрел на огромное здание. Тут я прочел надпись, которую прежде не замечал. Над порталом было написано: «Благородный человек чтит порядок и законность». Что я должен был почувствовать? Польстила ли она мне?