Этапы Солнечного Глагола

Брахманская религия и цивилизация представляют первый этап постатлантического человечества. Этот этап кратко резюмируется так: завоевание божественного мира исконной мудростью. Великие последующие цивилизации Персии, Халдеи, Египта, Греции и Рима, иудео-христианство, наконец, кельто-германский мир находятся все еще в развитии, частью которого мы являемся, и представляют шаг вперед в развитии белой расы. Сколько религий, сколько рас, сколько цивилизаций, сколько разных миров. Но во все проникает арийский элемент, подавляющий их, и все они связаны некой магнетической связью, идеей, которая их одушевляет и инстинктивно ведет. Этой идеей является завоевание Земли с помощью Божественного, возрожденного к жизни. Это приложение Божественного не было бы возможным без возрастающего ослабления инструмента, который служил открытию этого божественного мира, а именно спонтанного общения с космическими силами, названными богами, и ясновидения как в астральном мире, так и в мире духовном, который является внутренним миром человека и универсума. Эти творческие и ясновидящие способности были атрофированы уже в Индии, начиная с эпохи, когда спекулятивная философия заняла место первоначальной интуиции. Они должны были померкнуть и стереться еще больше у арийских и семитских рас Центральной Азии и Европы по мере того, как развивались способности, свойственные арийской расе, способности, необходимые для познания внешнего мира и власти над ним, а именно: строгое наблюдение, анализ и разум, которые формируют чувство личной независимости и свободы. Тем не менее, трансцендентные способности души не исчезают у человечества. Они сохраняются у избранных, которые их тайно практикуют и развивают под покровом мистерий, защищая от профанации и порчи извне. В этом и состоит смысл инициации. У этой элиты, способной к самоотбору путем испытаний, утвержденных ею же, божественное вдохновение сохраняется, но оно меняет форму. Вместо того, чтобы распылиться на весь универсум и затеряться в Бесконечном, как это произошло у индусов, оно стремится уплотниться и сконцентрироваться в единой точке, которую мы называем солнечным Глаголом.

Солнечный Глагол есть Логос, Божественное Слово, которое одушевляет наш планетарный мир. Прославляя Солнце, первобытные риши и ведические певцы поклонялись не просто физическому Солнцу. Они предчувствовали за ним Дух, который одушевляет звезду-царя. Наша солнечная система и Земля, ее наиболее плотное горнило, в котором Дух и Материя достигают напряжения наиболее сильного и творят наиболее пылкую жизнь, были сотворены иерархией космических сил, вдохновленных непостижимым и бесконечным Богом. Это то, что Книга Бытия великолепно выражает словом Элохим, которое означает Бог-Боги. Тем не менее с самого начала, еще с сатурнианского периода планетарной жизни божественная мысль, Логос, который особым образом руководит нашей солнечной системой, старался уплотниться и проявиться в некоем суверенном органе, который служил бы в каком-то смысле его словом и его горящим очагом. Этот Дух, этот Бог является царем солнечных Гениев, возвышающихся над Архангелами, Господствами, Престолами и Серафимами, одновременно их вдохновителем и величественным цветком их совместного творения, вынашиваемый (или задуманный) ими и растущий вместе с ними с тем, чтобы их превзойти, предназначенный к тому, чтобы стать человеческим Словом Создателя, подобно тому, как свет звезд является его универсальным словом.

Таковым является солнечный Глагол, космический Христос, центр и основа земной эволюции.

Этот величественный Гений, этот солнечный Глагол, который не следует путать с физическим Солнцем (так как он есть ни что иное, как духовная квинтэссенция этой звезды), не могло бы проявиться внезапно и одиножды слабому человечеству. Лишь через последовательность этапов оно могло приблизиться к людям. Им следовало сначала постигнуть его отражения и рассеянные лучи и лишь затем смочь переносить его ослепляющий свет. Первые расы, первобытные религии начали с догадок о нем через других богов подобно тому, как мы видим сияние Солнца сквозь тучи или движущейся человеческой фигуры, через все более прозрачные вуали. Христос сияет издалека через Индру, для Зороастра он вспыхивает в ореоле Ормузда, он зажигается для Гермеса в солнце Осириса. Он обращается к Моисею в виде неопалимой купины и в образе белого метеорита бороздит красные молнии Синая. Он воплощается, наконец, в учителе Христе, в его человеческой кротости и божественном великолепии. Он облачился плотью чтобы стать для всего человечества солнцем любви и воскресения.

Таким образом, постепенно отражение становится лучом, луч — звездой, а звезда — огненным Солнцем. Эта звезда магов, которая направляет свои лучи из Центральной Азии в Египет, чтобы вернуться и остановиться над вифлеемской колыбелью, освещает три чудесные точки в темной толкотне народов, воюющих друг с другом на протяжении пяти тысяч лет, между Каспийским морем, Персидским заливом и Средиземным морем.

Эти три точки есть ни что иное, как откровение Зороастра в первобытном Иране; встреча вавилонских магов с величественной фигурой пророка Даниила; наконец, ужасающее и возвышенное видение Солнца Осириса в египетских склепах, видение, которое провозглашает конец абсолютных монархий Востока и распространение античных мистерий, предваряющих приход Христа.

Эти три события обозначают три этапа солнечного Глагола, и одновременно — три гигантских шага в завоевании земли. Ведь они позволяют предвидеть, с одной стороны, постепенное сошествие космического Христа к человечеству; с другой стороны, работу трех великих могущественных цивилизаций, Персии, Халдеи и Египта, в лице которых продолжается арийский прорыв на Запад.

 

Зороастр

Переместимся из Индии в Центральную Азию и рассмотрим этот регион с высоты птичьего полета. Насколько хватает взгляд, под нашими ногами простирается Памир и Гиндукуш, «Крыша мира» и гордиев узел континента. Белые хребты и серые долины. На восток и на север от этих горных нагромождений Персия и Иран образуют высокое плато. На фоне огромных просторов разворачиваются строгие линии, величественных масштабов и дикости. Неровная земля, зеленые оазисы, иссушенные пустыни, которые скрывают высочайшие горы на земле. Один из современных путешественников, лучше всех увидевший Персию и прочувствовавший ее душу, граф Гобино, так описывает эту гордую страну: «Природа расположила Центральную Азию в виде огромной лестницы, на вершине которой она посчитала за честь расположить выше всех иных регионов земли древнюю колыбель нашей расы. Между Средиземноморьем, Персидским заливом и Черным морем земля поднимается своеобразными этажами. Огромные вершины, расположенные на прочном фундаменте, Таврия, Гордиенские горы, цепи Ларистана, приподнимают и поддерживают окрестности. Кавказ, Эльбрус, горы Шираза и Исфахана дополняют картину еще более высокой террасой. Эта огромная платформа, расположившая свои величественные отроги со стороны Сулеймановых гор и Гиндукуша, простирается, с одной стороны, до Туркестана, ведущего в Китай, и, с другой стороны, до рек бассейна Инда, границы менее обширного мира. Доминирующий тон этой природы, самое сильное чувство, которое она вызывает — это чувство необъятности и тайны».

Но она наполнена также сильными контрастами, напоминающими об идее борьбы и сопротивления. После устрашающих весенних бурь, с мая по сентябрь, здесь устанавливается сухая погода, воздух наполняется удивительной чистотой.

Контуры гор и мельчайшие детали пейзажа обрисовываются в сияющей ясности такими живыми красками, что они заставляют задуматься о свежести красок радуги. Лето здесь теплое и легкое, зима суровая и жестокая. Апельсиновые и гранатовые деревья растут на склонах плодородных холмов. Пальмовые деревья охраняют источники, к которым приходят газели, в то время как снега собираются на склонах гор, покрытых дубами и кедрами, где обитают медведи и грифы, а северный ветер подметает в степях круговороты пыли.

Такова была Земля, усыновившая первых ариев, земля, где вода спрятана жадной почвой и пробивается лишь под ударами кирки, земля, которая не дает плодов без сохи и ирригационных каналов, земля, где жизнь — это вечная борьба с природой. Такой была родина Зороастра.

 

Глава I. Юность Зороастра

Одни считают, что он родился в Бактрии, другие — в библейском Рее, недалеко от современного Тегерана. Я позаимствую еще раз у Гобино описание этих грандиозных мест: «На севере простиралась цепь гор, искрящиеся белые вершины которых поднимались на величественную высоту: это был Эльбрус, эта гигантская вершина, соединяющая Гиндукуш с горами Грузии, индийский Кавказ с Кавказом Прометея, и, поверх всей этой цепи, возвышаясь подобно гиганту, плыла в воздухе огромная острая вершина Демавенд, белая с головы до основания... Ни одной детали, которая могла бы остановить мысль, это — бесконечность, подобная бесконечности моря, горизонт изумительного цвета, небо, прозрачность и сияние которого не в силах передать ничто, ни слово, ни палитра, полнота, которая волнообразно и постепенно захватывает подножье Эльбруса, соединяется и смешивается с его вершинами. Временами здесь образуются пыльные смерчи, поднимаются к небу, казалось, касаются его своей кружащейся верхушкой, беспорядочно мечутся и, наконец, исчезают. Эту картину невозможно забыть».

Во времена, когда родился первый Зороастр, четыре или пять тысяч лет до нашей эры, древние Иран и Персия были населены кочевыми племенами, происходящими от белой расы. Лишь их элита знала плуг и искусство возделывания земли, а также священный колос, который растет прямо, как копье, золотой урожай, который волнуется как женская грудь, и божественное растение, которое является чистым трофеем жнеца. Остальные пасли свои стада, но все они обожествляли Солнце и приносили ему огненную жертву на земном алтаре. Лишившись своего царя-жреца, они жили небольшими племенами. Но уже в древние времена туранцы, пришедшие с равнин Севера и гор Монголии, завоевали землю праведных и сильных, древнюю Ариану Вайю. Неисчерпаемое человеческое семя, туранцы происходят из наиболее сильной расы Атлантиды, коренастых желтолицых людей с близко посаженными глазами. Могучие оружейники, грабители, хитрые всадники, они также обожествляли огонь, но не тот небесный огонь, который просвещает души и сближает племена, но огонь земной, оскверненный нечистыми элементами, отец черного волшебства, огонь, который дает богатство и власть, привлекая жестокие желания. Туранцы считались посвященными темным демонам. Вся история первых ариев представляет историю их борьбы с туранцами. Под натиском первых завоеваний арийские племена рассеялись. Они отступали перед желтыми всадниками, сидящими на своих черных лошадях, как перед армией демонов.

Наиболее непокорные скрывались в горах, остальные покорялись, терпели иго победителей и принимали их нечестивые культы.

В это время в горных племенах Эльбруса, который носил тогда имя Албордж, родился мальчик по имени Арджасп, наследник старой царской фамилии. Арджасп провел детство среди своего племени, охотясь на буйволов и воюя с туранцами. Вечером, под накидкой сын побежденного царя иногда мечтал о восстановлении древнего могущественного царства Йима: но это была лишь неопределенная мечта. Ведь он не имел ни лошадей, ни людей, ни оружия, ни сил, так необходимых для этого предприятия. Но однажды, некий странный провидец, святой в рубище, которыми всегда была полна Азия, пир, предсказал ему, что он станет царем без скипетра и диадемы, более могущественным, чем все земные цари, царем, увенчанным самим Солнцем. И это было все.

Во время одной из одиноких прогулок, ранним утром, Арджасп достиг зеленой и плодородной долины. Устремленные вверх вершины образовывали нечто наподобие цирка, там и тут тучнели обрабатываемые поля, вдали галерея из стволов деревьев возвышалась над группой хижин, окруженных палисадником. По ковру из высоких растений и диких цветов протекала река. Он перешел ее и достиг благоухающего соснового леса. В самой его глубине на каменном ложе находился прозрачный источник, голубее, чем сама лазурь. Одетая в белые льняные одежды женщина, склонясь к источнику, черпала воду медным кувшином. Она поднялась и поставила кувшин на голову. Она принадлежала гордому типу арийских горных племен. Золотой обруч окаймлял ее черные волосы. Под полукругом бровей, соединявшихся выше носа с горбинкой, блестели черные непроницаемые глаза. В ее глазах была непередаваемая грусть, сквозь которую иногда проскакивала искра, подобная голубой молнии, пронизывающей темное облако.

— Кому принадлежит эта долина»? — спросил заблудившийся охотник.

— Здесь властвует патриарх Вагумано, хранитель чистого Огня и слуга Всевышнего, — ответила молодая женщина.

— Как твое имя, благородная женщина?

— Мне дали имя этого источника, который зовут Ардуизур (источник Света). Но берегись, чужеземец! Учитель говорил: Тот, кто выпьет этой воды, будет обожжен нестерпимой жаждой, и лишь Бог сможет ее утолить...

Еще один раз взгляд женщины с непроницаемыми глазами упал на незнакомца. На сей раз он дрожал подобно золотому лучу, затем она повернулась и исчезла в благоухающих соснах.

Сотни белых, красных, желтых и голубых цветов склонили свои лепестки и чаши над голубым источником. Арджасп тоже склонился к нему. Его мучила жажда и он пил кристально чистую воду большими глотками прямо из своих ладоней. Затем покинул источник и больше не вспоминал об этом приключении. Правда, он несколько раз думал о зеленеющей долине, окруженной недоступными вершинами, о голубом источнике в сени ароматных сосен и о глубокой ночи глаз Ардуизур, из которых исходили голубые молнии и золотые лучи.

Прошли годы. Царь туранцев, Зохак, победил ариев. В Иране, на отрогах Гиндукуша, в Бактрии, поднялся каменный город, крепость, призванная руководить кочевыми племенами. Царь Зохак собрал здесь все арийские племена, которые должны были признать его могущество. Арджасп вместе со своим племенем тоже пришел сюда, но не для того, чтобы подчиниться, но чтобы увидеть врага лицом к лицу. Царь Зохак, одетый в рысью шкуру, занял золотой трон, стоящий на земле, покрытой окровавленными шкурами буйволов. Вокруг него, в большом круге, расположились вожди, вооруженные длинными пиками. С одной стороны — небольшая группа ариев, с другой — сотни туранцев. За фигурой царя открывался храм, грубо вытесанный в горе в виде своеобразной пещеры. Два огромных каменных дракона, вырезанных в порфировом утесе, охраняли вход в храм и служили его украшением. В центре на базальтовом алтаре полыхал красный огонь. Туда сбрасывали человеческие кости, кровь быков и скорпионов. Было видно, как за этим огнем время от времени поднимались две огромные змеи, которые грелись у пламени. Они имели лапы драконов и мясистые капюшоны с подвижным гребнем. Это были последние выжившие допотопные птеродактили. Эти чудовища подчинялись двум жрецам с палками. Ибо это был храм Ангра-Майниу (Ахримана), повелителя злых демонов и бога туранцев.

Едва Арджасп прибыл с людьми своего племени, как воины привели к царю Зохаку какую-то пленницу. Это была прекрасная женщина, почти обнаженная. Обрывок ткани едва прикрывал ее пояс. Золотые кольца на ее лодыжках указывали на ее знатное происхождение. Ее руки были связаны за спиной веревкой, и пятна крови виднелись на ее белой коже. Она удерживалась накинутой на шею бечевкой, сплетенной из конского волоса, такой же черной, как и ее распущенные волосы, которые спадали на спину и ее трепетную грудь. Арджасп с ужасом узнал женщину у источника, Ардуизур... Увы! Так изменившуюся! Она была бледной от перенесенных страданий, никаких дротиков не вылетало из ее тусклых глаз. Она опустила голову, смерть царила в ее душе.

Царь Зохак сказал: «Эта женщина — самая гордая пленница восставших ариев с гор Албордж. Я предлагаю ее тому из вас, кто сумеет ее заслужить. Но необходимо, чтобы тот посвятил себя богу Ангра-Майниу, вылив свою кровь в огонь и выпив кровь быка. Затем необходимо, чтобы он присягнул мне не на жизнь, а на смерть, положив свою голову под мою стопу. Тот, кто сделает это, пусть возьмет Ардуизур и сделает ее своей рабыней. Если же никто не захочет, то мы отдадим ее на съедение двум змеям Ахримана».

Арджасп увидел, как крупная дрожь сотрясает с головы до ног прекрасное тело Ардуизур. Один туранский вождь с оранжевым цветом кожи, со сросшимися у переносицы глазами вышел вперед. Он совершил жертвоприношение крови перед огнем и двумя змеями, положил свою голову под ноги Зохака и присягнул ему на верность. Пленница выглядела как раненная орлица. В тот момент, когда грубый туранец положил руку на прекрасную Ардуизур, та посмотрела на Арджаспа. Голубой дротик вылетел из ее глаз и крик вырвался из ее груди: «Спаси меня!» Арджасп устремился с обнаженным мечом на вождя, но стражники пленницы схватили его и собирались заколоть его своими пиками, когда царь Зохак вскричал: «Остановитесь! Не трогайте этого вождя!»

Затем он повернулся к молодому арию:

— Арджасп, — сказал он, — я тебе сохраню жизнь и отдам тебе эту женщину, если ты мне присягнешь и подчинишься нашему Богу.

При этих словах Арджасп сжал виски руками, опустил голову и вернулся в ряды своих соплеменников. Туранец схватил свою добычу, Ардуизур испустила новый крик, и в этот раз Арджасп бросился бы на верную гибель, если бы товарищи не удержали его, схватив за горло и едва не задушив. День угас, солнце стало черным, и Арджасп видел лишь поток красной крови, крови всей туранской расы, которую он жаждал вылить в огонь за невинную жертву, за Ардуизур, раненную и смешанную с грязью. Арджасп упал на землю и потерял сознание.

Когда молодой вождь вновь открыл глаза, под навесом, куда его отнесли товарищи, он заметил вдали какую-то связанную женщину на седле лошади. Некий всадник вскочил на животное, обхватив женщину руками, и вся толпа туранцев с длинными пиками, восседающих на своих черных лошадях, устремилась за ним вослед. Вскоре всадники, лошади, крупы и копыта, мелькающие в воздухе, исчезли в облаке пыли вместе с дикой ордой.

Тогда Арджаспу вспомнились слова Ардуизур возле светлого источника, под благоухающими соснами: «Тот, кто напьется этой воды, будет сгорать от неутолимой жажды, — и один только Бог сможет ее утолить!» У него была жажда в крови, в его венах, в мозгу костей, жажда реванша и справедливости, жажда света и истины, жажда силы, чтобы освободить Ардуизур и душу своей расы!

 

Глава II. Голос в горе и солнечный Глагол

Лошадь шла стелящимся галопом через долины и холмы. Арджасп вновь достиг гор Албордж. Он снова отыскал, преодолевая многочисленные препятствия, дорогу между заснеженных вершин через ложбину, заросшую цветущими травами. Приближаясь к деревянным хижинам, он увидел земледельцев, распахивающих почву с помощью плуга и лошадей, от которых исходил пар. И земля, отбрасываемая вдоль борозд, также радостно парила под острым лемехом и тяжелыми копытами. На каменном алтаре посреди поля покоился меч, а над ним на кресте висел букет цветов. Эти предметы словно бы ободрили сердце Арджаспа. Он нашел почтенного патриарха Вагумана, оцененного по заслугам его племенем, сидящим под навесом. Его глаза были подобны серебристому солнцу, встающему между заснеженных вершин; его борода цвета зеленоватой лазури походила на лишайники, которые покрывают старые кедры, растущие на склонах Албордж.

— Что тебе нужно от меня? — спросил патриарх у незнакомца.

— Ты знаешь о похищении Ардуизур царем Зохаком, — сказал Арджасп. — Я видел ее мучения в Бактрии. Она стала добычей туранца. Говорят, что ты — мудрец; ты — последний наследник жрецов Солнца. Ты — один из тех, чье знание и могущество дарованы Богами свыше. Я пришел искать подле тебя света и истины для себя, справедливости и освобождения для своего народа.

— А у тебя есть терпение, которое устоит перед годами? Ты готов отказаться от всего ради своего начинания? Ибо ты находишься лишь в самом начале своих испытаний, твое страдание будет длиться всю твою жизнь.

— Возьми мое тело, возьми мою душу, — сказал Арджасп, — если ты сможешь дать мне свет, который утоляет, и меч, который освобождает. Да, я готов ко всему, если с помощью этого света и этого меча я смогу спасти ариев и вырвать Ардуизур из рук палача.

— Тогда я смогу тебе помочь, — сказал Вагумано. — Приходи сюда жить на какое-то время. Тебя должны потерять из виду твои близкие; когда они тебя вновь увидят, ты станешь другим. Отныне твое имя будет не Арджасп, а Заратуштра, которое означает золотая звезда или сияние Солнца, и ты станешь апостолом Ахурамазды, который является ореолом Всеведающего, живым Духом Универсума!

Именно так Зороастр стал учеником Вагумано.

Патриарх, жрец Солнца, хранитель традиции, восходившей к Атлантиде, обучил своего ученика тому, что он знал из божественной науки и современного состояния мира.

— Избранная раса ариев, — говорил Вагумано, — пала под фатальным гнетом туранцев, кроме нескольких высокогорных племен; но эти последние спасут всю расу. Туранцы поклоняются Ахриману и живут под его игом.

— Так кто такой Ахриман?

— Существуют бесчисленные духи, обитающие между небом и землей, — рассказывал старик. — Многочисленны их формы, и подобно небу, не имеющему границ, бездонный ад имеет свои уровни.

В нем есть могущественный Архангел, называемый Адар-Ашур или Люцифер, который устремился в пропасть, чтобы нести пожирающий огонь своего факела всем существам. Он — самое большое жертвоприношение гордости и желания, который ищет Бога в себе самом и проникает до дна пропасти. Даже будучи падшим, он сохраняет божественное воспоминание и сможет когда-нибудь вновь найти свою корону, свою утраченную звезду. Люцифер — это Архангел света. Ахриман — не Люцифер, а его тень и его обратная сторона, глава стаи сил тьмы. Исступленно привязанный к земле, он отрицает небо и может лишь разрушать. Именно он осквернял алтари огня и вызывал поклонение змею, именно он распространяет зависть и ненависть, пороки и притеснение, кровожадное бешенство. Он царствует над туранцами, он привлекает их своим пагубным дарованием. Именно с ним необходимо сразиться и одержать над ним победу — чтобы спасти расу праведных и сильных духом.

— Но как сражаться с Невидимым, строящим свои козни в бездне мрака?

— Повернись к Солнцу, которое встает за горой Гара-Березаити. Поднимись кедровым лесом и доберись до пещеры орла, повисшего над пропастью. Там ты увидишь Солнце, встающее каждое утро над остроконечными пиками гор. На протяжении дня молись солнечному Владыке, чтобы он явил тебе себя; ночью жди его и поворачивай свою душу к звездам как к огромной лире. Ты будешь долго ожидать Бога, ибо Ахриман будет стремиться преградить тебе путь. Но однажды ночью в глубоком покое твоей души поднимется другое Солнце, еще более блистательное, чем то, которое освещает вершины горы Березаити, — солнце Ахурамазды. Ты услышишь его голос, и он тебе провозгласит закон ариев.

Когда для Зороастра пришло время удалиться в убежище, он сказал своему учителю:

— Но где же я вновь найду связанную пленницу Бактрии, которую туранец увез в свой шатер, и которая истекала кровью под его бичом? Как вырвать ее из своей груди? Как изгнать из моего сознания призрак этого прекрасного тела, связанного веревками и испачканного кровью, который кричит и постоянно зовет меня? Увы! Я никогда не увижу дочь ариев, черпавшую светлую воду под благоухающими соснами, и ее глаза, которые оставили в моем сердце золотые стрелы и голубые дротики? Где я вновь увижу Ардуизур?

Какое-то мгновение Вагумано молчал. Его взгляд стал тусклым и неподвижным, столь тусклым, как кончик сосулек на ветвях елей зимой. Казалось, великая печаль опустилась на старика, как тень, которая падает на вершины Алборджа, когда Солнце их покидает. Наконец, неким величественным жестом, он вытянул руку вперед и пробормотал:

— Я этого не знаю, сын мой. Ахурамазда тебе это скажет... Иди к горе!

* * *

Зороастр, одетый в бараньи шкуры, провел десять лет на краю большого кедрового леса, в гроте, нависающем над пропастью. Он питался молоком буйволицы и хлебом, которые пастухи Вагумано время от времени приносили ему. Орел, свивший гнездо в скалах над гротом, своими криками уведомлял его о восходе Солнца. Когда золотое светило разгоняло туман долины, он несколько раз с шумом пролетал перед пещерой, словно хотел увидеть, спит ли еще отшельник, затем он делал несколько кругов над пропастью и улетал на равнину.

Персидские книги утверждают, что прошли годы, прежде чем Зороастр услышал голос Ормузда и увидел его сияние. До этого Ахриман вместе со своими яростными легионами осаждал его. Дни ученика Вагумано проходили в печали и отчаянии. После дневных медитаций, духовных упражнений и молитв он размышлял над судьбой ариев, притесняемых и растлеваемых Врагом. Он также вновь думал об участи Ардуизур. Что стало с самой прекрасной из всех арийских женщин, схваченной отвратительным туранцем?

Утопила ли она свою тоску в какой-нибудь реке или подчинилась своей бесславной судьбе? Самоубийство или деградация, другой альтернативы не было. То и другое было ужасным. И Зороастр постоянно видел прекрасное окровавленное тело Ардуизур, связанное веревкой. Этот образ то и дело врывался в медитацию пророка, вспыхивая как молния или как факел.

Ночи были еще хуже, чем дни. Его сновидения по ужасу превосходили дневные мысли. Ибо все демоны Ахримана, искушения и страхи набрасывались на него в образах безобразных форм и устрашающих животных. Армии шакалов, летучих мышей и крылатых змей наполняли пещеру. Их визгливые голоса, их шорох и шипение внушали ему сомнения в своих силах, страх за свою миссию. Но днем Зороастр представлял себе тысячи и тысячи кочевых ариев, притесняемых туранцами и втайне бунтующих против их ига, оскверненные алтари, богохульства и пагубные призывы, похищенных и обращенных в рабство женщин, подобно Ардуизур. Тогда возмущение придавало ему смелости.

Иногда до рассвета он взбирался на вершину своей горы, заросшей кедрами. Он слушал, как воет ветер в вышине деревьев, тянущихся к небу, как струны арфы. С вершины горы он смотрел на пропасть, крутизну зеленых склонов, заснеженные вершины, ощетинившиеся острыми пиками, а вдали, в розовой дымке — на равнину Ирана. Если земля, говорил себе Зороастр, смогла поднять в одном таком порыве свои тысячи сосков к небу, то почему я не могу поднять свой народ? И когда священный диск царя-светила озарял снежные вершины, разгоняя одним одним-единственным лучом, как ударом копья, туман пропасти, Зороастр вновь начинал верить в Ормузда. Он молился каждое утро так, как его учил этому Вагумано: «Выйди, о сверкающее Солнце, со своими быстрыми лошадьми, поднимись на Гара-Березаити и освети мир!»

Однако Ормузд не приходил. Ночные сны Зороастра становились все ужасающей. Еще более страшные чудовища наседали на него, а за их зыбкими движениями появлялась некая тень, тень, одетая в длинную траурную одежду, с лицом, скрытым под черной вуалью, как и все остальное ее тело. Она оставалась неподвижной и, казалось, смотрела на спящего. Была ли эта тень женщиной? Это не могла быть Ардуизур. Белизна, черпаемая с небесных источников, не могла иметь такой зловещий вид. Она появлялась и исчезала, всегда неподвижная, всегда под вуалью, в своей черной маске, фиксирующая взгляд на Зороастре. В течение месяца она приходила каждую ночь на волне изменяющихся демонов. Наконец, она появилась с намерением стать более смелой и приблизиться к нему. Под ее черными вуалями в мимолетном свечении переливалось перламутровое тело некой фосфоресцирующей красоты. Была ли это искусительница, посланная Ахриманом? Была ли это одна из тех усопших душ, подстрекающих людей к скорбной любви среди мраморных мог под кладбищенскими кипарисами? Но нет; покрытая вуалью Тень была слишком печальной и величественной. Однако, однажды ночью она склонилась над ним, и из ее уст, сквозь черную вуаль, донеслось некое горячее дыхание, распространившееся по венам ясновидящего как поток огня.

И Зороастр проснулся в холодном поту на своем ложе из сухих листьев, под буйволиной шкурой. В ночи слышалось лишь завывание ветра, закрученного в пропасти в смерчи и шквалы, отчаявшегося ветра, которому отвечал суровый и дикий голос водного потока.

Однако, мало-помалу от месяца к месяцу в своих пространственных посещениях Тень-Женщина становилась светлее. Из черной она стала серой, затем беловатой. Казалось, она приносила с собой лучи света и цветы, ибо она отгоняла демонов своим розовым нимбом и теперь приходила одна. Однажды она показала себя почти прозрачной, в виде бледноватого света робкой зари, и протянула свои руки к Зороастру как бы в невыразимом прощальном жесте. Долгое время она оставалась такой, всегда молчаливая и закутанная в вуаль. Затем каким-то другим жестом она показала рождающееся Солнце, и, повернувшись к нему, растворилась в своем луче, как бы абсорбированная и впитанная своим теплом.

Зороастр проснулся и вышел к краю грота, нависшему над пропастью. День был в полном разгаре, Солнце стояло высоко в небе. В этот момент, хотя он почти не видел лица Тени, у отшельника появилось непреодолимое ощущение, что этот призрак был душой Ардуизур и что он не увидит ее больше в этом мире.

Долго он оставался недвижим. Острая боль пронзила его: поток молчаливых слез хлынул из его глаз. Холод заморозил их у него на бороде. Затем он поднялся на вершину своей горы. Смерзшиеся снежные сталактиты висели на ветвях старых кедров и таяли под весенним солнцем. Снег сверкал кристаллами на вершинах, и казалось, что вся горная цепь Албордж плакала ледяными слезами.

Последующие три дня и три ночи были для Зороастра наихудшим периодом его скорби. Он пережил Смерть, но не свою собственную, а смерть всех живых существ, он жил в Ней, и Она поселилась в нем. Он больше ни на что не надеялся, ом даже не призывал более Ормузда и находил покой лишь в распылении всего своего существа, которое приводило его в состояние беспамятства.

Но вот на третью ночь, во время самого глубокого своего сна, он услышал голос непомерной силы, подобный раскату грома, который к концу перешел в мелодичное бормотание. Затем ураган света обрушился на него с такой силой, что он подумал, что его душа изгонялась из тела. Он почувствовал, как космическая сила, преследовавшая его со времен детства, которая как бы подобрала его в лощине с тем, чтобы вознести на вершину, чтобы Невидимое и Неисчислимое пришли выразить свой дух с помощью языка, которым боги говорят с людьми. Владыка духов, царь царей, Ормузд, солнечный Глагол явился к нему в человеческом образе. Облаченный в красоту, силу и свет, он блистал на огненном троне. Бык и крылатый лев с двух сторон поддерживали его трон, а гигантский орел распростер свои крылья у его основания. Вокруг него сияли тремя полукружьями семь Херувимов с золотыми крыльями, семь Элохим с лазурными крыльями и семь Архангелов с пурпурными крыльями. Время от времени от Ормузда исходила молния и пронзала три мира своим светом. Тогда Херувимы, Элохим и Архангелы блистали подобно самому Ормузду белоснежным сиянием, чтобы тотчас вновь принять свой собственный цвет. Погруженные в сияние Ормузда, они выражали единство Бога; блистающие золотом, лазурью и пурпуром, они становились его призмой. И Зороастр услышал громоподобный голос, но мелодичный и глубокий как универсум. Голос сказал:

— Я — Ахурамазда, тот, кто тебя создал, тот, кто тебя избрал. Теперь слушай мой голос, о, Заратуштра, лучший из людей. Мой голос будет тебе говорить день и ночь и будет диктовать тебе живое слово.

Затем произошел ослепляющий разряд молнии Ормузда совместно с его тремя кругами Архангелов, Элохим и Херувимов. Группа стала громадной, заняла всю ширину пропасти и скрыла зубчатые вершины Албордж. Она побледнела, удаляясь, исчезла в небосводе. Следующие несколько мгновений сквозь крылья Херувимов сверкали созвездия, затем видение растворилось в необъятном пространстве. Но эхо голоса Ахурамазды еще долго слышалось в горах как отдаленные раскаты грома и угасало вместе с дрожью медного щита.

Повергнутый Зороастр лежал лицом к земле. Когда он пришел в себя, то был настолько подавлен, что забился в самый темный угол грота. Тогда орел, свивший гнездо над пещерой, поднявшись в это утро из пропасти, где он напрасно искал добычу, дружески расположился в нескольких шагах от отшельника, словно царская птица Ормузда узнала наконец своего пророка. С оперения птицы стекали капли дождя. Она расправляла клювом свои рыжеватые перья, затем, когда дневное светило вышло из-за облаков, она вытянула для просушки свои крылья и пристально посмотрела на солнце.

* * *

Начиная с этого момента Зороастр ежедневно внимал Ормузда. Он говорил ночью и днем как внутренний голос или посредством ярких образов, которые олицетворяли живые мысли его Бога. Ормузд ему поведал о сотворении мира и своем собственном происхождении, то есть о проявлении живого Глагола в универсуме, об иерархии или космических силах, о необходимости борьбы против Ахримана, изъяна творческого деяния, духа зла и разрушения, о средствах борьбы с ним с помощью молитвы и культа огня. Он его обучил борьбе против демонов с помощью бдительного мышления и против Нечестивых (туранцев) с помощью священного оружия. Он его научил любви человека к земле и любви земли по отношению к человеку, умеющему ее обрабатывать, ее доли, которую она вносит в великолепие жатвы и ее радости быть возделанной, и о ее тайных силах, которые проявляются в благословениях на семью земледельца. Вся Зенд-Авеста состоит из длинной беседы между Ормуздом и Зороастром. «Что является самым приятным для этой земли? — Ахурамазда ответил: Это когда праведный человек идет по ней. — Что находится на втором месте из самого приятного для этой земли? — Это когда праведный человек строит жилище, приспособленное для огня, для держания скота, где есть женщины, дети и прекрасное стадо. Ибо в этом доме имеется изобилие правоты». И Зороастр, благодаря голосу Ормузда, услышал ответ, который земля дает человеку, ее уважающему и ее обрабатывающему. Она говорит: «Человек, я буду поддерживать тебя всегда и я буду идти к тебе». И земля идет к нему со своим благоуханием и испарениями, верхушками зеленой пшеницы, которую она выталкивает, и великолепием жатвы. В полную противоположность буддистскому пессимизму и его учению о непротивлении, в Зенд-Авесте имеется (эхо глубоких откровений Зороастра) здоровый оптимизм и энергичная воинственность. Ормузд осуждает насилие и несправедливость, но внушает почтение к смелости как первейшей добродетели человека. В учении Зороастра ощущается постоянное присутствие невидимого мира, космической иерархии, но все внимание перенесено на действие, на завоевание земли через дисциплину души и энергию воли.

Вдохновенный пророк Албордж приобрел привычку записывать свои внутренние откровения на бараньей шкуре деревянным стилетом, закаленным в огне, священными письменами, которым его научил Вагумано. Гораздо позже его ученики записывали его последующие мысли под его диктовку, это стало Зенд-Авестой, написанной сначала на животных шкурах, как должно быть и Коран арабов, и сохраняемой в некой разновидности святого ковчега, сделанного из кедрового дерева, содержащей космогонию, молитвы и законы вместе с церемониями культового поклонения.

 

Глава III. Великая битва и Ангел Победы

Когда, после десяти лет одиночества и медитаций, Зороастр вернулся в родное племя, родные его едва узнали. Воинственное пламя исходило из таинственной глубины его глаз, а от его слова веяло высшим авторитетом. Он созвал свое племя, а также соседние арийские племена с тем, чтобы подтолкнуть их к войне против туранцев, но в то же время он им объявил о своем откровении — Зенд-Авесте, живом Глаголе, слове Ормузда. Это слово стало вдохновляющим центром его деяния. Очищение, труд и борьба — таковы его три составные части. Очищение духа и тела с помощью молитвы и культа огня, «этого сына Ормузда», как он его называет, огня, который заключает в себе дыхание Бога. Труд на земле с помощью плуга и выращивание священных деревьев, кипарисов, кедров, апельсиновых деревьев; труд, увенчанный любовью, с супругой-жрицей у очага. Борьба против Ахримана и туранцев. Таким образом, жизнь ариев под предводительством Зороастра была непрерывной воинской готовностью, бесконечной борьбой, смягчаемой и перемежающейся работой в поле и весельем мужчин у очага. Гимны Ормузду сопровождались ежедневными жертвоприношениями огню. Первобытный город, основанный Зороастром, был городом на марше, сражающимся городом. Сеяли с луком в руке и дротиком, закрепленном на поясе, пахали на полях сражений, собирали урожай в дни покоя. Двигались вперед лишь шаг за шагом. На каждой завоеванной земле Зороастр заставлял разбивать лагерь, обнесенный частоколом, зародыш будущего города. В центре под портиком — алтарь огня, окруженный кипарисами, часто возле источника. Были назначены мобеды, или жрецы, и дестуры, или законники. Этим служителям маздеизма запрещалось под страхом смерти отдавать замуж своих дочерей туранцам или же жениться на туранках. Своим воинственным земледельцам Зороастр приводил в качестве примера священных животных, их верных товарищей и помощников: верную собаку, быструю лошадь, бдительного петуха. «О чем говорит пение петуха? Оно говорит: Вставай, наступил день. Тот, кто поднимается первым, войдет в рай». Как все истинные посвященные, он знал закон реинкарнации, но о нем почти ничего не говорил. В его миссию не входило его раскрытие. Эта идея отвлекала бы арийскую расу от ее ближайшего деяния — завоевания Солнца с помощь земледелия и оформления семьи. Но он обучал своих адептов закону Кармы в его элементарной форме, то есть, что другая жизнь есть следствие этой. Нечестивые пойдут в царство Ахримана. Праведные пойдут по светящемуся, построенному Ормуздом мосту, блистающему как бриллиант, острому как лезвие меча. В высшей точке этого моста их будет ждать крылатый ангел, красивый как пятнадцатилетняя девушка, и эта дева скажет: «Я твое деяние, твое настоящее я, твоя собственная душа, сформированная тобой самим!»

Однако Зороастр носил в глубине себя некую невыразимую грусть. Ужасная меланхолия пророков, расплата за их экстазы, несколько раз овладевала им. Его деяние было обширным, как горизонты Ирана, где горы скачут за горами, где долины сбегают к краям других долин. Но чем больше Ахурамазда привлекал его к себе, тем больше величие пророка отделяло его от сердец людей, хотя он жил и боролся вместе с ними. Иногда осенними вечерами перед ним проходили женщины, несущие с поля снопы. Некоторые из них преклоняли колени и дарили свой сноп пшеницы пророку, сидящему на камне возле полевого алтаря. Он протягивал руки над каждой, произнося несколько слов. Он смотрел на эти крепкие затылки и бронзовые от солнца руки. Та или другая из этих женщин напоминали ему Ардуизур, но ни у одной не было поражающей белизны Девы, черпающей свет из небесного источника, ни одна не имела ее гордой осанки, ее лика царской дочери, ее взгляда раненой орлицы, проникающего в душу как дротик, звука ее голоса, который переполнял как хрустальный поток. Все еще звучал ее крик: «Спаси меня!», а он не смог ее спасти... Именно этот ужасный крик подтолкнул пылкого юношу к мудрецу Вагумано, благодаря которому Арджасп стал Зороастром. Именно из-за этого крика он поднял свое племя и всю расу ариев, осознавшую саму себя, на борьбу не на жизнь, а на смерть. От этого крика отчаявшейся женщины зародилось его подвижничество. Но она... Ардуизур... где томится она... жива или умерла? Зороастр, столько всего знавший, этого не ведал. Несмотря на все его молитвы, Ахурамазда не открыл ему этого. Темное облако душевной боли скрывало от него эту тайну.

После сорока лет беспорядочной борьбы с многочисленными перипетиями, Зохак, царь туранцев, не дававший покоя победителям, был убит, а его крепость была взята ариями. После того, как Зороастр разрезал на куски двух змей, а затем засыпал песком и завалил камнями пещеру, которая служила местом отправления гнусного культа поклонения Ахриману, он провозгласил Лораспа царем ариев и установил культ Ормузда в Бактрии. Итак, завершив свое деяние, он пожелал вернуться в свою пещеру, чтобы узнать у Ормузд будущее своей расы и передать это откровение близким последователям. Он приказал трем своим лучшим ученикам встретиться с ним на горе Албордж через месяц, чтобы получить от него последние наставления. Зороастр хотел закончить свою жизнь на той горе, где он впервые услышал голос Ормузда, и он знал, что Бог скажет ему последнее слово. Но перед тем, как покинуть этот мир, он оставил своим последователям наставления, как заключение и резюме Зенд-Авесты: «Пусть те, кто меня слушает, принимают во внимание не Ахримана, видимость вещей и тьмы, а первичный огонь, Слово, Ахурамазду — и чтобы они этим жили. Те, кто не послушают меня, будут об этом раскаиваться до конца времен».

Когда в первые дни весны Зороастр вернулся в свою пещеру, на Албордже еще шел снег, и внизу под белыми вершинами в кедровом лесу дул суровый ветер. Пастухи, следовавшие за ним, развели для него огонь, затем оставили одного. И пророк, уставший и пресыщенный днями, погрузился в мечтания, наблюдая танец красных и светлых языков пламени на смолистых дровах. Он вспоминал всю свою жизнь и созерцал ее как единую картину. Он вновь видел ее как большую реку с сотнями поворотов, с тысячью притоков, он видел ее от истока до устья. Светлый ручеек, сбегающий с вершин, стал широкой рекой, река стала бурным потоком, пенящимся у прибрежных скал. На его берегах возникали города, и корабли скользили по его поверхности. И вот его величество поток пришел затеряться в необъятности Океана!.. Задание было выполнено, арии были свободными. Но теперь, чем должна была стать его раса?

Наступила ночь, похолодало. Старый пророк дрожал от холода возле огня. Тогда он воскликнул: «О божественный господин Ормузд, вот я уже в конце своего жизненного пути. Я себя полностью исчерпал, я все принес в жертву своему народу, я повиновался твоему голосу. Чтобы стать Зороастром, Арджасп отказался от божественной Ардуизур... и Зороастр не увидит ее больше никогда! Она исчезла в глубине космического пространства, и владыка Ормузд не вернул ее своему пророку. Я все пожертвовал своему народу чтобы тот имел свободных мужчин и гордых женщин. Но ни одна из них не имеет великолепия Ардуизур, того золотистого пламени, которое исходило из ее очей... Пусть же, по крайней мере, я узнаю будущее моей расы!..»

Прошептав эти слова, Зороастр услышал раскат отдаленного грома, сопровождаемый шелестом тысячи бронзовых щитов. Приближаясь, шум нарастал и становился ужасным. Все горы дрожали, и голос раздраженного Бога казалось хотел уничтожить горную цепь Албордж.

Зороастр смог лишь воскликнуть: «Ахурамазда! Ахурамазда!» И объятый ужасом пророк потерял сознание, уткнувшись лицом в землю, под громовой голос небес.

Тотчас Зороастр вновь увидел Ормузда во всем его великолепии, таким, каким он его видел в первый день своего откровения, но без венца из Феруэров и Амшапандов. Лишь три священных животных: бык, лев и орел, поддерживающие трон из огня, сверкали под ним. Зороастр услышал голос Ормуэда, катящийся сквозь пространство и пронзающий его сердце.

— Зачем, — говорил он, — ты хочешь узнать то, что принадлежит лишь твоему Богу? Ни один пророк не знает все мысли Глагола. Не сомневайся в Ахурамазде, Зороастр. О ты, наилучший из людей, ибо я взвешивал на весах судьбы всех существ и твою тоже. Ты хочешь знать судьбу твоей расы? Посмотри же на то, что народы Азии сделают из трех животных, которые поддерживают мой трон.

Ослепляющее видение Ормузда исчезло, и Зороастр мысленно был перенесен в будущее. Пролетая сквозь пространство, он видел у своих ног дефилирующие в беспорядке горы и растерянное бегство долин как на сворачивающемся свитке большой книги. Он заметил Иран, простирающийся до Каспийского моря, Персию — до Таврии и Кавказа, Месопотамию — до Персидского залива. Вначале он увидел туранский флот, вновь захвативший крепость Бактрии и осквернивший храм Ормузда. Затем он увидел, как на берегах Тигра поднимается гордая Ниневия, ее дворцы, башни и храмы. Гигантский крылатый бык с человеческой головой, символ ее могущества, возвышался на высоком холме города. И Зороастр увидел, что этот бык превратился в дикого буйвола и опустошает долины, топча копытами окружающие народы, среди которых праведные арии массово бежали на Север. Затем он увидел еще более обширный город: на берегах Евфрата поднимался, со своим двойным ограждением и своими пирамидами, чудовищный Вавилон. В одном из его святилищ спал свернувшийся в клубок огромный змей. Орел Ормузда, парящий в воздухе, хотел его атаковать. Но свернувшийся змей отогнал его огненным дуновением, и принялся разбрызгивать свой яд на все окружающие народы. Наконец, Зороастр увидел крылатого льва, победоносно шествующего во главе персидской и мидийской армий. Но вдруг царь пустыни превратился в кровожадного тигра, который начал пожирать людей и раздирать жрецов в глубине храма Солнца на берегу Нила.

И Зороастр очнулся от своего видения с криком ужаса: «Если таковым является будущее, угрожающее ариям, расе праведных и сильных духом, — вскричал пророк, — то я сражался напрасно. Если все обстоит именно так, то тогда я вновь нацеплю на пояс свой меч, который до сего времени был девственно чист от крови врага, и я по рукоять окуну его в туранскую кровь. Я, старик, один пойду в Иран, чтобы уничтожить до последнего сыновей Зохака с тем, чтобы они не губили мой народ, пусть я стану добычей Ахримана... как благородная Ардуизур!»

Тогда голос Ормузда прозвучал как легкое бормотание, как дуновение ветра в ветвях громадных кедров и произнес: «Остановись, сын мой, остановись, великий Зороастр. Твоя рука не должна больше касаться меча, дни твои истекли. Доберись до вершины горы, откуда видно, как Солнце поднимается над вершинами горы Березаити. Ты только что увидел будущее глазами людей; сейчас ты его увидишь глазами Богов... Вверху сияет справедливость Ормузда и тебя ожидает Ангел Победы!..»

И Зороастр вскарабкался на гору, возвышающуюся над пещерой. На вершине он сел, изнуренный, под кедром и стал ожидать прихода дня. Когда солнце показалось из-за леса белых вершин, старый боец почувствовал, как крупная дрожь сотрясает все его тело.

— Это — смерть! — сказал голос Ахримана из бездны тьмы.

— Это — воскресение! — сказал голос Ормузда в небесах.

Тотчас Зороастр заметил как бы арку света, которая, выходя от его ног, устремлялась в небо. Она была острой, как лезвие меча и блестела, как бриллиант...

Его душа, вырванная из тела и как бы уносимая неким орлом, устремилась поверх нее...

На вершине арки великолепная женщина, окутанная светом, стояла на мосту Тинегад. Она излучала благородство и сверхчеловеческую радость. Два крыла, как две белые молнии, лучились из ее плеч. Она протянула пророку золотую чашу, из которой переливался через край пенистый напиток. Зороастру показалось, что он всегда ее знал, и однако не мог ее назвать по имени, столь чудесная улыбка осветила его своим блеском.

— Кто ты, о чудо?

— О мой повелитель, разве ты не узнал меня? Я — Ардуизур... Я — твое творение, я больше, чем ты сам, я — твоя божественная Душа. Ибо именно ты меня спас, именно ты вызвал меня к жизни! Когда, охваченная ужасом и гневом, я убила своего похитителя, туранского предводителя, и когда его братья закололи меня кинжалами, моя душа долго блуждала во мраке. Я была тенью, которая тебя неотступно преследовала. Я тебя преследовала своим отчаянием, угрызениями совести, своим желанием... Но именно твои молитвы, твои слезы, твои призывы мало-помалу подняли меня из царства Ахримана. На фимиамах твоей любви, на молнии твоей мысли я тоже приблизилась к величию Ормузда. Наконец мы выпьем чашу бессмертной жизни с источником света!..

И прекрасная Ардуизур, превратившаяся в Ангела Победы, бросилась в объятия Зороастра, как супруга бросается на шею супругу, предлагая ему пенящийся напиток вечной молодости. Тогда пророку показалось, что море света и огня заполняют его целиком. Тут же Ардуизур исчезла, но часть за частью она проникала в своего спасителя. Теперь Ардуизур вибрировала в сердце Зороастра. Она смотрела его глазами; он смотрел своими, и оба видели славу Ормузда. Отныне они были едины. Зороастр чувствовал, что Ардуизур может улетать вдаль, не отделяясь от него — или растворяться в его сущности, не переставая оставаться собой!

И вдруг, опустив глаза вниз, к земле, пророк увидел как арии движутся длинным караваном, племенами и народами. Ардуизур шла во главе и вела их на Запад... Ардуизур стала... Душой белой расы.

* * *

Когда трое учеников захотели встретить своего учителя, они его больше не нашли.

В пещере остался лишь посох и золотой кубок, который служил ему для того, чтобы опрокидывать бродившую жидкость в огонь. Они искали повсюду, но напрасно. На вершине горы не было видно никаких следов пророка.

Его близкий товарищ орел одиноко парил над пропастью, и когда он касался боковой поверхности грота сильным взмахом крыла, то казалось, что он ищет там собрата своего одиночества, единственного человека, осмелившегося — как и он — посмотреть прямо на Солнце.