Между тем со смерти Кая прошло три дня. Барбара Крамер-Пех явилась в салон без предварительного звонка. Я был поражен. Она что-то говорила вполголоса, но я почти ничего не понимал из потока ее слов. В конце концов я приветливо сказал:

- Нет проблем, пожалуйста, присядьте на минутку.

Я заглянул в тетрадь и внес кое-какие изменения. Моего клиента, записанного на половину десятого, сына главы какого-то там правления, - у мальчика очень тонкие волосы, - возьмет на себя Деннис. Вероятно, также и футболиста, который собирался прийти после этого. Не проблема. Я незаметно разглядывал Барбару. Невероятно напряженная, она листала журнал. Темно-русые волосы без всякого блеска, тщательно нанесенная косметика.

- По-моему, ее внешность нуждается в капитальных переменах, - шепнул мне Бенни. Я покачал головой.

- Прошу, - сказал я Барбаре и первым пошел к раковине. Она повесила сумочку на подлокотник кресла и откинулась назад. Я помыл ей голову. Сейчас был неподходящий момент для обсуждения с ней особенностей ее внешности. Барбара - в этом я не сомневался - хотела о чем-то поговорить. Когда я ополаскивал ей волосы, она закрыла глаза. Закутав ее голову полотенцем, я отвел секретаршу на кресло для стрижки.

- Хотите чаю? Бенни, будь так любезен!

Теперь я неспешно массировал ей кожу головы и виски.

- Так хорошо?

Барбара кивнула и, немного помолчав, сказала:

- Для моей Антье такой удар… - Она шумно вздохнула, всхлипнула и проговорила куда-то в пелерину: - Кай ее первая большая любовь.

- Да, все очень грустно. - Я расчесывал Барбару. На похоронах Александры я видел эту девочку со спутанными волосами. Мать и дочь показались мне неразлучными подружками.

- Антье так казнит себя.

- Казнит? - Я зажал прядь между указательным и средним пальцами. Полтора сантиметра, не больше. Я решил подойти к работе осторожно.

- Она поссорилась с Каем, ведь оба страшно взвинчены после ужасного события. Не виделись почти неделю, и тут Кай неожиданно позвонил. Хотел поговорить с ней. Антье потом мне рассказала, что Кай твердил только о своей матери и хотел что-то срочно сообщить. Дочь ничего не желала больше слышать об этой истории. Ее волновала лишь одна тема - его отъезд в Берлин. Она обижалась на него, хотя у мальчика не оставалось выбора. Но ее это не интересовало. Это был их последний разговор, и она отругала Кая, очень сильно. - Барбара вздохнула и посмотрела на меня. - Вот так. Теперь мы не знаем, чем он хотел с ней поделиться. Вероятно, тем же, чем и с вами.

- Я тоже упрекаю себя. Иногда даже просыпаюсь среди ночи. Кажется, даже сны об этом снятся. - Я встал за спиной Барбары и проверил длину справа и слева. - Клаудия уже вернулась в редакцию?

- Клаудия? Пока еще отдыхает. Что ж, значит, может себе это позволить. Легла в клинику с нервным срывом, так как «потеряла двух близких ей людей». Ну и что? Я тоже потеряла. Только мы все-таки держим себя в руках, не раскисаем. Но Ева ничего не хочет слушать. Дала ей отпуск.

- Вы не должны так строго судить Клаудию. Для нее Кай всегда был родным. Она знала его с детства и любила почти как сына.

- Клаудия пока не может знать, что такое свой ребенок. Для этого его нужно когда-нибудь родить. Но что там у нее с личными делами - никто не знает. Она никого в них не пускает. Все закрыто, шито-крыто. Клаудия всегда святая, а вот Александра наоборот - кругом грешница, а? Ладно, я согласна, Александра никогда не была образцовой матерью. Кай из-за этого много страдал. Если бы мальчик держался за меня, то, возможно, сейчас мы бы его не оплакивали.

Счеты и ревность, даже после смерти - сколько шрамов на сердце этой женщины? Вероятно, Барбаре часто бывало несладко на работе. В редакции она не имела голоса, ей приходилось прыгать перед всеми на задних лапках.

Позже я пересказал наш разговор Беате. Едва Барбара заплатила свои 75 евро, как Беа уже ждала меня во дворе, раздавив в пепельнице первую сигарету с фильтром. Барбара и Александра - две матери-одиночки с абсолютно противоположным подходом к жизни. Барбара, невзрачная секретарша, и Александра, капризная красавица и талантливая журналистка.

- Ты помнишь взрыв возмущения Барбары, когда на вернисаже злословили две коллеги Александры? - напомнил я. - Вероятно, Барбаре всегда хотелось быть ее подругой. Но с дружбой в этих гламурных кругах дело обстоит совсем не просто.

- Не только с дружбой, - возразила Беа. - Ты погляди на их взаимоотношения. Впрочем, что там говорить? У тебя, что ли, лучше? Где твой любимый Алеша?

Я в растерянности стоял в книжной лавке перед множеством полок с названиями разделов. Психология, история…

- Простите, - сказал я, - где мне найти что-нибудь про эльфов?

- Отдельно про них у нас нет ничего. Посмотрите среди фей. В отделе детских книг. Или в эзотерической литературе.

Детские книги? Я поднялся на эскалаторе в отдел эзотерики. Тайные знания. Пророчества. Толкование снов. Вот. Другие миры. Я листал книгу. Царство фей. Маленькие человечки… хитрые существа… одежды голубые и зеленые… красные и золотые ленты… Вот так. Уже кое-что. Джулия сможет на что-то опереться, когда будет ставить хореографию. Я читал: «Эльфы носят чепцы и колпаки из цветочных чашечек и лепестков. У них легкие крылья, остроконечные уши, разноцветные глаза. Их пение сопровождается звоном ландышей. Лютики служат им чашами для питья…» - А эльфы мужского пола? - «У итальянцев Массериоль - высокомерный, но всегда готовый помочь. Защищает крестьян». - Маттео подходит под это описание. Ох, эти эльфы! Алеша считает, что исландские эльфы не годятся для шоу причесок. Я купил две толстых книги с иллюстрациями.

По Мариенплац шли туристы, толпа за толпой, словно их притягивало туда магнитом. Я подумал, что неплохо бы и перекусить. Со Стефаном в «Дукатце»? Нет, не получится, он пунктуальный, обедает ровно в час, а сейчас уже начало второго. Лучше зайду в «Даллмайр», заодно куплю там что-нибудь для Регулы. Она сейчас подсела на рокфор, но будет рада и жарнье. Не годится только папильон. Продавщица сырного отдела уже знала, что мне нужно. Еще я купил бутылку «Сотерна», сладкого и густого. Регула обрадуется. Себе я заказал гаспаччо и черпал его ложкой из середины, где образовалось нечто вроде гнезда из козьего сыра и цукини. Рядом сидела дама в поношенном костюме и парике - поедала канапе с черной икрой так, словно там был недорогой печеночный паштет.

Я прогулялся пешком по Резиденцштрассе до площади Одеонсплац, свернул на тихую Фюрстенштрассе, миновал антикварную лавку с темными окнами. Я направлялся в Швабинг, где буду сидеть вечером с детьми. Я не торопился. Легкий ветерок разгонял жару. Книги были увесистые, пластиковая ручка сумки неприятно резала пальцы. Вероятно, Клаудия отсиживается дома. Конечно, я не обязан заботиться об осиротевшей подружке Александры, но Георгенштрассе совсем рядом, я не сделаю крюк, если загляну туда. Впрочем, нужно предупредить. Я зашел в телефонную будку и, придерживая дверь ногой, набрал номер Клаудии - внутри стояла немыслимая духота. Длинные гудки. Церковные часы на площади Йозефплац показывали половину пятого, та сторона улицы, где стоял дом Клаудии, уже погрузилась в тень. Вот тут я сидел в машине со Стефаном, поджидая отца и сына Каспари. Всего дней десять назад. Я обогнул это место, перешел через улицу и позвонил в домофон. Бесполезно. Я уже хотел пойти дальше, снова перешел на солнечную сторону и напоследок взглянул на четвертый этаж. Окна в квартире были открыты. Последняя попытка. Я снова нажал кнопку. И вдруг:

- Алло?

Я наклонился к домофону.

- Это Томас. Не помешал?

Пауза. Потом зуммер. Я торопился, перескакивал через ступеньки, словно боялся, что Клаудия внезапно передумает. Наверху я помедлил у полуоткрытой двери квартиры и подумал о том, что феи светятся, когда счастливы, и блекнут, если несчастны. Клаудия была почти прозрачная. Я обнял ее.

- У меня нет времени, - сообщила она. - Мне нужно идти к врачу. Но ты заходи.

- Я пытался тебе дозвониться.

- Я выключила звонок на аппарате.

Она впустила меня в гостиную. Там оказались те самые пестрые подушечки, о которых рассказывала Беа, комнатные цветы, плоский светильник на потолке. Мне вдруг захотелось пить. На столе стояла минеральная вода, рядом лежала газета, открытая на разделе «Недвижимость». Отдельные объявления отмечены желтым фломастером. Клаудия сложила газету.

- Ты ищешь квартиру? - спросил я.

- Я должна уехать отсюда. Тебе это понятно? - Она поставила передо мной стакан, наполнила его минералкой. - Этот дом стал для меня невыносимым. Я тут больше не могу находиться. И уж тем более, когда появится ребенок.

- Ребенок? Какой ребенок?

Клаудия опустилась на стул и застыла, обхватив обеими руками свой стакан. Потом вздохнула.

- Долго этого все равно не скроешь.

- Клаудия, это ведь замечательно! - воскликнул я и подумал: значит, Беа с ее интуицией оказалась права.

Клаудия невесело смотрела в стакан. Пузырьков в нем не было.

- Ах, Томас. У меня не жизнь, а сплошное невезение.

- А отец ребенка? Что он говорит?

- Оставим эту тему. Мне пора идти.

- Клаудия, я могу что-то для тебя сделать?

Она задумчиво посмотрела на меня, словно оценивала мои возможности, весьма скромные. С моей стороны это была чистая риторика.

Вдруг она сказала.

- Да, пожалуй, ты и в самом деле можешь мне помочь. Подстриги меня. Назначь время. Но только вечером. Идет? Скажем, завтра?