Души меня — я заслужил.

Души меня — мне нет прощенья!

Души меня — я год в аду прожил!

Души меня — продли мученье.

За сны, где видишь лишь кошмар, прости.

За слезы, что текут из твоих глаз.

За боль. За то, что вовремя не смог спасти.

За злость, что черной пеленой накрыла нас.

Жанна Долгова

Я словно потеряла способность слышать, дышать, говорить. Просто замерев, полностью выпав из реальности, стояла и смотрела как некто, похожий на меня душит Виларда. Мои руки, словно будучи руками убийцы, ощущали жар чужой кожи, беззащитность шеи, которую было так легко сжимать, мешая жертве сделать глоток драгоценного воздуха.

Она его убьет… Но, неужели, она сильнее взрослого мужика, который шутя справился когда-то со мной?

Со стороны Адриана раздался хрип, я заметила его движение рук, будто он пытается убрать со своего горла ее руки. Ее или мои?

Я все еще не могла преодолеть охватившее меня оцепенение, как вдруг дверь в камеру отворилась, и ворвался генерал Вейн. Ему хватило мгновения, чтобы оценить происходящее. Он метнулся ко мне, и, сжав мои плечи, произнес:

— Шания! Перестань! Остановись, Шания! Ты его убьешь!

Я не могла понять, как я могу остановить это? Ведь я здесь, а Вилард умирает там? Я отчетливо увидела его глаза с красными прожилками сосудов, побагровевшее лицо, недоуменный взгляд, устремленный на меня. Он тоже ее видит? Или она лишь создание моего больного воображения. И все, что здесь сейчас происходит — бред?

— Шания! — меня встряхнули, но картинка перед глазами не изменилась. Адриан по-прежнему умирал. И тогда…

Расплывчатая фигура метнулась в сторону Виларда и буквально отбросила от него меня… моего двойника? Фигура имела очертания… генерала? Он был здесь, со мной, обнимая меня за плечи и стараясь успокоить, и в то же время там, рядом с Вилардом и тем, что на него напало.

— Я не буду возражать, если ты его убьешь, — прошептал мне Дамир. — Но только если это будет твое осознанное решение. Слышишь? Твое, а не твоего взбесившегося подсознания, которое ты пока не можешь контролировать. Твой фантом можешь сдержать лишь ты сама!

— Это не я! — я выдохнула, обрадованная уже тем, что смогла сбросить с себя оцепенение. Хотя бы частично.

— Скажи это ему! — отрезал генерал, указав на красного от напряжения и недостатка воздуха Виларда, который, стоя на коленях, держался за горло, хрипло дыша и кашляя. А две полупрозрачные фигуры словно слились в одну в самом углу камеры. Та, что была похожа на генерала, крепко держала в объятиях… меня, настойчиво сверля ее взглядом белесых глаз. Мой же фантом никак не желал успокаиваться. Я все еще чувствовала его желание приносить боль и смерть. Пока только Виларду, но в моей жизни и без него было достаточно жертв.

— Что это? Что со мной? — я почувствовала, что меня трясет от страха и абсурдности всего, что происходит.

— Я тебе все объясню. Чуть позже. А сейчас — уходим отсюда. Тебе нужно вернуться в твою комнату. Там и поговорим.

Он поднял меня на руки и повернулся к двери, небрежно бросив Виларду:

— Я распоряжусь, чтобы тебя осмотрел врач.

Нас остановил хрип, затем какой-то шум. Адриан встал, опираясь о стену. Его взгляд был направлен на меня. Откашлявшись, он сделал вдох:

— Заслужил, — это все, что он сказал, прежде чем за нами закрылась дверь.

— Что со мной? — генерал шел по бесконечным переходам, отпугивая взглядом встречных сотрудников, и я чувствовала себя крайне неудобно, находясь у него на руках. Но несколько раз сделав попытку освободиться, и встретив его сопротивление, смирилась и решила подождать до своей камеры.

— Я же сказал — потом, — довольно резко ответил он, и я замолчала. Нет, я не была на него обижена. Напротив, даже благодарна, учитывая, что Дамир не дал мне совершить убийство. Но все же, я чувствовала его недовольство и злость. По-моему даже мной.

Наконец, мы пришли. Меня опустили на пол. Захотелось забежать в камеру и захлопнуть двери прямо перед носом генерала, но все-таки здравый смысл взял свое, и я, опустив голову, поплелась к столу, на который и облокотилась.

— Молчишь? — генерал прошелся по комнате. Нет, он не сжимал кулаки, на его лице не дрогнул ни один мускул, и в то же время я чувствовала его бешенство. Черт!

— Я уже задала вопрос, — напомнила я.

— Ах, да! Вопрос! — он подошел ко мне и положил обе руки по бокам от меня. Я оказалась в плену, и если бы ему пришло в голову приблизиться, мне пришлось бы полностью лечь на стол. Заманчиво, но не сейчас. Что-то мне совершенно не до постельных утех. — Что ты делала в камере у задержанного?

— Хотела поговорить, — я честно посмотрела на генерала. Здесь мне совершенно нечего скрывать.

— Тебе хотелось с ним поговорить? — генерал на секунду запнулся, а затем очень мягко, а от того более пугающе продолжил. — О чем же?

— Мне нужно было знать, что он сделал с файлами, обличающими преступников, которые я ему оставила.

— Ты? Оставила ему файлы? — вкрадчиво спросил Дамир.

— У него достаточно власти и средств, чтобы дать им ход, — я замялась, — к тому же, на тот момент у меня не было других идей. Я только что узнала, что мой жених, мужчина, от которого я жду ребенка, уничтожил мою семью, мне пришлось бороться с пиратами, которые на самом деле оказались заговорщиками, я… всю ночь думала, что же мне делать и боялась подвергнуть опасности тех, кого знала.

— А его не боялась? — генерал поднял бровь, — это было рискованно. Ты, полагалась на этого человека? Ты не могла не понимать, что отдай он документы твоим врагам — тебе конец.

— Я рисковала, конечно. Но, подумав, решила, что он, в отличие от Рейна, в заговоре не участвует. Слишком независимый и сволочной. Таких нельзя контролировать.

— Ты фактически отдала ему в руки свою жизнь! Вручила на блюдечке! А потом, взяла пистолет и выстрелила его брату в голову?

— Да, — я опустила голову, чтобы не видеть пронизывающий взгляд.

— Ты ненормальная!

— Я этого не отрицаю, — к чему оправдания и лишние слова? Я виновна. Я ответила за свое преступление, попав на Утлагатус. А Адриан, заполучив файлы мог делать с ними все, что захочет. Возможно, с моей стороны это была своеобразная индульгенция? Посылая ему документы, я не планировала убийство его брата. Даже не думала об этом. Просто ненавидела того в душе и желала его наказать. А, схватившись за оружие, вдруг поняла, что поступаю правильно. Иначе… Иначе не смогу дальше жить, смотря в глаза убийце моей семьи и каждый раз сожалеть о том, чего не сделала.

Дамир прав, я ненормальная! Дать врагу против себя оружие, и рассчитывать… Вообще на что-то рассчитывать…

— Посмотри на меня! — попросил генерал, и когда я этого не сделала, он взял меня за подбородок и приподнял мое лицо к своему. — Это либо верх цинизма, либо тебе было плевать на свою жизнь.

— Думай, что хочешь, — я отвернулась, и постаралась слезть со стола. Он не дал, по-прежнему напирая на меня, — пусти!

— Это еще не все, — он вздохнул, — почему ты не спрашиваешь больше о том, что произошло в его камере?

— Ты сам мне все расскажешь, — что я должна была ответить? Что безумно боюсь правды?

— Ты видела, сколько в пещере, в которой мы находились, кризона?

— Да, огромное количество. Хорошо, что о нем никто не знает извне. Иначе, страшно предположить, что могло бы стать с планетой… всеми нами, и Союзом.

— И все же, об этой планете известно уже на протяжении многих столетий. Здесь была колония, пусть она уничтожена, но о ней знали задолго до терраформации. Не забывай, адмирал Уорлетт, лишившись сына, заполучил образцы крови хаарашсов. Сложно себе представить, как он мог ими распорядиться. Хотя, зная его, могу предположить, что дальше фантазий о «вечной жизни» и всемирном господстве он не пошел. Насколько я понимаю, его знания никак не сказались на развитии Галактики. Но вернемся к кризону. Этот металл, не позволяющий фантомам хаа-рашсов покидать пещеру Каратан. Это наше единственное оружие против них. Кризон и…, - он взглянул на меня, — кровь тех хаа-рашсов, кто умер и находится в саркофаге. Но, как ты уже знаешь, кровь дает очень странный эффект. Она не позволяет фантомам проникнуть в наши тела, и, вступив во взаимодействие с нашим ДНК, становится не только лекарством, но и своего рода ловушкой для нас. Мы, приобретая некоторые возможности хаа-рашсов, получаем уязвимость от вируса, который их уничтожил. Но, все же оставаясь людьми, способны, в отличие от уничтоженной расы, бороться с этой напастью.

— То, что произошло со мной рядом с Вилардом — последствие введения крови хаа-рашсов в мой организм? — спросила я.

— Да.

— Я схожу с ума? У меня шизофрения?

— Ничего из того, с чем бы ты ни была в силах справиться. Я тебе помогу. Сам через это прошел когда-то.

— Значит, это и правда был ты? Там, в камере? — я всматривалась в его лицо. Зачем? Просто хотела уловить изменения. Знала, что они будут едва заметны, если он мне решится показать себя… всего себя.

— Да.

— Покажи мне его… твой фантом. Ты ведь так его называешь? Он тебе подчиняется? Он часть тебя?

— Столько вопросов… Никогда не думал, что тебе захочется увидеть эту мою сторону. Фантом не одно целое со мной. Он другой… Не хуже. Не лучше. Когда-то он меня пугал. Но долгое время он был тем, кто позволил мне продержаться в этом месте.

— Как брат-близнец? — подсказала я.

— Скорее, как симбиот-паразит, — усмехнулся генерал. И тут же по его лицу прошла едва заметная рябь, и на меня воззрился совершенно другой человек. Нет, лицо было как у Дамира, его цвет глаз, голос, но…

— Полтысячелетия вместе, а все еще паразитом называет. Наверное, я должен обидеться, — и я снова оказалась в плену рук. На этот раз объятия были жесткими, а улыбка, осветившая лицо генерала, была хищной и очень собственнической. — Ты знаешь, что это я увидел тебя первым?

Я отрицательно мотнула головой, хотя подозревала, что в принципе, ему мой ответ не нужен.

— Раса Айвана оказалась слаба, несмотря на все их могущество. А человек, такая зараза, что становится лишь сильнее от того, что способно погубить других. Твоя подружка, — он провел по моему телу рукой, и я слегка вздрогнула, — еще слаба. Ею двигала злость и ненависть. Со временем ты научишься ее подчинять. Кто знает, возможно, тебе понравится…

— Ты о чем? — я отстранилась. Почти.

— Он мои чувства и слабость, я его сила и ярость, — трудно было не уловить насмешку.

— Ты как Айван? Можешь жить вне тела? — он, несколько секунд понаблюдав за моими неловкими попытками освободиться, все же пошел мне на уступки. Я снова оказалась свободной, но все равно ощущала дыхание Дамира на своих волосах. Наверное, это не беспокоило бы меня так сильно, если бы мне не было известно, что сейчас рядом со мной его двойник-фантом.

— Нет. Не могу, — он вздохнул, — лишь существовать, несколько минут, как было с тобой в камере. Не более того.

Он склонился к самому уху и, опалив его жаром дыхания, произнес с ухмылкой:

— По крайней мере, пока живо это тело.

— Как видишь, нам никогда не бывает скучно вдвоем, — мрачно заметил генерал, беря тело под контроль. Выражение лица тут же изменилось. Насмешка ушла из глаз, уступив место теплу и нежности. И я тут же успокоилась, невольно поражаясь, насколько же привыкла к этому нелюдимому, любящему и хмурому мужчине. Но если тот, другой его часть, значит, я приму и ее. Хотя, я в этом просто уверена, мне не раз захочется огреть его чем-то тяжелым по голове… Для скорейшего налаживания контакта и расстановки приоритетов, так сказать.

— Почему ты раньше не рассказал мне о фантоме?

— Не хотел тебя напугать. Думал, что у нас еще есть время. Надеялся, что, возможно, ты так ничего и не узнаешь. Боялся, что ты будешь видеть во мне урода.

— Глупый, — я положила голову ему на плечо, он потерся небритым подбородком о мою макушку.

— Спасибо, — тихо шепнул Дамир, и прижал крепче к себе.

— Он не способен тебе навредить? Эти его намеки? — я замялась.

— Он делает эти намеки с первого дня своего существования. Думаю, ему доставляет удовольствие держать меня в постоянном напряжении.

— Но что мне теперь делать… с моим фантомом?

— Постарайся не выходить никуда без меня, быть спокойной и собранной. Онаеще слаба. И вот, — он достал из кармана и протянул мне кулон из кризона с камнем, напоминающим восьмигранный бриллиант ярко алого цвета.

— Розэит — ты видела его, когда мы спускались в пещеру Каратан. До того, как уничтожили колонию на Хоуп, здесь было добыто всего несколько килограмм. И, как ты понимаешь, не все они дошли до Сигмы. Один из самых редких и исключительных типов драгоценного камня во внешнем мире. Он был назван в честь первого колониста, который случайно обнаружил его в партии кризона.

— О, я слышала об этом камне. Но никогда не думала, что он был добыт именно на Утлагатусе… Хоуп. Говорят, если собрать вместе весь найденный на сегодняшний день розэит — он едва ли заполнит стакан.

Я пораженно рассматривала кулон. Как странно. На Сигме за него легко могли бы убить, или продать душу. А здесь, это средство держать под контролем свою вторую взбесившуюся половину.

— У тебя будет возможность научиться управлять фантомом. А я всегда буду рядом.

Он поцеловал меня, и прошел к двери. Я, помявшись немного, все же его остановила:

— Как ты собираешься поступить с Вилардом?

— Это твой недруг, — напомнил мне генерал, — тебе решать его судьбу. И, кстати, когда появится Айван, передай ему, что я буду чрезвычайно рад с ним побеседовать.

Я кивнула уже в закрытую дверь и резко повернулась к стене у кровати. С некоторых пор я остро чувствовала присутствие рядом с собой бестелесного гостя.

— Вам также показалось, что в его словах скрыт резкий негатив и неодобрение моего поступка? — Айван проявился не сразу. Сперва показалась часть, которую можно было принять за голову, будто он выглядывал из самого пространства, чтобы убедиться в собственной безопасности. Затем появилась остальная часть полупрозрачного тела. Наблюдая за этим, мне стало казаться, что существу эта своеобразная игра в прятки доставляет удовольствие. Интересно, что его в этом мире еще способно развеселить. Учитывая прошлое его расы, думаю, что не многое. И все же, в некоторых вопросах он вел себя как подросток.

— Вы опасаетесь гнева генерала? — улыбнулась я.

— О, разумеется, нет. Всему виной наше непреодолимое различие взглядов, обусловленное менталитетом, воспитанием, возрастом и опытом. Особенно четко это прослеживается в отношении жизненных приоритетов и… чувственной сферы.

Почему-то до сих пор я ни разу не задумалась о том, что хаа-рашсы были любимы и любили, возможно, страдали из-за неразделенной любви. Я воспринимала их как древних могущественных, бестелесных и довольно несчастных, но достаточно самоуверенных существ, в один миг потерявших все в результате ненависти тех, кого сами же создали.

— Скажите, Айван. Вы когда-нибудь любили? — вырвался у меня вопрос.

— Насколько я успел понять, из того что вы вкладываете в понятие «любовь», то нет. В моей жизни была избранная родом… женщина. На нашем языке ми-лани. После окончания моей службы я должен был бы соединиться с ней и создать новую ветвь рода, древо которого простиралось на сотни ответвлений. Я оттягивал этот миг, не желая так рано покидать корабль и любимое дело.

— И вы никогда не увлекались кем-то. На корабле?

Мне показалось, что он покачал головой:

— На корабле не было лиц противоположного со мной пола. А однополые отношения нашей расой не приемлемы.

— Женщины не служили на корабле? — удивилась я.

— Все из-за нашей специфической физиологии, — пояснил Айван, — полет может продолжаться от половины до двух декад. Этот период иногда совпадает со стадией, которую переживает мужчина хаарашс на пути к вхождению в силу. Наш организм на несколько дней становится ядовитым для наших женщин. Мы способны их убить, даже нанеся случайную царапину, не говоря уже о более близком контакте. Возможно, это одна из причин, почему некоторые из нас стали искать себе временных партнерш среди других рас.

— Неужели с женщинами других рас риск уменьшается? Или они нечувствительны к яду? — удивилась я.

— Их не так жалко, — признался Айван и, видя мою реакцию, продолжил, — да, мы действовали часто как завоеватели, и не всегда были лояльны с теми, кто оказался в нашей власти. Теперь, вы, наверное, считаете что все, что с нами произошло справедливо?

— Я не та, кто может кого-то судить. И вы это знаете, раз побывали в моих снах.

Айван на несколько минут замолчал, а я не стала прерывать тишину, воцарившуюся в комнате. Наконец, с неприсущей для существа нерешительностью, он произнес:

— Я хочу чтобы вы знали, Шания. Если бы произошло чудо, и я бы обрел свое тело, то скорее предпочел бы принять рапаш, чем навредить вам даже прикосновением.

Это неожиданное признание невероятно меня смутило, но отвечать мне не пришлось. Айван исчез.