Даже на грани морской, Даже предутренней ранью Степь пересохшей гортанью Воздух хватает сухой. Мне и за далями дней Чудится — в пекле прохладней. К полудню небо бледней И горизонт неохватней. Память сужает зрачки: Дикие жёлтые мальвы, Красные солончаки Скупо украсили даль вы. Ветер, полынь и полынь… Ястреб, летящий кругами. Только текучая синь, Только безмерность над нами. Снова любви маета. Чудная счастья тревога. Жаркая вьётся дорога, Но не ведёт никуда.

Полнолуние. Море парное, Отстраняя от берега зной, Мирно дышит своей глубиною, Мерно движет широкой волной. И колышется, сонно вздыхая, И заметно при яркой луне, Как блестит чешуя золотая На его маслянистой спине Неподвижные светятся скалы. Невесомый сияет ковыль. Всё собою луна пропитала: На дороге и камешек малый, И дорожную нежную пыль. Странный обморок южного лета… День и ночь — иссушающий жар. И луны — в довершение бреда — Раскалённый качается шар. Днём и ночью цикад монотонность. От холмов, где подпалины, — гарь. Августовского счастья условность. И — прощанья внезапный сентябрь.

Правдивые станут ли лгать, Гонимые станут ли лгать, И честные —          красть всласть, Когда наступит их власть? Этот горький вопрос На опыте горьком возрос, На облаках надежд, На колпаках невежд, На пролитой зря крови, На ненависти И любви.

Может быть, ещё будем мы живы, Повторяясь как мысли чужие, Притворяясь то светом, то мглой, То огнём, то остывшей золой, То цветами в листве изумрудной, То травой на тропинке подспудной, То бегущим в безвестность ручьём, То тоской ни о ком, ни о чём, То звездой, указующей путь… Хоть когда-нибудь, хоть где-нибудь!