Евгений Щепетнов
Монах
Пролог
Андрей стоял и смотрел, как над младенцем заносят кривой вороненый нож. Верёвка больно врезалась в кисти рук, он попробовал шевельнуться, но чуть не упал — ноги тоже были плотно связаны.
Ребёнок заливался плачем, а толпа радостно ревела:
— Бей! Бей! Бей!
Крик ребёнка оборвался, и исчадье показал толпе окровавленные руки, потом провёл ими по своему лицу, оставляя кровавые полосы. Все ещё громче заревели: Саган! Саган! Саган! В толпе начали срывать с себя одежду, голые прихожане скакали возле алтаря Сагана и совершали неприличные действия.
Затем исчадье повернулся к монаху и сказал:
— Теперь твоя очередь отправиться к нашему Отцу! Ты будешь служить ему, ползать у его ног, вылизывать плевки, проклятый боголюб! Что, страшно, ничтожество? Ну где твой Светлый Бог, чего он тебя не защищает?
Глава 1
Утренний колокол, как всегда, прозвучал в пять утра. Андрей поднялся со своей узкой койки, не позволяя себе валяться ни секунды больше, чем положено, натянул рясу и поспешил в храм. Обычная утренняя молитва, потом Божественная литургия, и вот уже грядки с взошедшими огурцами.
Андрею нравилось это послушание в огороде, он выдёргивал стебли сорняков, пробивавшиеся из навоза, в котором торчали огуречные всходы, и думал: «Сколько я здесь? Три года? Да, сегодня будет уже три года. Вряд ли кто-то меня ищет — за эти годы сменились правительства, одних олигархов разогнали, появились другие…а я всё в этом монастыре. Однако юбилей!»
Он усмехнулся, потом посерьёзнел, худое, скуластое лицо обострилось, и его мысленному взору снова предстала картина: в прицеле винтовки лицо мужчины, мягкое нажатие на спусковой крючок…голова мужчины разлетается, и брызги крови заливают выбежавшую маленькую девочку, которая смотрит на мёртвого отца. Она страшно кричит — ему не слышно крика, только в прицеле видно, как широко разевается её маленький рот.
Он бросает свд и уходит с крыши. На душе у него погано, а на его счёте в банке прибавится сто тысяч долларов.
Ему нет оправдания, он знал это. Все двадцать лет жизни, из тех сорока трёх, что пока что отпустил ему Господь, он убивал и убивал людей.
Вначале — на войне, на которую попал молодым парнем из глухой деревни.
Ему нравилось в армии — если в деревне ему надо было много работать за грошовую зарплату, и, в конце концов, спиться и сдохнуть где-то под забором, как его отец, то в армии, надо было только исполнять приказы командиров, и умело убивать людей.
Да и людей ли? Они не были людьми — так, мишени, в прицеле винтовки. Ему было интересно — хлоп! И цель погасла. Как в тире. Подкрался к противнику, резанул ножом по горлу — труп.
Скоро он достиг большого умения в уничтожении врага, его заметили и послали на специальные курсы — курсы диверсантов. Учили владеть всеми видами оружия, управлять транспортом, уметь маскироваться и втираться в доверие — с одной целью — убивать.
Государству всегда были нужны умелые убийцы, во все времена. Вякнул что-то лишнее журналист — отрезать ему голову. Предприниматель поднял голову — срезать её. Политик мыслит неправильно, антинародно — сделать так, чтобы больше не мыслил совсем.
А ведь кроме этого есть и личные интересы — ведь столько людей мешают жить! Мешают зарабатывать… Андрей не помнил уже, как и в какой момент он стал не солдатом, а наёмным убийцей — наверное, с тех пор, когда ему начали платить за ликвидации.
В армии всё было проще — приказали — убил — выпил — лёг спать. Ну и вариации — пожрал, потрахался… Тут же было сложнее — в мирной жизни ликвидатора надо было ещё заинтересовать, чтобы работал лучше. И его заинтересовывали.
К сорока годам он обладал круглым счётом в банке, десятью ранениями — восемью лёгкими и двумя тяжёлыми и грузом воспоминаний.
У него не было ни семьи, ни друзей — он, при такой жизни не мог позволить себе завести семью, или сблизиться с кем-то настолько, чтобы он стал другом. Ведь дружба подразумевает отсутствие лжи, семья — какую-то стационарную точку для проживания, а это приводит к уязвимости, и как следствие — к гибели.
В конце концов, на нём накопился такой груз совершённых убийств, что кто-то наверху сказал — Хватит! Он зажился! Он знает слишком много! — и его попытались убрать.
О — нет! Они научили его слишком многому, чтобы он мог так просто позволить себя грохнуть. Он ушёл, уничтожив своих «чистильщиков» — вот только и жить, как прежде, он тоже не мог. Все ждали, что он, любитель хорошего вина, красивых женщин, кинется в бега за границу — благо у него были заграничные паспорта нескольких стран на разные имена — но Андрей, поразмыслив, поступил по-другому: он ушёл в монастырь. Да не в такой монастырь, где рядом были большие города, комфорт и сладка жизнь, а в настоящий монастырь — в тайге, далеко на севере, где монахи действительно думали о Боге, а не притворялись, думая, во время молитвы только о сладкой еде и удовольствиях.
Начал он с самых низов, послушником, а через два года дорос до инока. Теперь его звали Андреем.
Это не было тем именем, что дала ему мать в глухой пензенской деревеньке, имя Андрей пристало к нему так, как будто было всегда связано с его личностью.
Вначале, он не думал оставаться в монастыре так долго — мол, отсижусь, пережду, пока гроза не пронесётся над головой, а потом и вернусь в мир. Он не мог даже снять денег со счёта — его могли отследить, вычислить его передвижения.
Его денег хватило лишь для того, чтобы доехать до дальнего монастыря, и то — на попутках, так как вокзалы и аэропорты были для него закрыты. Убийцу, неожиданно легко приняли в монастырь — он представил какой-то поддельный паспорт — люди тут были просты и доверчивы, как и многие в глубинке, выделили келью, в которой он и жил уже три года.
Первое время, Андрей, посещал молитвы так, как выполнял что-то докучливое, но необходимое, как в армии — ну надо, так надо. Стой на коленях и повторяй молитву. Днём работай на послушании — копай, таскай, пили и руби.
И только вечером он оставался один, со своими мыслями, в строгой келье. Не было телевизора, не было интернета, не было книг — мозг оставался сам с собой, и начинал работать, перерабатывая всю информацию, что у него скопилась за годы.
То, чему Андрей не позволял вылезать на свет божий, начинало прорываться из-под поставленных им блоков — эти трупы, убийства, кровь. Он вертелся на постели, но мысли не оставляли его, перед глазами стояли сцены убийств, страшные картины, не оставляющие его ни днём, ни ночью. Он не мог исповедоваться — не решался. Во-первых: как отреагирует монашеская братия на появление в их рядах такого монстра, исчадья ада? Во-вторых: а если кто-то проговорится? Он боялся навлечь беду не только на себя — ведь могли зачистить и свидетелей, которые его видели, и которым он мог что-то рассказать о своих делах — на той же исповеди.
Он стал молиться. Он стал истово молиться, чтобы его прошлое не терзало душу, чтобы Бог простил его. Неожиданно для самого себя, он глубоко уверовал — видимо, что-то есть такое в этих монастырях, если такой закоренелый убийца, смог понять глубину своего падения…а может время пришло? Каждый человек, прожив долгую жизнь, начинает задумываться — а правильно ли он жил? И Андрей задумался….
Зазвенел колокол к обеду, Андрей разогнул усталую спину и пошёл к бочке с дождевой водой — тщательно отмыл испачканные в земле и травяном зелёном соке, руки, и побрёл в трапезную. После обеда будет недолгий отдых, опять работа на свежем воздухе, в пять часов вечернее богослужение, ужин, и снова в келью.
Как всегда перед сном, Андрей встал на колени и долго молился, не обращая на боль в коленях. Он просил у Бога освободить его от ночных кошмаров, терзающих его последние годы и простить за совершённые преступления. Но, видимо, этих молитв было недостаточно, так как каждую ночь его преследовали лица убитых им людей, он бежал, прятался от них, но они снова и снова появлялись. Во сне, кто-то его хватал, выталкивал навстречу тянущимся холодным рукам убитых им людей…и он просыпался в холодном поту, потом долго не могу уснуть, а иногда — не пытался заснуть, а становился снова на колени и молился до утра, повторяя и повторяя слова: «Прости мне, Господи, мои прегрешения!»
Прозвенел колокол ко сну, и Андрей дисциплинировано встал с колен, улёгся на узкую жёсткую койку, покрытую тонким ватным матрасом, накрылся колючим шерстяным одеялом и усилием воли попытался заснуть. Дисциплинированный, тренированный мозг отреагировал на посыл, и через пятнадцать минут он уже крепко спал.
Снилось ему, как будто он лежит на пригорке, обдуваемый тёплым весенним ветерком, вокруг чирикают и попискивают птички, щёку щекочет муравей, заползший на него с высокой сухой былинки. Андрей улыбнулся — хороший, приятный сон. Хоть не эти страшные кошмары…
Вдруг — он осознал — какой сон?? Он и правда лежит на пригорке! И его вправду обдувает ветерком! Андрей осмотрел себя — он в нижнем белье — белая полотняная рубаха, полотняные штаны, вместо трусов — так положено по монастырским канонам, и больше ничего нет!
Монах сел, оперевшись на руки и осмотрелся: вокруг стоял нетронутый лес — голубые ели, поляны, покрытые зелёной сочной травой и оранжевыми цветами — вроде как называются они «жарки» — почему-то вспомнилось ему. Жужжали пчёлы, и монах подумал: «Где-то тут пасека. Надо идти к людям, там и определюсь, куда забросил меня Господь. Интересно, а куда делся монастырь?»
Андрей сделал несколько шагов, скривился — ноги были босы, а современный человек давно отвык ходить босиком. Не хватало ещё проколоть подошву и получить заражение…
Подумал — снял рубаху и оторвал у неё рукава, засунул в них босые ноги, кое-как примотал оторванными от подола полосками ткани и сделал несколько неуверенных шагов — вроде нормально, теперь можно двигаться.
Осмотревшись — примерно определил — если и будет какой-то населённый пункт, то где-то ниже по реке — внизу быстро несла пенящиеся воды небольшая быстрая речка. Туда и следовало идти.
Через минут десять он доковылял до реки, всё время оглядываясь — было странно тихо для современного человека, настолько тихо, что собственное дыхание слышалось как громкий шум. Не было самолётов, не было никаких следов цивилизации.
Вдруг, ему показалось, что вниз по течению послышался крик петуха, а может ему показалось? Он принюхался — нет, явно пахнуло запахом дыма. Монах ободрился и зашагал по берегу реки, обходя коряги и упавшие, заросшие мхом стволы елей. Он прошёл около пятисот метров, когда впереди показались первые дома — рубленые из толстых брёвен, с крашеными наличниками и высокими козырьками над крыльцом. Возле домов никого не было — скорее всего, все работали на огородах — посмотрев — он действительно увидел на больших огородах сзади домов группки людей, ползающих по грядкам. Возле домов бегали ребятишки, замершие после его появления.
Он усмехнулся — и правда — дикое зрелище: сорокалетний худой высокий мужик, в нижнем белье с оторванными рукавами, из рубахи торчат голые жилистые руки, перевитые крупными венами — он как-то на спор ломал, разгибая, старую подкову, найденную в одной из горных деревень Кавказа.
Андрей махнул ребятишкам рукой и сказал:
— Эй, огольцы, где тут у вас телефон? Может у вас есть? Дайте позвонить, я недолго!
Он решил позвонить в монастырь — номер настоятеля отца Павла он знал наизусть — память у бывшего убийцы была феноменальная, притом — его специально тренировали запоминать — нужное умение для диверсанта.
Ребятишки странно посмотрели на него, потом один что-то сказал — на непонятном языке — вроде и русский, слова похожи, но понять, что он говорит, было невозможно.
Андрей пожал плечами, и пошёл дальше, раздумывая про себя: «Куда меня забросило? Или забросили? Опоили, что ли? То ли Сербия, то ли западная Украина — язык вроде славянский какой-то, но не русский, это точно. Ладно — вон, церковь видать, пойду, спрошу у местного священника, объясню ситуацию».
Солнечные лучи весело играли на золотых куполах небольшой церкви, кресты сверкали на солнце, успокаивая душу. Андрей весело шагал к зданию, вот только почему-то на душе было неспокойно. Он не мог понять — что же его раздражает в этой церкви, что-то непонятное не нравится ему в ней, но усилием воли он заставил себя успокоиться и к храму подошёл расслабленным благостным.
Поднявшись по ступенькам, он вошёл в церковь, перешагнул порог и привычно, с поклоном перекрестился. В церкви шла служба, священник — почему-то я ярко красном одеянии с темными полосами, распевал какие-то гимны, в которых всё время повторялось: Саган! Саган!
Он заметил вошедшего и перекрестившегося монаха, осёкся на полуслове, стих и небольшой хор певчих, и все, вытаращив глаза, уставились на Андрея. Он удивился — чего так таращиться-то, ну да — в нижнем белье — ну, звиняйте! Так свой же, православный, в нижнем белье, что ли, не видали?
Он ещё раз перекрестился на большую икону, и вдруг, в его глаза бросилось…о ужас! Вместо Христа, на иконе была изображена мерзкая рогатая рожа — Сатана!
Андрей присмотрелся — крест за алтарём был перевёрнут вверх ногами. Теперь ему было ясно, что же так обеспокоило при подходе к церкви — кресты на куполах были перевернуты вверх ногами! «И как это мне сразу не бросилось-то в глаза, просто, похоже, я мог поверить, мозг отказывался это воспринять, ведь ТАКОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!»
«Священник» с амвона указал на него рукой и крикнул что-то типа — «Стоять! Не двигаться!» — но Андрей сплюнул на пол от омерзения, повернулся и пошёл прочь — надо было выбираться из этого вертепа.
Он с отчаянием подумал: «Да куда же я попал, мать их за ногу? Что за сатанинский посёлок? Сваливать отсюда надо, пока не взяли за задницу! Чую, тут пахнет жареным! А если сейчас не пахнет — то может и запахнуть…только вот как-то не хочется, чтобы это был запах меня, жареного на вертеле…»
Он вспомнил глаза этого «священника» — у того как будто даже челюсть отвалилась, от неподчинения монаха, так, как будто он увидел морского змея.
Андрей быстро зашагал дальше, по деревне, и не видел, как из дверей «церкви» вылетела толпа прихожан, вооружённая ножами и палками. Только когда они были уже рядом, и стало слышно их пыхтение и топот, Андрей обернулся и увидел своих преследователей.
На первый взгляд, они ничем не отличались от обычных прихожан церкви, и на второй взгляд тоже, вот только не было у них никакой благости, а в руках добрые прихожане держали здоровенные ножи, пригодные, чтобы нашинковать не только капустку, но ещё и заблудившегося христианина.
— Что вам надо? — спокойно спросил он, надеясь всё-таки закончить миром — я сейчас уйду, и никому не будет неприятностей. Стойте на месте!
Позади толпы, пыхтящей, и обливающейся потом, появился псевдосвященник. Он повелительно повёл рукой, и толпа расступилась. «Священник» начал что-то говорить на «сербском» языке, монах не понял что в точности, что тот говорил — что-то вроде о святотатстве, что ли. Он показывал на Андрея рукой, а потом встал в позу, поднял руки над головой, затрясся, закатив глаза, указал на монаха и прокричал несколько слов из которых монах узнал только «Саган! Саган!».
Все с любопытством замерли, как будто ожидали, что сейчас монаха разразит громом, или он упадёт мёртвым. Ничего не случилось, Андрей пожал плечами и сказал:
— Шли бы вы отсюда, нехристи грёбаные — и перекрестил толпу и священника, благословляя их к походу. Это подействовало на них, как будто он облил их дерьмом, или помочился на толпу — они отшатнулись, их лица искривились от отвращения, а «священник» яростно провизжал что-то и указал на супостата.
Тут же, пассивность толпы сменилась яростным порывом, и вооружённые «мачете» отморозки навалились на Андрея всей толпой. Если бы это были молодые, тренированные ребята — тут бы ему и конец. Спасало то, что это были неспортивные и неуклюжие крестьяне, больше привыкшие махать косой и метлой, чем клинками, а потому Андрей легко ушёл от размашистых косых ударов, перенаправив их в соседей — двое тут же упали, покалеченные своими же соратниками. Один упал от пушечного хлёсткого удара в сердце — хотя Андрей и давно не тренировался в рукопашном бое, но умения никуда не делись, а тяжёлый физический труд на свежем воздухе и здоровое нежирное питание не привели к тому, что он лишился спортивной формы.
Ещё один, упал как кегля, ещё…руки, ножи, мелькали перед глазами, как лопасти вентилятора, спину ожёг удар палкой — гадёныш подкрался сбоку, и всё-таки достал его — перехватив палку, монах вырубил негодяя.
На земле лежало уже десять человек, когда Андрей заметил бегущих к ним человек двадцать, с вилами и дрекольями, и понял — теперь только ноги спасут. Последними двумя ударами он сбил двух оставшихся сатанистов, прикинул — вроде успевает — шагнул к одному, лежащему на земле и стащил хромовые сапоги. Этот тип был примерно одного с ним роста — около ста восьмидесяти сантиметров, и размер ноги, по прикидкам, должен был быть таким же, как у монаха. Ещё десять секунды на вытрясание придурка из толстой стёганой куртки, и вот монах бежит со всех ног вдоль улицы, спасаясь от разъярённых крестьян.
«Слава Богу, что я в форме и не гнушался тяжёлыми работами» — подумал он, лёгкими стелющимися прыжками удаляясь от толпы — «Пульс в норме, даже не запыхался — есть ещё порох в пороховницах! Ну ладно — пороха нет, так есть теперь тесак!» Андрей взвесил в ладони этот «хлеборез», осмотрел его на ходу — тесак как тесак, кованый в кузне, не фабричного производства. Так что сказать, где он был сделан — невозможно. То есть — страну определить нельзя.
Он бежал всё дальше и дальше по просёлочной дороге, пока не заметил километрах в пяти от села тропинку, уводящую в лес. Предположив, что это тропа к какому-то зимовью, или шалашу косарей, Андрей свернул на неё, опасаясь погони на лошадях. Он всю дорогу так и бежал почти босиком, в импровизированных башмаках из рукавов рубахи.
Присев на пенёк, Андрей прикинул по ноге сапоги, снял истёртые «башмаки» и натянул трофейную обувь. Потопал ногой — слава Богу! — впору. Накинул на плечи куртку, снятую с нокаутированного — а может мёртвого — сатаниста, и пошёл вперёд.
Тропа закончилась через метров пятьсот, поляной, за которой просматривалось цветущее поле — похоже гречишное. На поляне стояли несколько десятков ульев, мало отличающихся от тех, что монах видел в монастыре. За ними виднелся небольшой деревянный домишко, имевший вполне мирный вид, ничем не напоминающий о тех событиях, что случились часом раньше в селе. Несмотря на это, Андрей шёл к домику, зажав в руке нож и будучи настороже — может и здесь логово сатанистов? Кто знает, что происходит в этой стране…эдак и бабы-яги дождёшься — ничуть не более удивительно, чем церковь сатаны!
Как будто отвечая его мыслям, из дверей вышла натуральная баба-яга, сморщенная, как печёное яблоко, с тёмным морщинистым лицом и тонкими руками, покрытыми пигментными пятнами.
Андрей подумал: «Сколько же тебе лет, старая? И ты, что ли, сатанизмом пробавляешься?»
Баба-яга поманила его рукой, сказала что-то, видимо предложила заходить. Он вошёл в полутёмные сени, шагнул в избу, и опять, увидев в красном углу закрытые занавеской образа, совершенно не думая, на автомате, широко перекрестился на них.
Бабка вздрогнула, закрыла рот рукой, схватилась за сердце, потом погрозила ему пальцем и что-то сказала. Оглянулась, задвинула занавески на окнах, и только потом раздвинула покровы в красном углу.
Андрей, с облегчением увидел образ Бога — немного отличающигося от тех, которые он видел раньше, в своей жизни, но вполне узнаваемые и родные. Он ещё раз перекрестился на них, и поклонился иконам.
Бабка подошла к нему, наклонила его голову и поцеловала в лоб. По её щекам катились слёзы, она что-то прошептала, потом указала ему на стул. Сама тоже села, напротив, за столом и стала что-то спрашивать, настойчиво повторяя и указывая на куртку. Монах развёл руками — не понимаю, мол. Старуха досадливо махнула не него рукой, потом обратила внимание на его руку, на которой красовался здоровенный синяк — видимо кто-то в свалке всё-таки зацепил палкой, а он и не заметил. Он захлопотала, побежала к русской печи, достала оттуда чугунок, пододвинула из-за занавески деревянное корытце, налила туда воды и стала промывать Андрею его ссадины и царапины. Потом заставила снять рубаху и осмотрела, что-то сердито приговаривая. Наконец, все царапины были промыты, старуха внимательно осмотрела его, бесцеремонно поворачивая вправо-влево, с интересом коснулась шрамов — два были пулевые, от них остались небольшие звёздчатые пятнышки, три ножевые — тоже не спутаешь ни с чем…провела по ним пальцем и опять что-то спросила, покачивая укоризненно головой.
Неожиданно она насторожилась и выглянула в щель между занавеской и рамой, поманила монаха пальцем — смотри, мол! Он нахмурился — по тропе, метрах в двухстах от них, спешили, на лошадях, вооружённые, уже саблями и копьями (почему копьями?! — удивился Андрей — из музея попёрли, что ли?) — давешние его обидчики. Бабка показала на него пальцем, типа — ты? Тебя ищут? Он кивнул головой и оглянулся — куда бы спрятаться. Старуха подхватилась, вытащила откуда-то иконы, на которых он заметил изображение Нечистого, с отвращением плюнула на них, перекрестилась на образа Бога и прикрыла их богомерзкой доской. Задвинула занавеску икон, схватила его за руку и поволокла из дома, как трактор, с неожиданной для такой сморщенной бабки силой.
Возле дома была длинная, накрытая соломой землянка — видимо в ней зимой держали пчёл, он так и назывался — пчельник, старуха открыла его дверь и толкнула Андрея внутрь — иди! Затем показала ему — прикройся там, мол, и сиди! Потом захлопнула дверь и исчезла, дробно топая ногами по тропинке.
Андрей усмехнулся — шустрая старушенция — интересно, сколько ей лет? Осмотрелся в темноте — глаза уже немного привыкли, а из дверных щелей просачивались небольшие лучики света — и присел в дальнем углу, навалив на себя какую-то пыльную рогожу и обломки ульев. Было неприятно, за шиворот сыпалась пыль и мышиное дерьмо, но — «Лучше быть в дерьме, но живым — подумал он. В первый раз, что ли? И в сортире, в выгребной яме приходилось отсиживаться, по сравнению с тем случаем, этот — просто курорт».
Дверь в зимник распахнулась, послышались голоса, стало светло, затем — свет замелькал, как будто в дверном проёме кто-то стоял, и наклонившись, пытался рассмотреть содержимое землянки. Затем — дверь опять захлопнулась и вновь стало темно.
Андрей перевёл дух и выпустил из руки рукоять ножа, которую сжимал так, что рука побелела от напряжения. Он усмехнулся — отвык как-то от таких стрессов, спокойная и размеренная жизнь монастыря расслабила, пора уж снова превращаться в убийцу…вот только пора ли? Ему стало тошно. И захотелось, чтобы всё это безумие стало кошмарным сном, и он снова бы проснулся в своей маленькой полутёмной каменной келье.
Сколько прошло времени — он не знал, по ощущениям внутренних часов — минут двадцать, или чуть больше. Дверь снова распахнулась и раздался голос старухи. Она что-то сказала, только он этого не понял, и на всякий случай продолжал сидеть под рогожей и мусором.
Бабка кряхтя прошла вниз, сдёрнула с него рогожу и показала — пошли, мол. Андрей облегчённо стряхнул с себя мусор и зашагал за ней.
Солнце, уже склоняющееся к горизонту, ослепило его яркими лучами — после тёмного подвала он никак не мог проморгаться и глаза заслезились. Пока протирал, рядом образовался старик, такой же древний, как и старуха, спрятавшая его в зимник. Он что-то резко спросил у старухи, и покачал головой. Она ответила, махнула на него рукой и показала Андрею — пошли к колодцу, мыться надо — и показала на паутину и мусор, которые сняла с его головы.
Вот так начал свою жизнь в новом мире бывший убийца, потом монах, потом неизвестно кто — Андрей Бесфамильный. Бесфамильный — он всегда усмехался — читая это у себя в паспорте — какой-то идиот из Управления, не придумал ничего лучшего, как дать такую фамилию человеку с фальшивой родословной, фальшивым именем и фальшивой жизнью. Может быть он считал, по своей глупости, что такая фамилия будет меньше привлекать внимания? А может, наоборот, ему претил этот конвейер убийств и он хотел привлечь внимание к этому человеку? В любом случае — Андрей никогда не использовал документы с такой дурацкой фамилией, и вот поди ж ты — она всплыла в его памяти, как родная.
Уже месяц он жил у старика со старухой. К ним редко заходили посетители — сезон мёда только начался, за продуктами они ходили в лавку сами, а если редкий посетитель появлялся — Андрей прятался по кустам, или в пчельник. Он понимал, что долго это продолжаться не может, и нельзя подвергать стариков опасности — если его тут увидят, найдут, то не миновать расправы: мало того, что он осквернил храма Сагана, перекрестившись и плюнув в его иконы, в знак презрения, так ещё и убил двух уважаемых прихожан. Бесполезно говорить — что убит, напрямую, лично им, только один — второй пал от рук своего подельника, когда монах увернулся от тесака — всё равно это результат его действий.
Во все окрестные деревни были разосланы ориентировки — высокий, худощавый мужчина с длинными волосами, связанными в хвост сзади, бородатый, брюнет с проседью.
На всякий случай Евдокия побрила ему голову налысо, а бороду он теперь брил каждый день. Ему подобрали из гардероба Пахома старые вещи, крепкие, почти не надёванные (они сказали), и теперь не было необходимости сверкать нижним бельём.
За это время он узнал всё, что можно было узнать об этом мире от стариков, проживших в деревне Лыськово всю свою жизнь. Начал он, конечно, с языка. Через неделю, Андрей, вполне спокойно изъяснялся на славском языке. Язык чем-то напоминал старославянский — может он и был таким — не зря ему показалось, что похоже на сербский язык, вот только тот был более современен, а потому его было легче понять. Много было и неизвестных слов — возможно, что эти слова позже были утеряны человечеством. Вернее — то, что они обозначали, стали обозначать другими словами, и даже значение многих слов исчезло, сменилось, некоторые вполне произносимые слова, стали в будущем даже ругательствами… Сложнее было с алфавитом — эти каракульки, букашки, вместо привычных букв, приводили Андрея в замешательство. Но, через три недели, он уже мог, с трудом правда, читать молитвенник. Что ещё можно было добиться от старика со старушкой? Они сами-то были полуграмотны…
Теперь, после того как Андрей овладел языком, он мог уже расспросить — что же тут такое происходит, в самом-то деле, почему вера в бога преследуется, как на Земле преследуется сатанизм, и даже гораздо хуже, и где, в каком мире, он вообще находится?
После долгих расспросов и уточнений, он смог сложить кое-какую картину: это была, вроде и Земля, но Земля, как будто застывшая в раннем средневековье, отставшая от его Земли на сотни, а может и на тысячи лет. Впрочем — даже не так. Она не отстала, она стала развиваться в другую сторону. Прогресс просто остановился, не одобрялись никакие нововведения, никакие новые технологии — только то, что было в момент…в момент — чего? Что произошло в определённый момент, какое событие, после которого цивилизация застыла?
Он решил оставить это на потом — старики всё равно не могли сказать ничего вразумительного. Его интересовал главный вопрос: как так оказалось что по стране стоят церкви сатаны?
Выяснилось: много лет назад, старики и не знали сколько лет назад, появились исчадья. Это были избранные тёмной силой люди, которые владели способностью воздействовать на людей — они могли убивать словом, превращать людей в бессловесных рабов. Никто им не мог противостоять. Те, кто не хотел принимать веру в чёрного бога, или уходили в леса, или убивались исчадьями, приносились в жертву. Церкви Светлого Бога захватывались, священники уничтожались — для исчадий не было лучшей жертвы, чем использовать в виде неё служителя Светлого, они говорили, что это особенно угодно Сагану.
Был ли Саган тем самым сатаной, какого привыкли представлять современники Андрея? Он этого не знал. Самое главное было то, что всё, что было свято и правильно для людей его мира, здесь подвергалось поруганию. Вместо святости храма — в нём проводились богохульные, и часто кровавые службы, на которых приносились в жертву люди, и очень часто — дети. Люди продавали своих детей, чтобы их приносили в жертву и радостно наблюдали, как их убивают на алтаре, восхваляя Сагана.
Поклоняющие Светлому Богу остались, но они глубоко законспирировались, образа Бога передавались из поколения в поколение, вместе с верой, и их, верующих становилось всё меньше и меньше.
Где-то, в тесных общинах, где все на виду, жить без того, чтобы не участвовать в оргиях сатанистов, было невозможно — Андрей даже подумал, что эти деревеньки надо вообще сносить, настолько они были пропитаны духом Нечистого, в городах положение было полегче — трудно уследить — ходит человек на моления, или нет. Поэтому дух вольнолюбия, и дух христианства там сохранился больше, хотя и выжигался калёным железом.
Худшее, что услышал Андрей — сатанизм стал государственной религией. Он поддерживался власть имущими, насаждался ими, все богатые люди были или исчадьями, или же истово им служили. Очень выгодно для богатых: проповедовался культ силы — если ты сильный, если ты могущественный — ты можешь делать всё, что угодно, всё — если это не входит в противоречие с интересами Сагана и его прислужников. Законы были, да. Но все законы были направлены на то, чтобы сатанистам легче было управлять людьми — бедные и слабые, были, суть, кормушкой для богатых.
Конечно, были ограничения — соблюдалась видимость законов, бедный, обиженный богатым мог обратиться за праведным судом к власти, но как-то всегда выходило так, что бедный был виноват. И он прощался с имуществом, а то и с жизнью. Для этого всегда находился повод — вдруг, кто-то видел, что этот человек плевался на храм Сагана, или вёл хулительные разговоры по-пьянке…результат был всегда один — «преступник» заканчивал жизнь на жертвенном алтаре. Поощрялись наркотики, пьянство, разврат — растленным народом легче управлять, и легче его сдержать в узде.
Как-то ночью он долго думал над тем, почему он тут оказался, и версии у него были разные. Первое, что пришло в голову — может его сослали сюда, как в ад? За все его прегрешения…
А может это испытание? Сможет ли он в этом аду выдержать, и остаться человеком, христианином?
Может его задача умереть, сделаться мучеником, чтобы потом попасть в рай? Но он не хотел пока что умирать, не собирался…по крайней мере без того, чтобы не забрать с собой кучу врагов. Он уже пожил в собственном аду, и не сдался, не дал себя убить, почему тут он должен сдаться?
И главная версия, которую он никак не хотел допускать в свою голову: он послан, чтобы изменить этот мир, чтобы противостоять сатане, чтобы уничтожить сатану.
Ему становилось смешно — ну как, как он может это сделать? Один, против всего мира Зла, без пушек и пулемётов, без каких-то умений, против исчадий, которые могли убить просто словом — «умри!» — и человек падал замертво. Что он мог сделать?
Кстати сказать, вот эта «экстрасенсорика» исчадий его сильно заинтересовала, а ещё больше, тот факт, что он до сих пор жив. Ведь «священник»-исчадье точно пытался воздействовать на него своей злой силой, но для него это было как осенний ветерок — только холод по коже, и всё. Может быть, до тех пор, пока он верит в Бога, он защищён против исчадий? Господь дал ему способности, каких нет ни у одного из обитателей этого мира? Может быть и так. По крайней мере — ему хотелось в это верить.
Через месяц, он засобирался уходить. Нельзя было подставлять старика о старухой — они были хорошими людьми. И их гибель легла бы тяжким грузом на его душу. Он так нарисовался тут, в Лыськово, что каждый встречный тут же узнал бы его и сдал исчадьям. А уж их точно заинтересовало бы — что за человек такой попался им навстречу, почему это на него не действует злое колдовство, и не будет ли Сагану угодно принести в жертву такого интересного человека.
Он мог затеряться только в большом городе. И такой город был не очень далеко: в ста километрах от Лыськово, назывался он Нарск. По словам стариков, в нём людей было видимо-невидимо, после долгих расчетов и расспросов, он с удивлением узнал, что в нём было не менее ста тысяч человек, а может и больше. Всё-таки это было не совсем средневековье — тогда столько людей не жило по миру. Из Нарска ходили караваны по всему материку, торговали всем, чем угодно, в том числе и рабами.
Рабство тут было в порядке вещей — кстати сказать — те люди, которых он видел в огородах, когда только появился в этом мире, были рабами. Это его не удивило — если уж наркотики в ранге положенности, то уж рабство само напрашивалось, как закон жизни. На Кавказе он не раз освобождал рабов, работавших на богатых хозяев — могут захватить и удержать — так почему и не держать рабов — было принципом рабовладельцев. Обычно он взрывал такой дом, бросив туда несколько гранат…
Итак, как-то ночью, он вышел из дома гостеприимных стариков, поклонившись им, и обняв их на прощанье.
Евдокия всплакнула, перекрестила его, а Пахом крепко обнял и сказал:
— Держись. Не дай исчадьям себя убить. Зря, что ли, мы старались, прятали тебя? Нас, боголюбов, осталось мало, береги себя. Иди, с Богом!
Он помахал им на прощанье и двинулся в путь. Идти Андрей решил ночами, чтобы не привлекать к себе внимание. На дорогу у него было два каравая хлеба, кусок сыра, кусок копчёного мяса, кресало, чтобы разжигать костры, тыквенная фляга и тот самый тесак, который отобрал у сатанистов. По времени путь должен был занять три ночи — по крайней мере, так он надеялся.
Ночи было прохладные, и Андрей спасался быстрой ходьбой, а также курткой, которую снял у убитого им сельчанина.
Утром он становился на отдых, где-нибудь подальше от тракта и спал, лёжа под нижними широкими ветками елей, на толстой подушке из иголок.
Как-то, закутавшись в куртку и засыпая, он подумал: «А может действительно, это мне наказание такое? Может, Господь говорит — отправляйся к себе подобным! Всю жизнь ты служил Сатане, вот тут тебе и место, а не в монастыре!» От этих мыслей ему стало грустно и одиноко. Не радовали ни шелест деревьев, ни пение птиц, ни тёплое прикосновение солнечных лучей к коже. Неприятно и горько чувствовать себя никому не нужным человеком, от которого отвернулся даже Бог…
На третий день, он попал в беду. На него набрели охотники за рабами.
Он уже знал, что таких в этом мире хватало — они объединялись в шайки по нескольку человек и искали себе добычу на пустынных дорогах — выискивали одиноких путников, хватали их, а потом продавали в рабство на рынках городов. Старики особо его предупреждали по поводу такой беды, и всё-таки он не смог избежать неприятностей.
Произошло это чисто случайно — видимо они шли из леса, после ночёвки, и наткнулись на него, лежащего под ёлкой.
Андрей успел проснуться, когда они подошли, но это уже не имело значения — он не успел скрыться незаметно. И теперь мог только бежать, или драться. Монах ещё не определил для себя — что он будет делать.
Ловцов людей было четверо. Это были здоровенные, сытые мужики, вооружённые огромными тесаками — те служили в этом мире и плотницкими топорами, и оружием, и ножами для повседневных нужд. Кроме того, и охотников за рабами быласеть, набрасываемая на жертву.
Набросить на него сеть они не могли, так как Андрей лежал по елью — мешали ветки, но и шанса убежать работорговцы давать ему не собирались — обступив ель со всех сторон.
— Эй, ты, вылезай оттуда! — усмешливо сказал рыжий здоровенный мужик лет сорока — всё равно же достанем! Попался, так попался! Теперь ты наш. Если сразу не вылезешь — будут неприятности, калечить не покалечим — всё-таки ты товар, но больно будет, это точно. Слышишь, что ли? Давай, говорю, вылезай!
— Щас вылезу…только дайте с духом собраться — ответил угрюмо Андрей — а может кого-нибудь ещё поищете? Как-то не хочется мне с вами дело иметь!
Разбойники заржали:
— Ну, насмешил! Смешной какой раб! Может его шутом сделать? Отрежем ему уши, рот разрежем, татуировки сделаем — и продадим богатым — они любят весёлых шутов! А что, Антип, правда — может, отвести его к татуировщику, он его украсит, больше денег возьмём?
Андрей прервал их весёлые рассуждения о том, как на него нанесут аэрографию, дабы он выглядел более презентабельным при продаже, и выкатился из-под ели, держа в руке нож-тесак.
Конечно, с теми мачете, что висели на поясах у бандитов, его железка сравниться не могла — короче чуть не в два раза и тоньше, но их мачете висели на поясах, а его нож был у него уже в руке.
Первым движением монах резанул отточенным лезвием по внутренней поверхности бедра рыжего предводителя — просто тот оказался ближе к нему, обратным движением подрезал подколенные сухожилия у второго.
На ногах осталось двое. Один из них, державший сеть, ловко кинул её на катающегося по земле монаха так, что тот едва увернулся — если бы его накрыло, участь Андрея точно была бы предрешена.
Андрей вскочил на ноги, автоматически перебросил нож из руки в руку, и побежал на оставшихся двух бандитов, страшно крича и вращая глазами — чтобы устрашить и внести смятение в их души.
Тот, что был с сетью, видимо, являлся бывалым бойцом и не отреагировал на его психическую атаку, а вот второй — подался назад, зацепился ногой за лежащее бревно и чуть не упал, потеряв равновесие. Андрей воспользовался этим и длинным выпадом воткнул ему нож в бок, сразу отпрянув и встав в боевую стойку.
Бандит с сетью посмотрел на стонущих, порезанных соратников, на убитого, и спокойно-миролюбиво сказал:
— Ну всё, всё, давай разойдёмся. Вижу, мы выбрали не тут цель. По тебе же не скажешь, что ты воин, думали — бродяга какой-то. Давай не будем доводить дело до конца, а?
— Я бы не доводил, но понимаешь, какое дело — я ненавижу рабовладельцев.
Ещё не закончив фразу, Андрей сделал выпад и ткнул клинком в лицо бандита, тот не ожидал такой прыти, выронил тесак и зажал лицо руками — из-под его ладоней обильно потекла кровь, собираясь ручейком на подбородке и капая на землю. Андрей сделал ещё выпад и бандит упал с распоротой шеей.
Подобрал бандитский тесак и пошёл к лежащим на земле подрезанным бандюкам. Опытным глазом определил: «Этот уже покойник, вон, сколько крови вылилось — наверное бедренную артерию рассёк. А этот…этот остался бы хромым…если бы я позволил» Он коротким движением рассёк череп скулящего и ползающего по земле бандита, тот задёргался в судорогах и умер.
Андрей присел рядом с трупами, прислонившись спиной к одинокой берёзе, приблудившейся в этом еловом лесу и задумался: «Что, неужели я возвращаюсь к временам, когда я был хладнокровным убийцей? Мне это понравилось, то, что я убил этих идиотов? Вроде — нет. Хотя, определённое чувство удовлетворения у меня есть. Они служили сатане, пусть, может быть не осознанно, но служили, а потому — я сделал всё правильно. Правильно? Да, правильно. Я освободил мир хоть от небольшого количества скверны. И что теперь? Я так и буду освобождать мир от скверны? Путём убийства? А почему нет? Выжигать скверну калёным железом, искоренять сатанизм, и его пособников — разве это плохая дорога?»
Андрею после таких мыслей сразу стало легче — «Всё-таки какой-то путь нарисовывается, какой-то смысл жизни, кроме того, что эту самую жизнь надо тупо сохранить. А почему тупо? Умно сохранить. И нанести воинству Сатаны как можно больше вреда».
Он осмотрел трупы — выбрал подходящего по росту бандита, снял с него штаны, рубаху, куртку — они были гораздо более приличные, чем у него, он был одет действительно, как бродяга, в обноски старика, слишком ему короткие. Сапоги оставил — сапоги у него были хорошие, с зажиточного Лыськовца. Обшарил трупы — нашёл несколько серебряных монет, медяки, а у рыжего даже два золотых. Это его очень обрадовало — хотя Андрей и обходил все населённые пункты по широкой дуге, не заходя в них, но, в конце концов, он придёт в город, а там первое время надо будет питаться, где-то ночевать, найти какую-то работу. А хоть он и монах, но питаться молитвами ещё не научился.
Собрав в свёрток окровавленную одежду, Андрей пошёл искать речку — впрочем — чего было её искать, когда она шла вдоль горы, возле тракта, внизу. Подождав, когда проедут две подводы с мешками — наверное мука или зерно — монах рысцой пересёк тракт и спустился за обрыв, где его не было видно с дороги.
Выполоскав и отстирав пятна крови — благо, что она не успела как следует свернуться, и потому сделать это было несложно, Андрей отжал шмотки, опять собрал их в свёрток и оглядываясь по сторонам снова поднялся в лес, из которого вышел. Отойдя километров десять от места боя, он разложил мокрую одежду на солнцепёке, а сам, облегчённо завалился спать, забравшись в густой колючий кустарник — что-то вроде терновника. Теперь подобраться к нему было непросто. Уже когда он засыпал, в голову ему стукнула мысль — какого чёрта он не обшарил окрестности вокруг места драки — они ведь, скорее всего, были на лошадях! Вот что значит человек двадцать первого века, даже в голову не придёт, что тут, в лесу, может быть спрятан какой-то транспорт, машина-то туда не пройдёт, а то, что тут ездят на конях, и в голову не приходило.
Он встрепенулся — пойти сейчас туда, что ли? Потом задумался — а если кто-то нашёл трупы, а вдруг там какие-то люди, вдруг на кого-то нарвусь…зачем мне это? Езжу на лошади я фигово…да чёрт с ними, с этими лошадьми! Раньше надо было думать. С тем он и уснул.
Проснувшись под вечер и выбравшись из своего тернового куста, Андрей первым делом ощупал выложенную для просушки одежду — она была сухая и чистая, теперь можно было, не обладая особой брезгливостью, натянуть её на себя, что он и сделал, оставив стариковские обноски для мышей. Поднявшись на ноги, монах посмотрел на солнце, уже касающееся горизонта, на тихий лес, и зашагал по дороге. Сегодня он рассчитывал дойти до города, переночевать, опять, в лесу, а утром, когда откроются ворота, войти в город.
Выглядел он уже более-менее прилично, от Лыськово, где его разыскивали, отошёл довольно далеко, так что, опасаться ему, особо, было нечего.
Глава 2
У ворот города Андрей был перед рассветом.
Он мог бы зайти в город, но что ему было делать ранним утром на пустынных улицах, когда все ещё спят, а магазины и лавки закрыты? Он должен найти работу, какую — ещё не знал. Что он умел лучше всего? Хммм…полоть сорняки на огуречной грядке. Носить воду и рубить дрова. Драться и убивать людей.
«Невелик выбор!» — усмехнулся он — «Или грязная, тупая работа, или возврат к своему чёрному прошлому. Вот только наёмным убийцей я больше не буду. А кем тогда? Ну, можно пойти в армию…есть же у них армия, в самом деле? Видимо есть. А если тебя пошлют собирать людей для принесения их в жертву на алтаре сатаны, пойдёшь? Взбунтуешься? Тут тебе и конец. Кстати — а кто возьмёт в армию-то, я же не умею фехтовать на мечах или саблях. Идти в рекруты, с молодыми парнями…стрёмно как- то. А СВД мне вряд ли выдадут, калашников, тоже. В телохранители податься? А кто меня возьмёт телохранителем — я же Нет Никто, и звать меня — Никак. Кто это доверит свою жизнь неизвестному мужику? Ладно. Там видно будет. Пока что надо переждать несколько часов, до тех пор пока город проснётся»
Андрей зашагал к ближайшему лесу, на вид не сильно загаженному.
Впрочем, оказалось — это впечатление было обманчиво — он долго искал чистый участок, не запакощенный мусором — как всегда и везде, горожане мало заботились о чистоте своих предместий и выкидывали мусор где попало.
Обозлившись, он выматерился и решил всё-таки пойти переночевать где-то на постоялом дворе. Денег у него было мало, но не валяться же в строительном мусоре, собачьем дерьме и лошадиных яблоках?
Постоялый двор он обнаружил недалеко от входа в город. Смысл его расположения тут был в том, что купец или просто приезжий, не успевший попасть в город засветло, мог переночевать здесь за небольшие деньги.
Впрочем — это им казалось, что небольшие, но он отказался снять комнату на несколько часов за два серебряника.
После недолгой торговли, ему было предложено спать в конюшне, на сеновале, за три медяка. Делать было нечего, дорого, конечно, но скоро он уже лежал на втором этаже огромной конюшни, подложив себе под голову охапку сена.
Внизу сопели и топали лошади, пахло конским потом и навозом, и запах этот почему-то показался ему таким уютным и успокаивающим, как будто он был в родном доме. Огромные животные переступали копытами, всхрапывали во сне, скоро и он уснул, утомившись за время ночной многокилометровой прогулки.
Проспал монах часов пять, затем резко, как по команде, вскочил, отряхнулся и пошёл к лесенке, ведущей вниз.
У постоялого двора уже кипела жизнь — суетились мальчишки, таскающие воду лошадям и на кухню, запрягали лошадей запоздавшие купцы, проспавшие ранний выезд и теперь покрикивающие на конюших.
Андрей, не обращая внимания на суету, направился к воротам города.
Стотысячный город был окружён мощной крепостной стеной, построенной, скорее всего, очень давно.
Ещё ночью монах заметил, что ворота крепости не закрывались ни в какое время суток — тогда эта информация не очень его удивила, может он просто устал, чтобы об этом думать и хотел спать, теперь же Андрей вспомнил этот факт.
По всем имеющимся сведениям, из исторических источников, или книг, он знал, что на ночь крепости обычно закрывали ворота, с тем, чтобы открыть их в определённое время утром, пропуская всех за пошлину. Тут он и пошлины никакой не заметил — все проходили свободно, не оставляя стражникам никаких денег.
Вот только смотрели они на каждого входящего и выходящего очень внимательно, ни один из тех, кто входил в город, или выходил из него, не оставался без внимания. Андрей решил для себя, что эти ворота были чем-то вроде КПП, служащие для того, чтобы фильтровать поток людей. Он взял себе это на заметку — пройти через КПП незаметно было практически невозможно.
Он миновал стражников беспрепятственно, наряд охраны ощупал его внимательными взглядами, но его заурядная внешность не вызвала никаких вопросов. Его волосы отросли, трёхдневная борода ничуть не отличалась от таких же бород каких-нибудь возчиков или разнорабочих, в общем — обычный сорокалетний мужик, потёртый жизнью.
Вот так Андрей ступил на мостовые города Нарск.
Улицы города были вымощены брусчаткой, и на них было довольно чисто. Скоро он понял почему — на каждом перекрёстке он видел людей, подметающих, чистящих, моющих. Приятно удивился — он ожидал от средневековья грязи, вони, отсутствия канализации, чуму и мор, а тут — вот что. Моют мостовую, понимаешь… Потом присмотрелся — а люди-то с железным ошейником. И клеймо на щеке… Его передёрнуло — вот и он бы так же, вскорости, выскребал бы и вымывал мостовые. И улицы уже не казались ему такими великолепными и достойными подражания. Лучше бы воняли…
Вокруг суетился народ — толкали свои тележки зеленщики, с грохотом проезжали крытые повозки и кареты богатых людей, сверкающие позолотой, с важными, как крысы в «Золушке», возчиками на облучках. Они щедро рассыпали по улице удары, кнута, стараясь зацепить как можно больше прохожих, как будто от этого зависел их социальный статус.
Прохожие молча или с матом уворачивались от кнута и колёс — степень возмущения зависела о степени важности проезжающего и наличия охраны в кильватере кареты. Обложив матом важного господина можно было получить и саблей вдоль спины — такой случай произошёл буквально на глазах Андрея — кучер одной золочёной кареты с громадными колёсами в рост человек ударил кожаным кнутом прохожего, несущего корзину с какими-то овощами, за то, что тот недостаточно быстро уступил ему дорогу.
Мужчина скривился от боли и покрыл и кучера, и карту с «разъезжающими богатыми уродами» великолепной матерной тирадой. Тут же налетела конная охрана богатея, и мужика забили саблями — слава Богу, хоть плашмя, а не посекли остриями. Однако, и этого хватило.
Мужчина остался лежать на мостовой обливаясь кровью, без сознания, а его товар из корзинки тут же расхватали с хихиканьем оборванцы из ближайшей подворотни.
Прохожие равнодушно шли мимо лежащего возле тротуара мужчины, не обращая внимания на происшедшее. Их пустые лица как бы выражали: «Ну сдох и сдох, что с того? Завтра и мы сдохнем…какое нам дело?» Один из оборванцев подбежал и стал шариться по карманам, за пазухой лежащего, тут уже Андрей не выдержал, и подойдя сзади к мародёру, с силой врезал ему сапогом в копчик — тот взвыл от боли и улетел под ноги своим соратникам, где и приземлился, вполне благополучно — возможно сломал одну из своих мерзких ручонок. Шпана в подворотне, как и в мире Андрея, стала «возбухать»:
— Эй, ты, козёл! Чо ты тут распоряжаешься! Парня зашиб, не пришлось бы заплатить нам за ущерб!
Монаху стало противно смотреть на их мерзкие рожи, он подумал: «Шакалята, попались бы вы мне где-нибудь на войне…суки — на куски бы порезал паскуд!»
Потом лицо его просветлело — а что, не на войне, что ли? Он шагнул к ним, сходу обнажил здоровенный тесак, но не успел — ублюдков, как ветром сдуло — только из-за пазухи показалась рукоятка оружия. Эти порождения улиц прекрасно знали, когда выступать, а когда смываться.
Холодная ярость Андрея отступила, он вернулся к упавшему мужчине и заметил, что тот постанывает, подавая признаки жизни. Заниматься с ним монаху было некогда — он и так припозднился со своей ночёвкой, за которую отдал аж три медяка, потому, решил — «Оттащу его с проезжей части к стене — посидит, оклемается, да и пойдёт по своим делам».
Так он и поступил — приподнял несчастного, оттащил к стене дома, и посадил на тротуар, оперев спиной о фундаментные камни, потом повернулся, и пошёл прочь.
— Постой, уважаемый! — неожиданно услышал он хриплый голос сзади — не уходи! Помоги мне дойти до дома, я боюсь, что меня снова ограбят и изобьют, помоги! Я заплачу тебе! Пять медяков! Серебряник! Серебряник дам! Только доведи… — мужчина закашлялся и чуть не упал на мостовую.
Андрей подумал: «Денег с него брать, конечно, грех — но и бросать его тут с деньгами, рядом с этой шпаной — ещё больший грех. Опять меня испытывает Господь? Так и придётся тащить…весь перемажусь в крови, мать его за ногу…»
Он вернулся к сидящему — того уже, пока он раздумывал, вырвало на мостовую, и мужик сидел в луже рвоты.
— Да ну что за день начался! — с отвращением буркнул монах — мне только блевотины ещё не хватало! Цепляйся за шею, аника-воин, и показывай, куда идти.
Он поднял мужчину, стараясь не обращать внимания на вонь, исходящую от пострадавшего, на кровь, заляпавшую его куртку, перекинул руку через плечо и пошёл вперёд, под разочарованными взглядами уличной шпаны, обитающей в почтительном отдалении.
Мужчина тяжело дышал, и его всё время тошнило — Андрей уверенно определил — тяжёлое сотрясение мозга. Да и не мудрено, если вспомнить, как по его голове истово дубасили саблями охранники «олигарха».
Идти пришлось довольно долго — минут сорок, не меньше, пострадавший старался передвигать ноги, но глаза его закатывались, и он время от времени пытался потерять сознание.
Наконец, они дошли, как сообщил мужик, и ткнул пальцем в вывеску: «Серый кот».
Это было какое-то питейное заведение, и ввалившись в него вместе с раненым, Андрей, как и ожидалось, увидел стойку бара, деревянные столы, с поцарапанными лакированными крышками, кучку народа, поглощавшего какую-то еду и запивавшую всё пивом из глиняных кружек.
То, что это было пиво, монах почуял сразу — в воздухе видал густой запах пролитой пенистой жидкости, знакомый ему по многочисленным пивным на земле. Этот запах нравился ему — запах хлеба, запах хмеля, запах…мужской компании.
Он любил, иногда, отправиться «в народ» — пойти в какую-нибудь забегаловку, где продавали разливное пиво, и пить его, заедая сушёной воблой с красной горьковато-солёной икрой, слушая разговоры раскрасневшихся мужиков, обсуждающих последний футбольный матч, проклятых пиндосов, сующих нос не в своё дело и продажных поляков, давших разместить пиндосские ракеты у нас в прихожей.
Такие выходы «в народ» были для него чем-то вроде релаксации, после них он возвращался в свою берлогу одинокого медведя, как будто подзарядившимся — ему казалось, что вроде как даже у него есть какие-то друзья, с которыми он может выпить, поговорить не только о ликвидациях и деньгах, а обо всём, что придёт в голову.
Не раз, и не два, такие посиделки, или «постоялки» заканчивались дракой — кто-то наезжал, кому-то не нравилось, что собутыльник болеет за Спартак, а не за Динамо — но всё было безобидно, без поножовщины — так, мордобой на уровне «ты меня не уважаешь!». Это его забавляло ещё больше, тем более что он каждый раз успевал свалить до появления милиции — практика, однако, умение — его не пропьёшь.
Вот и эта пивнушка была что-то вроде тех «Зеркалок», «Штанов» и «Красненьких», в которых иногда зависал. Такие злачные места частенько имели свои, народные имена — Зеркалка — кафе «Зеркальное», «Штаны» — кафе без названия между двух сходящихся улиц, на острие их, «Красненькое» — из такого кирпича сложено…
Навстречу ввалившейся в пивнушку парочке грозно шагнул вышибала, парень лет тридцати, может, конечно, ему было и меньше, но из-за многочисленных шрамов и повреждений на лице, он выглядел старше. Увидел, кого внёс на себе вошедший, он закричал:
— Матрёна, скорее сюда, тут Василия принесли! Побитый весь!
Потом обратился к Андрею:
— Кто его? Грабители?
— Нет. Охрана какого-то важного чина. Кучер его кнутом перетянул, он и обматерил их.
— Я ведь ему говорила, я ему говорила — не связывайся! Сдерживай язык! — дородная румяная женщина средних лет всплеснула руками и приказала — несите его в комнату, сейчас я его отмывать буду. Похоже рана на голове.
Андрей и вышибала потащили раненого за барную стойку, где за бочками, бутылками и мешками виднелась дверь в подсобное помещение. За ней оказался длинный коридор, приведший их к нескольким комнатам, направо и налево. В одну из них и было внесено тело несчастного бунтаря, уложено на постель.
Через полчаса Андрей сидел за столом в пивной ел горячее рагу из баранины со специями, запивал холодным шипучим пивом, ласково пощипывающим нёбо, и думал по превратностях судьбы: «Ещё три года назад, я легко прошёл бы мимо лежащего заблёванного мужика — его беда, его проблема, зачем вмешиваться? А после монастыря стал мягче, как-то потёк, что ли…не привело бы это к непредсказуемым последствиям. Этот мир не любит мягких и добрых. Василий, даже не сомневался, что я помогу ему только из-за денег…тут не принято помогать просто так. Не проколоться бы на этом….если будет предлагать деньги — надо брать. Маскироваться и ещё раз маскироваться — помни, что ты здесь чужой, ты здесь враг! Любой неверный шаг — и ты труп. Хорошо хоть, что смыл с себя блевотину…а всё равно какой-то кислый запах остался.» — Андрей поморщился, отхлебнув пива.
— Что, плохое пиво? — заботливо спросил вышибала, подсевший за его столик — да вроде они только вчера новую парию свежесваренного привезли, не должно было прокиснуть
— Нет — отмывался, отмывался, а вонь всё равно немного осталась — посетовал Андрей — как кружку правой рукой подношу к губам, так сразу блевотину чую!
— Хе хе…блевотина, она такая! Не сразу отмоешь! Ты сам-то откуда будешь? — перешёл к делу вышибала, видимо решив, что они уже познакомились, раз блевотину же обсудили- считай, дружбаны!
— Я? — Андрей про себя выругался — болван, легенду не отработал! — я с юга пришёл. Работу ищу в городе.
— Работу? — А что делать умеешь? — сразу переключился на животрепещущую тему вышибала — тут с работой в городе не очень-то хорошо, всю хорошую горожане делают. Пришлых только на грязную работу берут. И дорого всё тут — комнату снять очень дорого. Хорошо вон, хозяин предоставляет жильё. Мы в комнате вдвоём живём, с конюхом Федькой. Василий с Матрёной живут, они повара. А хозяина щас нету…он к вечеру приходит, смотреть, чтобы порядок был. Его Пётр Михалыч звать. Поговори с ним, может пристроит куда-нибудь, он так-то дядька неплохой, тоже не без придури, правда, но разумный дяхан. И это…смотри по улицам ночью не болтайся. Можешь или к охотникам за рабами попасть, или тебя исчадья заберут для принесения в жертву — у нас в городе не любят одиноких бродяг.
— А чего так бродяги насолили исчадьям — вскользь поинтересовался Андрей, нарочито равнодушно.
— Хмм…ну они ходят зря…бездельники. А Сатану нужны новые жертвы, чтобы спасти человечество. Да ну ты сам же знаешь — облегчённо засмеялся вышибала — подкалываешь меня! Кстати, меня Петька звать, а тебя?
— Я Андрей. Скажи, Петя, а что, неужели больше нет работы в городе? Только грязная?
— Нууу…можно в армию пойти. Сейчас, вроде, войн нету, будешь сопровождать важных людей, да разгонять бунтовщиков, тех, что против власти Сатана бунтуют. Только тебя сразу-то в армию не возьмут, вначале обучать будут полгода. Ничо хорошего — будешь сидеть в казармах днями и ночами, да по плацу скакать. Муштра одна. Хммм…есть ещё одно — можешь пойти на Круг.
— А что такое Круг?
— Да ты чо? Не знаешь, что такое Круг? Откуда же ты пришёл? У вас там Кругов нет? — вышибала недоверчиво прищурился и стал внимательно разглядывать монаха.
— Петь, я издалека, из глухой деревеньки, сажал да полол, по огороду ползал. Я и не знаю про круги какие-то. Наломаешься за день, придёшь, и спать. Какие там круги — Сатан его знает.
— А чего же сюда подался? Чего дом-то бросил? Грядки-огород? — продолжал подозрительно исследовать Андрея вышибала.
— У нас мор был, умерли пол деревни, чума какая-то… я и сбежал в город, тут искать пропитания.
— Аааа. бывает. Видно у вас против Сагана были выступления, вот он вас и наказал. Ну ладно. Расскажу. Круг — это когда пойманных еретиков выпускают на круглую площадку, а с ними бьются избранные бойцы. Бойцам за это платят деньги, за то, что они убивают еретиков. Они против Сагана бунтовали, вот и страдают. Я тоже работал бойцом в Кругу — похвастался вышибала — пока один еретик чуть меня зрения не лишил, гад, злостный попался. Правда я всё равно его убил, боголюба мерзкого, но решил после — больше не буду в Круге биться. Лучше вышибалой пойду. Денег поменьше, зато спокойно. Выкидывай из трактира подгулявших гостей, да сиди в углу, девок разглядывай! Безопасно, весело, сытно.
У Андрея встал в глотке кусок, и он стал сосредоточенно его запивать, проталкивая внутрь. Потом подумал: «Нет — а что я хотел от мира, где правит Сатана? Было это всё уже — первых христиан кидали на арену и травили львами. Чем тут-то отличается?»
— Скажи, а какой резон этим еретикам драться с тобой? Вот тот, еретик, что тебе чуть глаза не выдрал, он чего на тебя так кидался? Зачем им драться вообще?
— Ну как зачем — своих детей, жену защищают — их же тоже выпускают на арену. Я как его жену и детей подрезал, он на меня и кинулся. Думал убьёт, вроде худой был, вот как ты, а столько силы оказалось. В вас, худых, сила таится, сразу не увидишь, а когда начнёшь бороться, иногда и не сладишь. Вот помню как-то пришёл один наёмник в трактир, стали мы с ним на руках тягаться….
Андрей слушал болтовню вышибалы, окаменев как скала, и думал: «Если сейчас воткнуть тебе нож в глаз, ты, сучонок, сильно будешь верещать? Господи, дай силы сдержаться! Если сейчас я его положу, мне отсюда надо будет бежать. Но ведь как хочется прирезать ублюдка! Он и сам не понимает, какой он подонок…ведь казалось бы — простой парень, даже незлобивый, но ведь тварь! Нет — твари, они Божьи, они не убивают ради развлечения, только люди это могут. А ведь я не сильно от него отличался…»
— Ну вот, это и есть Круг — важные господа сидят, смотрят, делают ставки — сколько продержатся еретики. И простой народ пускают, там есть кассы — принимают ставки, сколько минут продержатся. Мой деверь как-то целую кучу денег выиграл на одном еретике, бывшем вояке, как оказалось! Он трёх бойцов положил, прямо голыми руками, пришлось его исчадьям убивать — напустили на него чуму, он так и сгнил на Кругу — покрылся чёрными язвами, и всё хулу на Сагана кричал, чего-то про Бога, про веру, мы так смеялись — лежит, гниёт, а всё про Бога своего болтает! Не помог ему его Бог! Ну да ладно, ты доедай, а я пойду проверю, как там Василий, да надо уже за залом смотреть. Народ собирается, вечером вообще шумно будет. Дождись Петра Михалыча, он што-нить придумает.
Вышибала ушёл, а Андрей сидел у остывшего горшка с мясом — есть ему совершенно не хотелось. «Как мог образоваться такой мир, в котором всё перевёрнуто с ног на голову? И усмехнулся — ты же сам жил, перевёрнутый, чему удивляешься? Тому, что тут нет морали? Или такой вот, пОходя, жестокости и подлости? Что, на Земле такого нет? Ладно, надо укрепиться тут — обживусь, приму решение, как мне жить. Неужели тут все вот такие подонки, как этот парень?»
Он посидел ещё некоторое время — может час, может два, он не замечал течения времени, погрузившись в подобие транса. Прикрыв глаза, он молился, и просил Бога наставить его на путь истинный. К концу своих размышлений, монах пришёл к выводу, что его послали в этот мир очистить его от скверны. И очистить так, как он умел это делать — убивать. Выжигать калёным железом скверну. Иначе, зачем он тут?»
— Ты Андрей? Петька мне сказал, что ты ищешь работу, это так? — перед Андреем стоял невысокий полноватый человек лет пятидесяти отроду, с седыми, зачёсанными назад и покрытыми чем-то вроде масла волосами. Его маленькие умные глаза внимательно обшаривали худую фигуру монаха, как будто оценивая — много ли на нём мяса, и пойдёт ли оно в котёл.
— Что умеешь делать? Поварить? Конюхом?
— Я не особо что умею — честно признался Андрей — могу помогать поварам, нарезать, мыть, могу прибираться, или помогать конюху. Я быстро учусь. Могу на повара выучиться. Мне нужна работа и жильё, и я готов отработать.
— Хммм…по крайней мере честно, не наврал — приятно удивился хозяин трактира — обычно начинают врать, рассказывать о том, какие они знатные повара и управляющие. Потом, оказывается, что заправку-то для щей нарезать не умеют. Ну что же — таких честных людей как ты, надо ценить. Я возьму тебя разнорабочим, будешь делать то, что скажу — помогать поварам. Таскать воду, рубить дрова, ну и так далее. В конюшню тебя не допущу — пусть конюх сам занимается, это его работа, а ты по кухне и по залу будешь работать. Жалование тебе — серебряник в день, плюс питание. Жить будешь…хммм…есть у меня комнатка, маленькая, правда — одна кровать встаёт, и всё. Так что будешь жить один. Это все вещи, что у тебя есть?
— Да…как-то не обзавёлся ещё вещами. Вернее — бросил дома.
— Знаю, знаю…Петька рассказал мне о тебе. Что же — давай, работай. Пойдём. Я тебе твою комнату покажу.
Они прошли знакомым коридором через подсобку, и скоро Андрей оказался в маленькой комнатке.
И вправду, она не вмещала больше, чем узкую кровать, похожую на ту, на которой он спал в келье монастыря. Он был очень рад, что придётся жить одному — во-первых привык к одиночеству, а во-вторых, не будет такого соседа, как Петя, с утра до ночи рассуждающего о своих подвигах на Круге. Он бы или с ума сошёл, слушая это целыми днями, или придушил бы его при первой возможности. Скорее — второе.
Андрей не обольщался, думая, что он задержится тут надолго — если он начнёт убивать приспешников Сатаны — а он верил, что Господь послал его именно для этого — в конце концов, его вычислят, и придётся бежать. Или погибать… Вернее всего — погибать. И может, это и было его Искупление?
Уже месяц он работал в трактире «Серый кот». Как ни странно, работа мало чем отличалась от его послушания в монастыре — она была ему не в тягость — к тяжёлой и грязной работе он привык, от неё не отлынивал, и постепенно коллектив трактира его принял, как своего. За исключением конюха.
Этот здоровенный ленивый парень, всё время старался как то его задеть, пошпынять, пройтись глупыми шутками по его безотказности и усердию.
Как-то раз, Андрей проходил с полными вёдрами мимо конюшни, на пороге которой сидел конюх Ефим, в очередной раз прохаживающийся в его адрес:
— Эй ты, придурок! Иди прибери у меня в конюшне! Ты же любишь работать, так иди, поработай, подхалим хозяйский! Противно смотреть, как ты всем стараешься угодить! Как проститутка! А может ты не мужик вообще, а шлюха? Пошли ко мне в конюшню, сделай мне хорошо, шлюха!
В дверях трактира и возле него встала толпа зевак — посетители трактира и случайные прохожие, подзуживающие конюха, надеясь на бесплатное развлечение — может подерутся?
Видя такое внимание, конюх расходился всё больше и больше:
— Шлюха, ну иди скорее, я совсем уже распалился! Иди, сделай мне хорошо! — парень радостно загреготал, уверенный в полной своей безнаказанности — а может хозяину пожалуешься? Ты ему тоже делаешь хорошо? Кувыркаешься небось с ним, шлюха?
Андрей остановился, подумал секунду, поставил ведро на землю, а с другим ведром направился к сидящему на пороге и самодовольно улыбающемуся Ефиму.
— Распалился, говоришь? Охладись! — и Андрей выплеснул ведро ледяной воды прямо в лицо негодяю. Тот захлебнулся с ледяной струе, ошеломлённо заморгал глазами, протирая их рукавом рубахи, а потом взревел и бросился на монаха со всей дури своих ста двадцати килограммов:
— Убью, сука!
Андрей автоматически увёл в сторону летящий ему в лицо толстый, похожий на дыню кулак, и встретил нападавшего прямым ударом в подмышечную впадину. Видимо это было очень больно, потому что парень хрюкнул и зажал рукой больное место. После этого монах провёл быструю серию прямых ударов в солнечное сплетение, как барабанную дробь — конюх свалился на землю, точно подрубленное дерево. Андрей немного подумал и врезал ему носком сапога по зубам, выбив, как минимум два передних зуба — чтобы помнил.
Потом повернулся, поднял брошенное ведро и пошёл к дверям трактира. Толпа зевак ошеломлённо молчала, и только голос вышибалы послышался от дверей:
— Я же говорил — худые, они с сюрпризом, на вид и не скажешь, а у них в жилах вся сила!
Толпа расступилась, пропуская хмурого Андрея, и он продолжил свой путь к кухне.
Ему надо было принести ещё десять вёдер воды, не считая того, что он принёс только что.
Он ожидал, что хозяин его оштрафует, или выгонит за то, что тот покалечил его работника, потому весь день до вечера ходил хмурый и раздумывал — куда ему податься, если попрут из трактира.
Пётр Михалыч пришёл под вечер, как обычно. Он жил где-то через кварталов пять, в обеспеченном районе, где жил весь средний класс этого города.
Андрей всё ждал, когда же хозяин позовёт его на расправу, но так и не дождался. Всё шло как обычно, и только поздним вечером он узнал от вышибалы, как трактирщик отреагировал на инцидент.
— Хозяин-то, чуть конюха не выгнал из-за тебя — смеясь рассказывал Петька — ему сказали, что конюх говорил, что вы с хозяином занимаетесь мужеложеством — а он страх как не любит мужеложцев. Дак вот — он чуть конюха не выгнал, и сказал, что ты правильно ему три зуба выбил. А ты злой, оказывается! Зачем ты ему зубы-то выбил?
— Чтобы помнил. И больше не лез — хмуро пояснил Андрей. Он уже жалел, что не сдержался и покалечил глупого конюха.
— А ты интересный мужик — задумчиво протянул парень — где это ты так драться научился? Что-то не верится мне в глухую деревню. Что я, не видал, как дерутся бойцы? Может расскажешь мне правду, откуда ты взялся? Всё, всё! Молчу! Не моё дело! — поднял примирительно руки вверх вышибала, увидев, как на хищном лице Андрея заходили тугие желваки — ещё и мне зубы выбьёшь!
Он засмеялся, не зная, насколько близок был к сказанному…
Вечером, лёжа в своей постели и проигрывая то, что он видел за день, Андрей укладывал и сортировал полученную информацию, планируя акции, прикидывая, как лучше сделать задуманное, да так, чтобы не засветиться. В общем — занимался тем же, чем занимался и на Земле.
Он нередко выходил в город — по поручениям поваров закупал необходимые продукты, мясо, зелень, крупы — раньше этим занимался Василий — во время одного из таких закупочных походов Андрей и познакомился с ним.
Теперь эта работа с облегчением была перевалена на Андрея, чем тот был доволен практически так же, как и Василий, сбросивший с плеч груз забот. Монах с интересом рассматривал город, запоминая пути отхода, расположение улиц, строение домов. Город производил странное впечатление. Не сказать, чтобы в нём не было власти, но жизнь как-то шла по своему, видимо, по принципу — чем хуже, тем лучше.
В глаза бросались лавки наркотиков — их было очень много, как и курилен, где зависали те, кто не мог выносить своей жизни.
Эти люди отдавали всё своё имущество, а частенько и домочадцев за понюшку наркоты, превращаясь в ходячих мертвецов. В конце концов, будучи не в силах платить за очередную дозу, они продавали себя в рабство тем же наркоторговцам, те выдавали им дозы, но не сразу все, а понемногу — не дай сатан сразу примет и сдохнет!
Когда наркота кончалась, жалкие ублюдки перепродавались в храмы Сагана, где исчадья приносили их в жертву своему кумиру.
По улицам ходили женщины и мужчины, открыто предлагающие себя прохожим — и не в определенных кварталах, а везде, в обеспеченных, бедных, или богатых. Они отличались только «качеством» — а богатых кварталах вряд ли взяли бы одетого в обноски мужеложца, а вот в богатых — пожалуйста. Андрей сам видел, как остановилась богатая карета рядом с смазливым раскрашенным парнем, оттуда высунулась рука и мужеложца, счастливо улыбающегося от внимания сильного мира сего, поманили внутрь.
Андрей, по роду своей работы, частенько пробегал мимо этого места на базар, но больше этого парня никогда не видел, хотя тот ранее частенько прохаживался по тротуару.
Возможно, он нашёл себе богатого «спонсора», а возможно — Андрей слышал такие рассказы — его использовали для какого-нибудь сатанинского обряда, с муками и расчленением.
Не раз, и не два, он собирался зайти в храм Сагана, посмотреть на службу этих исчадьев, но так и не смог себя заставить это сделать. Он боялся не сдержаться, как-то выдать себя, разнести этот вертеп и погубить свою миссию. Всё, что он пока что делал — это определял расположение храмов, смотрел, когда у них заканчивается служба, куда они отправляются потом.
В городе было десять храмов Сагана, и в них служили, примерно, по десять исчадий. «При достаточном усилии» — прикидывал Андрей — «Можно перебить всех исчадий за…хммм…глупо планировать какие-то сроки. Как получится, так получится. А дальше что? А дальше убивать всех исчадий, что тут появятся. И они побоятся тут появляться. Параллельно надо заняться торговцами наркотиками — этих тварей точно надо уничтожать. Это пособники сатаны.
Итак: служба в храмах проходит с одиннадцати вечера, и до полуночи, то есть чёрная месса. В остальное время они сами, по своей воле устраивают различные молебны. Но на мессу они обязаны являться — по очереди, видимо. Видимо? А откуда видно-то?»
Он выругал себя: «Что, хватку потерял? Нужен «язык»! нужно поймать какого-нибудь исчадья и хорошенько допросить. И он будет первым, от кого я очищу этот мир. Без допроса этого порождения Зла невозможно поставить работу Инквизитора как следует. Когда? Да хоть сегодня. Храм ближе к окраине, в полночь закончат мессу, полчаса они будут собираться — выследить одного из них, оттащить в безлюдное место и допросить. Пора и начинать, хватит присматриваться».
Вечер начался как обычно. Он помогал на кухне, таскал воду и нарезал овощи, передвигал бочки с маслом и вином, подтаскивал дрова и выкидывал золу в яму за конюшней — в общем, всё как обычно.
Народа в трактире в этот день было немного — погода ясная и сухая, тепло — если бы был дождь, слякоть, или мороз, народу бы набилось столько, что пришлось бы выставлять дополнительные столики, и вот тогда бы началось безобразие — рассказывал вышибала. Из-за тесноты возникала давка, люди, возбуждённые алкоголем и скоплением народа, начинали вести себя агрессивно, вспыхивали драки, и вот тут только берегись — успевай уворачиваться от столов, стульев, бутылок. Хозяину приходилось посылать за городской стражей и платить им, чтобы те утихомирили буянов и заставили их оплатить ущерб от повреждения имущества трактира.
Ближе к полуночи людей становилось всё меньше, они расходились, и услуги Андрея больше не понадобились. Его отпустили отдыхать в свою каморку.
Он провёл в каморке с полчаса, выгляну из неё, посмотрел, чтобы в коридоре не было лишних глаз, и выскользнул из трактира через заднюю дверь.
Идти до храма было довольно далеко, он находился в километрах трёх от трактира, потому Андрей пустился бежать бегом — надо было успеть к окончанию мессы, да и опасался, чтобы его отсутствие не было замечено. В который раз он порадовался, что живёт один, и никто не может засечь его «прогулки».
Он бежал, ровно дыша, стараясь придерживаться края улицы.
На ней было мало прохожих, редкие одиночные фигуры прятались при приближении бегущего незнакомца — кто знает, что у него на уме. В подворотнях копошились тёмные фигуры — то ли бандиты, то ли охотники за рабами — впрочем, частенько, и те и другие были единым целым.
Эти бандиты не успевали отреагировать на его появление, и он пробегал мимо их удивлённых физиономий, как ночная тень.
Оделся Андрей в тёмную одежду, а лицо завязал тонким платком, по типу того, как завязывали его киношные ниндзя — ни к чему было светить свою физиономию на каждом углу. Скорее всего, после убийства исчадья, а особенно нескольких убиёств, все будут вспоминать и сопоставлять — кто ходил ночью, кого видели? И вот тогда всплывёт информация о некой тени, пробегавшей по улицам города. «Да ну и пусть!» — подумал Андрей, размеренно дыша и ритмичными прыжками передвигая ноги по мостовой — «Всё равно лица не видят, а болтать можно всё, что угодно»
Минут через пятнадцать, он уже стоял в подворотне у храма Сагана, наблюдая за выходом. Служба закончилась не так давно, а потому до выхода исчадья (или исчадий?) оставалось ещё минут пятнадцать-двадцать. Впрочем — минут через десять он заметил, как дверь в храм отворилась, из неё вышел исчадье в тёмно-красном одеянии, запер дверь на огромный ключ и спокойно направился по улице налево от Андрея.
В голову монаху стукнула мысль — «А если? Почему бы и нет?!» Он тихими шагами, прячась в тени заборов, отправился следом за приспешником сатаны, и улучив момент, спринтерским бросков кинулся к нему и оглушил ударом по затылку.
Проверив пульс, удостоверился — жив, скотина! Посмотрел вокруг — всё спокойно. Легко, словно это не был семидесяти килограммовый мужик, а свёрток одеял, поднял сатаниста, перекинул через плечо и быстрыми шагами пошёл к храму. Опустил исчадье у входа, сорвал у него с груди ключ от двери, отпер её с негромким клацанием — ключ повернулся, как будто был намазан маслом.
Подумалось: «Всё-таки, кое- какая техника тут есть, не весь прогресс придушили, видимо. Вот сейчас и узнаем — что тут происходит!»
Толкнув дверь, монах вошёл в неё, волоча за собой, как мешок картошки, бесчувственного исчадья, затем запер дверь изнутри и осмотрелся.
Храм был тёмен, не горели лампады у «икон» с изображением Сагана, не горели курильницы, только в воздухе витал какой-то неприятный запах, то ли тлена, то ли нечистот.
Андрей сорвал висящий перед «иконой» светильник, поставил его на столик и поискал глазами кресало — нашёл его, хотя в храме было очень темно — глаза уже привыкли к темноте, притом что на улице фонарями и не пахло, взял кусок кремня, металлический брусок и стал истово долбить их друг об друга, высекая искры на кусок ваты.
Наконец, тот затлел, монах подул на него и появившееся небольшое пламя поднёс к масляному светильнику. «Ну слава тебе, Господи! Как меня бесит в этом мире отсутствие нормальных человеческих спичек! Неделя понадобилась, чтобы я навострился работать с этим дурацким кресалом!»
На полу застонал исчадье, видимо действие удара заканчивалось, и Андрей озаботился тем, чтобы тот не доставил ему неприятностей.
Он нашёл какие-то полотенца, в подозрительных бурых пятнах, и крепко связал тому руки и ноги так, что тот при всём желании не мог бы развязаться — руки были за спиной, а ноги плотно связаны, и притянуты к рукам сади, «ласточкой».
Закончив, монах сел на стул с высокой спинкой, стоявший возле возвышения, вытянул ноги и стал дожидаться, когда сатанист очнётся.
Ждать пришлось недолго: тот уже через минут пять открыл глаза, непонимающе посмотрел на Андрея, вокруг, и спросил хриплым голосом:
— Это ещё что такое?! Ты как посмел, червь? Ты же умрёшь за это в муках! Сейчас же освободи меня, и я дарую тебе лёгкую смерть во имя нашего Господина!
— Послушай меня, исчадье — спокойно сказал Андрей, глядя на лежащего у ног жреца — сейчас ты червь. А не я. Ты в моей власти, и во имя Господа нашего, я хочу с тобой поговорить. От твоих ответов будет зависеть, умрёшь ты в муках, или легко. Не заставляй меня прибегать к средствам, которые развяжут тебе язык, мне это глубоко неприятно, но я это сделаю.
— Ты, червь, сделаешь? Да ты ничего больше не сделаешь!!!!!!! О, Саган, убей этого червя! Пусть он покроется язвами и умрёт в муках! О,Саган! — убей его!
Андрей внезапно почувствовал, как его серебряный нательный крестик, который он не снимал уже много лет, висящий на шёлковой верёвочке раскалился так, что чуть не обжёг ему грудь. Монах с восклицанием удивления схватился за него, распахнув рубаху, а исчадье замер, с мстительной улыбкой смотря за действиями супостата.
Андрей достал наружу крестик и ощупал его, ощупал грудь — нет, грудь не обожжена, нет следов ожога, крестик был холоден, как и до того. Улыбка исчезла с тонких губ исчадья, и он ещё раз попытался убить монаха заклятием:
— О Саган, Господин мой! Убей нечестивца самой страшной из мук!
Крестик в руке Андрея снова нагрелся, так, что ему стало трудно держать его в руках — но следов от соприкосновения с телом, с руками, никаких! Монах удивился — видимо такая реакция при соприкосновении его тела с крестом происходила, когда исчадье возносил молитву своему кумиру.
Кстати сказать, Андрей вспомнил — он всегда чувствовал, что когда подходил близко к храмам сатаны, или к исчадьям, крестик нагревался, но списывал это на субъективные ощущения — показалось, мол. И только когда исчадье выплюнул концентрированную злую волю, в виде молитвы к Сагану, крест чуть не раскалился до красна. Раскалился ли? Ведь следов этого не было!
Андрей окончательно запутался в этом чуде и решил оставить обдумывание до лучших времён. Ну чудо и чудо. Удобное чудо. Теперь он мог чуять исчадий прежде, чем их увидит. Даже в полной темноте. Даже если они сменят свои обличья и притворятся обычными людьми — а вот это — ох, как важно!
Исчадье заметил его манипуляции с крестиком:
— Ах вот оно что! — один из боголюбцев появился. А я думал, что мы искоренили вас всех, слащавых рабов божьих! Вижу — нет. Чего тебе надо от меня, нечестивый? Если бы ты хотел убить — давно бы убил. О чём хочешь говорить? Может я могу чем-то тебя заинтересовать? Деньги? Ещё что-то?
— Я хочу знать, почему вы стали служить Сагану. Почему вы стали такими?
— Да ты глупец! Саган — это власть, это деньги, это всё в этом мире. И в отличие от твоего Бога он не требует быть его рабом!
— Что за чушь?! Ты же без его ведома и шагу сделать не можешь. И вся сила у тебя от него, и ты говоришь, что не раб ему?
— Нет, не раб. У нас с ним как бы договорённость — я служу ему, он платит мне за службу. И надо сказать — щедро платит! Я могу иметь всё, что я хочу — деньги, женщины, лучшие кареты, власть, могу убить любого по моему желанию — кроме тех, что служат Великому Господину, и мне за это ничего не будет! Я могу делать всё, что не противоречит воле Господина — таковы условия договора. И ты спрашиваешь, зачем мы идём ему в услужение? Ты трижды глупец тогда. Я тебе предлагаю, боголюбец, отрекись от своего Бога, плюнь на крест, принеси клятву верности Сагану, и ты будешь с нами, в первых рядах у нас! Ты будешь богат, силён, здоров, ты будешь жить двести лет и больше — как позволит Господин. Я не знаю, почему на тебя не действует моё проклятие, но может это как раз воля нашего Господина, он позволил тебе пленить меня, чтобы ты уверовал в него. Мы тоже нужны нашему Господину — он питается от жертвоприношений, он любит души людей, особенно души некрещеных младенцев, а уж если удаётся поймать боголюбца! Тогда его благодарность не знает предела — после принесения их в жертву тело наполняется энергией так, что неделю не хочется есть, а сил не убывает! Он милостив — он позволяет тебе делать всё, что хочешь. Ведь мораль — это удел слабых, удел толпы. Мораль требуется тем людям, которые не могут поручиться за свою способность принимать разумные решения. Таковы большинство людей, и поэтому большинству нужна мораль. Религия предназначается для большинства, и потому она всегда несет с собой мораль. Поклонение Сагану же предназначено для тех, чей разум выше, чем у большинства людей, кто готов нести ответственность за свои действия и кто поэтому в морали не нуждается. Саган, в отличие от твоего Бога, старается поднять тебя до уровня Бога, предлагает тебе стать Богом! Ты можешь карать и миловать по своему усмотрению, ты становишься равен богам! Разве это не соблазнительно?! Присоединяйся к нам, и ты станешь Богом!
— Скажи, а откуда в мире взялся Саган, и где он обитает? Как я могу его увидеть?
Исчадье улыбнулся, как будто его спросил маленький ребёнок:
— Сагана нельзя увидеть! Он нигде, и везде! Он появился в этом мире, чтобы показать нам дорогу к Истине!
— Ну, где-то же вы взяли эти противные рожи с рогами и копытами, может с кого-то срисовали? — усмехнулся Андрей — где вы взяли образец для рисования своего господина?
— Ну а где вы взяли портрет своего Бога? Мы так его видим, и всё.
— А как вы становитесь исчадьями Сагана? Ну кто вам говорит, что вы исчадья?
— Мы слышим голос, который нам сообщает — Ты мой! И начинаем творить чудеса, волей Господина. Иногда это бывает в детстве, иногда уже взрослыми. Тогда за нами приезжают другие исчадья и увозят в Академию. В ней учат как правильно воздавать почести Сагану, как пользоваться своими способностями, как вести себя соответственно рангу. И ты, когда примешь служение Сагану, возможно, дойдёшь до высшего ранга — чем выше ранг, тем больше у тебя власти, ты уже сможешь карать и тех исчадий, которые неверно трактуют служение Господину.
— А у тебя какой ранг?
— Пятый — с гордостью заявил исчадье — У нас в городе только двое имеют такой ранг. А всего рангов девять. Ну давай, развяжи меня и прими служение Господину! — исчадье подёргал руками — у меня уже руки затекли, их совсем не чую!
— Как же ты призываешь меня стать исчадьем, если у меня, возможно, нет сопосбностей? Вот лживая скотина! — усмехнулся Андрей, и продолжил:
— Скажи, много людей ты принёс в жертву?
— Не считал…может тысячу, может пять…а какая разница? Разве это люди? Это черви! Люди, это мы, те, кто ими управляет! Те, кто руководит их умами, говорит им, что они должны делать! Они должны быть счастливы, что мы их не убиваем, а позволяем жить! Если бы не потребность Господина в подпитке душами их детей, мы давно бы их перебили. Ну, кроме тех, кого оставили бы рабами — у нас же есть свои потребности. Представь только, что тебя целыми днями носят на руках рабы, вылизывая тебе зад! И это возможно, только надо достигнуть высших рангов. У нас до восьмого ранга ограничения, вынуждены придерживаться законов — не всех правда, но всё-таки — чтобы не возбуждать излишне толпу. Если возникают бунты, то гибнет слишком много материала. Много душ улетучивается бесполезно — ведь если их убили не исчадья, не на алтаре, то эти души просто пропадают бесполезно!
— Какова структура вашей организации? — Андрей хотел сказать «церкви», но у него язык не повернулся сказать это слово по отношению к сатанистам.
— Во главе стоит Патриарх, ниже — девять апостолов девятого ранга, из них и выбирают патриарха, ещё ниже восемнадцать апостолов восьмого ранга, ну а дальше уже все мы. Патриарх и апостолы живут в столице, а настоятели храмов по городам. Вот как я, к примеру.
— Всё, достаточно. Освобождай меня и прими присягу Великому Господину!
Андрей задумался: «Как узнать, откуда всё взялось? Как их всех извести, разом? Главное, что мне известно — они такие же люди, только с какими-то экстрасенсорными способностями, просыпающимися в определённое время. В мире, некогда, появилась какая-то сила, которую они обозвали Саган — сатана это или нет, на самом деле — неизвестно. Ясно одно — они получают энергию от человеческих жертвоприношений и проповедуют античеловеческую философию. Такие, как этот тип, замазанные к крови жертв уроды, не должны жить. Возможно, Господь и направил меня сюда, чтобы я их уничтожил, зная, каким способностями к убийству я владею. По мере искоренения ереси, я, возможно и узнаю, откуда растут ноги у ситуации. Версия такая: некая сила появилась в этом мире, наделяя способностями некоторых людей, возможно — какой-то из демонов. Кто-то из этих людей сообразил, что можно использовать свою силу для того, чтобы захватить власть. Каким-то способом — вариантов много — он сколотил организацию, секту, с помощью власть имущих, и образовалась секта «Сагана». Может быть вначале, богачи и не подозревали, что в конце концов они потеряют контроль над саганистами, а потом уже стало поздно. Они захватили власть над всем миром. Да и чем они мешают? Они, саганисты, такие же богачи, а управлять чернью, с их помощью стало гораздо легче. Вот и имеется в наличии мир Зла. Ну что же — свою задачу я понял. Пора приступать к выполнению? Припозднился я что-то…»
Андрей поднялся с места, и на глазах замершего от ужаса исчадья, достал из ножен на поясе большой тесак. Саганист заверещал, засучил ногами, пытаясь отдалиться от страшного лезвия, но монах неумолимо приближался, схватил того за длинные волосы и полоснул лезвием по горлу. Брызнула тёмная кровь, мужчина забулькал, страшно захрипел, задёргался и умер, лёжа в луже расплывающейся крови.
Андрей обошёл труп, прошёл вдоль стены, сорвал «иконы» и бросил их на лежащего. Показалось — мало, посрывал ещё богохульных досок, сложил над телом целую поленницу из изъеденных временем и древоточцами деревянных пластин (подумалось — не на настоящих ли иконах писали эти богохульные мерзкие рожи? А что, с них станется! Скорее всего, так и было)
Посдёргивал масляные светильники, занавески — облил маслом занавеси и кинул их в кучу, затем поднёс язычок пламени из светильника…пламя весело затрещало, взметнулось к потолку, выбросил клубы чёрного дыма. Андрей закашлялся и быстро отбежал к дверям, открыл их, вышел, запер на ключ и пошагал к трактиру. Ключ от храма он выбросил далеко от пожарища, закинув его куда-то в чужой сад, через забор.
Монах был доволен сегодняшней акцией. Он получил много информации, очень ценной, акция прошла успешно, и требовала повторения. Позже.
Сейчас он хотел только добраться до постели и лечь спать, а утром — обдумает всё и разложит по полочкам…
Глава 3
— Ты слыхал? Храм сгорел, на Кожевенной улице! — ворвался в каморку Андрея Петька — говорят, что настоятель нажрался, перевернул светильник и весь храм сгорел дотла! Даже крыша обвалилась, ничо не осталось! Исчадья бегают, как наскипидаренные, теперь, говорят, к ним проверка приедет, большие чины из столицы! Будут искать нарушения, карать! Может кого-нибудь в жертву принесут, или устроят массовые бои с еретиками — вот забавно будет! Праздник точно будет. Нароооду будет в трактире…только успевай отмахиваться. Тьфу…работы прибавится! — внезапно поскучнел вышибала. Давай, собирайся — там Василий с Матрёной тебя требуют, дров наколоть надо срочно.
Петька убежал, а монах остался сидеть на своей кровати, раздумывая: «Вон как повернулось…интересно, они решили скрыть, что исчадье был кем-то убит, или правда думают, что он напоролся вина и сгорел? И за ту версию, и за эту, есть свои аргументы, это понятно. А что главное в сообщении? Главное, что приезжает важный чин (или чины!). Интересно, могу я до него добраться, или нет? Скорее всего, он будет с большой охраной. А почему с охраной? Потому, что ему по статусу положена охрана. Но, скорее всего, она будет символической — напыщенные офицеры в плюмажах и аксельбантах, для красоты — кто, в своём уме, будет нападать на исчадье, да ещё высокого ранга? Вот ещё вопрос — как убить исчадье на расстоянии, когда нет винтовки или автомата? Метнуть нож? Это не на расстоянии, это всё равно надо подойти на пять-десять метров. Устроить подрыв кортежа? Что, у тебя есть тротил и взрыватели? Сделать порох? Можно, да. Только это будет не порох, а чёрт-те что — хороший порох делается из калийной селитры, а её в природе не найдёшь. Серу, наверное, можно найти — вот только не вызовет ли подозрения закупка такого количества серы каким-то разнорабочим? После взрыва, даже если я сумею его произвести с порохом, сделанным из серы и гигроскопичной дерьмовой натриевой селитры, начнутся поиски подозрительных, вот тут мне и конец. Ну с древесным углём тут проблем нет, конечно, но порох сделанный с натриевой селитрой — штука отвратительная. Чуть дождик брызнет, влажность воздуха подымется, и будет большой пук, вместо взрыва. Что остаётся? Что есть такое, что бьёт как винтовка? Детский вопрос. Луки и арбалеты. Лук отпадает — он, конечно, скорострельнее, и бьёт дальше, но из него учатся стрелять годами. Мне уже не научиться из лука стрелять, как Робину Гуду. Значит — остаётся арбалет, тем более что меня учили из него стрелять, и применял я его не раз и не два. Только вот арбалеты те были другие, стальные, с лазерным прицелом. Да ну какая разница — с лазерным, или нет? Главное, что арбалет бьёт как пистолет, практически без дуговой траектории, какая есть у лука, похож на огнестрелы, только бесшумные. Значит — надо купить арбалет. Где купить? И главное — как? Если я его куплю, то могу засветиться, кто-то вспомнит, что подсобник из трактира «Серый кот» покупал арбалет, а после этого начали погибать исчадья. Что будет после этого? Подсобник-рабочий, после серии неприятных для него вопросов, героически умрёт на арене Круга. Надо это подсобнику? Как-то не хочется… Я, конечно, верующий, но пока не святой. Не готов в рай. Кстати сказать — зря я так скоропалительно отбросил лук, как возможное оружие, им тоже надо владеть, но это уже позже…вначале арбалет.»
Андрей колол смолистые чурбачки, складывал поленья в ровную горку, и поглядывал на входящих и выходящих из трактира людей. В основном, клиентами трактира были наёмники-охранники, и заезжие купцы. Местных, коренных ремесленников или торговцев, было довольно мало. Возможно, они заходили в другие питейные заведения, а может вообще не ходили по злачным местам — хотя, вряд ли. Наличие такого огромного количества этих самых заведений свидетельствовало о том, что горожане любили их посещать, иначе бы эти заведения давно вымерли. Просто, скорее всего, у всех клиентов имелись свои предпочтения в посещении тех или иных трактирах. Вряд ли в «Серый кот» потащатся гомосексуалисты, когда известно, что хозяин трактира их терпеть не может. Вот проституток хватало везде. Самое что отвратительное, то, что, как узнал Андрей, считалось вполне нормальным, что добропорядочная мать семейства может вечером сходить и подработать проституцией, или отправить на панель свою дочь. Или ещё пуще — сходить вместе с дочерью — ну как будто на прогулку, на панель.
Исчадья поощряли распутство — говорили, что это угодно Сагану, а женщины вообще не должны отказывать мужчинам — их предназначение удовлетворять мужчин.
Так что, в трактире частенько пребывало не меньше десятка таких непрофессионалок, или сказать полупрофессионалок, пользующихся спросом даже больше, чем проститутки, посвятившие этому ремеслу всю жизнь.
Не раз и не два Андрею предлагаю воспользоваться услугами этих дам, но он отказывался — в душе он так и оставался, монахом, хотя в этом мире распутства и его приверженность чистоте могла дать трещину.
В прежней, до монастыря, жизни, он никогда не отказывал себе ни в хорошем вине, ни в обществе красивых женщин. Первое время в монастыре он аж на стену лез, так ему хотелось секса…потом приобвык. Но тут было слишком много раздражителей…
Монах ещё активнее принялся стучать колуном, с удовольствием разбивая звонкие чурбаки.
Внезапно, его взгляд привлёк один из стражников, вооружённый, кроме обычного вооружения, арбалетом. Он зашёл в трактир, а Андрей задумался: " Вот и арбалет. И покупать не надо. Подстеречь в тихом месте, стукнуть по башке — и арбалет твой. Не зашибить до смерти этого придурка-стражника бы только… Ну и зашибить — служит ведь исчадьям, так чего с ним церемониться? Может и так…»
Часа два он рубил и подтаскивал к кухне дрова, поглядывая на то, как наливается вином стражник, прислонивший арбалет к столу. Потом, напившийся солдат, встал с места, покачнулся, поднял арбалет, положил его на плечо и вышел из трактира.
— Василий, я пойду схожу в лавку, мне надо иголку купить и ниток, поистрепался, надо подшить кое-что.
— Да Матрёна тебе зашьёт, чего ты будешь сам корячиться. У бабы и получится лучше, чем у тебя!
— Да, Андрей, давай я зашью, чего стесняешься? — откликнулась Матрёна
— Нет, спасибо, я сам — Андрей открыл дверь и встал на пороге трактира — я быстро обернусь.
— Ладно, только не задерживайся — у нас скоро будет наплыв народа, помогать на кухне надо будет.
Андрей осторожно зашагал за солдатом, который уже отошёл на метров двести. Он опасался упустить его из вида, а ещё больше, опасался того, что тот направлялся куда-нибудь на службу, а не домой. В этом случае его акция будет провалена. В этот раз.
Впрочем — вряд ли он шёл на службу, нажравшись. Скорее всего сменился со службы, зашёл в трактир, а сейчас идёт домой, или к какой-нибудь бабе. Ведь что делать, когда ты нажрался, и считаешь, что весь мир у тебя в кармане? Ну конечно — идти искать приключений на свою пятую точку.
Солдат шёл медленно, его коренастая фигура в потёртой кольчуге и стоптанных сапогах качалась из стороны в сторону, но он упорно преодолевал притяжение планеты и двигался вперёд, сжимая вожделенный для Андрея предмет, удерживая его на плече. Старый вояка даже пьяным, заботился об оружии и не выпускал его из рук.
Добротные дома на улице сменялись простенькими домишками, те простыми хибарками, почти лачугами бедняков, и на улицах оказывалось всё меньше народа. Наконец, солдат и его преследователь оказались в промежутке между длинными заборами — улица тут была очень узкой, между заборами было не более пяти метров.
Андрей прибавил шаг, догоняя солдата, приготовился к удару…и вдруг солдат резко остановился, обернулся к монаху и сказал, практически трезвым голосом:
— Решил меня ограбить? Не советую. Я располосую тебя на части быстрее, чем ты скажешь — Ап!. Ты идёшь за мной от самого трактира, и ты подсобный рабочий в нём, я тебя там видел. Здесь есть несколько путей, первый: я сейчас делаю попытку убить тебя, ты убегаешь, я нахожу тебя в трактире, и достаю там. Второй: я не смогу тебя убить, так как, возможно, ты исчадье — в чём сомневаюсь — иначе ты меня давно бы тогда убил. Третий — я не смогу тебя убить, потому что ты трезвый и более умелый в воинских искусства — это тоже сомнительно, зачем ты бы работал в трактире, если бы обладал способностью завалить Фёдора Гнатьева. Четвёртый путь — я тебя просто отпускаю, и ты уходишь, и мы навсегда забываем этот случай. И, наконец, пятый — мы сейчас идём с тобой ко мне домой, разговариваем за жизнь, ты мне рассказываешь, какой ты несчастный и как у тебя не удалась жизнь, мы с тобой выпиваем, я даю тебе серебряник и ты уходишь домой. Что выбираешь? Может попытаешься напасть?
— А ты умеешь пользоваться этой железкой? — усмехнулся Андрей и показал на саблю, висевшую на боку солдата — Она вообще не приржавела там к ножнам-то?
— Эта-то? — усмехнулся солдат и мгновенно выхватил из ножен клинок, блеснувший в лучах солнечного света чистотой заточки и узорами, похожими на узоры инея — к твоему сведению, я мастер фехтования, и если я пьян, это не означает, что я менее опасен, чем когда я трезв.
— А самому-то не стыдно стоять с обнажённым клинком против безоружного? — ещё больше развеселился Андрей, солдат ему нравился, вот только жаль, что не удалось добыть самострел. Впрочем — может и правда поболтать с воякой, можно выведать что-то, что ему пригодится в будущем.
— Да кто знает, безоружен ты или нет — может ты проклятое исчадье, и просто со мной играешь, а сейчас убьёшь через секунду! Только надеюсь, пока я гнию заживу, отрубить тебе башку. Одной этой гнидой станет меньше!
— Хммм…ты так ненавидишь исчадий? — удивился Андрей — и не боишься вот так болтать об этом первому встречному?
— Положим, ты не первый встречный. И ещё надо доказать, что я что-то говорил. Вокруг, вроде как, нет свидетелей? Или у меня глаза их не видят?
— Нет свидетелей. Ну что, же, Фёдор Гнатьев — пошли, побеседуем за жизнь. Может уберёшь всё-таки свою железку?
— Э! Э! — попочтительнее с этой «железкой» — возмущённо прикрикнул Фёдор. Эта «железка» досталась мне от деда, а куплена на юге, сделана отличными мастерами, и стоит столько, сколько десяток таких как ты не стоят! — солдат плавным отработанным движением убрал саблю в ножны и повернулся вполоборота к Андрею — пошли! Тут недалеко мой домик, там я и живу. Сразу предупреждаю — сокровищ не храню, не нажил. Кроме бутыли вина…ну может пары бутылей, никаких ценностей дома нет. Но и бутыли я без боя не отдам, костьми лягу, но сокровище не выпущу из рук!
Через минут десять улица привела из к большому дому, стоявшему за довольно крепким забором, с облупившейся голубой краской на шершавых от времени досках. Видно было, что дом знавал и лучшие времена.
— От родителей достался — пояснил солдат — я тогда был в походе, на Матусию, которая так и не хотела признавать, что вера Сагана есть самая лучшая вера на свете.
— И что, теперь признала?
— Теперь признала — угрюмо сказал Фёдор — теперь нет Матусии. Долго они держались, но куда им против исчадий? Особенно, когда чума выкосила половину страны. Думаю — без исчадий не обошлось. После этого я и ушёл из армии. Давай, садись, выпьем. Хоть будет с кем поболтать. А то я тут одичал совсем. Пить в одиночку верный способ сойти в могилу…впрочем — не в одиночку — тоже.
— Ну что, за знакомство — поднял глиняную кружку солдат — кстати, как тебя звать-то?
— Андрей. За знакомство.
Они чокнулись, отпили из кружек, солдат посмотрел по сторонам — вроде как искал, чем закусить, не нашёл, и махнул рукой — нет, так нет.
— И чего ты за мной тащился? Что хотел попереть? — спросил Фёдор, продолжая отхлёбывать кисловатое красное вино из кружки — сокровищ у меня не наблюдается, железяк, как ты говоришь, на мне более чем достаточно — можно и по шее огрести — так что тебе понадобилось от старого вояки?
Фёдор неожиданно быстро пришлёпнул пробегающего по столу таракана, вытер о штанину опоганенную ладонь и внимательно уставился в лицо монаху.
— А может тебя как раз мои железки-то и привлекали? Интересный случай…я верно угадал?
— Верно — решился Андрей — мне нужен арбалет, а купить я его не могу.
— Почему не можешь? Дорого? Или другое что-то?
— И дорого, и не могу засвечиваться — зачем это кухонному рабочему боевой арбалет.
— И правда — ухмыльнулся солдат — зачем кухонному рабочему боевой арбалет?
— Можно, я тебе не скажу? — затвердев лицом ответил ему монах — это моё дело, и я не хочу, чтобы кто-то кроме меня о нём знал.
— Похоже кого-то пришить собрался? — посерьёзнел Фёдор — и не хочешь, чтобы дорожка привела к тебе. Могу понять. Тот, кого пришить собрался, заслуживает этого?
— Заслуживают.
— Ух ты! Да ты не одного собрался пришить, похоже на то. И дай-ка угадать кого…ну-ка…не может быть! Так это не ты ли сжёг храм Сагана? Я сразу не поверил, что это настоятель напился и поджёг. И я слышал, что сюда приезжает комиссия адептов с проверкой…понятно. Теперь понятно. Но я в этом не хочу участвовать. Стоит попасть на глаза исчадью, и всё — труп. Если узнают, что я дал тебе арбалет — я труп. Извини, Андрей, я хочу ещё пожить.
— Хорошо. Но можешь мне подсказать, где взять арбалет и не засветиться? Вариантов, кроме как ограбить солдата и забрать оружие — у меня нет.
— Ну что тебе сказать…вариантов, кроме как ограбить солдата, у тебя нет. Что ж…считай, ты меня ограбил. Смотри, не сдай меня.
— Сколько я тебе должен? — настороженно спросил монах.
— Всё равно у тебя столько нет. Давай так: скажи, почему ты ополчился на исчадий, и мы в расчёте. Мне просто интересно. И как ты сумел убить исчадье…хотя это, как раз несложно — они обнаглевшие, даже не могут и подумать, что кто-то решится на них напасть. Впрочем — сейчас уже могут подумать. И вряд ли подпустят к себе чужого, вот почему тебе и нужен арбалет. Итак, чем тебе насолили исчадья?
Андрей посмотрел в лукавые, окружённые морщинками серые глаза солдата, медленно расстегнул верхние пуговицы своей рубахи-косоворотки, и достал серебряный крестик.
— Боголюб?! Я что-то подобное и подозревал. И не боишься носить крест на себе? Если кто-то увидит и донесёт — ты или жертва, или развлечение на круге. Непонятно, как ты вообще выжил в городе, как это никто не донёс. За сообщение о боголюбе, награда — двадцать золотых. Представляешь, сколько вина можно купить на двадцать золотых? Ты, небось, в месяц один золотой зарабатываешь, а тут целых двадцать! Да не играй, не играй желваками…я не собираюсь тебя сдавать. Мои дед, мои отец и мать молились Богу. Я не могу себя назвать боголюбом, но то, что сейчас творится вокруг — это нельзя терпеть. Только почему ты думаешь, что если уничтожать исчадий, ты поправишь дело? Что жизнь станет лучше? В конце концов, тебя вычислят и ты умрёшь на жертвенном камне! Думаешь, я не вижу и не понимаю, что происходит? Думаешь другие не понимают? Просто мы ничего не можем сделать. Потому и заливаем мозги вином, чтобы не видеть, чтобы забыть то, в чём мы вынуждены участвовать, чтобы выжить. Я не спроста даю тебе арбалет — может быть это и моё искупление, может так хоть как-то часть вины за то, что я не нашёл в себе силы вмешаться, сброшу с себя.
— Что тебе сказать, Фёдор…я тоже искупаю. Я не из этого мира. Как я здесь оказался — я сам не знаю. В своём мире, я был, вначале солдатом, исполняющим грязные и кровавые приказы командиров, а потом — наёмным убийцей, который получает деньги за устранение людей. Но я раскаялся и уверовал в Бога, и просил Его о прощении. Вот и допросился… Что я могу сделать в этом мире? Как избавить его от этой нечисти, от этого зла? Только убивать тех, кто является носителем зла. И я буду убивать. Чем больше я убью исчадий, тем меньше их будет в мире, значит, будет меньше зла. Наверное, это и есть моя миссия.
— Что же, у каждого своя миссия в жизни…моя, наверное, допить это вино — усмехнулся солдат — допивай свою кружку, и пошли посмотрим, как ты умеешь обращаться с арбалетом. Надеюсь, что ты умеешь с ним обращаться, раз на него нацелился.
Они молча допили вино, оставили кружки на столе и через дверь в задней стене дома, вышли в довольно широкий, укрытый за забором двор. Андрей удивился, что у такого непрезентабельного дома имелся двор, способный вместить несколько больших телег, и так, что они могли спокойно, не задевая друг друга, развернуться на нём. Фёдор заметил удивлённый взгляд монаха, и пояснил:
— Мой отец занимался выездной торговлей, купцом был. Иногда тут скапливалось несколько повозок с товаром — видишь, склады бывшие, конюшня большая — наша семья знавала лучшие времена. Если бы я пошёл по стопам своего отца, занялся бы торговлей…эххх… я, болван, захотел славы, военной службы — вот и результат. Стареющий пьяница. Ладно. Рассказываю: арбалет у меня непростой — как и моя сабля. Он куплен на юге, где умеют выковывать сталь очень высокого качества, не ломающуюся на изгибе, очень упругую. Видишь, у него тоже узоры по стали? Это очень дорогой арбалет, стальной, он бьёт на двести метров, и больше. Зависит от того, какие болты применяешь. Мои болты без оперения, но летят очень точно — этот самострел очень, очень мощный. На коротком расстоянии он бьёт без поправки — практически напрямую. Смотри.
Фёдор, специальным приспособлением, взвёл арбалет, вложил в него короткий, дадцатисантиметровый болт и прицелился в дверь склада, метрах в тридцати от них, затем нажал спусковой крючок. Тетива щёлкнула, и через доли секунды стальной болт пронзил деревянную дверь склада и исчез из глаз. Солдат усмехнулся:
— Теперь представляешь, что будет, если болт попадёт в человека, одетого в кольчугу? Он его насквозь пролетит — если не ударится в кость. Да и в этом случае может…в общем — и сплошные латы не дадут гарантии безопасности. У арбалета только один недостаток — он медленно заряжается. Ну, в сравнении с луком, конечно. Давай, попробуй, как он бьёт. Бери, взводи.
Андрей взял арбалет, немного неловко взвёл его, вложил болт, приложил к плечу приклад и выпустил стрелу туда же, куда попал болт Фёдора — его снаряд пробил двери сантиметрах в десяти от дырки. Монах поморщился — надо привыкать к оружию. Погрешность для профессионала его класса была слишком велика.
— Ничего себе! — удивился солдат — ты что, когда-нибудь стрелял из такого оружия? Точность для первого раза потрясающая. Точно, ты умелец в своём деле…
— Это отвратительная точность. Мне надо тренироваться. Тут и отдача другая, и баланс другой — если на тридцати метрах такой разброс — что будет на ста метрах? А что на двухстах? Нет, это отвратительно.
— А что ты хотел, незнакомым оружием, да с первого раза. Это нормально, не переживай.
— Фёдор — ты мне позволишь приходить сюда и тренироваться в стрельбе? Это не напряжёт тебя как-то? Ты где сейчас вообще служишь? Я не помешаю тебе в службе?
— Нигде не служу — грустно усмехнулся Фёдор — даже городская стража не выдержала моих запоев, и сегодня меня выгнали. Вот я и пропивал выходное пособие в Сером коте. А как я мог смотреть на эти безобразия трезвым? Так что…никак ты мне не помешаешь в службе.
— А где работать думаешь? Есть идеи?
— Пойду охранять караваны. Довольно прибыльно, но опасно — грабителей по дорогам просто как комарья. Но другого ничего не остаётся. Да и совесть почище будет — когда в стражу шёл, думал, перетерплю как-нибудь эти бесчинства — зато сытно, дома живёшь, не мотаешься по городам и странам, но оказалось — не для меня это.
— Что же там такого, что ты не мог вытерпеть? — осторожно поинтересовался Андрей.
— Что? Вот ты думаешь — для чего стража? Чтобы наводить порядок, да? Нет. Стража для того, чтобы вымогать деньги из людей, чтобы зарабатывать. Если грабители напали на человека, и он пожаловался стражникам — он всё равно в ущербе: если стражники поймали грабителя — они могут или забрать всё награбленное себе и отпустить грабителя (он же им даёт работу!), или забрать половину денег потерпевшего, а грабителя засунуть в тюрьму — это зависит от смены стражников, или же от того, какой грабитель попадётся — если из Организации — так его просто отпустят за часть добычи. Дальше: могут схватить любого простолюдина, объявить преступником — например — поносящим Сагана и исчадьев, и сдать его в тюрьму, как еретика — десять золотых награды обеспечены. Защищать кого-то от преступников? Только за деньги. А без денег — стража будет стоять и смотреть, как разносят твой дом или твоё заведение. И палец о палец не ударят, чтобы помочь. Вот если попросили богатые, влиятельные горожане — тогда да, стражники в лепёшку расшибутся, бегая по их поручениям. Или исчадья что-то поручили — они кипятком ссать будут, но сделают — можно же и сердца лишиться, на жертвенном камне вырежут из груди. Как ты думаешь — может это нормальный человек терпеть, и не спиться? Эта система не выносит таких белых ворон, как я — или становишься как они, или вылетаешь оттуда, как пробка. Пьянство — это только повод. Там половина алкоголики, и никого это не волнует. Главное — моё нежелание подличать. Ну ладно там — получить денег за то, чтобы утихомирить буянов в трактире, но совсем другое — хватать простолюдина и тащить его в тюрьму за то, что он, якобы, проповедовал любовь к Богу. Аж двадцать золотых… Уроды. Ох, уроды…
— Фёдор, я понял тебя. Ещё вопрос — ты можешь меня обучить фехтованию на саблях, мечах? Ну, до тех пор, пока ты не уйдёшь с караваном. Мне хоть азы фехтования знать, я в этом дуб дубом.
— Интересно — бывший военный, и не умеешь фехтовать? — усмехнулся солдат — как так оказалось?
— У нас другое оружие. Сабли и мечи давным-давно не актуальны. Так можешь обучить?
— Могу, почему нет? У меня есть ещё кое-какой запас накопленных денег. С караваном я не скоро уйду — месяца на три жить хватит. Да и хочется поглядеть, какого ты в городе шороха наведёшь… давай, приходи завтра к обеду, будем учиться.
— Пока что, можно я потренируюсь в стрельбе, прямо сейчас? Хочу пристрелять арбалет на разных расстояниях, почувствовать его. А завтра в обед мы займёмся фехтованием, ладно? И пусть пока арбалет лежит у тебя, чтобы мне с ним не бегать по городу…как понадобится, я его возьму.
Следующие несколько недель Андрей посвятил воинским упражнениям — к обеду он ходил к Фёдору, они обсуждали последние городские новости, потом брались за тупые сабли, которые солдат достал из скрытой кладовки со снаряжением, после фехтования, Андрей тренировался с арбалетом, а также с луком — на всякий случай, надо владеть всем оружием, которое имелось в этом мире — по возможности.
К концу второй недели он уже попадал болтом в кружок, размером с куриное яйцо за сто метров — это был очень неплохой результат. На таком расстоянии и из винтовки-то попасть трудно — обычному человеку. А из лука — поскромнее, но тот же результат, только на расстоянии метров двадцати-тридцати.
Но Андрей не был обычным человеком, его рефлексы, немного притупленные за время бездействия, возвращались, и скоро он снова станет той машиной убийства, которой был до монастыря.
Его успехи в фехтовании были поскромнее — за пару недель нельзя стать классным фехтовальщиком, хотя он и мог уже кое-как противостоять не слишком искушённому бойцу с мечом. Фёдор хвалил его за успехи в фехтования, заявляя, что таких успехов многие добились бы только через полгода, не меньше, однако Андрей не был доволен своими результатами.
В трактире не очень приветствовали его отлучки, они как-то уже и привыкли, что Андрей постоянно находился на работе, никуда не ходил, не пьянствовал и не прятался от работы. Но он быстро это пресёк, заявив, что он тоже не особо желает сидеть в трактире всеми днями напролёт, как раб, у него тоже может быть своя личная жизнь.
Так что, натаскав с утра воды, нарубив дров, монах до вечера уходил к Фёдору на тренировки. Тому нравилось общаться с Андреем — они обсуждали городскую жизнь, разговаривали на философские темы, сравнивали типы оружия, владение которым было коньком Фёдора.
Он оказался действительно великим мастером фехтования. Если стрельбе из арбалета он и не уделял достаточного внимания, то во владении саблей ему не было равных. Кроме всего прочего, солдат был обоеручным бойцом, и категорически настаивал на том, чтобы его ученик тренировался биться как правой, так и левой рукой — в бою всякое может случиться, потому необходимо тренировать и левую руку. И ещё — был такой странный фокус — Фёдор сказал, что он давно заметил, ещё в юности, что если человек тренирует параллельно обе руки — то эффект получается выше, чем если бы он тренировал только и исключительно одну рабочую руку. Он не знал, почему это происходит, но заверял, что это именно так — если тренировать только правую руку — успехи будут гораздо скромнее. Андрей верил, что это именно так и выполнял все его требования.
Пока что, Андрей вечно ходил в синяках от ударов тупой тренировочной саблей — Фёдор не жалел усилий в том, чтобы натренировать ученика как следует.
Наконец — случилось то, чего ждал Андрей: в город приехала комиссия исчадий.
Народ, из-за прикрытия заборов и кустов, с интересом следил, как важные фигуры в кроваво-красных хламидах ходили по пожарищу, чего-то рассматривали, разговаривали, затем все они удалились в одно из богатых поместий местных исчадий.
Город сразу наполнился кучей буйных и беспредельных стражников из охраны прибывших адептов — они развлекались по трактирам, насильничали женщин, пользуясь защитой своих высокопоставленных господ, громили трактиры, в общем — бесчинствовали, как могли, в своё удовольствие. Настал и черёд «Серого кота».
Как то вечером, в двери трактира ввалилась группа из пяти крепких мужчин лет тридцати-тридцати пяти, в хорошей дорогой одежде, в кольчугах, украшенных, золотой проволокой.
Они были уже хорошо на взводе, и сходу потребовали у бармена за стойкой хорошего вина. Получив вино, один из них, высокий человек с брезгливым холёным лицом заявил:
— Чего ты мне даёшь эти помои, падаль! Пей их сам, тварь! — и выплеснул в лицо бармену. Тот, беспомощно стёр с лица красную жидкость, и посмотрел на сидящего в углу вышибалу.
Петька нехотя поднялся с места — он уже видел, что добром всё это не кончится, и подошёл к буйным посетителям:
— Господа! Прошу вас покинуть заведение. Ни за что платить не надо — раз вам вино не понравилось — но предлагаю покинуть трактир, вам здесь не рады.
— Чтооо? — глумливо осведомился тот, кто плеснул вином — нам здесь не радыыы? Нам нигде не рады, пёс ты смердячий! Мы стража адепта Васка, и я могу тебя по полу размазать, вытереть тобой это дерьмо на полу, и мне ничего за это не будет! Понял, тварь?
— Понял. Но прошу вас уйти — настойчиво требовал вышибала. Уходите, прошу вас.
— Он ничего не понял, тварь эта! — нарочито удивлённо обратился к своим спутникам старший буян — придётся учить его манерам!
Стражник нанёс вышибале сильный удар кулаком, на котором, как заметил Андрей, сидящий в углу и поглощавший свой ужин, имелись несколько перстней с острыми шипами, видимо что-то вроде кастета. Вернее хотел нанести удар, но, на удивление — вышибала умело заблокировал удар, и врезал стражнику в челюсть так, что тот улетел под близстоящий стол.
Этого, друзья поверженного хама, терпеть уже не стали, и на вышибалу посыпались удары со всех сторон — его пинали ногами, били стульями. Перепуганный бармен забился за стойку, а из кухни испуганно выглядывали Василий и Матрёна, не делая ни малейшей попытки вмешаться в происходящее.
Посетители трактира тоже затихли, с жадным любопытством разглядывая то, как пятеро ублюдков забивали до смерти Петьку.
Андрей был спокоен — это было не его дело — Петька не вызывал у него приязни — после того, что он творил на Кругу — после его рассказа о том, как он зарезал семью боголюбцев, убив детей и жену человека, он вышел для него из числа разумных существ, за которых можно переживать или вступаться. Ну, что-то вроде таракана на хлебном огрызке…
Наконец, пятеро мордоворотов прекратили месить вышибалу, налитыми кровью глазами осмотрели зал с вызовом — мол, кто еще хочет, за тем старший поманил остальных рукой:
— Пошли. Похоже готов ублюдок. Славно развлеклись сегодня. Эта тварь посмела дотронутся до стражника адепта! Поделом ему.
Дверь за негодяями захлопнулась, а к лежащему на полу Петьке кинулась Матрёна — она запричитала:
— Убили ведь, убили! Не дышит он! Надо жалобу в стражу подать!
Кто-то из посетителей, попивающих вино из кружки, угрюмо и с раздражением сказал:
— Какая стража, дура! Подашь — сама и виновата будешь, и трактир-то спалят…где потом я выпивать буду. Хороните потихоньку, да забудьте, что он был на свете. Это же стража адепта, кто на них попрёт-то?
Матрёна горестно посмотрела на труп Петьки, подняла глаза на Андрея — в её взгляде как будто был укор — чего же ты-то не помог? У него кольнуло в сердце, но он подавил мимолётную жалость к погибшему, и встал со своего места:
— Матрён, давай я оттащу его на задний двор, положу у дровяного сарая, а утром уже захороним — не в темноте же копать?
— Давай, оттащи…опустошённо сказал Матрёна и побрела на кухню.
Клиенты уже вовсю веселились — ну убили кого-то, так что же теперь, плакать, что ли? В городе каждый день кого-нибудь убивают. А тут кормят хорошо и вино не сильно разбавляют, что же теперь, прервать веселье?
Андрей взял труп Петьки за ноги и потащил в подсобку, потом по длинному коридору к выходу на задний двор, и по земле, к навесу у дровяного забора. За парнем оставался длинный кровавый след, у него текло изо рта, ушей, носа, трудно было даже разглядеть у него человеческие черты.
«На славу постарались уроды!» — с горечью подумал Андрей — «И вот так эти подонки уйдут, и всё?!»
Он положил труп под навес, задумался, потом решительно взял колун на длинной ручке и скользнул в темноту.
Негодяи шли медленно, они обсуждали все перипетии сегодняшнего вечера, как кто кому врезал, как захрипел вышибала, из которого вышибли дух. Тому, кто это сказал, ужасно понравилось сказанное:
— Вышибале — вышибли дух! Я поэт! Вы всегда меня недооценивали, господа!
— Да, признаю — в тебе таится поэт, Шартан, когда-нибудь ты станешь главным стражником, тогда не забудь меня! — пьяным голосом подхалимски поддержал один из его соратников.
Андрей так и не понял, причём тут способности к поэзии, или же генеральство — да и не было у него желания разбираться.
Он бежал лёгкими прыжками, догоняя беспечных стражников — ну как можно подумать, что кто-то нападёт на таких великих бойцов? И «великие бойцы» не сомневались, что никто. Это было их ошибкой.
Тупой колун с хрустом разбил голову одного из них и обратным движением — сломал грудь. Не помогла ни дорогая кольчуга, ни рефлексы фехтовальщика — колун проломил грудные кости и раздавил сердце.
Трое оставшихся начали выдёргивать сабли, один не успел — колун переломил ему ключицу и раздробил шейные позвонки, другой всё таки достал и прикрылся саблей — глупый.
Он думал что его фехтовальные приёмы позволят отбить полупудовый колун, несущийся ему в голову со скоростью снаряда — его дорогая, украшенная золотом сабля с звоном переломилась, а голова лопнула, как гнилой арбуз.
Остался один, но самый умелый, он стоял в стойке, и пытался достать Андрея колющими выпадами, которые тот с трудом блокировал рукоятью колуна — тот никак не годился для фехтования.
Андрею стало совсем туго — стражник ускорился и стал наносить и колющие, и рубящие удары, от которых монах с трудом уворачивался.
Неожиданно, Андрей наступил на что-то, лежащее на земле и чуть не упал, едва не попав под удар противника — он глянул — это была сабля, вышибленная из рук одного из негодяев.
Андрей молниеносно наклонился, схватил её, и следующий удар врага он встретил клинком.
Здесь уже силы уравнялись — противник был опытнее, лучше фехтовал, но Андрей был трезв, обладал бОльшим ростом и длинными руками — тот был на полголовы ниже его.
Вначале Андрей, стоя на месте, отбивал удары саблей, безуспешно пытаясь достать противника, затем ему в голову пришла хорошая мысль, и он левой рукой, держащей ещё колун, нанёс им размашистый удар сбоку, от которого попытался отпрыгнуть стражник, раскрыв правую сторону тела.
Сабля врезалась ему в левое бедро, нога подломилась, и стражник упал на бок, фонтанируя кровью из перерубленных мышц.
— Не убивай! Я заплачу! Что хочешь сделаю, только не убивай! Всё, что угодно!
Андрей поднял свой «молот» и с плеча нанёс несколько ударов по лежащему…
Вокруг было тихо, тучи закрыли луну и было довольно темно. Монах хотел уйти с места боя, но передумал, и пачкаясь в крови обшарил убитых, забрав у них мешочки с деньгами — довольно полные.
Вначале он удивился — как это они целый вечер развлекались, а все деньги целы? Потом вспомнил, как они вели себя в трактире, и понял — они брали то, что хотели и ни за что не платили.
Он собрал их оружие — даже сломанное, собрал сабли, вложенные им в ножны, как вязанку дров, вынул кинжалы, сорвал с шей покойных золотые цепи и с рук браслеты, убедился, что ничего ценного не осталось, и пошёл назад, в трактир.
Ему не нужны были их ценности, но, во-первых, он должен был изобразить ограбление, иначе было бы странно — за что убили? Должна быть мотивация, мол — убили за их кошельки. Если бросить со всеми ценностями — есть шанс что трупы оберёт уличная шпана, но могут наткнуться и стражники — их коллеги, и они удивятся — если не было ограбления, то за что убили — могут начать копать. Оружие тоже стоит денег, так что оставить его грабители не могли. Почему одежду не сняли? Кольчуги ведь дорого стоят, и одежда богатая! Времени не было, собрали что могли, да и свалили. Кстати сказать — возможно, что до утра и одежды не будет, разворуют. А во-вторых — ему тоже нужны средства, просто, чтобы жить, и иметь возможность быстро исчезнуть из города. Опять же — оружие, теперь есть свои сабли. В каморке хранить их нельзя, так что завтра переправит в дом к Фёдору. Да и ему можно денег дать — чем дольше он не уходит с караванами, тем дольше будет длиться обучение Андрея фехтованию.
Его отсутствие в трактире осталось практически незамеченным — он положил колун, с следами зарубок от ударов сабли, на место, в сарай, предварительно стерев с него кровь и кусочки мозгов, подумав при этом — «Хорошо, что тут нет судебной экспертизы!»
Спрятал оружие у себя в каморке под кроватью, завернув в кусок брезента из конюшни, и прошёл в зал трактира.
Там шло безудержное веселье — скакали пьяные наёмники, купцы с красными подпитыми мордами тискали девок, сидящих у них на коленях.
Он пошёл к месту вышибалы в углу, которое никто не занимал, и тут одна из девиц игриво ухватила его за ширинку, видимо думая, что это забавно и весело. Андрей молча хлопнул ей по руке так, что она вскрикнула и зажала другой рукой ушибленное место.
Огромный краснолицый купец, поднялся, покачиваясь, и наехал на обидчика:
— Ты чо, урод, мою бабу обижаешь? А? Тебе чо, в рыло дать? Ну чо смотришь, как баран карнопольский? Скотина безрогая!
Купец явно напрашивался на драку — обычно эти ситуации разруливал вышибала, но он лежал и остывал возле дровяного сарая, смотря в ночное небо вытекшим глазом….
Андрей резко ударил в мужика в живот, и когда тот согнулся, взял его руку на болевой приём и повёл из трактира. У входа, резко толкнул пьяного в зад ногой, открыв его тушей дверь.
Купец вылетел из дверей как снаряд из пращи и загремел по ступеньках, подвывая, как раненый зверь.
Андрей подождал немного — не вернётся ли — и снова уселся в угол трактира. Ему пришло в голову: «Может сменить работу? Конечно, таскать воду и дрова безопаснее — но вышибалой прибыльнее. И опыт, типа, уже есть» — усмехнулся он, вспомнив только что выбитого из трактира мужика.
— Андрей, может, посидишь сегодня вышибалой? — робко осведомился бармен — я скажу хозяину, он тебе заплатит за этот вечер. А там, может и насовсем вышибалой станешь? Я видел, как ты купца этого выкинул. И помню, как ты Федьку отходил тот раз. Посиди, ладно? А то страшно мне что-то после сегодняшнего…хоть закрывай трактир.
— Посижу, не беспокойся. Если хозяин предложит — буду и вышибалой. Если договоримся…
Вечер прошёл на удивление спокойно, как будто инцидент с пятью стражниками исчерпал лимит неприятностей на этот день. Пришлось, правда, вывести двух загулявших возчиков, но они вели себя мирно и драться не лезли. В свою каморку Андрей попал около часа ночи, когда из трактира ушёл последний посетитель — они сегодня тоже особо не задерживались.
Заснул монах спокойно, кошмаров ему не снилось.
Утром, сразу, ещё на рассвете, он рванул к Гнатьеву, забрав с собой свёрток с трофейным оружием и деньгами.
Через минут сорок Андрей уже был у знакомых ворот, сунул руку под забор, в месте, которое ему показал Фёдор, достал железный крючок и отпер засов на калитке. Подойдя к облупившимся ставням дома, постучал в окно, застеклённое небольшими неровными стёклами, похожее на окно из стеклопакетов.
Некоторое время ничего не происходило, потом дверь в дом приоткрылась и оттуда высунулось заспанное усатое лицо Фёдора:
— Ты чего в такую рань? Случилось чего? Заходь быстрее! Сейчас чай пить будем, я вчера на базар ходил, свежей грудинки прикупил и сахару. Чего там тащишь-то?
Андрей прошёл в дом, огляделся, и положил тяжёлый свёрток на кухонный стол.
— Чего ты на стол эту хрень впёр-то? — удивился Фёдор — что там у тебя?
Солдат откинул края брезента и замер в удивлении:
— Это что такое? Откуда?!
— Это опасная вещь. Я не могу хранить у себя. Надо спрятать. И деньги тут — сейчас посчитаем — Андрей тряхнул мешками, отозвавшимися металлическим звоном.
Он рассказал солдату, что случилось в трактире, и потом, когда он догнал убийц и расправился с ними.
Фёдор долго сидел молча, как бы переваривая услышанное, затем сказал:
— Да, ты настоящий убийца. Напрасно они чудили при тебе. Ну — убил и убил. Сами напросились. Только — ты уверен, что никто тебя не видел?
— Уверен. Было очень темно, а потом ещё и луна зашла за тучи. Я не мог оставить безнаказанно деяния этих ублюдков. Ничего, скоро я доберусь и до их хозяина.
— Эх, и скандал будет! — усмехнулся Фёдор — личную гвардию адепта завалил! Тебе или повезло, или ты правда спец по убийству. Ну да не в том дело. Главное, чтобы на нас не вышли.
— Давай посчитаем деньги — чего я там хапнул с них. Мне надо было изобразить ограбление, да и не оставлять же уличным стервятникам жирный кус!
Сдвинув в сторону сабли и кинжалы, мужчины вывалили на стол содержание мешков.
На столе образовалась внушительная горка серебряных монеты, среди которых было и небольшое количество золотых. Пересчитав, приятели определили: всего было шестьсот серебряных монет, и пятьдесят золотых.
— Слушай, а неплохо платят у адептов — усмехнулся Фёдор — может податься туда в охранники? Ну не хмурься, не хмурься — шучу. Это большая сумма. На неё год жить можно — скромно, правда. Или месяц — весело. Понимаю, почему ты не захотел хранить её у себя — откуда, мол, у рабочего такая сумма? Про оружие уже и говорить не буду… Что же, давай я прикопаю у себя. Оставь, сколько надо на необходимые траты, а остальное, пошли, спрячем. Пошли, покажу куда. Тут есть подпол хитрый — никто кроме меня не знает о нём. Из него выход за домом в канализационный тоннель. Дверь в тоннель всегда заперта. Ключ лежит в подполе. Если придётся уходить — запомни этот ход. Идём за мной.
Они прошли из кухни в одну из спален дома, там Фёдор подошёл к подоконнику, потянул доску на себя, и потом поднял её вверх. Под ковром на полу что-то щёлкнуло, и потянуло запахом земли и холодом.
Солдат откинул ковёр и обнажил тёмный зев погреба.
— Пошли. Тут лестница, осторожнее нащупывай. Сейчас зажгу свечу.
Послышалось щёлканье кресала, потом в темноте замигал колеблющийся огонёк.
Андрей подождал, пока привыкли глаза и рассмотрел подвал.
Это было сухое, прохладное помещение, облицованное досками. Из него тянулся низкий, в половину человеческого роста ход, уводящий, как сказал Фёдор, в канализационный тоннель.
— Смотри — подозвал Фёдор — вот тут в углу тайник, в нём лежат деньги, сюда и твои кладу. Если что-то со мной случится — заберёшь все. Тут же ключ лежит от двери в тоннель.
— Надеюсь — ничего не случится — буркнул Андрей — ты это…если хочешь — бери денег, сколько надо. Ты мне помогаешь, да и за арбалет я тебе должен. Так что — не стесняйся, бери, если что.
— Разберёмся. Не должен ты мне ничего. Главное — не попадись. Оружие положим наверху, в мой оружейный ящик. Сейчас посмотрим, что за клинки ты там отобрал у этих уродов. Пошли наверх.
Фёдор за кольцо потянул крышку подвала наверх, и она со щелчком встала на место — видимо замкнулся какой-то невидимый замок. Доска подоконника уже стояла, как обычно.
— Тееекс…эта дрянь, только золотишка на ней куча. Эту ты пополам расхреначил — колуном, да? Силён! Эта…ну ничего, но так себе, баланс дрянь, рукоятку всю изукрасили, тяжёлая стала, лезвие прослабили узорами — хрень, а не сабля. Эта? О! — эта недурна. Конечно, не такая, как моя, но неплоха, неплоха…рукоять простая, украшений минимум, ножны простые…это нормальный рабочий инструмент. Вот эту и не стыдно в руки взять! — Фёдор сделал несколько взмахов и выпадов — вполне можно использовать профессионалу. Оставшаяся — тоже дрянь. Не помнишь — последний оставшийся охранник, какой саблей бился? Сдаётся мне — вот этой, приличной. Не зря ты его последним убил — это был профессионал, и похоже — тебе повезло. Надо усилить тренировки в фехтовании — боюсь, что один из таких типов может тебя достать. Вот когда начнёшь почаще меня доставать клинком на тренировке, тогда ты с ними как-то сможешь сравняться. А пока — тебе сильно повезло.
— Слушай — а ты не можешь мне помочь — вот эти негодные сабли продать бы, а вместо них мне нужна хорошая, очень хорошая кольчуга, и чтобы она была зашита под куртку, чтобы снаружи не было видно. Это можно сделать?
— Можно, только надо повременить чуть-чуть…боюсь я, что искать сабли будут. Полезут к скупщикам, к оружейникам, будут проверять — не сдавал ли кто-нибудь им оружие. Я вот что сделаю — возьму тсвои деньги и схожу к оружейнику. Сейчас мы замеряем твой рост, объём груди, и я сегодня подберу тебе кольчужку. Надо, чтобы на груди были пластины, на спине тоже, но не сковывала движений. Тяжеловата будет, конечно, но ты парень не слабый. Вон как колуном размахивал — улыбнулся в усы Фёдор — знатный ты дровосек.
В трактире его с порога встретил хозяин Пётр Михалыч. Он был рассержен, а его редкие волосёнки на голове торчали спутанными вихрами:
— Ну где ты бродишь?! Кто Петьку хоронить будет? Я, что ли? Эти все попрятались, боятся покойников, Федька шепелявит, кричит, что он тоже покойников боится, с кем мне хоронить-то его?
— А я что вам, крайний, что ли — спокойно отпарировал Андрей — нанимайте похоронщиков, пусть везут и хоронят. А я не нанимался трупы таскать. Я может и сам их боюсь, покойников-то.
— Андрей, совесть имей, а? Ты же вчера тащил Петьку к сараю, как это ты боишься-то?
— Это я с перепугу — усмехнулся Андрей — а если серьёзно — не буду я заниматься похоронами. Делайте что хотите. Сказал вам — наймите похоронщиков, они всё устроят. Сэкономить решили, что ли? Он же у вас работал, хоть похороните по человечески!
— Все вы хотите чужими деньгами распорядится! В своём кармане деньги считай! — ощетинился хозяин и задумался — видно было, что мысль о том, что ему придётся платить за похороны, его никак не вдохновляла.
— А что, у Петьки родни нет что ли? Некому хоронить?
— Да нет у него никого! — досадливо ответил хозяин. Похоже было, что если бы он нашёл хоть одного родственника покойного вышибалы, то вывалил бы ему труп Петьки — пусть хоронит как хочет.
— А Петька жалованье-то получал? — осторожно начал Андрей.
— И что? А! — точно! — просветлел лицом Пётр Михалыч — он же его не тратил, почти что, я знаю это точно, вот на его деньги и похороним. А на оставшиеся деньги устроим поминки по нему. И всё будет по человечески! Голова ты, Андрей!
Андрей с усмешкой подумал про себя: «Небось уже прикинул, сколько денег покойного хапнешь, оглоед. Ну да ладно, не моё дело»
— Хозяин, скажите, а вы будете подавать жалобу на убийц в стражу? — невинно осведомился Андрей — нельзя же оставлять безнаказанно убийство, они должны ответить по закону! Я всех их помню, дам показания в суде.
— Да ты охренел, что ли? — всполошился хозяин — какая жалоба?! Забудь лица, и не вспоминай! Из какой ты глухой деревни вылез, что не знаешь, что подавать на стражников исчадий себе дороже? Забудь, забудь, тебе говорю! Тем более, что нашли этих стражников недавно — кто-то их зарубил, раздел до гола и бросил на улице. Говорят — банда какая-то ночная. Обобрали до нитки, так что они своё получили. И поделом! — не думая выпалил Пётр Михалыч — только тсссс! Я ничего не говорил! Давай-ка о деле поговорим: ты вчера вечером заменял вышибалу, мне сказали. Вот тебе пять серебряников за вечер. Хочу, чтобы ты в дальнейшем был тут вышибалой, мне со стороны искать вышибалу неохота, ещё не знаю, что из себя представляют, а ты человек трезвый, разумный, дерёшься умело, взрослый человек, мне такой нужен. Пойдёшь ко мне в вышибалы?
— А сколько получал Петька?
— Пять серебряников за день.
По тому, как хитро заблестели глаза хозяина, Андрей понял — хоть на серебряник, да надул.
— Хорошо. Я согласен на пять серебряников, бесплатное питание и питьё, комнату — меня устраивает та, в которой я живу, раз в три месяца новое обмундирование — одежда, обувь, один выходной, раз в неделю для моих личных дел, и работа с пяти вечера, ну и до окончания работы трактира. Пока посетители не разойдутся. Да! — забыл — больше никакой работы по кухне, палец о палец не ударю больше. Согласны?
— Что-то ты разошёлся — целый выходной раз в неделю! А как я в этот день буду без вышибалы? А если что-то случится?
— Будете договариваться со стражей, чтобы подежурили. Но может мне и не понадобится выходной — я ещё не знаю, может, обойдусь временем до вечера. Но хочу, чтобы выходной за мной был — мало ли что случись, я не раб, чтобы без выходных работать. Повара и то выходные имеют.
— Ладно. Хоть это и не особо меня устраивает, но куда деваться — без вышибалы тоже нельзя. Только смотри — разобьют что-нибудь гости — с тебя вычту!
— Ну сейчас прямо! Где это видано, вычтете — всё испорченное всегда клиенты оплачивают, я что, должен все их погромы оплачивать? Нет, я так не согласен, хозяин. Не устраивает — ищите другого, я прямо сейчас и уйду!
— Ладно, ладно — примиряющее сказал Пётр Михалыч — ну чего ты раскипятился! Я пошутил! Старайся, чтобы поменьше было повреждений, и всё. Не доводи до разгрома, это самое главное. А как ты этого добьёшься — твоё дело.
Андрей отправился в свою «келью» отдыхать. Ночью он хорошо потрудился. Теперь настало время потревожить исчадий, и начать он решил с адепта, чьим именем козыряли охранники. Как там его? Васк?
Глава 4
Работа вышибалой Андрею не то чтобы понравилась, нет, но она не вызывала у него ощущения третьесортности, как тогда когда он работал «кухонным мужиком». Уже неделю он занимал столик в углу обеденного зала, наблюдал за происходящим и отслеживал объекты опасности. Конфликты случались довольно часто, но к концу первой недели пошли на убыль — Андрей довольно жёстко пресекал все попытки побуянить в трактире, и даже заядлые громилы поняли, что с ним лучше не шутить. Ну а как будешь вести себя развязно с человеком, который молча выслушивает оскорбления, а потом вырубает на месте и как кучу падали выкидывает из дверей?
Так что, завсегдатаи уже чётко знали, что устраивать побоища опасно для их здоровья. После этого жизнь потекла гораздо спокойнее. Ночами Андрей тратил время на то, чтобы обследовать город — пути отхода, удобные места для засад, несколько вариантов того и другого. Целью был главный адепт — Васк.
Ходил этот адепт всегда в сопровождении охраны, и хоть она и слегка проредилась тяжёлой рукой монаха, но её хватило бы, чтобы покрошить целый полк. Кроме охраны, рядом с ним всегда находились несколько исчадий, вооружённых смертельными проклятиями. Кстати сказать, Андрей так и не понял, почему проклятие убитого им исчадия на него не подействовало — он списывал это на божественное вмешательство.
В общем, организовать убийство этого монстра было очень непросто. Неожиданно, ему помог случай — по городу прокатился слух, что Васк осчастливил одного из купцов, взяв в наложницы его старшую дочь, пятнадцати лет, имевшую неосторожность идти по улице средь белого дня, да ещё имевшую очень симпатичное личико. Отказать исчадью, а тем более адепту мог только идиот — в случае отказа вся семья закончила бы жизнь на жертвенном алтаре, а так — позабавится, может ещё и не совсем покалечит. Зато все остальные живы будут.
А забавляться Васк желал у купца дома — в этом есть особое удовольствие — войти в дом любого человека и взять всё, что хочешь, даже его детей. А иначе зачем нужна власть?
В общем — дом купца отличался тем, что стоял не в таком оживлённом месте, как собор, а значит шансы уйти безнаказанно были выше.
У Андрея иногда было свободное время, потому ему не составляло труда выяснить отследить часы посещения адептом осчастливленной семьи. Обычно это посещение было ночью, после того, как в полночь заканчивалась чёрная месса, в которой должен был участвовать каждый адепт, где бы он ни был. Никто не мешал монаху примерно в это время выйти минут на пятнадцать, сделать своё дело и вернуться назад.
Так и вышло. Андрей выскользнул из трактира поздней ночью и бегом бросился по улице, вначале перпендикулярно нужному направлению, по переулку — чтобы никто не сопоставил его передвижения и последующие события, если вдруг заметят, а потом уже напрямую к дому купца.
На улицах было темно — никакого освещения, кроме света луны, не было предусмотрено — кто будет оплачивать освещение улиц? Богатые люди всегда имеют слуг с факелами, а бедные — ну что бедные — кого волнует, как они ходят? Ну, сломает башку какой-то сапожник или плотник, и что? Бабы ещё нарожают…
Андрею было на руку это отсутствие света, тем более что прибывшего к дому адепта, с его факелами, было видно издалека. Монах за спиной нёс арбалет, прихваченный им заранее и спрятанный в своей каморке среди барахла. Он приделал к нему лямки, наподобие, как у рюкзака и теперь тот не бил ему по спине, а плотно лежал между лопаток, как тихий смертоносный зверёк.
На все передвижения у Андрея ушло минут семь, и вот он уже лежит за пышными кустами отцветшей сирени, густо выросшими возле забора. Всё получилось точно по часам. Возле входа в дом скучали гвардейцы адепта, охраняя карету и следя, чтобы никто не подходил к ней ближе чем на два метра. Впрочем — и подходить-то было некому — поздняя ночь. В такое время по улице бродят или припозднившиеся гуляки, или поджидающие их грабители.
Адепт вышел минут через десять после того, как монах засел в кустах через дорогу от дома купца, немного наискосок. До кареты было метров семьдесят, и Андрей не сомневался в точности выстрела — он уже отлично натренировался обращаться с арбалетом, тем более что стрельба из этого оружия была очень похожа на стрельбу из винтовки — вот только расстояния другие, да звук не тот.
Болт вложен в арбалет, прицел взят…адепт вышел из дома, повернулся, довольно потягиваясь, как сытый кот, и тут ему в висок со стуком ударила арбалетная стрела, так, что едва не вышла с другой стороны. Этим ударом адепта отбросило в сторону, как будто по голове ему врезали бейсбольной битой.
Андрей не стал наблюдать за тем, как охранники ошеломлённо склонялись над исчадьем, раздумывая — что же это такое случилось? — он тут же закинул арбалет за спину и дал дёру.
Стрел с собой у него было мало — он взял всего две штуки, всё равно больше раза выстрелить не удастся, а тащить с собой лишнюю тяжесть ни к чему. То, что охранники не сразу поняли, что адепта кто-то застрелил, дало ему такие не лишние три секунды — гвардейцы были слишком расслаблены и не верили своим глазам — ну кто может напасть на самого адепта? Кому в голову придёт эта дурная мысль? Но пришла.
И первым это дошло до лейтенанта гвардии, высокого светловолосого мужчины, одетого в тёмный камзол с дорогой золотой цепью на шее. Несмотря на свой вид опереточного злодея, он не был дураком и сразу сообразил, откуда могла прилететь стрела.
Взревев как тигр, лейтенант показал рукой в сторону кустов, где раньше сидел Андрей и вся толпа — человек десять, бросилась в тут сторону, оставив у кареты труп исчадья, ошеломлённого кучера и домочадцев купца, выглядывающих из дома.
За три секунды Андрей успел забежать за угол, и всё больше увеличивал разрыв между своими преследователями — им пришлось разделиться, одна часть побежала за угол, за ним, другая в противоположную сторону. Стражники не видели его, но другого пути отхода просто не было — бежать можно было только туда, влево или сюда, направо.
Андрей поднажал, как мог, и ушёл бы вполне безнаказанно, однако, на беду, одна из дверей, ведущая в какую-то забегаловку, открылась, осветив пробегавшего мимо убийцу светом, падающим из обеденного зала. Преследователи увидели его фигуру и поднажали, ускорив преследование.
Андрей подумал, задыхаясь от бега: " Давно не тренировался, надо бы кроссы почаще делать. Форму теряю. А гвардейцы довольно шустрые…видимо стараются тренироваться. Или же ярость сил придала…надо или заводить их куда-то и отрываться, или же мочить всех. Иначе я приведу их в трактир. Вот тогда будет взаправду плохо».
Он на ходу свернул в какой-то переулок, как он помнил — ведущий в трущобы к крепостной стене и сорвав со спины арбалет, пристроил на него болт.
Первый же попавший в поле зрения стражник получил болт в грудь, от этого их прыть поумерилась — получить в темноте неизвестно откуда прилетевший смертоносный гостинец никому не хочется.
Андрей усмехнулся: «Почему это, интересно, они раньше об этом не подумали? Ведь ясно, что гнаться за стрелком не так уж и безопасно. Увы, стрел больше нет, а потому сваливать надо поскорее, пока они менжуются там, за углом. Надо было всё-таки штук пять болтов взять, я бы тогда их всех тут положил. Ну да что теперь жалеть…кто знал, что эти идиоты бросятся в темноту за стрелком. Расслабились видать на хозяйских харчах, страх потеряли».
Через пятнадцать минут он уже был в своей каморке. Вся операция заняла гораздо больше времени, чем планировал, и это его обеспокоило. Такие длительные отлучки могут быть в конце концов замечены, и сложить два и два сможет любой мало-мальски разумный человек.
Андрей думал: «Как бы я начал поиски убийцы после этого великого шума? Я бы пошёл по всем трактирам и рынкам, расспрашивал бы всех подряд о чём-то подозрительном, обо всех людях, появившихся в последнее время. Начал бы с пожара в храме — теперь, после гибели адепта, уже вряд ли его спишут на случайность — значит будут искать того, кто появился в городе не очень давно, проверять всех пришлых. Муторная и тяжёлая работа? Да ничего подобного. Побольше людей, и они угрозами и насилием заставят рассказать обо всём, что происходило последнее время, обо всех подозрительных людях. Тот же конюх точно вложит меня, значит скоро будут трясти. Утром надо отнести и спрятать у Гнатьева арбалет. И вообще — я слишком привязан к пивной, не пора ли сменить работу? Вот только на что жить? Хотя…есть одна мысль».
Рано утром Андрей замотал в тряпку арбалет и утащил его к Гнатьеву, двигаясь окольными путями — проходить мимо дома купца он не рискнул.
Фёдор спозаранок вылез из дома с вытаращенными глазами, долго ничего не мог понять, потом схватил арбалет и утащил в дальний угол со словами: «Подальше положишь, поближе возьмёшь!». Вернулся без арбалета и ушёл досыпать.
Теперь Андрей мог быть спокоен — связать с убийством его не могло ничего. Ничего? А то, что его видели при свете из трактира преследующие гвардейцы? А это ничего не значило — в полутьме, на бегу, при неверном свете — что там можно разглядеть? В общем — он успокоился на этот счёт.
В трактире всё было тихо, даже первые постояльцы ещё не встали — только что рассвело, рано, только на кухне уже начала возиться и громыхать котлами повариха, встающая очень рано — кто-то же должен накормить завтраком постояльцев. Утреннее время у Андрея было не занято, так что он со спокойной совестью снова улёгся спать — ночью удалось поспать только часа два, не больше.
Разбудил его шум — все бегали, суетились, чего-то обсуждали — понятно чего, тут уж двух мнений быть не могло — убийство адепта не могло пройти незамеченным. Он встал, оделся и пошёл в обеденный зал, протирая на ходу глаза и зевая.
В зале шло горячее обсуждение — люди вскакивали, махали руками, спорили до хрипоты и не заметили, что пришёл вышибала. Андрей прошёл на кухню, налил себе горячего компота, отрезал шмат от окорока и уселся завтракать, в углу, как обычно, наблюдая за происходящим.
— А что ты думаешь по поводу того — кто убил адепта Васка? — подсел к нему Василий — тебе как будто неинтересно! Там шум такой в городе, а ты спокойно сидишь и лопаешь!
— А что мне — плакать, что ли? Или радоваться? Я видеть-то его никогда не видал, да и не хочу. Ты-то чего так разволновался?
— Хммм…не знаю…странно как-то. Уже давно на исчадий никто не нападал, а тут целый адепт! — Василий недоумённо пожал плечами — чем кончится, даже не знаю. После того, как какой-то грабитель случайно убил на улице исчадье, спьяну перепутав его с менялой, было большое дознание, жертвоприношение. Много людей закончило жизнь на жертвенном алтаре. А тут — целый адепт. Я даже подумать боюсь, чем это закончится!
Андрей с трудом проглотил кусок бутерброда, вставший в глотке — об этом он как-то и не подумал: он всё судил по меркам Земли — убийство, следствие, находят или не находят убийцу, ну и так далее. А чтобы вот такие массовые репрессии…теперь он понял, почему исчадий не убивают — себе дороже. После их гибели начинаются массовые казни людей, и они сами сдают преступника, если он до тех пор не будет пойман. Или не сдастся… У него защемило сердце, предчувствуя нехорошее.
И нехорошее не заставило себя ждать. К обеду город был перекрыт — никого не впускали и не выпускали через городские ворота — как пронёсся слух — ждали армейское соединение, чтобы процедить всё население города через сито следствия и найти виновного, а армия нужна была для силового решения этого мероприятия — вдруг народ взбунтуется.
Как говорили люди — вся семья купца, вместе с любовницей адепта были заточены в тюрьму — это и понятно — возле дома купца совершилось убийство, а вряд ли он был рад, что его дочь пользует исчадье, возможно он и организовал акт мести. Ну а если не он — так всё равно сгодится для жертвоприношения — не сумел уберечь адепта, пусть отвечает. Несправедливо? Это как посмотреть. Высшая справедливость — интересы Сагана и его приспешников, а остальное чепуха.
Андрей опять задумался — если последствия от смерти адепта так страшны, принесут беду множеству людей — зачем ему убивать исчадий? Может его миссия совсем не в том? А в чём?
Позавтракав он потащился к Фёдору. Каждое утро перед обедом, они занимались фехтованием на саблях и мечах, как и договорились. На самом деле, Гнатьев был исключительным фехтовальщиком, возможно — одним из самых лучших фехтовальщиков этого времени. Есть люди обычные, которые занимаются обыденными вещами — ходят на рынок, работают в мастерской, обрабатывают поля, но есть люди, которым судьба уготовила иное. Это воины. Их рефлексы гораздо быстрее, чем у остальных людей — возможно, сигналы по их нервах проходят в несколько раз быстрее, чем обычно. Конечно, многие из таких «мутантов» остаются незамеченными — ну как может проявиться эта способность у зеленщика или кожевника? Но если человек оказался в нужное время в нужном месте, эти способности проявлялись в полном объёме, и тогда возникало что-то феноменальное.
Таким мутантом и был Гнатьев. Скорость его реакции была потрясающей — сабля плела в воздухе невероятные кружева, оказываясь в близости от тела Андрея так часто, что он прекрасно понимал — случись настоящий бой с Фёдором, он бы не выстоял против него и пяти секунд. Стоит заметить, что Андрей и сам был из породы воинов, годы войны и тренировок закалили его и превратили в совершенную машину убийства, но до Фёдора, в фехтовании на длинных клинках, ему было очень далеко. Андрей давно уже не встречал людей, которые могли бы ему противостоять на равных — в рукопашном бое Гнатьев не смог бы устоять против монаха, но на саблях…на саблях тот был царь и бог.
Так и сегодня, они около часа изучали связки, переходы и стойки, потом столько же времени бились в спарринге, где Фёдор наставил Андрею синяков, приговаривая: «Ничего, ничего — зато, может, жив останешься если что!». Потренировавшись, они уселись за стол пить чай, отходя от интенсивной тренировки.
Фёдор отхлебнул из глиняной выщербленной чашки, прищурился, глядя на Андрея, и сказал:
— Что сегодня ночью-то сотворил?
— Я адепта завалил.
Фёдор поперхнулся, закашлялся, долго кашлял, вытирая глаза, и потом сипящим голосом, наконец, выговорил:
— Ты понимаешь, чего ты натворил? Теперь весь город на уши поставят!
— Ну и поставят…не найдут. Никто не знает, что это я…кроме тебя.
— Намекаешь, что только я могу разболтать? Нет, я не разболтаю. А вот ты наивно думаешь, что кто-то будет вести расследование, искать виновного путём умозаключений. Ничего такого не будет. Будет всё очень плохо. Сюда пригонят войско, обложат город, и вырежут всех. Если не всех — то большинство. И будут резать до тех пор, пока виновник не найдётся, или — не назначат такового. Вот так, Андрей.
Андрей недоверчиво посмотрел на Фёдора — неужели это реальный сценарий? И тут же внутренний голос ему сказал: «Реально. Ты забыл, что находишься не на Земле, где правоохранительные органы хотя бы пытаются изобразить видимость расследования, придерживаясь, хоть и формально, каких-то законов — в этом мире такого нет, что хотят, то и сотворят — вспомни только Влада Тепеша, он же граф Дракула — целыми селениями на кол сажал. Ох, что-то будет…»
В трактир он возвращался озабоченный и угрюмый, автоматически отмечая всё, что происходит на улицах города.
Народ в городе как будто попрятался по щелям — не было обычной суеты, не было множества повозок, перевозящих грузы в лавки и магазины. Город будто вымер, ожидая неприятностей
Так продолжалось неделю. Посещаемость трактира упала в разы — посетителей почти не было, не было приезжих, которые снимали комнаты и выпивали, не было купцов и мастеровых, заходящих после рабочего дня прополоскать горло кружкой пива.
Хозяин трактира страшно ругался, призывая кары на голову неизвестного убийцы, персонал пивной его поддерживал — они лишились чаевых, и вообще их зарплата была под угрозой, ведь их жалованье впрямую зависело от выручки.
Через неделю, около полудня, затрубили трубы, и в город вошли регулярные войска. Солдаты маршировали по улицам, поглядывая на горожан свысока и презрительно — ведь человеку всегда нужен повод, чтобы убить кого-то, кто не сделал ему ничего плохого. Например — он неправильно думает, неправильно выглядит, и вообще не имеет права жить, так как у него другая вера и убеждения. По лицам солдат, закованных в тяжёлые кольчуги, наручи, поножи, струился пот, оставляя на лицах дорожки в пыли, осевшей за время многодневнего перехода.
Андрей, стоя в дверях трактира, с горечью и волнением смотрел на проходящий мимо строй, полный плохих предчувствий.
Ближе к вечеру, уже через час после прибытия воинских частей, началось то, ради чего их сюда пригнали — всех жителей города выгоняли из своих домов, попутно прихватывая в карманы всё, что «плохо лежало» и сгоняли на городскую площадь.
Раньше бОльшая часть этой площади была занята навесами и прилавками торговцев, но теперь всё было сломано, а остатки строений валялись в дальнем углу возле стены дома. Площадь вмещала тысяч двадцать людей, а если их набить как селёдок, вплотную, чтобы было не продохнуть — тогда и больше.
Андрей оказался в первых рядах согнанных людей, так как трактир стоял ближе к площади, а потому одним из первых попал под раздачу — солдаты ворвались вовнутрь и древками копий выгнали всех наружу, даже не позволив поварихе снять с огня кастрюли. Она причитала всю дорогу до площади, переживая за то, что всё, что она готовила, сгорит на огне. Андрею тоже досталось древком между лопаток, позвоночник ощутимо болел и ему в тот момент очень хотелось свернуть башку ретивому солдафону, он еле сдержался, чтобы не сделать этого. Повар Василий заметил это и прошипел тихо сквозь зубы:
— Не вздумай! Убьют всех! Терпи.
И Андрей терпел. Хотя терпеть было очень, очень трудно: первыми вывели семью купца.
Впереди шла молоденькая любовница адепта — она была сильно избита, и это легко было заметить, так как девушка шла абсолютно голой. Обнажёнными были и её родственники — мать, отец, братья и сёстры — два мальчика, похоже, что близнецы, и девочка лет десяти. Они рыдали, а спины в кровь были иссечены то ли плетью, то ли кнутами.
Андрей скрипнул зубами: «Смотри, смотри — вот оно, царство сатаны, вот его правосудие и его милость! Может меня в наказание Господь сослал в это царство дьявола? Может это ад? Ну как люди могут делать это, а ещё — спокойно смотреть на это!»
Но это было только начало. Вперёд выступил адепт исчадий, видимо приехавший для разбирательства и громким зычным голосом объявил:
— Этот город провинился. В нём скрывается преступник, лишивший жизни адепта Сатана. Мы накажем вас за это! Мы будем приносить в жертву на алтаре всех подряд — пока или преступник не объявится, или же мы уничтожим всех жителей города, и всё равно этим самым убьём этого человека, находящегося среди преступных жителей! А начнём мы с семьи, которая не уберегла своего благодетеля, и возможно, эти люди участвовали в заговоре против исчадий! Нашему Господину угодны человеческие жертвы, Он будет доволен!
Отойдя в сторону, он кивнул местному исчадью, видимо распорядителю мероприятия:
— Начинайте.
Двое исчадий схватили безвольно плачущую девушку и волоком потащили её к сооружённому у собора алтарю, представлявшему собой небольшой, сантиметров семьдесят в высоту помосту, наверху у которого располагалось что-то вроде плахи. Девушку повалили на неё спиной, выгнув дугой так, что её грудь оказалась на плахе, пятки на помосте, а голова почти коснулась досок пола. Исчадье в красно-коричневом одеянии подошёл к ней и стал завывать диким голосом, взывая к своему Господину:
— Ооооо Саган! Ооооо господин! Мы приносим тебе жертву, это молодое сердце! Ооооо Саган!
Андрей замер и его сердце захолодело — он не ожидал такого страшного результата своих действий, он не понимал, чем это могло кончится, и сейчас он не знал, что ему делать, как остановить эту вакханалию смерти. Единственный способ был…
— Стойте! Остановитесь! — крикнул он, прервав завывания исчадья — это я сделал! Я убил Васка!
Толпа вокруг него отхлынула в ужасе так, что вокруг него образовалось свободное пространство метров пяти в диаметре — все глядели на него, так будто он был заражённым чумой или проказой. Все, с кем он работал в трактире, все чужие и знакомые — все испуганно отшатнулись от него. Немудрено — теперь он был опаснее гремучей змеи — а вдруг скажет, что они были с ним? Вдруг под пыткой припомнит, кто был его другом? Смерть страшная и неминучая.
Андрей вышел вперёд и крикнул:
— Хватит зверства, сволочи! Я пристрелил вашего хренова Васка!
Адепт сделал навстречу ему пару шагов — он удовлетворённо улыбался:
— Что, у нас герой объявился? Решил спасти девку, жалко стало? Или — правда ты убил и никто иной? И чем же ты его убил?
— Из арбалета, когда он выходил из дома купца.
— А зачем ты его убил? Что он тебе сделал?
Андрей достал из-под рубашки крестик, и размашисто перекрестился:
— Я вас ненавижу! Вас надо уничтожать, как бешеных собак!
Адепт ещё более довольно усмехнулся:
— Теперь ясно. Взять этого боголюба!
Не дожидаясь, когда его схватят гвардейцы, расслабленно стоящие перед адептом, Андрей сделал невероятный рывок вперёд, рассчитывая успеть перед смертью удавить хоть одного поганца-адепта, сбил с ног двух гвардейцев, уже почти дотянулся до улыбающегося исчадья, когда сзади на него обрушился тяжёлый удар — видимо плоскостью меча, сбивший его на землю.
Он ещё тянулся к адепту, когда не него обрушились удары со всех сторон — били ногами, руками, пинали так, что он сразу почувствовал, как у него хрустнули рёбра. Он схватил чью-то ногу, повалил её владельца и вцепился ему в горло зубами, разрывая гортань как дикий зверь. Тот заверещал, потом забулькал кровью и задёргался под ним. Ещё несколько сильных ударов почти выключили монаха и он только подумал — «Забьют до смерти, хоть без пыток обойдётся» — когда адепт крикнул:
— Не трогать его больше! Связать, привязать к столбу, мы потом допросим — кто такой и откуда взялся.
Его подняли и поволокли к столбу, к которому примыкал помост с алтарём, где всё ещё лежала выгнутая дугой девчонка. Загнув руки Андрея назад, их завели за столб и связали поставив его спиной к столбу и оставив так.
Голова его кружилась от полученных ударов, а когда туман в глаза развеялся, Андрей увидел, что практически ничего не изменилось — девчонка как лежала, так и лежит на плахе, её семья так и стоит в ожидании казни, а адепт что-то вещает с возвышения. Прислушался:
— Мы выявили этого боголюба, покусившегося на жизнь адепта Васка, ему предстоит умереть на жертвенном алтаре в праздник Жертвы, или закончить жизнь на арене Круга, а сейчас мы увидим, как приносят в жертву пособников боголюба! Это с их помощью боголюб смог убить такого служителя Сагана, как адепт Васк! И пусть все запомнят, чем заканчивают те, кто идёт против служителей Сагана!
— Андрей закашлялся, выплюнул сгусток крови и хрипло крикнул:
— Эй, ты, тварь — отпусти невинных! Ты же получил, то, что хотел! Я убил вашего хренова Васка, зачем тебе жизнь этих людей?!
— Зачем? — усмехнулся, подойдя ближе, адепт — ну как зачем? Вот пусть все, кто замышляет против исчадий, видят, что бывает после того, как они совершат преступление. Невинны, говоришь? А нет невинных. Все виноваты. Их души нужны нрашему великому господину, и ты дал повод их забрать. И теперь, оставшееся до смерти время, думай, как ты стал причиной гибели такой прелестной девушки. Гляди, какая сладенькая…была!
И с этими словами адепт вынул из складок своего плаща небольшой кривой, как серп, нож, и воткнул его в подреберье отчаянно закричавшей девушке. Она сразу обмякла, потеряв сознание, а адепт распорол её поперёк, сунул в разрез руку, с усилием рванул что-то и вытащил из грудной клетки ещё сокращающийся красный комок — сердце. Он с торжеством поднял его и прокричал:
— Прими в жертву это сердце, Саган!
Он поднял над головой красный комок и потом бросил его на помост, рядом с Андреем. Сердце мокро шлёпнулось на грязный помост, и ещё продолжало вздрагивать, потом сокращения стали всё тише, тише, и, наконец, затихло, превратившись в кусок мяса.
Девушку подняли за руки и ноги, и как тушу убитой свиньи, сбросили к подножию помоста, в пыль.
— Давайте следующего! — крикнул возбуждённый адепт. Его глаза блестели, он поднял руки вверх и слизнул с обнажившегося локтя каплю крови длинным, как у змеи, языком.
Следующим был мальчишка, брат убитой девушки, он тонко кричал и плакал…потом они все слились в вереницу мёртвых тел и вырванных из них красных комков.
Андрей сейчас хотел умереть, но больше — хотел убить эту мерзкую тварь, наслаждавшуюся убийствами. Он дал себе зарок, что если выживет, всё равно найдёт этого урода, и убьёт его страшно и мучительно. И ещё решил — он пройдёт через все испытания, только бы достать этого гада, и его приспешников — ведь не зря же забросил его сюда Господь, чтобы он погиб так глупо и бесполезно? Ну не может же быть такого! И тут же заметил про себя — люди в фашистских концлагерях тоже думали, что такого быть не может, и что всё закончится хорошо…
После окончания обряда жертвоприношения весь народ отпустили, и они рассосались по своим домам, молчаливые и тихие, видимо под впечатлением от зрелища. Пока шли — обсуждали этого боголюба, по милости которого погибла вся семья купца и желали ему мучительной смерти, более мучительной, чем та, которая настигла несчастные жертвы.
Многие сходились на том, что хорошо бы, если бы его отправили на Круг — скоро праздник, зрелищ тоже хочется. Давно боголюбов не ловили, уже и забыли, когда в последний раз смотрели на арену, где их убивают бойцы.
Андрея погрузили в телегу и повезли по улицам города, в городскую тюрьму. По дороге прохожие, и люди в окнах домов кидали в него огрызками и нечистотами — одна пожилая дама умудрилась со второго этажа своего дома ловко облить его из ночного горшка, попав содержимым на колени, и теперь он благоухал застарелой мочой и дерьмом. Вот в таком виде он и попал в камеру городской тюрьмы.
В этой камере содержались все, кого ловили на улице — воры, убийцы, боголюбы и просто те, на кого показали, как на преступников, угрожающих устоям государства и религии Сатана.
Уголовники, конечно, были в привилегированном положении — за них могли внести выкуп сообщники, или они могли договориться со стражей о том, что сделают им какую-то услугу — они были в тюрьме как короли.
Камера представляла собой полутёмное огромное помещение, в котором за раз могло содержаться до двух сотен заключённых. Впрочем — содержаться — это громко сказано. Всё, что было тут из удобств, это огромные деревянные параши в дальнем углу, в которые опорожнялись все сидельцы. Нар не было — вместо нар полусгнившая солома, кишевшая насекомыми. В углах бегали крысы, за которыми от скуки и с голодухи охотились заключённые.
Андрея втолкнули в камеру, врезав пинком в поясницу так, что у него помутилось в глазах. Он свалился на мерзкую солому, потом с трудом поднялся на четвереньки. Встал, и пошёл разыскивать угол, в котором можно пристроиться и собраться с силами. Андрей знал, что ему придётся очень туго в этом заведении, и сразу пытался определить стиль поведения и разработать план того, как ему тут выжить. То, что это будет непросто, он не сомневался.
Найдя не занятый людьми участок пола у стены, он сел, опёршись спиной о холодную стену и замер, притянув колени к груди. Всё тело болело, как минимум два ребра были сломаны или треснуты, бровь рассечена и засохшая кровь залепила глаз, а перед глазами плавали чёрные мушки. «Крепко досталось» — подумал он — «Бывало и хуже. С перебитой ногой полз три километра, как Маресьев — и ничего, выжил. Главное — живой. Даст Бог ещё воздам по заслугам».
С этими мыслями он забылся тяжёлым сном — организм требовал восстановления после физической, и главное — психологической травмы. Быть непосредственным участником жертвоприношения, да ещё косвенным его виновником — это кого хочешь сломит. Ну — сломать это его не сломило, но потрясло основательно.
Проснулся он сразу, от того, что кто-то тряс его за плечо.
— Парень, не сиди на голом камне! Чахотку заработаешь враз! Здесь камни вытягивают здоровье. Подстели под себя солому и на стенку не облокачивайся.
Он открыл глаза и увидел перед собой лицо мужчины лет пятидесяти, похожего на пасечника, с грязной полуседой бородой.
— Очнулся? Давай переползай на солому, слышал что я тебе говорю? Давай, давай, ползи.
Андрей недоверчиво посмотрел на мужчину — не то место, чтобы кто-то о ком-то бескорыстно заботился, но не обнаружил подвоха и поднявшись, скривив рот в болезненной гримасе, подошёл к мужчине и сел рядом на охапку соломы.
— Ну что, давай знакомиться? — спросил мужчина — меня звать Марк, а тебя как?
— Я Андрей.
— Ты за что сюда попал? Нет — не хочешь, не отвечай — думаешь, меня специально к тебе подсадили, чтобы что-то вызнать? Нет, братец — мужчина усмехнулся — им не надо ничего вызнавать. Все тут — кроме уголовных, есть жертвы для алтаря. Вот уголовные могут выйти отсюда на волю, а мы нет — только трупами, или на алтарь.
— А откуда ты знаешь, может я уголовный? — хмуро, прокашлявшись и сплюнув, сказал Андрей.
— Видать, крепко тебя по башке приложили — сказал Марк — ты крестик-то свой спрячь. Никакой уголовный не будет таскать крест на шее. Ты типичный боголюб. Впрочем — я такой же как и ты. Не совсем такой, конечно — поправился он — крестик не ношу, это ты такой отчаянный, я простой купец, который сдуру попался под раздачу — искали кого-то для жертвы на алтарь — ну не местного же, взяли чужого купца — отобрали товары, а меня в тюрягу. Я уже тут год сижу.
— Как год? — не понял Андрей — ведь тебя должны были давно уже в расход пустить! Что-то не стыкуется у тебя…
— Забыли меня — усмехнулся Марк — а я как-то и не тороплюсь на свидание с Сатаном. Кормлю тут вшей, жру баланду, и жду, когда подохну тихо, расчесав укусы вшей. Впрочем — скоро видать и мне конец — на днях обещали сделать чистку — на праздник Жертвы всех, кто к тому времени останется в тюрьме, на Круг пустят. Последние игры были год назад — боголюбов не так просто наловить, а народ требует зрелищ. Вот нас и поубивают во славу Сагана. Вообще-то, после года в этой дыре мне и самому хочется, чтобы всё быстрее кончилось. Скоро насекомые уже под кожей заведутся. Один, недавно, захрипел, упал на пол, пену пустил, а из его рта черви полезли. Размножились видать, после того, что сожрал тут какую-то гадость — то ли из крысы паразиты перешли, то ли баланду не проварили как следует — вот и сожрали его изнутри. Вот так вот и живём.
— А сколько тут боголюбов?
— А все! — засмеялся Марк, показывая остатки зубов — впереди у него было только два зуба целых, остальные то ли выпали, то ли выбили — все, за кого не отдали выкуп, объявляются боголюбами со всеми вытекающими последствиями. Он перехватил взгляд Андрея на свои зубы, поморщился:
— Выпали. Нет овощей свежих. Дёсны кровоточат и зубы выпадают… Посидишь с полгода — то же самое будет.
— Не посижу. Меня раньше вытащат, гарантия. Я адепта убил. Уж про меня-то не забудут…
— Ты?! А адепта?! Силён! — восхитился Марк — тебе хоть не так обидно сидеть, есть что вспомнить, а я по глупому попал…лучше бы прибил кого-нибудь из исчадий, чем вот так, по дурацки. Ты давай, поспи — не бойся, если что — я разбужу. Кормёжка будет только утром, так что особо ждать нечего. Если уголовные прилезут — я тебя толкну. Меня уже побили тут несколько раз — взять с меня нечего, но отстали потом — чего толку меня бить, когда взять нечего. Ну спи, спи. Заговорил я тебя.
Андрей закрыл глаза и через несколько минут уже спал, не обращая внимания на вонь в камере, на укусы насекомых и на уколы соломинок. Ночью он метался — болело избитое тело, поднялась температура и в голове болело и громыхало, как будто в ней ездил танковый взвод. Но он заставил себя спать — сейчас важнее всего был отдых.
— Вставай, вставай — сейчас баланду принесут — кто-то толкнул его в плечо.
Андрей проснулся — нет, это был не кошмар. Всё так и есть, как ему привиделось — ритуальные казни, тюрьма с насекомыми и безнадёга впереди. Безнадёга ли? Пока живу — надеюсь! — Андрей не помнил, откуда он взял эту пословицу, что-то латинское, что ли…но в ней было суть того, как он намеревался жить дальше. Кроме надежды ему ничего не оставалось.
Он пошёл к решётке, перекрывающей проход на волю — там стояли несколько котлов на колёсиках, из которых черпали какую-то тёмную жидкость и выливали в глиняные чашки. Андрей получил свою порцию дурно пахнущей баланды с куском похожего на глину хлеба и уселся у стены, задумчиво отхлёбывая баланду через край чашки — надо было восстанавливать силы, а какая бы не была баланда, некоторое число калорий в ний присутствовало. Дохлебав, он дожевал хлеб, пошёл к решётке и выставил чашку в коридор через решётку — так делали все заключённые. Тут же стояли кружки и бачки с водой — каждый подходил и черпал воды столько, сколько ему было надо. «Вот и весь завтрак» — подумал Андрей — «На такой еде я долго не протяну, ослабею, это точно…но мне это точно не грозит. Раньше чем ослабею прикончат, гарантия».
Он опять пошёл в угол к Марку и снова погрузился в забытье.
Марк что-то рассказывал ему, он автоматически отвечал — сам не особо осознавая, что именно — так, на бытовые темы какие-то — потом оба замолчали.
Андрей обдумывал существование: «Почему меня не вытаскивают на допрос? Забыли? Не верю. Доводят до кондиции? Чтобы осознал ужас положения? Чтобы сломать? А почему я думаю, что им так уж надо меня допросить? Может им неинтересно — ну убил, одним боголюбом больше, одним меньше. Я всё время пытаюсь представить то, о чём они думают — и ошибаюсь. Они мыслят совсем по другому, и пока я не научусь мыслить как они, я не смогу предугадать их ходы. Ну, например — с моей точки зрения, я совершил страшное деяние — убил их адепта, и они должны мстить мне. Они так и сделали — принесли в жертву семью купца. Только вот посыл неверный — они не мстили. Они использовали ситуацию, чтобы совершить очередное жертвоприношение, а не мстили за адепта, и ещё — они таким образом предупреждали подобные нападения на них самих, исчадий, показывали — вот что с вами будет, если вы… А сам адепт был им неинтересен — он допустил, чтобы его убили, значит был идиотом и не заслуживает жалости. На его место поднимется кто-то из исчадий рангом ниже, вот и всё. Ага — вот уже у меня что-то получается — я должен их ПОНЯТЬ, иначе бороться с ними не смогу. Итак — меня кинули в тюрьму, абсолютно не интересуясь — как и зачем я убил адепта. Впрочем — почему «как»? Они прекрасно знают — как. Почему? А не наплевать ли? Практически каждый человек этого города может иметь повод убить исчадие, тем более, что оказалось — пленный — боголюб, исконный враг адептов Сатана. И что из всего этого вытекает? Или жертвенный камень, или Круг. Для меня в любом случае это закончится дурно…»
Андрей забылся тревожным сном, прерванным через полчаса неугомонным Марком.
— Андрей, проснись, неприятности!
— В чём дело — разом проснулся монах, как будто и не спал.
Открыв глаза, он обнаружил перед собой пятеро мужчин тридцати-сорока лет, предводительствуемых высоким рыжим мужчиной сорока лет. Тот внимательно смотрел в лицо Андрею, не выражая никаких чувств, как будто разглядывал булыжник или бугор земли.
— Ты боголюб, который убил Васка?
— Я, и что? — Андрей весь собрался, готовый к любым событиям.
— У нас на тебя заказ — равнодушно пояснил рыжий — через три дня Круг, а до тех пор мы должны превратить твою жизнь в кошмар. Ничего личного, но нас выпустят, если тебе тут будет очень плохо. Так что — готовься — ты будешь нас удовлетворять по очереди как женщина, прислуживать нам, а если постараешься — мы тебя не будем сильно бить…так, слегка, чтобы следы было видно. Иначе не поверят, что тебя тут мучили. Вставай, пошли с нами, в наш угол.
Андрей медленно поднялся, прикидывая шансы, и счёл, что они довольно велики — главное, чтобы у него было время поспать, без сна он погибнет.
Монах поднялся, всем видом изображая смирение и отчаяние, приблизился к рыжему, держа руки опущенными и расслабленными…через долю секунды бандит лежал на полу камеры, подёргивая ногами и фонтанируя кровью из разорванного горла — Андрей вырвал ему кадык, со словами: «Ничего личного!» Двух других, видимо охрану главного, он встретил двумя резкими ударами, вогнав одному переносицу в череп, а другому выбил глаз двумя сложенными пальцами. На оставшихся он напал, не дожидаясь, когда они на него прыгнут — одному перебил горло ударом руки, другого отправив в нокаут ударом в солнечное сплетение. Затем обошёл всех бандитов и по очереди свернул им шеи, прервав завывания покалеченных. После этого по очереди оттащил их в центр камеры, убрав, как мусор, из своего угла. Остальные заключённые шарахнулись от него, как от бешеной собаки, но он не обратил на это никакого внимания. Андрей сделал то, что должен был, и то, что умел лучше всего на свете — убил людей.
После совершённого, он снова сел в свой угол и попросил ошеломлённого Марка:
— Если кто-то приблизится ко мне, вот как они, предупреди меня, ладно?
— Хорошо, Андрей, конечно — Марк с опаской посмотрел на него — не беспокойся, сразу толкну, спи.
За оставшиеся три дня было ещё два нападения — уже с подручными средствами.
У двоих сидельцев нашлись ножи, так что теперь у Андрея было два ножа — плохонькие, дерьмового металла, но всё-таки ножи. Ему пришлось спрятать их под солому — после каждого уничтожения группы бандитов, стража, видимо наблюдавшая за результатами попыток, вытаскивала трупы из камеры и обыскивала его на предмет оружия.
Интересно, что хотя они действовали решительно и энергично, в поисках оружия, но бить его не били, и вообще с пониманием отнеслись к тому, как он защищал свою жизнь. Видно было, что его сопротивление уголовным ублюдкам вызывает у них уважение, и даже восхищение боевым умением. Впрочем, это не мешало им во время обыска держать его на прицеле арбалетов — так, на всякий случай. После третьей попытки, больше попыток унизить его или покалечить больше не было. Видимо, как не хотелось кое-кому выйти на свободу за его счёт, результат был однозначным и желающих повторить не находилось. Время от времени заключённых забирали из камеры — кто-то возвращался, избитый, иногда притаскиваемый без сознания, иногда не возвращался — то ли отпускали за выкуп, то ли убивали просто так или приносили в жертву. Вот только Андрей никто не вызывал, никто не трогал — про него, вроде как, забыли.
Вечером третьего дня Марк сказал:
— Завтра Круг. Никого не останется в живых. Ну — почти никого.
— А что, нет возможности как-то выжить на Кругу? Неужели никого никогда не отпускают? Зачем вообще Круг? Если на нём нельзя выжить — кто будет сопротивляться? Всё равно умирать…
Марк усмехнулся:
— Круг создан для того, чтобы усладить взоры исчадий и толпы. Якобы, он даёт шанс каждому попавшему туда сохранить жизнь, если он убьёт всех бойцов Круга и останется в живых. Тогда его торжественно отпускают, оглашая это во всеуслышание.
— И что — такие случаи были? — поинтересовался Андрей — ты видел такое когда-нибудь?
— Ну, начнём с того, что видеть я этого никак не мог — я считаю подобные зрелища варварством, и никогда на них не ходил. Не понимаю, как может интересовать вид того, как убивают несчастных людей, объявленных боголюбами или же тех, кто пошёл против воли исчадий, женщин, детей, мужчин. Отвратительно! Слышать, про то, что кто-то всё-таки ушёл от наказания на Круге живым — я слышал. Очень давно. Подробностей не знаю, но слышал, что это возможно. Вот только мне это кажется невозможным, это всё специально распускаемые исчадьями слухи, дающие несбыточную надежду отчаявшимся людям. Ну сам представь — против тебя выходит воин в боевом вооружении — кольчуга, сабля, шлем, а ты с голыми руками. Есть шансы убить своего противника? А ведь их больше десятка! Обычно на арену Круга выпускают сразу несколько десятков приговорённых, а на них спускают больше десятка вооружённых бойцов Круга. Кровь льётся рекой. Мне даже говорить об этом противно — Марк сплюнул — это чистая бойня. Кстати, как так оказалось, что ты дожив до своего возраста, ничего не знаешь о Круге? И откуда ты знаешь такие хитрые приёмы убийства людей? Нет-нет! — он сделал останавливающий жест рукой — не хочешь, не отвечай. Я не выспрашиваю тебя ничего — просто интересно. Если ты пришёл откуда-то из глубинки, и ничего не знаешь о Круге — откуда знание боевых искусств? Ну ладно, ладно — не отвечай. Я ничего не спрашивал.
Андрей отвёл от лица купца тяжёлый взгляд и кивнул головой — да, ничего не спрашивал, а я не слышал — и закрыл глаза.
Он размышлял: «Может и правда есть возможность выбраться? На арене я буду свободен, и если приложу всё умение, может и выживу? Шанс крохотный и иллюзорный, но всё-таки, а вдруг? Завтрашний день покажет…»
Ночь прошла тяжко, впрочем — как и все ночи в тюрьме. Кто-то стонал, кто-то кашлял, стоял смрад нечистых тел, нечистот из параш, пота и гнилых тряпок. Андрей недоумевал — как смог Мрак целый год выжить в такой атмосфере? Однако — скоро его заняли другие мысли, мысли о его будущем — если оно, конечно, будет. Если он выйдет из заключения, куда он денется? В этом городе ему не жить, это точно. Куда идти? Потом он усмехнулся про себя — строит планы, как будто уже вышел из тюрьмы. Надо, вначале выйти, а уж потом видно будет. С тем он и уснул.
На рассвете загромыхали двери тюрьмы, решётки поехали по стальным направляющим и в камеру вошёл отряд воинов в тяжёлом вооружении:
— Всем встать! Пора на Круг, умирать! Хватит отдыхать и наедать брюхо, бездельники!
— Наешь тут у вас! — крикнул кто-то из толпы угрюмых заключённых — три дня с параши не слазил, несло! Сами бы попробовали вашу хренову баланду, твари!
— Поговори мне ещё — нахмурился начальник стражи — до Круга не успеешь добраться. Кишки выпущу!
— Не выпустишь, сучонок! Вам же зрелища надо, исчадьями не понравится, если ты нас перебьёшь, гавнюк!
— Перебить не перебью. А вот покалечить — запросто! — жёстко сказал стражник — быстро все на выход и грузиться в фургоны! Кто будет мешкать — получит копьём в зад. Сдохнете не скоро, но помучаетесь всласть. Быстро пошли, твари!
Заключённых группами загоняли в дощатые фургоны так, что в них нельзя было сидеть, а можно было только стоять, прижавшись друг к другу. Даже дышать было трудно, так как деревянные «кормушки» на стенках фургонов были закрыты наглухо.
Андрей не страдал клаустрофобией, но и ему было тяжко торчать в этом тёмном душном гробу, упёршись носом в затылок одного из товарищей по несчастью. Хорошо ещё, что ехали они недолго, и это мучение закончилось довольно быстро — из фургонов их перегнали в отдельные камеры под ареной круга. В каждый фургон влезло человек по пятьдесят, камеры были предназначены как раз на такое количество людей.
Через полчаса, после того, как они оказались в этой камере, за её решёткой появились люди с знакомыми котлами на колёсах — они стали раздавать завтрак, как ни странно, оказавшийся вполне приличным — каша с мясом, хлеб, компот — видимо, как последняя милость идущим на казнь, а может — чтобы продлить удовольствие от зрелища, сытый будет подольше сопротивляться, поддержав свои силы. Андрей склонялся ко второму — жалости от исчадий он как-то не видал.
В этой же группе оказался и Марк, который с удовольствием вычищал чашку с кашей. Купец посмотрел на него, грустно усмехнулся:
— Хоть напоследок нормальной еды поесть. Андрей, у меня к тебе просьба. Если выживешь, исполни, пожалуйста, ладно?
— Если выживу? — усмехнулся Андрей — если выживу, выполню. Если только это не какая-то неприличная просьба.
— Нет, ничего неприличного — в городе Анкарре государства Балрон у меня есть дочь, Антана, ей, когда я уезжал торговать, было семнадцать лет. Теперь уже восемнадцать… — купец грустно потупился и смахнул с глаз влагу — найди её, скажи, что я её очень любил, и помоги ей чем сможешь, прошу тебя.
— Интересно, а почему ты не послал ей письма, чтобы за тебя внесли выкуп — удивился Андрей — насколько я знаю, исчадья с удовольствием отпускают за деньги!
— Нет у неё денег на выкуп. Я вложился в это путешествие всем, что у меня есть, и всё потерял — не надо было связываться с исчадьями, а я рискнул, хоть меня и отговаривали. Позарился на хорошую прибыль, а теперь всё потерял. Она это время должна была жить на то, что я ей оставил для проживания. Что будет дальше — я не знаю. Если только хорошего жениха найдёт…вот только сомневаюсь — кому она нужна, нищая. Мать её умерла при родах, а я больше не женился. Ну, так поможешь?
— Выживу — найду твою Антану. Вот только ещё и выжить надо, пока не знаю как.
— Если кто тут и выживет — так это ты, я видел, как ты дерёшься, а как выжить — это мы сейчас узнаем — грустно добавил Марк, глядя на шагающий по коридору отряд стражников — вон, сторожевые псы идут по нашу душу. Давай попрощаемся, что ли…помни о моей просьбе.
Глава 5
Решётчатые двери отъехали в сторону, отряд человек сорок стражников выстроился стальной стеной с обеих сторон прохода. Все солдаты стояли наизготовку, с обнажённым оружием, а значит никаких шансов сбежать или напасть на них для людей не было.
Это Андрей понял с первого взгляда и расслабился — всё ещё впереди, ещё не вечер. Главный из стражников глухо крикнул из-под опущенного забрала:
— Все на выход! Пора умирать!
Узники медленно и обречённо потянулись из камеры, проходя мимо стражников по длинному тёмному коридору, освещённому из узких оконцев вверху стены. В коридоре пахло прогорклым дымом от факелов, видимо горевших тут ночью, а также пОтом заключённых, теснившихся в проходе.
Через метров двадцать, они свернули налево, и оказались у большой железной двери, высотой метра три, перекрывавшей арочный проход. Перед дверью стояли два мускулистых человека, по пояс голые, в длинных кожаных передниках — вероятно служащие Круга и по совместительству палачи.
Заключённым пришлось постоять у двери минут пятнадцать, пока за дверью не пропели трубы, после этого служащие тяжело, с напряжением откатили дверь в сторону, и в проход хлынул солнечный свет, заставивший зажмуриться идущих на смерть.
Стражники сзади стали древками копий и мечами подталкивать заключённых и те нестройной группой вывалились на арену Круга.
Андрей видел это всё на картинках и в кино — трибуны амфитеатра, орущую толпу, трибуну для элиты — всё, всё как в дурном сне или дурном фильме.
Узники сгрудились в центре огромной арены, практически размером с футбольное поле.
Андрей внимательно осмотрел всё вокруг — это был, практически, стадион, только древний — никакой рекламы и травяного покрытия. Он усмехнулся — в такую минуту и думать о рекламе…вот же приучили видеть на стадионах эти дурацкие рекламные плакаты. Хорошо хоть перед смертью не придётся видеть в последнюю минуту рекламу кроссовок или костюмов.
Впереди стояла ещё одна группа — Андрей с горечью обнаружил там женщин, и самое главное — детей.
Дети были всех возрастов, от младенцев до подростков, видимо, их забрали вместе с матерями. Он вспомнил рассказ вышибалы, как тот работал бойцом круга и убивал женщин и детей — слушать это было мерзко, а уж видеть — совсем жутко.
Андрей постарался выбросить из головы все посторонние мысли и стал холодным и ясным, как ледниковая талая вода. Ему надо выжить, а всё остальное потом — жалость, переживания, страх и ненависть.
Монах осмотрел узников внимательным глазом — можно ли организовать из них хоть какое-то подобие воинской группы, и с сожалением понял — нет. Это были абсолютно гражданские люди, многие измождены содержанием в мерзкой тюрьме, а те, кто покрепче, больше чем в детских драках не участвовали. Значит, рассчитывать надо будет только на себя, и очень быстро соображать и действовать — пока бойцы Круга расправляются с остальными потенциальными покойниками — бить их в спину, завладеть оружием и попытаться уничтожить всех. Задача непомерно сложная, но возможная.
Всё-таки нужно попробовать как-то организовать этих олухов — подумал он и крикнул:
— Слушайте меня все! Шанс убить хотя бы нескольких уродов у нас есть, хоть умрём с честью, и заберём с собой несколько негодяев! Держитесь кучно, не разбегайтесь по арене, не набрасывайтесь на бойцов по одному, а только по пятеро-четверо, они не успеют всех сразу убить! Валите их на землю, душите, грызите, рвите — мы успеем убить многих, если не струсите! И не кидайтесь защищать женщин и детей — это бесполезно, а они того и ждут, чтобы вы разбежались и погибли на радость толпе! Бросайтесь группами, стаями, как волки, и вы отомстите за гибель родных!
Люди слушали его обреченно, но он видел, как их руки сжимались в кулаки. Если даже простую дворовую собачку загнать в угол, она начнёт кидаться и кусать, а этих несчастных довели до полного отчаяния, терять им нечего.
Андрей погладил рукоятку ножа, который примотал к телу лентой в подмышке — это был один из тех ножей, что он отнял у тех, кто покушался на него. Ленту он оторвал от нательной нижней рубахи, которую носил тут каждый уважающий себя мужчина.
Несколько заключённых отделились от общей группы и побежали к женщинам и детям — видно было, как они прощались с близкими, обнимались и рыдали, понимая, что видят друг друга в последний раз.
Они не вернулись к общей группе мужчин — Андрей, конечно, их не обвинял — ну кто может обвинить человека в том, что он пытается защитить свою семью, ценой своей жизни продлив их жизнь хотя бы на минуту…
Снова заиграли трубы — теперь они ревели низко, утробно, как будто трубил слон. Открылись двери со стороны, противоположной той, с которой появились заключённые, и на арену выступили десять вооружённых мужчин. Андрей так и впился глазами в них, прикидывая свои шансы на выживание.
Он думал: «Высокие, раскормленные, накачанные — значит скорость не очень велика. Вся постановка — на силу. Будут делать упор на неё. Вооружение — прямой меч, кинжал. Щита нет — это уже хорошо. Шлем на голове, кожаная безрукавка с нашитыми на груди пластинами. Ну правильно — зачем им тяжёлое вооружение, когда им противостоят безоружные люди, тут надо наряд не воина, а мясника. Резать, рубить, колоть — практически безнаказанно. Ну что же — вы сами хотели. Мы ещё поборемся…»
Вышедшие на арену бойцы построились в ряд и пошли на заключённых, а те стали отступать к группе женщин и детей. «Что же, в этом есть резон» — подумал Андрей и последовал их примеру — «Возле женщин биться будут отчаяннее, да и те семь человек, что ушли к своим, будут уже в группе»
— Слушайте все! — крикнул он — наваливайтесь на них, как подойдут близко и вырывайте оружие, вооружайтесь и бейте их!
«Повторяюсь — но лучше повториться, взбодрить их, чтобы не резали как овечек. Чем больше бойцов они убьют, тем легче мне будет убивать остальных, тем меньше их останется по мою душу» — думал он.
Андрей достал из подмышки нож и опустил его в рукав, держа за рукоять. Он был готов.
Бойцы разделились на две группы и начали обходить сгрудившихся в кучу людей с флангов, видимо желая начать с самых безопасных жертв — женщин и детей.
Андрей понял — почему они идут на слабых — если убить семьи, то отчаявшиеся противники уже не будут так отчаянно защищаться. Что не говори — заключённых тут было около пятидесяти человек, плюс женщины, если набросятся все разом, могут и затоптать, потому — эти подонки были осторожны и готовы в любую минуту отпрыгнуть в сторону. Не зря бойцов было всего десять человек — это, якобы, уравнивало шансы и позволяло кому-нибудь из заключённых убить своего противника — а ведь зрелище интереснее, если оно более разнообразно. Убийство бойца заключёнными тоже интересное зрелище, это понятно.
На самом же деле шанс победить бойцов Круга у заключённых был совершенно минимален — бойцы обучены действовать против групп противника, они тренированы и сильны, а самое главное — в руках у них метровые мечи и тридцатисантиметровые кинжалы. Только глупец мог рассчитывать победить такого противника…или очень умелый человек.
Бойцы, как по команде, кинулись на заключённых, под рёв и визг трибун.
Первые же удары выкосили человек десять — упали несколько женщин и трое мужчин, а также два ребёнка. Заключённые бросались на палачей, но те ловко уворачивались и не давали себя схватить. Андрей уклонился от удара, кто-то за ним захрипел, получив удар в шею — вроде как это был Марк, державшийся поближе к монаху, но некогда было оглядываться и смотреть — ножом Андрей пропорол кожаную безрукавку нападавшего и выпустил ему кишки.
Пока детина удивлённо разглядывал сизо-фиолетовые кольца внутренностей, неожиданно свесившиеся у него до колен, монах выбил у него из руки меч, схватил за рукоять и отпрыгнул в сторону.
Его нападение не осталось незамеченным, и за ним началась охота — двое бойцов побежали на него, желая расправиться в ту же секунду. Не тут-то было — Андрей припустил бегом, по широкой дуге.
Хотя он и засиделся в камере, а кроме того, ослабел от побоев, бегал монах ещё вполне пристойно и шаги преследователей отдалились. Он оглянулся — один боец отстал от другого шагов на десять — он был очень грузный и мощный, второй был ближе и тут же поплатился за это.
Андрей напал на него, мгновенно сменив направление движения на противоположное — доли секунды, два звенящих удара и вот преследователь лежит на песке арены с разрубленным коленом и раной в боку.
«Школа Гнатьева не прошла даром!» — подумал Андрей и побежал по дуге назад, к основной бойне. Грузный преследователь так и топал сзади, не в силах догнать.
Народ на трибунах улюлюкал, свистел и смеялся, потешаясь над неповоротливым бойцом.
Андрей посмотрел на происходящее в центре арены — практически всех женщин и детей убили, полегло и половина заключённых-мужчин, но и двое бойцов Круга лежали на песке, едва шевелясь, видимо, умирая — под ними растекалась большая лужа крови.
Двое заключённых стояли с мечами в руках и рубились с остальными бойцами — с удивлением Андрей узнал в одном из отчаянных заключённых Марка — купец истово, пусть и не очень умело, рубил и колол, уворачиваясь и отбивая ответные удары.
«Купцы всегда были отчаянными людьми» — промелькнула не периферии сознания мысль и с ней Андрей на бегу подрубил ноги сзади одному из палачей, уносясь мимо них на открытое пространство.
Сзади топал громила и Андрей продолжил свой барражирующий «полёт» забирая по широкой дуге — «Пусть топает, догнать всё равно не может. Потом с ним разберусь!» — думал он.
На бегу он подхватил с пола кинжал одного из бойцов, и теперь у него было два прекрасных клинка — шансы росли. Возврат назад — и он сходу в спину заколол бойца и ранил ещё одного — теперь на ногах стояли четверо бойцов…и пятнадцать заключённых, из них двое с мечами.
Заключённые уже заметно устали — тот же Марк год просидел в этой душегубке, конечно — какие тут спортивные успехи, так что конец был близок. Андрей снова отбежал в поле, подгоняемый топанием ног — в конце концов, это ему надоело, а трибуны просто ржали в голос, глядя на то, как здоровенный мужичина гоняется за заключённым.
Андрей резко остановился и принял бой. Первый же удар этого мастодонта, метров двух ростом, и весом килограмм сто сорок, чуть не выбил из его руки меч — настолько он был силён.
Боец как будто дрова рубил, громыхая по клинку монаха своим мечом, возможно надеясь, что или меч переломится, или он тупо пробьёт защиту. Не тут-то было, хотя уровень фехтования Андрея и не дотягивал до уровня Гнатьева, но уж с таким увальнем он сладить мог. В фехтовании грубая сила стоит на последнем месте — если, конечно, это не удар двуручным мечом с коня, а потому более быстрый и ловкий Андрей имел гораздо больше шансов завалить своего противника — что он и сделал через две минуты боя — сложным отбивом увёл в сторону меч противника, увернулся от его кинжала и метнул свой кинжал, попав бойцу в печень.
Кинжал погрузился в тело врага до самой рукояти, боец прижал руку к животу и упал навзничь, грохнувшись, как Пизанская башня. На трибунах завопили и закричали: «Он убил Бешеного Быка! Он завалил Бешеного Быка! ААААА!»
«Ага, подумал мельком Андрей, видать личность-то борова всем известная, типа местная знаменитость!» — он подхватил кинжал поверженного Голиафа и побежал к группе бойцов.
Их осталось на ногах двое, и они добивали троих оставшихся заключённых — Марк уже был ранен, впрочем — как и оба остальных оставшихся в живых мужчин. На глазах Андрея, тот, что был с мечом, упал, под ударом бойца и его меч перехватил второй заключённый- теперь их было двое, Марк, и ещё один мужчина.
Эти мужественные люди дали Андрею возможность напасть на бойцов сзади, отвлекая их спереди — после нападения Андрея один боец тут же упал, подрубленный, как сосна, а второй успел воткнуть меч в Марка и обратным движением зарубить второго заключённого. Теперь их оставалось двое — Андрей и этот боец.
Судя по движением не очень высокого, длиннорукого бойца, бой между ними обещал быть сложным. Этот противник выглядел очень опасным и быстрым, и монах был сильно обеспокоен исходом сражения. Враг поднял голову и Андрей увидел, как на его губах зазмеилась тонкая презрительная усмешка:
— Ты рассчитываешь победить меня, глупец? Эти идиоты и ногтя моего не стоили, они были просто приложение ко мне, мясники! Я боец, настоящий боец. И ты умрёшь. Ничего личного — просто или я умру, или ты, другого быть не может, а я умирать на хочу. Начнём, пожалуй!
Трибуны заревели, как будто слышали их разговор: «Мясник! Мясник! Мясник!»
— Тебя Мясник звать? — усмехнулся Андрей — хорошая кличка, подходящая! Резать детей и женщин — это только настоящий мясник может, ублюдочная трусливая тварь! Ты не мужчина! Ты жалкий кастрат, у тебя давно уже нечем баб трахать, вот ты и заменил свой член кинжалом, урод недоделанный!
Насмешки достигли цели, и Мясник, в ярости, очертя голову кинулся на Андрея, желая закончить всё в первые же секунды.
Видимо он был удивлён, когда встретил жестокое и умелое сопротивление — Андрей на встречной атаке рассёк ему плечо, нанеся длинный, сильно кровоточащий порез. Сам он тоже пострадал — меч Мясника рассёк ему кожу и мясо до кости прямо над треснувшими рёбрами, что было больно вдвойне.
По боку и бедру потекла тёплая струйка крови, и Андрей задумался над тем, насколько глубока и опасна рана — надо быстрее кончать с этим уродом, иначе так можно истечь кровью до смерти. Он тут же провёл серию быстрых ударов, ни один из которых не дошёл до цели — противник все их парировал и напал сам — он был очень искусен в фехтовании — не так, как Гнатьев, но точно выше уровнем, чем Андрей.
«Что делать?» — лихорадочно думал монах — «Если затянуть схватку — неясно, кто первым истечёт кровью — что-то шибко с меня хлещет жидкость, в голове звенит и во рту пересохло — признак потери крови. Если я сейчас его не добью — мне хана» тут он заметил, что «мёртвый» Марк позади Мясника шевельнулся, подтянул к себе кинжал и сделал Андрею слабый жест — мол, гони на меня!
Андрей напал на противника, засыпав его градом яростных ударов, принуждая отступать назад. Мясник не видел, что делается сзади, а потому, сосредоточенно отбивая удары, пятился, шаг за шагом. Когда он поравнялся с лежащим на песке Марком, тот, в последнем усилии рванулся и вонзил кинжал в бедро палачу. Мясник застонал, пошатнулся, неловко повернулся, пытаясь удержать равновесие и перенося вес на здоровую ногу…и получил мощнейший удар мечом в левое подреберье, практически перерубивший его до позвоночника. Мясник упал молча, как бревно, возле Марка. Купец ещё шевелился, пуская кровавые пузыри изо рта, поманил рукой Андрея, монах наклонился к умирающему и услышал:
— Помни, что обещал!
С этими словами Марк вздрогнул, взгляд его остановился и он умер.
Андрей закрыл ему глаза, выпрямился и осмотрелся — трибуны молчали, ошеломлённые происшедшим, на арене слабо шевелились несколько бойцов Круга, тяжело раненные. Заключённые все были мертвы — после ударов профессионалов никто не выжил. На песке лежали десятки трупов — Андрею навсегда запомнилась картина — одна женщина закрывала собой своего ребёнка и их прикололи в спину — детские ножки торчали из под её тела.
Посмотрев на это, Андрей пошёл к живым бойцам и каждому воткнул в спину меч, поставив точку в этом бесчинстве Зла.
Последний удар меча, как будто нажал на спуск и трибуны заревели, завыли:
— Победил! Боголюб победил! Свободу боголюбу! Свободу боголюбу!
Железные двери со скрежетом открылись и на арену вышел распорядитель — важный человек лет сорока, с большим круглым чёрным амулетом на груди. Он зычным голосом крикнул:
— По правилам Круга, оставшиеся в живых заключённые, кто бы они ни были, освобождаются, им прощаются их прегрешения, им выдаются сто золотых и земля по их выбору! Каждый преступник, победивший в Круге, может рассчитывать на прощение! Славьте нашего господина Сагана! Славься, Саган! Славься, Саган! Славься Саган!
Трибуны всё громче и гроче повторяли славословие Сагану, и скоро рёв трибун напоминал рёв турбин самолёта: «Славься, Саган! Славься, Саган!» Глаза людей были вытаращены, щёки раздуты в напряжении, они вопили и вопили в экстазе, войдя в какую-то бесноватость — в нескольких местах на трибунах некоторые крикуны бились в конвульсиях, пуская пену, настолько захватила их эта истерия.
Распорядитель призывно махнул рукой Андрею, и тот пошёл за ним на дрожащих ногах — кровотечение стало поменьше — рана залепилась рубахой, но крови вытекло предостаточно и у него кружилась голова. В руке Андрей так и держал меч и шёл наготове, ожидая любой пакости, но всё было тихо, и он беспрепятственно вошёл в коридор под трибунами амфитеатра, скрывшись от глаз зрителей. Спину распорядителя маячила впереди, Андрей зашёл за угол, и тут на его голову обрушился страшный удар, выключивший его, как испорченный телевизор.
Очнулся монах в тесной клетушке, за решёткой. На нём так и был наряд, в котором он бился на арене, а под щекой лежала охапка соломы — правда, посвежее, чем в общей тюрьме.
Он застонал от боли в голове и в боку, повернулся, с трудом разлепив глаза, осмотрелся и увидел перед решёткой чашку с кашей, кусок хлеба и кружку с водой.
Андрей протянул руку и схватив кружку жадно выпил тёплую, безвкусную жидкость — ему нужно было восстанавливать кровь, организм был сильно обескровлен. Потом он заставил себя съесть холодную замазку-кашу и кусок хлеба — если он хочет выжить, нужны силы.
Сделав всё это, монах откинулся на спину и преодолевая муть в голове, стал думать: «Итак, никаким освобождением и не пахнет — это большой фарс, для черни, никто и не собирался никого освобождать. А значит — они точно меня убьют и очень скоро, чтобы никто не знал, что случилось. Мол — получил своё бабло, и уехал из города. Потому и в одиночную камеру засунули. Ну что же, скоро должно всё разрешиться — вероятно, скоро я узнаю, чего они от меня хотят».
Прошло несколько часов, прежде чем Андрея удостоили посещением. Это был тот самый адепт, который казнил семью купца.
Он подошёл к решётке, долго рассматривал узника, затем с ноткой удивления в голосе, сказал:
— Ты меня удивил. Ещё никто не выживал на арене Круга. Наверное, слабоваты стали бойцы, зажрались, заплыли жиром. Умеют только женщин и детей резать, а это мы и сами умеем неплохо, не правда ли? — он усмехнулся, показав белые острые зубы. Что так смотришь на меня? Ненавидишь, наверное, да? Представляю, каково было твоё разочарование, когда вместо ста золотых и земли ты получил одиночную камеру. А что ты думал — мы будем отпускать боголюбов живыми и награждать их? Живите дальше и славьте своего бога? Это же бред…враг должен быть уничтожен, никакой жалости и снисхождения. Твоя смерть угодна Великому Господину, от твоей смерти у нас прибавится силы. Зачем я тебе это рассказываю? А чтобы тебе было ещё мучительнее, чтобы ты умирал в бОльших страданиях, чтобы понимал, что умрёшь, а изменить ничего не можешь! Ну, что скажешь, боголюб? Как тебе тут, в камере? Как нравится у нас в гостях?
— Клянусь, тварь, когда я выберусь, я найду тебя и убью. Ты жив сейчас только потому, что стоишь с той стороны, за решёткой. Войди сюда и ты умрёшь, чего бы это мне не стоило. Такие твари как ты не должны жить — Андрей закашлялся отбитой грудью и сплюнул на пол кровавый сгусток — давно надо было отправить тебя к твоему господину, он найдёт тебе местечко в аду.
— Приятно слышать твои грозные речи — усмехнулся адепт — это означает, что у тебя сохранились какие-то силы, и ты доживёшь до жертвоприношения, и поживёшь подольше, доставляя нам удовольствие своими мучениями. Я буду резать тебя кусками — вначале отрежу тебе все пальцы, потом уши, нос, кастрирую тебя, потом буду отрубать ноги и руки по кускам, делая так, что ты всё это время будешь жить и видеть, как мы твоим мясом кормим собак, а лучшие куски будут съедать наши прихожане. Потом мы посадим тебя на кол, и ты будешь умирать долго и мучительно.
— Да ты ведь психически больной! У тебя не бывают припадки, когда ты пускаешь пену и дёргаешься? Уверен, бывают — только больной на голову может наслаждаться страданиями существ. Тебе нельзя жить, задумайся, ты не нужен этому миру!
— Сегодня в полночь ты узнаешь, кто нужен этому миру, а кто нет — многообещающе усмехнулся адепт.
За Андреем пришли примерно через два часа. Не дожидаясь ударов и пинков, он сам поднялся на ноги и пошёл за конвоирами — от пассивного сопротивления толку никакого, а здоровья осталось не так много, надо беречь силы.
Рана на его боку не кровоточила, залепленная присохшей рубахой, но болела ужасно — её дёргало, и похоже начиналось воспаление. Он шёл за стражниками и думал: «Неужели всё? Неужели всё так и кончится, не начавшись? Зачем Господь послал меня сюда? Освободить мир от этой скверны, или отбывать наказание в этом аду? Скорее всего второе, и скоро я встречусь с сатаной, ну что же, я всегда знал, что окажусь в аду. Видимо пришло моё время…»
Андрея погрузили в знакомый фургон — теперь он был тут один. Дверь фургона захлопнулась, колёса заскрипели и он отправилс я в свой последний путь. Последний? Он выругал себя матерно — пока жив — надеюсь! Ещё не вечер! Он силён, быстр, пока что жив — что там впереди? Нечего раньше времени себя хоронить!
Фургон остановился после получаса скрипения и колыхания, дверь открылась, и перед собой он увидел самый крупный собор, который был в городе. У его дверей стояли несколько гвардейцев, лениво прохаживавшихся в отблесках горящих факелов.
Пламя факелов колебалось, трещало и воняло маслом и гарью. Вечерний лёгкий ветерок холодил тело и Андрей поёжился.
— Что, замёрз, боголюб? — хохотнул выпускавший его стражник — сейчас тебя погреют. Шагай давай, ублюдок!
Солдат двинул Андрея в спину, монаха пронзила острая боль и он едва сдержался, чтобы не застонать. «Ну нет, я не доставлю вам удовольствия своими стонами…двинуть его, что ли? Руки связаны…да ещё поломают сейчас, толку-то его бить, когда бежать нельзя — пока нельзя. Подожду, что будет дальше».
Его завели в собор — обстановка ему уже была знакома — иконы с дьявольскими ликами, сцены человеческих жертвоприношений, смрад.
Внутри находились несколько десятков прихожан — видимо из самых состоятельных семей города — они были богато одеты, холёны и обвешаны драгоценными украшениями. Его провели к столбу, укреплённому возле алтаря, и привязали к нему, заведя руки назад. Ноги стянули шнуром, довольно плотно, так, что через несколько минут он уже перестал их чувствовать — угрюмо подумал: «Часа два в такой позе, и я вообще никогда не смогу встать на ноги — просто отвалятся от гангрены».
Через несколько минут после того, как его привели, началась чёрная месса.
Вначале все прихожане подходили к исчадью и пили какую-то жидкость — вероятно наркотическую, потому, что у них сразу стекленели глаза, краснело лицо и их тела покрывались потом. Андрею это было хорошо видно, так как большинство прихожан уже были голыми до нитки — они скинули с себя одежду, оставшись только в украшениях. Всё эта возбуждённая толпа скакала, орала, славила Сагана, многие совокуплялись прямо возле алтаря, оглашая пространство собора криками и стонами.
Один из исчадий, присутствовавших на этой оргии, ушёл внутрь собора и скоро вернулся с розовым комочком — Андрей с ужасом обнаружил в его руках младенца, мальчика, шевелящего ручками и ножками и кричавшего во весь голос.
Младенца положили на алтарь и все снова начали гнусаво завывать:
— Саган! Оооо! Саган! Оооо! Саган!
Исчадье занёс над младенцем кривой воронёный нож и толпа начала скандировать:
— Бей! Бей! Бей!
Нож опустился и крик младенца оборвался. Исчадье вознёс вверх окровавленные руки, провёл ими по своему лицу, оставляя кровавые полосы, и запел:
— Саган, прими жертву! Оооо Сатан! Оооо Саган!
Толпа забесновалась ещё больше, некоторые падали в судорогах и пускали пену, на Земле бы сказали, что они одержимы бесами. Впрочем — а разве это было не так?
Те, на ком ещё были остатки одежды, сбросили её, и всё переросло во всеобщую оргию, где уже не разбирали, с кем совокупляются — все свивались в клубки, как змеи.
Это продолжалась минут двадцать, потом исчадье подошёл к привязанному Андрею, с отвращением наблюдавшим за происходящим, и сказал:
— Теперь, твоя очередь отправиться к нашему Отцу! Ты будешь служить ему, ползать у его ног, вылизывать плевки, проклятый боголюб! Что, страшно, ничтожество? Ну где твой бог, чего он тебя не защищает?
Андрей понял, что настала его последняя минута, и взмолился про себя: «Господи, дай мне силы умереть достойно, как человеку, и дай силы убить хоть одного из этих мерзавцев!»
Исчадье полоснул ножом по связывающим монаха верёвкам и Андрей упал на помост, не в силах устоять — его ноги затекли так, что он их не чувствовал, как будто это были деревяшки.
Исчадье засмеялся:
— Смотрите, он уже начинает ползать на брюхе! Скоро он отправится к нашему господину, и будет ему прислуживать! Ведите его к алтарю!
Потные голые люди с перекошенными мордами вцепились в Андрея и поволокли к окровавленному алтарю, с которого, как мусор с кухонного стола, сбросили тело ребёнка. Монах пытался сопротивляться, ударить рукой или ногой, но десятки рук вцепились в него с силой душевнобольных и тащили, даже не позволяя прикоснуться к полу, по воздуху.
По дороге они его пытались ударить, ущипнуть, расцарапать, любым способом нанести какое-то увечье — но небольшое, так как исчадье-распорядитель крикнул, чтобы его не калечили — каждый кто нанесёт несанкционированное увечье, тоже займёт место на жертвенном алтаре. Какие бы ни были эти обдолбанные люди, страх они понимали и не решались выдавить ему глаз или сломать палец.
Как бы то ни было, но к тому времени, как Андрей достиг алтаря на плечах сатанистов, его тело представляло собой сплошной синяк, а из открывшейся раны на боку сочилась кровь. Его положили на алтарь и стали срывать с него одежду, через несколько секунд он был гол, как при рождении.
Одна из женщин, участвовавших в сатанинской оргии, хрипло закричала:
— Я его хочу! — и влезла на Андрея верхом, дёргаясь в сладострастных конвульсиях и оставляя на нём полосы слизи и пота. Другая стала оттаскивать первую, и тоже полезла на него, потом третья, и над его телом возникла драка возбуждённым похотливых сатанисток, визжащих и треплющих друг друга за волосы.
Внезапно дверь за алтарём открылась и вышел адепт.
Он был в какой-то немыслимой тиаре, состоящей из человеческого черепа, костей, засушенных пальцев и скальпов, его лицо раскрашено полосами красной краски, видимо, долженствующей изображать кровь. А может это и была кровь? На его обнажённом теле был накинут плащ цвета запёкшейся крови.
— Тихо все! Молчать! Держите его крепко, сейчас будем совершать обряд жертвоприношения нашему Господину!
Все затихли, глядя на адепта в жутком наряде. Он обвёл тяжёлым взглядом всех участников оргии, и они отпрянули от него, страшась, как будто перед ними стоял сам сатана. Женщины слезли с Андрея, оставив его окровавленное тело в покое.
Адепт подошёл к простёртому монаху и спросил с сумасшедшей улыбкой:
— Удобно ли тебе? Как тебе наши женщины, понравилось с ними? Предлагаю тебе — сейчас ты встанешь на колени, вылижешь мне ноги, потом с тобой совершит акт кто-нибудь из мужчин и ты отречёшься от своего бога — и тогда будешь жить, будешь одним из нас, у тебя будут деньги, лучшие женщины, у тебя будет всё, что ты пожелаешь. Глупец, неужели ты думал, что богатство, власть, даётся просто так? Все эти люди — самые богатые и успешные люди города, служат моему Господину! Они все давно уже принадлежат ему, и за это у них нет никаких ограничений — они берут всё, что хотят, для них нет закона, нет никаких моральных устоев, они живут всласть! А остальные пусть идут в зад! Живи, как хочешь! Ну что, боголюб, готов проклясть своего бога? Готов отречься?
Адепт повернулся к своим последователям и сказал:
— Поднимите его на ноги.
Андрея потащили с алтаря и поставили перед адептом.
— Ну что, боголюб, опускайся на колени, лижи мне ноги! Тебе показать, как это делать? Эй, сюда! — адепт схватил одну из тех, кто ранее ползал по Андрею, и бросил на колени — вылизывай меня!
Молодая женщина с распущенными волосами начала истово вылизывать ступни адепта, переходя всё выше и выше, пока не занялась его гениталиями.
— Видишь, как старается! Это жена графа Мастунского, главы городского совета! Старайся лучше, сука! Видишь, боголюб, что значит власть Сагана?! Бери что хочешь, живи как хочешь и не думай о последствиях! Ну что, отрекаешься от бога?
— Пошёл ты на… — выдавил с ненавистью Андрей и рванулся, попытавшись ударить адепта ногой, но только попал в женщину, удовлетворявшую того во время разговора. Женщина завизжала и отлетела в сторону. Адепт досадливо поморщился и спокойно сказал:
— Ну вот, испортил ей удовольствие. Тогда ты умрёшь, идиот, умрёшь страшно и мучительно, а уж об этом позабочусь. Ну что, хочешь что-то сказать перед началом? Чего-то желаешь перед смертью, чего-то хочешь?
Андрей впился глазами в адепта и медленно сказал:
— Хочу, чтобы ты сдох!
Внезапно адепт пошатнулся, схватился за грудь и рухнул с возвышения, как будто его сбили палкой. В соборе настала мёртвая тишина, потом кто-то пискнул женским голосом:
— Он умер! Боголюб убил его! Он убил его!
Руки, державшие Андрея, разжались, толпа отхлынула в ужасе, а он повернулся к ним, вытянул руку и указывая пальцем на одного из них, сказал:
— Умри, тварь! — тот упал как подкошенный. Все завизжали и начали бегать по храму, пытаясь укрыться за колоннами, падая за скамьи, за возвышение алтаря, а Андрей, как снайпер с винтовкой, поворачивался на месте и «стрелял» из пальца:
— Умри! Умри! Умри! — сатанисты падали, как подкошенные, ложась на пол штабелями. Он не жалел никого — ни мужчин, ни женщин, эти твари не имели права жить. Господь дал ему Силу, и он использовал её по-полной. На ногах остались только четверо исчадий, они попытались использовать силу Сагана против него, попытались, как и он, убить на расстоянии — но на Андрея их потуги не оказали никакого воздействия, кроме того, что его крестик, чудом сохранившийся на шее, нагрелся, будто в печи. Андрей закричал:
— Умрите все, сатанинские отродья! — и внутренности собора превратились в кладбище. Никто не шевелился, вокруг только трупы, трупы, десятки трупов.
Андрей спустился с возвышения, подошёл к разбросанной одежде и стал подыскивать себе подходящее одеяние. Оделся, оглядел всё вокруг, подумал — обошёл трупы и собрал с них все драгоценности, которые нашёл, свалил их на чью-то рубаху, завернул в узел и положил на плечо. Узел получился внушительный, довольно тяжёлый — килограмм на десять, не меньше. Теперь, если он выберется из города, ему будет на что жить, и не только просто жить…на всё хватит.
Андрей пошёл ко входу, спотыкаясь о трупы.
Дверь была закрыта, гвардейцы снаружи не видели и не слышали того, что тут происходило.
Монах подумал немного, потом решительно толкнул дверь — гвардейцы стояли кучкой, о чём-то оживлённо разговаривая, и вначале не обратили внимания, что из храма кто-то вышел, потом один из них замер, кивнув головой на вышедшего — смотри, мол! Вытаскивая из ножен сабли и мечи, они двинулись к нему, обходя с двух сторон.
— Умрите! — группа бойцов повалилась на землю, а Андрей ушёл в темноту.
Он шёл в одно единственное место, в котором его бы приняли и поняли — к Фёдору Гнатьеву. Идти было недалеко — минут пятнадцать, и скоро он оказался перед знакомым домом.
За окном, не до конца закрытым занавеской, горел огонёк — видимо Фёдор не спал. Ворота оказались заперты, и Андрей стал бросать в окно камешки, до тех пор, пока дверь в избу с грохотом не открылась и громогласный нетрезвый голос не спросил:
— Кто ещё там бродит?! Кто развлекается? Свали отсюда, пока башку не свернул!
— А может всё-таки откроешь? — с усмешкой спросил Андрей — вместе будем выпивать, всё веселее!
— Ты?! Как, откуда? Тебя же вроде отпустили после Круга? Заходи скорее!
Калитка скрипнула, распахнулась, и Андрей, пошатываясь, вошёл во двор, таща на плече увесистый узел.
— Ты чего шатаешься? Пьяный, что ли? Это я пьяный, который день пью — вначале тебя поминал, потом радовался, что ты выжил. А ты чего напился, с радости, что ли?
— Фёдор, я сильно ранен, не болтай и потише — вдруг кто-то услышит. Пошли скорее в дом, и вскипяти воды, мне надо рану…вернее раны, обработать.
Фёдор мгновенно собрался, будто и не был только что мертвецки пьян, побежал в дом и стал растапливать печь, ругаясь, что мало приготовил дров и надо теперь идти в сарай, надо их наколоть.
Через минут двадцать всё-таки печь была заправлена, дрова лизали языки пламени, а на плиту водрузилась огромная медная кастрюля с колодезной водой.
Андрей, скрипя зубами, стащил с себя рубаху и ощупал покрасневший разрез на боку — он сильно болел и воспалился. «Как бы не сдохнуть!» — подумал он — «Было бы обидно, уйти от стольких опасностей и быть убитым простым заражением раны»
— Пока греется вода, расскажи, как так получилось, что ты сейчас у меня, а не отдыхаешь с кучей денег где-нибудь в уютной комнатке лучшей гостиницы города? Сто золотых — немалый куш! И земля! Почему ты весь израненный и никто не позаботился, чтобы заняться твоими ранами? Рассказывай, я сгораю от любопытства!
— Ну что сказать, думаю, что, что до момента моего ухода с Круга ты всё уже знаешь, небось весь город жужжит, а вот после того, как я ушёл… — и Андрей вкратце пересказал Фёдору то, что случилось после того, как он покинул арену и до этого момента.
Фёдор ошеломлённо слушал и мрачнел, потом сплюнул:
— Я так и знал, что эти сволочи устроят что-то подобное, но всё-таки надеялся, что у тебя всё хорошо. Вижу — нет. Что теперь думаешь делать?
— Вначале надо залечить раны — боюсь, что занёс какую-нибудь заразу в раны, поваляли меня по грязи крепко. Потом…потом надо выбираться из города и бежать подальше, пока эти сволочи не очухались и не начали разыскивать меня по всей стране. Когда они посмотрят — моего трупа среди их трупов нет, значит начнут розыск. Я ведь положил и адепта, и всю верхушку, элиту этого города! Не скоро опомнятся! Скажи мне вот что — где такое государство Балрон? Что это за государство такое? Мне нужно попасть туда, в город Анкарру.
— А чего ты там забыл? — удивлённо спросил Фёдор — ну есть такое государство, на севере, очень не любят там исчадий, но между Славией и Балроном нет официальных отношений, и исчадья не допускаются в пределы этого государства. Они как-то определяют, что это исчадье и сразу убивают его, если обнаруживают на своей территории. Если же исчадье пытается въехать в Балрон официально — его не пускают. Но не убивают. Это довольно большое государство, сравнимое по размерам с Славией, они граничат. Язык там такой же, как у нас, но с этаким акцентом — они «Г» говорят как «Х», и слова произносят как-то нараспев, а так ничем не отличаются от нас. Кроме религии. Религия у них какая хочешь — и в Единого Бога, и язычники, и кого только нет — особых придирок по этому поводу нет. Конечно, дерьма там своего хватает, но жить как-то посвободнее.
— А почему тогда славийцы не бегут туда? Тут же просто невыносимо жить! Как можно жить под исчадиями?
— Ну как можно…вот так и можно. Живём. Тут могилы предков, своя земля, дома, а кто там ждёт? Думаешь, там мёдом намазано? Так же над бедными измываются богатые, так же кому-то везёт в жизни, а кому-то нет. Но, согласен — тебе прямая дорога туда. На этом материке это единственное место, где тебя могут принять и не выдать исчадиям. Славия и Балрон давно уже противостоят друг другу, были войны, с переменным успехом, а сейчас всё застыло в вооружённом нейтралитете — один толчок, и покатится под откос…война будет, конечно, но когда — никто не может предположить. А как ей не быть? Исчадьям нужны новые территории, так же им не нравится, что подданные бегут в Балрон, спасаясь от беспредела — в Балроне уже, наверное, процентов десять населения славийцы — войны не избежать. Но, повторюсь — всё пока затихло. Слушай, интересно, что — вот так показал пальцем на врага и человек умер? Ну ты силён! — Фёдор хохотнул и задумался — молчи и никому не говори о твоей способности — или убьют, или заставят работать на власть, без разницы — где это будет, в Славии, в Балроне, или где-то ещё. А чего ты там в узле притащил? Ты не рассказал. Я слышал, там чего-то шибко брякнуло. Оружие, что ли? Или чего?
— Или чего — вымученно улыбнулся Андрей — драгоценности это. Я обобрал трупы прихожан Сагана, которые развлекались со мной в храме. Давай его сюда, посмотрим, чего я там нагрёб. Мне же придётся куда-то деваться из города, жить на что-то надо, да и с деньгами легче устроиться — вот и снял с богачей побрякушки.
— Да чего ты, как будто оправдываешься? — хмыкнул Фёдор — они нам должны по гроб жизни, весь город высосали, считай это трофеями на войне. Давай, посмотрим, на сколько ты раскрутил богатые семейства…ух ты, тяжёленький узел! Ни-че-го себе! — Фёдор высыпал на широкий дубовый стол груду сокровищ — ты хоть представляешь, сколько это стоит?! Да вот только эта, одна диадема, стоит столько, сколько не зарабатывает крестьянин за всю свою жизнь всей семьёй! Да что семьёй — всей деревней! Мамочка рОдная…да ты богач, каких мало! Теперь они точно весь город перероют, тут ни одной вещи нельзя будет продать, и во всей Славии тоже. Можете тебе вообще отправиться на другой континент? Но там язык другой, обычаи другие, труднее приживаться… Говоришь в Балрон тебе надо? Так чего ты там забыл, расскажешь?
— Долг у меня. Человеку пообещал, что найду там его дочь и помогу, чем могу. Если бы не он, возможно я и не смог бы победить на арене — он стойко сражался, и в конце, уже умирая, сильно помог мне. Я дал обещание и не могу его нарушить. Знаешь, Фёдор, моя жизнь не может служить образцом праведности — многие годы я был просто зверем в человеческом обличье, наёмным убийцей, но если я когда-нибудь давал слово, я его держал всегда. Это знали и друзья, и враги. Впрочем — друзей последние годы у меня тоже не было — какие друзья у наёмного убийцы? Только заказчики и жертвы, да обслуживающий персонал. Возможно, сейчас, в этом мире, я получил возможность исправить свою жизнь, стать кем-то большим, чем презренный убийца. Не знаю, поймёшь ли ты меня. Возможно я говорю слишком высоким штилем, но я именно так и думаю — это мой шанс. И я знаю, зачем я тут — я должен уничтожить исчадий, выкорчевать зло из этого мира.
— Ну что же, я тебя понимаю…я сам такой. Думаешь, чего я ушёл из стражи? Опротивело всё. Здесь меня ничего уже не держит — семьи нет, родни нет, так что — мы с тобой вместе поедем в Балрон. Денег у тебя полно, на выпивку и закуску хватит — думаю, не заморишь старика голодом! — Фёдор ухмыльнулся — вот и я при деле буду, а то тоскливо тут сидеть и спиваться. Хоть посмотрю, что у тебя получится. Давай-ка теперь тобой займёмся — а то и правда ещё горячка начнётся и загнёшься. Я тогда с твоих сокровищ точно сопьюсь — мне их пропивать надо будет несколько лет, не меньше, и то не смогу все пропить, помру раньше! — он хохотнул и добавил — я очень рад, что ты жив и вернулся. После сорока лет найти друга очень трудно, практически невозможно, и слава богу, что он послал мне тебя. Всё, теперь к делу — вода уже согрелась, сейчас я принесу корыто, раздевайся, садись в него, будем обмывать и обрабатывать твои раны.
Следующий час они обрабатывали раны Андрей — тот шипел, матерился, и дважды чуть не терял сознание от боли, когда Фёдор обмывал струёй тёплой воды с мылом все повреждения.
Как оказалось, на голове была огромная шишка, с рассечением практически до кости — Фёдор по этому поводу выразился так, что если бы не чугунная голова — мозги бы вылетели вмиг из дурной башки. С раной на боку дело было хуже — края раны после оргии в храме разошлись, и требовалось их сшивать. Фёдор продезинфицировал рану, вычистил из неё грязь, песок, потом дал Андрею бутылку с какой-то жидкостью:
— На, пей, не больше двух глотков — это настойка опия. Сейчас буду зашивать, тебе будет очень, очень больно. Стой, подожди! Давай-ка вначале спустим тебя в подпол, в тайник, тебе так и так там отсиживаться, а я тебя не дотащу, надорвусь — вот ты какой боров здоровый, небось килограмм сто весишь.
— Ну — сто не сто, а девяносто точно. Дай мне барахлишка какого-нибудь, срам прикрыть, не хочу я их шмотки надевать, противно!
— А что шмотки? Шмотки как шмотки, только грязные. Постираю, и будут нормальные, будешь носить. Другие не скоро купим, а у меня, думаешь, великий гардероб? Сейчас подберу тебе штаны с рубахой, только тебе короткие будут, ты же вон какая орясина вымахал.
Андрей вытерся куском ткани, которая здесь служила полотенцем, натянул штаны Фёдора, действительно короткие ему по длине и отправился в подпол. Там он улёгся на низкий топчан, застеленный матрасом и шерстяным одеялом и повернулся на бок. Только что он отхлебнул из бутыли, и уже чувствовал, как опийный туман захватывает его мозг, погружая в небытие. Завтра, он знал это, будет хреново — и раны, и отходняк после опия, но сегодня он был счастлив притулиться в безопасном месте, скрытом от опасностей и бед, а места безопасней, чем подпол Фёдора не было на всём белом свете.
Сквозь сон он слышал бормотание Фёдора:
— Сейчас зашьём, поспишь, а с утра я схожу на рынок, куплю нам свежего мяса, овощей, наварю похлёбки — пальчики оближешь, ты ещё и не знаешь, какую я умею похлёбку варить! Мою похлёбку можно подавать в лучших домах страны, даже королю на стол сгодится! А если к ней ещё и кружку хорошего винца! Это вообще будет славно! Скоро встанешь на ноги, мы и подумаем тогда — как выбраться из города. Ну, друг мой, теперь терпи…
Андрей почувствовал, даже через опийный туман, как его бок пронзила боль, но спасительная темнота поглотила его, не позволив терпеть мучения.
Пробуждение было уже более щадящим — тело, конечно, болело, но не так сильно, как до того, как он пришёл к Фёдору. Скорее всего, тогда он просто не позволял себе расслабляться, не позволял боли овладеть собой, потому и держался всё это время.
Андрей попытался встать, нащупав край лежанки — в подвале было очень темно, света никакого не было — крышка опущена на место — но тут же свалился обратно, получив жесточайший удар по больному боку от деревянного топчана. Есть хотелось ужасно, рот пересох, а ещё хотелось по нужде — и он не знал, куда это дело вылить.
Пока он раздумывал, крышка люка открылась и в проём заглянуло усатое лицо Фёдора:
— Ты проснулся? Я уж бояться стал, думал, помираешь — ты спал двое суток подряд! Давай я тебе помогу подняться наверх, сейчас будем обедать, я разогрел похлёбку, вина сейчас тебе красного налью — надо восстанавливать кровь, чаю вскипячу, похлёбку наложу — надо отъедаться.
Он спустился в подпол, осторожно подхватил Андрея и они пошли к лестнице, ведущей наверх. Подниматься было трудно — голова кружилось, в боку стреляло, но Андрей упорно, как жук, лез по лестнице и, наконец, плюхнулся рядом с дырой на пол. Ноги его не держали, и если бы не Фёдор он уже два раза бы скатился вниз.
— Мда, не натаскаешься тебя наверх — пробурчал запыхавшийся Фёдор — давай, скорее восстанавливайся. Сейчас расскажу тебе, что происходит в городе.
Пока Андрей, давясь от жадности, заглатывал густую, и действительно вкусную похлёбку Фёдора, тот рассказал ему то, что произошло за прошедшие два дня:
— В общем так: как и предполагали, тебя ищут, и ищут усиленно — подняли всех на уши, трактир, где ты работал, выпотрошили, всех его работников и хозяина взяли, а заведение разграбила шпана. Теперь будут выпытывать — как это они пособничали такому убийце, как ты. Теперь мотивация поисков: ты негодяй, мерзкий боголюб, которого простили за его прегрешения, и пригласили на праздничную мессу в храм. Там ты, мерзкий неблагодарный тип, убил всех добропорядочных граждан города, лучших её людей, ограбил их и сбежал в неизвестном направлении. Никто не знает, где ты прячешься и откуда взялся — шерстят всех, даже уголовников, никакие откупы не действуют — хватают всех. Говорят, должна прибыть комиссия с адептом-инквизитором для расследования твоих преступлений. Комиссия прибудет дней через десять. За это время нам нужно поставить тебя на ноги и быстро валить из этого города — похоже ему приходит конец. Ты ешь, ешь давай — чего остановился? Ты ни при чём тут — это же исчадья, им просто был нужен повод для большой резни, не ты, так другой повод. Если ты не поддержишь свои силы, не встанешь на ноги, ты не сможешь им отомстить, так что давай, жуй.
Легко сказать — жуй! У Андрея кусок поперёк горла встал. Все, кого он коснулся, все, с кем работал — уже мертвы. А сколько ещё будет смертей? А когда комиссия приедет, будут жителей трясти — сколько тысяч людей погибнет, пока будут искать его? Надо будет что-то сделать по этому поводу, нельзя, чтобы погибло столько народа.
Следующая неделя прошла в беспрерывном поедании чего-то сытного, и в беспрестанных тренировках — Андрей осторожно, но всё увереннее и увереннее двигался, пробовал фехтовать, и к концу недели восстановил своё физическое состояние примерно процентов на семьдесят — конечно, рана так быстро не зажила, но уже не давала такой резкой боли, ещё пару дней и можно будет снимать швы. По крайней мере, теперь он мог вполне пристойно передвигаться, а при желании — заехать кому-нибудь по челюсти.
Совместно с Фёдором они разработали план их исхода из города — были куплены два здоровенных мерина, у Фёдора, в каретном сарае, стояли повозки, оставшиеся ещё от отца — выездного купца. Это были крепкие широкие возки, предназначенные для перевозки товаров и ночёвки в них хозяина. Повозки стояли уже много лет, но состояние их было прекрасным — замени на них брезентовый тент, смени конскую сбрую, смажь втулки колёс смазкой и отправляйся, хоть на край света. Денег, что были у Фёдора и Андрея, вполне хватало на всё про всё, так что Гнатьев активно занимался закупками необходимых дорожных припасов, объясняя, что решил пойти по стопам отца и стать купцом — мол, знает, где купить хороших товаров и дорого их продать в другом месте. Хватит уже стражником ходить, железками углы домов обивать. Надо и денег заработать на старость. Вот так они и подошли к дню «Х» — побегу Андрея из города.
Глава 6
Страшно воняло — так, как будто тут собрались нечистоты всего этого мира, хотя это был всего лишь слив не очень большого, по меркам Земли, города.
Андрей шагал вдоль узкого тёмного тоннеля, ощупывая скользкие, противные стены руками, задыхаясь от смрада и всё время ожидая, что наступит на что-то такое, что очень ему не понравится — например на чей-то разложившийся труп. Хотя — откуда тут взяться трупу? Если только кости…и то сомнительно — толпы пищащих мерзких крыс, размером, минимум, по полметра, проносились стаями по низкой каменной норе, совершенно не обращая внимания на человека.
С их точки зрения, он был ещё не приготовленным для поедания бифштексом, который почему-то всё ещё бродит по их жилищу, а не лежит, как полагается, в грязи.
В канализацию Андрей попал через ход в доме Фёдора — этот тоннель, метров через пятьдесят, выводил в городскую канализационную систему, сделанную, наверное, очень, очень давно — по крайней мере Фёдор, который знал многое об этом городе, не знал, когда её выкопали и облицевали камнем.
Андрею нужно было выбираться из города, но сделать это через городские ворота, по понятной причине, он не мог. Они с Фёдором договорились, что тот выедет на фургоне из ворот города, и будет ждать его в определённом месте — в пяти километрах от выхода, в лесу.
Сразу за городом, уже в нескольких километрах, начинался густой лес, разрезаемый прямой линией тракта. Этот тракт вёл к югу, через всю Славию, к границам Славии и Балрона. Дорога тянулась на многие тысячи километров, так что их путешествие обещало быть долгим — по его прикидкам, если проезжать в день пятьдесят километров, до границы они должны были тащиться не менее шестидесяти дней. Но прежде чем тащиться, надо было выйти из канализации и попасть в реку.
Само собой, все вонючие стоки города сливались именно в реку — этот мир ещё не задумывался о том, чтобы беречь природу — её же так много — возле города в лесах бродили олени и захаживали медведи, в реке водилась форель, которую ещё не убили сточные воды, в лесу по веткам тяжело сидели тетерева, мясо которых подавали в местных трактирах. В общем — это был ещё девственный мир, загадить который человечеству пока не удалось.
Выход в реку, после блуждания в тоннелях, открылся неожиданно — проход начал сужаться, и пахнуло холодным свежим воздухом.
Андрей, почти касаясь спиной потолка и держа голову над вонючим потоком, несущимся по трубе, согнувшись тащился к выходу, думая только одно — как хорошо, что не было ливней, иначе труба была бы заполнена до основания.
Отверстие тоннеля выходило из берегового обрыва на высоте двухэтажного дома, и вонючая струя с грохотом падала в тихий затон реки, пенясь и взбивая пузыри.
Андрей вылетел из канализации вместе с отбросами города и с головой погрузился в воды реки, перемешанные со сточными водами.
Ему ужасно хотелось выблевать, грязные воды реки попали в нос, в глаза, в уши, но Андрей терпел и сильными гребками двигался вниз по течению, выбирая место, где можно выйти на берег, не привлекая внимания.
Такое место нашлось метрах в пятистах ниже по течению, где река образовывала широкую галечную отмель, делая изгиб от первоначального направления — на юг.
Монах выбрался на берег, благоухая всеми запахами, которые могли быть в городской канализации и от которых, наверное, и у крысы началась бы рвота.
Видимо он был устойчивее крысы — что доказывала вся его жизнь, а потому перемог себя и даже сумел притерпеться к своему амбрэ, стараясь не думать о том, сколько болезнетворных бактерий впитал его организм во время путешествия по подземелью. Река слегка смыла нечистоты, но одежда была безнадёжно испорчена.
Впрочем, они с Фёдором ожидали что-то подобное и запасные комплекты одежды были уложены в купеческой повозке.
Вокруг было темно, шумели сосны под ночным холодным ветерком, и монаху, промокшему до нитки, было холодно — через пять минут после того как он выбрался и зашагал по ночной дороге, у него начали клацать челюсти и тело сотрясла крупная дрожь.
«Эдак и заболеть можно!» — запоздало подумал он и припустил бегом по дороге, убивая этим двух зайцев — скорее добраться до сухой одежды и огня, а также согреться быстрым бегом.
Скоро это ему удалось, и зубы наконец-то перестали клацать.
Так Андрей бежал километра три, внимательно присматриваясь к стене леса вокруг — не пропустить бы дорожку-сворот в сторону, к старой лесопилке, где его должен ожидать Фёдор. До поворота было километра четыре, а потом по старой дорожке ещё с километр в сторону — так ему объяснял Гнатьев.
Незаметный сворот в сторону был настолько замаскирован кустами, что Андрей чуть не проскочил его — вернее, проскочил, но, потом, когда в его мозгу щёлкнуло — «Это же был он, поворот!» — вернулся назад и пошёл уже медленнее, внимательно присматриваясь к окрестностям.
Он осторожно приблизился к мерцающему впереди огню костра, краем глаза заметил слева мелькнувшую тень и негромко сказал:
— Фёдор, ты топочешь как стадо коров. Вылезай из-за дерева, я тебя видел.
— Зато ты воняешь так, что тебя за сто метров учуешь. Скидывай тут свои вонючие шмотки, потом пошли к костру, мыть тебя будем и одевать. Не тащи эти вонючие тряпки с собой, даже стоять рядом невозможно — так в нос шибает!
— А ты не мог ход сделать не в яму с дерьмом? Нет бы вывести его сразу в речку!
— Я что ли копал? Не хватало ещё мне, как кроту, норы копать! Это ещё до моего деда прокопано было, а кем — хрен его знает. Не теряй времени, раздевайся, и пошли мыться и сушиться.
Через полчаса Андрей сидел на раскладном деревянном стуле и прихлёбывал горячий настой из глиняной кружки. Дрожь его отпускала, зубы не клацали, а тело охватывала приятная истома от тепла костра.
— Ну что, согрелся? Давай тогда поговорим. Что планируешь делать? Куда идти? В принципе, деньги у нас теперь есть — может отсидимся где-нибудь? — Фёдор пошевелил палкой угли костра, дрова треснули, выбросили красный уголёк и пламя занялось ярче, отбрасывая блики на лица двух друзей.
— Что делать? Я же тебе сказал — мне надо в Анкарру, там есть некая девушка Антана — мне нужно ей помочь, я обещал её отцу. Потом — посмотрим что делать дальше. Лучше расскажи мне — как добраться до этой чёртовой Анкарры.
— Я не хочу тебя отговаривать, но задача непростая — представь для себя — вот мы, в Славии — Фёдор начертил возле костра точку — а вот Анкарра. Между нами пять тысяч вёрст. Путь лежит через столицу Славии. Ты представляешь, сколько нам нужно проехать? Давай прикинем — по сорок вёрст в день, это надо…надо…около четырёх месяцев! Смысл-то есть туда тащиться?
— Смысл всегда есть. И во всём. Повторяю — я пообещал умирающему человеку, что выполню его волю, и я её выполню. Конечно, я не собираюсь геройствовать по дороге — будем останавливаться на постоялых дворах, нормально питаться — денег у нас полно, чего экономить? Расскажи, что предстоит по дороге — какие тракты, какие трудности, всё, что знаешь.
— Трудности? Да те, что обычно — дожди, разбойники, несвежая еда в трактирах, бесчинство жадных стражников при въезде в города, размытые дождями дороги и ледяной ветер на горных перевалах — весь набор путешественника. Хммм…забавно — я засиделся в своей халупе, даже интересно посмотреть — а что там, дальше? В конце концов — все мы умираем, почему не сейчас?
— Тьфу! Язык твой поганый! Не каркай, Фёдор — не собираюсь я ещё умирать. Мне столько надо сделать… давай-ка, наметь дорогу и расскажи, какая обстановка вокруг неё, к чему готовиться. Я имею в виду рельеф, постоялые дворы и города, ну и политическую обстановку — чего там ждать, вокруг дороги, войн нет ли.
— В общем так — всё, что я знаю: тракт идёт три тысячи вёрст по территории Славии, через столицу — Гаранак. Потом уже начинается Балрон — Анкарра его столица. Эти два государства очень не любят друг друга и сейчас находятся в состоянии перемирия — после двадцатилетней войны. Она закончилась десять лет назад, с тех пор отношения ничуть не улучшились. Исчадий там нет — им запрещено посещать Балрон под страхом смерти, но у них своих «исчадий» хватает, так что говорить, что это человеколюбивое государство — не стоит. Подозреваю, что там полно агентов исчадий, которые ведут разрушительную работу, подрывая государство изнутри — если не смогли уничтожить в открытом конфликте. Ты уже знаешь, что исчадья очень сильны, обладают магическими способностями, но и они не бессмертны, так что — в Балрон они открыто не суются.
— А как же их можно вычислить? Как балронцы определяют, что это исчадья?
— Есть какие-то амулеты для этого, так что отслеживают на-раз. Ну дак вот: в Балроне время от времени вспыхивают междуусобицы — местные лорды делят власть, делят землю — там есть ещё что делить, в отличие от Славии, где всё принадлежит исчадьям, все люди, вся земля — а чего тогда воевать, если всё и так принадлежит им? Это, можно сказать, положительный момент от правления исчадий. Ну, это я так, для сравнения… Правит в Балроне император, система правления, как и в Славии, примерно та же, только исчадий нет за спиной императора. Но есть другие — жадные лорды, завистливая знать — всё, как обычно. Беженцев из Славии тоже не принимают — это было условие перемирия, заключённого десять лет назад. Ну, тут понятно — не хотят исчадья, чтобы их люди свалили из этой грёбаной страны. Если купцом, или по другому делу — пожалуйста, а вот с узлами, мешками и детишками — нет, иди назад, на жертвенный камень. (Фёдор выматерился и сплюнул в пламя костра). Так что — нам надо будет с тобой закупиться — какого-нибудь товара положить, вроде как мы едем торговать Балрон.
— А есть мысли, что купить? Надо бы чего-нибудь небольшого по объёму, но ценного — ну не тащить же огромный воз, в самом деле…
— Мы с тобой вот как сделаем: в Гаранаке заедем в квартал ремесленников, и закупим там льняной ткани — она очень хорошо идёт в Балроне, кроме того — там есть один оружейник, куёт отличные клинки — в основном кинжалы и ножи, его изделия славятся во всём цивилизованном мире — закупим партию клинков, столько, сколько у него будет. Дорогие, правда, но на них можно вдвойне навариться, гарантия. Что ещё? — Фёдор задумался — хммм….да ну посмотрим ещё по месту. Надо будет продать часть сокровищ, что ты прихватил — деньги понадобятся на закупки и всё остальное — путешествовать-то тоже надо на что-то, есть-пить нам и лошадям… Нам ооочень далеко тащиться, не ты не передумаешь… Давай-ка ложиться спать, завтра в дорогу. Может чего-нибудь перекусишь?
— Нет, спасибо…спать, да…сегодняшний заплыв в дерьме у меня все силы выпил…
— Иди, ложись в фургоне, там постелено. Одеяла сзади лежат, а я тут пристроюсь — люблю, понимаешь, в огонь смотреть…есть в этом что-то завораживающее, магическое.
Фёдор встал с чурбачка и улёгся поудобнее на одеяло у костра, глядя в пляшущие языки пламени. Блики от огня пробегали по его лицу, морщинистому от прожитых лет и жизненных проблем, и Андрей подумал: «Куда нас приведёт эта дорога? Куда я вообще иду? Где остановлюсь? Нет мне покоя, как перекати-поле меня несёт и несёт по миру, даже не по миру — по мирам. Вот и мужика за собой тащу — зачем? Ему и так досталось в своей жизни, а со мной, так и вообще можно влипнуть в неприятности» Он пожал плечами — будь что будет, и отправился в фургон отсыпаться.
Утром его разбудил скрип фургона и стук копыт по земле — Фёдор уже запрягал лошадей, матерился на конягу, раздувающего брюхо, чтобы подпруга потом его не сжимала — Андрей потянулся и высунулся наружу — солнце уже поднялось над кронами деревьев и вовсю сияло над миром, заливая его оранжевым сочным цветом. Почему-то на душе у монаха было хорошо и спокойно — впереди дальняя, очень дальняя дорога, а он радовался как ребёнок предстоящему путешествию. Усмехнувшись, подумал: «В душе каждого взрослого мужика живёт пацан, мечтающий о дальних странах, вот и я не исключение…что там впереди, какие чудеса?»
Он выбрался из фургона, Фёдор поприветствовал его радостным мычанием и матом, вперемешку с криком:
— Стой, стой падлюга! Да не тебе я, этому отродью с четырьмя копытами! Убью, гадина, не надувай брюхо, скотина безрогая!
Андрей ухмыльнулся и отправился в кусты…
Скоро они сидели рядом на передней скамье фургона, смотрели на колышащиеся зады лошадей, тянущих их передвижной дом и рассуждали за жизнь, за свои дела, за всё, что могут обсуждать два мужика на пятом десятке лет, видавшие виды и прошедшие через огонь и воду.
— Вот у тебя почему нет бабы, Андрей? Вот как ты обходишься без бабы? Почему твоя вера требует, чтобы ты обходился без бабы, это же странно, согласись?
— Ничего это вера не требует — вяло защищался Андрей — просто я был монахом, в монастыре, принял обет безбрачия, вот и всё!
— А почему это ваши обеты требуют такого безобразия? Ты можешь заболеть без бабы, в курсе?
— Да ну тебя, чего ты пристал как репей? А ты-то сам чего — неженатый, и бабы я у тебя не вижу!
— Если не видишь, это не значит, что её нет!
— Невидимая, что ли? Типа — призрак?
— Тьфу на тебя! — я время от времени похаживал к одной молодке, да! Хорошая вдовушка, сладкая! А ты, знаю, ни к кому не похаживал, как больной какой-то! Ты вообще здоров?
— Я те щас кааак…тресну по башке, вот тогда будешь глупые вопросы задавать! — рассердился Андрей — ну что тебя пробило на эту тему-то? Приснилось, что ли чего?
— Ага, приснилось — с удовольствием согласился Фёдор — вроде как вокруг меня танцуют пятеро полуобнажённых танцовщиц, и при этом раздеваются, раздеваются, раздеваются…и падают в мои объятья! Падай, Андрей! Падай! — Фёдор сбил со скамьи ничего не понимающего монаха, и тут же в стенку фургона, там, где ни сидели, вонзились три стрелы, дрожа своими оперёнными древками.
— Похоже грабители, вот чёрт, повезло нам, как утопленникам! — вполголоса сказал Фёдор, попробовав, как вынимается из ножен сабля — и ведь почти у самого города! Довели народ, уже в леса уходят на промысел. Ну что, готов к бою? Тогда пошли!
Они приподняли брезент с задка фургона и ужом выскочили наружу, затаившись у колёс повозки.
Снизу было видно, что возле лошадей стоит группа людей, человек шесть, с мечами в руках.
Луков у них не было видно, так что Андрей предположил, что или лучники в кустах сидят, или же они отстрелялись и оставили луки на месте — что вряд ли.
— Давай туда! — понимающе кивнул Фёдор и они рванули в лес по широкой дуге огибая то место, где предположительно сидели лучники. Впрочем — не вполне предположительно — Фёдор же как-то сумел их увидеть!
Зайдя с тылу, друзья медленно продвигались на голоса — слышно было, как разбойники активно обсуждали исчезновение возчиков, нырнувших в фургон и обвиняли друг друга в нерасторопности — под ногами тихо шелестели нападавшие иглы, но не хрустела ни одна веточка…
Фёдор в лесу преобразился — от пьяницы-стражника не осталось и следа, это был хищный зверь, тигр, неслышно перемещавшийся в своих лесных владениях.
Андрей заходил немного правее, тоже неслышно, как тень…
Выглянув из-за сосны, он увидел двух лучников — мужчин лет тридцати, сидящих на деревьях, на высоте метров шести-семи и внимательно следящих за происходящим на дороге.
Похоже что на счастье путников Фёдор успел заметить лучника в прогале между деревьями, это и спасло им жизнь.
Лучники не обращали внимания на то, что происходило у них под ногами, так что друзья спокойно достали из-за пояса кинжалы, переглянулись, и Андрей показал на себя и выставил вперёд два пальца — это означало, что он снимет двух, то есть Фёдору оставался один.
Фёдор кивнул головой, они приготовились, и Гнатьев начал отсчёт, загибая пальцы на растопыренной пятерне.
Когда последний палец был поджат, они одновременно, с силой метнули свои кинжалы в лучников, а Андрей, через долю секунды, метнул ещё и свою саблю.
Лучники молча, без звука, упали с деревьев под ноги бойцам.
Фёдор и Андрей переглянулись, согласно кивнули головой, и взяв в руки луки убитых, колчаны со стрелами — полезли наверх, на деревья.
Колчаны были заполнены наполовину, но и этого хватило бы, чтобы нашпиговать проезжающих купцов стрелами, как подушки для иголок.
Сверху было великолепно видно, как разбойники шарятся в фургоне, пытаясь найти хозяев и что-нибудь ценное, роются в их вещах, перетрясают одеяла и мешки.
Андрей поймал взгляд Фёдора, сидящего на другом дереве в пяти метрах о него, кивнул головой, наложил стрелу на тетиву, изготовился, выбрав цель — щёлк! Хлопнула спущенная тетива, и два разбойника упали, дёргаясь у колёс повозки. Щёлк! — через секунду упали ещё двое, а двое оставшихся в живых высунулись из фургона, пытаясь понять, что случилось и откуда стреляют.
Разбойники попытались выпрыгнуть из повозки, но очередные меткие стрелы пробили им головы и бандиты повисли на облучке, заливая дорожную пыль капающей из ран кровью.
Бойцы осмотрелись, Фёдор молча кивнул и они стали спускаться на землю, повесив луки через плечо.
Так же молча, они прошли к своей телеге — вокруг лежало шесть трупов — ни одного бандита в живых не осталось.
Проверили карманы разбойников — какая-то мелочишка, ничего ценного.
Собрали их мечи и сабли — никчёмные железки, но всё равно денег стоят — сложили в фургон, как и луки. Оттащили трупы в сторону от дороги и скинули их в овраг — подальше от глаз.
Всё это время никого на дороге не появлялось — что немного удивило Андрея — всё-таки наезженный тракт, почему по нему такое слабое движения? Может слухи разошлись, что в Нарске проблемы и собрались толпы исчадий? Возможно и так…
Мужчины уселись на скамью фургона, Фёдор подобрал поводья, крикнул — Хей! Хей! — и вот они уже снова катились по тракту, как будто ничего и не произошло.
— Ты чего не стал их проклинать? Ну чтобы они мёртвыми полегли? — Фёдор поднял брови и покосился на товарища.
— А если бы не сработало? И что тогда? Может тогда я был в расстроенных чувствах, вот и сработало…мне бы не хотелось оказаться перед толпой вооружённых грабителей глупо вопя — Умри! Умри! Они бы умерли. со смеху, если бы у меня не получилось…
— Хммм…мда. Ты прав. Я не подумал. Чётко сработали — ты умелый боец, это точно. Впрочем — чего я говорю — после того, как ты выжил на Кругу…
— Меня учили хорошие учителя — и по лесу красться, и часовых снимать. Так что — ничего удивительного. Вот на Кругу было тяжко, да…не хочу о нём вспоминать. Кстати, как ты их обнаружил, стрелков-то?
— Ну я же не болван какой-то — хотя мы с тобой и болтаем, смотрю за окрестностями, за дорогой, за кустами — в дороге всякое случается. Вдруг какая-нибудь кикимора появится, или леший, или ещё какая нечисть? Или вот — разбойники. Я заметил — голубь летел — а перед тем местом, где они сидели на дереве — рраз! — и уклонился в сторону. Потом ещё один. Потом сорока ушла в сторону и застрекотала. Тут я уже насторожился — они стрекочут на людей, известная доносчица. Ну а когда подъехали к прогалу между деревьями — я бы уже наготове — когда знаешь, что искать, легче увидеть. Вот я и увидел…
— Ясно…погоди. Я не понял тебя — какие леший и кикимора — ты что, серьёзно это? Какие такие нечисти?
— Хммм…такие, обыкновенные…а ты что, никогда не слышал про лесную нечисть? Впрочем — о чём это я…ты же не из этого мира. Да, есть у нас лесная нечисть — и это не вот эти старые добрые разбойники, это гораздо хуже. Это только убьют, или просто ограбят — а может и не убьют, а те — лишают души. Ну и тоже убить могут…в общем непонятно — иногда они убивают, иногда нет, иногда лишают души, иногда. хмм…вроде как награждают.
— Слушай, Фёдор, ты чего мне в уши тут дуешь? Какие награды, какие души? Что за нечисть? Ты сам-то их видел?
— Не видел, но это не означает, что их нет! Вот ты и драконов не видел, и ты скажешь, что их нет?
Кхе-кхе-кхе — Андрей вдруг закашлялся и Фёдор предупредительно постучал ему по спине.
— Какие нахрен…тьфу, прости Господи! — драконы?! Ты чего, меня разыгрывать взялся?
— Обычные драконы…Андрюх, ты чего тёмный такой? Да, драконы, живут на севере, ещё дальше Балрона, питаются тюленями, пингвинами, оленями и всякой такой хренью…не любят людей, иногда нападают на них, если люди приближаются к их городам. Исчадий не любят, убивают. Исчадья тоже их не любят — если поймают дракона — приносят в жертву на алтаре, говорят — угодно Сатану, эта разумная здоровенная животина имеет большую душу, очень нужную для Сатана. Существа умные, но вредные, как они говорят — с людьми общаться не желают по причине их злобности и алчности.
— Это как так говорят! — вытаращил глаза Андрей — что, и правда говорящие драконы? Разыгрываешь меня? Как они выглядят? Слушай, ты что, меня разыгрываешь, пользуясь тем, что я из другого мира? Не ожидал от тебя…
— Да какой розыгрыш? — рассердился Фёдор — ну нахрена мне тебя разыгрывать? Я сам разговаривал с драконом, когда был на побережье во время войны! Они тогда ещё, иногда, прилетали и отдыхали на берегу, после охоты на морских зверей. Я молодой был, глупый, хоть меня и отговаривали, но я пошёл к дракону и с ним поговорил. Мне сказали, что он меня убьёт, но дракон меня не тронул — не знаю, почему — Фёдор пожал плечами, хлопнул поводьями по крупу лошади и продолжил — глазищи — в две пяди, чешуя сияющая, внизу, на брюхе, небесно-голубая, а сверху — серо-коричневая, почти чёрная. Туловище узкое, как у крокодила, лапы мощные, с когтями…каждая чешуйка, как пластина брони — не уверен, что стрела пробьёт, и даже копьё. Впрочем — чего я несу-то, я сам видел броню из чешуек дракона — она сияет, голубая, как небо, прекрасная, как девушка в расцвете красоты!
— Ух ты! Да ты романтик, как я погляжу! — усмехнулся Андрей — и всё-то тебя на баб сразу тянет — про что бы не говорил. Ты маньяк какой-то!
— Это ты маньяк — только маньяки так долго могут без бабы! Может ты на меня там косишься, а? Это ты брось! Маньячина! — Фёдор хохотнул и на всякий случай отодвинулся от Андрея — двинет ещё, ненароком! Ты слушать про драконов будешь, или нет? А то не буду рассказывать! Перебиваешь всё время!
— Давай, давай, похабник, рассказывай! А то и правда на тебя покошусь! — Андрей тоже хохотнул и посерьёзнел — его действительно очень занимал рассказ и он не понимал, почему до сих пор так мало интересовался этим миром — упёрся в свою сверхзадачу, типа Миссию, и всё тут… а ведь тут, как оказалось, столько интересного!
— Ну вот — броня из чешуи прекрасная, как девушка — Фёдор покосился — не смеётся ли Андрей? — и продолжил:
— Самое интересное в этой броне, что она лёгкая, как пёрышко, говорили, что её не пробивает стрела, и даже копьё. Впрочем — я думал над этим — ну пробить не пробьёт, а внутренности-то нахрен все перебьёт, чешуйки-то прогибаются от удара!
— Это понятно — у нас такая броня есть — из неё непробиваемые жилеты делают — пробить не пробьёт её, а рёбра сломаются только на-ура. Вобьёт в тело, только так. Извини, перебил, продолжай.
— Всё верно. От сабли, ножа, или там стрелы — хорошо, а от тяжёлой стрелы или копья — бесполезно, даже драконья чешуя. Впрочем — а что, обычная кольчуга удержит тяжёлое копьё? Да ничего подобного. В общем и получается то, что драконья красивая, лёгкая, и свойства как у обычной брони. Только одно НО — она очень, очень дорогая! Я видел её всего раз в жизни, на императоре, когда он выступал перед армией и нёс какую-то тупую хрень — как обычно. Слушать я его тупизну не слушал, а на броню смотрел. И вот я увидел эту чешую на живом драконе — если она на броне была прекрасна, то какая она была на живом существе! Я тебе не могу это описать…
— А откуда ещё берут на броню-то? Что, убивают дракона?
— Нет…попробуй его убей — они слетятся и такое устроят! Да и убить его практически невозможно — если бы они хотели, вообще бы захватили весь мир, только вот не хотят почему-то…
— Хммм…а с этого момента поподробнее! Как это они могут устроить, и как это не хотят? И ещё вопрос — почему они не размножились так, чтобы вытеснить людей с их территорий? Если они такие умные, не любят людей, неубиваемые и могут уничтожить целые армии? Что-то не вяжется…
— А чего тут не вяжется? — недоумённо посмотрел на Андрея Фёдор и пожал плечами — ты, Андрюха, такой недоверчивый, как будто все тебя норовят надуть! Как ты так живёшь?
— Вот так и живу — угрюмо бросил Андрей — потому и жив до сих пор, что недоверчивый. Тебе вот только поверил, а ты мне тюльку тут на уши вешаешь!
— Чего вешаю? Какую тюльку? — не понял Фёдор — что за тюлька такая?
— Да наплюй…выражение такое у нас, жаргон, означает, что ты мне в уши дуешь, обманываешь в общем, придумываешь…
— Я придумываю! Ну ты и скотина неверующая! Держи поводья! Держи говорю, зараза ты эдакая! Я тебе сейчас докажу!
Фёдор бросил Андрею поводья и влез внутрь фургона, долго там копошился, потом вернулся с вещмешком, запустил туда руку и с минуты две угрюмо и сосредоточенно шарился в нём, нашёл, лицо его просияло и он вынул небольшой сверток.
— Вот, гляди! — он развернул тряпочку, потом ещё одну, и Андрей увидел у него на ладони овальный, с как бы обрезанным на конце краем, предмет — он сиял в солнечных лучах, как покрашенный краской-металликом — смотри, это драконья чешуя! Знаешь откуда? Это мне дракон дал! Я молодой щенок попросил его дать чешуйку на память, потому, что он так прекрасен, что мне захотелось что-нибудь на память от него. Он рассмеялся и выдернул из себя эту чешуйку! Мы с ним разговаривали минут пять, а потом он улетел. Ветер от его крыльев был такой, что меня чуть с ног не сбило!
Андрей смотрел на голубую пластинку и не верил своим глазам, он думал, что это розыгрыш старого вояки, оказалось — всё это правда. Он взял пластинку в руки, попробовал её согнуть — она чуть-чуть подалась, и остановилась, было такое впечатление, будто пластинка сделал из сверхпрочной стали, только вот для стали она была слишком лёгкой.
— Красиво…прости, что я тебе не верил… — Андрей окинул взглядом леса, горы, пенящуюся внизу реку с чистой горной водой, и подумал: «На первый взгляд всё такое обычное — и леса, и горы…и вдруг — драконы! Лешие! Кикиморы! Хотя — почему и нет? Я же вообще ничего не знаю об этом мире!»
— Ладно — нормально всё. Ты же ещё тёмный, ничего не знаешь… — Фёдор усмехнулся, забрал драгоценную чешуйку и снова уложил в мешок — раньше, много, много лет назад, драконы жили вместе с людьми — возили их, воевали с ними вместе, но после одной страшной войны, тысячу лет назад — или больше, никто этого не помнит уже — слишком много времени прошло, погибло много драконов и ещё больше, людей. Мир был залит кровью, и драконы решили — всё, хватит, мы уходим и будем жить сами. С тех пор они не сотрудничают с людьми и всё общение с ними ограничивается случайными встречами, вот как со мной. Так мне рассказывали о стром времени, о драконах.
Почему они не захватили мир? А зачем? Он и так их мир, мир драконов. Ты же не обращаешь внимания на муравьёв — ползают себе и ползают, вот только когда начинают строить муравейник не там, где надо — ты их уничтожаешь. Или стараешься прогнать. Вот так и драконы с людьми. Обидно в роли муравьёв? Да нет. мы такие и есть — насекомые. Ты и сам убедился в этом…по-хорошему — снести бы этот мир и на его месте построить новый, с новыми людьми! Убрать всю эту гниль из мира!
— Тогда, господи, сотри нас с лица земли и создай заново более совершенными… или еще лучше, оставь нас и дай нам идти своей дорогой — Сердце мое полно жалости, — Я не могу этого сделать.
— Что это было? — вздрогнул Фёдор — что ты сейчас сказал?!
— Это слова одного придуманного героя, из сказки…просто вспомнилось. Любил эту сказку, в детстве…да и сейчас вспоминаю с удовольствием.
— Расскажешь? Нам ещё дооолго ехать… всё веселее будет.
— Может и расскажу. Только понять тебе будет сложно — наш мир настолько не похож на ваш, что…впрочем — кое-что остаётся неизменным — люди, например. Так мы не закончили про драконов — а как они могут уничтожать? Когтями и зубами, что ли?
— Оооо! Это надо видеть! Я видел — болван — я попросил дракона показать, как они плюются огнём! Ресниц у меня после этого не стало, а воняло, как от палёной свиньи! У дракона на морде два отверстия — вроде как ноздри, но на самом деле, это не ноздри! Из них вылетают две струи, и летят на большое расстояние — по рассказам — до двухсот метров. «Мой» дракон плюнул всего метров на десять, в камни рядом со мной — так жахнуло пламенем, что я думал — сгорю к лешевой бабушке! Я сам видел, как каменная глыба, в которую он плюнул, плавилась, как масло! Струи из «ноздрей» смешиваются на расстоянии пяти метров и дальше летят уже сгустком огня, который нельзя потушить и который горит даже в воде. Теперь представляешь, какая это сила?
— Представляю…огнемёт какой-то…оружие такое у нас есть. И почему же их мало? Или их не мало?
— Никто не знает, сколько их. Но люди видели стаи не больше чем из пяти особей одновременно. Похоже, они или перестали размножаться и их очень мало, или они просто не собираются в стаи больше чем по пять штук.
— Странно…так ты мне так и не сказал — откуда берутся чешуйки-то, для той же брони?
— Ну что ты какой непонятливый? — рассердился Фёдор — жили они в месте с людьми? Жили! Линяли? Линяли! Вот и остались чешуйки, вернее броня, с тех пор. А может где-нибудь нашли гнездо драконов и принесли оттуда чешуек — и такие слухи ходили. Кто найдёт это гнездо и принесёт чешуек — озолотится. Если дракон, конечно, не спалит.
— Одну только вещь забыл спросить — прищурился Андрей — а КАК вы с ним разговаривали? Как он может говорить с человеком, если у него нет речевого аппарата в глотке?
— Хммм…не знаю, какой там у него аппарат в глотке, но говорил он как мы — только голос такой…хммм…тяжёлый, металлический, прямо в голову бьёт, как будто в ухо орёт.
— Интересно…а может он вообще мысленно с тобой разговаривал? Челюсть не двигалась, когда он с тобой говорил?
— Ну что ты пристал? Откуда я знаю? Ну представь себе — ты стоишь перед трёхтонным драконом, с глазами в две пяди — ты будешь думать о том, каким способом он с тобой разговаривает? Да хорошо, что я в штаны не наделал, когда он рядом со мной плюнул огнём! Они ведь ещё что могут делать, рассказываю — плюнет с одной ноздри, так не загорается, а одурманивает на время, тот, на кого он плюнет становится как каменный столб, двигаться не может! Они так охотятся, сам видал. Плюнул в тюленя — тот и закачался на волнах, как поплавок, а дракон подхватил его когтями сходу и был таков! Минута — и он уже величиной с комара где-то там на горизонте. О, смотри — караван навстречу идёт — охраны набрали, как на войну!
Фёдор дождался, когда первый из трёх фургон с ним поравняется и крикнул:
— Привет, купцы! Удачной дороги! Чего это вы столько охраны набрали, на войну, что ли, собрались?
Сидящий на облучке молодой мужчина натянул поводья лошади, притормозив повозку, и слегка надменно ответил:
— Надо, и набрали! Разбойники здесь стали пошаливать! Вы лучше скажите — Нарск открыли, или нет? А то, говорят там никого не впускают и не выпускают!
— Не верь. Мы-то выехали! Но вообще — поостерёгся бы — там преступника ищут, это похуже разбойников будет!
— Да, это точно… — купец озадаченно почесал голову — как бы не попасть под горячую руку…
— А разбойники — дальше, под горой лежат. Нет тут больше разбойников…
Фёдор усмехнулся, глядя на удивлённое лицо купца, стегнул лошадей и они весело запылили дальше по дороге, оставляя за спиной караван с полутора десятками охранников в броне.
— Видал? А каждому охраннику платить надо! Я тоже так ходил с караванами — жить можно, если не шибко опасная дорога. Так-то не особо опасно — если глядишь в оба, вот как я сегодня, да броню нормальную наденешь. Ну конечно, если только дорога не проходит рядом с каким-нибудь военным действием — тут уж вариантов никаких бросать фургон и бежать, солдатам похеру на всё, разграбят и убьют, только так. И кстати — всё равно чьи — наши или чужие. На войне все едины. Война всё спишет…
— Федь, сколько нам до ближайшего города?
— Чего? Расстояния или времени? Если расстояния — до Гаранака семь сотен вёрст, а до ближайшего — Урака — пятьдесят вёрст. Если всё нормально — к закату доедем. А то — можем на постоялом дворе у тракта заночевать — тридцать вёрст отсюда, у деревни Харабово. Посмотрим, как дело пойдём. Едем себе и едем потихоньку. Перекусить не хочешь? У меня там копчёное мясо в бауле, поищи…и там же вино слабое, запей.
— Лучше бы квасу взял — недовольно буркнул Андрей — вин зачем, пороть всю дорогу, что ли? По себе равняешь? Заканчивать надо с выпивкой, Фёдор. Дорога дальняя, тяжёлая, нам только пороть в дороге не хватало.
— Ну чего ты разнылся, как злая жена? Я чего — пьяный плохо дерусь или не соображаю? Уж ты-то должен это знать! Да ладно, ладно — в трактире наберём квасу, нечего на меня так зыркать! Того и гляди прибьёт, мать его за ногу!
Фёдор ещё долго бурчал чего-то под нос, потом затих и часа два они ехали в тишине.
Андрей разбавил вино колодезной водой из бочонка в задней части фургона, попил и улёгся на одеяла, глядя в брезентовый потолок фургона.
Он обдумывал всё, что ему рассказал Фёдор — рассказ был настолько потрясающим, что монах долго не мог успокоиться, вновь и вновь возвращался мыслями к полученной информации: «Драконы! Неужто и правда драконы! Ну не будет же он врать, в конце концов, я бы почувствовал это. А рассказы о леших, кикиморах — это как? Ну почему я был таким тугодумным, почему не интересовался этим миром — не расспрашивал людей, не общался — я бы сейчас уже не был так удивлён! Почему не общался? А когда я общался с людьми? Когда я последний раз поговорил с кем-то по душам? Вся моя жизнь последних лет была сплошным кошмаром одиночества…даже в монастыре — разве я говорил с кем-то по душам? Сидел и занимался терзаниями своей души…в кого я превратился? Почему я не жил все эти годы, а существовал, как растение? Нет у меня ответа. И ни у кого нет. Как это ещё я с Фёдором подружился — видимо потому, что он тоже одиночка. кстати — оказалось — не такой уж одиночка, даже женщина где-то там есть… Хватит терзаться! Ставлю себе задачу: первое — узнать об этом мире как можно больше. Второе — умножать количество добра и уменьшать количество зла в этом мире. А общем — жить, как подобает человеку, а не скоту. А уж как получится — другое дело…я, конечно, может и стремлюсь стать святым, но ведь не мучеником!»
С этими мыслями Андрей уснул, убаюканный покачиванием фургона и теплом одеял, на которых лежал. Сны ему не снились.
— Вставай, Андрей! Вставай! Чего-то впереди случилось! Андрей, иди скорее сюда! — из сна его вырвал тревожный голос Фёдора, Монах сразу вскочил — сна как не бывало — и уселся к товарищу на облучок.
— Видишь? Толпа впереди! Там, у трактира, у деревни — вон, туда смотри! Неспроста это всё. Приготовь луки, оружие — не люблю я массовые скопления народа — это или казнь какая-то, или бунт, в любом случае — одни неприятности.
Нет, это был не бунт, и не чья-то казнь — подъехав ближе, путники увидели, что у трактира стоит молодая женщина, лет двадцати семи и рыдает, что-то выкрикивая толпе угрюмо глядящих на неё мужчин и женщин. Фёдор подъехал ближе и остановил лошадей, а Андрей стал прислушиваться о чём шла речь.
В основном, выступление женщины состояло из ругательств, виртуозно вплетаемых в плач и обвинения окружающих во всех грехах, но иногда всё-таки проскакивала информация, из которой Андрей понял, что у женщины пропал ребёнок — девочка.
Он ещё минуты три послушал крики и плач, потом выпрыгнул из фургона, раздвинул толпу и подойдя к женщине, остановился перед ней и угрюмо-веско сказал:
— Хватит!
Женщина затихла, всхлипывая и недоумённо посмотрела на него красными от слёз глазами:
— Чего хватит?
— Воплей хватит. Хочешь вернуть ребёнка — давай подумаем, как это сделать! Руганью тут не поможешь.
— Да ничем не поможешь — откликнулись из толпы — мы чего сделаем-то, за что она нас поносит?! Настёнку Кикимора унесла, небось её уже и вы живых нет! А мы причём?
При этих словах мать пропавшей девочки снова завыла, сдирая с головы платок и зажимая им искривлённый горем рот.
— А что, нельзя вернуть девочку, что ли? Ну собрались бы толпой и всё, вернули бы девочку! Какая бы Кикимора не была, толпа ведь её забьёт! — Андрей обвёл взглядом прячущих глаза сельчан, они молчали, потом кто-то сказал:
— Толпа-то забьёт, а она забьёт кого-то из толпы! Мы же не военные, не солдаты, а кто наши семьи кормить будет, когда мы умрём? Алёна, что ли? Её мужа убили, так мы причём? Мы помогали ей, но не хотим, чтобы Кикимора нас выпотрошила! Уж прости, Алёна за правду!
— Где эта кикимора обитает? Вы хоть место показать можете? — спокойно осведомился Андрей — или и на это духу не хватит?
— Да чего там — известно место — вперёд вышел мужчина с окладистой чёрной бородой, видимо местный староста — пещера это, за лесом, в трёх верстах отсюда, за болотом. Там горка небольшая, в ней и пещера. Там она сидит. Раньше не хулиганила…ну почти — только баранов воровала, корову иногда зарежет, а чтобы людей воровать — такого не было.
— Ну что вы врёте! — закричала Алёна — а Данила прошлым летом пропал? А сын Антухи куда девался? А Маркан куда делся месяц назад? Что, я не знаю, что вы якобы в город посылали, просили стражу? Чего пыль пускаете, народа обманываете? Сами не можете убить нечисть, так чего теперь туману наводите? Давно она людей убивает, эта Кикимора, уважаемый! Только все молчат. А почему молчат? А? Люди? Почему молчите вы? Знаете почему? Это дочь старосты. Все знают, что она в нечисть превращается время от времени, что её когда-то кикимора покусала на болотах — а теперь она мою дочь хочет сделать кикиморой? Или убить? Что, староста, я не права? Приведи-ка свою дочь, где она?
— Ты совсем спятила, Алёна! Моя дочь уехала в город по делам! А ты мутишь народ, не понимая, что идти к кикиморе опасно, для этого есть стражники — как придут, так и разберутся с нечистью!
— Ага, придут — а её нет! А потом опять объявится, и куда-то опять твоя дочь денется! Кому ты врёшь, Артохан?! Это вон чужим можешь тень на плетень наводить, мне-то чего ты лжёшь?
— Всё ясно. Фёдор, или сюда! — Андрей повернулся к толпе — кто покажет мне место, где сидит Кикимора? Есть смелые?
— Вы не можете вмешиваться в наши дела! — возмутился староста — езжайте своей дорогой, а этим делом займутся стражники!
— Стражники?! Ах ты сука! — Алёна с утробным рёвом бросилась к старосте и ободрала его лицо до крови, оставив на нём красные полосы от ногтей — Сука! Сука! Сука! Хочешь, чтобы мою дочь убили?! Я сама тебя убью, тварь!
Женщина вцепилась в его длинные волосы, уложенную в промасленную благовониями косу, и стала драть так, что её едва оторвали несколько односельчан.
— Ты ответишь! — завопил староста — я на тебя подам в Стражу, ты и дома лишишься за нападение, и всего имущества! Тварь!
— Ну так что, покажет мне кто место, или нам самим искать? — как будто ничего и не произошло, спокойно спросил Андрей — есть кто смелый?
— Я сама покажу! — тяжело дыша, вырвалась из рук удерживающих её сельчан Алёна — я сама пойду! Пошли за мной! — она решительно зашагала к дороге, но монах остановил её:
— Погоди! Мы туда может проехать на лошадях, с фургоном?
— Только часть дороги — проезжая дорога кончается у сенокоса, на этой стороне болота, за болото уже только пешком.
— Хорошо. Прыгай в фургон, поехали, надо спешить, пока светло.
Алёна, не глядя на молчавших односельчан, прыгнула в фургон, Андрей следом за ней, а Фёдор, молча укоризненно помотавший головой, хлопнул поводьями и фургон проплыл сквозь толпу расступившихся сельчан.
Глава 7
— Вот здесь, здесь заворачивайте! — женщина чуть не подпрыгивала на облучке, её горящие глаза, казалось, прожигали стену елей, плотно обступавших тракт со всех сторон. Фёдор потянул вожжи и фургон углубился в лес по еле приметной дорожке.
— Это на покосы дорога! — лихорадочно поясняла Алёна — в сезон тут деревенские ездят, а сейчас пока что трава не поднялась, дорога заросла…прибавь ходу, а? Ещё немножко, медленно едем! Там же дочка моя!
— Лошадей загоним, лучше не будет — буркнул Фёдор — сиди спокойно, доедем!
— Фёдор, расскажи мне, чего ждать от кикиморы? Так сказать — боеспособность… — обратился Андрей к товарищу, одновременно надевая на себя куртку подбитую изнутри кольчугой и стальными пластинами, а также проверяя перевязь с метательными ножами.
— Дааа? Неужели заинтересовался? — ехидно спросил старый солдат — раньше надо было спрашивать, прежде чем вызываться на это дело и давать надежду бабе! Честно говоря, я не знаю, как ты с ней справишься — её надо брать тяжёлыми стрелами издалека, и наконечники из серебра, или тяжёлые копья, тоже с наконечниками из серебра! Куда ты-то сейчас прёшь с этой сабелькой? Да с кинжальчиком?
— Хорош глумиться — рассердился Андрей — я тебя прошу рассказать о её боеспособности и чего от неё ожидать, а не тупых рассуждений на тему: «Дурак и не лечится»!
— Хорошо — получи: кикимора — человек, который заражён нечистой силой, и по своему желанию может превращаться в некое подобие то ли волка, то ли пантеры, то ли…не знаю, как это назвать — в общем семьдесят килограммов плоти, украшенной стальными клыками, когтями и ещё более стальными мышцами, выдающими такую скорость, что трудно уследить глазом. Впрочем — вес её зависит от веса того человека, который является носителем нечистой силы. Любит убивать — в основном домашних животных, скот, ну и всех, кто попадётся под руку. На людей нападает редко — но есть отдельные особи, которые совсем спячивают и убивают людей. Почему-то предпочитают детей — воруют их, после чего, наигравшись, убивают и пожирают. (Алёна при этих словах Фёдора горько заплакала). Как получаются кикиморы? По рассказам и легендам — после укуса или царапины таких же кикимор, а также по наследству, от отца и матери — видимо, что-то входит в кровь, что делает её такой, какая она есть. Убить её очень трудно, практически нереально — только большим отрядом, специально подготовленный к борьбе с этой нечистью. Достаточно?
— Какие шансы убить эту пакость? — Андрей угрюмо задумался — шансы убить этого оборотня, как он понял, сводились к нолю. Но и проехать мимо и не оказать помощь он не мог…
— Минимальны. Даже если мы вдвоём с тобой примемся эту пакость искоренять. Можно сказать, что наш жизненный путь заканчивается. Ну что же, я хорошо пожил, много видел — даже дракона видел, любил женщин, они меня любили, обретал и терял друзей, имел врагов…не страшно умирать! — Фёдор флегматично пожал плечами и хлопнул вожжами ускоряя замедливших шаг лошадей — что же сделаешь, если бог мне послал друга с наклонностями самоубийцы? Значит такая моя судьба!
— Хватит каркать! — жестко оборвал его монах — своим карканьем ты заранее настраиваешься на проигрыш! И вообще — ты не пойдёшь со мной к кикиморе — встанешь поодаль и будешь пускать в неё стрелы — эдак будет больше толку! Я запрещаю тебе со мной идти! А если со мной что-то случится — помни, куда мы ехали и зачем и сделай всё без меня. Тебе ясно?
— Угу…
— Чётче, чётче скажи!
— Ну что ты как капрал в армии! Сразу видать, армейская душа! — усмехнулся Фёдор, зорко глядевший вперёд на дорогу — ну сказал же — всё сделаю. Помирай спокойно!
— Тьфу на тебя! Вот ты язва хренова! Ну что, я должен был проехать и не попытаться помочь?! Нахрена тогда я такой нужен? Погибну, значит погибну! Со смыслом погибну! А не на жертвенном камне у этих придурков!
— Тсссс! — Фёдор обернулся показал глазами на женщину, сидящую рядом с ним и укоризненно покачал головой.
Но Алёна даже и не слушала разговоров мужчин — она вцепилась в скамью побелевшими от напряжения руками и чуть не выпрыгивала из фургона, всем своим существом пытаясь ускорить движение.
Наконец, дорога вывела на большой луг, метров пятьсот в длину и метров двести в ширину, он упирался одним краем в болото, с окнами чистой воды и плавающими на нём кувшинками.
Трава на лугу была невысокой — видимо её не так давно выкосили и она ещё не успела отрасти. Пахло сеном, с болота доносился запах тины и где-то в глубине болот кричала какая-то птица — то ли выпь, то ли ещё какая-то — она ухала, скрипуче вопила так, что казалось, будто вся нечистая сила со всего мира собралась тут, чтобы устроить свой пир на костях случайных прохожих.
— Вон, туда! — показала рукой Алёна — там есть брод на ту сторону — шагов сто через болото, и будет такой же луг, как и тут, а за ним лесок, за леском гора в которой пещера — люди говорили, там логово кикиморы! На фургоне не проедем, надо оставлять у брода!
Фёдор кивнул головой и молча направил лошадей к указанному месту. Через несколько минут они были у брода и Гнатьев молча стал распрягать лошадей.
— Зачем распрягаешь? — не понял Андрей — ааа…ты не рассчитываешь вернуться, и хочешь чтобы они не померли с голода? Может оставим тут Алёну, пусть присмотрит на лошадьми, а если не вернёмся…
— Нет! — перебила женщина — я с вами пойду, даже не удерживайте! Дайте мне оружие! Я из лука умею стрелять, и неплохо, меня отец учил! На охоту с ним ходила, пока отца медведь не задрал. Я не в тягость буду, я помогу!
— Почему и нет? — пожал плечами Фёдор — может и правда шанс какой-никакой будет. Андрей, ты тоже лук возьми, будем вначале стрелами давить, ну а не получится…в общем вот ещё что — эта пакость восстанавливается очень, очень быстро. Чтобы она не могла восстановиться, ей нужно отрубить башку. Если она уйдёт с повреждениями — отлежится и восстановится, практически в прежнем виде, только ещё злее и пакостнее. Сразу скажу — сам не встречался с такой гадостью, только лишь читал в руководстве для военнослужащих — как себя вести при встрече с кикиморой.
— И как? Что там пишут ваши умные военные стратеги? — Андрей осмотрел себя — перевязь с ножами на месте, сабля на месте, лук со стрелами приготовлен — всё, можно идти.
— Наши стратеги советуют бежать. И как можно быстрее. А тех, кто был поранен кикиморой, держать в карантине и при первых же признаках заражения — убивать, иначе они потом уничтожат своих товарищей.
— Обнадёживающие! — хмыкнул Андрей — ну что, пошли? Кстати — а почему её зовут кикимора? А не оборотень?
— Не знаю — пожал плечами Фёдор — кикимора и кикимора, никогда не задумывался над этой проблемой. А тебе не всё равно, как называется то, что тебя будет рвать? Да хоть макимора или хренимора! Лишь бы сабля не сломалась, да кинжал не подвёл…
Наконец, Фёдор освободил лошадей и надел на них путы — если они погибнут, лошади на лугу с голоду не помрут, а потом кто-нибудь их подберёт, а если вернутся — далеко не уйдут, путы не позволят.
Чавкающее болото хотело утянуть сапог Андрея, и он с трудом вытянул ногу из вонючей, пузырящейся жижи — «Хорошенький брод! Как бы тут с головой не уйти в трясину, будет, как с той девчонкой из «А зори здесь тихие»…
Как будто услышав его мысли, Алёна, перемазанная с ног до головы в грязи, успокаивающе сказала:
— Тут неглубоко, не утонем, самое большее по колено — если бы мы объезжали болото по дороге, верст пять пришлось бы лишних отмахать.
Действительно — под дикой грязью было довольно твёрдое, только очень уж скользкое дно — Алёна успела плюхнуться в жижу раза два, превратившись из привлекательной женщины в совершеннейшую нищенку.
«Надо отдать её должное» — подумал монах — «вся в грязи, а лук со стрелами держит над головой сухими! Молодец, баба!»
Брод вывел на красивейший луг, тоже недавно скошенный, напоминавший своим видом футбольное поле. Алёна указал рукой:
— Туда, вон за тем леском! Видите, вон тут горушку? Верхушка за деревьями торчит? Вот там и пещера! Она там, тварина! Давайте быстрее, мужики, а? Солнце уж совсем низко, что там с дочкой — не знаю!
— Да что там. небось в живых уже нет — угрюмо и тихо сказал идущий сзади Фёдор — и мы скоро поляжем.
— Не говори так! — ощетинилась Алёна — жива она, жива! Я бы почувствовала, если бы они погибла! А ты накаркаешь, старый дурак!
— Ну вот, теперь и дураком стал — хмыкнул Фёдор — что дальше-то будет?
— Заслужил — кашлянув, подытожил Андрей — какого рожна под руку каркаешь? Может и жива ещё, почему нет? Давай-ка наддай, а то тащишься как на похоронах! Тьфу! Вот сорвётся же с языка! А ты всё ты со своим карканьем!
Мужчины ускорили ход, и теперь Алёна едва поспевала за ними, передвигаясь сзади то быстрым шагом, то трусцой, но женщина не жаловалась, а только стиснула зубы и неслась, как олениха, спешащая к своему оленёнку, попавшему в беду.
Скоро они вступили в лес, через который вела почти незаметная тропа, выводящая к подножию горы. Собственно говоря, это была и не гора, в понимании этого слова — в этом месте скалы как будто выпучило из земли, выдавило под натиском каких-то процессов, происходящих в пластах, и полосатые глыбы песчаника валялись повсюду — в лесу, через который они проходили, и у самого подножия горы, в которой и чернело отверстие, образованное изогнувшимися пластами горных пород.
Андрей прикинул — до пещеры было метров сто, и вход в неё хорошо просматривался из-за стволов елей, растущих у подножия горы. Он подал знак спутникам и сам тоже приготовил свой лук, наложив на его тетиву стрелу и сдвинув колчан так, чтобы удобно было достать содержимое. Фёдор и Алёна последовали его примеру, и через минуту они двинулись вперёд, внимательно осматривая окрестности и следя за пещерой.
— Идите позади меня, я пойду ко входу в пещеру, вы зайдите с флангов, так, чтобы я не перекрывал вам сектор обстрела спиной и вы видели цель, если она появится из отверстия! — скомандовал Андрей, дождался, когда его команда переместится к флангам и медленно, целясь в пещеру, пошёл вперёд.
Ничего не происходило, было очень тихо — пели птицы, в кустах у болота заливался песнями соловей, в болоте изредка квакали лягушки, идиллия, да и только!
Монах не позволял себе расслабиться — он знал, как быстро тишина может взорваться грохотом выстрелов и разрывами гранат, так что она не могла его обмануть.
Подойдя к устью пещеры на расстояние десяти шагов, Андрей остановился, посмотрел на своих спутников — они тоже встали — справа и слева, изготовившись к стрельбе, подумал, и не нашёл ничего лучшего, как крикнуть:
— Эй, ты, кикимора болотная, выходи! — и тут же, со смешком, подумал про себя: «Да что за хрень вышла — как будто из русской народной сказки — «Выходи, биться будем или мириться?!» — и тут же забыл о своих мыслях — произошло нечто такое, что просто обалдел, у него даже челюсть отвисла: из пещеры, как будто на прогулке по нудистскому пляжу, вышла абсолютно обнажённая красотка — зелёные глаза этой особы смотрели на мир невинно, как у ребёнка, длинные чёрные волосы струились по плечам и спине пышной гривой, соски полной груди вызывающе торчали вперёд, сморщившись на прохладном вечернем ветерке, длинные ноги, стройные и мускулистые, как у модели или спортсменки, плавно несли её гладкое тело с плоским животом и твёрдыми даже на взгляд ягодицами, по грешной земле так, как будто утверждались над несовершенством этого мира.
Она обворожительно улыбнулась монаху и звучным грудным голосом сказала:
— Приветствую, воин! Чего это ты целишь в несчастную девушку? И не стыдно — на женщину с оружием? Ну никакого воспитания!
От неожиданности и нереальности происходящего Андрей опустил лук и ослабил тетиву, вытаращив глаза и не зная, как ему поступать — он ожидал увидеть страшное чудовище, состоящее из зубов и клыков, а тут…он с изумлением почувствовал, что при виде этой красоты кровь прилила у него к низу живота и его охватило возбуждение, которого он не испытывал уже несколько лет.
Красотка сделала несколько шагов к Андрею и уже находилась на таком расстоянии от него, когда он мог отчётливо видеть маленькую родинку под левой грудью девицы.
Положение спасла Алёна — уж она-то разбиралась в ситуации лучше двух мужиков, сражённых красотой объекта:
— Не верь ей! Это она, кикимора! Стреляйте в неё! Осторожно!
Алёна выпустила стрелу из своего лука, но, то ли от волнения, то ли от неопытности, но только она промахнулась и стрела лишь пробороздила кровавую черту по плечу красотки, ударившись в скалу у входа в пещеру и уйдя рикошетом в сторону болота.
Эффект от выстрела был потрясающим — через секунду перед Андреем была не сексуальная мечта всех половозрелых и не очень мужчин, а стоял клубок ярости, когтей, зубов — всё то, что он ожидал увидеть, идя сюда, и гораздо хуже.
Его куртка была вспорота во мгновение ока, и если бы не стальная кольчуга с нашитыми пластинами (спасибо Гнатьеву!), кишки монаха уже были бы разбросаны по ближайшим кустам, а так он только лишь отлетел метра на три, и валялся на земле, не в силах вдохнуть, с кровавыми кругами перед глазами и звоном в ушах.
Андрей не знал, сколько времени он был в полной прострации и не мог контролировать свои действия — видимо недолго — кикимора ещё готовилась к прыжку, после своего победоносного апперкота, когда в неё врезались две стрелы, пронзив плечо и сбив влёт, уже после её прыжка на лежащего монаха.
Андрей не дожил бы до сорока лет, если бы не умел быстро восстанавливаться после ударов и оценивать ситуацию — кикимора только ещё отрывалась от земли в прыжке, когда он уже откатывался в сторону с того места, где, предположительно, она должна была приземлиться.
И всё бы ничего, он бы избежал удара, но удары стрел его спутников слегка изменили траекторию полёта кикиморы и нечисть приземлилась одной лапой точно на плечо воина, разорвав рубаху, куртку и кожу лежащего, как будто они были из папиросной бумаги.
Он взвыл, схватившись за лапу кикиморы, обхватил её за мускулистое тело и погрузил кинжал в шею чудовищу, повиснув на ней как наездник под шеей скачущей лошади.
Кикимора, с восьмидесятикилограммовым грузом на шее, прыгала по площадке, будто огромный мохнатый кузнечик, одновременно пытаясь сорвать с себя опасный груз, но Андрей не давал ей это сделать, обхватив её руками и ногами, как детёныш обезьяны свою мать.
Только при этом, вот этот самый детёныш всё больше и больше перепиливал шею своей «матери», преодолевая сопротивление стальных мышц и сухожилий.
С боков в кикимору били и били стрелы, и она уже была похожа на дикобраза из-за торчащих в стороны стрел — но Андрей этого не видел, он сосредоточился на том, чтобы перерезать шею кикиморы как можно глубже и быстрее, не обращая внимания на то, что она рвала ему спину, уже оголённую, кровавую, со свисающими с неё лохмотьями кожи и мяса. Уже последним усилием умирающего тела, он напрягся и со скрежетом по кости перепилил позвонки, соединяющие голову кикиморы с туловищем — чудовище сразу ослабло, немного постояло на ногах и свалилось, завалив собой человека.
Ещё пару движений, голова кикиморы отвалилась от плеч, покатившись я сторону, цепляясь за камни и кусты длинными, блестящими волосами.
Из отрубленной шеи, с торчащими белыми позвонками и кровавыми лохмотьями мышц, на Андрея лился фонтан крови, залив его лицо и грудь горячим потоком с железистым привкусом. Часть крови влилась ему в рот, он непроизвольно закашлялся и сглотнул, с отвращением чувствуя во рту солоноватую чужую кровь.
Столкнув с себя тело, уже полностью ставшее человеческим, Андрей тяжело поднялся на локоть, со стоном перевалился на колени и посмотрел вокруг — невдалеке от него стояли Алёна и Фёдор, с ужасом глядя на него и держа стрелы наложенными на тетиву.
— Эй, вояки, луки-то опустите! Ненароком отпустите тетиву, а я не хочу получить в брюхо эту деревяшку!
Фёдор первым опустил лук и с облегчением сказал:
— Живой? Неужели? Я думал тебе конец…ты бы на себя глянул — лица не видать, всё кровью залито! Непонятно, как ты ещё дышишь-то?
— Дышу. Помоги-ка мне подняться, что-то совсем хреново мне — Андрей попытался встать, но ткнулся носом в землю и ободрал себе скулу под глазом — ноги его не держали совершенно.
— Сейчас, сейчас! Осторожненько, давай, давай, вот сюда, на камень…ой, мама рОдная! Да у тебя спины-то нет! Месиво какое-то! Андрюха, как ты ещё жив-то?! Вот несчастье…говорил тебе, не надо было идти сюда…ой, беда-то!
— Хватит причитать, как баба…я ещё не собираюсь помирать, не дождётесь! Кстати, бабах — а где Алёна? Куда Алёна-то делась? Дочку пошла забирать? Погляди, что там и как…я подожду…вроде кровь не течёт уже.
— Ясно, что не течёт! У тебя вся спина в земле и в прилипших лохмотьях! Ой-ёй, как бы заразу не зацепил….
— Иди, говорю, посмотри, что там с Алёной! Мы зачем сюда шли? Что там с девчонкой узнай, я подожду…
Фёдор молча кивнул головой и исчез в пещере.
Потянулись мучительные минуты ожидания — у Андрея мутилось в голове, его лихорадило и он стал замерзать — сказывалась потеря крови.
Монах прижал руки к груди и сосредоточился, отбрасывая от себя холод, дикую боль в спине и разбитом лице — главное было отрешиться от неудобств, от боли, от всего того, что мешает выполнять задание — так учил его когда-то инструктор. Это было на уровне берсерка, когда человек не ощущает боли и думает только о том, чтобы убить противника.
Подождав минуты три, Андрей тяжело встал, вынул из ножен саблю и опираясь на неё, пошатываясь, пошёл к пещере, где чуть не столкнулся с вышедшим оттуда Фёдором.
Старый солдат держал на руках маленькую девочку, года три от роду, сладко спавшую на руках и не знавшую — не ведающую, какие страсти творились вокруг.
Фёдор посмотрел на Андрея и хмыкнул:
— Ну куда, куда ты собрался? Хватит с тебя уже! Как труп ходячий, а туда же! Алёна, держи девчонку, мне тут нашего воителя надо тащить… ты сам-то не дойдёшь до фургона, похоже на то! Пошли потихоньку — спустимся к лесу, там я волокушу сделаю!
Андрей, поддерживаемый Фёдором, медленно потащился к лесу. Его знобило, голова кружилась и он привычно определил — сотрясение мозга, большая потеря крови, болевой шок.
В его голове было мутно и горячо, он то выныривал из забытья, то погружался в него, осматриваясь на предмет опасности — в бреду ему казалось, что он опять на войне, и вокруг подкрадываются враги, готовые перерезать ему глотку. В моменты просветления он ощущал, что его куда-то волокут, и он лежит на палках, связанных друг с другом, перетянутый поперёк груди и неподвижный.
В очередной раз открыв глаза после потери сознания, он увидел, как над головой качаются ветки деревьев и он подумал: «Из зелёнки выносят…к вертушкам? Где они тут сядут? Как меня зацепило — на растяжку, что ли, наступил? Спина как болит…наверное осколками посекло…»
Снова погрузившись в забытье он очнулся уже перед фургоном, под бурчание Фёдора:
— Здоров же ты, бугай! Вроде худой, а тяжёлый! Ты слышишь меня? Андрей, живой? Ага — глаза открыл! Алёна, быстро давай из фургона бутылки с вином, воду давай — там из бочонка налей! Девочку оставь в фургоне, пусть спит, скорее, скорее давай, пока ты ходишь он сто раз загнётся! Да, вот эту бутыль. Воду принесла? Давай, помоги мне — сажаем его, ты держи, а я буду снимать с него кольчугу и все лохмотья! Да не делай такое лицо мать-перемать! А ты что думала, так просто кикимору забить? Держать! Мать…мать…мать…в дышло! Говорю — ровнее держи! Осторожно! Уххх…зараза! Андрюха, это мы! Твою мать! Мать…мать…мать…хррррр….
Андрей, когда его сажали, внезапно очнулся, и вообразил, что его захватили чеченские боевики и собрались над ним глумиться, срывая с него одежду — он двинул рукой, и державшая его Алёна улетела под колёса фургона, навалившегося на него Фёдора он подмял, вцепился ему в глоту и стал душить, сжимая стальные пальцы в последнем усилии так, что тот мог только хрипеть и закатывать глаза в попытке освободиться от захвата монаха.
Спасло Фёдора то, что Андрей от напряжения потерял сознание, но и после этого разжать его окостеневшие пальцы стоило большого труда.
Фёдор отдышался, выдал очередную порцию мата и позвал боязливо смотревшую на происходящее Алёну:
— Чего встала-то?! Иди сюда, держи! Со спины держи, раз боишься!
— А чего он набросился-то?
— Чего-чего…видишь, не в себе он. Воюет. Кажется ему что он среди врагов! Давай, поддерживай его вот так, я мыть спину буду.
Фёдор стал лить на спину Андрея воду из бутылки, смывая корку из грязи и запёкшейся крови и аккуратно стирая всё это намоченной тряпочкой. Скоро спина обнажилась, и стали видны полученные раны — мускулы были исполосованы так, как будто их резали ножом на полоски — некоторые разрезы доходили до кости, и сквозь них были видны рёбра.
После того, как грязь и кровь были смыты, из ран снова обильно потекла кровь.
Фёдор схватил бутыль с крепким вином и стал лихорадочно промывать раны, стараясь вымыть остатки земли из разверстых разрезов.
Скоро вино в бутыдке закончилась, и он послал Алёну за новой бутылью, приговаривая:
— А ты говорил вино не нужно было брать! Вот как бы сейчас мы промыли квасом? Ох, Андрюха, Андрюха…не знаю, как ты выживешь! Эй, Алёна, тащи сюда мой вещмешок, серый такой, с завязками! Там у меня нитки с иголкой! Да поторопись, а то он кровью истечёт…впрочем — он и так истёк. Ну давай, давай, что ты глаза вытаращила! Быстро мешок сюда, демон тебя задери! Пошевелишься ты или нет? Из-за тебя ведь мужик помирает, торопись!
Алёна принесла мешок, вино, и Фёдор занялся зашиванием ран.
Уже темнело, и стояли густые сумерки, и Фёдор, чертыхаясь пытался рассмотреть, куда воткнуть иглу:
— Алёна, разведи костёр! Я ничего не вижу! Давай по-быстрому, я не могу оторваться от дела, надо раны стянуть, иначе кровь не остановить, он и так уже бледный, как мертвец!
Фёдор продолжал шить, практически уже на ощупь, а женщина побежала собирать валежник и ломать сухие ветки от засохшего дерева на краю болота.
Скоро возле фургона пылал костёр, зажжённый от кресала Фёдора, а он всё продолжал шить и шить длинные страшные разрезы, нанесённые когтями кикиморы.
Андрей всё это время был без сознания, что уберегло его от страшной боли во время обработки ран и после, при зашивании.
Наконец, часа через полтора после начала обработки ран, всё было закончено. Фёдор вздохнул, отложил иглу, нитки, вытянул усталые руки, положив их на колени и расслабился на чурбаке, рядом с распростёртым на животе Андреем.
Он сомневался, что тот выживет — после таких ран, да ещё и забитых грязью — мало кто мог выжить — только если чудом. Оставалось на него, на чудо, и уповать.
Солдат посмотрел на Андрея и у него защипало глаза — после сорока лет трудно найти друга, практически невозможно — груз жизненного опыта, груз предательств и людской неблагодарности давит на душу, обжигает её и человек уже не может принять в неё кого-то другого, не может обрести друга.
Много ли людей могут похвастаться, что у них есть друзья, после сорока или пятидесяти лет? Приятели — да. Знакомые, собутыльники — да. Но человек, который может отдать за тебя жизнь, который не побежит, спасая свою и встанет с тобой плечо к плечу навстречу любой опасности — есть такие? Если есть — вы счастливые люди.
Фёдор беззвучно плакал, глядя на умирающего мужчину, поняв в одночасье, как был дорог ему этот человек, так странно и неожиданно ворвавшийся в его скучную пьяную жизнь.
Он поднялся, подошёл к Андрею и положил руку ему на шею — пульс в сонной артерии бился неровно, как будто сердце не справлялось со своей задачей, или ему не хватало той жизненно важной жидкости, которую оно должно было протолкнуть к органам этого тела.
— Он живой? — раздался сзади женский голос и Фёдор с ненавистью обернулся, гневно скривив губы и желая сказать что-то гадкое, резкое, злое, и потом опомнился — ну причём она? Так сложилась жизнь… Она всего лишь спасала свою дочь и была готова погибнуть, пойти в пещеру и биться насмерть с чудовищем — можно ли было её винить в том, что случилось? Андрей, как настоящий мужчина, встал на защиту невинного существа, это его, мужское дело, и она совсем ни при чём. Он таков, каков он есть, и другим ему не быть. Может быть за то Фёдор его и уважал. Уважал? Уважает!
Он рассердился на себя за эти мысли — старый дурак! Он жив, а пока жив — есть надежда! Он сильный, очень тренированный, очень крепкий мужик, видавший виды, вполне возможно, что выживет! Ведь чудеса случаются — например то чудо, из-за которого он попал в этом мир — ведь зачем-то это было сделано провидением? Или богом — как хочешь это назови!
Фёдор успокоился и откашлявшись, хриплым голосом сказал:
— Принеси мне вина, слабого, вот в тех глиняных бутылках, только это…разбавь его водой — две части воды, часть вина. В глотке пересохло, еле языком шевелю.
Алёна ушла в фургон, а Фёдор сел у костра и снова расслабился и стал размышлять:
«И правда ведь странно — этот парень из разряда таких, которых убить совсем не просто, у них, как у кошек, девять жизней! Сколько раз он уже мог погибнуть — и ничего, живёт! А не успокаиваю ли я сам себя? Ну и успокаиваю! Что ещё остаётся делать? Иначе хоть вешайся… Если…нет, он выживет! Когда он встанет на ноги, красавцем ему уже не быть — она порвала ему лицо от волос до самого подбородка — будто серпом полоснула, как это ещё глаз уцелел! Шрам будет — как молния, через всю левую сторону — хоть бы уж не перекосило лицо…да вроде основная часть мышц цела, не должно бы. Хорошо хоть, что я не волынил на курсах первой помощи в солдатской учебке, умею с ранами обращаться — сколько раз это спасало жизнь и мне, и моим приятелям — тогда, капралу Вейводе копьё бок распороло — если бы не я, он бы истёк кровью и умер от заражения…»
Его мысли прервала Алёна, принесшая кувшин с разбавленным вином — Фёдор жадно присосался и выпил сразу половину, так, что у него забулькало в животе.
— Оххх, благодарю! Надулся — аж раздуло! Ну что, подруга, как там твоё сокровище?
Алёна просияла и радостно ответила:
— Спит, и всё тут! Я осмотрела её — царапин, ничего нет — синяки небольшие, видимо когда она её тащила, и всё, больше нет повреждений! Я боялась, что она её убьёт — и зачем она её вообще утащила?
— Ну как зачем — мы же любим цыплят…
Улыбка Алёны сразу потухла, её просто затрясло:
— Я как представлю — меня начинает…ох, не могу даже говорить об этом! Одно не пойму ещё — почему она всё время спит? Меня это беспокоит!
— Я слышал, что некоторые кикиморы — не все, и я не знаю от чего это зависит — умеют одурманивать жертву взглядом. Ну, взглядом не взглядом, но жертвы засыпают, и спят какое-то время… Пройдёт это всё, и без последствий. Давай-ка на ночь становиться — ехать сейчас куда-то поздно, в темноте ещё глаз выколем веткой, да и трогать его я боюсь. Сделаем так — вы с дочкой спите в фургоне, а мы с Андреем будем тут, у костра. Принеси сюда одеяла — я его укрою, да и сам тоже накроюсь. Там ещё копчёное мясо — немного, брал в дорогу, да съели почти всё по пути, тащи всё сюда, ужинать будем.
Алёна ушла, а Фёдор ещё раз пощупал Андрея — пульс был, ничего не изменилось — так же неровный, но довольно чёткий, не как у умирающего. Он повернул мужчину на бок и осмотрел грудь — там тоже были два глубоких пореза от когтей — самый первый удар, сокрушивший кольчугу, но спасли стальные пластины нашитые впереди — только два когтя прошедшие рядом с ними, порезали кожу и мышцы, и то не очень глубоко.
Фёдор достал из вещмешка полулитровую банку с какой-то вонючей мазью — открыл, занюхал содержимое, передёрнулся и с отвращением сплюнул, потом опустился на колени рядом с раненым и стал осторожно втирать мазь в зашитые рубцы и царапины, приговаривая:
— Ничего, ничего, чем вонючей, тем действеннее! Подымем тебя, парень, держись! Мы ещё должны всех врагов победить, всё вино выпить…хммм…ну неважно, я за тебя выпью! Держись, Андрюха!
Закончив втирать, он обернулся, увидел, что Алёна смотрит за его действиями, и спросил:
— Принесла? Бросай тут, я сам всё расстелю. Вот что — там в конце фургона раскладной столик деревянный и два стула — тащи их сюда, ну что мы как дикари будем на земле есть! Правда особо и есть-то нечего…завтра съезжу в трактир, накуплю съестного, а пока что будем есть что судьба послала.
— А ты не хочешь его перевести на постоялый двор? Впрочем — чего я говорю, поняла…только…тебя Фёдор звать, да? Я слышала как тебя он звал, а его Андрей? Ага…так вот, я поняла — ты не хочешь показывать его, раненого, местным? Чтобы не знали, что его кикимора ранила? Чтобы не подумали, что он может быть заражённым?
— Верно подумала…умная девочка… — Фёдор пристально посмотрел в глаза Алёне — да, я не хочу, чтобы ваша шайка знала, что он получил раны в драке с кикиморой. И хочу тебя спросить — ты как к этому относишься, и что ты будешь делать завтра? В принципе — ты получила что хотела и можешь идти домой, но я не хочу, чтобы ты на каждом перекрёстке кричала об увиденном — что будет с Андреем я не знаю, но когда он встанет на ноги, не желаю, чтобы каждая собака знала о том, что он стал оборотнем. Ну так что ты думаешь делать?
— А возьмите меня с собой? — нерешительно ответила Алёна — прислуживать буду, работать на вас буду, а?
— Ты чего несёшь-то? — развёл руками Фёдор — ты откуда нас знаешь? Может мы ненормальные, любим насиловать и убивать? Может разбойники с тракта? Может убийцы и нас разыскивает власть? Как так можно с первыми встречными уезжать куда глаза глядят?
— А куда мне деваться? — тихо и горько сказала Алёна — возвращаться в село? Они говорят — помогали мне! Как же! Сколько я полов перемыла, сколько прислуживала в их домах — да они бесплатно кусочка не дали, я голодная ходила, дочери всё отдавала! Как мой муж пропал на охоте, якобы его медведь порвал — так мы и впали в нищету — распродали всё, что было — они скупали у нас за медяки нажитое отцом и мужем. Староста — строит из себя благодетеля…сучонок! Всё норовил по заду меня погладить, за грудь ущипнуть, когда я у них в доме прислуживала — пока жена не видит. А дочка его — видела я, как у вас челюсти отвисли — да, красавица, наградила её судьба красотой…и пометила, нечистой силой. Давно уже поговаривали, что её мамаша была кикиморой, только никто не мог поймать за этим делом — сама куда-то исчезла, вроде как утопла в болоте — сдаётся мне, что прибили её где-нибудь, вот и дочка от неё такая же. А староста любит её. любил, вот и прикрывает, как может. И все молчат…и я молчала, да — когда отец пропал и потом нашли растерзанным — молчала, когда мужа, якобы, медведь задрал, тоже молчала, а когда Настёна пропала — вот тут уже терпение лопнуло! А они все молчат, только рыла свои прячут — знают ведь, твари, что происходит. Не хочу я к ним возвращаться, возьмите меня с собой — мне всё равно там не жить! То из меня проститутку сделать пытаются, то в прислуги, на самую грязную работу норовят засунуть — не хочу туда опять! Что мне там терять? Дом? Что мне этот дом, когда там есть нечего и тоска по углам — барахло? А нет у меня ничего, поизносилась вся, поистрепалась…нищая я. Только и осталось, что моё тело, да дочка моя.
Алёна помолчала и потупив глаза сказала:
— Хочешь…можешь жить со мной, как с женщиной…только не оставляйте меня в деревне. Я красивая, правда, только грязная сейчас, болотом пахну, а так я не хуже этой Марвины, кикиморы, смотри!
Алёна скинула с себя платье и осталась в одной нижней юбке, потом сняла и её. Даже в неверном свете костра она была прекрасна — действительно, её тело мало чем отличалось от тела убитой кикиморы, только грудь поменьше, да бёдра чуть полнее — но от этого ничуть менее соблазнительные.
Фёдор впился глазами в Алёну, от неожиданности даже охрип и изменившимся голосом сказал:
— Не надо. Ты прекрасна, да, я понимаю толк в женщинах, но я не такой подлец чтобы воспользоваться твоим телом, вот так, в уплату. Иди-ка, лучше, выстирай платье, вымойся — а то и правда пахнет от тебя дурно — возьми там у меня в фургоне рубаху, штаны, сапоги — правда они тебе не пойдут по размеру, но ничего, на время сойдут — переоденься — а платье с юбкой вывеси посушиться. Заберём тебя, да, обещаю. Поедешь с нами, будешь работать — готовить, ухаживать за лошадьми — всё что мы делаем, то и ты будешь делать, как член команды. Доедем до города — там что-нибудь придумаем, как тебя пристроить, с нами ехать нельзя — опасно. Рассказывать тебе ничего не буду это не твоё дело. Но жизнь твою постараемся устроить — слово даю. Иди. Поухаживай за собой.
Алёна смущённо кивнула, стесняясь, натянула на себя своё платье и полезла в фургон искать одежду. Через десять минут у водяных окон на краю болота послышался плеск и звук текущей воды — новый член экипажа смывала с себя засохшую грязь.
Фёдор усмехнулся в усы и обратился к бесчувственному товарищу:
— Видишь, Андрюха, как дурно ты на меня влияешь? Такая красотка — любой мужик бы не устоял против такой — а всё ты! Нет бы мне утащить её в кусты и заставить извиваться от страсти — а я играю в благородство! Сейчас ты бы сказал, что и без тебя я не стал бы пользоваться слабостью несчастной женщины…возможно…кто знает? Ну уж больно красотка! Ты-то вон, повалялся под красоткой, так, что она в страсти тебе всю спину ободрала, до костей, понимаешь! А я вот теряюсь! Ладно, что там у тебя?
Фёдор опять пощупал шею раненого — показалось ему, или нет, но пульс стал немного ровнее…а может только показалось.
Вот только не понравилось то, что шея была очень, очень горячей, раненого лихорадило так, что того и гляди кровь свернётся…фигурально выражаясь.
Лицо больного было красным — различимо даже в полумраке. Фёдор нахмурился и осторожно накрыл Андрея одеялом, отогнав вьющихся комаров.
На удивление, несмотря на близость болота, комаров было довольно мало — отметил себе солдат — возможно костёр отгонял их дымом, а может просто место открытое и продуваемое.
Выбросив из головы комаров, Фёдор полез в фургон, забыв про спящую там девочку и чуть не наступил на неё, тихо выругался, осторожно достал столик и стулья, вылез из повозки и расставил мебель у костра. Вытряс продуктовые запасы, выложил кусок мяса, чёрствый хлеб, вино, кинжалом нарезал, как мог, следя за тем чтобы не поцарапать стол — он ему очень нравился, остался ещё от отца. Лакированное дерево было искусно соединено медными петлями так, что в сложенном состоянии он занимал очень мало место, становясь плоской доской, которую можно было уложить на дно фургона. То же самое и стульчики — откидные, со спинкой, могущие выдержать не только хрупкое женское создание, но и таких здоровых мужиков, как Фёдор и Андрей.
Сзади послышались лёгкие шаги, и Фёдор сказал:
— Найди там, спереди в фургоне, стаканы — забыл взять, и садись за стол, вечерять будем. Ты вино пьёшь?
— Нет, если только немного…
— Давай тебе разбавим водой — да наверное и я разбавлю, а то мой друг всё меня ругает за пьянство. Я и правда что-то лишнего пью последние годы, надо кончать с этим делом. Нашла? Молодец. Давай, жуй — завтра без завтрака поедем. Я вот что думаю — не будем мы ни в какие трактиры заезжать, чёрт с ними, дотерпим до города? Остаётся двадцать вёрст — четыре часа езды…забыл! Вот что — отложи кусок хлеба и мяса девчонке — она-то терпеть не может без еды, ну а мы с тобой потерпим, да?
— Конечно — Алёна благодарно кивнула и убрала в чистую тряпицу кусок мяса с ладонь и кусок хлеба, потом уселась, глядя в огонь и отвернувшись от стола.
— Эй, ты чего, мать твою за ногу! Ну-ка жри давай! — рассердился Фёдор — свою долю, типа, дочери отдала? Так бы и врезал тебе! Ешь, говорю! Хватит нам — заморим червячка, и всё — ночью всё равно спать надо, а не жрать! И вина хватани всё-таки, разбавь пополам и попей — легче будет, нервы отпустит.
— Боюсь вино пить — несмело ответила женщина — на голодный желудок, да после этой всей…опьянею.
— Пару глотков — ничего не будет. Доедай, пей, и давай в фургон, а я с Андрюхой останусь. Давай, давай, а то девчонка проснётся в чужом месте, перепугается, она ведь помнит только что её похитили, может крепко напугаться.
Алёна ушла в фургон, а Фёдор улёгся рядом с другом, глядя на языки костра.
В голову лезли всякие гадкие мысли — например — что будет с Андреем если он выживет? Он ведь обязательно заразится от кикиморы — его раны были залиты её кровью так, что он буквально плавал к крови. Это стопроцентная гарантия заражения. И что дальше? Ну вот превратится он в кровавого монстра, и что тогда? Неужели и правда он не сможет сдержать свою убийственную натуру — ведь и тогда, когда он был якобы обычным человеком, более страшного бойца Фёдор не видал — он не разъярялся, не пускал пену и слюни, не орал для поднятия боевого духа — спокойно и эффективно убивал.
А если к этому присоединится жажда крови, жажда убийства, а более всего — невероятная скорость, сила, реакция, регенерация кикиморы — что получится? Кто сможет с ним совладать? А если в момент «озверения» радом окажется некий усатый друг? Куда только усы полетят… ну друг-то ладно — а если посторонние, совершенно невинные люди? Ох, Андрей, задал ты мне задачку! Что делать, а? Ну что делать?! Может отрезать ему голову, пока он без сознания? Рраз! — и нет проблемы! А как я буду потом жить с мыслью, что убил беспомощного друга? Зачем тогда я его вообще лечил? Ну — лечил-то по инерции — друг, в беде, раненый, а сейчас вот задумался — а может зря он мучается, а если выживет — скажет ли он мне спасибо за то, что дал ему превратиться в дикого зверя?
Фёдор поднялся с одеяла, наклонился над Андреем, вынул кинжал, попробовал на остроту его лезвие и замер с клинком в руках, как изваяние — внешне спокойный, как смерть, а внутри раздираемый противоречивыми мыслями и сомнениями.
Вдруг, резко, он отбросил кинжал и тот воткнул в землю, уйдя в заросший плотной травяной порослью дёрн более чем до половины:
— Нет, не могу! — солдат закрыл лицо руками и замер над больным, дрожащим в лихорадке.
Фёдор прислушался — Андрей что-то бормотал на неизвестном языке — вроде напоминающем местный, но непонятном.
Послушав, пошёл, взял своё одеяло и накрыл дрожащего мужчину:
— Тепло сегодня, да и костёр — перебьюсь.
Он лёг на подстилку и замер, глядя в звёздное небо — ему было грустно и хорошо — за последние годы впервые он находился в компании людей, которым мог доверять, и с кем ему хотелось жить рядом…увы, всё так иллюзорно — думал он, но буду жить этим днём, брать всё хорошее, что могу, а там будь что будет. Скоро его глаза стали смыкаться и он заснул тяжёлым, тревожным сном.
Глава 8
Всю ночь Фёдор время от времени вскакивал, подходил к раненому щупал лоб, смотрел на его раны — кровь уже не сочилась, но Андрей был горяч, как печка. Пульс его то частил, то стучал медленно, как будто сердце замирало и норовило остановиться совсем.
Уже под утро солдат снова уснул, и проснулся, когда его ноздрей коснулся запах дыма — рядом горел костёр, а на нём в сковороде жарилась яичница, великолепно скворча и разбрасывая брызги жира.
Он поморгал глазами, потом посмотрел на хлопочущую у костра Алёну и спросил:
— Откуда яйца-то взяла?
— Сходила на болота, поискала утиные гнёзда. Жаль, конечно, разорять было, но есть-то хочется. А свиной жир у тебя нашла, в фургоне. Садись, позавтракаем! Настёне я отложила, так что это всё нам с тобой. Как там Андрей?
— Живой Андрей…пока живой…
Алёна кивнул головой, нахмурилась и сказала:
— Я видела, как ты стоял над ним с кинжалом. Боишься, да? И я боюсь. Не за себя, за Настёну боюсь. Одного раза мне уже хватило.
— Это мои проблемы — угрюмо сказал Фёдор, присаживаясь к костру и снимая с камней сковороду с яичницей — приедем в город, иди, куда хочешь, раз боишься. Я тебя не удерживаю. Обещал помочь — помогу, денег дам на обзаведение. Заработаешь — отдашь когда-нибудь, не отдашь — демон с ними.
— Федь, не обижайся, а? Я за всех нас боюсь, и его жалко ужасно…могла бы — я бы никого не звала, сама бы убила эту тварь! — Алёна тихонько заплакала, а у Фёдора сжалось сердце — женские слёзы страшное оружие…
— Ну ладно, чего ты разнюнилась! Придумаем чего-нибудь…положим его в отдельную комнату, посмотрим, что с ним будет, не бойся. Я вас с Настёной в обиду не дам, вы же как-никак уже почти родня! — Фёдор усмехнулся, встал и пошевелил палкой угли костра — кончились ваши несчастья, не плачь.
Алёна порывисто поднялась, обняла солдата и зарыдала ему в плечо, орошая рубаху горячими слезами:
— Спасибо тебе! Спасибо! Век тебе благодарна буду, пока жива! Спасибо!
— Ну-ну, перестань — Фёдор смущённо похлопал женщину по спине и осторожно отстранил от себя — вон, промочила всего насквозь. Утри слёзы! — он протянул руку и тыльной стороной мозолистой сильной руки осторожно вытер ей глаза и щёки от влаги — давай-ка собираться, да надо будет грузить Андрея. Девчонку подымай — покормить надо, да в дорогу. Уходить отсюда надо — ты не допускаешь, что староста может прислать сюда людей, чтобы посмотреть, что там с его дочерью? Без Андрея я могу и не справиться…
— Да-да, конечно, сейчас разбужу! — женщина побежала в фургон и оттуда послышался её голос:
— Дочка, вставай! Вставай! Завтракать будем! Ох ты…потягушки! Идём скорее, умоешься, пописаешь и кушать будешь. Пошли, пошли!
Через несколько минут Алёна появилась из-за борта повозки, вылезла из фургона и приняла на руки девочку.
Это было прелестнейшее создание — с кудряшками, с пухлым розовым лицом, чистенькая и красивая, как с картинки в детской книжке.
Фёдор усмехнулся: «Мамкина радость…и папкина — тоже. Я бы не отказался, чтобы у меня была такая дочь… Хммм…чего это я? Старый холостяк, потянуло в семейное гнёздышко? Старею, однако, размяк…»
— Мама, а где мы? Мне снилось, что собачка меня унесла…а кто этот дядя?
— Тссс…это хороший дядя, дядя Фёдор его звать. Он нас на лошадках покатает! Хочешь на лошадках покататься?
— Хочу… а ещё писать хочу!
Фёдор усмехнулся в усы и пошёл ловить лошадей, бросив на ходу:
— Завтракайте и собирайте тут всё. Сейчас уезжаем.
Лошади разбрелись далеко друг от друга по лугу, и совершенно не желали вновь залезать в упряжку, поэтому скоро воздух огласился крепкой руганью, впрочем — Фёдор тут же вспомнил о присутствии маленького существа в сарафанчике и прикусил язык — негоже девчонке в таком возрасте узнавать название частей тела и процессов, происходящих со взрослыми и некоторыми упрямыми лошадьми, происшедшими явно из породы лошадиных шлюх!
Наконец, лошади были запряжены, вещи уложены — в фургоне расчистили место для Андрея, подложив одеяла на дне повозки.
Фёдор озабоченно посмотрел на Андрея — как бы раны не открылись, перетащить его в фургон безболезненно и без последствий вряд ли удастся — солдат не был слабым человеком, но одно дело поднять груз — мешок или бочку, весом восемьдесят килограммов, и другое — больного человека, который висит, как сопля, да ещё и хрупок, как стекло — со своими ранами, в любой момент норовящими открыться.
— Давай так — я беру его за плечи, а ты за ноги, доносим до фургона, я перехватываю, а ты залезай в повозку и принимай его там. Перевалим на дно, ну а потом уже уложим как следует. Поняла?
— Ага! Ты не бойся, я сильная! Видишь, какие мышцы! Ещё и с мужиками поспорю в силе! — Алёна согнула руку в локте и показала, какие у неё «здоровенные» мускулы.
Фёдор ухмыльнулся — нравилась ему эта баба — ни нытья, ни соплей, решительная, умелая, здравомыслящая, да притом красавица — ну не мечта ли мужика?
При свете он хорошо её рассмотрел — вчера-то было некогда — Алёна уже переоделась в свой простенький сарафан, сидевший на ней так, как будто он был не обычной деревенской одеждой, а платьем от лучших портных — твёрдая грудь, не испорченная даже кормлением ребёнка, рвала сарафан впереди, а сзади, упругие бёдра распирали простенькую одежду, невольно притягивая взгляд, даже если ты пытался его отвести.
«Не зря к ней всё время пытались приставать в деревне!» — усмехнулся Фёдор и отбросив лишние мысли сосредоточился на погрузке раненого.
Он и Алёна с трудом подняли потяжелевшего Андрея — почему-то люди в бессознательном состоянии или мертвые делаются необычайно тяжёлыми — как будто из них уходит душа, наделяющая тело жизнью, лёгкостью.
Фёдор боялся, что раны Андрея откроются — но этого не случилось, сделанные накануне швы хорошо держали края ран, лишь только маленькие капли сукровицы выступили по краям длинных швов
. Фёдор с удовольствием подумал: «Хорошая работа. Я бы мог работать военным лекарем — эти коновалы отличаются от меня только тем, что меньше могут выпить, а так я не хуже их обрабатываю раны. Вот стану хилым, открою лекарский пункт и буду зарабатывать вправлением костей и зашиванием ран!»
Приняв на себя весь вес монаха, он крякнул от натуги, но удержал его тело и напрягшись, приподнял раненого и положил на край повозки:
— Придержи, Алён, щас я!
Запрыгнул в повозку и скоро Андрей лежал в глубине фургона, накрытый одеялами, ещё через пять минут, они уже ехали по лесной дороге, уворачиваясь от нависающих над дорогой еловых лап.
«Как бы брезент не порвать!» — с неудовольствием подумал Фёдор и подстегнул лошадей, ходко бегущих по дорожке после отдыха на жирных луговых травах — «Если всё нормально — после обеда будем в городе»
— Нравятся лошадки? Видишь как — цок-цок-цок — бегут! Лошадки! Дядя Фёдор правит, и бегууут лошадки!
Алёна на облучке рядом с Фёдором ворковала над дочерью, прижав её к себе и счастливыми глазами глядя на проплывающий лес, дорогу, бегущую под колёса фургона и вдыхая крепкий запах конского пота, идущий от сытых, здоровых лошадей. Конь слева, мерин по кличке «Сивый», опасливо покосился глазом на Фёдора и запрядал ушами, когда тот показал ему хлыст с словами:
— Видишь? Видишь, скотина? По тебе плачет! Будешь живот надувать? Будешь нога за ногу ходить? Уууу…скотина!
Алёна рядом рассмеялась:
— Думаешь он тебя понимает?
— А то! — тоже рассмеялся Фёдор — видала, как ушами заводил? Знает, скотина, что хулиганил! Ленивая животина!
— Не ругайся на лошадку! — возмутилась Настёна — нельзя на лошадку ругаться, она хорошая!
— Ладно, не буду — усмехнулся Фёдор и вдруг улыбка сползла с его лица.
— Алёна, прячь девочку. Нас встречают — он придержал лошадей и пристально посмотрел вперёд — там, навстречу им, ехали верховые, четверо или пятеро, и солдат застонал про себя: «Ну как Андрюхи не хватает! Мы бы с ним сейчас их враз расчехвостили! Так, без паники! Это, скорее всего, не профессиональные военные, а какие-то сраные крестьяне, а я не селянин, а старый вояка, до которого им как до неба пешком! Моя сабля тут, Андрюхина тоже рядом — хер вам, глубоко неуважаемые, не возьмёте!»
— Алёна, уложи Настёну на пол, на всякий случай, бери лук и иди сюда. Без команды не стреляй. Поняла?
— Поняла! — Алёна с плотно сжатыми губами, решительно потянула лук, и приготовила колчан со стрелами.
— Я буду разговаривать. Ты молчи. Узнаёшь кого-нибудь из них? Впрочем — чего я спрашиваю — морду старосты за версту видать. Готовься!
Всадники подъехали на расстояние десяти метров от фургона и остановились, Фёдор тоже придержал лошадей и громко спросил:
— Чего хотели? Уступите дорогу, нам некогда!
— Вы убийцы! Вы убили мою дочь, и вы должны за это ответить! — лицо старосты перекосило от злости и из благообразного мужика он превратился в подобие маски «ярость!»
— Ну подайте на нас жалобу в суд — усмехнулся Фёдор — по какому праву вы занимаетесь самоуправством?
— А у нас нет суда! Я решаю, жить вам или нет! Я и мои люди! Выходит сюда, преступник! Пора ответ держать!
— Ой, как громко и важно сказал! А может тебе пора ответ держать, придурок ты этакий? — Фёдор тихо добавил — сейчас я выскочу, а ты сразу вали старосту, только не промахнись, у нас нет права на промахи, за тобой дочь!
— Не промахнусь — ледяным голосом сказала Алёна, сжимая лук твёрдой рукой.
Фёдор как-то сразу поверил — не промахнётся! — и соскочил с фургона, держа в руках по сабле:
— Давай!
Хлопнула спущенная тетива, и староста повис на седле лошади, запутавшись одной ногой в стремени — лошадь спокойно пошла по дороге, косясь на мёртвый груз глазом и прядая ушами.
Всадники уже спешились и были готовы к бою — с коня бить саблей было нельзя, так как замахнуться не давали толстые ветви деревьев, наклоняющиеся над головой так, что нельзя было как следует размахнуться.
Увидев падение своего предводителя, его люди бросились к фургону и оказались как раз к лицом к лицу с Фёдором.
Да, он был исключительным фехтовальщиком, но их было четверо! Алёна уже не могла ему помочь — он находился как раз на траектории выстрела, можно было задеть его случайной стрелой, так что отдуваться приходилось ему самому.
Тяжёлые сабли мелькали в руках солдата, создавая перед собой стальной вихрь смертоносных клинков, и некоторое время никто из нападавших не решался перейти границу этой стальной стены, затем двое всё-таки решились и прыгнули вперёд. Сталь скрестилась со сталью, отлетела длинная жёлтая искра.
Сталь выдержала и вот уже один из нападавших отскочил, зажимая одной рукой другую — между его пальцами сочилась кровь, но Фёдору некогда было смотреть на раненого — он уже бился с трёмя оставшимися, и с трудом сдерживал их натиск. Эти трое были довольно опытными бойцами — видимо, наёмниками, и вооружённые саблями и кинжалами, работали ими уверенно и резво. Фёдор прикинул ситуацию и предложил, между ударами:
— Остановимся, поговорим? Вы же профессионалы, давайте обсудим ситуацию?
— Хорошо — стоп, ребята! Что предлагаешь, вояка? — высокий наёмник уткнул саблю в землю и опёрся на неё, отставив одну ногу, остальные последовали его примеру и с ожиданием посмотрели на старого солдата.
— Ваш наниматель мёртв, я к вам претензий не имею, вы убедились, что меня так просто не взять и кто-то из вас тут поляжет, зачем вам это надо? Вы получили плату. А если не получили — вон лежит ваш бывший наниматель, деньги точно с ним, какой смысл тратить время и рисковать, когда можно получить всё, и не трудиться?
— Понимаешь, какая штука, солдат…ты же солдат? Выправку и умение не замаскируешь — усмехнулся высокий — кроме платы нам обещана женщина, ну и фургон ваш денег стоит…жив ли наниматель, или нет — большого значения теперь не имеет. Прости, ничего личного — работа такая. Теперь, если это всё, что ты хотел нам сказать — продолжим!
— Ну что же, продолжим! — усмехнулся Фёдор и пригнув вперёд, увернулся от направленного в голову удара и подсёк ноги одного из бандитов, второй свалился через него и был зарублен сверху, ударом через шею, наискосок.
— Ты хорош! А ну-ка вот это попробуй! — главарь левой рукой метнул в Фёдора кинжал, и пока тот отбивал его клинком сабли, направил удар ему по ногам и зацепил кончиком лезвия выше колена — штанина Фёдора сразу набухла кровью и он обеспокоился — если истечёт кровью, ослабеет, вот тогда и правда конец. Надо было завершать бой как можно быстрее, невзирая на мелкие ранения, и он как подстёгнутый хворостиной, бросился в бой, ускорив движения до максимума — давно он не работал с такой быстротой, с тех самых пор, когда выступал на соревнованиях по фехтованию.
Теперь уже агрессоры, стерев с лиц улыбки, с трудом отбивались от наскоков солдата. Звон сабель продолжался ещё минуты две, когда в воздухе свистнула стрела, пролетев мимо Фёдора и воткнулась в плечо его противнику. Воспользовавшись тем, что оружие противника опустилось, Фёдор плавным движением рассёк ему рёбра, а другой рукой воткнул саблю в живот, окрасив её кровью.
Ещё один напор — главарь упал с рассечённой головой — оставшийся в живых, тот, кому солдат первым разрубил плечо, бросился бежать, петляя как заяц.
Фёдор протянул руку к фургону:
— Дай лук!
Алёна подала, Фёдор долго выцеливал бегущего, угадывая, куда тот побежит в следующий момент, и вот стрела ушла вперёд, пронзив спину беглеца.
«Болван!» — подумал Фёдор — «надо было в лес бежать, а он по дороге рванул. Идиот, или растерялся со страху!»
— Алён, иди сюда, помоги мне, ногу слегка зацепили!
Алёна ахнула:
— Какое там слегка! Кровь вон течёт ручьем! Давай, скорее, я перевяжу!
Минут двадцать ушло на перевязку, Фёдор сменил штаны, взамен располосованных и пропитанных кровью, и пошёл обшаривать трупы.
Действительно, на трупе старосты нашёлся мешочек с сотней золотых, на наёмниках денег было маловато, как и украшений — так, горсточка медяков и серебра, видать их дела в последнее время шли не очень хорошо — то-то они так уцепились за этот заказ и не хотели от него отказаться.
Минут пятнадцать ушло на стаскивание трупов в лес и сброс их в овражек — когда их найдут, будет уже поздно — Фёдор со товарищи уйдут далеко от этих мест.
Фёдор поймал двух лошадей противника — остальные убежали в лес и искать их не было ни времени ни желания, привязал к задку фургона, оружие собрал и положил в повозку, подумав, что эдак скоро они будут зарабатывать тем, что займутся ограблениями грабителей — вполне пристойное и выгодное занятие, как оказалось. Вот только немного хлопотно и болезненное….
Через час они пылили по тракту, направляя лошадей к городу Ураку.
Урак встретил их пыльным покоем провинциального городишки, в котором люди никуда не торопились, и считали, что лучше отложить на послезавтра то, что можно сделать завтра, а ещё лучше — повременить с делом на недельку, купить кувшин вина, жареную курицу и посидеть за столом в хорошей компании — проблема и рассосётся сама собой! Впрочем, он ничем не отличался от остальных городков такого типа, только что был поменьше размером, чем тот же Нарск.
Они медленно втащились во двор заезжей, где стояли уже несколько фургонов купцов, под охраной угрюмых сторожей, оставленных хозяевами во дворе и лишённых удовольствия пропустить в глотку пару-тройку кружек пива.
Под неприязненными взглядами этих адептов охранного бизнеса, Фёдор втянулся под навес, и выбравшись из фургона покричал конюха, медленно и печально ковырявшегося в стойлах лошадей:
— Эй, малый, иди, прими лошадей! Да покорми их хорошенько овсом!
— Три медяка за четыре лепёшки овса. Будете брать?
— Буду, давай быстрее! Мы хотим пообедать, а если провозимся тут ещё полчаса — околеем с голоду! На вот тебе, для ускорения! — Фёдор передал конюху серебряник, и добавил — сходи, скажи что нам нужно две комнаты, а ещё вызовешь лекаря, надо моего товарища осмотреть — упал с лошади. Сдачу оставь себе.
— Алён, идите посидите в трактире, я скоро приду — отправил он женщину из фургона.
Конюх распрягал лошадей и отводил их в стойла, а Фёдор размышлял — что делать? Как доставить Андрея в комнату так, чтобы никто не обратил внимания? А может не стоило лекаря вызывать?
Солдат залез в фургон и пощупал пульс товарища — как ни странно, пульс был чётким, насыщенным, ровным, не то что несколько часов назад. Фёдор облегчённо вздохнул — что бы ни было дальше, но пока что Андрею уже ничего не грозит, жить будет. Впрочем — на его раны смотреть без содрогания было нельзя — багровые полосы иссекали всю спину вдоль тела, левая сторона лица слегка раздулась, покраснела и тоже не выглядела шибко здоровой и весёлой.
Фёдор сел рядом и задумался: «Ну что делать? Ехать дальше? Кстати — Алёну нельзя тут оставлять, особенно после того, как они убили старосту с наёмниками — если пойдут по цепочке, узнают, куда они поехали, сопоставят…а этот город находится всего в двадцати верстах от Харабова. Приедет кто-нибудь в город, встретит Алёну…и понеслось. Могут стукануть в Стражу, те рады стараться уцепиться за что-нибудь, что может дать прибыль, её арестуют и…» — дальше он не хотел додумывать. Судьба Алёны с Настёной уже не была ему безразлична.
Фёдор уже стал вылезать из фургона, когда сзади вдруг послышался стон и хриплый шёпот:
— Федь, ты где?
Фёдор не поверил своим ушам:
— Андрюха, очнулся?!
— Не дождётесь… — странно сказал Андрей клекочущим хриплым голосом и спросил — женщина жива? Ребёнок?
— Алёна с Настёной? Живы, живы. я в трактир их отправил посидеть, сейчас дождусь, когда конюх придёт и надо уже тебя переводить в комнату, не в фургоне же ночевать!
— Ох, Федь, в горле пересохло…видать крови много потерял…я там…это…не превратился в монстра какого-нибудь? Не оброс шерстью?
— Пока — нет… — Фёдор поднял глаза на монаха — пока рано, хотя обычно проявляется уже в течение первых суток. Что делать-то будем, Андрюх? Если ты станешь кикиморой? Или кикимором. тьфу! В общем таким чудовищем, как та баба?
— Я всю жизнь — вернее большую её часть — был чудовищем, мне не привыкать. Не бойся, если я буду терять контроль — уйду, вас не трону. Я же не эта баба с голыми сиськами. а согласись, она была хороша, эта кикимора! — из сумрака фургона послышался смешок и хриплый кашель.
— Эй, Андрюха, ты ли это говоришь? — удивлённо воскликнул Фёдор — стоило тебя покусать голой бабе, так ты сразу и пустился во все тяжкие?
— Да уж…в моём состоянии только и пускаться. Дай мне попить, что ли, изверг!
— Да, извини, сейчас! Но только вино с водой, больше ничего нет.
— Что есть, то и давай…печёт в груди, просто терпения нет.
Фёдор налил в кувшин из бутылей и бочонка, и больной жадно стал заглатывать жидкость, несмотря на то, что она текла у него по груди и капала на днище повозки.
Уффф! — уже легче! — Андрей вытер с подбородка и груди лужицы розовой пахучей жидкости и протянул руку Фёдору — помоги мне сесть, что-то я обессилел…
Монах поднялся, тяжело дыша и прислонился к борту фургона:
— Знаешь, мне странные сны снились, пока я лежал в забытьи — то снилось, что я бегу на войне, спасаюсь от врагов, то снилось, что я волк и несусь, несусь по лесу, загоняя свою добычу…да так всё ясно, чётко, как будто вижу перед собой!
— Вот оно, началось! — угрюмо заметил солдат — ты уж того…постарайся нас не сожрать, ладно?
— Постараюсь — хмыкнул монах и замолчал, а через пару минут добавил — надень на меня рубаху, да пошли в трактир, что ли! Я есть хочу страшно, и всё тело зудит, как будто у меня под кожей стадо муравьёв бегает!
— Ну-ка, посмотрим, что там у тебя на спине…ничего себе! Андрюх, да на тебе заживает, как на…хммм…мда. Вот она, причина-то — у кикимор всё заживает молниеносно, видимо её кровь тебя залечила, да и то, что из крови перешло в твоё тело, начало работать. Теперь тебя убить очень, очень трудно!
— Слушай, Фёдор, я одного не пойму — если кикимора боится серебра и её убивают серебряным оружием, почему я могу касаться серебряного крестика, и мне ничего за это нет?
— Да чего тут объяснять — брехня видать, про серебро-то. Вот башку отрезать — это дело верное, а чем отрезать — да хоть пилой или мотыгой, серебро тут ни при чём. Ты мне вот что скажи — почему на кикимору не действовали твои проклятия? Я же слыхал, как ты матерился, и кричал «Да умри же ты, наконец, сука!».
— Хммм…я не помню этого. Да, странно, по идее она должна была полечь, как озимые. Ладно, хватит об этой пакости, пошли в трактир, поднимай меня!
Фёдор осторожно поднял Андрея и помог ему вылезть из повозки, тот замер, переводя дух и опёршись плечом на борт фургона осмотрелся вокруг — странно, он всё видел как-то по другому — вроде и так же, но по другому!
Вокруг людей, предметов, деревьев и травы виделось какое-то свечение, как будто ореол, это было похоже на то, как если бы смотреть в прицел-тепловизор. Интересно, что можно было усиливать эффект, каким-то образом «напрягшись», или уменьшать — согнав его практически в ноль.
Это напоминало то, как будто настраиваешь бинокль — ближе, дальше… Монах ошеломлённо подумал: " Что бы это значило? Почему вот у этого пацанёнка оранжевое сияние вокруг тела, а у этого старика — красно-чёрное? Что это значит? Хммм….а вокруг меня какое-то зеленоватое… Фёдор светится жёлтым, с красно-чёрными вспышками — красное и чёрное в основном возле ноги…интересно.»
— Федь, ты ранен в ногу?
— Откуда ты узнал? — Фёдор остро глянул на монаха и коснулся больной ноги — да, ранен, только как ты это увидел под штанами?
— Вот так…как-то увидел… — неопределённо буркнул Андрей и покачиваясь сделал несколько шагов по направлению к трактиру — помогай, давай! А что скажешь трактирщику, что со мной?
— Что и лекарю, то и ему скажу — бросил Фёдор подхватывая руку Андрея и поддерживая его сбоку — что с лошади упал и ветками побило, да камнями…или медведь подрал.
— Ну ну…так они и поверили.
— Поверят или нет — какое их собачье дело?! Всё, пошли, лошадей уже поставили, сейчас лекарь придёт тебя осматривать — кстати, у нас пару лошадей прибавилось, верховых.
— Откуда взялись?
— Потом расскажу, не до того. В общем — староста приходил, желал поблагодарить нас за смерть его дочери-кикиморы.
— И обратно, как я понимаю, не ушёл. Много их было?
— Пятеро, вместе со старостой.
— Силён, старик! Ты ещё тот конь! Нашинковал их?
— Алёна старосту завалила из лука, и ещё одного подстрелила, помогла.
— Молодец баба — удивился Андрей и сморщился — как чешутся раны, ты бы знал, просто не могу сдержаться — хочется драть их ногтями!
— Не вздумай! Это хорошо, что чешутся, значит заживают. Хммм…это на второй-то день после ранения…дааа…в твой кикиморности есть и свои хорошие стороны. Ну всё, хватит болтать — пришли!
Через высокое крыльцо мужчины, хромая и поддерживая друг друга, попали в большой зал заезжей.
Там было почти пусто, только несколько возчиков в углу обедали, не обращая внимания на окружающее и что-то бурно обсуждая так, что один стукнул кулаком по столу и крикнул
— Два пусть он идёт к демону с его платой! Я за эти деньги ещё должен мешки таскать? Не бывать этому!
Андрей улыбнулся — везде одно и то же — недовольные работники и жадные работодатели.
От улыбки у него зачесалось слева — проведя рукой по щеке он обнаружил аккуратные стежки шва и с неудовольствием подумал: «Особая примета, чёрт её возьми! Теперь мою рожу запомнит каждый, первый попавшийся постовой и бабка из подъезда напротив! Тьфу, чего я говорю? Какая особая примета — я отошёл от своей грязной работы, хватит! Впрочем — тут бы тоже не хотелось быть таким запоминающимся…да что сделаешь? Что есть, то есть. Интересно, моё героическое деяние, не было ли попыткой самоубийства? Ну, типа, искупление? Трижды тьфу! И что мне в башку лезет? Спятил, что ли? Новое моё состояние такие мысли навевает, что ли? А интересно смотреть, как они светятся! Кстати — даже в темноте — вот, служанка в тёмном углу, сияет, как неоновая! А притушить свечение? Ага…притухла, а то аж глаза режет…а что это у неё живот светится жёлтым, этакий сгусток? Хе хе — беременна? Хозяин, что ли, постарался…впрочем — какое моё дело?»
Монах расслабился на стуле у окна, по привычке держа в поле зрения входную дверь, а Фёдор и Алёна обсуждали что-то с трактирщиком, потом поднялись с ним наверх, держа за руку Настёну.
«Прелестная девчушка!» — подумал Андрей — «Вся в маму! А Фёдор-то как на них смотрит…это что-то уж очень подозрительно…ой, чёрт! Да он, похоже влюбился в мамашу! И куда же я его тогда потащу за собой? Это же преступление будет, против человечности…ясно, что дорога гладкой не будет»
Его мысли прервал чей-то грубый голос:
— Ты чего тут расселся? Пошёл вон отсюда, нищеброд! Много вас тут ходить, скоты, затоптали весь пол!
Андрей с удивлением обернулся через плечо — перед ним стоял здоровенный парень, как полтора Андрея по ширине, слегка полноватый, одетый, как обычно это бывает у вышибал, в кожаную безрукавку, обнажавшую толстые руки, шириной с бедро обычного человека.
— Ну что уставился? Свали отсюда, или я тебя выкину!
Андрей оглянулся — как на грех, никого из персонала рядом не было, трактирщик ушёл с Фёдором, а подавальщицы переговаривались где-то в глубине кухни и не обращали внимания на то, что происходит в зале, увлечённые рассказом одной из них о том, как та ходила на свидание и как он сказал…а она…а он… а они…
— Слушай, парень, я клиент, и не хочу неприятностей — уйди по добру, по здорову, а? — ответил Андрей как можно миролюбивее, хотя внутри у него уже всё закипало от тупого упрямого хамства этого человека — ну нет бы поговорить, выяснить, ну нельзя же сразу бить посетителя, если его вид тебе не нравится? Ну что за хрень такая! Таких вышибал надо гнать поганой метлой!
Всё это промелькнуло в голове Андрея, прежде чем вышибала ухватил его за волосы пятернёй и рванул вверх, поднимая со стула.
Совершенно автоматически, Андрей прижал его руку обеими своими к голове и рванул вниз, выламывая её и сажая парня на колени, затем перехватил и вывернул руку, несмотря на яростное сопротивление этого мастодонта — рычаг, правильно приложенный к некому объекту, плюс достаточное усилие — и этот объект легко летит кубарем в сторону выхода, где затихает сто пятидесяти килограммовой грудой разъярённого мяса.
Но он не успокаивается — над ним полощется ярко-красная аура ярости и боли, Андрей понимает — сейчас будет новое нападение, и уже гораздо более серьёзное — и точно — из недр огромной пазухи вышибалы появляется полуметровая дубинка, отполированная руками бойца, и парень с рёвом летит на монаха.
Андрей успевает подумать, что дубинка идёт на него медленно-медленно, как будто время остановилось, стало тягучим и густым, как засахаренный мёд — полированная тёмная палка приближается к голове, он перехватывает её, поддёргивает по ходу движения, закручивает тело нападавшего по спирали, и вот тот, взлетев в воздух, торпедой летит к столу обедающих возчиков и сносит его вместе с чашками, плошками, кружками и ложками с таким грохотом, что его, вероятно, слышно за версту от заведения.
Грузчики матерятся, один из них разбивает глиняную кружку о голову вышибалы, а молодой парень из их числа летит на Андрея с криком:
— Скотина ты демонская! Весь обед нам испохабил, урод!
И тут же падает у ног монаха, потеряв сознание от короткого, резкого удара в солнечное сплетение.
Андрей переводит дух — перед глазами вращаются красные круги и он того и гляди потеряет сознание — похоже ко всему прочему открылись раны на спине, потому что он почувствовал, как намокла рубаха сзади. Усилия по нейтрализации тупого вышибалы и бедового возчика дались ему довольно тяжко…
— Это что здесь такое происходит?! — трактирщик, стоящий на лестнице, с ужасом и негодованием воззрился на поле битвы, усыпанное осколками посуды, раздавленной едой, залитое пивом и вином, а также кровью, сочащейся из разбитой головы вышибалы — кто это всё тут сотворил?!
— Это он! — показал на Андрей пальцем один из возчиков — вот этот вот — он слегка пнул ногой вышибалу — полез на него драться, а он его швырнул, как котёнка, и сбил наш обед! Пусть оплатит нам обед! Мы что, зря деньги платили?! Или вышибала пусть оплачивает — парень сидел его не трогал, а этот придурок на него полез! Считаю, что это твоё заведение виновато, раз вышибала на тебя работал!
— Да! Да! — зашумели возчики — заведение виновато! Если так будут встречать всех гостей, у тебя тут не останется посетителей! Мы всем расскажем, какое тут гостеприимство!
— Вот демонство! Ну сколько раз говорил ему — прежде думай башкой, а потом пускай кулаки в ход! Силы много, а ума нет! Ну что вот с ним делать?! Выгнать? Надо тогда вышибалу нового искать, а это не так просто — тут надо здорового мордоворота — возчики ребята крутые, с ними надо ухо востро… А твой парень, конечно, крут — так лихо расправится с Семёном — он гружёную телегу с зерном подымает за колесо!
Трактирщик отсчитал сдачу и отдал Фёдору:
— Вот ваши деньги, ты уверен, что больше двух дней не задержитесь? Ну смотри — если решишь ещё остаться — доплачивать будешь в это время. Сейчас вам воды натаскают, корыта уже там. Вот твой друг ест, как месяц голодал! Ему плохо не станет? Мне только блевотины ещё на полу не хватало — трактирщик с удивлением и восхищением смотрел на то, как Андрей сметает со стола всё, что выставили с кухни расторопные подавальщицы, с опаской косящиеся на страшного мужика — с Семёна вычту из жалованья за учинённый погром. Спасибо твоему другу, что не покалечил его — похоже, запросто мог!
— Он такой…может… — протянул Фёдор и сгрёб монеты в ладонь — так ждём воду, и добавьте нам на стол пирогов, и пива ещё холодного.
— Да да, конечно — я вижу, как ваш друг всё сметает…
Через час они сидели в своём номере наверху — Алёна с Настёной поселились в другой комнате — и обсуждали, как жить дальше.
— Как себя чувствуешь, Андрей? Ты так жрал, что я думал — лопнешь! Тебе не плохо сейчас? — Фёдор с подозрением посмотрел на сидящего в корыте товарища, смывающего с головы мыльную пену.
— Нормально. Только вот слабость, головокружение и раны сильно чешутся — Андрей вылил на себя ковш горячей воды и с удовольствием фыркнул — уфф! Хорошо! Прямо-таки жить хочется!
— Ага…ты там не чувствуешь желания кого-нибудь загрызть? Или попить крови?
— Чувствую. Хочу твоей крови попить! И если ты не отстанешь с глупыми вопросами — я точно её напьюсь! Ну что ты пристал — если что-то почувствую — я первый тебе скажу — Андрей грустно посмотрел на Фёдора и добавил:
— Ты знаешь, мне кажется, процесс перестройки организма ещё не закончен — меня корёжит всего, ломает, тело горит, как будто во мне бегает толпа гномиков и всё ломает и перестраивает…
— А кто такие гномики? — не понял Фёдор
— Да ну неважно…маленькие человечки такие…сказочные. Забудь. В общем — я как в печке — горит всё, ломает, суставы болят — чем это кончится — я не представляю. Знаешь, что тебе скажу, Федя, шёл бы ты сегодня спать к Алёне в комнату…вдруг я ночью решу, что ты вкуснее, чем тот пирог, который я съел полчаса назад, ты же не хочешь, чтобы я тобой поужинал?
— Фу, демоны! Правда, что ли? — Фёдор встал на ноги и пошёл к двери — пойду схожу к ней, попрошусь на постой! Эдак, рядом с тобой и задремать-то нельзя будет, как жить-то дальше станем?
Фёдор вышел, захлопнув за собой дверь, а Андрей откинулся на стенку корыта и замер, наслаждаясь горячей водой и покоем.
Улыбнувшись своим мыслям, он решил, что отправить Фёдора к Алёне было правильным решением — пусть сблизятся, может на старости лет солдат найдёт свою любовь? Ясно же, что между ними проскочила искра…
Затем улыбка сошла с его лица — он и на самом деле чувствовал, что в его организме происходит какая-то перестройка — в какую сторону — никто не смог бы сказать, а уж он тем более. Видимо, в организм попал какой-то вирус, преображавший его и изменявший — какое ещё может быть объяснение? Конечно, после того, как все его раны были залиты кровью «кикиморы», да ещё после того, как он хлебнул её кровушки — немудрено было подхватить заразу.
Как исследователь-учёный, Андрей последовательно припомнил, что уже получил он в результате изменений: он может видеть ауры людей, даже в темноте — полезное свойство. Может угадать, где у человека болит, видит состояние его тела — например — даже беременность — не очень полезно, но забавно. Скорость его движений увеличилась в разы — он заметил это, когда дрался с вышибалой — полезное свойство, особенно в этом мире и при его профессии.
«Тьфу! — какой его профессии?» — Андрей сплюнул и выругался — «С наёмным убийцей покончено, всё, навсегда. Но в этом злом мире человеку с ускоренной реакцией легче прожить…вот только больше надо еды!»
Андрей заметил за собой, что он никогда так много не ел — но это и объяснимо — чтобы восполнить энергию, потраченную для такого ускоренного организма, надо много топлива — иначе он, организм, будет есть сам себя, поглощая внутренние ресурсы — «А вот это уже плохо, если он попадёт в условия, когда еды мало, могут быть неприятности. То-то кикиморы жрут всё и всех подряд, это и объяснение тому, почему они воруют людей — человеческое мясо усваивается гораздо легче и оно питательнее! Надеюсь, у меня крыша не поедет и я останусь в разуме…»
Он с ожесточением почесал щеку, содрал струп, зацепился за нитку, вставленную в шов и ещё больше обозлившись на зудящую рану, осторожно потянул за нить, вытаскивая её из шва. Нить потянулась, потом оборвалась, он зацепил ещё кусочек, и матерясь, как сапожник выдернул её из щеки.
На подбородке скопились капли сукровицы, монах плеснул мыльной водой, защипало, ещё раз выругался про себя и стал соображать — как выдернуть нитки из спины, а пока соображал, дверь в номер распахнулась и в неё прошёл Фёдор, со словами:
— Сюда, господин лекарь, вот тут больной! Вот — в корыте сидит! Андрей, вылезай оттуда, лекарь тебя осмотрит.
Андрей неохотно поднялся в корыте, протянул руку за полотенцем и стал вытираться, убирая потёки воды и мыльную пену, облепившую тело.
— Вот, господин лекарь — посмотрите раны на спине, и на груди — это его медведь подрал в лесу, пошёл за грибами, а медведь и напал!
Лекарь, небольшой пожилой мужчина с седыми волосами до плеч, легонько ощупал спину монаха, осмотрел грудь и важно изрёк:
— Ну что же, раны заживают хорошо, полагаю, это случилось дней десять назад? Надо было ещё пару дней назад снять швы — чего ходит с нитками, давайте, я вам сейчас их удалю, и дам заживляющей мази, чтобы и зараза туда не попала, и скорее ссадины зажили…
Фёдор незаметно от лекаря прижал к губам палец — тссс! Молчи! — Андрей согласно кивнул головой и приготовился терпеть муки от вытаскивания ниток.
Как ни странно, прошло это довольно безболезненно — нет, боль он, конечно, ощущал, но не такую, чтобы слёзы из глах сыпались. Вывод — порог болевой чувствительности повышен. Это с одной стороны хорошо, для бойца, а с другой стороны — эдак схватишься за горящее полено, и пока не прожжёт руку до кости — не поймёшь, что тебе больно.
— Ну вот и всё! Теперь намажем мазью… Ну вот, закончил! У вас удивительно крепкий организм, молодой человек, только вот вам стоит побольше есть — очень уж худоваты — жилы, да кости, надо жирка хоть немного подкопить, это организму полезно, запасец, да, запасец надо иметь.
И ещё — лекарь приложил руку к спине пациента — что-то вы очень горячи, как будто у вас лихорадка. Впрочем — может это от ванны? Горячая вода нагрела, а я с улицы? Вот вам толчёная ивовая кора, заварите её и попейте — отлично снимает лихорадку. Всё, господа, я вас покидаю, как там насчёт гонорара? Лекарю надо хорошо питаться — тогда и больному в радость! — лекарь усмехнулся и с благодарностью кивнув головой, принял в руку золотой, щедро выданный ему Фёдором — их доходы позволяли не жаться, экономя каждую копейку, на одном только старосте прилично заработали…
Лекарь вышел, а Фёдор и Андрей остались наедине.
— Ну что, договорился с Алёной — безразлично спросил монах, натягивая одежду — там сегодня ночуешь?
Фёдор покосился глазом на Андрея — не ехидничает ли? Уж больно невинное выражение лица и двусмысленный вопрос.
— Договорился. И рожи-то не строй, знаю, ехидная твоя морда, о чём думаешь! А если бы и так? Она баба свободная, красивая, я мужик в силе, почему бы и нет? Я же не насильник какой-то!
— А чего ты взвился-то? Я ничего такого и не подумал — сохраняя каменную физиономию сказал Андрей — ну договорился и договорился! Ваше дело. Хе-хе… — не выдержал монах и рассмеялся — что, растаяло сердце старого холостяка? Ну ничего, я только рад за тебя, может хоть пить перестанешь. Тебе надо хорошую бабу, чтобы в руки тебя взяла и на путь истинный направила!
— А тебе, не надо на путь истинный? — подколол его Фёдор.
— Может и надо — посерьёзнел Андрей — вот только кто его покажет, путь-то истинный… Думаешь, что выбрал правильный путь — а гибнут люди, которых хотел защитить…думаешь, что совершил правильный шаг — и опять кто-то рядом гибнет. Где, он, правильный путь? Только Господь знает…
— Ты мне вот что скажи, Андрюха, мне одна мысль не даёт покоя — почему кикимора не сразу упала мёртвой, когда ты пытался её убить? Ведь я слышал, как ты матерился и вопил — «Умри же наконец, скотина! Умри!» — а она всё скакала с тобой на шее, и не падала!
— Честно говоря — те события я помню плохо — сознался Андрей — всё как в тумане, мельтешение, удары, кровь, мелькание земли и боль — ничего не помню. Да, орал что-то, но ничего в голове не удержалось — может после удара? Не знаю. Кстати — ты свою ногу-то показывал лекарю? Или забыл?
— Забыл…демоны его задери. Замотался и забыл…да ладно, не так уж там и сильно поранено, первый раз, что ли…просто порез, заживёт. Я мазью своей вонючей намазал. Ты-то, вон как уже восстановился — а всё кикиморова кровь — она заживляет, да ты ещё получил хорошую порцию внутрь, нахлебался.
— Федь, предупреди Алёну, чтобы не болтала лишнего, хорошо? Не дай Боже где-то проговорится.
— Скорее ты проговоришься — брось свои словечки — «не дай Боже!» — если кто-то услышит? Не миновать тогда беды! Забыл, где мы находимся? Мы в Славии, где таких как ты выпускают на арену, на потеху толпе! Думай башкой, когда что-то говоришь! А Алёна — да что Алёна, у неё можно и поучиться некоторым мужикам держать язык за зубами!
— Хммм…здорово ты втюрился…рад за тебя. — усмехнулся монах — в общем — шагай к своей Алёне, я спать лягу, что-то меня знобит опять.
— Давай я заварю тебе коры? Температуру собьём, а?
— Не надо. Не поможет. Есть у меня подозрения, что это неспроста температура — это мне за то, что скорость у меня увеличилась многократно, смотри — Андрей сделал неуловимое движение рукой так, что его не было видно, будто призрак пролетел мимо носа Фёдора.
— Вот, выкинешь за дверь! — двумя пальцами монах сжимал муху, которую выхватил из воздуха над плечом товарища — у меня повышен обмен веществ в организме, отсюда и повышенная температура тела, отсюда и мой безумный аппетит и отсутствие жировых прослоек — всё сжигается. Да ещё, видимо, идёт перестройка организма под новые реалии, так что повышенная температура — это нормально. Но, честно скажу — неприятно. Так что вали отсюда, а одеяло твоё я отберу — вам и одного хватит — Андрей подмигнул товарищу, завалился на постель прямо в одежде и добавил — накрой-ка меня хорошенько. и это…запри дверь снаружи, на всякий случай. На ключ. Двери крепкие? Ага…иди, я посплю, не заходите ко мне, пока не постучу, мало ли что.
Фёдор понимающе кивнул головой, укрыл трясущегося в ознобе Андрея своим одеялом, подумал, стащил ещё и простыни со своей кровати и тоже набросил на него сверху.
Осмотрелся, подумал, что надо сказать убрать корыто, но махнул рукой и выкинул это из головы.
Потом улыбнулся под нос — «Проницательный, собака! Быстро меня расколол. Впрочем — я и не скрывал своего отношения к этой женщине…в кои века мне встретилась приличная баба, грех было бы упустить!» — и тут же спросил себя — «Неужели и правда так всё серьёзно для меня? Ну были же у меня женщины и до этого, и не одна…нет, эта чем-то зацепила. Да будь что будет, один раз живём!»
С этой мыслью солдат вышел из номера, огромным ключом запер входную дверь, положил ключ в карман и решил: «Пойду проверю, как лошадей пристроили, да что там с фургоном, тайник мой вряд ли найдут, но всё-таки лучше проверить. Двор охраняется, но возчики ещё те скоты, обязательно норовят чего-нибудь попереть, глаз да глаз за ними!»
Глава 9
Убей! Убей его! Всех убей! — Голос в голове мучил, грохотал, как будто катались танковые полки, рыча двигателями и клацая стальными траками.
Уже давно были сброшены на пол одеяла, разорвана подушка в безнадёжных попытках заглушить огонь горящий в крови, в попытках заглушить зуд в теле и желание убивать, убивать всех, кого можно и кого нельзя.
Свалившись на пол существо, временами напоминающее человека, а временами животное, извивалось, стонало и рвало стальными когтями пол в комнате, оставляя в нём глубокие царапины.
Существо принюхалось — где-то пахло едой — мясом, кровью, его тонкий слух уловил голоса — дичь! Добыча!
«Открыть нору, выйти. Искать, добыча! Мясо, мясо, мясо, мясо, мясо…. Искать! Выход! Выход, искать! Закрыт! РРРРРРРГАХХХ! Мяса! Еда, много еды! Желание — рвать, рвать, рвать плоть зубами!» — чудовище, неуловимо похожее на человека и одновременно на тигра или пантеру, ударилось всем телом о запертую дверь и рвануло её когтями — выхода нет!
Остановилось, и стало раскачиваться на мощных лапах, с видными даже под шестью стальными мышцами, свитыми узловатыми верёвками — оборотень задрал голову и рявкнул с сожалением и болью в голосе:
— Еда! Много еды! Мясо! Кровь! — замер, его жёлто-зелёные светящиеся глаза потухли и зверь с мукой в голосе сказал — что со мной происходит?! Андрюха, держись! Андрюха, ты человек! О Господи, помоги мне, помоги! Я всего лишь слабый человек, помоги!
Увввваааууухххх! — зверь протяжно, но тихо завыл, как будто прощаясь с человеческим миром и неожиданно, с огромной скоростью запрыгнул на стены и пробежал по ним, не касаясь пола и оставляя на гладкой вертикальной поверхности глубокие следы, продрав штукатурку до самых брёвен, из которых был сложен трактир.
Зверь несколько раз перевернулся через себя, сделав немыслимые кульбиты и несколько выпадов лапой, как будто отгоняя невидимого противника — это было бы красиво, если бы не было страшно — глаза существа, горящие жёлто-зелёным светом, сияли в сумраке комнаты, его морда, с вытянутыми в стороны усами, как у кота, была украшена страшными клыками, почти как у саблезубого тигра.
Чудовище встало как вкопанное, впившись когтями, длиной сантиметров семь каждый, в деревянный пол, проткнув его, как картонный, и внятно сказало:
— Я человек! Я — ЧЕЛОВЕК! Человек! Человек! — на глазах, из зверя стала вырисовываться человеческая фигура, шерсть с рук, ног ушла, когти как будто втянулись в пальцы, а зубы исчезали в пасти, которая всё больше и больше начинала походить на человеческий рот…и только глаза так и светились жёлто-зелёным огнём, как у огромной кошки.
Наконец, на полу остался лежать голый мужчина, очень худой, почти болезненной худобы, весь перевитый узлами мышц, с крупными венами на руках, по которым можно было судить о его огромной силе.
Он медленно приподнялся, сел, опираясь на руки и опустошённо сказал:
— Вернулся. Я всё-таки вернулся и почти ничего не натворил…почти? — он обвёл взглядом уничтоженную комнату и простонал — трактирщик будет вопить, как потерпевший!
Мужчина встал на ноги и осмотрел себя — то, что он увидел ему не очень понравилось, однако он хмыкнул и сказал:
— Зато здоров теперь. Ни шрамов, ни повреждений…в каждом свинстве есть свой кусочек бекона! Надо Федю звать…или уж до утра? А чего это я вообще вслух разговариваю-то?
Он подошёл к стене напротив, подумал, посмотрел на темень за окном, поднял руку постучать…и передумал.
Повернувшись, мужчина пошёл к постели, посмотрел на остатки разорванных в клочья штанов и рубашки, и вздохнул:
— Теперь надо новые покупать. Надеюсь, я в будущем смогу сдерживать трансформации. Надо потренироваться в этом.
Он вышел на середину комнаты — вихрь движений, волна изменений — вместо мужчины опять четырёхлапая машина для убийства с горящими глазами. Минута — и вместо зверя снова человек.
— Ещё раз! Что-то медленно получается обратно!
Зверь — человек! Зверь — человек!
Ещё трижды Андрей произвёл трансформации, пока не понял, что если сейчас сделает ещё парочку изменений, то без жратвы просто сдохнет.
Подумал — сейчас глубокая ночь, рассвет не начал сереть. Может самому поискать добычу? Заодно и проверить, как он может после охоты вновь обратиться человеком…
Подошёл к окну, посмотрел на понимающуюся вверх раму, аккуратно поднял её и подпёр кувшином для воды, чтобы не упала. Вылез на навес над конным двором — замер — под ногами тихо скрипнула деревянная крыша, крытая тонкими досками. Прикинул — определил, как вернуться назад, и мгновенно перекинулся в зверя, легко спрыгнувшего с навеса и помчавшегося по улице вперёд, под лай собак во дворах и кудахтанье кур, случайно оказавшихся на дороге.
Ворота в город, которые никто не охранял, он проскочил в мгновение ока и тут же оказался на тракте, окружённом густым лесом. Через полчаса он был уже далеко от города.
Свернув в сторону, пролетая между деревьями, как чёрная молния Зверь скоро учуял следы косули, проходившей тут минут двадцать назад и бросился по следу, всё более и более горячему.
Перед глазами мелькали деревья и кусты, окруженные светлой аурой, с пятнами и прожилками в разных местах, видимо, отражающими состояние растения в этот момент жизни. Лес вокруг не был тёмным для его глаз — он светился, как будто весь бы подсвечен неоновыми фонарями, развешанными на каждом из его обитателей — светились ночные бабочки, маленькими фонариками порхающие между кустов, светились грибы, торчащие между деревьями — одни светились сильным ровным светом, другие были в красных прожилках, и откуда-то Зверь-Андрей знал, что эти грибы подточены червями и умирают. Ночные птицы яркими фонарями перелетали с дерева на дерево, тревожным криком предупреждая о приближении четвероногой смерти…
Запах косули был таким чётким, горячим и вкусным, и Зверь быстро бежал на него, глотая слюни, всё равно как человек шёл бы за запахом курицы гриль, идущим от передвижной уличной будки-грильницы.
Зверь-Андрей шёл быстрым намётом, уклоняясь от веток и перепрыгивая стволы упавших деревьев.
Через несколько минут он заметил стадо косуль, с белыми пятнами на заду и с разгона ворвался в самую его гущу, размахивая когтями, как саблями и вмиг срезал двух крупных животных, упавших в кустах с перерезанным горлом и подёргивающихся в последних судорогах.
Пасть Зверя-Андрея наполнилась слюной так, что она потекла наружу и клейкой струйкой упала ему на лапу. Он схватил тёплое тело косули, и одним движением страшных челюстей перекусил ей ногу, оторвав огромный кусок тёплого, сочащегося кровью ароматного мяса. Этот кусок исчез в его пасти мгновенно, как будто ничего и не было съедено. Ещё, ещё кусок! — он с хрустом отрывал куски дичи и с наслаждениям чувствовал, как его пустой живот наполняется великолепной свежей пищей…
Первая косуля была почти съедена, когда Зверь-Андрей услышал сзади шорох, недоступный слуху человека, но Зверь услышал его так, будто сзади выстрелили из пушки, и резко повернулся, готовый к бою.
На поляну, где пиршествовал оборотень, вышел крупный медведь, превышающий оборотня в размерах раза в два и весом раз пять.
Медведь покосился маленькими круглыми глазками на пирующего оборотня, решительно подошёл на расстояние пяти метров от Зверя и раскрыв пасть в своей круглой, глупой голове заревел на хозяина добычи.
Оборотень внимательно смотрел на агрессора, опустив голову к земле, и когда встретился глазами с медведем, тот воспринял это как вызов и бросился на Зверя в атаку.
Скорость медведя в момент атаки была не менее семидесяти километров в час, притом что развил он её за доли секунды — буквально в три прыжка, отчего, как отброшенные колёсами внедорожника, из-под его лап полетели комья земли с ветками и иглами. Но…он промахнулся.
Зверь извернулся, и пропустив медведя мимо себя, распорол ему бок, оставив громадный разрез в шкуре, откуда брызнула кровь, густо оросившая лесную траву и застывшая каплями на шляпках грибов. Ещё атака — и ещё вспоротый бок — медведь уже ревел от ярости и поднялся на задние лапы в тщётной надежде запугать противника, став выше ростом — Зверь как будто этого и ждал — он бросился вперёд и распорол брюхо противника, заставив его кишки вывалиться из внутренностей длинными фиолетовыми зигзагами, как огромные странные черви.
Медведь упал на бок, задёргался и захрипел в безнадёжной попытке уползти от этого страшного существа, а оборотень смотрел на его агонию светящимися жёлтыми глазами, потом в долю секунды подскочил к вытянувшемуся зверю и перекусил глотку, чувствуя, как в пищевод потекла горячая медвежья кровь, ещё проталкиваемая по жилам могучим медвежьим сердцем..
Зверь уже не помнил, сколько он съел — вначале доел косулю, потом перешёл на медведя, обгладывая его окорока, съев сердце, печень и с хрустом перекусывая тяжёлые мощные лапы, некогда носившие самого страшного зверя этих мест.
Обмен веществ у Зверя-Андрея шёл максимально быстро, как будто он подсознательно хотел ускорить перестройку и восстановление своего тела, так что каждые пятнадцать минут оборотень отбегал в сторону испражниться и потом снова ел, ел, ел…вернее — жрал, потому что назвать едой это кровавое пиршество язык не повернётся.
Подняв морду вверх, Зверь-Андрей увидел, что небо стало совсем серым и вот-вот начнётся рассвет. Человек в нём взял под контроль тело существа, и оно стремглав бросилось бежать в сторону города, от которого находился в нескольких километрах.
Это расстояние Зверь-Андрей преодолел за считанные минуты, и скоро нёсся по улицам города, смазанный в тёмную, расплывчатую тень.
Редкие ранние прохожие, спешащие на работу — в пекарни и лавки, были напуганы пронёсшимся сущством, ругались, но принимали его за огромную собаку, непонятно — то ли взбесившуюся, то ли от чего-то спасавшуюся и скоро забыли об этом происшествии, придавленные повседневными делами и заботами — до собак ли, когда надо замесить тесто, да открыть лавку раньше других, чтобы продать товар ранним покупателям, пока конкуренты не сделали это до тебя.
Зверь сходу заскочил на навес трактира, грохнув по крыше — высота навеса была не менее трёх метров, однако оборотень влетел на неё легко, одним прыжком, и если бы не стук когтей по деревянному покрытию, его вообще нельзя было бы услышать.
Снизу, во дворе, залаяли собаки, услышавшие стук и учуявшие запах крови и Зверя, но было уже поздно — прижавшись к настилу оборотень перекинулся в человека и рыбкой влетел в свою комнату.
Через пять минут он крепко спал на своей растрёпанной постели, сытый, уже не такой худой как раньше, и что самое главное — здоровый, как никогда. Все его шрамы, ранения, даже следы от пуль и ножей, полученные им на земле исчезли, уничтоженные при трансформации — они не были присущи его организму на генетическом уровне, а значит, организм не восстановливал их при трансформации.
Разбудило Андрея солнце — он посмотрел вокруг, сощурился от горячих лучей, упавших ему на глаза, и одним движением вскочил с постели.
Он был наг и весь залит кровью — как ему вспомнилось — кровью косули и медведя, которых он пожирал ночью. Осмотревшись, Андрей поморщился и опять ругнулся — ну как это всё объяснить трактирщику? Потом он с отвращением залез в холодную воду, так и налитую в корыте — надо было смыть с себя кровь животных, и стал смывать засохшую багровую корку мыльной водой, покрытой слоем вчерашних обмывков.
Вода сразу порозовела, стала совсем грязной, и выйдя из корыта Андрей тщательно вытер с себя остатки вчерашнего и сегодняшнего омовения, подошёл к столику и взял оттуда крестик, снятый Фёдором — он боялся, что его увидит лекарь, а потому снял с больного, показав монаху, куда его положил.
Замотавшись в простыню, Андрей подошёл к стене между комнатами и решительно постучал в неё кулаком:
— Эй, в трюме! — и усмехнулся — какой к чёрту трюм?
Через несколько минут послышались шаги, у двери снаружи кто-то завозился и осторожный голос Фёдора спросил:
— Эй, Андрюха, ты там кусаться не кинешься?
— Не кинусь…откусался уже. Заходи смело.
Ключ со скрежетом повернулся в замке двери, Фёдор шагнул через порог и замер с вытаращенными глазами:
— Да мать….! В дышло…..перемать….мать! Это чего тут такое произошло-то?
— Я же сказал — кусался я! — со смешком повторил Андрей — хватит причитать, радуйся, что твой друг не стал чудовищем. Вот только что делать сейчас — не представляю! Закрой дверь, а то кто-нибудь нос сунет, слухи пойдут. Даже не знаю — может свалить отсюда по-тихому? Слушай, а это мысль! Я сейчас выпрыгну из окна, а ты потом пойдёшь к трактирщику и сообщишь ему, что его постоялец — то есть я — исчез, и имеются следы зверя и кровь — типа меня украл какой-то зверь! А я потом присоединюсь к вам за городом. Как тебе эта версия?
— Полная хрень. Зверь в городе? Ты как себе это представляешь? — Фёдор сплюнул и развёл руками — не могу придумать, как обосновать ЭТО!
— А если так — мы с тобой подрались, и всё тут разбили? Дадим ему денег, он и заткнётся!
— Это получше — согласился Фёдор — вот только где на физиономиях следы драки? Где раны, синяки? Кстати-кстати, это что такое? Где твои синяки, раны, швы?
Фёдор поднялся с кровати, на которую присел до этого и осмотрел гладкую кожу друга:
— Ты и как-то округлился, что ли…не так рёбра торчат! А уж про отсутствие твоих швов, я и говорить не буду! Ой, мама рОдная. ну что же придумать-то?
— А ты у Алёны спроси, раз она такая умная! — усмехнулся Андрей — как ты с ней поладил, нормально всё?
— С чего это тебя стали интересовать вопросы того, как мужики ладят с бабами — парировал Фёдор — хочешь узнать подробнее, что они делают, когда остаются наедине? Так тебе ещё рано это знать, не вырос ещё!
— Хе хе…один-ноль! — опять непонятно сказал Андрей и добавил — вот что, давай и правда пригласим Алёну и порешаем втроём — два ума хорошо, а три лучше. Только Настёну пусть с собой не тянет — страсть такую глядеть. А самое главное — штаны с рубахой мне принеси, не стоять же мне голым перед бабой — вначале штаны принеси, а потом уж бабу зови, а то с тебя станется припереть и то, и другое одновременно.
Минут через двадцать, троица бурно решала, как же объяснить трактирщику, что: подушки разорваны и перья разлетелись по номеру, матрас вспорот и перья тоже по номеру, стулья сломаны, на стенах царапины от когтей до брёвен так, что обвалилась штукатурка, на потолке царапины, пол разодран и пробит насквозь, половики изорваны в клочья, на двери глубокие царапины, почти насквозь — в общем — номер практически уничтожен.
— Предлагаю так — сказала Алёна, внимательно рассмотрев произведённый разгром — мы все были в городе, а когда вернулись — в номере полный разгром — кто-то ворвался через окно и испортил все вещи. Если трактирщик будет возмущаться — оплатить ему ремонт в комнате, не потому, что мы согласны с его обвинениями, а из благотворительности и жалости к нему.
— Хммм…есть смысл, да! — протянул Андрей — только тоже шито белыми нитками. Знаете, что я предложу? Я напоролся вина и впал в безумие. Всё побил, всё разбил — оплатим ему ремонт, и всё.
— А царапины на потолке и стенах? Пробитая дверь? Кстати — интересно, чем ты её пробил — задумчиво сказал Фёдор — оружия-то у тебя не было!
— Знаешь что, не говори глупостей! — рассердился монах — чем надо, тем и пробил! Не тем, чем ты работал сегодня ночью!
— Тьфу! — фыркнула Алёна и засмеялась — ну какие вы мужики всё-таки охальники! Пошла я собирать Настёну — сами решайте, чем вы тут карябали и чем стучали. Всё равно ничего не слушаете, что вам не предлагай! — она поднялась и вышла из комнаты, закрыв дверь.
— Ну вот чего ты несёшь? — тоже разозлился Фёдор — завидуешь, что ли? Надо думать как выкручиваться, а ты ерунду какую-то порешь.
— Может и завидую — грустно сказал Андрей — хорошая баба, береги её. Ну что же — пошли сдаваться — скажу, что у меня был приступ безумия и я разнёс комнату — будь что будет. Типа приревновал к твоей женщине и всё разбил. Мало ли идиотов на свете бывает? Главное — деньги готовь, у нас их хватает, так что умаслим хозяина.
Одевшись и обувшись окончательно, Андрей и Фёдор спустились вниз, к благодушному хозяину, не подозревавшему, какие неприятные известия сейчас обрушатся на его лысоватую голову.
Ещё через пятнадцать минут, охрипший от ора трактирщик хмуро пересчитывал золотые монеты, переданные ему в компенсацию за ущерб, с учётом простоя номера и затрат материала плюс рабочей силы. Сумму ему передали неплохую — как минимум на тридцать процентов превышающую реальный ущерб, так что хозяин гостиницы заткнулся и перестал вопить, что вызовет стражу и всех законопатит в местную тюрьму.
Впрочем, испытывать судьбу путники не стали, быстро собрались и выехали со двора — плату за следующие сутки, к удовольствию хозяина заезжей они требовать не стали, а ещё закупили продуктов на приличную сумму, полностью обеспечив себя питанием на ближайшую неделю.
Снова пылила дорога, снова перед глазами мелькали зады лошадей, а Фёдор и Андрей сидели на облучке, разговаривая за жизнь.
— Ну что, Андрюха — расскажешь мне, как всё на самом деле было ночью?
— Только после того, как ты расскажешь, что было ночью — усмехнулся Андрей — да нечего рассказывать! Да и не место тут — он покосился на сидящих в глубине фургона Алёну и Настёнку, — женщина кормила её пирожками, приговаривая, что если она не съест, то отдаст эти пирожки соседской собачке — чем девочка живо заинтересовалась, потребовав сейчас же пойти к этой собачке, так как она желает посмотреть, как та будет есть пирожок.
— Да ладно…рассказывай, давай, не придуривайся. Как пересилил?
— А кто сказал, что я пересилил? Вот сейчас кааак…вопьюсь тебе в шею! — Андрей рассмеялся, и прикрыл глаза рукой, подумав, что жалеет о том, что в этом мире нет противосолнечных очков — с некоторых пор солнечные лучи его очень беспокоили — модифицированные глаза были очень чувствительны к свету.
— Слушай, а ты ведь изменился, с тех пор, как побывал в объятьях кикиморы — я никогда не видал, чтобы ты так много смеялся и шутил — заметил с удивлением Фёдор — ты всегда был таким нудно-праведным, таким скучным…что хотелось треснуть тебя по башке. Эдак ты может и примешься вино пить?
— А что? Я всегда любил хорошее вино — парировал Андрей — но пить вино и напиваться вином — согласись, разные вещи. Ну да ладно, теперь серьёзно: не знаю, как я пересилил. Может моя военная подготовка, а может то, что я сильно молился — помогло мне удержать мою сущность и взять Зверя под контроль. Только вот что я тебе скажу — в этом деле нет ничего мистического — да, тело преобразуется под воздействием заражения — прямого попадания крови или слюны существа, которое вы называете кикиморой, в тело обычного человека. И если человек приличный, в обычной жизни не имеющий никаких зверских наклонностей — жестокости, подлости, то и Зверь не будет убивать без разбора, а если есть хоть что-то злое, жесткое, если он был убийцей — вот тут Зверь в душе поднимает свою голову и тогда, тогда очень трудно взять над ним верх. Знаешь, что мне пришло в голову — а может кикимора, которую мы убили совсем и не была жестокой убийцей? Может на неё больше наговаривали, а она была просто несчастной заражённой девушкой, вынужденной бегать по лесу, чтобы утолять жажду сырого мяса и крови?
— Да ну, скажешь тоже! — Фёдор с неудовольствием посмотрел на Андрея — ведь как вывернул-то! И оказываемся мы теперь не герои, а безжалостные убийцы девушки и её безутешного отца! Даже слышать это дерьмо не хочу! Никогда больше не говори эти слова при мне! Она была мерзкой убийцей и мы освободили мир от чудовища! Всё!
— А может ты освободишь мир от ещё одного чудовища — меня, например? — усмехнулся Андрей — я-то гораздо страшнее и опаснее её. Кстати сказать — Настёнку-то она не тронула…а ты не допускаешь, что всё могло выглядеть и по другому? Не так, как мы всё это увидели, и как увидела это её мать?
— Не хочу! Не хочу это слышать! Заткнись! — рассердился Фёдор окончательно и замахнулся на Андрей хлыстом — как сейчас врежу по тупой башке!
— Ну врежь, врежь — если это тебе поможет — грустно усмехнулся Андрей — что было, то прошло, и теперь сделанного не вернёшь, хоть сто раз ударь хлыстом меня или себя. Впредь, будем думать, как и что сделать…не всё суть то, как оно выглядит внешне. Забудем этот разговор. Что касается меня — я всю ночь бегал по лесу, охотился. Убил двух косуль, ел мясо, на меня вышел медведь — пришлось съесть и его. Вот и пополнел слегка, мышцы добавил — жира то всё равно практически нет, но мышц наросло — пришлось много мяса съесть…и переварить.
— Представляю…как ты загадил там всю лужайку — заржал Фёдор, его поддержал Андрей и они минуты три смеялись в голос, под взглядом удивлённой Алёны.
— Сколько нам до ближайшего селения? Или города? — спросил Андрей, поглядывая на высоко стоящее солнце — до темна успеем доехать до постоялого двора?
— Через сорок — пятьдесят вёрст стоят по постоялому двору, должны успеть. По дороге, примерно в тридцати верстах ещё деревенька — Карадовка, называется. Я тут частенько ездил по тракту, когда в охранниках работал. Дорогу до столицы с этой стороны знаю хорошо, а уже туда, за столицу — не очень, туда редко ходил. Впрочем — тут я тоже уже несколько лет не был, может что-то и изменилось. Встретим кого-нибудь — спросим. Тут бывает, что купцы проезжают, и нередко. Только шуганный какой-то народ стал — видал — недавно проезжали — нас завидели, да всю охрану собрали, как будто стая разбойников навстречу едет. То ли народ стал пугливый, то ли впереди что-то неладно — надо будет расспросить встречных как следует. Кстати — раньше больше было народу на тракте — чего они тут стали ездить гораздо реже — ума не приложу. Я уже давно потерял контакты с купцами, а так бы расспросил ещё в Нарске, что и как. Есть, конечно, догадки…
— Хммм…а я думал такое редкое движение тут нормальное дело, а оказывается — это не так? Интересно…какие версии будут?
— Есть ещё одна дорога в Нарск и те края — она длиннее, и не такая ровная, но идёт огибая леса, по краю степи, вернее — лесостепи. Там редко шалят разбойники, им там труднее спрятаться — я так по крайней мере думаю, а на этой дороге всегда грабили — потому и караваны так охраняются. Зато — это дорога больше чем в полтора раза короче той. Вот и все версии. Если предположить, что засилье банд тут стало больше — значит, поток грузов по тракту уменьшился. Мы уже с тобой убедились, в самом начале, что разбойников тут хватает… Тут ещё такая штука — этот тракт проходит по землям различных мелких и крупных феодалов, и приходится платить за проезд, возможно они так подняли цену, что легче объехать вокруг, чем вываливать денег какому-нибудь придурковатому графу или барону.
— А куда власть смотрит? Какого рожна не пресекает поборы?
— Ну ты как не от мира сего! А — ну да, да…в общем — у этих графов и баронов есть бумага, где указано, что они ухаживают за дорогой, проходящей через их территорию, а им за это позволяется собирать дорожный налог — не больше серебряника с повозки. Вот только они не хотят соблюдать его, и устанавливают те расценки, которые хотят! А чтобы не было претензий, отвозят приличные суммы в столицу. То есть — тут всё шито-крыто…только вот купцы едут в объезд, в результате чего цены на товары повышаются — расходы по дороге надо же вернуть, возместить, так что всё это отражается в цене товаров.
— Ну ясно. в общем обложили налогом и перестали ездить. А исчадья?
— А что исчадья?
— С них тоже берут дорожные поборы?
— Ну не смеши — какие с исчадий поборы? Они сами — какие хошь поборы…
Повозка медленно, но верно шла вперёд — Фёдор не хотел гнать лошадей — зачем? До искомой цели много, очень много дней пути…за полдень они проехали Карадовку, где остановились на обед, задали корму лошадям и немного передохнули и снова пустились в путь. Андрей уже стал привыкать к ритму этого мира — размеренному, неспешному, что толку спешить, когда разница во времени ни на что не влияет?
За день они сделали пятьдесят вёрст, выходя на расчётное время-расстояние, меньше которого невыгодно — путешествие затянется на многие месяцы, а больше — напрягать лошадей, да и самим излишне напрягаться, а это ни к чему.
Около недели они ехали по тракту, изредка встречая купеческие караваны с сильной охраной, которые неодобрительно смотрели на чужаков и отказывались общаться — однажды даже чуть не вспыхнула драка, когда охранник каравана вытащил меч на вопрос Андрея, откуда и куда они двигаются.
Фёдор пояснил, что не стоило спрашивать их о цели путешествия — могут принять за подсылов разбойников. Андрей пожал плечами и больше не пытался как-то поговорить с караванщиками, решив, что и без их участия они сумеют справиться с любыми проблемами, которые встретят.
Иногда они ночевали в лесу, у костра, если вечер заставал в дороге, а дотащиться до постоялого двор не успевали.
Ехали дружно — женщина заняла своё место в экипаже, и не была в тягость — она всегда была весёлой и не гнушалась никакой работы. Андрей с грустью и лёгкой завистью видел, как женщина и его товарищ смотрят друг на друга влюблёнными глазами.
Её дочь тоже как-то незаметно вошла в коллектив и своими простодушными выходками веселила окружающих, разряжая обстановку скуки и однообразия длительного путешествия.
Дорога уже ушла от реки и завернула слегка влево, огибая громадные лесные массивы, густо заселенные разнообразной дичью.
Иногда, ночью, Андрей отходил в лес, раздевался, чтобы не разорвать в клочья одежду при трансформации, и перекидывался в оборотня. Утром путников уже ждало свежее мясо…
Когда это произошло первый раз, на вопрос Настёны, откуда это всё взялось, Алёна, покосясь на Андрея, ответила пытливой девочке, что мясо им принёс добрый волк, который узнал, что Настёна любит вкусное оленье мясо и хотел её порадовать. Несколько дней после этого девочка пыталась выскользнуть из фургона ночью и подсмотреть, как приходит добрый волк и приносит мясо, но эти попытки были пресечены зоркой матерью, всегда бывшей настороже — как ей и положено.
Тянулись вёрсты, часы, дни, редкие деревушки вдоль тракта, шло время.
Как-то раз, дней через десять после начала путешествия, путешественники решили завернуть в деревушку, видимую от дороги, возле большого пруда — она выглядела так патриархально, так мирно и лубочно, что навевала мысль о покое, о сытной и мирной жизни, о которой может мечтать любой человек.
— Может не будем заезжать? — раздражённо спросил Фёдор заворачивая лошадей на дорогу к деревне.
— Будем, будем — ребёнку нужно молоко! А то у неё развитие плохое будет! — Алёна сердито зыркнула на любовника, укладывая Настёну на послеобеденный отдых
— Нормальное развитие у неё будет — если такое, как твоё — смерть мужикам будет! — усмехнулся солдат, но послушно хлестнул лошадей вожжами и они резво пошли по поросшей подорожником просёлочноё дороге. Недавно прошёл дождь, от лошадей шёл пар, а в колеях дороги стояли грязные лужи, разбрызгиваемые копытами и колёсами.
— Слушай, что говорит — усмехнулся Андрей — я слыхал, что молоко очень важно для образования костей и зубов, там есть минерал, который участвует в строении костей. И творог тоже полезный.
— Да? Не знал. И знаешь что — не узнал бы ещё лет пятьдесят — даже не заплакал бы! — Фёдор усмехнулся в пшеничные усы и добавил — смотри, какая красивая деревушка! Мечта!
— Угу…мечта…ты бы стал жить в такой деревне? — Андрей иронически скривил губы и покосился на товарища.
— А почему нет? Тихо, мирно, красиво, добрые люди…выходишь, все тебя знают, все здороваются, обмениваются новостями, из которых главное то, что дочь мельника родила мальчика, а у соседки лиса задрала курицу. Ни тебе войн, ни тебе алтарей и Кругов, ни тебе…
— Фантазёр ты и романтик! — прервал его Андрей — что-то ты расслабился в последнее время, а? Где тот безжалостный и циничный рубака, которого я встретил в Нарске не так уж и давно? Куда он спрятался? Эй, Алёна, у тебя под юбкой никто не спрятался?
— Тьфу на вас! Чего расшумелись?! Настёнка только засыпать стала! Вот дам вам её держать на руках, тогда узнаете, почём фунт лиха!
— Ой, нет! Только не это! — шутливо отмахнулся Андрей — впрочем, Феде можешь её навялить, ему пора привыкать к семейной жизни.
— Андрюх, ну чего ты привязался? — Фёдор порозовел и сжал губы — ну достал ты уже своими подколками! Лучше бы ты снова стал нудным и праведным!
— Ты покраснел?! Ой-ёй! Вот это ты расслабился! Я начинаю бояться за тебя! — ухмыльнулся монах и отвернулся, расслабившись и разглядывая окружающий пейзаж. Ему подумалось: «Эти лавки в повозках такие убогие…ну почему нельзя придумать какие-то кресла, типа как в автомобилях? Опупеешь ехать вот так несколько тысяч километров…ну а что делать? Самолёта не предвидится…» — он усмехнулся и увидев встречного крестьянина, крикнул:
— Уважаемый! Скажи нам — где тут можно купить молока? И вообще продуктов?
— Поедете прямо в деревню, увидите дом с жёлтым петухом на коньке — там живёт Аграфа, вот у неё и купите. Она торгует молоком от своей коровы. А продукты — там в деревне лавка есть, только в ней особо-то и ничего нет — у нас всё своё. Те же куриные яйца можете купить у Аграфы, а хлеб мы печём только для себя.
Мужчина поправил на плече вязанку длинных жердей, похоже только что вырезанных в лесу и пошёл дальше, не обращая внимания на путников в фургоне.
— Ну что же, поехали искать эту Аграфу! — проворчал Фёдор — вот нам не было печали! Наделала бы Настёне каши, и всё! А то — молоко, молоко!
Алёна фыркнула, проигнорировав слова солдата и занялась какой-то приборкой в фургоне, перекладывая вещи с места на место.
Настёна спала и сопела носом, игнорируя происходящее в повозке, чему Андрей позавидовал — так спать может только человек с полностью чистой совестью.
Пропылив по деревенской улицы мимо домишек, обмазанных глиной и побеленных — «Ну вылитая гоголевская Диканька!», подумал Андрей — они нашли домишко с петухом на крыше и подъехав ко двору остановились.
Ворота были раскрыты, а перед ними стояла небольшая толпа крестьян — человек десять, молча и с жадным любопытством наблюдающих за происходящим.
Во дворе слышался истошный лай собаки, потом собака завизжала и её вой и визг продолжался с минуту, затем она затихла. Стали слышны громкие голоса и плач — плакала женщина и дети, они что-то говорили, убеждали, им отвечал грубый громкий голос, потом всё затихло и не было слышно почти ничего, кроме всхлипываний и горького плача.
— Вот тебе и красивая жизнь! Вот тебе и благостная деревня! — пробормотал под нос Андрей и спрыгнул с облучка, чтобы посмотреть, что там происходит.
— Андрей, смотри не вмешивайся! — предупреждающе буркнул ему вслед Фёдор — что-то неладное происходит!
Андрей кивнул головой и подошёл к стоящим у ворот крестьянам:
— Что происходит? Чего тут такое? Мы хотели молока купить, нам сказали, что тут это можно, а здесь шум какой-то, что происходит, мужики?
— Отпокупались вы молока — с усмешкой сказал один из стоящих, пузатый мужичок лет сорока пяти — Аграфа подати не заплатила, и у неё уводят корову. Говорил я ей — ты слишком балуешь своих пацанов, а она — они и так без радости живут, что, от петушка на палочке разоримся, пусть радуются! Вот и дорадовались. Она подати не отдала вовремя, я не мог их передать власти, а когда сборщик податей с солдатами пришли за деньгами — я так и обсказал — не могу отдать всю сумму из-за неё. Теперь корову забирают у дуры — по миру теперь пойдёт. И пусть — а то её пацанята бегают везде, шастают, надоели уже.
— А муж у неё где? — спросил Андрей, с ненавистью глядя в сытую морду старосты — ему хотел врезать так, чтобы эта подлая ухмылка больше никогда не возвращалась на его лицо.
— Муж-то? А на границе остался. Может убили, а может нашёл себе молодуху без трёх детей, да и пристроился там, в чужедальних странах. Нахрена ему жена с трёмя детьми? Удивительно, как это они ещё продержались столько времени. Ну вот и результат — как можно без мужика жить столько времени! Говорил я ей… — староста осёкся и опасливо посмотрел на приезжего — понял тот или нет, потом кивнув головой отошёл к стоящим поодаль двум мужикам и стал что-то говорить, поглядывая на ворота дома.
Андрей прошёл вовнутрь, и со сжавшимся сердцем увидел возле ворот конуру, у которой, в луже крови, лежала собака с окровавленной головой и вспоротым животом, из которого виднелись кишки. Около неё сидел мальчик лет десяти и горько плакал, поглаживая собаку по голове.
Увидев Андрея, он, сквозь рыдания, сказал:
— Они Волчка убили…он хотел нас защитить, а они его убили!
Андрей стиснул зубы и пошёл в хату, чистенькую, ухоженную, за окном которой было видно, что в кто-то в ней расхаживает.
В хате было людно — за столом сидел мордастый человек лет тридцати, с брезгливо презрительным выражением лица, записывающий на бумагу то, что ему говорил один из его помощников, похожий на него как две капли воды своим высокомерно- презрительным взглядом:
— Полотенце — два. Чашка расписная — одна! Две ложки деревянные! Два стула, с резными спинками…
Андрей посмотрел на происходящее, на сжавшуюся в углу женщину лет тридцати пяти, с прижатыми к груди руками и двух мальчишек-двойняшек, лет семи, прижавшихся к ней, зарывшихся лицами в её передник и спросил:
— А что здесь происходит?
— А ты кто такой, чтобы спрашивать? — грозно спросил сидящий за столом человек — не мешай! Это государственное дело! Я сборщик податей! Выведите его отсюда, нечего тут стоять!
Трое солдат в полном вооружении придвинулись к Андрею, но не успели они схватить его за руки, как он спокойно сказал:
— Я родственник этой женщины и привёз деньги, долг, я брал у её мужа. Сколько она должна?
Сборщик кивнул головой солдатам, и они отошли от монаха, не зная, как близки они были к смерти:
— Если родственник…ладно! Она должна подати за два года — десять золотых. Староста сказал, что она отказалась платить, по ерундовому поводу — мол, наторгует и отдаст, постепенно. А государство не может ждать! Посему мы описываем её имущество, с тем, чтобы вывезти всё более-менее ценное. А ты точно её родственник? Что-то вы не шибко похожи!
— Я дальний родственник — усмехнулся Андрей, посмотрел на раскрывшую в удивлении глаза женщину и незаметно ей подмигнул — я покрою её долг, прекратите опись, сейчас я принесу деньги. А зачем собаку-то убили?
— Так она войти не давала! — буркнул один из солдат — распустились эти крестьяне, совсем страх потеряли! Бесполезные скоты, только жрать да плодиться!
— Так, хватит болтать, Антон! Иди, родственник, неси деньги! Заплатишь — что же, мы уйдём…до следующего раза. Подати — дело святое, поняла, Аграфа? Радуйся, что твоих щенков в рабство не взяли, следующий раз так и сделаем! В столице любят мальчиков — продадим в бордель, вот и будут тебе подати за несколько лет вперёд! — сборщик засмеялся, ему вторили помощники и солдаты, а Андрей почувствовал, как у него задёргалось веко и скорее вышел, чтобы не поубивать эту шатию — этого делать было нельзя, ни в коем случае, на глазах толпы крестьян — тут же, через несколько дней, появится карательный отряд и тогда пощады не жди.
Андрей подошёл к повозке и сказал Фёдору хриплым голосом:
— Дай сорок золотых! — его ещё трясло от возбуждения, тело просило боя, ему страшно хотелось убить всех, кто пришёл со сборщиком податей, а также разогнать толпу равнодушных, скалящихся на чужую беду зевак во главе со старостой.
— Ты чего задумал, Андрей? — с тревогой спросил Фёдор — деньги у нас есть, конечно, но если раздавать их на каждом перекрёстке, эдак не напасёшься! Ты хорошо подумал?
— Я тебе говорю — дай сорок золотых! — рявкнул Андрей и скрипнув зубами тихо добавил — иначе я сейчас поубиваю этих козлов!
— Даю, даю — засуетился Фёдор и стал отсчитывать деньги из мешка, который взял у отца кикиморы — вот, возьми. Мне с тобой пойти?
— Нет. Сиди здесь и не вмешивайся. Скоро поедем! — Андрей снова зашагал в ворота, под глазами перешёптывающихся селян.
Пройдя мимо мёртвой собаки, мимо коровы, привязанной к столбику у ворот и недоумённо глядящей на происходящую во дворе суету, монах прошёл в избу и брякнул на стол перед сборщиком десять золотых:
— Получи. И расписку давай, что получил! А то потом скажешь, что не давали тебе…
— Обижаешь, приезжий…только теперь не десять золотых, а одиннадцать — десять процентов сбор за наши хлопоты — злобно оскалился сборщик — надо было вовремя платить, тогда бы мы не тратили время на это занятие! Думаешь там приятно тут сидеть, в этой вонючей дыре?!
— На, одиннадцать, так одиннадцать! Расписку давай! — Андрей бросил ещё золотой и уселся на стул, напротив сборщика, наблюдая, как тот корябает что-то на куске пергамента. Затем сборщик достал из кошелька печать, чернильницу, аккуратно, чтобы не испачкаться, помазал печать маленькой кисточкой, приделанной к крышке чернильницы, приложил, помахал в воздухе документом и сказал Аграфе с ухмылкой:
— Вот ублажила бы нас, скостили бы золотой! Дура-баба, не убыло бы от тебя, а золотой на дороге не валяется. Повезло тебе, что родственничек нашёлся!
Андрей поставил руки на стол, закрыл лицо ладонями, потирая, как будто бы устал от дальней поездки, и сборщик не видел, как под ладонями лицо искривилось в яростной гримасе ненависти и изо рта полезли огромные белые клыки…наконец, монах справился со своим желанием убивать, и лицо снова приобрело нормальные очертания.
Он взял документ, пробежал глазами — всё верно — и отдал Аграфе, молча, окаменевше стоявшей в углу:
— Спрячь подальше. А то придут снова и возьмут вдвойне другой раз, если бумажки не будет. С них станется…
Сборщик грузно встал, отдуваясь и топая ногами в грязных сапогах, оставляя на чисто вымытом полу ошмётки земли, коровьего навоза и приказал подручным:
— Пошли! Нам ещё надо успеть до темноты заехать в Агроновку, а потом на постоялый двор. Некогда тут рассиживаться, работать надо! Ну чего застыли, бездельники!
Толпа мужчин вышла из избы, пересмеиваясь и обсуждая будущую поездку в Агроновку, где надо «пощипать» ленивых крестьян, и в избе остались только Аграфа, с двумя ребятишками, с интересом глядящих на незнакомого мужчину.
Она боязливо посмотрела на монаха и сказала:
— Мне нечем отдать долг. Я же знаю, что мой муж никому ничего не давал — нам и нечего было давать-то! Отродясь денег никаких не было… ребятишки, бегите, помогите Сашку похоронить Волчка…негоже ему лежать без упокоения, он верно нас защищал…
Дети убежали, а она села за стол, положила на него руки и стала рыдать, раскачиваясь и причитая сквозь слёзы:
— Как муж пропал, они, как с цепи сорвались — раньше такие ласковые были, когда Вася был — видать боялись, твари! А теперь — норовят то на сеновал затащить, то ребят ударить хворостиной, вроде как они воруют у них с огорода! А они не воруют, они в жизни ничего чужого не взяли! Помогают мне, сено косят, такие маленькие мужички. Радость моя! Одна радость у меня в жизни! — она зарыдала, упав на руки — что делать, как дальше жить?!
— Уходить тебе надо отсюда — проглотив комок в горле сказал Андрей — иди в город — там обязательно найдёшь работу. Например — кухаркой в трактир, там всегда хорошие кухарки в цене. Снимешь жильё, успокоишься — ещё лучше будешь жить! Здесь всё равно жизни не будет. Вот тебе двадцать девять золотых, на обзаведение, может и какую-нибудь хибарку в городе прикупишь. Только сразу уходи — продавай корову, дом, собирайтесь и уходите!
— А как же Вася?! А вдруг он придёт, а нас нет? Я его жду… — тихо проговорила Аграфа и слёзы прокатились по её щекам — он пять лет назад пропал на границе, нет известий…может всё-таки вернётся?!
— Может и вернётся. У тебя есть какие-то знакомые в деревне, кому можно доверить слова? Есть? Ага — скажешь им, куда ушла, а потом пришлёшь весточку — где обосновалась, он придёт сюда, а ему и скажут, где вас искать.
— Спасибо вам! — вытерла глаза и попыталась улыбнуться Аграфа — как вас звать? Где мне вас найти, чтобы отдать долг? Только я не знаю, когда смогу отдать! Когда муж вернётся…если муж вернётся — мы всё отдадим, а сейчас — видите что творится? Кроме коровы у меня и имущества-то никакого нет…
— Андрей меня звать. А где найти — я и сам не знаю, где будут через день или два. Иди в столицу, устраивайся, даст Бог — свидимся! — Андрей не заметил, как Аграфа вздрогнула при слове «Бог» А нам — надои, пожалуйста, молока — у нас девчонка маленькая. Ей надо.
— Да да, конечно — только посуду давайте — у меня не во что вам налить!
Через час фургон путешественников снова пылил по дороге, по направлению к столице. Заезжать в лавку они не стали, тем более что Андрей узнал у Аграфы, что лавка принадлежит старосте — он не хотел видеть его мерзкую рожу.
— Ну вот, ворчал Фёдор — стали беднее на сорок золотых — оно стоило того? Всех-то бедных и убогих не обиходить, Андрюха! Эдак вообще останемся без денег!
— Не обеднеем мы от сорока монет, знаешь же! А что, мне надо было поубивать их? Лучше было бы?
— Лучше бы точно не было. Хуже было бы. После убийства сборщика податей обычно приходит отряд карателей и всех, правых и виноватых, сажает на кол. Хорошо, что ты сдержался, чёрт с ними, с деньгами! А где ночевать будем? До постоялого двора ещё вёрст двадцать, а уже вечер. Я знаю одно местечко — там ручей течёт, небольшой лесок рядом — давайте здесь заночуем? Чистая вода, дождя вроде не ожидается — небо очистилось, земля подсохла на ветерке, мечта, а не ночёвка!
Они свернули с тракта, проехали с километр в сторону, и действительно, оказались у ручья с чистой проточкой водой, в котором бегали стайки небольших рыбёшек — видимо, из этого ручья и образовался пруд у деревни, в которой они были — направление течения было как раз в ту сторону. Расседлав лошадей, они занялись приготовлением ужина.
Настёна весело бегала вокруг, отлавливаемая ругающейся матерью — упадёт, нос разобьёт… Андрей смотрел на них и опустошённо думал о том, как несправедлива жизнь…
Ночь упала быстро, Андрей отказался спать в фургоне и остался у костра, глядя на языки пламени, потом закрыл глаза и засопел, будто крепко спит.
Дождавшись, когда в фургоне тоже засопели и захрапели, он легко поднялся, ушёл в сторону от лагеря, сбросил одежду, свернув её в тугой комок и уложил под куст шиповника, и перекинулся в Зверя.
Зверь понюхал воздух, пахнущий дымом и полевыми цветами, встряхнулся и стелющимся галопом помчался туда, откуда они приехали…
Глава 10
Зайцы прыскали из-под ног, взлетали тетерева, разлетались в стороны лесные цветы-колокольчики и брызгала роса, оставшаяся на листьях ландышей с утреннего дождя — Зверь нёсся с огромной скоростью, легко уворачивась от торчащих сучков, веток и колючих кустов шиповника между деревьями.
Потом он выскочил на открытое пространство и разогнался по-полной — оборотень легко делал больше ста километров в час и мог с такой скоростью бежать сутками, в отличие от своего земного собрата — гепарда.
Деревенька, с дымами из труб и запахом свежего хлеба, открылась как-то внезапно, когда он выскочил на бугор — всё было идиллично, всё было красиво…
Зверь пустился вниз, и сделав широкую дугу, зашёл со стороны пруда, пробежал через огород и оказался под окнами самого богатого дома в деревне — деревянного, двухэтажного, на первом этаже которого была лавка с свежей вывеской «Товары для крестьян», как будто кроме них ещё кто-то мог тут чего-то купить. Дворянами тут и не пахло, а проезжие купцы вряд ли заглянут в эту деревушку, чтобы восполнить свои запасы хоть чем-нибудь из этой убогой лавки.
Во дворе истошно залаяли собаки, почуяв Зверя, они буквально срывались с цепи, визжали, спрятавшись в конуре, чуя неведомое существо. Собаки всегда видят и ощущают много больше, чем люди…
— Иди посмотри, что там во дворе? Может залез кто? Собаки разоряются, спать не дают! — сказал женский голос и ему ответил мужской»
— Небось Агафкины щенки опять по улице бегают, поймаю — выпорю!
— Да чего тебе дались Агафкины дети? Чего ты её всё стараешься обидеть? Что, глаз положил на неё, что ли, да не дала? Ух, скотина ты старая! Всю жизнь на сторону смотришь, кобелина проклятый! Всю жизнь мне сломал, хороняка! Правильно мне мама говорила — не ходи замуж за этого придурка, а я-то, дура: «Он красавец, вон, какой нарядный да важный!» Сто раз кляла себя, что за такого выродка вышла…людей стыдно, они со мной разговаривать перестали из-за тебя! А меня все любили, и маму мою, и папу! А ты скот, даже детей мне сделать не смог, таскался по шлюхам, пока заразу не подцепил! И никуда от тебя не деться! — женщина заплакала, и потом утихла, видимо накрылась одеялом с головой.
— Дура ты! Дура и есть! Твои глупые родители нищими жили, нищими и померли! Уважаааали их! Нахрен нужно такое уважение, когда нищие? А я богаче всех! И тебя из милости держу! Давно прогнать надо было — видать дело не во мне, а в тебе, что зачать не смогла! А то, что соседи рожу воротят, зато они все у меня в долгу! Вот так — всех держу! Щас пойду прибью этого Агафкина сучонка, имею право — он на мой двор залез!
— Опомнись, Симор! Что ты творишь?! Не трогай пацанов!
Послышался звонкий удар и плач женщины:
— Будешь, сука, мне противоречить?! Убью, нищебродка! Выгоню на улицу в чём есть и молодую возьму! Живёшь из моей милости, ещё и языком треплешь! Днями выгоню суку, надоела!
По комнате затопали, и во двор вышел староста, в армяке, накинутом на плечи и с дубинкой в руках. Он оглядывался по сторонам, пытаясь разглядеть в темноте шустрого мальчишку, который, как ему представилось, залез в его двор.
Мальчишку не обнаруживался, и староста, пожав плечами, уже собрался идти обратно в дом, когда увидел горящие жёлтые глаза, приближающиеся к нему совершенно безмолвно и тихо, как смерть…
Сидор успел только тоненько завизжать, когда когтистая лапа снесла ему полголовы, вырвав глаз, ухо, оторвав щёку, обнажив чёрные гнилые зубы…ещё удар, и человек упал со сломанной шеей, как подрубленный и затих кучей тряпья.
Зверь подошёл, понюхал и фыркнул — пахло дерьмом — староста обделался перед смертью.
Зверь прошёл по двору, заглянул в будку с собакой — та забилась и тоненько заверещала в углу будки, понимая, что смерть её пришла. Однако оборотень собаки не тронул, и только оттянул губы в страшной улыбке, которая у собак означала удовольствие, а ещё — предупреждение противнику.
Оборотень с места перемахнул двухметровый забор и пустился по улице, принюхиваясь к следам — их было много, очень много, как будто запахи слились в клубок, и различить, где один, а где другой, было трудно.
Оборотень подбежал к тёмной хате Аграфы, и тут уже чётко уловил запахи оружия, смазанного маслом и кожи, пропотевшей под доспехами, а также легкий запах каких-то благовоний, которыми, как Андрей уловил при общении, пахло от сборщика подати.
Зверь чётко взял след, и помчался за уехавшим по тракту чиновником туда, куда он направлялся после того, как посетил Аграфу.
Лапы стучали по дороге, и оборотень, великолепная живая машина, нёсся по тракту с огромной скоростью, благо, что из-за позднего времени на дороге никого не было и никто не мог ему помешать проглатывать километры, как раллийной машине.
Запах так и висел в воздухе — не было ни ветерка, ни дождя, которые могли смыть и развеять эти молекулы вещества, улавливаемые чутким носом Зверя так, как будто он читал открытую книгу при ярком свете фонаря.
Пробежав километров двадцать, он оказался у постоялого двора, стоящего чуть в стороне от дороги, возле ручья — Андрей и компания ночевали там недавно, и он знал, что в это время суток двери гостиницы накрепко закрываются, а двери номеров оборудованы засовами и сделаны из тёмного дуба, способного долго противостоять даже тарану.
Зверь уселся на задние лапы и задумался о том, как ему проникнуть внутрь. Его жёлтые глаза внимательно сканировали окрестности, отмечая себе кусты — укрытие, двор — ауры животных, сторожей, охранников, деревья у крыльца — перескочить с них в окно?
Прыгнул с места и понёсся к двору заезжей, к стойлам, где находились лошади.
Собаки почуяли приближение Зверя и истерически залаяли, а в конюшне начали бить копытом лошади, разбуженные шумом — животные чутко чувствуют опасность.
Зверь посмотрел направо, налево и с разгону заскочил на высокую крышу конюшни, где и застыл, как изваяние, под неверным светом луны, выглянувшей из-за тучки.
Мягко сделав несколько шагов, принюхался и спрыгнул вниз, возле фургонов, застыв у земли, прижавшись, как кот, скрадывающий мышь.
Из фургона выглянул заспанный охранник, чтобы посмотреть на источник переполоха, спрыгнул на землю и пошёл вокруг осматривать фургон.
Человек заглянул под фургон и замер, глядя в светящиеся глаза Зверя.
Удар! — человек упал как подкошенный, оглушённый ударом лапы.
Андрей перекинулся в человека, положил руку охраннику на шею — кивнул головой — пульс есть, сработано чётко — нокаут, закрытой лапой, без когтей.
Быстро стащил с человека штаны, рубаху, сапоги, оделся и встал на ноги, потом прошёл в конюшню и стал открывать денники, пробежав по длинному ряду стойл.
Их было несколько десятков, и пока Андрей гремел засовами, в конюшню вошёл конюх, с фонарём в руке, видимо решивший проверить — чего волнуются кони.
Парень, завидев человека, наводившего в его хозяйстве беспорядок, возмущённо крикнул:
— Эй, ты что делаешь?! Ты с ума сошёл, что ли? — больше он сказать ничего не успел, сбитый с ног жилистым кулаком и уложенный на кипу сена в пустом стойле.
Андрей подумал: «Пожар, что ли, устроить? Нет, хозяин-то трактира ни при чём…да и парень может погибнуть…по другому сделаю!» — он схватил кнут и стал выгонять из стойл лошадей, нервно бьющих копытами и косящих глазом.
После нескольких ударов кнутов, кони вообще пришли в бешенство и рванулись наружу, громыхая подковами по деревянному полу денников.
Табун лошадей, взбешенный ударами кнута и запахом оборотня, вылетел во двор, сметая всё вокруг, ударяясь о забор, врезаясь в фургоны — лошадей было два десятка, не меньше, и они, выпучив глаза и взбрыкивая, носились по территории, подняв жуткий шум, на который выбежали постояльцы гостиницы, сонные, не понимающие что случилось.
Андрей, незамеченный в этой суматохе, прошёл через второй вход, ведущий из конного двора в гостиницу — сразу на второй этаж, затем, поднявшись по крутой лестнице наверх, к комнатам постояльцев, замер в коридоре, наблюдая за обстановкой, и вдруг, громко крикнул:
— Пожар! Пожар! Спасайтесь!
Его придумка увенчалось успехом — двери стали открываться и разбуженные гости начали высовываться из номеров и смотреть по сторонам, ища источник крика и переговариваясь.
В коридоре было темно, постояльцы держали в руках фонари, отсвечивающие им в глаза, а потому они не видели тёмную фигуру, застывшую в углу коридора, за составленными в в нём швабрами.
В отличие от них, Андрей прекрасно видел в темноте, потому сразу выцепил взглядом сборщика налогов — он был через две двери от него.
Монах мягко пошёл вдоль дверей — молниеносное незаметное движение — помощник мытаря влетел в комнату с свернутой головой, ещё движение — хрустнули позвонки — ещё один влетел в свою комнату, ставшую склепом.
Вот и дверь сборщика налогов — он уже закрывал дверь, когда на неё кто-то сильно нажал так, что она ударила его по голове и сбросила на пол.
Мытарь взвыл, а в номер скользнула тёмная фигура, захлопнув за собой дверь.
— Ты кто такой? Как ты посмел, негодяй?! — сборщик налогов поднялся и хромая пошёл к двери — видимо желая вызвать солдат охраны, но не успел — незнакомец сбил его с ног сильным ударом, рассёкшим губы и выбившем два передних зуба, хрустнувших, как скорлупа ореха.
У мытаря помутилось в голове, и он пришёл в себя только через пять минут — комната была освещена фонарём, а незнакомец сидел перед ним на стуле, внимательно глядя в лицо чиновника.
Мытарю показалось, что глаза мужчины странно светились в полумраке и сердце его замерло — ему померещилось, что это был совсем не человек!
«Посетитель» взял фонарь в руки и поднёс к своему лицу:
— Узнаёшь?
У мытаря на лице появилось понимание, он поморгал глазами и с удивлением и угрозой сказал:
— Как ты посмел? Да тебя же…и бабу эту…я вас в порошок сотру!
— Болван. Ты уже мёртв, и только пока этого не осознаёшь. Я не убил тебя сразу только потому, что хочу, чтобы ты знал, за что умираешь. Всю жизнь я убивал неизвестных мне людей потому, что мне приказывали это сделать, теперь — я убиваю по своему выбору, и тех, кто этого заслуживает. Я не убиваю, а казню.
— Не надо! За что? Не убивай! Я всего лишь выполнял свой долг! Неужели ты будешь убивать всех чиновников, которые выполняют долг!
— Нет. Но ты получаешь удовольствие от того, что издеваешься над людьми. И я должен тебя наказать за это. Не за твою паскудную работу. А за то, что ты паскудный человек. Ладно. Что-то заговорились мы, пора мне…
Неожиданно, мытарь откуда-то достал нож — видимо он лежал у него на столике у кровати — и бросился на Андрея. Тот нехотя, почти лениво перехватил руку нападавшего, сжал её так, что нож вывалился на пол, поднял клинок и без замаха воткнул его в сердце мужчины
Чиновник коротко вскрикнул, дёрнулся, и обмяк, свалившись на кровать и глядя в потолок невидящими глазами.
Андрей открыл дверь, вышел в коридор и постучал в соседний номер.
Ответил грубый голос:
— Кто? Чего надо?
— От начальника, просил передать вам…
Дверь открылась и в щель выглянула заспанная физиономия человека в исподнем, он с неудовольствием спросил:
— Чего ему надо?
— Просил передать, что ждёт тебя на том свете! — прямой удар ногой, и человек влетел в комнату с разбитым подреберьем.
Андрей распахнул дверь, быстрым движением вошёл в номер — солдаты уже повскакивали, и будучи людьми тёртыми, тянулись за оружием.
Монах не дал им это сделать, расправившись в считанные секунды — они даже не успели сообразить и увидеть в темноте, кто их убивает.
Убедившись что все мертвы, Андрей пошёл к двери, открыл её, обернулся и сказал:
— Это вам за Волчка. И за вашу подлость.
Трупы ему ничего не ответили, да он и не ждал ответа, и очень бы удивился, если бы люди со свёрнутыми шеями могли ему что-то сказать.
Выйдя в коридор, Андрей спустился по лестнице во двор, где метались люди вылавливая взбесившихся лошадей, спокойно подошёл к калитке в воротах, открыл засов и вышел в ночную тьму, подумав: «В отсутствии уличных фонарей есть свой плюс!»
Монах спокойным шагом отошёл метров на триста от заезжей, немного понаблюдал за мечущимися огнями во дворе, послушал крики людей и стал раздеваться, сбрасывая одежду на землю.
Секунда — и вот на земле уже стоит Зверь, голодный и втягивающий носом запахи ночного леса, в надежде учуять дичь…
— Ты снова полночи бегал? — негромко спросил Фёдор, глядя на подрёмывающего на скамейке Андрея.
— Нет — олень сам пришёл, убился о камень и разделался на ровные куски мяса! — не открывая глаз ответил монах — ну чего спрашиваешь очевидное.
— Не виляй! Тебе чтобы оленя загнать надо полчаса от силы — а чего ты остальное время делал? Ну-ка смотри в глаза! Открывай, открывай зенки свои зелёные! Ага — врёшь другу, врёшь! Насквозь тебя вижу!
— Если насквозь — скажи, переварилась ли у меня оленина в желудке, или ещё там лежит? — Андрей лениво хмыкнул и добавил — отстань! Ну побегал я, да…кое-какие концы зачистил…хватит об этом.
— Нет, не хватит! Знаю всё! Ты думаешь что — после того, как ты прикончил этого чиновника, следующий лучше будет? Добрый такой, да? Этот хоть как-то закон соблюдал, а следующий может будет вообще в три горла жрать! А кроме того — заинтересуются — кто это его убил, и за что? Пойдут по его следам, будут трясти тех, кто с ним общался и узнавать — кто его мог убить. И полетят головы — им же не правду надо будет узнать, а найти виновного. А виновны всегда кто? Те, кто слабы.
— Умеешь ты, Федька, настроение испортить — Андрей уселся на скамье и встряхнулся, как собака, поймал себя на этом сходстве с животным и ещё больше испортив себе настроение, подумал: «И правда, хрень какая-то получается — чем не больше стараюсь помочь людям, тем больше они страдают! Ну почему так? Надеюсь, хоть Аграфа последует моему совету и свалит в город из этой чёртовой деревни! Иначе ей туго придётся…»
— Жизнь такая — продолжал говорить Фёдор — хочешь как лучше, получается…дерьмо одно…как всегда.
«Где-то я это уже слышал!» — усмехнулся про себя Андрей — «И ничего не меняется. Во всех мирах. Кто там сказал — делай, что должен, и будь что будет…»
— Наплюй, Фёдор…скажи лучше — до столицы ещё далеко?
— Сотню вёрст с хвостиком…скоро будет таможня графа Баданского, вот где дерьмецы-то…посмотришь, какие люди бывают. Пока не умаслишь их хорошим подношением — дальше не поедешь, хоть ты вой. Помнишь, я тебе говорил о дорожном сборе? Вот он и есть. Аккуратнее там — дежурят наёмники графа, парни злобные и задиристые.
— Да мне чего? Я их трогать не собираюсь — зевнул Андрей.
— Ты-то не собираешься, а вот они тебя собираются…не надо давать повода. В общем не будем сотрясать воздух — будь настороже и никуда не вмешивайся.
Андрей откинулся на стойку держателя тента повозки и стал наблюдать за окрестностями — пылила дорога, на горизонте накапливались тучи и было душновато — к дождю — подумал он.
Сосредоточившись монах посмотрел на окружающее новым зрением — ауры засветились ярким светом — Фёдор светился жёлто-оранжево, нога вроде как поджила, потому красного свечения там не было — только аура поменьше толщиной.
Посмотрел на Алёну — тоже яркое оранжевое свечение…вроде не беременна — Андрей усмехнулся и загрустил — в таком возрасте люди уже внуков имеют, а он…всю жизнь как перекати-поле, летит по ветру и неизвестно, где остановится…
Настёнка спала на одеялах в глубине фургона и можно было отдохнуть от её беспрерывных вопросов — впрочем — скрашивающих путешествие, не отличающееся большим разнообразием.
Хотя — пусть лучше так, чем какие-то опасные приключения — думал Андрей — на его долю выпало столько приключений, что обычным людям этого хватит на несколько жизней.
Монах снова впал в какое-то полусонное состояние, в котором могут пребывать животные, а может ещё и люди, привыкшие к длительным тупым занятиям — например, путешествиям за тысячи километров на повозке, со скоростью пять километров в час.
Из этого состояния через час его вывел возглас Фёдора:
— Внимание! Таможенный пункт! Всем быть настороже!
Дорога в этом месте с двух сторон была сжата горами — невысокими, что-то вроде холмов, за ними протекала река, по типу Урала — не очень глубокая и не слишком широкая, но достаточная для того, чтобы там потонул Чапаев и ещё пару купцов с грузом впридачу.
Через реку тянулся мост, классический — из грубых камней, схваченных известковым раствором, с каменным парапетом, достаточной ширины, чтобы по нему могли разъехаться две встречные повозки. Само собой — мост с двух сторон был перекрыт шлагбаумом — здоровенным бревном, выкрашенным в красный цвет, вернее — двумя шлагбаумами, с этой стороны моста, и с той.
У шлагбаума стояла будка, по типу будки стрелочника на железной дороге — двускатная избушка, достаточная для того, чтобы в ней укрыться от дождя десятку солдат. Такая же избушка стояла и с той стороны. Из этого Андрей сделал вывод, что солдат у поста должно было быть минимум десяток. Конечно, можно было обойти мост и попробовать переправиться где-нибудь в другом месте — если ты верхом на коне и не боишься плавать в холодной воде, но как быть, если ты везёшь груз, целый фургон…или предположительно везёшь груз, в общем — если ты едешь на повозке и хочешь пересечь реку по мосту, как все нормальные люди, не замочив ног — плати денег таможне.
Перед шлагбаумом, с этой стороны, с которой Андрей и его спутники подъехали к мосту, стояло пять повозок, и по унылым лицам возчиков можно было понять, что стоят они давно и безнадёжно надеются на то, что уж в этот-то раз всё пройдёт без проблем, и притом знают, что их всё равно обдерут, как липку.
Фургон встал в очередь к остальным страдальцам, а Фёдор пошёл узнавать расценки на проезд в славное графство.
Настёнка сразу проснулась и запросилась в кустики, а Андрей стал прохаживаться рядом с повозкой и привычно оценивать несение службы сотрудниками таможни.
Это были солдаты, довольно прилично вооружённые и с начищенным и смазанным ухоженным оружием, из чего монах сделал вывод, что пользоваться им они умеют и командир этих стражников следит за состоянием их вооружения.
В остальном — они не вызывали ощущения регулярной воинской части — нечто среднее между захудалым ЧОПом и провинциальным отделом милиции — потрёпанная одежда, разнузданные движения, какие-то вихляющиеся и нестроевые — например, стоя у шлагбаума, на посту, парень расстегнул рубаху до пупа, чесал во всех местах и беспрерывно харкал, отчего земля вокруг него была во многих местах помечена жёлто-зелёными сопливыми плевками.
Он свысока смотрел на мающихся у шлагбаума купцов с их охраной, и зевал, показывая, что они ему глубоко неинтересны и вообще низшие существа, недостойные и землю возле его ног целовать.
Вернувшийся Фёдор был зол и пояснил, что такое вот скопление образовалось потому, что начальник таможни и его заместитель, изволят обедать и часок отдыхать после обеда, переваривая пищу, а если нам не нравится — путники могут переправляться вплавь, держа свой груз на загривке.
Кипевший от злости солдат долго ругался, потом остыл и пояснил, что такая вот пакость здесь происходит всегда — не одно, так другое придумают, лишь бы лишние деньги содрать, или просто унизить проезжающих.
Время текло муторно, противно и тошно — неприятно было осознавать, что оно бездумно утекает из-за таких вот идиотов, взявших и перекрывших дорогу.
Настёнке надоело сидеть в повозке, и она, под наблюдением матери стала носиться между фургонами, не обращая внимания на её крики и увещевания.
Наконец, Алёне надоело вопить ей вслед и она погналась за ней, с криком: «Вот я сейчас тебе задам, засранка эдакая!» Девочка восприняла это как элемент весёлой игры, затеянной матерью и бросилась бегать по мосту, весело смеясь и хохоча во весь голос.
Андрей ухмыльнулся, глядя на это бесчинство, повернулся, и полез в фургон, чтобы залечь в спячку на одеялах — всё быстрее время пройдёт — когда услышал сзади вскрик, плач и ругань — ругался мужчина, грубым хриплым голосом понося этих проезжающих, и именно — Алёну и её дочь, которые бродят там где не надо, и так им и надо, поделом!
У Андрея сразу захолодело сердце от предвкушения неприятностей — он выпрыгнул из фургона и увидел бледную Алёну, прижимающую к груди плачущую навзрыд Настёнку.
Монах с Фёдором сразу подошли к женщине и спросили, что случилось и выяснили — из будки вышел какой-то таможенник, девочка случайно врезалась в него на бегу, и он ударил её по голове, отбросив в сторону. У девочки пошла носом кровь, и на скуле стал наливаться огромный синяк — видимо удар был довольно сильным — а может она ещё ударилась и тогда, когда падала на землю.
Алёна прижала к себе девочку, успокаивая её, а Андрей и Фёдор переглянулись и одновременно сделали шаг в сторону будки.
Фёдор, опомнившись, хрипло сказал, сквозь сжатые зубы:
— Андрей, нельзя! Тогда нам придётся перебить их всех! Остановись!
Монах остановился и спросил:
— Какой способ есть наказать его официально? Так, чтобы не докопались?
— Дуэль. Но надо сделать так, чтобы он вызвал сам. Если его ударить — это будет нападение на представителя власти.
— Хорошо. Будет вызов. Не вмешивайтесь — только покажите мне его — Андрей сжав зубы зашагал к фургону, подошёл к Алёне, утешавшей всхлипывающую девчонку и спросил:
— Покажешь мне, кто из них?
Она кивнула головой, и сказала:
— Может не надо? Уедем, и всё? Заживёт…
— Я не могу просто так это оставить, извини. Покажешь мне его.
Минут через двадцать из будки вышли двое мужчин, один постарше, с властным и тоже высокомерным лицом, второй лет тридцати, худощавый и высокий, молодцевато перехваченный перевязью, на которой висела сабля, с рукоятью, украшенной золотыми узорами. Его сапоги были начищены до блеска, и весь он был такой напомаженный, что явно мнил себя завзятым сердцеедом, но притом при всём, отметил для себя Андрей, его сабля была вложена в потёртые ножны, видавшие виды от частого ношения, за поясом был заткнут кинжал, и видно было, что он умел пользоваться и тем, и другим.
— Кто из них? — спросил Андрей Алёну и она, как он и ожидал, указала на высокого таможенника с напомаженной головой.
Андрей медленно пошёл к беседующим таможенникам, выстраивая план действий.
Подойдя к мужчинам, он обратился к старшему:
— Прошу прощения, что отвлекаю вас от важной беседы, не подскажете, кто тут начальник таможни?
— Я начальник! — с неудовольствием сказал человек постарше — а что хотели?
— Понимаете в чём дело — я бы хотел привнести жалобу на то, что какой-то умственно отсталый психопат ударил маленькую девочку, следующую с нашим фургоном. Мне сказали, что этот дебил из числа ваших подчинённых. Мы не могли бы выяснить, кто это, чтобы я мог посмотреть в глаза этого труса?
— Хммм… — начальник таможни замялся и покосился на стоящего рядом медленно краснеющего заместителя — вы можете подать жалобу графу Баданскому на действия моего подчинённого, если выяснится, что это был один из наших людей.
— Понимаете в чём дело — я не сторонник кляуз. Мне бы хотелось посмотреть ему в глаза, глаза труса и подонка, который только и может, что поднимать руку на маленьких детей, и сказать ему всё, что я думаю о нём — а думаю о нём я очень плохо, считаю, что такой трусливый идиот ещё и импотент, потому он так и ненавидит маленьких детей, ведь сам не способен произвести ничего подобного своим маленьким гнилым отростком!
— Ты, скотина! Да, это я ударил эту маленькую поганку, которая вертелась под ногами и мешала! А ты, деревенский увалень, ответишь за свои слова! Я вызываю тебя! — заместителя начальника таможни перекосило от злости, он покраснел так, что казалось — сейчас лопнет.
— Ах вот как! Господин начальник — зафиксируйте где-нибудь — он меня сам вызвал, при всех, я его не трогал! Эй, трус, на чём будем биться?
— На саблях, деревенщина! Сабля, и кинжал! — высокий посмотрел на столпившихся рядом подчинённых, купцов с охранниками, жадно наблюдавших за скандалом и свысока бросил — через полчаса, на площадке за мостом, на той стороне. Бой до смерти! Я тебя научу уважать воинов, деревенская скотина! Впрочем — наука тебе впрок не пойдёт. Я тебя убью!
Красуясь перед подчинёнными и купцами, высокий пригладил волосы, повернулся и пошёл чуть ли не строевым шагом на тут сторону моста.
Начальник таможни поманил Андрея к будке, крикнув толпе:
— Разошлись все! Это вам что тут, представление? Делами займитесь!
Он слегка подтолкнул Андрея в сторонку, и сдавленным голосом сказал:
— Вы чего делаете? Это Карнак, из дворян, его сослали сюда за дуэли при дворе, когда он убил какого-то там высокопоставленного дворянина! Другого бы за это повесили, или на жертвенный алтарь, а он отделался лишь ссылкой, и то — ставлю свою саблю против медяка, через полгода вернётся в столицу на белом коне! Если он убьёт вас — а скорее всего так и будет — пойдут жалобы, что на посту творится безобразие, дуэли, таможенники убивают купцов! Дойдёт до императора, могут устроить проверку — лишь бы повод был денег с графа стрясти, а он обрушится уже на нас. А если вы убьёте его — я вынужден голубиной почтой отправить графу сообщение о гибели моего офицера, и его семья обязательно сотрёт вас в порошок! Вы соображаете что делаете?! Тут все люди графа, и он через полчаса уже будет знать, что его двоюродного брата убили!
— И что вы предлагаете? — холодно осведомился Андрей.
— Что? Сейчас быстренько оплачиваете проезд — я вам даже скидку сделаю, и уезжаете отсюда подобру-поздорову, а я постараюсь утихомирить Карнака, чтобы он не пустился вслед! Честно — он мне сам вот где уже сидит, но я потерплю и через полгода, а может раньше, его здесь не будет. Вы же мне можете такую свинью подложить…
— А кто ответит за разбитое лицо девочки? Кто накажет поддонка?
Начальник таможни осёкся и тускло посмотрел в лицо Андрея:
— Похоже, что вы ничего не поняли. Делайте что хотите — я всё что мог — сделал. Оплачивайте проезд и поезжайте. Как поступите — не моё дело — человек сам выбирает свою судьбу — таможенник вздохнул, махнул рукой с досадой и пошёл в домик следить за приёмкой пошлины.
Андрей вернулся к фургону — Настёнка уже успокоилась, но её личико раздулось с одной стороны и перекосилось.
— Её не тошнит? — спросил Андрей — вглядываясь в ауру ребёнка, отливающую красно-чёрным с правой стороны головы.
— Да, вырвало два раза — озабоченно ответила Алёна.
— Похоже сотрясение мозга… — пробормотал себе под нос Андрей и уже громче добавил — положи её и не шевели, пусть отлёживается. Увы, её и трясти нельзя — но тут деваться некуда — ехать-то надо. А Фёдор где?
— Пошёл пошлину оплачивать. А ты чего с этими разговаривал? И с тем, что Настёну ударил?
— Да так…дуэлиться будем сейчас. С этим подонком. Сейчас переедем на ту сторону, и я пойду, и убью его.
— Ай! — Алёна посмотрела на Андрея вытаращенными глазами — это чего будет-то? Это ничего хорошего не будет! Уж перетерпели бы мы, не надо было…
— Извини, Алёна, я бы себя не уважал после этого.
— Ну что тут у вас? — запыхавшийся Фёдор запрыгнул на облучок и тронул фургон к открывающемуся шлагбауму — всё, оплатил — по пять серебряников за лошадь, и пять за фургон! Дерут, скоты, безбожно! Этот граф совсем охреневший, то-то сюда купцы и не едут! Если бы он держал нормальный уровень пошлин — тут от купцов не протолкаться было бы! Ты как, Андрюха, до чего договорился с этим хлыщом?
— Дуэлиться сейчас будем. Переедешь мост, остановись на площадке. Дай мне саблю получше и кинжал. Дуэль до смерти. Плохо то, что это двоюродный брат графа, сосланный за проступок, тип вредный — слушай, что мне начальник таможни рассказал!
Андрей передал жадно слушающему Фёдору всё, что узнал от командира таможенного поста, и солдат очень опечалился:
— Никак мы не можем просто так доехать до столицы, без проблем — и осталось-то каких-то сто вёрст с небольшим! Вот демонские проказы! Сейчас подберу тебе чего-нибудь пристойное, и не играй с ним — просто заруби и быстро валим отсюда, а то и так уже задержались. Похоже, и ещё в пути задержаться придётся…вот, раздумываю — где нам спрятаться, отсидеться бы пару-тройку дней…пока гроза не пройдёт.
— Подумаем…потом — давай выруливай сюда, на площадку!
Фургон, наконец, догромыхал по каменным блокам до конца моста, за ним открылся шлагбаум с той стороны, и повозка выехала на тракт, чуть сбоку от которого виднелась утоптанная площадка, поросшая мелкой травой с проплешинами — что-то вроде волейбольного поля. Как понял Андрей, эта площадка применялась здешними солдатами для тренировок в воинских умениях. Сегодня она должна была послужить ареной для дуэли…
Повозка остановилась, и Фёдор полез внутрь, изыскивать пристойный клинок для Андрея — через минуты три поисков он вылез на облучок и положил Андрею на колени одну из сабель и длинный кинжал:
— Возьми-ка мою, я её хорошо знаю, баланс у неё отличный — дряни не держу. Простенькая…на вид, но великолепной стали. Кинжал тоже мой — в случае чего его и метнуть легко. Ещё раз — не заигрывайся с ним, я знаю, что ты может с ним покончить за секунду, и знаю, что ты не устоишь перед соблазном испытать свои возможности. Просто проткни ему горло, и всё! Ну, иди! Удачи!
На площадке уже стояла группа солдат, любопытные купцы и охранники — Андрею это было на руку — чтобы не говорили потом, что тут произошло банальное убийство. А насчёт не заигрывайся — Фёдор был не вполне прав — не стоило показывать противнику, насколько монах быстрее и сильнее этого Карнака — могут пойти нежелательные слухи.
Андрей вышел на площадку и подошёл к кучке зевак, в центре которой стоял Карнак:
— Я готов. Ты подтверждаешь свой вызов?
— Подтверждаю, деревенщина! — Карнак усмехнулся и его лицо осветилось радостью — вот сейчас он покажет этому недоумку! И заодно этим придуркам — кто тут всех сильнее, пусть боятся! Вовремя этот идиот попался на пути Карнака, надо будет для отстрастки его разделать, как повар рыбу.
Эти мысли как будто высветились на лбу Карнака бегущей строкой, и Андрей улыбнулся тому, как всё это было очевидно.
— Чего улыбаешься, придурок? — недоумённо спросил негодяй — что тебе показалось смешным в моих словах?
— Всё. Ты, например, со своим чванством и глупостью. Я готов. Кто подаст сигнал к началу?
— А никто! — крикнул Карнак и напал на Андрея, рассчитывая покончить с ним в первые же секунды боя.
Таможенник сходу нанёс три удара — два саблей, один раз кинжалом — что было необычно, кинжал всегда использовался только для отбива ударов, ну и в ближнем бою, а также для добивания противника — это ему ещё давно объяснял Фёдор.
На удивление Карнака, его противник легко, и даже лениво отбил молниеносные наскоки, и потом, не ответив атакой, замер в ожидании.
— Ну что, Карнак, ты только детишек бить можешь? А на мужчину у тебя кишка тонка? — Андрей издевательски ухмыльнулся и изготовился к вражеской атаке, которая не заставила себя долго ждать — вихрь молниеносных ударов, каждый из которых мог стать смертельным…обычному человеку, обрушился на монаха.
Он принимал их на клинок сабли и кинжала так же спокойно, как бился бы в тренировочном бою — с его реакцией и силой он мог бы закончить поединок уже в первые секунды, но изображал, что тонет в ударах и вот-вот пропустит какой-нибудь из них.
Так прошло минут пять-семь, но потом Андрей стал потихоньку наращивать темп и наседать на Карнака.
Да, тот был классным бойцом, Андрею до его уровня владения саблей было далеко — если кто и мог с ним сравниться по технике, так это Фёдор — складывалось такое впечатление, что они учились в одной и той же школе фехтования, вот только скорость у Карнака была чуть повыше, чем у старого солдата — оно и понятно — возраст и алкогольные излишества никому не добавляют здоровья.
Для Андрея же, поединок с Карнаком был из области чего-то скучно-медлительного — видимо так видят движения мухи, поймать которых составляет большого труда — рука человека движется медленно-медленно, и это насекомое успевает от неё уклониться.
Вот только Андрей был в несколько раз быстрее этой мухи — его скорость и до того, как он стал оборотнем, была больше, чем у обычного человека, отточенная годами жестоких тренировок, а если к ней добавить возможности оборотня…
В общем — сабля противника приближалась к нему медленно-медленно, так медленно, что он мог за это время сесть на землю, посидеть, потом снова встать и отбить удар.
Андрей заметил, что свойство замедлять время проявлялось у него не всегда — иначе он постоянно видел бы людей медленно плывущими в пространстве, оно проявлялось именно тогда, когда ему по ситуации нужно было ускориться — как будто мозг нажимал какой-то переключатель и тело переходило в режим сверхскорости.
Ему подумалось — а какого рожна он не убил этого человека словом, как тогда, сатанистов? И тут же дал себе ответ — это было бы неправильно — он должен знать, за что умирает, и остальные люди, вокруг, должны знать за что он умер — иначе зачем это всё? Ну умер и умер, да…а так, его смерть послужит кое-кому предупреждением, что есть божественное провидение, и кара настигнет подлеца — будь он дворянином или же простым солдатом..
Удар! Ещё удар! Звон сабель и скрежет клинка, перехваченного кинжалом, ещё удар — Карнак стал уставать, и видно было, что на его лбу выступили капли пота от напряжения.
Наконец, Андрей, отведя косым движением сабли клинок Карнака, обратным ударом рассёк ему шею справа, и тот встал на месте, пытаясь зажать фонтан крови, пробивающийся у него между пальцев.
Андрей подумал долю секунды и добил Карнака ударом в сердце — сабля вошла тому в грудь сантиметров на тридцать, таможенник упал навзничь и затих.
Монах обвёл глазами молча стоящих солдат и других зрителей и спокойно спросил:
— Есть кто-то, кто может сказать, что я бился нечестно? Нет? Тогда бой закончен. Всем удачи — он повернулся и пошёл к фургону, где уже подпрыгивал от нетерпения Фёдор.
— Давай, давай, Андрюха, валим отсюда! Ннноо! Пошли, бездельники, давайте, перебирайте копытами!
Фургон попылил по дороге, а Фёдор укоризненно сказал товарищу:
— Вот знал, знал же что ты так поступишь!
Потом усмехнулся и добавил:
— А красиво было смотреть — ты двигался так быстро, что глаз уследить не мог. Парень-то был хорош…интересно, не мог ли я его встречать на фехтовальных турнирах! Впрочем — всё может быть — но я его не помню. Как он тебе показался?
— Медлительный. Хотя и быстрее тебя — Андрей усмехнулся и подмигнул — не пил бы, он бы тебе в подмётки не сгодился. А так…в сравнении с ним ты был бы на третьем месте. Он — на первом. Впрочем — ему это не помогло, как видишь…
— Вижу…ещё бы! — с оборотнем драться. Это только ты мог, с твоей тупой упёртостью победить кикимору, я бы не поверил, если бы мне это кто-то рассказал.
Фёдор усмехнулся, а потом нахмурился:
— Настёне плохо совсем — тошнит, рвёт, стонет лежит. Не знаю, что будем делать. Лекаря надо где-то искать, или отсидеться несколько дней — нельзя ей трястись в повозке.
Андрей кивнул головой и полез вглубь фургона: Алёна сидела на скамейке, держа девочку за руку, а рядом стоял горшок, в котором угадывалось дурно пахнущее содержимое желудка девочки.
— Как она?
— Плохо. Боюсь я сильно за неё, Андрей! Похоже что удар сильный был… — Алёна тихо заплакала и слёзы потекли по её лицу — к лекарю её надо! Сейчас растрясёт, так вообще будет плохо.
— Ясно — угрюмо сказал Андрей глядя на бледное лицо девочки.
Он посмотрел на неё и стал рассматривать кроваво-чёрные всполохи вокруг её головы — ему показалось, что они увеличились с тех пор, как он смотрел на неё последний раз.
«Кровотечение в мозг? Ой, ой, ой…это очень дурно! Девочка может умереть. Как несправедливо…ну как несправедливо, чертовщина полная!» — он легонько погладил девочку по голове, и вдруг увидел, что там, где он касался, аура девочки сменяла цвет на более естественный — красные и чёрные цвета как бы тускнели, растворялись в его ауре — видимо он забирал у девочки её болезнь, воздействуя через ауру.
Его аура была тёмно синей, с какими-то белыми прожилками и всполохами — он не видел такой ни у кого вокруг, вероятно это и был первый признак оборотня.
Воодушевившись, Андрей начал водить рукой вокруг головы девочки — через минуты две руку закололо, аура Андрея вокруг его руки стала светлее и не такой насыщенной, зато у Настёны красного цвета в ауре становилось всё меньше и меньше.
Он сменил руку и водил уже другой рукой, под взглядом удивлённой и восхищённой Алёны. Она затаив глаза смотрела за действиями монаха, а тот всё впитывал и впитывал в себя болезнь девочки.
Минут через пятнадцать, девочка уже светилась ярким оранжевым светом — она открыла глаза и сказала:
— Мамочка — кушать хочу! Ещё — попить! Дядя Андрей, ты тут! Ты побил того дядьку? Он нехороший! Его надо выпороть как следует! Он шалун!
— Ага, шалун — неожиданно для себя прыснул со смеху Андрей — я напорол его. Больше шалить не будет.
— Это хорошо — добавила девочка — я тоже шалить не буду!
— А вот это ты врёшь! — ещё пуще засмеялся Андрей — будешь, ещё как будешь! Алён, покорми её чем-нибудь…да вылей эту пакость из горшка, а то мне кажется, что я проснулся с бодуна и вокруг воняет моей рвотой.
— Андрей — ты лекарь? — Алёна смотрела на него круглыми глазами — как ты смог её вылечить?
— Не знаю — посерьёзнел мужчина — попробовал вот, и вылечил. Захотел, наверное сильно — и вылечил. Ну всё, отдыхайте. Может остановиться где-нибудь? Фёдор, может нам остановиться? Пообедаем, умоемся?
— Нет уж. давайте-ка подальше отъедем, а уж потом…как бы за нами погоню не устроили…чует моё сердце, что это добром не завершится. Как там Настёнка?
— Нормально Настёнка. Бодра и весела — Андрей перегнулся из фургона и озабоченно посмотрел назад — чего станется и правда погоню вышлют, всё может быть.
— Федь, представляешь, он вылечил её! — взахлёб сообщила Алёна — взял и вылечил! Положил на неё руки — и рраз! — она здорова!
— Кто вылечил? — не понял Фёдор — Андрей, что ли?! Ну ты, брат, даёшь…не только, значит, убивать можешь…это что, тебе способности от кикиморы перешли? Вот здорово!
— Здорово… — угрюмо согласился Андрей и подумал — «Вот так вот. кикиморы-то, оказывается, ещё могли и лечить людей…а не только убивать. Вот так вот, ребята…»
Глава 11
Погоня настигла их на следующий день — уже ближе к вечеру, когда путники стали подумывать, что надо становиться на ночлег, и решали, стоит ли дотянуть до ближайшего постоялого двора, или лучше заехать в лес, туда, где есть родник или ручей и не заморачиваться поисками гостиниц.
Андрей уже издалека заметил кавалькаду из тридцати всадников, пылящих по дороге сзади, и негромко сказал Фёдору, сдерживая биение сердца, разом увеличившего частоту сокращений:
— Похоже, это по мою душу. Через минут пятнадцать они будут тут. В общем так: я беру одного коня, и еду им навстречу. Ты с Алёной едешь в столицу, покупаешь там лавку — наши сокровища пока припрячешь. Скажешь Алёне — где, на всякий случай. На лавке сделаешь вывеску с волком — чтобы я сразу вас нашёл если что. Мне дай немного денег, саблю и кинжал. Я вас найду. И гоните, не останавливаясь…ночуйте в лесу, на постоялый двор на всякий случай не нужно устраиваться. Берегите Настёнку!
Фёдор молча кивнул головой, остановил фургон и полез в него доставать оружие. Достал, отдал Андрею вместе с кошельком, отвязал коня, подав монаху поводья и грустно сказал:
— Такое чувство, что мы расстаёмся очень надолго. Главное — останься живым! — солдат обнял Андрея, обняла его и выскочившая из фургона Алёна, прослезившаяся и бледная, и вот уже монах сидел в седле коня, скачущего к всадникам позади.
Кавалеристы были уже в километре от них, когда фургон рванулся вперёд и снова попылил по дороге, оставляя Андрея его судьбе.
Он с облегчением проводил его взглядом — обрастать друзьями, конечно, хорошо, но когда ты что-то делаешь, может быть опасное, не очень приятное, лучше, чтобы отвечал за эти действия только ты, и никто другой Ведь когда за спиной кто-то близкий, за кого ты волнуешься и переживаешь, ты становишься незащищённым — поэтому Андрей всю свою жизнь был одиноким, не считая случайных и недолгих связей с женщинами, да боевых товарищей, которые ушли в небытие и никогда уже не узнают, кем стал их приятель.
Лошадь пошла крупной рысью, Андрей тряся в седле и думал, что предпочёл бы такому средству передвижения или свои ноги, или хороший джип…
Всадники вынырнули из низины и передовой резко натянул поводья, вздыбив лошадь и вытянув руку назад.
Весь отряд замер в ожидании слов командира. Он внимательно осмотрел Андрея, усмехнулся, видя его не очень твёрдую посадку, выдающую пехотинца, мало проводящего время в седле и сказал:
— Как я понимаю, ты и есть тот, кого мы ищем. Эй, солдат — это он убил брата графа?
— Он, он — подтвердил из толпы всадников чей-то голос.
Командир кивнул головой и продолжил:
— Ничего личного, но я должен или доставить тебя на суд графа, или же убить на месте. Если ты спокойно поедешь с нами, то мы избежим излишнего кровопролития и лишней работы. Что ты выбираешь?
Андрей оценивающе осмотрел всадников, их командира, и отметил для себя, что эти вояки были классом выше, чем охрана на таможне — профессионалы, уверенно держащиеся в седле и поигрывающие оружием — в основном худощавые, похожие и на него, и на друг друга люди, с волчьими взглядами, скупыми точными движениями, умеющие и драться и спокойно принять свою смерть — настоящие наёмники, солдаты удачи.
Их было тридцать четыре человека, в добротной, но не новой одежде, увешанные всевозможным оружием и уверенные в своей силе.
Ему подумалось — подействует ли на них проклятие, которым он уложил сатанистов? Допустим, подействует, поубивает он всех их — а смысл какой? Он не знал — может они, по сути своей, и заслужили смерть, но это Андрею не было известно, а потому — вправе ли он лишать их жизни, без суда и следствия, даже такого усечённого — в лице судьи и палача оборотня? А если поехать с ними? Это же гарантированная смерть!
«Да лишь бы башку не отрубили, да ноги — а так я убегу если что. Может поехать с ними?»
Молчание затянулось, и командир наёмников нетерпеливо спросил:
— Ну что решил? Сдаёшься, или собираешься погибнуть с честью? — при этом он усмехнулся, как бы дав понять, что погибнуть всегда можно успеть — пока живой — надеешься.
— Можно мне с тобой поговорить без свидетелей? Потом я приму решение. Обещаю, что никакого подвоха не будет — я не нападу на тебя, и не возьму в заложники — ничего такого не будет — Андрей пристально посмотрел в глаза наёмнику, человеку чуть моложе него, с жёстким лицом профессионального военного.
— Хорошо — спокойно согласился командир — отъедем.
Они отъехали метров на двадцать в сторону, и наёмник спросил:
— Ну что хочешь мне сказать? Есть какое-то предложение, или пожелание?
— Скажи — что ожидает меня у графа? Какой суд? Ты знаешь его, я его не знаю — так что там за суд такой? И в чём меня вообще обвиняют? Я не совершал ничего незаконного, и не замышлял ничего против графа, так почему он выслал целый отряд, чтобы меня захватить?
— Ты убил его брата. И он обязательно тебя достанет. Не сейчас — так потом. Конечно, этот брат доставлял ему беспокойство, но это был его брат, и убив Карнака ты поставил графа в неудобное положение — унизил его, принизил его власть. Зная графа, я думаю, что он попытается соблюсти видимость справедливости — например — соберут свидетелей, опросят их, и он выдаст решение, что ты невиновен, но тут же тебя вызовет кто-нибудь из окружения графа, и ты будешь вынужден драться, пока не победишь или не проиграешь. Победишь — тебя вызовет ещё кто-то. И так до бесконечности, пока ты не умрёшь.
— А если я откажусь драться? — усмехнулся Андрей — ведь это же нечестно, всем понятно.
— Понятно, да. И что? Что это меняет? Формальности соблюдены. А если ты откажешься отвечать на вызов — тебя побьют палками до полусмерти и голым выгонят за пределы земли графа. Будут гнать кнутом, пока ты не упадёшь замертво, или не покинешь пределы графства. Как трусливого пса будут бить. Вот, примерно так. Честно говоря — шансов у тебя никаких — если ты вступишь в бой, возможно, я потеряю нескольких людей, да, но остальные задавят тебя массой, и всё равно доставят к графу, только ты будешь ещё побит и поранен. Я с тобой разговариваю только потому, что мне дорог каждый боец и я не хочу, чтобы кто-нибудь из них погиб — они прошли со мной через многие сражения, эти люди мне дороги. Но — если придётся — я выполню приказ — это моя работа. Бежать тоже не советую — у нас самые быстрые кони в графстве, и хорошие следопыты. Ну что — твою саблю? — наёмник протянул руку к Андрею и замер в ожидании.
— Дай мне немного времени для размышления, хорошо? Даю слово, что я никуда не убегу, можешь даже рядом сесть — я слезу с коня. Мне надо подумать — Андрей спешился, взял коня в повод и сел на большой придорожный камень, нагретый дневным солнцем — прежде чем солнце сдвинется на два пальца, я дам тебе ответ.
Наёмник кивнул, и тоже спешился, усевшись на траву немного поодаль и сорвав пожухлую травинку, стал ковыряться в зубах, беспечно озирая небо, лес, холмы и пролетающих птичек.
«Его спокойствию можно только позавидовать — усмехнулся про себя Андрей — а мне-то что делать? Если я обернусь в Зверя, то уйду от них, но пойдут слухи, которые могут повредит мне, и повредить Фёдору с Алёной — друзья оборотня, может сами оборотни? Интересно, как к такому факту как оборотень относятся исчадья! Если я нападу на солдат — их очень много и мне придётся всех убить — оставим в стороне моральный аспект — само собой, если я хочу жить, я должен их убить. Всех, до единого. Но тут ещё вопрос — а смогу ли? Колдовство? Которым я убил сатанистов…а может оно и не действует больше? Кикимору-то я им замочить не сумел, а что греха таить — я на него рассчитывал, на это колдовство, но оно не сработало. Это чудо, и патологическое везение, что я выжил. Я порассчитываю на колдовство, нападу на них, крикну — Умрите! — а они посмеются и подымут меня на копья — а копья у них соответствующие. Вон, какие здоровенные, и отрубят мне мою глупую башку, поняв, что я оборотень. Итак — что я имею дальше — еду с наёмниками, попадаю к неизвестному графу, он творит своё дурацкий суд…и дальше? А вот дальше можно будет посмотреть, как быть. Я смогу убить столько дуэльных противников, сколько ему и не снилось. Интересно, что он будет делать после двадцатого трупа? Вариант два — он не собирается предоставлять мне право драться на дуэли, а вульгарно повесит меня, вполне возможно. И в этом случае у меня есть возможность сбежать — лишь бы не попытался голову отрубить — вот тогда уже мне надо будет крошить их всех подряд — конечно, я пытаюсь быть святым, но отнюдь не мучеником! Итак — сдаюсь!»
— Капитан, я сдаюсь. Надеюсь вы обойдётесь со мной как с пленным, а не как с каким-нибудь преступником.
— Между нами говоря, я не в восторге от затеи графа — пожал плечами наёмник — я знаю, как всё было, видели это много народа — чего тебя судить? Проще было бы послать убийцу и грохнуть тебя из кустов арбалетной стрелой! Чего такие горы несуразностей воротить? Эти высокородные стараются из любой простейшей задачи сделать огромную проблему. Скучно, вероятно, вот и чудит.
— А ему сколько лет? — поинтересовался Андрей — молодой или старый?
— Да лет тридцать — и всё играет в солдатики. Деньги есть — вот и чудит. То балы закатит, то турнир устроит, то какие-то игры затеет. Всех девок в замке перепортил, того и гляди ему яду подсыплют — уже два пробовальщика еды померли в мучениях, отравились. Нам-то что — платит вовремя, и щедро, если бы не мы…. Ну ладно — заговорились мы что-то…давай саблю и кинжал, и поехали с нами — осёкся наёмник, видимо поняв, что наговорил лишнего — связывать тебя не буду, надеюсь на твоё слово. Даёшь слово, что не убежишь?
— Даю слово, что не убегу, пока мы едем в замок и предстану перед судом графа — усмехнулся монах.
— Вот и славно — верю, верю…только лошадь привяжем к кому-нибудь из наших, без обиды — доверяй, но…
Андрей отдал саблю и кинжал капитану наёмников, и снова влез на седло, наёмник тоже водрузился на свою лошадь и они поехали к ожидающему их отряду.
— Долго ехать до замка графа? — спросил Андрей.
— Завтра после обеда будем. Заночуем на постоялом дворе по дороге.
«Уж не в том ли, который я чуть не разгромил, и в котором положил чиновника со свитой?» — усмехнулся Андрей — «Это было бы забавно…»
Забавного в этом ничего не было, а была комната, с тяжёлой мощной дверью, без окна — по типу камеры, где стояла кровать и больше ничего — в той самой гостинице.
Покормили Андрея прилично — так же, как и всех наёмников — просто, но сытно. Капитан сказал по этому поводу, что пусть граф поступает как ему заблагорассудится, но он не тюремщик и такого же как он наёмника не будет морить голодом — лучше горло перережет. Перспектива перерезания горла Андрея не обрадовала, но оказалось, что наёмник так шутил — ну шутки такие, панимашь!
Капитан точно посчитал монаха каким-то наёмником, что-то вроде охранника фургона, оставившего его на дороге и уехавшего вперёд.
Похоже, что это было в порядке вещей у хозяев, так что не вызвало никаких вопросов у капитана, как видно — слегка сочувствующего попавшему в неприятности коллеге.
Перед ночёвкой наёмник попытался осторожно выяснить, кто такой Андрей и где бывал, но тот отвечал односложно, явно не желая давать о себе сведений, и капитан, почувствовав это, прекратил расспросы.
В общем-то дорога до замка графа не ознаменовалась ничем интересным, привлекающим внимание — кроме одного — не привыкший много ездить верхом Андрей в первый же день так набил задницу, что еле слез с коня. Хорошо, что он восстанавливался быстро — спасибо сути оборотня, иначе бы ходил враскоряку дня три, это точно.
Замок графа — огромное, отвратительное нагромождение глыб, ворот, и башенок не вызвал у Андрея никакого эстетического удовлетворения своим видом — только лишь возникло понимание, что граф в этом мире существо довольно богатое, и могущественное, а ещё — что если его засунут в какую-нибудь тёмную камеру года на три, то он сдохнет там не хуже чем любой крестьянин, осмелившийся перейти дорогу могущественному дворянину.
В замок графа они попали к полудню, когда в этом сером сооружении кипела жизнь — бегали конюшие, выводя лошадей на прогулку, лаяли собаки, облаивая конюших и лошадей, «лаяли» конюшие «облаивая» собак и лошадей, «лаяли» стражники, «облаивая» конюших, собак, лошадей и пробегавших слуг, мешавшихся под ногами.
Это броуновское движение показалось Андрею странным, и он с недоумением спросил у капитана:
— Это что, здесь всегда такая суета? Чего они все носятся, как угорелые?
Капитан рассмеялся, запрокинув голову, потом справился со смехом и пояснил:
— Нет, завтра день рождения супруги графа, графини Баданской, отмечает своё двадцатипятилетие, вот и готовятся, будет праздник, а заодно и суд — ну, типа как развлечение! Тут так мало развлечений — не представляешь себе, настоящее тихое болото, вот граф и старается развлекаться всем, чем угодно…а больше — развлечь свою жену, падкую на экзотические развлечения. Но только — тссс! — он приложил палец к губам — я тебе ничего не говорил! Если что — отопрусь!
Капитан подмигнул своему узнику и отъехал вперёд, распорядиться о размещении заключённого, и доложить графу о прибытии отряда. Андрея повели следом и минут двадцать он «загорал» у стены замка, рассматривая камни, из которых был сложен замок и размышляя — правда ли в раствор клали куриные яйца для крепости?
Эти мысли позабавили его, и он ухмыльнулся, чем вызвал недоумённые взгляды сторожей-наёмников, крупами лошадей прижавших его коня к стене и не дающих сделать ни шагу — по их мнению узники не должны так себя вести, в преддверии страшного графского суда.
Андрей и сам удивлялся своему поведению — вроде и ситуация сложная, но почему-то, как ребёнок, он не верил, что может вот так взять, и погибнуть, не выполнив своей миссии по искоренению Зла — Господь не допустит этого!
Ожидание скоро закончилось — народ зашумел и ещё быстрее забегал, появился хмурый капитан, который постукивал хлыстом по голенищу длинных кавалерийских сапог.
— Суд состоится сейчас. Велено тебя провести в южный двор, где ты предстанешь перед его сиятельством. Думай, что будешь говорить, веди себя учтиво — граф очень чувствителен к проявлениям невоспитанности и невежливости. Может в ярости приказать посадить тебя на кол — мне бы очень не хотелось смотреть на это действо. Всё понятно? Хорошо. Тогда пошли за мной. Двое идут сзади и контролируют — Вартан и Агус, сопровождайте!
Они прошли этим двором, потом ещё несколько калиток, крытый арочный переход и вот — открылся уютный круглый дворик, в дальнем конце которого располагалось что-то вроде садика, заросшего газоном и подстриженными кустиками, а на остальной части двора, вымощенной брусчаткой, не было ничего — кроме толпы зевак, наблюдавших за происходящим с жадным любопытством и нетерпеливо переговаривающихся, что создавало «гул толпы».
Андрей усмехнулся — он как-то прочитал, что в театре есть такое понятие «гул толпы», чтобы создать этакий угрожающий гул, якобы все переговариваются, чего-то замышляют и обсуждают, надо очень быстро и так это с нарастанием произносить, обращаясь друг к другу: «Чего говорить, когда не о чем говорить! Чего говорить, когда не о чем говорить! Чего говорить….» Вот нечто подобное тут и происходило.
Со стороны лужайки стояли несколько деревянных кресел, лакированных, богато инкрустированных костью и самоцветами, с золочёными узорами на подлокотниках и витых ножках, стоял низкий столик, уставленный напитками и фруктами, и пока что было пусто — эти кресла никто не занимал — ясно, что места были приготовлены для графа и его свиты.
Толпа перешёптывалась, глядя на конвой, окруживший Андрея, а время ожидания затягивалось — похоже граф решил показать, какой он важный и «помариновать» ожидавших. Впрочем — как подумалось Андрею — может ему и не надо было показывать свой важности, он и так был важен, в своей вотчине граф был царь и бог, творил суд и расправу и только император, по закону, мог отменить его решение — но император где-то там далеко, да ему и глубоко безразлично, что происходит в пределах Графства Баданского — ну, пока граф не начал заговор против престола. Всё это уже было в истории…
Наконец, открылась широкая двустворчатая дверь и появилась процессия — во главе граф с графиней, за ними толпа прихлебателей, прислуги и всевозможной челяди.
Андрею подумалось — вот куда идут деньги с таможни! А также — с крестьян…
Одна только цепь на шее графа, на которой висел какой-то медальон, вроде как графский знак или что-то подобное, стоила больше, чем доход нескольких деревень за год напряжённой работы. Два раба с боков несли опахала, которыми обмахивали важных господ — то, что это рабы, монах догадался по ошейникам на их шеях.
Граф был одет в белоснежный костюм — не такой пышный, как на картинках о земном средневековье, а вполне элегантный, напоминающий мундир капитана какого-нибудь круизного лайнера, его жена была в бирюзовом платье, не оставлявшем сомнения в том, что у неё имеются грудь, зад, ноги и…остальные соблазнительные части тела. Её довольно объёмистая, при небольших габаритах фигуры, грудь, чуть не вываливалась из лифа, еле прикрывающего соски. Наперсницы хозяйки были одеты соответствующим образом — только украшения на платьях были чуть победнее.
Спин этих дам Андрей не видел, но подозревал, что там всё также откровенно, как и спереди.
Хозяин замка — невысокий мужчина, с красными прожилками на носу (Андрей подумал — выпивает, не иначе!), худощавый и больше похожий на мелкого клерка, чем на могущественного властителя сотен квадратных километров земли, прошёл к креслам, усадил на то, что слева, графиню, на другое, с высокой спинкой, украшенной — видимо — графским гербом, сел сам и важно воззрился на Андрея, всем своим видом показывая, что он готов к справедливому и неподкупному суду, желая не мести, а справедливости…нет, вот так — Справедливости!
Это так и было написано на его узком, прыщавом лбу с морщинами, образовавшимися оттого, что он слишком много думал, как развлечь себя тусклыми серыми днями и скучными ночами.
Графиня оказалась миловидной молодой женщиной — если бы не антураж в виде замка, охранников, с саблями и мечами и всей окружающей действительности, её легко было принять за модельку лёгкого поведения, оказавшуюся где-то на вилле у состоятельного папика.
Она весело глядела на подсудимого, благодарная ему за то, что он вырвал её из скучного ничегонеделания и отвлёк от мыслей — чем заняться до завтрашнего празднества, если все развлечения уже приелись, а новые поступят лишь с завтрашним утром.
Графиня окинула Андрея с ног до головы, задержавшись взглядом на средней части его фигуры, облизнула губы и… подсудимому показалось, что его уже раздели и изнасиловали.
Граф тихо сказал что-то своему мажордому, и тот зычным голосом крикнул:
— Подведите к его сиятельству подсудимого!
Конвоир легко подтолкнул Андрея вперёд, шепнув:
— Остановись на расстоянии пяти шагов и не шевелись, а то подстрелят! — и указал на стены вокруг площадки, усыпанные стрелками с арбалетами и луками — они были готовы истыкать стрелами любого, кто может совершить, хоть и предположительно, акт агрессии против сиятельного господина.
Андрей медленно подошёл к креслам, встал, как ему было сказано, и замер, в ожидании дальнейших действий судей.
Граф опять сказал что-то мажордому, и тот стал громко зачитывать список прегрешений подсудимого, в которых его обвиняли, из которого Андрей узнал, что он напал на почтенного дворянина по имени Карнак и злодейски лишил его жизни.
Стиль изложения был таким витиеватым, архиичным, что Андрей скоро потерял нить повествования о своих жутких преступлениях и заскучал, результатом чего был его зевок, не очень умело скрытый приложенной ко рту рукой.
Граф прервал мажордома, досадливо бросив:
— Хватит нести эту чушь, даже обвиняемого вогнал в дремоту! А он должен убояться, а не спать на графском суде!
Затем граф грозно спросил:
— Ты признаёшь себя виновным, о негодный, в своих тяжких преступлениях?!
— Извините, ваше сиятельство, из всего перечня ужасающих деяний, уловил лишь, что я убил Карнака, остальное ускользнуло от моего внимания по причине витиеватости и сложности для понимания. Но я понял, насколько я ужасен и гадок. Если хотите — задавайте мне вопросы, я на них отвечу с полной искренностью — Андрей улыбнулся широкой, располагающей к себе улыбкой, обнажая безупречно белые, здоровые зубы, так, что графиня тоже не выдержала и улыбнулась ему в ответ.
Граф слегка растерялся и буркнул под нос:
— Сто раз говорил, чтобы излагали нормальным, человеческим языком! Ну на кой демон мне все эти ваши выверты — «коим», «коий», «вестимо» и «паки»?! Даже преступники над нами уже смеются! Ты смеёшься над нами, преступник? — неожиданно спросил граф, наклоняясь вперёд и глядя чёрными, слегка безумными глазами в лицо Андрею.
Монах подумал: «Опа-па! А граф-то слегка не в себе…этакий психопат — может башку снять, а может наградить, он непредсказуем, как женщина во время беременности, капризен и с сумасшедшинкой…впрочем — это обнадёживает»
— Как я могу, ваше сиятельство?! И в мыслях не было! Я сам согласился прийти на ваш суд, так как знаю вашу честность, справедливость и душевную щедрость! (Немножко лести не помешает — подумал Андрей)
— Точно? Без боя сдался? — поднял брови граф, и нашёл глазами капитана наёмников.
— Точно, ваше сиятельство, без боя! Сдал оружие, и приехал с нами. Попытки бежать не делал.
— Хммм…интересно. Ну ладно. Почему ты убил моего брата Карнака, негодяй! — сдвинув брови грозно спросил граф.
— Потому, что этого хотел сам убитый — невозмутимо ответил монах.
— Это как так? — неподдельно удивился граф — чего это, он тебя просил убить его, что ли?
— Да, ваше сиятельство! Он сказал, что будем биться на дуэли до смерти, я и счёл, что он хочет умереть! Ведь всякий, кто выходит против меня на дуэль, должен знать, что это чистое самоубийство! Всё равно как он бросается на свою саблю грудью. Вот и выходит, что Карнак сам себя убил.
Толпа зашумела, а граф захохотал, хлопая себя по ляжкам, и запрокидывая голову назад:
— Ну каков наглец! Ты только посмотри, дорогая, что он несёт!
Графиня улыбалась, и пристально рассматривала подсудимого, а потом вполголоса сказала графу — Андрей это слышал чётко, его острый слух оборотня позволял ему слышать звуки на гораздо большем расстоянии, чем обычным людям:
— Твой братец был настоящим козлом! Он даже в постели ничего не мог, слабосильный придурок! Этому парню награду надо дать, за то, что лишил нас такого источника беспокойства — вечные скандалы, вечные растраты — а платил-то ты! Одни упрёки, претензии, требования — надоел!
— Заткнись — сдавленно прошипел граф — он убил моего брата, а кто убивает моих родственников — мой враг! Он должен понести наказание! Эдак мы потеряем уважение при дворе, если каждый встречный будет убивать мою родню!
— Да твою родню надо перебить каждого первого! Только и думают, как забрать твой титул и залезть в мою постель!
— А то ты не пускаешь в свою постель! — граф презрительно скривился — тот же Карнак не вылезал из твоей спальни, пока не надоел! Тогда он тебе по душе был, а теперь вдруг плохим стал?!
— Мне скучно было, в этой дыре, а он рассказывал о том, что делается при дворе! А постель с ним, к демонам пошла бы — толку от его крючка было, как от вилки без зубьев — тыкать можно, а вот наткнуть — никак! — графиня ехидно захихикала, а граф покраснел и парировал:
— Не больно-то ты скучала! — То Карнак, то конюх, то наёмник — я что, не знаю? Мне всё доложили! Вот теперь на этого вояку пялишься — что, самца увидала? Этих тебе не хватает, да?
— Ну тебе же не хватает меня — то модистка, все мои фрейлины, то кухарка — ну на эту, на эту-то как ты позарился? С её сиськами — она же тебя одной придавит, ты задохнёшься, не выберешься! Ну как ты после меня такую корову смог?! Так что давай прекратим эти разговоры — суди вон давай, хотя и так ясно — Карнак, как обычно, решил позабавиться и нашинковать обычного вояку, а тот оказался сильнее его и перерезал идиоту глотку. Спорить будешь? Ну не такой же ты дурак, чтобы спорить…лучше устрой что-нибудь весёлое на мой день рождения — вон он, утверждает, что может победить любого на дуэли — так дай ему такую возможность! Завтра съедутся на праздник все наши приглашённые — барон Акуров, граф Накайло, барон Уркатов, ну и остальные — давай так сделаем…. - графиня зашептала графу на ухо, он просветлел лицом, покивал, потом отстранился и сел прямо на кресло:
— Итак, выслушав доводы подсудимого, взвесив всё, я решил, своею волею: предоставить подсудимому возможность доказать, что он действительно опасный дуэлянт, честно бился, а не убил Карнака каким-нибудь подлым приёмом. Для этого, завтра, в день рождения пмоей супруги, будут устроены показательные бои между подсудимым…
— Как его имя? — граф наклонился к мажордому, и то пожал плечами:
— Не знаю, ваше сиятельство!
— Вот вы идиоты! СУдим, и не знаем кого! Тебя как звать, солдат?
— Андрей меня звать, ваше сиятельство.
— Между подсудимым Андреем и теми, кого мы дадим ему в противники! Так, дорогая? — граф наклонился к своей супруге и она удостоила его благосклонным кивком:
— Спасибо, дорогой…только надо бы добавить — что будет, если он проиграет, и что будет, если он выиграет — так будет правильно.
Граф кивнул головой, и продолжил:
— Если подсудимый выиграет все три поединка — он признаётся невиновным и получает сто золотых за понесённое неудобство, если проигрывает — он будет заключён в кандалы и продан в рабство, где будет искупать свою вину, если останется жив! — граф тихо добавил — но только не у тебя в постели искупать, моя дорогая!
— Это уж как получится, дорогой — графиня хлопнула себя по ноге сложенным веером и слегка улыбнулась — ты-то спишь с молодыми рабынями, а мне отказываешь? Да мой род древнее твоего и в наших жилах течёт королевская кровь! Ты мне ещё будешь указывать, что мне делать, а что нет! Если бы не мой папа!….
— Папа, папа…достала ты со своим папой! — граф вышел из себя и уже почти кричал в голос — я и без твоего папы соображаю неплохо! Очень даже неплохо!
— Если бы неплохо, мы бы не сидели в этой дыре, а были бы сейчас при дворе! — графиня тоже не на шутку разошлась, Андрей опасался, что от натуги сейчас лопнет её лиф и твёрдые полушария ударят прямо в голову графа и зашибут его до смерти — когда папа тебе советовал, а ты слушал его советы — мы жили в столице, ходили на балы при дворе, а ты решил, что умнее, и вот результат! Самое лучше развлечение — посмотреть, как наёмники режут друг друга! Спасибо тебе за ум!
Графиня повернулась и рассерженная пошла в дом — Андрей чуть не ахнул — вырез на её спине был таков, что превзошёл его самые смелые ожидания — половинка голой задницы хозяйки замка указывала на то, что о трусах здесь и не слыхивали.
Монах мысленно пожал плечами — а что ожидал? Чем ближе к столице, тем больше разврата — верхушка власти всегда была заражена вирусом распутства, подхватываемым от своих начальников.
Говорили, что Булгаков в романе «Мастер и Маргарита» описывал реальные балы Сатаны — это были приёмы у наркома просвещения Луначарского, на которых дамы ходили абсолютно голыми, со всеми вытекающими последствиями…и втекающими.
Граф пожал плечами, и почти скороговоркой сказал:
— Устройте его куда-нибудь, обеспечьте питание, да заприте, чтобы не убежал.
— В темницу, ваше сиятельство? — мажордом преданно изогнулся в поклоне и замер, ожидая ответа.
— Идиот! В комнату поселите, покормите нормально, и никого к нему не пускайте! — он покосился на спину уходящей графини и ещё раз громче повторил — никого! И вот ещё что — дайте ему какую-нибудь приличную одежду, вместо этих обносков — всё-таки праздник завтра. Впрочем — какая разница, в чём он в рабство пойдёт. Пусть как есть остаётся… — граф махнул рукой и тоже ушёл в замок.
Мажордом крикнул:
— Суд завершён, можно расходиться! — и бросил конвоирам Андрея — ведите его за мной, сейчас комнату покажу. Поставите там охрану.
Комната Андрея ничем выразительным не отличалась — только тем, что запиралась снаружи, а не изнутри, этакая комфортабельная камера.
Впрочем — комфорт тут был относительным — если считать за комфорт кровать и горшок под ней — то да, просто отель Хилтон. В углу стояла табуретка, на которую и водрузили еду для Андрея — куски мяса, кувшин с пивом, лепёшки и фрукты.
Он поел — без аппетита, но осознанием того, что есть надо, поддержать силы — завтра они пригодятся.
Вообще-то он не особо опасался проигрыша — при его-то способностях — но оставлял шанс на то, что могут случиться непредвиденные обстоятельства.
Больше не забивая себе голову завтрашними боями, Андрей растянулся на кровати, с наслаждением сбросив сапоги, и закинув руки за голову стал размышлять: «Сегодняшний суд, можно сказать прошёл нормально — фарс, а не суд, конечно, но что-то подобное я и ожидал. Кстати — если бы не графиня. Всё могло бы быть хуже. Однако она меня беспокоит…как бы гадости какой не сделала. Вот чувствую — она баба непростая, этого лоха-муженька держит на коротком поводке. А каковы у них нравы — я просто обалдеваю с них — сидят и обсуждают своих любовников и любовниц! Впрочем — чего это я удивляюсь? А что, при дворе земных королей нравы были другими? Писали, что супруги стеснялись сказать кому-либо, что сохраняют верность друг другу — с ними бы перестали здороваться и приглашать в приличное общество! Положено было иметь любовника или любовницу, начиная с короля и заканчивая самым захудалым дворянином. Одно радует — они тут хоть моются — не воняют, как французские дамы и кавалеры, вшивевшие, как солдаты в окопе!»
Его мысли прервали голоса в коридоре — разгневанный женский голос угрожал всех выгнать, уничтожить, мужские голоса отвечали виновато-твёрдо, и Андрей понял, что стража чётко выполняет распоряжение графа никого к нему не пускать, а это графиня желала попробовать комиссарского тела, и очень возмущалась, что ей это не удавалось.
Андрей усмехнулся — баба очень даже сексуальная…только вот как-то…хммм…брезгливо, что ли…она перепробовала всех конюхов и псарей, всех дуэлянтов и музыкантов, и после них бултыхаться в этом коктейле? Небось заразная какая-нибудь, они тут о предохранении имеют только поверхностное понятие — пьют какие-то травы, ходят к лекарям (тут он подозревал, что без магии не обходится), а чтобы изобрести что-то вроде презерватива, ограничивающего прямые контакты — до этого не додумались. Впрочем — может что-то и было подобное — ведь описывались подобия презервативов в древнем Египте, сделанные из тонкой кожи — их потом стирали и развешивали для просушки, но о чём-то подобном здесь Андрей не знал. Хотя — он особо и не интересовался этим.
Тут же себя поймал на мысли — что с ним происходит? Во время монашества он запрещал себе думать о подобных вещах, а здесь…ему припомнилась кикимора, при виде которой он точно испытал возбуждение, да такое мощное, что даже растерялся и застыл на долю секунды — что чуть не стоило ему жизни. Если бы не его перетренированные рефлексы…
И ещё одно сильно его беспокоило — он наслаждался тем, что убивает. Если наёмным убийцей он просто делал свою работу — бах! — нет объекта. Ни эмоций, ни сожалений, ни радости, ни удовольствия — ничего. Здесь же, когда он стал оборотнем, он при уничтожении чиновника и его подручных испытал чувство сродни оргазму, испытал наслаждение от убийства.
Он отбрасывал эти мысли от себя — то, что он испытывал, было гадко, противно, нехорошо, но из песни слова не выкинешь — ему нравилось убивать! Ну да, он наказывал плохих, да, он вроде как меч Божий, но испытывать во время казни преступников наслаждение, возбуждение, радость?!
Грустно усмехнувшись, монах решил, что ему бы очень подошла работа палача — ведь так приятно совмещать полезное и приятное.
Ругань в коридоре достигла своего апогея — кто-то вскрикнул, а дама стала яростно ругаться такими матерными ругательствами, что у Андрея поднялись брови — даже он, прошедший армию и войну узнал пару новых оборотов.
В дверь что-то грохнуло, она распахнулась и в комнату ворвалась разъярённая графиня, с обнажённой грудью, из которой вывалились полушария вполне так аппетитной груди четвёртого размера — как ни странно, не отвисшие из-за своей тяжести до пупка, а торчащие бодро, вызывающе, как пушки береговой артиллерии.
— Суки! Уроды! Я вас всех повыгоняю! Твари! Я вам….поотрезаю! Я вас…..! Вы у меня…..! Дерьмоеды!
Она яростно взглянула на лежащего Андрея:
— Ты представляешь, какие уроды?! Этот придурок, мой муж, запретил мне входить в эту комнату! Сам, сучонок, таскается по всем кухаркам, грязным волосатым тёткам, а мне запрещает хоть иногда пообщаться с новым человеком! (Пообщаться? — подумал Андрей — вот как у неё это называется — пообщаться? А я хочу с ней пообщаться? Хммм…я ведь уже, вроде, и не монах…и чёрт с ними, с конюхами, а?)
Графиня присела на кровать рядом с подвинувшимся к стене Андреем, медленно провела пальцем по его бедру, и сказала:
— А ты интересный мужчина. расскажи мне, как ты перерезал глотку этому Карнаку? Он там визжал, или нет? Кровь сильно брызнула? Ты ему отрубил голову? Расскажи! Это меня возбуждает…
То, что произошло в дальнейшем. Андрей, кроме как изнасилованием назвать не мог — впрочем, он и не сильно сопротивлялся — как говорится — расслабься, и получи удовольствие.
Графиня вопила как сумасшедшая, наверное её было слышно во всём крыле огромного замка.
Уходя, натягивая платье — которое точно одевалось на голое тело, она сказала:
— Честное слово, я никогда не испытывала такого удовольствия, ни с кем! Ты такой горячий! Такой сильный! После тебя, наверное, я ни с кем уже не смогу получить такого наслаждения. Так бы приковала тебя к себе, и не отпустила бы никуда!
Она ещё раз внимательно осмотрела обнажённого Андрея, лежащего на кровати, и добавила:
— Хорош! Хорош, самец! Узнаю, что мои фрейлины к тебе таскаются — я тебя отравлю! Ты только мой, запомни это!
Она вышла из комнаты, захлопнув за собой дверь, и оборотень услышал, как она снова материт сторожей у двери, кроя их последними словами за их глупость, подлость, тупость и вообще все прегрешения на свете.
Андрей лежал на постели, расслабленный — разрядка после долгого, очень долго воздержания была такой бурной, что он чуть не раздавил женщину в своих объятьях, забыв о своей силе — скорее всего, на ней остались следы его рук.
То, что она была так потрясена его сексуальными способностями — его не удивило — во-первых он, в сравнении с обычным человеком, был практически неутомим, не задыхался от бурных телодвижений, а во-вторых, и главное — он уже давно заметил, что температура его тела была выше, чем у людей — по его прикидкам она составляла тридцать восемь — тридцать девять градусов, а может и выше, понятное дело, что женщина это сразу ощутила…
Повышенная температура объяснялась просто — повышенная сила, скорость, регенерация, требовали ускорения обмена веществ — потому он так часто и так помногу ел, вызывая удивлённые взгляды своих спутников, потому ему необходимо так часто охотиться по ночам — свежее сырое мясо — источник энергии, источник восполнения его ресурсов, без этого он будет худеть, и похоже — как он думал — даже впасть в спячку.
Так что — подумалось ему — теперь у него может быть новая работа — альфонс. Дамы будут в восторге. Очередь выстроится….
От этих мыслей ему стало смешно, а потом он снова загрустил — всё дальше и дальше он уходил от того Андрея, который попал сюда из земного мира, куда девались его принципы, посыпались взятые на себя обеты, похоже — он всё больше и больше превращался в Зверя…
Оборотень встал с постели, взял рубаху и обтёрся, убирая следы пота графини, залившей его с ног до головы. Помыться было негде и он с неудовольствием бросил смятую рубаху к стене — завтра придётся выходить на люди в чём есть, мятым и в пятнах. Так-то ему было на это наплевать, но червячок тщеславия, который он с удивлением обнаружил в себе, точил его изнутри и требовал, чтобы во время дуэлей монах выглядел эдаким щёголем.
Андрей поправил скомканную, влажную от любовного пота постель и поморщившись, не одеваясь, снова на неё улёгся. Делать всё равно было нечего, так что оставалось только спать, что он и сделал, заставив себя успокоиться с помощью специальных упражнений.
Дверь распахнулась, и вошедший капитан наёмников, поморщив нос, весело сказал:
— Ага! Всё-таки она тебя трахнула! Ну и баба — не пропустит новеньких, а хороша, правда? Я тоже с ней был…после неё, других воспринимаешь, как деревянных кукол. А что, умеет, этого у неё не отнимешь! Пошли со мной — сейчас вымоешься, да одежду чистую наденешь — хозяева намерены превратить представление во что-то незабываемое, так что хотят, чтобы ты выглядел прилично. Я тебе дам свою одежду — мы одного роста и сложения, так что тебе подойдёт, а я с них сдеру за неё втройне — скажу — по заказу шили, пусть раскошеливаются! — наёмник хохотнул добавил — ты не одевайся совсем, брось барахло тут, только штаны натяни и всё. Ну и свой кошель прихвати — а то прислуга сопрёт. Кстати — завещай мне свой кошель — я гляжу, он толстый — ты всё равно не переживёшь три дуэли подряд. А мы на твои деньги славно погуляем, помянем тебя добрым словом. Не хочешь завещать? Ну и зря! — наёмник хохотнул и пошёл вперёд, показывая Андрею дорогу.
Скоро они оказались в помещении, обшитом деревом, с деревянными полами и скамьями вдоль стен и посреди комнаты. В нескольких печах были вделаны котлы, которые испускали горячий пар, а рядом стояли другие котлы, на подставках, видимо с холодной водой. Везде были расставлены деревянные шайки и лежали ковшики.
— Вот, наша моечная — давай, приводи себя в порядок! Мыло вот тут, в горшке — черпай, мылься, после графини тебе небось отмываться полчаса! — наёмник снова хохотнул и закрыл за собой дверь.
Андрей стал раздеваться, оглядываясь по сторонам — в маленькие окошки, забранные мутным стеклом, светило солнце, в бане пахло листьями, разогретым деревом и перегретыми камнями…если закрыть глаза, забыть про огромные размеры моечной — она была длиной метров тридцать, как общественная баня — то можно было представить, что находишься в какой-то обычной деревенской бане, где-нибудь в смоленской области.
Оставив штаны на скамейке у двери, Андрей вымыл горячей водой шайку — как и все современные люди, он испытывал брезгливое отношение к общественным баням — налил туда горячей и холодной воды, смешал, и стал с наслаждением смывать с себя пот и грязь этих дней…
Через двадцать минут заглянул капитан и спросил:
— Ну что, ты готов? — он окинул Андрей взглядом и сказал — мда…теперь я вижу, почему ты смог положить Карнака…хех! — и почему графиня ходит такая счастливая, что хочется дать ей чего-нибудь кисленького, чтобы стереть улыбку удовольствия! Граф злой, как собака — видать доложили, как она с тобой кувыркалась. А ты бы видел рожи моих ребят — она ободрала их в полосочку! Вот тоже — есть приказ графа не пускать, да, но не будут же они драться с графиней? Завтра сам граф скажет, что его супругу обидели — и полетят головы! Пусть между собой сами разбираются. Давай вытирайся — держи полотенце — вот штаны, рубаха, сапоги — размер подходит? Ага, подходит — капитан приложил новые сапоги подошвой к старым сапогам Андрея — сейчас позавтракаешь, чтобы силы были, и вперёд. Графиня там тебе вкусненького прислала — видать хорошо старался, раз так отмечает! — наёмник подмигнул и вышел из бани, оставив узника приводить себя в порядок и одеваться.
Тёмно-синяя свободная рубаха, такие же брюки с скромной строчкой по швам, мягкие кожаные сапоги пришлись впору. Тут же нашёлся шнурок, которым Андрей подвязал свои сильно отросшие волосы и сделал из них воинский хвост, подумав, что их уже пора обрезать, а то придётся заплетать в косу, как китайцу. Чистое тело с удовольствием восприняло новую одежду, тонкая ткань которого ласкала тело и совершенно не мешала движениям.
Андрей сделал несколько энергичных движений, проверяя, как сидит одежда, и остался ею доволен.
Толкнув дверь, он вышел наружу и увидел капитана наёмников, весело обсуждающего что-то со своими людьми — их было человек пять-шесть, и все в полном вооружении — впрочем — как обычно.
— Хорош, да! — подмигнул капитан — просто принц. Пошли, позавтракаешь. Есть будешь у себя в комнате, пока велено тебя никуда не выпускать — ты будешь гвоздь программы. Идём!
Капитан зашагал вперёд, за ним Андрей, а ещё сзади — охранники.
— Расскажу тебе по секрету, чтобы ты готовился — противников у тебя будет три — один от барона Альдемира, один от…впрочем — какая тебе разница, от кого? Все противники сильные, умелые, телохранители с большим стажем, последний вообще победитель трёх турниров по бою на саблях и мечах — этот самый опасный. Надеюсь, что вы будете драться тупым оружием — впрочем, это не исключает травм и гибели, учти. Быстренько завтракай, и будь готов, что тебя вызовут.
В комнате, где ночевал Андрей, пахло женщиной (то-то наёмник так заводил жалом, когда пришёл утром — подумал Андрей), затхлостью давно не жилой комнаты, а также чем-то сдобным, вкусным — на подносе лежали маленькие пирожки, в мисках тушёное мясо, овощи, лежали лепёшки и стояли два кувшина — по запаху — вино и какой-то сок, или разведённое водой варенье.
— Я тебе не советую пить вина — предупредил наёмник — разомлеешь, расслабишься, тут тебе и конец. Давай, забрасывай жратву в желудок, скоро начнётся!
Андрей сел на кровать и начал поглощать всё приготовленное, запивая соком из кувшина — довольно приятным на вкус, кисло-горьковатым, как разведённый сок грейпфрута. Предстоящие поединки его волновали мало — будь что будет, война план покажет. Сейчас главное было заправить свой организм горючим — он быстро его тратит, так что восстановление сил перед боями было очень важно….
Глава 12
Ожидание затянулось на часы, и Андрей стал подумывать о том, не пора ли ему ещё и пообедать, вдогонку к завтраку — он осмотрел поднос, доел последние пирожки, выскреб холодное мясо, заглянул в кувшин с соком — его уже не было и он отхлебнул вина — оно было лёгким, сухим, довольно приятным на вкус, правда немного горьковатым.
Выпив со стакан он остановился — действительно, с вина могло потянуть в сон, он давно не пил, потому организм, отвыкший пития мог отреагировать не вполне адекватно, тем более — как реагирует на алкоголь организм оборотня — было неизвестно.
Андрей снова прилёг на кровать, скрестив руки на груди, и уставился в потолок, впав в состояние, близкое к трансу — так легче переносить ожидание — особенно когда лежишь в засаде сутками…
Дверь распахнулась, и на пороге появился серьёзный, нахмуренный капитан наёмников:
— Ну что, Андрей, твой выход! Желаю тебе удачи…и остаться живым и здоровым. Хотя сомневаюсь, что так будет. Вино пил?
— Да так…слегка.
— Зря. Очень зря. Ну что же — всяк выбирает свою судьбу — непонятно сказал капитан, а сердце монаха защемило от какого-то неприятного предчувствия.
— Пойдём за мной! — капитан повернулся через плечо и зашагал по длинному полутёмному коридору замка, местами освещённому из маленьких окошечек-прорезей наверху, у потолка. О штукатурке стен тут никто особо не заботился, так что их просто побелили по камню, и эта побелка местами стёрлась, содранная плечами многих сотен и тысяч проходящих по коридору.
Через минут пять быстрой ходьбы, они вышли в тот же дворик, где и проходил суд. Впрочем — дворик — это палисадник у деревенской избушки, а тут был Двор, на котором уместились столы с сотнями людей.
Эти столы подразделялись по сословному признаку, само собой — всё сооружение выстроилось буквой П, где короткая перекладина была столом для графа, прибывших именитых гостей и их родственников, а уже к ножкам буквы П социальный статус падал и падал, снижаясь до псарей и конюхов.
Между столами было свободное место — шириной метров десять с небольшим, по которому бегали поварята, приносившие перемены блюд, и это место должно было стать местом поединка.
Андрей, пока шёл, осмотривался — каменные плиты, довольно скользкие, и ещё посыпанные песком — на нём будет скользить нога. Хорошо, что наёмник отдал ему сапоги с мягкой подошвой, что-то вроде мокасин, как знал, где будет проходить бой.
Впрочем — а почему и не знал? Скорее всего он и занимался организацией боёв, как начальник стражи замка.
«Странно…» — подумалось монаху — «Почему начальник стражи, и большинство солдат тут наёмные? И вообще — каков статус наёмничества в этом мире? Надо будет расспросить капитана поподробнее — после того, как всё закончится. И ещё — я так и не спросил его имя, а он его сам не сказал…как к нему обращаться — капитан? Да зачем это мне…сделаю дело и свалю отсюда. Если дадут уйти…вспомнить только, как он уходил из Круга — тоже было много обещаний, рукоплесканий — и чем это закончилось. Хорошо ещё, что на торжестве нет исчадий — видимо они не особенно приветствуются знатью. Что это — снобизм людей с дворянским происхождением, или какие-то другие мотивы? Тоже стоило бы расспросить…это может помочь мне выжить и сделать дело в этом мире. Какое дело? Искоренение Зла. Ага, только вот искореняя его я почему-то превношу в мир Зла больше, чем уничтожаю…как-то странно всё это получается.»
— Сегодня состояться три боя, между подсудимым Андреем, и поединщиками, которых любезно предоставили гости его сиятельства графа Баданского! Объявляются условия: бой будет продолжаться до тех пор, пока оба его участника могут стоять на ногах или же пока его сиятельство граф Баданский не остановит бой! Бой может вестись тупым оружием, или боевым оружием. Тупое оружие предполагает, что смертельный исход мало вероятен, боевым оружием бой ведётся до смерти одного из противников! Выбор — тупое оружие, или боевое, за поединщиком! Подсудимый права выбора не имеет!
«Вот такая у нас дерьмократия!» — подумал про себя Андрей и усмехнулся, оглядываясь по сторонам — «Выбирай только пулю или петлю, ну а остальное выберут за тебя. Чего-то в сон клонит — засиделся я там…или погода такая?»
Андрей поднял голову и посмотрел на небо — солнце закрыло небольшое пышное облачко, но горизонт был чист, дождя не предвиделось, лёгкий ветерок, каким-то чудом забредший во двор замка слегка колебал ленточки на дамах и флаги на стене замка, а пёстрый народ, собравшийся вокруг, алкал зрелищ и крови…
— Поединщик выбрал тупое оружие! — объявил герольд — очередь за подсудимым!
Весь выбор состоял в том, что капитан наёмников сунул в руки Андрею саблю и кинжал, шепнув, что дал ему свои, тренировочные, по длине и балансу как раз ему подходящие.
Андрей попробовал клинки на руке — да, вполне недурные. Их концы были закруглёнными, а режущая кромка совершенно тупой — ну да, зачем губить кого-то из противников — подсудимого — будет потерян хороший раб, на которого положила глаз сама графиня, поединщика — гость может потерять своего телохранителя, если не насовсем, то на время — кому это надо?
Андрей оглянулся на стол хозяев замка — графиня весело улыбалась — сегодня она была в белом платье, сквозь которое просвечивали тёмные соски, граф в золотисто-кремовом костюме, а его гости — графы и бароны с жёнами — отличались разнообразием фасонов и расцветок, главной чертой которых был эпатаж, роскошь, желание пустить пыль в глаза.
Больше всего Андрея поразила толстая дама, весь наряд которой составляли какие-то ленточки и рюшечки, как будто уличная проститутка напялила на себя свой рабочий наряд.
«И это элита империи?!» — с возмущением подумал монах — «Далеко же они уйдут с такой элитой! Сборище сладострастных извращенцев, а не элита! Обнаглевшие от своей безнаказанности и своего богатства твари! Ох, как всё знакомо…»
На середину площадки вышел высокий, худощавый мужчина лет тридцати, одетый, как и Андрей, в свободную неяркую одежду, не сковывающую движений, в таких же, как у монаха сапожках и практически с таким же оружием — длинная, слегка изогнутая саблю, по типу земных казацких. Его кинжал напоминал длинный тесак, на котором с тыльной стороны имелись длинные прорези — похоже, он мог работать как мечелом, то есть захватывать клинок противника, удерживать его, а при хорошем стечении обстоятельств и слабой стали — ломать.
При взгляде на этом мечелом, Андрею подумалось, что у них должны быть клинки и типа шпаги — ну как он может им сломать саблю? Фактически это был короткий меч, типа скифского акинака.
Кинжал Андрея был обычным, без изысков, длиной тридцать пять — сорок сантиметров.
Противник улыбнулся Андрею и пожал плечами — мол, работа такая! Затем он скрестил клинки и слегка поклонился.
Андрей сделал то же самое, неожиданно почувствовав прилив дурноты при поклоне и с оторопью подумав — «Это ещё что такое? Отравился чем-то, что ли? Что со мной?» — и с ужасом понял — вино! Это вино! Какого чёрта он не понимал намёки капитана! Они намешали в вино какой-то гадости, чтобы он проиграл! Вот откуда его слова, чтобы Андрей не пил вина…и поведение графини ему давало намёк — она же сказала, что если что — отравит! То есть — она желает получить сексуальную игрушку, а для того надо, чтобы он проиграл хоть один бой, и оружие тупое именно поэтому — а чего имущество портить?
Андрей оглянулся на стоящего в стороне капитана — тот пожал плечами — я-то, мол, причём?…и бой начался.
Противник нанёс несколько красивых ударов, которые Андрей, борясь с дурнотой и туманом в глазах, легко отразил, а потом попытался покончить с подсудимым в первые же секунды, обрушив на него сверкающий шквал ударов снизу, сверху, секущих, обманных — Андрей отразил их и перешёл в атаку, боясь, что отрава полностью овладеет его рассудком.
Конечно, в конце концов организм с ней справится, но бой-то он проиграет!
Усилив скорость насколько мог, Андрей подсёк ноги бойца ударом по коленям, а когда тот начал падать, рубанул ему по шее так, что тот выключился на долгое время — но без перелома шейных позвонков. Этот человек ничего ему не сделал — зачем лишняя кровь?
Отдых Андрея после первого боя не затянулся — после того, как граф объявил победителем подсудимого, тут же герольд объявил следующего участника — поединщика графа Накайло.
Это был невысокий, почти квадратный мужчина лет сорока, с длинными, как у орангутанга руками, в которых тот держал по сабле — тоже тупых, но длинных и тяжёлых. Как видно — правилами дуэли здешних мест разрешалось вместо кинжала использовать вторую саблю.
Андрей не умел работать сразу с двумя саблями — Фёдор учил его биться с кинжалом в левой руке, так что если бы даже ему и дали вторую саблю — толку от неё было бы для него немного.
Этот противник отличался от предыдущего — он вёл себя презрительно, его лысый череп, покрытый множеством шрамов, говорил, что его хозяин предпочитает лезть напролом, невзирая на последствия, а его обнажённые, длинные, покрытые узловатыми мышцами руки давали понять о его огромной силе.
Выйдя на площадку он сплюнул в ноги Андрею, давай понять, что он его презирает, и затем лысый демонстративно провёл саблей у себя по шее, показывая, что монаху сейчас придёт конец.
«Ну что же…ты сам напросился» — подумал охваченный дурнотой Андрей — «Этого надо валить наповал — бычара ещё тот! Не знаю — допускаются ли у них на дуэли удары ногами…впрочем — лучше не рисковать. Ох, чёрт…в глазах мутится… Эдак вот и попадают в рабство! Хрен вам! Не дождётесь!»
Усилием воли Андрей сбросил туман, охвативший мозг, и встретил коротышку как надо — приняв на кинжал одну саблю, круговым движением саблей отбив другую, он воткнул тупой конец клинка в горло противнику так, что у того изо рта хлынула кровь.
Полторы секунды — бой закончился, почти что и не начавшись. Обоеручный боец упал лицом вниз, и задёргался в луже крови.
Гости и хозяева замка затихли, а Андрей, покачиваясь от желания упасть и забыться во сне, потащился к краю стола, чертя саблей по каменным плитам, отчего в воздухе плыл скрежещущий звук, будто кто-то водил ножом по стеклу.
Капитан с удивлением и даже страхом посмотрел на своего подопечного и медленно сказал:
— Ну ты и силён…это же Армакон, он убил на дуэли людей столько, сколько нет на пальцах рук и ног вместе взятых! Граф Накайло будет очень, очень недоволен! Похоже, что ты нажил ещё одного врага…да и наш граф, как вижу, не особо счастлив — его отношения с Накайало тоже испортятся. Утешить Накайло может только твоя смерть — вот теперь держись.
— Капитан, ты сволочь! — хрипло сказал Андрей — почему не сказал про вино, про то, что там какая-то гадость?
— А я говорил — развёл руками капитан — я тебе столько раз говорил! — хотя и не должен был! Я виноват, что ли, что ты не слушал? В дворянских семействах нужен глаз да глаз, или нож воткнут в спину, или отравят…особенно, когда на тебя положила глаз графиня.
— Это что, её работа?
— Ну а кого же? Ей хочется получить игрушку в постель, нормальное желание, вот она и подсыпала тебе снотворного зелья. Сколько — не знаю, и чего подсыпала — тоже не знаю. По идее ты уже давно должен спать, как убитый…непонятно почему ты стоишь на ногах! Может откажешься от боя? Этим ты признаешь, что проиграл, зато получишь жизнь. Если ты сейчас выйдешь биться, я ставлю медяк против сабли, что бой будет на боевом оружие и тебя будут убивать! Подожди, сейчас они какую-то гадость придумают, или я не разбираюсь в этих интригах!
— Победителем признан подсудимый Андрей! Следующий поединок состоится на боевом оружии! По решению его сиятельства графа, противниками подсудимого будут трое — господин Аруна, господин Бакар и господин Сиган!
— Чего же он, сучонок, делает? — прошипел под нос Андрей, клюя носом от сонной одури — было обещано три поединщика на три боя!
— Ну это же граф…я же тебе сказал, что сейчас будет какая-то гадость. эти люди — призёры фехтовального турнира прошлого года. Все три. Извини, брат Андрей, я думал всё закончится гораздо лучше. Не надо было тебе убивать Армакона…похоже граф в бешенстве. Как и графиня — они того и гляди подерутся, прямо на людях. Вот ты ей в душу-то запал…или ещё куда… Кошелёчек не завещаешь?
— С трупа снимешь. А если обнаружу что с сонного снял — проснусь — башку отрежу! — Андрей и капитан усмехнулись, обменявшись солдатским юмором, наёмник передал ему два клинка — видимо, тоже своих, и Андрей, слегка пошатываясь пошёл к центру площадки. Её уже очистили и от крови, и от слуг, пробегающих с грязными тарелками, ничего не мешало совершиться убийству, во славу сильных мира сего.
Все вокруг затихли, понимая, что происходит что-то неладное, не то, что должно было быть, и с жадным любопытством смотрели на смертельный спектакль.
Андрея уже ждали — трое бойцов, жилистых, уверенных в себе, спокойно и с лёгким сожалением глядящих на свою жертву. Они, видимо, уже договорились как будут действовать, так как сразу же разошлись по разным сторонам площадки, как бы заключив Андрея в треугольник.
Он сосредоточился и попытался настроиться на бой — мир мигал, как в испорченном телевизоре, глаза застилал туман и ему ужасно хотелось помочиться — выпитое просилось наружу, а кроме того, это организм пытался выбросить из себя эту пакость, принятую с вином.
Ему хотелось крикнуть — погодите, дайте хоть в нужник-то сходить, подлецы!
От мысли о том, как он кричит и требует отпустить его в туалет, губы его непроизвольно растянулись в улыбку, от которой зашелестели шепотки в наблюдающей за боем толпе зрителей, а его противники восприняли это как вызов и бросились на него все одновременно, решив убить сразу и без всяких там великих показательных выступлений.
Андрей максимально ускорился, так, что подбегающие к нему бойцы, казалось, бегут под водой, медленно-медленно преодолевая толщу километровой высоты, вот они заносят мечи для удара, медленно ведут их к нему…в вдруг — щёлк! — сознание на долю секунды выключается, одурманенное снотворным, и меч уже движется к его горлу, едва не касаясь шеи — чуть-чуть, и голова слетела бы с плеч, как гнилой арбуз, выброшенный из грузовика на бахче.
Андрей делает немыслимый выгиб, уходя из-под удара, меч проносится над ним, а он почти встаёт на мостик, но прежде чем коснуться плит двора, успевает рубануть нападавшего чуть ниже колена и начисто смахивает ему левую ногу!
Противник ещё не успел упасть наземь, когда два оставшихся бойца со звоном ударяют остриями клинком туда, где Андрей лежал секунду назад — он перекатывается, вскакивает прыжком, и уклонившись от укола, всаживает свой кинжал в бок второму бойцу.
Отскочив, вырвал кинжал из печени противника, и отбив удар третьего, направленный ему в глаз по верхней траектории, ударом сверху буквально распластывает его, разрубая от ключицы до пояса, как когда-то Евпатий Коловрат разрубал воинов Батыя.
Первый, с отрубленной ногой, медленно падал, всё ещё не коснувшись земли, когда Андрей яростно рубанул его в бок, прорубил до позвоночника ударом с потягом, и обратным движением зарубил второго, зажавшего рану на боку, фонтанирующую кровью, как сорванный кран смесителя горячей водой.
Бой закончен.
Тело Андрея перешло в нормальное состояние, и в его уши ударил яростный шум — орали все — охранники, солдаты, гости, потом началась драка, в которой было непонятно — кто кого бьёт.
Потом уже Андрей узнал, что на бои делались ставки — что, впрочем, не удивительно ни для какого из миров.
Те, кто решился поставить на него, на то, что он выиграет бой, теперь требовали с проигравших своих деньги, а если те по каким-то причинам не хотели отдавать — вот тут уже и начиналась бойня!
Ставки были один к пятистам, а в конце — один к тысяче! Нормальный человек не верил, что можно устоять одному против трёх бойцов, выигравших фехтовальный турнир среди тысячи участников, да ещё выиграть после двух боёв, да в явно нездоровом состоянии.
Проигравшие вопили, что это обман, что это специальная подстава, что их обманули, хотя не могли пояснить кто, и в чём их обманул.
Среди именитых гостей графа тоже начался скандал — подрались барон Акуров и барон Нуркатов — первый обвинил второго, что тот специально уговорил выставить его лучшего бойца, зная, что того убьют и бла бла бла…в общем — один дал другому в морду, потом они схватились за мечи и их развели в сторону только обещанием, что устроят им дуэль в ближайшее удобное время.
Именитые гости, у которых погибли бойцы, засобирались домой, мотивировав это тем, что путь дальний, и хотелось бы выехать побыстрее, так как дома их ждут неотложные дела.
Те гости, у которых бойцы были целы, поздравили себя за свою предусмотрительность, не позволившую им пойти на поводу у графа Баданского и выставить своих бойцов. Они были довольны представлением, и веселились по-полной — слуги-виночерпии едва успевали подливать им вина в кубки.
Графиня Баданская была счастлива, будто кошка, наевшаяся сметаны, на что граф тихо сказал ей, что ему хочется врезать по её счастливой физиономии, чтобы смыть эту радостную улыбку.
В общем и целом праздник закончился великолепнейшим скандалом, и все, кто на торжестве присутствовали, согласились, что будут помнить этот день рождения до конца своей жизни.
Виновника переполоха, упавшего прямо на площадке, на убитого им дуэлянта и заснувшего мёртвым сном, унесли в замок отсыпаться и ждать решения своей судьбы — впрочем — граф неохотно, но признал его победителем, а значит невиновным.
Со словами — «Плакали мои денежки, как в задницу ослу засунул!» — граф покинул место торжества, выглядевшее так, как будто по нему пробежал табун диких ослов: столы перевернуты, еда раскидана и жадно поглощается замковыми собаками наперегонки с мальчишками прислуги, на месте боя кровавая лужа, засыхающая тёмно-красной коркой и напоминающая о том, что сегодня граф потерял минимум трёх союзников и приобрёл трёх недругов.
Андрей спал сутки. Если бы не его организм, нейтрализующий практически любые яды, он бы уже отправился на тот свет — дурноголовая графиня сыпанула в кувшин весь мешочек зелья, предназначенного для того, чтобы люди с бессонницей могли хорошо уснуть, кинув маааленькую щепотку этого порошка в стакан жидкости. В мешке же было порошка столько, что можно было отравить полк наёмников. Это и было причиной того, что Андрей никак не мог справиться с отравлением — страшнейший передоз.
Если бы он выпил больше, не тот стакан, что ему достался — результат был бы ещё плачевнее — возможно, что даже его организм не справился бы с такой дозой.
Пока его несли, он обмочился, и капитан долго и матерно ругался, сетуя на свою горькую судьбу — вот только не хватало ему таскать всяких зассанцев, дела больше у него другого нет!
За следующие сутки Андрей обмочился ещё шесть раз — его положили на матрас у стены в какой-то дальней комнате, капитан постарался — он прекрасно понимал, что происходит — организм выводил из себя отраву доступным ему способом. Хорошо хоть не более радикальным…
Проснулся Андрей на матрасе в углу тёмной комнаты, мокрый, несчастный, тут же себе вообразил, что его заточили в темницу, и стал строить планы как перекусать тюремщиков и выбраться на волю. Хорошо хоть, что он решил повременить со своими террористическими планами и выяснить — где он и что происходит.
Он вони, исходящей от матраса и от него самого ему хотелось вытошнить, и собравшись с силами он крикнул:
— Эй, есть кто-нибудь?! Эй!
Никто ему не ответил, он толкнул дверь — она открылась! Никакого караула, никакой охраны не было, и он вспомнил — выиграл! Выиграл все бои! Он свободен! Как там сказал царь Язону? — «Золотое руно твоё, так иди, и возьми его!» А там этакий дракон, с пастью, как ковш у экскаватора, у руна того… свободу получил, и даже сто золотых, только вот ещё уйти отсюда надо…не в такой же одежде? Принюхался — фффуууу…бомж бомжом!
— Вот ты где! — послышался голос капитана — а я тебя ищу! Ну ты, братец, и дал жару…иди в моечную, отмывайся, графиня тебе одежду прислала — я сказал, что ты после её порошка страдаешь, чуть не помер, она так прямо вся с лица спала! Вот ты зацепил её…только бойся — уже серьёзно добавил капитан — граф очень, очень раздосадован тем, что из-за тебя он лишился трёх союзников, а ещё потерял кошель с золотом. Он уже поговаривает, что тебя надо было на месте пристрелить, а не тащить в замок. Графиня на него ругается, и говорит, что он сам идиот — надо было просто судить как следует, а не придумывать всякие испытания… Самое смешное, что граф уже забыл, кто придумал эти дуэли. Ну да ладно, давай за мной, а то заблудишься в переходах…иди шага на два сзади, а то меня сейчас вытошнит — уж больно ты воняешь!
— А кто виноват? — огрызнулся Андрей — и ты в том числе! Опоили пакостью, теперь изгаляешься!
— Хммм…ну, в общем-то да, ты прав. Давай мойся, потом приходи а библиотеку — там с тобой поговорит граф. Где найти? А любой мальчишка скажет — где найти. Попросишь, отведут.
В этот раз в моечной было несколько стражников — они с любопытством смотрели на Андрея, перешёптывались, но что-то спросить побоялись, сделали вид, что его не заметили. Впрочем, когда он поздоровался, они дружно, но нестройно ответили.
Быстренько помывшись, Андрей, терзаемый голодом и жаждой — после этих перегрузок, да с его обменом веществ, он был готов сожрать что угодно — пошёл искать не библиотеку, а кухню, и ведомый тонким нюхом оборотня, скоро нашёл её по запаху свежевыпеченного хлеба, мяса, плавающего в огромных побулькивающих котлах и пирожков, горой возвышающихся на огромном деревянном подносе.
Андрей потихоньку скользнул к подносу с пирожкам, схватил сразу два и чуть не урча от наслаждения засунул их по очереди в рот, давясь и проглатывая большими кусками, потом ещё два…и пирожки чуть не встали в глотке, когда кто-то сзади трубным голосом, как сигнал у КрАЗа, завопил:
— Это что ещё тут такое?! Это что за воришка посмел красть мои пирожки?!
Он обернулся и увидел огромную толстую тётку в белом поварском наряде, возвышающуюся над ним, как гора — она была выше его на полголовы и тяжелее минимум на семьдесят килограммов.
Она занесла над им деревянный половник, напоминающий молот Тора, и Андрей уже приготовился подороже продать свою жизнь, когда тётка вдруг улыбнулась и сказала уже нормальным, густым голосом:
— А! Вон это кто! Ну кушай, кушай — а я-то думала это опять кто-то из стражников хавозничает, а это ты. Ешь, ешь, тебе надо — после того, что ты перенёс там, по милости этих дураков. Садись вот сюда, сейчас я тебя покормлю!
Она схватила его за руку и поволокла к свободному столу, где плюхнула, как ребёнка на табуретку, затем поставила перед ним деревянное блюдо, размером не меньше чем разнос для пирожков и орудуя вилкой, больше похожей на вилы для сена, выдернула из котла громадный кус мяса и шмякнула перед Андреем:
— Ешь, хорошенько ешь! Только не обожгись — пока вот, пирожочками побалуйся, пока мясо остывает! Мама Аглая знает, как кормить мужчин! Настоящие мужчины любят хорошо покушать, не то что эти высокородные — поковыряются и бросят! Так же они и в постели! Лентяи!
Андрей пожирал всё, что было ему предложено и усмехаясь думал — «Это не о ней ли говорила графиня? Не её ли поминала? Ну, граф, ну силён! А что, есть в ней что-то первобытное, что-то этакое звериное, как такой кухонный Кинг-Конг! Такую хорошо иметь в друзьях, но если она возненавидит…валькирия, право слово! Ей секиру в руки, да она нахрен отряд латников в капусту порубит!»
Тем времени «валькирия» ласково улыбалась, глядя, как монах сметает всё, что ему было положено на стол и приговаривала:
— Вот, хороший мальчик! Хорошо кушает! Учитесь, неслухи, так ведь и останетесь недомерками, вши мелкозадые!
Поварята и кухонные рабочие за спиной покатывались — однако видно было, что они её любят и ценят.
Доглодав громадный мосол, Андрей откинулся назад, и чуть не упал, забыв, что сидит на табурете без спинки, а кухарка с сочувствием сказала:
— Вот заморили паренька, негодные! Еле сидит! Давай, я тебе ещё пирожочков положу?
— Ох, мама Аглая, хватит! Вот запить бы чем-то.
— Сейчас, сейчас! — кухарка приволокла и водрузила перед ним что-то вроде ведёрного кувшина — вот, попей кваску! Давай, я налью тебе.
Она взяла кружку на литр, не меньше, и водопад коричневой, шипучей жидкости полился в глиняную кружку с отколотым краешком и сетью микротрещин на глазированной поверхности.
Через минут десять Андрей тяжело перемещался по коридору прочь от кухни, утрясая то, что съел, полностью заправленный и готовый к действиям, как гоночный автомобиль.
Поймав пробегавшего мимо мальчишку, монах начал выяснять, как пройти к библиотеке, и после его долгих, сбивчивых объяснений всё-таки выяснил, что воину следует пройти эти коридором до конца, потом повернуть направо, потом подняться по лестнице наверх, потом….в общем — ясно, что ничего не ясно.
Решив ориентироваться по ходу движения, Андрей пошёл дальше и после двадцати минут блужданий всё-таки вышел к искомой двери.
Возле неё на часах стояли два скучающих стражника, которые, оживившись, поздоровались с Андреем и уважительно осмотрели его с ног до головы — ну как же, местная знаменитость!
Монах усмехнулся про себя, и спросил:
— Мне сказали, что граф меня приглашал. Я могу к нему пройти?
— Погоди, чуть позже — подмигнул ему один из стражников — постой пока тут. Как будет можно, я скажу.
Андрей, вначале, не понял его подмигивания, и лишь когда минут через пятнадцать распахнулась дверь и из неё выскочили две девушки, раскрасневшиеся и поправляющие одежду — он понял значение его знака.
Стражник выждал ещё минут десять, потом постучал в дверь и дождавшись ответа — вошёл.
Через несколько секунд он приоткрыл створку и пригласил:
— Войди. Его сиятельство тебя требует.
Шагнув через высокий порог, Андрей оказался в большой комнате, по стенам которой были приделаны полки, уставленные множеством рукописных книг и заложенные рядами свитков, и самое интересное — к ним вряд ли в обозримое время прикасалась рука человека для того, чтобы взять и прочитать. Судя по всему, библиотека использовалась её хозяином для других целей — каких — было совершенно ясно.
Граф полулежал на большом кожаном диване, скорее всего огромной кушетке, попивая красное вино из хрустального бокала и томно поглядывая на потолок. Его куртка была расстёгнута и открывала белую рубаху со следами пролитого вина и каких-то пятен подозрительного происхождения. Лицо графа было красным и влажным, как будто он только-только начал высыхать от непомерного физического упражнения.
Увидев Андрея, он отставил бокал на деревянную полочку у дивана, и расслабленно-ворчливо сказал:
— А, это ты? Не больно-то ты торопился со мной на встречу! Что, ехал из столицы на ослах?
— Нет, ваше сиятельство — ну не мог же я прийти к вам на встречу грязным, вонючим, как нищий! Помылся, и вот я перед вами, весь внимание.
Граф пошарился за спиной, достал увесистый мешочек, тихо позвякивающий в руках, и кинул его Андрею:
— Вот твоя награда, как обещал. Только я вычел двадцать золотых за одежду и питание — не думаешь же ты, что всё в этом мире бесплатно!
Андрей чуть не рассмеялся в голос — ну как он был похож на земных богачей — жадных, до умопомрачения! Один таксист, когда он ехал на такси в другой город, по дороге ему рассказал, как однажды, по заказу забирал клиента из центра города — джип того попал в мелкое ДТП, и клиент, чтобы жена не болталась на месте происшествия зря, вызвал такси и отправил её домой, дав на дорогу сто пятьдесят рублей. По счётчику вышло сто сорок рублей, так эта дама ждала, когда таксист достанет из кармана медяки, отсчитает мелочью десять рублей и отдаст ей! И лишь только после того, как получила сдачу, она вышла, и пошла в свой дом, окружённый голубыми елями, в три этажа, из красного кирпича, стоимостью не менее миллиона-полутора миллионов долларов. Что это? Патологическая жадность? Желание поставить на место этих «нищебродов», чтобы «знали своё место»? Болезнь или скудоумие? Но с таким поведением Андрей встречался не раз и не два.
Один такой кадр как-то ему сказал: «Если всем раздавать, эдак богатым и не будешь!» Врал, конечно…это просто оправдание своей мелочности и жлобству. Человек хороший, с широкой душой и горячим сердцем не будет так себя вести…
— Ну и создал ты мне проблем…трое моих союзников теперь решают — не разорвать ли им отношения со мной, так как я, якобы, устроил спектакль, выставив против них элитного убийцу, который надругался над их лучшими воинами и тем показал, что эти воины, а значит их хозяева, ничего не стоят, ничтожны! Конечно, они дерьмецы и ничтожны, само собой — со мной не сравнятся, но так откровенно им это сказать?! Они считают — что я открыто им дал это понять! Вот придурки! — граф усмехнулся и взяв бокал снова отхлебнул вина, потом с удовольствием добавил — зато все будут помнить этот праздник надолго, да…на таких сборищах не случалось ничего интересного с тех пор, как на дне рождения графа Накайло пьяный барон Сафур облапил его жену, сорвал лиф и упал с ней в бассейн — вот смеху было! Накайло чуть не вызвал его на дуэль, да уговорили успокоиться — а жаль!
Граф поставил бокал, уселся прямо и в упор глядя на Андрея, добавил:
— Всё хорошо, но ещё бы ты не трахал мою жену! Это меня бесит! (Андрей подумал, посмеявшись, про себя — это кто ещё кого трахает!) Я тебе скажу так — вообще, по хорошему тебя надо прирезать или пристрелить — слишком много ты принёс беспокойства…кстати, показать бы тебя исчадьям… странный ты какой-то, я о таких бойцах, с такой скоростью никогда не слышал. Может ты из них, из исчадий? Нет? Хорошо. Терпеть не могу исчадий — лезут, командуют, мешаются — что хотят, то и делают. Пытаются указывать мне, потомственному высокородному дворянину!
Вот с тобой что делать? Ты же тоже не бессмертный — надеюсь, по крайней мере — если я отдам приказ, тебя будут преследовать по всей империи, и в других странах тоже, стрелять, травить, резать. Что, думаешь сейчас — а не свернуть ли ему шею? — граф неожиданно проницательно посмотрел в глаза монаху (Андрей ошеломлённо подумал — не так он и глуп, как кажется!) — ты, возможно, вырежешь половину моих солдат, но вторая половина всё равно тебя убьёт. Это же замок, войти сюда непросто, выйти тоже непросто… Я могу преследовать твоих друзей — или кто они там тебе? Ну тех, что уехали на фургоне. Найти их в столице, в других городах, посадить в темницу, отобрать всё, что у них есть, до последнего медяка, казнить — всё, что угодно могу! Веришь? Веришь…это хорошо. У меня есть к тебе предложение — я хочу взять тебя на службу. Назначу хорошее вознаграждение, содержание, и обещаю, что твоих друзей никто не тронет. Конечно, стражник из тебя никакой — тупо стоять на часах это не для тебя — ты боец, единоличный боец, но мне такой и нужен — для особых поручений… (Андрей угрюмо подумал — опять наёмным убийцей?! О — нет!)
— Это что, наёмным убийцей, что ли? — озвучил он свою мысль.
— Нет, нет — этого добра у меня хватает…а вот телохранителем, или же шпионом — это да. Ну не шпионом в прямом смысле — а поехать, что-то узнать, пообщаться с людьми, что-то принести может быть, добыть… Ну так как? Что ты выбираешь? (Пуля или петля? — усмехнулся монах — «Ему надо сделать предложение, от которого он не откажется»?)
— Хорошо. Может, уточним моё жалование, обеспечение и круг обязанностей? Я себе цену знаю и за гроши рисковать не намерен — Андрей нарочито решил представить себя этаким наёмником, которого интересуют лишь деньги — а что касается фургона — они мне никто! Нанимали на работу охранником, а как коснулось неприятностей — рассчитали.
— Ну-ну — дёрнул бровями граф — то-то ты полез в драку за их девчонку…за хозяев так не вступаются.
— Просто не люблю, когда обижают маленьких — пожал плечами Андрей — да и давно я не был на дуэлях, следовало проверить свои умения, а тут ваш брат и попался. извините, ваше сиятельство, господин граф.
— Да ладно! — беспечно махнул рукой граф — дерьмо он был, правильно моя жёнушка говорит. Унесли его демоны — и Саган с ним. Ну да ладно, о деле: жалование будет — тридцать золотых в месяц, полное обеспечение — одежда, еда, снаряжение, плюс деньги на расходы, когда поедешь по моему заданию, а также — отдельные вознаграждения по результатам выполненного задания. Видишь, я умею быть щедрым! А ты чего глаза выпучил — обратился граф к стражнику позади Андрея, у двери — если бы вы умели драться так, как он — вы бы получали столько же! Жить будешь в замке, комнату тебе выделит мажордом. И ещё — отстань от моей жены! Ну — покувыркался с ней, и хватит! Не наводи на мысль о том, что пора тебе голову отрубить и вывесить на стену.
— Господин граф, а если она сама ко мне идёт, лезет в постель — я-то что могу сделать? — пожал плечами Андрей — вы-то, как настоящий мужчина, должны меня понять! Ну не драться же мне с ней, когда она на меня лезет? Мне — что делать?
— Эй, лупоглазый, пошёл вон за дверь! Распустил тут свои ослиные уши! — стражник вышел, а граф продолжил — ну да, понимаю, ты в двойственном положении — с одной стороны она, с другой — я. Кто тебе главнее, я — или она? — он хмыкнул, подумал, и продолжил — узнаю, что ты сам её преследуешь и требуешь близости — умрёшь, а если уж она пожелала, пришла к тебе — тут уж, согласен — её дело. Удовлетворён?
— Удовлетворён. Вы умный человек, господин граф…
— Многие, многие из тех, кто судил по первому впечатлению — делали ошибки — граф внимательно посмотрел в глаза монаху — не надо слушать сплетен, верь тому, что сам узнаешь или увидишь. Ну, всё, отправляйся к мажордому, скажи, что я приказал обеспечить тебя всем необходимым. А теперь оставь меня, я должен отдохнуть. Через пару-тройку дней кое-куда поедешь…
Андрей кивнул головой и вышел из библиотеки, слегка ошарашенный происшедшими переменами.
Согласиться на предложение графа было правильно — со всех точек зрения. Во-первых он и действительно мог ему нагадить, и крепко — если хорошенько взяться за поиски и обладать достаточными средствами — найти Фёдора с Алёной плёвое дело. Во-вторых, ему было интересно приблизиться к верхушке власти в этой империи — граф пусть и не самый влиятельный человек в империи, и даже, вроде как, в опале, однако его влияния с лихвой хватало, чтобы со временем вернуться ко двору и вновь подняться на вершину иерархической лестницы. Можно было, конечно, уничтожить графа, спрятать его, чтобы искали подольше — они бы и чихнуть не успели, как он выбрался бы из замка — кто может противостоять оборотню? Пока соберутся толпой, пока организуются — а он уже далеко… но опять — существовала возможность того, что кто-то — например та же графиня — инициирует расследование убийства, исчезновения графа, пойдёт по следам исчезнувшего фургона, будет искать контакты, и не надо считать дураками здешних людей — найдут ведь! Опять скрываться, опять бежать…с женщиной, девочкой, подвергая их опасности…нет уж, поживём — увидим, как дальше пойдёт. Ему подумалось — вот результат обрастания друзьями! Если бы не они — так бы его и видели тут! Графу башку бы оторвал, да и ушёл, куда глаза глядят. Или просто бы ушёл…
Андрей вышел в коридор и зашагал по нему, под удивлёнными взглядами стражей, перешёптывающихся за спиной.
Новое положение было неопределённым, но давало свои преимущества — например — хорошую комнату, с широкой двуспальной кроватью, обстановкой и целым гардеробом различных шмоток, хорошее питание — вместе с графом и графиней, и их камарильей, впрочем — если граф не настаивал, Андрей предпочитал есть на кухне, под радушные трубные крики кухарки Аглаи, радовавшейся его хорошему аппетиту.
Гарнизон замка воспринял его в общем-то спокойно — ну ещё один наёмник, ну, для особых поручений — сегодня есть, а завтра нет — у графа нрав известный, переменчивый…надоест — и выкинет на помойку.
Три дня Андрей ходил, ел, спал, иногда приходил на площадку пофехтовать, отрабатывая приёмы сабельного боя с инструктором по фехтованию — тот был очень удивлён его средненькими техническими умениями в совокупности с невероятной скоростью — впрочем, ту же скорость монах включал нечасто — это требовало большого расхода энергии, он сжигал её как «ламборджини» горючку высшего класса.
А вот в рукопашном бое и ножевом — Андрею не было равных, даже без сверхскорости — те приёмы, которым его научили на Земле, ещё очень, очень нескоро появятся в этом мире. Впрочем — надо быть точным — не в этом мире — а в этой части мира, Андрей ещё так мало видел и знал об этом мире, так что сказать за всю планету было бы опрометчиво и глупо.
На четвёртый день граф вызвал его к себе, и Андрей, как был, в тренировочной одежде, запылённый и вспотевший, предстал пред ясные, с красными прожилками от пьянства и сексуальных излишеств, очи графа Баданского. Мысленно пройдясь по своим возможным прегрешениям, Андрей таковых не усмотрел — если не считать того, что каждый вечер к нему приходила графиня и выжимала из него соки всеми возможными и невозможными способами — но ведь он за ней не гонялся и не предлагал ей развестись с графом и поселиться в двухкомнатной квартире! Так что, в общем-то, он на этот счёт был спокоен — кроме одной беспокоящей его мысли — КУДА собрался отправить его беспокойный граф. Почему-то ему казалось, что это должна быть абсолютная пакость, в которую только и могут засунуть такого как он выскочку.
— Здравствуй, Андрей. Вот, с Марном обсуждаем маршрут вашего будущего путешествия. Тебе будут приданы пять бойцов, дадим снаряжение, деньги, и завтра утром вы уезжаете на север — граф полуприкрыл глаза, но видно было, что он лишь с виду был таким расслабленным и безразличным, на самом деле на его лице горел огонёк нетерпения, возбуждения, как будто он что-то предвкушал.
А можно узнать цель путешествия? — пожал плечами Андрей — или это секрет?
— Ну какой секрет, нет никакого секрета — вкрадчиво сказал граф — ну что я буду скрывать от своего человека…к драконам поедешь.
Андрей закашлялся, глядя на невозмутимого графа, хитро поблёскивающего глазами из-под полуопущенных век:
— Каким драконам? Зачем к драконам? Чего мне у драконов делать?
— У меня есть сведения, где находится одно из гнёзд драконов. Твоя задача забраться туда, набрать чешуи и принести мне её сюда. Я тебя щедро награжу. Кроме тебя, с твоей скоростью, никто не сможет это сделать — по слухам — драконы очень не любят, когда люди влезают к ним в гнездо. Ну а сопровождающие — для того, чтобы тебя не обидели кто-нибудь…и чтобы ты не решил, что уехав отсюда, ты можешь распоряжаться своим временем так, как тебе заблагорассудится — твоя задача выполнить задание.
— А если там нет чешуи? С чего вы взяли, что она там есть?
Граф раскрыл ладонь и показал то, чем играл всё это время, держа руки под столиком, вне видимости — на ней лежала пластинка, переливающая в на солнце ярким бирюзовым цветом…
Глава 13
Прыжок, ещё прыжок! Ревущий, где-то позади от монаха, шипящий и плюющийся огнём «КрАЗ» неумолимо настигал, и Андрей уже подумывал, что пора бы и в оборотня перекинуться — чёрт с ней, анонимностью, с секретами и всяческими слухами — не сдохнуть бы тут! Дракон, несмотря, что бежал по камням, делал это с такой скоростью, как атакующий носорог, врезающийся в малолитражку туристов где-нибудь в Африке. Его скорость, ловкость и ярость были просто потрясающими!
— Да обнаглели с такими ценами — где это видано — три медяка за лепёшку овса?! Ну и что, что везти надо? Вот негодяй! — обратился к Андрею его спутник, здоровенный рыжий мужчина лет тридцати пяти по имени Афон — эти трактирщики так и норовят раздеть до нитки! Если так пойдёт дело, пока мы доедем, будем спать уже не в комнатах, а на сеновалах конюшни!
— Да ладно тебе — остановил его Андрей — не обеднеем. Хватит нам. В крайнем случае, я свои добавлю — потом с графа возьму. Всё, пора ехать! Хватит пререкаться, если карта верна, мы к вечеру будет у Драконьей горы.
Мужчины тяжело влезли в сёдла и тронули своих коней вперёд.
Уже месяц они были в дороге, проходя в день пятьдесят-шестьдесят вёрст. Маршрут был разработан и утверждён капитаном стражи графа и самим графом, и теперь Андрей и его спутники следовали строго по заданному направлению, к побережью моря, до которого было около полутора тысяч километров.
Ещё во время прибытия сюда, Андрей заметил, что времена года тут меняются довольно медленно — когда он появился в этом мире, была поздняя весна, сейчас же — только осень, почти — как октябрь на Земле.
Ночи становились всё более и более холодными, а дни быливсё ещё тёплыми и ясными — им повезло, сезон дождей пока не начался, так что лошади ходко шли по утрамбованной тысячями ног и копыт дороге.
Этот тракт отходил в сторону перпендикулярно тому тракту, по которому они ехали с Фёдором — ещё когда ехал на фургоне, он это заметил ответвление, и когда спросил солдата о том, куда оно ведёт, тот ответил — к побережью Северного моря.
Согласно карте, там находилась гора, которую местные издавна звали драконьей — они боялись к ней подходить, так как уже бывали случаи, когда люди погибали из-за своего любопытства, подойдя туда слишком близко — они или пропадали, или же их обугленные трупы находили где-нибудь в окрестностях деревни, и местные жители считали, что эти огарки дракон проносил туда, дабы устрашить любопытных. Ну, не хотелось ему, чтобы кто-то лез в его жилище…
Это рассказал Андрею капитан, когда они уже вышли из кабинета графа.
Он виновато посмотрел в глаза монаху и сказал:
— Прости, коллега, но я ничего не могу сделать — это практически самоубийственное поручение, и я это прекрасно осознаю. Я постараюсь сделать так, чтобы ты получил лучшее снаряжение, деньги, всё, что нужно…но шансы вернуться минимальны.
— Он это придумал из-за графини? — Андрей внимательно посмотрел в глаза Марну, но тот выдержал взгляд и честно ответил:
— Не совсем. Вообще-то ему даже лучше, чтобы ты нормально трахал её — или она тебя (он хохотнул) — и эта чертовка не ползала по всем, у кого есть мужские части тела — а что — ты чистый, свой, нечто среднее между бойцовским псом и производителем. Нет. Это не главное. Его снедает тщеславие — он хочет вернуться в столицу, а для этого нужно сделать подношение императору — только у того есть броня из чешуи дракона, и она не полная — в ней не хватает несколько потерянных со временем чешуек, вернее — нескольких десятков. Представь — он преподносит императору такой драгоценный подарок — неужели он не сделает его своим фаворитом? Идёт вечная игра, игра за власть, за влияние при дворе, в этом и есть вся жизнь дворян. А мы с тобой, боевые псы, делаем эту жизнь безопаснее, теряя жизнь и здоровье в боях и поединках. Что же — надеюсь при следующем возрождении мы займём другое место в жизни, лучшее… ну да ладно, оставим теологические рассуждения, дак вот — ты будешь не первым, а пятым, из тех, кто пытался добыть чешую. Думаешь — откуда у него чешуйка? Один из героев проник в гнездо и успел унести одну драгоценную чешуёвину. Ну может и не одну…в общем нашли его обугленным на краю деревни, возле берега — там деревни рыбаков — и в его руке была зажата эта чешуйка. Обнаружили, когда хоронили — двое его спутников отказались идти к горе, и остались живы. Трое, те, что с ним пошли — вместе с этим человеком и погибли. Впрочем, если быть точным, никто не знает что случилось с теми кто пропал — нашли-то труп одного, скорее всего погибли. Оставшиеся в живых бойцы похоронили несчастного, нашли чешуйку и привезли её графу. С тех пор никто не решается поехать на поиски чешуи — какие бы деньги граф не сулил, и чем бы не угрожал, уже год никто туда не совался — и вот появился ты. Граф сразу, одним выстрелом, убивает двух, даже трёх оленей — если ты гибнешь — он избавляется от любовника жены, потрафляет самолюбию своих обиженных соседей, говоря, что послал тебя на безнадёжное дело, на верную гибель, для того, чтобы доставить удовольствие им, а если ты выживаешь и приносишь чешую — плевать ему на соседей! Он на белом коне, в столице, в фаворе у императора. Самое интересное — что и денег-то ему не надо — власть, вот что привлекает, власть. Так что, собрат мой, предстоит тебе тяжёлая задача. Хочу предупредить — у твоих спутников приказ — стрелять в тебя, как только ты попытаешься сбежать. А в остальном — ты командир, со всеми вытекающими последствиями. И ещё — если через два с половиной месяца ты не возвращаешься — твои друзья на фургоне, что исчезли в столице, будут найдены….и им будет плохо. Более скажу — уже посланы люди на их поиски. Их найдут, это точно. Вот так. Теперь иди, собирайся…
Так началось путешествие Андрея к Драконьей горе.
Ехали они впятером, ведя, каждый, вьючную лошадь в поводу.
Медленно проплывали леса, поля, реки и ручейки, таможенные заставы — которые они проходили моментально, предъявляя бумагу с печатью графа Баданского — менялись и не запоминались однотипные заезжие, постоялые дворы, конюшни, пылила дорога, болтали спутники, с которым Андрей так особо и не подружился — да и зачем? Он ни на минуту не забывал, что фактически они не товарищи его, а приставленная охрана, для того, чтобы не сбежал.
Впрочем — если бы он хотел сбежать, сделал бы это без малейших проблем, неужели его могли бы удержать какие-то пять стражников? Нет, не в этом было дело. Ему было интересно. Интересно так, что жгучее любопытство мучило его и не давало покоя…драконы!
Драконы — о которых он читал в книгах, которые носились по небу, сверкая своей бирюзовой чешуёй — вот что он хотел увидеть! Существо, которого нет на Земле и которое присутствует во многих сказках и легендах, существо, которому приписывают магические свойства и которое, как выяснилось, ненавидит исчадий! Существо, которое даже из описаний Фёдора было настолько прекрасным, что у него захватывало дух при мысли, что увидит ЭТО…ну как он мог упустить такую возможность, увидеть чудо света? Может — последнего дракона в этом мире…
За всю дорогу ему так ни разу и не удалось поохотиться в виде Зверя — стража не отпускала его одного ни на минуту — чуть ли не стоя в сортире, когда он там делал свои дела. За это ему очень хотелось оторвать им всем головы, о чём он как-то и сказал старшему, предупредив, что если они не прекратят свои дурацкие просмотры Андрея, сидящего на горшке — первое, что он сделает, оторвёт ему голову и засунет её в этот горшок, а потом накроет головами остальных.
После того, прессинг слегка снизился — всё-таки его репутация, репутация непревзойдённого бойца и безжалостного убийцы сделала своё дело. Однако — следили за ним всё равно истово — возможно граф дал им такие указания, пообещав, что вздёрнет на виселицу, если они проморгают — о чём-то таком намекал капитан перед отъездом.
Может потому Андрей до сих пор и не пооткручивал им головы — всё-таки люди подневольные, фактически такие же как он, ну а потом, в конце концов, их отношения уже перешли к лёгкому приятельству — не дружбе, нет, но уважительному отношению коллеги к коллеге. Они разговаривали, Андрей задавал наводящие вопросы, исподволь выясняя некоторые, интересующие его моменты.
Например — он выяснил, почему основной гарнизон составляют наёмники, и что это за такой статус — «наёмник».
В общем-то это были такие же наёмники, как и в средние века на Земле — люди обучались воинскому делу, в армии, или же частным образом, а потом шли к какому-нибудь капитану, заключали контракт, с указанием условий службы — обычно стандартный — и работали, получая жалование. Откуда брался капитан? Такой же наёмник, только авторитетный, иногда ещё и из обедневших дворян, сумевший авторитетом и своими умениями — воинскими, дипломатическими — собрать отряд, с которым можно было поступить на службу к крупному дворянину, или же выступить, по найму, в междуусобной войне в пользу какой-нибудь из воюющих сторон.
Да, у них был свой кодекс — прописанный в их уставе, но бывало что его и не соблюдали — как всегда — были капитаны приличные, как Марн, а были отмороженные — полубандиты и бандиты. Те же капитаны иногда захватывали целые территории, собирая дань с проезжающих, и тогда их приходилось выкуривать регулярными имперскими войсками.
Интересна была информация об отношениях знати и исчадий — оказывается, знать сильно не любила исчадий и старалась, по возможности, не иметь с ними дела. Ну, это и понятно — если вспомнить, как исчадье использовал дочь одного из купцов.
С дворянами, конечно, было всё сложнее — мелкие исчадья не могли так запросто использовать крупных дворян вроде графа Баданского, но если же исчадье высокого ранга пожелал бы, чтобы тот выполнил его требования — он бы, конечно, это сделал.
Исчадья, несмотря на свою абсолютную власть, всё-таки опирались на знать, и совсем не хотели, чтобы она вышла из-под контроля и началась гражданская война, ну а дворяне очень щепетильно относились к своим привилегиям — как и во всех мирах и во все времена, поэтому исчадья старались их особо не ужимать, довольствуясь истязанием простолюдинов.
Фактически в империи была двойная власть — светская, императора и духовная — исчадий, и они не очень любили друг друга, тем более что в числе исчадий больше девяноста процентов были люди из простого народа, случаем заброшенные на вершину власти.
Возможно, что потому они так себя и вели — очень часто нувориши ведут себя совершенно мерзко, как говаривал русский народ — из грязи, да в князи — вчерашние торговцы-лоточники и мелкие клерки вдруг обретают богатство, власть и становятся вершителями судеб людей — немудрено, что при этом у них ехала крыша от вседозволенности.
Они творили страшные вещи, такие, которые нормальный человек не сделает — но всё это укладывалось в то, как представляют себе власть сатанисты.
Вообще — было непонятно, как эта империя держалась, не разваливалась — с одной стороны деструктивное влияние исчадий, растление народа и презрение исчадий к законам, а с другой — империя требовала жёсткой иерархии, порядка — ни одна империя не может жить без чёткой бюрократической системы. Конгломерат беспредела и закона был неустойчив, но держался — как подозревал Андрей, только потому, что такую махину как огромная страна, развалить сразу было невозможно — действовали законы инерции. А может — были и ещё какие-то факторы, о которых он не подозревал.
К вечеру, около четырёх часов пополудни, они уже подъезжали к деревеньке на берегу моря.
Дорога, не сильно наезженная, но вполне различимая, привела к куче домишек, столпившихся поодаль от берега, на границе берегового песка, гальки и сосен, разлаписто выстроившихся вдоль всего побережья.
Эти места были довольно глухими, новых людей не видели месяцами, потому население деревеньки с любопытством повылазило из домов, чтобы посмотреть на прибывших.
Большинство из аборигенов были женщинами, детьми и стариками — мужчины промышляли, ставя сети и работая с неводом где-то дальше, вдоль побережья, подальше от Драконьей горы — это объяснила экспедиции молодая женщина, с узловатыми, изломанными холодной водой и тяжёлой работой руками.
Даже на первый взгляд, народ тут был беден и изнурён непосильным трудом — грязные детишки, в рваной одежонке, женщины в застиранных и аккуратно заштопанных платьях, старики в портках и опорках, которые видали виды и давно должны были быть отправлены на помойку — всё это удручало. Их не интересовали политические события, они не знали, что делается в мире и что вообще представляет собой этот мир — главное — чем сегодня набить живот и прикрыть наготу от ледяного ветра с моря.
А ветер и правда был холодным — близость севера дышала на людей так, как будто открыли огромный холодильник.
«Что же будет тут зимой?» — подумал Андрей — «Если уже сейчас так холодно, то зимой они просто околеют! Чем они тут зимой занимаются?»
Как оказалось — зимой они занимались тем же самым, только ловили не с лодок, а со льда, протаскивая сети через прорубленные во льду дыры.
Их избы, почти наполовину ушедшие в землю, неплохо держали тепло, но ночевать в них было противно — блохи, мыши, тараканы и ещё чёрт-те-сколько насекомых скоро выгнали путешественников на открытый воздух, и несмотря на приглашение старосты, они ушли ночевать в лес, оборудовав там нормальную стоянку — с навесом от возможного дождя, с настилом и очагом.
До настоящих холодов ещё было далеко, ветер в лесу не доставал, а запаса одеял хватало, чтобы укрыться от ночного холода, доходившего уже до заморозков. Шерстяные же одеяла вполне справлялись с холодом, так что заночевали путники вполне пристойно.
Проснувшись утром, как от толчка, Андрей долго лежал, не желая вылезать на морозный утренний воздух и минут пятнадцать отходил от сна, раздумывая, как ему быть дальше.
Как было ясно, его служба у графа не была такой службой, за которую надо держаться — в любой момент капризный и своевольный граф мог отправить его куда угодно, и на верную смерть тоже — разменная монета, какой-то там наёмник, чего его жалеть? Этот путь к вершинам власти в этом мире был тупиковым, кроме того — ему пришло в голову, что его могут узнать те, кто видел его бой на Круге — конечно, с тех пор он изменился, но кто знает? Некоторые люди обладают абсолютной фотографической памятью…а что умеют исчадья — знает только их Хозяин. Значит нужно было выяснять, что там с драконами и выбираться из этих мест — одному, без сопровождающих.
Видимо поэтому, подсознательно, он и не стремился подружиться со своими спутниками — ведь ему, возможно, придётся всех их убить! Даже при нынешнем положении дела, трудно убивать людей, которые делили с тобой хлеб полтора месяца, бок-о-бок ехали в неизвестность, навстречу опасности.
Он решил для себя — если будет возможность — оставит их в живых…
Наокнец, Андрей всё-таки решился встать, и шипя, передёргиваясь от бодрящего морозного холода, выполз из своего «гнезда», протягивая озябшие руки к костру, весело трещавшему сухими сучьями и облизывающего два здоровенных сука, приволочённых из гущи леса.
Дежурный боец весело поздоровался с ним, его некрасивое, конопатое лицо озарилось улыбкой и он добродушно спросил:
— Ты сегодня полезешь в логово? Ты там это…постарайся не попасться гадине — прошлый раз, когда я тащил предыдущего лазильщика, от него так воняло — я потом жареное мясо не мог есть целый год! Как унюхаю, вспомню — блевать тянет. Кстати, почему…
— Заткнись, Голс! — прервал его холодный голос рыжего Афона — ты чо придурок несёшь? Парню в логово лезть, а ты ему про сгоревших! Кашу помешай лучше, идиот! Я подгоревшую тебе на башку вывалю!
Голс бросился помешивать, виновато пожав плечами, Афон же посмотрел на Андрея и извиняюще добавил:
— Ты это…не думай…мы тоже за тебя переживаем. Не хотим, чтобы ты сгинул у чудовища в логове. Давай, ешь, отдыхай, скоро придёт проводник — пойдём в драконье гнездо. Ты сегодня готов пойти? Может поживём, здесь, пока надумаешь? Посмотрим, как дракон прилетает-улетает?
— Нет. Сегодня идём. Времени нет — Андрей потёр руки над огнём и принюхался к запаху овсяной каши с мясом, глотая слюни — вот сейчас жевнём слегка — и вперёд.
Слегка — две здоровенные миски с верхом — Андрей съел минут за пятнадцать и с наслаждением чувствовал, как по жилам расходится энергия, дающая жизнь.
У его тела было множество преимуществ, но и один огромный недостаток — приходилось поглощать столько пищи для поддержания жизни, что незнакомые люди вытаращивали глаза, видя, сколько он съедает. Его спутники привыкли к такому аппетиту, но тоже иногда подшучивали над обжорством товарища.
Иногда он задумывался — ну а правда — что будет, если долго, очень долго не есть? Организм впадёт в спячку? Или же просто съест себя, растворит вначале весь жир, мышцы, а потом примется за жизненно важные органы? Наверное так — ведь человеческий организм так и поступает при длительном голодании. Отличие лишь в том, что обычный человек может спокойно пробыть без еды два месяца, а вот оборотень…хорошо если на две недели хватит запаса энергии.
Поохотиться, а значит поесть как следует, он не мог, так что приходилось восполнять недостаток энергии громадным количеством обычных человеческих продуктов, приносящих меньше пользы для его организма.
Проводник пришёл позже, чем обещал — чему Андрей ничуть не удивился — деревня есть деревня — тут время течёт медленно, тягуче, куда торопиться, когда то же самое будет завтра…послезавтра…через неделю….месяц…десять лет…
Это был старик неопределённое возраста — худой, беззубый, с седыми клочковатыми волосами и закрученной на сторону бородой, развевающейся на ветру. Время оставило на его щеках многочисленные следы своей разрушительной деятельности — пигментные пятна, глубокие морщины и шрамы — может от рыболовного крючка, а может от падения на камни после неумеренного потребления спиртного.
Он жадно уставился на котёл с кашей, и ему была выдана плошка с парящей субстанцией, которую беззубый всасывал осторожно, явно наслаждаясь каждым кусочком благословенной пищи.
Андрей смотрел на него и думал о том, что похоже, им тут не особенно часто приходится поесть каши и мяса… Само собой — рыба — основное блюдо этих рыбаков, и её никогда не бывает достаточно.
Наконец — блюдо было вылизано — Андрей с отвращением на это смотрел — старик как собака лизал блюдо до блеска, смахивая с глаз влагу и покряхтывая от удовольствия, и отряд, наконец, отправился в дорогу, оставив в лагере одного бойца и всех запасных лошадей.
Старик ехать на лошади категорически отказался, шамкающим голосом заявив, что: «Энтова чудища он боится пуще дракона, так что пусть господа едут, а он пойдёт пешочком, так ему ловчее!»
Ехать оказалось не очень далеко — через два часа они доехали до подножия Драконьей горы, обогнули её слева, и упёрлись в небольшую горушку, с пологой верхушкой и каменистым основанием.
Впрочем — небольшой её было назвать трудно — если только по сравнению с Драконьей горой, которая возвышалась над всей округой как Эльбрус над Кавказом. Так-то она была довольно высокой, но с пологими длинными склонами, похожая на огромную пирамиду ацтеков.
Старик остановился и показал рукой:
— Вот тута, на горе, и есть драконье гнездо. Я сам туды не хаживал, но видал, што туды летали энти чудища. Туды хаживали и не един раз всяки люди, но чудища их всех убили. И вас убьют. Мне была обещана серебрушка — может дадите сичас? А то потом с каво брать?
— На, вымогатель! — Афон кинул ему монетку и старый рыбак быстро поковылял от опасного места — конечно, останься тут, эдак и серебрушки, и жизни лишишься…
— Ну что, Андрей, ты готов? — Афон выжидающе посмотрел на Андрея — тебе дать мешок?
— Какой мешок? — не понял монах — ааа! Для чешуи, что ли? Давай. Вообще-то лучше бы вещмешок, с лямками — не в руках же мне тащить, если что!
— Ага! Вот, бери! — рыжий вытряхнул на жухлую осеннюю траву содержимое вещмешка — лепёшку, сушёное мясо, бутылку с водой и кружки, и подал мешок Андрею. — лямки подгони под себя — у тебя плечи-то пошире, а то не вздохнёшь с такими лямками.
Андрей кивнул головой, отрегулировал ремни вещмешка, накинул его на плечи, предварительно завязав горловину рыбацким узлом и по привычке военных разведчиков, задумавшись, попрыгал на месте — не мешает ли чего, не гремит ли…
Бойцы посмотрели на него с недоумением, а Афон сказал:
— Я видел, кто так делает — разведчики и лесные бойцы специального назначения — типа лесные убийцы. Ты что, служил на границе? Впрочем — можешь не отвечать, это не наше дело. В общем так: мы отъезжаем подальше и ждём наготове — как только появишься, бежишь к коням, и мы сразу забираем тебя и уходим отсюда как можно быстрее. Если будет реальная опасность всем нам и мы ничего не сможем сделать — мы не дожидаемся тебя и убегаем — уж прости…мы не нанимались лазить по логову чудовища. Ну, всё — обниматься не будем — удачи, Андрей.
Наёмники влезли на коней, и ведя в поводу лошадь Андрея поехали назад, оставив его стоять на месте.
Монах присел на большой камень, валявшийся у подножия горы и стал осматриваться вокруг, запахнув куртку от ветерка, порывами задувающего с моря.
Драконья гора возвышалась над окружающим её с трёх сторон лесом, как громадная пирамида, вызывая почтительный страх и ощущение своей ничтожности перед силами природы. Её склоны были голы и усыпаны огромными камнями, видимыми и на расстоянии сотен метров.
Андрей пожалел, что не спросил старика — почему ЭТА гора называется драконьей, когда Гнездо было устроено на соседней горе, более пологой, задернованной и вполне доступной для восхождения?
Две горы стояли, как зубы челюсти — одна — огромный чёрный клык, а вторая, как коренной зуб, что навевало мысль о том, что каждый, кто попадёт эти зубы, неминуемо погибнет, раздавленный тисками челюстей судьбы.
Андрей отбросил от себя упаднические мысли и невольно залюбовался морем — огромная, безграничная водяная поверхность, покрытая волнами с пенными барашками, простиралась до самого горизонта…волны разбивались о подножие Драконьей горы, как о волнолом громадного корабля, несущегося в неведомые страны. На пределе видимости, возле берега, виднелись паруса рыбацких судёнышек, а возле леса, как будто великан вытряс из мешка десятки коробков спичек, притулилась деревня.
Он вздохнул — «Гляди не гляди, а идти на гору надо, ведь именно для этого они тащились полтора месяца через всю страну!»
Поднялся, вытряхнул из черепной коробки все лишние мысли и вошёл в режим «на щелчке» — это когда оружие снято с предохранителя и ждёшь выстрела, брошенной гранаты или любой другой опасности, которая может подстерегать бойца в рейде по тылам врага.
Шаг, ещё шаг, ещё…задернованная поверхность горы медленно менялась на каменистую, осыпающуюся под ногами поверхность, и если бы не кожаные мокасины с мягкой подошвой, цепляющейся за землю, Андрей уже мог бы свалиться вниз.
Наконец — крутизна горы сменилась пологой площадкой, переходящей к центральной части, где виднелось огромная чёрная дыра, явно искусственного происхождения.
Андрей осторожно подошёл к дыре на расстояние десяти метров и прислушался — всё было тихо, никаких звуков, шорохов…хотя, ему показалось, что в этой пещере кто-то есть. Ощущение было такое, как будто кто-то на тебя смотрит, но ты никак не можешь увидеть, кто это, и как будто этот кто-то сидит за кустами и ждёт удобного момента, чтобы всадить тебе нож в спину.
Андрей непроизвольно поёжился, но сделал шаг вперёд, ещё шаг, ещё…и вот он стоит перед огромным тёмным тоннелем, уводящим вглубь горы.
Размер входа был таков, что в него мог въехать грузовик «краз», с установленной на нём будкой-кунгом. Пологое дно тоннеля уводило куда-то вниз и терялось за поворотом, слегка изгибаясь и унося от взора путешественника то, что находится за гладкой, как будто оплавленной стеной.
Монах подумал: «Не выстою я тут ничего! Идти, так идти!» — и решительно шагнул в тёмный зев тоннеля.
Шагать было легко — чистый каменный пол, без каких-то следов мусора или щебня, был таким гладким, что не было никаких сомнений — он или прожжён в скале, или же сделан каким-то другим искусственным способом.
Коридор прихотливо изгибался, наводя мысли о лабиринте, от него отходили ещё ответвления — похожие по размеру и по качеству обработки камня, и Андрей начал отмечать на стене стрелкой, куда надо идти, чертя на камне кинжалом, взятым с собой. Саблю или лук он брать не стал — против дракона он всё равно не имел никаких шансов с этим оружием, а вот помешать ему спастись бегом они могли запросто.
В тоннеле было темно, но Андрей прекрасно видел в темноте — глаза, хотя внешне они и оставались глазами человека, приобрели новые свойства — если бы кто-то сейчас на него посмотрел, то увидел бы, что его зрачки расширились, но не так, как у людей, а почти во весь глаз и стали вертикальными, а веки практически не моргали, давая уловить любой квант света, случайно залетевший в эту преисподнюю.
Окружающее виделось ему как в приборе ночного видения — ярко, но двуцветно.
Внезапно, где-то впереди, он скорее ощутил, а не увидел, ауру живого существа — аура была странной — она переливалась почти всеми цветами радуги от синего, до оранжевого, сияя, как неоновые фонари, и только в одном месте её цвет был красным, багровым, как запекшаяся кровь, вызывая отторжение и чувство диссонанса во всей структуре излучения тела.
Само же это тело было маленьким — размером с небольшую кошку — перед Андреем, на каменном подобии лежанки, находилось существо, похожее одновременно и на динозавра, и на ящерицу, и на китайские сказочные картинки!
Это был Дракон. Нет — дракон. Нет — лучше вот так вот: дракошка!
Он мог легко уместиться в ладонях Андрея — они были как раз для ношения таких вот микродраконов — широченные, как лопаты.
Монах застыл в благоговении, переросшем в недоумение и удивление — дракон? ЭТО — дракон? И чего они боялись, такого малыша?
Осмотрев пещеру, он заметил в углу кучу мусора, среди которого Андрей увидел ту самую, вожделенную чешую. Видимо, со временем, она постепенно падала с драконов и сметались ими в этот угол, служащий чем-то вроде мусорного ведра. Присмотревшись, удивился — чешуйки были таким огромными, что никак не могли подходить этому микродракону!
Он вслух выругал себя за тупость:
— Ну ясно дело — это или детёныш, или же какой-то урод, мутант!
— Сам ты урод! — прозвучал голос в пещере. Андрей оглянулся ища источник голоса — никого не было, кроме этой «кошки».
— Эта кошка разговаривает? — непроизвольно воскликнул монах.
— Идиот! Какая я кошка?! Я дракон!
— Так это точно ты со мной разговариваешь? — потрясённый Андрей чуть не выронил из рук рюкзак, в который набивал сухие и лёгкие чешуйк, похожие на пластмассовые пластинки.
Завязав узел, он забросил рюкзак за плечи и подошёл к сидевшему на «кровати» существу.
— Извини — я почему-то думал, что драконы гораздо больше. А как ты со мной разговариваешь?
— Сейчас? Мысленно, конечно. Я говорю, а ты слышишь. Говорить ртом я ещё не могу — это доступно только взрослому дракону, а мне ещё только сто лет.
— Сто лет?! Ничего себе! И ты вот такой, с кошку размером?
— Хммм…могу и такой быть, да… — непонятно сказал дракончик и осведомился — ты зачем мусор собирал? Ты что, ешь эти чешуйки? Вы, люди, какие-то ненормальные…за эти сто лет человек пятьдесят сюда приходили, а потом исчезали — мама их всех убивала, чтобы не лезли больше ко мне. Кстати — ты не задумался о том, что сейчас прилетит мама и оторвёт тебе голову? Предупреждаю — меня трогать нельзя, лишишься жизни за это! Уходи отсюда! Я маму позову!
Андрей зашагал к выходу, и вдруг одна мысль пришла к нему в голову:
— Слушай, а чего у тебя такое с крыльями? А что за повреждения на спине? У тебя что, болит там?
— Откуда ты знаешь? — удивлённо спросил дракон — ты что, видишь ауры?
— А вы что, тоже их видите? — Андрей сделал два шага к дракончику — вижу, конечно. Только я…хммм…не совсем человек, потому и вижу. Я оборотень.
— Дааа? Никогда не слышал о таких…жаль, что тебе придётся умереть…мама тебя всё равно убьёт. а мне было бы интересно с тобой поговорить. Меня звать Шантаргон, а тебя как?
— Андрей.
— Андрей…Андрей…как-то не интересно — вон Андрогон — было бы красивее, правда? Как у драконов. У нас красивые имена! Мою маму звать Гараскарания, или просто Гара. Жаль, что тебе не придётся с ней поговорить — она добрая, умная…ей уже десять тысяч лет! Она в самом расцвете сил.
— А сколько же вы живёте?
— Сорок, пятьдесят тысяч лет. А если впадаем в спячку — то и дольше. Когда мы спим, то не стареем. А у тебя есть дети? — дракончик неожиданно сполз с «кровати» и подбежал к нему, глядя в глаза и высовывая длинный, раздвоенный язык.
— Хммм…может быть. Но я о них ничего не знаю! — сказал Андрей и перед его взглядом промелькнули сотни женщин, с которыми он занимался сексом — кто знает, может у какой-то из них и правда был от него ребёнок? — слушай, а всё-таки, что у тебя с крыльями? Чего там на спине такое?
— Чего? — и в «голосе» дракона послышалась грусть — когда-то один из вас проник в Гнездо и попытался меня украсть — я тогда был ещё совсем маленьким (уж куда меньше-то, с усмешкой подумал Андрей) — и он, сломал мне крылья, чтобы я не улетел и не вырвался. А может случайно сломал — они во младенчестве такие хрупкие…в общем с тех пор я не летаю. Мама меня кормит, а я вот такой урод, как ты и сказал. Иди отсюда, все вы люди сволочи! Подлые двуногие твари! Не зря мама вас убивает!
— Постой, Анди, я же не человек — давай, я попробую тебе помочь?
— Это как? Я с тобой не пойду никуда, даже и не думай!
— Да не надо никуда ходить — я умею лечить, правда пока пробовал только на людях, но вы, драконы, тоже живые существа, так почему и не попробовать, может получится?
— А трогать будешь? Если дотронешься — я тебе палец откушу! А может и всю руку! — дракончик щелкнул челюстью так убедительно, что было ясно — откусит, гадёныш…
— Нет. Стой вот так, я постараюсь немного попробовать полечить — у тебя они болят? Или просто не работают?
— Болят… — угрюмо сообщил дракон — ещё как болят…всё время болят. Жаль, мама его не успела убить до того, как он сломал мне крылья. Мы не умеем лечить — вот с камнем работать — да. Или с огнём. А лечить — нет. Ладно, болтаем много — пробуй давай, а то скоро мама прилетит!
Андрей наклонился к дракончику и осторожно, памятуя о его обещании оттяпать палец (он ухмыльнулся — как это он стал бы отгрызать руку? Если только у трупа, неделя труда — руку перегрызена!), дотронулся до ауры существа.
Ауры соединились, засветились ярче, как будто подпитанные дополнительной энергией, и монах сосредоточился на том, чтобы красные сполохи ушли из ауры дракончика.
Вначале ничего не получалось, но потом ауры начали как бы мигать, смешиваться…в руку Андрея пошла волна боли и он чуть её не отдёрнул, но сдержался и продолжил — наконец, багровый цвет с чёрными прожилками стал уходить, превращаясь в розовый и оранжевый, сияющий свежими оттенками жизни.
Дракончик вздохнул, в тишине пещеры и высунул красный язык:
— Ох, как хорошо! У меня ничего не болит, яж забыл, как это бывает! Вот только летать всё равно не могу — он помахал кривыми крыльями и удручённо добавил — всё равно урод!
— А пойдём наверх? Знаю-знаю! — не трогаю тебя! Просто пошли, я посмотрю, что там с твоими крыльями. Тут я вижу…но по другому. Я бы хотел увидеть твои крылья га солнечном свету, узнать, что там с ними случилось и как можно помочь. Не боишься?
— Не боюсь — дракончик неожиданно ловко подпрыгнул и уцепился коготками за штанину Андрея, а потом, перебирая лапами, залез ему на плечо — я тут поеду. Шагай наверх.
Андрей усмехнулся, поглядывая на мелкую зверюшку, отдающую приказы командирским тоном и пошёл наверх, ощущая на спине рюкзак, раздувшийся от драгоценной чешуи.
Он подумал: «Там этой чешуи — на полки латников! Гора не менее пяти метров высотой и длиной метров десять! Это сколько же лет, нет, тысяч лет! — они накапливали эти сокровища? Впрочем — это для нас сокровища, а для них просто чешуя — вот было бы забавно, если бы какие-то гномы собирали наши отстриженные ногти или серу из ушей, и считали это величайшим сокровищем! Хорошо хоть дерьмо драконов не считается лучшим средством от импотенции! Впрочем — откуда я знаю? Может и считается!» — от этой мысли Андрей засмеялся вслух, закашлялся, а дракончик больно вцепился коготками ему в плечо, достав до тела.
— Эй, мелкий, ты там поосторожнее с когтями-то! Расцапал, демон когтястый!
— А ты не дёргайся — я чуть не свалился! И вообще — сам мелкий — вот увидишь мою маму, узнаешь, какие крупные-то бывают!
Впереди забрезжил свет, ослепивший глаза оборотня яркими лучами, и он стал моргать, нормализуя своё зрения.
Зрачки моментально съёжились, стали человеческими, и Андрей вышагнул из тёмного тоннеля, рассматривая всё, что происходило снаружи и косясь на существо на своём левом плече.
— Ты сам слезешь, или тебе помочь спуститься? — спросил Андрей не решаясь дотронуться до дракона.
— Помогай. Только аккуратно. Без резких движений. Поставь меня вот сюда, на камень.
Андрей снял существо, взяв его обеими руками — весил он не больше маленькой кошки, но оставлял ощущение какой-то силы — вряд ли та же кошка, или даже собака с ним бы справилась — его тело было как стальной механизм, сгибающийся во всех направлениях. Андрей даже подумал — может они какие-нибудь искусственные образования? Типа искусственные интеллекты в механических телах? Ну где это видано, чтобы существо жило столько лет? Потом отбросил эти мысли до лучших времён и сосредоточился на драконе.
Дракончик стоял на камне, весело задрав хохолок — что-то вроде гребня на его голове, держась за камень крепкими, слегка кривыми лапами, заканчивающимися острыми серпообразными когтями — Андрей подумал о том, что вероятно, они очень ловко лазят по скалам и бегать тоже должны неплохо — если смогут убрать когти, они же должны им мешать бегать?
Дракончик был очень красив — сияющее бирюзовое брюшко, переходящее вначале в серебристо-серый цвет, а потом, начиная от середины, в раскраску, похожую на армейский камуфляж — тёмно зелёный цвет с коричневыми пятнами и полосками.
Андрей сразу понял — зачем нужен такой цвет, бирюзовый — когда дракон был в небе, эта окраска должна была укрыть дракона от жертвы — посмотрев наверх, потенциальная жертва увидела бы только голубое небо, перед тем, как на неё обрушится летающий хищник. Камуфляжный — ну, тут понятно — прижавшись к земле, дракон точно не был бы виден противникам, можно было бы пройти мимо него и запросто принять его за камень.
«Ох, и красавец!» — подумал Андрей, и как нарочно, из за нависших над миром серых осенних облаков вышло солнце и осветило эту «зверушку» — дракон засиял как яркая ёлочная игрушка и монах замер в восхищении, не в силах сдвинуться, боясь упустить такое зрелище.
Неожиданно солнце исчезло: «Опять облака! Не дадут полюбоваться!» — подумал Андрей, и только сделал шаг к дракончику, когда вдруг тот радостно сказал:
— Вот и мама! Мама прилетела! Сейчас я вас познакомлю!
Андрей поднял голову вверх и увидел пикирующий на него объект, размером с «краз», нет — с два «краза»!
Эта самая «мама» была настроена очень решительно — с вытянутыми вперёд лапами, украшенными когтями величиной с половину человека, с откинутыми в стороны крыльями, она напоминала истребитель-бомбардировщик. Из её «ноздрей», которые так живо описал Фёдор, неслась струя огня, точно нацеленная в макушку непрошенному гостю — благо что он стоял метрах в пяти от дракончика, отступив от него, чтобы полюбоваться этим чудом природы.
Думать тут было нечего, и переключившись на сверхскорость оборотня, Андрей рванул вниз по склону, со всей возможной прытью, которую мог развить.
Дракониха пропахала когтями то место, где он находился только что, секунду назад, сложила крылья и превратившись уже в сухопутное, бегающее со скоростью буйвола, существо, бросилась за ним, отбрасывая когтями огромные камни и стреляя струёй из «огнемёта».
Андрей мчался как скаковая лошадь, с ужасом чувствуя, что вот-вот, он споткнётся о камень и она его настигнет. Однако, расстояние между ними оставалось прежним, и петляя, как заяц, он спустился с горы, молясь, чтобы не подвернуть ногу и бросился в сторону стоящих вдалеке спутников с лошадьми.
Напрягшись, Андрей припустил сильнее — на ровной местности ему было легче бежать, чем по склону горы, перепрыгивая через валуны — расстояние между ним и преследующей его взбешенной драконихой стало увеличиваться и уже было хорошо видно наёмников, суетившихся и запрыгивающих в сёдла.
Дракониха, видимо поняв, что достать его бегом не сможет, распахнула крылья, которыми можно было бы, наверное, покрыть футбольное поле, и тяжело взмахивая ими понеслась низко над землёй.
Андрей этого не видел, он был сосредоточен на том, чтобы не споткнуться о лисью нору или о случайный камень, и лишь успел увидеть, как наёмники пришпорили лошадей и помчались от страшного места, бросив его на произвол судьбы.
Стальные когти схватили его сзади, сжав, как тисками, и земля стала уходить вниз. Деревья, прибрежные камни, скачущие наёмники, всё уменьшались и уменьшались, и побережье показалось во всей своей красе, с высоты птичьего полёта….
Сердце Андрея захолодело, и он попробовал ослабить хватку когтей, обхвативших его тисками со всех сторон и замкнувшиеся, как кольцо, вокруг тела, но не смог сдвинуть их даже на миллиметр…
Дракониха сделала вираж и зашла на пике, похоже решив вбить негодяя в грешную землю, как пикирующий бомбардировщик бомбу во вражескую автоколонну.
Уже отчаявшись, предвкушая сброс «бомбы», Андрей обернулся Зверем, извернулся, сдирая кожу с боков, и со всей мощью своей звериной силы вонзил когти в брюхо драконихи так, что сумел пробить его чешую и зацепиться как раз в тот момент, когда она разжала свой захват.
Оборотень повис у неё на животе, как огромный клещ, а дракониха заревела трубным гласом и распахнув крылья стала выходить из пике, едва не касаясь брюхом склона горы.
Наконец, её это удалось, и она заработала крыльями, направляясь в сторону своего Гнезда, видимо рассчитывая расправиться с «клещом» уже на месте — неизвестно почему, но похоже, она не догадалась попробовать сорвать этого «наездника» тут же, в воздухе.
Андрей ни разу не разговаривал как человек, в образе Зверя, потому не знал — сумеет ли его звериное горло выдать членораздельные звуки, однако решил попробовать:
— Эй, Гараскарания, хватит чудить! Давай поговорим! — голос вышел хриплым и отрывистым, как будто он лаял — я не трогал твоего дракончика, я его лечил!
Дракониха молчала, будто и не слышала.
— Опусти меня на землю, давай всё обсудим!
— Молчи! — громыхнул голос драконихи, похожий на раскаты грома — я по-твоему куда лечу? У меня от твоих когтей просто зудит всё! Не дёргайся! Сейчас прилетим…
Сделав вираж, огромное существо приблизилось к площадке, откуда началось бегство Андрея, дважды хлопнуло крыльями, приземляясь, приняло горизонтальное положение на земле и сказало:
— И что бы это значило? Слезай с меня, надоел!
Андрей, сжавшись, как пружина, отпрыгнул от драконихи, всё ещё покрытый лохмотьями, оставшейся после трансформации одежды, с рюкзаком, так и повисшим за спиной и приготовился дать дёру, если повторится атака.
Уж теперь, в образе Зверя, он точно не даст ей себя обидеть!
Глава 14
— Так — объясните, что здесь происходит! — голос драконихи был холодным и грохочущим, как куски айсберга отрывающегося и падающего в море.
— Мам, он меня лечил! Я тебе же было сказано — не надо его трогать! — а ты так вошла в раж, что ничего не слышала!
Дракончик расправил свои убогие крылья и помахал ими в воздухе:
— Теперь у меня ничего не болит. Правда — летать я всё равно не могу.
— Я бы мог попробовать тебя вылечить, но боюсь что она меня сожрёт! — ответил Зверь-Андрей, внимательно следя за движениями драконихи — как он уже успел выяснить, Гара могла рвать с места, как гоночный автомобиль, а он не собирался сложить свои кости на какой-то грёбаной горе неизвестно в каком мире.
— Да не буду я тебя есть…и вообще — я людей не ем. Я не ем разумного. Впрочем — разве можно такой мусор, как вы назвать разумным? Но всё равно — я по привычке вас не ем. Но вот убить — это могу. Ну что вы все прётесь в моё Гнездо?
— А ты не знаешь? За чешуёй, конечно.
— Какой чешуёй — неподдельно удивилась дракониха — это вот за этим мусором, что валяется в углу пещеры? Нет, ну вы точно неразумные, надо пересмотреть моё правило вас не есть!
— А то ты не ешь…а куда девались пропавшие люди? Сколько ты загубила за эти годы?
— Убила, да. Но я их не ела. Хотя могла бы. А ты что с таким осуждением говоришь? Кто моему ребёнку крылья сломал? Кто мою девочку изуродовал! Кто постоянно лез в мой дом, что там пошариться? А? Ты вот — зачем сюда пришёл? Поздороваться и пожелать удачной охоты?
— Девочку?! — не слышал дракониху Андрей — Шанти, ты — девочка?! О Господи! А я считал тебя мальчиком…
— Ну и что? — обиженно сказал дракончик — ну — девочка! Дальше-то что? Что, ты с девочками не общаешься, что ли? Зря мама тебя не убила! Всё-таки вы, люди, бесцеремонные, наглые, бестактные существа!
— Во-первых тебе уже говорил — я не совсем человек. Во-вторых — просто я немного ошеломлён тем, что общался с тобой как с мальчиком. Что такого-то? Я был восхищён твоей красотой, ты прекрасна! Но я думал что ты мальчик. Извини.
— Стоп-стоп! Оборотень, а что ты сказал до этого?
— Про мальчика?
— Нет, нет! — дракониха опустила голову и внимательно посмотрела на Андрея громадными, сияющими глазами цвета бирюзы — что там про господи?
— Ну я сказал — О Господи! — а что такое?
— Это хорошо. Это очень хорошо. Пожалуй, я погожу тебя убивать, надо с тобой пообщаться — ты слишком интересная личность, чтобы так просто с тобой расстаться.
— Ты точно не будешь меня убивать? — осторожно осведомился Андрей — я могу тебе верить?
Дракониха презрительно фыркнула:
— Это вы, люди, лжёте! А драконы не лгут! Можешь снова становиться человеком, не бойся…
Андрей подумал, и решительно перекинулся в своё человеческое тело. Оглядев себя, он с сожалением констатировал, что одеться ему практически не во что — от его одежды остались одни лохмотья, куски ткани, обрывки и клочки. Всё уничтожено при трансформации. Самое печальное — он остался и без сапог — на голых ногах торчали только голенища — остальное разорвано мощными когтями оборотня.
Шанти радостно засмеялась:
— Ну и вид у тебя! Да, в отличие от нас, вы никогда не станете красавцами — тебя как будто кто подрал, а!
— Радостно, да? — угрюмо заметил Андрей — мамочка твоя драла! За то, что я тебя полечил! Спасибо вам, драконы, за щедрость, за благодарность! Ещё людей обзываете глупыми и неблагодарными!
— Ну-ну, не зарывайся — громыхнула дракониха — ну да, произошла ошибка, так и тебя сюда никто не звал! А ты, Шанти, могла бы и пораньше предупредить! Чудо, что я не оторвала голову этому существу! Ты такая беспечная, такая непрактичная — я тебе сколько раз это говорила!
— Сколько? Сейчас посчитаю — дракончик помолчал — каждый месяц, на протяжении девяноста девяти лет…итого…итого…много в общем! Лучше бы ты Гнездо устроила там, куда эти двуногие червяки долезть не могут! Вон, на нашей горе! А ты зачем-то здесь Гнездо сделала! По твоей милости я уродка!
— Там я не могу. Там слишком много воспоминаний…извини, возможно я и частично виновата, но и тебе не следовало тянуться к первому встречному, который зашёл в наше Гнездо.
— А чего ты спросила про Господа? — поинтересовался Андрей — с какой целью?
— Ты веришь в Светлого Бога? Молишься ему?
— Да. А что, не имею права? — насторожился Андрей, готовый пуститься наутёк.
— Имеешь. Это очень хорошо, что ты ему молишься. Мы, драконы, ненавидим исчадий, и если бы ты был исчадием — не прожил бы и секунды. Исчадьям верить нельзя. А ты действительно можешь вылечить мою дочь? Тебе-то можно верить?
— Наверное — да. Можно. Давай вначале я её осмотрю, а потом уже скажу — можно что-то сделать, или нельзя. Как раз этим я и собирался заняться в тот момент, когда ты решила разорвать меня на части!
— Не будем поминать прошлого…ты тоже меня поцарапал — у меня в четырёх местах чешется, зудит всё!
Андрей посмотрел на брюхо драконихи и усмехнулся — любое из человеческих существ, в которое он вцепился бы когтями оборотня, как минимум было бы исполосовано на полоски, а у этого летающего танка только зудит! Хорошо иметь непробиваемую броню…
— Ну давай, давай — вылечишь дочь — я тебе буду благодарна!
— То есть ты скажешь мне спасибо, и полетишь ловишь моржей и тюленей? А также лосей, оленей и косуль, прихватывая по дороге крестьянских коров?
— Не прихватываю я коров — ворчливо ответила дракониха — мы стараемся не связываться с человеческим родом и никак его не затрагивать — пока к нам на лезут. Ладно — как я поняла, тебе хочется что-то более весомое, чем словесная драконья благодарность. Что же, я могу это понять. Озвучивай свои условия. Чего тебе надо? Золота? Драконьей чешуи? Что хочешь?
— И чешуя, и золото — это всё отлично, и вполне так нужно, но мне больше хотелось бы иметь возможность общаться с драконами, узнать историю мира, а иногда, чтобы ты выполняла мою просьбу — не часто, но если мне очень понадобится — не отказала. Это возможно?
— Хммм…возможно, если эти просьбы не будут касаться чего-то, что противоречит моим моральным принципам.
— А что именно противоречии твоим моральным принципам?
— А попросишь — узнаешь — усмехнулась дракониха, громоподобно хохотнув, что было похоже на гул камнепада. Вот только ты слишком много болтаешь, и я уже начинаю думать, что ты враль, умеющий только торговаться за неоказанные услуги. Займись делом.
— Сейчас займусь — парировал Андрей — дай только прикроюсь от ветра обрывками того, что раньше было одеждой, а по твоей милости стало драными тряпками!
Он снял с себя остатки рубахи, штанов, куртки, собрал все более-менее пригодные куски ткани и постарался обмотаться ими, сделав из полосок и обрывков подобие верёвок — этому дранью надо же было как-то держаться.
Посмотрел на ноги, поморщился, и тоже обмотал их кусками ткани — выглядело, конечно, ужасно, но хотя бы ветер теперь не холодил тело.
Впрочем — на руки ткани на хватило, и они торчали из этой, похожей на крапивный мешок «одежды» ничем не прикрытые.
На удивление, целым остался рюкзак за спиной — лямки выдержали, а также не лопнул пояс, на котором висел кинжал и кошелёк.
После всех этих процедур по одеванию стало немного теплее, но вообще-то не так чтобы очень — руки у Андрея озябли и он отогревал их, дуя тёплым воздухом изо рта и потирая друг о друга.
— Что, замёрз? — громыхнула дракониха — иди сюда, сейчас погреешься!
Она усмехнулась и выплеснула струю огня из «ноздрей», продолжительностью минуты три, направив её в камень, величиной с холодильник.
— Иди, не бойся — тут тепло!
Андрей подошёл к камню — от разогретого до тёмно-вишнёвого каления камня исходил равномерный жар. Камень потрескивал, протестуя на такое с ним варварское обращение и медленно тускнел на холодном ветру.
«Ого!» — подумал Андрей — «Это как она сумела такую здоровенную глыбу разогреть до такой температуры? Что-то тут не так…магией попахивает. Впрочем — всё равно — хорошо как…печка настоящая!»
— Погрелся — давай к делу! — нетерпеливо переступила мощными узловатыми ногами дракониха — потом ещё погреешься, давай, осматривай!
Подойдя к Шанди, Андрей осторожно обследовал её спину, крылья, суставы в них, приподняв и расправив жалкие подобия великолепных приспособлений, что сейчас лежали на спине огромной Гары.
Его накрыла волна жалости к дракончику — лишиться возможно летать, для дракона всё равно, как человеку отрубить ноги, даже хуже — ещё и выколоть глаза. Это существо должно парить в вышине, наслаждаясь полётом и отдаваясь ветрам, а не сидеть в тёмной пещере, как крысе.
Он легонько погладил дракончика по спине:
— Бедная ты бедная, что эта тварь с тобой сотворила! Сам бы убил его, лично!
Шанди раскрыла пасть и зашипела, обнажив острейшие зубы, большие, чем у кошки того же размера и похожие на небольшие клинки:
— Нечего меня жалеть, сопли проливать! Можешь — лечи! Не можешь — пошёл к демонам! Я тебе не убогая крыса, чтобы меня жалеть! Я Дракон!
— Ну-ну, не хорохорься, подружка — сказал Андрей, вытягивая крыло в сторону — я не хотел тебя обидеть. Мне тебя как друга жалко, и всё тут. Честно, не могу понять, как можно было сломать такую красоту!
— Не можешь? — громыхнула Гара — потому ты сейчас и живой! А те, кто мог — голова валяется вон там, у горы, а ноги у берега. Крабы давно сожрали. Проклятые исчадия! Ты знаешь, что у них считается лучшей жертвой, лучше всего на свете, принести на жертвенный алтарь дракона? Больших они поймать не могут, так вот и уцепились за маленького, а чтобы не улетел — сломали ему крылья! Хорошо, что я вовремя прилетела. Твари! — Гара провела громадной лапой по скале, на которой сидела, оставив в ней длинные, покрытые белой каменной пылью глубокие борозды. Тот, кто против исчадий, наш друг!
— В общем, так — закончил осмотр Андрей — ей не были вовремя сделаны операции, по восстановлению крыльев, не поставили на места кости, и они, раздробленные, сломанные, срослись абы как, перекрутившись самым немыслимым образом. Я устранил ей боли, но переломанные кости исправить не смог — нужна операция. Посмотрел суставы — они, вроде как, целы — кости — сложены вдвое, срослись, их надо ломать, выставлять в правильном порядке. Я бы мог это сделать, но у меня нет нужных инструментов, нет ничего, чем можно это сделать. Надо — кусачки, очень острый нож, тампоны, крепкое вино для уничтожения заразы, нитки.
— Ты мог бы это где-то взять? — спросила Гара, задумчиво глядя на дочь.
— Да. Только мне надо попасть в город, туда, где есть лавки. И вообще — неплохо было бы взять её с собой, я бы там и сделал всё, что нужно. Клянусь, что с ней ничего плохого не случится — пока я жив. Здесь делать операцию нереально — нет освещения, нет условий, может получиться плохо.
— Ты уверен, что в результате операции она сможет летать? Что крылья будут работать? — Гара пристально посмотрела на Андрея своими глубоченными, завораживающими глазами.
— Нет, не уверен — честно сказал монах — то, что крылья можно снова собрать — уверен. То, что она будет летать — нет, не уверен. Слишком много времени прошло после того, как она стала инвалидом.
— Ну что же…это вполне честно — задумчиво сказала Гара — ну что, дочь моя, пойдёшь с этим человеком? Мне кажется — ему можно верить.
— Да мне надоело сидеть в этой чёрной дыре и общаться с тобой на расстоянии. Само собой пойду…хоть мир увижу — дракончик фыркнул и переступил лапами — а если попробует меня обмануть — я ему ноги оторву!
— Это как это ты ноги мне оторвёшь, мелкота? — не выдержал Андрей — маму, что ли, покличешь? Мама прилетит и накажет, да?
— А сейчас вот попробуем…ты же полечил меня, может и получится…
Дракончик, неожиданно, стал мерцать, и из мерцающего облака вдруг материализовалось нечто, размером с некрупную лошадь, полностью повторяющее пропорции Шанди. Это нечто сказало сильным, чистым голосом, похожим на звук трубы:
— Ну что, человек, могу я оторвать ноги какому-нибудь негодяю?
Андрей потерял дар речи, и только бессмысленно хлопал глазами, потом спохватился и хрипло каркнул:
— Это чего такое? Это как? И как я с ЭТИМ пойду в город? Что за дела?
Гара радостно засмеялась, вернее — загрохотала:
— Молодец, дочка! Сумела! Понимаешь, Андрей, когда рождается дракон — вылупляется из яйца, он очень маленький, вот такой, какой ты видел до того мою Шанди, и остаётся он таким до тех пор, пока сам не сможет искать себе пищу, летать, охотиться. До тех пор, его кормит мать — как только он развивается в достаточной мере, дракончик восстанавливает своё тело в том размере, который должен быть теперь ты видишь, какая Шанди на самом деле. Она не могла до того перейти в своё нормальное состояние — после своего ранения и болезни, что-то разрушилось в этом механизме, и переход стал очень болезненным и практически невозможным. Конечно, мы пробовали трансформировать её — она делала много попыток, но после нескольких раз, когда она по нескольку дней лежала без сознания, решили оставить эти упражнения. Видимо, ты как-то отладил механизм перехода — и вот результат!
— Это всё хорошо, но КАК она увеличила массу в сотни раз?!
— Я не могу тебе объяснить. Её тело одновременно находится и тут, и где-то ТАМ. Часть, сохранив пропорции хозяйки — тут, а основная часть — ТАМ. Где там? Я не знаю. Может знает твой Светлый Бог — но там это недоступно. Мы просто пользуемся этим, и всё. И кроме того, у нас есть ещё одна способность, попробуй сосредоточиться и передать Шанди образ какого-нибудь четырёхногого существа, которого ты хотел бы увидеть — давай дочка, как я тебя учила?
Андрей закрыл глаза, сосредоточился и передал Шанди образ чёрной кошки — зелёные сияющие глаза, мягкие лапы, хитрая морда, белые «носочки» и белая манишка на груди. Открыл глаза и вытаращился на то, что сидело перед ним — эта же кошка, только громадная, с лошадь величиной!
Потом кошка замерцала, и приняла обычный размер для этих животных, хитро поглядывая на человека.
— Это вы что, можете любой облик принять? — ошеломлённо спросил Андрей — и людей тоже?
— Людей — нет. Мы бы резко отличались от людей — сразу бы разоблачили — мы не привыкли ходить на задних ногах, да и других отличий много, а вот животные — другое дело, люди мало обращают внимания на неразумных существ, если только не хотят их съесть. Ты бы отличил чужую кошку от другой такой же, чужой? То-то же…
— А ещё что-то есть, чего я не знаю о вас, и какими способностями вы обладаете?
— Ну конечно — сейчас я выдам тебе все наши секреты! — усмехнулся дракониха и уже серьёзно сказала — бери мою дочь, сажай на плечо и полезай мне на спину. Мешок свой с мусором не забудь. Куда тебя довезти, в какой город?
— Давай в столицу Славии — я кое-какие дела завершу, и с твоей дочерью как раз займусь…только один вопрос ещё — скажи, а много драконов вот так, бродят среди людей, под видом животных?
— Не твоё дело. Когда-нибудь узнаешь, но не сейчас. Давай, давай, не мешкай — забирайся на спину!
Дракониха опустила крыло, и Андрей, закинув за спину рюкзак, посадив на плечо весело поблёскивающую глазами Шанти, взбежал по этому «подиуму» на широкую спину фантастического существа. Осмотрелся — и решил усесться у неё ближе к шее, где торчал гребешок — там можно было спустить ноги вниз, да и к тому же держаться за гребень. Поёрзал, прилаживаясь — не дай Бог ветром скинет — и сказал:
— Готов!
— Передай мне мысленно картинку, куда ты хочешь попасть!
Андрей представил мысленно карту, на которой отметил столицу Славии — Гаранак, и открыл глаза:
— Увидела?
— Увидела. Держись!
Это было похоже на взлёт тяжёлого бомбардировщика — многотонная махина стала разгоняться, поднимая громадными крыльями тучу пыли и песка, отбрасывая камешки, потом прыгнула с края площадки на вершине горы и понеслась над землёй, медленно и плавно размахивая крыльями.
У Андрея от восторга захватило дух — картина потрясающая — внизу проплывала земля, уходя всё ниже и ниже, а по сторонам, мощно завихряя воздух, колыхались два огромных полотнища, окрашенные в камуфляжный цвет.
Он задумался — как такая громадина может летать? Чтобы поднять такой вес, нужно невероятное количество энергии, крылья ещё огромнее чем эти, и то, вряд ли такой живой бомбардировщик поднимется в воздух.
Потом, поразмыслив, пришёл к выводу — если драконы умеют прятать образ своего тела в подпространство, почему туда же не отправить свой вес? То есть — отправив туда образ своего тела, ему автоматически придаётся процентов восемьдесят веса тела, и тогда «летающая крепость», фактически, будет почти невесома! По хорошему, они могут быть вообще легче воздуха! А при охоте, к примеру — в пикировании, вес увеличивается, уменьшаясь в момент выхода из манёвра.
Вот он, секрет драконов, вот как они могут подниматься в воздух, и если восстановить Шанти хоть какие-то крылья, которые могли бы её нести, она точно сможет летать! Ей нужно будет всего лишь уменьшить вес — и вот он, Дракон, король воздуха.
Дракониха разгонялась всё сильнее и сильнее, свистел воздух, вспарываемый огромным, обтекаемым телом, норовя сорвать человека с шеи магического существа, и ему пришлось вжаться в её шею, боясь, что его сорвёт воздушным потоком.
И только Шанти всё было нипочём — она забралась на спину Андрея, выпустив когти вцепилась в остатки его одежды, обмотанные вокруг тела и пустив хвост по ветру, с горящими глазами стояла и смотрела вперёд, довольная, как девчонка, получившая на день рождения куклу «Барби».
Андрей подумал — «А не поговорить ли ему с драконихой, пока они летят? Ведь судя по тому, как я с ней разговаривал — на самом-то деле мы говорили мысленно — только вот не могу без должной тренировки просто так передать ей слова, для этого надо говорить вслух, а она, при её опыте — может. А то, что мои слова уносит ветер — это ничего не значит, по понятной причине — слова служат только для того, чтобы, чтобы оформить мои мысли, облечь в нужную оболочку. Конечно, дракониха довольно скрытна и не всё рассказывает — это и ясно — с чего вдруг она будет доверять людям? Но я и не человек…ну почти не человек. Уж драконам-то точно должен быть известен порядок вещей в этом мире. Лететь ещё долго — даже при скорости километров двести в час, лететь не менее пяти-шести часов. Главное — не околеть во время полёта…очень, очень холодно. Если бы не моя сущность оборотня — я бы уже обморозился, сидя на этом небесном скакуне. Хорошо хоть гребень немного прикрывает от ветра…»
— Гаракарания! Можно я с тобой поговорю, пока мы летим?
— Гараскарания! Лучше Гара — меня раздражает, когда моё имя путается кем-нибудь.
— Извини…Гара. Так можно — я поспрашиваю тебя, узнаю кое-что о твоём мире?
— Моём мире? А разве это и не твой мир тоже?
— Нет. Я оказался здесь случайно и не знаю — как это произошло, и самое главное — зачем.
— Ты меня удивляешь всё больше и больше! Расскажи мне, кто ты и откуда, а потом я удовлетворю твоё любопытство. Мы, драконы, тоже очень любопытны — в общем-то, это наше единственное развлечение, кроме охоты…
Андрей начал свой рассказ, и закончил его через полчаса — он пересказал вкратце то, что с ним происходило с тех пор, как он попал в этот мир и рассказал, откуда он сюда попал, умолчав на всякий случай о том, кем он был на Земле — сказал, что просто воином. Кто знает, как отреагирует дракониха на его откровения по поводу работы наёмным убийцей…
После окончания рассказа, дракониха минут пять молчала, затем с различимым оттенком благодарности сказала:
— Ты доставил мне удовольствие своим рассказом и заставил задуматься о множественности миров. Это интересно. Что ж, ты заслужил ответной услуги — спрашивай, о чём могу, я тебе расскажу.
— Откуда взялись драконы?
— А откуда взялись люди? — усмехнулась дракониха — наверное — Бог создал. Теорий много — как и о происхождении мира — самое главное, что никто ничего не знает.
— Хорошо. Спрошу по другому: как живут и размножаются драконы?
— Ох ты какой…может тебе ещё интимные подробности размножения рассказать? Я детям такие вещи не рассказываю! — рассмеялась дракониха — ладно — самка дракона носит в себе оплодотворённое яйцо, в котором развивается вот такое вредное существо, что сейчас сидит на тебе, а потом сносит это яйцо в укромном месте и ждёт, когда из него вылупится злющее, вредное и непослушное существо, которое никогда не слушает свою маму и делает всё по своему!
— Ну не такое уж и вредное и злющее! Уж не злее мамочки! — обиженно вмешалась в разговор Шанти — какая мамочка, такое и существо! И не стыдно дочь позорить при каком-то там человеке? Вообще с тобой разговаривать не хочу!
— А кто тебя вообще просил вмешиваться в разговор? Сиди там и молчи — мама разговаривает! Ох уж эти невоспитанные дети! Ты тоже был таким невоспитанным, Андрей? По вашим меркам тебе уже прилично лет, взрослый, это по нашим меркам ты почти яйцо…
— Да все дети такие…а я вечно был хулиганьём — то окно разобью в школе, то в огород к кому-нибудь залезу, то устрою взрыв из подручных средств — в общем, хулиган был ещё тот…
— Хе хе…вот вы с моей дочей и нашли друг друга — два хулиганья! Вечно не слушается, это ведь она потащилась к тому, кто ещё изуродовал, любопытство её заело. Хотя я сто раз ей говорила, что к людям подходить нельзя! Молчи, Шанти, даже слушать не хочу! В общем — дальше рассказываю: яйцо обычно хранится в укромном месте, прохладном, с постоянной температурой — до вылупления. Иногда проходит месяц, пока ребёнок вылупится, иногда и полгода — зависит от его созревания в утробе матери. А в утробе яйцо носится несколько сотен лет… Да, да…мы размножаемся так же долго, как и живём. Убить нас трудно, и умереть нам трудно, но каждый ребёнок для нас это чудо, иногда — единственное за всю жизнь. Никто не знает, почему так происходит — просто прими как факт. Нас мало на этой земле — несколько сотен. Это то, что осталось от великого народа, когда-то владевшего этим миром. Мы слишком долго живём и слишком плохо размножаемся. Драконы видели, как люди превращались из диких существ, живущих в пещерах, в цивилизованных людей…как образовывались и умирали империи…мы очень, очень долго живём. Настолько долго, что уже потеряли смысл жизни и интерес к ней. Если бы не Шанти, я бы тоже может быть где-нибудь в пещере упала в спячку и заснула бы до смерти…ну да ладно, хватит о нас! Есть более интересные темы, чем умирающая раса драконов!
— Да. Извини, что задел тебя за живое. Меня интересует главный вопрос — что такое исчадия, и откуда они взялись? Уж вы-то, драконы, должны это знать!
— Нууу…мы тоже не всезнающи. Просто при нашей долгожительности много видим и много запоминаем. Итак: исчадия. Люди, которые обладают особыми свойствами — умеют убивать словом, взглядом, и ещё что-то там умеют, но вот про убийства — это точно. Рассказываю: несколько сотен лет назад, по-моему около пятисот, драконы ощутили напряжение, всплеск магического пространства — ну как бы тебе это сказать…мы ощущаем, когда полотно пространства рвётся, когда происходят в мире какие-то мощные процессы — это может быть извержение вулкана — оно мощное природное явления, взвихряющее и пространство магии, и какие-то концентрации паранормальных явлений, вроде куч шаровых молний и чего-то подобного — ну как бы тебе это объяснить…в общем, мы ощущаем всё то, что выходит за пределы обыденности, ну вот такая наша суть — мы сами связаны с подпространством, как ты уже знаешь, и чувствуем его колебания. Возможно, что и твоё появление было замечено, оно тоже дало всплеск в пространстве, уверена. Но это было другое — как будто здешнее пространство кто-то разорвал, вспорол, в нём образовалась дыра. И вот — в мире появился новый игрок — Саган. Что это такое? Бог? Демон? Не знаю. Но эта сущность явилась сюда из другого мира. Он обладает способностью наделять определённых людей, способных к его восприятию силой, позволяющей выделиться в этом мире, способной убивать, творить Зло. Питается он, как бы сказали люди — душами, то есть эманацией, информационным полем, которое выходит из человека во время его смерти. Саган не существо, это что-то вроде чистого информационного поля, всасывающего все души, что он может поглотить. Вот исчадья и занимаются тем, что поставляют ему новые и новые души. То есть — убивают. Но, похоже, он не может выпивать души всех умерших — только лишь тех, что убили исчадья. Надо, при этом, чтобы исчадье было в непосредственной близости от убитого. Наибольшей питательностью, так сказать, обладают души младенцев, чистых людей — не замутнённых злом, а ещё — драконов! Были случаи, когда захватывались детёныши драконов и убивались на алтаре — после такого убийства само пространство колыхалось, грозя разрывом — такое впечатление, что Саган пытался прорвать его, чтобы впустить себе подобных. Мне кажется, он суть энергетический вампир, разумный, и жестокий. Они, саганы, опустошают миры — разорвав пространство, запускают своего эмиссара, тот подготавливает мир к вторжению, и в пробитую дыру лезут толпы таких саганов, можно назвать их демонами — сжирают мир и ищут новый, целый, свежий…кстати сказать, возможно, после этого мира они примутся за твой мир. Вот примерная картина.
— Погоди — из нарисованной тобой картины, ясно, что мир живёт на грани катастрофы — неужели тебе и остальным драконам это не видно? Неужели вам не хочется изгнать того же Сагана из вашего мира, неужели вам не жалко мир и себя самих?
— Мы уже устали жить…мы слишком зажились. А люди…ну что нам люди? Бабочки у огня…полетели, вспыхнули и исчезли. Ты, вообще, представляешь, НАСКОЛЬКО я старше тебя? Ты может представить, когда возраст меряется не годами, а тысячами лет? Мой год — ваша тысяча лет. Ты на мои годы — даже не яйцо, ты ещё зародыш — ну как можно жалеть зародышей? Непонятно — будут ли они вообще детьми или нет, чего их жалеть? — так думают большинство драконов. Но не я. И не некоторые из нас. Думают по другому те, у кого есть дети — пусть даже и такие непослушные и вредные, как кое-кто… — дракониха хмыкнула весело и продолжила — на мой взгляд, единственный способ пока что затормозить, а то и остановить Сагана в попытках накопить энергию для прорыва пространства — уничтожить всех исчадий. Это они, как насос, вытягивают и передают ему энергию — есть подозрения, существует такая теория — будучи лишён подпитки, Саган сам загнётся, сдохнет, без всяких военных действий против него. Его надо лишить еды.
— Так за чем дело стало? Почему бы драконам не организоваться и не уничтожить исчадий? Вы, при вашей броне, при вашей силе — да кто вас остановит?
— Остановить можно. И унас, еще, есть Договор — по нему, мы не вмешиваемся в дела людей. Этот договор был заключён очень давно, когда мы ещё сотрудничали с людьми и участвовали в их войнах, на стороне одних или других. После этого нас осталось многократно меньше. Мы убивали друг друга…и людей. В договоре сказано, что мы никогда и ни при каких обстоятельствах не будем вмешиваться в дела людей, участвовать в их войнах на стороне кого-либо из них. За исполнениям Договора строго следили, были даже казни драконов, которые нарушали его. Вот так вот. А убить исчадье — значит убить человека. А человека можно убивать только если он угрожает твоей безопасности, или выказывает агрессивные намерения — например — лезет в твой дом за мусором.
— Погоди! Давай так рассудим — ведь убивая исчадий, ты не убиваешь людей! Это уже, фактически не люди, а насосы для перекачивания энергии своему хозяину, который угрожает существованию всей жизни в этом мире! Так почему тогда не отказаться от этого договора в отношении исчадий?
— По логике ты прав, а формально? Формально — это люди, а мы не можем по своему разумению перекраивать договор! Он или есть, или его нет! Это не вы, люди, с вашими хитрыми ходами и приёмчиками, с вашей гибкостью — мы или выполняем договор, или расторгаем его навсегда. А вот расторгнуть его пока что никто не готов.
— Гара, но ведь погибнут все — и ты, и Шанти, и всё, что есть живого в мире! Неужели не стоит расторгнуть этот договор, когда жизни всего сущего угрожает смерть? Подумай сама.
— Я согласна с тобой, но наши старейшины говорят другое — нам нет дела до мира и до людей…и если пришло время умереть — мы умрём.
— Вот ерунда какая! Ну почему такое упорство! Неужели все у вас такие тупоголовые, как ваши старейшины?
— Не все. Но воевать между собой мы не готовы. Если пойти против старейшин — будет война, в которой погибнут многие, многие драконы, а нас осталось так мало…. В общем — надо думать. Я буду обсуждать это со своими друзьями, когда мы расстанемся. Ты дал мне интересную информацию, я с ними ей поделюсь, и мы поговорим — имеем ли мы право оставить без помощи этот мир, и ещё множество миров — например — твою Землю. Не будем пока это обсуждать. Ещё что-то спросить хочешь?
— Хочу. Ты — будешь мне помогать в моей войне с исчадиями? Не убивать их, не гоняться по стране за ними — просто сделать то, что я прошу — например — отвезти куда-то. Вот как сейчас. Или дать совет, поделиться знаниями…это возможно? Прямого нарушения договора в этом нет. И ещё — вы, драконы, можете обмениваться мыслями на расстоянии, как я понял. Это так?
— Можем. Но — смотря на какое расстояние, и ещё — с близкими — например я с дочерью — мы можем разговаривать на очень большом расстоянии, с чужими драконами — на гораздо меньшем. Что касается твоего главного вопроса — я пока не готова ответить. Вернёмся к нему позже. Отвезти я тебя отвезу — вот, дочери поможешь, она с тобой рядом будет — скажешь ей то, что тебе от меня надо, она меня и позовёт. А ей полезно походить по миру, засиделась там в этой дыре…давно меня просила вывести в мир — но куда ей идти — больной, беззащитной — а теперь совсем другое дело. Ты там как, жив ещё? Окоченел? Может спуститься, погреешься? Не хотелось бы, чтобы ты раньше времени умер.
— Честно говоря — я того и гляди превращусь в кусок льда! Знаешь как давай сделаем — где-нибудь появится большая деревня — ты спустись в лес возле неё и спрячься, чтобы не видать было, а я схожу в деревню, куплю одежды, да и поесть надо — у меня ускоренный обмен веществ, я сейчас просто умираю с голода, аж трясёт. Поохочусь, или в деревне что-то куплю… ты извини, что я тебя задерживаю остановками, отнимаю время…
— Хе хе хе — чудак! Что значит для дракона, живущего десятки тысяч лет какие-то несколько часов? Смешной мальчуган…спускаюсь. Держитесь крепче.
Дракониха заложила вираж, и Андрей, с трудом держащийся за гребешок оледеневшими руками с ужасом обнаружил, что его стаскивает в сторону и как мог вцепился в гребень, она пикировала, сложив крылья, как истребитель, давление воздуха на пассажиров увеличилось и струя грозила оторваться монаха от его сиденья. Выругавшись про себя, он прижался к скользкой чешуе и стал молиться, чтобы его не сорвало. Для себя решил — на будущее, если соберётся лететь на драконе — только с верёвкой, наподобие упряжи — хватит таких безумных полётов. Надо было сразу сообразить, что так он не долетит до места назначения — без нормальной тёплой одежды, без еды.
Наконец, его мучения закончились — покружившись, дракониха выбрала удобную поляну и после нескольких взмахов крыльев, взбив вихри жёлтых еловых игл и опавших листьев, утвердилась на сочной траве.
— Иди. Вон, в той стороне, я пятнадцати минутах ходьбы человеческим шагом, большая деревня, домов двести, или больше. Я буду ждать тебя здесь. Шанти, ты с ним пойдёшь?
— С ним. Насиделась уже на месте…
— Вначале поесть — мне надо много энергии, я истощён. Я оставлю возле тебя моё барахло, хорошо?
— Оставляй. Никто не увидит.
Андрей разделся догола, дрожа от холода, сложил вещи под лапы драконихе, раздумывая над словами — «Никто не увидит» — что бы это значило? — и перекинулся в Зверя, сразу почувствовав себя хорошо и уютно — тёплая шкура прикрывала от холода, грела. Вот только есть хотелось неимоверно.
Сделав несколько прыжков, он оглянулся…и не увидел Гары! Она исчезла!
Вернувшись, Андрей пошёл по направлению, где она сидела до этого и уткнулся в её бронированный бок.
— Так ты тут?! Я уж думал — куда делась?
— Мы умеем маскироваться — равнодушно сказала дракониха, и Андрей понял что комментариев не будет. Ну что же — не будет, так не будет.
Он повёл носом по ветру и где-то далеко учуял запах оленя — похоже тот пил воду, так как чувствовался ещё и запах тины и болота — вероятно рядом находилась речка или какой-то другой источник.
Зверь-Андрей рванулся вперёд, как гоночный автомобиль, и тут же почувствовал, как какое-то маленькое существо впилось ему когтями в загривок:
— Без меня решил охотиться?! Нет уж, я тоже есть хочу! Гони вперёд! Чего ты нога за ногу плетёшься?! — Шанти выгнула спину и сидела на спине мчащегося Зверя, как маленькая чёрная ведьма.
Андрей только хмыкнул, и продолжал лететь сквозь чащу леса, в глубине души мстительно надеясь, что эту чертовку собьёт какая-нибудь ветка — тогда может быть у неё поубавится спеси и вредности.
Олень, видимо зачуял, что по его следу бежит стремительная смерть, и бросился в сторону от ручья — но поздно — уйти от от Зверя ему не удалось.
В несколько длинных прыжков, догнав крупного быка, оборотень полоснул ему когтями по сухожилиям задней ноги, а потом бросился на упавшее животное и перекусил горло.
Чувствуя, как с живой, тёплой кровью, полившейся ему в глотку, возвращается тепло и энергия, Зверь радостно и торжествующе заурчал, на миг полностью став Зверем.
Наконец, поток крови прекратился, как и судороги умирающего оленя, и оборотень приступил к трапезе — вырвал огромный кусок из ляжки оленя и стал поглощать свежее мясо.
— Оторви мне кусок, не будь таким жадюгой! — послышался рядом голос и обернувшийся оборотень увидел кошку, безуспешно пытающуюся пробиться через толстую кожу животного — давай, оторви получше — лучше печень давай! Я люблю печень!
— Кто её не любит-то — рыкнул оборотень, но послушно, с хрустом, разодрал брюхо жертвы и когтистой лапой вырвал лакомый орган.
— Вот, другое дело! — мурлыкнула Шанти, жадно поглощая кровавые куски — а то мама вечно — пока донесёт мясо, оно всегда остывает, уже не такое вкусное, а тут свежачок! Мог бы, правда, и помоложе оленя убить — у молодых печень вкуснее!
Оборотень рыкнул, сверкнув глазами, а Шанти, успокаивающе фыркнула и сказала:
— Ладно-ладно, сойдёт и такая…от тебя всё равно ничего лучше не дождёшься…буду есть, то, что есть.
Последние куски Зверь доедал спокойно, лениво пережёвывая и хрустя мозговыми костями. Живот был полон, и олень уже настойчиво просился наружу.
— Эй, мелкая, не ходи за мной! Мне тут надо… — Андрей потрусил в кусты, бормоча под нос что-то вроде: «И не спрячешься никуда! Прилипала!»
— Да ладно! — фыркнула Шанти и потёрла лапой окровавленный нос — что, вы как-то это делаете по другому, чем мы? Вообще — вы, люди, слишком много уделяете внимания условностям!
— Зато ты никаких условностей не признаёшь — натужно крикнул из кустов Андрей — наглая, как танк!
— А чего такое танк? — удивлённо спросила Шанти.
— Это что-то вроде наглого дракона — плюётся огнём, весь в броне и грохочет, как твоя мама!
— Интересно было бы познакомиться — задумчиво протянула дракошка — всяко он точно поинтереснее тебя и поумнее.
Она встала возле недоеденных остатков оленя и справила нужду на глазах подходящего Андрея:
— Ну что, ещё поохотимся? Мне понравилось!
— Ффууу…бесстыжая — Андрей-Зверь укоризненно покачала головой — отойти в сторону нельзя было? Я теперь это доедать не буду! Ещё надо что-то поймать, надо восстанавливать энергию.
А может и хватит — раздумчиво добавил он — может, чего-нибудь в деревне купим. Ладно, пошли в деревню, ты мне весь аппетит отбила своими естественными отправлениями! Вот уродится же такая невоспитанная дракониха!
— Фу-ты какие мы нежные! — презрительно прошипела Шанти — посидел бы с моё в пещере, я бы тебе сказала тогда о твоём воспитании! На себя бы глянул — жрёшь, чавкаешь, давишься! Видел, как я аккуратно кушала? Учись, человечишка!
Зверь-Андрей рыкнул на наглую зверушку и вошёл в ручей, смывая ледяной водой налипшую на лапы и морду кровь — за ним по течению сразу вытянулась длинная, розовая полоса кровавой воды, а мелкие рыбёшки начали подхватывать кусочки запёкшейся крови, покусывая его за лапы и бегая вокруг стайками.
Неожиданно, глядя на это круговерчение рыбок, он подумал: «Вот так всегда — вокруг крови вертятся много, много жадных голодных рыб, питающихся от неё. Чем я-то лучше того же Сагана — то, что не хочу сожрать весь мир, а только его часть — например оленя…»
Он выругал себя за такие мысли, и с потоком стекающей с него воды выскочил на берег и помчался, не обращая внимания на бегущий сзади и злобно вопящий в его адрес комок чёрной шерсти — в след неслось что-то о неблагодарных человечишках и неприятных типах, из-за которых теперь будут болеть нежные лапы дракона.
Знакомая поляна открылась через метров пятьсот, и Андрей попросил:
— Гара, кинь, пожалуйста, мне мои вещи, чтобы не искать на ощупь.
Из пустоты вылетел узел с «одеждой», пояс с кинжалом и кошельком, а также рюкзак, на что Андрей поблагодарил, и сказал, что рюкзак пока не возьмёт — в деревне с ним делать нечего. Из пустоты протянулась когтистая лапа и мешок исчез, утянутый куда-то в небытие.
Андрей сделал себе заметку — надо будет поподробнее расспросить дракониху о том, как это делается — забавная штука! Видимо, что-то вроде искривления лучей света и замыкания их в кокон — в жизни может пригодиться…если суметь сделать.
Он ещё не успел перекинуться в человека, когда на него влетела разъярённая кошка и вцепившись в шкуру стала драть, приговаривая:
— Вот тебе, поганец, чтобы помнил, как меня бросать одну в незнакомом лесу! Как посмел меня бросить, негодяй?!
— Эй, отстань! — Андрей наотмашь легонько отпихнул Шанти, и она отлетала в сторону — Гара, у вас практикуются телесные наказания для непослушных детей? Вы их порете, или они так и вырастают такими вот пакостниками?
Из пустоты раздался громовой хохот Гары — конечно, он возник в голове Андрея, но казалось что смеётся сама Пустота:
— Надо бы перенять опыт ваш, людской, может такие вот драконишки научились хорошим манерам! Вот, Шанти — Андрей воспитанное существо, говорит — пожалуйста, Благодарю, а ты что? Хоть раз поблагодарила меня? Только и ноешь — мясо старое, кость толстая, печёнка несвежая!
Шанти взвыла и минут пять рассказывала, где она видала людей с их вежливостью и хорошими манерами. Некоторые места были совершенно неожиданные и экзотичные — имеющиеся только у драконов.
Пока шла перепалка, Андрей успел намотать на себя тряпьё, с тревогой размышляя — как он будет выглядеть, когда войдёт в деревню обмотанный этими тряпками как мумия фараона и с чёрной кошкой на плече — не возьмут ли его на вилы добрые крестьяне?
Нацепив пояс, он определился с направлением и зашагал вперёд, уклоняясь от еловых лап и следя, чтобы не наступить почти разутыми ногами на какой-нибудь острый сучок — не хватало ещё ногу пропороть. Чёрная бестия тут же взобралась ему на плечо, и сидела, мурлыкая, как взаправдашняя кошка, и время от времени с наслаждением выпуская когти, чтобы носильщик драконов не забывал, кто тут главнее и не чувствовал себя обделённым вниманием.
Через минут пятнадцать, как и обещала Гара, показались первые избы, стоящие вдоль лесной опушки, крытые соломой и побеленные извёсткой, как украинские избы с картинок о дореволюционной России.
Глава 15
Андрей шёл по деревенской улице, как ковбой в вестерне — из дверей и окон высовывались люди, вначале они вытаращивали глаза, потом исчезали, и рядом появлялись новые лица — тоже ошеломлённые явлением на улице непонятного мужика, обмотанного тряпками, с кинжалом на поясе и чёрной кошкой на левом плече.
Встреченная им женщина с коромыслом за плечами, вскрикнула, и уронив вёдра, выплеснувшие прозрачную влагу в дорожную пыль, замерла столбом и уставилась на странную парочку, зажав рот покрасневшей от воды и холодного ветра рукой.
Андрей остановился и сказал, как можно более дружелюбно:
— Приветствую вас, уважаемая! Скажите мне — где тут есть лавка, в которой продают одежду? На меня напали разбойники и отняли всё имущество, вот, нужно одеться.
Женщина молча показала куда-то направо, и оглянувшись, Андрей увидел поодаль большой двухэтажный дом — отсюда не было видно что там находится, но по опыту он знал, что в таких домах как раз и располагаются местные «бутики».
Развернувшись, монах пошёл в сторону ожидаемого средоточия товаров, сопровождаемый лёгкой паникой в рядах аборигенов.
Через десять минут он уже подходил к лавке — дом, как ожидалось, был искомым объектом — на котором имелась вывеска «Товары на любой вкус от Анупеля».
Надеясь, что Анупель приготовил товары и на его вкус, Андрей поднялся по крутому крыльцу — с двумя спусками направо и налево — решительно толкнул дверь, прозвенев колокольчиком над входом и шагнул в тёплое нутро лавки, пахнущее конфетами, парфюмерией и какими-то пряностями, каким-то чудом попавшими в этот забытый всеми уголок империи.
— Я ей и говорю — она только что отелилась, а ты её гонишь…. - мужчина с той стороны прилавка замер, не закончив фразу и вытаращил глаза, увидев непонятную фигуру. Его взгляд скользнул к поясу вошедшего, упал на кинжал, и он попятился к служебному входу, видневшемуся позади, за мешками с сахаром и крупой.
Андрей сделал «чиииз!» — его белоснежные зубы сверкнули в сумраке лавки, но ласковая улыбка возымела противоположное действие и хозяин лавки вовсе бросился наутёк, видимо считая, что пришёл его последний день на этом свете.
Он запутался в мешках, упал на пол, обрушил на себя гору деревянных ящиков, пытаясь подняться, и теперь повизгивал на полу, скрябая ногами, как краб, выброшенный прибойной волной на берег.
Второй мужчина попятился назад и бледный, прижался спиной к потрескивающей поленьями печи, стоявшей посредине торгового зала:
— Не убивай, леший! Не убивай! У меня дети, не надо не трогай!
— Да вы охренели, что ли? — рассердился Андрей — какой я вам леший, к демонам?! Я путешественник, меня по дороге ограбили, вот, спасся, в чём был, истрепался по дороге, вышел на деревню — хочу купить одежду и еды! Чего вы все тут, очумели, что ли? Шарахаются от меня, как от демона! Тут что, все такие придурки в этом селе?
— Ох, как ты меня напугал…я чуть не обделался! Давно такого страха не терпел! — мужчина у печки облегчённо вздохнул и присел на табурет, скинув с него какой-то ящик — Анупель, хватит там визжать — это покупатель пришёл! Ох, демон, ну ты и навёл страху…по деревне-то все попрятались, не иначе…гляди сейчас соберут ополчение, придут тебя из лавки выкуривать огнём. Анупель, да вставай, что ли!
— Ты мне поясни — что за разговоры про лешего? — недоумевающее спросил монах — что за леший такой? Чего это меня за него принимают?
— Ты что, не слыхал про леших? Существо такое — днём он человек, а ночью, как зверь, бродит по лесу — намедни соседскую девчонку убил в лесу — спортил её, и горло перегрыз. А пять седмиц назад — мальчишку убил — нашли голого, всё хозяйство оторвано, глаза выколоты. Все боятся в лес ходить — ни грибов собрать, ни шишек. Видали следы возле домов — он уже вокруг деревни шастает! Все в страхе! Вот тебя и приняли за лешего. Анупель! Ну ты и смельчак, однако! Да вылезь ты оттуда — человек купить у тебя хочет, вишь, поизносился! Ты, парень, аккуратнее — покупай скорее, и уходи, а то правда сейчас толпа соберётся — растерзают всё, потом доказывай, что ты не леший!
— А деньги-то у него есть? — хмурый лавочник вылез из-под прилавка и угрюмо отряхивал рубаху, украшенную вышивкой у воротника — бесплатно ничего не бывает!
— Меня-то чего спрашиваешь — хохотнул мужчина — ты у него спроси. Или боишься лешего-то?!
— Да пошёл ты, Гармаш, сам-то чудом не обделался, подхихикиваешь ещё…штаны у себя проверь — слыхал я, как ты говорил насчёт обделаться! Тебя ещё обнюхать надо — может уже всё готово! — лавочник подмигнул Андрею и уже спокойнее продолжил — так что, парень, есть чем заплатить-то? Видок-то у тебя неважнецкий, непохоже, чтобы ты в шелка мог обрядиться.
— Ну шелка не шелка, а на добротные штаны, рубаху и сапоги — точно хватит. Покажи мне, что есть в наличии — нужно тёплую рубаху, крепкие штаны, исподнее, тёплые шерстяные носки, сапоги — лучше охотничьи, с мягкой подошвой, шапку — если есть, вязаную. Куртку — можно кожаную или замшевую, рукавицы или перчатки — сейчас уже захолодало. Ещё — из съестного чего-нибудь — копчёного мяса, конфет.
— Ты деньги-то вначале покажи! — насторожился лавочник — хотеть-то много чего можно! Какой прок мне лазить по складу, искать тебе товар, когда ты расплатиться не можешь?
Андрей шагнул к прилавку, достал из-под лохмотьев полный мешочек, размером с его кулак, и высыпал из него на прилавок часть монет, тускло светивших желтизной настоящего золота:
— Достаточно? Или опять какие-то расспросы будут?
Он снова ссыпал монеты в мешочек и привязал его к поясу.
— Анупель, вот никогда у тебя не было чутья — усмехнулся мужчина у печи — парень твою лавку скупить может, всю, под корень, а ты тут представление устраиваешь! Ищи давай ему барахла, да поскорее — глядеть на него страшно в этом тряпье!
— А может оно у него колдовское золото-то? Дотронуться до него серебром надо, может оно вообще не золото? — окрысился лавочник — ты слишком много болтаешь, Гармаш! Язык у тебя без костей!
— Без костей и есть — а у тебя, что, рыбья кость в нём застряла? Или куриная? Ты глаза-то раскрой — среди золотишка серебро было! Как может в одном кошельке быть и магическое золото, и серебро? Это же и ребёнку известно!
— Всё умничаешь? Ладно, парень, вот тут смотри, подбирай себе чего надо. Если размер не подойдёт — я тебе со склада принесу. А монеты я всё равно проверю — своим серебром! Мало ли тут вас ходит! Оборванцев!
Андрей пожал плечами, чем вызвал неудовольствие Шанти, нервно переступившей ногами и побольше выпустившей коготки, затем прошёл в указанный ему угол за печкой, завешанный всевозможной одеждой.
Перебрав несколько вариантов, он выбрал три рубахи, и столько же пар штанов, носков, исподних. Куртку решил взять простую суконную, памятуя о существе, сидевшем у него на плече и любящем позапускать туда когти — после нескольких подобных процедур кожа куртки точно превратилась бы в лохмотья. Сапогов ему по размеру не нашлось, и лавочник пошёл на склад, откуда и вышел, минут через пять, с нужной парой.
Примерив, Андрей отсчитал положенную плату, а лавочник с мстительным выражением лица потыкал в каждую монету своим серебряником, а потом ещё и надкусил каждую, под насмешливым взглядом Гармаша.
— Можно, я тут переоденусь?! — спросил Андрей, разглядывая кучу вещей, лежащую перед ним — и ещё — у вас есть какой-нибудь вещмешок, чтобы сложить всё это?
— Есть мешок — недовольно ответил Анупель — старый, но крепкий. С тебя серебряник за него! Переодеваться тут, конечно, не желательно — это не мойня, чтобы тут нагишом бегать. Ну что же с тобой делать — вон туда зайди, за занавеску. И переоденься. А я потом проверю — не упёр ли чего!
Андрей осторожно снял с плеча Шанти, поставил её на прилавок — нервно бьющую хвостом и очень недовольную всем — впрочем — как и всегда, и пошёл за занавеску в противоположном углу зала — там хранились мётлы, вёдра, тряпки, укрытые от глаз покупателей.
Сбросив с себя надоевшее тряпьё, он с наслаждением натянул на себя чистую, крепкую одежду, сапоги, натянул вязаную шапку и уже готовясь выйти, услышал шипение и вопль — выскочив, увидел, как Анупель трясёт окровавленной рукой, с которой скатываются красные капли, а Гармаш у печки, схватившись за живот смеётся, перегибаясь вперёд, как будто от острой боли.
Андрей непонимающе оглядел присутствующих и спросил:
— Чего случилось-то?
Гармаш, сквозь всхлипывания, перемежающиеся с приступами хохота, пояснил:
— Анупель-то…ха ха…решил твою кошку забидеть…хо хо хо…скинуть с прилавка….а она его не залюбила…хе хе хе….каааак! — тяпнет его за руку! А потом лапой — кааак! — врежет ему по морде! Он аж в стенку улетел! Вишь, теперь руку баюкает! Ну и зверь у тебя кошатина! Не любит чужих рук, видать!
— Не любит — усмехнулся Андрей и мысленно обратился к Шанти:
«Ну ты чего — потерпеть не могла? Ну скинул бы и скинул! Вот теперь жди неприятностей!»
«Ни одна человеская скотина не будет трогать меня без моего разрешения!» — яростно выдала ему Шанти — «Пусть радуется, что я ему голову не оторвала!»
«Вот только этого бы нам ещё не хватало! Давай, сдерживай свои дурные манеры, когда мы будем жить среди людей! И вообще — сдерживай! А то я сам тебе трёпку дам!»
" А сумеешь?» — обманчиво-ласково промурлыкала Шанти.
«Сумею! Ещё не выросла, чтобы особо строить из себя большого дракона!»
«Ничего, вырасту! Жаль только, что тебя уже тогда не будет!» — многообещающе заявила Шанти и вызывающе потянулась, выпустив из лап огромные, белые когти.
«Всё! Сиди тихо и слушайся! А то я маме нажалуюсь — вот она точно с тобой справится, найдёт тебе укорот!»
Кошка презрительно фыркнула и взлетела на плечо «хозяина», а Гармаш сказал:
— Глянь, какая умненькая! Знает — кого драть, и кого любить! Воспитанное животное!
Кошка фыркнула ещё раз и расплылась в «улыбке» и фыркнула в ухо своему «хозяину».
— Валите отсюда! — с ненавистью крикнул разъярённый Анупель — чтобы духу вашего тут нет было! А её надо вообще прибить дверью! Бешеная гадина! Вон отсюда!
Андрей спокойно собрал вещи в старый рюкзак, к счастью оказавшийся чистым, отстиранным и крепким, кинул лавочнику серебряник, и не обращая внимания на его вопли, вышел из лавки сопровождаемый Гармашом.
— Ты, парень, не обращай внимания — он всегда придурком был, сколько помню. Отец ему лавку оставил перед смертью, он профукивает потихоньку, всех отпугивает своей грубостью, проедает капитал — думаю, через годик-два всё профукает. Ну что сказать — придурок он и есть придурок. Ты хотел еды купить — сменил он тему — там, возле храма, трактир — ничего особенного, но кормят неплохо. Мы любим иногда посидеть там за кружкой пива. Спроси у Шемака пирогов — он знатно готовит пироги с олениной. Ну всё, удачи парень! И тебе удачи — чертовка зубастая! — Гармаш усмехнулся и быстро пошёл по ступеням вниз, уже забыв о случайных собеседниках и, видимо, погрузившись в свои мысли о важных проблемах — отелившихся коровах, заготовке дров и побелке избы к празднику нового урожая.
Андрей с наслаждением вдохнул холодный осенний воздух, остро пахнущий опавшими листьями и дымом и тоже сошёл с крыльца, шагая в указанном ему направлении.
Встреченные им крестьяне больше от него не шарахались — молодушки провожали его вороватыми взглядами (Статный парень! Вот такого мужа бы…а мой-то, сморчок!), а мужчины, при виде его плечистой фигуры уважительно смотрели на поясные ножны с кинжалом и думали о том, что тому, кто с ним свяжется — мало не покажется.
Скоро показался трактир — он, как и сказал Гармаш, стоял рядом с храмом Сагана, закрытым на большой амбарный замок — как с удовольствием отметил для себя Андрей — то ли народ тут был не особенно привержен сатанинской веры, то ли были какие-то ещё причины, но храм, так или иначе, был закрыт.
Напротив — трактир вовсю функционировал, что подтвердил пьяный мужик, вывалившийся из его дверей и подталкиваемый сзади крепкой бабой в армяке, ругающей его последними словами. Это парочка, попрепиравшись минуты две и поливши друг друга отборными ругательствами, погрузилась в телегу с охапкой соломы на дне и унеслась по улице в своё неизвестное будущее, исчезнув из жизни Андрея, как и никогда не появлялась.
В трактире было тепло, пахло пирогами и как обычно — пролитым пивом.
Андрей заводил носом, и с надеждой спросил у посмотревшего в сторону клиента трактирщика:
— Мне сказали, что тут пекут замечательные пироги с олениной — или соврали?
— Да, пекут — добродушно ответил румяный статный мужчина — садитесь вот сюда! Сейчас я вам принесу — только-только вынул пирог из печи! Вам сколько кусков? Один? Два?
— А какой размер пирога? — неожиданно для трактирщика сказал посетитель.
— Хммм… вот такой! — развёл руки мужчина.
— Несите весь, только нарежьте — что не съем — с собой заберу. И вот ещё что — принесите блюдце для моей подруги — не против, что я с кошкой посижу?
— Нет, не против. Животина чистая, маленькая — почему и нет? Ещё что-то будете заказывать? — трактирщик выразительно покосился на пояс клиента, где висел объёмистый мешок с монетами.
— Ещё? Пива кувшин…похлёбка есть какая-нибудь? Из дичины с овощами? И её давайте. Ещё одно блюдце для моей Чернушки — она тоже любит пиво полакать.
«Лакают только животные! А я пью! А вообще — спасибо. Давно хотела попробовать — чего это люди такое пьют. Вместо пирога, лучше спроси у него сырого мяса — как-то я настороженно отношусь к произведениям рук человеческих»
«Ешь, что дают! Привыкай — мы в человеческом обществе и ты должны себя вести как все кошки».
«Пить алкогольные напитки?! Хороши же у вас кошки, в вашем мире!» — Шанти фыркнула, спрыгнула с плеча Андрея и уселась у окошка, изображая чистку усов и ушей и настойчиво теребя их лапкой.
— Вот вам уважаемый — монах достал из кошеля золотую монету, и трактирщик ушёл исполнять заказ, пообещав скоро принести сдачу.
Через четверть часа Андрей откинулся на спинку стула, расстегнул куртку, снял её и повесил на спину — горячая похлёбка, горячие, пышущие жаром мясные пироги вогнали его в пот, а он с наслаждением глотал и глотал ароматную жидкость, заедая пирогами.
Они действительно оказались замечательными — вместо лука в них была какая-то лесная трава, придающая начинке острый и пряный привкус, а мясо буквально таяло во рту, не потерявшись среди не очень толстой, пропитанной соком корочки.
— Дааа…не зря хвалят ваши пироги — с восхищением сказал Андрей принёсшему сдачу хозяину трактира — вы настоящий мастер, вам надо в столице открывать своё заведение! Будете богатым!
— Я и так богатый, всё что надо есть — мне и тут хватает — улыбнулся польщённый мужчина — тут все свои, а деньги…ну куда особо деньги — в столице сплошные траты, а тут всё своё, дешёвое, да и народ попроще. Ну куда мне на старости лет срываться? Нет уж…отец мой тут помер, дед, и мне тут на погосте упокоиться.
Он присел к столу и с интересом спросил:
— Вы извините, что лезу не в своё дело — вы как тут оказались? Я чувствую, что вы откуда-то из города, наверное из столицы, как вы тут в такой глухомани оказались? Тут купцы заезжие бывают раз в полгода — сидим, как в берлоге медведь. А вот завалит снегом — так вообще до весны в спячку впадём.
Андрей подумал, основательно пожевал пирог, чтобы взять паузу, и пояснил:
— Ехал на разведку — новые места для торговли, опрашивал местных на предмет их потребностей, да нарвался на каких-то залётных разбойников. Моих спутников убили, а я с Чернушкой убежал в лес и скрылся — не нашли. Заблудился. Неделю шёл по лесу, весь оборвался по бурелому — вот и вышел на вашу деревню.
— Так это вас там приняли за лешего? Тут только и разговоры ходят о том, что леший уже в село приходит, жертву ищет! Люди боятся во двор выходить, не то что в лес идти!
— Да что тут за такая история с лешим? Я в лавку пришёл, так этот ваш…Антупель, так что ли его звать — чуть не обделался со страху! Что тут вообще происходит? И кстати — а чего храм здешний закрыт? Вроде деревня большая, обычно в таких обязательно по исчадию есть, а тут пусто.
— Вот от лешего всё и есть… — неохотно пояснил трактирщик, помолчав и нахмурившись — видно было, что тема ему неприятна — сбежал наш исчадье, как только про лешего прошёл слух. Да что слух — какой слух — убивает, гадина — то одного, то другого, уродует, надругивается… мы уж к исчадью обращались — мол, убей сходи, найди лешего — а он — это не моё дело! Я должен веру блюсти, а не ваши задницы спасать! — и сбежал на следующий день. Вот такая история. Вчера вот девчонку тринадцатилетнюю убил — дурочка пошла в лес, грибов мол поищу, вот и нашли её у околицы. Видать в лесу убил и сюда подкинул. Голая — надругался над ней, поуродовал. Завтра хоронить будут. Такая у нас жизнь — а вы говорите — разбойники! Тут почище дело будет, чем разбойники. Видите — в трактире пусто? Почти никого нет? А почему — люди боятся выходить из дома, вот у меня сразу посещаемость и упала. Держу трактир открытым уже по привычке — а что ещё делать-то, скучно. заходят особо смелые или особо жаждущие выпить, а остальные… Ну да ладно — это наши дела, чего вам до них… ещё пирогов добавить? Вон вы сколько съели — сильно! Никогда не видал, чтобы столько съедали! И кошечка ваша покушала! Понравилось, киска? Ох ты, какая красавица! Ох, умница! Мечта, а не кошечка!
Прежде чем Андрей успел остановить, трактирщик протянул руку и погладил Шанти по спине, не подозревая что играет с огнём.
Монах внутренне ахнул, ожидая кровавой расправы и скандала, но «кошка» лишь замурлыкала, потянувшись и хитро покосившись глазом на «хозяина».
«Это чего же с тобой такое сталось?» — усмехнувшись спросил Андрей мысленно — «почему ему руку не отхватила по плечо? Пива перепила, что ли?»
«К сведению — алкоголь на драконов не действует. теперь знаю точно. А не подрала его — он правильный человек, умеет ценить красоту!»
Андрей улыбнулся и заказал трактирщику ещё пирогов — с собой. Надо было уже собираться — день подходил к концу, а им ещё лететь и лететь…он с удовольствием подумал о том, что теперь полёт не будет таким мучительным. Спохватился — верёвок-то не купил! Вот чёртова забывчивость!
— Уважаемый, у вас не найдётся мотка верёвки — мне нужно поклажу через плечо повесить, забыл купить в лавке.
— Да зашли бы в лавку, и всех делов — там каких только верёвок нет. Я погляжу сейчас, конечно. Но у меня только старые верёвки, ничего?
— Ничего. Не хочу к этому вашему Апупелю идти — ну такой придурок! Грубиян!
— И не вы один это говорите — хохотнул трактирщик — профукает, профукает он отцовское достояние.
«Где-то я это уже слышал» — усмехнулся Андрей.
— Ну что, принесёте верёвку?!
— Да-да, конечно! — заторопился мужчина — посидите пока, сейчас я в подсобку сбегаю, найду. Десяти метров хватит?
— Хватит. Жду. Сколько с меня — чтобы уж сразу расплатиться?
— Да не нужно ничего, я так дам. Вы столько заказали, что уж от пары медяков я не обеднею. Главное — добрые слова, от них людям на душе лучше становится. И даже кошкам. Правда, моя красавица? — трактирщик улыбнулся и подмигнул Шанти, уносясь куда-то за прилавок, в низенькую дверцу сбоку от стойки.
Андрей сыто-расслабленно посмотрел в мутноватое маленькое окошко, и подумал о том, что везде, даже в такой дыре, встречаются хорошие люди — вот Гармаш, к примеру, или этот трактирщик…впрочем — и дерьма хватает, взять этого лавочника.
«Вот что я ему сделал? Принёс денег в лавку — да ты должен меня облизать, пылинки сдувать — я денег принёс! Благодетель! А этот сучонок чуть не в морду плюёт! Как в совковском магазине — «Ходют тут, топчут и топчут, топчут и топчут, ногами своими поганют!»»
Неожиданно слух монаха привлекли звуки снаружи, как будто кто-то кричал, топало множество ног и слышался звон, будто к трактиру подступало воинское подразделение. Он нахмурился, и рассеянно приняв из рук трактирщика сложенный моток верёвки, уложил его в вещмешок и спросил:
— Чего там такое происходит? Что за шум такой?
— Не знаю! — озабоченно и недоумённо ответил трактирщик, открыл входную дверь и выглянул наружу.
Сразу стали легко различимы крики:
— Леший, выходи! Леший! Сейчас поджигать будем!
— Вы чего вопите?! — трактирщик напряг голос, чтобы перекричать толпу — какой такой леший?! С ума посходили?
Толпа затихла и стало слышно, как чей-то знакомый голос сказал:
— У тебя сидит леший! Мужик с кошкой, демонским отродьем! Выдай нам его, а то подожжём!
Трактирщик беспомощно оглянулся и развёл руками:
— Это лавочник всех баламутит — вас требуют, говорят — вы леший! Что делать-то?!
— А ничего — спокойно ответил Андрей и приладил лямки рюкзака — сейчас я с ними поговорю, не беспокойтесь.
— Да, да, спасибо. А то эти придурки совсем спятили…ещё и правда подожгут.
Монах вышел из трактира, и сощурился, посмотрев на небо — осеннее солнце склонилось низко над горизонтом — ещё пару часов, и будет смеркаться.
Толпа у выхода закричала, зашумела, поднялся хай — люди трясли поднятыми в воздух мотыгами и косами, орали, распаляя сами себя на плохое деяние — ясно было, что всё может закончится плохо.
Лавочник, выйдя вперёд, вопил:
— Вот он, демонское отродье со своей кошкой-демоницей, откуда у него столько денег?! Где он их взял? Небось грабил по дорогам, убивал, терзал людей! Убьём его, и прекратим эти несчастья! Зальём кровью горе матерей!
Андрей подумал: «Глянь-ка, а придурок-то оратор! Ишь, как излагает, как по писанному! Большевик, однако! Лавочник- большевик, ну не смех ли?»
Он улыбнулся, и лавочник это заметил — со злобой выкрикнул:
— Он ещё над нами и смеётся?! Бейте его, люди!
Толпа двинулась к Андрею, а тот кинул нужный мыслеобраз Шанти, тут же спрыгнувшей с плеча и улыбнувшейся то ли улыбкой Чеширского кота, то ли улыбкой зубастика из фантастического фильма. Скорее всего — второе, так как у кота не было такого ряда острейших белых зубов.
Воздух замерцал, и перед атакующей толпой вмиг оказалась не маленькая чёрная кошечка, а громадный кошан, котище, котяра — размером с лошадь, с зубами, как клинок кинжала!
Шанти внимательно посмотрела на ошеломлённую толпу голубыми глазами, а потом подняла хвост трубой и заорала на них диким голосом, как орут кошки во время драки — только этой кошачий вой был таким ужасным, что можно сравнить его с рёвом гудка паровоза и подмосковной электрички вместе взятых! А если к этому присовокупить клацающие по земле когти, да белоснежные клыки, из которых состояла её пасть — то….в общем толпа, побросав свои орудия преступления, бросилась наутёк завывая и теряя по пути башмаки и шапки.
Воздух снова замерцал и кошка, мгновенно уменьшившись в размере, стала прежней.
Шанти с разгону влетела на плечо Андрея, как будто оттуда и не слезала, и ненароком потёршись о его шею, сказала:
— Давно так не развлекалась! Нет — в путешествии с тобой есть свои преимущества! Можно неплохо развлечься! А может ещё прибьём эту вонючку? — она кивнула на отползающего в сторону лавочника — на его штанах сзади отчётливо расползлось пятно.
— Пусть живёт. Мы убиваем только при абсолютной необходимости это сделать — запомни это. Лучше, знаешь что — давай поищем этого пакостника, терроризирующего деревню? Ведь уверен — это кто-то из местных жителей. Кому надо переться сюда из другого села, чтобы убивать этих деревенских? Маньяк какой-то, и он живёт именно здесь.
Из дверей трактира выглянул испуганный хозяин, и осторожно спросил:
— Закончилось? Чего они хотели-то? Ни разу такого безумия не видал — они как спятили! Чего они разбежались?
— Кошечки моей напугались! — незаметно подмигнул Андрей сидящей на плече Шанти — больные, какие-то…чего-то привиделось им. Послушайте, а вы не могли бы отвести меня в тот дом, где живёт семья убитой девочки? Ну той, что растерзал леший? Я бы хотел с ними поговорить — может и помогу чем-то. Я отличный следопыт, могу по следам искать, кроме того — немного колдую, попробую найти вашего лешего.
— Точно? Ой, как хорошо было бы! Народ совсем духом пал уже — скоро друг друга резать будут — все боятся, что лешим может оказаться кто-то из нас.
— Вполне вероятно — «успокоил» его Андрей — скорее всего так и есть. Ну что, проводите?
— Да-да, сейчас! — трактирщик исчез внутри и скоро стало слышно, как он кричит кому-то последить за работой. Через пять минут он появился одетым, и скоро они шагали по деревенской улице.
— Тут недалеко, через десять домов. Хорошая девочка была — ласковая, воспитанная, приходила иногда пирогов брала — они со мной молоком рассчитывались. А тут возьми и пойди в лес — ну ничего не боялась! Ох, горе-то какое…ну кто мог такую красоту загубить?! Девочка-то, красавицей бы выросла…если бы дали. Вы уж найдите его, гадину эту! А я вам пирогов дам, бесплатно! Мы все переживаем, уже человек двадцать нашли погибшими.
— А давно началось?
— В общем-то давно…но раньше не так часто было — а это уже два-три покойника в неделю находим. И всё изуродованные. Как будто ему доставляет удовольствие их терзать, а не просто убивать и насиловать.
— А что, все подростки?
— Есть две женщины — молодые, одна на сносях была — так он ей вырвал плод из живота и унёс куда-то…это ужас какой был — кто видел, спать не могли! Мы уж просили исчадье, просили — найдите его — а ему всё равно. Только разговоры о жертве, да что надо принести кого-то на алтарь. А тут такое дело — у нас исчадия не особо в чести, и уж точно никто не даст своих приносить в жертву — это в городе развлекаются таким делом, а у нас — могут потихоньку и стрелу пустить. В лесу-то, откуда узнаешь, кто пустил? Исчез и исчез в болоте — утоп! Глухомань. Недаром деревня называется Чёрный яр — вон там, такая топь, что всю деревню потопить можно и несколько городов вместе взятых!
Трактирщик как будто спохватился и опасливо поглядел на Андрея:
— А вы не из них, не из исчадий? Нет? А то я не хотел бы неприятностей…что-то я разболтался. Вы выглядите человеком, которому можно доверять, вот я и расслабился, разболтался.
— Не беспокойтесь. Я точно не исчадье и никакого отношения к ним не имею.
— Вот этот дом. Давайте я вперёд пройду, объясню родителям суть дела.
Трактирщик ушёл вовнутрь, а Андрей задержался у калитки, оглядывая улицу.
Она и правда — как будто вымерла — ни людей, ни собак, ни даже бегающих кур — будто после какого-то апокалипсиса. Попрятались все…
— Пойдёмте! Заходите в дом!
Андрей поднялся по скрипучим ступенькам в избу, и сразу увидел гроб, стоящий на двух табуретах. Около него сидела красивая женщина, лет за тридцать, с заплаканным и опухшим от слёз лицом, которое даже в таком виде удивляло правильностью и красотой.
Мужчина среднего роста с кудрявыми тёмными волосами, тоже довольно симпатичный, стоял рядом и держал за плечи двух мальчишек — одного лет десяти, другого чуть постарше. Его лицо было серым от горя, черты искажены. Он срывающимся голосом сказал:
— Вот, наша Машенька…не пожалел, гад…надругался и убил. Изуродовал нашу радость, нашу дочушку… У него из глаз закапали слёзы, и у Андрея тоже запершило в горле — вид такого неприкрытого горя, отчаяния, никого не бы мог оставить равнодушным, даже такого видавшего виды человека, как он.
Посмотрев в гроб, Андрей увидел белое, как мел лицо девчушки, ангелоподобной красоты, чертами лица похожей и на мать, и на отца — она вобрала в себя всё самое красивое, что у них было, и вот — лежит в гробу, как деревянная кукла, разбитая злым кукловодом.
Даже Шанти притихла на плече, глядя на горе людей и не мешала Андрею думать и строить планы — как же изловить гадину?
Он отбросил от себя все лишние мысли, жалость, свои проблемы и сосредоточился на одном — найти подонка.
Подойдя к отцу девочки, попросил:
— Выйдем? Мне надо задать вам вопросы.
Они прошли во двор, присели на скамейку у ворот, и немного помолчав, Андрей спросил:
— Вы можете показать место, где всё произошло?
— Да, конечно — мужчина тут же вскочил, готовый идти куда угодно, лишь бы помочь следствию.
— Постойте! У вас сохранилась одежда, в которой она была в тот день? Да? Несите её сюда. Не стирали? Хорошо.
Мужчина исчез в доме и скоро снова появился, держа в руках залитое кровью платье и нижнюю юбку:
— Куда их положить?
— В какой-нибудь мешок, или наволочку сложите. Готово? Пошли. Показывайте — где это.
Они вышли на улицу и пошли, сопровождаемые взглядами из окон домов, мимо которых они проходили.
Все уже знали о том, что вот этого высокого человека приняли за «лешего», что он как-то всех напугал своей кошкой, и теперь этот колдун идёт вместе с отцом погибшей девочки? Странно…и интересно.
Пройдя насквозь деревню, они оказались за околицей, возле погоста, на котором вместо крестов стояли подобия храма с именами и эпитафиями родственников.
«Странно выглядит кладбище без крестов» — подумалось Андрею
— Вот тут её нашли, возле этого дерева! — мужчина показал на большой дуб, одиноко стоящий недалеко от леса, прямо посредине выгона для скота, украшенного коровьими лепёшками и пожухлой осенней травой — она лежала на спине, платье было задрано до шеи. Горло разорвано. Всё, я не могу больше тут быть, смотрите, я немного посижу вон там, на бревне!
Мужчина, пошатываясь, ушёл от этого места, а Андрей стал внимательно осматривать площадку.
Наклонившись монах увидел несколько больших следов, хорошо заметных на влажной земле, под кроной дуба, но решил, что они, возможно остались от тех, кто нашёл девочку, и от зевак. Ничего интересного он тут не нашёл — всё затоптали. Разочаровавшись, Андрей пошёл к отцу, сидящему с одеждой девочки в обнимку и присел рядом.
— Ну что, нашли что-нибудь? — надеждой обернулся тот и ещё раз переспросил — есть что-нибудь?
Андрей молча покачал головой и задумался — что делать? Обернуться Зверем, вынюхать всё, и что это даст? Всё затоптано! Оставалось только одно — одежда девочки. Возможно на ней остался запах. Но как идти Зверем по деревне? Они точно решат, что он и есть тот самый леший!
Монах стал рассуждать про себя:
— «Если я могу увеличивать скорость по своему желанию, если сила у меня больше, чем у обычного человека — почему не включить, так сказать, «супернос»? Тело-то одно и то же, просто в режиме зверя включаются дополнительные функции. Так не могу ли я «вытянуть» способность к вынюхиванию из своего мозга? Надо пробовать!»
Андрей уселся, закрыл глаза и войдя в состояние, подобное трансу, отрешился от всего мира — забыл о сидящем рядом отце убитой девочки, о самой девочке, о Шанти, вцепившейся в плечо коготками, об исчадьях — оставив только одно желание — нос! Нос должен работать как у собаки! Как у Зверя! Нос!
И вдруг — он ощутил всё — запах навоза за пятьдесят метров отсюда, запах Шанти, похожий одновременно на запах ящерицы и нагретого железа, запах мужчины — пот смешанный с запахом алкоголя, (похоже он накануне выпил — подумал Андрей). Запахи били в нос — удушливые, густые. Не такие, какими их ощущают люди — они не ощущают и сотой доли того, что чуют собаки или волки — нос Зверя был гораздо более чувствительным, чем у простых зверей.
Андрей почти вырвал из рук у отца девочки мешок с её бельём и платьем, и тут же почуял запах отличающийся от запаха отца — это был запах мужчины, густой, терпкий и легко узнаваемый.
— Кто-нибудь, кроме тебя, трогал мёртвую девочку, какой-нибудь мужчина? — быстро спросил Андрей — ну, быстрее вспоминай! Трогали? Нёс кто-нибудь из мужчин, переворачивал, нет?
— Нет — удивлённо и с надеждой ответил мужчина, глядя в возбуждённое лицо незнакомца — пастух её нашёл, но не трогал, сразу побежал к нам, а я её поднял и понёс в дом. Всё, больше к ней никто не прикасался, кроме матери и женщин-обмывальщиц.
— Всё. Я найду его, если он в деревне. Слушай меня внимательно — и Андрей объяснил мужчине, что нужно делать, а сам остался сидеть на бревне.
— И ты говоришь, драконы жестокие? — угрюмо сказала Шанти — вон что твои соплеменники творят! Никогда бы ни одни дракон не поступил так со своим родичем!
— Верю. Ну что поделаешь? Вот такие уроды у нас бывают.
— Вижу — угрюмо подтвердила «кошка» — сумеешь найти его?
— Да. Я знаю его запах — не отвертится.
— А найдёшь, что будешь делать?
— Там видно будет. Покажу на него — его жители сами разорвут на части, даже трудиться не придётся.
— А жаль — задумчиво протянула Шанти — ради такого дела я бы потрудилась. Не люблю, когда девочек уродуют!
Мужчина появился через полчаса, взмыленный, тяжело дышащий и сообщил:
— Всё сделал, как вы сказали! Все по домам, ждут. Вернее — возле домов стоят.
— Не протестовали?
— Так, поворчали для вида, но все ждут.
— Тогда пошли!
Андрей быстрым шагом, почти бегом пошёл в деревню, отмечая себе группки людей, стоящих возле домов. Он подошёл к первой группе и как будто сделал какие-то пассы руками, изображая, что он колдует — им всем было объяснено, что приезжий умеет колдовать и с помощью особых заклинаний может найти убийцу.
Для деревни это было жизненно важно, а потому все беспрекословно согласились на испытание. Убийца, конечно, тоже согласился — а что ему оставалось? Если бы он отказался — подозрение точно пало бы на него, а уж тогда за каждым его шагом следили бы, и в конце концов — кто-нибудь его убил. Тот же неутешный отец Машеньки, к примеру. Вряд ли для него были бы нужны особые обоснования и точные неоспоримые доказательства…
Время шло — Андрей уже обошёл около пятидесяти домов, но всё бестолку. Отец девочки, идущий с ним рядом, подтверждал — больше мужчин в этих домах не было, все здесь. На всякий случай Андрей обнюхивал и женщин — как ни фантастично — но мало ли что бывает…
Возле лавки стоял злобный Анупель, уже сменивший обделанные штаны на чистые и истерично кричал:
— Чего вы ему верите! Небось он и убил! Не дамся колдовать не себя! Не дамся!
Из толпы, сопровождающей Андрея и его спутника послышался голос, с угрозой сказавший:
— Тогда заказывай себе гроб, Анупель!
Лавочник испуганно сник, и позволил Андрею подойти — тот понюхал — увы, это был не Анупель, хотя монах почему-то был уверен в обратном. Ну, по принципу — подлец — всегда подлец.
Монах всё шёл и шёл дальше, и с каждым проверенным домом его уверенность в успехе падала — оставалось уже меньше десятка домов, когда он подошёл к группе, в которой узнал старого знакомого — Гармаша.
Тот стоял беспечно, впереди своей жены и двух сыновей, с любопытством посматривающих на происходящее.
Гармаш, улыбнувшись, помахал ему рукой и сказал:
— Прекрасно выглядишь, как я погляжу. Ты ещё и колдун, оказывается?
Андрей утвердительно кивнул головой, просто для проформы понюхал воздух, и вдруг его как колом по голове врезало — ОН! Это он — убийца! Этот приятный мужик, с семьёй, с детьми — как он мог?
Андрей пристально посмотрел в лицо улыбающемуся Гармашу и тихо, но внятно сказал:
— Почему ты это делал? Как ты мог, девчонку?
Тот, продолжая улыбаться и не глядя на окружающих, спокойно сказал:
— А что поделаешь? Сущность моя такая! Я хочу убивать, и сейчас убью и тебя.
Андрей мгновенно отпрыгнул, отбросив рукой недоумевающего отца покойной девочки, и изготовился к жестокому бою.
Неожиданно, Гармаш стал сбрасывать обличье дружелюбного, милого человека и превращаться в монстра — с горящими красным огнём глазам, длинными клыками и когтистыми лапами.
Это происходило практически мгновенно, но при ускоренном восприятии монаха, заняло времени достаточно, чтобы он мог принять решение — перекидываться ли в Зверя и пугать народ, или попробовать биться в человеческом облике.
Вопрос разрешила Шанти — она спрыгнула с плеча Андрея, и увеличившись до нормального размера вступила в драку с чудовищем.
Народ с визгом разбежался в сторону, и на площадке остались лишь Андрей, да громадная чёрная кошка, с шипением и рёвом вцепившаяся в монстра.
Всё завершилось секунды за две — без особых боевых излишеств, без колдовства и каких-то красивых приёмов — голова «Гармаша» отлетела в сторону, покатившись как футбольный мяч, а тело, дёргаясь и испуская фонтан крови — осталось на месте.
Шанти уменьшилась и снова запрыгнула на свой насест — плечо товарища.
— Труп этого чудовища сожгите, чтобы и следа не осталось! И не пораньтесь — можно от него заразиться, я так думаю. Его кровь поганая. Мои соболезнования по поводу гибели Машеньки. И…вам, по поводу гибели Гармаша — обратился он к плачущей семье монстра — скорее всего, он был захвачен в лесу монстром, который принял обличье вашего мужа и отца, если хорошо подумаете, вспомните — у него должны были измениться привычки. То есть — это был не Гармаш. Так что, селяне — не обижайте их семью — они ни при чём, они сами пострадавшие. Ну всё, прощайте, мне пора! — Андрей посмотрел на красное солнце, до половины скрывшееся за лесом и решительно зашагал в лес, под опасливыми и восхищёнными взглядами деревенских жителей.
Он шёл, и думал: «Вот как бывает — я-то думал это исчадье где-то спрятался и убивает жителей, или лавочник — поганец и негодяй — однако — оказался тот, на кого никогда бы не подумал. Отвратительно!»
— Эй, подруга, а ты-то зачем кинулась на него? Скучно стало?
— И скучно тоже. А кроме того, я тебе говорила — ненавижу тех, кто обижает маленьких девочек. И ещё — а ты не подумал, что он вообще-то может быть заразным? Ты не забывай, что я хоть и в образе кошки, но на мне та же самая броня, что и на маме, броня, которую и ты-то пробить не смог, со своими когтями. Ну — почти не смог… Так что — если я не хотела, чтобы ты превратился ещё и в ЭТОГО монстра, надо было решать дело самой. Это был настоящий леший — кроме всего прочего, они ещё любят попить свежей крови. Девочка — видел какая бледная была? Он её обескровил ещё при жизни. Ну, а надругательства — скорее всего для того, чтобы отвести глаза. Если бы не твой нюх, его бы в жизни никогда не нашли! Ну что же, мне понравилась наша прогулка! Я очень довольна. Продолжай в том же духе!
Андрей грустно улыбнулся — у него все эти события не вызвали восторга — на душе лёг горький осадок, не позволяющий ему воспринимать происшедшее, как простое приключения.
Скоро они вышли на поляну, где лежала скрытая невидимой завесой дракониха. Завидев их, она спросила:
— Как сходили? Вижу — ты приоделся! Как дочка? Хорошо себя вела?
— Хорошо — улыбнулся Андрей — молодец у тебя дочка, умница и красавица.
Ему показалось, что кошка на плече замурлыкала от удовольствия…а может не показалось?
Приладив верёвку, соорудив из неё что-то вроде подпруги, Андрей, Андрей исхитрился натянуть на себя сразу два рюкзака — расположив один сзади, другой спереди — не бросать же драгоценные чешуйки, так тяжко доставшиеся? — и забрался на шею Гары. Теперь ему было тепло и он не боялся замёрзнуть даже во время ночного полёта.
Гара мощными прыжками разогналась, подпрыгнула высоко над кустами, и скоро её широкие крылья несли их над лесом, в сторону от несчастной деревни.
Дракониха всё выше и выше поднималась над землёй, и вечернее солнце освещало крылья, серебристые облака, и две тёмные фигурки на её могучей спине.
Андрей и его новая подруга неслись сквозь вечерний воздух навстречу новым приключениям, не зная, какие испытания ждут их впереди. Да если бы и знали — разве могли бы они изменить свою судьбу? А если могли — захотели бы?
Каждому дана своя судьба…
Конец первой книги.
Евгений Щепетнов
Монах. Путь к цели.
(Монах-2)
Глава 1
– Вход пять медяков! И за животное медяк! – солдат в воротах злобно прищурился на Андрея, как будто тот намеревался украсть его любимые портянки. Андрей не раз замечал, что некоторые люди, получая даже минимальную власть – например – власть 'не пущать!', становятся совершеннейшими монстрами, тиранами, злобными жабами, вымещающими свою несчастную жизнь на тех, кто по их мнению, стоит ниже на ступени социальной лестнице.
Спорить он не стал, молча отдал шесть медяков, не глядя в глаза этого хилого чахоточного адепта правопорядка, и поддёрнув на спине вещмешки, зашагал через ворота на столичную Привратную площадь.
В голову почему-то пришло воспоминание о милиционерах, которых он встретил некогда на московской улице. Они решили проверить у него документы и долго мурыжили, придираясь к штампу происки, по их мнению недостаточно хорошо пропечатанному (Чёртовы заказчики, готовившие документы! Заказ на человека стоил сто тысяч долларов, а эти уроды не могли потратить немного денег, чтобы сделать приличные доки!). Тогда он отдал им тысячу рублей, чем эти менты удовлетворились, не зная, как близки были к смерти. Андрей мог переломить их худые шейки за доли секунды так, они не успели бы этого и осознать. Он был профессиональным наёмным убийцей, бывшим спецназовцем, работающим по контракту на тех, кто заплатит денег. Впрочем – он не без основания подозревал, что заказчик у него один – полугосударственные и государственные структуры, устраняющие неугодных им людей.
В конце концов, шлейф его грехов стал настолько ощутимо пахнуть серой, что руководство решило убрать киллера, знающего слишком много. Закономерный конец любого наёмного убийцы. Вот только Андрей не был любым. Он был убийцей высшего класса, можно сказать – элитой из числа профессиональных убийц. Он почуял момент 'Х' и исчез. Вначале – в сибирский монастырь, а оттуда – непонятным образом, в этот мир. Как он тут оказался – он не знал. Просто лёг спать в своей монастырской келье и проснулся в этом мире.
Он не раз размышлял о происшедшем, но каждый раз приходил к заключению, что лучше проснуться в таком дерьмовом мире, чем не проснуться вообще.
И вот теперь, пройдя через череду испытаний, приключений и преобразований – в том числе и телесных – он оказался в главном городе Славии, её столице – Гаранаке, с грузом драгоценных драконьих чешуек в рюкзаке, и драконом на плече – вернее драконихой, маленькой, ехидной, злобной фурией, именуемой Шандрагон, в просторечии – Шанди.
Конечно, сидела она на плече не в виде маленького дракона – это крылатое племя умело принимать обличье любого животного, которое жило в этом мире, или которое мог представить их причудливый разум. Только вот людей представлять не могли – всё-таки, ходить на двух ногах сложнее, чем на четырёх. Навык нужен. Опять же – люди заметны, а кошки или мыши – кто на них обращает внимание? Люди и драконы уже много тысяч лет жили рядом, но знали б этом только драконы…
Шанди отправилась с Андреем неспроста – когда он, в результате борьбы с лесным оборотнем нахлебался его крови, то сам стал оборотнем, обретя новые способности – например – теперь, он видел ауры людей и зверей, и мог лечить.
Совершенно подсознательно бывший монах видел в ауре ту болезнь, которая мучила её владельца, и устранял эту болезнь. Вот только помочь искалеченной Шанди он пока не мог – для этого нужна была хирургическая операция, сделанная специальными инструментами, дорогими и редкими. Для того он и пришёл в столицу, чтобы найти эти инструменты и сделать операцию. Впрочем – не только для того. В столице должны были жить его друзья – Фёдор Гнатьев, бывший вояка, мастер фехтования, и его любимая женщина со своей маленькой дочкой которых они встретили в путешествии и взяли с собой. Женщину звали Алёна, а её дочь Настёнкой. Когда наёмники, по приказу сумасбродного графа, у которого Андрей на дуэли убил кузена, захватили монаха, он приказал Фёдору и Алёне ехать в столицу, устраиваться там и ждать его – если он выживет, обязательно их найдёт.
У Фёдора хранились все деньги, все ценности, которые Андрей забрал с убитых им Исчадий, служителей демона Сагана, единственной религии Славии. Где искать Фёдора, куда они могли устроиться в столице – Андрей не знал. В общем-то столица не была его целью – путь Андрея и и его спутников лежал в Балрон, соседнее со Славией государство, врага Исчадий, куда Исчадья не допускались ни под каким видом. Некогда Андрей обещал одному хорошему человеку, погибшему на Круге, убитому на потеху толпе, что он позаботиться о его дочери, живущей в городе Анкарре, столице Балрона. Девушке было то ли семнадцать, то ли восемнадцать лет, и звали её – Антана.
В любом случае Андрей не собирался задерживаться в Славии – у него буквально земля горела под ногами, после того, как он навёл террор среди Исчадий, занявшись тем, что умел лучше всего – убивать. Его захватили, заставили выступать на Круге, где убивали тех, кто хранил приверженность Светлому Богу, а также различных преступников всех мастей, которые не сумели откупиться от власти.
Андрей выжил на Круге, снова попал в застенки Исчадий, освободился, убил всех тех врагов, кто оказался рядом и сбежал, вместе со своим другом Фёдором.
К столице он прилетел на драконихе – матери Шанди, громадной драконихе Гаре, которая, оставив дочь на попечение Андрея, улетела по своим делам – тем более, что фактически Андрей снял с неё громадный груз ответственности – уже сто лет дракониха кормила свою покалеченную людьми дочь, отсиживающуюся в тёмной пещере.
Теперь Андрей был Шанди за мать – впрочем, та это никак не признавала, и считала Андрея, и весь род людской недалёкими, глуповатыми существами – особенно по сравнению с драконами – мудрой, великой и долгоживущей расой. Впрочем – Андрей до сих пор не знал – а сколько же он сам может прожить? Его раны заживали за считанные минуты, или часы, его скорость, в сравнении со скоростью людей была выше в несколько раз, если не в несколько десятков раз. Он был сильнее обычного человека в разы.
Сколько живут оборотни? Андрей этого не знал, тем более, что на Земле эти самые оборотни считались персонажами вымышленными, сказочными и он не интересовался вопросами их метаболизма и сроками жизни. Итак, теперь оставалось найти Фёдора в большом городе, и отправиться дальше, к границам Славии.
– Чего это за тебя взяли пять медяков, а за меня медяк? – недовольно буркнула Шанди, чёрная кошка, она же дракон, потягиваясь на плече Андрея – я считаю, что это несправедливо! Я стою дороже тебя! Люди вообще не умеют правильно оценивать объекты и ситуации. Посмотри, как я прекрасна – а от тебя пахнет потом. Ты когда последний раз мылся?
– А сама-то? – фыркнул Андрей – ты-то когда мылась? Постеснялась бы уж! Сто лет просидела в грязной дыре, а ещё рожи корчишь! Вообще – непонятно, как ты не сделалась идиоткой, сидя в тёмной пещере и не получая никакой информации. Любой человек бы свихнулся от такой жизни – жрать, да гадить, жрать, да гадить – и так сто лет. Кстати – может потому ты и такая придурковатая? Всё время несёшь всякую чушь. Может ты свихнулась?
Шанди зашипела, и выпустила когти, проткнувшие одежду и впившиеся в плечо Андрею. Тот поморщился, и негромко сказал:
– Если ты ещё раз сделаешь что-то подобное, то я тебя кину куда подальше! Ты поняла?
'Кошка' зашипела, и ещё глубже впилась в плечо человека, не признавая его главенство над собой, и тогда он схватил Шанди поперёк туловища, оторвал от себя и так метнул её через всю улицу, что она, пролетев метров пятнадцать по воздуху, завершив красивую дугу, плюхнулась в мусорный бачок возле какого-то трактира. Вдобавок ко всему вышедшая из трактира служанка выплеснула в бак ведро помоев и страдалица в кошачьем обличьи вмиг оказалась покрыта слоем жирной воды, смытой с тарелок и кусочками объедков, равномерно расползшихся по баку.
Андрей усмехнулся и прибавил шаг, постаравшись убежать подальше от места предполагаемого выплеска гнева разъярённого дракончика. И тот не заставил себя ждать – дикий кошачий вопль наверное слышали от городских ворот, а выскочившая из бачка фурия с горящими глазами торчащими усами и оскаленными белыми зубами напоминала настоящего демона – отчего служанка чуть не упала в обморок и долго материлась на это кошачье отродье, размножившееся так, что людЯм житья нет никакого. Потом этот демон кошачьего рода припустил по улице за одиноким, быстро шагавшим путником, задрав хвост и шипя по дороге так, как будто это была не милая кошечка, а клубок ядовитых змей. Это, конечно, было не так – ядовитые змеи в этот момент не сравнились бы по злобе и ярости с 'милой кошечкой' – столько ругани Андрей не слыхал очень давно, и потому рассердился ещё пуще, заявив, что если её поганый ротик не закроется, она никогда больше не будет восседать на его плече как важная персона, а будет или тащиться за ним следом, сбивая свои нежные лапы, или же поедет в мешке, как крыса. И если она и в дальнейшем хочет, чтобы он имел с ней дело, то пусть учится вести себя пристойно, не царапать его, не кусать, не обзывать…и вообще – перечень того, что ей делать нельзя, он озвучит позже. Потому что перечисление всего занимает слишком много времени, а им надо устроиться в гостиницу, а прежде – пообедать. Кроме того, он не пустит на своё чистое плечо какую-то помоечную кошку, от которой воняет, как из мусорного бачка.
Шанди ещё немного поругалась – больше для вида, чтобы показать свою независимость, а потом побрела за своим спутником, уныло повесив свою голову.
Так-то её шерсть не пострадала – по одной простой причине – шерсти этой на самом деле не было. Её облик кошки был лишь иллюзией, под которой находилось тело маленького дракона, но вот этому маленькому дракону досталась порция помоев, и теперь он и вправду сильно отдавал отбросами. И шагать ей было трудно – за сотню лет сидения в норе не больно-то научишься ходить как следует. Тем более, что для дракона хождение само по себе унизительно – стихия дракона небо! Так что хоть человек и отвратителен, но Шанди принимает его условия – это она так заявила после тирады Андрея. На что он ей повторил, что озвучит список её прегрешений и будущих условий сотрудничества позже, в удобное для него время. А пока – пусть эта крысодракониха не болтает, как заведённая, а шагает за ним след в след, и поближе, иначе на неё наступит какая-нибудь лошадь.
Шанди после этого приблизилась настолько, что он стал опасаться, что та оттопчет ему пятки, или он врежет пяткой ей по морде. Брать на плечо он её и вправду не хотел – запах, который исторгала дракониха была просто невероятен по своей гадостности. Пахло дерьмом и дохлой кошкой одновременно. Ему подумалось о том, что в трактир, из которого выносят такие пахучие нечистоты ходить не стоит – чем они кормят постояльцев, если их объедки так воняют?
Заметив вывеску с нарисованной на ней постелью и сладко спящим мужчиной, с идиотской улыбкой на лице дауна, Андрей свернул к ней, небезосновательно полагая, что под ней находится гостиница не слишком высокого пошиба.
Так-то денег у него хватало – золотишко оттягивало его пояс, и довольно внушительно, но устраиваться в дорогих гостиницах, не зная, сколько времени уйдёт на поиски друга, растрачивая зазря свои деньги – это было бы неправильно. А ещё неправильнее было бы – засветиться.
Он знал, ещё по Земле, что все крупные, элитные гостиницы обязательно стучат о подозрительных постояльцах в компетентные органы, и не сомневался, что здесь происходит то же самое. Человеку, находящемуся в бегах, излишняя известность как нож острый. Потому он сразу отправился из центра в дешёвые районы города, где надеялся найти гостиницу без изысков.
Толкнув дверь, он оказался в помещении, наводившем ностальгические воспоминания – в подобном трактире он работал долгие месяцы своей жизни в этом мире – вначале разнорабочим, а потом вышибалой, вместо убитого гвардейцами Исчадий парня. Похоже, что все заведения подобного типа строились по одному и тому же проекту – лестница наверх – прямо напротив выхода из гостиницы-трактира, стойка, за которой трактирщик, такой же как и во всех мирах, меланхолично протирал кружки и стаканы, зал, уставленный деревянными тяжёлыми столами, способными сопротивляться не только напору пьяных возчиков, схватившихся в ритуальной вечерней драке, но и приземление летающей тарелки – дубовые столы были очень массивными и монументальными. Андрей не удивился были, если бы те были наглухо привинчены к полу – чтобы не служить таранами пьяных гостей. Массивные стулья имели следы перелётов от одного конца комнаты, в другой, но стоически держали форму, благодаря умелому столяру, изготовившему их много, много лет назад. Возраст этих мебелей подчёркивался многочисленными следами попоек в виде нестираемых винных пятен, царапинами от ножей и своих собратьев, летящих снарядами по воздуху.
'Весёлое заведение!' – подумал Андрей и шагнул к стойке с вялым трактирщиком. В воздухе пахло мясом и приправами, так что его живот отреагировал на запахи бурным урчанием, а рот – обильным слюноотделением.
– Что хотел? – скучно спросил трактирщик, не переставая манипулировать с кружками. Со стороны это напоминало то, как если бы буддист занимался с молитвенным барабаном, меланхолично вращая его вокруг оси и бубня про себя: 'Ом мани падме хум! Ом мани падме хум!'
– А что ещё делают в трактирах и гостиницах? – усмехнулся Андрей – поесть, снять комнату, отдохнуть. Или у вас ничего этого получить нельзя? Тогда я пойду в соседнюю!
– Конечно, конечно есть! – послышался со стороны женский голос, и из комнаты возле раздачи блюд вышла высокая, привлекательная женщина лет тридцати –тридцати пяти – Урквар, болван, не видишь, человек хочет поесть и снять комнату?! Ты чего их натираешь? Займись делом, наконец! Видишь, с каким людьми мне приходится работать? Двоюродный брат – и выгнать жалко, а работает – как во сне! Спит на ходу! Ой, какая кошечка! – женщина широко улыбнулась и потянулась к отпрянувшей Шанди – ну-ну, Олра тебя не укусит! (Кто кого ещё укусит! – буркнула Шанди) Помыться только тебе надо – такая милая кошечка, и так воняешь! Ну, так что ты хотел снять, уважаемый? Комнатку подешевле? Или что-то более приличное?
– Хммм…что-то среднее. Мойня тут у вас есть? Хорошо – мне бы не помешало сполоснуться, как и моей спутнице. Давайте нам комнату, мы бросим вещи, сходим с мойню, а вы пока что приготовите нам обед. Побольше мяса, и лучше с кровью. Молока, сладкого чего-нибудь – пирогов, например, ииии…пива. Светлого, холодного. Кстати, у вас как тут, спокойно? Не сильно буйный народ?
– Когда как – извиняющее улыбнулась хозяйка гостиницы – сами знаете – как подопьют, всё бывает. Но обычно быстро утихомириваем – Никат хорошо справляется – она кивнула головой на сидящего в углу массивного мужчину со сломанным носом и прижатыми к голому черепу сплющенными ушами, по виду бывшему борцу или кулачному бойцу – сейчас Урквар отведёт тебя в комнату, выдаст ключ от двери, и можешь воспользоваться мойней – она у нас бесплатная. Извини, не в обиду, мы заранее берём с постояльцев деньги за комнату и обед – времена смутные, пойми правильно – женщина извиняющее улыбнулась – комнату на сколько времени будешь снимать?
– Пока на сутки, потом продлю.
– Хорошо. Пять серебряников за ночь. И за обед три серебряника. Извини, всё-таки столица – всё дорого. Ты же откуда-то с севера? Там у вас подешевле. Нам везут дичину уже с двойной накруткой…
Андрей расплатился, достав заранее приготовленные деньги из кармана куртки – не лазить же в пояс на глазах у всех – и пошёл следом за трактирщиком вверх по лестнице.
Комната ничего интересного из себя не представляла – двуспальная кровать, столик, тумбочка – будто попал в провинциальную гостиницу. Не хватало только торшера и старого неработающего телефона. Туалет и душа, конечно, тоже не было.
Оставив рюкзаки, Андрей достал из одного смену белья, мыло, полотенце, и отправился вниз, в поисках купальни. Шанди молча, со страдальческой миной побежала за ним, всем телом изображая непереносимые муки, которым подверг её жесткосердный человечишка. Она нарочито хромала, а когда Олра жалостливо заметила что-то о больной кошечке, так сильно страдающей, стала хромать её больше, напоминая моряка дальнего плавания только что ступившего на твёрдую землю, шатающегося и пытающегося найти равновесие.
Андрей иронически смотрел за её попытками вызвать жалость окружающих и пристыдить бесстыжего человека, и входя в мойню, заметил, что лучше бы смотрелось, если бы она пустила пену и поползла на одних передних лапах – это вообще произвело бы фурор. Шанди зашипела, и обнаружив, что за ними никто уже не смотрит, пошла как следует, подпрыгивая волейбольным мячом от переполняющих её недобрых чувств.
В мойне стояли большие деревянные корыта и маленькие тазики. Андрей вымыл одно корыто горячей водой и мочалкой, налил в него горячей и холодной воды, потрогал воду и поймал в воздухе вонючее существо, которое с мстительной радостью намеревалось плюхнуться в воду, приготовленную для человека.
– А вот фигушки! – это корыто не для вонючек – Андрей погрозил пальцем дракончику – идём-ка сюда. Вот, вот, в кадочку ныряй… моем, моем, трубочиста – чисто-чисто, чисто-чисто, будет, будет трубочист – чист-чист, чист-чист…ну вот, теперь ты похожа на праведного дракона, а не на кусок старой ветоши из помойки. Теперь моя очередь помыться…если сумею отмыться после тебя. Всё, не мешай!
Андрей с наслаждением погрузился в корыто, оставив на поверхности лишь лицо, и замер, наслаждаясь теплом и покоем. Он отбросил все мысли, сосредоточившись лишь на ощущениях здорового тела, требующего пищи и отдыха. Ноги слегка гудели, отходя от пешего перехода – дракониха не стала подвозить их слишком близко к городу, чтобы никто не заметил её прибытия, так что им пришлось несколько километров тащиться пешком. Вернее не им – ему, потому что Шанди ехала на его плече.
От мыслей его отвлёк чей-то мокрый зад, который плюхнувшись на его лицо, погрузил его в горячую воду. Андрей вынырнул, очумело кашляя, и успел заметить, как за дверями мойни скрывается чёрный зад террористки, громогласно хохочущей и обещающей ему дальнейшие кары за неуважительное поведение.
Андрей улыбнулся, покачал гловой и приступил к намыливанию головы, и всего тела – пора было идти, некогда разлёживаться. Есть хотелось неимоверно. Он всегда подозревал, что есть верный, и наверное, единственный способ убить оборотня – ну, кроме сожжения – запереть его в каменном мешке и не давать ему есть несколько дней. Смерть гарантирована. Его тело с ускоренным обменом веществ съест само себя.
Через двадцать минут он уже сидел за столом и поглощал горячее, слегка прожаренное мясо с кровью. Раньше он такое не ел, предпочитая хорошо прожаренные бифштексы, но с обретением способностей оборотня приобрёл и некоторые привычки, присущие Зверю – например, иногда ему очень хотелось поесть свежей убоины, ещё парящей в прохладном воздухе, и попить крови…
Шанди сидела рядом и глотала кусочки говяжьей печёнки, стараясь делать это пристойно и аккуратно – после обещания Андрея, что он скинет её со стола и дракончик пойдёт есть со всеми кухонными кошками – возле помойного ведра. Посмотрев на это скопище ободранных, покрытых шрамами и блохами кошанов, Шанди согласилась, что хорошие манеры пристали добропорядочному дракону и теперь являла собой пример воспитанности и хороших манер.
Андрей за считанные минуты, хоть и сдерживал себя, смёл всё, что было подано ему на стол, заказал ещё пару пирогов с олениной, и в ожидании заказа, принятого подавальщицей в чистеньком, застиранном сарафане, налил себе холодного пива и отдуваясь, стал его попивать, чувствуя, как шипучая жидкость проваливается, заливая жажду от съеденного мяса.
Он попросил положить в мясо поменьше специй – с некоторых пор его чувствительный нос перестал воспринимать специи и различные приправы как необходимые принадлежности любого вкусного блюда. То, что раньше он чувствовал, как приятный аромат – теперь его чувствительный нос ощущал как жуткую, ураганную вонь. Приходилось и самому мыться почаще – нюхать себя, грязного, целыми днями, было просто невыносимо.
Некоторые способности Зверя ранее проявлялись только тогда, когда он перекидывался в него из человека, теперь же, в последние дни, они почему-то стали проявляться явно и ярко – например, он великолепно видел в темноте, а кроме того, мог постоянно видеть ауры людей, зверей, и предметов. Да, у предметов тоже были свои ауры – слабые, но были. Что эти ауры означали Андрей пока не мог понять – если ауры живых существ указывали на их состояние здоровья, то что значила оранжевая аура вон того стула? Или же смесь аур вон той табуретки?
Поразмышляв над этим фактом, монах пришёл к неожиданному выводу – это остатки аур тех людей, которые касались этих предметов до того. То есть – сделал он вывод – ауры могут оставаться на предметах, как отпечатки пальцев, или же запах – кстати – и запах он тоже ощущал, и после того, как ощущал какой-то из запахов, вкупе с видом остатка ауры, в его мозгу возникал образ этого человека – схематичный, неполный, но образ. Например – вон там несколько часов назад сидел толстый человек с басистым голосом и большими руками, ростом выше Андрея – настоящий великан. А с ним рядом была молодая девушка – ноздри Андрея раздулись, вдыхая её мускусный запах…проститутка – сделал он вывод. Дешёвые вонючие духи, запах нескольких мужчин, смешивающийся с её запахом – монах поморщился – запах порока был настолько очевиден, что воротило с души.
Нет, он был не против этой древнейшей профессии – глупо бороться с тем, что существует тысячелетиями. Однако и умиляться этому явлению не собирался. Его не трогали рассказы о том, как несчастные девушки попадают в сети сутенёров и начинают свою ужасную деятельность, страдая и плача. Он знал многих проституток и услугами многих из них пользовался – от самых дешёвых, тысячерублёвых, до самых дорогих, элитных, подрабатывающих своей ухоженной вагиной в свободное от показов модных платьев и фотографирования в нижнем белье, время. Так вот – многим из них нравилась их работа. Нравилась жизнь, которую они вели. А то, что когда-то это закончится, и закончится, возможно, дурно – об этом они не думали. Ну что же – каждый выбирает свою дорогу в жизни, или, скорее, дорога выбирает его. Они закончат дурной болезнью, или ножом пьяного клиента, а киллер – стрелой…или пулей в лоб. У всякой профессии свои издержки. Вот у него – какая сейчас профессия? Монах? Киллер? Охотник за нечистью? Скорее – всё вместе взятое. Вот только методы, которыми он попытался искоренить Зло оказались совсем негодными, и вместо того, чтобы уменьшать количество Зла в мире, он лишь увеличивал его, и делал это вполне успешно.
Андрею показалось, что кто-то далеко-далеко рассмеялся глумливым, издевательским хохотом, и монах тряхнул головой, отгоняя дурные мысли.
– Что, голова болит? – раздался голос рядом
Андрей поднял глаза и увидел, что подле его стола стоит хозяйка гостиницы, держа в руках миску с горячими пирогами. Она улыбнулась клиенту и поставив миску на стол, спросила:
– Можно я присяду за твой стол? Не будешь против? Не помешаю?
Андрей равнодушно пожал плечами:
– Присаживайся. Не помешаешь.
Женщина присела на стул, а монах взял с миски кусок пирога, разломил пополам и откусив от него, посмотрел на женщину. Он ещё раньше отметил для себя, что молодуха была приятна лицом и фигурой – гладко зачёсанные волосы, заплетённые в косу, сарафан, украшенный вышивкой, круглые бёдра, обтянутые тесноватым подолом и красивые руки с небольшими перстеньками. Обручального кольца не было – женщина незамужняя – сразу понял он. И ещё – его нос учуял возбуждение, самка хотела самца – нос Зверя уловил это сразу, как только та оказалась возле столика. Аура женщины была здоровой, и только в одном месте полыхал небольшой красный язычок – что-то с рукой. Монах глянул на левую руку – она была перевязана белой чистой повязкой.
– Порезалась сдуру! Точильщик так наточил ножи, что как булатная сабля режут, а я сдуру и цапнулась за лезвие. Вот теперь хожу, как после битвы. Ты, наверное, удивлён, чего это к тебе баба прилезла, да? – проницательно глядя в глаза, спросила женщина (Шанди сказала: 'Она тебя хочет заманить на совокупление, это понятно даже бродячим кошкам! Я чувствую, как она возбуждена.) Я увидела интересного мужчину, решила с ним поговорить. Тут так скучно – одни пьяные рожи, да вот этот сонный телок – Олра кивнула на своего кузена – а я люблю слушать о путешествиях, о том, что делается в других городах и землях, что вообще на свете делается. Особенно, когда мне рассказывает такой симпатичный мужчина – она игриво подмигнула Андрею, а тот с усмешкой подумал про себя: 'Внаглую снимает меня! Я снимал женщин, но чтобы меня…впрочем – забыл графиню Баданскую? Да что же это за поветрие такое пошло – бабы начали вешаться мне на шею! Раньше я такого за собой не замечал…новая способность Зверя? Вероятно. Я где-то читал, что оборотни всегда были в чести у женщин, те как будто бы клюют на звериное начало в мужчине, хотят брутального, сильного самца. Как-то определяют в человеке такового, Зверя, и подсознательно желают с ним размножаться, рожать от него такое же брутальное и сильное потомство. Впрочем – это лишь мои умозаключения…')
– Да что там, в других городах? – усмехнулся Андрей – такие же люди, такие же трактиры – один-в-один, ты думаешь, если они живут за тысячу вёрст отсюда, то перестают лгать, воровать, любить и ненавидеть? Всё то же самое. Всё как тогда, когда… – он чуть не сказал – 'когда их создал Бог'. До сих пор он не мог избавиться от многолетних привычек.
Здесь упоминание Бога было равносильно смертной казни. Тут же кто-нибудь бы донёс, и участь 'боголюба' – быть на смертельной арене Круга, или умереть на жертвенном алтаре, во время кровавого жертвоприношения исчадий.
– Нет, люди те же – улыбнулась она – но мне же как-то надо было начать разговор, правда? Вам, мужчинам легче – подошёл к понравившейся женщине и давай расписывать ей прелести общения с таким красивым и умелым во всех отношениях парнем. А нам, женщинам, что делать? Тебе не кажется, что общество просто душат условности?
Андрей чуть не поперхнулся – встретить феминистку в параллельном мире, в средневековом обществе – это нечто странное!
– Я тебя смутила своими странными высказываниями, да? – женщина улыбнулась и розовым язычком облизнула верхнюю губу – ну вот такая я, какая есть. А ты какой есть, путник? Да – что касается 'есть' – это ты на высоте, да! Давно не видала, чтобы кто-то так красиво и много ел. Ты как будто неделю голодал, хотя по тебе и не видно. Одежда новая, как из лавки, кошечка сытая и ухоженная, вряд ли ты нищенствуешь. Пояс хорошо набит и в нём позванивают монеты – я запах денег чую издалека. Но одет скромно, чтобы не бросаться в глаза. На исчадье не похож, скорее на…хммм…в общем странная ты личность, мой уважаемый гость. Что тебя привело в этот поганый город, средоточие порока и зла? Сидел бы себе в глухих лесах, общался со зверюшками и птичками, зачем ты пришёл в этот каменный лес?
– Слушай – ты стихи не пишешь? Песни? – усмехнулся Андрей – у тебя бы получилось.
– Ты думаешь? – лицо женщины озарилось внутренним светом – а ведь мне иногда хотелось попробовать себя в сложении песен. Я пою, и неплохо. Но под настроение, когда выпью и станет тоскливо…
– Можно спросить…? – начал Андрей, и женщина сразу его перебила:
– Где мой муж, где мои дети, да? – её лицо как-то увяло, и Андрей пожалел, что начал спрашивать. Ведь именно это он и хотел спросить. Странно, что у такой красивой и уверенной в себе женщины нет мужа и детей, это в её-то возрасте, что для патриархального средневекового общества категорически невозможно.
– А нет у меня ни мужа, ни детей. Не могу я иметь детей. Вот и мужа нет. А гостиница досталась от отца, он умер три года назад. С тех пор я одна веду дела. Мать умерла давно – нашли в переулке с ножевой раной в спине. За двадцать серебряников убили. Это же столица… – её лицо ожесточилось и стало совсем грустным – сбежала бы отсюда, да ведь все деньги тут. Где заработаешь больше. И сижу здесь, и буду сидеть, и помру здесь…а вон тот хряк, или его дети, унаследует трактир. Мне-то больше оставить некому. Почему я тебе рассказываю? А почему и нет? Ты симпатичный мужчина, сегодня здесь, а завтра ушёл – и нет тебя. И забыл про меня. И я про тебя. Я душу излила, мне стало легче. А ты посидел в компании с красивой женщиной, которая обратила на тебя внимание, разве не приятно? – глаза женщины смеялись, и Андрей тоже улыбнулся.
Она была очень умна – решил монах. И похоже, что на ней лежало проклятие, как на многих умных женщинах: где найти такого же умного, как она, чтобы жена не подавляла своим интеллектом, чтобы он не чувствовал себя ущербным, придавленным её умом? То-то же…лучше всего выходят замуж дурочки, или маскирующиеся под дурочек – они хихикают, жеманятся, при первом удобном случае затаскивают жениха в постель, залетают…хммм…а вот тут как раз и проблема. Детей иметь не может – значит – пустая, бесполезная – по понятиям средневековья…вот только всё равно кто-то был бы рядом с ней – гостиница, трактир, обеспеченная женщина. Опять же – красивая, и похоже – очень сексуальная. Вон как многозначительно губы облизывает…
– Думаешь – почему с ней рядом мужика нет? – усмехнулась она, как будто прочитав его мысли – не удивляйся, вы, мужики, для меня прозрачны, как стёклышки. У тебя всё на лбу написано. И не три лоб, бесполезно! Эти слова татуировкой на нём впечатаны – рассмеялась она, когда Андрей стал шутливо тереть лоб. Ему нравилась эта женщина, такая непохожая на остальных женщин этого мира. Скорее она походила на мужчину, своим умом, смелостью в высказываниях и неординарностью мышления.
– Ну скажи – зачем мне вот такой муж, а? – она показала на сонного бармена – или вот такие – она незаметно кивнула на компанию из четырёх купцов, с красными лицами, осоловело хлебающих из глиняных стаканов красное вино и спорящих о том, кто в за эту поездку больше заработал и какую девку купит.
– О чём мне с ними говорить? И притом – они все норовят сосвататься за гостиницу, а не за меня, понимаешь? Ну на кой чёрт он мне нужен, такой муж? Деньги у меня и так есть, а мужика на ночь я всегда найду. Ведь всё-таки я красивая, согласись? – она заложила руки за голову и глубоко вздохнула, отчего её высокая грудь поднялась и едва не разорвала лиф сарафана. За столиком купцов кто-то промычал, и они стали жадно присматриваться к столику, за которым сидел Андрей и Олра.
Один из купцов с глупой пьяной улыбкой стал подниматься из за стола, с явным намерением подойти к сидящей парочке, но натолкнулся на холодный взгляд Андрея. И было в этом взгляде что-то такое страшное, такое смертельное, что купец побледнел и сел на место, с испугом отвернувшись, и начав деланно смеяться какой-то глупой шутке своего коллеги.
– Хммм..а ты сильный человек – удивлённо протянула женщина – тебя можно испугаться, да…вроде и невидный, неприметный, но такой..жёсткий, как вот этот кинжал, что у тебя на поясе (Всё успела заметить, Шерлок Холмс в юбке – уважительно подумал Андрей – ну и ну…) И такой же опасный, как стальной клинок. Ну, так что же привело тебя в столицу? Я уже тебе все мои тайны рассказала, чуть не до описания моего месячного цикла, а ты молчишь и молчишь! Может ты вообще не умеешь говорить, а?
– Ну ты же сказала, что тебе надо, чтобы выслушали? И только. Нет? – с усмешкой спросил Андрей – тогда может стоило поставить перед собой кухонную кошку, и наговорить ей всего, зачем это рассказывать первому встречному?
– Кошке неинтересно – пробовала! – рассмеялась Олра – притом она долго не сидит, сбегает. А ты не сбежишь – за комнату-то уплатил! Вот и слушай теперь в довесок к услугам мою дурацкую исповедь. Кстати, а у тебя есть жена? Ведь нет же? Оставайся у меня. Будем вместе гостиницей управлять. Поставлю тебя управляющим, а там, может, и поженимся, а?
– Вон ты как жёстко завернула! – от души рассмеялся Андрей – ты же даже не знаешь, как меня зовут. И тут же – поженимся!
– А чего – первый раз, что ли, иметь дело с мужиком, имя которого узнаёшь…потом – тоже расхохоталась Олра, вытирая рукой слёзы, выступившие из глаз. Но, вообще-то, ты крепок – обычно в этом месте мужики или сбегали, или требовали сразу вести их в магистратуру для регистрации брака. И тут же оформить завещание – на него, конечно. Вдруг меня чёрный понос прошибёт?! Забооотливые…
– Андрей меня звать – решился монах – а в столицу пришёл – друзей я тут одних ищу. Фёдора и Алёну. Вот не знаю где искать, каким образом. Может ты что-то посоветуешь? Откуда начать искать?
– Они на чём приехали? Или пешком пришли? Город-то большой, найти не тк просто. Надо знать – куда, в какой район города они могли пойти. Чем он занимается, твой Фёдор? Купец, возчик, портной или кожемяка? Понимаешь? Вот чем он занимается, или занимался – туда он, скорее всего и пойдёт искать приют.
– Охранник купеческих караванов бывший. Потом стражник. А отец его купцом был. Где здесь у вас купеческий квартал? Где они обитают? А может они в гостинице живут?
– Это вряд ли – уверенно мотнула головой Олра – скорее всего сняли жильё, или купили – если деньги есть. Но искать надо точно в купеческом квартале. Где же ещё он будет чувствовать себя в своей тарелке? Не в квартале проституток же, в самом деле? Хотя…охранник…шучу, шучу! Не хмурься! Вижу, что за друга порвать готов. Иэххх…женись на мне, а? Не женишься? Почему-то я так и думала. Ну ладно – тебе ещё чего-нибудь подать? Может вина? Или кошечке – молока? Вон как она притомилась, бедная! Ну спи, спи, красотка…не буду тебя гладить, нет. Не беспокойся. У меня была кошка – Фортуной звали. Она всех так драла, только клочки летели! Боялись все в мою комнату заходить – она по шкафам бегала и когтистой лапой их как рыбок выуживала. Если бы они видели – описались бы от страха. Не видели. А то ещё любила – спрячется на пол за шкаф, как выскочит – и вцепляется в ногу. Один тип ко мне забрался – то ли обворовать хотел, то ли посмотреть, как живут трактирщицы – говорит – хотел просто спросить…чего спросить? Зачем спросить? В общем она его так изодрала, что пришлось лекаря вызывать. В клочья просто порвала. Сдаётся и твоя красавица из той породы. Ну всё, не беспокою – раз ты ничего больше заказать не хочешь, и жениться на мне тоже не хочешь – сиди, отдыхай – уже вечер, скоро музыкант придёт, песни петь будет. Потом народ наберётся – там уже совсем весело будет, особенно когда ещё музыканты подтянутся.
Женщина улыбнулась Андрею, встала, вздохнув, и решительно зашагала к кухне. Скоро оттуда послышался её недовольный голос – она отчитывала кухарку за какую-то, ей известную провинность, а монах отхлебнул слегка потеплевшего пива и подмигнул своей боевой подруге:
– Ну что, когтистая, может мне и правда остаться тут, заделаться важным трактирщиком, растолстеть, и в конце концов умереть от ожирения?
– Это тебе не грозит – фыркнула Шанди, поднимая голову и следя за людьми, проходящими по залу – когда-нибудь я тебе голову откушу, как только ты меня сильно рассердишь. Ты уснёшь, я подкрадусь, и отгрызу.
– Тогда спать будешь на улице – невозмутимо парировал Андрей – я не могу подвергать свою жизнь опасности, засыпая рядом с таким злобным и коварным существом. На коврик пойдёшь к блохастым! Покроешься блохами, наступит на тебя кто-нибудь, вот тогда и узнаешь прелести жизни кошачьей.
– К сведению – блохи на драконах не живут – недовольно ответила Шанди – и вообще – я пошутила. Ты абсолютно лишён чувства юмора! Ничего я тебе не собираюсь грызть. Если только так, для профилактики, слегка…чтобы не забывался.
– Во-во, о чём я и говорю. На коврик пойдёшь! Печёнки ещё заказать тебе?
– Ох, нет…облопалась, спать тянет. Я же кормлю ту часть тела, что находится в этом мире, а она маленькая, ей мало надо еды. Та часть, что в подпространстве, есть не просит. Ты говоришь – откуда я знаю про мир, если просидела в пещере сто лет. Почему я не сошла с ума…да сошла бы, если б не мама. Она передавала мне в картинках всё, что видела и чувствовала сама..ну…кроме интимных подробностей, конечно. Так что я знаю всё, что знает она. Ну – почти всё.
– Понятно. Значит – ты высокообразованная и разносторонняя личность?
– А ты сомневался? Кстати, а что ты думаешь делать с этой женщиной? Я ведь почувствовала идущее от тебя сексуальное влечение. Сразу заявляю – я спать за дверью комнаты не согласна! Хочешь с ней совокупляться – иди в её комнату.
– Вообще-то я и не думал об этом, с чего ты взяла?
– Знаешь что, дорогой мой человек, это ты от себя можешь скрыть желания и мысли, а я, когда ты со мной разговариваешь, чувствую то, что ты чувствуешь. Впрочем – и то, что чувствуют остальные существа вокруг. Как у вас называется это умение?
– Эмпатия. Хммм…интересно. И что эта женщина чувствовала ко мне?
– Желание. Она хочет тебя, аж трясётся.
– Да перестань! Я же только что пришёл, как она может так в меня втюриться с первого взгляда? И я не красавчик…
– Хммм…я не очень-то разбираюсь в людской красоте, но в сравнении с остальными мужчинами, что тут находятся – ты просто идеал красоты. Вероятно ты не разбираешься в этом деле. Она правильно сказала – от тебя веет опасностью. Даже я тебя побаиваюсь. А мама тебя как зауважала! Они вообще мало кого уважает – для неё большинство существ сравнимы с насекомыми. А с тобой она как с равным разговаривает. Я удивлена.
– Кстати, а что у неё за история, связанная с драконьей горой? Чего она так переживает?
– Это наше, драконье дело. Не знаю, могу ли я посвятить в него. Давай-ка оставим эту тему, хорошо? Есть такие вещи, о которых лучше не спрашивать. Я вот не лезу в твоё прошлое? Ага, вот видишь! Чувствую, как ты сразу ощетинился, насторожился. Не хочешь, чтобы я лезла. Захочешь – сам расскажешь. Закажи-ка мне молока, хорошо? Что-то захотелось глотку промочить. Мне его не удавалось пить, когда я сидела в своей норе. Если бы ты знал, как это страшно и плохо – годами сидеть в этой норе и знать, что нет выхода, что так будет вечно, что ничего не изменится…
Андрей подозвал подавальщицу и попросил принести чашку и кружку молока. Девушка с улыбкой приняла заказ, глядя на сидящую торчком 'кошку', и через пару минут Андрей уже наливал густое, пахнущее деревней молоко в неглубокую миску. Вот что хорошо было в этом мире – никаких тебе генно-модифицированных продуктов, никакого порошкового молока – всё натуральное, всё настоящее, а не на сое и химикатах.
Тем временем жизнь трактира входила в свою обычную колею – народ собирался, заказывал выпивку и закуску, в зале висел чад светильников, гул толпы. Послышались резкие звуки настраиваемых струн, и Андрей увидел темноволосого мужчину, на коленях которого лежал инструмент, напоминающий то ли мандолину, то ли гитару. Он минут пять сосредоточенно настраивал инструмент, а потом запел неожиданно чистым, вибрирующим голосом под сопровождение несложных аккордов. Песня была о любви, о верности, об уходящих годах. Зал притих, а когда песня закончилась, взорвался стуком кружек о столы – так посетители выражали своё удовольствие. Музыкант с достоинством кивнул, и запел что-то новое, трогающее за душу.
Андрей с удовольствием слушал певца. Так-то он не был таким уж любителем пения бардов, но хорошую музыку и хорошие стихи видно издалека. Олре повезло, что у неё в трактире выступал такой профессионал. Это точно увеличивает посещаемость заведения.
Кстати сказать – рулила своим заведением она очень даже виртуозно – трактир работал как отлаженная машина, без сбоев и остановок. Подавальщиц стало уже трое, они бегали между столами, быстро обеспечивая гостей всем необходимым, кухарки на кухне быстро выполняли заказы, выдавая нужное блюдо до того, как гости начинали кричать, требуя скорейшей доставки заказанного. Олра стояла возле стойки, зорким глазом следя за происходящим и время от времени подавая команды, как капитан корабля, стоящий на мостике и ведущий своё судно между опасных скал.
Какой-то из гостей решил оказать ей знаки внимания, она выслушала его слова с улыбкой и отрицательно мотнула головой, он всё равно настаивал, и Андрей уже напрягся, готовый прийти на помощь, когда из угла поднялся вышибала, и встав между хозяйкой и подвыпившим гулякой всей своей громадной тушей оттеснил его в сторону и усадил на место, извиняющее улыбаясь мужчине. Улыбка, на лице человека с редкими зубами, шрамом через губу и сплющенными от ударов ушами была настолько страшной и многообещающей, что гость сразу утихомирился и замолчал, сделав вид, что не так уж было и надо. Ну не хочет она сидеть за его столиком – ну и ладно.
Андрей улыбнулся – в громадных габаритах и страшной физиономии есть свои преимущества. Ему, будучи вышибалой, приходилось больше уповать на чёткие, взвешенные фразы, взывать к логике, а когда не доходило – просто вырубать клиента. Впрочем – вскоре все завсегдатаи знали, что с Андреем лучше не надо не связываться – себе дороже. Хорошо, если только вырубит, а не покалечит. Но он старался не калечить, хотя и мог любого нарушителя порядка убить, или изувечить в мгновение ока. Зачем калечить? Это же клиент, за счёт которого живёт заведение, даже если он сейчас и немного не в себе. Ему завтра снова приходить и оставлять в трактире свои денежки.
Шанди свернулась клубочком, вылакав целую миску молока, и засопела. Выглядела она настолько по-домашнему, настолько уютно, что Андрей улыбнулся и ему захотелось оказаться где-нибудь подальше от этого шумного сборища. И чтобы горел камин, потрескивая дровами, а на плече лежала голова красивой женщины с припухшими от поцелуев губами… Он увидел лицо этой женщины, и оно оказалось лицом Олры.
Андрей тряхнул головой, отгоняя грешные мысли и сосредоточился на музыке. Но, увы, она как раз закончилась. Последний раз тренькнув тонкой струной, музыкант поклонился, обошёл гостей с шапкой в руках и ушёл к угол зала, где ему накрыли скромный стол. Мужчина пересчитал деньги из шапки, кривовато усмехнулся – типа – ну бывало и хуже! И приступил к ужину. Ел он жадно, возможно, что перед этим у него был целый день без крошки во рту. 'Что же' – подумал Андрей – 'это вам не Земля, где придурковатые 'певцы' получают бешеные гонорары за свои бездарные творения. Если их перенести сюда – с голоду бы сдохли. Их после первой же песни с позором бы выкинули из трактира'. По Крайней мере он так думал.
– Эй, ты чего тут расселся один, как король?! И ещё свою кошатину на стол выпер! – Андрей очнулся от своих размышлений и увидел перед собой того самого гостя, что приставал к Олре. Тот находился в тяжёлой степени опьянения, когда на ещё ногах стоят, но мозг уже не соображает, что делает тело. Андрей досадливо поморщился – ему ни к чему скандалы, драки, а этот тип только и напрашивался на разборки. Видимо, выбрал самого тихого и безобидного бОтана среди посетителей и решил самоутвердиться, так сказать взять реванш, после того, как его опустил вышибала.
Андрей поднял глаза на человека, и спокойно сказал:
– Мы скоро уходим. И если ты вернёшься на своё место, то не будет никаких неприятностей. После того, как мы уйдём, ты займёшь моё место. Договорились? Я тебя предупрежу, когда буду уходить.
Увы, на красном лице мужчины было написано лишь желание поставить на место этого тощего придурка с его дурацкой кошкой. (Причём тут место? Знай своё место, болван провинциальный!)
Андрей пожал плечами, встал с места, собираясь уходить, и краснолицый радостно засмеялся, довольный одержанной победой. Не успел Андрей взять в руки дремлющую Шанди, как мужчина сбросил её со стола движением руки и та ощутимо плюхнулась на пол, проснувшись и яростно зашипев.
Вот есть люди, которым всё мало. И люди, которые хотят, чтобы их убили. А что же ещё хочет человек, оскорбляющий незнакомого ему человека, поливающий его отборными ругательствами? Он что, считает, что так ему и сойдёт с рук, и он так и пойдёт по жизни топча людей, измываясь на теми, кто слабее и беднее его? Кстати сказать – как ни странно, такие люди иногда забирались и на самые высокие ступени в социальной лестнице. Ну как тот, придурошный миллиардер, который заявил, что те, у кого нет миллиарда долларов – идут в ж…у. Видимо не нашлось человека, который бы его остановил. Навсегда.
Иногда Андрей задумывался – а может его искуплением был бы отстрел вот таких негодяев? Ну зачем им жить, когда умирают, гибнут замечательные люди, которым этот поддонок и в подмётки не годится? А он живёт и процветает… Несправедливо ведь, на самом деле?
Короткий удар в печень многие даже не успели рассмотреть. Краснолицый побледнел и рухнул, как подкошенный. Его парализовало от боли, и мужчина потерял сознание, застыв на полу. Никаких сложных приёмов, телодвижений – короткий удар в правый бок – даже ребро не сломалось. Точная работа.
Шанди запрыгнула на столик, а сбоку подошёл вышибала. Он внимательно посмотрел на Андрея, на лежащего на полу дебошира, и покачав головой укоризненно сказал, неожиданно приятным и мелодичным голосом:
– Ну я же сказал ему – не нарывайся! Всё-таки нарвался. Он тебе не помешал? Извини, я не успел – в углу там утихомировал троих придурков. Пока до тебя дошёл – уже поздно. Но ловко ты его уложил. Ты в боях за деньги не участвовал?
– Было дело…давно – усмехнулся монах – давно.
– Ага. Я сразу вижу бойца. У тебя взгляд такой…как у призового бойца. Взглянул, и как будто уже знаешь – как положить противника. Ладно. Ты его там не убил? Что-то он лежит, как мёртвый… – вышибала наклонился и пощупал пульс лежащего, зажав артерию на шее.
Андрей присмотрелся к ауре лежащего – печень была цела, только сильно ушиблена – будет держаться за бок неделю. Рёбра целы. Так что ничего страшного.
– Нет. Печень ему отбил, но не сильно. Будет жить.
– Ага, вижу. Да, после удара по печени особенно не разгуляешься. Я как-то пропустил такой удар – ой-ёй как больно, выдохнуть можешь, а вздохнуть нет. Щас я его вытащу отсюда, а ты не беспокойся – сиди, отдыхай. Вон, хозяйка тебе машет…видать приглянулся ты ей. Ты её не обижай, она женщина замечательная, только с мужиками ей не везёт. А ты ей чем-то приглянулся, я видел, как она с тобой разговаривала. Смотри, обидишь – я сам тебя обижу, имей в виду – добродушное уродливое лицо вышибалы на миг стало страшным, и Андрею почему-то представился круглый ринг, с ревущими в схватке, осыпающими друг друга ударами бойцами. Один из них был вышибала.
Андрей тряхнул головой, видение ушло, а он улыбнулся и сказал:
– Верю. Я не собираюсь её обижать, она и вправду славная женщина.
Вышибала тоже улыбнулся и добавил:
– Ты хороший парень. Сейчас я скажу, чтобы тебе принесли вина за счёт заведения. Не самого лучшего, конечно, но приличного – за моральный ущерб.
Вышибала легко поднял стокилограммовую тушу нокаутированного дебошира и куда-то её унёс. Скорее всего, у них была комната для 'отстоя' таких вот пьяниц, а может и выкидывали на улицу, не разбираясь, что с ним потом будет, оберут его уличные урки, или нет. В разных заведениях это бывало по разному.
Снова забренчали струны – но это был уже не одинокий музыкант, а целый 'оркестр' из четырёх исполнителей. Они сели у стойки в углу и заиграли что-то плясовое.
Люди сорвались с места, начали топтать пол, притопывая и с гиканием кружась. Андрей, было, снова собрался уходить – не по душе эти шумные игрища – и тут ему принесли кружку с вином. Отказаться было как-то неудобно, тем более что хозяйка весело махала ему рукой от стойки, мол, пей на здоровье! Он поднял кружку, отсалютовав ей, и отпил из неё глоток. Вино было вполне приличным, даже на удивление – отдавало виноградной косточкой, терпкое и в меру вяжущее. Андрей с удовольствием стал его пить – что-то давно он не пил ничего спиртного. Впрочем, оно на него и не действовало – алкоголь сразу разрушался в его организме оборотня, давая лишь дополнительные калории. Но вкус хорошего вина был приятен и навевал некие ностальгические воспоминания…
Музыканты заиграли спокойную музыку, для парных танцев, и Андрей с удивлением заметил, что женщин в зале стало гораздо больше – проститутки, какие-то подружки гуляк, и непонятные женщины, род деятельности которых сразу распределить было нельзя. Может купчихи, может жёны купцов, привезших товар, не желающие оставлять своих благоверных в таком гнезде разврата без присмотра – мало ли что он задумает спьяну. Мужика надо держать в ежовых рукавицах!
– Пойдём, потанцуем? – он увидел перед столиком Олру, улыбавшуюся ему во все её тридцать два белых ровных зуба. Она уже успела переодеться, и на ней было платье, подчёркивающее формы и обнажавшее в декольте высокую грудь.
Андрей растерянно замолчал, не зная, что сказать, а потом пожал плечами и сказал, не зная, как отказать, чтобы не обидеть:
– Я не умею танцевать. Там, откуда я родом, такие танцы не в ходу – он кивнул головой на вальсирующие пары.
Это и правда было что-то вроде вальса, так что он немного лукавил, когда говорил, что не умеет танцевать – он умел, но делал это так давно, так давно…что уже и не помнил когда это и просходило. На выпускном балу в школе? Или на курорте, где он снял ту красотку, с которой потом зависал целую неделю? (Ему пришлось уехать не попрошавшись и оставить её спящей в номере, обнажённую, пахнущую персиками и любовью. Он потом долго её вспоминал, но наёмный убийца не может привязываться к кому либо, зная наверняка, что возможно скоро придётся бежать…что в конце концов и произошло.)
– Я тебя поведу – улыбнулась Олра – ничего сложного нет. Кошечка, ты позволишь мне забрать твоего кавалера? – она с улыбкой посмотрела на Шанди, а та открыла на миг глаза и потянувшись, улыбнулась кошачьей улыбкой и замурчала (Иди уж! Ну что с вами поделаешь – низшие существа. Вот драконы два раза в год тянутся друг к другу для спаривания – и ничего, живы. А вы готовы каждый час совокупляться. Тебе не кажется это ненормальным? Вижу – нет.)
Андрей встал, обхватил партнёршу за талию, и они закружились в весёлом вальсе.
Мелькали стены, мелькали столы, а перед глазами Андрея стояло лицо Олры, улыбающееся и такое желанное… Он, вначале, не попадал в такт, но потом настроился и повёл её в танце, прижав к себе и всем естеством ощущая упругое тело партнёрши, податливо прильнувшей к нему так, как будто они знали друг друга много, много лет.
Утром Андрей осторожно выпростал руку из под головы Олры, раскинувшейся во сне и явно привыкшей спать одной – она по хозяйски захватила всю кровать, оставив ему небольшую полоску вдоль края. Её кровать была пышной, застеленной шёлком, сбитым в комки после бурной ночи.
Андрею давно не было так хорошо с женщиной – Олра была неистощима в выдумках, не стеснялась своего обнажённого тела и не брезговала никакими способами доставить удовлетворение своему партнёру. Впрочем – и Андрей не отставал от неё. Женщина была очень чистой, ухоженной, пахла миндалём каких то притираний, а её тело было под стать двадцатилетней красотке – никаких целлюлитов или растяжек. Первое, что она заявила – 'Хочу заниматься этим при свете! Мне нечего стесняться, а ты меня возбуждаешь, и я хочу тебя лучше разглядеть!'
И правда – ей нечего было стесняться. Впрочем – как и Андрею. Он-то давно перестал уже чего-либо стесняться за свою долгую и бурную жизнь. И уж точно не свою партнёршу по постели.
Андрей стал тихо одеваться, но уйти незаметно ему не удалось. С кровати послышался голос Олры:
– Ты вернёшься?
– Не знаю – честно ответил Андрей – может быть. Может быть…
– Вот и все вы так – вздохнула женщина – как только приличный мужик попадается, так сразу куда-то бежит, торопится…и пропадает. Куда вы все бежите? Жизнь проходит мимо, а вы всё бежите, бежите, бежите…
Андрей присел на край кровати, и ласково провёл ладонью по твёрдому животу женщины. Он потянулась, закинув руки назад и сладко зевнула:
– А хорошо было! Я уже полгода с мужчиной не была. Ты что думаешь, я всех в свою постель приглашаю?
– А разве нет? – ухмыльнулся Андрей, натягивая сапог.
– Тьфу, дурак! – Олра шутливо хлопнула его по спине тяжёлой ладонью – знаешь же, что совсем не так! Последний мужчина, на которого я запала, жил у меня полгода..а потом уехал – какие-то его, мужские дела, не до семьи. Вам же семья ни к чему – перепихнулся, и пошёл, да? Если скажешь – да – я тебе врежу в глаз! – Олра весело засмеялась, но глаза её были грустными, как у раненой косули…
Андрей посмотрел ей в глаза, и серьёзно помотал головой:
– Нет. Не так. Понимаешь…когда ты ведёшь жизнь достаточно опасную, изобилующую делами, которые…в общем привязываться к кому-то опасно. Можно навлечь неприятности на своих близких. Понимаешь?
– Понимаю. Я не спрашиваю тебя – чем ты занимался, и занимаешься, не хочу знать. И вряд ли это мне понравится, то, чем ты занимаешься. Но человек ты хороший и добрый, даже сам не знаешь, насколько хороший и добрый. Я чувствую это, дар у меня такой, видеть людей такими, какие они есть. Вон, вышибала, глянешь на него – урод уродом, страшила, зверь – а ведь он нежно любит свою молодую жену, у них две славные дочки…и добряк, каких мало. Если его не рассердить, конечно. Вот и ты такой же. Только в отличие от него – красавчик. Тебе сколько лет? Двадцать семь? Тридцать? Или моложе?
– Хммм…я гораздо старше – удивился Андрей – неужели я выгляжу так молодо? С чего ты взяла?
– Ты меня разыгрываешь? – усмехнулась Олра – глянь-ка.
Она соскочила с постели и пошла к этажерке. Андрей залюбовался её телом – Олра шла как танцовщица, покачивая крепкими бёдрами. Её талия была тонкой, и вся женщина напоминала собой греческую амфору. Фигура просто дышала здоровьем и красотой – и тем больше Андрей задумывался – как так оказалось, что она стала бесплодной?
Он сосредоточился на ауре женщины, и обнаружил в её животе сгусток чёрно-красного свечения – что-то и правда было такое, что не давало ей зачать. Скорее всего непроходимость маточных труб – почему-то пришло ему в голову, и Андрей усмехнулся – может лекарем пойти работать? А что? Большие деньги бы имел…хммм..а если попробовать?
Олра принесла зеркала, монах глянул в него и поразился – вместо мужика под пятьдесят лет на него смотрел приятный тридцатилетний мужчина, с чёрными, не тронутыми сединой волосами, с гладким, лишённым шрамов и каких-то повреждений лицом – и правда – герой-любовник. Постоянные преобразования в Зверя и обратно привели к неожиданному результату – возвращаясь снова в тело человека, он автоматически менялся в то состояние тела, которое было наиболее функциональным, наиболее здоровым и сильным – то есть в тело тридцатилетнего мужчины. Фактически, чтобы избавиться от раны или шрамов, болезней, ему было достаточно перейти в Зверя, и обратно. Это его позабавило и снова привело к мысли о том – сколько же он может прожить? Может…вечно?!
Глава 2
– Видишь, а ты говорил – гораздо старше? – Олра улыбаясь потеребила его воинский хвост, стянутый кожаным ремешком на затылке – а вот волосы тебе стоило бы постричь, тебе не кажется? Ну – хоть подравнять. Хотя тебе и так хорошо.
– Погоди – Андрей мягко отстранил её руку, запрокинулся на спину, обнимая женщину и она ойкнула, а потом свернулась в комочек, прижавшись к его боку и глядя в лицо хитрыми глазами. Олра в этот момент почему-то так напоминала Шанди, что мужчина невольно улыбнулся и погладил её по гладкому бедру. Женщина прижалась ещё теснее и замерла, сопя ему в подмышку.
– Скажи, Олра, как так получилось, что ты не можешь иметь детей? – начал он осторожно, ожидая любой реакции, вплоть до скандала и ругани. Но ничего не произошло, она лишь на мгновение прекратило сопение, и замерла, как окаменевшая, потом спокойно, даже очень спокойно, ответила:
– Ты и вправду хочешь знать? Зачем тебе это?
– Вероятно, чтобы знать…разве знания бывают лишними?
– Некоторые – да – она отстранилась от Андрея и села на краю кровати, держась за спинку и глядя в пустоту – я расскажу тебе. Только после этого захочешь ли ты иметь со мной дело?
– А это уже предоставь решать мне, ладно? – хмыкнул Андрей.
– Мне было двенадцать лет. Была очередная война с Балроном. И меня изнасиловали пятеро солдат. Они порвали мне промежность, и я еле выжила. А ещё –наградили меня дурной болезнью, после которой из меня месяц вытекал гной. После этого я стала бесплодной. Где был мой отец в этот момент? Лежал в углу, с разбитой головой. Они ворвались к нам под утро, когда не было посетителей. Побили посуду и два часа насиловали меня всеми возможными и невозможными способами. Ушли, оставив с торчащей из меня бутылкой вина, радостно смеясь. Они были сильно пьяны. Отец потом долгие годы болел, и его били припадки, поэтому он три года назад и скончался. Последние несколько лет я сама вела все дела, без него. У него сильно была повреждена голова, даже мозг видно. Ну а я…я лечилась. Вылечила дурную болезнь. Шрамы на теле и внутри зажили. Вот только в душе шрамы остались, да детей я больше не могу иметь. Хотел рассказа? Ты его получил. Теперь как? Прикоснёшься к такой женщине, с дурными болезнями и ранами?
– Это были солдаты Балрона? – сглотнув спросил Андрей, не обращая внимания на её горькие слова.
– Нет. Наши, славские. Мы потом подавали жалобу, их искали, но не нашли. Вроде как не нашли. Да и что бы это изменило? Они сделали бы меня и отца здоровыми? Вернули бы нам отнятую радость жизни? Если бы я могла – я бы нашла их, и убила – мучительно, страшно. Вот, смотри – Олра подошла к столу, достала шкатулку и вынула из неё какой-то значок – это принадлежало одному из них. Он обронил, когда насиловал меня. Я отбивалась, как могла, но что двенадцатилетняя девчонка может сделать против здоровенного бугая? Я только помню тяжёлый гнилостный запах из его рта, и красный нос с прожилками вен. От него воняло перегаром, чесноком, и из его рта капали слюни, прямо мне на голую грудь…брррр…
Андрей встал, подошёл к женщине, обнял, прижав к себе, и взял её руку в свою. Когда он взял руку подруги, внезапно его прошибло чем-то вроде электрического удара, он даже вздрогнул – Андрей увидел владельца значка! Его грубое лицо, с красными носом и синими прожилками на нём, его толстые губы и кривые, жёлтые зубы, ощеренные, как будто он хотел укусить. Картинка исчезла, но лицо человека осталось в его памяти навсегда.
– Что с тобой? – обеспокоилась Олра – тебе плохо? Ты так вздрогнул…
– Нет, всё нормально. А что с лечением, почему тебя не смогли вылечить?
– Не знаю. Болезнь вылечили. А потом оказалось – не могу зачать. Я уже всяко пробовала – думала, дело в партнёрах. Но нет – во мне. Это точно. Лекари только руками разводили. И всё.
– А живот иногда болит? – вскользь поинтересовался Андрей
– Болит. А ты откуда знаешь? – удивилась она – побаливает, да.
– Так…чувствую. Сейчас тоже болит?
– Болит..немного…у тебя такое хозяйство – ты мне прямо в матку упирался, особенно, когда был сзади – ещё бы не заболело! – Олра насмешливо пришурилась и погладила его по руке – забудь. Мне было очень хорошо. А то, что немного больно – я к этому уже привыкла. А ты очень, очень хороший любовник. И ещё – почему-то с тобой так сладко…ты такой горячий…на самом деле горячий! Ну не смейся – ты как будто в лихорадке горячий! Но это так хорошо, так сладко… ты бы мог далеко пойти по стезе наёмного любовника, да! – она снова рассмеялась, как будто зазвенели колокольчики – что-то ты меня возбудил, может вернёмся в постель? А? ну чего тебе стоит, разок?
– В постель пошли, но не для того. Хочешь, я попробую тебя вылечить?
– Ты что, лекарь? – женщина удивлённо подняла брови.
– Нет. Но я тоже кое-что умею. Ну так пойдёшь или нет? Хочешь иметь детей, или только прикидываешься? Решай быстрее, мне некогда, пора идти!
– Издеваешься? – отшатнулась Олра – не ожидала от тебя!
– Перестань. Никакой издевки. Иди ко мне! – Андрей подхватил закусившую губу женщину на руки и отнёс на постель – расслабься и лежи. Сейчас боль пройдёт!
Он погладил Олру вдоль тела, женщина расслабилась и прикрыла глаза. Андрей коснулся её ауры возле живота, где полыхал красный комочек боли. Его прошибло потом, но он сдержался и не отдёргивал руку до тех пор, пока красное свечение не исчезло. Олра протяжно вздохнула и прошептала:
– Как хорошо…ох, как хорошо…мне давно не было так хорошо! И ничего не болит…какие у тебя ласковые руки. Наверное, они самые ласковые руки на свете!
Андрей криво усмехнулся, глядя на свои огромные кисти рук, свободно ломающие подкову и шею противника, и продолжил лечение.
Теперь предстояло самое сложное – убрать черноту. Хорошо, что там, где была нарушена структура тела, не было костей – их пришлось бы ломать. А спайки, рубцы – те могут легко рассосаться – если на них воздействовать как надо. А он умел – как надо.
Чернота медленно переходила на его ауру, светящуюся ярко и сочно, растворялась в ней и на долю секунды аура потускнела, но затем снова засияла ровным, сильным светом. Андрей задумался над тем, сколько же нужно болезни, чтобы его аура потухла совсем, и не влияет ли вот эта принятая на себя болезнь на здоровье.
Прислушался к ощущениям, но ничего плохого не ощутил, никаких болезненных явлений, ни уколов, ни ломоты. Как было всё, так и осталось.
Наконец, последние остатки черноты ушли из Олры, блаженно закрывшей глаза и распустившей красивые, пухлые губы. Андрей немного ещё последил за её аурой, и усмехнувшись, добавил в ауру над животом оранжевого цвета, нагнетая его до полной яркости. Он не знал, почему так сделал, чисто на основании интуиции (а может он подглядел, когда занимался с ней сексом?).
Олра протяжно застонала, и вдруг её живот стал дёргаться, а всё тело свело судорогой, не проходящей несколько минут. Он пОходя устроил ей мощный оргазм, такой, какие у неё были этой ночью, а может даже сильнее.
Через минут пять она успокоилась, широко открыла глаза и хрипловатым от возбуждения голосом сказала:
– Кто ты такой?! Ты демон! Я никогда ещё не испытывала такого наслаждения, думала, я сейчас умру! Я потеряла сознание? Нет? У меня перед глазами точки плавают…ох, ты и…у меня слов нет. Может не пойдёшь никуда, поваляемся? Ну пожалуйста! Ну хоть полчасика! Успеешь к своим друзьям, никуда они не денутся! Ну пожалей меня, останься, мне так мало радости в жизни досталось!
– Спекулянтка! – хмыкнул Андрей и решительно потянул с себя сапог…
Вышел от подруги он только через час. Она была ненасытна, как течная кошка. И только когда он решительно оторвал от себя её руки, она сдалась, но пригрозила, если он не придёт вечером – найдёт его и искусает до полусмерти. На том и сошлись.
Кстати сказать – одним из аргументов заманивания его обратно было обещание взять его вместе со всеми друзьями на постой, со всем обеспечением – лишь бы делал то, что сегодня ночью. В устах другой женщины это прозвучало бы глупо и вульгарно, как будто ему предлагали отрабатывать постой своим телом, но у Олры это звучало весело и непринуждённо – на неё трудно было обижаться. Она была откровенным и чистым человеком, настолько чистым, что даже трудно представить что-то такое чистое в этом чёрном, злом мире.
– Ты – мерзавец! Я подозревала, что ты мерзавец – но не до такой степени!– Шанди шипела, скакала, как мяч и норовила тяпнуть партнёра за ногу – ты там совокуплялся, как бродячий кот, а я…а я…у меня последний глоток молока был вчера! Почти месяц назад!
– Какой месяц? Ты с ума сошла? Ты же вчера вечером налопалась печёнки, напилась молока так, что пузо раздулось, неужели так проголодалась!
– Проголодалась?! Да я сейчас тебя сожру, если ты не обеспечишь мне кусок печёнки и литр молока! А ещё, а ещё…я потом придумаю. Пошли, скорее! – Шанди, подняв хвост трубой, бросилась вниз по лестнице, а её напарник, усмехаясь, запер дверь в комнату и направился следом.
Ему пришлось зайти в мойню после ночи с Олрой, и он немного задержался. Шанди, сидя в комнате сильно рассердилась, проголодавшись, так что её возмущение вылилось в великолепный фонтан ругани. Она шипела, как прохудившаяся шина и чуть не плевалась от ярости. Ну что же – она заслужила право на раздражение – гулянки гулянками, но тех, кого приручил, забывать нельзя. Особенно если он заперт в тесном номере гостиницы.
В зале было тихо. Следы вечернего безумства убраны, а из столиков занято только два – за одним сидят вчерашние купцы, обсуждавшие поездку, а за другим…за другим Шанди, с урчанием пожирающая свежую печёнку. Рядом сидит Олра, и с улыбкой поглядывает на 'кошечку', поглощающую питание, как мусороуборочная машина.
– Привет! Давно не видались! – поприветствовала любовника женщина – сейчас принесут пироги. Они сегодня удались. Эй, эй, не лезь за деньгами, в самом деле! Я, наверное, себе могу позволить угощать тех, кого хочу. Надеюсь, ты не задушен предрассудками насчёт того, что мужчине не пристало принимать подарки от женщин? Ну и славно. Ешь, скорее. Мадра, принеси ещё яблочного сока. С утра пить пива совсем не аристократично, не правда ли, мой дорогой? – обратилась она к Андрею, тот фыркнул, а Мадра, вытаращив глаза побежала исполнять заказ и сообщить о важной новости своим коллегам: 'Хозяйка нашла себе нового мужика! Да такого красивого! Вот везёт же! – Будет у тебя гостиница – тебе тоже так повезёт'
– Ты найдёшь купеческий квартал? Может тебя проводить? – озабоченно спросила Олра, поводя хитрыми глазами.
– Не сбегу я – ухмыльнулся Андрей – клянусь, что обязательно вернусь сегодня вечером. Если надо, конечно.
– Ну вот зачем так сказал? – возмущённо фыркнула Олра – надо, конечно. А!– ты должен был услышать длинную тираду о том, что я не могу без тебя жить, и что ты обязательно должен оказаться со мной в постели, и лучшего чем ты любовника у меня не было? Ну – считай, ты услышал. Кстати, забыла спросить, а что с лечением? У тебя получилось?
– Ты чувствуешь, чтобы что-то болело? И вообще – прислушайся к организму – как он себя ощущает? То-то же… я думаю, что у тебя теперь всё в порядке. Но не обольщайся – пройдёт какое-то время, прежде чем ты убедишься в том, что всё получилось как надо. Не жди молниеносного результата.
– Я разве дала основания считать меня дурой? – усмехнулась женщина – знаю, всё знаю. Буду ждать. Ох, как я буду ждать! А ты постарайся…пока не уехал, ладно? Пожалуйста… Что касается купеческого квартала – я имела в виду – не послать ли с тобой проводника? Сейчас кликну кухонного парнишку, и пусть тебя проводит. Он рад будет поотлынивать от дела. А мне надо заняться приёмом товара – сейчас должны вино привезти, мясо, зелень, муку – да много чего привезти. Не уследишь – эти идиоты сейчас мясные туши на мешки с мукой взгромоздят, а зелень бросят под ноги и будут топтаться. Народ у нас совершенно бестолковый и безответственный.
– Думаешь, только у вас? – рассмеялся Андрей – это во всех мирах…хммм…во всех городах такой. Меня всегда раздражало то, как человек даёт обещание, и не выполняет его. Или договаривается о встрече, и опаздывает на полчаса, или ещё большее время. Ну почему я должен ждать этого придурка? Почему он не ценит моё время, и так ценит своё?
– С такими убеждениями трудно жить в мире – грустно улыбнулась Олра – я сама такая. Иногда просто хочется взять палку и побить этих паразитов. Вам, мужикам, легче – взял, да и отлупил негодяев. А нам приходится сложнее, приходится быть изощрёнными интриганками, воздействуя кнутом и пряником, уговаривая, взывая к совести…и проигрывая. В некоторых случая всё-таки надо прибегать к силе.
– Есть такое выражение – добро должно быть с кулаками – усмехнулся Андрей, засовывая в рот последний кусок пирога, запивая его соком и нацеливаясь встать с места – ну всё, нам пора. Пошли, моя ласковая подруга!
Андрей поднял Шанди, посадил на левое плечо, где она и устроилась, с удовольствием разглядывая окружающую действительность. Олра поцеловала его в щёку, чем вызвала бурный всплеск эмоций кухонного персонала, выглядывающего в окошко раздачи, и Андрей вышел на улицу, направляясь к центру города.
Через минуту его нагнал пацанёнок лет четырнадцати, вертлявый и шустрый, как большинство городских пострелят и сообщил, что хозяйка отправила его показать, где находится купеческий квартал. И что лучше идти туда не через центр, а вот по этой боковой улице, потому что она кривая и выведет на другую улицу, которая поведёт к…в общем – лучше нанять извозчика и тот за пару серебряников довезёт туда, куда надо, и не нужно будет сбивать ноги. А он, если господин не против, побежит по своим делам – он же не может оставить трактир на такое долгое время без надлежащего присмотра?
Андрей шибко сомневался, что мальчуган тут же побежит в трактир таскать воду и чистить овощи – скорее всего сдёрнет к своим уличным друзьям и займётся чем-нибудь поинтереснее, но его идея по поводу извозчика была совершенно верной. Тем более что один из представителей местного племени таксистов обнаружился на перекрёстке, уныло стоящим на 'пятаке' в ожидании выгодного клиента.
Андрей бросил радостному мальчишке медяк и пошёл к пролётке, будя ошеломлённого 'водилу', уснувшего в своём 'рено' (Что?! А?! Как?! Да-да! В лучшем виде! Поехали! Иээххх!'
Ехать до купеческого квартала оказалось довольно далеко – с полчаса пролётка петляла по кривым улочкам, громыхая окованными железом колёсами и с трудом разъезжаясь с встречными телегами и конкурентами 'таксёра' – с одним он даже крепко поругался, проскакивая мимо и норовя врезать по тому кнутом. Как понял из их перепалки Андрей, второй 'таксёр' был нарушителем конвенции и забрал клиента вне очереди, из под носа первого. За что его ожидала кара при первой же их встрече. Сейчас просто некогда, так как он везёт господина. Но вот потом…
Что будет потом, Андрей не узнал, потому что второй извозчик ускользнул, нахлёстывая бодрую лошадку, а через минуту они уже оказались в квартале, состоящем из добротных домов, являющихся, в основном, лавками для продажи товара. Андрей расплатился, влез из пролётки и оказался посреди незнакомого города, не зная куда идти и с чего начать.
Начинать, как всегда, нужно было с начала, так что он пошёл в первую попавшуюся лавку, над которой висел на цепях металлический сапог, поскрипывающий на лёгком утреннем ветерке.
– Приветствую, господин! – встретил его улыбкой пожилой человек, сидящий в углу комнаты, заставленной полками с сапогами и башмаками различных видов и расцветок – вам подобрать что-то достойное вашей мужественной внешности? Такому красавцу не пристало ходить в простых, стоптанных сапогах!
– Нет, благодарю – улыбнулся Андрей – я бы хотел кое-что спросить. Вы, случайно, не знаете тут дом, где живут мужчина по имени Фёдор, его жена Алёна и девочка Настя? Они не так давно прибыли в город, а я друг их семьи. Хотелось бы навестить, а как найти – не знаю.
– Хммм…жаль, конечно, что вы не покупатель…но что поделаешь. Может и на нашей улице когда-нибудь перевернётся телега с золотыми. В общем так – слышать я не слышал про вашего друга – видимо ваш друг недавно сюда прибыл, но спрашивать нужно Симона. Симон – агент по недвижимости. Он, ваш друг, обязательно или снял жильё, или купил. А все сделки или проходят через Симона, или он знает, кто и что купил-продал. И не только – его связи простираются очень, очень далеко, и знает он многое – если не всё. Только должен предупредить – он человек, хммм…любящий деньги, скажем так, и за просто так ничего рассказывать не будет. А найти его можно, если пройти вот по этой улице два квартала, там будет серый дом в два этажа, с вывеской 'С'. Его легко узнать, не ошибётесь. На двери звонок – дёрните три раза подряд – так обычно звонят местные, что приходят насчёт покупки недвижимости – он, даже если в сортире сидит, сразу выбежит, даже не подтерев зада – ну как же, деньги могут уйти! Удачи вам в поисках.
– Благодарю. Я вам что-то должен за информацию?
– Да перестаньте! Я же не Симон! – старик весело фыркнул и снова уселся в своё кресло, протянув ноги на табуретку – лучше, как надумаете купить башмаки, или сапоги – придите ко мне. Я вам хорошую скидку сделаю, за то, что вы приятный уважительный человек.
– Взаимно. Обязательно, как буду менять обувь – приду к вам. Обещаю! – Андрей улыбнулся и вышел на крыльцо лавки – в последнее время ему почему-то везло на хороших людей, и он даже слегка обеспокоился – как бы не исчерпать лимит.
Но нет – Симон сразу восстановил баланс, так как оказалось, что это совершеннейшая гнида, мечтающая лишь о том, чтобы клиент пришёл, отдал денег, и…ушёл. Всё. До следующего раза – чтобы повторить пройденное.
Маленький человечек, с торчащими из носа толстыми чёрным волосами и кудрявой головой, он напомнил Андрею одного знакомого адвоката, выжигу и аферюгу. Тот защищал бандитов и всех подозрительных типов, главное, чтобы у них были деньги. Андрей столкнулся с ним на заре своей деятельности, когда ещё числился в рядах вооружённых сил, но уже не очень чтобы так – числился, но выполнял задания совсем несовместимые с честью военного. За это ему уже платили деньги.
Однажды он вляпался в непонятку, попав в милицию со стволом на руках, и занимался им вот этот самый адвокат, в считанные дни вытащивший его из застенков.
В порыве откровенности, адвокат пояснил Андрею, когда отвозил его на своём бентли от сизо, что главная работа адвоката это не витийствовать на суде – забыть надо всяких там Плевако и Ария. Главное – наладить контакты. Чтобы знать – кому сколько дать. Берут все. Не берут только мёртвые. И главное в этом деле, когда попадёшься на взятке, молчать и никого не сдавать – ни судей, ни прокурских, ни ментов. И тогда, ты и на зоне будешь жить как человек, и выйдешь раньше, и бабла при посадке не лишишься, и можешь снова, быстро, заняться той же деятельностью.
Адвокат был слегка пьян – он любил хорошие, дорогие вина. Вёл машину водитель. Почему он разоткровенничался перед незнакомым клиентом? Да кто знает – может хотел произвести впечатление, тщеславие. Да почему и нет? Он же ничего такого нового не сказал, это и так известно каждому первому.
– Информация будет стоить пять золотых! – сразу безапелляционно заявил Симон – или ищите другого информатора! Мало ли зачем вы их ищете – может грохнуть хотите? А я потом проблем получу. Пять. Всё.
– И если вы знаете, что я хочу их убить, всё равно дадите мне информацию? – спросил Андрей, чувствуя дрожь в руках от желания свернуть шею дерьмецу.
– А что так возбудились? – усмехнулся Симон – если вы хотите их убить – ваши проблемы. Не я же их убиваю. Всё стоит денег. И вот эта информация стоит пять золотых. И я вам дам адрес. И я гарантирую, что те, кого вы ищете, находятся по этому адресу. По крайней мере а последние несколько дней они были там. Без меня вы будете искать их долго, несколько дней. Найдёте, да. Потратите время, деньги, силы, и найдёте. Или же пять золотых, и скоро вы обнимаете – или убиваете – тех, кто вам нужен.
– Скажите – поинтересовался Андрей, ласково улыбаясь Симону – почему вы до сих пор живы? Вот я сижу, и думаю – а может ему шею свернуть?
– А невыгодно. Я всем нужен. И вам нужен. Вот понадобится вам какая-то информация, или же контакт с каким-нибудь высокопоставленным негодяем – куда вы пойдёте? Что будете делать? Ко мне пойдёте. Зачем резать куицу, несущую золотые яйца? Смысла нет. Ну да, я негодяй. И что? Это как-то повлияет на качество информации? Я всегда держу слово, если я дал информацию – она на сто процентов точна. Зачем меня убивать?
– Сука ты – буркнул Андрей – один золотой, и не серебряником больше.
– Четыре
– Два!
– Три, и не меньше! Последнее слово. Меньше не будет, и то, только потому, что ты не собираешься их убивать. А так было бы дороже.
Через десять минут Андрей шёл по улице вниз, под небольшой уклон, и думал о том, что всё-таки с такими откровенными циниками и подлецами иметь дело легче, чем с теми, кто внешне ставит себя ангелами, а в спину шипит гадости и исподтишка строит козни. Эти ясны, как божий день, а вторые – опаснее всего. Тут всё просто – отдал бабла – гони товар. Честная сделка.
На перекрёсте стоял давешний извозчик, который обрадовался клиенту и вмиг домчал его до искомого адреса. И всего за серебряник. После долгого объяснения о трудностях жизни и дороговизне овса.
Простой дом – крепкий, одноэтажный, с крепкими воротами. Там ли Фёдор? Сколько он уже его не видал? Несколько месяцев? Уже и не упомнить – сколько он не видел друга – пока был в плену у графа, потом путешествовал к Драконьей горе, потом добирался до столицы…
Андрей решительно подошёл к воротам и забарабанил в калитку. Никто не ответил, и тогда он усилил напор. Опять ноль. Неужто – обманул Симон? Он уже долбил ногой, пяткой, когда калитка открылась и хриплый голос грозно спросил:
– Какая сука тут ломает калитку? Вот я сейчас башку-то снесу! Там же есть верёвочка – дёрнуть, что, ума не хватает?
– Не-а…глупый я совсем – признался Андрей – привет, друг. Как вы тут без меня?
– Андрюха, ты!? – Фёдор выскочил из калитки, принял Андрея в медвежьи объятия и поднял, сдавив так, что у того хрустнули кости – наконец-то! Я знал, что этим козлам тебя не погубить! Скорее, заходи! Только у нас беда… – он вытер глаза левой рукой – в правой же Гнатьев держал неизменную саблю.
– Что такое? Что случилось? – захолодел Андрей – кто-то напал, обидел вас? Исчадья?
– Нет. Чума. Тсссс…а то нас тут запрут в доме, а дом спалят. Скорее заходи!
Фёдор втащил Андрея во двор, и оглянувшись по сторонам – не видел ли кто – запер калитку.
– Не знаю, где они подцепили – вначале Алёна слегка, потом Настёнка. Буквально вот – два дня как. Они на базар ходили, возможно подцепили от кого-то из приезжих. Тут это бывает. Смертность пятьдесят процентов. Обычно, как кто заболеет, из дома не выпускают, окна-двери забивают, только через месяц заглядывают – если выжили, значит выжили. Нет – значит нет. А дом сжигают. Я пока не заболел, держусь. Ухаживаю за ними. Они уже нарывами покрылись – смотреть страшно.
– Ни хрена себе… Во ты меня радуешь. Веди к ним. Они в сознании?
– Уже нет – бредят в горячке. Андрюха, спаси их, а? Ты же сможешь, Андрюх? – мужчина беззвучно заплакал, и по его щекам потекли большие, прозрачные слёзы.
Всегда страшно, когда близкие тяжело болеют..а уж чума…
Андрей никогда с ней не сталкивался, на Земле эта болезнь давно была уничтожена, но раньше, в средние века, она косила людей сотнями тысяч. Миллионами. Даже выражение такое появилось – 'Пир во время чумы' – когда люди, зная, что всё равно умрут, и спасения нет, пускались во все тяжкие – пили, гуляли, совокуплялись с кем попало – терять-то всё равно нечего! И действительно – многие их них умирали в считанные часы.
Кстати сказать – земная чума отличалась от здешней – та убивала людей за часы – два-три часа, и труп. А тут – два дня, и только лихорадка, выживаемость пятьдесят процентов. У земной чумы смертность более девяносто процентов, это он знал точно. Как-то попалась статья о 'Чёрной смерти', так он с удивлением узнал, что некогда от чумы полегло более пятидесяти миллионов человек, и это тогда, когда населения-то было не как сейчас – миллиарды, а гораздо, гораздо меньше.
– Пошли, пошли, ничего страшного, сейчас всё решим! – Андрей подтолкнул друга в плечо, и тот заторопился, заводя его в дом.
В комнатах пахло тленом, смертью и затхлостью, как и всегда рядом с тяжело больным человеком.
Андрей посмотрел на Шанди, и спросил:
– Может погуляешь на улице? Во дворе? Чего ты со мной будешь болтаться – иди, подыши воздухом.
– Я не против – кротко ответила дракониха – тем более что мне надо сходить по нужде. Только дверь на закрывай, чтобы я могла войти.
– Не закрою. Федь, она просит не закрывать двери, чтобы могла потом сама войти. Оставь открытой, заодно пусть тут немного проветрится, а то запах ужасный.
– Ты разговариваешь с кошкой? И она отвечает? – вяло удивился Фёдор – впрочем – рядом с тобой уже ничему не удивляешься. Пойдём вот сюда, тут они.
Алёна и Настя лежали в комнате, накрытые тёплыми одеялами и тряслись в лихорадке. Их лица были красными, а когда Андрей откинул одеяла, то увидел несколько чёрных, с фиолетовым оттенком нарывов, выросших на их телах в подмышечных впадинах и на груди, животе, шее. Зрелище было отвратительным – чума, это не то зрелище, которое радует глаз. А тем более – нос.
Чувствительный нос Андрея ощутил такую вонь, что у него чуть не помутилось в голове. Андрей пошатнулся, и Фёдор с испугом поддержал его под руку:
– Что с тобой? С тобой всё в порядке?
– Норма. Понимаешь, у меня нос стал как у собаки…я запахи чую, как охотничий пёс…вот и получил заряд запахов по носу. Ничего страшного, привыкну. Дай мне стул, и молчи, не мешай.
Андрей осмотрел пациентов – над ними клубились сполохи чёрного и красного, охватывая их буквально со всех сторон.
Начать он решил с Насти, как с самой слабой. Протянув руки вперёд, Андрей коснулся ауры девочки и его пронзил удар боли, такой, что он не смог удержаться и скривил лицо. Потом выправился, и стал всасывать в себя чёрную энергию болезни. Аура светлела, красного становилась всё меньше, меньше, чёрное серело…и через пять минут на постели лежала розовая, вполне на вид здоровая девочка. Её нарывы исчезли, рассосавшись, и не оставили на теле даже следа. Настя спала, дыша ровно и глубоко.
Теперь настал черёд Алёны – тут болезнь зашла глубже, и монаху пришлось потрудиться больше. Он всосал в себя её болезнь минут за пятнадцать, не оставив в женщине ни следа от страшной чёрной смерти.
Фёдор стоял рядом, вцепившись в спинку стула и молчал, потом, когда всё было закончено, он молча обнял Андрея и уткнулся ему головой в грудь. Плечи его тряслись, а Андрей смущённо приговаривал:
– Ну, чего ты, всё кончилось, всё хорошо, перестань! Буди их – пусть прибираются, всю эту дрянь надо сжечь в печи, а комнату залить спиртом, вымыть всю, как есть – пол, стены, потолок. И дай-ка я на тебя погляжу – с тобой-то всё в порядке? Нормально. Здоров, как бык. Видать так проспиртовался, что болезнь тебя напугалась. Помоги мне – я что-то приустал… – Адрей тяжело встал, и у него в животе как будто что-то заболело. Он побледнел и побежал к выходу – только успел перешагнуть за порог, как его вырвало пирогами, которые он недавно ел. Фёдор с ужасом смотрел на него, и побледнев, сказал:
– Так начинается чума! Неужто же и ты заразился?! Тебя-то чем теперь лечить? Ты сам никак не можешь себя вылечить?
– Сейчас всё устроим – усмехнулся монах, и отойдя от опоганенного места, стал раздеваться, снимая одежду и обувь. Потом подал импульс, и быстро, в считанные секунды перекинулся в Зверя. Сделав несколько прыжков, он обернулся к ошеломлённому Фёдору, никогда не видевшему его в роли Зверя и помахал ему лапой, отчего тот ещё больше обалдел.
Неожиданно, в дверях показалась Настёна. Она спросонок тёрла кулачками глаза, и увидев Зверя радостно пропищала:
– Собачка! Пап, какая собачка хорошая! Ты купил собачку?!
– Доча, иди в дом, иди! – Фёдор быстро затолкал Настю в коридор и махнул Андрею рукой. Тот снова перекинулся в человека, и быстро оделся. Чувствовал он себя отлично, его не тошнило, а тело было наполнено энергией так, что хотелось бегать, скакать, кричать.
Андрей подавил порыв, и тут же сильно захотел есть – трансформация, есть трансформация, так просто не даётся. Он немного посидлел на улице, на скамейке возле входа, и пошёл в дом, где уже полным ходом шла приборка – Алёна встала с постели, бегала в кухне, таская кадки, тряпки, воду. Увидев Андрея, она подбежала и обхватив его за шею, поцеловала:
– Наконец-то! Как ты вовремя! Почему-то ты всегда так вовремя, если бы не ты…не ревнуй, Федя, он мне дорог, как брат!
– Я знаю – усмехнулся Фёдор – эй, Настёнка, глянь, кто пришёл!
– Аааа! Дядя Андрей! Урааа! А где собачка? Это твоя там собачка была? Куда собачку дели? Пап, собачку!
– Нет собачки. Зато есть кошечка – глянь, какая славная! – Фёдор кивнул на входящую в дом Шанди, и Настёнка с визгом бросилась к драконихе.
– Осторожнее! – всполошился Андрей – это очень сердитая кошечка! Она может поцарапать!
– Глупец – сразу отреагировала Шанди – я младенцев не трогаю! Они всяко лучше вас, взрослых – чище вас и порядочнее. Впрочем – если она будет дёргать мой хвост – я её выпорю!
Шанди аккуратно отбила мягкой лапой руку Насти, тянущуюся к её драгоценному хвосту, и благосклонно дала погладить себя по голове. Потом легко вспрыгнула девочке на плечо, где и устроилась, как экзотический воротник, обернувшись вокруг шеи.
– Славная кошечка – Алёна восхищённо посмотрела на разлёгшуюся Шанди и заторопилась – мужчины, идите разденьтесь! Одежду давайте сюда – я её всю выстираю. Как бы зараза не впиталась. Вообще – я бы выехала из этого дома, не зря дома сжигают после того, как в них заболевают чумой. Нет – мы вот как сейчас сделаем: кровати – во двор! Одеяла, подушки – на кровать! Раздевайтесь! Дочка – выйди, папка с дядей Андреем тут будут голыми задами сверкать, тебе пока рано на голых мужиков смотреть. Давай, давай отсюда, я сказал! Иди, кошечке покажи куколок, домик для них, поиграй с ней, а то ей скучно. Андрей – я видала голых мужиков, не сомневайся, так что можешь раздеваться – я на твою девственность не покушаюсь. Вынесли? Ага – одежду долой! Сейчас я вас Федины штаны принесу и рубахи. Только прежде – вымыться – сейчас корыто будет. Отмывайтесь хорошенько – это вам не что-то, это Чёрная Смерть! Я пока что комнату водкой ототру. Надо будет её ещё окурить – я потом куплю на базаре специальные коренья – есть такие для окуривания после болезней.
Андрей натянул чистые Фёдоровы штаны, надел рубаху и усмехнулся:
– Жена-то у тебя боевая стала. И куда делась та нерешительная, напуганная женщина, что мы встретили на дороге?
– У тебя что-то с памятью – усмехнулся Фёдор – она и тогда была бой-баба. Вспомни-ка, как она выступала на толпу односельчан и собиралась пойти в лес биться за Настёну с кикиморой? То-то…а говоришь – нерешительная. Она мне вина пить не даёт – я только бутылку в руки – она в драку! Знаешь, я забыл, когда уже и вина-то как следует пил. И ещё – ты знаешь, она ведь беременна…
– Поздравляю! – искренне порадовался Андрей – значит у вас на самом деле так всё серьёзно? Это здорово, я рад за вас.
– Пока не видать живота, но уже… Что касается серьёзности – я и сам не думал, не гадал. Это я настоял – хочу ребёнка, и всё тут. Она не хотела, говорит – что впереди – непонятно. Но ведь если всё время ждёшь и ждёшь, когда заживёшь спокойно, можно и не дождаться счастья, не так ли? Мне уже за сорок, и ничего за душой, кроме старого дома, да сумасбродного друга, влипающего в неприятности. На старости лет встретить любовь – надеюсь, ты меня поймёшь.
– Пойму… – усмехнулся Андрей и перед глазами почему-то встало лицо Олры – наверное, пойму.
– Андрей, какие у нас планы? – осторожно поинтересовался Фёдор, расчёсывая деревянным гребешком мокрые волосы – ты так и собираешься в Балрон? Или решил обосноваться тут, в столице?
– Да, собираюсь. И надеюсь, что вы последуете со мной. Почему? Потому что тут оставаться опасно. Потому что за нами тянется такой вонючий хвост, что его вонь может перебить все запахи жизни вокруг нас. Потому что…в общем ты и сам всё знаешь. Дом купил, или снял в аренду?
– Купил – грустно ответил Фёдор, поглядывая в окно – ты прав, конечно. Я сам всё понимаю – вдруг сюда дойдёт информация Исчадий…кстати, а как ты с графом разобрался? Как ты вырвался от него? Расскажешь?
– Расскажу. Я тебя тоже понимаю – дом, достаток, любимая женщина – и вдруг – пускаться в неизведанное путешествие, в какое-то чужое государство, неизвестно как там пойдут дела. С беременной женой и маленькой приёмной дочкой… Федь, я тебе одно скажу – там, где нет исчадий, какое бы оно государство не было – всё равно лучше, чем тем, где они есть. Согласись, что это так. Деньги у нас есть…кстати, ты не все ещё истратил? Нет?
– С ума сошёл – там столько, что истратить трудно. Впрочем – если постараться – можно. Просто масштабы у нас не те. Я только на дом взял, да на проживание, и то – из своих. Твои все целы, я не трогал. Там ещё украшений на круглую сумму – хватит на всё.
– Федь, ну чего ты ерундишь? Мне деньги нужны только для того, чтобы о них не думать. Бери столько, сколько тебе надо, не стесняйся. Это проклятые деньги, и чем быстрее они уйдут, тем лучше. Твоё-моё…ерунда какая.
– Ты взрослый человек, тебе тоже нужны деньги на обзаведение в этом мире, ты не обязан нас кормить-поить. Я тоже взрослый, должен обеспечивать свою семью сам, а не рассчитывать на друга, иначе это не по-мужски получается – нахмурился Фёдор
– Ну что ты за упрямый осёл! По-мужски – не по-мужски, чего ерунду порешь! – рассердился Андрей – говорю тебе – надо – бери денег! Если так тебе будет спокойнее – потом сочтёмся. Считай – в долг взял, если тебе так легче. Всё, вопрос закрыт – а то мне тебя уже треснуть хочется!
– Эй, вы чего тут ругаетесь? – вошла Алёна – обедать пошли. Только прежде подпалите кровать с барахлом. Я там дровами обложила, бутыли с крепкой водкой рядом поставила – польёте, всё нормально и сгорит.
– Может, когда будем уезжать, этот дом подпалить? – предложил Андрей – пропади пропадом эти деньги, зато никому чумной дом не достанется. А то вселятся люди, и подцепят заразу. Кстати – второй раз ей болеют? После того, как переболели?
– Нет. Больше не болеют – отрицательно мотнула головой Алёна, и нахмурилась – всё-таки уезжать? Я знала, что так будет… – она тяжело вздохнула, потом встрепенулась и добавила – а подпаливать не надо. Я хорошо вымыла, а потом окурю всё. Жалко дом. Мы тут так хорошо жили… – она взглянула на Фёдора и её глаза затянуло поволокой, как будто она что-то вспомнила – ничего, ещё лучше дом купим. Правда, мужики?
– Правда – усмехнулся Андрей – Фёдор, тебе не баба, а клад достался. Береги её! Не будешь беречь – я сам на ней женюсь! Такие бабы на дороге не валяются!
– Но-но! – рассмеялся друг – такая самому нужна, особенно с тем, что у неё в животе!
– Ну вот, всё выболтал – покраснела Алёна – я на третьем месяце уже, Андрей. Фёдор настоял…
– И правильно настоял! – заверил монах – нечего откладывать, надо сейчас жить. А мы постараемся, чтобы твоему будущему ребёнку было где жить. Вот переберёмся в Балрон, купим дом, хороший дом, лучше этого, и будете в нём жить, поживать, добра наживать.
– Всё, хватит болтать – за стол пошли. Федь, сходи, подожги эту заразу, а то забудем.
– Вместе сходим – ответил за друга Андрей – вы с Настёной пока садитесь, ешьте, а мы через пару минут придём, хорошо? А то девчонку уж голодом заморили, ребёнку надо хорошо питаться, особенно после болезни.
Алёна кивнула головой и исчезла в гостиной, а мужчины пошли во двор, где стояла деревянная кровать, на которой раньше лежала Алёна. На этой кровати стояла вторая кровать – Настина, и на них уже было навалено барахло Фёдора и Андрея – штаны, куртки, сапоги. Андрей пощупал пояс с деньгами – чуть не забыл про него и не отправил к небесам с чёрным дымом.
Они обошли кучу, полили её из больших стеклянных бутылей крепкой водкой, практически спиртом. Потом Фёдор пощёлкал кресалом (Андрей так и не освоил в нужной степени это искусство – зажигать огонь с помощью таких древностей), и скоро голубое пламя взметнулось вверх, а за ним занялись сухие дрова, облизывая языками пламени заразные матрасы, одеяла, уничтожая Чёрную Смерть, въевшуюся в во все поры одежды, белья и дерева кроватей.
Мужчины немного постояли у огня, глядя в языки пламени, как будто не в силах оторваться от зрелища, и Фёдор спросил:
– Ты у нас, конечно, ночуешь? Кроватей нет, но мы постелим на полу – матрасы найдём!
– Нет. Я в гостинице ночую – слегка смущённо ответил Андрей
– Чего это в гостинице? Зачем? Деньги тратить! Мы что, чужие тебе? Ты чего стесняешься? Даже и не думай! Ночуешь тут! Никаких вариантов больше.
– Я обещал, что буду ночевать в гостинице – усмехнулся Андрей.
– Кому обещал? Чего это ты обещал…ээээ…друг мой – неужто свершилось? Монах, и завёл себе женщину? Ну-ка, ну-ка, с этого места поподробнее! Как её звать, кто такая, где живёт и чем занимается?
– Ну щас прям! – рассмеялся Андрей – может тебе ещё рассказать в каких позах мы занимались любовью?
– И это можно – невозмутимо парировал Фёдор – может я что-то новое узнаю. Может у вас там, в параллельном мире, какие-то особые выверты есть, так нам с Алёной может они и по ндраву придутся! Она любит всё экзотичное.
– Это чего ты там про меня рассказываешь, охальник? – послышался весёлый голос Алёны – только оставишь этих мужиков одних, и тут же начинаются сплетни! Вы, в конце-то концов, пойдёте обедать, или нет?! Я сейчас вот вас веником погоню!
– Погонит, погонит, злостная баба! – забеспокоился Фёдор – пошли за стол, там и расскажешь. Слышь, Алён, наш-то Андрей себе женщину тут уже нашёл! Вот тебе и Андрей, вот тебе и скромник!
– А что, он мужик видный, почему бы и нет? – Алёна по-хозяйски окинула взглядом смутившегося монаха – он ещё как будто и помолодел с тех пор, как мы его видели. Красавчик, да и только! Смерть бабам. Если бы не ты, мой корявый, любимый муж, то… Ну пошли, пошли, щи стынут, а тёплые щи это уже извращение!
Она прошли на кухню, пересмеиваясь и подшучивая друг над другом, и сели за стол. На его краю важно сидела Шанди, которую с рук кормила Настёна, громко восхищавшаяся статью и красотой кошки, отчего та млела и мурлыкала, как настоящая. Краснели тарелки с красным борщом, именуемым здесь то щами, то собственно борщом, стояла бутылка с вином, к которой Фёдор тут же радостно протянул руки, с криком: ' Повод есть! Есть повод – друг приехал!'
Они разлили вина – Алёна тоже немножко плеснула себе в стакан, чокнулись, за встречу и выпили, шумно заедая горячим борщом. Он был просто огненным, потому приходилось дуть на ложку, благо, что ложки были деревянными и не обжигали губы.
Несколько минут они насыщались молча, потом Фёдор приподнял бровь, и пожаловался жене:
– А ведь ускользнул от ответа! Что за женщину встретил, где, кто такая, как звать! Алён, а ведь всё тихоней прикидывался. Я уж, грешным делом, стал подумывать – может он не женщин любит…
– Тьфу на тебя! – фыркнул Андрей – ну женщина, как женщина. Олрой звать. Хозяйка гостиницы. Очень хорошая, приятная женщина. Но вряд ли что с ней что-то серьёзное – зачем я ей, перекати-поле этакое, злобный, побитый жизнью мужик…
– Не знаешь ты себя, Андрей – усмехнулась Алёна, поглядывая на него исподлобья – многие женщины были бы готовы прожить рядом с тобой всю жизнь. В тебе есть стержень, ты не согнёшься и не сломаешься. Ты настоящий мужчина, а женщины всегда к таким тянутся.
– Красотка, небось – усмехнулся фёдор – и богатая притом! Может и не поедем никуда? На кой нам этот хренов Балрон? Когда нам и тут хорошо.
– Мы уже говорили с тобой об этом – посерьёзнел Андрей – ты лучше скажи, что это такое? – он полез в карман и достал завёрнутый в тряпочку значок, тот, который ему показывала Олра, значок, сорванный ей с насильника.
– Хммм..откуда это у тебя? – настороженно спросил Фёдор, угрюмо рассматривая значок, на котором были изображены череп со скрещёнными костями и сабля – это знак полка королевской гвардии, в которой служат только дворяне. Паскудный, я тебе скажу, полк. Как воевать – их нет. А вот на парады, да по трактирам – это самое то. Напакостят, напоганят, потом родители их выкупают. Ты-то как с ними столкнулся? Лучше от них держаться подальше – себе дороже.
– А как их можно найти?
– Ну, как? В казармах королевского дворца, конечно. Только тебя туда не пустят. Ты в своём репертуаре, да? Опять? Пора фургон готовить? Ну чего ты мне моргаешь? Она всё знает. Я же не могу скрывать от своей жены. Мы по жизни вместе, и она имеет право всё знать. Настён, поела? Иди, доченька, положи кошечку поспать. Иди. Мы тут взрослые разговоры разговариваем, тебе неинтересно будет. Иди, моя хорошая.
Взрослые замолчали, а Настёна побежала в другую комнату, откуда скоро послышался её весёлый голосок – она разговаривала с Шанди.
– Что они натворили, сразу говори – нахмурился Фёдор – и к чему нам готовиться?
Андрей вздохнул, пожал плечами, и начал свой рассказ. Когда закончил рассказывать – Алёна сидела бледная, прижав ко рту платок, а Фёдор туча тучей, постукивая ножом по столешнице.
– Что тебе могу сказать, начал он хмуро – да, таких тварей надо убивать, это однозначно. Но как тебе подступиться к этому делу – не знаю. И тем более, что ведь, уверен, ты хочешь, чтобы она их убила, чтобы отомстила за отца и за себя? А она решится на это? А если решится, как вы после будете после этого выстраивать с ней отношения? Ведь она похоже думает, что ты что-то вроде солдата, наёмника, а не… И не проболтается ли она после этого? И где-то надо будет держать этих уродов после того, как ты их похитишь. И ещё – мы рассуждаем, что будет ПОСЛЕ того, как ты их похитишь, но надо ещё ведь их найти, и как ты это сделаешь? Прошло…сколько? Ей было двенадцать лет. Сейчас – около тридцати. Восемнадцать лет! Где ты будешь их искать? Им сейчас лет по сорок, если не больше, скорее всего они уже в чинах, а может и вышли в отставку – и где ты их найдёшь? Я понимаю, что для тебя нет ничего невозможного, знаю тебя, как облупленного, но мне кажется, что это и для тебя уже –слишком.
– Есть у меня одна задумка. Дело в том, что я знаю, как выглядел один из них. Тот, кому, собственно, и принадлежал этот знак. У тебя найдётся уголёк и лист бумаги?
– Хммм…сейчас поищем. Алён, найди, пожалуйста, а то я сейчас буду полчаса ползать. Ты вечно уберёшь куда-то, найти не могу.
– Да куда я уберу? Всегда в одном и том де месте лежит – ты всё запомнить не можешь. Вот, на тумбочке. А уголёк сейчас принесу.
Алёна вышля, а Фёдор внимательно посмотрел в лицо Андрею, и негромко спросил:
– Зачем тебе это надо? Ну, Исчадья – ясно. Но эти-то? Они зачем? Прошло столько лет, уже всё устаканилось – зачем?
– Федь, не городи ерунды. Представь, что то же самое сделали с Алёной – и что ты бы сделал?
– Честно – не знаю – задумался Фёдор – за мной теперь ещё и Настёна, и тот, кто сидит в животе Алёны. Не знаю… Хммм…а ты попался! Алён, он попался! Он сравнивает свою…как её? Олру?! С тобой! Похоже втюрился наш недотрога, попался в ласковые сети. Вот так вот. Сколько не бегай, а всё попадёшься. Я, старый карась, думал так и помру в своём тихом пруду, не оставив наследника – а вот поди ж ты! Судьбу не обманешь…на вот тебе – бумагу, на – уголь. Что, рисовать будешь? А ты умеешь?
– Баловался когда-то в детстве. Даже в художественный кружок ходил – рассеянно сказал Андрей.
– Куда ходил? – не понял Фёдор.
– Школа такая…для детей. Где художествам учат. Не мешай, мне сосредоточиться надо.
Андрей взял в руки знак, и стал впитывать его ауру. Перед глазами снова встало лицо человека, вначале показавшегося ему взрослым, но теперь он видел, что это парень, лет двадцати – двадцати пяти. Двенадцатилетней девчонке он показался старым, конечно, но на самом деле он был вполне молод. Лицо носило следы распутной жизни – красный нос с синими прожилками, нечистое дыхание, жёлтые зубы, толстые, мокрые губы… Монах несколькими штрихами набросал лицо, подчеркнув губы, широкие брови, глаза, с немного раскосым разрезом…
Через пару минут перед ним лежал готовый портрет, по которому можно было легко узнать этого человека.
– Да ты талант! – с изумлением протянул Фёдор – ты мог бы прославиться, как художник! Тебе бы портреты рисовать, а ты железками размахиваешь! Ну и ну…
– Портреты мне удавались всегда, это точно – усмехнулся Андрей – учитель рисования был в восторге. Но жизнь как-то так сложилась – ушёл в армию, а там…пошло-поехало. И уже из этой колеи не выскочить.
– Да, знаю по себе – кивнул головой друг – я, и то вон, еле-еле выскочил…впрочем – не до конца. Как же ты будешь разыскивать этого гада? Есть мысли?
– Есть – Андрей изложил свой план, а Фёдор и Алёна поохали, дивясь его придумке. Потом Андрей засобирался, и уже поднимаясь из-за стола, вдруг спохватился:
– Слушай, такое дело – мне нужно купить набор медицинских инструментов – самый лучший, самый дорогой. Где это сделать? Вряд ли они тут на дороге валяются.
– Что, ты хочешь этих уродов по кусочкам резать? – не понял, и нахмурился Фёдор.
– Надо будет – порежу – резко возразил Андрей – и скальпели мне для этого не понадобятся. Мне для другого дела надо. Для лечения.
– Кстати, ты так и не рассказал, что с тобой было после того, как мы расстались! – спохватился Фёдор – упёрлись в твою личную жизнь, да негодяев обсуждали. А самое-то интересное осталось в стороне. Нееет…пока не расскажешь, никуда не уйдёшь. Ну-ка, Алёна, подопри дверь! Успеешь к своей красотке – мы дольше ждали. Колись давай – где был, чего делал.
Андрей закрыл глаза, и снова сел на место, тяжко вздохнув.
– И нефиг вздыхать! Совесть нужно иметь! Появился через полгода, где был, чего делал – ничего не ясно. Притащился с какой-то кошкой, ничего не рассказывает, и тут же убегать. Нет уж, сиди. Алён, налей-ка нам чаю. А может ещё винца нальём?
– Хватит тебе винца! – отрезала Алёна – повода уже нет. Всё. А чаю сейчас устрою. Андрюш, ты рассказывай пока, рассказывай – я слушаю.
Рассказа затянулся более чем на час. Когда Андрей дошёл до того, как он пришёл в гостиницу, то замолчал, добавив:
– Остальное вы всё знаете
Наступило долгое молчание. Потом Фёдор откашлялся, и негромко сказал:
– Если бы мне рассказал кто-то чужой – я бы не поверил. Но ты?! Драконы, чудеса…я просто в шоке. И ты хочешь лечить это существо? В голове не укладывается.
– Алён – я не хочу при Настёне, ты не могла бы её уложить поспать после обеда? – попросил Андрей – она ребёнок, мало ли где случайно сболтнёт – могут быть большие неприятности. Уложишь?
– Сейчас попробую. Если удастся. Впрочем – она уже и сама спит – сообщила Алёна, выглянув за косяк – с твоей 'кошкой' обнялась, и спит.
– Шанди, иди сюда. Только не разбуди ребёнка – попросил Андрей.
Дракониха тут же появилась в дверях, и независимо прошла к столу. Потом запрыгнула на него, и села, поглядывая на людей. На неё упал луч из окна, и глаза кошки засверкали, как два изумруда.
– Видите, какая она у меня красотка! – усмехнулся Андрей, а ещё – вредина, злыдня и обжора.
– Сам-то кто? – невозмутимо парировала Шанди – как ты вчера лопал – это надо было видеть. Как два дракона жрал!
– Она говорит, что я не лучше – усмехнулся Андрей – Шанди, покажи нам свой реальный вид, только реальный не по размерам – стол сломаешь.
Чёрная кошка на столе замерцала, и через пару секунд на её месте остался небольшой дракончик, переливающийся в лучах солнца всеми цветами радуги и сияющий, как драгоценный камень. Люди выдохнули от восторга, как будто получили в поддых, а Андрей, глядя на сидящих с вытаращенными глазами Фёдра и Алёну, с удовольствием сказал:
– Теперь вы понимаете, почему я попросил увести Настю? Такое забыть нельзя! Эта красотка навсегда западает в душу.
– Вот теперь хорошо говоришь! – хихикнула Шанди – говори, говори дальше.
– К этому телу, да характер бы попроще – продолжил монах, подмигнув дракончику – теперь видишь, Фёдор, что мне предстоит сделать. Смотри – Андрей оттянул перевитые, изломанные крылья Шанди – надо сломать кости, выправить их, связать шинами, срастить…а потом ждать, сможет ли она летать. Пока – только бегать может, и то плохо. Ленивая, да и засиделась в своей дыре. Всё, перекидывайся в кошку.
Шанди замерцала, и через секунду на столе уже сидела обычная чёрная кошка, с блестящей, антрацитовой шерстью, изумрудными глазами и нервно подёргивающимся хвостом.
– Вот так вот, друзья. Ну всё, нам пора – Андрей встал, и оглядев себя, с усмешкой сказал – придётся в лавку заходить. Не буду же я в твоём барахле шастать. Оно мне на пару размеров шире, чем надо.
– Это в талии – усмехнулась Алёна – а в плечах вон трещит всё. Кое-кто отрастил себе слишком большой живот, ты не находишь? Ничего, скоро будет худым и стройным, как и ты.
– С тобой станешь! – ворчливо заявил Фёдор – поднимает с утра – то дай, это дай, то сделай, это сделай, и выпить не даёт!
– Бунт? Будем пресекать! Сегодня ляжешь на кухне! – засмеялась Алёна.
– Чего сразу на кухне-то? Чего сразу репрессии? – забеспокоился Фёдор – айда, Андрюх, провожу тебя. Заодно расскажу, где инструменты продают. Я видал там, когда за лекарствами моим ходил. Это лавка лекаря-травника – как выйдешь, сразу направо, потом…
Андрей толкнул дверь, зазвеневшую колокольчиком, тут же у стойки образовался невысокий старичок, с белой, окладистой бородой. Что-то вроде земного звездочёта – каким его рисуют на картинках.
Андрей усмехнулся про себя – длинная борода, седины – непременный атрибут местного лекаря, как он уже понял. Ну кто пойдёт лечиться к юнцу, не разбирающемуся в жизни – по причине малого жизненного опыта. А раз не разбирается в жизни – как он может разбираться в болячках?
– Приветствую вас! Что хотели бы купить? Есть возбуждающие мушки – для всех возрастов. Выпить растолчённых мушек и будете заниматься любовью всю ночь напролёт. Или вот – корень дерева эффог, привезли из-за моря. Натереть его немного вашей даме в вино – она не отойдёт от вас целый день, и всю ночь! Очень, очень хвалили кавалеры!
– Хммм…я как-то и без пожирания мушек справляюсь, и корнем мою даму не надо тыкать, чтобы она от меня не отходила – рассмеялся Андрей.
– Да, скорее всего – справляетесь – задумчиво протянул старичку, глядя на поджарую фигуру с широкими плечами и мужественным лицом – и дама ваша, скорее всего, и так от вас не отходит….эх, где мои двадцать лет? Ну, так что вас привело ко мне, молодой человек? Порошок от изжоги? От поноса? Может наговорённый амулет для привлечения женщин? Ах, ну да, ну да…забыл.
– Мне нужен набор хирургических инструментов – попробовал вклиниться в рекламу медицинских препаратов Андрей, опасаясь, что старик сейчас продолжит перечисление средств от поноса и он задержится в этой лавке надолго.
– Интересно, очень интересно – старик приставил к глазу монокль и вперился в лицо пришельца – и с какой же целью вам этот набор, я могу узнать?
– Нет, не можете – отрезал Андрей, не без основания подозревая, что сейчас начнутся долгие и трудные расспросы и он тут завязнет надолго – если у вас есть такой – я куплю. Если нет такого – я уйду и поищу его в другом месте.
– Не сердитесь, простите уж старика – мне скучно, сижу тут один – приходит симпатичный молодой человек, и мне хочется поговорить. Есть такой набор, да. Но он очень, очень дорогой. У вас хватит на него денег? Вы уж простите меня – но он правда качественный, из лучшей стали, из которой делают булатные сабли, и он на самом деле дорог. Их мало покупают, а я как-то по случаю прикупил, и теперь не могу его продать. Покупают всё больше дешёвые, легко тупящиеся. А наши лекари народ жадный, глупый, им бы всё подешевле, да понекачественнее. Да-да, не хмурьтесь, уже несу! – старик достал с полки небольшой ящичек, инкрустированный серебром и костью, положил его на прилавок и раскрыл. В ящичке, размером сорок на шестьдесят сантиметров, лежали хирургические инструменты, каждый в своём гнезде, прижатые специальными захватами.
– Видите, как сделано? Даже если уроните, они не сорвутся с места, и не поцарапают друг друга! Не затупятся, и не выпадут из ящичка! А ящик можно переносить за ручку – вот тут – аптекарь показал приделанную сбоку кожаную ручку – а сталь какая! Смотрите, как скальпель – да он прорежет всё, что угодно, и даже не затупится! Их и точить не надо, они сами затачиваются. Говорят – он понизил голос – здесь применена какая-то магия! Разве могут быть такие острые ножи, такие острые скальпели? А вот зажимы, расширители, ножницы – и все посеребренные, все острые, все высшего сорта! Сто пятьдесят золотых. Меньше – нет. Простите. Если честно – я их набор за сто пятьдесят и взял – клянусь. Он завис у меня, клиентов не нашлось. Может плохо искал, правда что…но вот так. Дешевле не будет. И кстати сказать – это дёшево! Понимающий лекарь отдал бы и тысячу за него. Вот только нет понимающих. Одни болваны пошли. Только денег взять, а работать не хотят. На днях один знакомый жаловался – лечили от простуды – горло болело. Он косточкой рыбной подавился, и она у него в горле торчала! Ну это ли не идиоты? Достал ему кость, что поделаешь. Вы скажите лучше – для кого набор хотите взять? Если собираетесь делать кому-то операцию, и я, как понимаю, тайно – так может я чем-то могу помочь? Много не возьму – двадцать золотых добавите, и всё. Зато я качественно сделаю. ('Нет уж! – подумал Андрей – 'потом вся округа будет знать, что и как делалось. Сам сделаю')
Через каких-то двадцать минут Андрей выходил из лавки, став беднее на сто сорок золотых (он всё-таки сбил десятку – старик точно врал про сто пятьдесят, у Андрея чутьё на враньё развилось просто феноменальное) Кроме инструментов он купил хирургических ниток, спирта в бутылке (настоящий спирт, горит без запаха и копоти – проверил). В общем – к операции он был готов. Теперь нужно было навестить ещё кое-кого.
– Я же сказал, что ты вернёшься! – обезьянья физиономия Симона выражала полное удовлетворение жизнью – и что теперь? Надеюсь не с претензиями, что твои друзья съехали? Нет? Ну и хорошо. Значит ты принёс мне ещё денег. Ведь ты же не поздравить пришёл старого доброго Симона? С подарками и приветственными одами? Нет? Вас хрен дождёшься, что бы вы просто так чего-нибудь дали. Заходи, не торчи тут, как столб! – посредник повернулся, запахнув цветастый шёлковый халат и пошёл в гостиную, где уселся на кресло перед камином. Хотя столица и находилась южнее, чем Нарск, но осень и тут уже вступала в свои права, медленно, но верно, потому на улице было прохладно и ветрено.
Потрескивали дрова, перед Симоном на столе стояла кружка, от которой исходил аромат горячего вина и специй, и в гостиной было тепло и уютно. Мужчина взял в руки кружку и ворчливо сказал:
– Ну так есть у тебя дело, или нет? Мне некогда с тобой рассиживаться, надо дела делать! – невозмутимо отхлебнул из кружки.
– Мне надо найти человека – начал Андрей
– Кто бы мог подумать? А я думал – дракона!
– Почему дракона? – Андрей чуть не вздрогнул, насторожился и наклонился вперёд, глядя в лицо хозяина дома.
– Да это выражение такое – пожал плечами Симон – 'Найти дракона', значит найти то, чего нет на свете (Вот мерзкая тварь! Я бы ему показала, кого нет на свете! – возмутилась Шанди – это такой дряни как он, я думала, нет на свете. Такой пакости, как этот мерзкий человечишка, даже на помойке не найдёшь! Крысы краше.) Кстати – продолжил посредник – кошка твоя очень даже симпатичная – не хочешь продать? Я хорошо заплачу.
– Ты любишь кошек? – удивился Андрей и подумал о том, что ничего удивительного нет – Гитлер же любил собак, но это не мешало ему планировать уничтожение целых народов
– Нет. Мне лекарь прописал – кошачьим жиром натирать ноги. Болят в непогоду, кости ломит. Только надо, чтобы кошка, когда из неё вытапливают жир, была свежей, только что забитой. А лучше – живой. Чего ты так на меня смотришь? Ну не хочешь – не продавай. Я найму людей, мне бродячих наловят. Твоя жирненькая, ухоженная, много жиру бы получилось, и качественного.
'Нет, ну правда – откуда такие твари берутся?' – ошеломлённо подумал Андрей – 'а если бы ему прописали человеческим жиром натереть? Страшно и подумать…'
– И ты теперь скажешь, что ваш человеческий род добрый и хороший? – угрюмо спросила Шанди – давай ему башку оторвём, а? Ну зачем эта тварь живёт?!
– Вот – Андрей положил перед Симоном написанный углём портрет – этого человека мне надо найти.
– Род деятельности? Где, предположительно, может находиться? Как давно там был последний раз? Сколько лет? Сословие? Давай всю информацию, что есть. – Симон насторожился, как охотничий пёс, и его умные маленькие глазки зашарили по портрету.
– Гвардеец короля. Был таковым восемнадцать-двадцать лет назад. Сейчас ему лет за сорок, или около сорока. Вот, всё. Больше ничего не знаю. Нужно – его имя, где он сейчас находится, где живёт, его пути передвижения, его друзья и родственники – вся информация, которую можно получить. Сможешь?
– Смогу, конечно, усмехнулся Симон – двести золотых.
– Ты обалдел? В прошлый раз ты взял всего три!
– Прошлый раз, ты искал обычных людей. Которые нахрен кому сдались. Я что, не видел этого? Сейчас ты ищешь одного из элиты этой страны, дворянина. И ищешь не с целью пожать ему руку – или я не Симон. К этому делу нужно подходить осторожно – обставить всё так, чтобы он не заподозрил о слежке, чтобы не перекрылся – для этого нужны люди высшей квалификации, а они стоят денег. В общем – за меньшее я не возьмусь.
– Сроки?
– Неделя, не меньше. Через неделю можешь зайти и узнать, как продвигаются дела. Деньги с собой?
Андрей кивнул, со вздохом вытряс из пояса последние золотые, отсчитал нужную сумму и пододвинул к Симону. Тот аккуратно пересчитал монетки, выдвинул ящик стола и небрежно скинул стопу вниз.
– Всё. Можешь идти отдыхать. Заказ будет выполнен.
Андрей встал, пошёл к выходу, и на пороге оглянулся, посмотрев в глаза хозяину дома длинным, тягучим взглядом:
– Надеюсь, не надо говорить, что никто не должен знать о том, что я ищу этого человека или когда-нибудь искал?
– Ну я же не идиот – усмехнулся человечек – или ты меня убьёшь за длинный язык, или они убьют. Нет уж – я намерен пожить подольше. Чтобы воспользоваться заработанными деньгами. Я не выдаю заказчиков, и все это знают. Можешь не сомневаться. Ууу..какая жирненькая кошечка…аааа! Гадина! Вынеси эту тварь! Через неделю жду!
Симон захлопнул дверь, ухватившись за окровавленный палец, а Андрей, негромко похохатывая, пошёл вниз по лестнице крыльца.
– Молодец, подруга, наказала подлеца! – закончив хохотать, скал он драконихе.
– А пусть свои поганые пальцы ко мне не тянет! – ответила довольная Шанди, тоже хихикая и щеря свои белые кошачьи зубы – ну что, пошли к твоей подружке? Что-то печёнки захотелось. Ты ей скажи – пусть печёнку выбирает посвежее! Вчера не совсем свежая попалась, вкус не очень сочный был.
– А ты дала мне как следует поблагодарить её за печёнку? Вот будешь мне мешать – тебе вообще тухлую будут давать! Что заслужишь своим поведением, то и получишь. Кто вчера хулиганил, носился по коридору и скрёбся в нашу дверь? И в самый интересный момент! Ведь неспроста, зараза, ты этот момент выбрала! Ты что, можешь подслушивать мысли?
– Ну так, чуточку – ухмыльнулась 'кошка' – да вы так там шумели, и без подслушивания было всё слышно! И вообще – мне было скучно, хотелось компании. Вы только о себе думаете, а я там скучаю в одиночестве!
– Ну и посидела в запертой комнате одна. И зачем ты там обои ободрала? Вот как мне теперь отчитываться перед Олрой?
– Да ладно…залезешь на неё пару раз, вот и отчитался. Делов-то…должна же я была показать тебе, что ты не прав?
– Вот ты маленькая гадина – фыркнул Андрей – ладно, пошли печёнку жрать, проглотка. Сейчас только извозчика поймаю – отсюда тащиться все ноги собьёшь…
Глава 3
Новые сапоги немного жали, или скорее – пока не размялись как следует. Андрею пришлось заехать в лавку башмачника, очень обрадовавшегося посещению своего случайного знакомого. Он и действительно сделал приличную скидку, и Андрей ушёл довольный – и обхождением, и скидкой, и приличными сапогами. Денег у него оставалось кот наплакал, так что любая скидка не помешает. Впрочем – теоретически денег-то было полно, но за ними надо ехать к Фёдору, а ему сегодня это делать не хотелось – пусть побудут одни, помилуются – ведь друг уже решил, что простился с близкими навсегда, а тут такая радость. Пусть уж отметят как следует…в постели. Да хоть он и не признавался себе – тянуло к Олре, соскучился за те часы что его не было с ней рядом. Женщина очень нравилась ему, если не сказать больше – может он и правда влюбился? Это мысль привела его в смешливое настроение, как какого-то мальчишку, и монах засвистел непонятную мелодию, слышанную им ещё на Земле.
– Ты чего это? – подозрительно осведомилась Шанди, глядя ему в глаза круглыми 'изумрудами' – что за звуки? Это так ты показываешь своей самке, что готов к совокуплению? Интересный обычай. Только глупый. Если бы драконы ревели, подлетая к своей самке, она бы посчитала самца идиотом и отказала бы ему в оплодотворении яйца. Зачем ей потомство от идиота?
– Ничего ты не понимаешь – оторвался от художественного свиста Андрей – это музыка, дурила!
– Если это музыка, тогда я лошадь – уничижительно буркнула Шанди – и вообще, чем ерундой заниматься, ты бы лучше научился говорить со мной мысленно, а не болтать во всеуслышание. Тогда бы я, может, и поверила, что хоть капля мозгов у тебя есть. Закинуть несчастного дракона в мусорный бачок и совершеннейший дебил может, а вот ты попробуй мыслеречи научиться! Тут голова нужна.
– А что для этого надо? Так-то я тебя слышу, значит, и ты меня должна слышать? Может это как раз тебе надо научиться меня слышать?
– Дело в том, что пока ты не будешь выстраивать слова и образы в стройные структуры, до тех пор я буду получать вместо слов мешанину из образов и понятий. Наведи порядок в своей голове и научись говорить без слов. Когда ты произносишь слова, ты волей-неволей выстраиваешь из них стройную структуру, и тогда я тебя слышу и ушами, и в мыслеречи. Понял? Начни с того, что вроде как произносишь слова вслух, шепчешь, тихо-тихо, и обращаешь речь ко мне. А потом, как привыкнешь, и это перестанешь делать, будешь говорить не открывая рта.
– Хммм…понял. Буду тренироваться. Скажи – а почему другие не слышат твоих слов?
– Во-первых: я ставлю блок, чтобы они не слышали. А во-вторых: ты что думаешь все люди способны к мыслеречи? Кроме того – ты не совсем человек, или даже – совсем не человек. От человека у тебя только глупое человеческое понимание некоторых вещей, а тело у тебя нечеловеческое. Не забывай об этом. Кстати, ты когда займёшься моими крыльями?
– Скоро. Выберу момент, и займусь. Инструменты есть, всё что нужно для операции, есть – теперь только помещение, и время. Не хочется на глазах той же Олры что-то с тобой делать. Не хочу раскрывать твою тайну. Ведь и драконам не нужно, чтобы информация распространилось? То-то же. Вот что, мне нужно зайти в лавку одежды и выкинуть последние деньги, так что потерпи немного. Ну не в этой же одежде к Олре идти – эдак она тебя вкусной печёнки лишит, а меня довольствия. Странно так – не я угощаю женщину, а она меня!
– А что странного? У нас драконица самцу подарок приносит, быка – он поест как следует, и её хорошенько потопчет. А без еды – какая сила? Что же тут такого? Хочет, чтобы ты её потоптал как следует – пусть корм хороший даёт.
– Хммм…что-то в этом есть – хохотнул Андрей – ты всегда отличалась практичным подходом к делу. Вот и лавка – по виду приличная. Всё, разговариваем только мыслесвязью.
– Попробуем – хмыкнула Шанди – ты думаешь, это так просто?
Через час одетый с иголочки, и даже вполне прилично, Андрей вышел из лавки, помахивая чемоданчиком. Денег оставалось только на хороший ужин, да два раза проехать на извозчике. Сегодня он ухнул столько, сколько не зарабатывает крестьянин наверное за всю свою жизнь.
'Да, столица и вправду любит деньги' – подумал он и подозвал извозчика, с шиком подскочившего к богатому клиенту, сияя улыбкой на широком усатом лице. Сияние его быстро затихло, когда на его заломленные шесть серебряников клиент безапелляционно заявил – два, и не больше. Но это была справедливая плата и он, пожав плечами, повёз Андрея к гостинице. Она, кстати, называлась 'Синяя кровать'. Почему так назвали? Кто так назвал? Никто не знал, даже Олра. Гостиницу купил её отец, и очень давно. И вывеска была той же, только подновлялась каждый год после зимы. Клиенты сюда всегда шли, так зачем что-то менять? Ну – синяя и синяя…какая разница, в самом деле?
– Привет, дорогой! – Олра чмокнула его в щёку, потом отстранилась и восхищённо сказала – оооо! Красавец! А куда прежнюю одежду дел? Бросил? Нашёл всё-таки своих друзей? Молодец. Не остался у них? Ещё больше молодец.
– Я же обещал тебе прийти – улыбнулся Андрей – только я без денег теперь, всё потратил. Только завтра возьму – мои деньги у друзей остались. Как, не прогонишь?
– Ну что ты ерунду говоришь? И вообще – я приказала отнести твои вещи ко мне в комнату. Ты уж прости, но как-то глупо комнату держать занятой, когда ты там не живёшь. Пусть лучше там клиенты спят. Кстати, какая безобразница там обои подрала? А кого веником? Ладно, не шипи – хрен с ними, с обоями. Шкафом задвинем. Ужинать будете? Да чего я спрашиваю-то…Мадра, быстренько нам сооруди чего-нибудь дельное! Супу давай – мужчине без супа нельзя, желудок болеть будет. И пирожков с мясом к супу – у нас сегодня знатные удались, мясо хорошее привезли. Я тоже с вами поем – весь день сегодня бегаю. А чего это у тебя за ящик такой? Или это секрет? – Олра скосила любопытные глаза на ящик с медицинскими инструментами, и Андрей задумался в поисках ответа, потом нашёлся:
– Ты же говорила, что лекарем выгодно работать, вот я и прикупил медицинские инструменты. Вдруг пригодятся.
– Ох, темнишь что-то – усмехнулась Олра – ты на лекаря похож, как я на призового бойца.
– Не веришь? – усмехнулся Андрей – глянь.
Он положил ящик на край стола и открыл крышку. Олра с любопытством заглянула в ящичек и удивлённо раскрыла глаза:
– И вправду инструменты. Ты что, на самом деле решил лекарем заделаться? Хммм…а что – оценивающе прикинула она – ты бы имел успех у знатных дам. Такой красавчик, ощупывает, вставляет инструмент…
– Тьфу, перестань! – рассмеялся Андрей – не хочу я ощупывать знатных дам и вставлять в них инструмент. Ешь давай, вы с моей кошкой обе злостные вредины.
Они ещё минут сорок ели, болтали ни о чём, смеялись, и Андрей, поймал себя на том, что испытывает огромное удовольствие – как будто находился дома, некуда было спешить, нечего бояться и он сидит со старым другом, с которым не надо выбирать выражения и думать – обидит его сказанным словом, или нет.
Андрей сидел, наслаждался теплом, и не сразу заметил, как глаза Олры внезапно расширились. Он сидел спиной к входу, что, кстати, противоречило его правилам, и с досадой подумал о том, что стал расслабляться, а это неверно. Так можно и жизнь потерять.
Оглянувшись, чтобы посмотреть, куда она загляделась, Андрей увидел высокого, крепкого мужчину с саблей на поясе, в сопровождении трёх товарищей, шумно приветствующих бармена и подавальщиц. Человек передвигался ловко и стремительно, как танцор, и было видно что его тело великолепно тренировано и подчиняется своему хозяину до последней клеточки сильного организма. Это был настоящий боец – такой, как Андрей. Бойцы сразу видят кто есть кто, им не надо долго выспрашивать – какие дипломы и регалии имеет противник. Регалии – это тлен. Настоящий бой – вот что показывает, стоит ли своих регалий этот боец.
Мужчине было лет тридцать, он довольно хорош собой, худощав, высок – выше Андрея, тонкая талия и длинные руки. Его спутники были похожи на него, как братья – а может это и были братья? Но скорее всего – нет. Андрей определил для себя род занятий этого человека как бретёр, телохранитель, или…наёмный убийца. Впрочем – частенько это профессии сливались в одну, уж это-то он знал великолепно.
Андрей отвернулся от вошедших и спокойно продолжал есть и пить, как будто ничего не заметил. Олра напряглась, и искусственно улыбаясь, продолжила разговор, расспрашивая Андрея, в каких лавках они сегодня были и как нашли друзей. Позади послышались лёгкие, упругие шаги и к их столику подошёл тот самый мужчина. Он с улыбкой посмотрел на Олру, не обращая внимания на Андрея, и только собрался что-то сказать, когда она порывисто встала и резко, напряжённым голосом произнесла:
– Халид, пойдём, поговорим с тобой. Извини, Андрей, я сейчас.
Она пошла в противоположный угол комнаты, не дожидаясь, когда мужчина пойдёт за ней, и дойдя, повернулась лицом к залу и слегка присев на столик, опёрлась о него обеими руками. Мужчина лениво последовал за ней, осклабясь и криво усмехаясь, снисходительно поглядывая на женщину, встал перед ней, отставив левую ногу чуть вперёд. Андрей хорошо слышал даже шорохи мыши, копошащейся под половицей, чего уж тут разговор всего в десяти метрах от него. А говорили они вот о чём:
– Ты мерзавец! Сбежал, да ещё и прихватил пятьсот золотых! Скотина!
– Ну я отработал их, разве нет? – голос мужчины был усмешливым и ироничным – я старался той ночью. Ну, прости, милая. Не последние же у тебя это деньги! А мне они были очень нужны. Очень. Ты просто спасла меня – я так проигрался, пришлось даже бежать. Но теперь я вернулся, и всё пойдёт по-прежнему. Я же тебя люблю!
– Пошёл ты нахрен, Халид!
– Ты забылась, женщина! Я могу тебя поучить и по другому! Забыла, каков мой ремешок?
– Скотина! Я тебя тогда простила, а зря. Тварь ты. Пошёл вон отсюда, и больше не приходи. У меня есть мужчина, и он не чета тебе.
– Это вон тот сморчок, что ли? Да мне его только положить на ладонь, и прихлопнуть, мокрое место останется. И чем же он занимается, твой мужчина? Нищеброд небось какой-нибудь. Ты вечно привечаешь нищебродов.
– Это точно – одни из них передо мной. А он – лекарь, и богатый. Ему мои деньги не нужны, в отличие от тебя, живущего за счёт баб! Ты не мужчина, ты сам баба!
Послышался звук пощёчины, и голова Олры мотнулась, а на её щеке остался отпечаток ладони.
Андрей вытер руки о полотенце, встал, и решительно зашагал к собеседникам. Подойдя к мужчине, стоящем к нему спиной, Андрей взял его за плечо, развернул, и нанёс оглушительный удар открытой ладонью – пощёчина, за пощёчину.
Халид едва не упал – удар 'лодочкой' может сбить с ног обычного, неподготовленного человека, но этот был крепок. Он ошеломлённо посмотрел на Андрея и потянул из ножен саблю. Андрей изготовился к бою, но Халид остановился, глядя ему над плечом, и оглянувшись, Андрей увидел вышибалу с армейским арбалетом в руках, направленным на дебошира:
– Ещё движение, и ты труп. Олра, отойди от него. И ты, Андрей. Я всегда говорил тебе, хозяйка, что ни к чему связываться с подонками. Халид, пошёл вон!
– Ну что же – усмехнулся бретёр – вы считаете, что бессмертны, и что арбалеты имеются только у вас? Что, лекаришка, у тебя хватает смелости раздавать пощёчины лишь под прикрытием арбалетчика? А на дуэль выйти слабо?
– В любой момент – пожал плечами Андрей – хоть сейчас. Только не здесь, конечно. И сабли у меня нет.
– Саблю я тебе дам. Жду тебя через полчаса, на пустыре, к югу от трактира. Там очень удобное местечко, и нам никто не помешает. А если не придёшь – я спалю эту поганую дыру вместе с его сукой-хозяйкой. Клянусь. Пошли, друзья! – он махнул рукой своим товарищам, с интересом наблюдавшим за происходящим и крупными, лёгкими шагами, как будто шагал большой, сильный зверь, вышел из трактира.
Олра устало присела на стул возле столика, и положила руки на колени. Потом посмотрела на Андрея и опустошённо сказала:
– Зря ты вмешался. Только масла в огонь подлил. Он теперь точно не отвяжется.
– Кто он вообще такой? – Андрей сел рядом взял её руку у свою – чего ты так всполошилась? Ну дерьмец какой-то, знавал я таких…наглец, живущий за счёт баб. И я вот, такой же – ем за твой счёт. И сплю в твоей комнате. Чего ты так перепугалась-то?
– Да ну тебя – улыбнулась Олра – сравнил тоже, себя и его. Ты добрый, с кошечкой ходишь, а он…он опасен. Очень опасен. Спроси вон – его – она кивнула на подходящего к столику вышибалу – кто такой Халид.
– Кто? – подхватил вышибала – тварь, ещё та. Когда он исчез, все вздохнули спокойно. И чего ты, хозяйка, терпела его столько времени? Давно надо было гнать дармоеда! Только и делал, что задирался к клиентам, да исчезал по своим тёмным делишкам. Мы из-за него несколько постоянных клиентов потеряли. Понимаешь – он что-то вроде наёмного убийцы. Дуэлянт. Он на дуэли убил людей больше, чем у меня на руках и ногах! Его давно замочить надо было, только никто не осмеливается. Халид связан с какими-то боссами преступного мира в этом городе, и выполняет их заказы. Вот как с ним связалась хозяйка, при её чутье на людей, пи её жизненном опыте и характере – до сих пор для меня загадка. Это только она может пояснить. Ладно, я ушёл работать, вы тут сами разберётесь. Да – опасайся левой руки – он обоеручнй боец и скрытый левша. Саблю я тебе дам – сейчас принесу из своей комнаты. Его надо завалить, и я надеюсь, что у тебя это получится. Потому что иначе нам тут солоно придётся. Учти это.
Вышибала, тяжело проминая пол, зашагал в служебные помещения, а Олра грустно усмехнулась:
– Всё верно сказал – как я с ним связалась, с Халидом? Сама не знаю. То, что он хороший, неутомимый любовник, меня не оправдывает. Как затмение какое-то нашло. И ведь знаю – человек-то дерьмо, а тянет к нему, и всё! Может околдовал как-то?
– Там, откуда я родом, есть такая пословица: 'Любовь зла – полюбишь и козла' – усмехнулся Андрей – надеюсь, что теперь-то ты от этой любви излечилась?
– Напрочь. И стоило лекарство всего пятьсот золотых. Согласись, не такая уж большая цена за излечение от такой дурной болезни? Слушай, Андрей, не ходил бы ты на дуэль, а? Как бы чего хуже не вышло. Я знаю, как выйти на главного бандита в нашем районе – мы платим ему мзду за то, чтобы нас не трогали. Он с ним поговорит, Халид отстанет. Ну, обойдётся мне в какие-то деньги, они есть, эти деньги. Может так сделать поумнее будет?
– Даже и не знаю, что тебе сказать – хмыкнул монах – а если не отстанет? Если будет преследовать? Тем более, что от меня он скорее всего не отвяжется – может и на моих друзей выйти. Нет, его валить надо – правильно твой боец сказал.
– А сможешь? – с сомнением и тревогой спросила Олра – он ведь и правда – один из лучших бойцов этого города. Я страшно боюсь за тебя. Если он тебя убьёт…мне будет очень, очень плохо. И не потому, что Халид вернётся – с ним я как-нибудь справлюсь – а потому, что тебя не будет. Похоже, что я влюбилась на старости лет.
– Ну – до старости тебе ещё очень далеко – усмехнулся Андрей – а что касается 'убьёт' – я его убью. Стопроцентно.
– Надеюсь – тихо шепнула Олра себе под нос, но монах её уже не слушал – он внимательно смотрел в зал. Двое из тех, кто был с Халидом вернулись, сели у стойки за столик и внимательно следили за тем, что происходит в зале, попивая из кружек и нарочито на обращая внимания на происходящее. За углом – он бы уверен, стояла ещё парочка таких же типов. В общем – обложили. Андрей поморщился – не вовремя. Ох, как не вовремя! Ему бы просидеть тихо неделю, ну а потом…потом уже можно и пошуметь – перед отъездом.
У него кольнуло сердце – 'А как Олра? Оставлять её тут? Она же никуда не поедет…и как же их отношения?' – и сам ругнул себя – какие отношения? Они всего чуть больше суток знакомы! Уедет – она найдёт себе другого мужика, и всё. А может не найдёт? Каждому мужику хочется думать, что он такой особый, не такой как все, что женщина будет целыми днями убиваться по нему и плакать в подушку, вспоминая его нежные, сильные руки…тьфу! Просто сериал какой-то… А что не сериал? А то, что надо жить моментом, принимать всё так, как оно есть. И не задумываться о том, что будет дальше. Иначе жить невозможно, если всего бояться'
Андрей усмехнулся своим мыслям и взглянул на подошедшего к нему вышибалу. Тот держал в руке свёрток из тонкой холстины. Положил его на стол, развернул – в нём оказалась сабля в ножнах. Вышибала аккуратно выдвинул узорчатое лезвие из ножен, и глядя на Андрея, сказал:
– Трогать на остроту не советую – распорешь до кости. Это очень хорошая, булатная сталь. Потом вернёшь саблю – она призовая и я не намерен раздавать такие сабли направо и налево.
– А если не смогу вернуть – усмехнулся Андрей – вдруг убьют?
– Не убьют. Или я ничего не понимаю в людях. Только готовься – он один не ходит, и никто из них не собирается соблюдать дуэльный кодекс. Впрочем – а кто его вообще соблюдает? Если никто не видит, могут устроить любую пакость. Может в других странах и не так – но это – Славия. Тут ухо востро держи. Смотри, чтобы в кустах никто не засел. Я бы с тобой за секунданта пошёл, но рабочее место боюсь оставить – мало ли что тут без меня начудят. Тем более что вон они, придурки, сидят…
– Иди, сходи с ним! Сходи, продержимся без тебя! Вдруг и правда там что-то нечестное будет? – Олра встрепенулась и засуетилась – арбалет возьми на всякий случай!
– Нет. Я один пойду – твёрдо заявил Андрей – всё будет нормально, не беспокойтесь. Я попрошу – отнесите ящик в комнату, хорошо?
– Хорошо… – вздохнула Олра – ты уверен, что один справишься?
– Совершенно уверен. А сабля хороша! – Андрей погладил ножный, взял из в левую руку и плавным движением выхватило клинок. Он был отлично уравновешен, переливался морозными узорами и был как раз по лине его рук – не больше, и не меньше. Он снова вложил саблю, завернул в полотно и взял в подмышку:
– Пошёл я.
– Кошку с собой берёшь?
– Конечно, улыбнулся монах – она потом меня обдерёт, если лишится такого зрелища!
Олра неуверенно улыбнулась и проводила любовника взглядом. На душе у неё было отвратительно, и ужасно хотелось нажраться вина так, чтобы всё забыть. Ну, может быть, кроме этого мужчины с холодным взглядом убийцы…таким тёплым и нежным, когда он смотрит на неё.
Шанди вскочила Андрею на плечо, когда он проходил мимо столика, где она сидела.
Андрей с сожалением посмотрел на недоеденное и недопитое, вздохнул, и решил, что закончит позже. Не откажет же ему подруга в парочке пирогов на сон грядущий? Впрочем – с полным животом заниматься физическими упражнениями не очень-то комфортно…это касается, кстати, и дуэли.
Монах вышел из дверей трактира, определился с направлением и бодро зашагал по улице, туда, куда ему сказал Халид. Он сразу засёк за собой 'хвост' – двое стояли через дорогу и всем своим видом изображали полное отсутствие интереса к своему объекту, а двое вышли из трактира следом за ним. Андрей усмехнулся – дилетанты чёртовы. Им не следить за кем-то, а гусей пасти.
Пустырь открылся внезапно, когда улица завернула круто за угол какого-то дома, смахивающего то ли на склад, то ли на заброшенный завод. Она находилось под городской стеной, пыльная, затоптанная множеством ног. По-видимому, эта площадка постоянно использовалась для дуэлей, потому Халид так уверенно и отправил на неё.
Андрей огляделся – заброшенное здание с выбитыми окнами стояло как раз напротив площадки, и ему показалось, что в окне на втором этаже что-то мелькнуло. Он подумал, и мысленно, стараясь точно передать все слова, обратился к Шанди:
– Не хочешь позабавиться? Похоже, на втором этаже сидит стрелок. Полная свобода действий – хоть голову ему оторви.
– Ловлю на слове! – ухмыльнулась 'кошка' и с опозданием спохватилась – ты всё-таки научился говорить мысленно?! Хммм…беру назад свои слова насчёт полного отсутствия у тебя мозгов. Побежала!
Шанди соскочила с плеча Андрея и дала стрекача, задрав хвост трубой – прямо в тёмный дверной проём, а он сам проследовал к центру площадки, где его уже дожидался Халид.
Убийца стоял со скучающей миной, видно было, что ему это не в первый раз и он полностью уверен в своём успехе.
– А я думал ты не придёшь – с усмешкой сказал он – скажи, а ведь хороша она в постели, да? Я её многим штучкам научил. Так что можешь мне сказать спасибо, что перед смертью пришлось попробовать такую бабу. Надеюсь, ты хорошо её для меня разогрел? Не давал скучать? Как только я закончу с тобой – пойду, и как следует её отдеру, вспоминая, как перерезал тебе глотку. Мне будет вдвойне приятно!
Андрей невозмутимо посмотрел на словоблудничающего бретёра, и спокойно спросил:
– Скажи, как она могла запасть на такого пустозвона, и придурка, как ты? Вот не понимаю, и всё тут. Открой мне тайну, я же никому не расскажу – ты же меня всё равно убьёшь.
– Убью. Почему запала? Пару капель специальной, разжигающей страсть жидкости, пару сладких слов, сильный амулетик, вызывающий тягу к партнёру – вот тебе и результат – сладкая задница каждый день, и открытый кошелёк. Что касается придурка и пустозвона – за это ты ответишь. Я хотел убить тебя быстро, а теперь вспорю тебе брюхо и задушу тебя твоими же кишками.
– Это уж как получится – меланхолично хмыкнул Андрей и снял ткань с сабли, свернул покрывало её в рулончик, и аккуратно положил под соседнее дерево, там же оставив и ножны.
– Ну что, начнём? Иди ты так и будешь, как ребёнок, хвастаться своими пакостями? Чего-то мне сдаётся, что ты зажился на болом свете. Тебе не кажется? Нет, вижу – не кажется – сказал Андрей, отбивая яростный выпад Халида.
Андрей бился с саблей в правой руке, и кинжалом в левой. Поодаль стояли люди Халида – то ли подчинённые, то ли друзья. Их было четверо, а сколько пряталось в здании – неизвестно. Андрей не собирался затягивать поединок – ему нужно было скорее прикончить подонка, и идти по своим делам – пироги недоедены, а этот идиот тут железкой машет. Посему он начал ускорять темп.
Вначале Халид ничего не понял – он решил, что встретил лоха, которому быстренько отрубит башку, и после этого пойдёт, и возьмёт его женщину. Однако 'лох' почему-то не желал дать отрубить себе башку, и более того, ни один, самый хитрый удар Халида не достиг цели. Этот незнакомец со скучающе-спокойным выражением лица отбивал все, самые хитрые и быстрые финты. А ведь Халид был признанным мастером клинка.
Он начал ускорять темп, доходя уже до предела возможности, но этот человек ускорился сам, и так, что стал теснить Халида по площадке, загоняя к городской стене.
Халид не прожил бы до таких лет, занимаясь грязными делишками, если бы не умел предусмотреть самые фантастичные и странные варианты развития событий. На всякий случай он поставил в здании напротив двух стрелков с арбалетами, они должны были выпустить болты по его команде, если что-то пойдёт не так.
Халид отступил на шаг назад и подал условный сигнал, махнув саблей вверх и вправо, как будто отдавал салют. Но ничего не произошло, и только через секунду после этого из окна второго этажа вылетели два круглых предмета, в которых убийца без труда опознал головы его помощников. Они покатились по площадке почти к его ногам, и Халид замер на долю секунды, побледнев, как мел.
Андрей не видел, что происходило за его спиной, но подозревал, что там случилось, и не обращая внимания на тыл, сделал несколько финтов, выпадов, затем ускорился в несколько раз и косым ударом через ключицу разрубил бретёра до самого сердца, ударив с потягом, как когда-то его предки-казаки.
Он сделал шаг в сторону, почуяв шевеление за спиной, и вовремя – в том месте, где он стоял, свистнули две сабли – помощники Халида вступили в бой, и за ними спешили ещё двое.
Молниеносный отбив, укол – сабля вышла из шеи одного, движение в сторону, подсёк, сверху добил – из черепа брызнула кровь и второй молчком упал, заливая площадку пенящейся в пыли кровью.
Двое других дико закричали, и Андрей увидел громадную чёрную кошку, настигавшую убегавших бойцов. Она была размеров с лошадь, и у людей не было никакого шанса спастись, особенно, если они не бились с оружием в руках, а сбежали, подставив спину и спасая свои жалкие жизни. Впрочем – даже если бы они решили биться с ней лицом к лицу, с саблями в руках – им ничего не светило. Драконью броню можно было пробить только тяжёлыми копьями или стреломётами с теми же копьями или стальными дротиками.
Беглецы погибли за секунду – когти дракона сорвали им головы, как если бы они были нарисованы на бумажных листках. Бой завершился катастрофическим и полным разгромом противника.
Вокруг было тихо – и никто не интересовался – чего это тут шумели и кричали. Народ в Славии вообще-то отличался редкостным отсутствием любопытства – в тех случаях, когда кого-то убивали, насиловали или грабили. Зачем лезть не в своё дело? Это же их проблемы. Ходят где не надо, общаются не с тем, с кем надо. Вот теперь пусть и получают. Жертва сама виновата в совершившимся над ней насилии. Как говорил один персонаж: 'Наказаний без вины не бывает!' Никто ничего не видел, не слышал, ничего не знает. Как та китайская (или индийская?) мартышка.
Андрей подошёл к обезображенному трупу Халида, обшарил карманы, извлёк кошелёк, собрал с него украшения и амулеты. Взял его саблю, ножны, положил под дерево. Обошёл остальных нападавших, собрал трофеи и с их трупов – деньги никогда не помешают, а он их честно заработал. Появилась Шанди – она была уже обычных размеров и её довольная мордашка просто светилась от счастья – ну как же, такое развлечение! А то, что это были люди, разумные существа – да какие они разумные? Они заслужили свою смерть на сто процентов.
Впрочем – и Андрей ничуть не комплексовал по поводу совершившихся убийств. В отличие от своей земной деятельности, в этот раз он честно вёл бой (ну почти честно – если забыть о его способностях оборотня!). Те, кто нападает со спины не могут рассчитывать на снисхождение. Да и с какой стати? Они выбрали свою работу, свою судьбу. Есть определённые правила игры – по этим неписанным правилам они всегда могут быть убиты и живут на этом свете очень, очень недолго. Зато и получают яркую, интересную жизнь – по крайней мере – с их точки зрения.
Трофеев оказалась приличная кучка – серебра – штук триста серебряников, золотишко – монет тридцать – в основном у Халида. Множество украшений – как всегда, бандиты имели склонность к цепочкам, кулонам и всякой такой возможно дребедени. На некоторых из них Андрей обнаружил ауру других людей и быстренько завернул всё добытое в тряпку, чтобы не касаться голыми руками – ему не хотелось видеть картинку того, как эти предметы попали в руки новых владельцев.
Он собрал сабли, кинжалы – получилась небольшая вязанка 'хвороста'. Только было пошёл с места дуэли, как вспомнил – двое лежат наверху, в здании.
Вошёл в заплёванный и загаженный подъезд, выбрал место почище, сложил туда трофеи. По деревянной скрипучей лестнице поднялся наверх – ну да, два кадра с оторванными головами. Хребты, белея костями торчат среди разорванных сосудов и ошмётков мяса.
– Интересно, а вы, драконы, едите людей? Вот, приспичило тебе – стала бы есть этих вот придурков? – поинтересовался Андрей, обыскивая убитых.
– Чего ты глупые вопросы задаёшь? – недовольно фыркнула Шанди – как будто вы, люди, не станете есть друг друга, если приспичит. По-моему вы только это и делаете. Гибель дракона от зубов другого дракона – редкость. Это событие, которое отмечается в веках, это ритуальный поединок – за власть, или за самку. А вы…вы походя убиваете друг друга, как будто раздавливаете насекомое. И ты после этого называешь людей разумными?
– Что же, признаю – иногда люди хуже зверей – вздохнул монах – а чисто ты сработала. Они успели тебя увидеть?
– А то ж! Иначе интереса никакого. Надо было видеть эти рожи…я думала у них глаза выкатятся, как игральные кости. Кстати – хорошо подготовился твой 'друг'. Уйти отсюда тебе было практически невозможно – если бы ты не был оборотнем, и если бы у тебя не было злобной, вредной и жадной подруги.
– Ладно, ладно, признаю твои заслуги – усмехнулся Андрей получишь двойную порцию печёнки. Кстати – чего ты упёрлась в эту печёнку? Неужели ничего повкуснее нет?
– Хммм…как-то не думала над этим. Ну, хочу я печёнку, и всё тут. Значит она нужна моему организму. Ты вот что-то любишь, а что-то не любишь – не значит ли это, что твой организм отвергает одну пищу, и хочет другую, и то, что он любит, наиболее подходит его телу?
– Ага…ты это расскажи любителям картошки фри и бигмаков!
– Не знаю что такое фри и бигмаки, но если им это нравится – пусть жрут. Каждый свободен в выборе своих действий и сам должен отвечать за то, что за ними последует.
– Чего это тебя на философию пробило? Стареешь? Бабулька…
– Сам-то! – фыркнула Шанди – если перевести на ваши годы, мне лет тринадцать на ваш манер, а ты уже старый пердун! Тебе несколько тысяч лет на наши годы! Кто бы говорил!
– Да…иногда я кажусь себе таким древним, таким ветхим, что скоро не будет сил дёрнуть за хвост некую зазнайку! – Андрей схватился за вышеобозначенный предмет и хорошенько дёрнул его, под шипение и улыбку Шанди. Она в ответ укусила его за ухо, отчего монах вскрикнул и выругался. Все остались довольны.
Пришлось подобрать арбалеты – они стоят денег, штучная работа – бросать их совсем глупо. Так что к трактиру Андрей направился тяжело нагруженным и в не очень добром расположении духа – одно дело шагать с небольшим свёртком в подмышке, а другое – '…лошадка везущая хворосту воз…'.
Когда проходил мимо места схватки, заметил, что у трупов уже копошатся 'стервятники' – разувают, раздевают – в этом городе ничего не пропадает зря. Вдруг перед глазами появилось видение уличного продавца пирожков, стоящего у горящей жаровни…решил для себя – никогда больше не покупать пирожков на улице. В прошлый раз вкус купленных у торговца пирожков и вправду показался каким-то странным. Где они берут своё мясо?
Зал стих, когда дверь распахнулась, и Андрей, чертыхаясь про себя, протиснулся в неё с ворохом трофеев. Из угла к нему метнулся вышибала и подхватил выпадающие арбалеты и кинжалы
– Живой! Я и не сомневался – уродливое лицо парня расплылось в улыбке – я понимаю толк в людях. Иди скорее к Олре, она у себя в комнате, переживает.
– Слушай, покорми, пожалуйста мою кошку, ладно? А то она уже мне ухо отжёвывает с голода. Печёнки ей дай, а то она скоро мою печёнку выест.
– Щас, сделаем – рассмеялся вышибала – скачи мне на плечо, Чёрная смерть!
– Слушай, а точное ты ей имечко подобрал – рассмеялся Андрей – ещё какая чума!
– А что, я недостаточно смертносна? – возмутилась Шанди – кстати сказать, я сегодня больше тебя негодяев поубивала. Так что молчал бы уж!
'Кошка' одним прыжком залетела на плечо вышибале, мстительно оставив на коже поморщившегося Андрея царапины, после чего он подумал, что надо делать какую-то подкладку, наплечники на одежде. Царапины, конечно, зарастают очень быстро, почти мгновенно, но ощущение-то гадкое.
Он прошёл в комнату Олры. Та лежала на постели, закрыв глаза и дремала. Андрею сразу бросился в нос запах алкоголя из её дыхания, и он недовольно хмыкнул – не хватало ещё любить алкоголичку. Впрочем – он её ещё не видел пьяной, а сегодня…сегодня просто такой случай. Можно посчитать и так.
Монах сел на постель рядом с женщиной и положил руку ей на плечо. Олра вздрогнула, ошалело подляла голову с раскрытыми в ужасе глазами и облегчённо простонала:
– Тыыиии…ох, какой мне гадкий сон приснился. Халид убил тебя, пришёл в трактир, зарубил Никата, и пришёл ко мне… Живой, всё-таки живой…Иди ко мне, обними! Мне так плохо…я одна, совсем одна…
Олра потянулась, обхватила Андрея за шею и зарыдала пьяными слезами, заливая ему рубаху на груди. От неё сильно пахло вином, волосы были растрёпаны, а глаза покраснели – то ли выпивки, то ли от тех слёз, что она сегодня пролила. Андрей обнял её за плечи, стал покачивать, как ребёнка, и неожиданно для себя запел:
– Спи моя радость усни…
В небе погасли огни…
Он пел минут пять. Рыдания Олры стихли, женщина подняла голову, с интересом глядя на Андрея и неожиданно спросила:
– А что ты сейчас пел, и на каком языке?
Андрей чуть не откусил себе язык, ругаясь про себя последними словами – он пел по-русски.
'Это же надо было настолько расслабиться!' – подумал он – 'Вот потому и нельзя профессионалам привязываться в женщинам. Это расслабляет, делает уязвимым. Только лишь попал я в город – и чем занялся? Начал мстить врагам своей подруги, как будто больше дел других нет. Что это значит? А значит, что я совсем размягчел. Эдак и до проигрыша недалеко…'
– Это так, одна старая песня на старом языке. Колыбельная для детей. Забудь.
– Ты меня баюкал как ребёнка? – рассмеялась Олра – а что, мне всегда не хватало матери…впрочем – и отца. Он постоянно болел, а когда не лежал, отходя от приступа, то ждал наступления следующего и заливал страх вином. Наверное, и я переняла эту привычку – заливать страх вином. Я так за тебя боялась. Прости, что я так напилась. Тебе, наверное, неприятно на меня смотреть. Сейчас, сейчас я приведу себя в порядок, сейчас! – Олра вскочила, пошатнулась, и чуть не упала. Если бы Андрей её не подхватил, она точно разбила бы себе голову о тумбочку.
– Ложись, сейчас же! – прикрикнул он на неё – приведёт она в порядок! Лежи, и не шевелись. Закрой глаза!
Андрей посмотрел на её ауру – в ауре проблёскивали красные нити – видимо её подташнивало и болела голова. Он собрал всё нечистое из ауры, вытянул чёрные нити, уравновесил завихрения – женщину как будто пробило током, она вздрогнула и открыла глаза:
– Что, что ты со мной сделал! Ох, как хорошо себя чувствую…и голова не болит. А то раскалывалась, как треснутый кувшин.
– Сейчас ещё лучше будет – коварно усмехнулся Андрей и добавил ей жёлто-оранжевого цвета вокруг живота.
Женщина тут же задёргалась в оргазме, который не прекращался минуты три. Её глаза закатились так, что видны были только белки, а руки, сжатые в кулаки побелели, будто сделанные из мрамора. Андрей испугался – как бы не переборщил – и поскорее нормализовал ауру до повседневного состояния.
Олра утробно простонала, и с трудом выговорила, разжав сжатые до скрежета зубы:
– Ооооххх…никогда так больше не делай..никогда…я чуть не умерла…нет, делай…делай…охххх…ты кудесник. Ты Демон! Может ты и правда демон? – на Андрея глянули умные, прищуренные глаза совершенно трезвой женщины. Андрей полностью снял у неё не только последствия приёма алкоголя, но и остатки опьянения.
– Не знаю – серьёзно ответил он – не знаю.
– Всё подготовил?
– Вроде всё – ответил Андрей, чувствуя, как его сердце готово выпрыгнуть из груди. Он погладил Шанди по спине, и волнуясь, сказал:
– Ты ложись на грудь, и ни о чём не думай. Не бойся, больно не будет. Я сейчас боль уберу.
– Ага, ни о чём не думай – ментальный голос драконихи как будто дрожал – не тебе крылья будут ломать, а мне! Постарайся, пожалуйста, ладно? А то я маме пожалуюсь!
– Нет уж. Не надо нам мамы тут – усмехнулся Андрей – спи. СПИ!
Дракониха клюнула головой и упала на стол, будто из-под неё выдернули землю.
Андрей до сих пор не мог понять механизма воздействия на ауру, и действовал всё время совершенно интуитивно. Надо ему, чтобы дракониха уснула, он внушает ей – спи! Спи! И она засыпает. Ну а что, разве земные гипнотизёры точно знают, как они воздействуют на мозг человека? если и говорят, что знают, как это работает – врут. Человеческий мозг один из самый неизученных и тёмный объектов в мире, и таит в себе тайны, до сих пор не подвластные умам учёных. Единственно что – для того, чтобы пиоизвести какие-то действия с аурой объекта, Андрею нужно касаться этой самой ауры, чтобы его аура, аура того, с кем он занимается, соприкасались. Почему так – он, конечно, не знал. На расстоянии ничего сделать было нельзя.
Шанди лежала на столешнице, такая беззащитная, такая маленькая…будто это не она сутки назад бегала за супостатами, как скаковая лошадь и не она оторвала им головы, как бумажные китайские фонарики со стены.
Уже на следующий день Андрей решил попробовать провести операцию. Вернее – не попробовать, а провести. Какие там пробы, когда на кону здоровье и жизнь друга? Делать надо.
Всё-таки он крепко привязался к этой взбалмошной девчонке, надо признать. И то, что сегодня ему предстоит сделать, было настолько важно, что у него руки тряслись от предвкушения и волнения. А вдруг не получится? Вдруг ничего не выйдет?
Крылья дракона представляли собой полые, очень прочные кости, на которых натянута прочнейшая, покрытая чешуйками кожа. Ему предстояло убрать эти самые чешуйки, затем взрезать кожу, сломать кости, соединить их как следует, и заживить всё заново. Левое крыло вообще представляло собой жгут из неправильно сросшихся костей и рубцов кожи, правое не так сильно пострадало, но его кости торчали под прямым углом друг к другу. Рука подлейшего существа на планете, исчадья, была видна сразу. Если не сделать операцию, дракониха никогда не сможет летать. Впрочем – и теперь было неясно – будет ли она летать потом, после того, как ей вправят кости.
Андрей вздохнул и приступил к делу. Фёдор и Алёна сидели рядом в комнате, но потом, когда Андрей стал специальными щипцами-зажимами выдёргивать чешуйки, женщина не выдержала, и зажав рот убежала, сказав, что не может на это смотреть и ей ужасно жалко Шанди. Настю они уложили в постель на послеобеденный отдых, так что в комнате теперь остались Андрей и Фёдор.
Чешуйки скрипели под ножом хирурга – приходилось каждую подевать и отгибать вверх скальпелем, потому что они так плотно прилегали к телу, заходя друг на друга – никаким другим способом отогнуть их было нельзя. В образовавшуюся щель просовывался захват, чешуйка цеплялась стальными губками инструмента, и Андрей со всей силой тянул её из тела. После приложенного довольно большого усилия, она поддавалась и со звуком рвущейся ткани выскакивала из крыла.
Драконы время от времени линяли, вместо старых чешуек вырастали новые, а старые сами по себе, или после почёсывания о камни и стены пещер, выскакивали легко и свободно. Они отсоединялись от своего корешка, как какой-нибудь молочный зуб у человеческих детей, и отпадали, как им и положено. Эти же чешуйки были молодыми, здоровыми, и яростно сопротивлялись изменению привычного местоположения.
Пока Андрей очистил оба крыла, прошло два часа и весь он покрылся испариной. Слава Богу – Шанди всё это время спала. По прикидкам Андрея, боль должна была быть такой, как будто у человека выдёргивают ногти. У неё шла сукровица, а крыло выглядело так, как будто рыбу почистили на живую. В конце концов не выдержал и Фёдор, уйдя на кухню к жене, и заявив, что видеть это хуже, чем поле, усыпанное порубленными пехотинцами.
Андрей залечил гнёзда, в которых раньше торчали чешуйки, и теперь, даже если Шанди проснётся, она не почувствует ничего кроме холодка на коже, не прикрытой чешуёй. Теперь предстояло самое важное.
Взяв острейший нож, он, аккуратно проткнув кожу крыла, и стал надрезать её вдоль искривлённой кости. Теперь стало видно, что кость была изломана в нескольких местах и срослась этими осколками так, как будто сломали веник и его прутики срослись в нечто похожее на кучу веток, которые сгрёб бульдозер лесорубов. Андрей вздохнул – предстояла тяжёлая работа. Нужно было не повредить связки, суставы, и сломать кости там, где они срослись неверно.
Он взял в левую руку ещё одни щипцы, крепко взялся за кость в том месте, где она срослась, образовав уродливый изгиб, напрягся…щелчок! Кость сломалась. Тогда он свёл концы в ровную линию и сосредоточился на ауре, заживляя, убирая красные и чёрные сполохи. Кость заживала медленно. Если ткани затягивались обычно за считанные секунды, то кость медленно-медленно, как минутная стрелка, затягивала место перелома, рассасывала уродливую шишку, образовавшуюся в этом месте. Андрей прикинул – на исправление одного перелома у него ушло не менее двадцати минут. Он вздохнул, прикинул – на все кости потребуется не менее трёх дней. Вылечить всё сразу он не сможет при всём желании – не хватит ни времени, ни сил.
Так оно и вышло.
Закончил Андрей поздней ночью, когда темнота уже накрыла своим плотным покрывалом весь мир, оставив на небе лишь мириады сияющих серебряных 'гвоздиков', чтобы запоздавший путник мог найти дорогу домой. Всё, что он успел за сегодняшний день – выправить несколько переломанных костей, вернее – две кости, сломанные в нескольких местах так, как будто их крутили в мясорубке. Ему пришлось сложить края распоротой кожи вместе, срастить её, чтобы Шанди могла нормально двигаться и оставить всё, как есть, до следующего раза – он решил завтра продолжить начатое прямо с раннего утра. Чешуйки так быстро не отрастут, так что завтра он сразу приступит к правке костей.
Андрей разбудил Шанди, которая некоторое время никак не могла понять, что происходит, потом очухалась, и спросила:
– Ты сделал? Получилось?
– Нет, извини. Часть сделал, а осталось ещё процентов восемьдесят. Работа сложная, и я физически не успел. Но сделал уже многое. Ещё пару-тройку дней, и будешь как новенькая.
Андрей почувствовал, как расстроилась Шанди, и поспешил её успокоить:
– Ну не расстраивайся! Я же тебе говорю – всё будет отлично, всё замечательно! Идёт хорошо, кости выправляются, сращиваются. Вот – подвигай левым крылом – уже лучше расправляется, заметила?
– Заметила. Но всё равно настроение плохое. Мне думалось, ты раз, два – и сделаешь. А тут – вон сколько времени, и почти ничего…что, уже вечер? Это я весь день проспала? – Шанди потянулась, приподняв крылья, помахала левым, прислушиваясь к ощущениями, потом сложила оба на место и превратилась в кошку.
– Уже не вечер, уже глубокая ночь – хмыкнул Фёдор – он с тобой провозился весь день!
Андрей замер, с раскрытым ртом, 'кошка' тоже перестала чистить 'пёрышки' и оба вытаращились на мужчину.
– Федь, ты что, её слышишь? Как так?
– А я знаю? – пожал плечами тот – слышу…раньше не слышал, а вот сейчас услышал. Откуда я знаю – почему?
– Вероятно, я потеряла контроль над мыслями – невозмутимо пояснила Шанди – а у него природные способности к мыслеречи. Так что ничего удивительного.
– Я и раньше слышал, как со мной разговаривал один дракон, ещё в молодости – продолжил Фёдор – так что, наверное, я могу разговаривать с драконами.
– Не наверное, а можешь – усмехнулся Андрей, протирая спиртом хирургические инструменты и укладывая их в ячейки чемоданчика – ладно, нам пора. Чемоданчик положи подальше, чтобы по полу не валялся и Настёнка не нашла. А то ткнёт в себя этими скальпелями, а они острые, как сабли.
– Сейчас скажу Алёне. Она там ещё не спит, вроде как на стол собирает. Вообще – какого рожна ты пойдёшь? Ночуй здесь. Тебе тащиться через весь город, а извозчиков ночью не сыщешь. Притом что освещается только район королевского дворца, да центральная площадь, темень, хоть глаз коли. Ещё шеи себе посворачиваете…
– Федь, я вижу в темноте, как днём – усмехнулся Андрей – да и подружка моя крылатая не хуже видит. Олра будет волноваться, переживать, да и я тоже буду думать – как она там. Нет уж, пойду.
– Кстати, после твоей дуэли ничего не было? Тихо? Никто не приходил, не предъявлял?
– Пока нет. Но думаю – придут. Потому и волнуюсь – коротко ответил Андрей и заторопился – всё, всё – держи чемоданчик, мы побежали. Алёне привет, извинись, скажи – другой раз поужинаем. Отдыхайте. Завтра с утра приду.
Андрей вышел на ночную улицу, вдохнул свежий осенний воздух и посмотрел на небо – оно было чистым, прозрачным, мерцали звёзды, незамутнённые пылью, поднятой дневными телегами и ногами многочисленных жителей города. Город спал. Люди ложились рано, чтобы и встать рано, с рассветом – чего зря жечь светильники. Было немного прохладно, и монах, шагая по гулкой улице, запахнул куртку зацепив петли на медные крючки.
Шанди молчала, покачиваясь на плече и всматриваясь в окружающее пространство мерцающими зелёными глазами, напоминая демонического кота из ужастика.
Андрей всегда удивлялся – в этом мире чёрные коты не имели такого сакрального значения, как на Земле, и никак не связывались с неудачами и невезением. Наоборот, чёрный кот считался приносящим прибыль, любовь женщин, и каждый второй из посетителей трактира норовил дотронуться до приносящей удачу Шанди, не подозревая, как близок от травмы. Хорошо ещё, что Никат пресекал попытки погладить 'кошку', отгоняя от неё непрошенных доброхотов.
Шанди уже приноровилась сидеть рядом с ним в то время, когда он занимался своей работой, и щурилась, одобрительно поглядывая на то, как он выбрасывал подгулявших пьяниц. Дважды она даже набросилась на тех, кто пытался врезать вышибалу табуреткой, когда тот не видел, и в кровь разодрала им затылок. Никат довольно похохатывал и говорил буйным посетителям, что если они будут шуметь, он сейчас натравит на них Чёрную Смерть – и показывал на сверкающую глазами 'кошку' – она выдерет им глаза и отгрызёт нос. Как ни странно, хоть и преподносилось это в шутливой манере, на буянов действовало безотказно. Кто-то отшучивался, сдуваясь, как шарик, а кто-то опасливо косился на кошку и усаживался на место, представляя себе ужасы, грозящие от нападения страшного существа.
Олра смеялась и говорила, что если Андрей оставит свою кошку в трактире, она возьмёт её на полное довольствие вышибалы, и ей-ей не прогадает!
Она и не подозревала, как близка была к истине. Лучшего трактирного вышибалы, чем дракон – и представить трудно. Главное, чтобы не плевался огнём.
Но с этим у Шанди пока было слабовато – железы, отвечающие за 'плевание' не до конца развились. Как-то Андрей спросил у неё, когда же это произойдёт и получил в ответ великолепный выплеск ярости и шипения, с туманными угрозами и оскорблениями, из которых следовало, что он бестактный болван, тупой урод и вообще – худший представитель рода человеческого и вообще – худший в этом мире. Потому что спрашивать такие вещи у драконов бестактно, гадко и подло.
Размышляя потом над этим взрывом ярости, Андрей пришёл к выводу, что вероятно у его подружки имеется задержка физического развития в связи с сидением в тёмной пещере и отсутствием свободного передвижения, а пресловутые 'плевательные' железы равноценны с сиськами у малолеток – попробуй намекни девчонке, что у неё нет сисек и она плоская, как доска! Она тебя порвёт в клочья не хуже дракона. А при всём, при том, у Шанди, в связи с её инвалидностью, был ужасный характер – уродство точно не добавляло ей терпимости.
Похоже, что развитие желез, выделяющих жидкость для образования огня, было в прямой зависимости от умения дракона летать. То-то она так трепетно ждала возможности научиться пользоваться крыльями – полёта, как символа её взросления, полноценности, как дракона. Чувство собственной ущербности, уродство, мучило её всю жизнь, с тех пор, как она начала осознавать себя как личность.
Парочка прошла уже с километр, а топать было ещё километров семь, не меньше. Андрею внезапно в голову пришла одна мысль, он её обкатал в голове, хмыкнул, и предложил:
– У тебя нет желания добраться до трактира побыстрее?
– Само собой есть – буркнула Шанди – хочешь переброситься в Зверя? А что, давай. Всё равно ночью никто не видит.
Андрей отошёл в сторонку, разделся, и уложил вещи в узелок, сделанный из куртки. Было уже холодно и дул отвратительный северный ветер, так что его зубы стали клацать и Шанли недовольно потребовала, чтобы он прекратил, потому что из-за него её саму пробирает дрожь.
Преображение заняло полторы секунды – полторы секунды боли, вспышек и красной пелены перед глазами, и вот перед узлом с одеждой и поясом с деньгами стоит Зверь. Глава его светятся в темноте, а стальные клыки белеют, как будто сделаны из сахара.
Он поднял зубами узелок, дождался, когда на спину вспрыгнет Шанди, и с места взял в карьер, летя над постовой громадными прыжками, пролетая по пять-семь метров кряду.
Мелькали дома, деревья, неслась под ноги мостовая, стальные ноги оборотня несли его неутомимо и сильно, как будто он вышел на охоту в осеннем лесу. Уши Зверя прислушивались к тому, что происходит вокруг, поворачиваясь, как локаторы туда, откуда доносился хоть малейший звук.
Внезапно, он услышал жалобный плач где-то вдалеке. Человек этого бы не услышал, но Зверь, которому подвластны были все звуки в мире, который мог услышать термита, прогрызающего нору в ножке старого стола, тут же отловил этот сигнал и внезапно остановился, насторожился, глядя в сторону далёкого нагромождения деревьев, по недоразумению именуемого городским парком. Плакала девочка, судя по всему – лет десяти-одиннадцати. Она заходилась захлёбывающимся криком и просила:
– Дядечки, не надо, пожалуйста, не надо! Ну не надо, дядечки, миленькие!
Зверь бросил узелок с одеждой под забор, и рванул с места так, что его когти высекли искры из мостовой. Через три секунды он был уже в углу парка, где у заброшенной будки смотрителя копошились трое мужчин, подмявшие что-то маленькое, хрупкое. Он сходу оценил ситуация, и когда один из насильников сказал:
– Держите ровнее, что ли! Что вы возитесь?! После меня будете. И заткните ей рот, этой мерзавке – Зверь кинулся в атаку.
Мгновенно распрощались с жизнью двое, которые придавливали тщедушное тельце девочки к земле – одному он оторвал голову, второй хрипел, пытаясь зажать разорванное горло. Третьего он отбросил к забору, сломав ему шею и перекусив глотку. Тот так и замер возле стены парка, со спущенными штанами и бессильно обмякшими гениталиями.
Девочка была без сознания. Зверь осторожно взял её за шкирку и отнёс в сторону, метров за пятьдесят от этого места – негоже ей видеть, когда очнётся, обезглавленные трупы.
Шанди соскочила с него в самом начале убийства насильников, и когда Зверь пробегал мимо к своему узелку с одеждой, обнаружил, что она яростно визжит и рвёт когтями спины убитых негодяев так, что летят клочья такни вперемежку с кусками кожи и мяса. Увидев, что Андрей бежит мимо, она помчалась за ним, и нагнала возле узелка:
– Куда ты без меня побежал? Решил здесь оставить?
– А ты чего там с ними делала? – спросил Андрей, перекинувшись в человека и спешно одеваясь.
– Ненавижу тех, кто мучает маленьких девочек – ответила Шанди сердито – жаль, что ты не дал мне убить хотя бы одного! Следующий раз, когда будем охотиться на негодяев, оставь мне одного подонка, я с ним хорошенько позабавлюсь.
– Договорились – рассеянно ответил Андрей и заторопился в парк.
– Ты куда? – слегка растерянно спросила драконица
– Неужели оставим девчонку тут? А если ещё кто-то к ней полезет? Надо отвести её домой.
– А думаешь, у неё есть дом? – скептически спросила Шанди, и потрусила вслед за приятелем.
Дом у девочки был. Халупа, за парком, в трущобах. Интересно, что парк находился практически в центре города, но за ним были такие убийственные трущобы, что волосы вставали дыбом от вида этого безобразия.
Девочку звали Дирта, и ей было девять лет – по крайней мере она так сказала. Выглядела она моложе. Дирта вначале дичилась, а когда увидела перед собой в темноте мужчину, перепугалась, решив что это очередной насильник, и только когда заметила у него на плече кошку, успокоилась и горько заплакала, выплакивая волнение, боль, и свою несчастную судьбу. Потом успокоилась, и сказала, что до утра ей домой нельзя, так как у её мамы мужчина, и та выгнала её погулять, пока с ним работает.
Андрея передёрнуло от её рассказа, и он решил всё-таки посетить эту любвеобильную мать – не оставаться же девочке на холодном ветру всю ночь – верный способ заработать воспаление лёгких. Тем более что её жалкое застиранное платьице было порвано и не могло укрыть своими обрывками даже мышь.
Идти было недалеко – искомая хибарка находилась прямо за парковой стеной, в третьем ряду таких же убогих домишек. На стук долго никто не открывал, потом за дверь зашуршали и в проёме показалась растрёпанная женщина лет двадцати пяти, не больше. Она была завёрнута в грязное покрывало, расходящееся на поясе и демонстрирующее густой куст поросли внизу живота и ноги, все в расчёсах от укусов насекомых. Женщина держала в руках масляный светильник, мерзко воняющий прогорклым горелым маслом, а из жилища исходил запах пота, мочи, алкогольного перегара и мускуса – тут хорошо веселились. Это подтвердил и грубый голос мужчины из глубины комнаты:
– Эй, кто ещё там! Я до утра оплатил! Пошли все на…… мать…. Суки!
Женщина вгляделась в пришедших, и разглядев девочку, зашипела:
– Ну чего ты сучка припёрлась! Куда бы тебя деть, тварь такую! Ни работать с тобой нельзя, ни жизнь устроить! Хотела ведь выскоблить тебя, суку, да отговорили! Мол, будете вдвоём работать, больше бабок зашибёте. А если пацан – ещё лучше, на его задницу много желающих, и подороже, чем за таких вот мокрощелок! Сказала же – не приходи до утра!
– Эй, Жоанна, там твоя сучонка припёрлась, что ли? Давай её сюда, я тебе заплачу вдвойне за неё!
Женщина перевела мутные глаза выше и тут только поняла, что девочка пришла не одна, с ней незнакомый мужчина.
Она вытаращила глаза и злобно сказала:
– Что, попользовался девкой? Плати! А то я сейчас Отрусу скажу, он из тебя дух выбьет! Десять золотых за целку! Она целка была! Что уставился, придурок, плати! Отрус, тут тип какой-то, платить за Дирту не хочет, и похоже её спортил. Ты же её сам хотел, а он спортил! Иди, разберись!
Отодвинув Жоанну в двери появился здоровенный голый мужчина с болтающимися причиндалами, как будто двойник Никата – со сломанными ушами, носом, и с руками, напоминающими по толщине ногу обычного, стандартного человека. Он вытаращился на Андрея, и схватив его за грудки занёс дынеообразный кулак.
Но не успел. С плеча мужчины слетела чёрная молния, и визжа, вереща, как бензопила 'Дружба' впилась в лицо подонку. Тот завыл, пытаясь оторвать от себя страшную фурию, но тут же захлебнулся в крови и упал, дёргаясь, и булькая кровью из разодранного когтями драконихи горла. Потом Шанди отпрыгнула в сторону, и шипя, стала вытирать окровавленные лапы об нападавшую под деревом листву.
Андрей повернулся и пошёл прочь, от окаменевшей от ужаса Жоанны, держа Дирту за руку. Отведя молчаливую девчонку подальше, чтобы не было слышно и видно, он сказал её строго:
– Никуда не уходи, стой здесь. Кошечка будет с тобой и не даст тебя в обиду.
Затем он повернулся и пошёл назад, к дому её матери. Подойдя к дверям, увидел, что проститутка пытается оттащить в сторону труп клиента, и завидев посетителя, она злобно крикнула:
– Чего зенки выставил? Убери его из дверей, мне спать надо, холодно ведь с открытыми дверями-то спать!
Андрей пару секунд смотрел на эту тварь, потом подошёл, схватил её за голову обеими руками и мгновенным движением сломал ей шею. Хрустнули позвонки, женщина обмякла и упала на труп клиента. Монах повернулся и пошёл туда, где его ожидала девочка. Взяв её за руку, он снова пошёл по дороге в трактир, обдумывая, как и что скажет Олре, и как она воспримет его появление с нищей девчонкой. 'В крайнем случае' – думал он – 'придётся брать её с собой. Алёна не откажет помочь. Олра всё-таки человек непредсказуемый, он мало её знает – скажет – 'всех не пережалеешь', да и отправит его с нечаянным приобретением, куда глаза глядят. Зачем ей лишняя обуза?'.
– Ты убил мою маму? – негромко спросила девочка, глядя в глаза спасителю.
– С чего ты так решила? – сбился с шагу Андрей, а Шанди недовольно буркнула, чтобы он получше смотрел под ноги.
– Я и сама хотела её убить…когда вырасту. Она меня всё время била, и говорила, что я плохо расту, клиенты отказываются меня покупать. Что у меня мослы одни, не на что посмотреть. А сама кормила плохо, а как я вырасту, если мне есть нечего, правда же? – девчонка смотрела в глаза Андрея синими доверчивыми глазами, а у него закипали слёзы горечи и ярости – ну не должно, не должно быть в мире такое! Никогда, нигде, ни за что!
Он ни на миг не пожалел, что убил этих двух тварей, ни на долю секунды, но говорить девочке о том, что убил её мать не собирался – ни к чему. И Олре знать, что он так легко убил двоих людей этой ночью – тоже ни к чему.
– Нет, не убил. Я дал ей денег и навсегда тебя выкупил у неё. Теперь ты никогда не вернёшься в этот вонючий сарай, а я отведу тебя к хорошей тёте, она тебя покормит и ты будешь там жить (Хорошо бы! Андрей в этом был не совсем уверен, но говорить девочке об этом тоже не собирался) Ты вымоешься, оденешь новое платье и будешь совсем хорошая девочка.
– Ты будешь со мной спать? Будешь засовывать в меня свою штуку? Ты не сделаешь мне больно?
Андрей закашлялся, потом сплюнул, и хрипловатым голосом ответил:
– Нет, я не буду с тобой спать. Когда ты вырастешь, ты сама выберешь – с кем ты будешь спать. А до тех пор никто никаких штук в тебя засовывать не будет. Я тебе обещаю. Ты будешь жить, помогать на кухне, играть с котятами – как все девочки. Хорошо?
– Хорошо – прошептала девочка – только ты не обманывай меня, ладно? Взрослые всегда говорят что-то, а сами обманывают…одни дяденька обещал мне конфетку, только бы я дала ему себя пощупать, он пощупал, везде пальцами залез, больно так, а конфетку не дал…я плакала.
Андрей остановился, присел на корточки, посмотрел в синие глаза девочки и обняв её сказал:
– Никогда. Больше никогда такого. Забудь. Это был сон, дурной, гадкий сон. Скоро ты проснёшься, и всё будет хорошо.
Они посидели ещё немного, обнявшись, и вновь побрели по дороге к трактиру. Оставалось всего ничего – зайти за тот красный дом, повернуть за трёхэтажный и вот она – 'Синяя кровать'
Ночь подходила к концу, и в зале оставались только самые завзятые гуляки. Со столов собирали кружки, подметали пол, Никат выносил гуляк в 'отстойную' комнату-вытрезвитель, на кухне гремели котлами, убирая в холодную кладовку, чтобы не испортился недоеденный гуляш.
Олра не спала, и увидел Андрея, и рядом с ним маленькую девочку в накинутой куртке своего любовника, всплеснула руками:
– Ты куда пропал! Я тут с ума схожу! А это что за маленькое чудо, где ты её взял?
Андрей отвёл девочку к столику, посадил на стул и приказал сидеть и не сходить с места. Она понятливо кивнула головой и принялась с интересом разглядывать обстановку трактира, людей, а когда к ней подбежал котёнок, играя с упавшей коркой хлеба, нагнулась, подняла котёнка, прижав его к себе, а корку быстро засунула в рот, оглянувшись – не хочет ли кто-то её отобрать? И начала, давясь, жевать. Потом прижала котёнка к себе и стала баюкать, укачивая, как ребёнка. Котёнок вначале вырывался, а потом высунул нос и успокоился, мурча и закатывая глазки.
– Вот так всё и получилось – закончил свой рассказ Андрей – я не мог её оставить. Если ты не сможешь принять её, она тебе в обузу – я отведу к своим друзьям.
Олра помолчала и вдруг хлопнула его по щеке ладонью, яростно дыша. Андрей замер, потирая щёку, и глухо спросил:
– Скажешь, за что?
– За то, что так хреново думал обо мне! За то, что решил, что я могу выгнать девочку из дома! И кто ты после этого?
– Свинья – улыбнулся Андрей, и облегчённо вздохнул.
– Раз осознал – дай, я тебя поцелую. Ох щёчка моя…прости, милый…я не сдержалась. Я не должна была. Хочешь, ударь меня тоже? Хочешь? Врежь мне как следует! Я виновата. Надо сдерживать свои эмоции, я не должна была тебя бить. Простишь?
– Не знаю…может быть – усмехнулся Андрей – но больше так не делай. По крайней мере прилюдно. Иначе ни меня, ни тебя не будут уважать.
– Прости, пожалуйста – Олра виновато повторила, и встала на колени, не обращая внимания на ошеломлённые взгляды всего персонала – я никогда не буду больше так делать! Я так переживала, так представила происходящее с этой милашкой, что меня просто трясло от ненависти к этой мамаше, к насильникам. И ко всему этому дерьмовому миру, допустившему такое. И тут ты, решил, что я могу её выгнать на улицу. Нет, не бывать этому. Как её звать? Дирта? Дирта, детка, иди ко мне! Теперь ты будешь тут жить. Меня звать Олра, а это – Андрей. Сейчас я отведу тебя в мойню, вымоем тебя хорошенько, оденем, и ты пойдёшь баиньки. Мадра, Жугра, быстренько ко мне! Девочку в мойню – вымыть хорошенько, вычесать, у неё, наверное, насекомые – остригите её налысо и намажьте мазью. Приготовьте ей бульончика и пирожков – но немного, а то, как бы не заболела – похоже ей едишки перепадало совсем мало – вон, рёбрышки торчат. Впрочем – вначале бульона и пирожков, потом все мойки и стрижки. Это важнее. Быстро, быстро! – Олра захлопала в ладоши и закрутился хоровод.
Вокруг девочки скакали, бегали, суетились полные, пышащие здоровьем женщины, а над ними стояла красивая, как фотомодель Олра и руководила процессом кормления, как капитан, на мостике своего корабля.
Девочка с лёгким испугом смотрела на происходящее, но когда перед ней оказалась чашка с бульоном и пирожками, даже затряслась, почуяв запах, и захлёбываясь стала пить через край, обливаясь, и зыркая по сторонам, как будто боясь, что еду у неё отнимут. Потом затолкала в рот один пирожок и собралась затолкать другой, давясь и кашляя, когда Олра отняла у неё все пирожки, боясь, что та навредит себе. Тогда девочка тихо заплакала, и за ней начали рыдать женщины вокруг. Потом они подхватили её на руки и унесли в мойню, заверяя по дороге, что та получит пирожков столько, сколько ей надо, а Андрей остался сидеть на стуле, устало откинувшись на спинку.
Ему было хорошо – ведь день прошёл не зря.
Глава 4
– Ещё много?
– Не лезь под руку! – Андрей сам не ожидал, что так рявкнет на друга, и тут же устыдившись, добавил – прости, я так устал, меня сейчас лучше не трогать.
– Да-да, понимаю – согласно кивнул головой Фёдор и вышел из комнаты.
Уже четыре дня, не считая первого, то есть – фактически пять дней, Андрей трудился над крыльями Шанди. Задача оказалась очень сложной, гораздо сложнее, чем он, по наивности своей, мог подумать. Каждую косточку, каждую складку кожи, приходилось расправлять, кроить и сшивать. Это напоминало составление мозаики. Только вот картинка из кусочков камня неживая, а тут – целый дракон, желающий свободно парить в небесах. Даже если Андрей как следует соберёт крылья – мышцы драконихи атрофировались – это всё равно как если бы инвалид с переломанными ногами долгие годы сидел в кресле, и вдруг ему собрали ноги и сказали – иди! Он попытался встать…и всё. Нечем двигать ноги. Не на что вставать. Обтянутые кожей кости и сухожилия. Мышц нет. И как клубок неприятностей сразу тянется недоразвитие организма, и даже сердечной мышцы – малоподвижный образ жизни,
Шанди и бегать-то как следует не может. Рвануться на короткую дистанцию, и потом задыхаться, трепыхаясь своим маленьким сердцем. Андрею предстояло ещё придумать систему тренировок для драконихи – что было очень, очень непросто. Систем упражнений для крыльев дракона как-то не придумано, ни в одном из миров. А ещё сложнее – заставить её всё это делать. Страх, комплексы, нежелание признать себя ущербной, и обычная, кондовая лень – вот что предстояло преодолеть.
Последний штрих был положен поздней ночью, когда Андрей закончил работать с правым крылом и зарастил крупную маховую кость. Работать с правым крылом было полегче, и мышц тут сохранилось побольше – дракониха кое-как могла им двигать, и когда заскакивала на возвышение, неосознанно размахивала им, как бы помогая себе взбираться.
А вот с левым крылом всё было печально – даже левая сторона тела была заметно меньше, чем правая – из-за недоразвития спинных, самых мощных в теле дракона мышц. Хоть драконы и обладают способностью уменьшать своё реальный физический вес – иначе бы просто не смогли поднять свою гигантскую тушу в воздух – но всё равно, передвигать такую массу без сильных мышц – невозможно. Всё равно как бегун, который без должной тренировки ног не сможет пробежать по своей дистанции.
Андрей устало сел рядом со столом, где лежала в забытьи Шанди, и коснувшись её ауры разбудил подружку. Она вздрогнула, очнулась, и повернув голову с небольшим шипастым гребешком, спросила:
– Ты закончил, или ещё надо продолжать? Я смогу летать?
– Шанди – начал Андрей осторожно – возможно, что ты сможешь летать. Вероятность этого высока. Однако – только при достаточных усилиях, и…
– Прррррр… – Шанди изобразила из глотки звук, похожий на то, как кто– то выпускает газы – ты можешь сказать конкретно, без этой нравоучительной болтовни и чуши – я буду летать, или нет?
– Ах так? – рассердился Андрей, не особо расположенный к реверансам – хочешь конкретики? Будет конкретика! Если ты дура – не будешь летать. А если у тебя есть хоть капля мозгов, и ты будешь слушаться, выполнять то, что я тебе говорю – будешь летать! Пока что предпосылки за то, что не будешь. Потому что ведёшь себя как избалованная тупая кукла!
– И что мне нужно делать? – неожиданно спокойно спросила Шанди – я поставлю вопрос по другому – если я буду выполнять то, что ты мне скажешь, делать для того, чтобы я смогла летать – я смогу летать?
– Да. С вероятностью девяносто девять процентов. – отрезал Андрей
– Почему девяносто девять? Что за один процент? – подозрительно спросила дракониха
– Психологический барьер. Ты подсознательно думаешь о том, что ты не можешь летать. И ты не можешь летать.
– Это как так? – удивлённо спросила Шанди – или можешь летать, или не можешь летать – как это можешь, и не можешь одновременно?
– Физически – ты сможешь. Когда накачаем тебе мышцы. А вот психологически…ну, представь, что ты хочешь перепрыгнуть широкую яму. Шириной метров десять. А прыгаешь ты на пять. Ты знаешь, что не сможешь этого сделать, а потому – как бы не пыталась – бесполезно стараться. Не перепрыгнешь. Ведь ты ЗНАЕШЬ, что не перепрыгнешь. Вот такой барьер сейчас образовался и в твоём сознании. И его будем ломать долго и трудно.
– А мне кажется, ты какую-то чушь несёшь – раздражённо заявила Шанди – я хочу попробовать полетать. Вынеси меня во двор. Сейчас, наверное, уже темно? Вот и отлично. Там площадки как раз хватит для разгона, я попробую. А лучше, чтобы я стартовала прямо у тебя с плеча – так повыше будет, я сразу и полечу.
– Ты что, не слышала меня? – угрюмо ответил Андрей, перемывая и складывая медицинские инструменты в ящик – ты не сможешь лететь. Впрочем – сейчас я закончу, и пошли, попробуешь. Только потом не плачь.
– Сам ты плачешь! – ощетинилась дракониха – я крепкая, как кремень! И буду летать!
– Будешь, будешь – вздохнул человек, и уложив последние инструменты на их место, защёлкнул ящик и предложил – забирайся. Пошли во двор.
Шанди подпрыгнула, оттолкнувшись задними лапами с острыми коготками, уцепилась передними за рукав Андреевой рубахи, и перелезла ему на плечо, где и расселась, горделиво поводя полураспущенными крыльями и посверкивая глазами.
Андрей вздохнул и пошёл на выход из дома. Пройти пришлось через гостиную, где сидели Алёна и Фёдор. Они явно ждали своего друга, и на столе стояли три прибора посуды, ложки, кружки, нарезанный хлеб и овощи. Имелась и большая чашка, в которой лежали ломти нарезанной печёнки – друзья уже знали вкусы Шанди. Стояла кружка с молоком, а рядом – плошка с мёдом.
Обнаружилось, что дракониха ещё и сластёна. Открытие ей такой штуки как мёд, было для этого существа потрясением. Ведь на самом деле – что она видела? Чёрную дыру пещеры? Мусор на полу, с которым она играла, в ожидании матери? Вид от пещеры, на холодное море и Драконью гору, когда Шанди решала подышать свежим воздухом?
Конечно, никто не баловал её особыми вкуснотами – мясо, мясо, мясо – разной степени свежести, и разного вкуса. И вот – пахучая плошка с веществом, тающим во рту, а его можно запить молоком…и приходит мысль – жизнь удалась? Удалась бы – если бы можно было летать… Оооо…полёт! Шанди видела во сне, как планирует над зелёными лугами…рывок, и вот блеющий барашек у неё в когтях…горячее, вкусное мясо! И тут – она просыпается – и всё по прежнему – безнадёга и тоска.
Андрей вселил в неё жизнь, она реально поверила в успех – и не хотела поверить в неудачу. Никакие аргументы, никакие разумные доводы не могли убедить её в том, что заимев здоровые крылья она не полетит. И вот…первая проба. Надежда!
– Готово? – встрепенулись Фёдор и Алёна – поужинаете? Мы вас тут ждём, наготовили всего. Согласитесь – надо отметить выздоровление нашей красотки! Скорее – за стол!
– Нет – усмехнулся Андрей – потом за стол. Сейчас оне желают полетать в вышине! Оне не считают нужным тренироваться, а считают, что сейчас воспарят в небе, как горный орёл. Вернее – орлица.
– Я тебя не хочу слушать! И не слышу! – заявила Шанди – неси меня на улицу, и хватит словоблудия!
– Пусть попробует девочка, ну чего ты, Андрюш? – вмешалась Алёна – ну не получится – значит не получится. А вдруг? Она так мечтала…дай ей попробовать.
– Правда, Андрей, ничего плохого же не случится – пусть попробует! – поддержал Фёдор.
– Заговор с драконами? Иэххх…а ещё друзья! – покачал головой Андрей – да жалко, что ли? Пусть морду об землю разбивает, если такая дура. Пойдёмте, посмотрим на полёт нашего аэроплана.
– А чего такое аэроплан? – с интересом спросил Фёдор
– Это так..дракон такой железный. Летает, воняет, громко шумит и время от времени падает на головы прохожим. Точь-в-точь как наша Шанди. Всё, пошли!
Андрей решительно зашагал к двери, захватив по дороге куртку, и толкнув скрипучую массивную дверь, вышел наружу, во двор, заросший мелкой травой-подорожником. Сзади шли Фёдор с Алёной, и женщина выговаривала мужу за то, что он никак не сподобится помазать маслом петли, и они скрипят так, что стыдно перед гостями. Фёдор вяло отбрёхивался, потом прикрикнул:
– Ну что ты насчёт этой демонской двери?! Тут такой момент, а ты нудишь – дверь, дверь…тьфу!
Алёна затихла, и последние несколько метров они шли в тишине, если не считать сопения и пыхтения – Фёдор и правда отрастил животик, мешающий ему передвигаться так, как в юности.
– Вот тут – показал рукой Андрей – как раз метров двадцать свободного пространства – до конюшни – Федь, откати тележку с бочкой, ладно? А то она её башкой пробьёт ненароком. Может тебя подбросить в воздух, злыдня? Нет? Ну что же – сама, так сама. Ребята, зайдите мне за спину – существо маленькое, но вонючее – сейчас ещё вас снесёт.
– Андрюш, ну чего ты её так ругаешь? – укоризненно покачала головой Алёна – девочка такая хорошая…
– Хорошая? – разъярённо рявкнул Андрей – знала бы ты, как она сейчас меня материт! Я сейчас сам отсюда улечу, пусть делает то, что хочет! Всё, лети! Хватит мне тут вопить в башку!
Шанди захлопала крыльями, подпрыгнула с плеча Андрея, поднялась вертикально вверх, как махолёт времён начала двадцатых годов на Земле…и рухнула вниз, перевернувшись, и громко хлопнувшись на спину у ног людей. Потом замерла на две секунды, встала на ноги, и побежала по траве, разворачивая крылья и маша ими всё сильнее, сильнее, сильнее… Люди замерли в ожидании, Алёна закусила губу, Андрей сжал кулаки, так, что ногти врезались в ладони, Фёдор вытянул шею, с волнением глядя за попыткой драконицы. Масляный фонарь, принесенный с собой, давал мало света, но и этого было достаточно, чтобы рассмотреть общую картину происходящего.
Шанди подпрыгивала, яростно махала…и тут левое крыло подломилось, ослабев и она кувыркнулась в траву, как подбитая тетёрка.
Поднявшись, сложила крылья и галопом побежала назад, добежав до людей, развернулась и снова побежала, всё пытаясь взлететь и не веря, что не сможет. Её тяга к небу, её упорство были настолько сильны, настолько истовы, что это вызывало не то что уважение – восхищение её упорством.
– Шанди, может хватит? – негромко спросил Андрей, с грустью глядя на попытки подружки достичь недосягаемого – мы потренируемся, и у тебя всё получится! Шанди, девочка, хватит, а? Пойдём – поешь, отдохнёшь, а там мы с тобой решим, какие упражнения нужны, что нужно сделать, чтобы крылья стали работать как следует, чтобы ты смогла летать. Не мучай себя зря.
Дракониха молчком поднялась, и пыхтя, как паровоз, снова совершила пробежку, падая, и утыкаясь в пыль. И так раз пятнадцать, не меньше. Потом осталась лежать в пыли, затихнув, несчастная, грязная и безмолвная. Андрей пошёл к ней, Фёдор было двинулся следом, но Алёна поймала его за руку:
– Не лезь. Пусть останутся вдвоём. Пошли в дом. Пусть они тут посидят… – её женское чутьё подсказало, что эту парочку лучше сейчас не трогать.
Хозяева дома тихо открыли дверь, даже не скрипнувшую, как будто она тоже чуяла торжественность момента и не хотела нарушить тишину, и ушли со двора.
Андрей подошёл к необычно тихой и молчаливой Шанди, сел рядом с ней. У драконихи из глаз катились слёзы, как маленькие жемчужины, оставляя на её яркой чешуе дорожки, промытые в пыли. Андрей помолчал, потом осторожно поднял дракониху, посадил к себе на колени и прижал к себе, поглаживая по гладкой шее, закрытой плотной, непробиваемой чешуёй.
– Ну, ну чего ты…не плачь. Всё будет хорошо. Я тебе обещаю. У тебя ещё и чешуя на крыльях не отросла, и мышцы не нарастила – ну как ты могла надеяться, что всё получится? Ты же умненькая девочка, ты сама всё знаешь. Я тебя понимаю, очень понимаю, и очень жалею тебя и люблю. Ты же мне как сестрёнка – маленькая, хулиганистая, но любимая. Я тебя не дам в обиду. Ну, не плачь…
– А может я никогда не буду летать? Может всё напрасно? Зачем тогда жить? Зачем я, уродка, буду жить? К чему? Кому я нужна, такая?
– Нельзя так говорить! – жёстко сказал Андрей – ты дорога мне, дорога маме, Никат тебя обожает, Олра любит – пусть и в виде кошки. Фёдор с Алёной тебя обожают, и жалеют,что не могут раскрыть твою истинную сущность Настюшке – она бы тебя целыми днями слюнявила, дай ей волю. Заобнимала бы до смерти. Так что нехорошо так говорить. Случись что с тобой – мы бы все рыдали. У тебя полно друзей, которые любят тебя, ценят тебя, думают о тебе. Вспомни-ка, кому ты была нужна, кроме мамы, когда сидела в этой пещере? А теперь – перед тобой весь мир, ты будешь летать, будешь! Или я ничего не смыслю в этой жизни! Всё, давай отряхнёмся, и пойдём в дом.
Шанди, внезапно, раскрыла крылья, обняла ими Андрея и прижалась к его груди головой, увенчаной гребешком и украшенной рядами острых, как шила белых зубов.
– Спасибо тебе, Андрей! Прости, что я была такой вредной и дерьмовой!
– Ладно, чего ты – дрогнул голос мужчины – взрослеешь, видно. Всё, отряхиваемся, и пошли. Поздно уже. Посидим за столом с ребятами? А то неудобно…
– Посидим. Они славные люди. Почти, как драконы. Всё-таки ты умеешь подбирать друзей. Одна я чего стою – усмехнулась дракониха – и кстати, не обольщайся, я всё та же, и характер у меня всё тот же! А то, что я расслабилась и потеряла контроль над чувствами – это ничего не значит.
– Фффухххх…а я-то было и напугался! – усмехнулся Андрей – значит, всё в порядке. Шанди вернулась. Повернись-ка другим боком, я с тебя землю стряхну – иначе не пущу на плечо – ты мне всю куртку уделаешь.
Шанди повернулась одним боков, другим, мужчина, сорванным пучком травы обмёл её как мог, заметив, что потребуется хорошая мойка, и потом торжественно водрузил на плечо. Шанди накинула личину кошки, и они пошли в дом.
Сидели недолго – парочка торопилась в трактир. Пару тостов, пару славословий в честь в честь прекрасной драконихи, съеденная второпях печёнка и вылизанная плошка с мёдом, запитая кружкой молока – пора идти. Андрей тоже перекусил, правда второпях, решив поесть как следует уже в трактире.
Скоро они уже стояли за забором и махали Фёдору с Алёной, закрывшим собой проход во двор. Поскорее отошли, чтобы не держать друзей не холоде, и Андрей, раздевшись под забором, в тени кустов сирени, перекинулся в Зверя.
Обратная дорога прошла без приключений – как монах и надеялся. Сегодня у него не было ни малейшего желания выступать в роли Бэтмена или Супермена, защитника слабых и обделённых. Он устал и физически, и душевно. Всё, что ему хотелось – это забраться под бок к любовнице, на толстую перину, под тёплое одеяло с шёлковым пододеяльником, и задрыхнуть без задних ног.
Так и получилось. Правда прежде пришлось посетить мойню, дабы не смущать свою подругу потными подмышками, да и нужно было отмыть Шанди.
Теперь она спала в комнате Олры, за ширмой, которую настоял поставить Андрей, который заявил, что ему не нравится всякие бесстыдные животные, подглядывающие за людьми, на что Шанди заявила, что ей совсем не интересно подглядывать за тем, как они там тискаются, и вообще – это ещё надо посмотреть, кто животные. Разумные существа спариваются два раза в год, и только животные – каждый день. Однако Андрею иногда казалось, что он время от времени видит тёмный глаз, выглядывающий в щель ширмы, это его раздражало, а Олра смеялась и говорила, что он какой-то совсем дикий – как можно стесняться своей домашней кошечки? Да ещё такой милой.
Утром Андрей позволил себе поваляться в постели подольше – не надо было срочно бежать ловить извозчика, чтобы ехать к Фёдору, и снова заниматься операцией, не надо целый день стоять над распоротым крылом драконихи – лежи, сопи и мечтай…
Олра рано утром, на рассвете, тихо выскользнула из постели, оставив на подушке мятный запах волос, забрала из-за ширмы Шанди, топающую по полу как слон, в надежде, что о ней вспомнят, выпустят до ветру и поплотнее накормят, и спустилась в вниз, заниматься делами.
Андрей замер в полудрёме, с наслаждением ощущая телом шёлковые простыни и пододеяльник. Если бы всё и дальше было так хорошо…но ничего не бывает вечного, думалось ему.
Сквозь перекрытия пола доносился далёкий шум трактира – кричали чего-то возчики, разгружая мясные туши и перетаскивая ящики с фруктами и овощами, гремели бочонки с вином, перекатываемые по гулким полам – жизнь заведения продолжалась полным ходом. Перекрывая шум звенел чей-то детский голосок – Андрей улыбнулся – Дирта.
Девочка быстро освоилась в трактире. Она была абсолютна приспособляема к любым условиям, и уже через два дня командовала похохатывающими грузчиками, требуя, чтобы они лучше делали работу и вворачивая такие матерные словечки, что окружающие падали со смеху – слышать такие выражения в устах ангелоподобной кудрявой девочки было очень смешно – они время от времени требовали повторить какой-нибудь особо заковыристый оборот, и она радостно повторяла, не понимая, чего так смеются все вокруг.
Олра потом забрала её к себе, и долго внушала, что вот эти – ей пришлось повторить – слова, все нехорошие, и девочкам их говорить нельзя. После чего, как рассказывала Олра, она пошла к грузчикам, и сказала, что вот это, это, и это слово очень нехорошие (озвучила), и если они будут их говорить, она их накажет, побив палкой. После чего те впали в совершеннейший восторг, и ржали так, что сбежались кухарки, узнать – не случилось ли чего. Узнав причину, долго, с привизгом, смеялись, а под конец заявили – что и поделом им быть выдранным палкой, чтобы поменьше выражались в приличном обществе. Разборки на тему – является ли общество кухарок приличным, или надо ещё посмотреть, затянулись, и были пресечены Олрой, разогнавшей стихийный митинг.
Теперь девочка была душой трактира, старалась помочь, чем могла, и только до сих пор её глаза страшно горели, когда видела еду, 'плохо лежащую'. Дирта старалась отщипнуть кусочек и украдкой сунуть в рот – ей казалось, что всё это кончится, и еды больше не хватит.
Андрею по этому случаю вспоминался рассказ Джека Лондона 'Любовь к жизни', где человек, брошенный, преданный своим другом, полз через тундру на Аляске, не позволяя себе умереть, и когда его всё-таки, совершенно случайно спасли, взяв на шхуну, он ходил с протянутой рукой и выпрашивал у матросов кусочки галет, хлеба, консервы, а потом прятал в матрас, раздувшийся от накопленных запасов. Он всё время ходил время на кухню и долго расспрашивал кока – хватит ли им продуктов, достаточны ли у них запасы еды. Психоз.
Что-то подобное было и у Дирты, и так же, как и у героя рассказа Джека Лондона, это скоро должно было пройти.
Андрей сладко потянулся и снова забылся в полудрёме, из которой его вырвал стук открывшейся двери.
– Андрей, вставай! Андрей! – голос Олры был тревожен, и монах тут же открыл глаза и сконцентрировал их на хмуром лице подруги.
– Что случилось? Ты чего такая хмурая?
– Там пришли…тебя требуют.
– Кто? – лицо Андрея окаменело, и он спрыгнул с кровати, схватил брюки и не спеша, но и не задерживаясь, натянул их на бёдра – по Халиду?
– Да. Сам Чёрный Абдул.
– Кто такой?
– Второй по значимости босс преступного мира столицы. Конкурент Хасса, которому я плачу за спокойствие. А может и равный ему. А может даже – выше Хасса статусом. Не знаю.
– А Хасс – чего? Обратилась к нему? Что говорит?
– Посылала Никата. Он сходил, вернулся, говорит – Хасс передал, что наши разборки с Халидом были разборками из-за бабы, то есть не по воровским канонам. Он вмешиваться не будет. Сами улаживайте.
– Когда уже Никат успел сбегать-то? И Абдул всё это время тут сидел?
– Нет. Он позже пришёл. С охраной – толпа уродов, каждый размером с Никата. До этого был посыльный, предупредил, что тот придёт, и зачем. Чтобы готовились.
– Так, так… – сказал Андрей, натягивая сапоги – значит у тебя ленивая 'крыша'…ясно.
– Что значит ленивая крыша? – не поняла Олра
– Это выражение такое. 'Крыша' – те, кто 'кроет', прикрывает. То есть твой Хасс. А ленивая – они особо в твои дела не лезут, не вмешиваются, не пересчитывают твои доходы, довольствуясь определённой мздой, но и особо за тебя не впрягаются, если какие-то бандитские разборки. Главное, что тебя не трогают.
– Да, именно так и было – удивлённо подняла брови Олра – а выражение интересное – 'крыша'. Надо запомнить. Так что делать будем? Надо ведь идти к ним, в комнате не отсидеться. Что-то надо решать.
– И пойдём. Первое дело – надо выслушать то, что они скажут. Предъявлять будут мне, а не тебе, я постараюсь свести дело к счётам со мной. Возможно мне придётся уехать.
– Я знала, что ты когда-то всё равно уедешь – грустно усмехнулась Олра, но не думала, что так быстро.
Она помолчала, глядя в окно, потом обернулась к Андрею и изменившимся голосом сказала:
– Знаешь, а у меня ведь задержка.
– Что значит задержка – недоумённо спросил Андрей, голова которого была занята совсем другими проблемами.
– То и значит. Похоже – залетела я. От тебя. Сын у тебя будет. Или дочь.
– И ты так спокойно об этом говоришь? – усмехнулся Андрей – ты же мечтала об этом, хотела этого. А что же тогда такой трагический тон?
– Мечтала. И сейчас мечтаю – улыбнулась женщина – но всё как-то…внезапно, что ли. Ты ворвался в мою жизнь, и всё стало меняться. Всё полетело кувырком – и вот – моя мечта, мой ребёнок – и тут навалилось какое-то дерьмо. Никогда не бывает, чтобы всё было абсолютно хорошо. Обязательно в противовес большому счастью – большая беда. Это как если бы в одном месте густо – другом пусто. Закон такой.
– Угу. Такой закон – рассеянно проговорил Андрей – всё будет нормально. Всё. Пошли, потом обсудим наши отношения.
Олра печально кивнула головой и вышла из комнаты. Андрей следом. Они заперли дверь, и пошли вниз, в обеденый зал.
В зале было тихо – случайных посетителей, извинившись, выпроводили, дверь в трактир закрыли, двери на кухню и на склады – тоже, там командовали кухарки, стараясь не заглядывать в обеденный зал и тихо, перебежками, перемещаясь по подсобкам. Грузчики тоже притихли – информация расходится быстро, и никому не хотелось привлечь внимание к себе во время таких 'мероприятий'.
В одном углу сидели Никат, рядом с возлежащей на столе Шанди, с ними – Дирта, притихнув, и испуганно наблюдая за происходящим.
В другом углу – десять человек, среди которых выделялся длинный, худой мужчина лет пятидесяти, с длинным, слегка крючковатым носом и карими, умными глазами. Он был похож на лавочника средней руки, и одет небогато, но добротно, в тёмных тонов куртку, штаны, короткие, мягкие сапоги.
Мужчина негромко беседовал с каким-то своим человеком, улыбаясь, и время от времени вставляя замечания, отчего тот бледнел, краснел, и начинал заикаться. Андрей уловил несколько последних слов, из которых явствовало, что этот человек проштрафился при сборе дани с рыночных торговцев, и ему предстояло возместить утерю круглой суммы из своего кармана, в тройном размере.
Олра спокойно подошла к группе мужчин, и негромко сказала:
– Абдул, ты хотел видеть моего мужчину? Вот он – она кивнула головой на Андрея, вставшего рядом. Говори, что ты хотел.
– Что я хотел? – усмехнулся мужчина и кивком отпустил сидящего перед ним человека. Тот отошёл в сторону и сел чуть поодаль, хватая ртом воздух, как будто ему его не хватало. Андрей взял это себе на заметку – Абдул реально наводил страх на своих людей. Что же тогда говорить о простых гражданах?
– Я хотел говорить с ним. Женщина, отойди. А ты, Андрей – так тебя звать? – присядь сюда – он указал на стул, на котором сидел перед этим провинившийся сотрудник, как бы указывая собеседнику его место в этом мире. Он заранее ставил его на роль провинившегося, будто сажая на скамью подсудимых.
Андрей всё просёк и усмехнувшись, сказал:
– Ничего, я пока постою. Может, вырасту побольше…
– Ну-ну… – неопределённо сказал Абдул – хочешь вырасти таким, как я? На недостижимое надеешься? Что же – многие люди мечтают о несбыточном, хотя надо лишь делать то, что положено, и не допускать в голову беспочвенные фантазии. От этих фантазий голова пухнет, мозг разжижается и теряется разум, уберегающий от необдуманных поступков. Ты со мной не согласен?
– Нет. Или я должен был сказать – да? Вероятно – все твои люди всегда тебе говорят – да?
– Мои люди всегда говорят мне да – иначе они никогда больше не смогут говорить. Я вырву им язык. Может быть – вместе с головой. Как и тем, кто становится на моём пути. Или пытается это сделать…
– Абдул, мне ещё нужно позавтракать, потом заняться неотложными делами – ты не мог бы подойти к сути вопроса побыстрее – Андрей зевнул, прикрыв рот рукой, а Абдул сверкнул глазами, напрягшись, и монах тоже напрягся, ожидая команды на атаку. Но нет, авторитет снова расслабился, и глаза его усмехнулись:
– Ты наглец. Ты напоминаешь мне Халида. Он тоже был наглецом. Удачливым наглецом, и очень дельным. Он был умным и эффективным убийцей, и я не думал, что его можно так просто убить. Вместе с его людьми. Как погляжу – опасным ты не выглядишь, ничего особого в тебе – мужчина, как мужчина. И как это ты смог побить Халида? Ты им устроил засаду, да? Ты оказался умнее Халида. Это хорошо. Значит я приобрету себе мастера. Ты будешь работать на меня, пока не отработаешь свой долг. Впрочем – ты можешь сразу заплатить пятьсот тысяч золотых, и идти на все четыре стороны. И тогда я не трону тебя, и твою подружку. А также – твоих друзей и их дочку. Как их звать? Фёдор и Алёна? И Настя. Видишь – я всё знаю. Это же просто – посмотреть, куда ты едешь, спросить извозчика. Навести справки. Ты что думал, убивать моих людей без моего позволения можно? Ошибаешься. Моих людей могу убивать только я. Вот так! – откуда-то в руке авторитета появился небольшой метательный нож, и тот, просвистев в воздухе, вонзился в глаз человеку, кого Абдул распекал несколько минут назад. Мужчина задёргался, захрипел, и упал на пол. Под ним образовалась лужа крови, пропитывающая скоблёный пол, небольшой ручеёк стал подкрадываться к сапогам Андрея. Олра побледнела, а монах, брезгливо сморщившись, переступил через ручей и пожав плечами, спросил:
– У меня есть время на размышление? Может я соберу пятьсот тысяч? Я ещё не решил.
– Ты так богат? – поднял брови Абдул – хммм…может и вправду дать тебе время на размышление. Люди смертны, а пятьсот тысяч – есть пятьсот тысяч. Хорошо. Время тебе до завтрашнего утра. В это же время ты придёшь ко мне, и дашь ответ. Если не будет пятисот тысяч, или же ты откажешься на меня работать – умрут все, кого я перечислил. И те, кто под руку попадётся – надеюсь, ты не хочешь их смертей.
Внезапно раздался визг, отчего все вздрогнули – на бандитов бросилась Дирта, и попыталась ударить кулачком Абдула
– Гад, сука, ты… … … не трогай маму Олру! Я тебя убью! Сука, сука!
Бандит поймал руки беснующейся девочки и усмехнулся:
– Смелая. Пожалуй, я оставлю её в живых. Воспитаю, как надо. Таких смельчаков надо ценить. Забери её, женщина!
Олра подхватила сразу затихшую девочку, и унесла в сторону, успокаивая и поглаживая по голове. Потом увела в подсобные помещения и передала с рук на руки Мадре, строго-настрого велев не давать ей выходить. Затем вернулась в зал, чтобы захватить последний этап переговоров.
Абдул как раз уходил, бросив на ходу:
– Завтра, в это время. Я пришлю посыльного. И не думай, что тебе удастся ускользнуть – твоя женщина остаётся тут, а если попробуешь сбежать с ней – везде мои глаза и уши. Ты даже не выйдешь из города. Эй, заберите это дерьмо – он указал на лежащего с ножом в глазу бывшего своего сотрудника.
Бандиты вышли из трактира, откинув запорный брус, а Андрей, Олра и Никат остались в пустом зале.
Олра присела к столу, положила на него руки, сжатые в кулаки и коротко простонала:
– Ну зачем, зачем я связалась тогда с Халидом? Ну почему так случилось?
Андрей сел рядом, и успокаивающе погладил её по плечу:
– Не казнись. Вообще-то я знаю, как он тебя окрутил. Ты была права – он тебя околдовал, сам признался мне перед смертью. Он же думал, что я не выйду оттуда живым, и как человек тщеславный и самовлюблённый, похвастался мне, рассказал, как всё было сделано. Какие-то специальные капли, заговорённый на любовь – видимо на тебя лично – амулет, и ты уже только и мечтаешь о нём. Ты для него была кошельком. Ну и удобной повседневной…
– Подстилкой, да? – горько усмехнулась Олра – нечего выбирать слова. Подстилка и была. Дура!
– Я что-то подобное и подозревал – вздохнул Никат, и неожиданно ощерился в улыбке – ты видал, сколько охраны он с собой взял? И самых отборных! Я их знаю ещё по боям на арене. Лучшие бойцы. Видимо, всё-таки побаивался за свою жизнь. А покойника они унесли с собой? Ага – унесли. Эрдан был жадным человечишкой, и глупым – разве можно воровать деньги у Абдула? Он всё просёк, и казнил его специально, на твоих глазах, и на глазах своих людей – воспитательный момент.
– Да я понял – отстранённо сказал Андрей, напряжённо о чём-то думая – скажи, Никат, кто основной конкурент Абдула?
– Хасс, конечно. Они вечно на ножах, но уже давно заключили соглашение, поделив территории – Абдулу достался рынок – Хасс на него давно зубы точил, но обломался, слишком много крови надо пролить, чтобы его взять, ну а Хассу платят трактиры, лавки в купеческом квартале, ещё там кое-кто. Ну и все их грабители, воры – платят им дань, если работают на их территории. Вот так. А чего ты спросил? Думаешь Хасс за нас заступится? Тебе Олра не сказала?
– Сказала. Есть у меня одна мыслишка…прикидываю, что получится. Где можно найти Хасса? Мне нужна с ним встреча. Время, ох как нужно время…срок до завтра очень, очень мал. Проводишь меня к Хассу, Никат?
– Провожу, конечно – пожал могучими плечами вышибала – только смысл какой? Он же уже сказал – идём мы все на…в общем не будет он за нас заступаться.
– Знаю, знаю – пошли к нему. Олра, не беспокойся, занимайся своими делами. Шанди, ты со мной пойдёшь?
'Кошка' молча прыгнула со стола, с разгону забралась на плечо Андрея, где и пристроилась, весело глядя на окружающих. Предстояла веселуха, и она не могла остаться в стороне – а как же иначе?
Через двадцать минут Андрей и Никат подошли к длинному, баракообразному строению, с множеством входов и выходов. Перед ним стояли группки людей, в основном мужчин, якобы праздношатающихся, но когда монах и вышибала приблизились к зданию на расстояние арбалетного выстрела, их тут же окружили и потребовали отчёта – куда и зачем они идут. В общем – это была охрана, первая линия обороны.
Андрея это не удивило, и навело на мысль о том, что эти уголовные авторитеты живут тут довольно 'весело', каждую минуту опасаясь нападения. Или же он просто попал в такой день, когда между группировками обострились отношения. Впрочем – это ему было на руку.
Их отвели в здание под конвоем, и после прохода по длинному коридору со скрипучим полом (Тоже элемент обороны? Что-то вроде сигнализации?), они, поднявшись на второй этаж оказались там, где находился 'офис' Хасса. Здесь было всего три двери, и сопровождающий, подойдя к одной из их, осторожно постучал, дождавшись ответа, вошёл, прикрыв за собой дверь. Потом выглянул, поманил рукой – айда, мол.
Андрей вошёл, следом за Никатом, и оказался в большом кабинете, от которого пахнуло чем-то ностальгическим, земным – письменный стол, стулья, диван, кресла, столик для чайных дел, картины на стенах, ковёр на полу – не средневековый уголовный авторитет, а бизнесмен средней руки, вполне успешный и добропорядочный. Впрочем – а что, на Земле уголовные авторитеты бегают с ножами в зубах и размахивают пистолетами, зажатыми в обеих руках? Уголовный бизнес – это тоже бизнес. Времена Ваньки-жигана с кистенем в руках давно прошли. Теперь вместо кистеня дорогие юристы и правоохранительные органы, щедро финансируемые из общаков. Мелкая уличная преступность, по большому счёту, таким уголовным боссам неинтересна, и даже мешает. Куда выгоднее иметь постоянный доход от бизнесменов, то бишь лавочников и купцов, имеющих деньги стабильно, всегда, и охотно отдающих часть доходов за то, чтобы их не трогали. Впрочем, и уличную преступность тоже забывать нельзя – деньги не пахнут, как сказал один земной император, да и армия уличных преступников успешно пополняет состав армии авторитетов. Это пушечное мясо, которое можно легко бросить в горнило войны между преступными кланами.
Хасс был человеком лет пятидесяти, со светлыми, русыми волосами, в которых почти не видно седины – настолько они были светлыми. Его глаза настороженно ощупали пришедших, а телохранители, стоящие по бокам его кресла, следили за каждым движением посетителей.
Андрей повёл глазами по стенам кабинета, и заметил под потолком тёмные отдушины, не прикрытые сеткой. Он побился бы об заклад, рупь за сто, что за этими отдушинами стояли стрелки с арбалетами и фиксировали каждый шаг посетителей. Резкое движение, или команда босса – и во лбу этих людей расцветут экзотические цветки с металлическим стеблем.
Андрей не обольщался – Хасс был такой же тварью, как и Абдул. Никакой защиты у него он искать не собирался – даже глупо было бы об этом подумать. У Хасса было одно неоспоримое достоинство – он был врагом Абдула. И этим всё сказано.
– Так так…вот из-за кого весь этот шум поднялся! – усмехнулся Хасс и выйдя из-за стола, предложил посетителям присесть за столик возле стены, в кресла. Тут же уселся сам, и дожидаясь, когда 'гости' рассядутся, внимательно рассматривал Андрей, как будто просвечивал его насквозь.
– И зачем вы ко мне пришли? Я же сказал Никату – мы не будем вмешиваться в это дело. Это не по нашим канонам, чтобы вмешиваться в разборки из-за бабы. Хотя Олра – сладкая, очень сладкая штучка! Не правда ли, парень? – Хасс улыбался, но глаза его были холодны, как у змеи – ну так что у вас? Давайте, выкладывайте, мне скоро обедать, я и так засиделся в кабинете. Тем более что меня ждёт бабёнка не хуже Олры – впрочем – я же ещё Олру не пробовал…может она гораздо лучше моей бабы. Вот только не хочет меня время от времени ублажать. Хотя я ей и намекал об этом. Может быть, тогда я и подумал бы о том, как её прикрыть. Ведь попала она в это дерьмо по твоей милости. Как там тебя звать? Андрей? Ага, Андрей. Баба твоя, так что и защищать её тебе. По моему мнению – ты всё сделал по понятиям – тебя вызвали, ты убил. А что там Абдул себе напридумал – это его дело. Но это ваши дела. Слушаю тебя.
– Мне нужно схема того, где находится офис Абдула, где он живёт, куда ходит, расписание его поездок, наличие и расстановка охраны. Срочно. Чем быстрее, тем лучше.
Хасс молча и немигающее посмотрел на Андрея, потом жёстко сказал Никату:
– Выйди в коридор. И вы тоже выйдите! – он указал на телохранителей, жадно ловящих ушами каждую фразу. В комнате остались только трое – Хасс, Андрей, и сопровождающий, который привёл их в кабинет. Хасс посмотрел на него, и приказал:
– Срочно Зирка сюда. Найди, пусть бросит все дела и идёт ко мне.
Потом Хасс прикрыл глаза и расслабился, как будто заснул. Андрей не обольщался – стрелки в отдушинах остались, так что авторитет совсем не был безрассудным, отпуская телохранителей. Они, больше, были для антуража – положено иметь телаков – так почему и нет? Авторитета больше. Каждый уважающий себя бизнесмен должен иметь телохранителей – положено по статусу.
Наконец, дверь хлопнула и в кабинете появился плотный, мускулистый мужчина среднего роста, набитый и крепкий, как надутый мяч. Он сильно походил на борца своими квадратными плечами, обритой головой и сломанным носом. Скорее всего, он и был бывшим борцом, однако, глядя в его маленькие глазки под тяжёлыми надбровными дугами, не следовало обольщаться – в глазах светился ум, а долезть до должности правой руки крупного авторитета, его начальника охраны, без светлого разума и холодной головы было невозможно. Зирк и являлся таким начальником охраны. А ещё – убийцей по призванию.
– Присаживайся, Зирк. Вот он желает знать всю информацию по Абдулу. Где тот бывает, когда, что ест и куда ходит испражняться. Дадим?
– Дадим – серьёзно ответил Зирк – а в нас рикошетом не ударит?
– А как? Приходил за защитой, мы отказали. Всё. А что он там творит на свой страх и риск – это его проблемы. Тебе не кажется, что это решение?
– Да, ты как всегда прав, хозяин. Мне можно идти?
– Иди. Его бери с собой. Это всё, Андрей? Или есть ещё какие-то вопросы?
– Нет. Только к Зирку.
– Ну вот и иди с ним, задай вопросы. Мне уже недосуг – Хасс демонстративно зевнул и встал с кресла, показывая, что аудиенция закончена. Андрей коротко кивнул головой и тоже встал. Больше они не обменялись ни словом. Зирк оглянулся у двери, как бы приглашая Андрея, и тот прошёл за ним в коридор.
Они спустились вниз – там у окна томился в ожидании Никат, и Андрей его отпустил, сказав, что всё нормально и пусть он идёт и успокоит Олру. Тот облегчённо и с готовностью кивнул, уходя из бандитского гнезда, а монах проследовал за своим провожатым в комнату на первом этаже, почти что копию кабинета Хасса. За исключением того, что вместо картин по стенам было развешано многочисленное оружие разным видов, родов и конфигураций.
– Садись. Что тебя интересует по Абдулу конкретно? В первую очередь?
– Где он ночует, где будет ближайшие сутки, и расположение постов охраны. Так же – их вооружение и квалификация.
Через час Андрей вышел из 'штаб-квартиры' группировки Хасса вполне удовлетворённым и более спокойным, чем до прихода туда. Всё, что ему было нужно – он получил. Его не спрашивали ни о чём, кроме – почему он всегда ходит с кошкой, на что он ответил, что у каждого свои извращения, и он не обязан отчитываться в своих ни перед кем. На том вопросы и закончились.
Всем всё было ясно. Ясно было – зачем Андрей пришёл к Хассу, это совершенно очевидно. Так же ясно – почему Хасс отказал в помощи Олре – какие-то там к чёрту каноны? Они просчитали на-раз, что Андрей квалифицированный убийца, и что он обязательно придёт к ним, чтобы разобраться с Абдулом – у него просто не было другого выхода. То, что ему потребуется информация – тоже очевидно, так она была у них с самого начала – группировки усиленно следили друг за другом, отслеживали передвижения лидеров.
То, что между группировками заключены какие-то соглашения – не значило ровным счётом ничего. И дальше меньше, чем ничего. Хасс точил зубы на рынок, который был под Абдулом, Абдул спал и видел, как размажет Хасса – шла нормальная деловая жизнь столицы. И тут, у Хасса, появляется великолепная возможность убрать соперника чужими руками, не подставив своих людей – кто же этим не воспользуется? Совершенное оружие – вот кем был в его глазах Андрей. Умное, умелое, самостоятельное и эффективное оружие. А что делать с ним потом…видно будет. Конечно, лучше убрать. Зачем кому-то знать, что в эту самонаводящуюся торпеду были введены координаты цели именно Хассом – ни к чему знать, лишние неприятности. Да и человек убравший Абдула станет слишком влиятельным, слишком самостоятельным – вырастить ещё одного Абдула? Нет уж. Хватит. Абдул тоже когда-то начинал с обычного убийцы, и за счёт ума, хитрости, изворотливости, выбился наверх. Впрочем – Хасс был из той же породы.
Андрей вёл свою игру. Честно сказать, в этой пакости, творящейся вокруг, он был как рыба в воде – этим Андрей занимался много лет. Убрать одного человека, ускользнуть от другого, получить информацию и узнать подоплёку всех событий – для него это было привычно и рутинно, если можно так выразиться. Антураж лишь другой, а так – чем эти авторитеты отличались от земных? Ничем. Запросы только поменьше, масштаб, а так – уголовщина, она и есть уголовщина. Он не сомневался, что уберёт Абдула. Вот только потом нужно было уцелеть, и не подставить под удар Олру и друзей. Как это сделать? Это и была его главная задача на ближайшие часы.
В трактире его ждали. Олра нервно теребила платок, высовывающийся из-за обшлага платья, а Никат сидел хмурым, постукивая толстыми пальцами по столешнице, сидя на своём обычном месте к углу трактира.
– Наконец-то! – подбежала к Андрею Олра – о чём ты разговаривал с Хассом? Никат ничего не говорит, отмалчивается! Чего вы от меня скрываете?
– И я не скажу. Знает, есть такие вещи, которые лучше не знать. Спать спокойнее будешь. Обещаю, что до завтрашнего утра все наши проблемы будут разрешены. Будь уверена. Лучше дай-ка нам с Шанди поесть ты не забыла – я ничего ещё сегодня не ел, и у меня уже живот поёт песни. Не хочешь же ты заморить меня голодом?
– Да, да, сейчас! – заторопилась женщина и порывисто убежала на кухню, отдавать распоряжения. Шанди соскочила на стол к Никату, Андрей присел с вышибалой рядом. Тот поднял на монаха внимательные глаза, и тихо, весомо, сказал:
– Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь. Если понимаешь… Тебе не кажется, что после того, как ты уберёшь Абдула, весь удар будет направлен на Олру? Ты-то будешь рядом с ней, все события произошли из-за неё, так что у неё точно будут неприятности.
Андрей помолчал, и не отвечая на вопрос, задумчиво просил:
– Скажи, у местных авторитетов есть какие-нибудь отличительные черты, когда они кого-то казнят? Ну, к примеру, подбрасывают какой-то знак, что это они убили…мол, убиты не просто так, а по приговору босса. Есть что-нибудь такое?
Глава Никата расширились, и он с удивлением посмотрел на Андрея. Его лицо просветлело, и вышибала сказал:
– Вот оно как…хммм…интересно. Да, может прокатить. Абдул, тот любит убивать собственноручно, он мастерски владеет метательными ножами – ну ты видел. Хасс предпочитает клинок держать в руках, когда убивает, а не метать его в кого-либо. Хотя и прекрасно владеет этим искусством. Что касается каких-то отличительных знаков – не помню про такое. Это из разряда каких-то романтических рассказок, мне кажется. Придётся тебе напрячь мозги – как перевести направление удара туда, куда нужно. Когда хочешь начать? Помощь нужна?
– Нет – помотал головой Андрей – сегодня ночью. Только я….и моя подружка – он кивнул на Шанди, тихо прислушивающуюся к разговору.
– Оставил бы ты её здесь – осуждающе мотнул головой вышибала – она тебя затормозит, сидя на плече, да и вдруг её зашибут – жалко кошатину. Я присмотрю за ней, не бойся, ничего с ней не случится.
– Она мне этого не простит – усмехнулся Андрей – куда я, туда и она. Мы с ней неразлучимы, как небо и звёзды. Правда, моя дорогая?
– Правда, дорогой – в тон другу поддакнула драконница, усмехнувшись и моргнув глазами – куда же ты без меня? Ещё подстрелит кто-нибудь. Кстати, мы когда займёмся упражнениями?
– Скоро, сейчас поедим, и займёмся – ответил Андрей мысленно, а вслух сказал – говорит, что не пустит меня одного. Вдруг кто обидит!
– Шутник ты – усмехнулся Никат – хотя, глядя на вас с кошкой, я иногда думаю, что она и правда понимает человеческую речь и тебе отвечает. Вы с ней настолько спелись, что уже как одно целое. Я уж и не представляю тебя без этой чёрной бестии на плече. Будто вторая голова у тебя выросла!
– И надо заметить – самая умная и красивая! – хихикнула Шанди
– Кстати – мы прокалываемся – серьёзно ответил монах – если Никат заметил, то и другие могут заметить. Нужно быть осторожнее. Учти это.
Андрею и Шанди принесли обед, и они с полчаса наслаждались вкусной едой – готовили в трактире отменно, видимо потому тут всегда было много посетителей. Олра запрещала готовить из плохих продуктов, справедливо считая, что нарабатывается авторитет заведения годами, потерять же его можно вмиг – стоит кому-то отравиться несвежей рыбой или мясом.
Закончив обед, Андрей поднялся и поманил Шанди:
– Пошли, прогуляемся с тобой?
– Куда прогуляемся? – передала она
– Куда-куда…увидишь. Запрыгивай.
'Кошка' взлетела на плечо, и монах пошёл разыскивать Олру.
Она ходила где-то на заднем дворе, распекая возчиков, перегородивших проезд и сцепившихся колёсами. Они никак не могли разъехаться – один, гружённый мукой, почти до верху глубокой телеги, второй с бочками вина, уложенными рядами и весящими все вместе не менее тонны (как несчастная лошадь-то тянет? – удивился Андрей)
– Ты посмотри, посмотри – какие идиоты! – увидев Андрея, яростно крикнула раскрасневшаяся Олра – нет бы пропустить – один идиот заезжает, и другому надо ! И всё одновременно! И теперь чего делать? Теперь из-за двух дебилов надо разгружать телеги, поднять их, расцепить, и потом уже снова загрузить! До склада далеко, грузчики отказываются тащить на такое расстояние, бочки катить по земле – все вымажутся и побьются, а за разгрузку кто будет платить? Вы, идиоты, вы зачем так сделали вообще-то? Ты вот – с какой стати одновременно с ним полез? – Олра обратила свой разгневанный взгляд на бородатого возчика, похожего физиономией на фото Льва Толстого.
– А чего…моя очередь становиться под разгрузку, а он вперёд лезет! Я и поехал, я что, знал, что он рванёт вперёд меня? – вяло защищался возчик.
– Моя очередь! Я отходил по нужде, а ты припёрся! Я должен был въехать! Вот он пусть и оплачивает разгрузку! – протестовал второй, молодой парень с прыщавым лицом и реденькой порослью над верхней губой – я вообще ни при чём! Он наглец, старый пердун! Раз молодой, значит можно нахрен посылать?! Пошёл ты сам нахрен!
– Да я, тебя – бородатый возчик кинулся к истошно заверещавшему напуганному молодяку, схватил его за грудки и занёс корявый кулак.
– Тихо все! – не очень громко, но резко сказал Андрей – отпусти его. В сторону!
Возчики ошеломлённо и опасливо посмотрели на худощавого человека с чёрной кошкой на плече, и молодой шепнул старому:
– Это Андрей, с Чёрной Смертью! Говорят – эта кошка по его команде сразу глотку перегрызает – только брызги летят! Страшный человек.
Андрей усмехнулся – ему всё было слышно. Потом подошёл к телегам – задние колёса с торчащими в стороны втулками, попали друг другу в деревянные спицы и намертво заклинили проход. Телеги крепкие, и как взмыленными лошади не старались, они не могли ни сдвинуть, ни сломать колёса и только тяжело дышали, видимо возчики хлестали ух кнутами, требуя исправить плоды человеческой глупости.
Андрей поморщился – он терпеть не мог, когда на слабых вымешали сою злобу и глупость. Посмотрел на виновных возчиков, попятившихся под его холодным взглядом, потом на группу возчиков, чьи телеги скопились перед заблокированным въездом, и глянув на колёса телег, спросил:
– А чего эта толпа стоит? Взялись бы, да приподняли – вон сколько мужиков! Кишка тонка, что ли?
– А мы чего, нанимались, что ли? – крикнул кто-то из толпы – чего мы пузо рвать будем из-за двух дураков? Да и не подлезть там – один или два встанут, а всей толпе не встать! Пусть они и разгружают.
– Придётся и вправду разгружать – всплеснула руками Олра – а время идёт! Скоро народ пойдёт, а у меня на складах покончалось всё. Сегодня завезти хотела, и вот! Ладно, чего теперь, пойду грузчиков потереблю. А ты чего приходил, что-то спросить хотел?
– Попросить хотел одну вещь…только не знаю, как сказать…
– Ну, говори, говори – нетерпеливо бросила Олра – мне ещё этих олухов из подсобки вытаскивать, да за разгрузкой следить. Не уследишь – сейчас всё поваляют и в грязи вывозят. Говори, не молчи – не чужие ведь.
– Мне комната нужна – для Шанди. Чтобы она там жила и ночевала. Можно такое устроить?
– Хммм…не хочешь, чтобы она из-за ширмы подглядывала? – усмехнулась женщина – дам я ей комнату. Скажи Урквару, чтоб дал тебе ключ от угловой комнаты. И пусть последит, куда грузчики сложат мешки с мукой – прошлый раз они в сырой угол плюхнули, хотя я им говорила – не надо туда класть! Там угол отсыревает – крышу надо уже делать, где-то черепица отстала. Ну, всё, побежала я!
– Погоди – остановил её Андрей – сейчас посмотрим, что можно сделать.
Он обошёл телеги, пролез между ними, прикинул ещё раз – да, если приподнять и толкнуть – втулка выскочит из зацепа. И стоять можно было только одному. Прикинул вес – тонна-полторы, может и больше. Вздохнул – ну, выйдет, значит выйдет, не выйдет – попытка не пытка?
Взялся за колесо, напрягся, пробуя – держат ли мышцы. Вроде ничего. Сухожилия тоже не трещат. Напрягся, ещё, ещё…телега с мукой заколебалась, дерево её основы, пошедшее наперекос, затрещало, но выдержало. Колесо пошло вверх – толчок! И телега уже катится по двору. Возчики зашумели, заговорили, а Олра, вытаращив глаза посмотрела на любовника, и восхищённо сказала:
– Вы жизни бы не поверила! Я только в детстве видала, как ярмарочный силач приподнимал телегу – но он был раза в три шире тебя, и выше на голову, и вес в телеге был раз в два меньше! Что я ещё о тебе не знаю, а? Может ты и по воздуху летать умеешь?
– Увы…если только на драконах – невозмутимо ответил Андрей, а Олра радостно рассмеялась:
– У тебя и чувство юмора на высоте. Ты клад, а не мужик! Дай я тебя поцелую – ты заслужил.
Женщина чмокнула Андрея в губы, под одобрительный гул толпы зевак и шутки возчиков, показала возчикам кулак, и сказала, что оштрафует этих двух идиотов по два серебряника каждого. И вообще их надо было оштрафовать на десять каждого, но в честь благополучного освобождения, она их прощает. Андрей же отправился на поиски Урквара.
Маленькая комнатка, кровать, стол, два стула. Стол деревянный, тяжёлый – то, что нужно. Андрей аккуратно запер дверь на засов и снял со стола постеленную на него тонкую скатерть. Край стола выступал вперёд, и сам он был раздвижным – конструкция вечная, крепкая, и актуальная во всех мирах, где есть маленькие квартирки. Он ссадил с плеча Шанди, устроив её на столе, и приказал:
– Прими образ дракона. Не полного размера, конечно. Ага, вот так. Теперь делаем так: я раздвигаю половинки стола…вот так…ты становись в центре…нет, вдоль стола, ага. Цепляйся лапами за края! Ну, крепче, крепче! И лети!
– Как лети? Издеваешься? – обиделась Шанди
– Да нет! – досадливо поморщился Андрей – раскрывай крылья, и маши ими, как будто ты летишь. Маши изо всех сил, пока не устанешь, пока не выбьёшься из сил! Ну! Хочешь отрастить себе плевательные железы? Хочешь летать в вышине? Тренируйся. Стол не даст тебе сорваться с места и улететь, а нагрузка на крылья будет такая, что, то тебе мало не покажется. Давай, давай, не ленись.
Драконница распустила крылья, довольно большие по размаху – правое крыло чертило по стене, и пришлось отодвинуть стол. Теперь ничего не мешало.
Шанди раскрыла крылья и начала ими махать, пытаясь поднять себя в воздух. Стол стоял крепко, не делая никаких попыток взлететь, и Андрей успокоился – всё шло отлично. Шанди работала вентилятором, перемалывая воздух крыльями, а он уселся на кровать, наблюдая за её тренировкой. Минут через пятнадцать драконница выдохлась, и тяжело дыша пробормотала:
– Никогда не думала, что полёты такая тяжёлая штука! У меня сейчас сердце выпрыгнет из груди!
– Это только начало. Потом легче будет. Вот так надо каждый день, каждый день – по многу раз. Сумеешь себя заставить – будешь летать. Для организма ты сейчас летала – значит у тебя наращивались мышцы, значит развивались все органы, и сердце в том числе. Скоро ты с этим столом в лапах летать будешь! Главное – у тебя крылья сейчас работают чётко, точно, всё раскрывается хорошо. Я поглядел – у тебя уже чешуйки новые начали вылезать – скоро покроешься новой чешуёй, блестящей, красивой. Давай, давай, детка, ещё разок, ну?
И Шанди послушно заработала крыльями.
Андрей лежал на кровати и смотрел, как драконница усиленно машет крыльями, и думал – останется ли она с ним, когда научится летать? Зачем ей одинокий человек, непонятно зачем оказавшийся в этом мире? Пока он был ей нужен – лечение, питание. А потом? Потом, когда она станет нормальной, половозрелой особью? Улетит, скорее всего. Но это нормально. Все дети улетают, отрастив свои крылья. Их не удержать подле себя. Их зовёт небо…
Ему стало слегка грустно – привык уже в чертовке. Но он многое был готов отдать за то, чтобы Шанди стала нормальным, здоровым драконом.
– Молодец. Хорошо получается. Вот так, день за днём – через месяц – мышцы окрепнут настолько, что ты сможешь летать. Обещаю. А на сегодня хватит, наверное – и так всё будет болеть.
– Я не чувствую спины – созналась Шанди – мышцы онемели, как ватные. Уже не могу поднять крылья. Никогда так не уставала!
– Знаешь, как давай сделаем – я не буду запирать дверь, так что когда ты можешь, будешь приходить сюда тренироваться. И спать будешь тут – и тебе удобнее, и нам мешать не будешь. А каждую свободную минуту тренируйся. Ты умненькая, и сама понимаешь, насколько это тебе надо. Ведь понимаешь же?
– Понимаю – согласилась драконница – буду тренироваться. Знаешь, а я сейчас первый раз поверила на сто процентов, что полечу! Раньше как-то не очень верила, хотела, но не верила. А теперь верю. Почему? Сама не знаю. Наверное – потому, что это не колдовство, а труд, тренировка, и это зависит от меня. А раз зависит от меня, я всё сделаю, чтобы это получилось. Спасибо тебе.
– Умничка. Иди ко мне! – Адрей прижал к себе драконницу, она прижалась к его груди головой, потом отстранилась и медленно, неуклюже полезло на плечо. По ней было видно, что Шанди и вправду так устала, что еле двигается.
– Может поваляешься здесь? Или пойдёшь покушаешь? – предложил Андрей
– Поесть надо. Потом отдохну. Сегодня пока что заниматься тренировками не буду. Как я поняла – сегодня ты намерен устроить большое веселье, с плясками и игрищами. Так что мне нужно быть в форме. Без меня тебе будет труднее. Что я буду делать, если тебя голову оторвут? Придётся уничтожать этот город – а мои соплеменники этого не поймут – Шанди хмыкнула и прижалась к Андрею.
– Ну что же, пойдём, уничтожительница – он ласково похлопал драконицу по спине, она ойкнула, и попросила его быть поосторожнее – спина болит, как будто по ней били палками. Андрей задумался, потом хлопнул себя ладонью по лбу:
– Ну-ка, ну-ка, сядь-ка на стол! Сейчас кое-что попробуем.
Он усадил Шанди на столешницу, оставленную раздвинутой, посмотрел на её ауру внимательно и увидел красные сполохи.
– Вот я болван – пробормотал он вслух – ну и осёл же я! Похоже, что мы сможем тебя натренировать гораздо быстрее! Сиди-ка…
Андрей коснулся ауры драконницы рукой, и стал убирать её боль. Сполохи бледнели, бледнели, и исчезли совсем. Он сосредоточился на том, чтобы увеличить регенерацию тех мест, где у Шани были больные места, и скоро её аура засветилась ровным изумрудно-голубым светом, как и всегда. Она встрепенулась, расправила крылья и помахала ими в воздухе:
– Не болят! Они не болят! Аааааа! Не болят! Я могу ещё потренироваться!
– Давай. Без проблем. Теперь мы тебя быстро подымем в небо, уверен!
Шанди уцепилась за стол и снова истово замахала крыльями, поднимая ураганный ветер. Колыхались занавески, приподнималось покрывало, а Андрей сидел счастливый, будто выиграл миллион долларов в лотерею – получилось!
Он был ужасно рад за свою упрямую подружку. И сердит на себя, что не разглядел короткий путь к цели. Ведь всего-то надо было активировать регенерацию порванных от нагрузки волокон мышц, чтобы организм понял это как команду к наращиванию мышечной массы и начал срочно её восстанавливать в том объёме, который должен был быть изначально выращен, если бы драконница развивалась как положено. Теперь они и вправду могли её поднять на крыло за считанные дни. Хммм…скорее не поднять на крыло, а восстановить форму, нужную для поднятия на крыло, а уж сможет ли она преодолеть психологический барьер – это уже зависело только от неё.
Через два часа, полностью выдохнувшаяся, но ужасно довольная Шанди была отрована от столешницы и насильно посажена на плечо:
– Хватит. Твой организм больше не выдержит. Ты понимаешь, что он уже истратил все запасы ткани, чтобы набрать объём мышц? Чувствуешь, как тебе хочется есть? Мы сегодня уже семь попыток делали.
– Да – призналась подружка честно говоря, я бы сейчас просто быка съела! Аж трясётся всё от голода.
– Вот так. Теперь тебе пару дней отъедаться придётся. Будешь есть, есть, есть, пока не наберёшь массу. Потом продолжим. Думаю, что дня через три ты будешь полностью готова. У тебя уже левая сторона спины стала толстой, мускулистой, ты набрала мышцы. Эта сторона уже почти сравнялась с правой. Заметила, что тебя уже не тянет влево, и что левое крыло не так устаёт?
– Ага, заметила! – счастливо рассмеялась Шанди – я буду летать! Я буду летать! Я БУДУ летать! Аааааа!
– Всё, всё, тихо, оглушила – довольно рассмеялся Андрей – кстати, а ты можешь говорить просто по-человечески? Не мыслеречью, а глоткой?
– А зачем? Мне и так хорошо. Я ваши слова понимаю, а с кем мне кроме тебя и Фёдора говорить?
– Ну так, к примеру – идёт мужик какой-нибудь, а ты ему по человечески: 'Стоять! Бояться!' Он и обделался от страху. Забавно?
– Забавно – хмыкнула Шанди – надо потренироваться в вашей речи. Так-то мы можем говорить обычной речью, но не любим. Вообще-то это считается ниже достоинства дракона, говорить по-человечески. Ну как если бы вы учили речь собак и тявкали с ними. Или блеяли с баранами. Но то, что ты сказал – интересно. Я подумаю.
– Подумай – усмехнулся Андрей. Вообще-то он хотел научить Шанди человеческой речи не для того чтобы пугать случайных прохожих, это и ежу понятно. Ему хотелось иногда говорить с ней на обычном языке, и плюс ко всему, и основное – чтобы она могла разговаривать с обычными людьми, которым не доступна мыслеречь. Мало ли что с ним случится…хоть его и трудно убить, но он тоже не вечен. Пара стрел в голову…отрубленная голова…и нет оборотня. Голова – вот его больное место, его ахиллесова пята. Как, кстати, и у большинства людей – усмехнулся он – голова – больное место. Если бы люди могли как следует продумывать свои действия, могли как следует планировать их – сколько можно было бы избежать неприятностей и бед…
День медленно, но верно подходил к концу. Они с Шанди крепко подзаправились, потом Андрей попросил у Олры бумаги, чернил, и что-то сосредоточенно выводил на листках, нарезанных на четвертинки. На её вопрос – что он делает? – Андрей отмалчивался, или шутил, что пишет ей любовные послания. Потом будет зачитывать – под настроение. Раздосадованная Олра ушла на кухню, где напала на несчастную Журасу и выместила на ней раздражение, отчитав за плохо вымытый котёл и бросив в неё половником, отчего та с визгом убежала. Потом Олра пошла в мойню, забрав с собой Дирту – та умудрилась перемазаться свекольным соусом, свалившись в котёл, откуда пыталась вымазать остатки кусочком хлеба – она так и не могла видеть пропадающую еду и старалась потребить её как можно больше, чтобы не пропала. Как не билась Олра и остальные женщины вокруг неё, доказывая, что еды хватит, и что она получит всё, что захочет – и пирожки, и мясо, и бульон с лепёшками – та только виновато хлопала синими глазами, и всё равно делала своё. Барьер. Психологический барьер. Еды мало – надо беречь.
Когда стало темнеть, в трактир набился народ – на улице было холодно, осенний ветер завывал меж домов, разгоняясь в тесных улицах как в аэродинамической трубе. В трактире горел камин, потрескивали дрова, и посетители наслаждались теплом, горячими пирогами с бульоном, горячим вином и холодным пивом. Никат, как всегда был на страже – поле обеда он сходил домой, навестил свою семью, жену, и теперь был благодушен и спокоен, как танк, стоящий на постаменте памятнику танкистам.
Андрей потихоньку поднялся, собираясь выйти из зала, Никат заметил это и сделал ему знак – подожди. Подошёл, посмотрел в глаза и тихо шепнул:
– Удачи. Вернитесь живыми.
Андрей усмехнулся – Никат не добавил – здоровыми. Тот знал, что предстоит сделать и был уверен, что это не то что не просто, это самоубийственно. Но что делать?
Он кивнул головой вышибале и вышел из зала. Олра была у себя в комнате, она сидела на кровати и молчала, глядя в пространство. Когда Андрей вошёл, она подняла глаза и сказала:
– А может уедем? Давай, уедем, а? Бросим всё – деньги у меня есть, пристроимся где-нибудь, и начнём жизнь с начала? Я беременна от тебя, мы будем жить, семьёй, и никто не будет знать кто мы. Я не хочу, чтобы тебя убили! Я готова бросить всё, и уехать. Поехали?
– А Фёдор? Алёна с Настей? А Дирта? А те люди, которые на тебя работают, имеют кусок хлеба и крышу над головой? С ними как? Нет, милая моя. Один умный человек сказал: 'Мы в ответе за тех, кого приручили'. И вообще – чего ты меня раньше времени хоронишь? Поверь – всё будет нормально. Я и не из таких передряг выходил целым и невредимым. Какой-то придурок-бандит – тьфу одно! Размажем, как соплю по мостовой!
– Размажем! – вдруг граммофонным голосом сказала Шанди, и Олра вздрогнула:
– Она умеет говорить! У тебя говорящая кошка! Вот это да!
– У неё много талантов – усмехнулся Андрей – но вот длинный язык, распускаемый не вовремя – не входит в её достоинства. Ага. Ну всё, всё мне пора.
– Дай я тебя поцелую – Олратут же забыла о говорящей кошке, порывисто вскочила и обняла мужчину за шею, впившись в губы горячим, крепким поцелуем – вернись живым, пожалуйста! Я тебя буду ждать.
– Ну как я могу не вернуться, если ты меня ждёшь? – усмехнулся Андрей – вернусь, конечно.
Они с Шанди прошли в комнату, которую выделили для ней, потушили светильник, и Андрей осмотрелся: окно выходился во внутренний двор, а под ним была крыша мучного склада, покрытая черепицей.
Андрей осторожно открыл петли окна, и протиснулся сквозь узкий проём. Опустил ноги на черепицу – попробовал – крыша держит. Прошёл к её краю, внимательно оглядываясь по сторонам – нет, во дворе никого не было. Он не стал выходить через центральный вход потому, что видел ещё раньше, что там, за углом, стояли соглядатаи Абдула. Пусть думают, что он так и сидит в трактире. Ему не надо было, чтобы все знали, будто он из трактира выходил. Никто не сможет связать его с будущими событиями. Ну – почти никто.
Андрей спустился с крыши, отметив для себя, что черепица в углу и вправду была повреждена, и её надо менять – не зря угол протекал. И решил потом сказать это Олре, усмехнувшись – какие мысли лезут в голову накануне акции. Совсем одомашнился.
Прыжок с забора, и вот он уже между домами, на тёмной улице, не освещаемой фонарями. До нужного места нужно было идти часа полтора – логово Абдула находилось на противоположном конце города, возле городского рынка. Но это – идти, а он идти не собирался.
Раздевшись, Андрей сложил одежду в приготовленную заранее сумку, спрятал под дерево и прикопал её осенней листвой, оставив снаружи лишь пояс из-под денег. В него он напихал листки бумаги, исписанные заранее.
Перекинувшись в Зверя, минут десять, урча, как трактор, раздражённо прилаживал на поясницу этот пояс, не смог, и повесил на шею. Шанди вспрыгнула на спину, как заправская наездница, и странная парочка понеслась сквозь ночь, распугивая заливавшихся лаем бродячих собак и шипящих, как спущенная шина, кошек.
Глава 5
Зверь мчался по улицам, автоматически сканируя всё, что происходило вокруг. Он видел мир не так, как люди. Если в человеческом теле Андрей и тоже мог рассмотреть ауры и довольно чётко видел в темноте, то Зверь видел всё, как днём. Ауры же сияли, горели пламенем, их оттенки были преувеличены, как будто он разглядывал их под микроскопом. Зверь осознавал всё это, но его восприятие происходящего тоже отличалось от человеческого. Всё абстрактное, всё отвлечённое от сиюминутной проблемы задвинуто в дальние кладовые памяти, как бы затуманено, но то, что находилось на переднем плане, он осознавал чётко и осмысленно. Зверь мчался убивать.
Всё, что касалось убийства, было просто и понятно. Весь ум этого существа, не глупый или умный – ДРУГОЙ – был направлен на то, чтобы прийти в определённую точку, совершить то, что он умел лучше все, и уйти незамеченным. Всё, что нужно было сделать, Андрей заложил в себя заранее, как программу, как руководство к действию, и чётко следовал этому плану.
Нужное здание показалось через минут двадцать – оно точно походило на описание, данное ему Зирком.
Большое, трёэтажное здание возле городского рынка. В это время Абдул всегда находился там – за редким исключением. Здешний народ не любил шастать по ночам, кроме работников ножа и топора, но Абдул уж точно давным-давно вышел из категории уличных грабителей. Впрочем – он и не был таким. Его карьера начиналась с наёмного убийцы, высокооплачиваемого, умного, который двигался по 'служебной лестнице' семимильными шагами, поступая, как султан Бейбарс на Земле – после каждого переворота, захвата власти, он уничтожал тех, кто помог ему подняться. Постепенно, но всех до одного. Зачем нужны конкуренты и предатели? Сегодня они предали своего хозяина, а завтра предадут и его. А кроме того – зачем держать радом слишком умного человека, способного подсидеть? Это было и силой, и слабостью Абдула – с одной стороны некому было узурпировать его власть, а с другой – он слишком надеялся на самого себя и некому было в нужный момент подсказать, дать нужный совет. Впрочем, он давно уже считал, что в советах не нуждается, и сам знает лучше других – как ему жить, и что делать.
Охрану своего особняка распределял сам – так, как умел, так, как считал нужным. Вся оборона была рассчитана на человека – умного, умелого, убийцы высшей квалификации – такого как Халид, или Андрей. Подходы к зданию окружали стрелки с арбалетами, вокруг здания, на подходе к нему, начиная с расстояния пятисот метров, стояли открытые и скрытые наряды бойцов, строго-настрого предупреждённые о том, что этой ночью возможна попытка нападения на хозяина.
Абдул прекрасно осознавал, что он поставил Андрея в невыносимые условия, из которых был один выход – работать на него. Или попытаться убить. Конечно, работник под нажимом был не особенно эффективен. Но ему и не надо было длительной работы этого убийцы – достаточно, если он уберёт Хасса, и несколько мелких боссов. После чего его работа и жизнь закончена. И он не обольщался – Андрей точно попробует совершить на него, Абдула, покушение. Ведь он, Абдул, сделал бы так же. А потом бы сбежал, бросив и эту бабу, и её трактир, и так называемых друзей – кто они ему такие? Какая-то баба, какая-то семейка.
У Абдула не было друзей и семьи – эффективный убийца не может ни к кому привязываться – это аксиома, которой он следовал всю свою жизнь. Тут был и ещё нюанс ситуации – Абдул прощупывал состояние обороны Хасса, его способность отстоять принадлежащие тому куски и кусочки собственности. Ведь трактир стоял на территории конкурента, Хасс имел с зеведения доход, и если сегодня отнять этот кусочек, завтра другой – под таким же надуманным поводом, послезавтра – третий, а там, глядишь – и Хасса нет. Ну, это в том случае, если Андрей при попытке покушения будет убит. Но Абдул всё-таки надеялся, что того возьмут живым.
Абдул отдал приказ, чтобы Андрея в первую очередь попытались взять живым, а уж потом уничтожали, если увидят, что другой возможности остановить – нет. Его должны были остановить на подступах к резиденции авторитета.
Так же этот конфликт мог послужить для разведки боем – если Хасс решит, что необходимо встрять за эту бабу, за свой трактир, он организует сопротивление, и тогда тоже можно будет напасть, разорвав договор, придравшись к тому, что он нарушил неписанный кодекс – не встревать в разборки из-за баб. В общем – как ни крути, сплошная выгода. А что этот наёмник? Да ничего. Разменная монета. Как и его баба. Как и его 'друзья', за которыми внимательно следит наряд бойцов.
Зверь засёк первый наряд задолго до того, как приблизился на расстояние видимости человеческого взгляда. Для него улица была ярко освещена луной, звёздами, и попытки этих жалких людишек спрятаться были смешны. Как и попытка отвлечь наблюдателя нарядом бойцов, стоящим открыто, на улице. Трогать их было нельзя – исчезновение постов обязательно заметят, и поднимется шум. Он должен был сработать абсолютно аккуратно – мало поубивать всех, кто встал на его пути, надо сделать всё элегантно и правильно. Эффективное убийство – это большое искусство, которому учатся годами, и не все могут ему научиться.
Зверь осмотрелся и стал искать, как подойти к зданию незаметно. Сделать это было очень, очень трудно – пространство вокруг здания вычищено, свободно от строений, кустов и деревьев, которые могли бы послужить укрытиями. Справа от здания забор, за забором территория рынка. Подойти незаметно невозможно. Только если взлететь на здание. Но, увы, крыльев у Андрея нет. Он ещё посмотрел – в двадцати метрах от здания стоит ещё одно здание – на территории рынка. Что-то вроде администрации? Или магазин? Оно ниже базы Абдула на пол-этажа, двухэтажное, с высокими сводчатыми окнами, заделанными мозаичными стёклами. Храм? Может и храм.
– Остаёшься тут. Без команды в бою не участвуй. Всё понятно?
– Понятно – Шанди была серьёзна и на удивление послушна. Возможно – понимала серьёзность момента.
Она соскочила со спины Зверя и скакнула к забору, а Андрей ещё раз осмотрел пространство возле дома Абдула, освещённое ярким светом множества факелов, трепещущих на ветру и дающих неверные, мельтешащие на стенах домов, тени. Повернулся, помчался назад, обходя район по широкой дуге и зашёл к рынку сбоку, там, где у забора, украшенного стальными пиками, стояло высокое дерево – метрах в пяти от него. Ветки дерева с одной стороны обрублены – чтобы никто не мог с него перебраться на территорию рынка. Значит – на рынке есть охрана и товары остаются в палатках на ночь.
Зверь скакнул по стволу вверх, цепляясь за него, как стальными крючьями, влез на толстую ветку, выдерживающую немалый вес зверя – прыжок! Мягко приземлился на территории рынка. Шёпот поодаль:
– Ты ничего не видел? Вроде мелькнуло что-то?
– Мерещится. Смотри по сторонам внимательнее. И потише, бормочешь всё, слыхать за версту. Подломают палатку – будем выплачивать. Тебе это надо? Мне нет.
Зверь осторожно прокрался вдоль забора к зданию магазина возле дома Абдула. Осмотрел стену, вход – заперто. Окна в решётках. Примерился, зацепился когтями за подоконник, рванул вверх – захват за следующее окно, подоконник держит, только на толстом дубе остались глубокие царапины, как будто кто-то лез в электромонтёрских кошках. Ещё рывок – зацепился за карниз и вонзая когти в дерево выбросил своё тело на крышу. Она была плоской, как и все здания города. Отголоски требований к обороне городов – на плоских крышах удобно сидеть стрелкам, и если штурмующие город всё-таки в него ворвутся, их встретит смертоносный дождь стрел с крыш. Впрочем – почему отголоски – это и был средневековый город, и требования к постройке домов однозначны – плоские крыши. Небольшой уклон был – для стока воды, но очень небольшой.
Прикинул расстояние – метров пятнадцать, или больше? Больше… И вот это превышение метра на три… То есть – ему надо прыжком преодолеть настояние в пятнадцать метров, да ещё с превышением по высоте и уцепиться за крышу здания Абдула? Невозможно. И почему это невозможно? Кенгуру прыгают на расстояние тринадцати метров, и на высоту пять метров. А оборотень?
Если не сможет перепрыгнуть – грохнется вниз. Не смертельно, но все планы полетят к чёрту. Придётся просто всех валить, вместо стройного и обдуманного плана.
Зверь отошёл назад, к краю крыши, мгновенно, собрав все силы, что у него были, задействовав все ресурсы могучего организма, начал разгон.
Могучие мышцы застонали, толкая вперёд стокилограммовую тушу, сухожилия звенели, как натянутые гитарные струны, и тело, будто пушечное ядро, полетело вперёд.
Оттолкнувшись от края крыши, невероятным усилием Зверь послал себя вперёд и вверх, целясь уцепиться за край здания. Вытянутое в струну тело живой стрелой пролетело над забором, с торчащими стальными штырями, над пустырём, освещённым факелами и врезалось в стену здания, с тупым стуком, как будто кто-то бросил куском мяса. Этот 'кусок' мяса чуть не взвыл от боли во внутренностях – он немного не рассчитал, и ударился животом прямо в острый край крыши, и похоже сломал пару рёбер. Крепость организма оборотня, конечно, была несравнима с крепостью тела человека, но и его возможностям существовал предел.
Впрочем, система регенерации оборотня тут же бросилась залечивать сломанные рёбра и отбитые органы. Зато он был на здании, и никто не видел, как он туда перелетел. Впрочем – ошибка. Перед ним стоял ошеломлённый, заспанный стрелок – видимо он, несмотря на все приказы, всё-таки уснул на посту. Он так и так был обречён – спал бы он, или нет – свидетелей оставлять нельзя. Удар лапой – и стрелок, вытаращивший глаза и не успевший даже крикнуть, покатился по крыше со сломанной шеей. Почему-то больше стрелков Андрей не обнаружил – крыша была чиста. Вероятно основная масса засела в окнах второго и первого этажа.
Зверь сделал несколько мягких шагов в сторону входа на крышу – это была небольшая будка, вроде тех, что стоят на огородах в виде 'удобств', в ней находился люк с лестницей на верхний этаж. Остановился, поразмыслил и стал перекидываться в человека. Поёжился – холодно. Подошёл к убитому стрелку, прикинул – размер одежды примерно совпадает. Стянул с него сапоги – понюхал, скривился. Но надел. Современный человек не может ходить босиком – боеспособность сразу теряется. Стянул штаны, куртку, надел. Потом оторвал кусок рубахи и замотал себе лицо – вылитый ниндзя. Усмехнулся. Поднял арбалет, готовый к выстрелу, снял с трупа кинжал, колчан с болтами, нож. Сабли не было. Пошёл к люку и скрипнув рассохшейся дверью вошёл в будку, поднял крышку и стал аккуратно спускаться вниз.
– Хист, ты чего? Твоё пост наверху! – услышал он чей-то хриплый голос и буркнул в ответ чего-то вроде: 'По нужде'
– Хист, ты обалдел? Хозяин тебя подвесит за это! На крыше бы делал!
Говоривший не успел ничего больше сказать или сделать – но всё-таки успел протянуть руку за арбалетом, лежащим на подоконнике, когда увидел замотанную физиономию лже-Хиста, и получил болт прямо между глаз.
Здесь было что-то вроде подсобки, или этакой технической комнаты, в которую, собственно, и вёл люк. Второй убитый стрелок при падении загремел и стукнулся о пол, что привлекло внимание ещё кого-то в соседней комнате – дверь открылась и выглянул неизвестный, тут же получивший удар кинжалом в глаз. Он упал молча, только его пятки выдали барабанную дробь по натёртому воском полу.
Андрей втащил его в комнату, аккуратно положил на пол, достал его кинжал, вынул листок из пояса и приколол его к груди убитого. То же самое сделал с другим покойником. Осмотрел их оружие, забрал ножи – у одного нашлась перевязь с метательными ножами, чему Андрей обрадовался. Метание ножей было одним из его основных боевых умений – наравне со стрельбой из винтовки. И из арбалета.
Вооружившись, достав из перевязи один из ножей, открыл дверь и пошёл дальше. Шёл тихо, настолько тихо, что его трудно было услышать даже если знать, что он сейчас здесь пройдёт. Ответил для себя – у Хасса он не смог бы так пройти. Скрипучие половицы сразу бы его выдали. Тут же пол был натёрт, блестел и сверкал – скрипучих половиц в организации Абдула не уважали. А зря…
В коридоре, у окон, два стрелка. Два молниеносных движения рукой – один нож в горле, один в глазу. Всегда предпочитал бить в глаз, если не было возможности зажать рот – сразу выключить мозг, чтобы не было позывов на крики и стоны. Отключил мозг – и пусть себе дёргается. В горло – тоже неплохо – перерезал связки, и не кричит. Только вот клокочет громко, хрипит. В тишине звучит как рёв самолёта. Затих в углу, ожидая – не появится ли кто-нибудь. Нет, всё тихо в этой части здания три двери, три комнаты. Где Абдул? Должен быть точно на втором этаже. Надо делать полную зачистку – выбивать всех. Иначе можно пропустить – сбежит, или придётся засветиться. Всё должно выглядеть так, как будто на штаб-квартиру Абдула напал Хасс. Для того Андрей и подготовил листки бумаги с надписями: 'Прихвостень Абдула. Так будет со всеми, кто встанет на дороге Хасса!'. Немного нарочито и пафосно – но кто будет разбираться? У Абдула должны быть те, кто сможет встать во главе его организации, и первым их шагом будет месть. По крайней мере Андрей так надеялся.
Не станут мстить – пусть. Тогда ему самому придётся убирать Хасса. Нужно же зачистить концы? Нужно. Хасс и Зирк знают, что Андрей получил информацию для того, чтобы расправиться с Абдулом. Начнутся переговоры с конкурентами – всё может вылезть. Переговоров быть не должно.
Открыл дверь в первую комнату – комната отдыха для охранников. Спят трое. В одежде, вооружённые. Смена стрелков? Подошёл – два удара кинжалом в горло и глаз – двоих нет. Один схвачен за горло и хрипит, в ужасе пытаясь оторвать стальные руки человека-оборотня. Тот укоризненно машет пальцем:
– Молчи! Тихо! Крикнешь – получишь кинжал в глаз! Где Абдул?
Охранник ужасом смотрит на перевязанную тряпкой физиономию допрашивающего, косит глаза на окровавленные трупы товарищей и кивает головой – скажу, мол. Оборотень осторожно отпускает горло человека и приставляет кинжал к его глазу:
– Говори.
– В том крыле, комната с узорчатой дверью.
– Сколько охраны у двери? Чем вооружены?
– Арбалеты, сабли, кинжалы. Десять человек. Охрана. Внутри комнаты – пятеро телохранителей. Призовые бойцы. Пощади!
Молча вдвинул кинжал в глазницу, выдернул, и не глядя на труп встал, обтерев клинок об одеяло, лежащее на кровати. Не до сантиментов. Оставлять живого противника за спиной – идиотизм. Бросил бумажку на трупы.
Приоткрыл дверь – задумался – десять человек и там пять. Одному не справиться. Пока будет расправляться с охраной снаружи – Абдул или сбежит, или поднимет шум так, что сюда сбегутся все вокруг. А тогда какой смысл во всей этой эскападе? Мог просто прийти на встречу с авторитетом и поубивать их всех. Нужен другой подход – этих задержать, связать боем, а самому вовнутрь. Шанди! Ну да, останутся следы когтей. И что? Главное, чтобы Абдул был заколот как следует, как надо – кинжалом. А остальные – без разницы.
– Ты далеко?
– Напротив входа.
– Можешь незаметно войти на второй этаж здания? (передал картинку)
– Наверное, могу – если кто-то будет выходить, я прошмыгну.
– Посмотри – дверь закрыта, или открыта?
– Небольшая щель. Только мышь пролезет. Поняла. Могу.
– Слушай внимательно… – Андрей описал драконнице, что она должна сделать, потом осторожно вышел из комнаты и застыл, как тень, за углом. Шло время, он ждал, затаив дыхание и прислушиваясь к шорохам. Ждать пришлось довольно долго, пока не услышал:
– Пришлось дожидаться, когда снова приоткроют дверь. Больше никогда не буду делаться такой маленькой – того и гляди тараканы начнут лапы крутить! Размером с жука я её ни разу не делалась.
– Ты где? – перебил подружку Андрей
– Выглядываю из-за угла. Боюсь – заметят, наступят и раздавят.
– Посмотри на узорчатую дверь. Видишь такую?
– Вижу.
– Она открывается вовнутрь, или наружу?
– А как я пойму? Я-то откуда знаю? Ты думаешь, что драконы всю жизнь двери в дома вставляют?
– Не тупи. Глянь петли, представь, как она открывается – помешает ей косяк открыться, или нет. Это очень важно.
Помолчала. Минуту, две…пять:
– Вовнутрь.
– Точно?
– Точно. Один сейчас туда входил. Стучал особым стуком. Его впустили, он вошёл, потом вышел. Потом загромыхали – заперли видать. Что делаем?
Андрей объяснил, потом оторвался от стены и спокойно, размеренным шагом зашагал по коридору. Первым его заметил один из охранников первого ряда – их было два, по пятеро, что-то вроде первой лини обороны – двое стояли у окна и смотрели наружу, двое в коридоре у лестницы, остальные сидели наготове, на табуретках возле двери.
– Глянь! Кто это?
– Давай! – мысленно крикнул Андрей и перекинувшись в оборотня рванулся вперёд. Не обращая внимания на ошалевших охранников, он просто их перепрыгнул и всей массой тела врубился в запертую дубовую дверь. Единственная мысль билась в голове – лишь бы не сталь! Лишь бы не стальная дверь!
Нет. Дубовая, но очень крепкая. Вмазал когтями – пробил, вырвал куски дерева, огромные щепки. Ещё, ещё – дыра. Просунул туда лапы, рванул – дверь сломалась пополам, поперёк железный брус – какое тут вышибить сходу?! Сзади вскрики, удары, булькание – чего она там творит? Смотреть некогда, но не утерпел, оглянулся на секунду – прекрасный дракон, сложив крылья на спине, перемалывает, как мясорубкой своей огромной пастью всех, то кого достанет. Шанди приняла свой реальный облик – существо, размером с лошадь, она всей массой прижала людей к стене, как бульдозер и рвёт их так, что в стороны летят брызги и куски плоти. Кровь стекает по сверкающей в отблесках луны и лучах светильников чешуе драконницы. Он прекрасна и ужасна одновременно. Её пытаются бить кинжалами – саблей размахнуться негде – но она откусывает руки прежде, чем они успевают до неё добраться. Скорость драконницы потрясающа. У обороняющихся никаких шансов.
Секунду смотрел на художества подруги, но этого хватило людям в комнате, чтобы перейти из обороны в нападение. Всё-таки это были призовые бойцы, и работали они на совесть. И безразлично, кто перед ними – человек, или существо из кошмара, похожее одновременно и на волка, и на гигантского бабуина. Тренькнули арбалеты, и два болта вонзились в грудь оборотню. Человек бы сразу умер, но тело оборотня сразу заткнуло дырки, пробитые в сердце этими металлическими цилиндриками, и продолжало работать, как ни в чём не бывало. Оборотень поднырнул под брус и рванулся к оборонявшимся. Подскочил, вырвал у себя из груди болты и прежде чем телохранители успели среагировать воткнул их в глаза стрелкам. (Кто с болтом к нам придёт, болт и получит! – мелькнуло в голове).
Трое других с саблями и кинжалами обступили дверь в другую комнату – похоже, что там Абдул и спал. Неужели он будет спать при своих телохранителях? Некомфортно.
Сбил одного, ударом оторвав ему руку у плеча, двое успели нанести удары, застрявшие на мощных костях – особого вреда нет, как будто палец порезал. И раны тут же перестали кровоточить. Зато бойцы пали мгновенно – не помогли ни многолетние тренировки, ни умения биться на мечах и саблях – все умения против человека. А что ты противопоставить гигантской гиене, раны которой затягиваются за считанные минуты? Только отрубить голову. Но кто бы это дал сделать? Андрей не дал. Оба были мертвы прежде, чем упали на пол.
Удар с разгону, дверь слетела с петель – кровать, не очень большая комната, оставленная роскошно и вычурно – ковры, покрывала. Окон нет. Но Андрей уверен – тут точно есть второй выход. Должен быть. Не может быть, чтобы Абдул его не предусмотрел. Вон и хозяин комнаты! Спускается во что-то вроде люка, ещё немного – уйдёт! Прыжок! В воздухе настигает болт арбалета! Откуда прилетел – не видно, застрял в грудных мышцах. Не успел, гад, уйти – сунул лапу, когтями поддел крышку – откинул. Человека схватил за шиворот, вытащил, бросил, как мешок на постель.
Ещё болт прилетел и воткнулся в бок. Рыкнул, обернулся – стоит девка, абсолютно голая, и заряжает арбалет. Очень удобно – и телохранитель, и любовница в одном флаконе. Вот какую роль ты готовил Дирте?
Прыжок – голова красотки покатилась по полу, а прекрасное тело застыло у кровати. Абдул на постели пошевелился, сел, и ужасом посмотрел на чудовище. Андрей перекинулся в человека, вонзившиеся в грудь болты выпали. Остатки драной одежды – при превращении она разлетелась в клочья – повисли на плечах, животе, ногах.
В глазах авторитета понимание:
– Ты?! Тварь! – тут же атака – рефлексы уголовника на высоте – лучшая защита, это нападение. На прыжке встретил ударом в горло, перебив гортань. Реагируешь ты быстро, а вот навыки потерял – привык пользоваться услугами других! Абдул упал и замер.
Андрей сходил в соседнюю комнату, взял кинжал, принёс. Достал из пояса бумажки, нашёл нужную, положил на грудь бандиту и ударом вогнал кинжал до рукояти, приколов послание. Недолго подумал – сходил, принёс ещё один клинок, и вырезал на животе убитого крест – букву 'Х' Ещё раз глянул на записку – перечёл: 'Получи, тварь! Давно напрашивался! Рынок мой! Вы, прихвостни Абдула – и ваш черёд придёт. Ждите! Я иду! Хасс'
Вышел в другую комнату – навстречу идёт Шанди, в обычном своём виде – чёрная кошка, небольшая, аккуратная, как только что из мойни. Вроде и не она там сейчас кромсала толпу, как газонокосилка.
– Я закончила.
– Живые есть?
– Нет. Я проверила и на всякий случай всем оторвала головы.
Вышел в коридор, содрогнулся – головы бойцов, на которых застыли выражения ужаса, удивления, страха и боли выстроены в ряд и смотрят в коридор открытыми глазами. Достал последние листки, хотел вставить им в рот – побрезговал. Противно. Просто бросил на трупы.
– Пойдём.
– Куда?
– Там выход. Только беги сама, у меня плечи голые, потом заберёшься.
Вернулись в комнату…вдруг запах, и дыхание – кто-то живой. Посмотрел – ещё одна девушка, тоже полностью голая, с кинжалом в руке, машет им крест накрест, обороняясь. Пряталась в шкафу.
– Давай я?
– Я сам.
Натянул арбалет и направив, спустил курок. Затихла. В душе гадко, хотя и понимает – иначе нельзя. Нельзя оставить хвосты, надо зачищать. Никто не должен знать, что он тут был.
– Проверь – мертвая, или нет?
– Готова.
– Ты зачем в дракона перекидывалась? Кошкой нельзя было остаться?
– А какая разница? Мне так комфортнее. А если кто и видел – не поверит. Откуда тут дракон, если их вообще на свете нет. А ещё – они все так перепугались – мифическое существо ведь. Я сгребла их в кучу и порвала. Скажи, что хорошо вышло!
– Хорошо вышло. Быстро за мной – а то как бы кто не пришёл. Долго тут болтаемся. Как это ещё никто не выскочил на звуки.
– А кто выскочит? Пока ты там стоял, я всех остальных по комнатам поубивала. И на первом этаже тоже. Остались только те, кто на улице.
– Интересное дело…а кто тогда Хасса мочить будет? Если всех поубивала? – пробормотал Андрей и начал спускаться вниз, в тайный ход.
Небольшой ход, в котором можно было идти только согнувшись, вывел, как и ожидалось, в систему городской канализации, мощную и разветвлённую. Обычное дело для больших городов. Дождей не было, так что по полу выложенного кирпичом тоннеля тёк небольшой вонючий ручеёк. Шанди ругалась и требовала, чтобы он взял её на плечо, потому что ей не можно бродить в такой вони, и вместо благодарности за помощь, он посмел засунуть её в помойку. Андрей отмалчивался и брёл, хлюпая порванными сапогами, и только когда она совсем допекла, рыкнул, чтобы она не доставала – скоро выйдем и побежим!
Вышли они довольно скоро – Андрей увидел колодец, с вделанными в него металлическими скобами, и волей-неволей ему пришлось принять на плечи свою радостно хихикающую подружку:
– Вот видишь, видишь – теперь мне пришлось залезть на тебя грязными ногами! А взял бы на плечи сразу – и был бы чист!
– Сейчас будешь топтаться своими вонючими ножищами, я тебя вообще в это дерьмо сброшу! Заткнись лучше, и так тошно!
Шанди ещё, для порядку, хихикнула, и через несколько минут они уже вылезали из люка рядом с мостовой, в купеческом квартале.
Андрей перекинулся в Зверя, Шанди амазонкой запрыгнула ему на загривок, и они понеслись по улицам, как и в начале ночи. Было самое глухое время – под утро. Ночи уже в это время года длинны, так что на горизонте только-только занималось серое свечение, даже не свечение, а просто небо слегка посерело и поблёкли звёзды.
Одеваться Андрей не стал – забрал мешок с одеждой, итак же тихо, как и раньше, перепрыгнул через забор. Уже тут, во дворе, перекинулся в человека, проверив, что за ним никто не наблюдает. Сорвав с себя тряпки, оставшиеся от одежды, снятой с убитого стрелка, бросил её через забор. Прокрался в мойню, прихватив с собой Шанди, и через минут сорок вышел оттуда одетый, обутый, и чистый. Прикинул – лезть через окно, или же всё-таки через дверь трактира. Нет – стучаться, объяснять – как и что, откуда взялся – ни к чему. Эта дверь запиралась на ночь, как и все другие, так что незаметно войти в неё не удастся. Подошёл к складу, подпрыгнул, зацепившись руками за край, подтянулся и вытолкнул себя на крышу, проворчав:
– Скорее бы ты летать начала! Сейчас бы этак ррраз! – и подняла меня к окну!
– Тебя только моя мамочка подымет – хихикнула Шанди – ты вон какую…хммм…фигуру наел.
– Ну не такую уж и наел! – оскорбился Андрей – у меня ничего лишнего нет. Жира вообще нет – чего брешешь? Вот вечно ляпнешь, как в воду пукнешь! – звук и запах. Тьфу на тебя. Спать иди! Можешь потренироваться перед сном, если хочешь. Только дверь тогда на засов запри.
– Какие там тренировки? – пожаловалась драконница – у меня лапы отваливаются и хвост болит. Ты, кстати, погляди – там один гавнюк мне сильно по хвосту рубанул. Прорубить не прорубил, но прямо по косточке скотина заехал. Теперь ноет хвост.
– Сейчас посмотрим – озаботился монах.
Он занёс Шанди в её комнату, посадил на стол, и она сняла иллюзию кошки. Андрей посмотрел – и правда на чешуе было что-то вроде ссадины – кто-то из бойцов был поистине могучим, а ещё – имел саблю с очень, очень хорошей сталью.
Андрей коснулся ауры и убрал розовые всполохи боли. Шанди облегчённо вздохнула:
– Всё. Хорошо – зевнула и прыгнула со стола, раскрыв крылья, прямо на кровать. Крылья её выдержали, и она мягко спланировала на подушку – видал! Погоди ещё – даже такого здоровилу как ты подниму!
– Молодец – порадовался Андрей – совсем другое дело! Вот теперь точно всё получится, вижу. Горжусь тобой! Только особо не раздувайся от гордости, как шар – и накинь на себя личину кошки. Да! – запрись. Мало ли кто войдёт. Ты же не хочешь, чтобы тебе опять крылья пообломали?
– Вот умеешь ты испортить настроение! – буркнула Шанди – иди к своей самке, я дверь запру.
Андрей, улыбаясь, вышел в коридор, Шанди закрыла дверь, и он побрёл к комнате Олры.
Женщина не спала. И была трезва, как стёклышко. Бросившись к любовнику, схватила его за шею, прижалась, и стала горячо целовать:
– Живой! Слава небесам! Живой! Я так боялась за тебя… Расскажешь, что и как?
– Нет. Зачем тебе знать? Абдула нет. Больше он к нам не придёт.
– Мёртв?
– Мёртв.
Олра села на кровать, опустошённо глядя в пространство, потом пожала плечами и сказала:
– Он сам виноват, правда? Мы же не лезли к нему? Не трогали его?
– Не трогали – усмехнулся Андрей – давай-ка спать, а? Я так устал сегодня, просто отваливается всё. Есть её хочу, как зверь, но даже не до еды. Хочется упасть и забыться. Ты меня не буди завтра, ладно?
– Уже не завтра, а сегодня – улыбнулась Олра, глядя на светлый небосвод.
– Тем более – пробормотал Андрей, откинулся на спину, сидя на кровати, и тут же захрапел. Он и вправду устал – несколько преобразований, ранений, беготня, прыжки и удары – немудрено устать.
Олра с улыбкой посмотрела на храпящего мужчину, наклонилась, и стала снимать с него сапоги. Андрей даже не проснулся – его сторожевая система в голове совершенно отдельно от его сознания оценивала ситуацию и он как бы знал, что тот, кто возится с его сапогами – не опасен. А раз не опасен – зачем просыпаться?
Женщина закинула его ноги на постель, хотела раздеть, и махнула рукой – пусть так спит. Накрыла одеялом, и осторожно перелезла через него – легла рядом. Через десять минут и она спала, похрапывая не хуже любовника.
Проснулся Андрей только к полудню. И спал бы дольше – да голод разбудил. Голод, да ещё голос Шанди в голове:
– Ну хватит дрыхнуть, что ли?! Эй, ты там живой?! Вставай! Иди, лечи – у меня крылья отваливаются!
Андрей, кряхтя, сполз с постели и стал натягивать сапоги.
– Ты моё проклятие! Твоя мать специально сделала подлянку всему человечеству, отправив тебя в мир! Ты воплощённое Зло! Ты демоница!
– Хватит причитать – хихикнула драконница – иди полечи, да обедать пора. Время уже за полдень, а ты всё валяешься! Я уже два раза позавтракала, два раза потренировалась – иди, полечи меня – а то болит уж очень. Не злись.
Андрей вышел из комнаты, потянулся, закрыл её на ключ, и пошёл к Шанди.
Та сидела нахохлившись и в ауре действительно мелькали искорки боли – правда, уже поменьше, чем раньше. Походя снял боль, восстановил мышцы – уже на автомате – в привычку вошло. Потащился вниз, посадив чёрную демоницу на шею, и ворча, что похоже всю жизнь она так и будет его мучить и сидеть на шее.
Шанди хихикала и утверждала, что сидение у него на шее есть великое благоволение драконьего народа, и что он должен гордиться тем, что лучшие представители драконов удостоили такой чести простого человека.
Андрея такое утверждение привело в совершеннейший восторг, он рассмеялся, чуть не в голос, и так и сошёл вниз, улыбаясь.
Улыбку сошла, когда он увидел внизу лицо человека, которого ему меньше всего хотелось видеть. Это был Зирк.
Андрей напрягся, и мысленно передал:
– Ты видишь, кто это?
– Пока не ослепла. Бить будем?
– Пока нет. Узнаем – чего ему надо.
Зирк сидел в углу с Никатом и о чём-то мило беседовал. Никат был хмур, а когда увидел Андрея, просиял:
– Так вот же он! Он со вчерашнего дня не выходил из трактира, как залёг спать, так и дрыхнет. Опух весь со сна уже. Глянь, какой лохматый. Перебрал вчера, что ли?
Зирк внимательно посмотрел в глаза Андрею, и негромко сказал:
– Идём сюда, поговорим. Никат, оставь нас.
Никат с готовностью встал и тревожно посмотрел на Андрея, но ничего не сказал. Потом сел в противоположный угол трактира, где и замер, откинувшись на спинку стула и полуприкрыв глаза. Он весь обратился в слух, но послушать, о чём говорят Андрей и Зирк, ему так и не удалось. А говорили они об очень, очень интересных вещах.
– И что будешь делать после? – коротко спросил Зирк
– После чего? – не понял Андрей, пожав плечами – извини, не пойму, я заспался чего-то, как вчера залёг спать, так и не вставал. Полдень давно прошёл, да? Я закажу чего-нибудь. Тебе заказать? Поешь со мной?
– Позже – Глаза Зирка были немигающими и холодными, как у кобры.
– Ну а я закажу – добродушно улыбнулся Андрей – О! Олра! Распорядись, пожалуйста, чтобы нам чего-нибудь дали поесть. Мы со вчерашнего дня ничего не ели.
– Это ты не ел – усмехнулась Олра – как залёг, так и дрыхнешь. А твоя подружка уже всю печёнку в трактире слопала!
– Врёт, врёт! Всего-то пару чашек – вмешалась Шанди – должна же я была массу наращивать?!
– Должна, должна, молчи.
– Скажи, чтобы ей ещё принесли, пусть облопается. Может лопнет в конце концов – хмыкнул Андрей
– Сейчас, покормлю вас – кивнула головой Олра, и косясь на Зирка ушла на кухню.
– Я тебя боюсь – неожиданно заявил Зирк – а когда я боюсь, то вынужден защищаться. А лучшая защита, что?
– Нападение? – усмехнулся монах – а не прогадаешь?
– Боюсь прогадать – серьёзно ответил бандит – так убеди меня в том, что мне не надо тебя бояться.
– Как убедить? – рассеянно ответил Андрей, следя за приближающимися к нему подносами с едой – чем убедить?
– Чем-нибудь
– Загадками говоришь. Ладно – что случилось? Зачем ты пришёл? Почему Хасс тебя прислал, для чего? Говори открыто, хватит недомолвок. Я человек простой и прямой, как кинжал. Давай не будем словоблудничать, как Абдул.
– Никто меня не присылал. Я сам пришёл. Теперь никто не может меня прислать. Нет Хасса. Убили его, когда он выходил из дома. Арбалетчик. Его, конечно, тоже тут же зарубили, а что толку? Труп. Арбалетчик что-то кричал о мести за хозяина. Я слышал, что у Абдула была милая практика – он нанимал знахарей и внедрял своим людям в сознание слепое повиновение, и ещё – приказ мёртвой руки. Знаешь что это такое?
– Нет – ответил Андрей, принимая чашки с супом, пирогами, гуляш, пиво – всю снедь, что наставили ему нас стол – ты покушай, покушай со мной. Не отравишься. Я травлю только врагов. А ты ведь не враг мне, так же?
– Ещё не знаю – усмехнулся бандит – теперь я во главе организации. 'Приказ мёртвой руки', это когда человеку внедряется мысль о том, что за хозяина надо мстить. Мстить убийце хозяина. И человек идёт, берёт арбалет, находит преступника и убивает его, не считаясь со своей жизнью. Не может не подчиниться приказу. Вот только почему один из телохранителей, по всей видимости, обработанный Абдулом, решил, что виноват в смерти хозяина Хасс? С какого такого рожна?
– Да кто знает? – хмыкнул Андрей – вы же с ним враждовали, вот и решил после смерти хозяина отомстить.
– А откуда ты знаешь, что Абдул умер? – жёстко спросил Зирк – если ты не выходил из трактира?
– Интересное дело! Ты битых полчаса намекаешь мне на то, что Абдул мёртв! И что я должен решить? Слушай, Зирк, расскажи мне то, о чём я не знаю, потом поговорим, ладно? А я пока поем. Как поем – я тебе отвечу на твои вопросы – на какие смогу. Я ведь не много знаю. Например – абсолютно не в курсе, что твоего хозяина убили. Это стопроцентно.
– Думаю – не в курсе – серьёзно кивнул Зирк, и решившись, сказал – это же фактически ты его убил. Не сам, конечно, чужими руками. И вот как нам теперь с тобой быть? Потому я и спрашиваю – что ты будешь делать?
– Я-то? Сейчас поем, потом пойду опять поваляюсь на кровати. Потом схожу в город – надо друзей навестить, узнать, как у них дела. В лавку зайду. А больше никаких планов нет. Если ты считаешь, что я лелею план по захвату власти в криминальных структурах города – ошибаешься. Мне вы неинтересны. Ну, занял ты должность своего босса – поздравляю. Мне кажется ты поумнее, и не будешь строить планы, чтобы убрать меня и моих друзей. Кстати, у меня к тебе просьба – не бери денег с Олры за покровительство. И помоги ей, если что, если вдруг меня рядом не окажется, ладно? Просто чисто по дружески. Может и я когда-то тебе пригожусь, как друг. Ага? Покушаешь? – Андрей пододвинул бандиту блюдо с пирогами, тот задумчиво посмотрел на него и взял один пирожок, разломил пополам, одну половинку положил перед Андреем, вторую съел сам, утерев мясной сок платком из кармана. Затем коротко сказал:
– Договорились – встал, и вышел из-за стола. Андрей тоже встал, сунув в рот половинку пирожка, подмигнул:
– Всегда приятно приобретать новых друзей. Особенно таких умных. Так что насчёт Олры?
– Я же сказал – договорились. Плату за защиту не беру. Если надо какую-то помощь – окажу. В разумных пределах.
– Замечательно. Посидишь со мной? Нет? Тогда извини – так есть хочу, что живот свело. Заходи как-нибудь, посидим, пива попьём, поговорим о разном?
– Потом. Как-нибудь – криво ухмыльнулся, пошёл было к двери, развернулся. И вернулся к Андрею. Тихо спросил:
– Скажи – почему кое-кто из людей говорит, что видели в окне дома Абдула дракона?
– Они чего-то покурили, наверное! Драконов же не существует. Помнишь это пословицу – 'Пойти искать дракона'? Нет их. Бред какой-то.
– Да? Ну-ну – неопределённо ответил Зирк, повернулся и зашагал к двери трактира. За ним поднялись трое таких же 'качков', сидевших, чуть поодаль и в трактире как будто стало даже просторнее – парни были квадратными, здоровенными и заполняли собой большой объём воздуха.
Андрей сел на стул, стал жевать пирожки, но у него слегка пропал аппетит. Может уже стал наедаться, а может сказалось нервное напряжение.
Подсел Никат, возбуждённо спросил:
– О чём толковали с Зирком? Я видел, как он с тобой заключил договор о дружбе! Он с тобой 'хлеб преломил'! Ничего себе – он теперь первый босс в городе! Когда сегодня ночью вырезали всю команду Абдула и оставшиеся люди Абдула убили Хасса – он стал главным. И люди Абдула перешли к нему – те, кто остался в живых. Теперь и рынок его, и много чего. Говорят – резня была страшная. Кто-то просто порвал людей Абдула, а его грохнул, вместе с его телохранительницами. Он любил держать при себе красивых девок, делал из них телохранительниц – спал с ними. То есть – охрана днём и ночью. Звери-девки были – они ещё ведь и палачами подрабатывали. Очень искусны были в деле пыток…их боялись не меньше самого Абдула. Так что – я считаю – теперь порядка больше будет. Зирк поумнее Хасса, и его уважают. Абдул же – никто его не любил. Сдох, и сдох. Ты как, цел? Не ранен?
– А чего мне сделается? – усмехнулся Андрей – как залёг вчера спать, так только сегодня и встал.
– Ну да, ну да – понимающе кивнул Никат – спал и видел сны. Ладно, обедайте, я пока пойду схожу домой, отпрошусь у Олры. Ты сможешь посидеть за меня? Часок? Мне надо Ирсу навестить – чего-то простыла, видать. Лихорадит.
– Эй, у неё не… – Андрей остановился, положил пирог и внимательно посмотрел в глаза Никату .
– Чума? Нет, не может быть – упавшим голосом сказал вышибала – не может быть. Посидишь?
-Посижу. А может я с тобой схожу? Чем-то помогу? Я так-то немного умею лечить…
– Нет уж. Посиди – я схожу, отнесу отвара – корень настоял, от лихорадки, и скоро приду.
– Ладно. Я Олре скажу, иди, не беспокойся – и Андрей снова включился в дело поедания высококачественных продуктов.
– Ну что, подруга, засветила нас? – спросил он мысленно, глядя в пустоту.
– И ничего не засветила! Кто им поверит?
– Зирк – поверил. Он умный. Вот только почему-то решил, что это Я дракон.
– Ты?! Вот умора! Ты – дракон! Глупые люди. Драконы считают ниже своего достоинства становиться похожими на людей. Это отвратительно.
– Скажи лучше, что не могут. И эти твои…ваши, драконьи отмазки просто гнилые, как нитки в старой тряпке. Рвутся и не выдерживают критики. Человеком быть не просто.
– Да ладно. Я бы хотела – давно приняла бы облик человека. И ходить бы научилась. Только мне это претит! Ну как тебе это пояснить – это считается извращением. Вот у вас, людей, есть какие-то извращения? Ага. Так вот – у нас, одним из них считается – становиться человеком. Кто-то из драконов узнает – потом на весь мир ославят. Все откажутся иметь дело с таким драконом.
– Отмазки. Отмазки и отмазки…ладно, оставим эту тему. Не хочешь ли съездить к Фёдору с Алёной? Да заодно навестим кое-кого…
– Да поехали, прогуляемся. Заодно я там попробую немного полетать. Немного, немного! И хватит так улыбаться – я уже знаю все твои улыбки! Ну да, да, дура была. Чего теперь напоминать?
– А я разве что-то сказал?
– Да ты рожу такую сделал, что у тебя всё на ней написано!
– Ой уж – всё. Поехали. Сейчас только за курткой схожу, и в путь.
– А Никат?
– Фу, гадство…я болван – Андрей раздражённо махнул рукой – хорошо, что ты мне напомнила. Нам же нужно ждать Никата, пока он не придёт. Займёмся его работой.
– Занимайся. Я пойду – потренируюсь – Шанди соскочила со стола и побежала к лестнице. Андрей проводил её взглядом и улыбнулся – она стала сильно меняться. В её словах и действиях стала исчезать злоба, горечь, ненависть ко всему миру, обида на жизнь. Она стала более уверенной в себе, более добродушной и спокойной. Ведь что надо любому живому существу? Чтобы его любили. Чтобы у него были друзья, чтобы его кто-то ждал дома и думал о нём. Если этого нет, если душа черства, спалена злобой и ненавистью – такое существо нельзя назвать полноценным. А уж находиться с ним рядом – сущее наказание.
Такой, в начале пути, была и Шанди. Кроме комплекса собственной неполноценности, над ней довлело отношение драконов к людям – как к существам низшим, опасным, извращённым и подлым. Как крысы. Или глисты. Не зря же, даже принять вид человека у драконов считалось отвратительным и извращённым делом. Ну, как будто принять образ глиста.
Андрею стало смешно, он представил Шанли в образе глиста и рассмеялся. Впрочем – глиста он представлял себе как-то слабо – вблизи никогда не видал, если только на картинке в далёком детстве, но всё равно выглядело смешно. Червяк с головой Шанди.
Он не удержался и передал картинку своей подружке, на удивление она не стала материться и поносить его, а долго хохотала, сообщив, что он негодяй испортивший ей тренировку – она просто отпала, глядя на себя в образе червя. Когда он объяснил ей, ЧТО это за червь, она развеселилась ещё больше, и сообщила, что придумает ему такой образ, перед которым эта мерзкая картинка померкнет! – и отключилась.
Шли минуты за минутами, Никата всё не было. Прошло минут сорок, когда он появился, бледный и встрёпанный, если можно так сказать про человека, у которого на голове почти не было волос – он их выбривал каждые несколько дней. Бойцу держать длинные волосы очень невыгодно – за них легко схватить, удержать, а попробуй ухватить за лысый череп.
Никат поманил Андрея рукой и снова вышел за дверь. Андрей похолодел – беда. Точно беда. Он быстро вышел из трактира и увидел вышибалу, стоящего за углом и прижавшегося к стене дома спиной.
– Ты прав. Чума. Они все полегли – у Никата из глаз текли слёзы – крупными каплями, как дождь. Андрей ни разу не видел вышибалу в таком состоянии – из него как будто вынули стержень, он сразу постарел, как-то обвис, будто старая тряпка.
– Ты можешь что-нибудь сделать, Андрей? Помоги! Я сделаю всё, что ты скажешь, отдам тебе все деньги, что есть, что заработаю, буду служить по гроб жизни – спаси их, если можешь! – глаза Никата смотрели яростно, с надеждой и страхом. Он опустился на колени, и прижался головой к ступеням, кланяясь монаху. Тот поднял вышибалу, выругавшись вслух:
– Твою мать! Ты чего тут изобразил?! Пошли, быстро! Как далеко зашло? Какая стадия?
– Плохо. Пока меня не было – а я ночевал в трактире – они все покрылись нарывами, чёрные, совсем плохо! За считанные часы!
Мужчины шли очень быстро, почти бежали, а голос Никата был хриплым и срывающимся, на грани истерики.
– Успокойся. Раз они живы – сейчас мы их поднимем. Клянусь!
– Пожалуйста, пожалуйста – сделай это, прошу тебя!
Они уже бежали, распугивая случайных прохожих. Никат мчался как атакующий танк, сбивая всех, кто встретился на его пути и не успел отпрыгнуть в сторону. Андрей не отставал от него и лишь успевал уворачиваться от тех, кто шёл впереди и тех, кого отбросил Никат.
Через пятнадцать минут они уже подходили к небольшому домику, окрашенному в весёлый голубенький цвет, с узорчатыми ставенками и зелёным забором. Дверь во двор была полуприкрыта, Никат рванул калитку, придержал её для Андрея и они вошли в дом.
Пахло болезнью, потом, мочой – как тогда, у Фёдора. Андрей задумался на секунду – что за чёртова болезнь? Откуда она приходит и почему так избирательно убивает людей? Как проклятие какое-то… Но тут же отбросил лишние мысли, и сосредоточился на настоящем моменте.
Три кровати. На них очень красивая молодая женщина с красным, лихорадочным лицом. Ей от роду лет двадцать пять, и она действительно очень красива, какое-то прямо-таки иконописное лицо. Даже оторопь брала и думалось – как она вышла замуж за изувеченного, перемятого, как тесто Никата? Ну да, он хороший, добрый, надёжный муж, но ведь женщины любят глазами? Или не так? Андрей не был женщиной, так что на этот вопрос ответить не мог. Решил для себя – спросит у Олры. Потом.
Подошёл к детям – две девочки. Одной лет семь, другой годика три-четыре. В мать пошли – симпатичные, кудрявенькие ангелочки. У одной красное, напряжённое лицо, вторая лежит тихо и бледная. У Андрея защемило сердце, и он потрогал шею бледной, трёхлетней девочки.
– Никат, она умерла…
– Как?! Нет! Нееееттт! – вышибала бросился на колени и зарыдал – дочка, доченька! Аааааа! Ааааааа! Ирсочка моя!
– Тихо! – неожиданно рявкнул Андрей – перестань! Молчи, а если не можешь – выйди! Надо остальных спасать!
Он сдёрнул покрывало со второй девочки и задохнулся от гнилостного запаха – она вся была покрыта нарывами, из которых сочился гной. Андрей возложил руки и стал впитывать болезнь, отдавая свою ауру.
Девочка тут же порозовела, и её дыхание стало чистым, спокойным, и через десять минут от болезни остался только запах. Аура Андрея стала мутной, неприятного бурого цвета, как запёкшаяся кровь, его шатнуло и он присел на стул, опустошённо вытянув руки на колени.
– Что, что с тобой? А жену, жену? – Никат стоял, сжав огромные кулаки и трясся, как в лихорадке.
– Погоди…я должен восстановиться – с трудом выговорил Андрей. В его глазах плыло – болезнь была слишком запущенна, и он получил огромный заряд. По хорошему, стоило бы восстановиться, перекинувшись в оборотня, но при Никате?
– Никат, я сейчас кое-что сделаю, но ты должен молчать – никому, никогда, ни слова. Я могу на тебя рассчитывать?
– До гроба. Я же сказал – умоляюще ответил вышибала – только спаси её! Дочка…Ирсочка…она же была жива, когда я уходил! Ну как же так, как же так?! Это же несправедливо!
– Жизнь вообще несправедлива – Андрей расстегнул куртку и положил на стол, потом рубаху, под изумлённым взглядом Никата снялсапоги и штаны, раздевшись догола – держи дверь, чтобы никто не вошёл!
Он перекинулся в Зверя, и тут же почувствовал себя лучше. Болезнь была уничтожена механизмом преобразования. Потом снова стал человеком, и взяв штаны начал натягивать на себя.
– Так вот кто ты! – потрясённо сказал Никат – вот как ты смог! Абдул…наплевать на Абдула. Скорее, скорее, ей совсем плохо!
Жена Никата и правда была плоха – её били судороги, и похоже предсмертные. Андрей коснулся ауры – она была черна, как грязь. Заряд болезни был такой силы, что его самого начало трясти, и когда он собрал всю черноту, то в его глазах помутилось и он едва не потерял сознание. Спас голос вышибалы – тот тряс, хлопал его по щекам:
– Очнись! Очнись! Андрей, что с тобой?!
Монах, шатаясь, встал. Снять штаны уже не было сил, и он перекинулся прямо в них, разрывая в клочья. Даже Зверя трясло – количество болезни было запредельно. Андрей снова стал человеком, и сел на стул, хватая воздух широко раскрытым ртом:
– Как жена?
– В порядке – грустно ответил Никат – в порядке. Спасибо тебе.
– С тебя штаны. Мои вдребезги. Мне до трактира дойти не в чем.
– Сейчас найдём. Будут штаны – грустно сказал Никат, глядя на трупик дочери – дочка, дочка…она так любила кататься у меня на плече! Она была такой весёлой, такой славной! Что я скажу жене? Она спит, не знает… Я не смогу сказать! – Никат отвернулся, закрыл лицо руками, а плеч его затряслись, как в лихорадке. Андрей нахмурился, посмотрел его ауру – ему показалось, что и тот тоже болен. Но нет – показалось. Монах подождал пару минут, пока Никат успокоится, и спросил:
– Как хоронить думаешь? Если узнают про чуму – дом сожгут. А потом поинтересуются – почему остальные не заболели. А когда узнают, что заболели, и вдруг вылечились, начнут спрашивать – кто вылечил. И выйдут на меня. И будут большие неприятности – всем. Итак: как думаешь хоронить?
– Скажу, что она упала, и ударилась головой. И умерла. Про чуму будем молчать. Дочка всё равно не понимает, а жену я предупрежу.
– Тогда буди её…нет, погоди – дай мне штаны. Мыла, спиртное есть? Руки протереть. И вы должны вымыть всё в доме. Всё. И её тоже…спиртом. Ты в курсе, что спирт убивает болезни? Нет? Так вот – обязательно крепким спиртным, или чистым спиртом – вымыть всё. Не жалейте денег, вымойте всё. Чтобы жить спокойно. Я сейчас уйду, не хочу, чтобы она меня видела. Вы уж сами без меня, ладно?
– Хорошо. Я всё сделаю, как ты сказал – вышибала удручённо посмотрел на труп дочери и заторопился – идём, я штаны тебе дам.
Через двадцать минут Андрей выходил из дома Никата. Вышибала проводил его до дверей, порывисто обнял, сжав так, что у того перехватило дыхание, и сказал:
– Всё, что угодно. Всё. Я за тебя убью, разорву.
– Перестань – махнул рукой Андрей – береги жену и дочку. Им будет сейчас очень трудно. И вот ещё что – узнай, где они подцепили болезнь. Откуда она появилась в доме. Кто принёс – жена? Где она была перед тем, как болезнь появилась в вашем доме, кто первый заболел? Узнаешь?
– Узнаю – немного удивлённо ответил Никат – расспрошу жену.
– Хорошо. Тогда я в трактир. Ты сегодня придёшь? Да что я спрашиваю-то…оставайся дома, я тебя прикрою. Поработаю сегодня за тебя. Занимайся с семьёй.
Андрей вышел на улицу и пошёл к трактиру. Он был сильно вымотан, и телом, и душой. Смерть маленькой девочки подействовала на него удручающе и всколыхнула отвратительные воспоминания о том, как он был в плену у Исчадий, и вызывала смутные подозрения…
Скоро он был в гостинице.
Шанди уже сидела на столе, где обычно обитал Никат и поглядывала за обстановкой в зале, как заправский вышибала, Олра ходила где-то во дворе, как всегда, занимаясь логистикой и кадровыми вопросами. С ней была и Дирта – она ходила за 'мамой Олрой' по пятам, как тень – девочка её просто боготворила. Андрею иногда казалось, что девчонка его даже ревнует к своему божеству. Может так оно и было. Андрея она побаивалась, и даже непонятно – почему. Он никогда её не ругал, и Боже упаси – не бил – почему девочка его опасалась? Может отголоски недоверия ко всему мужскому роду? Наверное – так. Все мужчины вызывали у неё или подозрения, или страх, или ненависть. Андрей надеялся, что это пройдёт. Иначе создать семью Дирта никогда не сможет.
Он снял усталость и боль у Шанди, похвалил её за трудолюбие в тренировках, отчего та просто раздулась от гордости и сообщила, что сегодня махала крыльями целый час, и могла бы махать её столько же – что сильно порадовало Андрея. Похоже, что выздоровление драконницы шло семимильными шагами.
Андрей сел на место Никата – похоже, что сегодня посетить Фёдора ему не удастся. Трактиру оставаться без вышибалы совсем негоже, а тот появится не раньше завтрашнего дня. Так что – надо вспоминать свою прежнюю работу.
– А где Никат? – вырвал из раздумий голос Олры – он куда пошёл? Скоро посетители начнут прибывать.
– Беда у него – нахмурился Андрей – дочка умерла. Ирса. Он просил меня прикрыть, пока его не будет. Он только завтра придёт.
– Ой, ой, ой – ахнула Олра и присела на стул рядом – такая хорошая девочка! Он так ей гордился… Вот беда-то…а что с ней?
– Не знаю – соврал Андрей – вроде как заболела и умерла. Я ходил с ним, но было уже поздно. Он занимается похоронами. Скажи, Олра, а в городе много случаев заболевания чумой?
– А почему ты спросил? – насторожилась женщина – Никат? Если кто-то узнает, что у нас чумной вышибала – о трактире можно забыть. Никто сюда не пойдёт. Что, дочка?
– Нет, нет – они все здоровы, и Никат, и его жена (Сейчас здоровы – добавил он про себя). Расскажи мне – как появляется в городе чума, как ей болеют, откуда она берётся.
– Ну как откуда…берётся, да и всё – недоумённо пожала плечами Олра и посмотрев на Дирту, сказала – деточка, иди на кухню к девочкам, скажи, чтобы с гуляшом поторопились – уже вечер близко, скоро возчики пойдут, а они всё возятся.
– Ты не поняла – ну вот – заболел кто-то. Где он перед этим был, куда ходил, почему умер или не умер. Ведь не все умирают же?
– Наверное – не все – опять пожала плечами Олра – и что? Что-то ты темнишь…и с Никатом что-то нечисто. Давай начистоту – зачем ты про чуму спрашиваешь?
– Есть у меня ощущение, что не так просто она появляется. Когда настоящая чума приходит – вымирают целыми городами. А тут – какие-то локальные вспышки болезни, заканчивающиеся гибелью людей. А соседи живы и здоровы. Так же не бывает.
– Ой, не морочь мне голову, Андрей! Ты в такие дерби полез, голову сломишь. А мне надо кухарок с гуляшом расчехвостить. Давай, мы потом про это поговорим, ладно?
– Ладно, или к своему гуляшу, чтобы он пригорел!
– Ну не сердись! И на гуляш проклятия не шли – если пригорит, сам будешь тогда его есть! – рассмеялась женщина и убежала на кухню, а Андрей замер в углу, закрыв глаза и постукивая по столу длинными пальцами.
– Думаешь – Исчадья? – ворвался голос Шанди.
– А кто ещё-то? – хмыкнул он – ни хрена это не чума. Чума бы выкосила их, как косой. Где-то сидит сучонок, и гадит. Где? Помнишь, Фёдор говорил, что перед тем, как заболеет, Алёна была на рынке? Интересно – одна, или с Настёной? И у Никата надо спросить – где, перед тем, как заболеть была его жена. Кстати – неудобняк – забыл спросить, как её зовут. Почему-то мне кажется, что тоже на базаре. Вот только где на базаре? Там что-то случилось такое, о чём мы не знаем. Мне кажется Алёна не всё рассказала.
– А ты не преувеличиваешь? Зачем исчадьям напускать болезнь? Убить на алтаре – это в их стиле. Но болезнь? Толку-то от обычной смерти?
– А кто сказал, что это обычная смерть? Если болезнь наслал исчадье, то гибель больного добавляет манны в копилку Сагана. Даже если жертва не погибла на алтаре. Мы что-то расслабились – засели тут, в трактире, и спрятались от всего мира. А ведь исчадья-то никуда не делись, ты не забыла? Не забыла, как исчадье тебе крылья ломал?
– Я ничего не забыла. Помню каждую секунду того дня. Я была маленькая совсем. Глупенькая, мне было интересно – забавное существо пришло, манит к себе. Я и подошла… давай не будем об этом, а? У меня настроение испортилось. Я пойду ещё потренируюсь, или уж лучше поесть?
Андрей вспомнил, что он тоже сегодня не особо отдыхал, и голод набросился на него с такой силой, что живот буквально завыл. Пришлось бежать на кухю и просить здоровенный мосол с лохмотьями мяса, которое немедленно нашло место в желудке. Потом три пирога. Потом две плюшки с мёдом. Потом кружка пива. Потом ещё пирог. Потом чашка бульон. Ещё пирог.
Олра заметила в конце концов, смеясь и похлопывая любовника по плечу, что на кухне уже делают ставки, сколько он сегодня съест пирогов. Такого прожорливого мужчины нет на всём белом свете. Может потому она его и полюбила? У него всё по-крупному – есть, пить…и…вообще всё крупное.
Вечер ничем примечательным не запомнился – шумела пара возчиков, но даже выгонять не пришлось – стоило Андрею только похлопать их по плечу и попросить вести себя потише – они тут же притухли. Рассказы о том, как он поднял телегу с тонной груза обрасли такими подробностями, что он и сам бы удивился – тут уже было и то, как он не просто приподнял, а поднял в днище и протащил квартал на себе, а лошадь при этом била ногами и ржала навесу. И то, что он крикнул, и одна из лошадей упала замертво от страха…и много чего фантастического и странного. Он этого не знал, да и не хотел знать. Главное – никто не мешал ему думать, общаться со своей крылатой подружкой, время от времени ныряющей в 'тренажёрный зал', да задумчиво поглощать пирожки (Он потом узнал, что выиграла одна из кухарок, поставившая на сорок три штуки).
Ночью они с Олрой любили друг друга – нежно, сильно, но как-то по-домашнему и привычно. Её комната воспринималась уже как дом родной, а запах её тела, её волос, впитался в душу Андрея, как нечто неотъемлемое от его жизни. О том, что всё равно придётся уходить – думать не хотелось. Жить одним днём. Наслаждаться тем, что дал этот день. Что ещё ему оставалось?
Утром он встал довольно рано – выспавшийся, здоровый – отъелся, отоспался, несмотря на то, что ночью они с Олрой хорошенько помогли друг другу забыться. Никата ещё не было – он появился часа через три после рассвета, усталый, немного бледный, но спокойный. Подойдя к Андрею, он поздоровался и сел рядом:
– Спасибо тебе. И супруга спасибо передаёт. Похоронили мы дочурку. Как ты и сказал – соседям сказали, что упала и разбилась.
– Ты это…Олра будет спрашивать – ничего про чуму не говори. Я ей сказал, что заболела и умерла, но не чума. Учти. Не сдай меня. Она страшно боится за чуму.
– Я знаю – серьёзно ответил Никат – это гибель для дела. Люди не пойдут в чумной трактир – если кто-то из персонала, или его семьи заболеет – точно слухи пройдут. Ни в коем случае нельзя говорить.
– Ты вот что мне скажи – жена тебе не рассказала, где она была перед тем, как заболела?
– Да чего там не рассказывала – на базаре были. С дочками вместе. Как пришли – и заболели. Я думал – простуда. Кто же мог подумать другое? Да и что я мог сделать – эта болезнь не лечится.
– Ясно. Ладно, работай, я в город схожу. Вчера я так и не попал никуда.
– Спасибо тебе! Мы с супругой по гроб жизни тебе обязаны. Обязательно пригласим в гости, она хочет с тобой познакомиться. Я ей рассказал, кому мы обязаны жизнью…почти всё рассказал.
– Надеюсь – что только – почти – испытующе посмотрел в его глаза монах. Да?
– Да. Про ЭТО я не говорил, не бойся.
– Хорошо. Ну, всё, освобождаю тебе место – давай, бди. Я ушёл.
– Так, не наглей! Два серебряника! – Андрей сердито кинул монеты жадному извозчику, потребовавшему двойную плату – с какого рожна непонятно, и зашагал к дому Фёдора.
Тут ничего не изменилось. Андрей усмехнулся, нашёл верёвочку, хитро пристроенную в уголке калитки, и подёргал. Через минуты три калитка раскрылась, и в ней показалось добродушное широкое лицо друга, украшенное пшеничными усами.
– Наконец-то! А то я собирался уже идти разыскивать! Ты куда пропал? Мы тут скучаем. И Настёнка уже о кошечке заспрашивалась. Шанди, подружка, как поживаешь? Не заморил тебя голодом этот злостный тип? Идём, мы тебя покормим. Два дня тебе уже печёнку держу – собирались уже сами съесть – не идёшь и не идёшь. Пошли скорее – девчонки рады будут!
Андрея и Шанди окружили радостные Алёна и Настёнка, Шанди тормошили, а Настёнка сразу потащила её показыать, какой домик 'кошечке' соорудила. Та стоически воспринимала все нападки, и лишь заметила Андрею, что конечно, хорошо, когда тебя ждут, но только если не засовывают в картонную коробку, заявляя, что это теперь её дом. Впрочем – видно было, что драконница тоже рада – приятно же, когда есть друзья, когда тебя встречают и привечают. Особенно после сотни лет сидения в грязной норе.
Потом они сидели за столом, Андрей снова поглощал еду, как будто не ел месяц – организм сильно истощился после лечения семьи Никата и пользовался любой возможностью восстановить массу. Когда дошли до творога со сливками и сахаром, Андрей, с удовольствием поглощая этот десерт, сказал:
– Не к столу будет сказано, но я хочу спросить. Алён, что ты скрыла от нас с Фёдором? Что случилось на базаре, перед болезнью? Что ты не стала нам рассказывать?
– Как так? Алён? – Фёдор недоумённо посмотрел в лицо жены – что ты скрыла? Зачем?
– Я боялась. Боялась, что вы пойдёте его убивать, и нам придётся бежать. Мне хорошо тут, и я не хочу никуда уезжать. А что впереди? Что будет там? – женщина устало прикрыла глаза, потом снова открыла их, и теребя носовой платок, продолжила – он хотел меня. Сказал, что я обязана ему уступить, сейчас же, иначе он проклянёт и меня, и мою дочь. Я послала его матом. Тогда он вытянул руку, показал на нас пальцем, и сказал, что мы будем прокляты. И что снять проклятие может только он.
– Исчадье? – понимающе кивнул головой Андрей
– Ну…да. Он там, у своего храма, на базаре. Все несут ему подношение – положено так. И я подошла, положила, как все. А он заметил меня, и сказал, что хочет меня трахнуть. Так и сказал. И что муж будет только рад, что я дала адепту Сагана. Это угодно Сагану, особенно, если я окажу ему особые услуги…я не хочу говорить, что он от меня требовал. Я его послала. Хорошо ещё, что дочка маленькая, не понимает. Он и её хотел, чтобы она присутствовала. Говорит – пусть учится. Вот и всё. После этого и началось.
– Это такое здание, с высокими сводчатыми окнами, да? Возле забора рынка? – уточнил Андрей.
Его глаза были черны, как смерть, и Фёдор, глядя в них, невольно содрогнулся…
Глава 6
– С разгона, или опять с меня будешь прыгать?
– С разгона – Шанди отошла к забору, полуоткрыла крылья, и поводила ими вверх-вниз, готовя к 'пробам'.
– Может рано ей? – опасливо осведомился Фёдор – опять себе шишек набьёт.
– Во-первых шишек у меня не бывает, а во-вторых – не мешайте! Я начинаю!
Шанди помчалась вперёд, не прыжками, как обычно, а иноходью, раскрыв крылья широко в сторону. Это было похоже на то, как большая радиофицированная модель самолёта начинает разбег. Единственно что – звука работающего двигателя не было, а так – все атрибуты аэроплана.
Её ноги топотали по земле, прибитой слабым дождиком, и даже в рассеянном свете, падающем на землю сквозь осенние облака, она была прекрасна – сверкающая, как ёлочная игрушка.
Андрей, в который раз залюбовался драконницей. Жаль, что они не живут рядом с людьми – жаль, что люди не видят, как прекрасны драконы. Впрочем – как не живут? И Гара, мать Шанди, и сама Шанди, говорили, и не раз, что драконы живут среди людей, смотрят за ними, обретая облик домашних животных. И Андрей задумался – как узнать драконов среди тех живых существ, что их окружают? И тут же сделал вывод – по ауре, как же ещё. Драконница светилась особым светом – голубовато-зелёным, ярким и ровным. У животных ауры были слабыми, обычно сероватыми. Коричневатыми. Разумные существа – люди, драконы – ярко светились. У людей ауры были разного цвета, но на основе жёлтого, с вкраплениями других цветов.
Шанди разгонялась, разгонялась, и с Андрей с восторгом заметил, что между ней и землёй появился просвет, а ноги лишь слегка касаются почвы. И тут она остановила движение крыльев поджала ноги и спланировала в угол двора, врезавшись в кучу мётел, которые упали и прижали её к земле. Андрей бросился к ней, схватил, и подбросил высоко в воздух, раз, два, ловя и смеясь:
– Молодец! Орлица! Настоящая дракониха! Федь, видал, как она неслась! Только напугалась немного, и перестала махать крыльями, а так – всё, полетела наша Шанди! Ураааа!
– Ну – уж полетела – скромно ответила довольная драконница – так, немного спланировала. Но да – крылья держат. Знаешь, я ведь теперь их чувствую! Я опираюсь на них! Они меня держат и я почти перестала бояться!
– Ну, вот и славно – довольный Андрей поднял Шанди над собой обеими руками – давай сейчас я тебя толкну вперёд, а ты подхватывай воздух крыльями, и вперёд! Только не увлекайся, и не взлетай выше забора, а то кто-нибудь увидит. Хорошо ещё, что забор высокий.
– Тут все такие заборы – ответил довольный Фёдор – столица, никто не хочет, чтобы соседи к нему заглядывали. Это в деревнях всё настежь, всё видать. Ух ты, глянь – летит, и правда летит! Молодец, девочка! Андрей – ты молодец! Это же надо – собрать из кучи костей настоящие крылья и научить летать драконницу! Тебе надо присвоить звание 'учитель драконов'. Как, Шанди, достоин он такого звания?
– Достоин – хрипло крикнула Шанди человеческим, утрированным, как граммофонным голосом – Андрей, ты учитель драконов!
Они ещё с час 'запускали змея', пока не надоело и не решили, наконец отдохнуть и попить чаю. Тем более, что Настёна уже рвалась на улицу, посмотреть, чего там дядя Андрей с папкой делают, и куда дели кошечку.
Ещё полтора часа Андрей с Шанди наслаждались покоем и теплом в семье Фёдора, а потом заторопились.
– Нам пора. Надо ещё в пару мест зайти – уклончиво сказал Андрей
– Эй, приятель, надеюсь ты не побежишь сейчас искоренять супостата-исчадье? – тревожно спросил Фёдор – нам бы не хотелось сниматься прямо в ночь.
– Нет – усмехнулся Андрей – посмотреть – посмотрю, что там за урод. Но трогать его пока не буду. Потом. Придёт и его черёд. Пока что надо завершить другие дела.
– Это хорошо – облегчённо вздохнул Фёдор – а как ты догадался, что эта болезнь совсем не чума? Что это Исчадья напускают? И вообще – что это за болезнь-то? Я так и не понял.
– Просто ты меньше меня общался с Исчадьями, потому и не знаешь. Я, когда услышал про то, как болезнь внезапно развилась после похода в город – сразу заподозрил неладное. Ещё когда тебя, Алёна лечил, с Настёнкой. Странно было – вы болеете, а Фёдору хоть бы хны? Как так? Не может такого быть. И почему часть умирает, а часть нет? Чума, настоящая чума, вообще-то невероятно заразная и скоротечная штука – заразился, два часа – и труп. А тут? Несколько часов, а то и дней, и Фёдор, который ходит себе между больных. Этого не могло быть. А потом Никат – то же самое. Знаешь, что у вас общего с женой Никата? Вы очень красивые женщины. Ты бы видела его жену – красота неописуемая. Просто совершенство. Конечно, Исчадье сразу ей заинтересовался и захотел. Ведь у них как – захотел – взял. Отказали – проклял, или убил. Проклясть выгоднее – а вдруг ты передумаешь и побежишь к нему ублажать? Тогда он снимет болезнь. Уверен, они могут снимать наведённую ими же болезнь, проклятие. Так что всё логично укладывалось в рамки моего понятия их сущности. Тем более, что Исчадья на меня грозились навести порчу, и даже пытались это сделать – не смогли.
– Почему не смогли? – с интересом спросила Алёна
– Не знаю. Не смогли, и всё – пожал плечами Андрей, допил чай из чашки и встал – ну, всё, пора. Эй, летающая кошка, запрыгивай!
Шанди фыркнула, но ничего не сказала, и устроилась на плече приятеля.
Андрей попрощался, вышел из дома и открыв калитку пошёл вверх по улице к центру. На душе было хорошо – друзья живы и здоровы, Шанди почти по настоящему летает – что ещё нужно для счастья? Он не стал рассказывать друзьям о его разборках с Абдулом, о том, что те несколько дней жили под прицелом арбалетов – зачем их беспокоить? Потом когда-нибудь расскажет. Ему ужасно хотелось выбраться из этой страны, но, одновременно не хотелось уезжать – тут Олра, тут ему было хорошо. Душу разрывали противоречия и он в который раз подосадовал – ну почему нельзя, чтобы всё сразу было хорошо? Чтобы страна была нормальной, не под властью демона, и чтобы друзья были всегда с ним, чтобы была нормальная семья, и чтобы не было никаких проблем, заставляющих отправляться на край света. Ну не на край света, в чужую страну, в Балрон, но всё же…
– Эй! Эй, сюда! – Андрей махнул рукой, подзывая извозчика, и тот подскочил, высекая искры из мостовой коваными колёсами пролётки. Они быстро договорились, и скоро экипаж с грохотом нёсся по улицам, а извозчик покрикивал, распугивая прохожих и щёлкал кнутом, погоняя застоявшуюся лошадь.
– Заходи – не здороваясь кивнул Симон. Он был на удивление серьёзен, хмур и внимательно осмотрел улицу вокруг.
– Сюда садись. Заказ выполнен. Только не знаю – отдавать ли тебе все сведения – Симон был предельно серьёзен и испытующе смотрел в глаза Андрею – ты понимаешь, что будет, если ты уберёшь командира дивизии гвардейцев короля?
– А причём тут командир гвардейцев – вначале не понял Андрей, а потом, хмыкнув, сказал – ах, вот как. Значит так. Ну что же – командир, так командир. И что? Это он, с рисунка?
– Да. Ладно, я деньги взял, а возвращать их не хочу. Вот тут, на бумаге – имена всех пятерых. Все они действующие командиры гвардии, все из родовитых и очень, очень влиятельных семей. После того, как начнётся шум – будут искать того, кто их убрал. Кстати, предупреждаю – если ты меня убьёшь – вся информация сразу будет передана родственникам этих семей. Потому – убивать меня бесполезно. Я знаю кто ты, где ты живёшь, кто твои друзья. Не обольщайся – я всё выяснил сразу – предпочитаю знать, с кем имею дело. Кстати – с Хассом ты элегантно провернул – Симон усмехнулся, немного помолчал, и продолжил – теперь подумай – стоит ли их убирать?
– А с чего ты решил, что я собираюсь их убирать? И тем более – тебя?
– А это логично. Ты – убийца. Да, да, я всё знаю. Убийца высшей категории. (Ни хрена ты не знаешь – подумал Андрей – знал бы, сейчас обделался) У тебя заказ на этих людей. Ты их убьёшь, будет шум, будут искать – кто это сделал.
– К тебе придут?
– Вполне вероятно.
– Ты дашь информацию?
– Само собой – дам.
– Какую?
– А вот это правильный вопрос. Очень правильный. Ты мой клиент. Значит выдавать тебя мне нельзя. Но и не выдавать тебя – тоже нельзя. Значит – нужно выдать кого-то, кто и будет убийцей. Того, на кого всё свалят. Чтобы я дал информацию, и одновременно не дал её. Пока что я не знаю, как это сделать. У тебя есть предложения?
– Только одно – ты сдашь меня, но не засветишь тех, кто мне близок. Потому что в противном случае я приду и убью тебя. Убью страшно. Буду живого резать на куски. Веришь мне? И никто меня не остановит. И ничто. Итак – к тебе пришёл человек – опишешь меня. Заплатил денег, чтобы узнать информацию. Кто он, и что он – не знаю. Мне не надо, чтобы ты сваливал на кого-то. Впрочем – твои проблемы.
Симон посидел, подумал, пожал плечами и вздохнул:
– Что-то подобное я и предполагал. Что же, работа есть работа. Мы поняли друг друга.
Он достал несколько листов бумаги и передал их Андрею. На листках убористым почерком были написаны имена, адреса, всё, что было нужно убийце. Он коротко кивнул головой, встал и пошёл к выходу. Говорить больше было не о чем, грозить, предупреждать – глупо. Не дети же, к чему эти пафосные мелодраматические трюки.
Он вышел из дома Симона и уселся в пролётку, ожидающую его поодаль. Скомандовал извозчику ехать, и погрузился в свои мысли.
Да, задача был нелёгкой. И очень, очень нелёгкой. И десятикратно сложнее потому, что сделать то, что он хотел, было почти невозможно. И надо ли? Прошло столько лет…неожиданно для самого себя, он приказал:
– Стой – извозчик дёрнул поводья, лошадь недовольно заржала, а пассажир спросил:
– Скажи, где у вас можно снять помещение – ну, типа склад? Или конюшню?
– Хотите организовать дело? – понимающе кивнул кучер – в купеческом квартале, где же ещё. Сейчас, мигом домчу. Поехали?
– Поехали – Андрей поднял верх пролётки и уселся поглубже в полость – начал накрапывать дождичек, ветерок пробирал даже сквозь куртку, да и не хотелось показывать всем свою физиономию. Бережёного Бог бережёт.
Через полчаса они оказались в купеческом квартале. Андрей приказал извозчику проехаться по улицам, чтобы посмотреть – не сдаются ли помещения. Он уже заметил, что там, где сдают дома или что-то подобное, вывешивают табличку или рисуют мелом некий значок – треугольник. Он пытался узнать – что означает этот треугольник, но так и не узнал – мол, повелось так, и всё. И Андрей выбросил это из головы, как фактор, не относящийся к важным, влияющим на события. Ну – треугольник, да. А если бы квадрат? Или круг?
Заметив длинный сарай, похожий на склады или конюшни, с искомым знаком на двери, сказал извозчику 'стоп', и пошёл посмотреть, что это за такое за здание. Пахло сеном, навозом – конюшня. Осмотрелся – рядом дом, метрах в десяти. У кого выяснить – чья конюшня? Само собой – у соседей. Он бы мог, конечно, снять помещение через Симона – тот и занимался сдачей и продажей помещений. Но – светить заранее тайное место? Нет уж. Не надо об этом здании знать Симону. Постучал в дверь – долго не открывали, потом калитка распахнулась – женщина, лет шестидесяти. Смотрит пристально и хмуро:
– Чего ищешь?
– Хозяина конюшни. Хочу взять конюшню внаём.
Черты женщины разгладились, вздохнула:
– Я хозяйка. Вообще-то я продать хотела. Недорого прошу. Но что-то никак покупателей не найду – то ли торговля лошадьми стала плохой, то ли…как муж помер, так мне эта конюшня ни к чему.
– А много хотите?
– Пять тысяч золотых. Конюшня тёплая, зимняя, на пятьдесят стойл, плюс двор закрытый, манеж. Недорого прошу.
– Всё-таки – сколько будет стоить, если снять на месяц?
– А зачем тебе на месяц? – глаза женщины подозрительно сощурились.
– Хочу партию лошадей для пробы на продажу пригнать, надо где-то разместить. Если пойдёт – тогда куплю конюшню.
– Аааа…понятно. Нууу…двадцать золотых. Устроит? Договор сделаем, чин по чину.
– Вначале посмотреть бы – чего там внутри.
– Да, да, конечно, сейчас посмотрим. Подождите здесь.
– Только не забудьте документ – подтверждающий собственность – что там у вас есть? Я же вас не знаю.
– Шатра меня звать. Документ из магистратуры есть. Сейчас принесу.
Женщина исчезает и появляется минут через пять в накинутом тулупе и платке:
– Вот, гляди – всё нормально с документами. И печать есть. И мужа печать есть – купец Экрон. Так что не сомневайся. Пошли.
Большой замок, скрипучие ворота, запах сена, соломы. Чистые денники…стены толстенные, кирпичные – обожжённый кирпич. Система блоков.
– Это что за блоки такие?
– Муж придумал. Можно подцеплять грузы, вот по колёсикам, вдоль конюшни – тюки с сеном, ещё чего-то. Больших денег стоило – говорю – зачем тебе это? Отвечает, мол, так работать проще, один человек всех может обслуживать. Ещё делал очистку механическую – не доделал. Чума сгубила. (Опять чума! Они, эти исчадья, охренели тут совсем! А чего я хотел? Сагану нужна мана, нужны жизни людей…)
Через час, Андрей ехал в трактир, имея договор, подписанный, с печатью купца, и облегченный на восемнадцать золотых – выторговал два. Не торговаться – подозрительно – купцы так не поступают.
– Когда задумал? – неожиданно спросила Шанди
– Через неделю. Кстати, в моих планах большое место отводится тебе, учти.
– Дааа? И какое же место?
– Увидишь. Кстати, эту неделю займёмся усиленными тренировками, так что готовься. Завтра поедем за город на весь день.
– Замечательно! А на чём поедем?
– Тьфу. Эй, уважаемый. Стоп! – разворачивай!
Фёдор удивлённо поднял брови:
– Не ожидал тебя сегодня увидеть. Что случилось?
– Помощь твоя нужна. Завтра нужно поехать за город, подальше – надо Шанди тренировать. И как следует. И ещё – я предупредить заехал.
– Что, пора?
– Пора. Через неделю уезжаем. Скажи Алёне. Готовьтесь. Здесь оставаться нельзя.
– Я знаю – лицо Фёдора было спокойным, хотя восторга не наблюдалось – в общем-то я даже рад – каждый день ждал, что ты скажешь эти слова. Жизнь в подвешенном состоянии надоела. Ладно – где тебя завтра забрать? В какую сторону поедем – через южные ворота, или северные?
– Где есть гора, с пологим склоном, чистым от кустов и деревьев?
– На юге – не задумываясь ответил друг – там горы, в стороне от дороги, верстах в пяти от города. Мне за тобой ехать, или сюда подскочишь?
– Хммм…давай всё-таки за мной. Пока это я найду извозчика, пока доеду – целая история. Через час после рассвета давай, чтобы не слишком рано.
– Сделаю. Сейчас Алёне скажу насчёт переезда – она будет не шибко рада… – Фёдор грустно усмехнулся.
– Федь, не рви душу, а? Мне тоже не очень хочется уезжать, но чувствую – мы тут не засидимся в любом случае. Кроме того – скоро шум большой будет.
– Как тот, что после убийства Абдула? – проницательно сощурился Фёдор
– Откуда знаешь? – поднял брови Андрей
– Хммм…если ты не говоришь – я не могу сложить дважды два? Слухи ходят, Андрей – про драконов, про какое-то существо, что бегает по ночам и пугает прохожих. Что это существо убивает негодяев. Народ на базаре только об этом и говорит.
– Базар…тоже мне – источник информации – скривился Андрей
– А ты не недооценивай базар. Это источник информации, источник слухов, и если уметь отделять ненужную информацию от той, что нужна – можно узнать много дельного. Засветились вы. Как бы Исчадья не всполошились. Ты бы прекратил ходить с Шанди на плече – пусть посидит дома. Или как-то ещё…уже все тебя знают – слухи, что в трактире Олры сказочный богатырь, жонглирующий лошадьми. И на плече у него всегда сидит чёрная кошка. Чего ты там такое натворил, что все уже знают? Чем ты там жонглировал?
– Тьфу! Телегу приподнял, всего делов-то – сплюнул в сердцах Андрей
– А разнесли – ты там чуть не в каждой руке по телеге держал. И Зирк к тебе на поклон ходит…
– Ух, бред какой…ну всё, мы уехали. Завтра жду – Андрей попрощался, дошёл до пролётки с извозчиком, терпеливо ожидавшим выгодного клиента, и поехал в трактир. Настроение у него резко испортилось.
'И что я думал? Что всё останется незамеченным? Даже когда бежишь по улицам – за окнами ведь живые люди. Может кто-то воздухом подышать подошёл, или выглянул на улицу просто так – не спалось. И вот – результат. И Зирк чего-то там намекал. Горит земля…неделю – максимум. И надо уезжать'.
Тишина. Стих трактир, стихли усталые кухарки, похрапывая во сне, спит Дирта, улыбаясь и прижав к себе куклу, что подарила ей Олра – у неё никогда не было игрушек, и теперь девочка не расстаётся с этих чудовищем, с намалёванными красными щеками и тряпошными мягкими руками. Никат ушёл утешать жену, и делать новую дочь – он сильно переживает и совсем перестал улыбаться. Спит город – даже уличная шпана разбежалась по своим притонам и валяется, обкуренная маком и захлебнувшаяся в дешёвом вине.
– Хорошо с тобой. Так хорошо, что и представить не могу – женщину уткнулась аккуратным носиком в плечо Андрею, и тихо дышит, щекоча его тёплым воздухом из ноздрей. Поёжился, погладил её по руке, обнимавшей через грудь.
– Поедешь со мной?
Напряглась, замерла:
– Когда уезжаешь?
– Через неделю.
– Надолго? Или…навсегда?
– Не знаю. Не знаю…мне здесь оставаться нельзя. Я и на тебя беду навлеку. Хочу, чтобы ты уехала со мной.
– И что мы будем делать? Куда ты вообще собрался уезжать?
– В Балрон. В Анкарру. Что делать? Купим трактир. То же самое и будешь делать, что и здесь.
– А люди? Люди как? Их куда?
– Поставишь управляющего. Будет работать, передавать тебе прибыль через посыльных.
– Разворует. Растащит всё. Всё, что мой отец делал, всё, что я строила, берегла долгие годы…
– Я тебе дам денег – не хуже трактир построишь. И этот можно продать – он в хорошем месте стоит, купят. Тут опасно.
– А где не опасно? В Анкарре не опасно? Ты шутишь?
– Нет, не шучу. Там хотя бы исчадий нет. А тут – безобразие. Там ещё в бога верят, а здесь…
– Кому надо и здесь верят. И для этого не нужно храмов. Бог в душе. А исчадия – чего они нам, исчадия. Они нас не касаются. Живём себе и живём.
– Пока не касаются – так и вы и живёте. А как коснутся? Тогда что будете делать?
– Я как-то не думала над этим (Неуверенно) – так-то я не против уехать…но через неделю – никак. Надо подыскать покупателя на трактир, надо организовать переезд, устроить людей – я же их не брошу, в конце концов.
– У меня будет тебе сюрприз – через неделю. Перед отъездом.
– Как-то подозрительно и многообещающе – усмехнулась и погладила выпуклую, мощную грудь любовника – что за сюрприз?
– Какой это сюрприз – если ты о нём узнаешь заранее? Нет уж. Потом скажу, как время придёт. Кстати, как у тебя самочувствие? Не тошнит?
– Отличное самочувствие, на удивление. Слышала, что многие женщины страдают – тошнота, рвота, а у меня как будто и нет беременности! Это всё благодаря тебе, я знаю. Спасибо тебе.
– Из спасибо шубу не сошьёшь. Где реальная благодарность? Выраженная в правильных действиях?
– Сейчас будет…иди-ка ко мне…так…так..охххх…ну ты и силён всё-таки…не останавливайся, убью, если остановишься! Охххх….
– Далеко ещё? Боюсь, застрянем – Фёдор внимательно осмотрел место, и направил лошадей под высокую сосну – давайте-ка мы пешком пройдёмся – пройтись метров двести не помешает. Для здоровья полезно. Небось, растолстели на сытных харчах в трактире!
– Сам-то! – фыркнула Шанди – пузо-то вон какое отрастил.
– Это не пузо. Это стратегические запасы – парировал Фёдор – пошли быстрее. Не терпится посмотреть, как ты в небесах парить будешь и плевать на нас сверху.
– Обязательно плюну. Как же не плюнуть-то, если можно плюнуть? Согласись!
– Ну, в общем, да… – раздумчиво заметил Фёдор – для того и влезают в вышину, чтобы поплевать на тех, кто ниже тебя. Разве не так, Андрей?
– Ну вас нафиг – рассмеялся монах – вы слишком глубокомысленны, аж до тошноты. Мой слабый разум не понимает ваших аллегорий.
– Никаких аллегорий – это Фёдор там чего-то придумывает, философствует – рассмеялась Шанди – а знаешь, почему? Федь, сказать?
– Предательница! Когда-нибудь тебе нос-то прищемят, чтобы не совала, куда не надо! – грозно зашевелил усами мужчина
– А чего я…ничего. И даже не видала, как он бутылку в карман прятал!
– Чтоб ты в дерьмо коровье приземлилась! А лучше – в человечье!
– Тихо вы – улыбнулся Андрей – послушайте лучше – никого вокруг? Я за вашей болтовнёй никак прислушаться не могу. Нам лишних глаз не надо. Кстати, Федь, ты опять за бутылку? Какого хрена?
-И ничего не за бутылку…в честь полёта можно! Насчёт глаз – да кто тут будет? Мы забрались в глушь, тут нет деревень, а тракт в пяти верстах отсюда. Эта дорога, вижу, к покосу идёт. Осенью тут никто не ездит. Так что сейчас выйдем на склон горы, и лети, метла!
– Сам метла! – запоздало крикнула Шанли и забралась к Андрею на плечо – знаешь, меня что-то трясёт всю. Я так волнуюсь…не забыл ли ты взять чего-нибудь поесть?
– Не забыл, не забыл – усмехнулся 'драконий учитель' – пошли, ребята.
Тропинка, усыпанная осенними листьями…голые стволы деревьев, намоченные мелким нудным дождиком. Андрей поёжился и поднял воротник. Холодно, да. А что делать? Не в городе же тренировать Шанди в настоящем полёте?
– Ты думаешь, я смогу? – с надеждой смотрит в лицо друга – я полечу?
– Уверен! – сказал, а в глубине души копошатся сомнения – а если врежется куда-нибудь? Хряпнется с высоты, и костей не собрать? – конечно уверен! Ты самая лучшая летунья в мире! Остальные драконы тебе и в подмётки не годятся. Даже твоя мать. Кстати, когда ты с ней в последний раз связывалась?
– Сегодня утром… – я всегда с ней на связи.
– А чего молчала? Я-то думал, она тебя забросила, и всё.
– И ничего подобного. Просто она считает, что не должна вмешиваться в дело воспитания. Раз отдала меня воспитывать 'драконьему учителю', значит так и должно быть. Зачем лезть?
– Интересная новость – усмехнулся Андрей – ладно, потом обсудим. Гляди – видишь склон – там высовывается здоровенная глыба. С неё удобно стартовать – не бойся, ты лучшая летунья в мире. Уверен. Иди туда, залезай на глыбу, и прыгай. Я рядом, если что.
Шанди быстро понеслась вверх по склону, а у Андрея замерло сердце – как пройдёт? Говорить уверенные слова, важно вещать – одно. А вот что получится в итоге…
Драконница приняла свой драконий вид, забралась на камень, посмотрела вниз:
– Ух, страшно! Ты соберёшь меня, если что? Разбросаю тут свои косточки…
– Может тебе из Фединой бутылки отпить? – усмехнулся Андрей
– К сведению – алкоголь на нас не действует. У нас организмы другие. А что действует как алкоголь – не скажу. Фигу вам.
– Не очень-то и интересно. Так – ты чего там болтологией занимаешься? Чего время оттягиваешь? Ну-ка прыгай, или я сейчас пойду и сам тебя скину!
– Злыдень проклятый! Изверг! Ааааааа! Лечу! Я лечу! Ааааааа! Аааааа! Мама, я лечу!
Андрей вздохнул, и отпустил закушенную губу, прижав её тыльной стороной ладони – да, она летела. Летела красиво, плавно и мощно размахивая крыльями, рассекая воздух, как истребитель. Несколько секунд – и Шанди исчезла за горой, как будто и не было никогда никакой маленькой драконницы. Андрей даже немного расстроился – вот сейчас махнёт крыльями, плюнет им на маковку, и улетит…куда глаза глядят.
– Как тут классно! Если бы ты мог летать! – послышался голос Шанди – как прекрасен мир!
Драконница показалась точкой на горизонте, заложила вираж и неловко приземлившись, хлопнулась на тот камень, с которого вылетела в свой настоящий полёт.
– Ой! Больно! Надо приземление отрабатывать. Ничего, научусь…ну, как? Вам понравилось? Чего молчите-то?
– Ты была великолепна! – искренне ответил Андрей – у тебя получается даже лучше, чем я думал. Теперь – сделаем одну штуку. Ну-ка, прими свой реальный облик!
Замерцал воздух, и на месте маленькой драконницы, размером с большого голубя, возник Дракон.
Андрей с восхищением посмотрел на Шанди:
– А так всё-таки красивее! Слушай, а ты вроде как даже подросла за это время. Гляди, какая толстая сделалась. Интересно, как ты умудряешь наедать основное тело с помощью своего мелкого изображение, проекции.
– Вам не понять – рассмеялась драконница – и вообще – брехня. Я не толстая, я сильная! Это мышцы. Натренировала. Ну, держитесь! – драконница прыгнула с камня, распахнула крылья и заработала ими со всей силой своих могучих мускулов. Вокруг замерших Андрея и Фёдора завихрился ветер, поднимая тучи листьев, разбрасывая веточки, миг, и она уже плывёт на деревьями, уходя всё дальше и дальше в небо.
– Слушай – такое впечатление, как если бы лошадь поднялась и полетела – потрясённо прокомментировал полёт Фёдор – а я всё – Шандичка, Шандичка, а в ней тонна, не меньше, весу! Как же они умудряются поднять такой вес? Это сколько они энергии должны потратить?
– Честно говоря – сам не знаю, как они поднимают этот вес – признался Андрей – драконы мне говорили, что как-то умеют уменьшать вес своего тела, перекидывая его в подпространство. Как перекидывают своё основное тело, оставляя здесь лишь проекцию. Так же они и меняют внешний вид, принимая чужие образы. Только не спрашивай меня – как. Это драконья магия, нам недоступная. И пониманию недоступная. Даже не хочу спрашивать, как это происходит – только голову сломаешь.
– Что это? – с удивлением показал Фёдор – кто это с ней? Их двое!
– Точно… – удивлённо протянул Андрей и спросил – Шанди, кто с тобой?
– Мама прилетела! Мама! Хочет тебе сказать спасибо!
– О боже! Как она огромна! – со страхом сказал Фёдор, глядя, как крылья громадной драконницы Гары, закрывают небо.
Почему-то Андрею запомнилось, что она была поменьше, может разъелась? Она была не просто велика – громадна. Размером в десять Шанди, с крыльями, превышающими размер крыльев дочери в несколько раз, с уродливой, и одновременно прекрасной головой, украшенной гребнями, с белыми клыками и красно-синей чешуёй – Гара вызывала почтительный ужас и восторг. Андрей уже как-то и отвык от её вида. А уж что говорить о Фёдоре, никогда не видевшем этого чудо? Он замер, с отвисшей челюстью, и лишь когда драконница приземлилась перед ними на склон, осыпав старыми листьями с ног до головы, очнулся, и достав из кармана бутылку с вином, осушил её до дна. Только после этого его глаза приобрели осмысленное выражение.
– Привет, Андрей! – громыхнул голос Гары – я обязана тебе. За мной огромный долг, который вряд ли может быть оплачен – драконница наклонила голову и поклонилась Андрею, отчего её голова, возвышавшаяся в нескольких метрах на людьми, стала вровень с их головами – Шанди здорова, и даже неплохо воспитана, как я вижу. Как хорошо, что я в тебе не ошиблась и не съела тогда, когда встретила!
– Мам, если быть объективными – он не очень-то и дал себя съесть, если ты забыла? – усмехнулась Шанди, и в её ментальном голосе прорвался некий оттенок ревности
– Защищаешь друга? У моей дочери появились друзья? Дочка, ты становишься взрослой. Я счастлива. Теперь, давайте решим – ты остаёшься с ним, с Андреем, или летишь со мной? Ты всегда хотела летать вместе со мной, ведь так? Охотиться, парить над гладью океана? Ну, что?
Шанди долго молчала, потом вздохнула, и сказала:
– Мам, я пока останусь с Андреем. Не могу его бросить. Вдруг с ним чего случится – кто ему поможет? Без меня ему будет плохо, правда, Андрей?
– Правда – Андрей сглотнул комок в горле, и откашлялся. Его глаза слезились – осенний ветер бросал песок и ледяным дыханием выдувал из тела тепло
– Всё правда. Мне без неё будет очень плохо. Она мне ведь как сестра. Не могу даже представить себе, как буду без неё.
– Ну что же – пусть будет так, кивнула Гара – если я понадоблюсь – позовёте. Я рада за тебя, дочка. И подарочек возьмите – поедите как следует. Шанди нужно хорошо питаться, сил много на полёты требуется. Держите! – только сейчас Андрей заметил, что драконница сидит на туше оленя, держа его когтями. Она легко, как тряпочную, подняла трёхсоткилограммовую тушу лапой и бросила к ногам людей – Фёдор вздрогнул, и схватился рукой за плечо Андрея, как будто ища защиты. Затем Гара захлоплала крыльями, снова подняв ураган, скакнула со склона вниз, и вот уже, её гигантские паруса-крылья понесли это чудо природы в небо.
– Как ты умудрился развести костёр? Тут ведь всё мокрое! – Андрей с удовольствием вгрызся в кусок жареной оленины, истекающий соком – мммм…как вкусно! Шанди, умеет твоя мама выбрать дичь! Мясо прямо-таки тает во рту!
– Опыт. Поохотишься десять тысяч лет – и тоже научишься выбирать жирненького оленя – драконница поодаль с хрустом дожевала ляжку оленя и довольно рыгнула.
– Фффууу..где твои манеры, девушка! – поддразнил Фёдор
– Манеры? – задумчиво спросила Шанди, открыла пасть, похожую то ли на пасть крокодила, то ли на ковш экскаватора, запустила туда лапу, и поковырявшись когтем в зубах, чего-то достала и с удовольствие всосала обратно – хорошие у меня манеры! На свои-то посмотри!
– Меня сейчас вырвет – страдающим голосом сказал Фёдор – я не могу видеть такую невоспитанность! Андрей – ты когда преподашь её уроки хороших манер?
– Тебя вырвет потому, что ты выжрал уже две бутылки вина…вру – три. И сожрал кусок мяса с килограмма на четыре! – мстительно заметила Шанди.
– Меня с вина не тошнит – заметил Фёдор и поудобнее устроился у костра – ох, как хорошо…а я бы тоже полетал! Жалко, что у меня нет крыльев… ай, ай, гадина! АААААА!! Андрей, Андрей! Чего она делает! Ааааааа! Ааааай!
– Шанди, перестань! – Андрея начал бить истерический смех, и он никак не мог остановиться – Федь, ты же мечтал полетать! Шанди, осторожнее! Детка, ты ещё не очень хорошо летаешь! Не урони! Шанди!
Драконница, пока Фёдор, полуприкрыв глаза устраивался у костра, разогналась, и схватив его на ходу за шиворот, поволокла вверх, в небо, как сокол, налетевший на суслика. Фёдор, конечно, не был сусликом, с его ста тридцатью килограммами весе плюс одежда, но… В общем он висел, орал, матерился и требовал спустить его назад, под хохот драконницы. Наконец, она нахулиганилась и приземляясь плюхнула его на склон горы, приземлившись чуть поодаль и опасливо отбежав подальше.
– Ну, ты гадинааа! Ну Шандючка – погоди, вот станешь опять 'кошкой', я тебя за шиворот-то оттреплю! Вот негодяйка, а? – жалобно сказал Фёдор – я сейчас обнюхаюсь! Мне кажется – я того…
– А чего цеплял её? – рассмеялся Андрей – Шанди, пожалуйста, не делай так больше. Предупреждай заранее. А вообще – молодец. Поднять такой вес! Скажи, а какой вес вообще могут поднять драконы?
– Точно не знаю – хмыкнула довольная драконница – точно знаю одно – до собственного веса. То есть – сколько я вешу, столько могу нести. Некоторые могут и больше. Мне мама показывала картинки – её знакомый самец дракон нёс в когтях кита! Представляешь, какой вес? Если мы можем уменьшать свой вес, значит можем уменьшать вес и того, что несём в когтях. Как действует этот механизм – я не знаю, но это так.
– А когда ты несла его – устала?
– Есть, немножко. Вон он какой здоровенный. Оленины слопал столько, сколько сам весит. Конечно, мне его трудно нести. Но, в общем-то, терпимо. Я бы могла его отнести до города и обратно, и не уронить.
– Я не согласен – у тебя есть учитель, вот его и носи! Хулиганка! И не подходи ко мне даже!
– Да я не собираюсь тебя трогать, чего ты там разволновался-то? – хихикнула драконница – Андрей, не хочешь полетать?
– Только не роняй, ладно? – нервно усмехнулся драконоучитель.
– Перестань. Ты поменьше весишь чем Фёдор, да и скорее я сама упаду, чем тебя выпущу!
– То-то и пугает – пробормотал Андрей – а как летать? На твоей маме мы сидели с удобствами, спина-то у неё вон какая. А ты как будешь меня держать? За шиворот? Не хочу за шиворот – это Фёдор пусть так летает, ему всё равно. Не всё равно? Ну и мне тоже. И ещё – а как ты разгоняться будешь? Пока плохо представляю это.
– Я могу только с разгону – пока только так. Ты становишься на чистом месте, я разгоняюсь, взлетаю, цепляю тебя лапами за спину и тащу. Пойдёт?
– Хммм…как-то не нравится мне быть сусликом в когтях ястреба. А с места? Попробуй взлететь вертикально. Без разбега.
– Ну, не знаю…(неуверенно) Я не пробовала ещё.
– Так пробуй, пробуй! – не выдержал Фёдор – ты мне воротник чуть не оторвала! Тренируйся!
– Тренируюсь! А если сейчас под руку вопить не перестанешь – сейчас я тебе ещё и рукава оторву!
– Андрей! Приструни свою агрессивную воспитанницу! Она обижает пожилых, беззащитных людей!
– Так, тихо все! Шанди, попробуй взлетать вертикально – это очень важно. Ты должна этому научиться. Я тебе потом расскажу, как это важно. У нас с тобой неделя, чтобы ты научилась этому искусству. Иначе – все планы летят к чёрту.
– Хорошо…сейчас попробую – Шанди отошла от костра и встала, распустив крылья. Потом захлопала ими, пытаясь взлететь, и тут же плюхнулась вниз, приземлившись на зад.
– Не получается – досадливо рыкнула драконница – не могу!
– Не спеши. Не надо спешить. Пробуй. У тебя обязательно получится! Так, так…ничего, ещё разок, ещё!
Неделя пролетела так быстро, что Андрей и не заметил. Рано утром он уходил, оставив Шанди отсыпаться и отъедаться – каждую ночь она вылезала из окна трактира, и как летучая мышь, носилась над крышами домов, на тёмным городом – туда, где ждали поля, леса. Она упорно летала и летала, тренировалась и тренировалась. На её крыльях уже почти полностью отросли чешуйки, и теперь она вся переливалась в свете луны. Те, кто случайно видели её над городом, или проносящейся над полями, говорили, что появились демоны. Особенно, когда начали находить оторванные головы косуль и оленей – Шанди почему-то не нравилось разгрызать черепа. Она говорила, что не может питаться вместилищем разума, это слишком по звериному. Предпочитает выедать мозг морально.
Шанди всё-таки научилась взлетать вертикально вверх, хотя для этого требовались большие усилия, и пять ночей тренировок.
На шестую ночь они с Андреем впервые полетали вместе.
Они ушли из трактира в ночь – Олра пыталась узнать, куда они собрались, но Андрей лишь отшучивался – погулять! Подруга слегка обиделась, и отстала – Андрей не сильно переживал, зная, что ночью она его простит… Парочка летунов отошла подальше, на пустырь – тот самый, где некогда бился на дуэли Андрей.
– Тихо? Никого?
– Тихо. Превращайся.
– Готов?
– Угу. Держи крепче! Давай!
Шанди подпрыгнула вверх и мощно забила крыльями, обхватив Андрея лапами за поясницу. Потом она изменила направление движения своих 'полотнищ' и начала медленно сдвигаться вверх и вперёд, уходя по косой черте в небо. Андрей смотрел вниз, на удаляющиеся дома, на тёмный город и наслаждался полётом. Это было так, как будто он словесными командами управлял махолётом:
– Левее. Быстрее, вперёд. Выше, поднимись на десять метров. Хорошо. Теперь набери максимальную скорость! Вот так!
Воздух свистел в ушах, крылья драконницы вспарывали осеннюю ночь, и хотя ветер резал глаза и задувал в уши, Андрею хотелось петь – полёт, это прекрасно!
– Как я тебе завидую! – искренне сказал он – я тоже хотел бы летать! Как великолепно!
– Согласна. Это великолепно – рассмеялась Шанди ещё быстрее заработала крыльями, так, что через несколько минут они уже выскочили за пределы города.
– Всё, возвращаемся. Шанди, хватит, неси обратно. Пока летим, я тебе расскажу, слушай меня. Итак, завтра ночью…
Все эти дни Андрей уходил из трактира с одной целью – следить за своими жертвами. Он знал имена всех, он уже знал их в лицо, знал по фигурам, знал, как они выглядят, чего едят, чего пьют. Он следовал за ними, когда они выходили из дворца, знал особняки, в которых они жили. У Андрей были сведения Симона об составе охраны, о том, где можно их найти. Но этого было мало. Он мог убить их много, много раз. Многими способами. По одному. Но не это было ему нужно. Его план был радикальнее и страшнее. Он хотел сделать так, чтобы наказание было страшным, и чтобы подонки знали, за что умирают. Ну что проку, если ему в глаз воткнётся стрела или болт арбалета, или воткнётся метательный нож? Что с этого? Преступник должен знать – за что наказан. И что наказание будет таким же страшным, как преступление.
Времени для полноценной работы по объектам слежки было не очень много. Всего неделя – это очень даже мало. Но почему-то Андрей чувствовал, что ему нужно покинуть столицу именно через неделю. Что это было? Предвидение, или же опыт человека, много лет находящегося на нелегальном положении? Кто знает…но он знал, что про него не забыли, что погоня идее по пятам. Кто это мог быть? Люди графа Баданского? Или же адепты Исчадий? Он не знал. Но чутьё зверя подсказывало – уходи. Уходи!
Фёдор и Алёна срочно укладывали имущество, готовясь к поездке, вздыхая и сопя. Дом продали – с потерей в цене, тому же Симону. Считай – за полцены. Тот был очень доволен. Но бросать дом просто так было глупо – сожгут, или разграбят.
Сходил Андрей и на базар, посмотрел на исчадье, насылавшего порчу. Это было в последний день перед 'Ночью длинных ножей', как он потом её называл.
Он вошёл в храм исчадий, настороженный, как зверь, идущий по опасной тропе. Стояли обычные урны для сбора средств – все подходили, клали туда монеты. На стенах храма исчадий висели обычные их 'иконы' – какие-то страшные лики, вернее – морды. Исчадье в красной хламиде сидел на возвышении, в кресле и следил, как прихожане делают подношения, иногда подзывая кого-то из толпы прихожан, и что-то им говоря. Андрей прошёл к ящику для подаяний и бросил в него серебряник – меньше не было, а специально разменивать идти неохота. Он повернулся уходить, увидев то, что хотел увидеть, когда неожиданно исчадье его окликнул:
– Эй, ты, иди сюда!
– Я? – Андрей недоумевающее поглядел на исчадье, и коснулся груди рукой, как бы не веря ушам
– Ты, ты – сюда иди.
Андрей подошёл и уставился в лицо исчадья. Это был мужчина лет тридцати, с толстыми, как раздутыми, губами, слегка на выпяченными. Глаза белесые, навыкате, цепкие. Длинные волосы – редковатые, ухоженные и чистые. Почему-то бросилось в глаза – пот на лбу. Чего вспотел? В принципе – в храме было сильно натоплено, горела печь. Рядом алтарь – с отвращением увидел бурые потёки и почувствовал сладковатый запах тлена – чуть не передёрнуло. Сдержался, и молча стал ожидать слов исчадья. Тот помолчал, и подозрительно осведомился:
– Кто такой? Откуда? Я тебя раньше не видел. Купец? Чем торгуешь? Что-то твоя физиономия мне подозрительна. Не пойму – где я тебя видел?
– Лошадьми хочу торговать, сам с юга – спокойно ответил Андрей – вот, смотрю, цены какие узнаю. Только что приехал в город. А что, случилось что-то?
– Тебе-то какое дело? Я спрашиваю, ты отвечай – холодно отбрил исчадье – что-то в тебе такое…неправильное. Какая-то дрожь у меня от тебя…ну-ка, пошли за мной!
– Куда? – напрягся Андрей
– За мной иди, говорю! Раскудахтался! Проверим тебя…может ты боголюб скрытый.
Исчадье встал, и не оглядываясь пошёл в помещение за алтарём, в небольшую дверь, в которую, чтобы войти, надо было наклонить голову.
Над дверью находился рисунок Сагана, попирающего светлого бога, пронзающего его здоровенным кривым ножом. Похоже, что по задумке проектировщиков этого здания, каждый входящий волей-неволей должен был преклонить голову перед великим Саганом, наклоняясь при входе. Андрей усмехнулся про себя – глупость и пафос. Внешне можно и прогнуться, а кто следит за 'прогибанием' внутри?
За дверью оказалась довольно большая комната – с алтарём, и широкой кроватью посредине. Простыни измяты и валялись чьи-то трусы – явно женские, с кружавчиками. Тут, видать, и пользует своих прихожанок этот адепт – подумалось Андрею. Трусы только что-то совсем маленькие, как детские. Ему стало противно, и монах отвёл глаза от этого предмета интерьера.
– Сюда иди! – адепт подошёл к большому распятию, перевернутому вверх ногами, где вместо бога была изображена распятая женщина, в которую Саган вонзает нож – целуй крест!
Андрей посмотрел на распятие – оно было в тёмных пятнах. Потом посмотрел на адепта, и тихо сказал:
– Пошёл на…
– Боголюб. Так я и знал. Я вас, паскуд, за версту чую. Братья мне всегда говорили – Хедран, у тебя чутьё, как у зверя! То-то ты так косился на лики Сагана, тварь. Ну что же – умри, тварь! – он направил на Андрея палец руки и замер с торжествующей улыбкой.
Андрей почувствовал, как его серебряный крестик, который он держал в потайном кармашке на груди, в рубахе, ожёг ему грудь. Андрей невольно поморщился – потом справился с собой и перевёл взгляд на адепта Сагана. Тот вытаращил глаза, и его улыбка медленно сползала с лица.
Андрей сделал шаг вперёд, к шарахнувшему мужчине, и прежде чем тот закричал, или же схватился за лежащий возле распятия кривой нож, коротко и сильно ударил тому в грудь так, что услышал хруст костей. Исчадье запрокинулся назад, упал, ударившись головой, и из его рта потянулась кровавая струйка. Андрей наклонился, пощупал пульс – адепт был мёртв. Удар раздробил ему грудную клетку и острые осколки рёбер воткнулись в сердце.
Монах перевернул мертвеца и вытряс его из длинного красного плаща с капюшоном. Быстро надел плащ, оглянулся – стоило бы обыскать комнату – может деньги тут есть, в путешествии пригодятся – в дороге ничего не лишнее. Деньги лишними не бывают. Потом передумал – времени мало, надо уйти, пока никто не пришёл. Никто из его коллег. Иначе будет большой шум, а ведь ночью акция – нельзя поднимать шум. Ещё посмотрел вокруг, обошёл вокруг кровати, прикинул – ощупал матрас, приподнял его – ну да, под матрасом имеется полость, углубление. Подхватил труп исчадья, перетащил, накрыл матрасом, застелил одеялом – вроде как спутанные простыни, одеяла, и всё. Если кто-то заглянет – не сразу хватятся. Тем более, что сейчас адепт 'уйдёт'. Заметил на полу кровь – сморщился. Всё надо вытирать. Схватил полотенце, ещё одно – вытирал, пока не осталось ни капли. Полоденца спрятал под простыни. Есть. Теперь валить отсюда. Надвинул капюшон, запахнул – лица не видно, особенно если наклонить голову. Немного коротковат, но ничего, пойдёт. Выглянул в дверь – две женщины кладут подношение. Вышли. Больше никого. Быстро выскочил, прошёл к выходу и зашагал по улице. Прохожие шарахаются, как от чумы – исчадье, лучше его не трогать – убьёт, или проклятье напустит. Никто не смотрит в глаза. Не старается увидеть лицо. Главное – 'своих' не встретить, те живо заинтересуются – куда бежит коллега. Завернул за угол, бросился в кусты. Скинул хламиду, свернул, засунул под корень гнилой берёзы. По кустам прошёл вдоль базарного сквера, осмотрелся – вдали какие-то прохожие, но всё тихо. Получилось удачно – хотел исчадье утром грохнуть, после того, как разберётся с делами, а видишь, как получилось. Всё что бог не делает – всё к лучшему. И вправду так.
Зашагал к центру города, ловить извозчика. Теперь исчадье не скоро спохватятся – если только он не должен был вечером служить службу…чёрт! А ведь должен. У них же в двенадцать ночи служба! Ну и чего теперь? А ничего. Может проскочит, а может нет. Что теперь – целовать окровавленные богомерзкие деревяшки? Нет уж. Нет. Точка. Что вышло, то и вышло.
Извозчик за серебряник мчит в трактир. Привычная уже суета, хлопоты, сопящая на постели Шанди, развалившаяся поперёк кровати – пусть спит. Сегодня будет тяжёлая ночь.
Особняк – тёмный, но во дворе какое-то шевеление. Сторож ходит? Андрей замер в тени дерева и задумался – хозяин дома подонок, да, а слуги? Чем виноват этот сторож? Извечная проблема – 'ты виноват лишь тем, что хочется мне кушать'. Увы – если придётся убить – значит убить. Вариантов нет. А у него семья…а у него дети. Выругал себя – стареет, что ли? Раньше о таком не задумывался. Убивал, и всё. Теперь – семья, дети…того и гляди у самого семья заведётся – может потому и так расслабился? Выбросил лишние мысли из головы и сосредоточился на задаче: проникнуть в дом. Найти хозяина особняка. Уйти без шума.
Разделся, сложил вещи под дерево – крестик оставил дома, в трактире (Дома?! Ничего себе…мда. Дом…) Боялся, что придётся бросить вещи, потому и оставил.
Время идёт, уже за полночь – самое то для тайных операций. Уже разоспались, а до утра далеко. Помчался Зверем вокруг дома – не может быть, чтобы нигде нельзя было войти. Бесполезно. Забор метра четыре высотой, с острыми пиками наверху, но хуже всего – запах собак и топот лап по мостовой – они на ночь выпускают собак. Убить псов не сложно, а шум? Будет столько шума, что безболезненно не уйдёшь.
– Готовься. Заберёшься меня через пять минут возле дерева.
– Хорошо, я готова – голос Шанди спокоен.
Встал у дерева, приготовился – накрыла огромная тень, цепкие лапы схватили поперёк туловища (снова перекинулся в человека), потащило вверх.
– Балкон видишь? Туда давай.
Шанди, как громадная летучая мышь зависла над домом. Её крылья работали как у бабочки, она висела в воздухе – много, очень много тренировок, много усилий, но если медведя учить – на мотоцикле сможет ездить. Отпустила, Андрей спрыгнул на широкую площадку, опоясавшую фасад с улицы. Видимо, тут гуляли, дышали воздухом, переходили по этому балкону вон на ту площадку над садом – вероятно, завтракали или пили чай в виду фонтана (теперь затихшего). В голову лезет всякая ерунда – как они тут фонтан запитали, если нет двигателей? Ручные насосы? Может и так. Криво усмехнулся – надо же, о чём голова задумывается в самый ответственный момент.
Подошёл к двери, ведущей в дом – довольно мощная, но ничего особенно страшного – тихонько нажал..ещё…ещё…в господском доме точно не применяют здоровенные засовы, как у городских ворот. Запор лопнул, не выдержав напор человека, и дверь распахнулась, впустив осенний ветер в большой зал – видимо что-то вроде бального зала. Прикрыл дверь, как мог поставил на место запор, чтобы дверь сама не раскрывалась и не колыхала занавески – демаскируют. Хоть персонал дома и спит, но…на всякий случай.
Пол паркетный, натёртый, и…тёплый. Система труб под полом, отапливает. Приятно наступать босыми ногами. Коридор – длинный, просто длиннющий. Немного растерялся – где искать негодяя? Где он спит? Где спальня? Прошёл мимо ряда дверей…стоп! – отпрыгнул в нишу. Пост! Солдат стоит! Хммм…важный чин, командир дивизии – это тебе не простой дворянин. Поставили пост. А где ставят пост? У самого важного объекта. Где ночью самый важный объект?
Солдат с саблей, в полном вооружении – кинжал, кираса какая-то, шлем на голове – смешной, чем-то напоминает древние конкистадорские. Древние? Это Андрею древние – а тут в самый раз. Увы,солдат, ты оказался тут не в то время…медленные-медленные движения, как будто кошка подкрадывается к добыче. Встал в нише, закрытой занавесью, готовясь к броску и вдруг замер – шаги!
– Пост сдал! Без происшествий.
– Принял. Или, хлебни пивка на кухне.
Солдаты отсалютовали, и сменившийся, вместе с разводящим офицером ушёл вниз по лестнице.
Посмотрел на затылок часового – не повезло ему. Удар по шее сзади – то ли сломал, то ли просто вырубил. Скорее всего – наповал. Толкнул дверь – поддалась, но двойная, за ней тамбур. Прикрыл первую, толкнул вторую – есть! Комната в шелках, ковры, посредине кровать с балдахином. Опустил часового на пол – тащил его с собой. Отсутствие часового на посту лучше, чем труп возле дверей. Пошёл к кровати, всмотрелся в лежащего. Спит не один – девка какая-то. Что не жена – это точно. Ей лет семнадцать, максимум, а рядом валяют шмотки то ли кухарки, то ли швеи – не дворянские шмотки. Остановился, подумал – схватил девку за горло, секунда, две – рот зажат, пытается мыкнуть чего-то – обмякла в обмороке. Хорошо. Не убил – это уже хорошо. Мужчина встрепенулся, сел в постели, пытается всмотреться в тёмную фигуру возле кровати, протянул руку к звонку – удар в челюсть – обмяк, упав на спину. Подошёл к упавшему, всмотрелся в лицо, изучая – да, он. Только более холёный, сытый, и гораздо старше. Слегка за сорок. Спит в длинной рубахе и колпаке на голове. Натянул ему колпак на голову, забил кляп, закрыв глаза, связал руки разорванной простынёй, связал ноги – вдруг очнётся, чтобы не брыкался. Легко поднял, как мешок с сахаром, и положил на плечо. Прислушался – пока тихо.
Быстрым шагом прошёл к двери, приоткрыл, прислушался к происходящему в доме. Всё спокойно. Пробежка по коридору к балкону, вышел:
– Готов. Забирай меня и груз. Осторожнее.
– Поняла.
Шанди налетела из темноты, зависла над балконом, и тут откуда-то снизу послышался крик:
– Демон! Демон! – в доме зашумели, закричали.
– Цепляй, скорее! – Андрей обхватил свою жертву обеими руками, наклонился и приготовился к захвату. Рывок, даже в глаза потемнело – драконница захватила его сходу, с налёту. Снизу посыпались стрелы – часть ударила в чешую Шанди, не оставив на ней и царапины, часть чудом миновала жертву, одна стрела пронзила Андрею бок, и по бедру потёк ручеёк крови, тут же запёкшийся на ветру.
– Ранен? – испуганный голос Шанди
– Плевать! Нормально всё! Лети к конюшне.
Проплывает под ногами город, рвёт болью бок, холодит встречный ветер…кажется, что полёт никогда не закончится. Прошло с начала полёта всего-то десять минут от силы, а кажется – часы. Опустились за конюшню, выпустил пленника. Тот ещё без сознания. Бьёт дрожь – больно и холодно. Сломал стрелу, вырвал из бока. Вроде как жизненно важных органов не задела, но больно ужасно. Перекинулся, потом назад – всё, слава богу, здоров. Достал из-под камня заранее приготовленные ключи, отпер дверь. Шанди скользнула вперёд – уже маленькая, снова кошка. Подхватил пленника, втащил в конюшню, оттащил в дальний угол и положил в денник. Дверь в конюшню закрыл, пошёл в помещение для конюхов. Хорошо, что сообразил и положил тут комплект одежды – иначе так бы и разгуливал по холоду голышом. Вначале ведь как планировал – забраться в особняк в виде Зверя, но когда увидел, что это практически невозможно – пришлось сразу задействовать Шанди. И вот – результат.
После того, как оделся. Андрей пошёл к стойлу, где лежал пленник. Он уже шевелился – нокаут продлился недолго. Андрей бил только для того, чтобы оглушить. Взял заранее приготовленный масляный светильник, чертыхаясь, зажёг его, используя кресало – это заняло почти столько же усилий, сколько похищение аристократа. Наконец, зажёг. Подвесил в стойлу, прицепив за перегородку. Потом посадил мужчину к стене и снял у него с головы колпак, вынув кляп. Тот очумело мотал головой, таращил глаза, потом его взгляд стал осмысленным, и он спросил:
– Ты кто? Шпион Балрона? Как смог меня похитить? Из-под охраны? Я готов заплатить за свою жизнь. Скажи – сколько? Мы договоримся. Или могу работать на Балрон – передавать сведения. Пощади!
Лицо аристократа было перекошенным от страха, в глазах метался ужас. Он смотрел на незнакомого мужчину и на сидящую рядом с ним кошку, и видно было, что всё больше и больше впадает в панику.
– Кто ты? Что ты хочешь? Скажи мне, и я всё сделаю! Почему молчишь?
– Вспомни – восемнадцать лет назад, трактир, девчонка лет двенадцати. Ты, и твои дружки её изнасиловали, и бросили, изуродованную. Думали, что она мертва. Вспомнил?
– Не знаю никакой девчонки! – моргнули глаза аристократа, и скосились в угол. Врёт – это было видно сразу. Андрей встал и сильно ударил ногой ему в бок, так, что в нём что-то хрустнуло. 'Два ребра как не бывало' – подумал Андрей
– Ещё раз задаю вопрос: помнишь ту девчонку, в трактире, восемнадцать лет назад? Ты и четверо твоих дружком насиловали и издевались над ней несколько часов, разбив голову её отцу. Вспомнил?
– Помню…только это не я голову отцу разбил, это Луан. А Сирд был первым на девчонке, он и предложил запереть трактир и как следует повеселиться. Я только третьим был на ней…ну и потом ещё пару раз. И бутылку ей Сирд засовывал! Это он ногой ей забивал, я не делал ничего, так, слегка позабавился! Я был сильно пьян!
– Вас потом искали власти – как вы смогли уйти от ответственности?
– Наши родители самые влиятельные в стране – они откупились от стражи и от суда. Послушай, она же осталась жива, я же знаю! Я готов заплатить столько, сколько ты скажешь! Я компенсирую!
– И здоровье ей вернёшь? И годы, прожитые без детей! И отца её из могилы поднимешь? Если бы не вы – он бы ещё жил и жил. Тебе не кажется, что хватит уже коптить небо?
– Пощади! У меня дети! Жена! Я нужен государству!
– А когда ты насиловал девчонку, ты думал, что у неё тоже могут быть дети? Что вы изувечили её на всю жизнь? Хватит болтовни. Ещё слово – и я сломаю тебе пару рёбер. Отвечаешь только на мои вопросы. Если понял – кивни головой.
Аристократ с готовностью кивнул, и Андрей начал допрос. Через полчаса он уже точно знал – сведения Симона верны, и время на слежку за объектами потрачено не зря. Все те, кто был указан в списке – были виновны, и были теми, кого он искал.
Андрей снова завязал рот пленнику, привязал его к системе блоков, чтобы руки были вытянуты вверх и двинутся тот не мог. Затем отправился за остальными.
Понадобилось около четырёх часов чтобы собрать всех. По часу на каждого. И это притом, что такой охраны, как у первого, у них не было. Обычные слуги-сторожа. В двух местах его обстреляли, правда безрезультатно. Сирд оказал сопротивление – он даже спал с саблей. Оказался крепким бойцом. Но не против Андрей. Тот выбил у него саблю, удар в солнечное сплетение – и мужчина обмяк.
Под утро всё было готово.
Шанди осталась в конюшне, следя за пленными – Андрей собрал их в одном месте, подвесил за руки так, чтобы они стояли и были на расстоянии двух метров друг от друга. Они могли видеть, слышать товарищей по несчастью, но коснуться их не могли. Оставлять их под охраной драконницы было совершенно безопасно – никто не смог бы войти в конюшню безнаказанно, пока она стояла на часах.
Андрей вышел из помещения. Посмотрел на небо – оно было ещё черно, рассвет должен наступить часа через два-три, так он прикинул. Время осеннее, так что ночи длинные. До рассвета он должен уйти из города. Постучался в трактир, сильнее – вышел заспанный кухонный мужик Гитан, очумело вытаращил глаза:
– Ты чего, не ночевал, что ли? А я думал – ты с хозяйкой.
– Не запирай. Мы сейчас с ней сходим кое-куда по делам. Коммерческие дела.
– Ладно – мужик недоумённо пожал плечами. На его лице читалось – какие коммерческие дела в пять утра? Но он ничего не сказал, подумав, что у богатых свои проблемы – пусть их и решают. А он спать пойдёт. Взяли дурную привычку шастать по ночам.
Олра спала, разметавшись на постели и была такой домашней, такой родной, что у Андрей защемило сердце. Он переодел рубаху, положил к сердцу крестик, надел куртку. Ещё раньше он переправил отсюда свои рюкзаки – один с вещами, другой с драконьими чешуйками, в фургон Фёдора. Они выехали вечером и должны были ждать его километрах в десяти по тракту на юг, разжечь костёр – как и тогда, когда он убегал из Нарска. Только тогда он уходил по канализации, а теперь…теперь его способ бегства был гораздо экзотичнее.
– Олра, вставай! Олра! – Андрей тихонько потеребил спящую женщину за плечо, и она вскинулась, с недоумением глядя на одетого мужчину. Потом её лицо изменилось, сонные глаза распахнулись, и она убитым голосом спросила:
– Всё-таки уходишь?
– Да. И хочу, чтобы ты ушла со мной. А сейчас собирайся! Будет тебе сюрприз, который я обещал.
– Какой сюрприз? Я так не хочу, чтобы ты уходил, вот это был бы лучший сюрприз, если бы ты остался…
– Собирайся, пожалуйста! У меня мало времени. Ну! Скорее, скорее!
– Сейчас…сюрприз тут, или куда-то надо идти?
– Идти. Оденься потеплее – там ветрено и холодно.
Через пятнадцать минут они вышли из трактира, Андрей огляделся по сторонам – тихо. Идти было довольно далеко, и он всё время поторапливал подругу. Та недоумённо хмурилась, но молчала, доверяя мужчине безоговорочно. Андрею было приятно, что она не раздумывая пошла с ним куда угодно, посреди ночи, в холод, ветер, дождь, не спрашивая, куда он её ведёт. Наконец, через час перед рассветом они оказались в конюшне.
Олра глубоко вздохнула, успокаивая дыхание после долгой беготни – они почти бежали всю дорогу, и улыбаясь, спросил:
– Ну, и где твой сюрприз? – в конюшне было темно, особенно с улицы, и она не могла рассмотреть, что там находится. Андрей снова начал процедуру по разжиганию фонаря, Олра посмеиваясь отобрала у него кресало и через минуту фонарь снова горел. Женщина прибавила пламени, отдала светильник Андрею.
– Показывай твой сюрприз! Что-то ты вконец заинтриговал меня!
Андрей взял Олру за руку и повёл в дальний конец конюшни. По мере того, как они подходили к стоящим на полу, подвешенным за руки людям в исподнем, лицо женщины изменялось – от предвкушения удовольствия, до непонимания, растерянности и ужаса.
– Что…кто это? Зачем ты меня сюда привёл? – Олра была близка к панике. Андрей обхватил её за плечи:
– Тихо. Успокойся. Это те, кого ты мечтала увидеть восемнадцать лет. Те, кто убил твоего отца. Те, кто изувечил тебя.
– Не может быть… – голос женщины был тихим и усталым, как будто она заново проживала всю свою жизнь. Олра не глядя взяла из рук Андрея фонарь, подошла к первому и стащила с него колпак, затем сорвала повязку, закрывающую рот. Андрей сразу предупредил:
– Кто сейчас крикнет, я выколю глаз! – он достал кинжал и демонстративно стал чистить им ногти. Олра сняла повязку со второго, с третьего…пятого… Долго всматривалась в их лица, потом хрипло прошептала:
– Да, это они… – она ещё минуту молчала, потом всхлипнула, опустила на пол фонарь, и вытянув вперёд руки с загнутыми как когти пальцами, подошли к одному из них – Сирду. Её лицо было белым, страшным, как у Медузы Горгоны, Олра всхлипнула и с силой вонзила пальцы в лицо поддонка, опустив их сверху вниз и сдирая кожу полосками. Он закричал, Андрей поморщился – впрочем тут же подумал, что всё равно особо никто не слышит – это не тот город, чтобы тут бежали на помощь – и успокоился.
С лица негодяя свисали кровавые лохмотья кожи, и Шанди с уважением заметила, что у подруги Андрея когти, как у драконницы. Олра тяжело дышала, глядя в лица своих насильников, подвывающих от ужаса и молчала.
– Возьми. Делай с ними что хочешь – Андрей вложил в руку женщину кинжал, и она недоумённо на него посмотрела. Потом снова подняла глаза на пятерых мужчин, подошла к Сирду и без размаха, неуклюже, неумело, ткнула его в живот раз, два, три, пять раз. Она била его и била, била и била, пока живот мужчины не превратился в сито. В конюшне отвратительно запахло дерьмом и кровью. Двое из подонков потеряли сознание, глядя на расправу, а ещё двое лихорадочно чего-то бормотали, обещали, просили, плакали. Наконец, Олра остановилась, тяжело дыша и всхлипывая, непонимающе посмотрела на дело рук своих, на кинжал, зажатый в руке. Разжала руку и клинок упал на пол, воткнувшись в пол конюшни. Потом побежала в сторону, и её долго и тяжко рвало, со стонами и вскриками. Андрей подошёл к ней, Олра отрицательно мотнула головой:
– Не могу. Больше не могу!
Андрей кивнул, понимая – убить человека очень непросто. Он помнил первого, которого убил. Не в бою. Это был почти мальчишка – он выскочил из дома, когда они проверяли один аул. Он нажал на спуск, но забыл снять автомат с предохранителя – это уже после определили. Это спасло Андрею жизнь. Очередь из автомата разрубила парня пополам. И Андрей так же отбежал в сторону, и…полоскало его крепко. Потом уже привык к мертвецам – своим, и чужим.
Монах подошёл к мужчинам, поднял кинжал, подошёл к первому и косо, под рёбра, воткнул клинок прямо в сердце. Потом второму, третьему…через полминуты все были мертвы. Олра стояла как мёртвая, бледная, будто статуя из мрамора и глядела за тем, что он делал. Андрей вытер клинок об одежду одного из мертвецов, вложил в ножны и подошёл к Олре, взяв её за руку. Та вздрогнула, и ему показалось, будто ей ужасно хотелось отдёрнуть руку, будто ей стало неприятно, что он её держит. Андрей горько усмехнулся и опустил руку.
– Пройди в помещение. Там есть скамьи, посиди, я сейчас тут приберу, и отведу тебя домой.
Женщина безжизненно кивнула, и молча пошла к открытой двери помещения для конюхов. Андрей срезал путы, мертвецы свалились на пол и он, взяв в каждую руку по трупу, как трактор, потащил их в сторону выхода. Он ещё днём приметил люк канализации и заранее его приоткрыл, чтобы потом легко поднять крышку. Через пятнадцать минут все пять трупов были сброшены в подземелье, и Андрей вернулся за Олрой.
– Пойдём. Всё готово.
Женщина вышла, неосознанно стараясь не коснуться Андрей даже рукавом, и пошла вперёд. Проходя мимо пятен крови на полу, она вздрогнула, и заторопилась, зажав рот, справилась с собой и выскочила из конюшни, ловя ртом утренний воздух. Андрей закрыл конюшню, положил ключ под камень и через минуту они шагали по мостовым к трактиру. Теперь подгонять Олру не было нужды – она неслась, будто за ней гнались все демоны ада, хотя позади был всего лишь Андрей. Дошли быстро, Олра замерла на минуту на пороге трактира, и Андрей грустно сказал:
– Давай прощаться? Ты приедешь ко мне в Анкарру? Я буду тебя ждать.
– Мне нужно подумать – Олра потупила глаза, и когда Андрей попытался её поцеловать, слегка отшатнулась. Её щека была твёрдой и холодной. Андрей последний раз окинул её взглядом и сказал:
– Прощай.
Больше не оглядываясь, он сбежал с лестницы крыльца, и уже вдалеке услышал, как хлопнула дверь трактира, закрывшись за его любовью.
Андрей пошел подальше, чтобы никто не видел, как он взлетает с Шанди, и не связал с трактиром. Опять дуэльная площадка – серое осеннее утро, Шанди, молчаливая и мрачная. Захлопали крылья, унося пару друзей в небо, и скоро город остался внизу – с его исчадьями, с его людьми – плохими, и хорошими, с осенними парками и замёрзшими возчиками, стоящими у городских ворот в ожидании, когда их запустят в город.
Глава 7
Небо серело, хотя тёмные облака закрывали небосвод толстой периной. Утро всё-таки медленно, но верно прогоняло ночь, отгоняя ночные страхи, волнения и тёмные мысли. Андрей покачивался в лапах Шанди, ему было немного неудобно, теснило в груди и он вздохнул, поглядывая вперёд, где как путеводный маяк реял огонёк костра друга. Его душа болела, щемило сердце – почему так всегда бывает? Почему ему не везёт, и он, как настоящий монах вынужден всю жизнь оставаться один, без семьи, без любимой женщины? Он как будто проклят судьбой.
– Не переживай – вдруг вмешалась Шанди – я же чувствую, что ты сильно расстроен. Ну не получилось с этой самкой, получится с другой. Чего ты так горишь? Зачем сжигаешь себя?
– Я ведь хотел как лучше. Она сама сказала – 'я бы их убила страшной смертью'. Я хотел сделать ей подарок. А что вышло? В её глазах я теперь хладнокровный убийца, монстр! Если раньше она просто это предполагала, а теперь увидела меня в действии. И правда – а кто я такой? Монстр и есть. Монстр!
– Ну, если уж на то пошло – если кто и монстр из нас – так это я – усмехнулась драконница – так люди нас зовут, да? Что касается Олры – дура она. Надо было вцепляться в тебя и не отпускать! Если бы ты был драконом – да я бы тебя от себя ни на шаг не отпустила, а всем другим драконницам оторвала хвосты! Мы бы с тобой оплодотворили яйцо, и не одно. Плюнь ты на эту самку, не стоит она твоей печали. Перестань – а то я чувствую твою тоску и сама расстраиваюсь. А если я расстраиваюсь, то делаюсь несносной, злой нервной. Я не хочу быть злой. Все эти дни я чувствовала, что тебе хорошо, что ты счастлив, и мне было хорошо. Ты разве не чувствуешь протянувшуюся между нами нить? Так бывает только у близких родственников – у братьев, сестёр, матери с детьми. Я тебя чувствую на расстоянии многих километров. Помнишь, моя мать прилетела к нам? А думаешь – как нашла? Не задавался этим вопросом?
– Честно говоря – нет – Андрей удивлённо поднял брови и посмотрел вниз, на проплывающий под ними осенний лес, сбросивший листья под мелким дождём.
– Это драконье чутьё – мы видим, как на карте, тех, кто нам дорог, к кому протянулась ниточка.
– Ясно. Это как будто на экране навигатора…интересно, действительно интересно.
– Кстати, ты знаешь – а у меня ведь плевательные железы почти выросли за эти дни! Я ещё не пробовала ими пользоваться, но мне кажется, что у меня может получиться! – ментальный голос Шанди был смущённым, насколько позволяло ментальное пространство. Это было похоже на то, как если бы девочка сообщала, что у неё выросла грудь, и она уже надевает лифчик.
Андрей усмехнулся, а потом искренне сказал:
– Я так рад за тебя. Хоть у кого-то жизнь налаживается. Кстати – теперь мы всегда будем с хорошим костром! Как только прилетим, попробуем испытать на кучке дров.
– Тьфу на тебя. У тебя такое приземлённое, такое людское отношение к таинству плевания! – рассмеялась драконница – попробуем. Мне самой не терпится. В городе ведь было некогда и негде – не палить же дома вокруг?
– А ты сейчас попробуй – вкрадчиво сказал Андрей – пока летим. Кстати – уже скоро на месте будем – я огонёк уж давно заметил. Федя нас ждёт.
– Сейчас…хммм…почему и нет – Шанди выдула из дырочки над пастью длинное облако желтоватой жидкости, распылённой в аэрозоль и тут же добавила в неё из второй 'ноздри'. Аэрозоль, соприкоснувшись с новой жидкостью мгновенно вспыхнул, да так, что Андрея обдало огненными облаком, облако ударило и в Шанди, на мгновение закрыв её от глаз 'груза'. Если бы не мокрые волосы и мокрая куртка, в которую впитались все капли дождя, что Андрей принял по дороге – он бы не избежал ожогов. А так – куртка нагрелось и парила, от волос тоже шёл пар, а ещё – отчётливо воняло горелыми волосами. Брови и ресницы высохли в мгновение ока и их концы закурчавились.
– Ой, извини – растерянно сказала Шанди – и ты сам виноват! Кто подбил меня пробовать на лету? Облако отнесло ветром, и мы маленько погрелись.
– Погрелись? Мы погрелись! – Андрей стал смеяться, истерически, до слёз, Шанди, неуверенно, подхватила этот смех, и так они и долетели до костра-маячка – смеясь и обсуждая происшествие.
– Наконец-то! – облегчённо сказал Фёдор – Алёна с Настёнкой спят, а я весь на нервах. Как там всё прошло? Как Олра? Рада была отомстить подонкам?
– Не надо про Олру – мудро заметила Шанди, глянув на Андрея и стремительно уменьшившись в размерах – расстались они.
– Да? Ну вот…а я за них радовался – расстроился Фёдор – ну что делать будем? Снимаемся? Кстати – а чего там за вспышка такая была в небе? Это не вы там чудили? Гляжу – как будто звезда сорвалась с неба и летит! Думаю – неужто наши?
– Наши, наши – задумчиво подтвердил Андрей – Шанди у нас повзрослела, пробовала пускать огонь. Это не драконница, а целый вулкан. До сих пор от моей задницы пар валит. Давай-ка Федь, едем отсюда, да поскорее – как бы погони не было. Чего-то нехорошо у меня на душе.
Они быстро потушили костёр, забросав его мокрыми листьями и землёй, отчего сразу пошёл густой, сырой дым, заставивший из расчихаться, забрались в фургон – лошадей Фёдор не распрягал, и скоро фургон уже громыхал по твёрдому, каменистому тракту. Алёна с Настёной спали. Женщина лишь на пару секунд проснулась, приветливо помахала Андрею рукой и снова уснула, накрывшись одеялами. В фургоне было тепло – ветра не чувствовалось, пахло какой-то едой, копчёностями, пролитым вином – Фёдор видать опять лазил извлекая неприкосновенные запасы и неплотно закрыл пробку. Андрей устроился впереди, улёгшись поперёк фургона, а Фёдор правил, сидя на облучке, одетый в непромокаемый, промасленный плащ. Он оглянулся на друга, на прижавшуюся к нему Шанди, которую Андрей накрыл полой куртки, и ухмыльнувшись в пшеничные усы сказал:
– Спите. Отдыхайте. Вам сегодня тяжко досталось видать. Потом поговорим.
Андрей благодарно кивнул головой, натужно улыбнувшись и закрыл глаза. Сон не шёл. Он всё время думал и думал – почему так получилось с Олрой? Почему он вдруг стал ей так противен? Ведь она сама говорила – я хочу найти и убить этих людей. И вот – он осуществил её мечту. Так почему, почему такое резкое отторжение? Почему она оттолкнула своего возлюбленного…отца своего ребёнка? Или она увидела в нём то, чем он являлся на самом деле – безжалостного, хладнокровного убийцу, для которого убить человека легче, чем зажечь масляный фонарь? Что на самом деле произошло?
– Ну чего ты не спишь? – вдруг раздался у него в голове голос Шанди – ты переживаешь, и я не могу уснуть. Я же чувствую твою боль… Ты думаешь о своей самке? Угадала?
– Угадала.
– Хорошо. Давай поговорим. Давай выясним – почему вы с ней расстались. Я тоже хочу это понять. Ведь вы попрощались навсегда, я так поняла?
– Так. Навсегда. Я ей противен. Она меня боится. Разве ты не почувствовала этого?
– Ты тоже эмпат? Я-то почувствовала, но ты как это почувствовал?
– Для этого не надо быть эмпатом – горько усмехнулся Андрей – всё так очевидно…
– Но ты почувствовал, что она сама себе отвратительна? Что она злится и ненавидит и себя саму?
– За что?
– Тебе виднее. Но это так и есть. Может за то, что ты заставил её совершить убийство?
– Я не заставлял – угрюмо ответил Андрей – она сама этого хотела и мне говорила.
– И что? Говорила – грустно засмеялась Шанди – ты вроде такой старый, а глупыыый…она женщина, мало ли что она говорила. Она, может, хотела произвести на тебя впечатление, показать, какая она сильная, какая жёсткая. А на самом деле, когда убила этого негодяя, поняла – что убила человека. И кто в этом виноват? Кто вложил ей в руку кинжал? Кто заставил её убить этого мужчину? Ты.
– Это что, я значит и виноват ещё? Мне что, не надо слушать женских слов? Что-то ты загадочно говоришь, моя дорогая подруга.
– Загадочно. Но вы, самцы, никогда не понимали и не поймёте женщин. Как говорила моя мама – иногда 'да', у женщин значит 'нет', а 'нет' – 'да'. Ты не поймёшь. Это поймут только женщины. У нас другая логика, и не важно – драконы эти женщины, или люди. Теперь смотри, что получилось – она винит себя за то, что заставила тебя убивать за неё, и винит тебя, что ты оказался болваном и пошёл у неё на поводу. И заставил её убить. И вы виноваты оба, и она не хочет видеть тебя перед глазами, как свидетельство своей вины, как свидетельство того, что она стала убийцей.
– Что-то как-то сложно ты загнула. Такие переживания, что голова кругом. Впрочем – в твоих словах есть логика. Вероятно, что-то такое имело место быть – Андрей вздохнул и легонько погладил Шанди по боку – спи. Постараюсь об этом не думать, чтобы не отвлекать тебя своими несчастными мыслями и переживаниями.
– Да ладно…переживай – усмехнулась Шанди – а лучше уснул бы ты тоже. Кстати – я бы перекусила хорошенько…но потом. Спать. Спаааать…
Первый раз они остановились отъехав километров двадцать пять, ну, если не считать остановок чтобы сбегать в кустики. Фёдор нахлёстывал лошадей, справедливо полагая, что лучше оказаться как можно дальше от столицы, пока им не пожарили зад. За это время Андрей и Шанди выспались как следует, горели желанием съесть быка, так что волей-неволей нужно было остановиться на обед. Сделали они это на постоялом дворе – примерно через двадцать, двадцать пять километров по всему тракту стояли постоялые дворы, так что проблем с питанием не было – были бы деньги. А деньги эти заведения очень любили, впрочем – как и подобные заведения на Земле.
Андрей всегда удивлялся, почему стоимость того же пирожка в городе в два раза меньше, чем на трассе, и шиномонтаж на трасе в два-три раза дороже.
Так что цены на тракте этого мира были вполне столичные, заоблачные, что впрочем не особо беспокоило Андрея и его компанию – денег у них было много. Просто как-то неприятно чувствовать себя разводимым на деньги лохом, и всё. Кормили тут не особо как разнообразно – еда, как еда. Дичь – оленина, утки, глухари. Андрей усмехаясь обгладывал глухариную ногу, и думал о том, что за такой обед в земном ресторане с него содрали бы бешеные деньги – как же, дичь. Здесь это выглядело так, как будто охотник вышел во двор и настрелял воробьёв. Леса реально ломились от дичи, и когда фургон ехал по тракту, много раз перед ними выскакивали благородные олени, лоси, косули.
Пообедав, прикупив овсяных лепёшек для лошадей, путники отправились дальше. Им предстояло преодолеть несколько сот километров пути, через всю страну.
Дни шли за днями, дни за днями…ночёвки на постоялых дворах, один и тот же ассортимент блюд в трактирах, комнаты, с простынями разной степени застиранности. Тракт с пробитыми колеями и лужами, по которым хлопал тягучий осенний дождь. Впрочем – по мере приближения к границе Балрона, становилось всё теплее, и хотя дождь так и не прекращался, температура воздуха стала выше градусов на десять. Фёдор пояснил, что в Балроне, а особенно а Анкарре, будет совсем тепло – это южная страна. И кстати, если бы не холода в Славии, её давно бы завоевали. То, что не могли сделать бездарные полководцы этой страны, делали зимние морозы, уничтожавшие агрессоров. Впрочем, он тут же добавлял, что это такая версия – но она имеет право на существование. Так как он сам долго служил в армии, то видел её изнутри, и всегда поражался идиотизму её командиров, и очень удивлялся – как это они выигрывали сражения? Скорее всего, выигрывали за счёт упрямства солдат – когда солдаты упирались, крыли противника матом и никуда не хотели уходить. Андрей нашёл такую позицию смешной, но заметил другу, что ему виднее – он-то сам не служил в армии Славии.
За это время Андрей узнал многое о тактике армии Славии. Как оказалось – таковой не было вообще. По крайней мере – в последние десятилетия. После того, как появились исчадия, тактика и стратегия была одна – выводят вперёд исчадье, и он нормально проклинает противника, от чего те или падают мёртвыми или заболевают. Главная задача противника была выбить исчадий – любым способом засадить им стрелу в глаз. Тогда всё их колдовство завершалась.
В общем – вся тактика свелась к тому, что исчадия подлавливали подразделения Балронской армии и их искореняли колдовством, а балронцы охотились за исчадиями и строили им пакости, стараясь держаться вне зоны действия проклятий. Глупо, но эффективно. Так что извечная, можно сказать тысячелетняя война застыла в вялом противостоянии. Когда она началась, кто был первым, развязавшим эту войну – никто не знал. Фёдор пояснил, что когда-то страна была одна, но в результате действий неких сепаратистов, часть её откололась и стала самостоятельным государством. Какая часть? А вот это было самое интересное – каждая страна утверждала, что именно она основная часть, а враг – потомки сепаратистов, и следует восстановить мировой порядок и объединить обе страны. На самом деле, язык, обычаи обеих стран были практически идентичны – если не считать того, что в Славии были исчадья, а в Балроне нет. В Балроне, как только у кого-то проявлялись признаки владения умением исчадий – умением проклинать, убивать словом – его тут же уничтожали. Существовала специальная тайная служба, которая и занималась искоренением этой ереси, находила и убивала или захватывала потенциальных исчадий, во имя церкви. Что-то вроде инквизиции.
Кстати сказать – церковь в Балроне была. В общем-то обычная церковь, где поклонялись Светлому Богу, и её высшие представители принимали участие в правлении государством. Ни один император Балрона не мог быть коронован без участия высших чинов Церкви.
В то время, когда путники продвигались к Анкарре, правил там Император Зарт Четвёртый – мужчина около тридцати пяти лет от роду, женатый, но бездетный. Он сменил уже три жены, но дело как-то не пошло, и поговаривали, что Его Величество не может сделать наследника, и пора прибегать к услугам конюха, если государство не хочет погрязнуть в войнах за престол, когда Император сломает себе шею на очередной охоте, или когда очередная жена, которую он обвинит в неспособности произвести дитя, подсыплет ему крысиного яда. Вот, в общем-то, и вся информация что получил Андрей, информация о том государстве, в котором ему предстояло жить долгие годы, а может быть – всю жизнь.
Всю дорогу Шанди улетала охотиться. Она уже великолепно летала, и часто возвращалась довольной, сытой и весёлой Андрей с ней больше не летал – случая как-то не было. Они вели долгие разговоры с Фёдором, с Шанди – о жизни, о людях, о драконах. Иногда обгоняли караваны купцов, или их обгоняли верховые, спешащие по своим делам. Когда Андрей видел верхового, его брови сдвигались, и он начинал задумываться – не гонец ли это, который передаёт приказ задержать подозрительного человека. Но до границы было ещё далеко, так что скоро он выбросил это из головы.
– Наконец-то…видишь, вон – те две горы? Их называют 'Сёстры', Первая и Вторая. Так вот это уже Балрон. Граница проходит по этой реке, она называется Седр. Через неё каменный мост, построенный непонятно кем и непонятно когда. Вот тут и есть переход через границу. Пошлина – пять серебряников с человека, неважно – взрослые или дети.
– Круто – хмыкнул Андрей. За пять серебряников, я помню, работал, как проклятый! А тут – просто пройти через мост.
– Если пройти с грузом, товаром – ещё больше. А ты как думал? Государство своего не упустит. Всё ощупают, всё вызнают. Стойте в очереди – я пойду разведаю, как там дела, пошепчусь с возчиками. Что-то дофига скопилось народа – глянь, впереди сколько возов – штук триста! Это мы тут будем дня два стоять. Узнаю – в чём дело. Алён, ты сядь на облучок – от Андрюхи толку мало, он только морды бить умеет, а такое умное занятие как править повозкой не для него! – Фёдор весело подмигнул Андрею, слез с фургона и разлапистой походкой отправился туда, где вдалеке виднелись будки КПП. Андрей остался сидеть в фургоне – на всякий случай. Он верил в случайности, да, но предпочитал, чтобы их не было. Такое скопление народа перед границей его беспокоило, и даже очень.
Фёдор появился через час:
– Слышь, Андрей, поговорил я там кое с кем. Встретил охранников каравана, я раньше с ними ходил. Так вот – ищут тебя. Ну не тебя – Андрея – а мужчину с чёрной кошкой на плече, который снимал конюшню. Ты, оказывается, агент Балрона, а значит должен пробираться туда, выполнив задание по уничтожение влиятельных лиц государства, армии Славии.
– Как вышли на меня? Впрочем – я и так знаю – нашли трупы, стали обшаривать местные дома и строения, нашли конюшню, нашли хозяйку, она описала внешность, сделали выводы, послали гонца – и вот, дело сделано. Так?
– Так. Всё точно. Внешность у тебя неприметная, но наша подружка заметна сразу. Впрочем – и тебя описали отлично. Баба оказалась глазастой, у них рисунки с твоим портретом. Всех, кто походит на тебя, хватают, допрашивают – допрашивают и их соседей. Кроме того – там исчадье сидит. Заставляют тех, кто подозрителен, кто похож на тебя, совершать обряд поклонения Сагану. Почему-то мне кажется, что ты откажешься целовать перевёрнутый крест с демоном на нём. И тогда нам всем труба…
– Как обойти пост? Тут есть объездные дороги?
– Хммм…дороги, конечно, есть – контрабандисты были и будут, но они, тропы эти, проходят далеко отсюда, русло реки в этих местах неприступно. Да и по тем дорогам с фургоном не пройдёшь – только вьючные лошади, тропы такие скользкие, что переход доступен только летом, или просто в сухое время года. Кроме того – вёрст на двадцать вдоль реки, особенно у бродов, всё контролируется нарядами пограничной охраны. Они тоже не дураки, знают, где можно перейти, а где нет. Там, где броды – всегда сидят засады. А где засад нет – там обрывистые берега, бурное течение – особенно сейчас, когда река надулась от осенних дождей. Ты бы видел, как там несёт всё – брёвна, как былинки летят. Правда, сейчас – вряд ли будут какие-то засады – тут только перелетать через реку, никакие броды не помогут.
– Летать, говоришь? – задумался Андрей – скажи, а ускорить как-то прохождение таможенного поста можно?
– Можно, конечно. Но это привлекать к себе внимание. Пять золотых – и тебя в начало очереди. По крайней мере – такая такса была раньше. Но могут и заинтересоваться – чего ты спешишь, что у тебя за груз, начнут копаться – почему это простая семья выкладывает такие деньжищи, чтобы скорее проехать в Балрон – на всякий случай начнут проверять…нам это надо? В связи с последними событиями…
– Понятно – Андрей задумался, посмотрел на нахмуренных Фёдора и Алёну, на нахохлившуюся под одеялом Настёнку, на Шанди, безмятежно поглядывающую в даль, и решил:
– В общем – так: мы с Шанди сейчас уходим. Пойдём вдоль реки, найдём укромное место, и махнём на ту сторону. Там есть где-то постоялый двор? Не очень далеко, но и не близко от границы – вдруг агенты Исчадий толкутся поблизости. Мда… всё-таки они меня вычислили. Да это и ясно было, что вычислят в конце концов – трупы уничтожить я не мог, видно какой-нибудь бомж нашёл, слухи пошли. А руки у трупов связаны, остатки верёвок в конюшне на блоках, пятна крови на полу. Несложно. Знаешь, я тебе что скажу – при достаточной энергии, упорстве и финансировании любого можно найти. Если не находят тех, кто совершил преступление – значит не хотели найти. Или оказались слишком глупыми для этого.
Андрей замолчал, подумал, и сказал совсем о другом:
– Когда приедем в Анкарру, поселитесь отдельно. И мне спокойнее – если что, на вас не упадёт тень, и вам спокойнее.
– И тебе лучше – в тон ответил Фёдор – ты ещё молодой мужик, может найдёшь женщину себе под стать.
– Перестань – досадливо отмахнулся Андрей – я думать об этом не хочу. Женщину я найду, конечно – дочь Марка. Но и всё. Помогу ей, чем могу и займусь своими делами.
– Ладно…рассказывай, рассказывай – усмехнулся Фёдор – летите. В двадцати верстах отсюда, от границы – постоялый двор. Вполне приличный, там большое село – Лебяжино называется. Вроде как из-за того, что там озеро и на нём лебеди любят селиться. Не знаю как лебедей, но….в общем женщин там разных много. Вдовушек! – Фёдор хмыкнул и покосился на Алёну, прислушивающуюся к разговору – бывало, мы как туда заедем, так…
– Эй, эй, муженёк! Так вот чем ты занимался в свободное от работы время! – послышался голос Алёны – я тебе дам лебедей! Таких лебедей – забудешь, как гузка их выглядит!
– Да я ничего! – пожал плечами Фёдор – мне и двух курочек хватает, зачем мне лебеди! Это я Андрюху наставляю на путь истинный.
– Ты наставишь…кто там опять бутылку доставал, а? Кто пролил вино – я всё платье уделала! Федь, ну мы же с тобой договорились. Ну что ты как ребёнок малый – никак не можешь удержаться, а? Ну как тебе не стыдно? Как ты можешь мне в глаза глядеть? Ну вот что ты за человек такой – гляди вон, Андрюша, и не пьёт, и весь положительный – его даже драконы любят, а ты? Ну как тебе не стыдно?
– Ну что ты заладила! – рассердился Фёдор – не стыдно? Не стыдно? Не стыдно! Я что, не имею права глоток выпить? Для согревания и расслабления? Вот баба вредная, а? Ты видишь, Андрей, что творится? Вот стоит выпить глоточек – запилит до смерти. Может я с вами полечу? Чего я это вот всё слушаю?
– Ага. Полетишь – ехидно парировала Алёна – как двину сейчас – так и полетишь! Ребёнка заделал – давай, соблюдай семью. Говорю тебе – не пей! Ты уже не в том возрасте, чтобы здоровье гробить, чтобы пропивать своё здоровье. Вот случится что-нибудь с тобой, что я буду делать, а? С двумя-то детьми?
Адёна начала шмыгать, Фёдор расстроился и скривив лицо, сказал:
– Такое впечатление, что я собрался зарезаться, а не кружечку вина выпить. Интересно, все бабы такие? И ведь эта самая лучшая из них! Не считая Шанди, конечно. Шанди, давай я на тебе женюсь, а? Будешь мне давать выпивать?
– Да хоть упейся – хмыкнула Шанди – мы, драконы, считаем, что каждый хозяин своей судьбы. Если ты считаешь, что тебе надо быть идиотом, одурманивать свою голову, не заботиться о семье – кто тебе может от этого отговорить? Только и яйца с тобой оплодотворять ни одна драконница на будет. Кому нужны дети от таких идиотов?
– И эта туда же!– разочарованно махнул рукой Фёдор и выскочил из фургона – у тебя деньги есть, Андрюх, или достать из тайника?
– Есть. Хватит нам на пару недель. А то и больше – смотря как тратить. Вряд ли вы дольше пары дней тут проторчите, так что не надо ничего доставать. Ну что – пока, Алён, Настюшка – увидимся! Мы ушли.
Андрей посмеиваясь похлопал по плечу сердитого друга, подмигнул ухмыляющейся Алёне, потом взял в рук Шанди:
– Забирайся-ка ты мне под куртку. Чтобы не видел тебя никто. Мало ли…ещё свяжут рассказы о человеке с чёрной кошкой. Кстати, не задумывалась, чтобы сменить свою маску?
– Задумывалась.
– Ну, и?
– Потом, как-нибудь. Под куртку, так под куртку…ты когда мылся последний раз?
Пересмеиваясь, Андрей и Шанди спустились с тракта к виднеющемуся внизу лесу.
Здесь царило почти что лето – зелёные кустарники, зелёная трава, сочная, отросшая под осенними дождями. Чем дальше путники двигались на юг, тем больше пейзаж приближался к субтропическому. Андрею он чем-то напоминал пейзажи Пятигорска – залесённые горы, заросшие густым кустарником, скалы, озерца у подножия гор. Монаху и его спутнице нужно было отойти подальше от тракта, что никто не смог увидеть, что они творят. Иначе слухи разнесутся не только по Славии…
Пришлось пройти не менее пяти километров, прежде чем они удалились так, чтобы тракта не было видно. Дорога шла вдоль подножия гор, над окружающей местностью, так что видимость, особенно в осеннем прозрачном воздухе, была невероятной. Если глядеть с дороги, тоже можно кое-что заметить – уж драконницу, размером с лошадь можно заметить точно, но уловить масштабы, понять, что это такое, было невозможно. С дороги Шанди должна была выглядеть как какая-то птица в вышине, что-то вроде орла. Этого Андрей и добивался.
Перед тем, как переместиться в Балрон, Андрей подошёл к берегу реки – здесь она уже не гремела где-то далеко внизу,в глубине каньона, неслась возле ног, ворочая валуны. Прикинул – смог бы он перебраться через этот бурный поток сам, без дракона? Получилось – не смог бы. Даже в виде Зверя. Река была настолько бурной, настолько свирепой, что снесла бы и танк, если бы он вошёл в этот брод. Кстати сказать – это действительно был брод – на той стороне виднелись давние следы повозок.
Андрей спустил Шанди с рук, и сказал:
– Ну что, подруга дней моих суровых – опять мы с тобой вдвоём? Как и всегда. Куда ты пошла?
– Куда, куда – тебе объяснить в подробностях?
– Хммм…раньше ты не стеснялась делать это при мне. Чего это с тобой такое стало, а?
– Взрослею, наверное – хмыкнула Шанди, и вдруг замерла, повернув голову. Замер и Андрей, глядя на выходивших из густых кустов людей в воинской форме Славии, в кирасах и шлемах. На поясе у них висели сабли, кинжалы, а двое держали арбалеты, направленные прямиком в грудь Андрею.
– Эй, ты чего тут болтаешься, возле границы? – человек в куртке поверх кольчуги вышел вперёд и скрестил руки на груди – что, хотел перейти реку? Мы за тобой давно наблюдаем. Груза нет, налегке, значит не контрабандист, но переходить мост как все не желаешь. Лазутчик? Шпион? Ну-ка, вынь кинжал и брось его мне…только без резких движений, осторожно, иначе получишь болт в брюхо.
– Господа – начал Андрей осторожно и примиряющее – мне бы не хотелось неприятностей. Позвольте нам уйти, и ничего не произойдёт. Вы меня не видели, я вас не видел, давайте разбежимся, а?
– Гляньте – он идиот, что ли? Тебе чего сказали?! Снимай кинжал, и становись на колени! Вязать будем. На посту разберёмся, кто ты, и что ты…кстати – чёрная кошка мне о чём-то напоминает…ой-ёй, это не на тебя ли ориентировку давали?! Убийца-шпион? Да за тебя награда пятьсот золотых! По сто за каждого убитого тобой аристократа! Честно, парень, мне на них плевать, я сам этих богатеев не люблю – но ты слишком много теперь стоишь. А мне надо ростовщику отдать пятьдесят золотых, а Енга жена дерзает, что он денег мало приносит, а Пирсу надо на его молодую девку – она деньги очень любит. Да и остальным денежки нужны. Извини, но ты наш кошелёк, и мы тебя не отпустим. Впрочем – так и так бы не отпустили. А капитан молодец – послал заставы на броды! Голова! Говорит – беглец попытается обязательно проверить, можно ли обойти таможенный пост.
– Ты чего такой болтливый – хмуро осведомился Андрей – считаешь деньги, не взяв кошелька? Ты ещё попробуй возьми меня!
– Хммм…да, но ты погляди – нас восемь человек, а ты один. Мы вооружены, в броне, с саблями – ты с голыми руками и сторожевой кошкой. Ага – сторожевой кошкой! – человек расхохотался, и ему вторили все семь солдат – Рассчитываешь нас кошкой затравить? Ну, хватит, парень, сдавайся. Я не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал. Мне придётся всадить тебе пару болтов в руки и ноги, и ты всё равно пойдёшь с нами. Лучше бы ты был здоровым, шёл сам – самому же приятно быть здоровым, правда же? Ну, вот смотри – раненый ты будешь, или не раненый – мы всё равно тебя доставим на пост – только в первом случае ты понесёшь ущерб, будешь мучиться, а результат ведь тот же. Шарс, пристрели его кошку – чего-то мы с ним слишком долго возимся. Надо чтобы ты понял серьёзность ситуации, а то мне кажется ты недопонимаешь. Шарс, чего встал то?
– Жалко кошку, командир. Она удачу приносит! Как бы нам свою удачу не пристрелить…
– Дай сюда, болван! – командир стражников выхватил арбалет у подчинённого и навскидку пустил болт в Шанди.
Надо сказать – стрелять он умел. Металлический цилиндрик, пробивавший броню рыцаря, как картонную, с силой ударил в бок молчаливо сидящей драконнице, и отрикошетив, ушёл в сторону, выбив искры из соседнего валуна.
Стрелявший вытаращил глаза, как на морского змея, а Шанди, раздосадованная задержкой в пути, громко сказала вслух, глуховатым граммофонным голосом:
– Ну, всё, придурки! Он же вам предлагал, дебилы вы эдакие, разойтись миром! Теперь держитесь!
На глазах потрясённых стражников Шанди выросла в громадного чёрного кошана, а затем, замерцав, в дракона, во всём его ужасе и великолепии.
Драконница вскинула голову, и тут же из её ноздрей вылетела огромная огненная струя, ударившая в людей. Они дико завопили, бросились бежать, а Андрей запоздало крикнул:
– Шанди, не надо – пусть живут!
– Да я и не собиралась их убивать – засмеялась драконница – я поверх них пустила струю – так, слегка макушки поджарила. Ну да, да, засветилась – да наплевать! Всё равно нам отсюда улетать. А так бы пришлось их убивать. Я же знаю, что без нужды ты убивать не любишь. Ну что, полетели? Сейчас я полюбуюсь, как они бегут…ага, как лоси! Смотри – свои железки побросали. Дай-ка я их слегка погоняю, чтобы думали другой раз, как драконов обижать!
Драконница с короткого прыжка взлетела и понеслась следом за убегающими стражниками, поливая огнём позади них, и улюлюкая с вышины:
– Придурки, будете к незнакомым людям лезть? Будете стрелы в кошек пускать? Твари безмозглые! Ну-ка, быстрее, быстрее, а то сожгу!
Потом, насладившись ужасом беглецов, Шанди, довольная, с чувством выполненного долга, подлетела к ухмыляющемуся Андрея и предложила:
– Ну что, пора нарушить границу?
Андрей кивнул головой, слегка наклонился…рывок! И вот он уже плывёт над лесом, над бурной рекой, уходя всё дальше в вышину.
Шанди держит крепко, вцепившись так, что у обычного человека, наверное, треснули бы рёбра. Но даже оборотню трудно дышать, при всей мощи его могучих мышц. Когда Андрей прошлый раз попенял Шанди за такую могучую хватку, та резонно заметила, что если он не хочет сверзиться с высоты и сломать себе все кости в теле – лучше помолчать и немного потерпеть. Андрей и заткнулся. Правда, как и тогда, во время полёта он начал продумывать специальную сбрую – что-то вроде сиденья на подвеске. Когда они подлетели к деревне Лебяжино, о которой говорил Фёдор, у него уже сложилась в памяти чёткая схема – как надо сделать это сооружение для перелётов.
Стражники остановились метров через сто после того, как Шанди от них отстала. Они бессильно сели на землю, вернее не сели, а свалились, и командир группы, отдышавшись, сдавленным голосом сказал:
– Никому ни слова. Услышу, что кто-то расскажет об этом деле – зубы выбью, и добьюсь перевода в задрипанную деревню, где вместо баб только овцы! Будете там границу охранять!
– Почему, командир? – не понял молодой рыжий парень, стряхивая с головы обгоревшие волосы. От него воняло палёной шерсть, как от туши свиньи.
– Потому, болван, что нам никто не поверит, а пройдёт слух, что мы вместо службы нажираемся вина, и вообще – идиоты! – оборвал его другой стражник, мужчина лет сорока, с изборождённый глубокими складками лицом – командир дело говорит, парни! Молчим все! Ничего не видели, ничего не знаем. Не было никакого дракона. Всё. Пошли наше барахло собирать, а то капитан из жалованья вычтет, да ещё и выпорют.
– А дракон? – испуганно вытаращился рыжий
– Он улетел давно – хмуро ответил командир, вставая, и отряхивая с зада землю и травинки– и вообще – не было никакого дракона
Стражники побрели к реке, постоянно поглядывая на небо, а командир думал о том, как несправедлива жизнь – вот они уже, деньги, казалось звенят в кармане, и тут…нет, несправедлива эта мерзкая жизнь.
– Вот что, сестрёнка, может ты и вправду кого-то другого изобразишь? Что-то мы с тобой нарисовались, слишком уж, а?
– А я не против. Даже забавно. А кого?
– Давай хорька? Существо мелкое, шустрое, и в кармане сидеть может. Засунул тебя в карман, и спи ты там.
– Должна со стыдом признаться, что я плохо представляю, как этот самый хорёк выглядит – смутилась Шанди – кошку-то я хорошо представляю, мне мама рассказывала и показывала, а вот хорька…
– Да нет проблем. Лови картинки…хммм..правда, я тоже плохо представляю его раскраску. Вот – коричневая, ага. Вот так. Нет…хрень какая-то…ты на какашку так похожа.
– Тьфу! Не хочу тогда быть хорьком! Чего ты из меня бегающую какашку делаешь? Может у меня и дурной характер, но не до такой же степени?! Или ты считаешь – до такой?
– Извини – я виноват. О! Придумал. Ты будешь хорёк-альбинос. Великолепно! Итак: нос розовый, глаза красные, а шерсть белая, как снег. Всё, отлично! Ух, ты и красотка!
Шанди и вправду была очень красива – белоснежная шерсть, глазки-бусинки. Её размер был поменьше, чем у кошки, так что она легко помещалась в кармане куртки, куда с удовольствием и забралась, приговаривая, что она достаточно сегодня носила Андрея, пусть теперь и он носит её.
Они приземлились в полукилометре от окраины деревни, где собирались дожидаться, когда к ним приедет фургон с Фёдором. Приземлялись аккуратно, подходя к точке касания очень низко, над деревьями, укрываясь за неровностями рельефа. Если в Славии они и нашумели по-полной, то тут надо было быть очень осторожными, если хотят в этой стране жить долгие годы. Честно говоря – Андрей не знал, куда бы он вообще делся, если бы его начали преследовать в обеих странах. Весь материк был занят двумя странами, и были ли страны где-то ещё – он не знал. И местные жители не знали. Они вообще очень мало интересовались тем, что не твходит в круг их повседневных интересов. География не входила в их повседневные интересы.
Первым делом Андрей, после того, как приземлился, торжественно надел на шею серебряный крестик на шёлковом шнурке – хватит уже ходить нехристем, он теперь в стране, где верят в бога. По крайней мере, он на это надеялся…
Церковь стояла посреди деревни – с золочёными куполами, белыми стенами – нормальная, приятная на взгляд церковь, без всяких там перевёрнутых крестов и прочей гадости.
Андрей вошёл в храм, вдохнув привычный запах ладана, воска, старого дерева икон, и на душе стало спокойнее – всё-таки не совсем плохо в этом мире, раз церкви стоят, иконы висят, а священники служат Богу. Он постоял позади группы прихожан, слушающих проповедь настоятеля храма – там было что-то о терпении, о том, что надо встречать беды стоически, и что это Светлый Бог посылает им испытания, чтобы потом поместить в рай. У него всё время на подсознании звенел звонок какой-то неправильности. Нет, тут сатанизмом и не пахло, скорее наоборот – прихожане были готовы растерзать всех попавшихся под руку сатанистов, и тех, кто на них похож – так следовало из проповеди священника. Может это и прозвучало звоночком – вера это хорошо, но фанатизм – это не очень как-то…впрочем – решив не делать вывода по первым впечатлениям, он размашисто перекрестился в последний раз и вышел из церкви, в поисках гостиницы.
Первая встречная женщина указала ему на двухэтажное здание метрах в пятистах от церкви – здание с черепичной крышей, из которого валил густой сизый дым. Гостиницу сразу было видно – возле неё стояли несколько повозок запряжённых лошадьми – видимо только что прибыли в село. Андрей поспешил к постоялому двору – ему пришло в голову, что он может и не получить крышу над головой – уж больно большое скопление телег возле крыльца. И как в воду глядел: после того, как он заявил хозяину, что желает снять комнату, тот виновато развёл руками:
– Два больших каравана зашли, все комнаты забиты. Хочешь – спи на конюшне. Или поищи в селе – там иногда женщины сдают комнату тем, кому не досталось места у меня. Извини, парень, что так вышло. Приходи обедать-ужинать – местечко найдём. Сегодня хорошие медвежьи отбивные с клюквенным соусом, и пироги с олениной – пальчики оближешь.
С тем Андрей и вышел из гостиницы, заверив хозяина, что уж на ужин-то точно вернётся. Вернее – и на обед. До ужина ещё было далеко.
Он с раздражением посмотрел на орущих и бегающих вокруг повозок с товаром возниц, отобравших его законное место в гостинице, и побрёл обратно к церкви, решив отловить кого-то их прихожан и узнать, у кого можно снять комнату. Так-то он мог и на конюшне переночевать, да, но имея в поясе сотню золотых, и привыкнув спать в приличных условиях (он с грустью вспомнил кровать Олры и её саму), ему не хотелось скитаться по пыльным сеновалам и нюхать лошадиное дерьмо.
– Приветствую вас. Не подскажете – где можно снять комнату дня на два? – обратился Андрей к женщину, идущей впереди всех из церкви. Она подняла карие глаза, как будто не могла понять, что он от неё хочет, потом наморщила лоб, и сказала:
– У меня и сможете снять. Теперь у меня места хватает… Мне деньги нужны, детей кормить надо. Если пройдёте со мной – я покажу вам комнату.
Андрей слегка удивился такому попаданию в цель, и неожиданно его тонкий слух поймал разговора в толпе:
– Вот сучка! Мужа только успели похоронить, а она уже мужика подцепила! И симпатичный какой! Везёт же этим шлюхам.
Женщина слегка сгорбилась и пошла вперёд – Андрей за ней. Идти пришлось метров пятьсот – до белого, чистого домика с крепким забором и широким двором. Тут чувствовалась мужская рука, вряд ли одинокая женщина могла бы так содержать хозяйство. Видимо и действительно она только недавно схоронила мужа. На вид женщине было лет сорок – глаза красивые, но потухшие, лицо бледное, одежда неброская и неновая.
– Вот, тут. Это наша с мужем комната была, спальня. Муж умер, так что я осталась одна. Я с детьми буду спать, а вы тут. Два серебряника в сутки, не много будет? В гостинице же вы больше бы отдали? Так ведь? Только вот мойни у меня нет…вернее есть – баня, но её топить надо, а дров у меня нет, только для хаты. Ну, так что, будете снимать?
Андрей внимательно посмотрел на женщину – он чувствовал, как та боится, что клиент откажется – видать и вправду её припекло с деньгами. Однако ему не очень хотелось спать в доме, где поселилось горе. Ощущение пребывания на поминках не оставляло его всё время, что он находился в этом доме. Андрей немного подумал, и спросил, просто чтобы что-то сказать:
– А дети где? Гуляют?
– Я к соседке отвела. Сегодня сорок дней мужу, мне нужно было сходить поставить свечку. А то бы соседи глаз бы кололи тем, что не соблюдаю обычаев. Да и отец Никодим уже заспрашивался – надо, мол, на сорок дней заказать молитву, да свечей купить, да подношение церкви сделать. Последние деньги отнесла. Никогда не думала, что буду сдавать комнату… Вы не подумайте чего – дети у меня тихие, они не бегают, не кричат, спать не помешают. Будете отдыхать, никто не потревожит. Вы же ненадолго, да? На два дня, сказали?
– А от чего муж умер? – спросил Андрей, колеблясь и раздумывая о своём – надо было предупредить трактирщика, что он живёт у этой женщины – когда Фёдор приедет, чтобы знал, где искать.
– Убили его. Нашли за околицей мёртвым.
– И кто убил? – вскинул брови Андрей – разбойники?
– Нет. Зверь какой-то. У нас время от времени убийства. Уже много лет время от времени людей находят мёртвыми. И всё мужчины. У нас много вдов. Отец Никодим говорит, что это село проклято, потому что мы мало верим, перестали посещать церковь, погрязли в грехе. Может он и прав – мы истово никогда и не верили. Как все – свечу поставим, помолимся. Иконы-то у нас есть, да, вон они. Но чтобы целыми днями пропадать в церкви, да постоянно туда подношения носить – такого не было. Вероятно бог нас за это и наказал. Ну да ладно – это наши проблемы. Так что у нас с вами? Останетесь?
– Останусь – немедленно решился Андрей – сейчас только схожу в трактир, пообедаю, да и приду.
Он достал из кармана четыре серебряника:
– Вот, плата. Возьмите сразу, чтобы не думалось. Я скоро приду.
Женщина нерешительно убрала деньги, а монах вышел из дома на улицу. Здесь было довольно тепло – он прикинул – градусов пятнадцать, не меньше. Сразу вспомнилась земная весна – видимо погода навеяла воспоминания. Он любил весну – особенно ранний май, когда весь снег уже стаял, на улице днём тепло и солнечно, а ночью ещё холодает (Майскими холодными ночами…отгремев, закончились бои… – вспомнилась ему песня об однополчанах, о великой войне). Вот и сейчас – было похоже на май, или конец апреля – вышло солнце и приятно грело кожу, пахло мокрой травой и землёй.
Андрей расстегнул куртку, и зашагал в трактир, ему даже захотелось насвистеть какой-то мотивчик – вот что делает солнце после многих дней слякоти, грязи, дождя и ветра.
– Ну что, нашёл комнату? – трактирщик усмехнулся и налил очередному посетителю кружку пива – у нас это запросто. И комнату предоставят, и ещё кое-чего…только спроси. Обедать будешь?
– А можно с собой взять?
– Можно. Но придётся оставить залог за горшки и миски Принесёшь – верну деньги.
– Без проблем. И корзину какую-нибудь, чтобы нести.
– Вина положить? Какой обед-ужин без вина. Особенно с вдовушкой… – лицо трактирщика расплылось в скабрезной улыбке, и Андрею почему-то стало неприятно, захотелось врезать ему пощёчину и потребовать, чтобы он замолчал
– Нет – сухо ответил монах – пива. Три кувшина. И давай чего получше из еды – и корзину побольше. Чтобы хватило подольше. Да, вот ещё что – свежая печёнка есть? Сырая? И молоко, мёд?
– Есть, конечно. А чего ты с сырой печёнкой будешь делать? – насторожился трактирщик и понимающе кивнул, когда Шанди высунула голову из кармана – а! Понятно. Тогда две корзинки бери. С запасом получится. Ещё раз напомню – вернёшь – залоговые деньги возвращу.
Через двадцать минут Андрей, нагруженный двумя корзинами с продуктами, шагал туда, где он снял комнату. Когда подходил к дому, услышал чьи-то голоса – мужской, злой, раздражённый, и женский – высокий, дрожащий и возмущённый:
– Отстань! Не буду я с тобой! Ещё когда муж был жив – я тебе говорила – не лезь ко мне! Жаль, что он помер, а то бы тебе морду набил!
– Что ты кобенишься? Без денег не хочешь? Твой муж был еретиком, он никогда как следует не веровал в бога! Он пособник исчадий! Не зря он всё время лазил в Славию. Контрабандист, говоришь? Никакой не контрабандист – агент исчадий он был! Не зря его бог наказал – жизни лишил. Тебе за счастье приласкать по-настоящему боголюбивого человека, может тебе твои грехи тогда простятся.
– Какие грехи, ты, сладострастник и негодяй?! Если ты церковный староста, так это не означает, что ты император всего, что вокруг! Пошёл отсюда! Пошёл! – из ворот дома вылетел мужчина, лет сорока, со слащавой физиономией, приятной на первый взгляд, но сейчас перекошенной, как у демона. За ним из ворот показалась женщина, без платка, с непокрытой головой. Лицо её покраснело, а глаза метали молнии. Сейчас она меньше всего была похожа на забитую, придавленную жизнь неудачницу-вдовушку, которую Андрей встретил полтора часа назад. Вытолкнутый из дома мужчина злобно оглянулся, заметил Андрея, скривился, и сплюнув, сказал:
– Что, к блуднице стремишься? Блуд поощряешь? Все в аду будете, все!
Андрей нахмурился и сделал шаг к человеку, тот отшатнулся в испуге, и быстрым шагом пошёл вдоль по улице. Женщина обессилено опёрлась о воротный столб, и поморгав глазами на постояльца, извиняющее сказала:
– Достал уже. Церковный староста. Я ему отказала когда-то, а потом он всё намёки делал, когда я уже замужем была. Муж его встретил, пригрозил, что башку оторвёт. Тот напугался, отстал – так-то он трус, только наглый – слишком уж власть забрал. Отец Никодим пьёт, на него все хозяйственные дела перевалил, а тот и рад стараться – все деньги, все подношения через старосту идут. Так-то отец Никодим хороший поп, но всё позабросил. Ему удобно – староста денег соберёт, настоятелю даст, сам поживится. А если есть деньги на вино и выпивку – чего беспокоиться. Совсем этот паук одолел. Ходит по вдовам…я точно знаю – многие уступают. Вот и ко мне подкатил. Да что мы стоим-то? Пойдёмте в дом, пойдёмте! Я комнату подготовила, всё в порядке.
Андрей прошёл за женщиной следом. Комната и вправду была приличной – чистой, ухоженной, кровать широкая, чистые простыни, кувшин с водой, тазик. В доме не ходили обувшись – женщина сразу выдала тапочки, так что и в кухне, и в гостиной было очень чисто и уютно. Печь пока не горела – на улице тепло, да и Андрей подозревал, что денег на дрова у женщины не было совсем. Ему подумалось – как они вообще переживут зиму? Ну да, тут сильных холодов нет, но всё равно совсем даже не жара.
– А дети где? – поинтересовался монах, усаживаясь за стол в гостиной и ставя корзины с продуктами на пол возле стола.
– Они у себя в комнате. У меня сын и дочь, пять и семь лет. Они очень тихие, не помешают.
Андрей присмотрелся к лицу женщины, и удивился –ему казалось ей далеко за сорок, но в ближайшем рассмотрении, без серой бесформенной одежды, ей оказалось не больше двадцати пяти, двадцати семи лет, а может и меньше. Если только не смотреть в потухшие глаза…
– Ты не могла бы накрыть на стол? У меня в корзине продукты. И кстати, как тебя звать? А то как-то неудобно… Я – Андрей.
– Нерта меня звать, Андрей. Сейчас накрою.
Женщина быстро подхватила корзины, выставила горшочки на стол, достала из шкафа тарелки, ложки, кружку, красиво расставила перед Андреем, и было собралась уходить, но он остановил:
– Погоди. Отнеси детям поесть. И сама присядь, поешь со мной.
– Неудобно – сглотнула слюну Нерта – вы не должны за нас платить, это ваши продукты.
– Перестань – поморщился Андрей – не будь дурой, дают – бери. Иди, отнеси детям и приходи – считай, это плата за то, что ты составишь мне компанию.
Женщина слегка вздрогнула, не сразу поняв, о чём говорит постоялец, потом кивнула головой и стала несмело отбирать по кусочку пирогов каждого вида, и накладывать в миску немного гуляша с пряностями и овощами.
– Да бери побольше! – махнул рукой Андрей – я много купил, надо будет – ещё куплю, деньги у меня есть, не пропаду. Бери, бери! Ты мне ничем не обязана, ничего от тебя не требую, просто посиди, поговори со мной, а то мне скучно.
Женщина уже более смело набрала в чашки пирогов, жаркого, гуляша, и быстро скрылась на другой половине дома. Оттуда послышались радостные крики, и Андрей улыбнулся – всё-таки приятно сделать доброе дело. Самому себе кажешься таким хорошим, таким славным – особенно, когда для тебя это почти ничего не стоит.
– Что, опять самку себе нашёл? – деловито спросила выглянувшая из кармана заспанная Шанди – надо бы подкрепиться. Что-то ты меня совсем голодом заморил.
– Кстати – может слетаешь ночью на охоту? И сами поедим свежатинки, и женщине оставим? Да не моя она самка, просто жалко стало. Голодные, убогие…если могу помочь, почему и нет? Деньги у меня есть. Надо будет – ещё заработаю.
– Ну, ну… – неопределённо хмыкнула драконница, скользнула из кармана на стол и фыркнула – где моя печёнка? Я не хочу пироги и гуляш! Молока и мёду хочу!
– Ой, какая красавица! Это ему вы печёнки взяли – я видала в корзинке. А я-то думаю – зачем?
– Ей – усмехнулся Андрей – положи печёнку в миску, хорошо? И ещё молока и мёда в мисочках поставь. Она у меня сладкоежка.
– Сейчас, сейчас! Ой, красавица. А можно я потом её детям покажу? Они будут в восторге!
– Она не любит, чтобы её показывали. Впрочем – я потом спрошу.
Женщина весело рассмеялась шутке постояльца, и присев к столу начала жадно есть. Андрей налил кружку пива, поставил перед ней, она благодарно кивнула головой, и взяв кружку отпила из неё холодной шипучей жидкости. Закашлялась, покраснев и засмущавшись, потом успокоилась и снова приступила к еде.
Андрей смотрел на хозяйку дома и думал о том, что всех, конечно, не пережалеешь. Но одно дело, когда человек попал в беду по своей вине, по своей глупости, но когда он ни в чём не виноват, и другое, когда оказывается в такой беде, такой, что ему и не снилось. За что? Почему? Бог испытывает? Кого любит, того испытывает? Андрею никогда не нравилось это выражение, это высказывание. С его точки зрения, гадости в мире творились не от Бога, а от Сатаны. И приспешники Лукавого искусно выдавали его деяния за проявление Божьей воли. Можно спросить тогда – а как же тогда с всеведущностью? Ведь Бог всё знает, всё ведает, так почему эти пакости творятся с его ведения? Андрей не знал этого. И для него этот вопрос всегда был загадкой. Освенцим, Бабий Яр, Треблинка – почему Он попустил? Как это могло быть? Нет ответа.
Андрей встряхнулся, и выбросил эти богохульные мысли из головы, и спросил:
– Чем ты вообще живёшь?
Женщина слегка вздрогнула, почти перестав жевать, и потупив глаза, спросила:
– Вам нужна женщина?
– Да нет, ты не поняла… – начал Андрей, и тут же замолк, поняв – что, у вас много женщин оказывают услуги приезжим?
– Многие – хмуро пояснила Нерта, отложив кусок пирога, который собиралась взять в руки – я не занимаюсь этим. По крайней мере пока. Хотя, возможно и придётся. Вы хотите купить мои услуги?
– Даже и не думал – искренне удивился Андрей – а что, ты бы согласилась? И сколько это стоит?
– Две серебряника за час. Пять-десять за ночь. Так все берут. Если что-то…особенное – золотой за ночь, или два.
– Это не деревня, это бордель какой-то – тихо пробормотал Андрей, отхлёбывая пиво. Потом немного повысил голос и спросил:
– А чем ты занималась до того, как муж умер? Что ты умеешь делать? Родители твои живы? Почему ты осталась одна, что, никого нет родни? Так же не бывает в деревнях.
– Детей воспитывала. А родители у меня померли – в реке утопли. Сирота я. Братьев-сестёр тоже нет. Вернее – есть сестра, но она далеко, в Анкарре. Брат был – тоже утоп.
– Чего это на них напасть такая, чего они все потонули-то? – удивился Андрей
– Дак чем тут все промышляют – через речку контрабанду таскают. Вот как-то и полезли…а там, выше, затор образовался после дождей, запруда, а они-то не знали, и когда стали переправляться – запруду тут и сорвало. Ну и снесло их…потом нашли – живого места нет. Измочалило. Я как раз в невестах была – сразу и выскочила за Юрсана, он видный парень был. Хоть и без любви, но вышла – одной нельзя оставаться. Потом слюбилась, ничего. Хорошо жили, дети хорошие. Так и было бы всё хорошо, не пойди он как-то ночью за околицу, в лес.
– А чего он посреди ночи-то туда потащился? Немного странно…
– Тайник там был, он товар кое-какой туда складывал, хотел ночью забрать. Потом нашли его – без головы. Товара тоже не было. Но не бандиты – ран от оружия не было, похоже как зверь какой-то драл. Вот так я и осталась одна. Что умею делать? Шить умею, всегда любила шить. Но тут на кого шить? На церковного старосту? На вдовушек, промышляющих своим телом? Кому нужно моё умение?
– В столицу поехать. Сестра ведь есть, говоришь? Там заняться пошивом. Если и вправду умеешь хорошо шить – дела пойдут.
– А на какие деньги я поеду? Хату продать? Так деревенские же кровь с меня выпьют, купят её за медяки. Тут дорого не продашь, сразу всё прознают и скупят за бесценок.
– А собой лучше торговать? Не за бесценок?
– Так хоть есть шанс накопить…тогда и уехать. А что мне остаётся, что? – женщина даже рассердилась. Андрей, похоже, ткнул пальцем в открытую рану.
– Ладно. Не мне судить тебя, только Бог рассудит. Пойду отдыхать. Приберёшь здесь, ладно? – Андрей пошёл к своей комнате, но остановился на пороге – вот ещё что забыл! Скажи, тут можно купить дров? Они дорого стоят? Я хочу, чтобы ты натопила баню – мне помыться надо. Давно в дороге уже.
– Да, можно…воз дров стоит пятнадцать серебряников. Я могу сходить на лесопилку, договориться, чтобы привезли. И баню натопить.
– Возьми – Андрей дал женщине золотой – купи. И натопи баню. Я пока подремлю слегка. Дрова наколотыми продают?
– Да, готовыми. Так немного дороже, но выгоднее – возни меньше, а дороже ненамного.
Андрей кивнул головой и прошёл в комнату. Сбросив куртку, он сел на край кровати, потом откинулся назад и упал на перину, раскрыв руки крестом. Мелькнула белая полоска, и рядом пристроилась Шанди, улёгшись под бок.
– Наелась?
– Наелась. Нынешнему моему образу поменьше нужно еды. Быстро наедаюсь.
– А может тебе с таракана размером сделаться? Будешь питаться хлебными крошками – представляешь, какая экономия?
– Андрей, ты чего задумал? – Шанди была серьёзна и не обратила внимания на шутки друга – ты же неспроста эту самку расспрашивал. Хочешь её облагодетельствовать? Эдак ты и совсем без денег останешься.
– Да ладно! Что, денег у нас нет? Куча ещё денег. Особо не обеднеем. Всех облагодетельствовать не могу, но хоть кому-то помочь – разве это не достойно? Ну, скажи, Шанди? Что, у драконов не принято помогать другим драконам, попавшим в беду?
– Нет. Не принято. Если только это не близкие родственники. И то, частенько, и у родствеников – вылетел из яйца – и живи, как хочешь. Мы же драконы, самые умные, самые сильные, самые долгоживущие разумные существа в мире! Зачем нам соплеменники – мы же выше всего человеческого! Выше жалости, выше сопереживания!
– Что я слышу? – хмыкнул Андрей – у тебя проснулся сарказм в отношении соплеменников? Чего это вдруг?
– Да так…навеяло. Когда мать меня кормила, поила сто лет, ей предлагали убить этого уродца – меня, или бросить – пусть подохнет. Зачем жить уродам? Ты знаешь – я у тебя многому научилась. Может вы, люди, и ущербные существа, но лучше быть такими ущербными, чем такими совершенными, как драконы, которым плевать на всё, кроме себя самих. Высокомерные, наглые, считающие себя надзирателями над всем миром. Не люблю я наш род – неожиданно заключила Шанди – ну, кроме мамы. Она у меня тоже нестандартная. Ущербная. Помнишь, ту историю, о которой я не хотела говорить? Про Драконью гору? Они с отцом моим там жили, не хочу называть его имя. Он и требовал, чтобы мама освободилась от меня, так как я мешаю им жить. И что они вместе из-за меня не могут летать там, где нужно, и делать то, что хотят. И он хотел меня убить. И мама его убила. Она сильная, мама, и она защищала меня – потому была сто крат сильнее. А он был в полтора раза массивнее её. Она порвала ему глотку, крылья и утопила в море. Моего отца. Только не говори, что я тебе рассказала – а то она сердиться будет. Это наша тайна. Почему тебе рассказала? Ты мне стал вместо отца и матери, второй матерью, если можно так сказать, и меня поражает твоё умение сопереживать – ведь кто тебе эта вот здешняя самка, ведь никто! И ты думаешь о её детях, о ней самой – ведь ты заранее купил еды больше, чем надо – знал, что будешь кормить её детей. И расспрашивать ты её стал потому, что заранее решил помочь. Ни один дракон даже не задумался бы о том, чтобы помочь другому дракону, его семье. Ни на секунду бы не задумался. А при возможности – забрал бы чужую добычу, и плевать – умрут те драконы от голода, или нет. Да, не все люди такие как ты, у вас тоже хватает таких 'драконов', но есть и подобные тебе. Может потому вы и размножились в таком количестве, что помогаете друг другу.
– Что-то ты расхвалила меня, я даже застеснялся – усмехнулся Андрей – я наёмник, убийца-профессионал, и если и занимаюсь благотворительностью, помогаю людям, то может быть только для того, чтобы загладить свои грехи перед Богом. Воняют мои грехи перед Господом, смердят, душу рвут. Понимаешь?
– Нет, не понимаю. Ну да ладно – главное, что ты такой, какой есть. И я с тобой рядом становлюсь лучше. Закроем тему. Лучше скажи – когда пойдём оборотня гонять?
– Ух ты, чертовка! Раскусила? Как?
– А чего тут неясного – ты ведёшь долгие разговоры, а между делом аккуратненько узнаёшь – как убили её мужа, где убили. И я чувствую твой азарт и нетерпение. Ты же уже знаешь, кто это, так?
– А чего тут не знать…знаю. Я его ещё в церкви почуял…родная душа, всё-таки.
– Да какая родная! Какое отношение он имеет к тебе, ты чего? То, что ты оборотень, не делает тебя зверем, а вот его…мне кажется, что звериная сущность раскрывает всё гадкое, что есть у человека. Если человек в жизни – человек, то и став Зверем он останется человеком. А вот если он и в жизни зверь, то…
– Мне кажется, тут кроме утоления жажды убийства, ещё практические соображения. Помнишь, пропавшую контрабанду? Кстати – я так и не спросил чего они там возят. Может наркотики? Они ведь в Славии свободно разрешены, а тут не знаю. Скорее всего – нет. А может и ещё что-то подобное. Впрочем – какая мне разница – неинтересно. Наркотики зло, но всё идёт от Исчадий, не будет их, не будет и наркотиков – если власть как следует займётся этим делом. Прихлопнуть деятельность торговцев наркотиками не просто лёгкое дело, это не сложнее, чем муху прибить мухобойкой. Уверен. А раз это существует – значит кому-то нужно, чтобы эта деятельность существовала, гарантия.
– Ты конкретнее – когда пойдём искоренять твоего…хммм…оборотня, в общем.
– Вечером, охотница ты фигова! Поразвлечься захотелось? – ухмыльнулся Андрей.
– А почему бы и нет? Это и есть настоящая дичь! И тем более – тоже помогу людям. Может и у меня какие-нибудь грехи есть, перед Богом наберу добрых дел.
– Это какие такие у тебя грехи-то? – скептически хмыкнул Андрей – в носу, что ли, поковыряла? Или с высоты нагадила на телегу заночевавшего купца? Грешница, тоже мне.
– Ага – у тебя есть грехи, а у меня нет! Может я вообще великая грешница! Только не скажу тебе ничего. Теперь точно не скажу.
– Ну и не говори. И вообще не говори. Не очень-то и интересно.
Собеседники замолчали, Андрея разбирал смех, Шанди же на него злилась, а потом тоже рассмеялась и выдала:
– Может я в мыслях представляла, что ты дракон, и…нет, ничего тебе не скажу!
– Вон чего…да, велик твой грех – улыбнулся Андрей – девочка, найдёшь ты себе ещё жениха. Найдёшь. Настоящего дракона. Не человека-оборотня, это точно. А то, что ты представляла – это не грех, это ты взрослеешь. Как-нибудь ударит тебе в голову весна, и понесёшься ты куда глаза глядят на поиски приключений…и забудешь про меня. Ладно, отдыхаем. Успеем наговориться. Кстати, один вопрос – вы с матерью мне говорили, что драконам запрещено вмешиваться в дела людей. Так как вы с матерью решились иметь со мной дело? Ведь драконы договорились, что не вмешиваются в людские дела. Вы что, за это можете и пострадать? Вдруг кто-то узнает о том, что вы со мной в дружбе? И что ты участвуешь в моих делах?
– Я знала, что ты это спросишь – хмыкнула драконница – да, если кто-то узнает, что мы приняли от тебя помощь, если узнают, что я содействую тебе в твоих делах – будут большие, очень большие неприятности. Я не хотела тебя расстраивать и не говорила об этом. Но могут попытаться устранить и меня, и тебя. Нам нужно сидеть тихо-тихо, чтобы никто не мог догадаться, что мы с тобой проворачиваем какие-то делишки. Драконов не так много по миру, но есть и такие, кто следит за тем, что происходит у людей. И они тоже в общем-то нарушают закон, но есть обоснование – они следят за людьми.
– Подожди – давай тогда выясним – что есть ваш Договор. Кто с кем договаривался? Ведь когда кто-то договаривается – есть несколько сторон, две или более. Кто договаривался у вас и с кем? Кто решил, что с людьми дело не имеют, не вмешиваются, и кто будет следить за исполнением Договора?
– А разве мама тебе не рассказала? Она же, вроде, тебе всё уже об этом сказала, что знала. Нет? Ага, значит нет… В общем так: драконов в мире несколько сотен – двести с чем-то, точно не знаю. Большинство их летает по миру. Но часть – старейшины – есть и среди людей, надзирают за исполнениям договора. Старейшин трое. Имена их тебе ничего не скажут. Двое самцов и самка. Они были избраны всеми драконами на сборе много, много тысяч лет назад, и с тех пор не сменялись. Да и зачем? С того момента, как драконы сотрудничали с людьми, прошло много тысяч лет, и люди, в большинстве своём, забыли о том, что мы существуем. Кроме тех, кто случайно видел нас в небе, или на охоте. Но большинство драконов охотится там, где людей нет. Не было их и там, где жила моя мама, потом появились. Ей надо было давно оттуда улететь, но…почему-то не захотела. Почему? Вопросы к ней. Привыкла, может. Впрочем – она старалась летать только по ночам. Людей мы не трогали – если они сами к нам не лезли. Но вообще – последние годы что-то зачастили они с визитами, пора было менять логово, пора. Не знаю, чего мама там задержалась… Вот, в общем-то, и всё. Кстати – ведь мы умеем и быть невидимыми, не забыл? Помнишь, как мама пряталась от глаз. Но появляется это умение только с определённого возраста, и размера. Я пока так не умею.
– Знаешь, что мне пришло в голову – в столицах обязательно есть хоть один старейшина, уверен. И ещё более уверен, что засветились мы по-полной, и они будут нас разыскивать.
– Будут. Но… знаешь какая штука…они будут искать медленно-медленно, как всё то, что делают драконы. Они никуда не торопятся. Зачем спешить, если у нас в запасе десятки тысяч лет, практически бессмертие по вашим понятиям. Они будут ждать, пока мы сами на них не наткнёмся.
– И тогда?
– И тогда будут действовать. Как? Не знаю. Всё может быть. Надеюсь, до тех пор я стану большой, очень большой…а ты что-нибудь придумаешь, чтобы суметь пробить чешую дракона. Иначе нам конец.
– Мдаа…жалко у меня тут нет автоматического гранатомёта, или же просто рпг – усмехнулся Андрей.
– А что это такое?
– Оружие. Которое применяется для убийства наших, стальных драконов. Да ну ладно, не забивай себе голову.
– Нет – ну мне интересно, что за оружие. Расскажешь потом?
– Расскажу. Всё, поспи, если хочешь. Вечером пойдём на охоту. Чувствую, будет она непростой…
Глава 8
Колокольный звон разносился над пустынными лесами, полями, гас в облаках, к вечеру затянувшим небосвод, отражался в стенах домов и рассеивался в осеннем воздухе. Этот звук всегда вызывал немного грустное и волнующее чувство в душе Андрея. Звук колокола отгоняет бесов. Не зря во всех храмах исчадий колоколов не было – вероятно, не случайно.
Андрей вглядывался в толпу людей, собравшихся к вечерней службе, и выцепив взглядом церковного старосту, стоящего у ворот храма, подошёл к нему и молча встал позади и чуть сбоку, справа. Тот не видел его, и продолжал рассуждать что-то о необходимости обустройства церкви, о том, что прихожане забыли о Вере, о том, что надо больше сдавать приношений на храм, иначе церковь развалится – и так пристройка дала трещину – пожалели в своё время на хорошие фундаменты. И что если так будут нести подношения – отец Никодим с голоду помрёт, и кто будет служить в храме? Кто прогонит Зло, идущее со стороны Славии?
Люди внимательно прислушивались к словам старосты, но постепенно замечали стоящего рядом Андрея и переводили взгляд на него. Наконец, и староста заметил, что за его спиной что-то не так, сбился со своей проповеди на тему 'дайте больше денег и будет вам благость', и обернулся, наткнувшись на взгляд монаха. Тот молча смотрел старосте в глаза и ничего не говорил. Потом тихо сказал:
– Я всё знаю. Через полчаса после службы я тебя жду у тайника Юрсана – разговаривать будем.
После этого Андрей развернулся и пошёл в храм, сопровождаемый изумлёнными взглядами ничего не понявших прихожан. Он купил свечку у женщины в тёмном платке за прилавком церковной лавки, поставил её за здоровье всех тех, кто был ему дорог, постоял и помолился у иконы Бога, затем, перекрестившись, быстро вышел из церкви и пошёл к дому Нерты.
Уже подходя к дому, он обратил внимание на стоящий возле дома здоровенный воз, доверху полный поленьями дров, уложенными ровными рядами – чтобы больше вместилось. Телега была запряжена двумя битюгами, тянувшими это сооружение – обычная лошадь такой воз наверное бы и не сдвинула. Рядом суетилась хозяйка, подгонявшая грузчиков, стаскивающих дрова на задний двор.
– Вот, купила! – лицо женщины было довольным и раскрасневшимся – сейчас вам баню натоплю. Да тут хватит и не только на баню, на всю зиму топить! Сдачу сейчас отдам – она полезла в карман, но Андрей махнул рукой – оставь себе.
Он прошёл в дом, с удовольствием разулся, сбросив сапоги, и прошёл к себе, сбросил куртку и улёгся на постель. Служба в церкви должна была закончиться через пару часов, как раз стемнеет – самое время, чтобы на охоту вышел оборотень. Оборотень на оборотня… Андрей нашёл это забавным, и усмехнулся, а Шанди заметила:
– Ты уверен, что с ним справишься?
– А ты на что?
– Ну да…это верно. Хорошо, что у тебя есть я.
– Ты от скромности не помрёшь.
– Что есть, то есть – хихикнула драконница – интересно, что он сейчас думает, что соображает? Предвкушает, как оторвёт тебе голову? Интересно – вот как так получается – вроде он верит в Бога, заботится о церкви, и при этом – негодяй, каких мало. Если он верит по-настоящему, то как он может быть таким подонком?
– А что такого? Кстати – ты сама сказала – если верит по-настоящему. А кто тебе сказал, что он верит по-настоящему? Забыл спросить – как он отреагировал на мои слова? Почуяла?
– Как? Оооо! Это такая великолепная смесь – ненависть, страх, и жажда убийства. Мог бы – тут же кинулся и оторвал тебе голову. Ты ударил его в самое сердце. Только вот не пойму – а откуда ты знаешь, где тайник?
– А зачем мне тайник? Мне достаточно выйти за околицу, и он меня встретит. Интересно – в человеческом обличье, или…я бы на его месте попытался узнать – откуда ветер дует.
Он встретил Андрея в человеческом обличье. Далеко за околицей, когда монах подходил к деревьям, возле которых и был найден труп несчастного мужа Нерты. Староста вышел из-за куста, заступив дорогу Андрею и холодно спросил:
– Откуда ты знаешь? А! Я знаю – откуда. Ты ведь тоже оборотень. И что теперь? Попытаешься рассказать, что их богобоязненный староста оборотень? Да кто тебе поверит, пришлый? Лучше бы потрахал эту девку, а потом отправился по своим делам. Это было бы лучше для всех. Но теперь поздно. И ты отсюда не уйдёшь.
– Ну, об этом я догадывался – усмехнулся Андрей – интересно, как ты меня остановишь…но речь не об этом. Скажи, а как ты стал оборотнем? Как так получилось?
– Как? Да какая тебе разница…так же, как и остальные – староста махнул рукой и из кустов вдруг показались ещё несколько человек. Потом ещё. И ещё. Андрей замер и сердце захолодело: четырнадцать человек! Нет, не человек. Четырнадцать оборотней. Здесь были и женщины, и мужчины, их глаза светились зелёным светом в ночной тьме.
– Вот это ты попал…– восхищённо воскликнула Шанди и выскользнула из кармана, шмыгнув за куст – скажешь, когда начинать.
– Скажу – напряжённо ответил Андрей и стал быстро стаскивать с себя куртку, рубаху, штаны – окружавшие его люди-оборотни были голыми, готовыми к превращению. И кстати – среди них было много, очень много женщин, едва ли не большинство, и довольно молодых. Вдовы? Вот зачем староста ходил по вдовушкам…впрочем – и для этого тоже.
– Что, думаешь убежать? – криво усмехнулся староста и тоже стал раздеваться
– Скажи, а отец Никодим тоже из ваших?
– Нееет…этот старый пьяница просто болван, ширма. А мне нужна была моя стая, мои самки, да и деньги не помешают – разве деньги не главное? – усмехнулся оборотень и мгновенно перекинулся в зверя – начнём, пожалуй!
– Начнём – усмехнулся Андрей и рванулся в сторону, крикнув Шанди – давай!
Не успела драконница преобразоваться и выскочить из-за куста, как вся толпа оборотней с воем рванулась за жертвой, желая разорвать её, растерзать, выпустить кишки! Давать себя схватить было слишком опасно – столько оборотней порвут его за считанные секунды. Расчёт только на драконью броню, да на свою ловкость.
– Да чёрт побери, где ты?! – рявкнул Андрей – проносясь мимо куста, в котором скрылась Шанди. Ему казалось, что он уже целый час бегает кругами, спасаясь от разъярённой стаи, хотя на самом деле прошло максимум секунда или две. Просто Андрей уже перешёл в режим боя, и для него время потекло очень медленно.
Наконец, куст с треском сломался, подмятый тушей Шанди, и глазам стаи явилась во всей красе крылатая смерть, сверкающая как ожерелье из драгоценных камней в свете выглянувшей из-за облаков луны. Она грозно крикнула:
– А вот я вас, скоты! – видимо хотела отвлечь их от Андрея. Отвлекла.
Стая, по команде старосты, не раздумывая, бросилась на драконницу, и напор множества мощных тел был такой силы, что её сбили с ног. Оборотни вцепились в крылья, в лапы, и стали рвать, кусать, с такой силой, что их зубы оставляли царапины даже на непробиваемой чешуе дракона.
Шанди, сбитая с ног и облепленная зверьми, напоминала Балу из мультфильма 'Маугли', когда тот бился с Рыжими Псами – это мелькнуло в голове Андрея, когда он наблюдал за схваткой, попутно разрывая горло старосте, подмятому им за долю секунды. Староста тоже был оборотнем, да, но ведь Андрей был не просто оборотнем – он был опытным убийцей, сильным бойцом, и притом – весил килограмм на тридцать, как минимум, тяжелее. Оборотень трудно умирал. Пришлось порвать ему горло, перекусить шейные позвонки, и даже тогда он ещё дёргался и пытался ползти.
Андрей бросился к ворочавшейся в куче гадов Шанди, и стал вырывать из стаи одного за другим обезумевших человекозверей. Они настолько вошли в раж, что уже не понимали, что происходит, одержимые идеей убивать.
Потом Андрей вспоминал эту схватку и думал – почему он, в зверином обличье никогда не терял контроля над мозгом, и всегда мог нормально соображать, и почему эти люди полностью потеряли свою сущность, оставив лишь одну идею, одну страсть, одно желание – убивать. И ещё – как это староста сумел так подчинить этих существ, что они слушались его беспрекословно? Может тут был какой-то секрет, о котором он не знал?
Шанди трубно ревела, ворочаясь, как Балу, отрывая от себя оборотней и раздирая их пастью и мощными лапами. Но всё-таки она была не взрослым драконом, весящим десятки тонн. В ней было весу тонна, может побольше, то есть практически столько же, сколько и у нападавших, и это при их невероятной силе, ярости, стальных когтях и острых зубах.
Часть оборотней – штуки три – Андрей уже порвал, но оставалось слишком много и они поранили драконницу, которая покрылась ранами и ревела от боли. Нанести серьёзные раны они пока не могли – броня надёжно скрывала тело Шанди, но постепенно, чешуйку за чешуйкой, они нарушали целостность защиты, и существовала реальная угроза гибели Андреевой подруги от множества мелких ран, или же от крупных, когда звери всё-таки сдерут с неё большую часть чешуи.
– Жги! Шанди, жги! – крикнул в отчаянии Андрей, отрывая от неё очередного мутанта и вгрызаясь в его загривок
– Как я буду жечь, когда ты вертишься на линии удара?! – взревела драконница – уходи в сторону!
Андрей отбежал далеко вправо, и ночь разорвал великолепный фейерверк – пламя било из драконницы, как из гигантской паяльной лампы – в центре – какое-то голубоватое, а по краям оранжевое, клубящееся и испускающее резкий химический запах.
Драконница била по кругу, и скоро все оборотни были охвачены страшным огнём, полыхая как свечи – видимо жидкость, применяемая драконницей не сгорала до конца в первые секунды и налипнув на тела зверей, работала как напалм. Они визжали, завывали, кусали себя, совершенно потеряв разум (если он у них только был!), а Шанди безжалостно жгла, жгла, жгла…
Через пятнадцать минут на земле остались десяток догорающих костров, воняющих палёной шерстью, мясом и кровью. Всё закончилось.
Андрей облегчённо вздохнув, снова перекинулся в человека – он тоже был покрыт рваными ранами, и когда перекинулся, исчезла боль, исчезли раны. Он даже забыл про одежду – сразу бросился к Шанди и стал ощупывать её, осматривать повреждения.
– Что, плохо? – тяжело дыша спросила Шанди – хорошо, что их не сотня, правда? У меня секрет в железах закончился. Плевать стало нечем. Хорошо ещё, что железы достаточно развились.
– Ты похожа на рыбку, не до конца почищенную кухаркой – хмыкнул Андрей – теперь, пока чешуя отрастёт, пройдёт неделя, не меньше. А то и больше. Будь поосторожнее это время. А раны ерунда – сейчас мы их ликвидируем, будешь как новенькая.
– Оденься – хмыкнула Шанди – потерплю пять минут. А то ты голый на холоде скачешь, синий весь уже.
– Я и забыл чего-то…напугался за тебя. Мда…не ожидал. Знаешь – чего-чего, но такого я не ожидал. Хорошо, что ты со мной. Иначе пришлось бы мне бежать, и как можно быстрее. А я как-то не расположен бегать всю ночь. Всё, я готов – Андрей завязал последнюю завязку на штанах и занялся лечением подруги.
Через полчаса она уже была излечена, только сильно голодна, и как следствие – раздражена.
– Я слетаю поохочусь, хорошо? Мне сейчас надо много мяса. Хотя…нет уж – потом слетаю. Нельзя тебя оставлять без охраны. Тем более что я чувствую, ты чего-то задумал. Тебя просто съедает нетерпение, и ты хочешь куда-то идти. И это не новая самка…
– А может я в баню спешу? Напариться, помыться? Хчу, чтобы спинку мне потёрли красивые женщины? – рассмеялся Андрей – всё-то ты знаешь!
– Нееет…я чувствую – это не баня. Куда ты собрался, признавайся!
– Хочу отца Никодима навестить.
– Хммм…пошли. Мне тоже хочется посмотреть на местного адепта веры. С его попустительства началось такое безобразие.
Андрей коротко кивнул головой, а Шанди уменьшилась, снова стала хорьком и запрыгнула в карман Андрея.
Он пошёл в деревню, невольно косясь на трупы оборотней. Ему показалось, что в них была какая-то неправильность. Что-то не так, как будто события пошли не по тому сценарию. Монах задумался – что не так, и сообразил – они так и остались зверьми! Андрей вначале удивился, а потом усмехнулся своим мыслям – ну да, так и должно было быть. Это только в киношных ужастиках оборотни после смерти превращаются в людей, а в реальности они так и остаются зверями. Впрочем – а как же тогда та кикимора, которую он убил, и которая при своей гибели почти превратилась в человека? И пришёл к выводу: значит она превратилась ещё тогда, когда голова её была цела, стояла на месте и могла управлять телом, его преобразованием. Ведь фактически оборотень не был никаким волшебным существом, это был мутант, человек, преобразованный под влиянием какой-то заразы, попадавшей в его кровь. Эти оборотни погибли прежде, чем преобразовались в человека, и так остались зверьми. Впрочем – были ли они людьми, в том понимании, в каком это принято понимать? Ведь человек не становится зверем, сменив тело, зверем его делает та звериная сущность, что сидела в его мозгу. Просто при преобразовании в это существо он как бы раскрепощается, выпуская всё чёрное, всё гадкое, что в нём есть. Андрей сумел подавить в себе звериное начало, они – нет.
В церкви, украшенной цветными стёклами окон, горел огонёк, видимый сквозь маленькое окошко. Отец Никодим был внутри – понял Андрей, впрочем – тот и жил при церкви, в отдельной пристройке, соединённой с храмом длинным коридором – это Андрей выяснил у Нерты. Она бывала у священника, когда крестила детей, и ещё по каким-то надобностям.
Андрей подошёл к узорчатой металлической двери и постучал в неё кулаком. Удары гулко отозвались внутри пустого помещения, но долго никто к двери не подходил. Но Андрей не отставал – он бил, бил, бил в дверь вначале кулаками, потом начал долбить ногами так, что дверь вибрировала и звенела, как колокол. Наконец, послышался слегка надтреснутый мужской голос:
– Да иду, иду я! Не дадут почитать молитвы в тишине! Долбят и долбят, долбят и долбят!
Дверь скрипнула, завизжала петлями и открылась.
Отец Никодим стоял качаясь, с трудом удерживаясь на ногах, держась за дверь, как за спасительный круг. Было ясно, что если он сейчас её отпустит – свалится и уснёт. Волосы и борода, всклокоченные и как будто бы вывалянные в соломе, давали понять, что их хозяин пребывал в очень глубокой молитве, но только не Богу, а зелёному змию.
– Ну и чего? Помирает кто-то, что ли? Или поженить кого? Я немного приболел, езжайте в Шустовку, это тридцать вёрст отсюда, там отец Зарик вас обслужит. А я не могу, не могу… – настоятель покачнулся, и упал бы, если бы Андрей его не поддержал. Потом монах подхватил отца Никодима в охапку, легко, как мешок картошки, бросил его на плечо и прикрыв дверь, пошёл вовнутрь церкви. Настоятель чего-то бормотал, размахивал руками, а потом обвис, как будто смирившись со своей участью.
Андрей прошёл через церковь, длинным, грязным коридором, и выйдя в жилую часть оказался в большой гостиной, неприбранной, пыльной, со столом посредине, на котором стояли пустые и початые бутылки вина. Андрей осмотрелся, заметил кушетку возле стены, на которой, собственно, и пребывал священник до того, как его поднял Андрей. Никодим уже храпел на плече 'похитителя', уснув по дороге и храпел, как целый отряд грузчиков.
Андрей бросил его на кушетку, как мешок, тот только хрюкнул, и продолжил спать дальше. Андрей подошёл к столу, с отвращением понюхал бутылку – пахло какой-то брагой, похоже Никодим пил всё что пьётся, не разбираясь, и уселся на стул, предварительно потрогав его пальцев на предмет пыли и чего-нибудь похуже. Так и замер на стуле, раздумывая – что ему делать дальше. Разговаривать с пьяндалыгой было бесполезно, да и просто невозможно – всё равно как разговаривать с бревном.
– Ну, что будем делать? – спросила Шанди, выглядывая из кармана и принюхиваясь – может голову ему оторвём? А что – бесполезный скот. Как такой скот может научить вере? Чему он вообще может научить? Такие священники ничем не лучше исчадий, согласись.
– Соглашусь – угрюмо кивнул Андрей – от таких вред не меньший, чем от исчадий. Что делать, говоришь? А вот сейчас попробуем его поднять…
Он подошёл к храпящему Никодиму, сел на кушетку рядом, и протянув руки сосредоточился на ауре священника. Он знал, как должна выглядеть аура здорового человека, и решил привести её в полное соответствие со стандартом. В ауре Никодима мелькали красные, багровые тона – во-первых, организм воспринимал алкогольное опьянение, как отравление, притом тяжёлое, а кроме того, у Никодима имелся целый букет болячек – цирроз печени, язва желудка, и ещё много мелких болезней, которыми был просто нашпигован организм настоятеля. Это и не мудрено – хотя тому был максимум пятьдесят лет, выглядел он на все семьдесят – алкоголь ещё никого не делал моложе и здоровее.
Первым делом – багровые сполохи из ауры. Андрея передёрнуло, когда он всосал в свою ауру этот алкогольно– циррозный мрак. Аура очистилась, но не совсем. Она была какой-то зеленоватой – Андрей усмехнулся – от зелёного змия? А потом и задумался – а почему нет? Возможно, что организм так показывает предрасположенность к алкоголю. И если убрать этот зеленоватый оттенок, может тогда человек вообще излечится от алкогольной зависимости?
Андрей стал очищать ауру, насыщая ещё жёлтым цветом, и всё время внушая: 'Не пить спиртное! Всё вино, вся водка, всё, что приносит опьянение – тебе противно, тебя вырвет от этого! Ты будешь рвать вином, если оно попадёт тебе в рот!'
Фактически Андрей кодировал настоятеля от алкоголизма, как это делали на Земле. Монах точно не знал, как всякие бабки заговаривали, кодировали от водки и сигарет, но возможно, что механизм воздействия был тем же самым.
Через полчаса аура священника сияла ровным жёлтым светом, была гораздо насыщеннее и ярче, чем до лечения, а Андрей слегка приустал. Конечно, это не Чёрную смерть убирать, но тоже нелегко. Лечение всегда даётся трудно, это загубить организм легко.
Никодим продолжал спать, но уже не алкогольным тяжёлым сном, а вполне обычным, чистым сном уставшего человека. Он тоже устал – его организм тоже потрудился, перестраивая себя по установкам, заданным Андреем. Священник даже слегка похудел, кожа его разгладилась и теперь он выглядел моложе своих пятидесяти лет.
Андрей вздохнул, и похлопал по щекам настоятеля ладонью, от чего голова того мотнулась из стороны в сторону и Никодим встрепенулся, вскочил на ноги и не понимая, что происходит, сел на краю своей лежанки.
– Кто?! Что?! Ты кто такой? – его глаза сфокусировались на лице незнакомца. Тот сидел спокойно, расслабившись, положив ногу на ногу.
– Я – Андрей.
– А как ты тут оказался? Зачем ты тут? – лицо отца Никодима, обрамлённое всклокоченной бородой, выражало полное ошеломление – просыпаешься, ничего не подозреваешь плохого, и вдруг перед тобой сидит непонятный человек, расположившийся как у себя дома.
– Зачем я тут? Хочу вот узнать, как ты дошёл до такой жизни. И когда перестал верить в Бога. И почему ты, неверующий, ничтожный человечишка, учишь других Вере, сам не веря. Расскажешь мне?
– Ты что говоришь, богохульник?! Как ты смеешь… – хлёсткая пощёчина, голова настоятеля метнулась в сторону, ещё удар, ещё – Никодим зажал лицо руками и испуганно закричал – не надо! Не надо! Что ты хочешь? Денег? Я отдам тебе деньги! Возьми, вон там лежат, в столе! И уходи, исчадье! Не трогай меня!
– Исчадье, говоришь? А мне кажется – ты исчадье. Ты хуже исчадья. Те хоть не скрывают, что они подонки и негодяи, а ты заперся в своей келье и пьёшь, а на людях изображаешь благочестие и боголюбие! Тварь ты. И вот думаю – свернуть тебе башку, или нет. Как твоему помощнику, старосте. (Шанди, что он чувствует? Боится, и возмущён).
– Не упоминай исчадий! Я верую в Господа нашего! А то что пью…ну да, пью. Пью потому, что ничего не могу сделать, потому что люди, сколько им не преподноси истины – не убий, не укради, не прелюбодействуй – всё равно воруют, убивают, творят зло. Когда я закончил духовное училище – если бы ты знал, как я верил! Как я хотел нести свет Божественного слова людям, верил, что это что-то изменит. Что от моих проповедей люди будут светлее, чище. И что я вижу? Твари лесные чище людей. Праведнее.
– А почему ты не удивился, когда я сказал, что твоему помощнику свернул голову?
– Это должно было случиться, и давно. Это ещё одна причина того, что я пил. Думаешь не вижу? Думаешь не знаю, что храм Божий превратился в контору по зарабатыванию денег, что прихожане ходят в него только для того, чтобы не выглядеть неправильными в глазах соседей, или потому, что запуганы старостой? Всё вижу. Но сделать ничего не могу – священник опустошённо уронил руки на колени, и замер, уткнувшись взглядом в пол, как будто боясь встретится им с обвинителем.
– Когда ты узнал, что он оборотень? И что многие из его помощников-прихожан тоже оборотни?
– С год назад. Он сам раскрыл мне свою сущность, и сказал, что если я не буду сидеть тихо и спокойно в своей келье, он оторвёт мне голову, и тогда вместо меня пришлют разумного настоятеля.
– А почему он тебя не сделал оборотнем? Ему же так было удобнее.
– Не знаю. Это мне недоступно в разумении. Может ему было приятно управлять священником, запугивая его. Он был нехорошим человеком – если ты и вправду свернул ему голову – туда и дороге этому зверю. А много ещё прихожан являются оборотнями?
– Четырнадцать человек. Но они мертвы. Их тела находятся на северо-востоке от деревни, возле леска. Ну так что же с тобой делать, Никодим? Я ведь шёл тебя убивать. Решил, что ты заодно со старостой.
– Я и был заодно со старостой, разве не так? И мне придётся вымаливать прощение у Господа нашего, когда я перед ним предстану. Прошу об одном – дай перед смертью помолиться, не хочу, чтобы моя душа предстала перед Господом без молитвы и покаяния.
– Ну что же – молись, а я пока подумаю, что делать – сразу тебе голову оторвать, или подождать…
Никодим кивнул, подойдя к висевшей на стене иконе, опустился на колени. Он долго бормотал молитвы, а Андрей смотрел на него, и думал – что делать? Ну, вот прибьёт он этого бесхребетника, а дальше что? Пришлют другого, который может быть ещё хуже. Отрывать голову следующему? И так до бесконечности?
– Что он чувствует, Шанди?
– Вину, раскаяние, решимость…как ни странно, похоже, что ты его пронял своими словами. Хочешь оставить его в живых, я так поняла?
– А куда деваться. Только вот сейчас проверим одну штуку…
Андрей дождался, когда Никодим встал с колен.
– Всё, я готов к смерти. Убивай, посланец Божий! Я знал, что ты когда-то придёшь, Ангел Смерти. Спасибо, что дал мне возможность покаяться.
– Пожалуйста – усмехнулся Андрей – иди сюда. На вот! – Андрей налил в глиняную кружку вина из пыльной бутылки и протянул настоятелю – пей, напоследок!
– Я не могу. Я сейчас дал обет не пить!
– Свежо предание, да верится с трудом…пей, говорю!
Священник, трясущейся от волнения рукой принял кружку, глянул поверх неё на Андрея и с облегчением выпил сразу половину. Шанди, которая с интересом смотрела за тем, что происходит, сидя на краю стола, едва успела отпрыгнуть в сторону – фонтан, который вырвался изо рта Никодима обдал стол, место, где она сидела, стул перед столом и обдала пол красной вонючей жидкостью.
– Андрей! Негодяй! Ты что, предупредить не мог?! Он чуть меня всю не уделал с ног до голову! Ну я припомню тебе, припомню! И эта твоя благодарность за спасение твоей задницы от толпы разъярённых оборотней?! Вот они, люди, вот она, благодарность! – возмущению драконницы не было предела, а Андрея, тоже едва успевшего отскочить от пахучего фонтана, разбирал смех, и он покусывал губы, чтобы не рассмеяться в голос.
– Я что, виноват? Это же не я норовил тебя обдать. Я и сам не ожидал такого эффекта.
Андрей посмотрел на смущённого и недоумённо смотрящего в кружку Никодима, и приказал:
– Пей до дна! Пей!
Священник осторожно допил содержимое кружки…эффект был тем же – фонтан вина вперемежку с содержимым желудка, и в этот раз Никодима выворачивало дольше, страшнее, казалось, что он сейчас вывернет свои внутренности.
– Ну вот, и славно – удовлетворённо сказал Андрей – ещё хочешь винца? Нет? Вижу – нет – он с усмешкой посмотрел на настоятеля, тут же зажавшего рот при одном упоминании вина. Итак, теперь ты понял, что вино для тебя больше неприемлемо. И теперь можно о чём-то с тобой говорить – например – о твоём будущем, и самое главное – о будущем вашей церкви…
Когда Андрей появился в доме Нерты, была уже глубокая ночь. Впрочем – глубокая ночь по меркам этого мира. За полночь. Но женщина не спала.
– Наконец-то! Я баню натопила, идите мыться. Полотенце положила, и штаны с рубахой – от мужа моего остались, не побрезгуйте, они чистые, стиранные, почти новые, а ваши давай, я выстираю. Вам помочь в бане? – женщина потупила глаза
– Нет – усмехнулся монах – я сам справлюсь. А за чистое бельё спасибо. Я и вправду давно в дороге, пропылился и пропотел.
Андрей с наслаждением вылил на себя шайку прохладной воды, остужаясь после жестокого пара, который он нагнал в баню, и выйдя в предбанник долго растирался полотенцем. Потом, надев на себя чистые штаны, посидел на лаве, откинувшись, и размышляя – пока всё шло как надо, вот завтра что будет…нужно проверить все дома в деревне. Сколько бы их не было. Если не искоренить всех оборотней, инициированных старостой – может продолжиться то, что тот начал – стая зверей, охотящаяся на людей. И ведь они много убили, это точно. Местные были убиты по одной простой причине – старосте нужно было собрать свою Стаю, или нужно было отомстить кому-нибудь. А вот сколько пропало приезжих? Сколько людей исчезло, сняв квартиру ил комнату у оборотней? Кто может дать эту статистику? Похоже, что тут исчезли тысячи людей. Странно, что не пошли слухи на этот счёт. А может и шли? Да кто поверит – такая большая, хорошая деревня, с множеством любвеобильных вдовушек. Они же не всех убивали, иначе точно разнеслись бы слухи. Видимо руководил этим делом староста, он и указывал – кого убить, а кого оставить жить. И шло бы это всё как по накатанной ещё много, много лет, если бы в деревню случайно не забрёл Андрей, и совершенно случайно не снял комнату у вдовы. Случайно ли? Может трактирщик имел свой процент? Может и так. Но Андрей всё равно этого никогда не узнает. Да и важно ли это?
Он поднялся и пошёл в дом. Нерта ждала его за столом – она напекла лепёшек, купила мёду, на печи стоял медный чайник и пыхтел из носика паром.
– Присаживайтесь, попейте чаю. Я на сдачу от дров купила. Побалуйтесь чайком после бани – женщина переоделась и выглядела довольно привлекательно. Андрей прикинул – ей немного макияжа – была бы вполне так красотка. Он посмотрел её ауру – здоровая, без всяких проблем. И не оборотень – их теперь Андрей чуял за версту.
Он машинально принял кружку с чаем, отпил из неё, не обращая внимания на внимательный взгляд хозяйки дома, и снова задумался – а правильно ли он сделает, если убьёт всех оборотней в деревне? Ну – убьёт, и что? А если они ничего не сделали? Может просто их инициировали, но они ничего не совершили? Тогда как? Разве они не имеют права на существование, эти мутанты? Ведь имеют, и не меньшее право жить, чем у него самого. Так надо ли их убивать?
Так и не придя ни к какому выводу, Андрей отправился спать. Нерта ушла в баню – видимо стирать его барахло, а возможно и решила помыться – чего упускать такую возможность, пока баня натоплена.
Посреди ночи, Андрей услышал скрип двери. Его сторожевой участок мозга встрепенулся и тело напряглось, готовясь к бою. Женщина приподняла одеяло и гладкое тело, едва прикрытое тонкой кружевной рубахой осторожно скользнуло в постель.
– Я не заказывал…услуг – холодно сказал Андрей, глядя в лицо Нерты в двух сантиметрах от себя.
– Я не за деньги…я уже давно без мужчины – виновато сказала женщина, осторожно положив руку на бедро Андрею – пожалуйста, не прогоняйте меня. Вы такой хороший, такой славный, такой красивый…я не знаю, что будет впереди, но хоть маленький клочок счастья, я могу получить от жизни? Вы уедете и забудете меня, и это правильно – кто я вам? Но может быть, когда-нибудь, вспомните, что вот есть такая Нерта в деревне Лебяжино, и помянете меня добрым словом. Мне страшно…мне очень страшно! – женщина обняла Андрея, тот не пошевелился и не сделал попытки её обнять. Ему было не по себе – ну да, она сама его хотела, но может ли он? Не будет ли это подлостью, воспользоваться тем, что несчастной женщине, умученной проблемами, безденежьем, павшими на неё несчастьями, захотелось хоть ненадолго почувствовать твёрдость мужского плеча рядом с собой, хоть на час забыться и почувствовать себя желанной, а не несчастной вдовой, задавленной проблемами.
А потом…потом он забыл о своих мыслях и о праведных сомнениях. Остались только двое – мужчина, и женщина в его постели. Два взрослых, одиноких человека, лишённых ласки и счастья. Что должно было произойти после этого? То, что и произошло. И он не жалел ни об одной минуте этой ночи. Впрочем – как и Нерта.
Под утро, поцеловав своего случайного любовника, она выскользнула из постели, повесив на плечо скомканную рубашку и с улыбкой сказала:
– Ты был очень хорош. Очень. Спасибо.
– А если забеременеешь? Ты хоть предохранялась?
– Нет. Что будет, то и будет. Тебя мне Бог дал. Впрочем – я думаю, что всё будет нормально. Почему-то чувствую это. Ты поспи, а мне надо по хозяйству заняться.
Женщина вышла, а Андрей погрузился в сон, тёплый, тёмный, без сновидений – кроме одного – уже когда он засыпал, ему привиделась хихикающая мордочка Шанди. А может это был не сон?
– Открывай, отец Никодим к тебе! – голос женщины за дверью сразу изменился, стал на полтона ниже – до этого она возмущённо кричала – кто там бродит, она никого не звала. Это был последний дом из деревни, в котором побывали Андрей и Никодим. Весь день они бродили по селу и проверяли дома на предмет наличия в них оборотней. Больше двухсот домов. В некоторых настоятеля сразу тащили за стол, пытались налить ему вина – он с содроганием отказывался, чем вызывал удивлённые взгляды прихожан, в некоторых домах его встречали неприязненно – оно понятно, после того, что было в селе эти годы. Но в общем-то всё прошло нормально, и никто ничего не заподозрил.
Оборотней в деревне больше не оказалось. Видимо староста собрал на поимку Андрея весь 'личный состав' Стаи, не оставив их 'на раззавод'.
Усталые, они пошли было к церкви, но по дороге Андрею пришла в голову одна мысль:
– Пойдём-ка к Нерте зайдём, разговор есть. Заодно пообедаем.
Они зашли в дом, разулись и уселись за стол. Нерта засуетилась, собирая остатки вчерашнего пиршества, и скоро они сидели все вместе, попивая чай из глиняных кружек и закусывая пирогами.
– Так что ты хотел мне сказать? – нарушил молчание Никодим.
– Мне уйти? – подхватилась Нерта
– Нет. Это и тебя касается – остановил её Андрей – отец Никодим – вот вам новая староста. Вместо умершего.
– Староста умер? – поразилась женщина – а как же я буду…я же не знаю ничего! Как вести церковное хозяйство – ничего не знаю!
– В общем-то там ничего сложного – усмехнулся Никодим – собирай деньги, веди учёт, следи за хозяйством. Оно и вправду запущено, но я вижу – твой дом в порядке, значит и церковь сможешь обиходить. Тем более, что тебя Андрей рекомендует. Быть тебе старостой. Жалование положим. Главное – не воруй, иначе прогоню. От меня притеснения не будет, я теперь не пью вообще. Будем заново Веру в селе укреплять.
– Да я не против – женщина растерянно теребила край фартука – просто так неожиданно…спасибо вам. Спасибо Андрей! А что со старостой случилось? Он только вчера был жив и здоров, как же он умер?
– Видно лишнего чего-то съел – усмехнулся Андрей. Или решил съесть – непонятно добавил он – в общем, теперь незачем тебе в город уезжать. Поднимайте церковную общину вместе с отцом Никодимом. Вот вам дело, главное дело вашей жизни.
И тут Нерта чуть не упала со стула – отец Никодим, который всегда был слегка заносчивым и высокомерным типом, встал на колени перед её постояльцем и поклонился ему в ноги:
– Спасибо тебе, что вразумил неразумных, что покарал нечестивых. Перед Богом, и перед тобой клянусь – не отступлю от заповедей Господних, подниму общину, объединю людей вокруг Веры. А если отступлю – приди, и покарай меня. Я приму кару с благодарностью.
– Ну – будет, будет, встань – нахмурился Андрей – надеюсь, что ты сейчас искренен (Да, он верит в то, что говорит – подсказала Шанди – он благоговеет перед тобой. Я даже удивлена, насколько он перед тобой преклоняется). Жениться бы тебе надо, отец Никодим – усмехнувшись, неожиданно заметил Андрей – дом твой без женской руки хиреет. Где твоя матушка? Почему без жены?
– Померла…десять лет назад – это был ещё повод запить…любил я её. А потом – кому я, пьяница нужен – горько усмехнулся священник – даст Бог, найду себе супругу. Теперь всё по-другому будет, всё будет хорошо (Надеждами жив человек – подумал Андрей) Ты, Нерта, приходи завтра с утра в храм, обсудим дела. Завтра и заступишь на работу. А сейчас мне пора – заторопился Никодим
– Пойдём, я тебя провожу – мне в трактир надо, продуктов купить, да узнать кое-чего – тоже встал Андрей.
Они вышли, а женщина осталась в доме, ошеломлённая переменами в жизни, о которых никогда и мечтать не могла. Она встала перед иконой, истово перекрестилась и прошептала:
– Господи, всё-таки ты есть! Благодарю тебя, Господи!
В трактире было шумно, людно, возбуждённый народ обсуждал найденные возле леса обугленные трупы странных зверей и до хрипоты спорил – что это – или такие волки, или изменившиеся медведи, или… Никто не пришёл ни к какому выводу, и люди лишь переругались, передрались и перессорились, выдвигая свои версии. Версии оборотней в числе приоритетных идей не было. Никто не узнал в этих трупах церковного старосту и ещё полтора десятка известных в деревне людей.
Андрей быстро закупил продуктов, сложил их в корзинки и пошёл обратно. Его никто не спрашивал, не искал – Фёдора с Алёной пока не было. Скорее всего, по его расчётам, они должны были приехать завтра утром, или к обеду.
Так оно и вышло. Около десяти часов утра следующего дня, когда Андрей сидел на скамеечке возле дома, наслаждаясь осенним солнцем, он увидел в конце улицы знакомый фургон, медленно, но верно двигающийся к нему, как напоминание о том, что его ничегонеделанию пришёл конец. Знакомый голос с облучка весело прокричал:
– Что, бездельник, два дня уже тут болтаешься! Хватит уже!
– Сам бездельник – лениво парировал Андрей, открывая глаза – простоял, проотдыхал возле таможенного поста. А я тут как жить думал!
– Ага, хорошая работа, думать. Ну что, Андрюха, вот мы и в Балроне. И как тебе тут? Есть отличия от Славии?
– Честно? Кое-какие есть. Хотя бы за крестик сердце не вырвут. Но вот в остальном…разница не очень велика. Впрочем – что я тут видел, кроме вот этого дома, да церкви?
– Ну, хоть церковь повидал. Ладно. Ты готов ехать? Вещички забрасывай, и погнали лошадей. Нам ещё пилить и пилить до ближайшего постоялого двора. А там…в общем ещё пару недель в этом фургоне нам обеспечено. Я что хотел тебе предложить…может ты вперёд полетишь? Подготовишь нам всё – дом купишь, обустроишь гнездо, а мы и подъедем? Чего мы все будем трястись в этой телеге? Ты не подумай чего – спохватился Фёдор – ещё решишь, что я тебя гоню – хочешь, будем трястись вместе, нет проблем. Но я и сам бы лучше улетел отсюда поскорее, так надоело в телеге сидеть, и если есть возможность хотя бы тебе не мучиться…
– А если что с вами по дороге случится?
– Да ничего не случится. Первый раз, что ли. Прилепимся к большому каравану и пойдём с толпой. Я охранников многих знаю, ходил с ними не раз. Смотри сам, в общем, решай.
Андрей усмехнулся про себя – ну да, одиночка среди семьи, в замкнутом пространстве фургона – не особо комфортно. Им лишний раз не заняться любовью, надо где-то искать укромное место, прятаться, да и вообще тесновато. И правда – какого чёрта он с ними потащится? Можно попросить Гару, отнесёт в Анкарру, и всё.
– Да, думаю это верно. Ты немного отсыпь мне там деньжонок. И ещё – я рюкзак с чешуйками возьму – попробую продать их. Тем более что дом-то на что-то покупать надо.
– Так ты побольше денег возьми – пока ты этот мусор продашь, пока дом найдёшь – жить-то как-то надо. Сейчас я приготовлю.
Фёдор полез в фургон, стал возиться с крышкой тайника, сделанного специально для хранения ценностей. Тайник был очень искусно замаскирован, так что даже при внимательно осмотре найти его было проблематично, тем более что Фёдор заваливал его различным барахлом.
– Вот, держи пояс! – друг кинул Андрею тяжёлый пояс, набитый золотыми монетами, потом подал рюкзак с чешуёй, шелестящий лёгкими пластинками, каждая из которых прочнее стали, и сказал – ну, что, попрощаемся, в очередной раз?
– Попрощаемся – кивнул Андрей, обнял товарища и недоумённо спросил – а где Алёна с Настёной?
– Да я их в трактире оставил! – досадливо отвел Фёдор есть-пить…в сортир бежать– обычные бабские дела. Я-то думал сейчас тебя зацеплю и опять поскачем, а пока ехал и надумал тебе свою идею выдать. Хочешь, подъедем к ним, попрощаешься?
– Да ладно – ненадолго же расставание. Скоро приедете. В общем, так – как будем искать друг друга в Анкарре? Ты продумал? Я там ничего не знаю, так что – решай, давай.
– В купеческом квартале есть трактир 'Красная Лошадь'. Трактирщик Сунар. Вот ему будешь оставлять информацию – где ты находишься. А я как приеду – с тобой свяжусь. Ну, всё, пока, Андрюха! – Фёдор ещё раз обнял товарища, влез на облучок, хлестнул поводьями, лошади тронулись и фургон заскрипел вдоль по улице. У Андрея было такое тягостное чувство одиночества, что он чуть не бросился бежать следом за фургоном, потом опомнился и медленно побрёл в дом.
– Я связалась с мамой. Она прилетит часа через три. Чем займёмся это время?
– Пойдём в церковь сходим, попрощаемся?
– Сходим. С Нертой попрощаешься, да? Слушай – как на тебя самки легко клюют, я даже удивлена. Может это свойство оборотня? – усмехнулась Шанди
– Сам не знаю – рассмеялся Андрей и задумался – и правда, чего это они на меня вешаются? Странно. Раньше такого не было. Впрочем – я женской лаской никогда не был обделён, но чтобы так…не знаю, сестрёнка. Не задумывался. Вот ты не сказала бы – я бы и не задумался. Пошли, простимся с Никодимом и Нертой.
– Само собой – не чужие же – хихикнула драконница – одному ты чуть голову не оторвал, вторую…
– Тсссс…не болтай лишнего! Болтушка! – фыркнул Андрей – ничего, вот вырастешь, выдам тебя замуж за важного дракона, соорудите с ним дракончика, будешь его учить летать, охотиться, обучать хорошим манерам…чтобы не болтал лишнего.
– Пока мне рано об этом задумываться – благовоспитанным голосом ответствовала Шанди и тоже фыркнула – честно говоря, мне как-то эти важные драконы совсем неинтересны! Вот что есть они, что нет – безразлично.
– Это ты пока ещё не выросла…вот вырастешь – поймёшь. А пока ты пигалица с крылышками, мотылёк задрипанный – чего ты понимаешь в любовных делах?
– Понимаю кое-что…тем более на твоём примере – обиженно ответила Шанди, после недолгого молчания – вижу, как заканчивается любовь. Прихожу к выводу, что лучше уж тысячи лет одной жить, чем с кем попало яйцо оплодотворять. Да и папаша мой не особенно привил мне любовь к мужскому роду. Один ты исключение – вот был бы ты драконом…
– Эй, эй, извращенка! Брось свои эротические мечты! Мы вообще с тобой брат и сестра, выбрось свой инцест из головы! Надо тебя святой водой обрызгать, может в тебя бес вселился? – Андрей рассмеялся и легонько щёлкнул по носу Шанди, выглянувшей из кармана.
– Не хулигань! А то я сама тебя обрызгаю как-нибудь, вот полетим с тобой, а я тебя в реку-то и уроню, узнаешь тогда, как меня святой водой брызгать. А бес в меня не вселится – всем известно, что бес в дракона не может вселиться, дракон для этого слишком силён духом. Потому Исчадья и обожают приносить в жертву на алтаре. Один дракон за десять тысяч душ людей идёт.
– Я всё слушаю, и думаю – сколько зафиксированных случаев принесения драконов в жертву? Ну-ка, статистику мне!
– Хммм…я не знаю. Но мама рассказывала – были такие случаи, детёнышей находили и приносили в жертву – растерялась Шанди.
– Мне кажется – это ваши старейшины чего-то мутят, жути нагоняют. С какого такого перепугу душа дракона за тысячу человеческих сойдёт? Ты сама-то подумала? По-моему это ваш, драконов, эпос. Легенды, так сказать. Что, мол, один дракон за тысячу людей сойдёт, такой он душевный!
– Да ну тебя – обиделась Шанди – не знаю я. А ты просто хочешь принизить племя драконов. Не буду с тобой разговаривать.
– Даже чтобы попросить мёду и молока?
– А есть?
– Есть. Пошли, попитаемся, да и пойдём в церковь. А как же ты разговариваешь, если не хотела разговаривать?
– Это только для дела. А так я не разговариваю! – да ну тебя – прыснула Шанди – я не могу на тебя долго сердиться. Ты такой болван, а на болванов не обижаются.
– Да? А я думал – наоборот – ухмыльнулся Андрей
Они посидели, поели, попили чаю. Андрей прикинул – это заняло около часа. Потом собрали вещи, Андрей запер дом – детей дома тоже не было – и побрёл в церковь.
В церкви был аврал – толпа прихожан всё мыла, вытирала, женщины бегали с тряпками и вёдрами – стены сверкали, пыль и мусор в коридорах исчезли, как дурной сон. Церковь очищалась прямо на глазах.
Андрей усмехнулся – и понадобилось-то просто оторвать голову нескольким оборотням, да вылечить настоятеля от его дурных привычек – и всё заблестело. Если бы так просто было вычистить весь мир…но нужно стремиться к этому.
– Приветствую, Андрей! Зайди в мою келью, зайди, поговорим – настоятель радостно встретил монаха, а жители с любопытством, тихо переговариваясь, рассматривали странного человека, с которым так носился отец Никодим. Они не понимали, откуда тот взялся, какой статус имеет в обществе, но видя, с каким почтением относится к нему настоятель, решили, что это не меньше как проверяющий от Синода. Не зря же началась такая бурная чистка церкви и наведения порядка.
Они прошли в пристройку – тут тоже всё изменилось. Чистота, порядок, бутылок и мусора нет – пахнет ладаном, воском, лежат старинные книги и расстелены чистые ковры.
– Благолепие, правда? – усмехнулся Никодим – это твоя Нерта постаралась. Умеешь ты угадывать суть людей, умеешь, Ангел. Вон как всё повернулось!
– Не Ангел я – грустно усмехнулся Андрей – человек, и грехи мои смердят перед Господом. Пытаюсь вот замолить грехи, но не особо получается. Одни замолишь – другие вырастают. Ухожу я. Моя задача тут выполнена. Теперь у вас всё будет хорошо.
– Да, Господь не зря привёл тебя в нашу деревню, не зря. Ты не в столицу собрался? А то я могу тебе помочь – дам рекомендательное письмо. У меня друг там, священник, отец Акодим. Мы учились вместе, дружили сильно. Молодые были – почудили по трактирам..оххх…почудили – Никодим радостно рассмеялся воспоминаниям, и Андрей с улыбкой подумал о том, что бурсаки что на Земле, что тут, никогда не отличались особым смирением, и всегда первые были в драках и питие – только вспомнить Гоголевские романы.
– Напиши, конечно. В Анкарру пойду. Туда меня Господь призывает.
– Ну и славно – Никодим сел за бюро, с поцарапанным лакированным покрытием, достал хрустящий лист желтоватой бумаги, гусиное перо, чернильницу, и что-то долго писал, усердно водя пером. Потом посыпал бумагу тонким песком и осторожно стряхнул его обратно в баночку. Андрей с интересом смотрел за процессом – это тебе не шариковой ручкой нацарапать – так сам Пушкин писал! ЧуднО видеть такие древние предметы для письма в действии.
Никодим поднял бумагу и громко прочитал:
– Друг мой Акодим! Податель сего человек благочестивый и надёжный, на него можно положиться во всём, и я ему обязан самой жизнью. Помоги ему, чем сможешь, ради меня. Твой друг навсегда Никодим . Во имя Господа нашего! – Держи, не потеряй. Он сейчас секретарь Великого Синода, большая шишка. Имеет связи в самом верху, сам Патриарх к нему прислушивается. Так что он тебе может многим помочь – ради меня. А ты…ты поможешь ему. Если сочтёшь нужным. Во имя Господа. Ну что, прощаемся?
– Прощаемся – Андрей взял бумагу и положил её в пояс, к деньгам. Эта бумага и вправду могла ему помочь гораздо больше, чем эти самые деньги. Иметь деньги ещё не всё – мир держится на связях, это Андрей уяснил себе давным-давно.
Андрей обнял настоятеля, постучал его по спине жёсткими руками, и тут Никодим отстранился, испытующе поглядел в глаза своему нежданному 'инспектору' и негромко спросил:
– У тебя с Нертой что-то есть? – и тут же поправился – извини, что лезу не в своё дело, просто она такая хорошая женщина…если у тебя с ней ничего нет – я может бы даже её в матушки взял. А что – и дети у неё есть – мои будут. А может, и ещё народим. Что я всё бобылём хожу…мне уже в Синоде выговаривали за это. А то, что пока меня не любит – так женщина умная, слюбится.
– Нет, ничего у меня с Нертой нет – почти не покривив душой ответил Андрей – женитесь, заводите детей – думаю, что всё у вас будет хорошо. Уверен. Ну, всё, отец Никодим, мне пора в дорогу. Сейчас сдам ключи хозяйке, и пойду. Отпустишь её на полчаса? Мне надо вещи забрать, а она дом запрёт. Всё-таки деревня проезжая. Мало ли кто тут шастает
– Конечно, конечно – заторопился настоятель и закивал головой, отчего его расчёсанная, чистая борода заколыхалась в воздухе. Андрей ещё раз внимательно окинул священника – он заметно изменился после лечения и встряски – чистая сутана, вымытая голова, чистое лицо, без мешков под глазами – приятный, благообразный человек, в глазах которого светится интерес к жизни и разум.
Захватив с собой Нерту, Андрей отправился к её дому. Женщина была румяна, глаза блестели, и выглядела совершеннейшей красавицей, даже помолодела. Андрей забрал вещи, шагнул к порогу, но она остановила постояльца и положив ему руки на плечи, сказала:
– Спасибо тебе за всё – потом крепко поцеловала в губы. Нахмурилась и вытерла слёзы запястьем. Успокоилась, и улыбнувшись сказала:
– Отец Никодим предложение мне сделал. Как ты думаешь, сладится у меня с ним? Не начнёт он пить?
– Думаю – нет. Будь спокойна – Андрей утвердительно прикрыл глаза, потом легонько похлопал Нерту по плечу и вышел на крыльцо.
Шанди уже давно сказала ему, что Гара ожидает за околицей, чуть дальше того места, где они бились с оборотнями, так что ему нужно было поторопиться – зачем испытывать терпение драконницы.
Впрочем – его опасения были беспочвенными. Гара, как и все драконы, отличалась невероятным терпением, и даже удивилась, когда они с Шанди так быстро прибыли на место. Драконы никуда не торопятся, и зачем? За десятки тысяч лет жизни понимаешь, что спешить-то особенно некуда – что есть, уже было, пройдёт это – будет то же самое.
'Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: «смотри, вот это новое»; но это было уже в веках, бывших прежде нас. Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после'
И древние были правы – уж кто-кто, а драконы могли это подтвердить эту истину…
Сколько составляет скорость летящего дракона? Андрей определил её примерно километров сто пятьдесят в час. Сколько ему нужно времени, чтобы пролететь расстояние в семьсот километров? Около пяти часов. Но это теоретически.
Практически же пришлось по дороге приземлиться в лесу – Гара и Шанди полетели на охоту, и прилетели довольные, радостные, часа через два, когда Андрей уже весь изошёл на ругань и сердито швырялся еловыми шишками в лесной ручей. Он им, конечно, ничего не сказал, но Шанди чувствовала, что друг очень сердит и всё оставшуюся дорогу подлизывалась, занимая рассказами из жизни драконов и жизни людей. Иногда вмешивалась Гара и поправляла дочь, добавляя такие подробности, от которых у Андрея глаза на лоб лезли. Например – он узнал, что на юге существует ещё один материк, и вокруг него кучи островов, тоже населённых людьми. Какими – Гара не пояснила. Люди – и люди, какая разница дракону, что это за люди такие? Сам факт того, что существуют ещё какие-то цивилизации этого мира был очень, очень интересен. Не там ли таится разгадка – откуда взялись исчадия в этом мире?
К Анкарре они подлетели уже к вечеру. Как и всегда, Гара отнесла их чёрт те куда, заявив, что не собирается распугать весь город своим появлением, и что немного надо и своими ногами потрудиться, а то ожиреют. Андрей не возражал, и вступил в столицу уже в сумерках – потрудиться ему пришлось ещё два часа, так как этот 'боинг' выкинул их километров за семь от городских ворот, в довольно пустынном месте.
Сразу после приземления Андрей отметил разницу климата северной Славии, и Балрона, особенно в столице – Анкарре. Тут было лето. Осенью ещё и не пахло, и вряд ли запахнет. Пальмы, вперемешку с какими-то хвойными деревьями, названия которых Андрей не знал, а самое главное – море. Сверкающее под последними лучами уходяшего в него светила, зеленовато голубое – он увидел его ещё с Гары, и предвкушал, как будет в нём купаться. Пейзаж чем-то напоминал сочинский, только не было этих гор, как в Сочи. Покрытые травой пологие холмы, леса, переплётённые лианами – даже не леса, а уже джунгли…
Нет, всё-таки не Сочи – решил Андрей, с матом продираясь через какие-то колючие липкие лианы, и убивая на шее кровососа, с жужжанием приземлившегося ему на затылок – это гораздо хуже Сочи.
Он успел пройти в ворота города до закрытия, когда солдаты стражи уже целились закрыть створку. Стражник поймал пять медяков за проход путника, и за ним тяжёлые ворота закрылись, закрыв город до рассвета. Вообще-то Андрей не понимал этого обычая – зачем закрывать эти чёртовы ворота, когда всё равно никто не собирается напасть и завоевать город ночью? Что, нет патрулей на дорогах, которые предупредят о приближении врага? Или ночью активность врага резко возрастает, да так, что надо прятаться за закрытыми воротами?
После раздумья, Андрей решил, что закрытые ворота служат для контроля за населением – если кто-то начудит в городе, сбежать из него будет проблематично. Если только по морю? В Анкарре был порт, где отстаивались и разгружались купеческие, а самое главное – рыболовецкие суда. Ну и военные, конечно. Где купцы, где деньги, там всегда бандиты и пираты – без этого не обойтись.
Андрей, обливаясь потом в своей тяжёлой осенней куртке, оглянулся по сторонам – вот он и в Анкарре. Не прошло и года. Путешествие на такие расстояние в средневековом мире занимает ужасно много времени, просто ужасно. Времени, выбитого из жизни путешественника. Тупое, одуряющее движением по разбитым трактам, трактиры и гостиницы – один-в-один повторяющие друг друга – это просто ужасно.
Кстати – о гостинице. Куда идти? Ночевать-то где-то надо. А уж с утра…а что с утра? Что делать? С чего начать? Наверное – с начала. Найти дочь Марка, помочь, если ей нужна помощь, ну и…нужно делать карьеру. Какую? Военную, наверное. Ну что он ещё умеет делать? Хммм….вообще-то умеет – лечить, например. Нет, это надо решать как-то по-другому, и это нужно обдумать. Нужен какой-то социальный статус в этом мире, нужно имя. И его как-то надо сделать, имя-то это. Как там этот трактир именовался? 'Красная лошадь'?
– Эй, уважаемый, а где тут найти гостиницу 'Красная лошадь'?
– Извозчика поймай, да и поезжай – они всё знают. А нам по трактирам некогда ходить – хмуро отбрил его случайный прохожий, пробегавший с рулоном ткани куда-то вдаль То ли портной, припоздавший от купца, то ли воришка, попёрший где-то эту самую ткань. В общем-то, идея насчёт извозчика была очень дельной, так что Андрей с удовольствием ей воспользовался. Вот только найти этого самого отлынивавшего от работы извозчика он никак не мог – они как будто попрятались по щелям. Ему даже подумалось, что может с наступлением сумерек эти работяги вожжей и кнута прекращают работу, как провинциальные автобусы? Потом вспомнил – надо свистеть – он никак не мог привыкнуть, что извозчика в этом мире подзывают именно так. Ему лично это казалось неприличным и даже опасным – за свист в спину он вообще-то и в морду бы дал. Но тут свои порядки.
Андрей оглушительно свистнул, морщась и мысленно плюясь, и как по волшебству перед ним через пару минут стояла пролётка с извозчиком, одетым в жилетку на голое тело, и в цветные шальвары. На его голове торчало что-то вроде ермолки, придававшее 'водиле' очень забавный вид. А ещё через пять минут Андрей уже мчался по улицам города на дьявольском сооружении, выбрасывающем искры из под колёс и оглашающим невероятным грохотом всю округу. За такое пренебрежение к порядку тишине, на Земле уже давно бы 'водилу' засунули в каталажку, но тут всё было в порядке вещей. Он ещё и свистел на ходу, гикал, и был совершенно доволен жизнью, и пассажиром, не особо торговавшимся за каждый медяк. Андрей заподозревал, что тот надул его минимум процентов на тридцать-сорок, но он был не в том настроении, чтобы вести длительные переговоры с целью минимизировать транспортные расходы. Вообще-то настроение у него было не очень хорошее – новый город, ни одного знакомого человека, всё надо начинать заново. Груз ответственности, груз мыслей – о прожитом, о будущем…
Андрей стал прислушиваться к болтовне извозчика, и в его словах, которые тот вставлял между свистом и гиканием, уловил некую информацию, которая его заинтересовала:
– Уважаемый, что за турнир, говоришь?
– Ну как? Разве вы приехали не на турнир? Я думал – на турнир. Каждый год проводится, осенью. Через неделю будет. Неужто не слышали про турнир? А откуда вы прибыли? Из Славии? А! Теперь ясно – дикая страна, дикая. Даже про турнир не слышали. Фехтовальный турнир, да. Наш император организует его каждый год, как и его отец, как и его дед. Лучших фехтовальщиков знают все – вот прошлый турнир выиграл Гортус Шанский, позапрошлый тоже он, два года назад – Зиртон Герский, а три года назад…
– Погоди. Расскажи про турнир – что там делают, какой приз, кто участники, и кто вообще там может участвовать?
– Любой житель страны – мужчина или женщина, без разницы. Выигравший получает приз – тысячу золотых, и знак – серебряную сабля на чёрном фоне. Его могут пригласить на службу королю, где он тоже будет получать хорошее жалование. Если захочет пойти на службу, конечно. Большинство из победителей и призёров турнира служат королю. А те, кто не служат – у них или свои фехтовальные школы, или же им просто ничего не надо – это аристократы, у которых денег просто море. Им, главное – слава. Женщины же любят победителей, не так ли? – извозчик весело подмигнул и щёлкнул кнутом так, что тот как будто выстрелил.
– А иностранцы могут участвовать в турнире? – с интересом осведомился Андрей
– Не знаю…сомневаюсь – задумался извозчик – в правилах вроде такого нет, чтобы запрещалось – вот только кто его туда допустит? Как это – иностранец, и выиграет наш Балронский турнир! Это невозможно! Это скандал! А забавно было бы, если бы иностранец настучал нашим победителям по башке – что-то они зажрались, мне кажется. Одни и те же всё время выигрывают, одни и те же. Понимаете? Нет интриги!
– Ты очень много знаешь о турнире? – усмехнулся пассажир – неужели и все жители города так много о нём знают?
– Почему и нет? Не так много у нас удовольствий – за исключением турнира и сожжения исчадий – и развлечься нечем.
– А что, у вас исчадий сжигают? – нахмурился Андрей – и что, много исчадий казнят?
– Не так много, как хотелось бы – усмехнулся извозчик – они научились прятаться. Скрывают свою гнусную сущность. Инквизиторы ищут их, иногда находят. Некоторые исчадья никак не могут скрыть свои демонские способности – говорят, что видят вокруг людей какое-то свечение, что они лечат, а не наводят порчу – мерзкие вруны! Всем известно, что исчадья владеют волшебством, что они наводят таким образом порчу. Слава богу, у нас есть инквизиция, которая искореняет эту гадость!
– А кто главный инквизитор в стране?
– Отец Харт. Первый Инквизитор. Он как глянет на человека – и сразу видит, кто тот есть! Никогда не ошибается. Исчадья его просто боятся. Он их чует. И они всегда сознаются в своих преступлениях, если за дело берётся отец Харт.
– Долго ещё ехать? – угрюмо спросил Андрей, и получив ответ, замкнулся и больше не отвечал на вопросы извозчика. Ему стало тоскливо и нехорошо.
В кармане зашевелилась Шанди, высунула мордочку наружу и спросила:
– Чего переживаешь? Что тут оказалось ненамного лучше, чем в Славии? А чего ты ожидал? Царства всеобщего благоденствия, раз тут стоят церкви и молятся Богу?
– Не совсем, конечно, но не до такой же степени. Хотя…на Земле именем Божьим тоже творилось непотребное, почему тут должно быть исключение? Может я и правда тут оказался с инспекторской проверкой, разгрести эти завалы дерьма? Но как я могу, Шанди? Я же один! Ну что я могу сделать! Как я, один, могу свернуть такую махину? Меня отчаяние берёт…
– Начнём с того, что ты не один. Есть ещё я – ты даже обижаешь, говоря, что ты один. Во-вторых – у тебя в этой стране есть друзья – тот же отец Никодим, а у него ещё друзья – это тоже немало. Ты слишком торопишься. Вот чем мы, драконы, и отличаемся от людей – мы не спешим. Зачем спешить? Время всё уладит, время источит камни и рассыплет их в песок. Надо лишь слегка помочь, подтолкнуть. Может ты и есть вот такой толкатель. Успокойся и давай-ка решим вопрос с жильём и самое главное – едой. Я проголодалась. И ещё – хочу в кустики. Если он сейчас нас не привезёт, я ему наделаю прямо в его грязную телегу!
Напакостить в повозку ей не пришлось, потому что буквально через пять минут та остановилась перед неприметным зданием, с вывеской, напоминающей 'Купание красного коня', только без голого мальчика. Да и слава Богу. Андрей точно бы не пошёл в заведение, где на вывеске голые мальчики. Девочки – это куда ни шло, но и они не соответствовали его нынешнему депрессивному настроение. Ему хотелось забиться куда-нибудь в нору и никого не видеть длительное время.
Он и сам не мог определить причин такой дикой депрессии, когда всю душу сжигает тёмное пламя раздражения, злобы и недовольства всем миром. Будучи человеком дисциплинированным и привыкшим сдерживать свои эмоции, Андрей не позволял себе внешне проявлять признаки раздражения, выливать их на окружающих, но как ему хотелось сейчас вылить на кого-нибудь эти помои из души! Впрочем – как и любому человеку. Он ведь не был святым.
В гостинице людно – Андрей ожидал чего-то подобного, как только речь зашла о турнире. Он представлял, сколько людей должно съехаться в Анкарру, если этот турнир был настолько популярен у народа. И приз, кстати, недурён – тысяча золотых были огромными деньгами для этого мира – это дом, это сытное существование, это слава, известность.
Комната нашлась, но такая убогая, что Андрей вышел из неё в ещё большем раздражении – похоже, что в ней держали мётла и швабры, а когда съехалось много народа, решили освободить для запоздавшего клиента. Он оставил свой рюкзак и вещмешок с барахлом в этой каморке и отправился в обеденный зал на поиски пропитания.
После усиленного поиска свободного места, Андрей всё-таки нашёл себе уголок за длинным обеденным столом возле стены, отодвинув в сторону какого-то пьяницу, заснувшего на столешнице. Стряхнув крошки на пол, дождался подавальщицу и сделал заказ, как всегда, вызвав удивление заказом сырой печёнки, мёда и молока и как всегда ему пришлось демонстрировать свою подружку, весело выглядывавшую из кармана. После этого, и после восторженных восклицаний официантки о красивеньком животном, его оставили в в покое со своими мыслями, если не считать шума и крика клиентов вокруг. Бренчала какая-то разухабистая музыка, с притоптыванием плясали мужчины, водя по кругу развесёлых дамочек – всё, как всегда.
Принесли еду, и Андрей посадил на стол Шанди, принявшуюся жадно поглощать печёнку и молоко. Пока Андрей ел – внимательно рассматривал людей вокруг, стараясь сделать так, чтобы они не замечали интереса к себе. Недаром у зверей внимательный взгляд вызывает приступ агрессии – взгляд в упор, это вызов. Андрей это знал, так что ему приходилось проявлять чудеса изобретательности, чтобы рассмотреть окружающее, но и не ввязаться в драку. Хотя…при его настроении хорошая драка была бы как раз вовремя.
Народ был пёстрым – группы возчиков, легко узнаваемых и по поведению, и по специфическим одеждах, охранники караванов – мужики бывалые, часто со шрамами на лице – работа не сахар. Купцы – те сидели отдельно кучкой и вокруг них клубились дамочки более симпатичные и молодые, чем у остальных посетителей – к деньгам липнут, безошибочно определил Андрей. Одеты все были по-разному, так что монах никак не мог определить, есть ли какие-то отличия в моде между населением Славии и Балрона. Не было никакой чёткой границы – вот так одеваются в Славии, а вот так – здесь. Здешняя одежда практически не отличалась от одежды жителей Славии, так что сразу сказать – вот это славийцы, а это балронцы – было нельзя. Было небольшое отличие в пестроте и яркости одежды у женщины, это да. Чуть более свободные декольте, чуть более обтянутые бёдра…а может ему это просто показалось.
Уже когда Андрей заканчивал ужин, дверь в трактир распахнулась и вошёл человек, сразу обративший на себя внимание Андрея – он был в чёрной одежде, ничем не напоминающей одежду земного монаха, но наводящий на мысль о ней. Видимо – своим строгим покроем, аскетичностью. А может сам человек наводил на такие мысли – он был таким серьёзным, таким строгим и важным, так горели его глаза, глубоко запавшие в глазницы, что всё вместе составляло ощущение холодного, безудержного фанатизма.
В толпе зашептали: 'Инквизитор, инквизитор!' – шум сразу как-то стих, а у барной стойки, куда тот отправился, вокруг него сразу образовался кокон вакуума, как будто все боялись дотронуться до его рукава даже случайно. Это живо напомнило Андрею Славию – так ходили исчадья, так же с удовольствием ловили почтение и страх окружающих и наслаждались всеобщим вниманием.
Инквизитор спросил что-то у трактирщика – Андрей расслышал какое-то имя, ничего ему не говорящее – и вышел из заведения. Люди сразу же зашумели ещё сильнее, как будто нагоняя упущенное, Андрей же задумался – не из огня ли, да в полымя он попал?
Ничего не решив для себя, и полон самых отвратительных предчувствий, он отправился в свой чулан с тем, чтобы утром заняться поисками дочери Марка, а ещё – найти подходящее место ночлега. Это место ему совсем не нравилось. Всё, на что он надеялся, что в старой кровати, которую впихнули в чулан, нет клопов. Уверенности в этом не было.
Глава 9
Суеты на улицах было больше. Или ему показалось? Ощущение такое, как если бы Андрей попал в Москву 1980 года – Олимпиада, открыт железный занавес и всё такое бла бла бла…это вот бла бла неслось со всех тротуаров, из трактиров с открытыми дверями, с помостов уличных кафешек.
Кстати – он заметил одно местное отличие от Славии – тут было огромное количество небольших харчевен перед трактирами, где под навесами можно было сидеть, пить чай или вино, наблюдать за городской суетой и разговаривать. В Славии, вероятно, было слишком для этого холодно, но здешний, мягкий субтропический климат позволял наслаждаться теплом круглый год.
Андрей оставил куртку в комнате, пошёл на улицу в штанах, рубахе навыпуск и сапогах. Он не особенно выделялся из толпы людей столицы Балрона, если не считать бледности кожи – загорать ему было и некогда, и негде – осень давно уже захватила Славию ежовыми рукавицами и солнце не так уж и часто выглядывало из-за облаков.
Его путь лежал в магистрат, администрацию города, ведающую всеми хозяйственными делами. Он уже расспросил трактирщика, как устроено здешнее руководство городом, и не нашёл особых отличий от Славии и даже от Земли. Система была практически одна и та же. Во главе магистрата стоял бургомистр, с ним рядом советники (читай замы главы администрации), они ведали определёнными секторами деятельности, отделами, в которых сидела куча чиновников и праведно или не праведно творила свои дела. Само собой – через магистрат проходили все крупные и серьёзные сделки с недвижимостью, осуществлялась забота о городе, его жизни и благоустройстве. И главное – магистрат нёс также функции налогового органа – налоги со всех предприятий, купцов, все поборы за въезд и вход в город, налоги с дыма и налоги с телег – всё шло сюда. Ну а раз налоги собираются, значит – ведётся учёт того, с кого они собираются – должны быть учтены все законопослушные граждане города, платящие налоги – купцы, лавочники, трактирщики и всякая мастеровая компания. А если налоги с дыма – значит, учёт домов, и того, кому они принадлежат.
Задача была простой: зайти в магистрат, узнать, где обитает некая Антана, дочь купца Марка Нетурского, ну и…всё, в общем-то. Антане сейчас должно было быть лет девятнадцать, по здешним меркам вполне взрослая девушка. В этом возрасте многие из женщин уже имели по два-три ребёнка, но как сказал ему некогда Марк – она была ещё сущим ребёнком, когда тот уезжал в свою поездку, так что вряд ли она за это время обзавелась семьёй и детьми. Впрочем – кто знает? Уж не Андрей, это точно.
Каменное здание, с высокими сводчатыми потолками и лепниной – вероятно, оно должно было подавлять человека своим великолепием сразу, как только тот входил вовнутрь. Каменные лестницы, каменные статуи…бесполезная, бессмысленная роскошь, вызывающая отторжение и неприязнь – ведь это за деньги налогоплательщиков, с которых сдирали последнюю рубашку, грозились судами и отбирали имущество, заработанное годами.
Что изменилось со времён средневековья? – думал Андрей, глядя на это торжество чиновничьей воли и медленно поднимаясь по лестнице на второй этаж – только что вместо лошадей стали ездить на автомобилях, а как грабили народ, так и грабят – во всех мирах.
Стражники внизу строгим взглядом обшарили его фигуру, убеждаясь, что посетитель не принёс арбалета или боевого топора, чтобы снести голову одному из чиновников, и пропустили его, объяснив, что учёт домостроений и налоговый отдел находится на втором этаже.
Длиннющий коридор с множеством дверей привёл его в тоскливое состояние, но он переборол себя и толкнув первую попавшуюся дверь, оказался в большой комнате, заполненной рядами столов, на которых писцы с гусиными перьями чего-то переписывали, рисовали, подтирали и подчищали. Их тут было штук двадцать, не меньше, этих представителей офисного планктона. Позади всех сидел за отдельным столом важный господин лет пятидесяти, который наблюдал за процессом, как пастух наблюдает за стадом баранов.
Писцы в комнате стали оборачиваться на вошедшего, и начальник отдела строго прикрикнул:
– Работать! Работать, бездельники!
Потом он воззрился на Андрея, как на вошь, ненароком перескочившую на блестящий костюм с рубахи нищего, и с отвращением спросил:
– Чего надо?
Андрей помедлил с ответом, сразу ощетинившись, как ёж, и таким же голосом, холодным и с оттенком отвращения, сказал:
– Информация нужна – достав из кармана серебряник с профилем Императора Славии, он бросил его на стол чиновника, зная, что это подействует лучше, чем если бы он долго уговаривал того, или угрожал расправой, если этот клерк не поможет.
Так оно и вышло. Монетка волшебным образом испарилась, как втёртая в стол – доля секунды и стол её впитал, как трясина заглатывает неосторожного путника, и голос чиновника сделался сахарным, добрым и родным, как будто он увидел доброго друга, не виденного много, много лет.
– Чем могу помочь, уважаемый? Хорошему человеку – всё, что угодно!
Андрей подавил в себе желание сказать гадость, и спросить – с чего тот решил, что он хороший человек? Затем сформулировал как следует свой вопрос, и спросил:
– Мне нужна информация по человеку – мне нужно найти его в городе. Вводные данные: девушка, лет девятнадцать – двадцать, звать Антана, дочь купца Марка Нетурского. Услуги будут вознаграждены – Андрей достал и катнул по столу ещё один серебряник. Чиновник ловко его поймал, просветлел лицом, потом задумался:
– Сложная задача. Много людей придётся задействовать, отвлечь о работы…
Андрей достал золотой, и толкнул его по столу:
– Это поможет компенсировать труд этих людей?
– Половины – да…
Ещё золотой отправился в ловкие липкие руки чиновника, и его как ветром сдуло со своего места. Он чуть не на руках отнёс Андрея к креслу, усадил в него, и всячески раскланиваясь выбежал из комнаты, будто за ним гнались демоны Выбежал с уверениями, что всё будет в лучшем виде и просто-таки замечательно.
После его ухода вначале было тихо – минут пять, потом клерки обнаружили отсутствие надсмотрщика и занялись тем, чем занимаются все клерки, когда за ними не следит начальство – одни достали бутерброды и стали их жевать, запивая из бутылки чем-то подозрительно похожим на вино, другие соскочили со своих мест, и стали возбуждённо обсуждать шансы бойцов на предстоящем турнире – в общем – пошёл дым коромыслом, и только работать никто не желал – жалование остаётся тем же, сколько бы они не сделали, так зачем тогда упираться?
Ближайший к Андрею молодой клерк с улыбкой сказал:
– Вам это обошлось бы дешевле, если бы обратились напрямую в департамент налоговых сборов. А так – он половину себе хапнет, а половину им отдаст – а результат тот же.
Андрей молча кивнул головой – ему было плевать на деньги – они у него были, и он надеялся – что и будут. Как ни странно, последние месяцы они сами по себе к нему липли, даже без его особого участия. Стоит ему продать драконью чешую, и он будет гораздо богаче…впрочем – он не знал, что будет, стоит ему продать чешую. Дадут ли чего-то за неё, или нет.
Он посидел, подумал, и спросил словоохотливого клерка:
– Скажи, а где записываются на турнир? Кто принимает заявки на участие?
– Тут и принимают, в магистрате – удивлённо поднял брови клерк – вы хотите участвовать в турнире?
Клерк внимательно осмотрел Андрей с ног до головы и с лёгкой усмешкой сказал:
– Что-то вы не похожи на бойца. Нет-нет, не подумайте, я не хочу вас оскорбить – просто они такие здоровенные, такие могучие, такие…
– И что, все такие могучие и здоровенные? – усмехнулся Андрей
– Вообще-то – нет – согласился парень – Гортуса никак не могу назвать здоровенным – он маленький, руки зато – как у обезьяны. А предплечья – оглоблей не перешибёшь. Могучий – да. Но не мускулистый. Мне рассказывали, что им нельзя сильно набирать мышцы – скорость теряется. Это мне зять рассказывал – он служит в страже императора. Говорит – у них специальные упражнения, для скорости и ловкости. Гортус, тот муху в воздухе двумя пальцами ловит. Я смотрел его на прошлом турнире – вот верите – даже не рассмотреть, как он бьёт саблей! Только туманный след, и всё. Бац! И противник уже побит.
– Тупыми саблями бьются? – задумчиво спросил Андрей
– Конечно! Говорят, во времена деда нынешнего императора бились и острыми саблями, до смерти, но теперь – только тупыми. 'Мы же цивилизованные люди, зачем нам смерть на арене? Тем более, что турнир служит для выявления лучших, а не для наслаждения смертью и кровью!' – хорошо сказано, да? Это наш император сказал. Кое-кто хотел, чтобы турнир был кровавым, вот он и выступил перед его началом в прошлом году. Есть партия, ратующая за восстановление старинных обычаев, они и требуют возвращения к кровавым зрелищам. Мол, это поднимает дух народа.
– Хммм…а ты умненький парень – Андрей поднял брови и вгляделся в лицо клерка – чего ты делаешь в этом вертепе?
– Как чего? Зарабатываю деньги – усмехнулся парнишка – стабильное жалование, крыша над головой. Коплю деньги на университет. Два года отучился – временно взял отпуск. Отец помер, кто будет обеспечивать? Мать по знакомству пристроила сюда, в канцелярию статистики. Жалование неплохое, начальник не сильно притесняет – чего ещё надо? Закончу университет – стану лекарем, буду иметь деньги. А сейчас – ну что теперь – придётся терпеть. Бывает и хуже. Это же не канавы копать под дождём на дорожных работах.
– Ты вот что – проводишь меня туда, где подают заявки на турнир? И вообще – раз ты всё знаешь – не согласишься сопроводить меня, как консультант сегодня днём? Мне нужно несколько мест посетить, я города вообще не знаю. Я тебе заплачу.
– Я бы с удовольствием – улыбнулся парень – Гиом не отпустит. Я же тут на работе всё-таки, а не просто так.
– Думаю, мы это уладим. Тебя как звать?
– Зарон. А вас как?
– Андрей
– Вы и вправду хотите побывать на турнира качестве участника? Подумайте прежде – несмотря на то, что бьются тупыми саблями – без калек и смертей не обходится ни один турнир. Бойцы и правда сильные, со всей страны. Каждому хочется попытаться взять куш – а кроме того – перед ним открыты все двери для карьеры. Так что собираются все, кто не лень – и наёмники, и дворяне.
– Иностранцы есть?
– Я так и понял – вы из Славии. У вас акцент небольшой, и лицо бледное для балронца. Говорят, раньше участвовали и иностранцы, но потом по каким-то причинам их перестали регистрировать. Вроде как распоряжение императора. А может просто произвол чиновников – ему-то, императору, какая разница, кто участвует? Всё равно выиграет балронец – наши фехтовальщики самые лучшие в мире! У нас в школах детей учат фехтовать – считается, что это лучшая гимнастика. И я фехтую – конечно, не так хорошо, как победители турнира, но кое-что понимаю. Потому у нас такой интерес к фехтованию, все просто помешаны на нём.
– Вот, готово! – в двери ворвался запыхавшийся Гиом и протянул Андрею листок, убористо исписанный со всех сторон – тут все данные на вашу Антану. Кстати – сейчас идёт её выселение из дома. Оказывается, она задолжала империи и имперскому банку кругленькую сумму. Имущество описали и сейчас будут опечатывать особняк купца. Задолжала не она, конечно – её папаша, но какая разница? Имущество принадлежит купцу, так что платить ему, а если его нет – то наследнице. Ещё какие-то вопросы ко мне есть, уважаемый?
– Мне нужен вот этот молодой человек на несколько дней. Возможно ли устроить ему отпуск на неделю, с сохранением жалования?
– Не знаю… – туманно сказал чиновник, выразительно шевеля рукой, и получив неё золотой, просиял и тут же радостно похлопал Зарона по плечу – иди помоги господину, не посрами звание чиновника магистрата! Помоги ему консультациями – зря, что ли, я тебя учил?
– Вот скотина! – радостно засмеялся парень, когда они с Андреем вышли в коридор – он, видишь ли, меня учил! Чему это, интересно? Вот любитель пыль в глаза пустить! Ну что, Андрей, что будем делать? В чём проконсультировать? Могу указать место, где подают великолепных молодых осьминогов в белом вине с пряностями. Или показать, где находится бордель с красивыми девочками без дурных болезней. Не нужно? Ну что, тогда пойдём устраивать вас на турнир, чтобы вы, наконец, сбили спесь с этого хренова Гортаса?
– А чего у вас его так недолюбливают – поинтересовался Андрей – извозчик мне тоже про него не очень хорошо говорил. Чего это такого в нём?
– Больно уж жесток, на мой взгляд. Ему надо не просто победить соперника, а ещё и унизить его, вытереть об него ноги. Эта обезьяна очень, очень сильна. И он родовитый – сын одного из приближённых императора, советника Карлоса. Да и вообще – хватит ему уже! Хочется и ещё кого-то посмотреть на ступени победителя. Я же столичный житель, а мы любим интригу, любим перемены – хлебом не корми, дай пошуметь и побунтовать! Вот и извозчик тоже такой.
– Ладно. Слушай – как мне сделать так, чтобы узнать – сколько остался должен купец Марк Нетурский, и можно ли как-то уладить выселение его дочери?
– Имеете интерес к девчонке? – подмигнул Зарон – да нет, ничего, вы мужчина красивый, почему и нет.
– Болван ты – усмехнулся Андрей – я в жизни её ни разу не видал – долг у меня перед её отцом, обещал помочь ей, чем могу. Так что, как ситуацию выправить?
– Давайте так рассудим. Задача: имеется долг – налоги, заём в имперском банке. Решением налогового управления, в погашение долгов изымается собственность должника. Что с ней будет? Её продадут с торгов. Или просто любому желающему. Как сделать, чтобы эта собственность стала вашей? Пойти к тому, кто ведает долгами, отчуждением собственности и всякими такими гадкими штуками. Кто это такой? Начальник налогового управления, конечно. Вот как нему подойти, и что он запросит – это уже вопрос. Личность видная, важная, но деньги любит, очень любит. Хватит ли у вас денег, чтобы суметь его заинтересовать?
– Зависит от того, сколько они хотят взять за долг, само собой.
– Ага. Только вам не кажется, что мы не выясним это, пока не посетим этого достопочтенного господина? Пошли за мной! – парень понёсся по коридору, как управляемый снаряд так, что Андрею пришлось почти бежать. Они пробежали несколько переходов, лестниц, потом поднялись на третий этаж, и наконец, оказались у высокой двери с гербом нынешнего императора.
– Вот сюда. Но я туда не пойду – по чину не положено. А вы идите, да посмелее – тут уважают силу, робких не любят.
– Слушай, а чего тут у него охраны нет? – помедлил у двери Андрей – а вдруг кто задумает главного налоговика грохнуть?
– Есть, всё есть. У него внутри охрана – усмехнулся парень – резких движений не делайте, могут прибить. А если оружие есть – оставляйте, туда с оружием не пускают. Ну, всё, удачи, я вас жду тут.
Монах толкнул дверь и оказался в приёмной, где вдоль стен стояли кресла, стояли столики, на полу были настелены ковры. В приёмной было пусто – не было никого из людей, кроме двух здоровил, напоминающих вышибал. Они внимательно осмотрели Андрея, потом один из них встал и равнодушно спросил:
– Вы по какому делу к господину Сиррусу? Он вам назначал?
– Нет, не назначал. Я по важному делу, обоюдовыгодному для империи и для него. Мне нужна его аудиенция.
– Ну, мало ли кому она нужна. Раз не назначал – уходите, и не мешайте. Я что-то неясно сказал? – мужчина угрожающе придвинулся к Андрею, держа руку на небольшой толстой дубинке, заткнутой за пояс.
– Я по очень важному делу – спокойно повторил Андрей – прошу доложить ему обо мне и сообщить, что он получит выгоду от общения со мной.
– Да что же это такое? – пожал плечами охранник – ты знаешь, сколько таких как ты каждый день пытаются пролезть к господину Сиррусу? Замучился выкидывать идиотов. Иди, иди отсюда, пока я тебе башку не разбил, или не сдал тебя в каталажку!
– Я заплачу за то, чтобы ты доложил Сиррусу – Андрей достал серебряник и продемонстрировал его охраннику.
Увы – то ли серебряника было мало, то ли охранник был слишком честным, то ли он просто встал не с той ноги, но монету он не взял, а схватив за шиворот, потащил Андрея к двери.
Вот чего не любил монах, так это насилия над своей личностью, а ещё – когда его планы разбивались о чужую тупость. Так всё было хорошо продумано – и на тебе – на его дороге встал небольшой камешек в виде вот этого бритоголового здоровилы!
Андрей перехватил широкое запястье руки, держащей его за шиворот, слегка присел, сделав неуловимое движение, взял эту руку на излом так, что противник был вынужден согнуться, а потом и упасть на колени. Тогда монах с силой хлопнул ему по ушам и охранник, зажав голову свалился на пол, страдая от невыносимой боли.
Второй охранник выхватил из за с пояса дубинку и пошёл в полуприседе, перекидывая своё оружие из руки в руку. Он был профессионалом, и участвовал во множестве драк, но никогда не встречал противника-оборотня. А поэтому был очень удивлён, когда на том месте, куда он опускал дубинку, никого не оказалось, а сам он каким-то образом был зажат рукой негодяя, взявшего его за горло. Секунда, две – он пытался вырваться из стальных объятий, но сознание померкло и он обмяк, как мешок. К этому времени первый охранник попытался встать, отойдя от потрясения, и пришлось его угомонить, хорошенько стукнув в основание черепа.
Андрей рассадил охранников по креслам, так, будто они спали, и подойдя к двери, ведущей в кабинет налогового босса, толкнул её и вошёл вовнутрь.
Как и ожидалось – довольно богатое убранство, ковры, резные украшения окон, позолота и всякая богатая безвкусица, что частенько присуща людям, желающим показать своё могущество и богатство.
Хозяин кабинета сидел за своим столом, перед ним стояли два молодых человека – видимо секретари – подкладывали на подпись документы, которые он быстро проглядывал и подписывал, не особенно вникая в их содержание. После появления Андрея, он поднял глаза и как будто с облегчением оторвался от производственного процесса. Удивлённо осмотрев приближающегося к нему незнакомца, чиновник, хмыкнув, спросил:
– Это ещё что такое? Почему без доклада? Кто пустил? Как ты сюда попал?
– Через дверь, как и все – невозмутимо ответил Андрей – я попытался предложить доложить вам обо мне – охранники почему-то не пожелали меня выслушать. Потому я и зашёл без доклада.
– Дааа? Эртан, ну-ка, погляди, что там с этими болванами? Как это он прошёл мимо них? Я за что плачу им деньги вообще-то?!
Один из секретарей бросился в приёмную, и вернулся через минуту, с изумлением и испугом на пухлом лице:
– Они то ли спят, то ли мёртвы!
– Да не мёртвые они! Успокоил я их – досадливо хмыкнул Андрей – эти идиоты не выслушали, ничего не спросили – сразу давай руками человека хватать. Вот и пришлось их успокоить. Господин Сиррус, я как вам по делу купца Марка Нетурского. Я бы хотел узнать размер его долга казне, и если возможно – выкупить конфискованный дом и имущество. Конечно – с вашими интересами. Я в долгу не останусь. В знак моего уважения, и за то, что выслушали меня – десять золотых.
Андрей достал из кармана и положил на края полированной крышки стола десять маленьких жёлтых кружочков. Сиррус впился в них глазами, помедлил, и смахнул их в открытый ящик.
– Хммм…вижу, вы человек серьёзный и готовы к серьёзному разговору – начал он издалека, и тут в кабинет ворвались два очумелых охранника.
Они сходу попытались вырубить Андрея дубинками, тот легко увернулся от ударов, ткнул одного из них в горло, другому нанёс резкий удар в солнечное сплетение. Охранники как снопы повалились на пол, а Андрей снова сел в кресло перед столом, как ни в чём не бывало, благожелательно улыбнулся и сказал:
– Да-да, я вас слушаю, господин Сиррус, продолжайте, я весь внимание.
Чиновник ошеломлённо посмотрел на лежащих здоровяков, вздохнул, и с сожалением сказал:
– Вот где взять нормальных охранников? Если любой посетитель может пройти сквозь них, как горячий нож сквозь масло – как я могу им доверять, этим бестолочам? Выгнать их, к демонам, и всё.
– Напрасно. Так-то они неплохи, но я сильнее – усмехнулся Андрей – перейдём к делу? Так что вы скажете мне по делу купца Марка Нетурского?
– Нетурский, Нетурский…что-то мне эта фамилия очень сильно напоминает..где-то я её слышал…Эртан, иди, принеси дело этого самого Нетурского, посмотрим, что там к чему.
Секретарь ушёл, а чиновник задумчиво постучал по столу кончиками тонких пальцев, унизанных золотыми перстнями, и вдруг, просветлев, сказал:
– Вспомнил! Там история была, с дочерью этого самого Нетурского. Говорят – обворожительная красотка. Так на неё положил глаз один высокопоставленный человек – не буду называть его имя, и он хотел, чтобы та погрела его в постели долгими осенними ночами. А она взбрыкнула – типа – стар ты для меня, нехорош. Весь город смеялся. Не буду говорить кто это был – хотя это советник Карлос – чиновник радостно рассмеялся – он был в такой ярости, когда это пигалица дала ему отпор! В общем – похоже на то, что она заработала себе большие проблемы. Очень большие. Папаша оставил ей долги, и исчез. Так что расплачиваться теперь ей. Не хочет расплачиваться телом – расплатится имуществом. И всё равно отправится зарабатывать телом – что ей ещё-то уготовано? Эртан, нашёл? Ага…смотрим, смотрим… – чиновник внимательно посмотрел в папку с желтоватыми бумагами, поверх которых лежал большой лист с красной печатью – так, так… общий долг сорок тысяч золотых. Это налоги, пени на них, банковский заём и пени за просрочку. У неё описано имущества на двадцать тысяч золотых – дом и вся обстановка. Сейчас пристав находится у неё, принимает имущество и выкидывает девицу на улицу. Всё, как положено. Советник Карлос очень влиятельный человек, очень.
– А кто оценил имущество в такую сумму? И кстати – оно не покрывает всю сумму, как тогда её выплатит эта девчонка? – пожал плечами Андрей.
– Ну, рабства у нас нет, так что продажа в рабыни ей не грозит. Пойдёт в бордель, поработает, заработает себе на жизнь. Или же в наложницы к кому-то из богатых людей – пока не истаскалась. Не надо было отказывать советнику. Всё равно по его желанию стало. Кто оценивал имущество? Наши оценщики, конечно. Как обычно – чиновник пожал плечами и усмехнулся – ну да, всегда занижается. А что поделаешь? Нам ещё нести бремя продажи, так что всегда цена раза в два занижается – это в порядке вещей. Но, в общем-то, дом и барахло стоят этой суммы, как я вижу из описания. Ещё вопросы? Хотите выкупить её дом? Понравилась милашка? Не связывались бы вы с советником Карлосом…не надо забывать – у него ещё есть и сынок – победитель турнира два года подряд. Довольно нехорошая, злая личность. Кстати сказать – дуэлянт, уже пятнадцать дуэлей и все со смертельным исходом, даже если договорённость была – до первой крови. Мне рассказывали – хвастается, что первая кровь – она же и последняя. Давно что-то не было слышно про его дуэли – после того, как он второй раз подряд выиграл турнир. И пусть кто-то говорит, что его папаша каким-то образом воздействовал на результаты боёв – чушь. Я видел, как он фехтует. Это монстр какой-то! Итак, к делу – вы хотите выкупить имущество этого купца? Оно будет выставлено на торги через неделю после окончания турнира. Надо будет подать заявку, и если других заявок не будет – вы сходу купите это имущество. А если заявки будут – торгуетесь с теми, кто пожелал участвовать в торгах. Заявки на торги принимаю я – чиновник сделал многозначительную паузу и кивнул головой – десять процентов. Вы поняли? Встретимся после турнира, если будет желание. Как ваше имя? Андрей Монах? Ага, ясно. Я скажу секретарям и охранникам, чтобы пускали вас ко мне в любое время. Готовьте деньги – устроим весёлые торги между вами…и вами.
Андрей попрощался и вышел из кабинета мимо лежащих в отключке охранников. Угрызений совести он не испытывал – такая у них работа – получать оплеухи. А у него работа другая – раздавать оплеухи. Каждому своё.
– Ну, как, встретились с Сиррусом? – живо поинтересовался Зарон – так-то с ним можно договориться, он очень любит деньги, очень. А как охранники – пустили к нему? Я думал выкинут вас, не стал уж ничего говорить. Как с ними договорились?
– Договорился – хмыкнул Андрей и не стал ничего пояснять – давай-ка мы с тобой быстренько забежим, подадим заявку на турнир, а потом нам надо ехать вот по этому адресу и захватить девчонку. Её сейчас на улицу выбрасывают, насколько мне известно.
– Ага, сейчас подадим – улыбнулся Зарон – интересно, как они отреагируют на то, что человек из Славии участвует в турнире?
– А мы им не скажем. Ну-ка, вспомни какой-нибудь городишко в самой заднице мира, где-нибудь подальше от столицы. Вот я оттуда, к примеру. Зачем нам будоражить народ моим происхождением. Меньше знаешь – крепче спишь.
– Нужно внести один золотой и пять серебряников для регистрации! – сообщил кругленький человечек, сидящий за столом в кабинете – вы что думали, так просто всё? Любой бродяга пришёл, и оставил заявку на участие? Нет уж…не умеете заработать золотой – нечего вам делать на турнире. Ну, так что, будете регистрироваться? Ага…как вас записать? Анд-рей…Мо-нах. Есть. Возьмите сдачу. Сколько уже участников? Триста пятнадцать. Пока что. Думаю – будет больше. Ещё не было претендентов с крайнего юга, да и северяне не особенно активничают. Ещё неделя до начала, так что успеют. Вы всё? А то мне на обед пора.
Андрей со своим спутником оказались на улице уже через пять минут. После душного тепла магистрата, уличная пыль, поднятая повозками и ногами прохожих показалась освежающей и животворящей. Почему-то в таких заведениях всегда пахло мышами, затхлостью и, как казалось Андрею, серой.
– Ты знаешь, где эта Морская улица, дом восемь? – задумчиво спросил Андрей, разглядывая листок бумаги.
– У моря, само собой – фыркнул смешливый Зарон – надо извозчика брать. Это вам, воину, пристало таскаться на своих двоих – мышцы крепкие, могучие, а я, канцелярская крыса, не могу бродить по городу на своих слабых ходулях. Упаду и скончаюсь. И ещё – у вас как – консультантов кормят в дороге?
– Давай-ка мы доедем до места, осмотримся, а там и решим насчёт кормёжки – озабоченно ответил Андрей, поглядывая на солнечный диск, поднявшийся высоко над городом – время уже много, как бы нам не упустить девушку. Потом разыскивай её…
Они поймали извозчика, проезжавшего рядом и понеслись по мостовой в сторону моря, видневшегося километрах в десяти, за муравейником из домов. Солнце светило, ветерок обдувал, с моря нёсся запах йода и водорослей, так что на душе у Андрея полегчало и настроение слегка улучшилось.
– Что, предвкушаешь встречу с новой самкой? – ехидно усмехнулась Шанди, пошебуршившись в кармане – сегодня полечу на охоту. Сегодня ночью. Надоело у тебя в кармане сидеть.
– Так вылезай, сядь на колени, чего ты там всё дрыхнешь-то?
– К сведению – как ты выражаешься – дрыхнуть – драконы могут сотнями лет. Это защитный механизм такой. Спать, когда пищи мало, или когда друг таскается по таким дурацким, скучным местам, что дракона от них просто тошнит. И чтобы не видеть эти пакостные места, дракон впадает в спячку!
– По-моему ты всегда впадаешь в спячку, какое бы место не было. Видимо потому вы так долго и живёте, что дрыхнете и дрыхнете.
– Я лучше промолчу, что ты делаешь вместо сна – озабоченный сексом самец!
– Чего несёшь-то? – рассердился Андрей – язык твой раздвоенный и глупый. И вообще – не буду с тобой разговаривать!
– Ага! Рассердился всё-таки! Не всё тебе меня доставать своими высказываниями. Ладно, не злись. Как думаешь, девица симпатичная?
– Вряд ли. Ведь у неё наверняка нет раздвоенного длинного языка, гребня на голове, чешуи и хвоста. А также кривых лап с когтями и плевательных желёз. Как она может быть красивой?
– Наконец-то ты понял критерии настоящей, непревзойдённой красоты! – невозмутимо парировала Шанди – а то всё тебя тянет к каким-то мягкотелым, белесым, как мучные черви или личинки короеда существам.
– Тьфу на тебя! – рассмеялся Андрей, Шанди его поддержала, и они с любопытством стали гадать – кого же увидят в конце пути, что там за такая Антана, к которой они стремились через весь континент.
Всё-таки Андрей надеялся, что девушка будет симпатичной – глупо, но героиня, которую спасает герой всегда должна быть симпатичной. Он усмехнулся своим мыслям, и вспомнил, как смотрел фильм 'Молчание ягнят'. Там маньяк похитил девушку, дочь каких-то высокопоставленных родителей, а героическая агентша ФБР её спасала. Так вот – Андрея всё время не оставляло чувство неправильности – это была не та героиня, которую следовало спасать – жирная, с противной рожей, а ещё истеричная, грубая и наглая. Так и хотелось, чтобы маньяк её прибил. Закон жанра всё-таки требует симпатичную спасаемую мордашку!
Монах рассмеялся своим мыслям – какая бы физиономия у Антаны не была, придётся её спасать, раз уж начал, и раз обещал Марку. Впрочем – советник Карлос вряд ли запал бы на уродку, так что все его рассуждения о возможно отвратительной внешности девушки скорее всего не имеют под собой основания.
Ехать пришлось около часа – улицы частенько оказывались запруженными повозками, народом, совершенно не желавшим идти по тротуару, несмотря на мат и крики извозчиков. Дорожного движения в городе никак не коснулись никакие правила. Впрочем – возможно это и спасало его от глухих пробок и безумия дорог земных городов.
Андрей иногда думал о том, что чем больше правил и запретов устанавливается, тем дорожная обстановка в городах сложнее. Как будто власть сговорилась причинить водителям как можно больше вреда, напакостить и насолить. Минимум восемьдесят процентов знаков и светофоров можно спокойно снести, Андрей был в этом уверен.
Дом Марка оказался вполне приличным – видимо купец знавал хорошие годы, очень хорошие. Белый особняк, в два этажа, с прилегающим участком – ну, прямо-таки коттедж на рублёвке. Ворота были закрыты, а возле них стоял человек с копьём, в кольчуге, шлеме, по виду типичный городской стражник.
Андрей подошёл к нему:
– Уважаемый, не подскажешь – тут происходило выселение из особняка, девушку выселяли – ты не видел, куда она делась?
– Девушка? – переспросил стражник, обливаясь потом и сдвинув шлем назад, с облегчением вытер лоб – ффу…какая жара сегодня. Девушка…была девушка, да. Сидела вон там, на скамейке, напротив дома. Плакала. Потом подъехал какой-то молодой человек и увёз её с собой.
– Куда увёз? – с досадой спросил Андрей
– Да кто знает – куда. Увёз, и всё – пожал плечами стражник – я что, за всеми девицами слежу?
– Как выглядел молодой человек? – Андрей был весь терпение
– Хммм…лет двадцать-двадцать пять. Красавчик такой, просто как с картинки, да! – оживился стражник. Одет дорого, как настоящий господин – атласная синяя рубаха, пояс с вышивкой золотом, сапоги из хорошей кожи – дорогие, я разбираюсь, у меня отец был башмачником. Во что вспомнил – родимое пятно у него было, вот тут, слева, на шее. В виде бабочки. Я ещё подумал – вот мол, отличительный знак – если его грохнут и бросят где-то, можно узнать по приметам. И ещё – где-то я его видел, где? Не могу вспомнить. Вот вертится в голове что-то…вроде связанное с трактирами..или с борделями… Он не дворянин, это точно – неожиданно закончил стражник, и его некрасивое лицо озарилось улыбкой – я давно уже служу в городской страже, благородных чую за версту – так вот он слишком ярко, слишком богато и вызывающе одет для дворянина. Тем ни к чему так выпячиваться, показывать своё богатство. Знаете, на кого он похож…на сутенёра, вот! На элитного сутенёра, или жиголо. Так что вот, всё, что мог. А что вам эта девица – родственница какая-то? Жаль, жаль девчонку, пропадёт одна. Так убивалась, плакала, просила подождать, мол, отец скоро вернётся. А мы что – мы люди маленькие, нам приказали – мы и делаем. Распоряжение городского судьи было – выселить. Пристав командовал. Так что…
– Спасибо! – Андрей с уважением посмотрел в лицо сорокалетнего стражника, по виду которого никак нельзя было сказать, что он настолько наблюдателен и сметлив – очень благодарен за информацию. Вот, возьми на пиво – Андрей протянул стражнику серебряник, и тот с благодарной улыбкой его принял. Андрей уже повернулся, чтобы уйти, когда кое-что вспомнил, и вернулся назад:
– А не подскажешь ещё – кто самый лучший бронник, такой, чтобы он занимался поставками брони высшему обществу, императору?
– Хочешь заказать себе булатную броню – прямая дорога к Надилу – усмехнулся мужчина – но дорооогооо…мне не по карману у него заказывать. Вот он самый лучший и есть. И кстати – он и оружейник отличный. Лучшие сабли, мечи, кинжалы – всё у Надила. У него даже клеймо своё есть – буква 'Н' в овале. Вот ему все аристократы и заказывают броню и оружие. Ты сам-то, похоже, нездешний? Городские все Надила знают – его магазин и мастерская недалеко, в десяти минутах ходьбы отсюда вниз по улице. У вас, кстати, ничего попить нету? Жаль. Мне тут ещё торчать до вечера, а попить с собой ничего не взял. Стоит сейчас отойти – этот грёбаный капрал тут же откуда ни возьмись выскочит, и плакало моё жалование за неделю. Ну ладно, удачи вам, а я в теньке посижу – стражник с облегчением уселся на скамейку, на которой не так давно сидела Антана, схватился руками за копьё и замер, глядя в пространство.
– Куда двинемся? – спросил Зоран – искать девушку, или к броннику?
– К броннику. Раз уж он тут где-то рядом. А потом искать девушку – кстати, хотелось бы услышать твои соображения по поводу того, кто её мог увезти.
– Кто? Да кто угодно – глубокомысленно заметил Зоран, отдуваясь и стирая пот с виска – и правда, жарко сегодня. Мог бы – и я бы увёз – судя по описанию девка красивая. Мать мне давно талдычит – жениться тебе надо! Жениться тебе надо! Как будто я могу содержать жену на эти гроши. Вот отучусь, и тогда…а сейчас приведи в дом жену – дети пойдут, пелёнки, горшки – какая там учёба? Лучше я за серебряник куплю какую-нибудь страхолюдину, закрою глаза, и представлю, что это красотка. А ещё лучше – прожру и пропью эти деньги, и сам себя обслужу. Это будет практичнее.
– Ты канцелярская душа! Практичнее! А любовь?! А страсть?! – рассмеялся Андрей
– Какая к демонам страсть, если пожрать семье нечего будет? Это только в сказках живут в шалаше, и довольны. Нет уж…не надо такой семейной жизни. А что касается этого парня – сдаётся мне, что девка попала, и крепко – нахмурился Зарон – слышал я, что есть такие соблазнители, втираются в доверие к девицам, увозят их и продают в бордели. А там…там уже всё идёт как по накатанной. Обламывают строптивых, заставляют обслуживать клиентов. В городе масса борделей, штук, наверное, пятьдесят, не меньше. От самых дешёвых, портовых, с беззубыми старыми шлюхами, готовыми обслужить за два медяка, до элитных – по нескольку десятков золотых за ночь. И даже экзотические, для любителей запретных удовольствий…говорят, что иногда девушек из этих борделей находят в море, прибившимися к берегу. Со следами пыток. Только молчат все. Эти бордели под покровительством высшего общества. Но это так, слухи – сразу поправился Зоран – я ничего вам не говорил, а вы ничего не слышали. Лучше на эту тему помалкивать, целее будем. Ага – вот и оружейник. Или бронник – демон его разберёт. Андрей, тут вот чайная рядом, может я пока там посижу, подожду, а? Закажу нам чего-нибудь?
– Иди, закажи – усмехнулся Андрей и сунул в руки парню несколько серебряников – жди меня там. Я скоро.
Зоран радостно подмигнув, помчался в чайную, Андрей же поднялся по крепкой деревянной лестнице с перилами к двери магазина, толкнул её, прозвенев колокольчиком и оказался в длинном прохладном помещении, увешанном оружием и бронёй. На стенах ближе к входу, висели обычные бронники и сабли, вороненые и нет, различной формы и модификации. Дальше, в глубине помещения, за широким прилавком, перегораживающим торговый зал, висели уже дорогие, очень дорогие изделия – позолоченные кольчуги, бронники с пластинами, выделанными зеркальным золотом, сабли, украшенные камнями, золотом и серебром.
Человек за прилавком отложил какую-то древнюю рукописную книгу, на странице которой можно было рассмотреть рисунки людей в броне и с оружием в различных боевых позах, и равнодушно спросил, оглядев посетителя с ног до головы:
– Вам что-то посоветовать? Саблю попроще и понадёжнее? Кинжал? Засапожный нож? Может быть кольчугу тонкой работы? У нас самые лучшие изделия в столице. Мастер Надил поставщик двора Его Императорского Величества. Может хотите посмотреть эти великолепные вещи? – продавец кивнул головой на золочёные кольчуги и инкрустированные сабли – очень достойные брони и сабли. Не смотрите на их яркий вид – несмотря на украшения, они не потеряли смертоносной способности и обладают великолепным балансом. Дать попробовать саблю на баланс?
– Нет, благодарю. Я бы хотел видеть мастера Надила лично.
– А могу я осведомиться, с какой целью? – поднял брови продавец – он сейчас в мастерской, надзирает за работой мастеров, и очень не любит, когда его беспокоят во время работы – если, конечно, вы не особо важное лицо – продавец слегка мазнул по фигуре Андрея, как бы давая понять, что тот уж точно никак не является особо важным лицом.
– Я хочу предложить ему приобрести кое-что ценное, то, что очень его заинтересует. Очень.
– Мастер Надил ничего не покупает. У него вся есть. И уж точно не мечтает увидеть во время рабочего дня торговца каким-либо товаром. Если вам больше нечего сказать и вы ничего не хотите приобрести…
– Ещё раз вам говорю – позовите мастера Надила – жёстко сказал Андрей, опёршись на прилавок и слегка наклонившись вперёд – если вы не позовёте его – он упустит выгодное, очень выгодное дело, и вряд ли вас похвалит за это. Давайте сделаем так – Андрей сунул руку в карман – я сейчас дам вам кое-что интересное, вы покажете это Надилу, и потом он скажет – интересно это ему, или нет. А я подожду на крыльце – и Андрей положил перед продавцом драконью чешуйку, заигравшую в лучах солнца всеми цветами радуги. Она была довольно крупной, как и все чешуйки, выпавшие из Гары – овал, сантиметра четыре шириной, и сантиметров семь-восемь длиной.
– Хорошо, подождите на крыльце – растерянно сказал продавец и вышел из-за прилавка – я доложу мастеру Надилу, ждите.
Дверь за Андреем захлопнулась и он остался стоять на крыльце, опёршись на перила и поглядывая туда, где сидел Зоран в окружении нескольких мужчин. Тот что-то рассказывал своим собеседникам, изображая действие в лицах, и они заворожено слушали, вытаращив глаза. Потом Зоран что-то сказал, заканчивая предложение, и собеседники грохнули со смеху, похлопывая его по плечу. Андрей не особо разобрал, чего он там им толковал, понял лишь, что это была какая-то скабрезная история из жизни Зорана, скорее всего им придуманная.
Ожидать пришлось минут пятнадцать, пока дверь позади Андрея скрипнула и продавец, слегка удивлённый и озадаченный, предложил пройти за ним в мастерскую мастера Надила.
В помещении всё звенело, стучало, горели горны, выпуская сизый угольный дым, относимый в сторону моря – ветерок в этом день дул с гор, потому на улице и не был ощутим этот чад кузни. Андрей усмехнулся – соседство такого предприятия не должно шибко радовать тех, кто построился рядом с мастером – шум, звон, гарь – эдак, и бельё-то вывесить некуда. По-хорошему эту кузню давно должны были выселить за черту города из-за неэкологичного производством.
Мастер сидел в своей комнате, перед небольшим столиком, на табурете, одетый в простую рабочую одежду. На вид ему было около шестидесяти лет, из которых он не менее пятидесяти провёл в мастерской, у горна, держа в руках молоток или молот. Его глаза, умные, хитрые, с прищуром смотрели на мир, указывая на то, что их хозяин умеет не только и не столько долбить молотом по наковальне, но ещё и прекрасно разбирается в торговых делах, а также в придворных интригах – раз сумел залезть во дворец в виде официального поставщика. Это не так просто, и в большом городе уж точно найдётся множество конкурентов, готовых подвинуть его на этом месте.
– Это вы принесли ЭТО? – коротко и без предисловий спросил Надил – Герит, иди на своё рабочее место, торгуй как следует, не спи за прилавком.
Продавец оторвался от созерцания чешуйки, лежащей перед Надилом и беспрекословно вышел из комнаты мастера.
– Итак, что это? – мастер двумя пальцами поднял чешую – если я правильно понял – это чешуя дракона. Редчайший и непробиваемый оружием материал, из которого можно сделать броню, достойную императоров. Так, или не так?
– Так – ухмыльнулся Андрей – вы в курсе.
– А не возражаете, если я её проверю? – прищурился Надил
– Да без проблем – пожал плечами Андрей– а как проверите?
– Сейчас покажу – крепкий, сухощавый Надил вскочил с табурета, и открыв дверь поманил собеседника – пойдёмте! Сюда, сюда!
Они снова вышли в цех, прошли через него, под перестук молоточком и молотов, и оказались в дальнем углу, перед большой наковальней.
Надил подошёл к стеллажу, на котором лежали три неприметные сабли, с клинками, как будто покрытыми изморозью, взял один их них в руку. Потом подошёл к куче железного мусора, обрезков, приготовленных к перековке, и достал оттуда длинный металлический штырь-гвоздь, длиной сантиметров двадцать, и толщиной сантиметр. Положил его на наковальню так, чтобы тот лёг плотно прижавшись к плоскости, и взглянув испытующе на Андрея, с силой опустил саблю на штырь.
Протестующе взвизгнул металл, и куски штыря разлетелись в разные стороны, как кусочки дерева. Мастер любовно огладил клинок – на нём не было ни щербинки, ни вмятины, не имелось никакого следа, никакого воспоминания о том, что он только что разрубил металл толщиной в мизинец.
– Хорошая работа, не правда ли? – усмехнулся Надил – потому и ценят изделия, вышедшие из моей мастерской. На вес золота. И дороже. Видите вот это клеймо? Все знают это клеймо. И знают, что мастер Надил разбирается в доспехах и оружии. А теперь посмотрим на вашу 'чёшую'. Если она настоящая, то…посмотрим – мастер положил чешуйку на наковальню, примерился, и врезал по ней булатной саблей со всей своей немалой силы. Сабля завизжала, а мастер усмехнулся, тряся ладонью в воздухе – руку отсушил от удара по наковальне.
Чешуйка слетала на пол, мастер наклонился и взял её в руки, внимательно разглядывая в солнечном луче, падавшем в кузню через одно из маленьких окошек, раскрытых настежь.
Потом подал чешую Андрею – на той осталась лёгкая зарубка, как будто царапина на полированной столешнице – и ничего более.
– Пойдём, поговорим! – многозначительно кивнул Надил и пошёл в свою контору.
– Итак, в чём состоит ваше предложение? – мастер внимательно всмотрелся в лицо сидевшего перед ним мужчины. У него осталось странное впечатление после осмотра – на вид около тридцати лет – зачёсанные в воинский хвост волосы, грубо подрезанные чем-то острым – скорее всего ножом. Лицо совершенно гладкое – без шрамов, без каких-то повреждений, хотя по выправке и скупым точным движениям ясно – это боец, воин, а значит – он должен иметь шрамы от ран, полученных за время его службы. Невозможно быть воином, и на сто процентов уберечь себя от ранений. Глаза – умные, тёмные, как будто пронизывающие насквозь, и было в них что-то такое, что позволяло думать – это опасный человек, очень опасный. Но мужчина улыбнулся, и его лицо перестало быть похожим на высеченную из гранита маску – он сразу как-то подобрел и стал человечнее. Мастер встречал в своей жизни таких людей – безжалостных, сильных, жестоких, но притом пр всём очень трепетно относившихся к друзьям и любимым женщинам – в этом было их слабое место.
– Я бы хотел продать эти чешуйки. Вы уже догадались, что у меня их не одна
– Догадался. Но вы представляете, сколько их нужно на один доспех, на чешуйчатую тунику? Думаю – не представляете. Около полутора тысяч штук. И сколько вы хотите за вашу чешую? Учтите сразу – больше четырёх золотых за штуку я не дам.
Надилу показалась, что в глазах мужчины мелькнуло что-то вроде усмешки, а может только показалось. Он помолчал, вглядываясь в пришельца, и повторил:
– Полторы тысячи штук чешуи – имеется?
– Имеется. Больше имеется, я думаю. Значит, вы предлагаете четыре золотых за штуку – человек замолчал и задумался, и Надил тут же поправился:
– В крайнем случае – пять. Но это последнее слово! Больше вам тут никто не даст. Это хорошая, просто отличная цена!
– Деньги сразу? – незнакомец постучал пальцами правой руки по столику и поднял глаза на мастера.
– Расплата – когда вы принесёте чешую. Сразу. И ещё – я каждую проверю. Без обиды, дело есть дело – и спохватился – вы сказали – больше есть? Правильно ли я понял – больше, чем полторы тысячи штук?
– Правильно. Больше. Насколько? Я не знаю. Считать надо.
– Интересно, очень интересно! – заволновался мастер – я не спрашиваю, откуда вы её взяли, но – такой редкий товар, и в таком количестве! Я только однажды видел доспех из драконьей чешуи – он хранился у деда нынешнего императора, и был передан его сыну, отцу императора Зарта Четвертого, а потом утерян во время войны – обоз императора разграбили, и похитили семейную реликвию. И вот – драконий доспех! Император будет в восторге… – глаза Надила заблестели, и Андрею показалось, что в его глазах закрутились цифры, цифры, цифры.
Надо сказать, что самого Андрея тоже поразили цифры – если мастер так легко согласился на пять(!!!) золотых за чешуйку, то сколько же он собирался выручить сам? Не менее чем в два раза больше. Гарантия. Мужик ушлый – это было видно сразу, невооружённым взглядом.
– Итак, когда встречаемся? – сухо осведомился Андрей, прервав мечтания мастера – когда будут готовы деньги?
– Завтра, в полдень. Берите всю чешую, если денег не хватит – я выдам вам вексель имперского банка. И кстати сказать – может вам сразу перевести деньги на счёт? У вас же есть счёт в имперском банке? Мы можем встретиться здесь, в полдень, пересчитать чешую, и спокойно отправиться в банк – там положим на ваш счёт все деньги, что положены вам за сделку. Ну – так как?
– Хорошо. Завтра в полдень. Потом в банк – не таскаться же мне с мешками золотых.
– Верное решение – удовлетворённо кивнул головой Надил – тогда прощаемся до завтра – у меня её масса дел. Жду вас в полдень. Да – как вас звать? И как найти, если вдруг срочно понадобитесь?
– Андрей Монах. Найти как? Оставить записку у трактирщика 'Красного коня'. Где я сегодня буду ночевать – пока не знаю, подыскиваю приличную гостиницу. Город забит ожидающими турнира, негде и пристроиться.
– Да, да… – задумчиво покивал мастер. Видно было, что его мысли очень далеко от проблем посетителя.
Андрей распрощался с Надилом и вышел из мастерской, прошёл мимо любопытного продавца и скоро уже сидел возле Зарона, благодушествующего на стуле под полотняным навесом. Тут и вправду было хорошо – поддувал ветерок, горячий травяной чай с пирогами и засахаренными фруктами, мисочка с мёдом и молоком – чем не жизнь?
– Точно, жизнь удалась! – довольно хрюкнула Шанди, вылизывая блюдечко с мёдом – вот почему люди так лезли в нашу пещеру – чешуя! Интересно – если бы драконы собирали ваши ногти или волосы и продавали за огромные деньги? Смешно тебе, да? Нет – люди никогда не были нормальными существами! Ну – ты только представь – мои отмершие чешуйки стоят таких денег!
– Положим не твои – а твоей мамы – лениво возразил Андрей, потягивая горячий чай и отдуваясь, как кит, вынырнувший из глубин Марианской впадины – твои чешуйки и на медяк не тянут. Не отрастила, понимаешь ли. Слушай – а давай бизнес сделаем – ты будешь такая раскормленная, толстая, сидеть в загончике и всё время жрать, отращивая чешуйки, а я буду дёргать их из тебя, и продавать задорого. Правда, классно?!
Шанди от возмущения поперхнулась и запрыгала по столу, зафыркав и напугав Зорана, потом из неё, как из 'итальянца' в 'Бриллиантовой руке', пошёл поток 'непереводимого итальянского фольклёра'. Остановилась Шанди только минут через пять, чтобы перевести дыхание, и Андрей, невозмутимо, предложил:
– Если ты уже высказала всё, что думаешь обо мне и моём человеческом роде, может сходим на море, искупаемся? Я так давно не купался в море, что уже и забыл – как это бывает. Быть возле моря и не искупаться – грех.
– Хммм…а я вообще никогда не купалась в море – призналась сразу остывшая драконница – я чего-то даже как-то боюсь. Хотя ты знаешь – ведь наши предки, по преданиями, вышли из моря! Предки драконов, конечно. Твои предки слезли с деревьев, а скорее всего – вылезли из нор – крысятины эдакие.
– Что, правда, из моря? Наверное от медуз произошли, или от водных блох?
– Сам ты блоха – пустила фонтан искромётного юмора драконница и принялась срочно допивать молоко. Допив, рыгнула, и сообщила:
– Я готова!
– Зоран – предложение такое – начал Андрей – я хочу искупаться в море. Можно тут найти местечко, где это сделать? Это первое. Второе – по дороге, ты мне расскажешь вот что: какова система имперского банка, как он работает. А кое-что ещё я спрошу у тебя потом.
– Нет проблем – пойдёмте на берег, там в порту можно окунуться. Только вода уже прохладная, не лето ведь. И ещё – лучше далеко не заплывать – акулы злые, как черти. Сожрут – даже не поморщатся.
– Что, много акул? – обеспокоился Андрей
– Как крыс. От маленьких, и до таких, что и в лодке не поместятся. Каждый год столько рыбаков сжирают, что бабы рожать не успевают. Я по статистике смотрел – человек двести каждый год в столице попадают к акулам. Зато и жирные они. Из акул беднота хорошие котлеты делает, и так просто жарит, на углях. А что – на человеческом мясце-то эти гады хороший жирок нагуляли! – Зарон хохотнул, а Шанди зашипела, заметив, что Андрей удивительным образом умудряется находить маньяков себе под стать.
Булыжная мостовая вела вниз к порту, по кривой улочке, укрытой от солнца нависающими над ней широкими листами чего-то пальмообразного. Зарон время от времени подпрыгивал и хлопал пальцами по маслянистым листам, отчего в воздухе раздавался громкий 'хлоп!', пока Андрей, ухмыльнувшись, его не остановил, заявив, что тот пугает прохожих. На что Зарон ответил – а для чего он ещё-то хлопает? Как иначе заставить вон ту красотку обернуться и посмотреть на него, красавца? Ведь она на него, на него смотрела!
Шагать по прикидкам Андрея было ещё минут пятнадцать, и он, решив более продуктивно использовать время прогулки, спросил Зарона:
– Скажи, здесь есть организованная преступность?
– Есть, конечно – тут же ответил невозмутимый Зарон – во главе стоит бургомистр, потом идут советники, начальники отделов и мелкая тварь вроде меня, отщипывающая понемногу.
– Это понятно, да, бандиты ещё те – улыбнулся Андрей – я имел в виду тех, кто грабит по ночам, обирает купцов и ворует кошельки из карманов подданных империи. Так – спохватился он, глядя на коварную улыбку, наползающую на губы 'консультанта' – налоговую службу мы опускаем, стражу – тоже. И отдела лицензирования тоже касаться не будем. Честные, незамутнённые ничем бандиты и воры – они объединены в организации?
– Честные бандиты и воры? – хохотнул парень – ну, да, есть такие. И не особо скрываются. Ходят в церковь, ставят свечки Богу, молятся. Организации? Ага, есть. И не одна. Я не специалист по бандитам, но знаю, что есть группировка портовая, есть рыночная, есть центровые, есть северные и южные. Есть ли у них главный? Кто-то, вроде императора? Сомневаюсь. Они вечно грызутся, воюют, делят территории. Ходили какие-то слухи, что их пытались объединить – но, по-моему, это кончилось ничем. Слишком разные у них интересы. Хотите попробовать найти девушку через них? – парень проницательно посмотрел на Андрея – да, мысль дельная – если бы бордели ходили под бандитами. Вернее так – если бы все бордели ходили под бандитами. А то ведь дорогие, элитные, прикрываются аристократами – с ними бандиты не связываются – себе дороже. Зачем душить аристократов, когда полно купцов и бедняков, которых можно пощипать, и которые совершенно бесправны. За аристократов могут и башку срубить. Я бы взялся за дело так: найти какой-то элитный бордель, связаться с его хозяйкой и выяснить, откуда они получают 'товар'. Ниточка у вас есть – красавчик, с родимым пятном в виде бабочки. Уверен, что он работает не на один бордель, это профессионал. Его должны знать многие. А вот как добиться, чтобы мадам сказала вам – где найти этого красавчика – это уже ваша проблема. Вообще-то все люди боятся боли и смерти, не правда ли?
Андрей кивнул головой, и промолчал – его циничный спутник попал в точку. Другого пути не остаётся, кроме как взять в заложники мадам и попытаться выяснить…выпытать у неё всё, что касается этого дела. И сделать это придётся сегодня же ночью. Неизвестно, что там сейчас делается с Антаной. Чем больше времени она находится в руках преступников, тем больше опасность того, что…в общем – хреново ей там сейчас, и всё тут. Выручать нужно.
– Красотища, правда? – восхищённо воскликнул Зоран – люблю море! Вода прозрачная, как слеза! Штормов давно не было. Вон туда лучше, под гору – он показал на каменистый пляж из гальки-черепашки – я там купаюсь, когда бываю на море. Только осторожнее – мне ещё кое-какую плату с вас получить бы – одного обеда мало! Сожрёт вас акула – и с кого получать?
Они отошли по берегу подальше от любопытных глаз, Андрей снял с себя рубаху, штаны, прикрыв ими пояса с деньгами, изрядно досаждавшие ему в путешествии, и подойдя к воде пощупал её ногой:
– Тёплая! – он с наслаждением забрёл в воду по колено, и встал, шевеля пальцами ног. Тихая, ласковая вода накатывалась и откатывалась, легонько массируя ступни, икры, и так хотелось улечься в эту волну и забыться хоть на минуту, представить, что ты где-то в Сочи, на пляже. Так он и сделал – лёг, погрузившись почти совсем, выставив над водой только лицо, и улыбнулся – не хватало только криков: 'Белий амур! Халёдный пиво! Фотку делаю, фотку! Фотку делаю, фотку!'.
Рядом кто-то заплескался, Андрей насторожился, но успокоился – Шанди забралась в воду и плавала вокруг него кругами, блестя бусинками-глазками.
– Да, это здорово! – восторженно крикнула она Андрею – я сплаваю подальше, чего ты тут устроился у берега?
– Шанди, не вздумай! – обеспокоился он и сел на дно, по пояс в воде – там акулы!
– Да ладно, я не такой вкусный объект, чтобы они заинтересовались. И не прокусят мою шкуру эти твари, ты же знаешь.
– Знаю, но всё равно – не плавала бы ты далеко. Поплескайся у берега, чего тебя несёт на глубину-то?
– Как бы его не сожрали, хорька этого вашего – озабочено сказал Зоран, подгребая поближе и усаживаясь рядом – жалко будет, красивая животинка. Тут и вправду – как в супе эти чёртовы акулы лазят. Рыбаки привозят рыбу – часть роняют, сети опять же моют – от сетей кровь, грязь идёт, вот акулы здесь и собираются целыми стаями.
– Шанди, зараза, вернись! Акула! – вскочил Андрей, сжав руки в кулаки и скрипя зубами от бессилия что-то сделать. Возле плывущей Шанди возникла у глубине огромная тень – метра три, а то и больше, длиной. Потом на поверхности показался треугольный плавник, описывающий вокруг плывущей драконницы-хорька сжимающуюся спираль.
– Шанди, детка, акула, спасайся! – в отчаянии крикнул Андрей и с ужасом увидел, как на месте плывущей Шанди выросла огромная голова с красной мастью и белейшими зубами. Она схлопнулась, как крышка мусорного бачка, и исчезла в глубине, оставляя за собой расходящиеся круги волн.
Андрей вглядывался в волны, не веря, что вот так, ТАК глупо всё закончилось.
– Шанди, детка, где ты? Шанди!
Драконница молчала, и вдруг на поверхности моря в ста метрах от берега как будто открылся фонтан – в небо ударили брызги воды вперемешку с кровью, ошмётки мяса, кишки, и довольный голос Шанди сказал в голове у Андрея:
– Извини – не сразу ответила. Они что думали, дракона так просто сожрать? Мерзкие тупые твари! Щас я сама их пожру!
– Что это там такое?! – со страхом спросил Зарон, показывая пальцем в море, где кипела вода, мелькали тела акул и расходилось огромное красное пятно
– Не знаю – пожал плечами Андрей и с вздохом облегчения снова сел в море.
– Жаль вашего хорька – посетовал Зоран – вот твари эти акулы! Одолели всех уже!
– Да ничего хорёк…наплавается и придёт – ухмыльнулся Андрей – он маленький, они его и не заметят. Они там вообще чем-то другим заняты, им не до него.
А в это время акулы были заняты двумя вещами – во-первых они срочно хватали и жрали друг друга, растаскивая кишки, куски мяса и сатанея от крови и смерти, а во вторых – спасались от какой-то здоровенной твари, которая плавала в мутном облаке крови, и хватая акул поперёк туловища перекусывая их пополам.
Шанди всегда была сластолюбкой – акулья печёнка! Вот что её привлекало. Те, кто пытался укусить её за бок, были очень озадачены тем, что их зубы скользили по бронированному боку этого летающего-плавающего ящера, она же управлялась в воде легко и приятно. Как оказалось, драконница могла задерживать дыхание минимум минут на двадцать, а её длинный хвост и кривые ноги великолепно справлялись с процессом проталкивания тела сквозь толщу воды. Видела Шанди в воде так же хорошо, как и на суше, так что для акул в этот день настал час возмездия. Похоже, что в бухту собрались все акулы, котрые были на этом побережье и вода кипела от тел. Безумие акул, возбуждённых кровью дошло до такой стадии, что они уже набрасывались друг на друга сами по себе, не будучи атакованы или же не видя на противнике повреждений – они рвали своих соплеменниц до тех пор, пока кто-то не вцеплялся в них и не разрывал так же, как и они своих противников.
Андрей смотрел на происходящее завороженно, и думал о том, что это чем-то похоже на конкурентную борьбу в бизнесе – в конце концов останется одна – самая удачливая и самая сильная акула, которая, если дать ей возможность, поглотит всё и вся. Если на неё не найдётся дракона…
Андрей оглянулся, и заметил, что из порта на берег спешат люди, чтобы полюбоваться странным зрелищем. Он нахмурился и приказал:
– Шанди, уплывай подальше, вдоль берега. Выходи, и преобразовывайся в хорька. Потом беги сюда. Смотри чтобы тебя не заметил никто, тут уже полно народа.
– Ну что, Зоран, одеваемся? – предложил он спутнику, так и смотрящему в море с жадным восторженным любопытством – а то потом голыми задами светить – народ вон сбежался на зрелище. Похоже у акул сегодня день безумия, не находишь?
– Это точно – ухмыльнулся парень – не зря я с вами пошёл! Такого никогда не видал! Есть о чём рассказать коллегам – и ведь не поверят, гады!.
– Поверят – скоро весь город об этом вопить будет. Глянь, что творится уже – Андрей показал на толпу, стягивающуюся на берег моря – пошли, пошли, ты мне ещё должен показать пару вещей, потом я тебя отпущу. А вот и мой хорёк бежит – а ты говорил пропадёт! Нет, не пропадёт – это такой хорёк, что в воде не тонет и в огне не горит, правда, дорогуша? – Андрей потрепал Шанди по холке, и мысленно добавил:
– Вообще – трёпку бы тебе задать! Разве можно так пугать своего друга, брата, а? Скотина ты всё-таки Шандючка! Я чуть не бросился тебя отбивать у акул. Сердце чуть не лопнуло. Только зная тебя, гадину эдакую, я удержался – думаю – такую негодяйку так просто не сожрать. И точно. Чего там сотворила? Впрочем – догадываюсь. В животе преобразовалась, да? Разорвала несчастную акулу в клочья? Представляю, как она страдала от переедания, сожрав дракона в тонну весом! Не перенесла такой ядовитой драконницы.
– Ага, не перенесла – хихикнула Шанди – знал бы ты, как воняло у неё в животе! Кстати сказать – там полупереваренная нога какого-то человека была. Бррр…гадость какая. И по-моему голова. Тьфу!
– Но это не помешало тебе сожрать половину акул.
– Не акул, а только их печёнки. Жирненькие такие, вкусненькие…надо как-то повторить набег, а? Замечательно подкрепилась. Впрочем – мясо у них тоже недурное.
– Только без меня. После такого зрелища и есть-то не захочется. Полезай в карман, мышь ты белая.
– Сам мышь! – крикнула Шанди и запрыгнула в карман штанов. Таскать её в кармане было не очень приятно – весила драконница в этом виде около килограмма, и шастать с килограммовым довеском, оттягивающим пояс было не очень-то комфортно. А тут ещё пояс с деньгами…даже два пояса. Фёдор щедро насыпал ему во второй, и килограмма два золота и серебра умучили их хозяина мукой мучительной.
– Зоран – расскажи об имперском банке – попросил Андрей, когда два путника устало поднимались по улице вверх, от порта. Спускаться было легко, а вот подниматься, да по жаре…
– Имперский банк. Принадлежит империи, само собой. Ссужает деньги под проценты и залоги купцам и тому, кто пожелает. Деньги в нём хранят – приходят, заводят счёт, сдают золотишко. Им выдают векселя – или на всю сумму, или мелкие, на любую сумму, но не менее десяти золотых. Их можно обменять на наличные в любом отделении банка – они есть в каждом крупном городе империи. Ну, вот и всё.
– А как же определяют, что счёт принадлежит тебе? А если кто-то придёт, представится моим именем и заберёт деньги?
– Двойники, да? – усмехнулся Зоран – нет, не прокатит. Векселя надо иметь. Имеешь вексель – приходи, и получай. Не имеешь? Иди лесом и морем.
– Хех! А если вексель пропал? Утонул? Сгорел? И что?
– И ничего – ухмыльнулся – Зоран – то-то же, понимаете, да? Положил сто тысяч золотых, и потерял вексель. Или утопил его. И сразу наш император стал на сто тысяч богаче. Замечательно, да? Твоя проблема – беречь вексель, хранить его. Это те же деньги. Ну а если утопил сундук с золотом посреди моря – к кому претензии? К тебе. Так что – всё нормально.
– И теперь ещё вопрос – мне надо найти приличную гостиницу. Меня поселили в каком-то хреновом чулане, я там еле-еле ноги вытягиваю. Демонский турнир этот! Все гостиницы видать забиты.
– Все, все, не сомневайтесь! – хихикнул Зоран, потом слегка подумал, и сказал – я вот что предложу: вы можете снять комнату у нас. Отцовская комната, он давно уже как помер. Мать в своей живёт, я в своей, места у нас хватает – гостиная есть, кухня. Живите, пока не найдёте себе дом. Или пока не выкупите дом этой девчонки. Недорого – пять серебряников в сутки. Мать ещё и сготовит вам. Она на дому шьёт, целыми днями дома сидит, обслуживает приходящих клиентов. У нас водопровод есть – прямо с гор, по виадуку, и туалет, а не горшки какие-то. С унитазом! – со вкусом сказал Зоран так, что Андрею стало смешно – достижение, поимаешь. Впрочем, для средневекового мира этои было достижение.
– И душ есть – во дворе. С медным баком – нагревается на солнце, тёплой водичкой классно искупаться. Ну что, пойдёт?
– Пойдёт. Поехали к тебе. Тьфу! Вначале поехали в гостиницу – заберём моё барахло, заодно и поужинаем – после купания не захотел поесть?
– А я всегда хочу есть – меланхолично сказал Зоран, похлопывая глазами – мама говорит, что или я расту, или у меня глисты в животе. Потому что столько нормальный человек есть не может. Как вы думаете, могут у меня быть глисты в животе?
– Могут, само собой могут – маме надо верить – Андрей с трудом удержался, чтобы не расхохотаться – пошли, глистатый, попитаем твоего червяка!
Через час они подходили к гостинице, снова проталкиваясь через толпы народа. Андрей уже как-то отвык от такого многолюдия и с трудом вживался в роль городского жителя. Забрав свой рюкзак и вещмешок – он навалил его на протестующего Зорана – Андрей и его 'консультант' отправились на ближайший рынок, решив поужинать где-нибудь в более спокойном месте – трактир был переполнен наёмниками, солдатами и купцами.
После получаса ходьбы, они всё-таки нашли более-менее свободную кафешку и с облегчением пристроились там, сделав заказ на то, чтобы поесть сейчас и взять с собой – ночью тоже вполне вероятно, что захочется поесть.
Тем более, что ночь Андрею предстояла очень даже беспокойная.
Глава 10
– Приветствую вас, госпожа. Как мне вас называть?
– Зовите просто Анра – улыбнулась женщина – я же ещё молода, хоть мой сын считает меня совершеннейшей старухой и развалиной.
– И ничего я не считаю – возмутился Зоран – верите, Андрей – я сто раз ей говорил – выходи замуж за соседа, башмачника Петера, а она говорит – отца забыть не может и будет жить одна. Похоронила себя в четырёх стенах!
– Перестань – нахмурилась женщина – не твоё дело! Извините, что он вывалил на вас наши семейные проблемы. Мой муж погиб три года назад – утонул в море с грузом пряностей. Только шлюпку выбросило. С тех пор мы сами по себе – перебиваемся, как можем. Да ладно – речь не о нас. Зоран мне сказал, что вы хотите снять комнату – можете жить в комнате мужа. Она большая, светлая. Вернее – это была наша с ним спальня, но с тех пор как его нет – я там не сплю. Там всё чисто, прибрано, кровать широкая – вам будет удобно. Давайте я вам тапочки дам – мы тут в тапочках ходим, муж любил, чтобы в доме было чисто.
Женщина прошла вперёд, Андрей автоматически сопроводил её взглядом и отметил для себя, что она ещё довольно хороша собой, хотя ей уже под сорок. Есть такие счастливые женщины, которые до седых волос сохраняют стройную фигуру, гладкую кожу и крепкие, стройные бёдра – и этого никакими упражнениями не добьёшься. А если и добьёшься, то путём жесточайших ограничений и тренировок. А вот им дано от природы – что теперь поделаешь? Судьба. Лицо приятное, можно даже сказать – красивое. Вот в кого Зоран имеет такую симпатичную, лукавую мордашку.
Монах прошёл в комнату, отметил для себя, что она просторна и чиста, кровать большая и застелена хорошим бельём, стол, стулья – всё, как положено. Из окна видны горы, торчащие над морем и через прозрачные занавески дует ветерок – очень даже славно.
– Вот деньги – пока за пару дней – Андрей протянул женщине десять серебряников и та неловко их взяла, как будто ей было неудобно брать деньги за постой. Может оно так и было.
– Я бы хотел предупредить – мне иногда придётся уходить по делам, и иногда даже в ночь. Вас это не напрягает?
– Нет. У вас свои дела, вы молодой мужчина. И кстати – если захотите…можете привести женщину. Я всё понимаю, мужчины без этого не могут…только просьба – не очень шуметь. У нас тут такие соседи нудные…решат, что это я развлекаюсь, а мне было бы неприятно – женщина смущённо рассмеялась
– Хммм….обещаю не шуметь – улыбнулся Андрей – и вот ещё что – я не один. С мной моя подружка.
– Где же она? – удивлённо подняла брови Анра – Зоран мне говорил про вас одного.
– Вот она, хулиганка – Андрей достал из кармана Шанди и та спрыгнула с его руки на постель.
– Ух ты! Какая красавица! – восхищённо сказала женщина – что подружка, то подружка! Привет, милая! Как её звать?
– Шанди. Она любит печёнку, мёд и молоко. Обжора.
– Забыла вам сказать – в плату входят завтрак и обед – ничего особого, деликатесов нет, но готовлю я неплохо, по крайней мере Зоран не жалуется. Впрочем – он всё слопает, что не дай.
– Да, я в курсе – улыбнулся Андрей – мы сегодня с ним целый день по городу ходили, так что я успел познакомиться с его аппетитом.
– Ну, всё, идите в душ, мойтесь. Если есть грязная одежда – давайте, я постираю. Сейчас будем чай пить – женщина ушла, Андрей же подошёл к окну и уставился на горы, белыми шапками возвышающиеся над городом. Он долго молчал, потом слегка улыбнулся и сказал мыслесвязью:
– Вот интересно – мне на людей везёт – это спроста, или божественный промысел такой? Ты посмотри – мир-то поганый, а люди хорошие. Как так получается? Вот почему тот же Зоран, или Анра, не оскотинились, не стали зверьми, как многие? Как они умудряются сохранять душу среди этого дерьма?
– Ну, во-первых, ты чего-то расслабился – усмехнулась Шанди – ты их знаешь-то совсем недолгое время. Может они вообще маньяки-убийцы. Или кровососы какие-нибудь. Ты уснёшь, а Анра подкрадётся и начнёт пить из тебя кровь.
– Ага. Соломинкой. Очень приятно пить кровь из людей через соломинку и запивать молоком. Желательно козьим.
– Тебе виднее – невозмутимо продолжила Шанди – а во-вторых, дерьмо к дерьму липнет, а хорошее к хорошему. Это закономерный процесс. Так что ничего нет удивительного в том, что ты как-то умудряешься найти более-менее приличных людей среди этой кучи дерьма.
– Слушай – ты столько раз повторила слово 'дерьмо' что мне даже запахло – прекрати , а? Надо заняться твоим воспитанием. Ты невоспитанная девушка.
– Во-первых я не девушка, а драконница. Во-вторых – я всё называю своими именами – нравится это кому-то или нет. А в-третьих – если чем-то запахло – надо идти в душ. Тем более что я желаю поужинать, а без тебя это делать как-то неудобно. И не забывай – у нас сегодня ночная акция, стоило бы отдохнуть перед ней.
– Что у тебя с чешуёй? Отросла после эпического боя с толпой оборотней?
– Ну…почти. Чешется, зараза! Терпеть не могу, когда чешуя отрастает – зудит, гадина. Так-то отросла, ничего, сойдёт. Быстро отросла – видать когда ты лечил, подстегнул регенерацию. Тем больше мне жрать охота. Иди, мойся, что ли, а то я сейчас тебя есть буду вместо печёнки!
Андрей, убоявшись голодной драконницы и ухмыляясь, устремился во двор, где обнаружил душевую кабину, очень даже приличную и умело сделанную. Солнце в этих местах светило постоянно, так что недостатка в тёплой воде не было. Сюда же вода доставлялась по виадуку перенаправляемая куда нужно системой небольших желобов. Система довольно эффективная, хотя и примитив – решил Андрей.
Весь ужин они провели в светских беседах – Анра пыталась выяснить, кто он, и что он, и когда узнала, что Андрей прибыл для участия в турнире, обрадовалась и начала обсуждать шансы претендентов. Монах тоскливо плавал в терминах и именах, не зная о турнире абсолютно ничего, и через некоторое время постыдно сбежал к себе в комнату, сказавшись усталым и больным. Зоран проводил его насмешливым взглядом и напевая под нос какую-то песенку, пошёл к себе в комнату. Уже на пороге он остановился, подумал, и вернулся к комнате Андрея. Постучав, услышал приглашение, вошёл.
– Вот что я вспомнил: самый крутой бордель, о котором ходили слухи, будто он обслуживает власть имущих и вроде как и принадлежит кому-то из них (Тссс! Тайна!) – это бордель 'Розовый лепесток'. Его все извозчики знают – Зоран подвигал бровями и сделав жест прощания, вышел из комнаты. Андрей же остался лежать, раздумывая о том, что ему предстояло сделать.
По его прикидкам сейчас около пяти часов вечера, так что ему ещё ждать часов шесть, как минимум – пока город не притихнет и накроется тьмой.
– Два серебряника? Получи – Андрей сунул в руки извозчику деньги, соскочил с подножки и отошёл в сторону, чтобы не попасть под колёса грохочущей повозки, огибающей привезший его экипаж.
Несмотря на тёмное время суток, жизнь столицы кипела – проносились пролётки, быстрым шагом проходили люди – видимо торопясь скрыться под крышами своих домов, или же приникнуть к источникам благодатной жидкости в трактирах.
Андрей знал, что жизнь ночных клубов, к коим можно с натяжкой отнести и бордель, начиналась с вечера – клиенты этих заведений, как и все нормальные люди, днём занимались своими делами – зарабатывали деньги, строили интриги и пакостили друг другу по мере сил и возможностей. Время для отдыха от своих трудов они изыскивали лишь вечером, тем более, что днём бордели не работали – по крайней мере, большинство из них. Хотя девушки и жили там же, в комнатах борделя, но ведь им тоже когда-то нужно заниматься своими делами – отдыхать, спать, выходить в город. Ну а раз заведение днём не работает – чего в нём делать хозяйке? Само собой, уж она-то не жила в борделе. По крайней мере сейчас, став хозяйкой Не секрет, что большинство из бандерш были бывшими проститутками.
Застать её на месте можно было только вечером – бизнес требует надзора, процесс нужно контролировать. Так что Андрей совершенно закономерно не стал дёргаться, суетиться, предпринимать какие-то действия до ночи – бесполезно и чревато. Решать нужно было ночью, сразу, на месте. Одно только беспокоило – если он собирался выступать на турнире, и тем более – выиграть на нём (в чём Андрей не сомневался), то светить свою внешность в роли освободителя прекрасных дам и карателя негодяев, ему ну никак было нельзя.
Андрей остановился в тени дерева, укрвшись от тусклого света, отбрасываемого зелёным фонарём на стене дома (здесь были не красные, как на Земле, а зелёные фонари – что вызывало усмешку у землянина – это как бы говорило – 'Проезд открыт! Въезжайте!'). Достал из кармана заранее приготовленные кусочки ткани, свернул их в жгуты – два побольше заложил за щёки, два маленьких засунул в ноздри. Щёки и ноздри раздулись, меняя лицо до неузнаваемости. Затем Андрей распустил волосы и закрыл ими уши. Чуть сгорбился, визуально меняя рост – теперь узнать его будет нелегко. А если узнают? А что теперь делать – узнают, так узнают. Если он, конечно, оставит в живых тех, кто его сможет узнать…это он ещё не решил.
Поднявшись по ступенькам лестницы, взошёл на крыльцо борделя, толкнул зазвеневшую колокольчиком дверь и оказался в большой гостиной, чем-то напоминающей кофейню, или же зал ресторана. Время было ещё довольно раннее – внизу почти никого не было, а возможно, что девушек вызывали лишь в последний момент – чтобы показать клиенту. Так что сидели там только одна скучающая девица, заинтересованно глянувшая на потенциального клиента, и охранник, он же метрдотель заведения, сразу же дисциплинированно вставший с места и направившийся к Андрею.
– Что желает господин? Отдохнуть с девушками? Каких предпочитаете – брюнеток, блондинок, рыжих? – лицо метрдотеля выражало истовую готовность помочь, посодействовать господину в оставлении тут всех денег, что были у того в карманах.
– Мне нужно видеть хозяйку. У меня к ней выгодное предложение – невнятно сказал Андрей. Жгуты во рту, и в носу не располагали к упражнениям в ораторском искусстве. Но это и хорошо – пусть помнят сутулого шепелявого мужика с толстыми щеками. Пусть поищут…
– Пойдёмте, я вас провожу – понимающе кивнул метрдотель – видимо он решил, что этот господин из числа 'особых' клиентов. Хозяйка принимала таких сама, лично.
Они поднялись по застеленной зелёной ковровой дорожкой лестнице наверх, и по длинному коридору, очень напоминающему гостиничный, прошли к ещё одной лестнице – ведущей на третий этаж. Там тоже был коридор, только покороче, между дверьми в комнаты было большее расстояние – видимо это был этаж для вип-клиентов. Одна из дверей вела в кабинет хозяйки – в этом Андрей убедился, когда метрдотель постучал в неё и после ответа туда вошёл. Затем он выглянул и поманил Андрея рукой:
– Пройдите сюда!
Андрей вошёл и оказался в этаком салоне – вычурная мебель, шёлковая обивка, позолота и фарфоровые чашки на полированном резном столике. За ним сидела дама – лет тридцати пяти, очень красивая, холёная, как хорошая породистая скаковая лошадь. Она спокойно посмотрела на Андрея, перевела взгляд на метрдотеля и сказала:
– Иди на место, работай.
Потом снова посмотрела на Андрея и предложила:
– Присядьте. Так в чём заключается ваше выгодное предложение?
Андрей помедлил, и как бы невзначай обвёл глазами комнату: в ней, кроме хозяйки, находились трое мужчин – двое из них были явными вышибалами, или телохранителями – мятые-перемятые жизнью 'кожаные затылки', третий не был похож на вышибалу, вот только от него исходила некая волна опасности, хоть ничего примечательного в его внешности не было. Этакий сухощавый, довольно высокий мужчина лет тридцати пяти, крепкий, с быстрым взглядом исподлобья. Боец, настоящий боец – решил для себя Андрей – похоже, что-то вроде начальника службы безопасности.
– Мне нужна информация. Я ищу одного человека. Готов заплатить за сведения о его имени и местонахождении.
– Дааа? – неопределённо удивилась женщина – и что за человек?
– Молодой мужчина лет двадцати пяти. Очень красивый, благообразный, щеголеватый. Одевается ярко, старается выглядеть как аристократ, но перебарщивает с расцветками. На шее с левой стороны родимое пятно в виде бабочки.
– И сколько же вы готовы заплатить за информацию о его местонахождении? – серьёзно осведомилась женщина, и её глаза сощурились, как будто она глядела в прицел винтовки.
– В разумных пределах – усмехнулся Андрей – хорошо заплатить.
– Выгодный клиент к нам пришёл, а, Жарс? Готов выгодно платить! Жаль, что я не знаю того молодого господина, что вы ищете. Рада бы вам помочь, но…извините. Ещё что-то ко мне есть? А то у меня ещё дела, нужно обсудить с моими людьми… – женщина виновато улыбнувшись, пожала плечами и ожидающе уставилась на Андрея, как будто ожидала, что он сейчас испарится, сию же минуту.
– Она врёт – тут же отреагировала Шанди – она знает – кто это и чего-то боится.
– Ещё раз повторяю – невозмутимо продолжил Андрей – я готов заплатить за то, чтобы вы указали мне на этого парня. Я знаю, что вы его знаете.
– Вы такой сложный человек…я же вам чётко сказала –не знаю никакого парня! – лицо женщины исказилось и сразу постарело, стало видно, что ей гораздо больше тридцати, а скорее всего – за сорок. Хорошо сохранилась. Хорошая косметика. Хорошая наследственность. Эти мысли промелькнули в голове Андрея, пока к нему шли двое вышибал, по знаку хозяйки борделя.
– Выведите господина отсюда! – негромко приказала женщина
– Вы не боитесь того, что сейчас совершите ошибку? – осведомился Андрей – фатальную ошибку.
– Не думаю – презрительно оглядев невзрачного посетителя, бросила бандерша и откинулась на спинку кресла, в ожидании расправы над лохом.
Андрей встал, и когда к нему подошли охранники и протянули руки, чтобы схватить его и выставить вон, он резким ударом пробил пресс одного, вырубив его наповал, и выбив дубинку из рук другого, выключил его молниеносным ударом в челюсть. Громилы свалились как подкошенные – какой бы ты ни был здоровенный, мощный и могучий – если точно и умело ударить в определённую точку – нокаут обеспечен. Андрей умел бить. А силы его хватало на нескольких таких охранников – вот только они об этом не подозревали.
После короткой 'битвы' монах снова сел на своё место напротив ошеломлённой хозяйки борделя и сообщил:
– Мне придётся причинить вам боль, но я всё равно узнаю, что это за парень, где его найти. Я знаю, что он занимается поставками девушек в бордели. И он мне нужен настолько, что я готов уничтожить ради этого всех, кто находится в этой комнате.
Андрей посмотрел в глаза женщины, она моргнула, кинула короткий взгляд куда-то за спину посетителя и Андрей мгновенно убрал голову в сторону, пропуская мимо себя дубинку, вдребезги разнёсшую стоявшую на столике красивую фарфоровую чашку. Содержимое чашки залило платье женщины и та автоматически стала стряхивать с атласа и шёлка капли зеленоватой липкой жидкости.
Андрей ухватился за руку провисшего по инерции метрдотеля, подкравшегося сзади – монах слышал шорох – и метнул его на столик, треснувший и развалившийся на куски. Нога мужчины, сделавшая оборот в воздухе, врезала по колену женщины, и та страдальчески скривилась, схватившись него. Метрдотель затих, оглушённый падением, и в комнате снова воцарилась тишина.
– Жарс – да сделай же что-нибудь! Ну, в конце-то концов! На кой демон я вас тут держу?! – возмутилась женщина, с ненавистью глядя на странного посетителя.
Андрей подошёл к входной двери, посмотрел на замок и защёлкнул его так, чтобы никто больше не вошёл. Потом обернулся к Жарсу, мягко и плавно подходящему к нежданному посетителю. Телохранитель перетекал из стойки в стойку, выказывая знание каких-то единоборств, Андрей же спокойно ждал, когда тот подойдёт и осуществит своё желание уронить супостата.
Надо сказать – Жарс был очень, очень умелым бойцом. Его кулаки выстреливались в голову незнакомца так быстро, как будто были выпущены из корабельного орудия, и имели сравнимое со снарядами разрушительное действие. Андрей не уклонялся от ударов – он легко отводил их в сторону скользящими движениями ладоней, и все эти 'выстрелы' уходили мимо мишени. Жарс прекрасно владел телом, это было видно сразу, и знал, что в реальном бою балет с задиранием ног выше пояса есть глупость и баловство. Удары его ног шли в колени, голени и пах, вернее – собирались дойти – но не доходили, блокируемые ногами Андрея.
Описывать это можно долго, но на самом деле вся схватка заняла, как и положено, считанные секунды. Настоящие самураи не стоят часами в поединке – сошлись, обменялись молниеносными ударами – или труп, или ранен. Андрей не хотел убивать этого человека – он его не знал, тот ничего ему не сделал – просто выполнял свою службу, охранял хозяйку – по крайней мере – так думал монах. Поэтому ограничился тем, что через две секунды боя выключил противника коронным ударом в печень, добив сверху кулаком – по основанию черепа. Без особых изысков и выкрутасов. Как бы не владел боевыми приёмами боец, каково ни было бы его умение и опыт, но если против него в бою встаёт существо, обладающее скоростью превышающей его скорость раз в десять, как минимум – какие шансы на победу? Ни-ка-ких. Именно существо – Андрей давно уже не был человеком…
Ещё не затих в воздухе звук от падения Жарса, как Андрей подошёл к женщине, затеявшей эту разборку и схватив её за руку, потащил к дивану в глубине комнаты. Швырнув хозяйку борделя на упругие подушки, он оглянулся по сторонам, и сорвал со стены занавесь, украшенную кружевами и рюшками. Разорвав её на полосы, туго скрутил руки и ноги женщины, с ужасом наблюдавшей за его действиями и как будто впавшей в ступор – она молчала, ничего не говорила, и только тряслась, как в лихорадке. Похоже, что поняла – от допроса 'с пристрастием' ей не отвертеться.
Андрей молчком сходил за креслом, поставил его рядом с диваном, на котором лежала женщина, и усевшись в него, спросил:
– Теперь-то ты всё поняла? Я же тебя предупредил – ответь мне, и я уйду. И сейчас – спрашиваю тебя – кто тот парень, где его найти.
– Я не знаю! – опять выкрикнула женщина и замерла. Её челюсть тряслась от ужаса, зубы клацали, и Андрей даже удивился – чего это она так боится? Как можно бояться того, что будет после, когда реальная опасность тут, в комнате?
– Давай так – начал Андрей – ты боишься чего-то больше, чем меня. Но ты должна понимать, что я могу тебя изувечить, порезать на куски, содрать с тебя кожу – сейчас, здесь, сию минуту. И ты при этом боишься того, далёкого, что будет потом? Не пояснишь мне это дело? Как так может быть?
– Он всё равно узнает, что я тебе сказала. Он очень, очень умный! Тут много свидетелей, и все знают, что ты пришёл и искал этого человека. И когда парень пропадёт – он начнёт искать, сопоставлять факты, и выйдет на меня. А тогда – он порежет на куски и меня, и мою дочь, и моего сына. Ты что думаешь – тут так просто всё? Что я хозяйка этого борделя? Я одна из многих, кто управляет его заведениями. И я ничего не скажу, убивай.
– Если я скажу, что мне тебя жаль – это будет неправдой – мягко сказал Андрей – ты знала, куда лезла. И теперь пожинаешь плоды. Работа такая. Но если ты мне не скажешь – ты испытаешь ужасные муки. И возможно – умрёшь. А вот он сможет добраться до тебя только ПОТОМ, а ты женщина умная, хитрая, найдёшь способ выкрутиться. Впрочем – мне неинтересно, как ты выкрутишься. Если расскажешь мне – я тебя оставлю в живых, развяжу, и можешь сама поубивать своих людей, если уж так надо скрыть следы.
– Это бесполезно. Он всё равно догадается и будет меня пытать, захватит мою семью.
– А если я пообещаю, что его уберу? Если он умрёт?
– Нет. Ты не сможешь. Я ничего тебе не скажу.
– Ну что же – ты не оставляешь мне выбора – Андрей вздохнул, и протянул руку к ауре женщины. Если он мог убрать боль, то мог её и навести? Ему ни к чему было прибегать к обычным физическим пыткам…
Андрей спустился по лестнице вниз, горбясь и опустив голову вниз. В гостиной уже сидели и стояли штук десять 'ночных бабочек', чего-то бурно обсуждающих и даже не заметивших, что мимо них проходит незнакомый мужчина. Только уже когда дверь хлопнула, закрывшись за посетителем, кто-то из девушек выскочил следом, чтобы посмотреть, кто же это такой был, но в темноте ничего нельзя было разглядеть…
Андрей пошёл по улице, всё дальше и дальше отходя от борделя. На душе у него было совершенно гадко. Шанди молчала, и ему тоже разговаривать не хотелось. Отойдя достаточно далеко, метров на пятьсот, монах наклонился над ливнёвкой, ведущей в подземелья канализации, высморкался, выбив из ноздрей тканевые пробки, сунул пальцы за щёки, достал тампоны и отправил следом. Дышать сразу стало легче, но он ещё несколько раз сплюнул, пытаясь освободиться от мерзкого привкуса мокрой тряпки. Пройдя ещё немного, заметил возле одного из заборов скамейку и сел на неё, опёршись локтями на колени и подперев ими голову. Потом горько сказал:
– Сестрёнка, я становлюсь сентиментальным, что ли? Почему я так расстроился, узнав, что в стране, где все, якобы, молятся Богу, все такие боголюбивые и правильные, всё так, как и в стране, управляемой исчадьями?
– Вы, люди, слишком увлекаетесь, как мне кажется – усмехнулась драконница – больше переживаете, больше подвержены эмоциям. И я, глядя на тебя, становлюсь сентиментальной, совсем не как дракон. Ну да, здесь не так, как ты себе напридумывал, и что? Может ты для того и послан сюда, чтобы всё исправить! Вот и исправляй.
– Как исправлять? Она ведь обделалась, ты знаешь? Ей было так больно, что она просто обделалась. Это – ради чего? Это – по божьим заповедям?
– А что ты хотел? Бороться со Злом чистыми руками? Чтобы не замараться? Считай, что ты берёшь на себя грехи этих людей. И вот эта женщина стала через страдания немного чище. Кстати – крепка оказалась. Я и не думала, что она так долго продержится. Представляю, что она чувствовала…её крутило, как будто мокрое бельё кто-то выкручивал.
– Не напоминай мне – кисло ответил Андрей, сплёвывая на булыжную мостовую – и так тошно.
– Ну, ну – чего ты, как маленький?! – резко заметила Шанди – не раскисай! Вообще-то ты её не убил, хотя и мог! А ещё – раскрыл сеть дельцов, ворующих девушек и сдающих их в бордели. Разве это мало? Осталось только уничтожить главного негодяя, найти этого красавчика, увёзшего Антану, и…всё, в общем-то.
– И всё за одну ночь – без подготовки, без разведки, тупо вырезая всех, кто встанет на пути, да?
– Ага! И надо поспешить – ночь идёт, а ты ещё никого не убил. Тебе не кажется, что ночь будет прожита зря?
– Честно говоря – не кажется – невольно усмехнулся Андрей – вот поговорю, с тобой, негодной, вроде как и легче, и даже проблемы становятся как-то проще. Почему так, а? Ты же пигалица бестолковая, думающая только чтобы пожрать!
– Ну – не только, чтобы пожрать, ещё и … И вообще – я мудрая пигалица, если уж на то пошло – хихикнула драконница – а ты глупый старик!
– Наверное – да – улыбнулся Андрей – ну что, Мудрая Пигалица, пошли бить злодеев? Слушай – а ты не могла бы превратиться в лошадь? А заберусь на тебя и с комфортом поеду бить злодеев, а?
– Щас прям! Я чего, нанялась работать лошадью? Ты почище лошади бегаешь, я только копыта ещё не отращивала! Не буду лошадью!
– Да я так, на всякий случай узнал – хмыкнул Андрей и поднялся со скамейки – пошли, гроза оборотней. Сегодня нам придётся испачкаться по самое не хочу…
– А где оно, это не хочу?
– Узнаешь, подружка – тяжело вздохнул Андрей, и наращивая ход, пошёл по улице туда, где находился дом Главы Городской Стражи.
– Ну что, как обычно? – спросила Шанди, высовываясь из кармана
– Нет, не пройдёт – с сожалением отмёл предложение Андрей – узнают, что тут появился дракон – всё равно кто-нибудь увидит. И если в Славии мы знали, что скоро оттуда свалим, то тут мы намерены задержаться надолго. А может и навсегда. И нам светить тебя нельзя – тем более, что завтра у меня сделка по продаже чешуи. Значит, что?
– Значит, ты будешь тупо бить негодяев, стараясь их не убить, а один из них отрубит тебе башку. И тебе-таки придётся их всех прибить, иначе они запомнят твою внешность, и разнесут известия о тебе по всему городу. И плакала твоя карьера. Очень жалею, что мы на день раньше не прибыли в город – столько хлопот бы сразу исчезло. Не успели найти девчонку.
– Ну…это да. Хлопоты ещё те. А что касается внешности – кто мешает мне побегать Зверем?
– Зверь не оглушает противников, Зверь сразу убивает. Не мне тебе рассказывать…слушай, ну какого демона ты так переживаешь? Ну убьёшь ты помощников, охранников этого самого главного стражника, и что? Они нехорошие люди, раз служат этому демону в человеческом обличье! Это же не простые стражники, патрулирующие улицы от шпаны, это негодяи! Убить их – твой долг. Очистить город от скверны – что может быть правильнее?
– Убедила, убедила – усмехнулся Андрей – да, ты всё верно говоришь. Итак – делаем вот что – я стучу в дверь, требую вести меня к хозяину – мол, важные известия. Они отпирают двери, я вхожу, всех валю, кого достану, и прорываюсь к их хозяину.
– Я следом – приму какой-нибудь боеспособный вид, и буду тебе помогать. Всё просто! Ты бы только разделся – станешь преобразовываться – всё в клочья полетит, потом голышом идти к матери Зорана. Кстати – я видала как ты её разглядывал…опять за своё взялся?
– Заткнись. Ничего не взялся. Не до того нам. Уже полночь скоро, а мы тут ещё болтологией занимаемся.
Андрей разделся, аккуратно связав узел денежным поясом, и положил вязанку под ближайшую скамейку, замаскировав травой. Потом подошёл к воротам особняка начальника городской стражи и громко постучал в дверь кулаком. Вначале открылось окошко-кормушка в калитке, потом калитка открылась вся, и в неё вышел охранник, здоровенный парень в кольчуге и шлеме:
– Эт-то что ещё за хрень? Ты чего тут голый бродишь, придурок? И мешаешь людям спать, колотишь в двери! – он потянулся, чтобы ударить негодного, но промахнулся.
Андрей молча, не говоря ни слова, схватил парня за голову и свернул шею одним движением, как будто откручивал кочан капусты с грядки. Не дав упасть, подхватил парня и втащив его во двор, бросил на выложенную плитами площадку широкого двора, чтобы оказаться перед десятком воинов в полном боевом вооружении – с копьями и саблями наперевес. Видимо – они спешили на грохот, который поднял Андрей и та картина, которую они увидели, совсем не располагала их к вопросам типа: 'Вы что, с пляжа к нам зашли?' – или – 'Видимо, вы хотите принять ванну?'
Сказать, что стражники обалдели – не то слово! Только представить себе – в открытую калитку заходит голый человек и тащит на себе то ли мёртвого, то ли оглушённого товарища и швыряет его наземь. Первая реакция – неверие своим глазам, потом ярость, и – атака!
Толпа бойцов, взревев, бросилась на супостата, и тут он вдруг превратился во что-то непонятно-клыкастое, с горящими глазами, стальными мышцами и острыми когтями. В долю секунды умерли передовые стражники, а Зверь, не останавливаясь, помчался дальше, в дом, мысленно бросив:
– Бей их! Я за хозяином! Ни одного не выпусти!
Уже на ходу, влетая в дом, он оглянулся, и чуть не полетел кубарем от неожиданности и смеха. Дальше он уже бежал подвывая от смеха и скаля зубы так, что со стороны можно было подумать – чудовище ярится и оскаливается, предвкушая гибель жертв.
Когда Андрей оглянулся, он увидел, что за стражниками носится акула! Да, да, здоровенная, пятиметровая акула, на кривых драконьих ногах. Всё было на месте – плавники, хвост, виляющий из стороны в сторону, и будто толкающи акулу вперёд сквозь толщу воды, огромная зубастая пасть, настигающая противника и перекусывающая его пополам.
Иллюзии, создаваемые драконами, на самом деле были не совсем иллюзиями – как подозревал Андрей. Фактически это было что-то вроде трансформации – то есть – часть материи драконы переправляли в подпространство, и из оставшейся части лепили то, что им нужно. И это слепленное, в общем-то, обладало всеми способностями того, что драконы пытались изобразить. Если зубы – они кусали, если хвост – он вилял. Их можно было пощупать, понюхать, ощутить на своём теле…и стражники ощущали. Их не спасала броня – острейшие зубы сминали и прорывали её как картонную, Шанди-акула разрывала их на части и бежала за следующими жертвами. Воля к борьбе у стражников была парализована – кого они видели перед собой? Демона. Самого настоящего демона, прибывшего из ада. Кожа Шанди, её чешуя, под покровом иллюзии сохраняла свои способности держать удары, беречь свою хозяйку от повреждений, однако, если бы стражники не потеряли разум, они могли бы попытаться нанести ей какой-то вред. И возможно даже – преуспели бы в этом. Дело в том, что чешуйки были непробиваемы, да, но если бить в них тяжёлым острым копьём, под определённым углом, то как бы плотно чешуя не прилегала к телу – её можно было приподнять мощным ударом и загнать копьё в сердце дракона.
Но – во-первых это надо знать, как бить и кого бить, а во вторых Шанди не собиралась ждать, чтобы какая-нибудь тварь подколола её этой железякой. Она просто не давала задуматься и организовать оборону – щёлк челюсти! Нет головы. Щёлк! Нет руки. Щёлк! …скоро возле дома остались только трупы, и Шанди, с интересом наблюдавшая за происходившим в доме и гадавшая – чего же там творит её друг и брат.
А творил он вот что: первым делом, он уже по накатанной схеме бросился искать спальню, возле которой стоял караул. Нашёл, оторвал голову стражнику. Дверь заперта – ударом выбил её вместе с замком, распахнул створки второй двери – обнаружил мужчину, лежавшего на спине – по нему ползали две девчонки – лет четырнадцати, а то и меньше, усердно удовлетворявшие этого типа. Рывок к кровати – тот не успел ничего понять, как оказался придавленным тяжёлыми лапами Зверя. Когти упёрлись в грудь мужчины, пробив кожу и выдавив из неё крупные капли крови. Мужчина завопил, завопили, завизжали голые девчонки, и в спальню ворвались трое охранников, видимо патрулировавшись коридор.
Зверь соскочил с мужчины, бросился к охранникам, пытавшимся защититься саблями и алебардами и за три секунды уничтожил всех – одному распорол живот, другому сорвал лицо ударом когтистой лапы, третьему разбил голову. Потом зверь повернулся к описавшимся от страха девицам и глухо рыкнул:
– Вон отсюда!
Девчонки, повизгивая от страха, бросились из спальни и их голоса затихли где-то в глубине дома. Андрей передал:
– Беги сюда, стереги, чтобы никто не мешал. Я на втором этаже!
Монах подошёл к двери спальни, плотно её прикрыл и снова перекинулся в человека. Потом подошёл к лежащему на подушке Начальнику стражи:
– Ну что, поговорим?
Мужчина был сильно испуган, но держался спокойно. Он приподнялся, и сел, опираясь на подушки, потом спросил:
– Что тебе надо? Денег? У меня их мало. Ты вообще знаешь, кто я? Как ты вообще осмелился напасть на Начальника стражи?
Андрей подошёл ближе и неожиданно резко и сильно ударил мужчину в лицо кулаком, расквасив губы. Из треснувшей губы потекла кровь, обильно запятнав простыню так, будто по ней разлили стакан томатного сока.
– Видимо – ты ничего ещё не понял – холодно сказал монах – я всего лишь осведомился о том, готов ли ты вести беседу. Она будет проходить так: я задаю тебе вопрос, ты на него отвечаешь. Если отвечаешь неверно – я причиняю тебе боль. Чтобы не было никаких сомнений и непонятностей – сразу скажу – я знаю, что ты хозяин сети элитных борделей, обслуживающих богатых людей и аристократов. Я знаю, что у тебя налажена система похищения девушек с целью их обработки и дальнейшего использования в борделях. Не отрицай – мы к этому не будем возвращаться, примем как факт. Начнём с главного: была похищена девушка по имени Антана, дочь купца Марка Нетурского. Похитил её парень лет двадцати с родинкой на шее – родинка в виде бабочки. Мне нужно знать – где сейчас находится эта девушка, ну – и где парень – это так, на закуску. Начинаем: где Антана?
– Не знаю никакой Антаны! Я не…– хлёсткий удар, брызги крови
– Кто этот парень с родинкой?
– Никаких парней не знаю…. – удар, ещё удар.
– Следующий раз я сломаю тебе палец. Или два. Повторяю вопрос – кто этот парень?
– Племянник – мужчина угрюмо вытирает подбородок, кривясь от боли – мой племянник. Юкар.
– А что так быстро сдался? Я даже не успел тебя как следует попытать – зло кривится Андрей – тогда вопрос – где этот Юкар сейчас?
– Не знаю! Правда не знаю! Гуляет где-нибудь.
– Какова его роль в бордельных делах?
– Он там и главный – неужто не догадался? Я только прикрываю, имею половину. Он всё делает – умный парень, очень, очень умный. Он как взглянет на девку – она за ним бежит куда угодно, хоть на край света. Умеет уговаривать. Ну и…вот.
Андрей помолчал, потом спросил по мыслесвязи:
– Шанди, как у тебя там дела? Есть недобитые негодяи?
– Нет. Я слежу за обстановкой.
– Бросай всё. У меня без тебя застопорилось. Я не чувствую – врёт он, или нет. Только преобразись.
– Сейчас сделаю!
Дверь в спальню распахнулась и в неё ввалилась свинья. Вернее – розовая такая свинка, с улыбающейся мордой и розовым пятачком. Размером с комод. Андрей прикинул – по весу она должна была быть килограммов пятьсот. Монах оторопело посмотрел на подругу, и выругался:
– Ты чего, не нашла ничего лучшего, чем этот вид, зараза ты эдакая?! Не до того ведь, всё слишком серьёзно!
– А чего такого-то? Элегантный вид. И чем тебе не нравится? Ты делом вон займись. Сейчас я его слегка попугаю, а ты ещё поспрашиваешь – свинья подошла к кровати с вытаращившей глаза жертвой, и поставив передние ноги с аккуратными копытцами на постель, хрюкнула два раза совершенно по – человечески – хрю-хрю! – и добавила хриплым голосом:
– Если ты будешь врать, я тебе лицо съем!
У стражника закатились глаза, и он потерял сознание. Андрей протянул руку, пощупал шею – живой. Облегчённо вздохнул, и досадливо сказал:
– Ты всё – всё и всегда превратишь в фарс! А если бы он сейчас подох? Кого тогда допрашивать, ты, бродячее кладбище бифштексов?
– Сам такой! – парировала Шанди – сейчас он очнётся, и будет гораздо сговорчивее!
Андрей похлопал по щекам мужчины, тот начал шевелиться, открыл глаза, пробулькал что-то указывая на Шанди, и Андрей нахмурился:
– Ну да, да, говорящая свинья! И что? Если уж начальник стражи города занимается организацией борделей с малолетними девочками и всяческими извращениями, то говорящая свинья вполне вписывается в этот абсурд. Поэтому – заткни пасть и отвечай на вопросы. Где живёт твой племянник Юкар? Где он сейчас? Где Антана?
– Юкар собирался поехать на ночь в бордель 'Цветок на море'. Это в порту, за доками. Бывший корабль – трёхмачтовая шхуна. Стоит у причала. Заведение для любителей жёсткого секса. Девки вопят, когда их порют, так что пришлось делать подальше от жилых домов. Зато когда их пропускают через 'Цветок', они как шёлковые – делают всё, что им прикажут. Скорее всего Антана там. Я вообще-то не знаю – там, или не там. Но если её недавно взяли, то должна быть там. Ещё раз – я не вникал в то, что делает племянник – моё дело сделать так, чтобы его не трогали, и чтобы те, кто ищет девок, их не нашли. Ну – ещё иногда пользовался услугами девчонок бесплатно. Больше ничего. Я их не бил и не насиловал – они сами делами всё, что мне надо. А кроме того – бордели имели государственное значение – девки выпытывали у клиентов их секреты и Юкар доносил мне. Дело не в деньгах, или не только в деньгах – тут государственные интересы, поймите правильно. Без компромата на аристократию, без знания политической обстановки управлять обществом нельзя! Это просто работа, и всё.
– Он не врёт – сообщила Шанди – он боится так, что от него воняет мочой. Похоже он наделал под себя. Врать не собирается.
– Возьмите деньги – глухо предложил мужчина, трясущимися руками натягивая на себя одеяло – у меня есть деньги, я вам соврал! Вон там, в шкафу, за фальшивой стенкой – векселя банка! Там на сто тысяч золотых! По тысяче золотых на вексель. Вы всегда сможет получить по ним деньги. Не убивайте меня!
Андрей прошёл к указанному шкафу, открыл дверцу, нашёл углубление в стенке шкафчика и вырвал её, не заботясь о том, чтобы отодвинуть крепления. Оттуда посыпались векселя – небольшие плотные листы бумаги с печатями, красивыми буквами и росчерками. Действительно – каждый из них был на тысячу золотых. Вот только незадача – в каждом было указано – КОМУ он выдан. Получать по ним – верный способ попасть на плаху. Или как тут у них казнят – может – на виселицу. Впрочем…
Андрей собрал все бумаги, и лишь один вексель осторожно засунул обратно так, как будто кто-то не заметил его, когда хватал всю пачку. Аккуратно свернул все бумаги в трубку, перевязал их оторванной от простыни полоской ткани и положил у входа, на столик с резными изогнутыми ножками. Потом подошёл к стражнику, и спросил:
– Где живёт этот Юкар? У него есть свой дом? Или он живёт у тебя?
– У меня – трясущимися руками мужчина показал куда-то на стену – у него своя комната. Если отсюда выйти – третья налево. Пожалуйста, не убивайте меня! – мужчин соскользнул на пол, встал на колени и поклонился до пола. Когда стражник распрямился, в его руках был метательный нож, который он ловко метнул в Андрея и юркнул под кровать. Как на грех – Андрей в это время отвлёкся, глядя на входную дверь – ему показалось, что там кто-то зашуршал, и нож воткнулся ему прямо в грудь, пронзив лёгкое. Монах скривился от боли и спросил, вырывая из себя клинок:
– Ты чего, не могла учуять, что он намерен напасть?
– Когда учуяла – уже поздно. Не думала, что он будет такой шустрый – растрянно ответила Шанди – чувствую – сейчас это придурок торжествует. И чего торжествует – трудно его из под кровати достать, что ли? Меня гнетут смутные подозрения.
Андрей перекинулся в Зверя, потом обратно, убрав рану, подошёл к кровати, с силой толкнул её в сторону и со стоном обнаружил под ней люк – скорее всего, запирающийся снизу. Он с яростью ударил в люк, но тот не открылся, держась, как скала. Андрей перекинулся в Зверя, рванул когтями крышку люка, и всё, что сумел добиться – это сорвать деревянное покрытие. Под ним была металлическая плита, под стать танковой, которая не поддавалась ни на миллиметр.
Андрей от ярости чуть не выпал в безумие, на пару секунд позволив сущности Зверя взять над собой верх – он бился о плиту, рвал её когтями так, что чуть не искры летели. Негодяй ушёл, и это готовило крупные, очень крупные неприятности. Фактически – провал всей операции, и угроза всей будущей жизни Андрея и его друзей. Он даже завыл от бессильной ярости и бросился к дверям в надежде, что отыщет – куда выводит этот люк.
Остановил его голос Шанди:
– Тихо! Не бесись! Сейчас я эту гадость вскрою, а ты сразу беги за ним.
Шанди преобразовалась в полноразмерного дракона, сразу заполнив спальню своей тушей так, что та показалась маленькой комнаткой. Подошла к люку, изготовилась, и выпустила в люк струю синего огня.
Андрей видел, как её мать разогревала камень до белого каления, а ведь температура плавления гранита очень, очень высока. И дочь не посрамила матери – через несколько секунд металлическая плита раскалилась до того, что жар, идущий от неё чувствовался на расстоянии пяти метров. Затем в ней стали появляться что-то вроде раковин, как будто ледяная пластина таяла под жарким летним солнцем. Капли металла падали вниз и в воздухе пахло раскалённым металлом, а ещё – дымом от сгоревшего дерева покрытия. Дым заполнил всю комнату так, что теперь в ней будет пахнуть гарью не один месяц.
Наконец, люк упал вниз и Шанди-огнемёт прекратила изрыгать пламя. Андрей нырнул вниз, стараясь не задеть сияющие края люка и исчез, оставив запах палёной шерсти. Шанди же принялась сбивать пламя с пола – он загорелся от раскалённого люка, и горел неярким, дымным пламенем, подбираясь к кровати и занавескам . Так-то ей было плевать на дом – сгорит, и сгорит – но не стоило привлекать внимание. Весь город сбежится к горящему дому Начальника стражи – хотя бы, чтоб посмотреть и порадоваться.
Крутая лестница, задымлённая так, что режет глаза. Длинный коридор, уходящий вниз. Нос Зверя забит запахом горящего дерева, и запах беглеца почти не пробивается через этот смрад. Но беглецу некуда деваться – кроме как бежать вперёд. У него фора минут в десять, пока враги ломали крышку люка, но и скорость Зверя – это не скорость бегущего человека.
Андрей мчится по тоннелю не пригибаясь – он имеет высоту метра полтора. Местами на кирпичной кладке остался запах преследуемого – видимо тут он бился головой о свод, не сумев как следует нагнуться. Неожиданно проход перегораживает ещё одна дверь – обитая тонким железом. Зверь в ярости бьёт в неё стокилограммовым телом раз, два, три – дверь не выдерживает, запор выворачивается – Андрей вываливается в канализационный сток.
Запах беглеца пошёл налево и Андрей бежит по нему, всё быстрее и быстрее, распугивая крыс и разбрызгивая вонючую жидкость по сторонам. Металлическая лестница наверх – запах идёт туда. Решётка ливнёвки открыта. Два мощных рывка – Зверь наверху и уже видит мелькающую по улице фигуру убегающего мужчины. Тот не кричит, бежит молча, истово спасая свою жизнь. От его нерешительности и трусости не осталось и следа – не зря бандерша сказала, что это очень, очень умный человек. Он заранее спланировал свои действия, хоть и действительно боялся, но сделал всё правильно – изобразил ужас и обморок, подобрался к люку и нырнул в него, спасаясь по заранее подготовленному плану. И ему оставалось чуть-чуть до спасения – в ста метрах виднелись стражники, стоящие возле высокого забора, подсвеченного факелами – видимо, за ним был императорский дворец. Чуть-чуть, но не успел – беглеца накрыла тень, хрустнули позвонки и из открытого рта не вылетело ни звука, кроме булькания и хрипа.
Зверь схватил труп мужчины за шею, и галопом помчался к входу в канализацию. Сбросил труп туда, спустился следом, и аккуратно прикрыл отверстие ливнёвки решёткой. Потом немного постоял над трупом, и решительно рванул голову мертвеца когтями. Через пять минут на месте человеческого тела валялись только лишь куски мяса – Зверь растерзал его на части.
Уже уходя, оглянулся и увидел, как попискивая и шевеля усами к останкам бегут толпы крыс – запах крови разнёсся по всему подземелью. Скоро здесь будут полчища серых мерзких тварей и от останков останутся только обглоданные кости. Кто это был, чей труп – установить не будет никакой возможности.
В комнате так же воняло гарью. Шанди стояла возле дверей так, чтобы видеть и их, и люк, в который ушёл хозяин дома.
– Догнал? – коротко спросила Шанди – впрочем, чего я спрашиваю – только на тебя посмотреть…
Андрей перекинулся в человека и с отвращением потёр друг об друга руки, выпачканные в грязи и крови. Потом подошёл к кровати, сорвал простыни и как мог, оттёр с тела вонючие красные потёки. Затем взял со столика рулончик векселей и вышел в коридор, прислушиваясь к тому, что происходило на улице и в доме.
В коридоре было темно, в воздухе всё ещё висела копоть и сизый дым, который вытянуло струёй воздуха, идущего из приоткрытых окон и подземелья.
Неподалёку кто-то тонко повизгивал и хныкал – Андрей насторожился, но потом понял, что это плакали те девчонки, которых он выгнал из спальни. Шанди их не тронула. Они были безопасны как свидетели. Конечно, потом их будут расспрашиваться – что же случилось в доме? И что они расскажут? Акула на четырёх ногах и непонятный зверь бегали по дому и убивали людей. Скорее всего, следователи решат, что девки спятили. И слава Богу.
Андрей отсчитал третью дверь, вошёл туда – спальня, похожая на спальню хозяина дома. Может и вправду принадлежит Юкару – теперь уже не узнаешь. Андрей подошёл к кровати и подсунул векселя под матрас, укрывая их от чужих глаз. Огляделся – увидел дверь, ведущую, вероятно, то ли в ванную, то ли в туалет. Открыл – точно, и туалет, и ванная. Вернее даже – небольшой бассейн, наполненный водой – и вполне так чистой. Опустил ноги – вода холодная, но терпимо. Видимо налили горячей воды, но хозяин комнаты ей не воспользовался, она остыла и так осталась в бассейне.
– Ты чего тут купания устроил – послышался голос Шанди и следом показалась она сама – уже в виде хорька.
– Чего-чего, как я оденусь – такой вонючий, и в крови? Я там по канализации бегал – от меня разит, как из мусорного бачка. Сейчас я, скоро, пару минут, и всё.
Андрей быстро смыл с себя грязь, отчего вода посерела и покраснела, выскочил из бассейна, и сорвав простыню с кровати, насухо её вытерся.
– Всё, помчались! Сейчас одежду возьму, и в порт.
Через минуту они мчались по коридору к выходу из дома. Автоматически Андрей оценивал ситуацию вокруг дома – не видел ли кто, не поднялась ли тревога. Но нет – всё было тихо, как на кладбище. Во дворе лежали только разорванные трупы – ни раненых, и оглушённых – только трупы. Шанди ничего не делала наполовину – кроме перекусывания туловищ врагов.
Андрей заглянул под скамейку, где оставил одежду и сплюнул в ярости:
– Попёрли! Вот суки! Вот грёбаный город! Стоит оставить без присмотра барахло, спасая мир, и штаны тут же попрут! И пояс с деньгами тоже.
– Что, все попёрли? – хихикая спросила Шанди
– Чего радуешься-то? – сердито спросил Андрей – не все, но приличную сумму. Я на всякий случай с собой брал. Теперь чего – с голым задом бегать? Ну, суки, я вам сейчас устрою! – он перекинулся в зверя, обнюхал скамейку – след был, чистый и свежий. Пахло трёмя людьми – три запаха, два мужчины и женщины. А ещё – запах алкоголя. Нищие, люмпены?
Он помчался по следу, и Шанди еле успела заскочить к нему на загривок, вцепившись в густую шерсть, покрывающую Зверя толстым слоем. След вёл в сторону порта, петлял, а потом ушёл куда-то в сторону, к горе, на берег моря.
Пробежав вдоль берега и ловя след верховым чутьём, Зверь унюхал запах дыма – недалеко, под деревьями, кто-то жёг костёр. Он прислушался – радостные голоса, смеются, женщина хихикает, звенят монеты.
– Делят твои денежки! – радостно сообщила Шанди – дай я их пугну, а? Ну дай! Пожалуйста! Давай сделаем ставки – обделаются они, или нет? Давай?
– Все, или частично?
– Я ставлю – что все. Уверена!
– А я – что только двое. Или меньше. Ставки?
– На желание. Кто проиграет – выполняет желание другого. Любое. Боишься?
– А ты?
– Я – нет. Договорились?
– Договорились – усмехнулся Андрей и остановился, оглядываясь по сторонам.
Шанди соскочила с его спины, отпрыгнула в сторону и стала превращаться. Андрей с любопытством стал наблюдать за тем, в кого она превращалась – это была та же самая акула с четырьмя кривыми ногами, и красными, светящимися, как угольки глазами.
– Слабо, слабо! – скептически оценил вид подруги Андрей – не страшно, не хватит ужаса, чтобы вызвать приступ несварения желудка. Если только не съесть тебя, ядовитую…
– Погоди – тут главное что и как сказать супостатом, страшный вид – это ещё не всё! Слушай отсюда, только не вылезай раньше времени – я сама всё сделаю.
Шанди тяжело потопала по гальке-черепашке к мерцающему огоньку костра, Андрей отправился за ней. Остановившись в темноте под тутовым деревом, он стал наблюдать, что происходит.
Нищие как раз, вероятно, закончили делить благоприобретённые капиталы, мужчина подбрасывал в воздух золотые и ловил их, щерясь беззубой улыбкой, женщина хихикала, закатывая глаза, а второй мужчина отхлёбывал из грязной бутыли чего-то вонюче-алкогольного (Андрей даже с расстояния пяти метров ощущал мерзкий запах сивухи) и гордо приговаривал:
– Ну, кто заглянул под скамейку? А вы смеялись, дураки! Я, я всё сделал! И по справедливости мне бОльшая доля! Что, я не прав?
– Прав, прав – счастливо улыбался второй нищий, такой же грязный, заросший, неопределимого возраста и происхождения.
И тут его глаза вытаращились, он захрипел и указал пальцем за спину своих напарников. Те вначале не поняли, потом недоумённо оглянулись и тоже застыли.
В тишине, не нарушаемой ничем, кроме потрескивания веток в костре, раздался стук стекла о зубы и бульканье – жидкость текла из бутыли и заливала грудь выпивохи. Потом раздался замогильный хриплый голос:
– Как вы посмели разжигать костёр на берегу моего моря! Я, акулий бог, требую жертвы – ОТДАЙТЕ ВАШИ СЕРДЦААААА! – Шанди так страшно заревела, что женщина, закатив глаза упала на спину и затихла, а мужчины попытались уползти, завывая и хрипя, как будто им не хватало воздуха. Шанди подскочила к ним, ударом хвоста по затылку по очереди оглушила их, и встала рядом.
– Обыскивай их – забирай наше бабло – а я пока их обнюхаю. Ага – этот готов, обделался. И этот тоже…
Шанди затихла, Андрей же, превратившись в человека, стал обшаривать карманы нищих.
Собирая деньги в выпотрошенный нищими денежный пояс, он услышал позади какую-то возню и пыхтение. Оглянувшись, заметил, как Шанди потихоньку упёрлась лапой в живот нищенки и надавливает на него, как будто нажимая на качая насос. Он вначале не понял, чего та делает, а потом сообразил и возмутился:
– Бесстыдница! Наглая, бессовестная бесстыдница!
– Вот как ты сказал неграмотно? Бессовестная бесстыдница – ведь это два понятия, обозначающих одно и то же. Ты неграмотно выражаешься. Вот надо было сказать просто – бесстыдница, а не бессовестная бесстыдница. Фу тебе!
– Ах ты бесстыжая, наглая, бессовестная, болтливая драконница! Ты проиграла! И должна мне желание. И перестань давить на живот несчастной женщине – раздавишь ведь.
– Я аккуратно. И вообще – нечего их жалеть! Они наши деньги попёрли.
– Не попёрли – а нашли – усмехнулся Андрей – я слегка погорячился. Вот я им немного оставлю – он бросил на бесчувственные теля по нескольку серебряников, потом взял свою одежду (они так и притащили её, связанной в тючок) – прекращай выдавливать из неё – всё равно считаться не будет.
– А вот это ещё надо посмотреть! Факт есть – запах, и всё такое прочее! Где мы уговаривались, что они должны сделать ЭТО без применения дополнительных физических усилий с моей стороны? Есть факт – все трое обделались. Это ты мошенничаешь, а не я! Выполняй условия пари!
– Хммм…да, договорённости такой не было, чтобы не применять физическое воздействие – глубокомысленно заметил Андрей, шагая вперёд и похрустывая галькой берега – но вообще-то нечестно. Это ПОДРАЗУМЕВАЛОСЬ,
– Не знаю, чего вы там подразумевали, дорогой оборотень, ну у нас, честных драконов – как заключили договор, так его и выполняют. Дословно. Так что не виляй задом, а выполняй договорённости.
– Хммм..вот гадина ты какая – как хитро повернула! Тебя бы в адвокаты и на Землю – ты бы в судах имела фантастический успех. Такой наглой, хитрой и бессовестной летающей ящерицы свет не видывал. Демон с тобой – ты выиграла. Я не оговорил пункт о неприменении физической силы.
– Так-то – удовлетворённо хихикнула драконница – ты должен мне желание.
– Но это было отвратительно, согласись! Выдавливать из женщины…
– Главное – цель достигнута! И ведь никто не пострадал, не правда ли? – рассмеялась Шанди.
– Кроме меня. Всё, закончили шуточки – смотрим, похоже, что мы на месте. Будь осторожна, гляди, чтобы тебя не прибили и чтобы мне никто башку со спины не отрубил. Подожди-ка… – Андрей оторвал от рубашки подол, и замотал лицо, изобразив что-то вроде 'ниндзя'.
– Не хочу, чтобы потом все на турнире показывали на меня пальцем. Кстати, ты бы тоже превратилась во что-то другое – хорька могут узнать.
– Кошку?
– Главное – не мышку. Не хочу отчищать тебя от пола в борделе после того, как наступят сапогом.
Андрей лёгкой походкой подошёл к трапу, ведущему с причала на борт шхуны. Там визжала музыка, мелькали огни, промелькивали смутные тени – жизнь борделя шла своим чередом. На трапе стояли двое охранников – мощные, крепкие, высокие – на полголовы выше Андрея, настоящие ходячие танки. Они должны были внушать уважение одним своим видом. Андрею они особого уважения не внушали – ни как люди, ни как ходячие танки – чем больше башня, тем громче она упадёт.
Когда монах ступил на трап и тот качнулся под грузом его тела, охранники тут же насторожились, как паук, зачуявший попавшую в сети паутины муху и перекрыли дорогу странной фигура с замотанным чем-то белым лицом.
Они умерли первыми. Андрей ударом перебил одному из них горло, второго вырубил в солнечное сплетение и нокаутированного, отправил в воду. Пошарился по карманам первого охранника, нашёл у него короткую, толстую дубинку из крепкого дерева, окованную железными кольцами – такая могла удержать даже удар сабли или кинжала – нашарил за сапогом длинный, острый, как бритва, нож, с лезвием около двадцати сантиметров длиной, а также три метательных ножа, закрепленных с подкладки куртки в специальных карманах. Парень был профессионалом, и если бы ему дать шанс – мог бы попытаться что-то совершить в деле искоренения незваных гостей. Но шанс ему не был дан. Только в дурном кино герой важно вызывает злодеев на поединок, крича, что его кунг-фу лучше и он покарает злодеев. На самом деле нормальный герой норовит воткнуть нож в почку часовому или сходу перебить гортань – чтобы не предупредил остальных злодеев.
Толкнув дверь, ведущую в бордель, Андрей оказался в круговороте движения – двое музыкантов наяривали что-то на инструментах, похожих на скрипки, в зале скакали разгорячённые пьяные клиенты, обнимая полураздетых или совсем голых девиц, выглядевших настолько молодо, что Андрея перекосило от отвращения – фактически это были дети. Девчонки лет одиннадцати – пятнадцати. Мужики, что с ними обжимались, были гораздо старше – в основном сорок-пятьдесят лет, одетые дорого и со вкусом. Впрочем – хватало и помоложе – двадцать-тридцать лет,, но их было всё-таки меньше, двое, или трое. Помещение, в котором находился этот 'танцзал', было выстроено на палубе бывшей шхуны – остались даже торчащие в небо мачты, служившие опорой потолка. Помещение освещалось масляными фонарями, висевшими под копотеуловителями. Освещение было довольно ярким, так, что стало видно все подробности – размазанная помада на губах девчонок, красные, похотливые лица клиентов с блестящими от вина и желания глазами, мебель, со следами винных пятен расстёгнутые рубахи и синяки на телах девчонок.
– Шанди, останься у дверей и никого не выпускай. Только впускай – приказал Андрей и двинулся вперёд, на ошеломлённых мужчин.
Охранники шагнули ему навстречу – у одного в руке блеснул нож, другой достал дубинку. Кто-то из девчонок взвизгнул, а может это взвизгнула струна одного из застывших в ужасе музыкантов Андрей этого не знал, да ему и некогда было задумываться над такой ерундой.
Движение, удар – дубинкой вышиб нож, скользящим движением полоснул острым клинком по бедру, обратным движением воткнул нож в подбородок снизу, вогнав по самую рукоять и достав до мозга. Вырвал – удар в бок второму охраннику – ударом дубинки проломил череп. Вот тут девчонки и взаправду завизжали, глядя как незнакомец за две секунды расправился с двумя охранниками.
Дальше происходила совершеннейшая и страшная резня – Андрей убивал всех, всех мужчин, что были в танцполе. Пощадил лишь двух музыкантов, как будто по старой присказке: 'Не стреляйте в музыканта, он играет – как умеет!'
Клиенты заведения падали снопами, умирая и даже не пытаясь защититься – они лишь выли, визжали, пытались спастись бегством и неминуемо попадали под смертельный удар. Всё было закончено через пятнадцать-двадцать секунд – из десяти мужчин в танцполе в живых остались только двое. Они забрались в угол и закрылись своими скрипочками, как будто были уверены, что те защитят их от смерти. Двое из убитых клиентов во время резни пытались выбраться наружу, устремившись к двери, но там их встретил волк – размером с телёнка, и они отпрыгнули от страшных зубов назад, под удар клинка.
Андрей осмотрелся и перевёл дыхание – он работал на полной скорости, и теперь его мышцы и связки слегка ныли от нагрузки, которую он им дал.
– Где Юкар? – спросил он глухо, остановив взгляд на одной из девчонок, выглядевшей более-менее разумно и не застывшей, как соляной столб. Она попыталась что-то сказать, но вместо слов вырвалось какое-то каркание. Прокашлялась и с трудом сказала:
– Он внизу, с новенькой, 'обламывает' её – он так сказал. В каюте.
– Иди вперёд и покажи – где. В каютах кроме него есть клиенты?
– Нет, все здесь – испуганно сказала та и отчаянно замотала головой – я не могу показать! Он меня потом убьёт!
– Если выживет. Быстрее показывай, я сказал! – Андрей грозно прикрикнул на девушку и шевельнул длинным блестящим ножом, покрытым кровавыми потёками. Та испуганно проводила взглядом страшное лезвие и мелко покивала головой:
– Да, да, покажу, идите за мной! – она пошла вперёд и подойдя к лестнице, покрытой ковром, стала спускаться в трюм, обшитый и отделанный шёлковыми обоями. Тут было тихо, и только слышался плеск волн, а ещё – плач и всхлипывания девушки, доносившиеся откуда-то из дальнего конца помещения. Потом неизвестная отчаянно закричала, как будто от сильной боли и зарыдала, приговаривая:
– Ой, мамочка! Папа…папа! Не надо, пожалуйста, не надо…ааа!
Андрей бросился к тому месту, откуда шли крики, толкнул дверь в каюту – она была заперта изнутри. Он нажал изо всей силы, запор не выдержал, дверь хрустнула и слетела с петель.
Девушка стояла, или вернее – висела, подвешенная за руки возле стены, на крюках. Крюки, как и остальные приспособления для активного и интеллектуального отдыха богатых людей, были вделаны в стену. Все приспособления – кандалы, глухой ошейник, специальные браслеты для растяжки крестом, имели следы частого употребления, были потёрты и поблескивали в свете нескольких светильников. Тот, кто был в каюте и стоял перед девушкой с кнутом в руках, был явным эстетом – ему хотелось разглядеть мельчайшие подробности строения тела жертвы, а также повреждения, наносимые его 'инструментом'. Девушка была совершенно обнажена, как в момент рождения. Её тело густо покрывали красные, вздувшиеся полосы – подонок хлестал её кнутом давно и со вкусом, уделяя особое внимание груди и бёдрам несчастной.
Девушка была очень красива. Просто невероятно. Даже в свете фонарей было видно, что её глаза сияют голубизной на фоне прекрасного, без изъянов лица – без изъянов – если не считать разбитую губу и синяка на левой скуле. Синяки покрывали и её тело – особенно внутреннюю часть бёдер. Похоже, что девушку изнасиловали, и не раз. Насильник также был гол, и стоял в полной 'боевой готовности' – то ли завершив своё грязное дело, то ли готовясь к очередному акту. Всё эта картина в дою секунды запечатлелась у Андрея в мозгу, и первое, что он сделал – метнул нож в негодяя так, что тот вонзился ему в живот по самую рукоять. Тот завопил, упал на пол, схватившись за рукоять, Андрей подошёл, и схватившись за ручку ножа потянул, и буквально выпотрошил мерзавца как рыбу.
Отвратительно запахло нечистотами – видимо нож зацепил и перерубил кишки, но Юкар был всё ещё жив и тихо стонал на полу, придерживая рукой выпадающие внутренности, похожие на огромных, сизых червей.
Андрей шагнул к девушке, потерявшей сознание и обвисшей на руках, расставленных в стороны, нагнулся, отстёгивая кандалы в которых были закреплены ноги, потом обхватил её за талию – придерживая, чтобы не упала, обрезал верёвки. Аккуратно поднял на руки, и прижимая левой рукой, как ребёнка, понёс из пыточной комнаты. Через несколько секунд он уже поднимался по лестнице наверх.
Все девчонки стояли смирно у стены, глядя на непонятную фигуру, обнявшую исхлёстанную девушку и ждали, что он им скажет.
Андрей сказал:
– Сейчас мы уйдём. Вы останетесь здесь, и вольны уйти туда, куда хотите. Можете забрать с корабля всё, что захотите. Но не задерживайтесь надолго – завтра начнётся расследование, вас будут допрашивать и вы можете сильно пострадать. Бегите подальше, туда, где вас не найдут. Это и вас касается, музыканты. Ты – Андрей указал на тут девушку, что его провожала – сходи, и принеси какое-нибудь платье – мне нужно её одеть. Быстро! Вы чего застыли? Быстро, быстро!
Девушки, как будто опомнившись, побежали вниз – видимо обшаривать каюты. Через несколько минут появилась та, которую он послал за платьем и протянула простенький сарафан из хорошей, добротной ткани, без особенных изысков.
– Возьмите – это её сарафан. Юкар не позволял ей одеваться, сказал, чтобы ходила только голой, 'привыкала к работе'. И бил, когда она прикрывалась. Он там ещё живой…
– На – Андрей протянул девушке нож – добей его. Сможешь?
– Смогу – кивнула та, и её глаза загорелись мстительным удовлетворением. Она крепко сжала рукоять, сглотнула, и решительна зашагала вниз. Андрею подумалось о том, что этот тварёныш видимо очень крепко всех достал, если девушка так легко согласилась его прирезать.
Он посадил бесчувственную девушку на стул, натянул на неё сарафан, потом снова взял её на руки и пошёл из борделя. Его задача была выполнена. Андрей хотел подпалить корабль, но потом передумал. Пусть лучше девушки соберут барахло, оденутся, пошарят по карманам у клиентов и наберут себе денег – может так у них и останется шанс выжить. Ведь на самом-то деле – куда им деваться? Ну, вот выгнал бы он их посреди ночи на берег, подпалил корабль – и куда они потом? С деньгами – шансы у них есть. Если хоть немного есть в голове мозгов. Но это уже не его забота – он сделал всё что мог.
Дорога домой заняла около часа – бежать с девушкой на руках было бы неудобно, а она так и не очнулась ни по дороге, ни тогда, когда он осторожно открыл калитку дома Анры и вошёл во двор.
Андрей прошёл в душ, открыл воду – она была ещё теплой, хотя и подостыла. Стащил с девушки сарафан и осторожно намылил её со всех сторон, смывая кровавые потёки. Она застонала, когда Андрей касался красных, воспалённых рубцов, но так и не пришла в себя.
Андрей вымыл ей голову, вытер полотенцем, потом тщательно отмылся сам, как мог, вычистив одежду и застирав на ней пятна крови. Затем схватил одежду в охапку, закутал девушку полотенцем и отнёс в свою спальню. Прислушался: Анра и Зоран спали, из их комнат доносилось сопение, а Зоран ещё и похрапывал, как три грузчика вместе взятых.
Андрей уложил девушку в постель, накрыл одеялом и развесив свою влажную одежду по табуретам, уселся рядом с девушкой на кровать.
В её ауре метались красные сполохи боли, мелькали чёрные прожилки – девушку била лихорадка. Прежде чем лечь спать, как бы он не устал – Андрей должен вылечить Антану, это уже самой собой было ясно.
Через двадцать минут на теле девушки не осталось следов пыток и издевательств, аура светилась ярким жёлтым цветом, а лицо порозовело и превратилось их мраморной маски прекрасной статуи в мордашку обычной красивой девчонки, по-детски пошлёпывающей во сне губами.
Внезапно, на её лицо накатила тень, она застонала и тихо, тоненько проговорила:
– Не надо, пожалуйста!
Андрей нахмурился, наклонился над девушкой и тихонько подул в её лицо тёплым воздухом. Лицо девушки разгладилась, она слегка улыбнулась прошептала:
– Папа…
Андрей вздохнул и нахмурился ещё больше – как он ей расскажет, что отца нет в живых?
– Эй, братишка, что-то ты неровно к ней дышишь, а? – послышался мыслеголос Шанди
– Тьфу на тебя – отмахнулся Андрей – по-твоему я неровно дышу ко всем женщинам, которых встречаю в своей жизни!
– А разве не так?
– Не так. Спать давай. Я вот что тебя попрошу – если я вдруг разосплюсь – последи за ней, ладно? А то ещё проснётся раньше меня и даст стрекача. Представь себе – проснуться в незнакомом месте, голой, с мужчиной в одной постели. Пожалуй, сбежишь…
– А чего такого-то – прыснула со смеху Шанди – я каждый день так просыпаюсь! Голая, и с мужчиной в одной постели. И ничего, не сбегаю! Вот уж нежности-то…ладно, ладно, не сердись, послежу. Спи спокойно. Я тоже тут у вас в ногах пристроюсь. Теперь у тебя в постели будут две голые девушки…
Через десять минут в доме спали уже все…
Глава 11
Девушка открыла глаза и никак не могла сообразить – где она находится? Белый потолок, свет, струящийся из-за лёгкой занавески. Только что она была в кошмаре – красивое лицо Юкара, с расплывшейся по нему кривой ухмылкой, его глаза, затуманенные сумасшествием. Этот человек не мог быть нормальным, никак не мог. Когда он подошёл к Антане и сказал, что его послал отец девушки, чтобы позаботиться о ней – она так обрадовалась, что бросилась ему на шею – родная душа, скоро кончатся её беды!
Последние недели она жила в непрекращающемся, постоянном страхе. Их магазины уже давно отобрали, забрали лошадей, забрали всё более-менее ценное из дома – её украшения, что покупал отец, украшения покойной матери, красивую посуду – всё, что можно было реализовать быстро и без хлопот. Приставы чуть ли дневали и ночевали в её доме. Слуги разбежались – у неё практически не осталось денег даже для того, чтобы прокормить саму себя.
Дольше всех продержалась кухарка Горона – она до последнего подкармливала девушку, таская ей нехитрую еду, отрывая от своей семьи. Но и она, в конце концов, заявила: 'Девочка, скорее всего твой отец не вернётся. Извини, я не могу больше тебе помогать. Ищи работу. Сходи в трактир – может возьмут подавальщицей. Или иди в гувернантки – ты же пишешь, читаешь – будешь обучать детей богатеев. Мне надо заботиться о своей семье'. С тем она ушла и больше Антана её не видела.
За свои девятнадцать лет она не сделала ничего плохого, такого, за что судьба имела право наказать её подобным образом. Впрочем – мало ли людей, которых судьба наказывала тем или иным способом – люди плачут, рыдают, и спрашивают у Бога – за что? За что мне это? И нет ответа. Антана тоже спрашивала себя и Бога – за что? Она никого не обижала, радовала своего отца – весёлая, лёгкая, добродушная – да и с чего ей быть злой? Всегда сытая, всегда хорошо одетая. Отец успешный купец – несколько магазинов, торгующих тканями и кожей, хороший дом. Девушка и не задумывалась – откуда всё берётся и с недоумением встретила сообщение отца, что ему придётся выехать в Славию, чтобы найти поставщиков – дела в столице пошли не очень хорошо – кто-то норовит подмять весь рынок тканей и кож, и потому у него начались проблемы. Какие такие проблемы, что за проблемы – она не задумывалась, порхая по жизни как мотылёк. Только потом она узнала, что отец взял крупную ссуду в имперском банке, чтобы покрыть убытки магазинов и попытаться одной ставкой поправить свои дела. Антана лишь расстраивалась о том, что тот уехал надолго – она скучала без отца.
Шли месяцы, но его всё не было и не было. Потом в дом зачастили гонцы от банка – они всё время требовали деньги, и ей пришлось расплачиваться драгоценностями. Ранее у них был управляющий, но он исчез, и с ним исчезла крупная сумма денег – после этого дела пошли совсем плохо. Магазины закрылись, и через короткое время, их забрали за долги
В конце концов, она так и осталась в полупустом доме, совсем одна. Бродила по пустым, гулким комнатам, выглядывала в окна, думая, что отец вот –вот приедет, а ночью запиралась на все замки и сидела дрожа, боясь, что кто-нибудь ворвётся, зная, что в доме кроме неё никого больше нет. Так проходил день за днём, день за днём, пустые, страшные и тоскливые дни Она всё время повторяла себе, что хуже уже быть не может, что хуже уже некуда и вот сейчас должен настать подъём и всё будет хорошо. Как она ошибалась…
Как-то раз к дому подкатил дорогой экипаж, со стоящими на заднике слугами в белых перчатках и кучером, одетым богаче, чем иной купец. Антана выглянула в окно – в калитку громко постучали, и она поспешила открыть нежданным визитёрам, в надежде ожидая, что пришли известия от её отца. Нет, это был не отец.
Он представился советником Карлосом – Антана ранее видела его на одном из приёмов, устраиваемых магистратом для богатых купцов. Отец в тот раз впервые вывел её в свет и она танцевала при свете хрустальных люстр. Советник тогда подошёл к её отцу – они знали друг друга. Когда Антану представили этому человеку, девушка не обратила на него ровно никакого внимания – да и кто он ей? Зачем он ей? Не красавец – небольшой, какой-то квадратный, похожий на куль с картошкой. Лицо круглое, с курносым носом. И торчащие, как лопухи уши.
Отец был подчёркнуто любезен с этим человеком и сказал, что это очень, очень могущественный советник Императора, и то что он, аристократ, снисходит до неродовитых купцов, есть его благоволение к ним, 'безродным'. Конечно, в словах отца были ирония и сарказм, но Антана не обратила ни на неё, ни на этого самого высокородного никакого внимания. Меньше, чем на пенёк в лесу. Однако, как оказалось, Карлос запомнил девушку. Совпадение, или нет, но именно после этой встречи у её отца начались проблемы. И вот, сегодня – советник стоит в их доме.
– Приветствую вас, госпожа Антана – Карлос слегка улыбнулся, испытующие глядя в лицо девушки
– И я вас приветствую – недоумевающие ответила Антана, и предложила – пройдём в дом? Но отца нет, он в отъезде по делам. У вас какое-то дело к нему?
– Нет. У меня дело к тебе. Мы можем поговорить и тут. Я слышал, у твоего отца проблемы? Насколько я вижу – дела у вас совсем плохи… – Карлос обвёл рукой пустой двор, на котором не было ни одного человека – слуги разбежались, да?
– И что за предложение? – нахмурилась девушка
– Твой отец никогда не вернётся – без обиняков начал советник – я слышал о том, что он погиб в славийской тюрьме. Ты красивая девушка, зачем тебе пропадать в этом пустом доме? Так вот – моё предложение таково: я предлагаю тебе стать моей любовницей. Я обеспечу тебя всем, чем надо, будешь жить так, как ты привыкла в доме отца. Я заплачу его долги. Но ты будешь моей наложницей…
Удар! Советник не успел договорить. Антана пылала яростью – её реакция была совершенно непроизвольной. На щеке Карлоса алело красное пятно – отпечаток маленькой ладони.
– Уходите, сейчас же! Негодяй! Пошёл вон отсюда!
– Наглая девка – усмехнулся Карлос – хочешь по-плохому? Думаешь – ты одна такая на белом свете? Ты сильно пожалеешь. Ещё никто не осмеливался напасть на меня без того, чтобы потом горько пожалеть.
Антана потом не раз вспоминала его слова. Она знала теперь наверняка – источник всех её бед этот коротышка с нелепыми ушами-лопухами.
Идти за помощью ей было некуда. Все те, кто раньше называл себя другом её отца, ещё много недель назад показали своё истинное отношение – они или холодно принимали девушку, говоря о том, что ничем не могут ей помочь, или вообще высылали слугу сказать, что их нет дома. Работать? А кем она могла работать – если только в трактире, правда что…гувернанткой её тоже бы не взяли.
Она просто всей кожей чувствовала, как вокруг неё возник пузырь вакуума – как вокруг прокажённой, или заболевшей чумой. Антана не была дурой, совсем нет – но отец отгородил её от мира настолько, насколько мог. Она судила о происходящем только по книгам, да рассказам отца. Подружек у неё не было, всё, что составляло её жизнь – огромная библиотека, которую купец составил за долгие годы. Она читала, мечтала и думала, думала…
Действительность оказалась гораздо прозаичнее и ужаснее. Никто не явился в последний момент, чтобы спасти девушку от подонка, запершего её в плавучем борделе. Не вернулся в последнюю минуту отец, как в добрых книгах, и не разогнал все беды мановением руки. Она, в общем-то, в глубине души знала, что тот скорее всего погиб, но так и не хотела в это поверить. Те сутки, что девушка провела в борделе были адом. Сутки боли, унижений, страданий и полного отсутствия надежды. Она мечтала умереть, но и этого сделать не могла. Последнее, что запомнила – обнажённого Юкара, стоящего перед ней с кнутом, и боль во всём теле, раздирающую, шипучую, такую, что из глаз непроизвольно лились слёзы и темнел рассудок.
Юкар требовал, чтобы она была совершенно покорна и выполняла всё, что он требует – все прихоти, самые ужасные и грязные. Он бил её за малейшее неповиновение, за дерзкие взгляды, за нежелание удовлетворять его всеми доступными методами. Он мог изнасиловать её множество раз, но хотел, чтобы она сама упрашивала его о насилии как о милости, и вдалбливал ей это в голову в прямом и переносном смысле. Юкар называл это 'обламывать необъезженную кобылицу'.
За эти сутки она узнала о жизни больше, чем за все свои девятнадцать лет. И эта жизненная правда её потрясла. От той Антаны, что была раньше, уже мало что осталось – кроме яркой, потрясающей красоты, да памяти о том, какой она была раньше – наивной и неиспорченной. Она всё-таки не сломалась. Может – не успела, а может природное упрямство не давало ей покориться насильнику. Он мог её насиловать и избивать, но не смог добиться того, чтобы она пресмыкалась перед ним, превратилась в животное, которое ползает перед хозяином и ласково повизгивает, исполняя его прихоти. Это-то и бесило Юкара, который начал пороть её так, что чуть не покалечил навсегда – некоторые удары кнута рассекли её кожу до мяса и неминуемо оставили бы шрамы – если бы не Андрей. Сейчас её кожа была чиста, как у младенца.
Антана повернула голову в сторону и вздрогнула – рядом с ней, всего в полуметре от неё, лежал незнакомец. Он разметался во сне, одеяло сползло с широкой груди, обнажив выпуклые, сильные грудные мышцы. Его руки, перевитые синими венами, создавали ощущение силы и опасности – такие руки могли ломать подковы, держать меч и гладить возлюбленную – в зависимости от того, что в этот момент хочет их хозяин. Мужчина был красив, но не слащавой красотой Юкара, а мужественной, зрелой красотой воина.
Некоторое время Антана лежала, тупо глядя на 'соседа', потом до неё стало доходить – чужая постель, мужчина…она опустила руку под одеяло и коснулась своего обнажённого тела. Голая! Совсем! Раньше её залила бы краска стыда, а теперь, после тех испытаний что она прошла в борделе, всё, о чём подумала девушка: 'Бежать! Окно открыто! Пока не видит! Я с ним что?! Это?! О нет!' Она аккуратно ощупала себя и заглянула под одеяло, приподняв его вверх – следов того, что она занималась сексом не было. И следов истязаний – тоже не было. Ни синяков, ни рубцов, ни боли в…
Как так могло быть? Повернула голову вправо – на табурете рядом с ней – её сарафан. Откуда? Она была в нём, когда Юкар увёз её с улицы. Как он оказался тут, когда сарафан стащили с неё в борделе, заставив ходить весь день голой? Воспоминания нахлынули на девушку так, что из глаз потекли слёзы и она закусила губу, чтобы унять душевную боль.
Тихонько приподнявшись на кровати, Антана села, потом поднялась и взяв сарафан быстро натянула его на себя. Потом, оглядываясь на спящего мужчину пошла к двери, растворив её без скрипа и стука, выглянула наружу. Затем вышла, стараясь не шлёпать по полу босыми ногами.
Из гостиной раздался шорох и в коридор вышел худощавый парнишка чуть помладше её, или одного с ней возраста, на лице которого как будто навсегда застыла ироничная улыбка искушённого жизнью студента.
– О! Кто же это у нас такой красивый бродит по дому? Дай-ка я догадаюсь…Антана, да? Всё-таки наш постоялец умудрился тебя найти. И не зря! Красааавица! И где это таких красоток берут? Выйдешь за меня замуж? Чего ты глаза таращишь? Я вон какой красавец – просто картинка! Умею заварить чай. И даже пожарить яичницу. Завидный муж, да? А то мама меня задолбала – говорит – мне надо остепеняться, а то ничего путного из меня не выйдет. Чего ты так на меня таращишься? А! – моя красота тебя поразила? Придётся отпаивать тебя чаем. Пошли за стол, завтракать будем.
Антана смотрела на мальчишку, и не знала, что сказать. Перемена от ада до обычного городского дома с улыбчивым мальчишкой была настолько резкой, что мозг отказывался воспринимать действительность такой, какова она есть. Девушке казалось, что перед ней стоит не мальчишка, а такой же замаскированный подлец, злодей, монстр, как Юкар, показавшийся ей таким милым и славным. Вот сейчас и этот мальчишка улыбается, а через секунду станет злобной тварью с кнутом в руках и начнёт её истязать. Это было что-то вроде посттравматического психоза, наверное так бы диагностировали это состояние врачи.
Вот только Зоран об этом не знал – он сделал шаг навстречу Антане, и был очень удивлён, когда из его глаз вдруг вырвался фонтан искр, а земля поплыла под ногами – Антана схватила брусок, запирающий входную дверь и врезала ему по макушке со всей силой гнева обманутой и покинутой девушки. Благо ещё, что как у завзятого интеллектуала, голова у Зорана была самым сильным местом, и проломить череп студиозуса она не смогла.
-Аааааа! – вопль, исторгнутый Зораном поднял всех – из своей спальни выскочила мать студента, в одной ночной сорочке, почти не прикрывающей её прелести. Выскочил и Андрей, сопровождаемый подпрыгивающей и фырчащей Шанди. Она ужасно радовалась переполоху, и выскочив вперёд нарочно начала напрыгивать на девушку, скаля зубы и изображая атаку – чтобы совсем уже было весело.
Антана, вытаращив глаза, отбивалась от мелкого белого чудовища, пытаясь попасть по нему поленом, но никак не попадала и всё это действо превратилось в весёлую игру. Вот только зрители были практически голыми – Арна натягивала кружевную рубашку на полную грудь, Андрей же вообще забыть надеть хоть что-то. Так что внимание обеих женщин тут же привлекли первичные половые признаки, настойчиво указывающие на принадлежность Андрея к мужскому полу. Вот только отношение обеих женщин к этим самым признакам было совершенно разнополярное – Анра рассматривала их с удовольствием и видом знатока, удивлённо-восхищённо подняв брови, Антана же с ужасом – полная воспоминаний о насильнике Юкаре.
Андрей спросонок никак не мог сообразить причин переполоха, и сообразить, что вообще-то сейчас он в привычном домашнем наряде поручика Ржевского – пенсе и тапочки. Впрочем и тех тоже не было. Когда сообразил – чертыхнулся и бросился в комнату за штанами. Через несколько секунд появился снова, если и не совсем одетый, то всё-таки прикрывший срам.
– Зоран, чего ты вопишь? – строго спросил монах, оглядывая окружающих и отмечая себе, что с девушкой ничего не случилось
– Да чего, чего?! Вам бы так треснули по башке поленом, вы бы не так завопили? У меня, наверное, мозги потекли…мама, там у нас нету бутылки вина…мне надо поправить здоровье.
– Ты хочешь спиться? Твой дядя Зуран пил, пока не пропил состояние моей сестры, и пока не сломал себе шею, свалившись в канаву возле трактира! И так заканчивают все безответственные молодые люди, которые вместо того, чтобы…
– Мам, перестань! Я уже поздоровел, не надо мне вина, только не кричи! – взмолился парень и посмотрел на Антану, так и стоявшую с поленом наперевес – и за что это я по башке получил? Предложил ей выйти за меня замуж, и всё! Ты же сама говорила, что мне пора жениться – я и решил, что нашёл себе невесту!
– Кому и кобыла невеста – непонятно пробурчал себе под нос Андрей и решительно шагнув вперёд, встал перед девушкой, снова поднявшей своё оружие.
– Девочка, тебя никто не тронет. Я Андрей, друг твоего отца Марка. Он поручил мне позаботиться о тебе. Положи полено, пойдём со мной!
Если бы Андрей знал – он почти в точности повторил то, что сказал девушке Юкар, когда увозил её в бордель. Информацию об отце, и положении Антаны, он получил от своего покровителя и партнёра – Начальника стражи. Откуда получил наводку тот – это было очевидно.
После слов Андрея, девушка, вместо того, чтобы успокоиться, возбудилась ещё больше и в ярости набросилась на своего спасителя, пытаясь нанести удар импровизированной дубиной. Сделать это ей не удалось – Андрей легко поймал её за руку, но она тут же вцепилась зубами в плечо монаха и прокусила кожу так, что потекла кровь. Он поморщился, и соприкоснувшись с аурой девушки приказал: 'Спать!' Антана тут же обмякла, разжав челюсти, и повисла на руках Андрея. Он поднял её на руки и отнёс в спальню, положил на кровать и накрыл одеялом.
Осмотрел плечо – прокус был очень глубоким, как будто его укусила собака. Кровь текла настолько обильно, что залила ему всю руку до запястья. Андрей вышел в кухню и осторожно смыл кровь, обнажив место укуса. Рана уже начала затягиваться, так что ничего страшного не случилось. Покровоточило немного – да и чёрт с ней, с этой раной. Первый раз, что ли? После очередного превращения от раны и следа не останется.
Андрей расстроился из-за происшедшего. В общем-то он понял, что случилось, но всё равно на душе остался осадок. Как-то вышло не так, как-то не по-книжному…ведь как должно было быть: он объявляет девушке о том, что является посланцем любимого отца, она радостно бросается ему на шею, а потом слушает, заливаясь слезами жалости и умиления о похождениях и гибели её отца в чужеземном государстве, каждый раз благодаря своего спасителя и лобызая ему перси. Прокусывание плеч и другие террористические действия в отношение своего благодетеля сценарием не были предусмотрены, так что Андрей пребывал в некой растерянности. Потому обратил своё негодование на ту, кто была ближе, и ниже его ростом:
– Зараза ты! Сонная, обожравшаяся зараза! Просил же последить за девчонкой, а ты? И зачем ты на неё напрыгивала, пугала?
– Ой уж и напугала! Я просто веселилась, и всё. И не собиралась её пугать! А то что я проспала – а сам-то, сам! Хвалёный оборотень – девка десять раз башку успела бы отрезать, а ты бы всё продолжал спать. Ты-то чего её проворонил?
– Сам не знаю – серьёзно ответил Андрей – похоже, что мой мозг не определил её как опасность. Если бы тут бродил кто-то чужой – я бы уже вскочил. А она заложена в память как своя, неопасная, наверное, так. Да, я тоже облажался…
– Ладно – мы оба облажались –милостиво согласилась драконница – пошли завтракать, а? Готовься к куче вопросов…сейчас тебя будут выворачивать наизнанку.
Будто отвечая их словам, в дверь постучали. Андрей ответил, и в комнату заглянула Анра:
– Андрей, нам нужно поговорить. Может объясните, что здесь происходит и откуда взялась эта безумная красавица? Что вообще-то в доме происходит?
– Пойдёмте в гостиную. Заодно позавтракаем вместе, хорошо? – предложил Андрей. Женщина сердито кивнула и прикрыла дверь.
Монах окончательно оделся, выглянул в окно, прикидывая время – солнце ещё было низко, до полудня далеко. Вышел в коридор и прошёл в гостиную, где сидели Анра и Зоран, приложивший к шишке на голове медный ковшик. Он незаметно подмигнул Андрею, скосив глаза на мать, и сделал умильную рожицу, наморщив нос – мол – да нормально всё, не беспокойся!
Андрей сел за стол напротив женщины и налил себе чашку чая. Шанди вспрыгнула к приготовленной ей чашечке с мёдом и стала вылизывать приторную массу, щуря глаза и весело поглядывая на людей.
– Андрей, что это за девушка и откуда она взялась? – холодно спросила женщина – эта безумная чуть не вышибла последние мозги моему сыну! Он и так умственно отсталый, а тут ещё и поленом по башке! А завтра она что, всех перережет? Объяснитесь.
– Это дочь моего друга, погибшего друга. Я обещал ему позаботиться о дочери. Она меня не знает. Там, откуда я её вытащил, её мучили, и у неё немного съехали набекрень мозги. Ну что теперь поделать? Она отойдёт, скоро этот психоз закончится. Не выгонять же её на улицу?
– Я бы мог сделать ей массаж ступней – неожиданно заявил Зоран – я слышал, что массаж ног очень благотворно воздействует на организм женщин.
– Я бы тебе не доверила никакого массажа, а уж тем более массажа молоденьких девочек – после твоего массажа как бы не пришлось обращаться к повитухе. Знаю я тебя! Знаете Андрей, какой он извращенец? Я в десять лет поймала его с соседской девчонкой в сенном сарае. Голых! Видишь ли – они играли в лекарей! Девке одиннадцать лет – она с ним в лекаря играла! И даже не смутилась, между прочим! Вот нынешняя молодёжь какая, вот они плоды просвещения! Начитаются книжонок, насмотрятся картинок – и давай по сенным сараям лазить. Я у него такую книжку нашла – стыд один!
– Это было руководство по женским болезням – удручённо сказал Зоран – мне пришлось потом выплачивать за неё в библиотеку университета. Мать её спалила в печи, потому что решила – это книжка для растления малолетних извращенцев. Теперь видите, как я тут живу? Можно подумать – она никогда не была молодой!
– Я бы не сказал, что она сейчас старая – твоя мама очень симпатичная, и очень даже аппетитная женщина! Уж простите, госпожа Анра, что я говорю о вас в третьем лице – я не знаю, как правильно вести себя в обществе женщин, тем более таких красивых, как вы – Андрей невозмутимо отпил из чашки пахучего травяного отвара, а Шанди ехидно заметила:
– Теперь я знаю почему на тебе женщины виснут…глянь, она аж раскраснелась, а знаешь что чувствует к тебе? Благодарность, удовольствие, смущение, и…в общем – если ты захочешь – она твоя через тридцать секунд – сколько надо, чтобы дойти до спальни
– Не говори ерунды – я не собираюсь с ней спать!
– Ну, конечно, у тебя помоложе есть, ага…
– Да что ты заладила! Отстань! – рассердился Андрей – Антана мне как дочь! Она дочь друга!
– От этого не перестала быть женщиной, нет? А ты мужчиной…всё, всё, молчу, не злись!
– Вы меня просто смутили – улыбнулась женщина – и всё-таки, что вы собираетесь делать с этой девушкой? Она ваша любовница?
– Нет. Она мне как дочь. Просто некуда было её поместить, я и положил с собой в постель. Но мы не занимаемся сексом, если вы об этом спросили. Просто спали в одной постели.
– Вообще-то это не моё дело – успокоилась женщина – она взрослая девочка, может заниматься тем, чем захочет. Думаю, что под вашим покровительством ей будет хорошо – вы такой воспитанный мужчина.
– Спасибо – усмехнулся Андрей – вообще-то я всегда считал себя неотёсанным мужланом.
– Похоже не видели вы мужланов – вздохнула женщина – вот один из них сидит и ковыряет в носу! Вынь палец-то, негодный! Проковыряешь – вытечет мозг, а у тебя его и так не очень-то много. Весь в своего покойного отца – тот такая же деревенщина был!
– Однако это не мешало тебе жить с ним как у бога за пазухой, мамочка. Нечего отца поминать дурным словом. Он молодец. Когда он был жив – мы ни в чём недостатка не знали. А ковыряю я в носу потому, что если там засохнет, то это вредно влияет на деятельность мозга – есть трактат такой, 'О вредоносном действии козюль на мозговую деятельность студентов' Нам профессор его зачитывал. Суть его в том, что от козюль надо освобождаться сразу же, как только почувствуешь неудобство в носу, иначе может развиться раковая опухоль мозга и ягодиц.
– Видали? Только что ведь придумал, стервец! – расхохоталась женщина – ягодицы-то каким местом к раку мозга, а? Несоответствие! Непродуманно!
– И ничего подобного – не зря же говорят – у него вместо головы – задница! Вот и отношения ягодиц к мозгу – невозмутимо парировал Зоран – мам, дай-ка мне ещё плюшку. Вот умеешь ты плюшки печь – ночь пролежала, а как будто только что испекли. Ты бы могла озолотиться на своих плюшках, если бы продавала их аристократам.
– Не могу на него долго сердиться – улыбнулась Анра – отец его тоже такой был – охальник, шустрый такой. Ни одной бабы бывало не пропустит, всем норовит подол задрать. Трижды его накрывала с любовницами в супружеской постели. Эх, и лупила их – куда там вашей девчонке. Я их оглоблей била – и откуда только силы брались. В ярости была от его поведения. Потом клялся, божился…и опять приходил с запахом чужих женских благовоний. Негодяй! Мне его так не хватает – неожиданно заключила она, и закрыв глаза рукой, поднялась, и ушла на кухню.
– Всю жизнь дрались, и всю жизнь любили друг друга – грустно заметил Зоран – нам и правда его не хватает. И не в деньгах дело. Стану лекарем, много буду зарабатывать, я же умный…но отца не вернёшь. А девчонка ваша красивая – я аж оторопел! Маленькая такая – она же ниже меня, пигалица, а крепкая – так врезала, аж голова трещит. Наверное сотрясение мозга мне устроила. Ух – глаза горят, просто полыхают синим пламенем – и это ведь у брюнетки – редкая штука. Глянет – аж дрожь по коже. Если вы на ней не будете жениться – я её точно уведу. Запала мне в душу, просто до невозможности.
– Не знаю, что ты имел в виду под 'не будете жениться', но в моих планах не было такой графы, как: 'жениться на дочери друга' – усмехнуться Андрей и вообще – осторожнее с девочкой. Я её вытащил из такого места, что не мудрено и рехнуться. Поаккуратнее с ней – лишнего не говори, и не наседай. А то я сам тебе шишку набью, учти – Андрей подмигнул Зорану, но глаза его были серьёзными, и тот невольно поёжился. Этот человек точно не бросал слов на ветер, а его глаза обещали многое, и такое, что не понравится нарушителю конвенции.
– Она спит, и наверное, проспит весь день. Не трогайте её и не будите. Сон – лучше лекарство.
– Верно говорите, Андрей. Зоран – не лезь к девочке, пусть отдыхает. Вечером я приготовлю пироги с ягодой, куплю молока – будем пировать. Вы куда-то пойдёте сейчас?
– Да, мне надо на деловую встречу. Моего хорька я оставлю здесь, пусть отдыхает. Вы не могли бы поставить ей блюдечки с молоком и печёнкой? Она у меня такая прожорливая.
– Конечно, конечно – закивала Анра – идите спокойно, всё сделаю. Да! – а как звать девочку? Вы так и не сказали!
– Звать? Марго её звать – запнулся Андрей и встретился взглядом с Зораном.Тот поднял левую бровь и легонько кивнул головой – понял, мол. Андрей тоже благодарно кивнул головой, а Зоран ухмыльнулся и незаметно сделал жест, как будто что-то подбрасывал на ладони. Этот жест здесь означал то же самое, что на Земле потирание большого пальца об указательный – мол, денежки мне должен!
Андрей укоризненно покачал головой, а Зоран так же многозначительно кивнул – да, да, должен! 'Парень умеет делать деньги' – подумал Андрей и усмехнулся – 'далеко пойдёт, если не остановят'.
– Ты чего, меня тут оставляешь? – возмутилась Шанди – я не согласна! Я хочу гулять!
– Ну перестань. Ты мне очень нужна здесь. Вдруг девушка очнётся? Никто кроме тебя не сможет ей помочь. Не забывай, что она не в себе. Закрой двери, и за ними твори, чего хочешь, если она попытается бежать – хоть вяжи её. Мне обязательно надо добраться до оружейника – не забывай – нам нужны деньги. Я очень тебя прошу – последи за девочкой. Она беспомощна, растеряна, у неё мозги совсем съехали. В таком виде она может нанести вред и себе, и нам. Сделаешь?
– Да сделаю…останусь, чего уж там. Иди, зарабатывай деньги.
– Спасибо, сестрёнка.
– Да не стоит благодарности. Кстати, ты помнишь, что должен мне желание?
– Помню, помню, ты разве дашь забыть? И какое оно, твоё желание?
– Пока не знаю. Но буду знать…позже. Как время придёт. Всё, шагай, а то я передумаю!
– Вообще-то рано ещё – мне к полудню…
– И чего? У них утро, а у тебя уже полдень! Если так хочет купить драконий мусор – он и сейчас тебя радостно примет. Шагай, шагай к оружейнику!
– Маленькая диктаторша! Злая дракониха! Я может хотел полежать, отдохнуть…
– Рядом с девицей, да? Иди уж…
– Нет, у тебя вправду какой-то развращённый, подозрительный мозг. Ты всё видишь не в том свете.
– В том, в том я всё вижу. И чувствую…иди!
Андрей, усмехаясь, закинул объёмистый рюкзак за спину и зашагал из комнаты. Зоран стоял в прихожей обутым и ухмылялся:
– Куда это вы без меня? Нет уж, раз я консультант, значит консультирую. Я с вами иду. А то мать уже заспрашивалась – чего это я в присутствие не собираюсь. А я что скажу? Что с вами по городу мотаюсь? Вместо работы. Она щас разорётся, как торговка осьминогами. А чего там вас в рюкзаке? Что-то шуршит такое…
– Есть одна пословица – любопытной Варваре на базаре нос оторвали. Не слышал такую?
– Нет, не слышал. Интересная пословица. А всё-таки интересно – а что там, в рюкзаке?
– Если тебя не прибьют, далеко пойдёшь –рассмеялся Андрей – более упорного и занудного типа чем ты трудно себе представить. Выходи, давай. Анра, заприте за нами – мы ушли!
– Приветствую вас. Мастер Надил на месте?
– Да, да, конечно – продавец был сама распорядительность – он велел, как вы появитесь, в любое время провести вас к нему. Пойдёмте, я только дверь запру – продавец закрыл входную дверь на брус, и повёл Андрея в мастерские оружейника. Тот распекал какого-то мальца, демонстрируя ему плохо вытертый верстак и не сразу заметил Андрея. Заметив, подхватился, и с волнением спросил, глядя на рюкзак за спиной мужчины:
– Это то, что я думаю? Правда? Они?
– Они – усмехнулся Андрей – где будем пересчитывать? Я решил зайти пораньше – в полдень у меня намечены кое-какие дела, вы не против?
– Нет, нет – не против! Идёмте ко мне в кабинет.
Они прошли через мастерские, потом длинным коридором в дом, пристроенный сбоку от магазина, и через несколько минут Андрей и его сопровождающий оказались в добротном кабинете, отделанном дубовыми пластинами. Одна стена была занята книгами и свитками, стол тоже был завален бумагами, на которых угадывались очертания каких-то механизмов, шестерён и зубчатых передач. Кузнец поймал взгляд незнакомца и с улыбкой сказал:
– Интересуетесь? Я придумал одну штуку – видите, зубчатый кругляш. Он должен передавать усилие на другой кругляш, цеплять его. Вот только иногда закусывает передачу, и всё тут! Голову сломал, как лучше сделать.
– А вы сделайте зубья не прямыми, а косыми, и всё будет нормально – автоматически сказал Андрей, думая о своём, о нескольких вещах сразу – например о том – будет ли с головой Антаны…то есть – Марго, всё в порядке. И о том, как пройдёт турнир. И о том, что…в общем – о многом.
Кузнец поднял брови, раздумывая над словами Андрея, потом тряхнул головой, отбрасывая лишние мысли и предложил:
– Сейчас я уберу всё со стола, мы с вами сядем, и будем пересчитывать чешую, хорошо?
Андрей пожал плечами – на столе, так на столе, и Надил стал быстро и аккуратно убирать бумагу, бережно расправляя каждый клочок. Бумага в этом мире была довольно дорогой вещью, так что на помойках не валялась.
Завязки рюкзака развязаны, и на стол полился поток пластинок, похожих на яркие ёлочные игрушки…
Два часа – столько времени занял пересчёт чешуи. Они сбивались, пересчитывали заново, снова начинали считать. Андрей уже был готов плюнуть и сказать: да чёрт с ними, с эти чешуями! Десятком больше – ну и ладно! Но мастер упорно считал и считал. Наконец, подсчёт был закончен.
Мастер посчитал столбики цифр на листке бумаги и торжественно объявил, глядя восторженными глазами на продавца чешуи:
– Три тысячи семьсот тридцать три штуки! Это на полный доспех, да ещё и останется! Я счастлив. И должен вам…считаем…восемнадцать тысяч шестьсот шестьдесят пять золотых. Подтверждаете сделку?
– Да – кивнул головой Андрей. Честно говоря – он был слегка удручён. Сумма неплохая, да, но чтобы выкупить дом Антаны этих денег точно не хватит. А ещё ведь нужно купить дом Фёдору – они скоро появятся в столице. Впрочем – у Фёдора лежала кругленькая сумма, и гораздо больше, чем та, что он выручил за чешую.
В фургоне лежали спрятанные сокровища из тех, что он забрал у исчадий и их прихожан. Там были перстни с драгоценными камнями, кулоны, цепи, броши и всякая такая дребедень. Он не знал их цены в этом мире, но не сомневался, что те были очень ценными. Точную оценку мог дать только ювелир.
Через двадцать минут они с Надилом выходили из его магазина. Мастер надел дорогую одежду, поверх тёмного камзола золотую цепь с каким-то орденом (потом Андрей узнал, что это был орден официального поставщика двора Императора и был очень, очень важен для определения статуса человека). За Надилом следовал охранник – по статусу положено, а за Андреем Зоран, как всегда, загадочно улыбаясь и подмигивая проходящим красоткам. Из ворот дома мастера выкатилась пролётка, запряжённая сытой, ухоженной лошадью. Мастер и Андрей сели в полость, телохранитель пристроился на облучке, рядом с кучером, а Зоран пристроился позади, болтая ногами и насвистывая какую-то мелодию.
Как должен выглядеть средневековый банк? Эпическое сооружение с гномами за стойкой? Как же ещё-то? А вот и нет – скучное, серое каменное здание, внутри – такие же люди, такие же скучные серые суконные физиономии, как и их здание. По сравнению с ним любой земной банк – увеселительное заведение. Скучное оформление документов на имя Андрея Монаха, скучные сухие вопросы…такое впечатление, что это не люди, а тени.
Через час Андрей с облегчением выбрался на белый свет из этого денежного логова, имея в поясе векселя на кругленькую сумму. Он расстался с мастером Надилом, пожав ему руку и заверив, что как только ощипает очередного дракона – тут же принесёт чешую кузнецу, не заходя ни к кому – сразу побежит к нему! На том и порешили, расставшись довольными друг другом.
– Куда отправимся теперь? – поинтересовался Зоран – а вы расскажете мне, откуда у вас эта самая чешуя дракона, о которой говорил старикашка?
– Зоран! – серьёзно начал Андрей…
– Да знаю, знаю…я любопытный осёл, который суёт нос не в своё дело, и что людям не нравятся такие любопытные. И что я могу получить по башке за своё любопытство, и оно может завести меня туда, откуда не возвращаются, что надо сдерживать свои патологические порывы собирать информацию и вообще придерживать свой язык. Так?
– Хммм…в общем-то да – усмехнулся Андрей – вот сам ведь всё понимаешь, тогда за каким демоном опять лезешь и лезешь не в своё дело?
– Не знаю – уныло ответил парень, и ковырнул засохший конский катях ободранным носком башмака – это выше меня! Я стараюсь сдержаться, и не могу. Вы останавливайте меня, если что. И не подумайте ничего плохого – я не со зла ведь лезу. Мне хочется помочь, да и любопытно всё. Вы не бойтесь – я никому не скажу про Антану…Марго. Пока сами не разрешите. И денег за это не надо. Это я так просто ляпнул…меня как демон толкает – вот скажи, ляпни, спроси! Сам себя потом ругаю, но всё равно лезу. Не будете на меня сердиться?
– Буду – улыбнулся Андрей – и даже, предупреждаю – тресну по башке не хуже Марго, если тебя занесёт куда не надо.
– Ну да, ну да…иногда надо – вздохнул парень – я не обижаюсь. Ну что, куда сейчас идём?
– Сейчас мы навестим одного человека…где тут у вас Великий Синод?
– Это через весь город. Видите – вооон там – золотой купол? Это главный собор. Рядом с ним здание Синода. А вам кого там? Всё, всё, молчу!
Ехать пришлось довольно долго – проталкивались через толпы людей у рынка, категорически не желающих пропустить экипаж, потом разъезжались с двумя ломовыми телегами – одна зацепила другую, оторвала колесо и выпавшие бочки перегородили улицу. Объезжать было ещё дольше, потому долго ждали, когда грузчики раскатают завал и сдвинут неудачников. Когда подъехали к Синоду, уже был полдень. В соборе рядом шло богослужение, судя по доносившемуся из открытых дверей хоровому пению. Андрей перекрестился на храм, Зоран тоже – наскоро и небрежно. Затем они пошли к дверям Великого Синода.
Это здание мало чем отличалось от административных зданий города, за исключением того, что над входом, под каменным козырьком, нависающим на каменным же крыльцом, было нарисовало яркое цветное изображение Бога, грозно посматривающее с высоты на входящих, и как будто вопрошающее: 'Какого чёрта ты припёрся отвлекать святых отцов от служения Мне?!'
В холле здания пахло благовониями и было прохладно, как будто работал кондиционер. Андрея и Зорана сразу заметил охранник, высокий и могучий, как монах Пересвет, сразивший Челубея в поединке на копьях. Он оценивающе осмотрел обоих посетителей, просветив, как рентгеном, не нашёл в них угрозы Вере, её служителям, и задал банальный вопрос:
– Вы к кому? По какому делу?
– Я хочу видеть секретаря Синода Акодима – ответил Андрей
– Отец Акодим сейчас на заседании Консистории. Освободится через час. Если хотите подождать – можете посидеть вот тут, на скамейке, или же погулять и подойти позже. Как о вас доложить отцу Акодиму?
– Скажите, что его хочет видеть человек от его друга Никодима. Мы пока погуляем, сходим пообедаем. А через час подойдём.
– Да, доложу, от отца Никодима. Я знаю его – достойный священник, только немного невезучий – улыбнулся охранник – и пьёт лишнего.
– Уже не пьёт. Бросил – тоже улыбнулся Андрей – на него снизошла Божья благодать и он осознал пагубность этого занятия.
– Ну и Слава Господу! – искренне порадовался мужчина – хорошее известие. Отец Акодим будет ему очень рад. Идите, с Богом, я обязательно о вас доложу. Советую зайти в заведение напротив – 'Розовый петух'. Там подают отличные блинчики с мясом, пряностями и острым соусом, а также много видов сладостей. Ну и супчик тоже хорош – попросите с клёцками, они умеют их как-то особенно готовить, а секрет не выдают, демоны. Пока там народу должно быть мало – обед в Синоде ещё не начался, посидите там. А как отец Акодим освободится – я пришлю за вами служку.
– Большое спасибо – искренне поблагодарил Андрей – мы так и сделаем.
Следующий час они с Зораном сидели в чайной и с удовольствием поглощали всё то, что им предлагали. К концу обеда они наелись так, что Зоран сообщил о том, что если съест ещё хоть кусочек – его вырвет.
Всё было очень вкусно – не зря сюда ходили святые отцы, ведь они всегда знали толк в хорошей еде – во всех мирах. Впрочем – они знали толк и в выпивке тоже. Вино было вполне приличным.
Служки всё не было и не было, Андрей начал уже проявлять признаки нетерпения, постукивая пальцами по столешнице и потирая лоб, когда наконец заметил мальчишку лет десяти, бегом спешащего ко входу в чайную. Да, это был гонец за ними.
Отец Акодим оказался огромным, кряжистым мужчиной с длинной бородой, слегка тронутой проседью. Этакий Илья Муромец здешнего розлива. Почему-то Андрей ожидал увидеть кого-то более интеллигентного на вид, с маленькой бородкой, худого – настоящую канцелярскую крысу. Но нет – этот человек отличался и телесной, и как оказалось в дальнейшем – и интеллектуальной мощью.
– Приветствую вас! Проходите, проходите! – Акодим встал из-за стола и пошёл навстречу посетителям, сканируя их взглядом, как сущая система безопасности какого-нибудь военного объекта.
– Зоран, иди, посиди в коридорчике – предложил Андрей, слегка улыбнувшись – нечего тебе тут слушать, неинтересно. Иди, иди… Приветствую вас, отец Акодим – сказал Андрей, краем глаза следя за недовольным парнишкой, закрывающим за собой дверь. Зоран, прикрой дверь плотно! – повысил голос монах, и улыбнувшись, пояснил святому отцу – помощник мой. Излишне любопытен.
– Да, да, молодёжь всегда норовит сунуть нос не в своё дело – добродушно прогудел Акодим – так вы, говорите, ко мне от Никодима? И как он там? Мне сказали – бросил пить? Снизошла на него благодать Божья?
– Есть такое дело – кивнул Андрей – его приход подымается, обустраивается. Скоро, видать, женится снова. На вдове односельчанина.
– Слава Богу… – вздохнул Акодим – вот после смерти жены-то он и запил. Сколько раз я прикрывал его от гнева патриаршего – кто бы знал! Его давно хотели выгнать, лишить сана – жалобы шли на его поведение. И я, по старой дружбе, всё покрывал, всё улаживал. Сколько мне это стоило труда… Так какое у вас ко мне дело? Как мне вас называть, не знаю вашего имени?
– Андрей меня звать. У меня письмо к вам от Никодима. Вот – Андрей подал сложенный в несколько раз листок плотной бумаги, священник принял его и развернув стал вчитываться в строки. Потом поднял глаза на пришельца, и с уважением сказал:
– Никодим за плохого человека радеть не будет. Видимо вы очень неплохой человек, раз он так ходатайствует. И в чём ваша нужда, позвольте спросить? Что вы от меня хотите? И вообще – кто вы? Чем занимаетесь? По вашему виду, можно сделать заключение, что вы воин, но руки слишком ухоженные, белые, шрамов нет – на наёмника не особенно похожи. Телохранитель? Тоже нет – безоружны, те всегда ходят увешанные оружием. Ну – так кто вы такой?
– Сам не знаю – медленно сказал Андрей и посмотрел в глаза Акодима – сам не знаю. Я приехал из Славии. И моя цель – уничтожить исчадий.
– Тогда вам не ко мне – нахмурился священник – искоренением ереси и борьбой с исчадиями – явными и скрытыми, занимается Инквизитор. Я лишь чиновник на службе у Церкви, и вряд ли смогу вам помочь. Вы попали не по адресу.
– Почему-то мне так не кажется – усмехнулся Андрей – судя по тому, что я видел в Славии и в этой стране, ваши инквизиторы мало отличаются от исчадий. Только что сердца не вырывают на алтаре, но зато – сжигают на кострах, что тоже недурно.
– Исчадия служат демону, а инквизиторы – Вере – рассеянно сказал Акодим, поглядывая в окно и неосознанно чертя на столе какие-то знаки – ваши слова попахивают ересью, считайте, что я их не слышал.
Мужчины помолчали, глядя друг на друга, и Андрей уже начал с горечью думать, что пришёл совсем не туда, и что ему нечего делать в этом скопище чиновников от Церкви, когда Акодим неожиданно сказал:
– Смотрю на вас, и думаю – неужели Великий Инквизитор стал таким таким умелым и хитрым, что подкупил моего друга Никодима и заставил его написать такое письмо? Или отобрал письмо у настоящего гонца и прислала вместо него своего провокатора? Или же вы в самом деле друг Никодима, и я, закоренелый интриган, обжегшись на молоке, дую на воду! Вот что мне делать, скажите сами? Может расскажете, зачем вообще вы приехали в Балрон и чего хотите добиться от меня, и вообще – в этой несчастной стране? Развейте мои сомнения и подозрения– если сможете!
Андрей помолчал, вздохнул, решился:
– Я ничей не подсыл. И вообще не из этого мира. Не демон, нет. Бывший воин, оказался в этом мире не знаю как. До этого я уединился в монастыре и молился Богу. Как оказался в Славии – не знаю. Я решил, что моя обязанность – уничтожить исчадий, что они угрожают миру. Для того Господь и перенёс меня сюда. Ну и…
Андрей вкратце рассказал историю своих злоключений в Славии, конечно же, опустив многие подробности– например про то, что он стал оборотнем, про драконов – тоже. Опустил, само собой, историю с борделем и Антаной.
Акодим слушал долго, не перебивал, и только его глаза расширялись и расширялись, как будто он услышал что-то такое, что потрясло его до глубины души. Потом он откинулся на спинку своего высокого кресле, закрыл глаза. И замер, сложив руки в замок на животе. Так он сидел минуты три, потом вдруг широко раскрыл глаза, сказал:
– 'И придёт он, и будет наводить порядок по своему разумению, и ополчатся на него и правые, и виноватые, и те, кто идёт против слова Божьего.
И пройдёт он косой смертоносной по миру, и будет имя ему Ангел Смерти!' Неужели, это вы, тот, из пророчества? Ваш приход предсказал святой Ефраим – упоминание о приходе Ангела Смерти имеется в его книге 'Заветы', стих восемнадцатый. Великий Инквизитор уверен, что Ангел Смерти – это он.
– Не знаю, что там насчёт заветов – пожал плечами Андрей – и ничего ангельского в себе тоже не вижу. Даже крыльев нет – он усмехнулся, наклонился и похлопал себя правой рукой по левому плечу. Никодим тоже чего-то про Ангела Смерти толковал, я так и не понял – что он говорил на эту тему. Никаких голосов в голове я не слышу, никто не указывает мне что делать. Я сам решил – надо извести исчадий, потому что такие твари не имеют право на существование. Кстати сказать – то, что я увидел в этой стране – мне тоже не нравится. Борьба с исчадиями, насколько я понял, переросла в какую-то истерию, фанатизм, в стране выжгли всех лекарей, всех учёных, творится безобразие. Это неправильно.
– 'И ополчатся на него и правые, и виноватые, и те, кто идёт против слова Божьего…' Никому не говорите то, что мне сейчас сказали. За такие слова угодить на костёр – запросто. Даже я могу за такие слова не только лишиться сана, но и…в общем инквизиция у нас работает на славу. Только кому на славу – Богу ли? Ладно, перейдём к конкретным, насущным делам. Чем я могу вам помочь?
– Мне нужно выбраться на самый верх государства, чтобы суметь уничтожить исчадий, навести порядок в мире – просто сказал Андрей
– Мдааа…задачи вы себе ставите достойные Ангела Смерти…ладно, не хмурьтесь – Андрей, так Андрей. И с чего думаете начать? Как решили начать забираться наверх? Ведь какие-то планы у вас уже были?
– Я зарегистрировался на турнир. И собираюсь его выиграть. Затем я хочу, чтобы император меня заметил и взял на службу. На хорошую должность. Ну а там…видно будет. В идеале – возглавить вторжение в Славию и вычистить заразу исчадий из этого мира.
– Хммм…планы у вас…вы уверены, что сможете выиграть турнир?
– Уверен. Главное, чтобы как-то подло не помешали – исподтишка чего-нибудь не вытворили. Турнир вообще-то охраняется? Следят за тем, чтобы не вредили бойцам? Чтобы не строили козней?
– Теоретически – да. Этим занимался Начальник стражи – обеспечением порядка на турнире. Теперь вот нам нужно искать нового – и срочно. Слышали про исчезновение прежнего Начальника Стражи? Скорее всего, слышали – весь город ведь гудит. В его доме кто-то перебил всех охранников, а сам он исчез. Там странные вещи творились, в этом доме…Великий Инквизитор, как всегда, говорит, что это дело исчадий и нужно увеличить финансирование Инквизиции, а ещё – ужесточить выявление и уничтожение скрытых исчадий. Даже если они находятся в рядах служителей Церкви. Грядёт большая чистка. Сегодня по этому поводу собирался Синод, а потом было заседание Консистории по заявлению Инквизиции. Решено увеличить количество инквизиторов на пятьсот человек в течении года. Поднять жалование инквизиторам и увеличить их права. Начальник стражи, честно говоря, был паскудным человеком, но кроме того – двоюродным братом советника Карлоса. А тот – фаворит императора. Кто теперь будет Начальником стражи – одному Богу известно. Боюсь, как бы не поставили Гортаса – давно ходили слухи, что Император к нему благоволит – как же – герой, победитель турнира, неоднократный притом. А то, что он подлец и убийца, кому это интересно? Он сын Карлоса, и этим всё сказано.
– А что, Император не видит, каков из себя тот же Карлос? Ведь Карлос негодяй, как и его сын. Или император такой же?
– Я нарисую вам ситуацию – несколькими мазками. Там ещё много оттенков, но главный цвет вы увидите. Итак: Император. Человек неплохой, но не тот, что нужен стране – так думают многие, кто в курсе происходящего. Зарт четвертый застыл в возрасте семнадцати лет. Охоты, развлечения с девушками и женщинами – он очень до них охоч. Пиры, соревнования, музыка и танцы. Страной управляют несколько группировок: инквизиция, Карлос с его роднёй, Синод. Держится хрупкое равновесие, сместить которое в сторону одной из сторон может любой случай – например – исчезновение одной из ключевых фигур. Начальника стражи. От того, кто займёт это место, зависит то, куда качнётся маятник. Если этот пост займёт ставленник инквизиции – это очень, очень плохо. Представитель Карлоса – тоже нехорошо, но не так – он просто будет хапать себе в карман, как и хапал. Ставленник Синода – лучший вариант. Мы тогда сможем им управлять. Синод, при всей его разнородности – всё-таки более прогрессивен, чем инквизиция.
– Я слышал, что Император любит набирать на службу победителей турнира. Это так?
– Так. Он обожает соревнования любого рода – даже если это плевание дохлым жуком. Да, да – и такое было. На его ночных развлечениях-пирах. Победителю заплатили тысячу золотых. Победителей турнира обычно берут в элитную гвардию Императора, или же в телохранители. Впрочем – задача этих самых телохранителей в основном заключается в том, чтобы выпивать вместе с Императором, развратничать, принимать участие во всех его безумствах. Потому – если вы задумали таким способом вылезть наверх – это практически нереально. Никто не воспримет всерьёз человека, который был лишь игрушкой в руках Императора.
– Это как поставить себя – усмехнулся Андрей – а кого прочит в Начальники стражи Синод?
– Пока не пришли ни к какому решению – Акодим с любопытством посмотрел в лицо странному гостю – а почему спросили? Что, думаете…хммм…нет, исключено. Вас никто не знает. Не получится.
– А когда планируется назначение?
– После турнира. Теперь всё вертится вокруг турнира. Пока что эту должность занимает заместитель Начальника стражи, временно.
– А если я выиграю турнир, возможно ли как-то воздействовать на Императора, чтобы он принял нужное нам решение?
– Вряд ли. Вы должны выиграть так, чтобы он был в восторге. Чтобы это было красиво. Кстати сказать, я слышал, что снова подняли вопрос о том, чтобы участники выступали с острыми саблями. Император был против, но Карлос настоял на том, что это красиво и соответствует древним традициям. Видимо – сынок его подсуетился, хочет крови. Он и тупым клинком поубивал несколько человек, а если дать ему острый…многие, похоже, вообще откажутся от участия в турнире. Но даже если вы красиво выиграете, останется тот, кто никогда не пропустит вас на выгодную должность. Карлос. Пока жив – не пропустит.
– Пока жив, не пропустит – задумчиво сказал Андрей – и всё-таки, попробуйте выдвинуть мою кандидатуру на пост Начальника стражи. Звучит дико, да? Пришёл неизвестный человек, и желает стать главным стражником. Но всё-таки, попробуйте. Пророчество говорите? Забавно… Вот ещё какой вопрос у меня, совсем простой, хозяйственный: мне нужно купить приличный дом. Без изысков и роскошеств, просто хороший дом. Может – посоветуете посредника, занимающегося продажей домов?
– Дома в столице дороги. Сумеете купить что-то приличное? Денег хватит?
– У меня есть около девятнадцати тысяч золотых. Мне кажется – хватит. Или нет?
– Более чем хватит – удивлённо поднял брови священник – на очень хороший дом без изысков хватает десяти тысяч. Вы же не элитный дом ищете, в два-три этажа, так что всё нормально. Посредник? Сходите к Лердону, он возле рынка живёт. Мне иногда приходилось к нему обращаться за помощью в продаже церковных объектов собственности. Он довольно приличный человек – если так можно говорить о посредниках. Ухо с ним тоже надо держать востро, но по крайней мере он внаглую не надувает. И ещё – он мне обязан, побоится вас обмануть – иначе потеряет кормушку при Синоде. Так что – скажите ему, что пришли от моего имени, и он с вас возьмёт по-честному.
– Спасибо – Андрей кивнул головой и поднялся с кресла – пойду к вашему Лердону.
Акодим снова вышел из-за стола и протянул руку для прощания:
– У меня появилась надежда, что всё не так уж и плохо закончится – священник улыбнулся в бороду и добавил – хорошо, что Он вас прислал. Всё по пророчеству, всё.
– А что там говорится в пророчестве? Выиграет Ангел Смерти битву, или нет?
– А вот об этом ничего не говорится – с улыбкой сказал Акодим – пророчества частенько мутны и толковать их сущее наказание. Вы оставьте адрес – где вас найти. И появитесь дня через два – я скажу, чтобы вас сразу пропускали ко мне. Если что-то совсем срочное – меня вызовут даже с заседания. Я предупрежу. Что касается вашей кандидатуры на Начальника стражи – фантастично, конечно, но…кто знает? Если выиграете турнир…попробуем. Надо будет разработать легенду – откуда вы взялись, сделать документы. Обязательно появитесь через два дня, да, обязательно. Лучше в это же время.
Андрей кивнул и вышел из кабинета секретаря Синода, а священник долго сидел молча, не двигаясь, потом негромко, нараспев, сказал:
– 'И будет гром, и будет молния. Погибнут тысячи, и тысячи восстанут. И падёт Ангел Смерти, выполнив свой долг'. Прости, Господи, за ложь мою! Прости!
– Спасибо, уважаемый. Возьми себе за труды. Вот этот дом?
– Да, да, с синими ставнями, за зелёным забором, он! У меня свояк продавал дом, так через него продал – всего за два дня. Умелый господин!
Андрей сошёл с пролётки и попросил извозчика подождать, если у того есть время. Тот радостно согласился – пассажир был не конфликтным, довольно щедрым – даже не торговался за проезд, так что – почему бы и не подождать?
Через минуту Андрей со своим спутником уже стучал в ворота дома. А ещё через полтора часа – был владельцем одноэтажного дома в купеческом квартале – одноэтажного, с пятью комнатами, кухней, гостиной, большим двором с конюшней и сараем, водопроводом от виадука – как в доме Анры, с вполне приличным туалетом и душем. Даже обстановка была на месте – кровати, кушетки, столы, занавеси – только не было белья, посуды – прежние хозяева, выезжая, забрали с собой. Мебель им не понадобилась, так что они её оставили. Куда делись прежние хозяева Андрея интересовало меньше, чем никак. Главное – дом ему понравился, деньги у него были, так что он со спокойной совестью отдал их посреднику, с которым они съездили в магистрат и за считанные минуты ему сделали договор купли продажи, зарегистрировав в отделе недвижимости. Сделка по меркам Земли была совершена просто молниеносно, и это при отсутствии телефона, интернета, компьютеров и факсов. Деньги и связи важнее технических новшеств.
Теперь оставалось лишь закупить бельё, посуду, все те мелочи, без которых нельзя существовать в любом из миров. Это заняло ещё полтора часа, благо, что рынок был не очень далеко от дома. Скоро громыхающий, бренчащий экипаж, заваленный тюками, узлами и корзинами подкатил к новоприобретённому дому, и через двадцать минут содержимое пролётки перекочевало в большую гостиную. Разбирать покупки Андрей решил попозже – нужно было навестить Антану – узнать, что с ней происходит. Так-то он был спокоен – если бы что-то срочное, серьёзное – Шанди давно уже нашла бы его. А раз не нашла – то всё в порядке.
Андрей ошибался.
– Шанди, как вы тут? Как девчонка? Я домишко прикупил, так что можем скоро переселиться! – Андрей, довольный сегодняшним днём, вошёл в свою комнату и махнул рукой подруге, сидящей на кровати возле девушки.
– Плохо дело, Андрей – серьёзно ответила Шанди – я уже хотела за тобой бежать, но решила дождаться. У неё лихорадка. То ли от того, что с ней произошло в борделе, то ли ещё из-за чего. Она болеет. Горячая, красная, прямо-таки жаром пышет. Лечи давай. Чувствую – плохо ей, совсем плохо. Так, что и меня корёжит.
Андрей сел рядом с Антаной и посмотрел на её ауру – и чуть не вздрогнул. Та не была похожа на человеческую. Это была аура оборотня.
– Кровь! Она хлебнула моей крови! Я не знаю, что делать – удручённо сказал Андрей – если сейчас начать её лечить – результат будет непредсказуемым. Механизм мутации запущен. Теперь она или умрёт, или станет оборотнем. Всё, что я могу сделать – это подкачать её жизненную силу. И ещё – над быстро валить отсюда. Когда очнётся – может начаться большой барабум. Два оборотня в одной комнате – мебель этого может не перенести. Ведь она так и находится в иллюзорном мире, где перед ней враги, и все хотят её мучить, пытать! Ты представляешь, что будет, когда она очнётся, и автоматически перейдёт в тело оборотня?
– Ой-ёй! Я чего-то даже боюсь – созналась Шанди – она с поленом-то полдома перебила и перекусала, а оборотнем…ой-ой-ой.
– Собираемся. Всё. В свой дом. Там запрёмся в комнате и будем сидеть, пока она не сформируется. А потом…потом видно будет.
– А тебе не кажется, что девушка может не вернуться в человеческий облик? Что она так и останется безумной, только ещё и безумным оборотнем?
– Всё может быть – хмуро кинул Андрей – и тогда мы убьём её. Безумный оборотень в городе нам ни к чему.
– И это после того, как мы перебили массу людей, рисковали своей жизнью?
– Да, это после того, как мы перебили массу людей и рисковали своей жизнь. Ещё вопросы? Нет? Тогда лучше помалкивай. Если безумный оборотень вырвется из дома – он уничтожит столько людей, что это будет сравнимо с вражеским нашествием. Я не готов отвечать за смерти сотен и тысяч людей. Притом, что это поставит под удар мою миссию, всё то, за что я боролся. Хватит болтовни! Пора действовать.
Андрей вышел в коридор и прошёл в кухню. Анра и Зоран о чём-то говорили, улыбались, и прервали разговор, когда появился постоялец.
– Андрей, присядьте, попейте с нами чая – улыбка Анра была искренней и широкой. Женщина явно благоволила к мужчине.
– Извините, нам нужно срочно съезжать. Спасибо вам за гостеприимство. Зоран, можно тебя ненадолго? Извините Анра, что всё так скоротечно, мне было у вас хорошо.
– Как жаль – расстроилась женщина – а я хотела с вами поболтать…вы очень положительно воздействуете на моего сына, как настоящий отец. Я даже хотела попросить вас пожить у нас просто так, без денег…лишь бы помогали в воспитании моего оболтуса.
– Извините…мне надо уйти – виновато развёл руками Андрей и добавил – я как-нибудь зайду к вам в гости, хорошо?
– Замечательно! – обрадовалась женщина – только обязательно зайдите, обязательно! А то я сама вас найду и отругаю, что не выполняете обещаний.
– Хорошо – натужно улыбнулся Андрей – Зоран, иди сюда.
Они вышли в коридор, и монах тихонько шепнул:
– Быстро лови мне извозчика. Девушка заболела, у неё лихорадка. Это не заразно, но мне нужно увезти её отсюда, в наш дом. Она может кричать и беспокоить соседей, а там закрыть её будет проще.
– Сейчас сделаем! – Зоран с готовностью бросился к дверям, Андрей же подумал о том, что неплохо иметь такого расторопного секретаря. Любопытный излишне, конечно, но умный пацан, и дельный…
Андрей замотал девушку в простыню взял на руки, и через десять минут они уже тряслись в пролётке. Сквозь простыню чувствовался жар тела девушки, и когда монах заглядывал ей в лицо, то видел изменения – её глаза становились то голубыми, как и были, то вдруг – жёлтыми и с вертикальными зрачками. Зоран с интересом и тревогой смотрел за происходящим, но ничего не говорил и не спрашивал – чем удивил Андрея.
Монах поблагодарил парнишку и попросил подойти завтра утром – вдруг что-то понадобится, а он не может оставить больную. Потом, положив Антану на кровать, постарался побыстрее выпроводить Зорана из дома, боясь, что в любую минуту начнутся настоящие превращения и тот увидит, кем становится девушка. Зоран был слегка обижен явным желанием старшего товарища побыстрее от него отделаться, но пообещал подойти с утра, как проснётся.
Так началась ужасная ночь, о которой потом долго не мог забыть Андрей. Они договорились с Шанди, что будут спать по очереди, чтобы не проморгать момент, когда Антана превратиться в Зверя, или вернее в Зверицу.
Это случилось под утро, когда Шанди спала, а Андрей, усталый, утомлённый ночным бдением и беспрерывной подкачкой ауры девушки, прилёг возле неё и закрыл глаза. Он не спал, но пребывал в какой-то полудрёме – когда организм находится в пограничном состоянии и не поймёшь – то ли сон вокруг, то ли реальность. Когда над ним наклонилась морда Зверя с горящими глазами и пастью со щёлкающими огромными зубами, вначале, на долю секунды, он решил, что это сон, и лишь потом понял – началось! А понял он это после того, как пасть Зверя рванула матрац, промахнувшись по человеку, и в комнате поднялся буран из разлетевшегося пуха. Андрей был раздет – он готовился к такому событию, и когда Зверица напала на него, желая оторвать голову, он встретил её грудью, грудью Зверя.
Слившись в один когтистый и зубастый комок, они ревели, хрипели, боролись – у Зверицы было преимущество – она хотела лишь убить, тогда как Зверь не хотел её убивать и лишь старался зажать её и не дать передвигаться. Дверь в комнату он запер и заранее забаррикадировал шкафом, так, что её даже не было видно, а комната была подобрана такая, в которой не было окон. Это была даже не комната, на самом деле – кладовая для хранения продуктов – муки сахара, других припасов. В неё вела одна дверь и в её стенах не было окон. Андрей притащил сюда кровать, шкаф, и устроил импровизированную спальню.
Зверица была невероятно ловкой и сильной – несмотря на то, что Андрей был сильнее её, он никак не мог прижать, скрутить её, лишить движения. Он пытался ей что-то сказать, но она ничего не слушала и лишь ревела, хрипела, нечленораздельно мычала и рычала, как настоящий зверь. Андрей изловчился и швырнул её через комнату так, что она ударилась о стену и на секунду застыла, оглушённая ударом. Тогда он вскричал:
– Шанди, дракона! Полный размер! Зажми её в углу, только осторожно – она может порвать чешую, у тебя и так бока побиты. Нет, стой, не ходи к ней – дай огня, слегка, и прямо по ней! Только слегка – подпали ей морду, и не давай выйти из угла – огненный барьер!
В воздухе полыхнуло, противно завоняло жжёной шерстью, а Зверица завизжала от боли. Как только она пыталась выскочить из угла, в пол била струя огня, и она, боясь его, оставалась на месте, рыча и поводя жёлтыми сияющими глазами.
Андрей превратился в человека, сдёрнул с кровати простыни и сделал что-то вроде импровизированного килта, обернув ткань вокруг бёдер. Потом вышел вперёд, и сказал спокойным голосом:
– Антана, девочка, я друг твоего отца. Мы были с ним в тюрьме, и он просил меня помочь тебе. Пойми, тут нет врагов! Видишь – это дракон, а драконы не работают в борделе. Это Шанди, она очень хорошая, она убила всех, кто тебя обижал. И я убил их. Они наказаны, и теперь тебя никто не обидит. Мы всех убьём, всех, кто попытается тебя тронуть! Превращайся в человека, возвращайся, девочка! Тебя звать Антана, ты хорошая девочка, тебя очень любил папа, просил тебе передать – он очень сильно тебя любил. Я шёл к тебе за тысячи вёрст. Прости, что не успел вовремя тебя найти. Антана, вернись, ты нам нужна!
Зверица на глазах стала меняться – шерсть становилась короче и короче, челюсть как будто втягивалась вовнутрь головы, а ноги удлинялись и становились тем, чем и были – длинными, гладкими ногами прекрасной девушки с синими глазами.
Через минуту на месте загнанного в угол зверя стояла красивая девушка с чёрными, как смоль волосами и неожиданно синими, ясными глазами. Она дрожала и недоумённо смотрела на странную парочку – полуголого мужчину и дракона, смутно сияющего в темноте своей чешуёй. Антана опёрлась на стену, стараясь не упасть, и повернувшись к мужчине голым боком, смущённо спросила:
– Вы кто такие? Вы от папы? Я в такую беду попала…или это был сон? А где я сейчас? Дракон? Откуда дракон? Как так может быть? Ничего не понимаю…
– Слава богу! Она вернулась – облегчённо сказал Андрей, и обращаясь к девушке, добавил:
– Всё тебе расскажу, объясню. Мне так много придётся тебе объяснить! Но теперь всё будет хорошо, и просто замечательно. Ведь не может быть иначе, правда, Шанди, сестрёнка моя? – и Андрей радостно засмеялся. Драконница вторила ему, ухая и помахивая радужными крыльями, а девушка стояла, открыв рот, и смотрела на эту странную парочку – дракона и мужчину. Она ещё не понимала, не осознавала, что в её жизни началась совершенно новая полоса. Впрочем – как и у её новых друзей.
Конец второй книги.