Вавилонский маг во времена пророка Даниила

Адаптация божественного откровения к жизни человека и завоевание земли с помощью разума — такова миссия семитско-арийской расы и других подрас, с которыми она смешалась. Это завоевание началось с Персии организацией сельского хозяйства и упрочнением семьи под эгидой слова Ормузда. Это продолжалось в Ассирии и Халдее благодаря развитию математики, матери всех наук, применяемой, с одной стороны, в наблюдении за светилами и их влиянием на человека (астрономия и астрология), а с другой — в архитектуре и ремеслах.

Ассирия и Халдея были родственными цивилизациями, по существу реалистическими, сыгравшими важную роль в истории, несмотря на свою жесткую политику. Современные или последующие цивилизации находили у них орудия труда, искусство ремесел. Халдейский мир снабжал, в некоторой мере, Египет, Грецию и Рим песчаником, цементом и угломерами для постройки их городов, храмов и акрополей. Этнический состав ассирийцев и халдеев очень сложен. Как повествует библейская легенда, Вавилон сыграл в предыстории хаотизирующую драму — смешение языков и рас. Семитско-арийский элемент доминировал в Ассирии, туранский — в Халдее; именно он дал Ниневии воинственную силу, а Вавилону — дар наблюдения. Царь строительства и отец ремесел, Вавилон произвел на свет массивные и колоссальные произведения искусства; огромные башни, гигантских быков, коренастых людей, способных задушить льва.

С позиций религиозного вдохновения и духовных течений, действующих в Ассирии и Халдее, эти цивилизации представляли особенный интерес. Оружием Ниневии и Вавилона были розги и бичи еврейского народа, огненные пруты и медные цепы в руках кровожадных и неумолимых царей. Иссекая розгами и попирая народ Израиля, без его уничтожения, Ассирия и Вавилон породили самых страстных пророков: Исайю, Иезекииля и Даниила, и их неутомимый глас воскрешал порабощенный и изгнанный народ. В то же время халдейские маги, вдохновленные традицией Зороастра и созданиями особой мифологии, мощно влияли на древнееврейскую религию, наполняя ее новыми космогоническими образами и уточняя свои знания о небесной иерархии. И тот факт, что пророк Даниил, назначенный Навуходоносором главным магом, был утвержден в этом звании Валтасаром, сам по себе имеет высокую значимость. Поскольку настенные надписи по этому поводу ничего не говорят, вся последующая история еврейского народа в некотором роде недоказуема. Ибо его религия несет, начиная с этого момента, неизгладимую печать халдейского посвящения.

Эти установленные однажды исторические факты помещают нас на точку зрения божественной эволюции, то есть, космических сил и духовных течений в их воздействии на человечество, поднимают до Невидимого, которое, отражается в Видимом — и мы обнаруживаем, что Вавилон — это одна из точек пересечения двух самых значительных противоположных течений, которые изначально конкурировали, сражаясь при создании планеты Земля и в развитии Человека. Я имею в виду течение солнечного Глагола, которое завершилось в Христе, и течение Люцифера, которое завершается в современном мире.

Именно об этом моменте, когда эта борьба интенсифицировалась, когда оккультный круговорот достиг своей силы, в роковой час взятия Вавилона Киром и во время присутствия в этом городе пророка Даниила, был написан рассказ, предлагаемый для прочтения.

 

Глава I. Заходящее солнце Вавилона

Это было на высоком холме Борсиппа. — Он находится на юго-востоке колоссального города Вавилона, между двумя его валами, Имгур-Бел (внешняя ограда) и Нивитти-Бел (внутренняя ограда), располагавшимися в пол-лье друг от друга.

На обширном пространстве, лежащем между двумя стенами, царь Вавилона обычно размещал чужеземцев, в большинстве своем ссыльных. Множество евреев проживали там в то время в своих глиняных домах, окруженными тут и там возделанными полями. Холм Борсиппа занимал место, где, согласно легенде, находилась знаменитая Вавилонская башня. Некий царь аккадский по имени Хамурави некогда возвел здесь храм в честь Бога Солнца. Навуходоносор, в зените своего правления, построил там чудесный храм, самую великую Зигурат, 250-футовую пирамиду, состоящую из семи последовательно расположенных храмов.

Терраса, высотой 25 футов, окаймленная массивной бронзовой балюстрадой, служила нижней частью зигурат. Не было видно ни души. Это было на следующий день после покорения Вавилона персами, когда они проникли в дельту Евфрата, Опасались репрессий Кира в ответ на жестокость царя халдеев в Мидии. Все спрятались. Семьдесят жрецов, служивших обычно в храме Бела, разбежались.

Единственная живая душа сидела на корточках перед бронзовой дверью нижнего храма, между двумя притолоками стен, покрытых черным битумом. Это был хранитель змеи, посвященной Сатурну. Маги до сих пор терпели этот культ, поскольку чернь видела в нем стража города.

Вдруг, какой-то степенный человек сошел по лестнице и внезапно появился на террасе. Он был одет в пурпурную тунику мага с пунцовой накидкой, на которой была вышивка, изображавшая сложенные крылья орла, и золотая тиара с семью валиками, инкрустированная драгоценными камнями, Но в знак национального траура, маг покрыл свой богатый костюм черной прозрачной вуалью, которая закрывала его от тиары до пят. Газовая ткань не могла скрыть ни его нос с горбинкой, ни застывшие ястребиные глаза, ни длинную накладную бороду, ни суровость магов и царей халдейских.

Глава зигурат подошел к хранителю, стоящему на коленях перед храмом Сатурна и заговорил с ним горьким тоном, полным презрения и пренебрежения.

Ты теперь всегда охраняешь свою мертвую змею?

Аккадиец, одетый в лохмотья цвета битума, ответил с сардонической улыбкой на устах, не сдвигаясь с места.

— Я жду, пока придет персидский мул (Кир) убить меня со своим приспешником, колдуном-предателем, проклятым евреем.

— Бесполезно их оскорблять, — сказал Набу-Нассир, — они победители. Но почему ты держишь на коленях этот большой меч, запачканный черной кровью?

— Это меч, которым бесчестный еврей отрубил голову змее царя, который бросил им вызов. Они с отвращением отбросили меч. Но я не отпущу его, пока не отомщу за своего Бога.

— Дай его мне! — сказал Маг, — я возьму месть на себя.

-Ты хочешь отомстить за нашего Бога, также как и я?, — вскричал аккадиец, вскакивая на ноги.

— Я проведу ночь наверху в башне и буду молиться против нашего соперника, призывая верховного Бога, — сказал Маг.

— Я не знаю, что будет, но я говорю, что завтра один из нас умрет. Он или я. Ты будешь служить выжившему.

— Если тебе — всегда, если ему — никогда! — сказал стражник мертвой змеи, протягивая ему меч. Он снова сел и застыл неподвижно, как статуя.

Набу-Нассир заткнул меч за пояс, и спрятал его под накидкой, потом прошел на террасу, откуда открывался величественный вид на Вавилон, самый чудовищный город, когда-либо существовавший. Впереди виднелись выступающие, выпуклые, покрытые бронзой крыши трех храмов Луны. Выше хаоса сгрудившихся в долине домов, взгляд следовал вдоль двух валов Имгур-Бел и Нивитти-Бел, которые тянулись по прямой сколько хватало глаз, как две царственные дороги. По всему валу, как по стадиону, могла проехать колесница, запряженная четверкой лошадей. На севере, по ту сторону ограды, протекал Евфрат, извиваясь среди беспорядка улиц и глиняных домов, как змея, чешуя которой блестела то тут, то там среди деревьев. По ту сторону виднелись храм Зарпанит и пирамида висячих садов королевы Амитис, подобно горе зеленеющих ступеней. Панорама завершалась длинной линией царского города, крепостью великолепного дворца сего бастионами, павильонами, башнями, кедровыми и бронзовыми воротами, алебастровыми зубцами, серебряными и золотыми шпилями.

Солнце, погрузившееся в этот момент в туман цвета шафрана, озарило все сооружения пурпурным и оранжевым зловещим пламенем, превращая основу города в вазу темной скинии, полную огня.

Набу-Нассир смотрел на пирамиду из семи возвышающихся храмов, на которую он решил подняться в последний раз. Как и другие храмовые монументы Вавилона, она тоже пылала в лучах заходящего солнца, зигурат семи святилищ. Она горела всеми цветами радуги. Ибо все квадратные храмы, кроме самого высокого, сделанного в форме круга, были покрыты камнем или разноцветными металлами.

Считая сверху вниз, террасы храмов соответствовали семи дням недели, считая снизу вверх их последовательные этажи, согласно доктрине магов, напоминали о восхождении души в процессе развития планет, от выхода из хаоса в сатурнианский период до восхождения к божественному Солнцу, через все метаморфозы нашего мира. И пирамида, переливаясь в меняющемся свете, сама казалась участником этого постепенного очищения. Ибо она переходила от черноты Сатурна до белого алебастра Венеры, от бледно-розового Юпитера и голубого перелива Меркурия до темно-красного Марса, утончаясь как пестик цветка, в серебристом храме Луны и позолоченной башне Бела.

Набу-Нассир смерил пирамиду взглядом. Его душа, мрачная и печальная в своей скорби, готовила себя к совершению восхождения для разговора с Богами.

Он поставил ногу на ступеньку внешней лестницы, которая, проходя этаж за этажом, кружила по зигурат, достигая вершины. Одолевая дорогу, маг не видел ни Солнца, исчезнувшего за рыжеватой равниной Месопотамии, ни необъятного города под его ногами, неясный контур которого ступенька за ступенькой углублялся в туманную бездну.

Набу-Нассир достиг последней площадки пирамиды и очутился на вершине в маленьком храме Бела. Солнце исчезло, и ночь спустилась на город. С такой высоты Вавилон казался не более, чем темным пятном, где то тут, то там виднелись тусклыми цитаделями гигантские сооружения. Говорили, что Эреб породил из своих туманных недр колоссальный город, чтобы бросить вызов небу. Но за черным кругом горизонта, изгибаясь по всему великолепию небесного свода, глубокое небо Месопотамии светилось темным индиго прозрачного кристалла. Желтые, красные и голубые шары вращались там на громадных расстояниях, в неисчислимом ритме, в невероятной гармонии.

И под этим небом, которое было объектом исследования Набу-Нассира, он сопоставлял свою мудрость с происшедшим. Он ставил свою науку на одни весы с судьбой. Конечно, она была великой, эта наука. Тысячи и тысячи лет маги и их предшественники, Ману, изучали движение звезд и регулярные изменения небес. В своих наблюдениях они зафиксировали движение небесных часов своими сложными механизмами.

Они открыли определенное влияние светил, не только Солнца и Луны, но и пяти планет на судьбу человека, в зависимости от их расположения на небе в таком-то месте, таком-то году, в такой-то день, час. Не был ли ансамбль планетарных систем живым организмом, изначально сформированным из однородной массы, в котором каждая планета была необходимым органом? Жизнь людей и наций подвергались их множественному влиянию. Можно было предугадать триумф или поворот судьбы, но не суть или детали событий. Потому что это было результатом неисчислимого соединения свободы человека и божественного действия. Печать созвездий на жизни людей и народов оставила в некотором роде рамки и основу, по которой шла нить событий, но не бесконечные узоры, вырисовываемые людьми и богами. Так, Набу-Нассир предвидел катастрофу, угрожавшую Вавилону, заметив воссоединение Марса и Сатурна в созвездии Скорпиона, но он не предсказал силу удара, глубину бездны, упадок мощи халдеев. Позорное падение, позволившее сейчас заключенным евреям кричать на улицах Вавилона предсказания пророков, оскорбляя прохожих такими словами; «Сойди, сядь в прах, Дева Вавилона, сядь на землю, а не на трон, Дева Халдеев. Возьми мулов и погрузи зерно, сними вуаль и смени свое платье, оголи свои бедра, пересекая поток, покажи наготу свою, чтобы был виден твой срам».

Однако Даниил владел наукой обожествления. Ибо именно он общался с Невидимым, он предвидел будущее, господствовал над царями и очаровывал толпы, между тем, как маги жили на протяжении столетий в своих обсерваториях, без власти над душами, не влияя на судьбы людей, бессильные созерцатели фатальной неизбежности. За три тысячи лет маги не сумели усмирить жестокие инстинкты Ниневийских и Вавилонских царей, которые жили, несмотря на свое эгоистичное благочестие, алчностью и неистовством Ахримана со всей дикостью желтой туранской расы. Гонимые в массе своей, как только они пытались поставить себя в оппозицию царям, маги заточили себя в своей умозрительной науке, в наблюдении неба и его периодических изменений. Цари консультировались с ними лишь при составлении гороскопов и, к несчастью для них, не были к ним благосклонны! Маги не умели укрощать ни Ниневийских тигров, ни Вавилонских туров; ни Теглат Фаласара, устлавшего всю горную цепь отрубленными головами Мошьенов; ни Ашур-Назир-Пала, ни Саргона, ни ужасного Сеннахериба, истребителя иудеев, ни Ашурбанипала, разрушителя древнего Вавилона, который своей рукой содрал кожу с восставших сатрапов на могиле своего деда.

И всегда Набу-Нассир видел перед собой страшного человека, еврейского аскета с кротким взглядом, но непобедимого; укротителя душ, которому никто не сопротивлялся, агнца, более сильного, чем львы, этого пророка несчастья, глашатая катастроф. Был ли это Даниил, который обворожил и околдовал Навухудоносора, самого чудовищного из тиранов, толкуя ему его сновидения? Не получил ли он от него титул Верховного мага, к смущению всех халдейских жрецов? Не он ли, в конечном итоге, предсказал и, возможно, замыслил падение Вавилона?

И маг мысленно восстановил ошеломляющую сцену, предшествовавшую смерти Валтасара.

Внизу огромной галереи царского дворца, на потолке и стенах, обшитых кедром с барельефами из обожженной глины, изображавшими войны и триумфы вавилонян ярко-красным на черном фоне, как будто пурпур победителей запачкался в крови жертв, в глубине этого зала надменности и роскоши, блестящего, как башня из раскаленного золота, любимое место, уединения царя. Валтасар полулежал на пышном ложе, его полуобнаженные разряженные женщины сладострастно теснились вокруг него, офицеры его свиты образовывали кольцо. Царь был мрачен. Он послал за священными вазами из Иерусалимского храма и выпил для заглушения недоверия к неприятелю и к Богу противника.

Разом вспыхивающий смех застыл в горле, шепот пробежал в толпе, женщины в страхе воздели руки к стене напротив по ту сторону стола, на котором горел подсвечник с семью свечами. Валтасар присмотрелся и увидел светящуюся руку, начертавшую три священных слова на фризе стены. Он поднялся и пробормотал: «Набу-Нассир, ты можешь мне объяснить, что означают эти слова?» Маг вынужден был сознаться, что не знает смысла этой надписи. «Приведите Даниила!» — вскричал царь. И, как будто это было предусмотрено, появился Даниил, бледный, торжественный и безучастный. Он читает и произносит громким голосом три слова, которые только что написала на стене светящаяся рука с длинными тонкими пальцами, рука ангела или духа, только что написавшая на стене и которая еще светилась, как божественная подпись под последней буквой. И пророк говорит:

— Мене, Текел, Перес, что означает на языке Земли: Число, Вес, Мера, а на вечном языке Бога: Мудрость, Справедливость, Экономия. О Валтасар, как и твои предшественники, ты правил в безрассудстве и беспорядке, тебя поставили на весы, и ты оказался слишком легким. Вот почему твое царство отдано другому.

Во время этой речи надпись и светящаяся рука стерлись со стены. Даниил еще говорил, как в зал ворвался стражник, крича; «Персы вошли в город через Евфрат,.. они идут к дворцу!» Валтасар пошатнулся, обезумевшие женщины заметались, цепляясь за него, но, новый Сарданапал, он вырвался из их объятий, стряхнув эту груду трепещущих тел, и закричал: «Мое оружие! Я хочу сражаться!» Он вышел и упал, убитый стражником, перешедшим на сторону врага.

И вот пророк, будучи самым влиятельным человеком в городе, направился в лагерь Кира для переговоров о мире от имени вельмож двора.

С чем он вернется? Постигнет ли Вавилон участь Ниневии? Будет ли город разграблен и снесен до основания, до почвы, по которой пройдет плуг, и на руинах которого будут копать логова дикие звери? Упразднят ли победители коллегию магов и постановят ли убить их главу? Нужно ждать непонятного и грозного пророка.

Но Набу-Нассир не сдавался. Он также чувствовал за собой огромную магическую мощь, силу, заточенную светилами вглубь Бесконечного и собранную наукой за триста столетий, Должен ли он бороться до конца, чтобы быть сраженным неизвестным Богом евреев и их пророком.

С этой мыслью о вызове он направил меч, принесенный за поясом, острием на север, меч, которым совершил святотатство Даниил, отрубив голову змее. Он подержал его минуту недвижимо, над туманным Вавилоном, под застывшими созвездиями, сверкающими в небе, обращаясь к Юпитеру и Венгре, планетам-благодетелям. В то же время его воля проецировалась вдаль, в ночь, направленная на невидимого противника.

 

Глава II. Мистерия девственного духа

Вдруг Набу-Нассир вспомнил о цели своего уединенного похода.

Лишь недавно титулованный главой зигурат, он еще не проникал в верховный храм пирамиды, башню, посвященную солнечному Богу. У верховного жреца, единственного, было право на вход, раз в год, в эту святыню и обязанность провести там ночь во время весеннего праздника Иштар. Ни в каком ином случае он не имел права туда входить, за исключением одного: при бедствии Вавилона или угрозе храму. Тогда он мог посоветоваться с богом Белом и богиней Иштар, получить от них знак. И этот момент наступил. Итак, Набу-Нассир собирался проникнуть в святая святых зигурат, узреть своими собственными глазами загадку храма, в поисках последней разгадки своей тайны.

Он вставил ключ в двери и толкнул бронзовую створку. Круглая часовня была целиком покрыта золотыми пластинами, без всякого орнамента. К своду на тросе подвешена алебастровая люстра, всегда зажженная, пламя которой подпитывалось из нефтяных резервуаров в куполе. Люстра изображала белого голубя. Ее внутреннее свечение освещало всю золотую часовню. Одна вещь привлекала и удерживала внимание — широкое ложе, инкрустированное слоновой костью и покрытое роскошным пурпуром. Перед ложем — золотой стол с сосудом. Сзади, на черной стене, находился горельеф, изображавший богиню Иштар, светлую и стройную, поднявшую руки, чтобы поймать крылатого духа огненного цвета, вооруженного факелом, который проносился над ней, как ураган, подгоняемый солнечными стрелами. Он вспомнил, что перед смертью его предшественник объяснил ему тайный смысл мифа об Иштар, известный только верховному жрецу Бела. Иштар была наиболее популярной богиней в Вавилоне, богиней Луны и, в тоже время, богиней Венеры у халдеев. Но тайное предание придало ей более глубокий смысл, связывая ее происхождение с Адар-Ашуром, таинственным и малоизвестным Богом, халдейским Люцифером. Перед созданием Земли, сразу после формирования планеты Юпитер, Адар-Ашур (Люцифер), восставший Архангел, вызвал силой своего желания арканы Глагола: Лилит, Милитту, астральную Еву, первую Еву. Люцифер хотел жениться на Лилит и царствовать вместе с ней над миром. Но, за нарушение арканов Всемогущего и против его желания, он был низвергнут в Бездну планетарных нимбов. И Лилит, разлученная со своим небесным возлюбленным, стала земной Женщиной, половиной Человека, душой Человечества. Этой космической силе Вечно-Женственного народы Азии поклонялись под именем Милитта, Иштар или Астарта.

Это забытое предание пришло, чтобы воссоединиться с недавним загадочным пророчеством. В этом страдающем и жестоком человечестве, порожденном желанием Люцифера, в один прекрасный день Девственница должна родить Бога, Бога, который станет спасителем рода человеческого. Вот почему в определенных солнечных храмах, в храме Бела в Вавилоне, в храме Амон-Ра в Египте ожидали рождения этого Бога. Именно для этого было устлано ложе в верховной башне зигурат в храме Солнца, для Девы. Она должна была прийти сама, движимая не лунатизмом, а священным исступлением, чтобы в магическом сне провести ночь в храме и быть магически оплодотворенной Богом Солнца на празднике весны. Но эта женщина не приходила.

Из этой цитаты Геродота понятно, что в V в. до н.э. Вавилонских и Фиванских жрецов неотступно преследовала мысль о зачатии девственницей духа. Но где разумное объяснение этому? Восточная и западная эзотерические предания утверждают, что физические тела великих пророков и мессий были рождены мужчиной и девой, погруженными в магнетический сон. Универсальный закон природы не нарушался, но таинство зачатия совершалось под влиянием Сил в состоянии экстаза, исключавшем плотские желания. Следовательно, можно сказать, что в подобном случае женщина и мужчина остаются девственными морально, потому что после пробуждения ни о чем не помнят. Мистический характер их астрального слияния дает телу ребенка особенную чистоту. Это то, что у католиков зовется непорочным зачатием. Но какой бы ни была интерпретация всего этого, важно то, что человечество сохраняет перед этой священной тайной определенную сдержанность и глубокое уважение, которые обязаны наивысшему проявлению Божественного в Человеческом через жертвоприношение инкарнации.

Набу-Нассир испытал смятение, перебирая в памяти странные детали, рассказанные его предшественником, находясь теперь перед пустым ложем в безмолвном святилище. Он не понимал смысла предсказания, вызвавшего у него неясный страх. Но он понял смысл мифа об Иштар, соответствующему самой скрытой тайне религии халдеев. Он с горечью почувствовал, что сила покровителя его расы и религии пришла в упадок, и что участь Вавилона была связана с его участью. Невольно он пробормотал:

— О Иштар, любимая Богиня, пленница низших Богов, обрети силу найти свой свет. Поведай мне свою тайну, и я сумею победить Врага.

На столе из золота, расположенного возле ложа, стоял сосуд из позолоченного серебра. Маг взял его и воскликнул:

— Содержит ли эта жидкость жизнь или смерть, я хочу узнать твою загадку.

Набу-Нассир выпил одним глотком содержимое сосуда. Аромат напитка проник в его мозг, извиваясь как стебель цветка с опьяняющим запахом. Обернувшись, он заметил возле входной двери грифона из порфира, вырезанного в стене. Его голова касалась свода, а передние лапы образовывали кресло. Набу-Нассир сел между ними и тотчас заснул тяжелым сном.

 

Глава III. Сон Набу-Нассира: спуск Иштар в Ад

[91]

Долго, долго он ничего не воспринимал в черной бездне бессознания, в которую был погружен. Минуты длились века; Время повернуло вспять. Он чувствовал себя перенесенным в эпоху зарождения, когда Земля еще не была сформирована. Мрачный Сатурн вращался а краю планетарной системы; Юпитер выступал из темноты подобно призрачному шару. В сфере, более приближенной к Солнцу, Набу-Нассир заметил Лилит, Первозданную Еву, Иштар с Люцифером, в тот миг, когда Боги созидатели — Элохим, исполнители высшего Бога, вырвали ее из рук супруга, чтобы повергнуть восставшего Архангела в Бездну. Поразительной белизны богиня побледнела и долго плыла без сознания по орбите одной разрушенной планеты. Очнувшись, она закричала от ужаса и бросилась в Бездну как комета в поисках своего супруга, но тщетно. Теперь колесо времени вращалось вперед с молниеносной быстротой.

В чудовищных судорогах Огня и Воды, Земля, звезда Борьбы и Боли, приняла свою форму и консистенцию и улыбалась, соблазнительная, под покровом зелени. Иштар бросилась туда, задевая вершины, и предстала перед Истубаром, посвященным в короли, пастырем народа, жившим в долине. Она предстала перед ним в своем самом привлекательном облике и сказала:

— Ты, который знаешь все, можешь мне ответить, где находится Люцифер, мой супруг? Если ты мне скажешь, я тебе позволю сесть в мою белоснежную карету с золотыми колесами, и ты увидишь Богов.

Истубар ответил:

— Покайся, о Богиня, и направь свои молитвы Солнцу. Оно одно может вернуть тебе твоего супруга.

— Солнце? — сказала Иштар. — Это его смертоносные стрелы, направляемые Элохим, низвергли Люцифера в Бездну. Раз Небо и Земля не могут мне его вернуть, я пойду искать его в глубинах Ада.

И Набу-Нассир увидел богиню со светящимся лицом, переходящую из пропасти в пропасть, из мрака в мрак, взывающую:

— Где мой супруг? Люцифер! Люцифер!

На первом круге темная туча встретила ее, шепча:

— Отдай свою сверкающую тиару, иначе ты не пройдешь!

Она отдала свою тиару и пошла дальше, вся дрожа, так как чувствовала, что исчезает ее божественная сила.

На втором круге еще более темная и густая туча остановила ее криком:

— Отдай свои крылья, иначе ты не пройдешь!

Она отдала свои крылья и пошла вперед. Но она вся дрожала, так как ей казалось, что потеряна возможность вернуться из Бездны.

На третьем круге туча, похожая на чудовище, преградила ей путь, завывая:

— Отдай свою сияющую тунику, иначе ты не пройдешь!

Она разорвала свою тунику и задрожала от ужаса, так как тело ее стало непрозрачным и твердым.

Итак, в центре Бездны столпом возвышалось красное пламя. Из него раздался повелительный голос:

— Что тебе от меня нужно?

— Где Люцифер?

— Далеко отсюда, в недоступных далях пространства. Напрасно ты его ищешь, потому что твой супруг — это я, и ты больше не выйдешь отсюда.

— Ты лжешь! — закричала Иштар. — Чтобы найти его, я на все решилась, ничего не испугалась, все потеряла. Моя любовь так велика, что она могла бы разбить твое могущество, разломать, как соломинку, двери твоего ада!

— Все, что пересекает этот круг, принадлежит мне... И твое открытое желание привело тебя ко мне. Ты любишь меня!.. Иначе тебя не было бы здесь... Мое дыхание уже коснулось тебя... Когда ты узнаешь мое истинное обличье, ты найдешь меня еще более красивым, чем Люцифера!.. Потому что он связан и ничтожен, а я свободен и могуществен в моем царстве!

— Это неправда, — ответила Иштар, — я тебя ненавижу!.. Ты не можешь мне доказать свои слова.

— Ты хочешь видеть своего Архангела? — сказал голос, исходящий из пламени. — Я могу призвать его, так как это мой старший брат и я могу вызвать его призрак перед тобой... Пообещай мне, что если я покажу его тебе, ты станешь моей!..

Иштар заколебалась, поскольку ей показалось, что подвижные языки пламени, вырывающиеся из столпа, лизали ее тело, как огненные змеи и проникали в нее до мозга костей. Но, собравшись с духом, в порыве надежды она воскликнула:

— Когда я его увижу, я брошусь в его объятия! Вызывай его!

Тогда голос, исходящий из пламени, вскричал:

— Могуществом, которым бессмертные Боги наделили Бездну, что служит им пьедесталом и без которой Небо не существовало бы, повелеваю: появись Адар-Ашур, появись Люцифер!

Возникло фосфорицирующее облако. Сквозь его туман Иштар увидела мучающегося Архангела, его крылья были связаны, но он был величественен от героического страдания и неукрощенной гордости. Светлые слезы струились из его глаз, капли крови сверкали на его теле красными искрами. Его глаза пронзали Иштар влюбленным взглядом, но он оставался безмолвным.

Иштар хотела броситься к нему, но почувствовала себя скованной и смогла только вымолвить:

— Адар-Ашур, унеси меня отсюда!

Но образ Люцифера исчез, в то время как Ахриман вышел из огня в образе чудовищного дракона, пытаясь достать огненным языком свою жертву. Но Богиня выскользнула из его объятий и ее пронзительный голос пронесся сквозь Бездну, сметая все на своем пути:

— Я потеряла свою тиару, свои крылья, свое светящееся тело Я все отдала ради своей любви... Но у меня осталось сердце которое ты не победил, и которое никто... даже Боги не сможет остановить в его полете! С ним я рассеку своды Бездны и присоединюсь к людям. Они укажут мне путь к Люциферу!..

Ужасна была тревога Набу-Нассира в его сне. Он чувствовал что если Иштар, эта божественная Ева, погибнет, маги тоже погибнут со всей их наукой. Потому что, чем будет Наука без божественной Любви, которая и есть Мудрость? Орудие самоубийства и смерти. Набу-Нассиру казалось, что он сам погрузился в бездны земли и что над ним закрылись своды нависших черных утесов, изборожденных желтоватыми рубцами. Он издал крик отчаяния: «Иштар, Иштар».

И вдруг ему показалось, что он снова находится в часовне Бела сидящий между лапами грифона. Белый голубь по-прежнему освещал золотой алтарь, но между магом и статуей Богини колебались языки пламени, которые прятали ее от него... Был ли это Ахриман?..

Вдруг Набу-Нассир с криком вскочил со своего места. Перед ним стоял Даниил в алом одеянии и с золотым колье мага — и пророк устремил на жреца Бела свой пристальный, но мягкий взгляд.

 

Глава IV. Содействие пророка Даниила

Машинально Набу-Нассир направил на противника меч, который носил на поясе, но Даниил невозмутимо улыбнулся и протянул ему свою худую руку, глядя на него все с той же улыбкой на устах.

Тогда Набу-Нассир, не отдавая себе отчета в том, что он делает, укрощенный высшей властью, выронил меч, всматриваясь в пророка, который явился как божественный посланник после адского сна.

Даниил стоял с непокрытой головой. Его вьющиеся черные волосы были подобны ореолу над изможденным удлинившимся лицом аскета. Под выпуклым лбом блистали два огромных глаза ясновидца, полные огня и доброжелательности. От всего его облика исходили такие сильные флюиды, что суровый халдей затрепетал всеми фибрами своей души. Он молчал потрясенный и восхищенный. Даниил заговорил первым:

— Да будет благословенно имя Господа во веки вечные, так как в нем вся мудрость и сила! Ты считаешь меня своим противником, Набу-Нассир, но я пришел к тебе как друг от имени Кира, царя персов и повелителя Вавилона. Он уважает ваших Богов, зная, что среди них вы почитаете и Зороастра. Он поддерживает магов, хранителей науки о светилах, в их силе и обещает им защиту, если они проявят себя достойными сынами своего предка Зороастра, мага солнечного Глагола. И я, Даниил, изгнанник, смиренный пророк Израиля и высшего Бога, передаю тебе это послание и приношу мир.

Побежденный этими словами, Набу-Нассир протянул обе руки пророку;

— Будь благословен и ты, во имя высшего Бога, которого мы зовем Илу и Бога, который говорит с Зороастром посредством светил. Я вижу, что ты пришел от их имени. Но древние Боги, которые властвовали здесь, побеждены. Мир перевернулся. Могуществом более сильным, чем мое, ты проник к этому алтарю, куда не должен приближаться никто, кроме великого жреца храма Бела, и где я провел тревожную ночь. Можешь ли ты мне объяснить мое ужасное сновидение? Я видел спуск Иштар в ад; я слышал ее крик отчаяния, взывавший к Люциферу. Этот крик затерялся в Бесконечности и его эхо осталось в моем опечаленном сердце. Можешь ты мне пояснить эту загадку и тайну мистических браков, предсказанных этим слоем пустоты, в котором парит белая голубица, Иона, символ Вечно-Женственного. Можешь ли ты это сделать, ты, который умеет читать в путанных снах людей и видениях Богов?

Даниил ответил:

— О, халдейский маг, кто умеет читать по светилам, слушает Истину, сестру твоей Истины. Невидимые Боги, Силы Неба и Бездны, Боги-создатели, с их двойственной женственностью и эманациями их любви, которых мы называем: Серафимы, Херувимы, Элохим и Архангелы властвуют над миром и народами. Так продолжается из века в век, из тысячелетия в тысячелетие; но один Бог вдохновляет их и управляет ими всегда. Это от его имени говорят пророки Израиля, и от его имени я смиренно говорю с тобой, так как мы всего лишь слуги и голос его... В своем сне ты увидел первопричину того, что произошло в кровавых веках Ниневии и Вавилона. Иштар, ваша богиня, астральная царица человеческих душ нашла забвение в крови, сладострастии и смерти. Сейчас она погружен в летаргию... И все пророки утверждают: она сможет вновь обрести своего Архангела, Люцифера, когда девственница родит Бога.

— Не здесь ли должно свершиться чудо? — спросил Набу-Нассир. — Не об этом ли говорит ложе из слоновой кости и эта белая голубица?

— Вы, маги, тоже предчувствуете великую тайну; но не здесь получит воплощение Сын Солнца, который говорил с Зороастром... Среди израильтян, в народе пленников и изгнанников родится Божий Сын. И все народы земли будут подчиняться ему.

— Тогда какое значение имеет моя наука? Какое значение имеет мой храм?

— Наука о светилах божественна, как душа, хотя она и управляема Разумом, который есть и Мудрая Любовь и Любовная Мудрость. Сохрани свою науку для будущих времен. Когда наука Неба и наука Любви соединятся, на земле будет только один Бог и один народ. Именно поэтому Кир доверил тебе честь быть Великим Магом.

— Мне, Великим Магом? — воскликнул халдей, отступив на шаг. — Тогда кем же будешь ты, Даниил?

Спокойно приоткрыл пророк свою алую мантию и, расправляя полы, заставил ее упасть к своим ногам. И предстал Даниил перед Набу-Нассиром в льняном белом платье великого жреца Иерусалима с нагрудными латами, где сверкали 12 драгоценных камней, символы двенадцати израильских племен и двенадцати знаков зодиака.

Испытывая глубокое уважение, маг опустился на одно колено перед пророком, который казался теперь на локоть выше и чьи глаза сияли экстатическим светом.

* * *

Глухой ропот, отдаленные крики стали доноситься снаружи. Маг и пророк вышли из часовни, венчавшей пирамиду из семи ярусов, и остановились на краю террасы, откуда был виден Вавилон. На Востоке рассвет раскрыл свой шафрановый веер на фоне тумана медного цвета. Металлические крыши, купола дворцов и храмов, казалось, покрывались струпьями из-за зловещего света чадящего города. Полоса пыли и коричнево-оранжевого тумана, который отделял горизонт от места, где должен был появиться царь-светило, казалось, накинула уже на Вавилон свою мантию пустыни, что позже поглотит этот город, стерев его с лица земли. Но в глубине долины, куда обратили свои взоры маг и пророк, слышалось монотонное пение мужчин и женщин. Даниил указал Набу-Нассиру еще темной долине на белый дом с террасой, украшенной зелеными листьями. Этот еврейский дом казался светящимся фонариком в мрачной пропасти. «Слушай!» — прошептал Даниил, и халдей, который знал иврит, разобрал, в результате, слова псалма:

— Ты слышишь! — сказал Даниил. — Надежда не умерла в сердцах изгнанников. Именно в этих сердцах живет будущий Иерусалим.

В это время темно-красный солнечный диск появился на коричневой линии горизонта и метнул свои острые стрелы в копошащийся Вавилон. Людской муравейник закопошился в своем лабиринте. По улицам бегали солдаты, женщины взбирались на крыши. В столицу Халд и торжественно входили персы. На широкой прямой дороге с крепостной стены Имгур-Бела была видна приближающаяся царская колесница, запряженная двенадцатью лошадьми по четыре в ряду. За ней шла стража мидян с длинными волосами и искрящимся оружием. Перед колесницей воин нес красное, вышитое золотом знамя, на котором сверкали персидский лев и Солнце Зороастра.

И раздался из города громкий, как шум моря, рокот:

— Слава Киру, царю Персии и Вавилона!