— Не думал, что ты захочешь сюда вернуться, — я почувствовала его присутствие намного раньше, чем услышала голос.

По-прежнему стоя на коленях, я не оборачиваясь, смотрела на камень. Он был красив. Нет, не так. Он был восхитительный, потрясающий. Самое лучшее, что я когда-либо видела в жизни. Он мог нести несчастья, смерть, разжигать ненависть, дарить боль, но он был совершенством.

— Я была тогда рядом с ними, следила за братом, когда Алешка разговаривал с Мариной. Я испугалась, что если этот камень найдут у него, то сразу же посадят в тюрьму. Будто он сделал что-то плохое. Но мой брат был не способен на плохие поступки. Он был самым лучшим. Знаю, что ты мне не веришь, и, наверное, прав. Он был там, когда убили твоего отца. Он не хотел этого. Он хотел справедливости. Поэтому пошел против своих друзей и любимой девушки и спрятал от них камень, надеясь, что когда-нибудь они одумаются. Он думал — когда-нибудь они поймут, что натворили.

— Наверное, он сказал бы им, где Странник, если бы знал. Но он не знал, — я говорила, как сумасшедшая, словно в бреду, чувствуя, что если сейчас не выговорюсь, то сойду с ума, — только увидев меня, он понял, кто же взял камень. Он защищал не Марину, а меня. Он умер из-за меня. Господи, я убила собственного брата! Будь я проклята!

Ладонь разжалась, и камень выпал, покатившись к ногам Макса. Перешагнув его, он подошел ко мне и опустился рядом, сжав плечи своими руками.

— Девочка моя, — его губы коснулись виска, пробежали по щеке, — как ты можешь винить себя в том, что сделали другие? Твоего брата убили его друзья. Ты была лишь маленьким растерянным ребенком, который отчаянно хотел его спасти.

— Но почему тогда мне так мерзко на душе? — я обернулась к нему, больше не боясь показать своих чувств. Мне нужен был кто-то, кто смог бы выслушать, понять и успокоить.

— Мы часто оказываемся бессильны перед судьбой. Но иногда она дает нам второй шанс. Таким шансом для меня стала ты, хотя еще совсем недавно я думал иначе, — он поцеловал меня в макушку, — когда я попал в тюрьму, единственным желанием было вырваться оттуда любой ценой и отомстить. Всем, кто меня туда посадил. Наверное, именно поэтому я пытался сбежать. Один раз оказался неудачным и мне дали еще три года. Но я поумнел. Тюрьма сделала меня злым, а люди заставили понять, что чужая жизнь не стоит ни гроша. Харламов был таким же. Он вышел раньше меня, и стал искать камень, о котором я ему сболтнул по глупости, а чтобы избавиться от ненужного свидетеля, подослал своих дружков, чтобы разделаться со мной. Тогда я попытался сбежать во второй раз, и у меня получилось. Я воспользовался единственным шансом остаться на свободе — убить Шакала, то есть Димку и взять себе его документы. На первое время этого хватило.

— Прости, — добавил он, прижимая меня спиной к своей груди, — ты не должна была проходить через этот ад.

— Я сама себя в него загнала, когда стала Мариной. Она…, - я сглотнула, — я не смогла добиться от нее всей правды. Только смутные намеки, что Алешка с ребятами сделали что-то ужасное, и она им в этом помогала. Она была пьяна, и… Я разозлилась…

— Она жива? — его губы замерли возле моего виска, и я поняла, насколько ему важно услышать мой ответ.

Июнь 2008 года…

— Ты пьяна! — я с брезгливостью смотрела на бывшую девушку своего брата.

— Это не тебе решать, дрянь, — в меня полетела бутылка, но я от нее увернулась, понимая, что мне здесь больше делать нечего.

Я остановилась в коридоре, стереть с ноги кровь от пореза стеклом, и сообразила, что из комнаты хозяйки больше не раздается всхлипов вперемешку с ругательствами. Не понимая толком, зачем это делаю, я вернулась, чтобы увидеть Марину лежащей на полу. У нее изо рта шла пена.

Я стояла, не шевелясь, понимая, что каждая секунда промедления может грозить ей смертью…

Ноябрь 2008 года…

— Она мертва, — твердо произнесла я, — ты полностью отомщен.

Макс встал, и протянул руку, чтобы помочь мне подняться, но я медлила, понимая, что это еще не конец. Есть еще что-то, что я должна сделать, чтобы быть свободной.

Я потянулась, и, нащупав камень, сжала его в ладони. Макс стоял рядом, дожидаясь, когда я возьму его за руку.

— Возьми, — я протянула ему камень, — он твой.

— Нет, — резко произнес Пахомов, дергая меня вверх так, что я едва не выпустила Странника из рук, — оставь себе. Женщины любят побрякушки.

— Либо ты не знаешь меня, либо просто хочешь снова обидеть?

— Не более чем ты меня, — Пахомов потащил меня вперед, туда, где он оставил свою машину, — хотела откупиться камнем?

— Нет! С чего ты взял? — я остановилась, и ему пришлось замереть, чтобы не сломать мне руку.

— Ты ведь не собиралась возвращаться, верно? — мне не нужно было отвечать вслух, он понял это по моим глазам, — слишком плох для тебя? Зэк, вор, да еще и убийца. Куда мне!

Он был зол, но я его больше не боялась. Теперь я знала его слишком хорошо, чтобы понимать. Я понимала, что мой поступок принесет ему боль, и, возможно, настроит против меня. Вот только не видела другого выхода.

— Я не хотела, чтобы кто-то догадался, кто я на самом деле. Это совершенно другая жизнь, другие правила… Я и сама другая. Прости! — я посмотрела прямо в его глаза, зная, что сделаю только хуже. Но раз он настаивает, у меня нет другого выхода, — есть один человек. Мы вместе уже давно и он сделал мне предложение.

Молчание казалось оглушительным, и я отвернулась, не в силах выдержать этот взгляд.

— Я не стану спрашивать кто он, мне плевать, — медленно, словно подыскивая приличные слова начал Пахомов, — меня интересуют только две вещи: где он? И зачем тогда все это? Или ты решила оторваться перед свадьбой, чтобы было что вспомнить?

— Ты считаешь, до сегодняшнего дня мне не было что вспомнить в наших отношениях?

— Я осознал. Раскаялся. Готов загладить вину любыми способами. Но я не позволю тебе со мной играть, — его голос звучал зло, словно вернулись старые добрые времена. И он как раз обдумывает как бы половчее меня помучить.

— Послушай, — я коснулась его плеча, чувствуя, как он напрягся, — все не так как ты думаешь. Просто есть человек, которого я любила с самого детства. Мне кажется, что всю сознательную жизнь я мечтала стать его женой. Когда меня увезли отсюда, я не думала, что увижу его снова. Но однажды он пришел к нам. Пришел сам. Я едва смогла его узнать. Андрей долго меня искал, и когда нашел, мы уже не расставались. Маме не нравились эти отношения, но Олег, мой отчим принял его в нашем доме, а потом взял Андрея к себе на фирму. Мы всегда были вместе. Я и не думала, что когда-нибудь может быть по-другому. Приехав сюда я солгала им всем. И Олегу, и матери и Андрею. Они думают, что я отдыхаю за границей.

Казалось, мои слова падают в пустоту, но я надеялась, что Макс меня слышит. Наконец, он снова взял мою руку, и потащил к машине. На этот раз в полном молчании. Впрочем, я и не хотела больше разговоров. Они были не нужны.

Мы вошли в квартиру, и я стянула с себя отсыревшую куртку. Разувшись, прошла в свою комнату, понимая, что вот он, конец. После нашего разговора, Макс не проронил ни слова, и я чувствовала, насколько он уязвлен. Приняв душ, я разделась и залезла под одеяло, следя за светом пробивавшемся из-под двери, прислушиваясь к его шагам. Он так и не пришел в мою комнату, что меня не удивило.

Проснувшись рано утром, я увидела свет в соседней комнате, и, войдя туда, поняла, что Пахомов так и не ложился. Он сидел в кресле, смотря перед собой, словно его мысли были отсюда далеко.

— Макс, — шепнула я, подходя ближе и приседая перед ним на корточки. Он перевел взгляд на меня, вопросительно приподняв бровь. Что же, уже хорошо. Значит к контакту он готов, — что происходит?

— Эти люди вышли на меня после побега. Предложили сделку — я приношу им камень, а она возвращают мне мою жизнь.

— И ты согласился? — тихо спросила я, понимая, что все намного хуже, чем я предполагала, и, похоже, что Странник принесет нам еще немало неприятностей.

Он кивнул, впрочем, я уже догадалась.

— Ты можешь им доверять? — я почувствовала, как страх тонкими щупальцами вползает в душу.

— На них работал мой отец. Когда-то он их кинул, бросил нас с матерью и исчез на долгие годы. Теперь они хотят получить то, за что заплатили много лет назад.

— Что же, значит, нужно поскорее им его отдать, — я пожала плечами.

— И ты бы не хотела оставить его себе? — он улыбнулся одними губами.

— А ты бы мне это позволил?

Он коснулся подушечкой большого пальца моих губ, и я непроизвольно потерлась щекой о его руку, крадя у судьбы минуты близости с мужчиной, который совершенно неожиданно стал для меня очень важным.

— Отдай им этот чертов камень и давай все забудем.

Он положил ладонь мне на затылок, в его глазах была непреклонность и какая-то растерянность, словно он не мог решить, что делать со мной дальше:

— Я не собираюсь ничего забывать, — грубо сказал он, и резко меня отпустил.

Была ночь, подъезжая к месту, Макс выключил в салоне свет и посоветовал мне залечь на заднее сидение.

— Неужели все так плохо? — с нервным смешком удивилась я.

— Я не хочу, чтобы они знали, что здесь есть кто-то еще. Раз уж ты захотела поехать, и единственным способом тебя остановить было оглушить и связать, а мы все это уже проходили… Короче, делай то, что тебе говорят, или я разворачиваюсь, и везу тебя домой.

Смирившись с подобным проявлением тиранства, я вздохнула, всем своим видом демонстрируя покорность и смирение с судьбой. Макс прикрыл за собой дверцу, и темной тенью скользнул в переулок, где была назначена встреча. Я выждала несколько минут, и последовала за ним, понимая, что если меня поймают, мне не поздоровится. По крайней мере, в случае с Максом.

Я старалась двигаться как можно тише, чтобы не привлечь ненужного внимания, часто останавливалась, прислушиваясь к ночным звукам, когда, наконец, увидела две темные фигуры, скрытые тенью высокого дерева. Я бы и за что не смогла их заметить, если бы глаза не привыкли к темноте. Рискнув, подобралась поближе, скрываясь за углом дома.

— Я рад, что ты не повторил ошибки своего отца, — тихий голос, почти шепот нарушил тишину.

— Я не повторяю ошибок. Тем более, чужих, — Макс говорил спокойно, но я слишком хорошо успела его узнать, чтобы понять — он достаточно напряжен, и в любую минуту ждет нападения.

— Понимаю твое отношение к Страннику. Впрочем, могу даже предположить, что чувствовал твой отец, когда держал его в руках.

— Вы получили что хотели, — перебил говорившего Макс. Я чувствовала его нетерпение.

— Ах, да. Чуть не забыл, — в тоне говорившего проскользнуло понимание, — с тебя снята судимость. Ты полностью оправдан. Как решишь жить дальше, решать тебе. Но лучше не вставай у нас на пути.

— У нас разные пути, — произнес Пахомов.

— Постой, — было понятно, что его собеседник привык отдавать приказы, — поскольку последний из убийц твоего отца недавно отдал концы в больнице, а милиционер объявлен пропавшим без вести, я бы хотел поинтересоваться, что ты намерен делать с девкой? Ты чист, пока, но достаточно ей вякнуть…

— Я сам решу, что с ней делать, — я вздрогнула от холодной ярости, прозвучавшей в его голосе.

— Твое право. Глупо наступать на одни и те же грабли. Подумай и прими правильное решение.

С этими словами человек отошел от Макса, и я поняла, что мне пора возвращаться в машину. Мне удалось добежать и залезть на заднее сидение, притворившись спящей, как передняя дверца приоткрылась и Пахомов сел за руль. Сквозь опущенные ресницы я видела, что он повернул голову и смотрит на меня. Не знаю, какие мысли бродили при этом в его голове, но после подслушанного разговора я уже не питала иллюзий. Макс получил срок и просидел в тюрьме семь лет за преступление, которое не совершал. И теперь, от новой жизни его отделяла только я. Разумеется, я могла бы поклясться, что буду молчать, но он никогда не был особенно доверчив. Точнее, это доверие в нем выбили еще на предварительном следствии. Означало ли это, что в какое-то мере я его оправдываю? Не знаю, да и просто не хочу об этом думать.

Он сорвался с места и автомобиль понесся по ночному городу. Я чувствовала, что Макс в бешенстве, и старалась привлекать к себе как можно меньше внимания. Он затормозил за городом у леса. Положив обе руки на руль, мужчина смотрел перед собой.

— Макс, — я прикоснулась к его плечу, и неожиданно он резко обернулся, схватил за руку и притянул к себе. Мне было неудобно, но я промолчала, стоило мне увидеть его взгляд, и услышать слова:

— Я был зол. Я ненавидел себя за свои чувства. И тебя! Как же я тебя ненавидел и презирал! Но каждый раз, когда я хотел покончить с тобой раз и навсегда, перед глазами вставала та девочка, которую я увидел на остановке. Не тогда, когда ты бросилась спасать незнакомого тебе мужика… Я увидел тебя гораздо раньше. За столиком, в забегаловке. Ты ожидала свой рейс, разглядывала какую-то открытку, и на твоем лице было столько тепла и надежды… А потом ты задремала… как ангел… и я никогда бы не решился подойти к тебе, только смотреть издали. Потому, что у меня давно ничего нет. Ничего и никого. Я бы не смог…

Он сильнее сжимал мою руку, и я уже не чувствуя боли, потянулась к нему, не зная, что сказать, или сделать, чтобы облегчить его муки. То, что я сделала в следующую минуту, не очень походило на прощание, и вызвало у Макса удивление. Но быстро справившись с собой, вскоре он взял инициативу в свои руки.

* * *

Днем потеплело, вчерашний снег на дорогах растаял. Так что проблем с мотоциклом не будет, иначе мне пришлось бы арендовать автомобиль, что в городе было сделать проблематично, или ехать на автобусе. Макс стоял у окна, напряженно вглядываясь в хмурое небо. Он сжал ладони в кулак, игнорируя мое присутствие. Я знала, что должна была что-нибудь сказать, поэтому подойдя к нему, нерешительно уткнулась лбом в спину:

— Спасибо.

Он не обернулся, продолжая смотреть в окно, но его спина напряглась, и я услышала, как он усмехнулся:

— За то, что отпускаю целой и невредимой?

— За то, что отпускаешь, — мягко произнесла я, проведя пальцами по его спине. Мне хотелось намного большего, но я понимала, что это невозможно. Слишком многое нас разделяло.

— Мы по разные стороны, — тихо произнесла я, — всегда были. Ты должен знать — то, что сделал мой брат, было ужасно. И он раскаялся. Но меня не покидает мысль, что будь я немного постарше, то была бы с ним там, в доме твоего отца. Я бы никогда не позволила ему рисковать одному. И сейчас ты ненавидел бы меня так же, как остальных.

Он обернулся, и, схватив меня за волосы, заговорил. Он говорил тихо, но если бы словом можно было убить, я давно бы уже лежала мертвой у его ног:

— Ты этого хотела? Получай свою свободу! Возвращайся в свою жизнь.

Я могла бы сказать много… очень много. Но разве в словах был какой-то смысл? Глядя на его лицо, я не испытывала страха. Только сожаление и раскаяние.

Мотнув головой, я почувствовала себя свободной, и, подняв сумку с вещами, вышла не оглядываясь.

Я была в пути несколько часов. Стояла прекрасная погода, словно осень, изо всех сил сопротивлялась нападкам зимы, и, проигрывая последнее сражение, постаралась задержаться подольше.

Мне пришлось притормозить, чтобы объехать битое стекло и куски покореженного металла, лежащего на дороге. Судя по всему, совсем недавно здесь произошла авария. Внезапно, я притормозила, и еще не до конца отдавая отчета в том, что делаю, слезла с мотоцикла и прошла вдоль дороги. Ноги скользили по гравию, и я свернула на все ещё зеленую траву, идти по которой было гораздо легче. Не дойдя до кромки леса нескольких шагов, я встала на одно колено, и протянула руку к темному, сильно обгоревшему предмету, напоминавшему остатки папки или дипломата. Игнорируя голос разума, вопящего бросить все и немедленно бежать, я взяла в руки обгоревший предмет, и, заглянув в чудом сохранившийся кармашек, увидела черный камень, совершенно не пострадавший от огня. Держа в руках проклятый бриллиант, я рассмеялась, понимая, что этому кошмару не будет конца.