– Ты была великолепна! – Уорлетт не скрывал своей радости и… гордости за меня. И как мне было ни мерзко, пришлось стоически сносить его восхищение и похвалу. Иногда казалось, что это я сошла с ума, но, учитывая присутствие окружающих меня людей, их цели и средства… Я могла бы поспорить сама с собой на тему здравия рассудка каждого из них.

После недолгого интервью мы с Томасом сидели за длинным столом, который обслуживали люди в черной военной форме. Как это не было дико, но Уорлетт сам придумал своему воинству одежду. С невозмутимым видом они подавали блюда и уносили освободившиеся тарелки. За прозрачным стеклом нам открывался вид на довольно скудную растительность и цветы. Несколько кустов роз, линелия, выведенная в одной из колоний, и хризантемы. Откуда они здесь – я не задавалась вопросом. Скорее всего, мой гостеприимный хозяин потратил некоторое время на их разведение. Возможно, это его развлекало.

– Я это сделала не ради тебя, – напомнила я, устав лицемерить.

– Знаю. И все же я доволен и горд тобой. Вместе мы многого добьемся, – он отсалютовал мне бокалом красного вина и осушил его одним глотком. Я пригубила воду, слегка поморщилась. Как можно о чем-то говорить с таким психом?

– Я давно хотела у тебя спросить. Скажи мне, Томас, – где твоя мать? Ты все всегда говорил об отце, но никогда не упоминал о женщине, которая тебя родила.

– Не о чем говорить, – Томас замолчал, но вскоре вновь оживился, – разве ты много времени уделяла бы мыслям об искусственной матке? Или доноре яйцеклетки?

– Ты был зачат искусственно? – я действительно удивилась. Разумеется, искусственное зачатие давно уже не было проблемой и много бездетных пар без всяких трудностей могли воспользоваться услугами и суррогатных матерей и искусственной матки. Хотя до сих пор все еще ходили споры по поводу целесообразности и безвредности использования подобного устройства.

– О, нет! Самым традиционным образом, – он нехорошо усмехнулся, – папаша был большим любителем женщин и никогда ни в чем себе не отказывал. И когда был вынужден поселиться на Миранде, устроил себе небольшой гарем. Разумеется, учитывая, что его штат состоял из врачей, ученых и высшего военного персонала, генофонд потомства обещал быть неплохим. Мало кто соглашался добровольно. Но он умел приводить нужные аргументы… Однако, что-то пошло не так и уже через пару лет адмирал убедился, что не может сделать ни одной из своих женщин ребенка. Нельзя сказать, что он мечтал об отцовстве, скорее, это должно было стать побочным результатом его эксперимента.

– Что же он надеялся найти?

– Как это ни странно звучит – бессмертие. Мой папа мечтал жить вечно, – Томас нехорошо усмехнулся.

– И что ему помешало? – продолжала настаивать я, хотя и понимала – скорее всего, этот разговор был ему неприятен. Но разве мне есть дело до хрупкой душевной организации какого-то маньяка?

– Нехватка времени и неумение предвидеть последствие. Один из его удачных экспериментов отказался приносить себя в жертву науке и решил, что ему самому вполне по силам воплотить мечты своего родителя в реальность.

– Как давно ты его убил? – мой голос дрогнул совсем чуть-чуть.

– Десять лет назад. Этого времени мне хватило на то, чтобы практически создать собственную империю. И если бы не…

Тут его взгляд сфокусировался на мне, и я невольно вздрогнула.

– Если бы ты только знала, сколько раз я мечтал сжать свои руки на твоей тонкой бледной шейке. Если бы ты знала, как я хотел, чтобы мои палачи были чуточку безжалостней. Все могло бы быть по-другому. А теперь мне приходится возиться с беременной бабой, которую нельзя тронуть даже пальцем, потому что она играет слишком важную роль в моих планах.

– Ты никогда не хотел заняться чем-то другим? Медициной, наукой, политикой? Помогать людям?

Застрелиться?

Решила я сменить тему, чувствуя, как по спине противно пробегает холодок.

– Если ты не заметила, я уже занимаюсь всем этим и приношу пользу самому себе.

– Тебя устраивает то, каким ты стал?

– Полностью! Даже если одна прекрасная, но глупенькая идеалистка видит во мне чудовище, – добавил он, снисходительно глядя на меня, – однако, ты совсем ничего не ешь. Пропал аппетит?

– Спасибо, – я сыта, – я вытерла губы салфеткой и резко поднялась. Внизу живота тут же кольнуло. Я замерла, пережидая неожиданную боль. Нужно быть осторожнее. Слишком большой срок, чтобы рисковать.

– Ты должна беречь себя и малыша. У меня на тебя большие планы, – он улыбнулся, провожая меня взглядом до двери. Мне казалось, что он не видит меня такую, какой я стала: пополневшую, с отекшими ногами, бледной кожей и темными кругами под глазами. Для него я была средством достижения цели, орудием. А орудие не может выглядеть плохо или внезапно заболеть. Ведь тогда его придется чинить. Или, если ремонт обойдется слишком дорого, уничтожить.

Я медленно брела по коридору, до двери в комнату оставалось несколько метров, когда меня остановили резким окриком. Затем, я почувствовала на своей руке довольно болезненный захват. Меня резко развернули, и я спиной ударилась о бетонную стену. Ларс не дал мне закричать, зажав рот, а затем втолкнул в комнату, закрыв за собой дверь.

– Ты долго от меня пряталась, думала, я до тебя не доберусь? Сучка! Из-за тебя меня отправили в лаборатории. Еще повезло, что не в качестве подопытного материала. Знаешь, чего мне там пришлось насмотреться? Впрочем, это небольшая цена, если в итоге тебе придется раздвинуть передо мной ноги. А ты хороша даже с пузом!

Он не попадался на глаза целых два месяца, и я уже решила, что мне повезет и дальше. Этот человек выглядел паскудно. Грязные, слипшиеся от пота волосы, серый цвет лица, безумный взгляд.

Хендрикс погладил мне живот, и я содрогнулась от отвращения и страха. Впрочем, отвращения было больше. Попыталась вырваться, завязалась борьба, в которой я ожидаемо проиграла. Ларс изо всех сил ударил меня по лицу. Внутри шевельнулся ребенок, и я словно окаменела от тревоги и страха.

Я позволила Ларсу опрокинуть себя на кровать, разорвать пиджак и блузку, высвободить грудь из бюстгальтера, чувствуя, как по щекам бегут слезы. Малыш не должен пострадать! Я же… я переживу. Один раз пережила.

– Смотри на меня! Слышишь? Я хочу видеть твои глаза! – он обхватил ладонью мое лицо и с силой развернул к себе. Через мгновение склонился, впиваясь в мои губы своими. И тут же отпрянул, когда я, не сдержавшись, укусила его за нижнюю губу. Сплюнула кровь, понимая, что, скорее всего, теперь мне конец. Время будто остановилось. Я видела, как он занес руку для удара, ожидая новой боли. Внезапно, Ларс вскрикнув, отшатнулся от меня. В животе неприятно заныло, ребенок снова зашевелился, а потом внезапно затих. По телу разлилось приятное тепло, словно кто-то невидимый заключил меня в объятия. Со страхом и непониманием я наблюдала, как этот человек отступил от кровати на несколько шагов. Медленно, как будто каждый шаг давался ему с трудом. Наконец, почти достигнув двери, он с недоверием воззрился на меня, затем упал на одно колено, обхватив себя руками, и протяжно завыл.

Я поднялась с кровати, завернулась в простыню, готовая бежать. Но этот человек был у меня на дороге, и я все еще не знала, чего от него ждать. Мне было страшно.

И словно в уже отрепетированной до мелочей пьесе дверь отворилась, опрокидывая Ларса на пол. Первым в комнату проник Томас, тут же метнувшись ко мне. За ним следовала охрана из трех человек. Они попыталась поднять Ларса за руки и увести. Но он не давался, словно уж выскальзывая из их рук, ползая по полу под ногами. Он больше не выл, он дико смеялся, ногтями раздирая свое лицо до крови.

– Спятил, – констатировал один из охраны, хватая безумца за шиворот и выволакивая в коридор. Остальные следовали за ним, подталкивая свою жертву ногами.

– Ты в порядке? – уточнил Уорлетт.

Я кивнула, не в силах произнести ни слова, ошарашенная всем, что только что здесь произошло.

– Этого больше не повториться, – Уорлетт отвернулся и стремительно покинул комнату. Из коридора до меня донеслись голоса:

– Да он сам себя… Ногтями! Что с ним? Совсем обезумел?

Я услышала выстрел, а затем наступила тишина.

* * *

Генерал Дамирон Вейн осматривал посадочный модуль перед полетом. Именно он должен был доставить его и команду на корабль, который уже через два часа покинет орбиту Сигмы. В бортовом журнале стоял пункт назначения: Катоми – одна из промышленных планет-колоний с вымирающим от климата и тяжелых условий труда населением. Генерал знал, что как только они войдут в гиперпространство, их цель будет изменена. Одинокий заброшенный спутник. Кто бы мог подумать. Однако именно там сейчас находилась Шания. Живая.

Генерал сжал кулаки, чувствуя как когти распарывают кожу ладоней.

Шания… На записи, которую ворвавшись в кабинет принес агент Старк он видел ее измученной, печальной, одолеваемой страхом и надеждой. Беременность была очевидна, и он лишь надеялся на то, что там, где она сейчас ей не причинят вред. Хотя он догадывался, кто посмел украсть его женщину. Только не мог понять, для чего эта мразь затеяла все это? Неужели предположение о скорой революции, которое высказал агент не так уж и невероятно? Шания постепенно стала символом борьбы с продажностью, коррупцией, подлостью и бесчестием. Вот только тот, кто стоит сейчас за ней вряд ли позволит этому символу жить слишком долго.

* * *

Томас уже в который раз просматривал запись с камеры наблюдения в комнате его невольной гостьи. Затаив дыхание он снова и снова наблюдал, как цепкие руки его бывшего помощника пытаются разорвать единственную преграду в виде блузки на груди женщины. Затем, как тот водит пальцами по налитой груди. Он снова замер в нетерпении, ожидая момента, ради которого он позволил зайти этому безумцу так далеко. Вот! Он отчетливо увидел, как в один миг все изменилось, и насильник стал жертвой. Но не той, на которую он напал. Нет, его погубило нечто, еще нерожденное, хотя и отчаянно цепляющееся за жизнь. И пока женщина обеспечивает плоду комфортные условия для существования, она неприкосновенна, ни для кого.

– Что же ты собой представляешь, мой маленький друг? – прошептал он.

Стоящая сзади фигура приблизилась к экрану, вглядываясь в изображение.

– Вы узнали все, что хотели, командующий Уорлетт?

– Да, благодарю, Фил. Мой интерес удовлетворен. Теперь нам осталось лишь ждать.

– Ребенок такой силы может погубить свою мать, – произнес всегда молчаливый, Фил.

– Шания будет жить до тех пор, пока я не реализую все свои планы. А после… Если ребенку потребуется корм, мы его ему предоставим.

– Вы считаете, что предусмотрели все?

– Все предусмотреть не дано никому. И ситуация с нашей гостьей это прекрасно доказала.

Было неудобно лежать на боку. Будто что-то большое и тяжелое внутри меня переворачивалось вместе со мной, беспокойно двигаясь. Ну почему же что-то? Я улыбнулась про себя. Это неудобство я готова была потерпеть.

– С добрым утром, малыш! Вижу, ты уже проснулся, – коснулась живота, приложив палец к маленькой выпуклости. Провела по ней, угадывая крохотную пяточку, – это ведь был ты, правда? Дядя плохо себя повел, и ты решил его наказать?

Пяточка дернулась, толкнув меня в руку. Я улыбнулась сквозь слезы, чувствуя, как волна тепла прошлась по животу и спине. Я купалась в эмоциях собственного ребенка, старательно борясь с собой, желая дарить ему в ответ свою любовь и нежность.

Глаза сами собой закрылись, дыхание стало глубже. Спустя несколько минут я погрузилась в сон. Мне было хорошо и спокойно, а чьи-то руки касались моих волос, лица, губ. Знакомые, нежные прикосновения.

– Дамир! – шепнула я.

Странный сон, впервые с тех пор, как я здесь, вижу генерала. Знаю, что это сон, которому суждено скоро закончится, но так хочется его продлить. Слишком долго мы с Дамиром были вдали друг от друга. Сможет ли наша любовь преодолеть все, что с нами произошло? Или это лишь красивые слова, и на самом деле кроме ребенка нас не связывает ничего?

– Я люблю тебя! – его губы на моих губах, прикрытых веках, кончике носа. Щетина слегка царапает кожу. Так приятно и знакомо.

– Ты мне нужен, – шепнула я, чувствуя на своих плечах силу его ладоней, и все же не до конца уверенная в том, что готова произнести слова, которые, вероятно, он от меня ждет. Но это же просто сон? Почему же даже в нем я не могу позволить себе просто быть счастливой?

– Береги себя! Дождись меня! – шепот отдаляется, его руки больше не обнимают меня. Становится холодно и одиноко.

Я вынырнула из сна, со злостью стирая выступившие на глазах слезы.

* * *

Он резко открыл глаза и встал с неудобной жесткой койки. В каюте царил полумрак, он отключил экран, чтобы не отвлекаться. Генерал распрямил широкие плечи, чувствуя, как натягивается тонкая повлажневшая от пота футболка. Это сон, просто сон. Но насколько, же он реальный! Он видел ее, касался, чувствовал. Будто она была рядом с ним. Точнее, он был рядом с ней, там, где ее удерживают. Он гладил ее тело, касался живота, чувствовал, как что-то внутри него откликается на слабый, едва слышный зов еще нерожденной жизни. Сон? Нет! Он, наконец, ее почувствовал, а это значит, что их связь восстанавливается.