— Вы меня помните?
Мужчина с тонкой ниточкой черных усов под орлиным носом, улыбаясь, посмотрел на Андрея.
Память мгновенно подсказала: «Месье Франсуа Дебре, коммерсант». Так то или нет, но месье явно желал, чтобы его принимали за преуспевающего дельца.
Их познакомила Розита в ночном клубе. Сказала тогда, что это знакомство будет для Андрея полезным. Но оно прервалось после первого же вечера, проведенного за одним столом. Они не уславливались о встречах, не обменивались телефонами. Прощаясь, Дебре не сделал этого, а Андрей решил, что проявлять инициативу ему ни к чему.
— Мистер Дебре! — воскликнул он так, будто встреча и в самом деле его обрадовала. — Давненько мы не виделись!
— Что поделаешь, мистер Стоун. Коммерция отнимает немало времени. Кстати, вы куда-то едете?
— В город. Хочу взглянуть на новые картины в салоне старого Баруха.
— Нам по пути. Вы не возьмете меня в свою машину?
— С удовольствием, — ответил Андрей и насторожился. Всякое новое знакомство приводило его в состояние повышенной тревоги: обострялись чувства, мозг начинал работать четко и холодно. — Садитесь. Итак, коммерция?
Они подошли к «Понтиаку». Андрей открыл дверцу и жестом показал Дебре место рядом с собой.
— Прошу.
— Я закурю? — спросил Дебре, доставая сигареты, — пусть вас не удивит мое предложение, мистер Стоун. Я понимаю, оно будет несколько неожиданным, но вполне логичным. Главное, не отказывайтесь сразу. Нами очень многое взвешено и продумано, прежде чем мы решили побеспокоить вас.
— Вы меня заинтриговали, — Андрей усмехнулся. Он вел машину и не отрывал глаз от дороги. — Можно подумать, что меня приглашают вступить в тайное общество.
— Вы на редкость проницательны. — Дебре не скрыл удивления. — Это лишний раз свидетельствует в вашу пользу. Все обстоит именно так. От имени «Легиона свободы» я собрался предложить вам вступить в нашу организацию. Как вы знаете, мы сами подбираем для себя будущих членов.
«Легион свободы»… Название этой организации Андрей слышал не раз в связи со всякого рода чрезвычайными инцидентами. «Легионеры» отличались высокой степенью конспирации и жестокостью. Винтовки с оптическими прицелами, пластиковые бомбы — это оружие было главным в тайной войне, которую вел Легион. Однажды во время облавы полиция обнаружила подпольный арсенал, в котором хранились минометы, гранатометы и даже бомбы с химическими зарядами. Было ясно: Легион — сила солидная, хотя в отчете полиции факты всячески преуменьшались, а тайный арсенал именовался «складом подпольных торговцев оружием».
Лозунгом Легиона и паролем его членов было сокращение «ССОП», образованное первыми буквами слов «Свергнуть сионистское оккупационное правительство». Члены Легиона считали, что все несчастья коренных жителей Побережья порождены тем, что самые большие деньги и самую большую власть в их стране сосредоточили в своих руках алчные и коварные евреи. Они сделали Побережье колонией Израиля.
Аббревиатура ССОП стала как бы клеймом дьявола, которое нельзя смыть водой, отмолить обращениями к богу. Легион, приняв кого-то в свои ряды, уже не выпускал человека в такой же мере, как и не оставлял его в беде. Андрей ни разу не слыхал, чтобы убийцы, помечавшие свою жертву буквами ССОП, были найдены. По многим признакам ощущалось, что за спиной Легиона стоят влиятельные силы и огромные деньги, а сама деятельность легионеров всего лишь проявление острой конкурентной борьбы за деньги, за власть…
Однажды Янгблад спросил:
— Вы знаете, откуда появилась медная проволока? — И сам тут же дал ответ: — Два еврея одновременно нашли медный цент и стали тянуть его в разные стороны.
Если смотреть на факты непредубежденно, то медная проволока тянулась постоянно. Вырвать из рук удачливого еврея цент старались не менее удачливые и богатые хозяева Легиона, жаждавшие еще большей власти и прибылей.
Конечно, Андрей мог сделать неприступный вид, отказаться от предложения месье Дебре или возмущенно оскорбиться, но тогда было бы трудно прогнозировать ход дальнейших событий. Предложение войти в Легион не родилось само по себе. Такие вещи не возникают стихийно. Значит, кто-то подумал и реши, что надо привлечь к делу художника Стоуна, безобидного мазилку, человека, далекого от бизнеса и политики. Но почему?
Значит, некто связывает со Стоуном какие-то планы, не зря же указующий перст Командора ордена ССОП направлен прямо на него. А какие это планы? Спокойнее жить, если знаешь, что ждет тебя за углом. Узнать это можно лишь зайдя за угол.
С другой стороны, Андрей понимал, сколь выгодным было бы проникновение в Легион. Удалось бы выяснить его реальные силы, узнать, кто в этой стране стоит за спиной легионеров, кто поддерживает их материально и морально, кто заблаговременно предупреждает их о готовящихся облавах и арестах.
— Я не спешу ответить отказом, — Андрей выдержал достаточную, по его мнению, паузу. — Но вы, я надеюсь, знаете, сколь я далек от политики и всяких таких дел…
— Да, мистер Стоун, о ваших обычаях, даже о привычках мы знаем достаточно много. И они нас устраивают.
«Боже правый, — подумал Андрей, внезапно вспомнив, кто их познакомил. Куда только не попал мед, собранный неутомимой пчелкой Розитой. Нарки. „Легион свободы“. Кто еще следующий, джентльмены? Подходите!»
— И все же я сомневаюсь, мистер Дебре. Даже не знаю, сумею ли отдавать Легиону то время, которое он может от меня потребовать. Я много работаю.
— Мы это учли. Чтобы вы поняли причину, побудившую нас обратиться к вам, я коротко скажу все, как есть. Не стану скрывать, Легион переживает определенные трудности. Правительство все время угождает евреям и доставляет нам неприятности. Но опять не стану скрывать: это ненадолго. У Легиона есть силы, чтобы заставить себя уважать. Просто сейчас еще не время в полный голос заявлять о наших возможностях. Мы выжидаем. В этих условиях главное — не скомпрометировать тех, кто нас поддерживает…
— В чем будет заключаться мое участие?
Открыв острые зубы, Дебре ухмыльнулся.
— Как я думаю, представительство в кругах творческих личностей.
— Я не вхож в эту элиту.
— Легион вас введет в нее. Это дело простое и верное.
— Если я откажусь, ко мне будут применены репрессии?
— О, мистер Стоун! — воскликнул Дебре возмущенно. — Вы говорите о нас так, как пишут евреи. Мы — не скопище гангстеров. В случае вашего отказа нам достаточно вашего слова, что этот разговор будет забыт. Словно его никогда и не было. Если вы нарушите слово или сообщите властям о нашей беседе, нам это быстро станет известно. Тогда уже другой разговор…
— Я взвесил ваше предложение, мистер Дебре. Я готов его принять, если мне в свою очередь дадут слово, что мое членство в Легионе не будет афишироваться.
— Предупреждение излишне. — Дебре выдержал паузу. — А теперь я уполномочен известить вас, что побеседовать с вами по случаю приема решил Великий Командор.
— Кто он? — спросил Андрей невинно.
Дебре не скрыл улыбки.
— Сэр, клянусь честью, что ни разу не видел Командора и не знаю, кто он. Впрочем, если бы и знал, все равно не сказал. Даже в полиции. Конечно, арест грозит легионеру тюрьмой. Но она долгой не бывает. Зато выдача тайн Легиона карается смертью.
— Значит, имя Командора — большая тайна?
— Да. Хотя для меня куда большей тайной является то, что вас, новичка, пожелал увидеть сам Командор. Обычно для этого достаточно встречи с кем-либо из членов регионального совета.
— Наверное, — сказал Андрей серьезно, — я очень важная птица, хотя сам не имею об этом представления.
— Все может быть, мистер Стоун. — Дебре согласился без сопротивления. — Командор будет ждать вас на встречу вне города. Вы поедете по Северному шоссе до шестнадцатой мили. У столба с указателем свернете налево на полевую дорогу. По ней едете полмили. На площадке у большой кучи камней воткнута палка. Здесь вам надо оставить машину и войти в лес. За ручьем — поляна со следами костра. Если Командора не будет, вам можно вернуться в город. Вот и все.
Андрей долго и тщательно взвешивал предложение Дебре. Его серьезно беспокоило, не ловушка ли это, коварно задуманная Мейхью? Если даже так, то все равно он не попадется в нее, как неосторожный голубь в силки.
На следующий день после обеда Андрей взял лист бумаги и на машинке отстучал письмо: «Уважаемый мистер Диллер! Мейхью надоел мне своими подозрениями. Я долго не решался просить вас оградить меня от его зловредных происков, но сейчас вынужден это сделать. Завтра я еду на конспиративную встречу, которую мне, как я подозреваю, устроили не без участия Мейхью. Он надеется уличить меня в каких-то грехах. Я понимаю, хорошего встреча мне не сулит, и все же еду. Очень интересно узнать, что задумал этот низкий, как мне кажется, тип. Прошу вас быть моим поручителем в недостойной игре, которую со мной пытаются вести».
Заклеив конверт и надписав адрес виллы Ринг, Андрей отнес письмо садовнику и предупредил:
— Если я не вернусь домой завтра к вечеру, то на следующее утро опустите письмо в ящик.
За два часа до времени встречи Андрей взял этюдник, надел пиджак, в последний раз взглянул на себя в зеркало и вышел из дому.
Вымытый и заправленный «Понтиак» был готов к дальней дороге. Андрей повернул ключ стартера и слегка утопил педаль акселератора. Машина легко тронулась.
Он любил ощущение мощи, которое приходило всякий раз, когда он садился за руль.
Полосатые столбики дорожного ограждения набегали один за другим, бетонка серой лентой скользила под колеса.
Выехав на Северное шоссе, Андрей включил приемник. Шкала осветилась зеленоватым таинственным светом. Полилась тихая плавная мелодия.
На шестнадцатой миле, как и было условленно, он свернул с шоссе и, не заметив подозрительного, повел машину по белой известковой дороге, которая причудливо извивалась между колючих кустарников. У кучи камней с воткнутой в нее палкой Андрей притормозил. Теперь ему предстояло пройтись пешком.
Сначала он шагал по заброшенной проселочной дороге, поросшей по обочинам чапаралем, потом свернул на тропинку, вившуюся по полю. Высокая трава была мокрой от росы, и Андрей с досадой поглядывал на ботинки, которые тут же промокли. Вскоре он очутился в лесу. Пахло смолой и хвоей. Под ногами потрескивали сухие сучья, подошвы скользили по маслянистому настилу сосновых игл. Шум деревьев, напоминавший приглушенное шипение электробритвы, забивало звонкое журчанье ручья.
Андрей подошел к площадке, на которой виднелись остатки старого костра, постоял, оглядываясь, ничего не заметил и повернул обратно. Часы показывали ровно девятнадцать. Дальше ждать не имело смысла.
Возвращаясь к машине, Андрей подивился непрактичности тех, кто назначал свидание в котловине, густо поросшей кустарником. Здесь легко было укрыться тем, кто пожелал бы выследить его встречу с Великим Командором.
Вернувшись к машине, Андрей на всякий случай посидел в ней еще пятнадцать минут.
Уже стемнело, и только на западе еще светилась полоска гаснущей зари.
Ветер усилился. Машина вздрагивала под его ударами, и Андрей поеживался, ощущая уютную теплоту закрытого пространства.
Он взялся за ключ зажигания. Мотор завелся сразу, и его рокот слился с дыханием ветра. Колеса машины пробуксовывали на глинистой обочине, и было приятно чувствовать, как мощный двигатель одолевает сопротивление сырой земли.
Выбравшись на шоссе, машина покачнулась иначала набирать скорость. На стекле засеребрились мелкие капли мороси. Андрей включил дворники и сразу увидел туго натянутую ленту дороги. За горизонтом, подсвечивая плотную завесу облаков, колебалось сиреневое зарево далекого города.
На сороковой миле Андрей остановился у бензоколонки. Из призрачно-прозрачного, залитого ярким светом домика выскочил заправщик в оранжевом комбинезоне. Андрей машинально выключил фары и в гаснущем свете отчетливо увидел номер «Кадиллака», стоявшего у колонки впереди. То была машина Мейхью. Возле ее стекла с тряпкой в руках трудился второй заправщик.
Открытие было далеко не из самых приятных.
Что это могло значить? Случайность, выпадающая раз в десять лет? Как хотелось в это верить! И все же Андрей порадовался, что предугадал все возможные ходы в истории с Командором и оставил письмо на имя Диллера у садовника. Встреча с Мейхью на трассе далеко не случайна.
Пока машину Андрея заправляли, вишневый «Кадиллак» умчался по направлению к городу. Андрей был уверен, что Мейхью не заметил его у колонки. Может быть, стоило его догнать?
Дождь усилился. В свете фар перед машиной, как стальные туго натянутые между землей и небом проволочки, поблескивали струи воды. Они мелодично тарабанили по кузову, заливали стекло так, что дворники еле успевали сгонять прозрачную муть в стороны. Черные щетки мелькали перед глазами, как велосипедные спицы.
Андрей жестко придавил педаль газа к полу. Фосфоресцирующая стрелка спидометра перекатилась за цифру «70». Машина шла легко, казалось, еле касаясь бетона. Она как снаряд врезалась в туман, разрывала его космы в клочья, сминала серую вату, наползавшую на шоссе со стороны моря. Думать в такой момент, стараясь предугадать, какой ход сделает противник, Андрей не мог. Да и зачем гадать? Что он, собственно, узнал о Мейхью такого, чего не знал до сих пор? Да ничего!
Еще в детстве Андрей научился снимать нервное напряжение, убеждая себя, что ничего плохого с ним не случилось, хотя двойка по математике записана в дневник и мать непременно узнает о ней, жизнь на этом не оканчивается, и надо смотреть по сторонам веселее. По склоненной голове и дурак ударит, а до поднятого подбородка еще попробуй дотянись!
Чтобы отвлечься, Андрей включил приемник. Рваные ритмы рока наполнили салон пульсирующим электричеством. Он с неудовольствием повернул ручку настройки. Нежный женский голос объявил по-французски:
— Чайковский. Итальянское каприччио.
Первые такты музыки плавно вплыли в машину.
Каприччио… Каприз музыканта. Только почему он итальянский? Почему? Это была музыка о его, Андрея, родине. Не итальянскую, русскую ширь расстилал оркестр. Грусть и задумчивость березовых звонких перелесков, медь кленовых рощ слышалась в пении труб.
Нет, это не был итальянский каприз! Нет и нет! Каприз, может быть, и был, но совсем другой — чисто русский. Каприз волжских ключей, каприз Ильмень-озера. Каприз валдайских лесов. И не было для Андрея в ту минуту ничего понятней и ближе. От волнения мурашки бежали по спине, и сердце, тоскуя, сжималось. Но вместе с тем крепла холодная уверенность в себе, в своих силах.
Он вжимал акселератор в пол, подгоняя и подгоняя машину.
Впереди показались красные светляки задних фонарей. Еще мгновение, и Андрей узнал «Кадиллак» Мейхью. Он шел спокойно и ровно. Андрей уравнял скорости. Теперь обе машины неслись, не сближаясь и не удаляясь одна от другой.
Так они мчались миль пять, и вдруг на глазах Андрея произошло неожиданное. Он увидел, как машина Мейхью без видимой причины рванулась вправо, врезалась в придорожное ограждение, затем взлетела над кюветом, перевернулась в воздухе через крышу и опрокинулась.
Забыв об осторожности, Андрей нажал тормоз. Запела резина, прикипая к мокрому бетону. Тяжелый груз навалился на водителя, прижимая его к рулю. Вильнув несколько раз, машина остановилась. Андрей бросил руль и выскочил на дорогу.
В грязи обочины виднелись следы шин и блестели осколки стекла. «Кадиллак» лежал на траве за дорожной канавой. Из открытой и смятой ударом дверцы наружу свешивались ноги человека. Андрей посветил фонариком. Голова Мейхью была свернута набок, лицо выглядело неестественно бледным, как бумага. Остекленевшие глаза смотрели на Андрея в упор.
В момент, когда Андрей собирался нагнуться, чтобы проверить, нет ли с Мейхью его папки, где-то под сдавленным капотом раздался тяжелый вздох, и яростное пламя охватило машину.
Андрей отскочил в сторону и с неприятной дрожью в ногах вернулся к своей машине. Ни сзади, ни спереди не было видно никаких огней. Тогда он взял с места полную скорость и погнал «Понтиак» к городу.
Машина летела так быстро, что порой Андрею казалось, будто она вот-вот вырвется из-под него самого. Стрелка спидометра, слегка вздрагивая, рывками уходила вправо. Семьдесят миль. Семьдесят пять… На восьмидесяти она задержалась, напряженно подрагивая. Даже на поворотах Андрей не сбрасывал газ, и стонущий визг колес холодком отзывался в груди.
Дома, бросив машину, Андрей первым делом помчался к садовнику. Сдерживая волнение, вошел в маленький домик. Андрей понимал, сколь печально могла окончиться его предусмотрительность в отношении Мейхью, если бы письмо ушло по адресу утром. Тогда нечем будет опровергнуть свое участие в гибели этого типа, гибели, к которой он не имел отношения.
Вздох облегчения вырвался из груди, когда заспанный садовник протянул ему конверт.
— Признаться, сэр, — сказал он, позевывая и поглаживая волосатую грудь, — я уже думал, что придется идти на почту…