Существует несколько путей использования устных исторических источников. Формы и способы каждого из них определяется целями и задачами исследования и аудиторией, которой предназначена научная (научно-популярная) работа.

Первый путь — публикация первоисточников. Они также могут различаться. В соответствии с целями публикации и аудиторией, которой они предназначены, можно выделить несколько разновидностей: научная публикация устных исторических источников; научнопопулярная публикация; публицистическая. Могут быть и другие разновидности.

Подходы, формы и принципы научных публикаций: отечественный и зарубежный опыт

На сегодняшний день в России имеется немного примеров публикации оригинальных письменных версий устных исторических текстов-интервью. Принципы и формы публикации других видов документов личного происхождения, таких как мемуары, путевые дневники, письма и др., давно отработаны, так же как отработана в археографии технология публикации письменных архивных документов. Разработана знаковая система и для публикации лингвистических фонетических документов, позволяющая показывать говоры, диалекты, произношения. Однако устные историки еще серьезно не обсуждали не только проблемы, но и подходы к публикации устных исторических источников.

При видимом сходстве с другими типами и видами исторических источников, особенно с группой документов личного происхождения, устные исторические интервью отличаются внешней непрезентабельностью, особенно в опубликованном виде: много повторов, начатых и не оконченных фраз, пауз, малозначительных фраз, отступлений от темы, слов-паразитов, перескакиваний от одной темы к другой и т. п. Это особенно характерно для отечественной Источниковой базы, соответствующей традициям устной истории «снизу», рассматривающей взгляды и судьбу «обычного человека». Транскрипция для публикации интервью с «рядовыми участниками» исторических событий затрудняет читателю понимание смысла текста, создает крайне негативное впечатление и формирует представление о неспособности респондентов к выражению своих мыслей, а также недоверие к информации. Поэтому можно согласиться с М. В. Лоскутовой, что «дословная публикация расшифрованных аудиозаписей, как можно предположить, будет лишь провоцировать к высказыванию обвинений в том, что устная история способствует „банализации“, „замусориванию“ истории»[69]Лоскутова М. В. Устная история. Методические рекомендации по проведению исследования. СПб., 2002. С. 46.
.

Тем не менее и в зарубежной, и в отечественной практике устные историки опубликовали устные исторические источники через печатные издания или разместили в Интернете, разработав свои системы подготовки их к печати. К сожалению, отсутствие единого центра, координирующего деятельность исследователей в сфере отечественной устной истории, способствовало тому, что проблема публикации устных исторических источников не стала предметом обсуждения до сих пор. Созданное на общественных началах еще в 1989 г. Всесоюзное (а затем Всероссийское) общество устной истории, проведя ряд конференций[70]Проблемы устной истории в СССР: тез. науч. конф. 28–29 нояб. 1989 г. Киров, 1990; Проблемы устной истории и современность. Калининград, 1992.
, фактически прекратило свою деятельность. Есть богатый опыт зарубежных центров устной истории, объединенных в Международное общество устной истории, но он малодоступен отечественным исследователям из-за языковых проблем. Немногочисленные отечественные историки работают разрозненно, и каждый пытается решать проблемы публикации устных исторических источников самостоятельно.

Наиболее признанной среди исследователей является форма публикаций материалов интервью в виде диалога интервьюера и интервьюируемого, с обозначенными вопросами и данными на них ответами. Наиболее спорной является проблема редакторского вмешательства в материалы интервью. Опубликованные в отечественной практике устные исторические источники несут на себе следы вмешательства тех, кто готовил их к публикации. С одной стороны, благодаря редакторской правке транскрибированного интервью сохраняется внутренняя целостность документа. С другой стороны, он уже не является первоисточником.

В зарубежной практике существует два подхода — публикация оригинального интервью и публикация отредактированных материалов. Каждый из них имеет свои преимущества, и выбор зависит от целей публикации.

Трудности и проблемы публикации диалоговых оригиналов-интервью

Первая форма — публикация оригинала-интервью с максимальной приближенностью к транскрибированному тексту — возможна в изданиях, имеющих целевую аудиторию — ученых, исследователей. Научная источниковедческая публикация устных исторических документов изначально ограничивает круг пользователей и потенциальную читательскую аудиторию. В случае публикации оригинала-интервью без редактирования и без купюр остается ряд нерешенных вопросов. Если сохранять комплексность и полновесность письменной версии, то в ней отражается и историческая, и лингвистическая, и психологическая, и антропологическая информация. В таком случае к речевой засоренности устных исторических источников добавляется знаковая кодировка визуальной и вербальной информации, фонетической и лингвистической информации и т. д. Это утяжеляет текст и делает его еще менее доступным для широкой аудитории, при этом создает трудности и для тех, кому текст предназначен. Поэтому необходимо определить целевое назначение публикации и поискать пути обеспечения доступности публикуемых материалов, например, сопровождать публикацию редактированного текста приложением аудиозаписи оригинала устного источника на CD или DVD, который будет предназначен узким специалистам. Более вероятно, что в тексте, ориентированном на исследователей-историков, нет необходимости графически обозначать говор, диалект, произношение, если этот историк — не этнограф. В последнем случае, так же как для лингвистов и культурологов, при подготовке устных исторических источников к публикации можно использовать применяемую филологами фонетическую кодировку.

Публикации устных исторических источников могут преследовать учебные цели и в этом случае издаваться в виде не сборника документов, а учебной хрестоматии или практикума документов для занятий. В таком случае надо подготовить хороший сопроводительный научно-справочный материал. Так или иначе, для составителей сборника документов в первую очередь необходимо определиться с целями и читателями или пользователями издания.

Вопрос о редактировании и редакторском вмешательстве в текст. Публикации купированных интервью

Вопрос о степени редактирования или купюр или публикации полной версии интервью является дискуссионным. В изданных сборниках устных исторических источников реализуются оба подхода: публикации полнотекстовых интервью и публикации отрывков интервью по тематическим блокам. К этой группе можно отнести публикации устных источников, несущих на себе корректную редакторскую правку. Большинство опубликованных полновесных устных исторических источников представляют собой материалы интервью, взятые у известных деятелей науки, изобретателей, успешных общественных или политических деятелей. Они строятся по биографическому принципу, отличаются тем, что речь рассказчика грамотна и логически выстроена.

Второй формой публикации устных исторических источников являются выдержки (отрывки) интервью: редактирование, купирование и отбор отрывков или купированных интервью. Публикация исторических интервью не целиком, а отрывочно обычно практикуется с целью избежать присущих устным историческим источникам недостатков. Как правило, такие публикации ставят своей задачей сделать устные исторические источники доступными для широкой читательской аудитории. Это предполагает отказ от полновесной версии, которая остается для исследователей в оригинальной устной (аудиоинтервью) и письменной (транскрипт) версиях. Эти отрывки являются частью интервью и поэтому представляют собой фрагменты диалога между интервьюером и интервьюируемым. В опубликованном виде тематический отрывок состоит из вопросов и ответов. И те и другие могут повторяться в интервью с другими людьми. Но часто вопросы формулируются и меняются в соответствии с ситуацией беседы и могут различаться постановкой.

Подготовка к публикации устных исторических источников в виде отрывков, как правило, сопровождается не только значительными сокращениями и стилистическим редактированием текста, но и отбором отдельных фрагментов интервью и выстраиванием их в определенной последовательности. Такой принцип используется в публикациях полевых материалов фольклористами и этнографами. Они обычно «рассыпают» все материалы интервью по темам и затем заново моделируют текст, соединяя тематические отрывки независимо от того, в начале или в конце беседы они первоначально находились. Например, если респондент возвращался к вопросам раскулачивания на протяжении всего интервью, вспоминая об этом в связи с теми или иными более ранними или более поздними событиями из своей жизни, то в опубликованном интервью они будут изъяты из контекста беседы и соединены в единый тематический блок.

По такому принципу строятся многие зарубежные и отечественные публикации устных исторических источников, в том числе размещенные в Интернете или в периодической печати. Интересным опытом публикаций являются тематические коллекции устных источников коллектива сотрудников факультета этнологии (совр. антропологии) Европейского университета в Санкт-Петербурге в серии «Studia Ethnologica». Разработанная ими схема публикации может быть интересна и пригодна для всех.

Принципы и формы публикаций устных исторических источников можно представить по выпуску № 2, составленному из устных воспоминаний советских переселенцев Карелии и Карельского перешейка. Основу корпуса публикуемых текстов составили полевые записи экспедиции Европейского университета (Россия) и Университета Йоенсуу (Финляндия), проводившееся в 2000–2003 гг. на территории Приозерского района Ленинградской области и Ланденпохского района Республики Карелия. Составители сборника Е. А. Мельникова, В. Ю. Макарова, О. Н. Филичева, П. Хакамиес, М. В. Хаккарайнен «после долгих и нелегких обсуждений (продолжавшихся вплоть до дня сдачи сборника в издательство)» выбрали формат публикации — не публиковать интервью полностью, а разделить их на отрывки и сгруппировать по темам. Тематические отрывки публиковались в диалоговой форме: вопрос — ответ. Такой подход составители обосновали наличием в исследуемом регионе «местной устной традиции» или «устным репертуаром местных жителей». Именно «репертуар местных жителей», связанных единой судьбой и потому сходством жизненного пути, определил структуру сборника. В этот репертуар вошли история переселения; освоение территории; взаимоотношения переселенцев; рассказы о финнах; религиозность; представления насельников о родине.

Предложенный авторами подход «местная устная традиция» или «устный репертуар местных жителей» можно реализовать в любом регионе. Выделение местного колоритного репертуара не представляет трудностей. В частности, для составителей опубликованного сборника устных исторических источников репертуар определялся единством судеб местного населения, обусловленным историческими событиями в данном регионе. После нападения гитлеровской Германии на Польшу осенью 1939 г. СССР потребовал от Финляндии передачи территорий на Карельском перешейке и ряда островов в Финском заливе, объясняя это необходимостью обезопасить подступы к Ленинграду. Но лишь по окончании Финской войны по мирному договору весь Карельский перешеек с г. Выборгом и Выборгским заливом перешел к СССР. В марте 1940 г. с этих территорий было эвакуировано в глубь Финляндии более 400 тыс. финнов. На освобожденные территории свозились добровольцы из европейской части РСФСР (до 190 тыс. человек). В 1941 г. Финляндия выступила на стороне Германии, заняла войсками переданные СССР территории; значительная часть прежнего финского населения этих территорий вернулась в свои дома. Наконец, в 1944 г. на освобожденные советской армией территории снова началось переселение советских людей, в потоке переселенцев были как те, кто проживал в 1940 г., так и новые люди. Поэтому в жизненных историях было много точек соприкосновения, поворотов судьбы, жизненных маршрутов. Исторические события создавали единую канву для участников исторических событий. На этой базе сформировалась «местная устная традиция», или «устный репертуар местных жителей».

Исследователи стремились, с одной стороны, показать все многообразие «общих мест» в жизненном опыте переселенцев или индивидуальную жизненную траекторию, с другой стороны, типичность и повторяемость. Поэтому внутри сборника устных источников каждый раздел также объединял отрывки тематически. Например, раздел «История переселения» включал восемь групп отрывков интервью — по темам «Довоенная история территории глазами переселенцев», «История переезда», «Первые впечатления», «Материальный мир заселяемых территорий» и т. д. В каждой группе публиковались отрывки по теме заголовка из интервью нескольких информантов. Такое структурирование позволяло одновременно показать и стереотипность, и многообразие. В результате, отказавшись от публикации цельных интервью, составители включили большое число рассуждений на одну тему, вариантов одних и тех же рассказов.

Такой подход, как и другие, не бесспорен. По мнению некоторых исследователей, редактирование вольно или невольно искажает текст как «индивидуальную версию рассказчика». Это ведет не только к механическому сокращению текста, но и к изменению оценок и взглядов респондента, поскольку сам отбор материала уже несет на себе отпечаток взглядов и мнений редактора. В таком случае возможен конфликт двух интерпретаций — респондента и редактора текста, в роли которого часто выступает сам исследователь. Не случайно в издательском проекте Европейского университета составители сочли необходимым включить «практически полностью расшифровки четырех интервью» «для того, чтобы показать „механику“ опроса, которая была общей для всех участников исследовательской группы». Тем самым в самом сборнике наряду с тематическими разделами отрывков интервью опубликованы четыре полновесных интервью-оригинала.

Другие устные историки, являясь противниками редактирования, указывают на то, что при редактировании выхолащивается одно их важнейших преимуществ устных исторических источников — индивидуальный опыт, эмоциональные переживания, повседневный опыт обычных людей. По их мнению, профессиональные устные историки должны стремиться к идеалу — тексту без купюр, с сохранением всех видов информации. При публикации отрывков разрушается целостность повествования как форма передачи «своей информации», которая также может быть подвергнута анализу.

Несомненно, этот фактор имеет место. У каждого подхода к публикации — и полной версии оригинала-интервью, и тематических отрывков интервью — есть достоинства и недостатки. Поэтому любой коллектив составителей должен определить целевую аудиторию и цели и задачи сборника или хрестоматии устных исторических источников и выбрать для публикации ту или иную форму. В частности, коллектив устноисторического проекта «Граница и люди: воспоминания переселенцев Приладожской Карелии и Карельского перешейка», реализовав все потенциальные преимущества публикации тематических блоков отрывков, определил главный недостаток — то, что «высказывания информантов оказываются вырваны из контекста всей беседы». Чтобы нейтрализовать или уменьшить последствия этих потерь, составители нашли форму публикации отрывков «таким образом, что они начинались с вопроса собирателя, которым и было инициировано обсуждение той или иной темы», и заканчивались там, «где рассказчик завершает обсуждение, а следующий вопрос собирателя затрагивает уже другую область». Кроме того, они «постарались свести к минимуму „послеполевое“ вмешательство, полностью сохранив особенности речи как информантов, так и собирателей, отказавшись от корректуры синтаксиса и орфографии разговорной речи. Сокращению подвергались дословно повторяющиеся вопросы собирателя, связанные с плохим слухом информанта, и в редких случаях — те отрывки интервью, где рассказчик отвлекается на совершенно посторонние, не связанные с темой беседы проблемы».

Устная история и биография. Публикация-монолог

Еще одним отличным от предыдущих форм публикации устных материалов является публикация материалов интервью в форме не диалога, а монолога, когда публикуются лишь логически выстроенные ответы респондента. Такой подход широко распространен в краеведческой работе и часто используется в современных популярных изданиях. Но его сложно назвать собственно устной историей, так как слова респондента вырваны из социального контекста общения, внутри которого создан устный источник. Именно через общение респондент выстраивал свою систему доказательств. В таком случае за страницами публикации остается собственно личность респондента, которая проявляется именно в диалоге. Через диалог презентуется сам интервьюируемый, в диалоге проявляется понимание социального, гендерного, возрастного статуса респондента, этнической и конфессиональной принадлежности и т. д. Трудно определить жанр подобного «источника». С одной стороны, природа фиксируемой информации — также устная, так как информация получена и записана корреспондентом, а не самим респондентом. Но вот способы фиксации, а главное, конечный продукт нельзя назвать устным историческим источником — скорее, «научной биографией», создаваемой с применением методов устной истории. Этим занимаются исследователи, работающие в русле нового направления — биогра-фистики. Метод устной истории также используется в беллетристике, мемуаристике и т. д.

Очень интересный проект с применением устной истории в области биографистики реализован филологами АлтГУ «Барнаул в воспоминаниях старожилов. XX век». Это издание изначально имело мемориальное назначение и было ориентировано на широкую читательскую аудиторию. Результатом опроса известных людей Барнаула, живущих и работающих в городе (именно в таком краеведческом смысле используется этнографический термин «старожилы»), является издание двух одноименных выпусков. В ходе реализации проекта были проведены беседы со знатными жителями города. Принцип отбора в качестве информаторов людей, отличившихся в общественной, научной, культурной и государственной жизни Барнаула, является вполне приемлемым и созвучен подходам американской устной истории, которая берет начало с опросов великих людей, в отличие от устной истории Европы, которая сфокусировалась на ощущениях «маленького» человека в истории.

Составители не позиционировали материалы опроса как устные исторические источники, хотя при сборе информации использовался метод устной истории. В отличие от устных историков, составители серьезно поработали с записанными текстами, стремясь, как сказано в аннотации, к тому, чтобы книга была написана живым, образным языком. По словам руководителя проекта Л. М. Дмитриевой, «задача участников проекта заключалась в том, чтобы расширить исторические знания читателей, познакомить с интересными людьми и значимыми событиями». При такой форме публикации материалов, полученных путем опроса, составители фактически превратились в соавторов информантов. Такая форма публикации вполне допустима как популярное издание устных материалов. Она широко практикуется в журналистской работе и в краеведческих изданиях.

Второй путь использования устных исторических источников — это их введение в аналитические исторические исследования. Частью проблемы использования устных исторических источников в научных исследованиях и в академической практике является их интерпретация и источниковый анализ.

На начальной стадии занятия устной историей исследователь, как правило, использует устные исторические источники в качестве цитат — это цитирование-утверждение либо пересказ источника. Такой вариант распространен в школьных и студенческих исследованиях, а также в работах краеведов. Лишь со временем приходит умение работать с ними — анализировать, максимально используя всю информацию для реконструкции прошлого, извлекать латентную (скрытую) информацию; учитывать лингвистические, ментальные, аудиовизуальные и другие характеристики звукозаписи и транскрипта, давать внешнюю и внутреннюю критику источника.

Трудности использования устных исторических источников для научной интерпретации состоят в том, что любое документированное историческое интервью как качественный источник является отражением индивидуального опыта, субъективным конструированием социальной реальности, отличается лингвистическими нюансами, личностным взаимодействием. В силу этих особенностей материалы даже нескольких исторических интервью слабо поддаются систематизации и унификации и тем более не отвечают требованиям репрезентативности. В этом состоят трудности работы с устными историческими источниками. К ним не подходят традиционные методы обработки источников. Их невозможно выстроить в статистические ряды, вывести общие закономерности и тенденции, высчитать проценты и т. д. Большие трудности вызывают различия между устной речью и письменным текстом. В конструируемом в ходе интервью сюжете традиционное предметное поле — общество, как правило, является вторичным, а первичным — жизненный мир респондента. Для исследователя традиционно важным является поиск сущностных смыслов в описании, что не всегда срабатывает при работе с устными историческими источниками.

Особенности, приемы, подходы в интерпретации устных исторических источников

В арсенал методов интерпретации устных исторических источников входят как общенаучные, так и специфические приемы. На одном из первых мест стоит нарративный анализ, когда интервью анализируется с точки зрения не только его содержания, но и его текстуальной формы. Так, в интервью при рассмотрении личностного, субъективного восприятия прошлого важно обращать внимание не только на то, какие события и стороны своей жизни человек выделяет, но и какими смысловыми категориями он оперирует. Однако сосредоточенность на текстуальном и лингвистическом анализе может увести исследователя от субъекта и конструируемой им объективной реальности. Устная история уже в 1970-е гг. пережила лингвистический переворот и увлечение лингвистическим дискурсом интерпретации устных исторических источников, оставив прерогативу герменевтической интерпретации лингвистам. В современной устной истории возможно применение лингвистических техник как своеобразной «статистики» качественного интервью. Оно известно как «контент-анализ», т. е. подсчет частотности употребления тех или иных слов, словообразований или словосочетаний для характеристики жизненного опыта человека, того общества и той эпохи, о которой он повествует. В этом плане всегда важно помнить, что в качественном интервью часто смысл зависит от контекста, и часто полученное исследователем из одного контекста знание не может быть автоматически сопоставлено с контекстом другого интервью. Оно может отличаться нюансами, которые меняют смысл оценок интервьюируемого. Это создает трудности и при трансформации устной речи в письменную форму, и при интерпретации.

Одним из способов интерпретации может выступать и выявление латентной информации. Дело в том, что почти каждый респондент так или иначе пытается скрыть ту информацию, которую он в силу разных причин не хочет придавать публичной огласке. Однако, как правило, она так или иначе маркируется в его речи междометиями, оговорками, фразами, словосочетаниями, интонацией и т. д. и может многое сказать о внутреннем мире человека, его позиции, мировоззрении, отношении к описываемому событию и т. д. В частности, анализу можно подвергать саму причину нежелания говорить, о чем-то.

Примером является фрагмент анализа устного свидетельства о разрушении церкви: «Среди уничтоженных в 1930-е гг. храмов была церковь в с. Соколово, которую сожгли, по словам старожилов, в начале 1930-х гг. (старожилы называли три даты: 1932,1934,1935 г.): „Бутылки с бензином в нее кидали, потом огонь бросили“. Практически каждая из указанных дат могла быть правильной. Устная память „не дружит“ с датами, фактологический разнобой часто встречается в устных источниках, так как событийный материал искажается в памяти старожилов за давностью лет. А вот воспоминания старожилов о судьбе разрушителей отражают представление крестьян о возмездии за поругание православных святынь богоборцами. Решение о поджоге в с. Соколово, по свидетельству старожилов, „было принято на каком-то собрании“. Поджигателями церкви называют В. Бекельмешева и Е. И. Симонова, „им нашлись помощники“. М. В. Макрушин так рассказывал: „Три комсомольца зажгли ее, нагадили там“. Возмездие для них наступило быстро: „Один, который поджег, до дому добежал, в избу не успел забежать, около крыльца упал, его всего перекорежило, и тут прям умер. Перекорежило так, что не могли его хоронить… руки, ноги ему ломали, чтобы в гроб его сложить. Вот тут или бог его наказал, или его самого перекорежило с испугу“… В рассказах о разрушении церквей интерпретация событий позволяет выявить сложное отношение современных (постсоветских) крестьян к вере. За внешней бравадой может скрываться страх за возмездие, за внешним неверием — вера или внутренняя раздвоенность, за отрицанием бога — его присутствие в сознании и поведении человека и т. п. Латентная (скрытая) информация содержится в особых речевых построениях информанта. В процитированной ранее фразе, где информант комментирует парализацию разрушителя церкви „тут его бог наказал или самого перекорежило“, проявилась раздвоенность: с одной стороны ценности, которые человек получал от новой власти в результате советского воспитания (атеизм проявился во фразе „самого перекорежило“), с другой — генетическая память и православная традиция, которая в советский период поддерживалась и воспроизводилась старшими женщинами, выполнявшими роль воспитателей в семье (проявилась во фразе „бог наказал“)…».

При интерпретации устных исторических источников необходимо принимать во внимание, что каждый рассказчик конструирует свою субъективную реальность, которая для него являлась объективной, а совокупность этих субъективных реальностей составляет объективную реальность. Но стремление к абсолютной объективности не является исключительной задачей устного историка как исследователя. Использование качественных методик исследования, в том числе исторического интервью, ведет к более широкому историческому и культурному контексту изучаемой эпохи и, следовательно, к конструированию многоликой и многофакторной социальной реальности как альтернативы одномерной объективной реальности. А это, в свою очередь, требует учитывать, что получаемая путем интервьюирования реконструкция прошлого представляет собой переплетение и лингвистических, и контекстуальных, и других свойств тех знаний, которыми обладает конкретный респондент и которые для него являются «субъективной объективностью» или конструируемой им социальной реальностью.

Самой большой проблемой историописания в устноисторических исследованиях является обобщение результатов исследования. Связано это как с объективными характеристиками устных исторических источников, так и с предубеждениями против них, инерционностью мышления исследователей, несмотря на то, что история уже давно обратилась к междисциплинарным подходам и источникам. Среди них материалы этносоциологического мониторинга, методы исторической компаративистики и т. д. Но способы работы с ними довольно привычны для историков. Это математические методы обработки. Например, историку легче работать с материалами анкет, которые поддаются статистической обработке, позволяют выявлять закономерности, стандартизировать материалы. Совсем иное — материалы качественного исторического интервью, которые трудно поддаются типологизации, систематизации и поэтому трудно обрабатываются и анализируются. Легче работать с типичными, чем с единичными материалами. Всегда ставится проблема репрезентативности, сопоставимости и т. д. В традиционной отечественной историографии делать какие-то выводы об обществе на основании свидетельств принято только при соблюдении ряда условий. Наряду с требованием репрезентативности это выборка респондентов, привлечение других видов источников и т. п. Количество интервью и количество свидетельств, которое позволяет делать какие-то выводы, определить всегда сложно и далеко не всегда нужно. Однако для устной истории на современном этапе сформировались благоприятные условия, когда «в современной мысли произошел сдвиг от модернистских формализованных знаний (основанных на математическом моделировании, статистике, выстраивании динамических рядов, обработке достаточного количества повторяющихся типических материалов. — Т. Щ.) к повествовательным знаниям, воплощенным в рассказах», когда «истина вырабатывается локально, в небольших повествованиях, а коллективные рассказы служат сохранению ценностей сообщества».

Другой проблемой научной интерпретации является проблема соотнесения в устных исторических источниках индивидуального человеческого опыта с более широкими историческими процессами. Даже при репрезентативной выборке респондентов в интерпретации устных исторических источников статистическая их обработка имеет вспомогательное значение — например, при характеристике взглядов и представлений, свойственных определенной социальной группе. Что касается устной истории, то она рассматривает исторические процессы с учетом того, что реальностью являлся некий субстрат, отражающий описываемый респондентом мир, а сама реальность представляется такой, какой ее воспринимают люди. Поэтому исследователи изучают взгляды интервьюируемых людей на мир и через анализ зримого в их рассказе смысла пытаются сделать незримое — зримым.

Следующую проблему использования устных исторических источников в научных аналитических работах составляет непредвзятая интерпретация текста, к которой должен стремиться устный историк. Исследователь должен пытаться уйти от той традиции понимания, в которой он живет (пользуясь сленговым выражением, «по понятиям»). Он должен интерпретировать услышанное от респондента не по своим «понятиям». Как известно, в одних и тех же словах или в одном и том же тексте разные люди с разными жизненными принципами, с разным мировоззрением, эмпирическим опытом, политическими взглядами, образованием могут найти подтверждение своей позиции, «услышать то, что хотят слышать» и интерпретировать слова респондента, подтверждая свою рабочую гипотезу. Именно в этом историки видят наибольшую опасность, так как, описывая и анализируя отраженную в устном рассказе реальность, устный историк так или иначе может скатиться к ее редактированию, адаптируя к своему уровню, своим «понятиям». Разные люди, обладающие разным опытом, навыками и аналитическими способностями, могут видеть и описывать один и тот же процесс, но реконструированные «картинки» получатся разными.

Поэтому письменное описание, научный аналитический анализ — это всегда интеллектуальная конструкция, модель, созданная исследователем. И любая недобросовестность, предвзятость, невнимательность исследователя к представлениям и оценкам респондентов, данным ими в интервью, а также использованным ими ключевым категориям и понятиям чревато искажением описанной ими субъективной реальности. В этом смысле любой исследователь — заложник своих представлений и своей гипотезы. Необходимо учитывать неизбежную предвзятость на всех этапах устноисторической работы: при составлении вопросника и использовании интервью как метода исследования, но особенно — на этапе интерпретации. Нужно видеть рассказ информанта в комплексе, а не выхватывать какие-либо цитаты, отрывки для подтверждения своей сформировавшейся гипотезы. Чтобы добиться непредвзятой интерпретации, можно посоветовать при научном анализе материалов интервью сначала прочитать его целиком, чтобы понять общий смысл, и только после этого начать работать с отдельными отрывками, темами, фрагментами и специальными выражениями, при этом периодически возвращаясь к более общему смыслу, чтобы не исказить отдельных фрагментов, иначе говоря, работать с тематическими отрывками в контексте всего интервью. Это означает сравнение интерпретации отдельных высказываний с общим смыслом интервью, возможно, с другой информацией об интервьюируемом. Интерпретация исследователя должна следовать содержанию высказывания и быть направлена на понимание того, какие сведения о жизненном мире исследуемого отражены в данном высказывании, искать смысл высказывания в интервью.

Распространенные ошибки работы с устными историческими источниками

Одной из самых распространенных ошибок в научном историописании является использование устных исторических источников в пересказе, редактирование и интерпретация полученной путем опроса информации. Такая ошибка является наиболее типичной для начинающих устных историков и краеведов. Как правило, этим же грешат учебно-исследовательские работы школьников и студентов на различного уровня конференциях или олимпиадах. Юные краеведы в своих работах не анализируют, а просто пересказывают то, что услышали от информантов, связывая полученную информацию в складное повествование. Так же используются материалы опросов краеведами. В частности, полученная краеведами информация от старожилов и «бывалых людей» была положена в основу созданных в 1970-1980-е гг. летописей по истории колхозов, предприятий, сел и в разного рода краеведческих изданиях. Вольный пересказ расспросчиком рассказа бывалого человека всегда сопровождал краеведческую мысль и до сих пор используется в краеведческих работах. Краеведческий научный доклад или краеведческая публикация изобилует множеством цитат, которые, как правило, даже не оформляются принятыми при цитировании кавычками. Автор просто пересказывает услышанное. В экспедициях часто приходится наблюдать полных интереса начинающих устных историков, которые приносят новые жизненные истории и взахлеб обмениваются впечатлениями. Но этим весь их энтузиазм и исчерпывается. Как правильно работать с полученными материалами, они не знают. Конечным результатом становится, как правило, доклад или публикация с обильным цитированием, но без анализа устноисторических материалов.

Ошибкой начинающего устного историка является неуемное накопление интервью, когда исследователь увлечен процессом создания все новых версий. В результате азарт накопления приводит к «нагромождению» Источниковых материалов. У исследователя не остается ни сил, ни времени, ни энергии для анализа, интерпретации и историописания. В лучшем случае он ограничивается расшифровкой интервью, которые складируются в папках. Остается только сдать их в архив на хранение для других исследователей. Но это не худший вариант завершения исследований. Хуже, когда проведенные интервью остаются грудой кассет, дисков или цифровых файлов.

Другой распространенной ошибкой интерпретации устных исторических источников является перенос оценок и выводов, полученных в результате интервьюирования одного человека, на оценку общих исторических процессов. В любом случае, прежде чем делать вывод, желательно взвешивать, насколько типичным является данное интервью для изучаемой социальной группы.

Методические и методологические стереотипы и новые возможности анализа и прочтения устных исторических источников

Наконец, необходимо напомнить, что, как любой источник, устный исторический источник должен подвергаться источниковедческому анализу. Как известно, исторический источник подлежит внутренней и внешней критике, которая предполагает восстановление исторических условий возникновения документа, учет обстоятельств его создания, решение проблемы установления авторства, анализ самого текста документа и его содержания, интерпретацию источника и его верификацию. Применяя эту традиционную схему источниковедческого анализа, устные историки говорят о том, что некоторые эти положения остаются актуальными, но ряд их вызывает оживленные дискуссии в силу специфики устного исторического источника, которая уже затрагивалась. Более того, многие предъявляемые к устному источнику претензии представляются не только архаичными и схоластичными, но и догматичными. На наш взгляд, при работе с устными источниками действительно существуют проблемы, но они лежат в других плоскостях.

Первая проблема источниковедческого анализа — это авторство источника. До сих пор и в зарубежной, и в отечественной устной истории отсутствует однозначное решение. Особенно оживленная дискуссия ведется американскими историками, для которых формальные вопросы являются принципиальными. Они считают всех участников создания устного исторического источника соавторами. Интервьюер направляет ход беседы-интервью, поэтому его позиция в той или иной степени определяет и направленность рассуждений респондента, и «содержание рождающегося текста». Из отечественных исследователей Д. Н. Хубова предлагает считать ту часть интервью, которая содержит текст, изложенный интервьюируемым, его интеллектуальной собственностью, а авторские права на запись признать принадлежащим интервьюеру.

М. В. Мокрова считает устный исторический источник «соавторством» двух людей — расспросчика и рассказчика: «Устная история, как любой диалог, подразумевает взаимное влияние собеседников друг на друга. И воздействие на содержание создаваемого источника оказывает не только респондент, но и интервьюер. Респондент сообщает автобиографические сведения, как он их помнит, и отвечает на поставленные вопросы. Интервьюер устанавливает цели и задачи интервью и на протяжении всей беседы задает направление и корректирует характер получаемой информации; от него требуются не только профессиональные историко-научные, технические и методические знания, но и определенные личностные характеристики». Таким образом, существует как бы двойное авторство: респондент — автор воспоминаний, а исследователь, производящий запись, — автор фонодокумента.

Другие авторы сводят влияние интервьюеров на интервьюируемых к минимуму и требуют, чтобы они, направляя беседу в нужное русло, не вмешивались в рассказ, а значит, и не меняли содержания повествования. Следовательно, по их мнению, информация, содержащаяся в интервью, определяется лицом, чей голос записан на пленку, и мало зависит от лица, осуществившего процесс записи.

Однако для отечественной устной истории эта проблема все же не столь остра и является в основном отголоском дискуссии в зарубежной науке. В силу разных обстоятельств в России сложилось достаточно вольное обращение с устными историческими источниками, которые, как и в этнографии, социологии, лингвистике, фольклористике, считаются интеллектуальным продуктом их собирателя (фольклориста, этнографа) или создателя (устного историка).

Другая проблема сформировалась в плоскости споров о достоверности устного исторического источника. Эти споры в значительной степени были порождены догмами позитивизма в предыдущие годы. После свершившихся в 1970-1980-е гг. «переворотов» в исторической науке — от позитивизма к постмодернизму, от классической научной парадигмы к неклассической («новая история», «новая культурная история», «новая интеллектуальная история») этот спор представляется архаичным, а приверженцы объективности как главного свойства исторических источников именуются «историками-антикварами»; их оппоненты — «новые историки», или «историки-феноменологи». За почти двухсотлетний период представления об истории как науке прошли путь от «от культа исторического факта и установления жесткой зависимости в цепи „исторический источник — исторический факт — историческая концепция“ с претензией на строгую научность истории и ее способности давать достоверные знания о своем предмете» до отрицания событийно-описательной истории, отказа от объяснения событий прошлого через действие универсальных закономерностей, подмены фактической аргументации абстрактным конструированием, увлечения реконструкцией повседневного мира ушедшей культуры и т. д.

Не бросаясь из крайности в крайность, необходимо извлекать из разных подходов те способы, методы и технологии работы с источниками, которые позволяют реконструировать максимально адекватную картину изучаемых эпох. Уже давно в зарубежной практике, а с недавних пор и в отечественной утвердились новые подходы к информационной насыщенности исторического источника. Историки не ограничиваются фактологическим или событийным прочтением источников. Благодаря наработкам так называемой «новой исторической науки» и постмодернизма ценным в источниках стал именно тот индивидуальный жизненный опыт, в котором самозначимыми являются и повседневная жизнь, и ценности, и взгляды, и жизненные установки. В целом тенденциями постмодернистского подхода стало усиление позиций субъекта в процессе исторического познания.

В свете этого иной смысл приобретает вопрос об Источниковой чистоте и источниковом «мусоре» материалов исследовательского интервью. Оказывается, достоверность и объективность устного исторического источника — вопросы, не чуждые устной истории. Только понимать их надо не так, как они трактуются в позитивистской истории, с ее культом фактов и цепочками доказательств. Основным источником информации любого интервью является память человека. Особенности коллективной и индивидуальной исторической памяти обуславливают сильные и слабые стороны устного исторического источника. Те и другие могут являться пищей для размышления историка. Но необходимо уметь с ними работать.

Примером является изучение разными исследователями, в том числе историками, мифологизации исторических событий прошлого: Гражданской войны, процесса образования поселений, истории переселений и т. д. Действительно, многие устные рассказы о Гражданской войне, о коллективизации, о ГУЛАГе, о региональных и государственных деятелях основаны на реальных фактах, но в процессе передачи от очевидцев к слушателям, от дедов к отцам, от отцов к детям, из поколения в поколение, «округляются» по законам жанров народного творчества и приобретают сначала вид преданий, затем, по истечении определенного времени, трансформируются в легенды и мифы. Например, на Алтае повсеместно бытует рассказ о посещении Н. С. Хрущевым деревенского магазина: он якобы зашел в деревенский магазин с пустыми полками и прилавком, попросил у продавщицы килограмм пряников и подставил под них шляпу, так как у продавщицы не было даже упаковочной бумаги. Толчком к созданию этого предания послужил реальный факт посещения Хрущевым Алтайского края и бедность деревенской торговой сети в советское, особенно послевоенное время, когда за товарами ездили в город.

А знаковым, узнаваемым элементом народного стереотипа Н. С. Хрущева стала круглая шляпа, в который он запечатлен на всех фотоснимках и в газетных публикациях. Основой мифологизации этого исторического факта являются традиционное мышление и психология сельского населения и народная традиция облекать исторический факт в оболочку устного народного творчества.

Примером мифологизации реальных исторических событий является история о разрушении сельских храмов в период богоборчества. Более того, в информационном пространстве современных сел существует огромный пласт рассказов о судьбе священников прихода, самого храма, о месте, где располагалась церковь, об иконах и крестах и т. д. Наряду с конкретно-историческим материалом в них содержится источниковый материал по православно-этнической ментальности и крестьянской психологии. Для фиксации «уникальных человеческих документов» можно разработать самостоятельный исследовательский проект по устной истории «Борьба советской власти с церковью в 1920-1930-е гг.». В вопроснике необходимо предусмотреть получение информации о закрытии приходов, репрессиях против священников и верующих, разграблении и разрушении церквей, судьбе участников разрушения, судьбе икон, крестов, святых источников и т. д. Таким образом, даже мифологизация является полезной для понимания человеческого содержания истории.

Тем не менее отечественное источниковедение отстает от отечественной исторической науки, ревниво относясь к появлению и тем более признанию новых видов и типов исторических источников. В его фокусе до сих пор находится проблема верификации, в том числе верификация источников устной истории. Многие источниковеды и историки до сих пор заостряют внимание на проблеме достоверности и недостоверности устных исторических источников, указывая на их эмоциональную насыщенность и субъективность как на неизбежный недостаток «человеческих документов». Ряд исследователей считает невозможным использование их в качестве исторических источников в силу сомнительной достоверности. Кроме общеизвестных контраргументов о том, что и традиционные источники, даже такие формализованные документы, как акты, протоколы, отчеты, статистические данные, могут содержать искажения и быть столь же субъективными, устные историки все чаще говорят об ином дискурсе в интерпретации устных исторических источников.

Например, важное значение при интерпретации устных исторических источников среди модернистских и постмодернистских новаций имеет обоснование новых областей исторических исследований, в частности исследование индивидуальной и коллективной исторической памяти. Для устной истории интересны и некоторые наработки реконструирования прошлой реальности на основе такого материала интервью, как слово, образ, метафора, знаковое моделирование реальности, т. е. реализация исторических исследований через лингвистические смыслы, посредством которых люди прошлого воспринимали реальный мир и истолковывали окружающее. Так, усиление позиций субъекта в процессе исторической реконструкции на основе устных исторических источников представляется перспективным, поскольку расширяет возможности использования инновационных методов исторического исследования.

В целом необходимо отметить, что все повороты исторической мысли, зигзаги методических и методологических подходов, смены парадигм, взаимоисключающие теории и концепции создали огромный арсенал способов и путей интерпретации источников, из которого можно выбрать инструментарий для работы с устными историческими источниками, не сводя источниковедение устной истории только к их верификации. Новации в теории и методологии исторической науки не отрицают и традиционный источниковедческий анализ, который необходим для всех без исключения видов документов, в том числе для таких новых видов исторических источников, как устные. Традиционная внешняя и внутренняя критика устных исторических источников особенно необходима при использовании фактологической и событийной информации. При работе с устными историческими источниками, так же как и с другими документами, важны проверка правильности дат событий, имен, фактов, о которых шла речь в интервью, сопоставление этих данных с другими источниками.

С целью проверки фактологической информации необходимо проработать сведения об информанте, установить роль, которую он играл в описываемом событии. Это позволяет оценить его осведомленность, а также выявить его современное отношение к другим участникам событий и самим событиям. Необходимо учитывать степень давности описываемых событий. С одной стороны, чем больше времени прошло, тем вероятнее искажение фактов. С другой стороны, временная дистанция дает возможность оценить прошлое, выделить из частного главное, расставить акценты. В разрешении этих трудностей может пригодиться методика интеллектуальной истории по работе с нарративом. Она позволяет рассматривать документ устной истории как имеющий двойственную природу, поскольку он существует в двух измерениях. С одной стороны, в устном историческом источнике респондент сообщает сведения о прошлом. С другой стороны, он ведет свой рассказ в настоящее время и соответственно транслирует в нем оценки и представления, сформированные под влиянием прожитых лет и современной политики и идеологии. Иначе говоря, его повествование о прошлом несет на себе печать последующего индивидуального опыта, неизбежных метаморфоз в оценке пережитого. В этом плане материал интервью, как нарратив, является историческим источником с выраженной субъективностью с двумя плоскостями анализа — собственно прошлого и тех изменений, которые происходили с автором и изменили его оценки.

Таким образом, проблема признания или непризнания за документами устной истории статуса исторических источников является архаичной. Причины недоверия и неутихающей дискуссии об их верификации и недопустимой субъективности состоят в узости применяемых подходов и инерционного мышления. Как указывает М. В. Мокрова, «историк, ищущий в документах устной истории конкретную, готовую для использования фактическую информацию и ничего больше, будет, скорее всего, разочарован: даты, факты, имена людей могут быть искажены (а именно так используются в краеведческих изданиях устные источники, из-за чего допускаются ошибки, вызывающие претензии традиционных историков и подрывающие их доверие к устным историческим источникам. — Т. Щ). Источниковед, напротив, получит уникальный и насыщенный материал. Социолог, изучив ряд интервью, объединенных принадлежностью к какой-либо субкультуре, сможет глубже понять особенности существования малой группы, сформировавшейся в социуме. Психолог, лингвист, антрополог, философ — каждый сделает свои собственные выводы из содержащейся в одном и том же интервью информации. Следовательно, результат работы с документом зависит не только и не столько от самого источника, сколько от интерпретации. Источники устной истории требуют комплексного изучения с привлечением не только исторических и источниковедческих методов исследования, но и инструментария психологии, социологии, антропологии, психолингвистики и других областей наук о человеке»1. Этого требует сама природа устного источника: «Как документ личного происхождения, он многопланов и содержит фактографический и эмпирический материал. Полученный во время опроса фактологический материал используется исследователями при восстановлении сельской событийной истории… Эмпирический материал, закодированный в интервью, позволяет историку восстановить прошлую жизнь во всем ее многообразии: мировосприятие и жизненный опыт людей, их оценки событий и исторических деятелей, вкусы и взгляды, суждения и мнения, пристрастия и убеждения и т. д. Современная методология признаёт за эмпирическими и эмоциональными факторами значение самостоятельных движущих сил истории. Признаётся современными историками и влияние на исторический процесс таких факторов, как убеждения человека, взаимоотношения, личные обиды и пристрастия, взгляды…» [80]Щеглова Т. К. Деревня и крестьянство Алтайского края в XX веке. Устная история. Барнаул, 2008. С. 75.
.

Междисциплинарные технологии

Методики и технологии с фактологической информацией в исторической науке отработаны. При работе с эмпирическим материалом устных исторических источников необходимо привлекать инструментарий и технологии анализа, разработанные и применяемые в психологии, социологии, антропологии, лингвистике, а также опыт других научных дисциплин. Специфика самого источника устной истории проявляется в комплексности. Комплексный характер устной истории придает использование широкого спектра методик исследования. Полезными, а иногда и необходимыми в устной истории могут быть приемы и методы, разработанные многими социогуманитарными науками. Например, близки к устной истории исследовательские методы антропологии. Как известно, антропология помогает взглянуть на любое современное сформировавшееся сообщество и изучить его, используя методы и способы анализа, применяемые обычно в полевых работах. Сближает устную историю и антропологию то, что, в отличие от социологии, в центре ее внимания — не закономерности и типичные явления, а мир в его многообразии. В частности, антрополог пытается выяснить, что делает людей разными, изучая различные субкультуры, в отличие от социолога, который, наоборот, вводит системы и классификации. Сближает устную историю и антропологию и стремление зафиксировать действительность не с позиции стороннего наблюдателя, а с точки зрения изучаемых индивидов или целых групп. Не зазорно для более тонкого анализа, для правильной интерпретации смысла чаще обращаться к методам работы с источниками и других наук, в том числе и новых дисциплин. Например, можно привлечь «кинесику» — науку о жестах — для расшифровки невербальной информации, лингвистики — для работы с речью, голосом, тоном, тембром, характером речи, которые могут передавать информацию о возрасте человека, его физическом и душевном состоянии, эмоциях и т. п.