Это была типичная больничная палата, унылые серые стены, белый потолок. Генерал застыл в напряжении, едва сдерживаясь, чтобы не ворваться за тонкую перегородку. И все же, лицо его было бесстрастным. Он неплохо умел владеть собой.

— Алан, скажи мне, что с ней? — генерал встал, как только врач вышел из-за шторы. Пациентка недавно пришла в сознание, но врачом было принять решение вколоть ей успокоительное. Теперь она спала.

— Шок, упадок сил, стресс. Она заключенная, Дамирон. Мало кто из них видел в жизни что-то хорошее.

— Но почему обморок был таким глубоким? — настаивал генерал.

— Думаю, что-то стало последней каплей. И это что-то жутко ее расстроило и напугало. Ты говорил, она присутствовала при допросе одного из своих друзей?

— Да, но ей стало плохо значительно позже. Мы с ней разговаривали…

— Ты был груб? Чем-то ее оскорбил? Ударил?

— Ты же меня знаешь. Я никогда не бил женщин. Хотя, эта конкретная, порой вызывает во мне подобнее желание.

— Что же могло ее напугать?

— Я ее… поцеловал, — генерал смутился, ожидая реакции товарища, но тот лишь покачал головой и присел.

— Я согласен, она привлекательная женщина, выглядит хрупкой. Но не забывай, она жила на Утлагатусе несколько месяцев. И выжила. Она боец. И то, что ее ввела в шок твоя попытка сблизиться… Думаю, что она многое пережила. И жизнь ее не щадила. Если она тебе действительно небезразлична, то запасись терпением. Если же нет, оставь ее.

Алан направился к выходу.

— Я не могу, — покачал головой Дамир, смотря вслед товарищу.

— Я навещу нашу пациентку вечером, — словно не слыша его слов, произнес Алан.

Врач вышел, оставив генерала наедине с его пленницей. Когда его шаги затихли, Дамир подошел к низкой кушетке, на которой спала беспокойным сном Шания. На лице застыла тревога. Ее веки были плотно сомкнуты, грудь едва заметно вздымалась от дыхания, каштановые волосы разметались по подушке, бледную кожу освещал тусклый свет лампы.

Генерал стиснул челюсти, на его скулах напряглись желваки. Он поднес руку к ее щеке и нерешительно коснулся пальцем прохладной шелковистой кожи.

Он смотрел на нее так, как смотрит умирающий от жажды на последний глоток воды. Сам понимал что влип, и не хотел до конца этого сознавать. Генерал, безжалостный воин, взваливший на себя непосильную ношу, готов был забыть собственные принципы, склонив голову перед женщиной, о которой знал лишь одно: она преступница, и сама этого не отрицает.

Он отошел от койки, борясь с желанием прикоснуться к ее роскошным волосам. Во сне она была так уязвима, так беззащитна. Его инстинкты воина требовали ее защитить, искушенный мужчина в нем рвался прижать к себе это безвольное, ослабленное лекарствами тело и овладеть им. Впервые он осознал, насколько сильно ее хочет там, в пещере, куда он ее привел и где она так бесстыдно демонстрировала ему себя. Разум говорил, что, скорее всего, она сама не осознавала, как действует на него. Но что-то в глубине души искало зацепку: взгляд, голос, жест, который бы дал понять, что его чувства взаимны. Она сама пришла к нему в комнату под дурацким предлогом. Извиниться? Не смешите меня! Он не хотел верить, что это был лишь способ усыпить его бдительность, еще больше распалив его чувства. Понимала ли она, как больно его ранили ее несправедливые слова, когда она считала его способным причинить ей боль?

И что же делать теперь, когда он так неосторожно приоткрыл перед ней свои истинные чувства? Его желание, его страсть напугали ее. Неужели его прикосновения были ей настолько противны, что заставили лишиться сознания? Алан говорил о психологической травме. Что ей довелось пережить в застенках? И сможет ли он когда-нибудь стать для нее чем-то большим, чем жаждущим этого роскошного тела тюремщиком. И поверит ли он однажды в ее искренность до конца?

Когда в палату вошла присланная Аланом лаборантка еще молодая женщина, смуглая, черноглазая и в своем роде привлекательная для мужских взоров, он проигнорировал ее заискивающий взгляд и поощрительную улыбку. Когда-то его совершенно не смущало подобное внимание, и он, понимая что в таком месте выбирать не приходится, иногда охотно пользовался расположением женщин. Они же в свою очередь не отказывали генералу, видя в нем власть, силу, да и просто привлекательного мужчину. Хотя на базе, мужское внимание не было редкостью. Но сейчас он не хотел даже думать, что в его объятиях окажется кто-то другой, кроме Шании.

Что это было? Жажда? Одержимость? Похоть? Возможно, все вместе. Но он знал, чувствовал, что как бы ни желал эту женщину, он никогда не посмеет принудить ее отдаться ему. Потому что надеялся хотя бы раз увидеть ее взгляд, наполненный желанием, а не болью, страстью, а не страхом, подаренный ему, и никому другому.

Пять месяцев назад

Неужели я это сделала? В угаре боя даже не заметила, что приняла командование кораблем на себя? Кэп мертв! Дельта-2 уничтожена… мама, папа, Даринка! НЕТ! Как же так?

Не думать! Иначе сойдешь с ума! Потом, если выживешь и захочешь жить после этого…

И кто знает, как долго мы сможем удержать корабль и не позволить ему развалиться на куски. Гибсон буквально приклеился взглядом к дисплею. Датти автоматически выполняла мои команды. Канонир выбирал движущиеся к нам цели, сбивая их на подлете. Сколько еще зарядов осталось в плазменной пушке? И сколько ракет-перехватчиков придется израсходовать, чтобы выбраться из этой передряги живыми? Как скоро нас возьмут в тугое кольцо и уничтожат? Мой голос звучал уверенно, и каждый раз отдавая приказ, я боялась, что выдам свои чувства. Страх, неуверенность, отчаяние.

Нужно отрешиться от всего. Нет ничего важнее этого корабля и его экипажа.

Для меня существовал лишь дисплей, где были разбросаны атакующие нас точки. Весь мир свелся к этим точкам, от которых нужно было уйти, увернуться, и по возможности, уничтожить. Пираты? Разве не для борьбы с ними меня готовили? Они убийцы! Они посмели уничтожить всех, кого я любила. И теперь в первый, и быть может, в последний раз в жизни я покажу, что значит потерявший голову от боли и отчаяния уже бывший пилот ВВС.

Но борьба в данном случае сводилась лишь к одному: выжить и спасти команду. На большее у нас не хватало ни оружия, ни защиты. Мы могли только бежать. Но сперва нужно было выбраться из окружения.

— Датти, сколько до входа в гиперпространство?

— Тридцать минуть, лейтенант… капитан, — это была секундная заминка, но она показала, что второй пилот принимает то, что я делаю и готова бороться вместе со мной.

Целых тридцать минут безумного ада, и у нас может быть шанс на спасение. Всего тридцать минут…

Сейчас нас преследовали два истребителя. Впереди по курсу угрожающе завис боевой крейсер.

— Эти пираты неплохо вооружены. А некоторые модели кораблей новые, едва сошли с верфи, хотя серийные номера зашифрованы и в базе данных не значатся, — старпом бегло просматривал результаты данных, поступающих ему на дисплей.

— Это говорит лишь о том, что у них хороший поставщик, — бросил канонир, молодой светловолосый мужчина по имени Гарен.

— Нам от этого не легче, — резко перебила я. — До крейсера двадцать световых секунд. Истребители слишком близко, нам не уйти. Гарен, огонь!

Было непривычно отдавать приказы людям намного старше и опытнее меня. «Левиафан» запустил ракету. Несколько долгих секунд в рубке стояло молчание.

— Есть попадание! — почти прокричал канонир.

Мимо нас пронеслась вспыхнувшая звезда. Один истребитель сбит! Но на его место пришли другие. Видно пираты, видя, что жертва умеет огрызаться, решили не рисковать больше.

Ядерный импульсный двигатель работал с перегрузкой. В защите образовалась брешь, много энергии было затрачено на маневр ухода от столкновения с истребителями и ускорение вперед.

Внезапно раздался взрыв, каждый из нас почувствовал, как корабль тряхнуло.

— Прямое попадание, лейтенант! — доложил старпом. Нас обстреливали уже двенадцать минут. — У нас падает ускорение. Поврежден один из пневмомодулей защиты.

— Старший механик Колен, возможно ли починить пневмомодуль? — спросила я.

— Ремонт пневмомодуля невозможен, — через несколько секунд последовал ответ, — но я могу попытаться перераспределить нагрузку на уцелевший.

— Выполняйте!

Только не это! Мы не продержимся так долго со слабой защитой и скоростью. Нам не выйти в гиперпространство так близко от планеты. Между тем корабли продолжали гонку. «Левиафан» метался под ураганным огнем противника. Наш корабль петлял, делая неимоверные зигзаги. После потери пневмомодуля внешней защиты нас непрерывно поливали огнем. Канонир едва успевал уничтожать направленные в нас ракеты.

— Пятнадцать минут до выхода в гиперпространство! — отчеканила Датти.

От напряжения у канонира вздулись вены на висках. Он, совместно с Гибсоном уничтожали нескончаемые ракеты противника, отражая атаки истребителей, нанося одновременно ответные удары. Но у нас не было шансов! Это понимали мы, а что хуже всего, понимали пираты.

«Левиафан» снова содрогнулся. Взвыли сирены означавшие угрозу прямого попадания.

У меня задрожали руки, когда извернувшись, повинуясь моим приказам корабль круто повернул, подставляя противнику пока еще защищенный борт. Нас вжало в кресла. Мы терпели перегрузки, которых бы не почувствовали, если бы не дала сбой гравитационная установка. Теперь же практически всю энергию потреблял пневмомодуль защиты.

Нам не хватало маневренности истребителей и защитных способностей крейсера. Ракеты были на исходе. Одна из плазменных пушек вышла из строя. Вторая была пуста. Простой торговец, грузовой корабль, подбитый, неспособный уйти слишком далеко, привязанный к конкретной точке гиперперехода. Снова раздался взрыв, нас опять ощутимо тряхнуло.

— Прямое попадание в грузовой отсек, разгерметизация, — раздался бесстрастный голос системы управления кораблем. — Снижение уровня кислорода на пять процентов… пятнадцать… тридцать пять…

Нечего было и думать заделать пробоину в таких условиях. Потом, если удастся уйти.

— Перекрыть грузовой отсек! — когда раздражающий голос замолчал, я устало потерев глаза спросила, — есть жертвы?

— Да, двое. Рабочий погрузчика и заведующий складом, — отчеканил старпом.

Я промолчала. Возможно, эти две смерти будут на моей совести.

— Семь минут до выхода в гиперпространство, — и словно почувствовав, что у нас появился шанс на спасение, в игру вступил крейсер. Завершив маневр, он развернулся в нашу сторону. Расстояние стремительно сокращалось.

— Дистанция двести тысяч, — сдавленно выдавил Гарен, — сближаемся со скоростью две тысячи триста двадцать пять километров в секунду.

Я кивнула, не спуская глаз с дисплея. Рука лежала на пульте, чуть подрагивая. Я взяла себя в руки, обозвав слабачкой. Бояться буду потом. Сейчас бессмысленно! «Левиафан» медленно продвигался к спасительному месту гиперперехода. До него оставалось четыре минуты тринадцать секунд.

— Сто восемьдесят, — нервно отсчитывал Гарен, от волнения взлохматив свои волосы, — сто шестьдесят пять… Скорость сближения тысяча двести восемь. Время до вероятного залпа двадцать и семь десятых секунды.

Я перевела взгляд на руку, замершую на пульте. Минута двадцать секунд! Всего лишь секунды отделяют нас от спасения!

— Замечено искажение работы пневмомодуля.

Изогнутое пространство и многомерность делали защиту любого корабля малоэффективной. Это длилось недолго… Но все же…

Мы слишком близко подошли к зоне гиперперехода. Вот сейчас! Самое время пирату выстрелить. Иначе он потеряет свой шанс. Я резко повернула «Левиафан» на борт, уходя от ракет. Единственный уцелевший пневмомодуль защиты работал с дьявольской перегрузкой, но он нас спас. Скорее всего, в последний раз.

— Сорок семь секунд до выхода в гиперпространство, — голос Датти выдавал крайнюю степень волнения.

— Всем членам команды приготовиться к гиперпереходу!

Я внимательно следила за временем, голова как никогда была ясной, мысли четкими, разум холодным. Ошибка нас убьет. Секунда, другая. Я чувствовала, как по спине тонкой струйкой стекает пот.

— Десять секунд… девять… восемь, — я ввела команду и, затаив дыхание стала ждать. Это все, что я могла сделать для Дельты-2 и тех, кого потеряла. Корабль накренился, не снижая скорости. Мне казалось, что его перегородки издают протяжный долгий стон. Я с трудом поднесла свободную руку к носу, и обнаружила на пальцах кровь. Перегрузка была чудовищной. Противник подошел слишком близко… К нам и гиперпереходу. Так близко, что семь последних ракет, одновременно выпущенные «Левиафаном» достигли цели. Входя в гиперпространство, я с удовлетворением отметила, как носовую часть крейсера охватил огонь.

* * *

Я открыла глаза и села, пытаясь справиться со странным чувством. Не могла понять, где я, и что со мной произошло. Что-то кольнуло руку и я увидела иглу, торчащую из вены. Медленно встав на ноги, качнулась. Не знаю, что мне вкололи, но штука сильная.

— Спящая красавица проснулась? — из-за ширмы раздался голос и в ту же секунду появился мужчина при виде которого захотелось закричать. Еще молодой, до сорока, черноволосый, с пронзительными черными глазами, Я сразу же его узнала. Это он проводил допрос Михи. А теперь, стало быть, моя очередь?

— Не бойтесь, — неправильно поняв причину моего замешательства, произнес он, — вам стало плохо и генерал принес вас сюда, чтобы вам оказали помощь.

— Генерал? — последнее, что я помнила, как он сжал меня в объятиях, навязывая поцелуй. И я, потеряла сознания. Больше ничего… Но, судя по ощущениям, к счастью, нечего было вспоминать. Видимо, генерал оказался джентльменом и не стал продолжать… Похвальная тактичность. В свое время я знала людей, которых бы это вряд ли остановило.

— Значит, вы врач.

— У меня есть диплом, — улыбнулся тот.

- А в свободное от работы время вы подрабатываете палачом?

— Ах, да, вы же видели допрос. Дамирон не должен был его вам показывать. Для впечатлительной девушки это тяжелое испытание.

— Я справлюсь, — отрезала я, пытаясь освободить руку от капельницы, — что в ней?

— Глюкоза, укрепляющий коктейль, витамины.

— Я могу вернуться в свою камеру?

— Помилуйте, ваша кам… комната одна из лучших на нашем объекте.

— Но вы так же не торопитесь говорить, что это за объект и почему о нем никто не должен знать.

— Именно. А сейчас, если вы готовы, я отведу вас в вашу комнату. Рекомендую отдых и крепкий сон. Вас ведь мучает бессонница?

— Верно. Как вы узнали?

— Многолетний опыт, и, разумеется, профессионализм, — да, этот человек от скромности не загнется.

Генерал вошел в свою комнату, сделал по ней несколько бесцельных шагов. Сел, затем встал, и его рука сама потянулась к пульту. Ему только что сообщили, что Шания вернулась к себе. Камеры видеонаблюдения были размещены по всему периметру убежища. И вот уже несколько недель к своему стыду, пользуясь своим положением он сосредоточил внимание на одной комнате. Там, где сейчас тревожным сном спала женщина, завладевшая его мыслями. Он сконцентрировался на экране, помехи искажали изображение, но ему достаточно было знать, что она там. Разозлившись на себя за непозволительную слабость, он выключил экран и сжал кулаки. Что с ним происходит? Он же не желторотый юнец. Многое повидал. Неужели из-за какой-то зэчки, он забудет о своем долге? Никогда! Все, что ему нужно, это не видеть ее, а потом наваждение пройдет само, и она уже не будет опасна для его хладнокровия.