…В разгаре лето сорок второго. В штаб Пятьдесят девятой армии, действовавшей на Волховском плацдарме, прибыли пять девушек. Перед входом в штабной блиндаж все сгрудились вокруг самой маленькой:

— Ты, Катюша, главное, не тушуйся!.. Докладывай, как положено по уставу, и вес!

И.Катюша, совсем девчонка, каких в школе называют «кнопками», решительно направилась к начальнику медслужбы армии. В блиндаже увидела несколько человек с командирскими петлицами, долго искала, кому доложить. Наконец перед подполковником с седеющими висками взяла под козырек:

— Товарищ подполковник! Группа медсестер в количестве пяти человек прибыла для прохождения дальнейшей службы. Старшая группы медсестра Третьякова.

Подполковник, поняв, что это то самое пополнение, о котором вчера шел разговор в штабе фронта, схватился за голову:

— Что мне, детский сад здесь прикажете открывать?!

Катюша враз сделала серьезное лицо. Но ямочки на пухлых щеках предательски выдавали ее: ей в ту пору было всего семнадцать лет. И вдруг она выпалила:

— Товарищ подполковник! Это я одна такая маленькая. Остальные взрослые…

Все, кто был в блиндаже, рассмеялась.

Подполковник смягчился:

— Ну, раз так, тогда другое дело!

Первую фронтовую ночь девушки провели в шалаше, устроенном из еловых веток. Ночью было уже холодновато, и они, плотно прижавшись друг к дружке, вскоре согрелись и уснули. Не спалось, только Кате. В глазах ее все еще стоял подполковник. «Строгий папаша, по, видать, добрый», — подумала о нем.

Катя не помнила своего отца, начала уже забывать и мать. Война застала ее в детском доме города Свердловска. Еще бы годик, и комсомолка Третьякова осуществила бы свою заветную мечту — поступить в институт. Но началась война. Катя твердо решила попасть на фронт. Уже на восьмой день после начала войны она училась на вечерних курсах медсестер при Доме Красной Армии Уральского военного округа, а днем работала телефонисткой на почте.

И вот — фронт. Назначение Катя получила в полевой госпиталь. Размещался он в заболоченном лесу, в брезентовых палатках. Пройти из палатки в палатку можно было только по жердевым дорожкам. Чуть поскользнулся — и по колено в воде. Катины туфельки тут явно не годились. Но где взять сапоги? Вся солдатская обувь Кате велика. Не рассчитывала Родина посылать своих дочерей на войну в помощь солдатам!

В одно из Катиных ночных дежурств скончались сразу три молодых бойца. И она проревела всю ночь. Ей казалось вопиющей несправедливостью, не укладывалось в голове, что молодые, здоровые, интересные ребята, которые только-только с ней разговаривали, переставали дышать, уходили из жизни. До чего жестока война!

Фронтовая жизнь солдата изменчива. Сегодня — здоров, завтра — ранен, сегодня — сыт, завтра — голоден, сегодня — здесь, завтра — там. Новенькая медсестра уже начала привыкать к госпиталю, как ее срочно вызвал начальник:

— Звонили из штаба армии, — сказал он Кате. — Приказали прислать медсестру, обязательно комсомолку. Очевидно, для особого дела. Выбор пал на вас.

Так Катюша в числе пятнадцати других девушек попала в 28-й гвардейский минометный полк. И опять не обошлось без курьеза. Приехавший за пополнением начальник штаба полка наотрез отказывался их брать. Что мы, говорит, делать с ними будем? У нас же снаряды полуцентнерные надо таскать! Но вмешался политотдел армии, и вопрос был решен.

В полку встретили девушек гостеприимно. Катя сразу отметила спайку, дружелюбие и, как говорили тогда, высокий боевой дух гвардейцев. Вместе с Аней Кузнецовой и Олей Черновой ее направили в наш, 233-й дивизион. И началась у Кати новая жизнь, полная тревог, страха, лишений и горя, слез и радостей. Но все это она переживала теперь уже не одна, а в дружной фронтовой семье боевых товарищей и подруг.

Катя очень сдружилась с Аней Кузнецовой. Они ели из одного котелка, спали под одной шинелью. Сначала их определили связистами. А потом Кате пришлось выполнять обязанности и медсестры, и санинструктора, Ане — побыть даже машинисткой в штабе. Но делать им приходилось все и даже больше, чем нам, — тянуть связь, стоять на посту, разгружать и носить снаряды, вытаскивать застрявшие в болоте автомашины, строить дороги, перевязывать и лечить раненых.

Всем было тяжело, но девушкам особенно. Это мы понимали и, как могли, старались облегчить их долю. Кто подменит их у телефона и даст лишний часок вздремнуть, кто заготовит дровишек, кто вычерпает из полуземлянки накопившуюся за ночь воду. По пятнадцать — двадцать ведер приходилось вытаскивать ежедневно.

Аня Кузнецова не раз побывала в переплетах. Однажды, весной сорок четвертого, когда мы только что освободили разрушенный до основания «его величество Великий Новгород», Аня вместе с небольшой группой связистов оказалась у немцев в «мешке». Трое суток подряд, не отходя, дежурила она у телефона — без пищи и отдыха, под непрерывным обстрелом и бомбежкой противника. Сейчас Аня уже плохо помнит, кто был тогда с ней в этом пекле. Но связиста Витю Тимофеева, нашего незаменимого полкового капельмейстера «по совместительству», и начальника связи полка капитана Черткова видит, как сейчас. Какие это были добрые, верные и мужественные люди!

После боя гвардейцы, приняв сто положенных наркомовских граммов, спали. А девушки наши оплакивали погибших товарищей. Особенно тяжело пережили они гибель связиста Вани Котлярова, всеобщего любимца гвардейцев, своего рода полкового Василия Теркина.

Их было три друга — Витя Тимофеев, Ваня Котляров и Гриша Шапран, Все из Свердловска и все до войны работали в местном оперном театре. Они составляли костяк полковой художественной самодеятельности. Там, где появлялись три веселых друга, непременно звучал бодрый марш нашего полка:

А ну-ка начни, запевала, Походную песню про нас, Как в бой нас Москва снаряжала, Отцовский давала наказ…

А гвардейцы дружно подхватывали:

Всегда, везде со славою Мы смело в бой идем, Мы знамя гордо алое Гвардейское несем!

Продолжали уже все:

Мы Сталина любим родного И Родину любим свою! Гвардейцы из двадцать восьмого Не дрогнут в смертельном бою!

И вот под Псковом Вани Котлярова не стало. Разве можно было такое пережить без слез?

…Бои шли уже в Прибалтике, в районе города Выру. Наши дивизионы уехали вперед, благополучно переправившись на другой берег реки. Но одна машина, в которой приютилась и Катя, не успела проскочить. Началась бомбежка. Вражеские самолеты появлялись группами, как по расписанию, и молотили и поливали свинцом переправу. Так продолжалось до самого вечера. Со всех сторон доносились стоны и крики о помощи. Один снаряд угодил прямо в гущу наших солдат, чуть не на плечах перетаскивавших пушку. Жуткая картина! Не поймешь, где что. Железо, кровь, одежда — все перемешалось. Раненых было много. Каждого надо было перевязать, всем оказать медицинскую помощь. Как Катя справилась тогда со всем этим и осталась живой, опа и сама не знает. Этот страшный день показался ей вечностью.

Но были у Кати и ее боевых подруг и радостные дни. Когда мы освобождали новые города и села и Москва салютовала нам, когда кто-то из них получал добрую весточку из дома или на чьей-нибудь девичьей гимнастерке появлялась еще одна боевая награда, из девичьей землянки доносились задушевные песни…

Мы трогательно, по-братски любили своих боевых подруг и ревностно оберегали их от всех, кто хотел бы поиграть с ними в любовь. Но любовь была и настоящая. Наша Катя стала женой капитана Слободина, начальника штаба дивизиона. Но продолжала добросовестно выполнять обязанности бойца.

…В одном из боев тяжело ранило связиста Скрипни-ка. (Косило вашего брата связиста почем зря!) Он шел исправлять линию и напоролся на мину. Оторвало обе ноги. С группой бойцов его разыскала сержант медицинской службы Катя Слободина. Скрипник истекал кровью. Катя быстро остановила кровь, мастерски сделала перевязку. Грузного связиста на плащ-палатке доставили в ближайший медсанбат. Покурили, собрались уже возвращаться в полк, как из палатки медсанбата вышел военврач.

— Кто здесь будет Катя? — спросил он.

Катя насторожилась: «Не случилось ли что?»

— Я…

— Раненый просит вас не уходить, пока ему не сделают операцию.

У Ката сжало горло: это для нее была самая высокая награда за еще одну спасенную жизнь!

Где теперь этот Скрипник? Как сложилась его послевоенная судьба? Помнит ли он свою фронтовую сестренку Катюшу?

…Живет в Свердловске, трудится уже более четверти века в библиотеке Уральского политехнического института скромная, до самозабвения трудолюбивая женщина — ветеран партии, войны и труда Екатерина Григорьевна Слободина. Вечерами ждет домой сына. (Он у нее офицер Советской Армии, спортсмен.) А как только получит весточку от Ани Бабушкиной-Кузнецовой (теперь наша Аня живет в Орле), сразу звонит мне.